Shkom Alex. За день до нашей смерти: 208iv

Посвящение: Выражаю благодарность Евгению за активное участие в создании и полировке идеи.

Публикация на других ресурсах: Уточнять у автора

Иллюстрации по книге: https://drive.google.com/open?id=1yHuHWhInRzMwqw6tcW78WnAvBFUEfAWz

========== Глава 1. Конец пути ==========

-- Значит, на этом для меня всё? Конец? -- глухо прозвучал мужской голос.

-- Да, -- твёрдо ответил второй, более хриплый и неприятный.

Фигуры медленно передвигались по поросшей травою дороге. Мягкая слуху музыка сверчков развеивала ночную тишину. Впрочем, как и хриплые стоны дремлющей неподалёку стаи -- сотни и сотни пустых человеческих оболочек тащили себя далеко на юго-запад -- зимовать. Путники держали приличное расстояние друг от друга, увеличиваться которому не давала лишь верёвка, завязанная петлей и накинутая на шею позади идущему достаточно сильно, чтобы тот не думал сопротивляться, и достаточно слабо, чтобы мог дышать и идти.

-- Может... ты хоть мешок с головы снимешь?

-- Нет. Не сниму -- не хочу портить тебе интригу.

Свет уходящей луны блекло отражался в свежих лужицах и волнами разлетался по округе, когда на него ступала тяжелая нога человека. Близился рассвет. Ещё пара часов -- и спутник Земли окончательно скроется за горизонтом, освободив небесный простор яркому солнцу.

-- Слушай... Ну, должен признать, что... выхватить меня из моего же дома, в моём же городе и не попасться... -- задыхаясь, говорил пленный. -- Выйти, не... Кто ты вообще такой?

-- Хватит пытаться выведать что-то, -- устало ответил второй. -- Нихрена оно тебе не даст, только воздух понапрасну расходуешь. Придём на место -- тебе всё тут же станет ясно, всё поймёшь, всё узнаешь.

Несмотря на новую "ночную угрозу", слухи о которой так стремительно заполонили уши и рты всех живых людей, темные вечерние краски всё еще казались проводнику более безопасными, чем дневные. "Под лунным светом не встретишь сотни наполовину разложившихся трупов, которые всеми силами стремятся убить тебя, -- думал он. -- Не встретишь бандитов, отбившихся от не менее опасных стай, убивающих всё и вся, словно животные; военных, стреляющих по людям, как по воробьям; или наёмников, которые убьют просто ради того, чтобы ты не убил первым -- без людей этот мир становится даже чуточку лучше. Спокойнее, по крайней мере".

-- А может, договоримся? -- сказал второй, вдруг остановившись.

-- Опять то же самое...

-- Ну, ты охотник за головами, верно я думаю? Небось, похитил бывшего главу Единства и ведёшь к своему "невероятно богатому" заказчику... Зачем? На допрос? На личную месть? На расправу из выгоды?! Я прав?! Плевать! Сколько бы он тебе ни предложил, я заплачу в два... в три раза больше! Я богат, ты ведь это знаешь; ты же был в моём доме, всё видел! А это был даже не основной!..

В ответ веревка лишь сильнее потянула его вперед, а петля, сдерживающая усталое дыхание, стянулась еще больше. Спустя десятки минут шоссе, по которому прежде шли путники, превратилось в сплошную грязь. И если идущий впереди человек ловко обходил ямы, то тот, чьё лицо было закрыто мешком, беспощадно для себя падал в непроглядно грязную смесь земли и воды. Его когда-то белый костюм покрылся тёмно-коричневыми пятнами и был более похож на старый и изношенный наряд, который в былое время носили либо нищие, либо покойники; красная рубашка лишилась последних кроваво-винных пуговиц, а тёмно-коричневые туфли, всё время спадающие с вялых ног, порвались в нескольких местах.

Они шли уже несколько дней. Бесконечная дорога истощала и без того слабый организм -- редких остановок на сон и еду не хватало обоим, но у одного из них была цель, а у другого -- отсутствие выбора. Тем временем грязь постепенно превратилась в смесь камней и песка -- что-то вроде самодельной дороги -- единственной, которую могли себе позволить люди того времени.

-- Мы что... Мы... в городе?! -- почувствовав знакомую почву под ногами, похищенный опешил. -- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Только не говори, что твой заказчик настолько глуп, что решил меня порешить в каких-либо стенах! -- В ответ не раздалось ни слова. -- Или... Погоди. Ты что... Ты продать меня хочешь?! Серьёзно?! Да ты хоть знаешь, как быстро твой план накроется?! Меня найдут и освободят быстрее, чем ты награду в кабаке пропьешь!

Но ответа вновь не последовало. Лишь скрипучие ворота приветствовали пленника своей обыденной мелодией. Покачиваясь от слабого ветра, они повествовали о печальной истории города, забытого и заброшенного редкими жильцами, о сотне трупов, навсегда похороненных в своих собственных домах.

Шаг идущего впереди становился всё твёрже, всё быстрее -- второй едва ли поспевал за ним. Задыхаясь, падая от усталости и откашливаясь, казалось, самим потом, он не раз проклинал своего похитителя не только за сам акт, но и за такую изнурительную дорогу. Ведь, несмотря на то, что с выпуска последнего автомобиля прошла не одна декада лет, элитные наёмники, коим старик и считал своего похитителя, как-то умудрялись добыть их и использовали при каждом возможном случае. Но нет. Он и его проводник шли пешком. Долго и нудно, днями и ночами, через дорогу и грязь его гнали, словно скот.

У него был не один шанс скинуть мешок со своей головы. Руки были связаны на поясе, но нагнуться и схватить тонкий лоскут ткани не было бы проблемой. А в те же моменты, когда половину мешка приподнимали для того, чтобы напоить или накормить... И всё же он этого не делал. Он ждал, надеялся, просил, понимал, что всё его влияние в этом прогнившем мире было обесценено. И, кто знает, возможно, лишь благодаря своей покорности он всё ещё не бродил среди зараженных, скармливая своё тело вирусу и низвергая в мир сотни миллионов бактерий.

В конце концов путники начали подниматься вверх. Железные ступени приятно постукивали при каждом шаге, хоть и были, казалось, слишком мелкими для взрослой ноги. Шаг за шагом они поднимались всё выше и выше. Петля вновь стала затягиваться. Волей-неволей приходилось ускоряться. Каждый шаг отдавался болью и в ногах, и в лёгких, но жизнь ведь заставляет идти дальше, верно? Шаг за шагом преодолевать самого себя. Шаг за шагом двигаться дальше даже тогда, когда смерть переставала быть таким большим безумием...

Они остановились. Несколько мгновений вокруг стояла полная, абсолютная тишина. Внезапно яркий свет ослепил старика, принося его глазам резкую, невыносимую для его возраста боль. Он сморщился, закрыв лицо связанными руками, и застонал от ожогов зрачка, не успевшего сузиться до нужного диаметра. Лишь через минуту, когда его взор привык к освещению, а ум обрел ясность, он осознал, что мешок, который был на его голове, уносит ветром, а сам он, как было видно, стоит перед огромной дырой на крыше не менее огромного склада, посреди ещё более большого, но забытого города.

Обветшалые дома-избушки из обломков былого мира и глины пришли в ещё большую негодность, чем в тот момент, когда были построены. Краска облезла с дверей и окон, а сами стены подкосились и стояли под довольно странным углом, едва придерживая крыши. Простые жилые домишки и торговые прилавки давно прогнили, обвалив на себя крыши и полки с когда-то ценным товаром. Грядки, за которыми следили гораздо лучше, чем за золотым запасом страны, исчезли в бесконечном море кустарника и гнили. И лишь огромный саркофаг -- склад из пластин железа и стали, стоящий в центре города, остался цел -- тот, на котором они стояли прямо сейчас.

-- Узнаешь это место? -- раздался вдруг голос позади.

-- Нет... Нет, не узнаю, -- неуверенно ответил он, не решаясь оглянуться.

-- Жаль. А стоило бы.

Из-за спины испуганного и недоумевающего старика медленно вышел очень высокий мужчина. Поправив воротник чёрного кожаного плаща, он многозначительно посмотрел на своего собеседника, ожидая какого-то подобия чуда. Через несколько секунд молчания он понял: похищенный им человек не отдаёт себе отчета в том, кто стоит перед ним. "Логично, -- подумал похититель. -- Столько времени прошло... Даже я почти забыл о нём. Конечно, возможно, у него и есть здравые предположения, но это явно не то, что мне нужно".

Шли секунды тишины. Он неподвижно стоял перед ямой, давая своей жертве рассмотреть себя получше: под старой накидкой, внутренних карманов в которой было больше, чем в любой сумке, виднелся лёгкий бронежилет -- такой носили в Старом мире правозащитники. В самом бронежилете были прорези для магазинов, заполненные боеприпасами разного калибра и маркировки, а за этим обмундированием виднелась светло-серая расправленная рубашка, покрытая то ли непонятным мужчине узором, то ли пятнами. Чуть ниже были два пояса: один удерживал плащ, непринуждённо и свободно скользя по телу, а второй -- чёрные толстые джинсы. На правом бедре красовалась пара кожаных ремней, столь удобно удерживающих пистолет и нож, а на икре левой ноги -- тесак. Довершали образ снизу тяжелые ботинки, защищающие от воды и прочих жидкостей, а сверху -- маска-бандана в тон бронежилету и того же цвета кепка, что служила защитой глаз от навязчивых солнечных лучей. За спиной висела длинная, доходящая от головы почти до сгиба колена, винтовка, перекинутая через плечо, а на самом плече был старый серый рюкзак, доверху набитый сам чёрт не знает чем.

Через минуту похититель снял кепку и опустил бандану. Из-за маски сурового наёмника показалось уставшее, не старое, но и не молодое мужское лицо. Слегка худощавое, оно обладало правильными пропорциями, широкими скулами и тонкими губами. Из-под светло-чёрных бровей на пленника с давно угасшей ненавистью косились карие глаза, ровные чёрные волосы ниже щек, через которые уже пробивалась первая седина, были собраны назад, и только чёлка, раскиданная по обе стороны от лица, изредка падала на лоб, закрывая обзор. Кое-где покрытые то ли морщинами, то ли ссадинами щёки закрывала короткая чёрная борода, которую, в свою очередь, рассекала пара старых, параллельно идущих по диагонали шрамов с правой стороны челюсти -- раны почти "выцвели" и приобрели общий оттенок, но всё же их легко можно было заметить из-за их глубины и уродливого узора, что они создавали на свету.

-- Всё еще не узнаешь? -- монотонно спросил он, голос без маски звучал ещё противнее. -- Даже не представляешь, кто я? Ха... Впрочем, это и вправду было давно. Чёрт, ты же наверняка имена многих даже не знал, -- старик, недоумевая, пялился на похитителя, -- тех, кто висел в клетках над крышей этого склада, -- он взглянул на пропасть из-за плеча и немного оскалился, -- а я тут к тебе такие требования предъявляю... Ладно, вот тебе один наводящий вопрос...

Наёмник схватил похищенного за край петли и потащил к краю пропасти. Тот стал сопротивляться изо всех сил, но седина на его висках была куда белее, чем у наёмника, а этих самых сил было куда меньше. Его костюм рвался об арматуры, торчащие из пола; листовой металл, выпирающий из-за коллизии, резал ему кожу, а шансов ухватиться за что-либо было столь мало, что даже попытка казалась глупостью. Мужчина схватил пленника за воротник пиджака и поставил на самый край -- прямо над тёмной дырой, позволяя лишь носкам его ног держаться на земле. Там, снизу, казалось, была абсолютная пустота, которая лишь изредка прерывалась нечеловеческими стонами и криками, издаваемыми невесть кем. И она -- та пустота -- смотрела на них обоих хищным взглядом сотен глаз -- взглядом голода...

-- Скажи, -- продолжил он с нечеловеческим холодом и спокойствием, -- чего стоит жизнь простого мальчишки, выброшенного в этот мир? Мальчишки, лишившегося за один короткий миг отца, дома и цели? Проданного в рабство и оставленного умирать в этих грёбаных пастбищах лишь потому, что тебе стало скучно издеваться над ним? Ну?!

В этот миг рассвет обрушился на глаза обоим путникам. Похититель, ослепленный солнцем, откинул своего соперника прочь, оставшись у края пропасти. И пускай он сейчас стоял позади огромной ямы, и пускай лишь шаг отделял его от верной смерти -- его противником был семидесятилетний старик, который, несмотря на всё своё желание жить, уже не мог сопротивляться и просто переводил дыхание, а его потенциальный убийца тем временем сел на краю.

-- Ты же просто чёртова сволочь, -- продолжил он. -- Всю жизнь ею был. Я столько хотел сказать тебе и спросить, но, когда увидел твоё лицо вновь, сразу понял, что мне даже не нужны будут ответы... Как вообще можно быть таким ублюдком, зная, что половина страны рада тебя прирезать?! Да какой там -- весь континент... Поверь мне, убив тебя, я окажу охренеть какую услугу этому обществу. Этой стране, если бы блядская страна ещё имела бы место быть.

