Я завладела его рукой, такой важной в его работе, но столь бесполезной в данный момент, когда он вел свою слишком умную машину. Она неслась, довольная его нежными поглаживаниями по черному рулю, счастливая тем, что его тело прильнуло к её кожаному сиденью, что его глаза, прикованы к её ветровому стеклу и время от времени ласкают то зеркало заднего вида, то боковые зеркала. Но в момент, когда я завладела его рукой, мирно покоившейся на теплом сиденье, она испытала легкий укол ревности. Я приложила свою возбужденно дрожащую шероховатую ладонь к его сказочно мягкой ладошке и шутя померяла длину наших пальцев. Мои пальцы оказались тоньше и длиннее, на что он смеясь ответил, что я хитрю, и настоял на том, чтоб я перемеряла. И наши ладони вновь крепко прижались друг к дружке. Сколько лет мы шли к этому прикосновению!
И всё мое существо вновь и вновь льнуло к его необыкновенной руке сказочника, творца, волшебника. И я не могла оторвать своего взгляда от его аккуратных ровненьких ноготков на слегка пухлой уверенной руке. Его машина ощутила гладкой поверхностью моего сидения опасность и стала неровно ехать по полупустой ночной дороге, сжигаемая ревностью. А вскоре и вовсе отказалась повиноваться беспомощным стараниям его второй руки и уткнулась носом в бровку, чуть не врезавшись в столб, когда я стала нежно целовать его кисть, пальцы, ладонь, запястье. Я, как котенок, уткнулась мордашкой в его теплую нежную руку, облизывая её и утопая в переполняющих меня чувстах. А он позволял мне это, глядя на меня глазами полными нежности и тоски. А потом притянул меня к себе и поцеловал в губы. Сколько лет мы шли к этому поцелую!
И тогда я узнала, что он весь был создан из неизвестного мне мягкого материала - необыкновенного, нежного, податливого. Его губы были нежнейшим творением вселенной, его волосы мягко струились между моими пальцами, напоминая мне те далекие моменты из прошлого, когда я касалась восхищенными руками желтого пушка однодневных цыплят. И машина его закипела от ревности и задохнулась. Если б только она могла, то непременно отторгла бы меня и выкинула через закрытый люк, искалечив моё ненавистное ей тело тысячами осколков. Но она была бессильна оторвать нас друг от друга. И её самонадеянность как рукой сняло. Теперь она стояла - молчаливая, без движения, без дыхания, с разбитым сердцем. Но не она одна! В ту ночь были разбиты сердца ещё двух людей, которые столько лет шли к этой встрече, чтоб навечно потерять себя друг в друге и друг друга в реальности, такой несовместимой с их многолетней мечтой! Сколько лет они шли к этой разлуке!