|
|
||
Л е в Ш И Ш К И Н ЛАЗ В ПРЕИСПОДНЮЮ I "Что он там делает?" - спрашивал себя Семён Балашов, присматриваясь к худощавому пареньку в зелёной бейсболке. Близилась полночь. На опустевшей станции метро "Островная" только они вдвоём дожидались последнего поезда. Свет бьющих в сводчатый потолок натриевых ламп нагонял тоску. Развалившись на лавке, Балашов от нечего делать следил за тем, как парень неторопливо вышагивает вдоль края платформы. Ремешок сумки, что висла у него на плече, то и дело сползал, и парню приходилось его постоянно поправлять. Через каждые тридцать метров он оказывался напротив очередной надписи с названием "Станция Островная", начертанной на стене. Тогда он останавливался, снимал очки, с чем-то сверялся по листку бумаги, который сжимал в руке, а затем, взгромоздив очки обратно на нос, пристально так изучал чистую стену, облицованную беломраморными плитками. "И что он надеется на ней обнаружить?" - хмыкал про себя недоумевающий Балашов. Странным представлялось ещё и то, что когда Балашов спускался эскалатором, он обратил внимание, с каким равнодушным видом парень стоял у открытых дверей отбывающего поезда. Возможно, он с ним прибыл, но точно на него не опоздал. Однако и теперь он никуда не уходит, стало быть, на станцию явился с какой-то определённой целью, известной ему одному. Что собственно и интриговало Балашова. Словно предупреждая о скором прибытии поезда, из туннеля потянуло сквозняком. Парень в это время стоял у самого края платформы, уставившись в одну точку как заворожённый. Вдруг он дёрнулся и резко обернулся. В глазах его читалось недоумение. Он будто бы ожидал увидеть кого-то рядом, но никого не находил, и его растерянный взгляд упёрся в Балашова. Шум, доносящийся из туннеля, нарастал, и вот уже двумя ослепительными огнями вспыхнули из-за поворота фары залетающего на станцию поезда. И в этот самый миг парень свалился на рельсы! В то, что Балашов видел собственными глазами, ему самому верилось с трудом. Это не был несчастный случай, парень не сорвался с перрона по неосторожности. Его туда столкнули, Балашов был готов в том поклясться. Кто-то невидимый напал на парня прямо из пустоты, желая, во что бы то ни стало отнять у него сумку. На какой-то миг сумка взмыла и повисла в воздухе, так что только ремешок и удерживал от падения уже потерявшего равновесие парня. Может быть, поэтому он и вцепился в ремешок мёртвой хваткой, так что, в конце концов, вместе с сумкой и рухнул с платформы вниз, когда невидимка устал с ним бороться. Возбуждённый Балашов вскочил на ноги. Парень очевидно был обречён: он никак не успевал добежать до метки, где поезд останавливается, а выбраться обратно на платформу без посторонней помощи ему было не под силу. Хоть их и разделяло метров шестьдесят, Балашов со всех ног рванулся на выручку. Вот только парень от страха должно быть спятил, зачем-то метнулся к стене и, раскинув руки, прижался к ней всем телом. Несчастный безумец, неужели он рассчитывал, что это его спасёт? Балашов не добежал метров десять, как поезд заслонил от него парня. С отвращением он представил, как сдавленную между стеной и вагонами плоть рвёт теперь на части, как трещат и ломаются кости, а брызжущая кровь заливает ту самую стену, на которую парень так долго пялился незадолго перед тем. Поезд тем временем резко затормозил и остановился. Прибежал испуганный машинист. Фонарём в трясущихся руках светил под колёса и вдоль вагонов. Вот только, как это ни странно, ни тела, ни даже следов крови он не обнаружил. - Вы тоже, как я, видели человека? Точно видели? - все время переспрашивал он у Балашова. - Видел, - кивал Балашов, озадаченный не меньше машиниста. - Не понимаю, - совсем отчаялся машинист. - Никого тут нет. И что мне теперь докладывать диспетчеру? Продолжая бубнить что-то под нос, машинист направился обратно в кабину. Несколько пассажиров, заподозривших неладное и не поленившихся выбраться наружу, вернулись в вагоны. Поезд тронулся. Балашов остался на перроне в один. Зачем? Он и сам не представлял. Ну не мог его трезвый, практичный мужской ум безропотно принять факт, что парень в бейсболке не более чем галлюцинация. А если не галлюцинация, значит, он должен был оставить после себя следы. Необъяснимые события случаются в нашей жизни сплошь и рядом, но у нас редко выпадает время и желание с ними разбираться. Житейская суета, подгоняемая городским ритмом, "Сапсаном" проносит нас мимо многих поразительных вещей. Балашов, однако, был человеком столь же любознательным, сколь и дотошным. Он вспомнил, что