-- Да?.. -- хриплым голосом спросил ответчик, схватившись за расцарапанную ногу. -- Чего тогда медлил несколько дней?

-- Потому что мне похер на это общество. Ты даже не представляешь, сколько раз я проигрывал всё это у себя в голове, сколько раз подбирал новые и новые слова, совершенствовал действия -- ты в моём личном списке. И сейчас мне нужно от тебя только одно: чтобы ты вспомнил. Но даже после того, как я описал тебе то, что ты сделал со мной, ты сидишь и рыбьим взглядом поглощаешь мои слова -- я ведь не первый и не последний с таким сюжетом, верно? Вот тебе детали: я хочу, чтобы ты вспомнил, как тридцать с чем-то лет назад ты ворвался в старый бункер, находящийся неподалеку отсюда -- у Джонсборо, -- убил мужчину, который даже защититься нормально не мог, на глазах у его ребёнка, а самого мальчишку хотел скормить даже не псам, а этим... тварям! -- сказал мужчина старику, кивнув вниз. -- Но что-то в тебе сыграло, и ты решил пощадить пацана. Не просто избавить его от мгновенной смерти, но и подарить другую -- более мучительную. Хочу, чтобы ты вспомнил, как морил его голодом месяцами, избивал плетью на глазах у своей секты, обращался как с грёбаной игрушкой, вечно тыча перед ним головою его же отца, держал над этой же самой пропастью в клетке, думая, сдохнет ли он от вируса, а потом... выкинул посреди рынка рабов, -- рассказчик запнулся на мгновение, уставившись на солнце, -- как надоевшую игрушку. Выкинул и исчез в надежде на то, что его затопчет толпа. Что какой-то ублюдок, очень похожий на тебя же, выкупит его, не оставив и шанса на нормальную жизнь... И забыл, -- наёмник взглянул на старика с вновь зажжённой ненавистью в глазах. -- Для совсем тупого: прозвище у меня было "Стреляный Ли".

-- Уильям? -- тихо прошептала фигура.

В тот миг прозвучал выстрел. Из-под когда-то белого рукава чернокожего мужчины хлынула алая кровь. Тот самый Уильям всё еще сидел у пропасти, и лишь старый револьвер был направлен в сторону удивленного пленника. Крика не последовало. Только странное выражение лица старика и перехватившее его лёгкие дыхание сопровождали весь этот процесс. Тот хотел было схватиться за рану, но не успел -- палач медленно подошел к жертве, схватил её за самую рану и повёл к обрыву.

Там, у края пропасти, вновь послышался выстрел. Старик упал, сжимая икру левой ноги. То же самое через секунду стало и с правой. В порыве ярости он попытался выхватить пистолет у своего мучителя, но безрезультатно -- высвободившись из слабой хватки раненого, револьвер палача выстрелил вновь, рассекая плечо на единственной здоровой конечности. Мученик стоял на коленях, смотря вдаль и корчась от боли. Из его ног и рук сочилась кровь, а конечности больше не слушались -- он умирал. Процесс превращения был запущен.

Паразит, появившийся в далёком две тысячи тридцать седьмом году, уравнял собою всех людей на земле -- богатых и бедных, стариков и детей, мужчин и женщин. Постепенно мутируя, понижая процент смертности и повышая процент заражаемости, он в итоге оказался в каждом живом организме. Он селился там, где и все самые страшные убийцы, в лимфатических узлах -- главных опорах человеческого иммунитета, -- чтобы ждать, покорно вести "спящее" существование до тех пор, пока человек не оступался. Тяжёлая болезнь, ранение, аллергия, инфекция -- всё это гарантировало активацию клеток паразита, всё это приближало смерть. Хуже были только те случаи, когда человек вдыхал активных особей через лёгкие, ведь они достигали своего пункта назначения -- шейного и нижнего мозга -- куда быстрее. Уже тогда человеку могли помочь только две вещи: естественная сопротивляемость организма и удача. Ни того, ни другого в большом количестве на Земле не было ни у кого -- все рано или поздно проигрывали.

Шли медленные и тягучие минуты молчания. Стрелок просто смотрел со своей жертвой на солнце и молчал, пытаясь совладать с собственной яростью и довольствуясь чужой болью. Он понимал: раны пленника больше не приносили мучений своим существованием, лишь холод одолевал его вялое тело, а сон атаковал разум.

-- Да, -- наконец ответил тот, -- Уильям. Да-да-да, мать твою, -- с каждым словом подавленные эмоции брали верх, но голос звучал всё ещё спокойно. -- Уже чувствуешь холод, Смитти? Или лучше "Хозяин"? "Мистер Джефферсон"? Что, нет? Совсем? Вот... и отлично! -- мужчина с размаху ударил старика в челюсть. -- Не выключайся -- самое интересное впереди. Итак, на всякий случай, я представлюсь тебе еще раз: меня зовут Уильям из Джонсборо, более известный тебе как Уильям Хантер или Стреляный Ли -- мальчишка из бункера, которому ты так часто пророчил хреновую смерть. Я выжил.

Смит стиснул зубы. Его тело заметно трясло. Были ли это попытки пошевелиться или просто судороги, Хантеру было плевать -- он слышал лишь тихий шёпот, пробивающийся сквозь сомкнутые губы старика, почти беззвучную мольбу, направленную ко всему живому, что слушало и было способно слышать.

-- Хочешь позвать на помощь, Смитти? Давай, я разрешаю, -- пленный молчал. -- Хм... Знаешь, я даже тебе помогу -- уверен, в силу возраста тебе трудно кричать. Итак... -- проводник набрал побольше воздуха в лёгкие. -- Помогите! По-мо-ги-те! Давай, Смит! -- Но Смит всё ещё молчал, тогда наёмник подошёл и вдавил палец прямо в рану, смотря на то, как бывшего главу Единства дёргает в конвульсиях. -- Давай!

-- По... По...

-- Громче!

-- Помогите...

-- Громче! Давай, сука, ори!

-- Помогите!..

-- Да-а-а! Да-а-а-а-а!

-- По-мо-ги-те!..

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха... Знакомая ситуация, правда? Я был всего на полтора метра ниже тебя -- в той клетке, -- он пальцем указал на едва заметный контур в воздухе, ржавчиной поскрипывающий от ветра. -- Сидишь там, кричишь часами, зовёшь самих, сука, богов, а в ответ -- тишина... Хороший способ воспитать атеиста, скажу я тебе.

-- Помогите!..

-- Хватит воздух драть, мой бывший Хозяин, я просто хотел тебе показать, насколько ты великим и могущественным стал в этом месте -- так высоко засел, что никто тебя не слышит... Предлагаю тебе сыграть в игру -- единственное твоё спасение. В этом револьвере... -- сказал Уилл, указывая на пушку, -- знакомом тебе, кстати, если бы ты помнил получше -- осталось всего две пули. Я раскручу барабан и нажму на курок ровно два раза. Шанс твоего выживания -- один к трем в каждом случае или один к девяти в сумме, но не это самое главное. Как ты уже наверняка вспомнил, мы с тобой находимся в Хоупе -- "первом полноценном городе Нового мира"! -- похититель проговорил последнюю часть нарочито театрально, раскинув руки в стороны. -- В том, что от него осталось, по крайней мере. Этот склад -- ваша бывшая "резиденция", или как ты там её называл. И ты прекрасно знаешь, что или кто в нём хранился.

Хантер схватил голову Смита и направил вниз. Из тьмы, из самой непроглядной темноты и самых отдаленных углов, на него смотрели глаза. Десятки, сотни полуразложившихся глаз, шевелящихся в темноте, груды бесполезных конечностей, которые служили пропитанием, и облака смертельно опасного вируса, осевшего слоем пыли и грязи на стенах помещения. Мужчина пытался вырвать слабые молитвы из своего рта, но стиснутые напрочь от боли зубы не давали ему сделать даже этого.

-- Смотри на них -- матки Поколения Три... -- прошептал Уилл. -- Проиграешь -- я просто скину твой тёплый труп им на пиршество -- достойное мясо таким тварям, как они. Если верить книгам, то мозг человека еще шестнадцать секунд после смерти продолжает жить -- ты успеешь пожалеть обо всём, что сотворил, если ещё не нашёл свободной минутки для этого. Но если выиграешь и останешься жив... Я спущу тебя вниз на этой же грёбаной веревке, от которой так зудит твоя шея, оставлю там и буду... смотреть, -- он приблизился к лицу Смита настолько, насколько возможно. -- Вглядываться всей своей чёрной душой в то, как ты корчишься в агонии, умоляя меня убить тебя, как клетки паразита жадно проникают в твой организм, мутируя и принося тебе адскую боль в рекордно короткий срок. И если... Если тебе не повезёт, то ты потом станешь парализованным перебежчиком -- ещё целый год, а то и больше будешь наблюдать за тем, как другие ходячие, что проходят сюда через щель в стене, подпитывают твою смерть и уходят, в то время как ты сам будешь гнить изнутри без возможности шевельнуть даже зрачком своего глаза, а твоё тело будут медленно поглощать корни, обвивая и переваривая его живьем!.. -- взяв перерыв, чтобы перевести дыхание, он продолжил: -- Ну что, Смит Джефферсон, сыграем?

-- С-с-слушай, -- едва слышно и очень хрипло заговорил раненый в то время, как убийца вращал барабан, -- Ли, я всё понял... Прошло тридцать лет, и я давно осознал свою ошибку. -- Барабан остановился, и за спиной Смита не было слышно ни звука. -- Клянусь, Ли! Пожалуйста... Это было так давно... Ты не можешь! Не можешь так поступить! За последний десяток лет я пальцем не тронул ни одного ребёнка!

Сзади послышался щелчок. Джефферсон вскрикнул и закрыл глаза, но ничего не произошло. Рассвет всё так же разукрашивал облака в огненные тона, а ветер всё так же развевал его кудрявую седину. Через несколько секунд он вновь услышал знакомый треск -- барабан был снова во вращении.

-- Хотя бы... просто убей меня быстро. Мать твою, я заплачу сколько угодно лишь за то, чтобы не гнить среди них! -- В ответ ему следовала тишина. -- Да послушай же меня, Ли! -- вскричал тот. -- Я ведь дал тебе шанс! Дал! Я не пристрелил тебя прямо там, рядом с твоим отцом! Я подарил тебе жизнь!

Щелчок... щелчок... щелчок... щелчок. Позади Смита раздался громкий смех, а ему под ноги упал пустой барабан из револьвера. Огромные капли покатились по щекам старого сектанта. В агонии он попытался еще несколько раз попросить о пощаде, но лишь всхлипы и стоны выходили из его напряженного горла.

-- Никогда не называй меня "Ли", -- резко посерьёзнел Уильям и, схватив своего врага за плечо, приблизился к его лицу. -- Ненавижу.

-- П... Про...

-- Знаешь, я никогда не хотел иметь с тобой ничего общего, Смит, желал вычеркнуть всё, что было до и после встречи с тобой сильнее всего на свете. Но теперь нахожу, что кое в чём мы с тобой всё-таки похожи... Отвратительно, да?.. Видишь ли, в тот момент, когда ты пристрелил моего отца, единственное, чего я хотел, -- смерти. -- Наёмник на секунду взглянул на оружие. -- Твоей или моей -- это уже неважно. Но ты не дал мне и этого. А знаешь, чем я отвечу тебе?

-- Не надо... -- сквозь слёзы попросил старик. -- Не надо...

Хантер высунул горсть патронов из кармана, поднял с пола пустой барабан и начал его заполнять. Медленно, но уверено каждая пуля становилась на своё место. За эти секунды в голове раненого чернокожего пронеслась вся жизнь. О, сколько предположений он сделал о том, что же с ним будет, сколько догадок и надежд. Но всё это развеялось ровно в тот миг, когда четыре выстрела прогремели в воздух, а пистолет с двумя пулями попал Смиту во внутренний карман у сердца.

-- Ровно столько пуль с этого же пистолета ты подарил моему отцу. Приятного полёта!

В голове Джефферсона потускнело. Какой-то знакомый, но неприятный гул заполнил всё его сознание. Он даже не заметил, как его тело накренилось над пропастью и начало медленно падать вниз. Верёвка всё ещё тянулась за ним. Стоило бы Уильяму схватить её или привязать к арматуре, как шея старика непременно бы сломалась под грузом его же собственного тела. Но нет. Он всё летел. Падение казалось ему куда более долгим, чем весь этот путь, который он проделал к забытому городу Хоуп -- бесконечно долгим, бесконечно страшным, бесконечно болезненным. Но, к счастью или к сожалению, всему в этом мире приходит конец.