на парне не было очков, когда после падения он встал на ноги. Следовательно, очки и теперь должны были валяться на путях. И точно: пройдясь вдоль края платформы, Балашов увидел их, лежащими между шпал. Ага! Значит, парень не был-таки галлюцинацией! Но куда же он тогда испарился? Этот вопрос ставил Балашова в тупик. До следующего поезда оставалась чуть больше 10 минут. Балашов огляделся: на платформе он по-прежнему был один. И тогда он смело спрыгнул на путь. Очки нисколько не пострадали при ударе: стёкла не разбились, и даже не потрескались. Балашов подобрал их, повертел в руках и сунул в карман. Сбоку под выступом платформы он заприметил лист бумаги, прижавшийся к стойке контактного рельса. С осторожностью Балашов достал его. Бумажка оказалась фотографией части стены с названием станции, что объясняло, почему парень прохаживался вдоль платформы: он искал, против какой из надписей фотография была сделана. Но зачем, зачем? Балашов тщательно осмотрел стену в том месте, где к ней прижимался парень, даже ощупал её руками: материал - мраморные плитки, самые обыкновенные, твёрдые, холодные и отполированные до блеска. Между ними не было никаких щелей, которые указали бы на существование скрытого хода в духе средневековья. Так куда же исчез парень? До поезда оставалось не более пяти минут. В начале туннеля, где останавливается головной вагон, всегда есть служебная дверь. Балашов собирался воспользоваться ею, чтобы вернуться на платформу. Напоследок окинув взглядом место происшествия, он засеменил по шпалам. Однако, пройдя метров пятьдесят, Балашов к своему удивлению наткнулся на сумку, ту самую, которую некто невидимый норовил отнять у парня. Он вспомнил, что парень, прижимаясь к стене, держал её в вытянутой левой руке. По всей видимости, поезд зацепил её и протащил на некоторое расстояние. Другого объяснения не существовало. Сумка так и просилась, чтобы Балашов её поднял. Очки, фотография, сумка - доказательств более чем достаточно. А до прибытия поезда меньше трёх минут: Балашову стоило поторопиться. Около эскалаторов как раз нарисовалась парочка: крепкий мужик и молодая женщина. Балашов окликнул мужчину и попросил помочь ему вскарабкаться на платформу. - И чё ты туда полез? - полюбопытствовал мужчина. - Да вот, сумку уронил, - соврал Балашов, хватая протянутую руку и отталкиваясь ногой от кронштейна контактного рельса. Спустя несколько минут Балашов уже раскачивался в вагоне метро. Других пассажиров в вагоне не было, и потому сгоравший от любопытства Балашов без всякого стеснения приступил к осмотру содержимого сумки. Три предмета среди прочего барахла показались ему достойными наибольшего внимания: это были, во-первых, ключи от квартиры, во-вторых, паспорт на имя Канонова Виктора Борисовича, родившегося в городе Ленинград в 1991 году и ныне проживающего на улице Стойкости, в доме номер 26, квартира **9; и, в-третьих, книга, затесавшаяся между учебником по философии и монографией по истории. Книга заинтересовала Балашова, главным образом, потому, что выглядела старой, чтобы не сказать древней, хоть и хорошо сохранившейся. А ещё потому, что шрифт, которым она была набрана, не принадлежал ни одному из алфавитов известных Балашову языков. Буквы скорее походили на знаки какой-нибудь тайнописи, что вкупе с внезапным исчезновением парня создавало у Балашова ощущение, будто он соприкоснулся с какой-то невероятной тайной. И Балашов преисполнился решимости её разгадать. II Попав домой лишь после часу ночи, Балашов, тем не менее, лёг спать не сразу. В квартире он проживал один, никто его возвращения не поджидал и столь поздний приход, понятно, не мог нарушить ничьего чуткого сна. Нарождающийся день был субботой, то есть, выходным, необходимость выспаться перед работой остро не стояла, поэтому, сев за компьютер, Балашов ещё в продолжение часа рыскал по соцсетям, изучая контакты Виктора Канонова. То, что парень учится в Институте истории, Балашов уже знал по студенческому и зачётке, найденным в сумке. Теперь же он выяснял круг интересов Канонова, однако ничего, связанного с таинственной книгой, Балашву найти не удалось. Зато он выудил номер домашнего телефона, что было особенно важно для плана, который Балашов вынашивал в голове. Безмятежно проспав следующие семь часов, Балашов встал бодрым, позавтракал и в десятом часу дня отправился на улицу Стойкости, к дому номер 26. Жёлтое с розовым оттенком здание, расположенное в глубине квартала, с любопытством взирало на Балашова с высоты своих шестнадцати этажей. Балашов достал мобильник и позвонил в квартиру Канонова. Он очень надеялся, что трубку никто не снимет. Так и вышло. Проникновение в чужое жилище - дело, конечно, незаконное и уголовно наказуемое, но как иначе раскрыть тайну исчезновения студента, если не осмотреть без свидетелей его личные вещи и записи? Найдя нужный подъезд и поднявшись на нужный этаж, Балашов ещё раз подстраховался - нажал на кнопку звонка у квартиры с номером **9. Сердце Балашова трепетало. Если бы на звонок открыли дверь, ему пришлось бы объяснять свой визит, а то и возвращать сумку: мало ли с кем студент проживал в квартире? Но и тут судьба улыбнулась Балашову: за дверью не слышалось ни шороха. И тогда он воспользовался ключом. В нос ему сразу ударил характерный запах холостяцкой квартиры. Закрыв за собой входную дверь, Балашев прошёл внутрь и осмотрелся: паркет без половиков, разбросанные в беспорядке вещи, груда немытой посуды - всё указывало на то, что парень особой опрятностью не отличался. В квартире имелось две комнаты. На столе в гостиной стоял компьютер, вокруг него в беспорядке разбросаны книги. Балашов хотел было нажать кнопку запуска на системном блоке компа, но в этот самый момент входная дверь вновь хлопнула и на пороге комнаты возникла девушка в голубеньком платье и сиреневом жакете. Распущенные волосы водопадом струились по плечам. - А... ты кто? - испуганно спросила девушка, застыв в дверях гостиной. - Как ты вообще вошёл? Застигнутый врасплох Балашов не придумал ничего лучше, как ответить вопросом на вопрос: - А ты? - Я - девушка Виктора, Яна, и он сам дал мне ключи от квартиры. - И мне, - соврал Балашов. - Да? - не поверила девушка. - А мне почему-то кажется, что ты - вор. И я сейчас закричу, - предупредила она. Уже пришедший в себя Балашов лишь улыбнулся в ответ: - Валяй, кричи. Порадуем соседей. Давно у них в подъезде не устраивали спектаклей. Может, ещё в полицию позвонишь? Решив взять наглостью, Балашов пододвинул стул и уселся с беззаботным видом. Девушка заколебалась. - Позвоню, если будет нужно. Но сначала объясни, зачем Витя дал тебе ключи? - потребовала она, подозрительно щурясь. - Нет ничего проще, - заявил Балашов. - Витёк на занятиях, сейчас у него важный зачёт, а зачётку по какой-то роковой случайности он забыл дома. Сам отлучиться не мог, вот и попросил меня сгонять. Балашов достал из пакета, в котором лежала сумка Канонова, его зачётку и протянул Яне. - Хорошо, - согласилась она, возвращая зачётку. - Почему же его мобильник не отвечает? - Я же сказал - важный зачёт. Наверное, телефоны попросили отключить. - Что-то ты не похож на студента, - засомневалась девушка. - Ты о возрасте? Так я поступил после армии, а потом ещё академ брал. В этом году защищаюсь. Толик меня зовут, Витёк не упоминал, нет? Мы с ним не то, чтобы неразлучные друзья, но постоянно пересекаемся, по части археологии. Мне, вот, он не говорил, что у него такая красивая девушка, наверно, боится, как бы не отбили. И я его хорошо понимаю. Лесть всегда действует обезоруживающе, в чём Балашов не раз убеждался на опыте: явно польщённая, девушка Яна в ответ сдержанно улыбнулась. Однако Балашов, сознавая, что скользит по лезвию бритвы, решил не затягивать игру. - Ну ладно, - сказал он, вставая. - Зачётку я взял, надеюсь, успею доставить вовремя. А ещё познакомился с такой обворожительной девушкой. Если бы Витёк не был моим корешем, я бы тебя у него отбил, ей-богу. Проводишь меня до дверей, Яночка? Девушка посторонилась, пропуская Балашова в прихожую, и он уж было вообразил, что счастливо выпутался из весьма опасной ситуации, как вдруг почувствовал сильный толчок в бок, от которого влетел в вешалку справа от входной двери, затем споткнулся об обувную тумбочку, потерял равновесие и, в итоге, очутился на полу. Вскинув глаза кверху, он увидел страшную картину: милая, добрая девочка Яна стояла в проходе, сжимая в высоко поднятой руке длинный кухонный нож, а её запрокинутая назад голова раскачивалась на сломленной шее из стороны в сторону при каждом шаге. Не дойдя до Балашова полметра, Яна рухнула на паркет. Позади неё Балашов прочёл надпись большими буквами, нацарапанную на стене чем-то острым: "БЕГИ! СПРЯЧЬ КНИГУ И СПРЯЧЬСЯ САМ! ИНАЧЕ УМРЕШЬ!" III Когда пускаешься на рискованные предприятия, надо быть готовым, что дела могут пойти несколько не так, как ты их спланировал. Балашов к тому готов не был, из-за чего снова сидел на лавке станции метро "Островная", понурив голову. Ноги сами принесли его сюда, видимо, потому что тут всё начиналось. Куда ещё податься, он просто