Спина треснула при падении, принося и так раненому невыносимую боль. Хребет наверняка был сломан, ребра трещали, а таз был вывихнут. Адреналин пульсировал в венах и разгонял кровь по всему организму. Облако вируса поднялось над тьмой и заполонило воздух. Вдох. Смит буквально чувствовал, как паразит забивает лёгкие и разбредается по организму через кровь. Сквозь с болью открытые глаза старик увидел Уильяма, который склонился над пропастью и улыбался в темноту. Руки болели. Болели при каждом изгибе пальца. Но он, раненый и переломанный, потянулся в карман своего пиджака и достал оттуда револьвер. Мысли Смита наверняка путались. В сумбуре из мучений, агонии и желания жизни, в котором находились его тело и разум, главенствующее место, как позже решил для себя Уилл, заняла она -- та, которая так типична ему и всем, кто остался после него -- месть.

Ладони тряслись. Сильно тряслись. При малейшем колебании воздуха прицел уводило то вправо, то влево, но он выжидал. Целился, даже не замечая, что кто-то медленно подползает к нему из темноты. Прозвучал выстрел. А за ним еще один. Фигура Хантера неподвижно стояла над пропастью, а его улыбка стала еще шире, чем была. Смит со слезами взглянул на своего убийцу и через непонятные крики зараженных услышал лишь одно тихое слово:

-- Промазал.

Чья-то рука коснулась раны пленника и когтями проникла в отверстие пули -- плечо. Раздирая плоть, она добиралась до самой кости и с нечеловеческим стремлением пыталась уцепиться, вырвать её из тела. Коленные суставы дробились частыми и порывистыми ударами, глухой стук от которых так эффектно вызывает мурашки по коже, изо рта вскоре хлынула кровь, дыхания недоставало. Сквозь темноту он видел, как разлетаются по ангару куски красного мяса, когда-то бывшего его телом, он видел, как руку его унес один из Ходячих -- прямо на пропитание своей драгоценной Матки, он видел, как его обглоданную и оборванную кость швырнули в непонятном направлении, он видел... но почему? Хотя он не отдавал себе отчета в том, за сколько времени его разодрали в клочья. Часы, минуты, века? Впрочем, это было неважно. Он хотел закрыть глаза, но не мог. Хотел перестать слышать, но всё же слышал. И где-то там, сверху, на него всё так же смотрел его убийца -- один из тех, кого он оставил в живых.

С самого низа пропасти до Уильяма доносился лишь ужасающий его сознание крик. Так не мог кричать человек, но всё же он кричал, и крики той агонии сливались с хрипами зараженных, десятки которых забредали в этот склад ради поживы. В молчании он снял с плеча свою винтовку. Тяжёлое снайперское ружьё ловко скользило в кожаных перчатках, и уже через несколько секунд тепловизор был направлен прямо на сердце Смита. Странно, но именно в моменты тяжелых решений меньшее, чего хотел Уилл, -- это думать. Хотел забыться в своём опиуме и отдать монетку первому встречному -- плевать на то, что выпадет, даже если странный символ капитала страны зависнет в воздухе -- это всё равно будет выбор.

"Но избегает проблем только трус, -- подумал наёмник. -- А я стою здесь -- я не трус. И я не боюсь этого решения... Не боюсь..."

Его разум вновь вернулся на это маленькое поле боя, а глаз вновь смотрел в прицел: по щекам бывшего убийцы текли слёзы. Лежа там, на полу, он в безмолвном обращении умолял закончить это. Умолял воздать ему по заслугам. Но он был убийцей. Куда более страшным, чем все те, о которых писали в книгах ужасов, и Уилл это знал. Знал, что в тот момент, когда его отец с застывшим навечно выражением лица рухнул на пол, тот убийца лишь смеялся. Знал, что все те люди, которые жили в городе и бункере, погибли по его вине. Мужчины и женщины, дети и старики, люди разной расы и религиозных убеждений -- все. Но вот он -- корчился от боли и желал смерти самому себе, хотя выбирать было не ему -- это должен был быть поступок Хантера. И он, Хантер, знал, что уже давно осуществил свою месть -- оставалось решить лишь один насущный вопрос.

-- Нет, -- прошептал себе он. -- Не дам тебе даже и шанса на то, чтобы прожить на день дольше.

Выстрел. Эхо. Шум листвы. "Моя месть свершилась", -- мысль никак не шла из головы мужчины, но он, парадоксально, и не хотел осознавать её. Словно в стазисе, она зависла где-то в его подкорке и медленно разъедала все существующие идеи. Там, стоя над пропастью, ему понадобился не один десяток минут, чтобы понять, что эта месть, как и любая другая, в конце концов, не принесёт счастья. Покой -- да, но не счастье. От смерти никогда не бывает легче. И потом, когда пройдет этот покой, останется лишь пустота. Казалось, он уже достаточно стар и умен, чтобы понимать это, но нет. К тому же до покоя, до боли, которая приносит месть, человеком овладевает чувство, которое всегда забывают упомянуть моралисты, боясь самого себя, -- удовлетворение. В те секунды, в том месте и в то время его, того самого удовлетворения, было предостаточно.

Секунда за секундой он пытался привести себя в норму, спускаясь по ступеням, но его дыхание оставалось всё таким же тяжёлым, а изо рта издавался хрип. Через несколько минут на наёмника вдруг обрушился приступ кашля. Сильный и неконтролируемый, он забивал собою все лёгкие и не давал даже возможности вздохнуть. Он отлично знал, что это означало, а поэтому остановился, чтобы откашляться -- по одетой в перчатку без пальцев ладони медленно растекалась кровь. Скривив верхнюю губу и сморщив нос, он глядел на стекающее по его ладони алое пятно. В его голове вновь пронеслась печальная мысль о том, что, сколько ни бегай, от судьбы убежать не получится, и рано или поздно она достигнет своей цели. Запустив руку в карман бронежилета, он достал оттуда маленький пластиковый коробок -- специально собранная для него военными аптечка. В прорезях, надписи на которых давно стёрлись, лежали таблетки -- абсолютно одинаковые белые пилюли, которые так часто выручали человечество. Он знал, что именно принимать и в каких дозах -- почти машинально его рука опускалась в аптечку: "Этих -- две, этих -- одну, две..." -- думал себе Хантер, глотая лекарство. Какое-то мерзкое и знакомое ощущение проносилось по его горлу вместе с таблетками, задевало нутро и заставляло тело дёрнуться от мурашек -- таким было по ощущениям спасение.

Прошло несколько секунд. Звуки вновь вернулись, а в сознании снова поплыли мимолётные идеи. Сердце опять билось ровно, а голова мыслила холодно, и это не могло не радовать. Словно ничего и не было, Уильям из Джонсборо водрузил кепку себе на голову и накинул бандану. Настало утро. Стаи проснулись от своего мнимого сна и вновь начали рыскать в поисках не зараженных людей. Впереди его ждала очень долгая дорога в Оклахому -- к очередному заказу, от которого он, как обычно, просто не имел права отказаться.

========== Глава 2. Хэнни ==========

Старый и ржавый тёмно-коричневый джип притормозил у очередного дорожного знака: "Гайон". Только подъезжая к этому месту, к разобранным до основания жилым домам (целые из которых были идеально сохранены и закрыты на амбарные, без преувеличения, замки), к барам и кучам полусгнивших трупов, Уильям "Из Джонсборо" Хантер понял, что у него возникнут проблемы. Увы, но с падением всепоглощающих экономик, правил и кодексов человек всё ещё оставался человеком и пытался поживиться даже там, где не следовало бы. Многие люди оседали прямиком на местах своей удачи, а у рек и переправ добыча для беспринципного рейдера была просто гарантированной. В итоге единственные дороги, мосты и траншеи перекрывались, а на них устанавливалась "индивидуальная для каждого клиента" плата за вход -- так организовывали многочисленные мелкие банды и, в простоте слов, занимались вымогательством.

Однако у него было практически нечего брать. Вернее, он бы ничего не отдал из того, что имел, даже если бы очень настаивали: старый джип, который он припрятал в посёлке Линн, что находился в непосредственной близи к Хоупу; карты последнего издания (тридцать седьмого года) -- поистине бесценная вещь; компас; огниво; механические часы с трещиной на стекле и протёртым ремешком; винтовка; револьвер; тесак; нож; бронежилет; патроны; еда -- базовый набор выжившего-наёмника в Новом мире.

Проехав абсолютно пустую центральную дорогу и, скорее всего, разграбленный до нитки город, Хантер увидел впереди то, чего и боялся -- мост через реку Уайт Ривер. Покрытый колючей проволокой с холмов, в которой застревали кости и жилы, загороженный стальными стенами с бойницами внутри, которые ближе к краю моста только увеличивались в размерах и трехметровыми воротами на цепях, в центре которых висела проржавевшая от времени табличка "Платная дорога". Вся эта конструкция была сделана из не очень хорошо сваренных стальных пластин, балок, перегородок, кусков дверей и даже номерных знаков -- частей старого города. Где-то даже была ещё не облезшая краска, а на стенах красовались вывески из кафе и баров.

-- Тормози! -- раздалось из одной из бойниц.

Наёмник не стал перечить и медленно остановился у самых ворот. Трезво расценивая ситуацию, он решил подчиняться. В конце концов, он был в меньшинстве и в проигрышной позиции. Тем более, что за такими воротами обычно следовал целый лагерь, который занимал весь мост, оставляя одну полосу для проезжих. Люди выпивали всю кровь из таких мест -- жили там до той поры, пока мост не разваливался или их не выбивали другие.

-- Назови себя! -- послышался женский голос.

-- Уильям из Джонсборо. Один, без попутчиков, -- умеренным тоном ответил он и закашлялся.

Спустя минуту непродолжительной тишины в стенах начало раздаваться отчетливое эхо от ударов -- двери. Один десяток за другим. Учитывая то, что кроме этих стен лагерь больше не имел защиты, они строились по высшим меркам безопасности. За воротами послышались лязг стали и звон цепей. Тяжелые, тяжелее любого универсала, затворы спали с огромных дверей, и они начали подниматься, но вдруг где-то на уровне пояса всё внезапно затихло. Сквозь лобовое стекло наёмник видел утонченные женские ноги вплоть до талии. Она стояла неподвижно и смотрела куда-то в сторону стен, пока к ней не присоединилась пара рабочих джинсов, отрезанных до колен.

-- Кто там, женщина? Сколько их? Оружие есть?

-- Одна машина. Водитель говорит, что попутчиков не везёт, но вооружен он до зубов. -- Хан едва-едва слышал речи через боковое окно. -- Зовут его, вроде, Уильям. Уильям из Джонсборо, -- она ответила и погрузила весь мир на несколько мгновений в тишину.

-- Уилл?! -- раздался внезапно пропитый старческий крик. -- Это ты, ублюдок?!

-- Кто?.. -- удивился водитель в ответ. -- Да нет... Да ладно...

Пока огромные стальные пластины со страшным скрипом продолжали подниматься, на их место твёрдой походкой ступили мужские ноги, обутые в сандалии, сквозь тень выглянула грязная клетчатая рубашка красного цвета с наполовину оторванным воротником, а довершала всё это джинсовая кепка с незамысловатой белой надписью.

-- Уильям из Джонсборо, -- промолвило всё ещё покрытое тенью лицо, -- с пушками! Кто бы мог подумать! Последний раз, когда я тебя видел, ты вроде бы божился, что даже не хочешь прикасаться к оружию.

-- А когда я в последний раз видел Хэнка из Детройта, то он клялся, что больше никогда не возьмет к себе в команду женщину. Судя по твоему безымянному пальцу, ты тоже зашёл гораздо дальше, чем божился.

-- "Из Детройта"? -- вдруг спросила та самая женщина.

-- Понятия не имею, о чём он, дорогая, видимо, забыл, как "Роуман" произносится.

Мужчина снял кепку, и наёмник наконец смог разглядеть своего давнего знакомого -- то был самый настоящий сорокалетний старик. Каштановые волосы на короткой, но пышной бороде соседствовали с белыми, как снег, клоками. Пепельно-бледная короткая причёска с зачёсом вправо лишь изредка -- пропущенными во время стрижки волосками -- перекрывала обзор прищуренным, но выразительным глазам цвета лесов. Ровные скулы и немного впавшие щёки дополненными морщинами сжимались и разжимались, когда хозяин находился в раздумьях да почёсывал то римский короткий нос, то низкий лоб, покрытый волнами старости -- типичный сборный образ типичного американского мужчины, которого впору было бы наряжать в военную форму и наносить на какой-нибудь агитационный плакат.

-- Позволь представить тебе: Джанет, -- рукой указал он на фигуру за воротами, -- вакцина для всей моей отравленной жизни.