не представлял. Возвращаться домой казалось опасным. Надпись велела ему спрятаться, однако, что можно считать надёжным убежищем в данных обстоятельствах? Ведь что произошло: кто-то незримый, прямо из пустоты, сперва толкнул студента под поезд, потом Балашова на вешалку, правда, уберегая от предательского удара ножом в спину; свернул шею "милой Яночке" и нацарапал на стене грозное предостережение. Раньше Балашов не верил в мистику, но теперь ему становилось страшно до мурашек. Книгу вместе с сумкой он оставил в одной из железнодорожных камер хранения - пусть полежит там какое-то время. А что делать дальше, придумать не мог и, глядя на фотографию с надписью "Станция Островная", размышлял: может, выбросить всё в помойку - и фото, и сумку, и книгу в придачу - и зажить спокойно прежней жизнью, не ища приключений на собственную задницу? И вот, когда мысли его носились невесть где, а взгляд расплылся, он отчётливо увидел на фотографии фигуру человека! Фотография оказалась стереограммой! Такие ещё печатают в журналах и газетах: на первый взгляд ничем не выдающийся узор, но если умеючи посмотреть, внутри всегда обнаружится скрытое объёмное изображение. Эта стереограмма в крапинках мраморных плиток таила схематическое изображение человека: круг вместо головы, большой скруглённый прямоугольник посередине - туловище, под ним два прямоугольника потоньше - ноги, а по бокам - прямоугольники-руки, расставленные врозь в точности, как это сделал студент Канонов перед тем, как его накрыло поездом. Всё! Мозаика сложилась! Неведомо, каким образом, но студент Виктор Канонов прознал о существовании портала в другой мир, и воспользовался им в минуту смертельной опасности - так решил Балашов. И чтобы укрепиться в своём открытии, он протиснулся в толпе ожидающих поезд людей к краю платформы, стал прямо напротив места, где с неё выпал на рельсы парень, и взглянул, скосив глаза, на стену под надписью "Станция Островная". Стереопиктограмма человечка объёмно выступала из стены! И никто из окружающих её не замечал! С чувством собственного превосходства Балашов выбрался из толпы, а затем и со станции метро. Прилюдно воспользоваться порталом нечего было и мечтать. Нужно было дождаться времени, когда станция опустеет. А ещё лучше - часа, когда сквозь портал прошёл парень, ведь портал, возможно, действует не регулярно, иначе там перебывала бы тьма народу. Сомнений и страха Балашов не испытывал: раз портал существует, значит, кто-то им пользуется. К тому же Балашов слишком далеко зашёл, чтобы поворачивать вспять. И если он не разберётся с этим делом до конца, то, где гарантия, что его самого в один прекрасный день не толкнут под поезд, как Виктора Канонова? Остаток дня Балашов разгуливал по центру города, подолгу сидел в кафе и на лавке в парке, даже сходил в кинотеатр, где дважды посмотрел только что вышедший в прокат фильм, к слову, жуткую чернуху, но как-то же надо было убить время? И где бы он ни находился, всюду его неотвязно преследовала мысль, с чем он столкнётся там - на изнанке привычного мира? За полчаса до полуночи Балашов вернулся на "Островную". Платформа была безлюдна, до следующего поезда - не меньше десяти минут. Оглядевшись по сторонам, Балашов прыгнул на рельсы, стал под надписью, где и теперь был различим человечек, и, широко раскинув руки, всем телом прижался к холодному мрамору. IV Вначале была тьма. Потом её медленно прорезали огни уличных фонарей. Следом обрисовались неясные силуэты машин, редких пешеходов, турникетов, деревьев и зданий. Балашов сообразил, что находится у подземного перехода прямо над станцией "Островная". Вокруг простиралась ночь, стоял дождь, и не доносилось ни единого звука. Мир застыл, как на фотографии. Замороженное мгновение, так это можно было описать. Замерло всё: люди, машины, а дождевые капли висели в воздухе, как в невесомости. Поэтому дождь и "стоял", иначе не скажешь. Сквозь блёклые краски фасадов зданий просвечивала чернота, как будто они составляли часть огромной декорации, написанной акварелью на стекле. И что-то не так было с кривизной пространства: чем дальше располагались предметы, тем шире и вытянутее они казались, подобно отражениям на поверхности вогнутого зеркала. - Выход всегда не там, где вход. Привыкай. Подобно раскату грома посреди царящего безмолвия, раздавшийся сбоку голос заставил Балашова вздрогнуть. Балашов резко обернулся. Парень - Виктор Канонов - стоял под навесом киоска метрах в тридцати, Балашов едва различал его тёмный силуэт сквозь завесу дождевых капель. - Ты? - почему-то