Глаза мужчин остановились на женщине: ростом до метра семидесяти, темнокожая, спортивно-худощавого телосложения. Острое лицо с круглыми, на удивление, щёчками и полноватыми губами не было покрыто ни одним следом от старости -- ни морщин, ни складок, ничего -- только сама острота лица, небольшие полосы у век и на шее говорили о том, что возрастом она была примерно таким же, как и сам Хэнк, пускай и выглядела, сравнительно, гораздо моложе (как и, наверное, кто угодно, если сравнивать приходилось с Хэнком). Светло-карие глаза шныряли то на одного мужчину, то на другого, а довершала всё короткая стрижка -- где-то под четыре сантиметра с зачесом назад. В своих руках она держала трёхствольное охотничье ружье Merkel 96KS -- смертельное на ближней и средней дистанции.

-- Опасное оружие для такой хрупкой женщины. Уильям из Джонсборо, -- произнёс наёмник, протягивая руку.

-- Для хороших знакомых -- Уилл Хантер, -- тут же добавил Роуман.

-- Я бы и сам мог это сказать.

-- Мы оба знаем, что хрен ты сам свою фамилию скажешь; не поверю, что ты настолько сильно изменился.

-- А я не...

-- Значит, это ты "самый угрюмый пилигрим Северной Америки"? -- перебила она спор. -- Да ладно.

-- "Самый угрюмый"? -- взглянул тот на Хэнка то ли с улыбкой, то ли с укором. -- Да. К твоим услугам. С недавнего времени -- усовершенствованный пушками. Скидки только на протяжении недели и только по кредитным карточкам.

-- Хэнни столько рассказывал о тебе и твоих странных шутках, -- Джанет просто обняла наёмника, явно не сообразив, о чём шла речь. -- Спасибо, что спас эту дурную голову.

-- Обращайся, конечно, но не принимай рассказы Хэнка за чистую монету -- "Хэнни" любит преувеличивать, и всё наверняка было проще, чем тебе кажется.

-- Нисколько! Я никогда не вру!

-- Не врёшь, да, -- кивнул он, -- преувеличиваешь.

-- Да я!.. Да ты!.. Хм... А ты, значит, наёмник сейчас?

-- Так заметно?

-- На тебе грёбаной крови больше, чем на мне грязи -- только слепому не было бы заметно, что ты... -- переведя взгляд на Хантера, тот увидел, что охотник лыбится вовсю. -- Ах ты ж... Хороший, надеюсь?

-- Никто ещё не жаловался.

-- Вот и отлично, не хотелось бы тратить время ради второго сорта. У меня к тебе и твоей нихрена такой большой снайперской винтовке деловое предложение. Давай за мной, хороший наёмник, -- он развернулся и пошёл к другой стороне моста.

-- Он всегда такой или только по будням? -- обратился тот к женщине. -- Не помню его таким.

-- Слушай, -- улыбнулась мулатка. -- Да, он груб и немного пьян, но на то есть свои причины. Если есть пушка побольше, тебе действительно стоит пойти и посмотреть, что он предлагает.

Припарковав машину в конце моста, он начал искать знакомые лица, мистер и миссис стояли на стене у угла ворот. Он открыл дверь, ведущую в стену, и начал искать путь наверх; среди одинаково плохих стен, коридоров, лестниц, камер и бойниц так легко потеряться. Поднявшись к ним, наёмник заметил отсутствие радости на лицах людей, лишь волны взволнованности изредка колыхали океан безразличия. Он посмотрел вдаль и увидел, как на расстоянии около шестисот метров от моста бродит колосс.

-- Со слов мужиков, он появился здесь пару месяцев назад и был где-то за пятьдесят километров от переправы, -- начал Роуман. -- Бродил себе без цели, отбившись от своих, но с каждым днём подбирался всё ближе, чувствовал как-то кровь свеженькую. Эти стены могут не выдержать и одного удара такой исполины, если он всё-таки решит, что по ним стоит ударить. А прятаться и выжидать неделю-другую, пока он пойдёт в другом направлении, мои люди не будут. Вот мой заказ тебе, человек, который не преувеличивает: убей его, и патроны, провизию да бензин я предоставлю тебе бесплатно -- за счёт заведения, так сказать.

Уильям из Джонсборо вздохнул и медленно снял винтовку с плеча. Раскинув сошки и взглянув в прицел, он увидел свой заказ: гигантский кусок гнили и мышц. Колосс был одним из самых первых подтипов, которые давным-давно начали появляться в разных местах Соединенных Штатов.

-- Мерзость, да? Хотя ты и не в таком дерьме плавал -- привык, небось, -- встав рядом со своим товарищем, мужчина смотрел вдаль. -- Скажи, у тебя ещё сохранилась та книжечка с... очерками? Просто Джанет дёрнула меня и спросила насчёт...

Не отвлекаясь от прицела, стрелок нырнул в карман своих джинсовых штанов рукой, достал оттуда маленький блокнотик, величиной чуть больше, чем женская ладошка, и протянул жене своего товарища. На кожаной оплётке было выцарапано лишь одно слово: "Бестиарий".

-- Шестидесятые страницы, -- Хэнк развернул и начал вслух читать текст, который владелец блокнота помнил наизусть.

"Колосс. Выдержка из речи учёного-вирусолога с авианосца "Оплот", шестьдесят второй год: "Паразит начал принимать более гибкие формы воздействия на организм человека -- использовать особенности физического развития. Как мы можем видеть на живых примерах, в больших количествах он способен влиять не только на умственные процессы через спинной мозг, мозжечок и шейный мозг, но также и регулировать метаболизм и поставление питательных веществ на отдельных участках тела".

"По нашим наблюдениям и гипотезам, те зараженные, которые при жизни обладали большой жировой или мышечной массой тела, во время мутаций переживают определенный период ускоренного метаболизма или, в простонародье, "эволюции": их организм, переводя мозг в состояние спячки, потребляет калории и кальций в громадных количествах, расходуя их исключительно на мышечную и костную системы -- удлиняется хребет, расширяются грудная клетка и таз, кость в целом становится толще и прочнее, растут мышцы и укрепляются сухожилия просто в геометрической, по соотношению ко времени и изначальным показателям, прогрессии. По последним данным на этот процесс уходит от месяца, но в конце концов получается особь от двух метров в высоту и ста пятидесяти килограммов в весе, обладающая буквально непробиваемым черепом".

"К счастью людей, данный подвид в процессе... перерождения полностью теряет ощущение передней части лица -- черепная пластина просто передавливает переносицу и превращает глазные яблоки в труху, утолщаясь для последующей защиты особи от прямого урона по голове. Проще говоря, колосс, как вы назвали это, слеп и не имеет обоняния. Эти потерянные чувства ориентации только ещё раз подчёркивают стайный цикл жизни и предназначение данного подвида -- служить защитой для более слабых особей в случае нападения".

"Должно сказать, что сама методика "эволюции" данных существ с появлением Поколения Три практически всегда выдаёт одинаковые результаты в соотношении роста и веса особей, в отличие от Поколения Два, где самые ранние образцы тел обладали асимметрично короткими или длинными конечностями относительно позвоночного отдела, а некоторые и вовсе обладали ярко выраженными патологиями к частичному гигантизму/анорексии. Как и у остальных видов, тело постепенно умирает. Период жизни Поколения Три... Около пятнадцати лет. Давайте будем надеяться, что так и останется в будущем".

Наёмник смотрел в прицел и отчётливо видел перед собою противника: огромная мускулистая фигура двигалась в сторону моста. На его облысевшей голове с облезшей кожей было что-то вроде лётных очков, надетых набок, большая порванная и выцветшая синяя футболка свисала до пояса, закрывая отсутствие кожного покрова, а наверняка безразмерные ранее штаны спали по дороге и болтались на одном из когда-то белых кед. Было заметно, что это существо, будучи ещё человеком, заботилось о своей безопасности -- на поясе у него сиял пистолет, через плечо был перекинут пистолет-пулемет, а на бедре висел обрез.

-- И ты... убьешь его? -- спросил Хэнк из Детройта, запах от которого всё больше напоминал коньяк.

-- Само собой. С помощью этого, -- ударив по стволу винтовки, ответил тот.

-- И даже не покрасуешься пушкой или своими подвигами?

Охотник отлип от прицела и посмотрел на собеседника; от него действительно несло запахом дешёвого алкоголя, а неожиданная встреча, видимо, ещё сильнее разгоняла его по крови. И если всё это время поведение здравомыслящего мужчины нельзя было бы объяснить повышенным градусом, то явно бы пришлось предполагать, что товарищ "хорошего наёмника" тронулся головой.

-- А с выпивкой и азартом ты так и не расстался... Идиот.

-- Оскорблять меня будешь?!

-- Нет, просто констатирую факт. И второе "нет": красоваться не собираюсь. Мне не платят за риск. Мне платят за исполнение.

-- Так монета, значит, теперь твой новый бог? Я доплачу. Поверь, тебе будет очень выгодно сейчас продаться.

-- Ты... -- он стиснул немного зубы. -- Уверен, что хочешь этого?

-- Рискну.

-- Тогда иди за мной.

С этими словами Уильям из Джонсборо сложил сошки на винтовке и отправился вниз, к воротам. По его просьбе и доброму слову Хэнка железный занавес был поднят, а двое мужчин оказались за оградой. С той стороны мост выглядел менее приветливо: куча брошенного транспорта заслоняла дорогу то тут, то там, чтобы любой желающий проехать был вынужден неслабо маневрировать, а подожжённые когда-то покрышки до сих пор пробивали нос запахом горелой резины. Постояв секунду, наёмник выбрал позицию для стрельбы -- старый байк, лежащий у ограды. Заняв правильное положение, он приготовился к выстрелу.

Огромное, более двух с половиной метров, тело шагало у линии деревьев, оборачиваясь на каждый шум. Рваная в плечах футболка, держащаяся лишь благодаря поясу с пистолетом-пулемётом, перекинутым через плечо, какой-то рюкзак, вросший, казалось, в спину, но ещё не порванный в лямках, болтающиеся на одной ноге штаны, тяжёлые ботинки, а вернее, их обрубки без подошвы -- было видно, что тому колоссу явно больше трёх-четырёх лет. Оглушительный гул разлетелся по полям, лётные очки на голове колосса улетели в сторону вместе с нижней челюстью.

-- Ха, промазал, -- с толикой язвы констатировал Хэнк и продолжил на полтора тона громче: -- Великий Уильям "Из Джонсборо" промахнулся! Неудачник.

-- Я не убить его пытался, -- молниеносно парировал тот. -- Смотри вперед.

Мужчина из Детройта перевел взгляд на поле и не обнаружил там зараженного. Лишь через секунду, когда машина на дороге к мосту взлетела ввысь на несколько метров, он понял: колосс бежал прямо на них. Сметая весь металлолом, который ещё не успела забрать банда, разнося уже побитые лобовые стекла в клочья, бесчисленное количество раз ломая свои кости и болтая отвисшим языком да кровавыми зубами, заражённый с огромной скоростью несся прямо на источник выстрела. Не прошло и десятка секунд после падения машины, как прибор в прицеле охотника показывал фатальное расстояние -- сто метров.

-- Стреляй... -- дрожащим голосом шепнул тот. -- Стреляй, Уилл. -- Монстр приближался всё ближе и ближе.

Но наёмник медлил: на кону был неизвестный ему приз, который, если учитывать ситуацию, должен быть стоящим. Менее пяти секунд понадобилось верзиле для того, чтобы преодолеть тридцать метров -- накал увеличивался. Сердце начинало биться быстрее, но глаз и рука были по-прежнему твердыми. Нацелившись, он затаил дыхание.

-- Хантер, мать твою, стреляй в него! -- проревел друг наёмника, когда оставалось всего шестьдесят метров. -- Хантер! Хантер, сука!

Вдруг Хэнк схватился за уши и упал на ограждение моста -- выстрел оглушил его и принёс страшную боль его ушам, потому что в час икс мужчина находился прямо у ствола снайперской винтовки. Человек из Джонсборо же, выкинув гильзу, начал отсчёт секунд. Пуля поразила исполину прямо в сердце, но датчик расстояния неумолимо сокращал числа: "Сорок метров", "Двадцать метров". В конце концов, громадная машина для убийства столкнулась бы с наёмником лицом к лицу, но тот, предвидя ситуацию, отпрыгнул прямиком к напарнику.

"Шесть", -- отсчитал наёмник. В организме мутанта наступила рефлекторная остановка сердца. Мышцы свело в судорогах, и они потеряли былую силу. Пронёсшись мимо двух мужчин, верзила буквально влетел в ворота лагеря, заплетаясь в собственных ногах и падая в нелепо жуткой позе. Уильям поднялся первым и подошел к лежащему на полу заказу -- из его груди и рта ручьями выливалась кровь, а организм в судорогах пытался имитировать нечто похожее на дыхание и дёрганье глаз. Его язык болтался, не находя себе опоры, а из горла вместе с кровью выливались непонятные человеку звуки, похожие на бульканье воды, когда только-только открываешь засов в ванной. Через несколько секунд от признаков жизни не осталось и следа, и лишь небольшое подёргивание последних пальцев рук давало понять то, что этот мертвец стал таковым лишь секунды назад.

Собравшиеся вокруг жители этого скромного убежища стояли, разинув рты не столько от удивления, сколько от страха. Женщины, некоторые из которых ни разу не держали в руках оружия, побледнели, облокотившись на ближайшее плечо. Испуганных парней, стоящих в первых рядах, трясло, часовые на стенах всё ещё держали палец на курке, готовые поразить труп, а откашлявшийся от припадка инстинктов Хэнк еле-еле вполз в ворота. К нему сразу же бросилась Джанет, но он оттолкнул её, поднявшись на ноги самостоятельно и демонстративно поправив воротник рубашки.

-- Я протрезвел, -- хриплым голосом начал он, вплотную подойдя к Уильяму. -- Бар на окраине города, у моста, правая сторона. Я буду там.

И, вымолвив эти слова, старик медленно зашагал в сторону цели, спотыкаясь и немного шатаясь из стороны в сторону. Хантер стоял в молчаливом смятении. Посматривая то на мужчин и женщин, запуганных до смерти, то на полусгнивший труп Колосса, чьи пальцы до сих пор подергивались, он положил руку себе на запястье и сквозь кожу нащупал пульс -- ровный, размеренный, словно ничего этого и не было. Но глаза его всё останавливались на часовых, которые до сих пор держали дрожащий палец на курке. "Странные люди, -- думал он себе. -- Пора бы привыкнуть".

-- Думаешь, не стоило соглашаться? -- обратился он к Джанет, стоящей рядом.

-- Забей, -- отвечала она шёпотом. -- Эти люди тебе благодарны и завтра уже забудут всё это. Поверь мне, куда страшнее была бы та ситуация, в которой этот... колосс попытался бы вломиться в лагерь, а Хэнни... Он же обидчивый, ты знаешь его. Эмоциональный. Думаю, тебе стоит поговорить с ним и... по крайней мере, дать этим людям остыть. Так что я бы сейчас вышла отсюда, будь я тобой, и направилась бы в бар.

Хантер ухмыльнулся и, оставив оружие в лагере, пошёл к выходу. Ворота медленно поднялись над ним, и мужчина прошмыгнул на открытую территорию. Наконец вдохнув полной грудью, бывший пилигрим поплелся по пустому городу.

Заглядывая в разрушенные дома через разобранные оконные рамы, в которых уже проросли мох и лоза, он удивлялся тому, как человек ещё не потерялся в этом большом мире. Думал о том, что с момента катастрофы прошло целых сорок семь лет, а люди всё ещё не сдавались. Цеплялись за осколки былого мира и пытались выстроить себе новый. Напивались до потери пульса, чтобы на следующий день спасать свои жизни в битвах. "Говорят, что история всё время повторяется, -- думал он, раскидывая пыль ногами. -- Интересно, какой же из забытых периодов людского существования идёт сейчас? И остались ли люди такими, какими были после него? Вот бы знать ответ". Впрочем, это было неважно -- заоблачные темы меркли перед земными потребностями, и, как и говорил Хэнк, на окраине города, которая была достигнута через сорок минут, красовалось единственное напоминание о цивилизации: с ветряком на крыше, что, видимо, питал большую неоновую вывеску оранжево-фиолетового цвета, решётками на окнах и старыми деревянными дверьми с колокольчиком, у края города стоял бар "Бранденбург".

Выдохнув, Хантер отворил дверь, и по всему помещению раздался тихий звон, ласкающий слух. Наёмнику открылся вид типичного центральноамериканского бара, чьи изображения он видел как на картинках, так и в живую: старый деревянный пол, поскрипывающий, скорее, по привычке, нежели от ходьбы простого человека; барная стойка из покрытого лаком темного дерева, которая сохранила свой былой вид и, казалось, что если крикнуть шаблонную фразу вроде: "Повтори", -- то к тебе тут же по лакированному дереву приедет стакан с выпивкой; проржавевшие высокие стулья с деревянными сидениями, оббитыми коричневой кожей, разделяли то место с небольшими круглыми столиками, накрытыми невесть чем, а у окон стоял ряд высоких скамеек со спинками, которые были развернуты попарно друг к другу. И всё это нагромождение, на удивление, целой мебели, дополняли сотни, если не тысячи, пустых бутылок. Тёмно-зеленые, тёмно-синие, тёмно-коричневые, с давно выцветшими этикетками или вовсе без них, эти шедевры стеклотары буквально заполонили бар и были в нём законными владельцами.

-- Хэнк? -- окликнул товарища наёмник. -- Ты здесь?

Из-за стойки послышались звон бутылок и невнятное шевеление. Сквозь заплетающийся язык и пьяные мямли Хэнк из Детройта пытался ответить Уильяму из Джонсборо на его вопрос, попутно стараясь подняться на ноги. Но, к сожалению, ни того, ни другого у него не получалось.

-- Вэ... Уие... Ви... А, сука... Здесь я! -- спустя некоторые время прорычал мужчина.

Хантер медленно зашагал в сторону своей цели, попутно откидывая ногами уже пустую тару, чтобы за стойкой вновь увидеть пьяное лицо товарища. Даже тогда, когда смерть проскочила от Хэнка из Детройта на расстоянии вытянутой руки, он был пьян; и после того, как был спасен, тоже был пьян; и в тот момент, когда его жизни ничего не угрожало, кроме него самого, он был пьян. Уилл с презрением глядел на этот остаток человеческого достоинства, как и на бутылку в общем. Иногда, впрочем, выпивка была ему полезна, но только в умеренных количествах и разумных дозах. В конце концов, он решил для себя, что с пьяным и обиженным другом разговор не получится.

-- До чего же скатился Хэнк Роуман, -- прошептал хриплым голосом Уильям, смотря сверху вниз, -- пьёт в одиночку непонятно где и за что. Прошёл ведь всего час, а ты уже похож на дерьмо по состоянию. Утром следует тебя искать в ближайшей помойке? Или сразу вниз по течению идти?

-- Иди н-н-нахер, -- еле ответил ему Хэнк.

-- Вот это достойный ответ, -- то ли усмехнулся, то ли оскалился наёмник. -- Сказала бы такое Джанет у алтаря, мир был бы чуточку лучше. Только ты это... громче говори, Хэнк, громче -- я же старее всё-таки, хотя по тебе и не скажешь.

-- Да вали ты нахер отсюда!

С заплетающимися ногами Хэнк из Детройта налетел на Уилла и ровно через долю секунды, в тот самый момент, когда его кулак был отведен в сторону трезвой рукой, уже нёсся на входную дверь. С хрустом костей алкоголик вылетел на улицу. Под звон колокольчика за ним спокойным ходом вышел Хантер, держа руки в карманах плаща. Сквозь стоны упавший ранее соперник встал на ноги. Смотря на свою жертву звериными от ярости глазами, он сжал кулаки и начал свою драку. Наёмник же, даже не доставая рук, корпусом уворачивался от ударов и уходил в разные стороны от сильных замахов. Правило хорошего боя состояло в том, чтобы не следовать ритму противника; бой вовсе не являлся тем танцем, каким его часто описывали и показывали различные деятели культуры, а совсем наоборот, чем менее ритмично, чем более неожиданно и неясно для соперника действовал человек, тем больше у него было шансов на победу. Но не в тот раз. В тот раз у охотника была цель лишь истощить своего соперника, а когда ему всё это надоело, то он, вновь оказавшись за спиной у своего нетрезвого друга, пнул его что есть силы ногой, заставив упасть на землю.

-- Гра-а-а-а! Хватит! -- прокричал Хэнк и выхватил из кармана пистолет. -- Всё!

Хантер замер на месте, оценивая своё положение: ему до своего потенциального убийцы было метра три, плюс вытянутая трясущаяся рука, которая держит его на мушке.

-- Что, убить меня собираешься? -- с презрением спросил он.

-- Я-то думал, ты нормальный мужик, а ты... -- потрясывая пистолетом, подхватил Роуман. -- Ты же не козёл! Там, на этом гребаном шоссе, ты спас меня! Даже не задумываясь о последствиях! Ты просто возник из ниоткуда и, пока я про... проверял очередное авто, откинул ту тварь, что неслась на меня, вниз! Ни за что!

-- Если бы, -- он сделал вид, что разминает шею, и шагнул немного вперёд. -- Я ведь тебе много раз рассказывал о своих причинах, но если бы ты хоть что-то запоминал... В тот день, в тот месяц мне очень не везло, и я, будучи ещё пилигримом, страдал от голода и жажды в гордом одиночестве. А потом увидел мужчину... -- делая очень мелкие шаги, словно раскачиваясь из стороны в сторону, продолжил он, -- стоящего на шоссе, что находилось в шести метрах над землей, увидел, как к нему медленно, но уверенно плетется бутон... И знаешь, что я подумал? -- До пушки оставалось полтора метра.

-- Ч-ч... что?!

-- Я подумал, что это меня не касается. Что ему просто следует умереть, как и многим в этом мире, и... -- он искренне засмеялся. -- И лишь голод мне подсказал, что если его собьет Бутон, то он, как и все его припасы, просто пропадёт зря, а я не смогу поиметь с него выгоды.

-- Не говори так! -- дрожащим голосом, почти плача, просил друг наёмника.

-- О да, -- подойдя прямо под ствол и увидев поднятый предохранитель, сказал Хан. -- Я всего лишь решил, что твоя смерть была бы мне невыгодна, и решил спасти тебя ровно за один обед. Представь: ты, Джаннет, эта переправа -- всего этого могло и не быть, будь я просто сыт в тот день!

-- Сука!

Хэнк замахнулся пистолетом, пытаясь ударить Уильяма, но стоило ему отвести ствол от лица, как из его носа тут же хлынула кровь -- Хантер, будучи на полголовы выше своего друга, одним широким шагом добрался до него и, перенеся вес корпуса вперед, ударил головой что есть силы. По улицам разлетелось эхо от глухого удара, похожее на падение ковра -- оглушенный Роуман, поднимая слои пыли, соприкоснулся с землей.

-- Жив? -- спросил его Уилл, склонившись над ним.

В ответ он лишь услышал невнятное бормотание. Не дожидаясь ответа, он схватил своего друга под руку и пошёл вместе с ним прочь.

-- Куда т-ты меня... куда, блять?! -- почувствовав под ногами рельсы, спросил Хэнк.

-- К решению одной из двух твоих проблем, -- кратко ответил наёмник.

Через десять с чем-то минут впереди уже виднелся берег реки Уайт Ривер. Подойдя к нему, Уильям из Джонсборо отпустил Хэнка из Детройта и отошёл ему за спину. Впереди, на том берегу, виднелся густой лес, неприступная чёрная стена деревьев, закрывающая тайны природы, а сверху по течению, где-то на расстоянии половины километра, светилась факелами переправа, на которой можно было заметить расхаживающих людей.

-- Что, утопить меня собираешься?

-- Лучше.

С этими словами Хантер пнул Роумана в реку и пошёл за ним. Упавшее пьяное тело нырнуло, знатно отхлебнув воды, но при попытках поднять голову оно натыкалось на твердую руку наёмника. Вода вскипела вокруг них двоих, но каким-то чудом никто из находящихся на мосту не заметил этой перепалки. И лишь потом, через несколько секунд агонии, Уилл вытащил своего протрезвевшего друга на берег.

-- Свежо, не правда ли? -- с ехидной ухмылкой спросил он утопающего.

-- Пошёл ты, -- отплевываясь от воды, ответил тот. -- Блять...

Настало затишье. Оба мужчины сидели на берегу, сгорбившись и смотря на воду. Многое можно увидеть в собственном отражении: мысли, действия, поступки, но такие ли они, какими кажутся, или это просто волны на воде, поднятые ветром?

-- Знаешь, -- начал Роуман, -- когда ты был пилигримом, ты не был настолько практичным.

-- Ну да... В реку я людей до этого не совал.

-- Ха-ха-ха. Чёрт... Вот нахрена всё это было? Зачем ты напросился на драку? Могли бы просто посидеть, выпить, поговорить... Как делают все нормальные люди!

-- Ну, ты был обижен и пьян. Я решил не оставлять всё на самотёк -- мы подрались, и ты остыл, мы окунулись в воду, и ты протрезвел.

-- Но зачем, мать твою, было меня трезвить?! -- с выпученными глазами спросил Хэнк.

-- Затем, что это не меня ждёт жена на блокпосте с охотничьим карабином в руках.

Среди тишины мужчины хлопнули друг друга по рукам, и это был самый лучший знак примирения, который могли выдать друг другу два упертых, пускай и не глупых, друга.

-- Да... Джанет боевая, -- с гордо поднятой и наполовину трезвой головой поддержал Роуман.

-- За ней прямо как за каменной стеной?

-- К черту! -- откинувшись на спину, Хэнк лёг на песчаный берег и уставился на небо. -- И тебя, и твои шуточки.

Ночь уже полностью вошла в свою роль владычицы неба, перекрывая свет звезды Солнечной системы миллионами других, а серые тучи, медленно проплывая в невесомом течении небес, лишь изредка закрывали Человеку Разумному вид на что-то прекрасное.