нисколько не удивился Балашов. - А кого ещё ты ждал? Я знал, что рано или поздно ты сюда явишься. Несмотря на разделявшее обоих расстояние, голос Канонова звучал так, будто он говорил Балашову в самое ухо. - Живой, как я и предполагал. Н объяснишь, что на самом деле происходит? Не спеша, Канонов приближался. - Происходит то, старичок, что ты вляпался по самые уши. Как, впрочем, и я. Искрящиеся в свете уличных фонарей, дождевые капли совершенно не взаимодействовали с одеждой студента: он словно бы раздвигал их телом, оставляя позади отчётливо обозначенный коридор. - Вляпался? - переспросил Балашов. - Да, когда подобрал мою сумку и фотографию. Теперь жди беды. Думаю, кто я, тебе известно, ты же заглядывал в мой паспорт, верно? - Но я не думал... - А никто не думает, - грубо перебил студент. - Наперёд. Только потом поздно сожалеть. Поезд тронулся. А как с него соскочить - теперь та ещё задачка. Книгу хоть спрятал, как я велел? - Да, конечно. Постой, так это ты нацарапал ту надпись? - Думаешь, это мог сделать кто-нибудь другой? - Ну, не знаю. А та девушка, Яна, она кто? - Фикция. - Что это значит? - То и значит, что нет у меня никакой девушки. И дубликат ключей я никому не давал. Выследила она тебя, чтобы добраться до книги. - Это из-за книги она хотела меня убить? - Из-за неё. И убила бы, если бы я не вытолкнул тебя из-под ножа. - Я не видел тебя в комнате! - позволил себе усомниться Балашов. - Ты что, идиот? Ты ещё не понял, где находишься? Это другое измерение, старичок! Посмотри вокруг. Думаешь, все эти люди в машинах, автобусе, на тротуаре - замечают нас? Думаешь, они догадываются о нашем присутствии? - Получается, я обязан тебе жизнью? - спросил Балашов неуверенно. - Угу. Можешь не благодарить. - Извини, я сейчас с трудом соображаю. Слишком много всего. Канонов беззаботно уселся на мокрый парапет. - Ладно, не бери в голову. Скоро освоишься. - Думаешь? - Я ж освоился. Если рассчитываешь здесь выжить, придётся. - Рассчитываю. Только для начала мне бы хотелось узнать, что нам угрожает? - В этом плане, считай, ничего не изменилось. А вообще - много чего. - В каком плане ничего не изменилось? Ты о чём? - Ни о чём, а о ком - о моей воображаемой подружке, естественно. - Она нам угрожает? Здесь? - А чему это ты так удивляешься? - Ну, я же своими глазами видел, как она замертво грохнулась на пол со свёрнутой шеей? - Да, я задержал её на время, чтобы ты мог сбежать. Но тут не всё так просто. Видишь ли, она синиз - существо иного измерения. И уж я не знаю, из какого - из четвёртого, пятого или вообще из десятого. Синиза так легко не убить. - Это почему? - То, что ты видел, только её проекция в трёхмерном пространстве - в нашем с тобой привычном трёхмерном мире, если не считать время, конечно. Физики утверждают, будто всего измерений двенадцать, два из них - временнЫе. В нашем мире большая часть измерений скрыта на атомном уровне. А тут... Видишь, все эти люди застыли? Их часы движутся очень медленно, почти незаметно для глаз. Здесь, где мы находимся, походу, два времени и не меньше четырёх измерений пространства. Потому и выглядит всё довольно странно. Впрочем, я подозреваю, что это тоже только одна из проекций какого-то другого мира с ещё большим числом измерений. Эти проекции вложены одно в другое, как матрёшки... Ладно, что тебе объяснять. Короче, то, что я свинтил той девчонке шею, для неё то же самое, как для тебя вывихнуть палец. Догоняешь? - Нет пока. - Не тупи. Я же сказал, проекция. У конуса, например, проекцией может быть круг, треугольник или эллипс - зависит, откуда смотришь. Но ни одна из этих фигур на двухмерной плоскости не есть трёхмерный конус целиком. Так что убить девушку, не означает убить синиза: она лишь вершина айсберга. Одно из его щупалец, если хочешь. К слову, синиз и на меня охотится, если ты ещё не врубился. Это он столкнул меня с платформы. - И что нам, всю жизнь от него бегать? - Понятия не имею. - А убить синиза реально? - Да, но, если мы убьём этого, не факт, что не появятся другие. Думаю, наш - что-то вроде стражника портала. А сколько их может быть всего? - Канонов пожал плечами. - Кто знает, как там устроены миры высших измерений? В любом случае, нам бы для начала выбраться из этого измерения в своё собственное. - Разве это так сложно? Там, на "Островной", есть же проход? Почему не воспользоваться им? - Я же тебе сказал: выход всегда не там, где вход. Во всяком случае, в этом измерении. Попробуй-ка спуститься в переход. У меня не вышло, снова вернулся сюда. Так что вход нам ещё предстоит