-- Пошли потихоньку на мост, -- поднимаясь сказал Роуман. -- Кстати, обещанный бонус...

С этими словами он полез под рубашку и одним резким движением сорвал грубо пошитую нить с шеи. Уильям удивился, как она с такой прочностью не порвалась при драке. В руках у мужчины лежал небольшой амулет в виде армейского жетона с тремя кислотно-синими полосами на нём.

-- Спасибо, но я не люблю бижутерию.

-- Это пропуск. Любой из моих людей, завидевших такую штуку, пропустит тебя через переправу и заправит полный бак топлива.

-- Сомневаюсь, что я когда-нибудь проеду здесь ещё раз.

-- Здесь? Ха-ха-ха-ха-ха, -- искренне расхохотался Хэнк. -- Да в каком вакууме ты живешь? Неужели ты подумал, что я владею только этой переправой?! Мои люди во всех трёх штатах. Оклахома, Арканзас, Луизиана -- каждая грёбаная река в этих местах моя. И да, я с лёгкостью добуду себе ещё один такой пропуск -- не переживай.

Вновь воцарилась тишина. Наёмник резко переосмыслил ценность данного пропуска и важность своих поступков, но ко всему этому прибавилась лишь очередная череда вопросов, ответы на которые ещё больше требовало ночное затишье.

-- Прямо каждая? -- зло подстрекая, спросил наёмник.

-- Каждая. Я даже был в Техасе, но там отдельный разговор. А так -- ни Единство, ни Крысы, ни даже Эволюция -- никто не пройдет в этих реках.

-- Враждуешь с сектами?

-- Да! Ещё как! -- с переигранным артистизмом ответил Роуман. -- Ладно, на самом деле, не очень. Но я сотрудничаю с Чёрным Золотом, а они не хотят допускать этих сволочей к себе.

-- Сотрудничаешь?

-- А кто, ты думаешь, заправляет наши и твою машины? Эти ребята владеют многим вне Техаса и Луизианы, пускай и не признаются в этом.

-- Но если ты владеешь реками в трёх штатах и сотрудничаешь с этой монополией, то что ты делаешь здесь?

-- Жду их посланника -- Кардинала. Мы... налаживаем отношения, и они обещали прислать переговорщика.

-- Почему именно здесь?!

-- Здесь... должно кое-что случиться. По их словам, по крайней мере. Они лишь сказали мне: "Сентябрь. Жди". Вот я и жду.

В этот момент они дошли до моста и стальные ворота начали подниматься, открывая им путь. Уильям тут же сел в свою машину и, попросив поднять другие ворота, приготовился к отъезду.

-- Куда ты на ночь глядя? -- спросила подошедшая Джанет. -- И почему Хэнни весь мокрый?

-- Упал. Случайно. Я просто спешу. Тем более, что у вас важные гости намечаются.

-- А провизия? -- спросил Хэнк.

-- Обойдемся твоим приятным бонусом и тем, что ты подашь мне мою винтовку. Кстати, держи, -- с этими словами Хантер протянул кольт Роуману. -- Твой пистолет я потерял в траве, когда ты упал. Кстати, предохранитель у этого снимается на ручке. Прежде чем целиться, нажми вот эту вот маленькую...

-- Иди нахер, -- с насмешкой пробубнил мужчина. -- Кстати, Хан... В тот момент, когда ты пытался вывести меня из себя, ты рассказал то... ну, что ты рассказал. Это же была ложь, правда?

Уильям молча посмотрел на своего знакомого и ухмыльнулся.

-- Да, -- на деле даже он не знал, правдой то было или ложью.

***

-- Действительно стоит поспать, -- он утирал лицо, поворачивая к одному из домиков. -- Но не там -- я не идиот.

Машина медленно ехала по плохо освещаемой фарами дороге. Настоящая причина скорого отъезда крылась лишь в том, что, смотря на глаза жителей переправы, он, Уильям, всё ещё не видел в них благодарности, но видел угрозу, о чём не хотел ни сообщать, ни объясняться хозяевам того места. К тому же Золото и его Кардиналы были не лучшими соседями, и причина была вовсе не в том, что совсем недавно бывший предводитель Единства пропал без вести в Центральной Северной Америке, нет -- всё было куда сложнее.

Заспанный взгляд водителя, рассматривающий карты, остановился на Роки Байу -- довольно мелководной, но протяжной реке, по одному из мостов которой пролегал путь в Оклахому. Дабы избежать сна, мужчина включил радио и как можно быстрее погнал машину вперед. Через несколько минут он уже был у того самого моста: весь заставленный наполовину разобранными автомобилями, он больше походил на ничтожную попытку оправдать потерю городского бюджета, нежели полноценный мост -- во время его постройки, видимо, приходилось создавать искусственные холмы по обеим сторонам, так что река оказалась практически пересыпанной -- даже рядовому пешему или водителю не составило бы труда пересечь её. Однако то было вовсе не главной особенностью, привлекающей внимание -- на одной из машин моста висела всё та же незамысловатая табличка с надписью, что была и на воротах у переправы: "Платная дорога".

Медленно объезжая препятствия, Уильям мысленно продумывал разговор с местными управителями, но те самые мысли, как на зло, никак не складывались -- лишь путаница из непонятных отрывков разных речей да мелодий приходила ему в голову и забивала воображаемый диалог. А тем временем на другой стороне моста был ещё один знак -- бледно-синяя стрелка с надписью над ней "свободное пользование" пересекала дорожную разметку и заходила за поворот.

Проехав за символом, Уилл оказался у отеля из Старого мира. Столь же потрепанный, как и всё, чему было больше пятидесяти, перед ним предстал когда-то синий одноэтажный дом. То был яркий пример Американской мечты (по крайней мере, образца прошлого столетия): двери с облезлой белой краской и оконными вставками были заколочены гвоздями, как и сами окна. Дощатые стены потрескались и кое-где даже обвалились, оголяя серый кирпич. Шифер с крыши давным-давно осыпался из-за отсутствия ухода, а единственный вход -- серые металлические двери гаража -- был помечен крестом. В центре, прямо над дверьми, висела табличка: "Синий дом у Роки Байу".

Не заглушая мотор, Хантер выключил фары и вышел из машины. Пускай этикет человека предполагал официальное приветствие, наёмник лишь присел и подошёл поочередно к каждому окну -- сквозь небольшие зазоры пробивался лунный свет, освещая блеклые образы предполагаемого убежища на ночь: облезлые обои с незамысловатым узором в виде цветка размывались и сливались с окружением, куча мелкой мебели в виде подушек, табуреток и столов была выставлена в одной комнате, а в другой красовалось что-то вроде радиоприёмника с микрофоном и генератором, в котором наверняка кончился бензин. Кухня была переделана в оружейную-склад, по крайней мере, об этом свидетельствовали многочисленные полки, пыль на которых еще толком не успела осесть, а вход на чердак -- большая лестница, вмонтированная в потолок, была опущена и поблескивала ещё кое-где не заржавевшим металлом.

Вернувшись ко входу, Уильям начал медленно поднимать ворота, наставив пистолет на темноту. Со скрипом и лязгом металла гараж был открыт. В углу помещения виднелась еще одна дверь -- вход внутрь, но ещё там, в полумраке и почти беспросветной темноте, глаза опытного охотника поймали что-то необычное на полу. С привычной опаской и всё ещё держа оружие навскидку, он вернулся в авто и включил ближний свет. Фары вспыхнули ровно на долю секунды -- именно столько хватило для того, чтобы он увидел картину: там, на холодном полу, ещё в метре от входа в гараж, начинались какие-то непонятные следы, будто бы кто-то пытался рыхлить бетон ножами. Маленькие порезы, похожие на укусы от кроличьих зубов, тянулись всё дальше и дальше, сопровождаемые небольшими засохшими лужицами красно-коричневого цвета -- кровь.

Достав свою винтовку, наёмник поставил тепловизор и медленно, но уверенно шагнул в темноту. Ему, казалось, было нечего бояться -- что человек, что зараженный излучают тепло, пускай последнее и гораздо слабее, а меткий выстрел с оружия пятидесятого калибра уложил бы мертвеца, даже если стреляющий слегка бы промахнулся. Попутно оглядываясь по сторонам, он то и дело замечал разрезы на стенах, а кровавые пятна даже на потолке -- словно гигантский паук решил занять то место и особо не церемонился со случайными путниками. Лестница на чердак, как оказалось, блестела вовсе не от переливания света на ней, а от целой кучи жидкостей, среди которых легко было выделить трупный яд, кровь и слюну.

Собрав полусонного себя в руки, Хан ловко зашагал по стремянке, стараясь не применять руки и крепче держать оружие. Конструкция звонким ударом приветствовала каждый шаг мужчины, пока, наконец, он не ступил на деревянный пол. В комнате царила абсолютная темнота, и ни один из лучиков света не мог пробраться внутрь. Человек часто приписывает тьме много опасностей, порою даже не осознавая, что единственная опасность во тьме -- это он сам. Тепловизор показывал абсолютно статичную картину, а это значило, что, что бы там ни было -- вещи, мебель или старые фото, -- тепла оно не излучало, оно не было живым.

Со спокойной душой Уильям спустился вниз и беглым взглядом осмотрел остальные части дома, прежде чем подойти к генератору. Как и ожидалось, бензина в нём не было. С огорченным вздохом мужчина вернулся в автомобиль и, припарковав его и закрыв двери гаража, полез в кузов -- там, как он заметил ещё на переправе, лежала пара лишних канистр с бензином, наверняка "любезно" предоставленных жителями после получения адреналина от внезапной смерти колосса.

Через пару минут генератор уже загудел вовсю, и в доме появился электрический свет. Очень слабый -- мощности генератора не хватало на всё помещение, но наёмник решил, что после осмотра он ограничится светом только в одной комнате, если и вовсе его не выключит. Основная часть дома выглядела как обычное захолустье из предпоследнего десятилетия прошлого века: блеклые обои, светлая мебель, побеленный потолок и куча бесполезных нагромождений разных шкафов, которые, как казалось практику, просто занимали свободное место и даже не закрывали окна. Однако зрение мужчины не подвело его: от входа и до самого чердака по полу, стенам и потолку тянулись следы когтей. По крайней мере, они выглядели именно так: разного размера и глубины, эти мелкие порезы десятками, если не сотнями рассекали поверхности архитектуры, прорезая дерево, как масло, и застревая в бетоне, словно рыбацкий крюк.

Но, поднявшись уже на освещенный чердак, Хантер увидел то, что и боялся увидеть -- вся комната была покрыта свежей кровью и остатками как животных, так и людей. Старые коробки с хламом потеряли свою форму и обмякли из-за кучи алой жидкости, которая въедалась в картон, полки были опрокинуты, роняя ту самую тару, а в самом конце, под наглухо закупоренным окном, виднелось нечто похожее на алтарь: круг, контур которого был явно очерчен останками, -- находилось целое нагромождение разного хлама: коробок, мха, трута и веток, сложенных в некое подобие кровати. Но самое интересное валялось по линии этого круга: хаотично раскиданные высушенные внутренности и развешенные кишечники; на единственной стоящей полке находились головы оленей, кроликов и нескольких людей; в правом углу был целый чан чего-то, похожего на винегрет из кровавой каши, кусков тел, меха и клочков волос; а на подоконнике лежал старый погнутый обрез с открытым магазином, на рукояти которого висел такой же пропуск, который недавно вручил Уиллу Хэнк.

"Должно быть, матку выбили, -- он сел на стул рядом с радио и покрутил ручку в попытках словить волну. -- Всё указывает на гнездо, но гнезда нет. Сейчас ночь -- даже если здесь что-то обитало, оно спит и начнёт двигаться только утром. Судя по размеру гнезда, это какой-то заблудший ходячий или тот же колосс. Мне же лучше -- с одним я точно легко управлюсь. Осталось всё запереть и упасть спать -- плёвое дело". Сделав всё, что хотел, он разлёгся за старым диваном и, стараясь не обращать внимания на запах, постарался уснуть -- его лени с усталостью было слишком много, чтобы искать какие-то другие варианты.

***

-- Шевелись! -- раздался вдруг старческий голос издали. -- Подъём! Ну же, вы, отбросы общества, сегодня у вас есть шанс превратиться из временных безработных увальней в вечно послушных рабов!

Рассекая воздух, по металлическим решеткам камер били девять хвостов кнута, и один лишь звук этого становился ночным кошмаром и предвестником адской боли для всего рынка рабов посёлка, а позже и города Хоуп. Хуже всего, пожалуй, было то, что у этого кнута была рука, которая направляла его -- безошибочно точно наводила на слабые места и старые шрамы, рассекая их с новой силой.

Хантер очнулся в обычной камере раба. Побледневший от страха, он схватился за запертую дверь, но, взглянув на свои руки, сразу понял, что это сон -- старая сморщенная кожа обволакивала его ладонь, а седые волосы закрывали обзор. Вдруг позади него раздался слабый кашель. Он обернулся и увидел то, чего боялся больше всего.

Сзади него, у заваренного окна, сидел мальчик. Простой кареглазый пацан в обмотках, который ждал своей участи -- мотал день за днём в клетках внутри и снаружи здания уже больше трёх месяцев, не надеясь на лучшее. Остолбенев, наёмник сел рядом, пытаясь понять, что же за день из той бесконечно одинаковой череды ему предстоит пережить сейчас, но все его вопросы сразу же развеялись, когда дверь его камеры распахнулась, а в камеру вошел он -- Надзиратель, изредка именуемый здешними как Габриэль. Этим местом, как это ни странно, заправляли всего два человека: старый сморщенный старик лет восьмидесяти -- Хозяин, или же Гарсиа, и сорокалетний худощавый наркоман -- тот самый Надзиратель. Отец и сын, которые решили повелевать чужими жизнями и часто делали это не без лишнего садизма.

-- Ты опять оскорбил Хозяина, Ли, -- тонким голосом прошептал Габриэль. -- Мне сказали... О, сколько всего мне сказали...

Спина, полная шрамов, покрылась мурашками. Прямо как в те дни от одного голоса Надзирателя у Уильяма из Джонсборо что-то скручивалось внутри в тугой узел. Если этот мужчина заходил в камеру, то её владелец уже не мог отделаться разговором -- это было правилом. И, словно ожидание смерти, разговор с ним был страшнее самого процесса. Но только не в тот день, нет. Уильям "Из Джонсборо" Хантер отлично знал, что должно было произойти.

-- Думаешь, ты особенный, а?! -- нахмурив брови и пытаясь выпятить свои впавшие щеки, проговорил мужчина. -- Почувствовал ветер свободы и решил, что всё можно?! Чёрта с два! Чёрта с два, сука! Развернись, когда я с тобой говорю! -- Мальчик медленно встал с пола и, струсив с рваной ткани слой деревянных щепок, повернулся к оппоненту. -- Что, думаешь, рассказал о своей тяжёлой судьбе какому-то бродяге, и всё?! Выкуп, ближайшая ферма, счастливая жизнь?! Нет... Нет! Ты умрёшь здесь. Я приложу все свои чёртовы усилия, чтобы твоя мордашка не увидела солнечный свет, который не пересекает решётку. Ты никогда не выйдешь отсюда. Никогда, слышишь меня?! -- Кнут ударил у самого лица юного Ли. -- Или... ты допустил возможность, -- сказал он, остановившись, -- что ты, рожденный от какой-то шлюхи хрен знает где, с папашей-мудаком, который, похоже, оставил тебя на верную смерть, сможешь уйти отсюда так скоро? Нет уж, сучонок. Ты здесь... надолго!

Воздух запищал, и из предплечья парня хлынула кровь. Габриэль, войдя в кураж, потянул кнут на себя, но это оказалось бесполезно. Мужчина взглянул на мальчика и увидел, что тот держал кнут рукой, в то время как немного выше ручейки крови спускались с рассеченной раны на орудие пыток. Парень лишь улыбался. Взъерошенные чёрные волосы с едва видимой сединой встали дыбом от страха, но он улыбался. Буря эмоций, ощущений и чувств бушевала в его голове, разбивала идеи, рушила варианты и сжигала мосты в будущее -- был только он, только его противник и только тот кнут.

Собрав волю в кулак, Ли замахнулся что есть силы и ударил своего мучителя в челюсть. Тощий Надзиратель пошатнулся. Из разбитой губы хлынула кровь, но он не упал. Словно удар колокола, это разбудило всех и каждого. Не было ни одной клетки, хозяин которой не прилип бы как можно ближе к этому комку воли к жизни. Уильям "Из Джонбсоро" Хантер до сих пор помнил, что он шепнул в этот миг -- что кричало в нём, что есть сил, но вырвалось едва слышимым всхлипом боли и жажды:

-- Я выйду отсюда.

Парень замахнулся и нанёс ещё один удар. Хруст кости раздался в напряженной тишине, а наркоман, схватившись за нос, выронил плеть и попятился к соседней клетке. Удар. Удар. Ещё удар. Залитые кровью глаза уже не видели ничего другого, кроме как валяющегося на полу куска мяса, заслуживающего смерти.

-- Выйду, -- шептал он. -- Выйду. Выйду.

Он так и не понял за всю свою жизнь, что мешало другим сделать то же раньше. Словно напуганное стадо овец, люди сидели в своих клетках и медленно дожидались гибели ровно до той поры, пока кто-то не восставал. Не выходил из своей тюрьмы, избивая палачей и даже не замечая, как к нему медленно подходит его смерть. Будь с ним кто-то рядом, и его маленький бунт завершился бы грандиозным освобождением всех рабов до единого, но нет. Ведь их всех -- тех, что находились в камерах, что держались за решётки, как за часть себя, и давно забыли запах свободы, сдерживало вовсе не заточение -- их держал страх. За порывом ярости Ли не увидел, как возле него возник Хозяин. Лишь свист хлыста с двумя лезвиями на конце оповестил его о прибытии его гибели. Всё, что он успел сделать -- это подставить левую щеку.

Наёмника подкинуло, словно от взрыва. Шрамы зудели, будто были нанесены вчера, но вовсе не это было причиной такого скорого пробуждение -- где-то там, на улице, за шумом дождя, который, видимо, начался, пока Хантер дремал, послышался резкий удар о металл. Он схватил винтовку и замер. Вновь воцарилась тишина. Среди лёгкого ветра, который разносил мокрые опавшие листья, и капель дождя, падающих на подоконники и карнизы дома, не было слышно абсолютно ничего. Секунда за секундой лишь ручейки воды падали на какой-то тонкий шифер, валяющийся возле дома. Спустя несколько минут ничего не изменилось. Часы показывали четыре двадцать три. Мужчине уже начало казаться, что это было частью сна, что он принял звон лезвий за настоящий, но стоило ему об этом подумать, как он вновь услышал удар -- кто-то бил в дверь гаража. "Возможно, кто-то просто пытается переждать ночь?" -- сказал бы любой человек. Да, возможно. Такая мысль промелькнула и у самого Хантера, если бы не одно "но": то не было похоже на обычный стук рукой или ногой -- удар звучал глухо, почти беззвучно, и лишь стальные пластины двери, оглушительно громко сталкиваясь между собой, давали знать о шуме. Не было слышно и голосов, звуков шагов, шепота -- лишь немая тишина и погода заполняли фон в то предрассветное время.

Хантер медленно открыл внутреннюю дверь гаража и с опаской заглянул внутрь -- всё так же, как и было: у ворот валялись старые покрышки, заброшенные за шкаф с инструментами, на стене висели разные гаечные ключи, у самой двери стоял домкрат, а основную массу пространства занимал зелено-серый автомобиль, побитый грязью, временем и предыдущим владельцем. Но всё же интуиция, удача, шестое чувство или какой-то определенный инстинкт не давали наёмнику покоя. "Что-то не так, -- думал он себе. -- Зачем кому-то стучаться в убежище перед рассветом, в дождь, если проще добраться до переправы? Да и зачем стучать, если... -- и тут Хантера буквально осенило, -- если об этом убежище наверняка знали только те, у кого были ключи?.."

Сняв с плеча крупнокалиберную винтовку, Уильям подошёл к самой двери и приставил ухо: за общим фоном из разных шумов было отчетливо слышно дыхание. Тяжёлое, грузное, уставшее -- будто сам наёмник стоит сейчас за дверью и просит его впустить. Отойдя к противоположной стене, за машину, мужчина наставил оружие на дверь и прокричал лишь одно слово: "Пароль?!"

В эту же секунду раздался оглушительный лязг металла; в двери гаража, где-то на уровне макушки Хантера, показалось нечто. Сквозь небольшую дыру в тусклом свете было видно что-то похожее на слоновий бивень, но острее и длиной чуть меньше, чем предплечье человека. Это была явно кость, загнутая по небольшой дуге, наконечник которой образовывал крюк. Из-за двери начал раздаваться хриплый крик, похожий на рычание, а удары участились, несмотря на то, что та "кость" -- чем бы она ни была -- застряла между пластинами. Не думая ни секунды, Уилл навёл прицел чуть ниже объекта и выстрелил. Громкий писк, сопровождаемый всё тем же хрипом, раздался снаружи.

Странная конечность всё ещё оставалась в двери, но через секунду на крыше были слышны цокающие звуки, чем-то напоминающие женскую обувь с каблуком. Будто огромный таракан, ползающий где-то наверху, это существо (а наёмник уже был абсолютно уверен в том, что это не человек) пересекало дом вдоль и поперёк, пытаясь найти вход внутрь. Услышав звон стекла, стрелок побежал на звук, выхватывая из-за пазухи прицел с тепловизором. Установив модификацию, наёмник прицелился в единственную светлую точку и выпустил пулю. В самый последний момент оно отпрыгнуло от оконной рамы куда-то вверх и через одно мгновенье уже было у другой стороны здания. Меняя поочередно ведущие глаза, охотник пытался быстро ориентироваться в условиях почти полной темноты, не забывая стрелять на звук и светлые оттенки в прицеле. Это была настоящая битва -- нечеловеческая сила обрушилась на этот дом и, казалось, хотела сравнять его с землей, пронзая деревянные стены тысячами странных кольев. Доски трещали, стены пополнялись всё новыми и новыми дырами, а за границей всего этого безумия не утихал зловещий и протяжный вой.

Но тут один из выстрелов Уильяма из Джонсборо сыграл роковую роль: выстрелив в существо, мужчина промахнулся, и пуля крупного калибра снесла с окна сразу две доски, что крепились одним гвоздём, и в итоге путь внутрь был расчищен -- охотник сам стал добычей. Присев на одно колено, Хан замер и, облокотив оружие на плечо, почти беззвучно сменил магазин, наблюдая за окном. Настало роковое затишье, в котором даже сентябрьские листья, гонимые ветром, не издавали ни единого звука. Лишь дождь всё так же монотонно бил по железу, разбивая свои мелкие капли о препятствие и растекаясь по полу водой. Ударил гром, и в проёме показалась ещё одна конечность, похожая, скорее, на длинный, очень широкий клинок.

Выстрел. Кусок кости отлетел в сторону, задевая старую вазу, но реакции от того, кто стоял снаружи, не поступило -- ни единого вздоха или всхлипа, а часть нападавшего, всё-таки обронив декор, волнообразными движениями покручивалась на кухонном столике, словно юла. Звук от вращения заполнил уши, пускай мужчина и пытался прогнать его из своих мыслей. Лишь когда он закончился, стрелок услышал едва заметный хруст листьев совсем недалеко от окна. Выстрел. Пуля продырявила стену в нескольких десятках сантиметров от рамы -- выстрел наугад и, увы, не слишком удачный, -- лишь треск дерева заполнил тишь наступающего утра, но тут за окном раздались шаги, которые постепенно перешли на бег. Выстрел. Пуля Хантера вновь не настигла белый силуэт, промелькнувший в окне, а наёмник, неожиданно для себя, ужаснулся и покосился в сторону от свиста -- тот же патрон в мгновенье ока пролетел мимо самого стрелка -- рикошет. Оклемавшись, мужчина заметил, что шагов больше не было, и лишь слабые царапающие звуки разрезали молчание с другой стороны здания.

Но затем раздался неприятный металлический скрип. Охотник вспомнил, что видел небольшие железные двери в подвал у угла одного из домов. Обычная архитектура из прошлого тысячелетия: вход на чердак представлял собой лестницу в одном из коридоров, а вход в подвал представлял собою дверь снаружи здания и дыру в кухонном, обычно, полу. Вместо шагов начали раздаваться странные тяжёлые удары, словно кто-то всё время ронял банку с краской. И эхо, что преследовало данное явление, расходилось по всему зданию, пока затишье не наступило прямо под ногами у Хантера. Настал момент величайшего напряжения. Уильям из Джонсборо стоял, боясь даже выдохнуть из себя воздух, и вспоминал, как ловко пробивали эти кости, похожие на клинки, дерево и металл. Время замерло. Молчаливо и холодно наёмник опустил ствол ружья прямо себе под ноги и приготовился к выстрелу. Палец скользнул на курок и зажал спусковой механизм, но удача была уже не на стороне мужчины -- ему было необходимо отвести затвор, чтобы дослать пулю в патронник. Как только раздался щелчок механизма, пол треснул с глухим ударом, и перед лицом Уилла, рассекая пряди его черных волос, блеснул настоящий костяной клинок.

-- Чёрт! -- крикнул наёмник и, выстрелив в пол, побежал к радиоприёмнику, стоящему на столе.

В его голове уже созрел план действий: если это существо было слишком быстрым, чтобы с ним сражаться, оставалось его отвлечь. Под каждый шаг человека оно пробивало пол -- оружие из кости было (или казалось) неестественно большим; больше метра острой и тупой одновременно конечности выглядывало каждый раз из-под пола, образуя новые дыры, а угол, под которым она вонзалась, давал понять то, что монстр находился в движении.