найти. А вот, чтобы убить синиза, мне потребуется книга. Скажешь, где спрятал-то её? - Скажу, только сначала выведи меня отсюда. Парень усмехнулся. - Так я и думал. Не доверяешь. Хотя, оно и правильно: в этом мире надо держать ухо востро. К тому же синиз может найти нас в любую минуту. V - Ну, так как, отправляемся на поиски выхода? - спросил студент. Балашов в нерешительности поглядывал в зияющий проём подземного перехода. - Хочешь попробовать? - догадался Канонов. - Ладно, валяй. Я подожду. Поощрённый словами студента, Балашов опустился на три ступени вниз по лестнице, и остановился, ошеломлённый. Потому что в момент движения ощутил себя погрузившимся в туннель: с боков его внезапно обступила темнота, а обзор лестницы сузился, будто ограниченный краями этого туннеля. Но стоило ему остановиться, и мир обрёл прежнюю панорамность. - Необычно, да? - услышал он позади смешок студента. - Что это было? - Ещё один здешний фокус. Что-то со скоростью света. Когда ходишь, ощущения как в автомобиле ночью на загородном шоссе. Вокруг непроглядный мрак и видишь только то, что высвечивают впереди фары. Но в этой проекции мира, чем быстрее передвигаешься, тем уже становится луч, так-то. Ничего, и к этому можно приспособиться. Не дрейфь, старичок. - Меня зовут Семён, если что, - сухо отозвался Балашов, возобновляя спуск. Его злило, что студент потешался над его растерянностью, хотя мог бы и предупредить. Впереди брезжил свет, который по мере приближения Балашова, ширился и тускнел. Но дальше с Балашовым приключилось то же, что с монахом на парадоксальном рисунке Эшера: всё время спускаясь по лестнице из башни, монах, описав круг, оказывался у входа в ту самую башню, из которой начинал путь. Когда Балашов сошёл с последней ступени, и тьма вокруг отступила, он понял, что снова стоит у подземного перехода, только спиной к входу. Сидевший на парапете Канонов беззвучно ржал. - Как это вышло? - недоумевал Балашов. - Как такое вообще возможно? - Старичок, не напрягайся, не то с катушек слетишь. Принимай этот мир таким, каким видишь. - Но это же абсурд. - Ничуть. Просто в нашем мире мы с детства привыкли: если поворачиваешь налево, то и оказываешься слева. А тут, если повернёшь налево, то окажешься, фиг знает где, только не там, куда повернул. Вся разница в силе привычки, а она складывается в голове, в связях, которые устанавливают между собой отростки нейронов. Думаю, ребёнок быстро бы разобрался в причудах здешнего пространства. - Как Алиса в Зазеркалье? - Вроде того. Ну что, ты идёшь со мной? - Да, - ответил Балашов, пожав плечами. - Только где мы станем искать вход? - Есть у меня одна идейка, - без особого энтузиазма отозвался студент. - Правда, никакой гарантии. VI - Думаю, нам надо попытаться на "Чкаловской". Это в километре приблизительно. Если там сумеем прорваться на платформу, дальше по туннелю вернёмся на "Островную". - Погоди, разве нам не в другую сторону? - удивился Балашов, так как студент уверенно двинулся по проспекту Добролюбова к Мытнинской набережной. - Нет, тут всё по-другому. Скажем, идёшь ты по прямой улице вроде Невского проспекта, и думаешь, что упрёшься в Лиговский, раз никуда не сворачивал. Но пространство так искривлено, что, как только сойдёшь с прямой, тут же выбуришь где-нибудь в районе Адмиралтейства, то есть, в противоположном конце. Многое, правда, зависит от пройденного расстояния. А вообще, здесь за любым деревом может скрываться целый лес. Меня так уже занесло на Сестрорецкие болота: хотел отлить, стал у дерева, не туда повернулся и на тебе: всюду, куда ни глянь, кусты и трясина. Полчаса блуждал по округе, пока выбрался в город. - А до своей квартиры ты как добрался? Ну, когда спасал меня? - Нашёл способ, - хитро улыбнулся Виктор. - Надо идти примерно в обратную сторону. Не всякий раз срабатывает, но в сумме попыток попадёшь, куда хотел. Только, если плохо ориентируешься в улицах, легко заблудиться. - А как ты допёр, что я залезу в твою квартиру? - Никак. Я поначалу тоже растерялся, когда попал в это сонное царство. Вернуться на "Островную" не получилось, кто нашёл мою сумку, я понятия не имел. Но там лежали ключи и паспорт. Оставалось надеяться, что кто-нибудь воспользуется ситуацией. Вот я и устроил засаду на квартире. Дойдя до переулка Талалихина, Канонов, а с ним и Балашов повернули направо и... каким-то чудом оказались на углу Большого проспекта и улицы Пионерской. - Теперь видишь, как это работает? - спросил студент. - Вижу, но не могу переварить. Это место мне знакомо, тут недалеко Музей сновидений Фрейда. Бывал там? - Приходилось. Но, знаешь, Фрейду и присниться не могло о таком месте. Пусть в гробу перевернётся от зависти. - Куда сейчас? - Балашов махнул рукой на север: - "Чкаловская" где-то там. - Верно, и поэтому мы пойдём по Пионерской на юг. Петляя таким манером по улицам ночного Петербурга, среди сверкающих витрин и горящих цветными огнями надписей, Балашов и Канонов постепенно приближались к цели. Вначале они попали на Большую Разночинную, потом на Большую Зеленина, на которую вышли, будто завернули с Лодейнопольской улицы. И повсюду царило полнейшее безмолвие, а люди, застывшие в самых разнообразных и порой довольно забавных позах, в машинах и на тротуарах, казались манекенами, расставленными на улицах ради какого-то грандиозного модернистского спектакля. - "Чкаловская" в конце квартала, - сообщил Канонов, по-видимому, хорошо ориентировавшийся на Петроградской стороне. - Скажи, - обратился Балашов к студенту, - перемещаясь внутри этого мира, мы пребываем в одном и том же моменте времени? - Нет. Я же тебе говорил, для замороженных время тоже движется, но значительно медленнее. - Да, да, я помню. Просто на Разночинной ещё шёл дождь, а тут, на Зеленина, его уже нет. - А, ты об этом. Да, есть такой нюанс: когда пересекаешь грань, время скачкообразно смещается, иногда на минуту вперёд, иногда на полчаса. Там, около "Островной" мне пришлось пять минут ждать твоего возвращения, а для тебя всё произошло мгновенно, ведь так? - Гонишь? Но тогда же это настоящая машина времени! - возбуждённо воскликнул Балашов. - Совершив множество переходов, можно проникнуть в будущее! - Не кипишуй, - остудил его пыл студент. - Моих наблюдений недостаточно, чтобы сделать вывод, как тут время связано с пространством. Иной раз часы прыгают назад. Возможно, скачки туда и обратно компенсируют друг друга, и всё держится в пределах какого-нибудь интервала, как знать? Тебе же не хочется потратить полжизни, чтобы всего раз заглянуть на двадцать лет вперёд? В таком случае, летаргия - такая же машина времени, и даже лучше, потому что не требует усилий. Разговаривая, Балашов и Канонов, подошли к подворотне, около которой расположилась "скульптурная" композиция "Серебристый седан и испуганный пешеход": переднее колесо машины въехало в лужу на обочине, подняв ворох брызг, теперь в неподвижности повисших в воздухе. Однако в ближайшем будущем они неизбежно должны были окатить с ног до головы стоявшего на тротуаре пешехода, даже несмотря на тщетную попытку последнего отскочить в сторону, прикрывшись кейсом в руке. Живописная поза пешехода вызывала улыбку и удивление, поскольку противоречила закону гравитации: никакой объект во вселенной не смог бы сохранить равновесие в подобном положении. Но Балашов понимал, что наблюдает стоп-кадр момента движения, хотя его весёлости это не убавило. Тем временем Канонов приблизился к пешеходу. - Помнишь точное время, когда ты прошёл через портал? - спросил он Балашова. - Да, было без четверти двенадцать. - У этого мужика на часах без семи минут. Итого, ты провёл в этом измерении восемь минут внешнего времени. Сколько на твоих часах? Балашов достал мобильник. - Ноль часов двадцать семь минут. - Разница сорок две минуты. Выводы делай сам, - заключил студент. - Послушай, - сказал Балашов, мысли которого уже обратились на другое. - А ты можешь снять с него часы, например? - Фи, какие низменные у тебя порывы, старичок. - Да на черта мне его часы! Ты физически можешь на него воздействовать? - Моей псевдоподружке Яне я же как-то свинтил шею, помнишь? Странно, что ты заинтересовался этим, когда увидел дорогие часы - золотые, походу? А вообще, тут наблюдается любопытная закономерность: если объект долгое время не меняет положения в пространстве - как эти тротуары или стены домов - воздействовать на него практически невозможно. А вот если он перемещается, как, например, люди, тогда вот, смотри... Студент Канонов осторожно погрузил ладонь руки прямо в грудную клетку застывшего пешехода. При этом внутренние органы пешехода засияли изнутри. Стали отчётливо видны лёгкие, печень, сердце, желудок, трахеи, кровеносные сосуды, в цвете и объёме, омерзительные в своём натурализме, как будто этот человек внезапно превратился в одно из тех удивительных прозрачных существ, что иной раз встречаются в глубинах мирового океана. - Если я лёгонько сдавлю его сердце вот так, - продолжал демонстрацию Канонов, сжимая в ладони сердце пешехода, - то с этим мужиком потом наверняка случится приступ, даже сознание может потерять. Вырвать сердце из груди у меня не получится, оно просочится сквозь мои пальцы. Но в этом случае переданный импульс позже разорвал бы сердце изнутри. Студент осторожно, чтобы ничего не повредить, вытащил ладонь из груди пешехода, положив конец световому шоу. - Теперь тебе понятно, как я свернул шею проекции синиза? - спросил он, оборачиваясь к Балашову. Но того позади не оказалось - ни рядом, ни где-либо ещё. Балашов бесследно пропал. VII Пока Канонов демонстрировал воздействие на замороженные объекты, кто-то сзади ухватил Балашова за горло и, зажав рукой рот, чтобы он не закричал, оттащил за угол в подворотню. Там его отпустили. Возмущённый подобным обращением, Балашов отпрыгнул назад и принял боксёрскую стойку. К немалому его изумлению, похитителем оказался сам студент Канонов, который теперь старался его утихомирить, миролюбиво выставив перед собой раскрытые ладони рук: - Всё, всё, успокойся. Я должен был вырвать тебя из лап синиза! Другого способа не было. И послушайся меня, давай поспешим, иначе он нас опередит! - Что? О чём ты говоришь? Как ты это сделал? - Объяснения потом. Просто поверь, тот парень - не я, не настоящий я. Это ещё одна проекция синиза. Я незаметно следовал за вами и слышал всё, о чём он тебе рассказал. Почти всё - правда, за исключением того, кто он на самом деле. Приняв мою внешность, он втёрся к тебе в доверие, чтобы ты вернул книгу именно ему. Но сначала он хочет уничтожить меня. Поэтому повёл тебя кружным путём. Он догадывался, что я где-то поблизости и обязательно вмешаюсь при первом удобном случае. Ты должен мне верить и идти со мной. У нас мало времени. - Почему я должен верить тебе, если вас двое и вы одинаковые? - спросил Балашов, отступая. - Чёрт, так и знал, что с этим будет проблема, - двойник студента беспомощно закатил глаза. - Ладно, посмотри на меня: я сутки не брился, у меня отросла щетина, а у синиза щёки гладкие - такими они были, когда он столкнул меня под поезд. С тех пор он меня не видел. Он скопировал мой вчерашний вид. Это тебя убеждает? Можешь провести ладонью по моей щеке, если тебе не видно. Студент хотел подойти к Балашову, но оступился и чуть не упал. - А вот и второе доказательство, - сказал он, хватаясь за стену. - Я близорук и спотыкаюсь на каждом шагу. Очки я потерял, когда упал на рельсы. С тех пор мыкаюсь кое-как. А у синиза очки на носу, так как он способен воспроизвести любую форму. "Блин, как я сам упустил эту деталь?" - мысленно расстроился собственному промаху Балашов. - Хорошо, ты меня убедил, - признал он вслух. - Держи свои очки. Совсем забыл о них. Сразу подобрал и с тех пор ношу в кармане. Показывай, куда нам. Подворотня, в которой они разговаривали, по-видимому, была уже не той подворотней, рядом с которой находилась скульптурная композиция седана с пешеходом. По крайней мере, поддельный Канонов в ней так и не появился. Выйдя с другой стороны, студент и Балашов оказались в тёмном внутреннем дворике, в котором рос ветвистый дуб. Не задерживаясь, студент юркнул в ближайший подъезд и стал подниматься по лестнице, Балашов не отставал. Забравшись на чердак, Канонов сказал: - Это должно быть где-то здесь. Он принялся исследовать чердак, заглянул за печную трубу и оттуда позвал Балашова: - Нашёл! Иди сюда! Было темно и жутко. Балашов едва различал, куда ступает ногами. А вдруг он попался на удочку и это настоящий синиз заманил его в ловушку? - мелькнула в голове пугающая мысль. Но нет, синизу нужна книга, не резон ему убивать Балашова сейчас. Успокоившись на этот счёт, Балашов завернул за дымоход. И оказался в туннеле метро. VIII Круглый в сечении туннель, освещаемый лампами на стенах, терялся вдали в обоих направлениях. По стенам и по потолку тянулись кабели. Пахло сыростью, бетоном и металлом. Удаляясь от двери какого-то подсобного помещения, послужившего для них чёрным ходом с чердака, Балашов и Канонов шагали теперь в затылок по узкой служебной дорожке, что пролегала сбоку от железнодорожного полотна, при этом студент, шедший впереди, постоянно оборачивался, продолжая разговор, начатый в подворотне. - Синиз хотел меня выманить и уничтожить, но так, чтобы ты ничего не заподозрил и не усомнился в подлинности его теперешней проекции. Вот и повёл тебя длинным путём. На самом деле достаточно было подняться на какое-нибудь высокое здание, стоящее над туннелем, и в нём обязательно отыскалась бы грань, общая для туннеля и вершины здания. - Это почему? - спросил Балашов. - Нет, в целом я понимаю логику: верх и низ связаны друг с другом. Но почему это так?