Схватив на бегу стул, мужчина метнул его в сторону, создавая ещё один источник шума, а сам, нажав на кнопку включения генератора, запрыгнул на стол. Прибор загудел, а стул, пролетев пару метров, разлетелся о стену. На какое-то мгновение вновь воцарилась тишина. Присев на корточки, наёмник схватил радио и, выставив волну с проповедями Эволюции, включил его. Вмиг клинок появился под столом. Пробивая паркет и разрезая дерево, он остановился почти у ног Уилла. Закинув приманку на полку, которая находилась гораздо выше, охотник рывком перепрыгнул на старый диван, а с него уже галопом побежал к гаражу, пока существо что есть силы уничтожало фантомного противника.

Добежав до стальных дверей, Уильям снял, открыл засов и нажал на кнопку автоматического открытия, однако двери отказывались подниматься -- в них всё еще торчал крюк, который наёмник, похоже, отстрелил первым выстрелом. Мужчине выпал шанс получше рассмотреть конечность: с виду этот тип мутации очень напоминал человеческий палец больших размеров. Длиною около половины метра, эта кость делилась на три секции, соединенные суставами. Первые две -- короткие, не достигали в длину вместе и двадцати пяти сантиметров, но были покрыты кожей и жилами, которые просвечивали сквозь неё. А финальная "фаланга пальца" имела кожу лишь на суставе. Дальше начиналась голая кость -- без нервов, без мышц и без кожи, она больше походила на тонкий клык, нежели на человеческую когда-то конечность, острое загнутое окончание которой явно предназначалось для нанесения увечий.

Прицелившись, мужчина вновь выстрелил, и крюк развалился надвое, открывая дорогу двери. Внезапно Уилл взглянул в проём дома и обомлел: целый кусок деревянного пола, у которого стоял стол, ушёл вниз, оставив лишь зияющую дыру в пару метров шириной. Сняв с плеча винтовку, он встал в стойку и выжидал. Из ямы показался тот самый -- большой клинок: огромная кость длиной в несколько метров тянулась к полке. Сначала появилось только подобие лезвия -- острого и смертоносного, длиною больше метра, но потом на лезвии начали отчетливо проявляться контуры бывшей руки -- еще шевелящиеся в разных местах пальцы, разделённые новым отростком на расстояние десятков сантиметров, обвисшая гнилая кожа и вены с артериями, расположившимися где попало, которые наголо пульсировали по кости.

Дыхание мужчины участилось. Всё быстрее и быстрее билось его сердце и затуманивалось зрение. В один из тысячи моментов, всё ещё не понимая того, что творится вокруг, он сиганул в машину и, заведя мотор, начал сматываться -- то был не его бой, а смысла от победы было не больше, чем от поражения. Взглянув в зеркало заднего вида, он увидел лишь огромную тень в большой черной тряпке, напоминающей плащ-накидку, которая стояла у выхода. Ни лица, ни самого символа было не различить -- только пара жёлтых огоньков блеснула в первых лучах рассвета и тут же скрылась в темноте...

========== Глава 3. Фастфуд и Эволюция ==========

"Во-первых, никаких крупных городов. Во-вторых, минимум контактов с людьми". Мужчина решил держаться нормальных троп, так как дождь размыл все срезы, и потому, проехав баптистскую церковь у Маунтайн-Вью роуд -- единственный ориентир человечества среди нескончаемых лесов и полей, -- он направил на Вульф Байу -- посёлок, население которого даже в былые времена не превышало полусотни человек, чтобы потом, не доехав до него совсем немного, свернуть в чуть более большой Драско. Как ни странно, но в таких городках всегда находилось место для нескольких вещей: закусочной, церкви, банка и почтового отделения. Все потребности в одном флаконе: пропитание, забвение, жадность и социум -- только они, казалось, представляли интерес для "Человека Современного".

Следующим пунктом была Грисс-Ферри роуд, которая примыкала к другой, еще менее известной Прим роуд. На той дороге, как ожидал Уильям, должны были возникнуть первые проблемы, потому что трасса пересекала реку -- одну из протоков озера Грирс-Ферри, но, к его же удивлению, переправы он там не обнаружил -- лишь старый-старый мост, на котором только-только начали копошиться люди -- мужчины и женщины делали баррикады из кусков домов, что находились на несколько сотен метров западнее, а первые часовые выглядели как пародия на античных солдат: парни держали в руках арбалеты, а вся их защита состояла из лоскутов тёмно-синей ткани. "Для большей незаметности ночью, наверное", -- предположил наёмник, подъезжая к мосту.

Один из дозорных было хотел остановить машину, но из окна показались радостное лицо Уилла и его вытянутая рука, на поднятом среднем пальце которой болтался жетон-пропуск Хэнка. Кивнув в ответ, парень прокричал людям, чтобы те освободили путь, и охотник, чей транспорт теперь был быстрее ветра, умчался прочь в сторону Вудроу. Дальше были столь же незаметные Прим, Парма, Рашинг, Фокс и Моцарт -- деревушки, которые существовали только на старых картах, а на деле то были уже единичные вросшие в землю дома, еще более обветшалые, чем память о них, да старые дорожные знаки, гласящие вечно радостное: "Добро пожаловать!" Замыкал же крюк, который наёмнику пришлось сделать ради того, чтобы не пересекать Маунтайн-Вью печально известные Алко и Тимбо -- города-призраки, которые стали таковыми в самом начале конца из-за паники. Хантер притормозил у въезда в город и достал карту.

-- Так... -- сказал он себе, -- до ближайшей возможной переправы нужно пересечь: Ландис, Хариет, Бруно, Ярдел, Пиндалл и Хасти -- всего-то около ста пятидесяти километров увлекательнейшей езды. Что ж... поехали, -- пожал он плечами и кинул атлас на соседнее сиденье.

"Ближайшей переправой" был назван более-менее крупный город Джаспер. На фоне посёлков, что соседствовали с ним, он казался огромным, но вот в противостоянии с тем же Маунтайн-Вью или еще не достигнутым Фейетвиллем и вовсе не был заметен на карте. Маршрут Уильяма не предполагал посещение Джаспера. Всё, что ему было нужно -- проехать через мост, что стоял на окраине, и объехать огромный Фейетвилль по дуге с юга. Так и получилось.

Спустя несколько десятков минут, когда Джаспер, Сайлом-Спрингс и Дриппингс остались позади, взору мужчины открылась река Неошо, путь через которую пролегал по двум мостам, стоящим параллельно друг другу на расстоянии двадцати метров. Пускай в каждом из них было по три полосы, но они не выдержали той нагрузки, которую, кажется, на них попытались водрузить люди Нового мира -- одна из конструкций полностью обвалилась, и лишь её ещё не покрытые илом и плотным слоем водорослей очертания в реке говорили о том, что она когда-то здесь была. Вторая же половина моста была на грани: опоры потрескались и разваливались на части, куски дороги с громким шумом падали в воду даже от сильного ветра, а единственное напоминание о переправе -- не до конца разобранные стены -- раскинулось хламом лишь по краям. Включив первую передачу, наёмник медленно и неуверенно повёл своё авто через обломки. В одну из тревожных секунд водитель почувствовал слабый удар, и машина осела -- одно из колёс провалилось в свежую яму. Матерясь про себя, Уильям дал по газам в слепых надеждах выехать. К его счастью, надежды оправдались, и авто через секунды, перемешивая старый асфальт и бетон, буквально вылетело из ямы навстречу пропасти. Он вовремя среагировал и, выворачивая руль под неведомыми доселе углами, вырвался из бетонной ловушки на скорости шестьдесят восемь километров в час.

Только водитель собирался с криками радости разогнаться на полную и умчаться вдаль, как машина заглохла и медленно остановилась. Не отошедший еще от первой удачи, он в панике начал заводить автомобиль -- бесполезно. Выйдя наружу и заглянув "под капот", Хантер убедился -- всё исправно. И лишь потом, когда он вернулся внутрь и взглянул на приборную панель, понял, что стрелка топлива стоит на отметке "Пусто". Уильям достал канистру из кузова пикапа и начал заливать бензин в бак. Емкость быстро опустела. Вернувшись в авто и заведя его, он увидел отметку топлива: "Семнадцать литров".

-- До Стилуотера может не хватить... Черт. Всё-таки придется остановиться на том озере и подзаправиться. Ска-йа-тук. Мда... Второе почётное место в конкурсе "Хреновое название".

Проехав через Чуто и не доезжая до Георги буквально пару километров, мужчина свернул на север -- через посёлки, название которых он и не заметил, а потом, преодолев последние километры, пересекая 103-ю Вест-Норд стрит города Скайатук, выехал на столь уже желанную ему Лейк-роуд -- дорогу к одноименному озеру.

Проезжая по трассе, заросшей с запада лесополосой, он думал о незамысловатом: "Был ли этот водоём назван в честь города или это город был назван в его честь?" И действительно, оба места носили одно и то же название: Скайатук. "Озеро величественное, -- вновь размышлял мужчина, -- большое. Пара километров от берега до берега в некоторых местах, но если наложить его на город, то он всё равно не вместится... Может быть, стоит думать о важности? Озеро даёт питьевую воду, а платина давала или даёт энергию. Вода -- это дом для огромного количества живых видов и пропитание для еще большего. С другой стороны, город -- это место жительства людей, да и, к тому же, что то, что другое называли люди. Хм... непонятно. Быть может, их нарекли в одно и то же время? Или их нашёл и основал один и тот же человек? Жаль, что к атласу не даётся справочник по истории".

Тем временем машина начала подъезжать к мосту. Уже преодолев последний поворот, Уильям увидел возвышающиеся стены переправы -- они более походили на кучи спрессованного металлолома, чем на технически надежные конструкции, но это компенсировалось их высотой -- больше десяти метров. Бойниц не было видно, но и предполагать то, что стены были полыми, не стоило. Сам мост был длиной около километра, но четыре пятых его длины занимала земляная коса, и лишь на двухсот метрах под конструкцией была водяная пропасть, которую нельзя было объехать. Там и расположились люди с переправы.

Подъехав к воротам, которые напоминали большие раздвижные двери, Хантер посигналил. Настало затишье. Не было слышно ни голосов, ни выстрелов, ни даже шагов, но через несколько минут ворота начали открываться, а навстречу из них к наёмнику вышел мужчина. Ему было за тридцать. Сильно худощав, но не лишён привлекательности, весь в непонятных татуировках, бронежилете и поношенных черных джинсовых штанах. Поправив волосы, свисавшие локонами до лопаток, и почесав недельную русую щетину, он начал говорить:

-- Добро пожаловать на озеро Скойтаук, -- произнёс тот сквозь выбитый клык и сразу же потерял весь шарм своего образа. -- Вход платный, так что выворачивай своё барахло.

-- Скайатук, вроде бы, -- поправил его охотник. -- И сегодня за меня оплачиваете вы. Вот пропуск.

-- Вот блять... -- со злостью в бледно-голубых глазах рыкнул тот. -- Я... в смысле, располагайся тогда, дедуля. Сейчас всё оформим по первому классу.

-- "Дедуля"? Ты серьёзно? -- с явным сарказмом произнес мужчина. -- Тогда я рассчитываю на бесплатное топливо.

В ответ его оппонент лишь молча кивнул, и они вместе поехали по мосту на первой передаче. Наёмник осматривал местность, и его не покидало странное ощущение... несовпадения. Вокруг было практически пусто и очень тесно -- ни складов, ни автомобилей, ни даже элементарных часовых, которые бы патрулировали время от времени периметр. Но стены, как оказалось, всё-таки не были полыми -- они, как начал рассказывать мужчина, были установлены в два ряда, между которыми и располагались импровизированные помещения и тянулись вширь практически через весь лагерь. Четыре Г-образных конструкции полностью изолировали местность, оставляя лишь метров пять для ворот по обеим сторонами и небольшой промежуток (метров тридцать) на мосту -- "просто пустота без ограждений или заборов, которую пока что нечем заполнить". То место чем-то напоминало Хану старые арены -- узкие места для битв и куча стен, с которых на тебя, казалось, то и дело кто-то смотрит.

-- Пустовато здесь. Где все люди?

-- В стенах, -- прагматично ответил проводник. -- Сам видишь, мост узенький. Две трети занимают эти же стены, так что выбор невелик.

-- Там, должно быть, чертовски тесно.

-- О, да. Огромные длинные коридоры в три-четыре метра шириной -- большего не заслужили.

-- Слушай, а где... часовые? Где дети, женщины? -- не без подозрений открыто спросил Хантер.

-- Всё в тех же стенах. Часовые смотрят в бойницы, дети играют с женщинами, мужчины спят после вылазок и так далее -- мы тут тебе не цирк, чтобы своим присутствием развлекать. К тому же скоро миграция сволочей -- готовимся изо всех сил, так что и отдыхаем много.

Хантер молчал и перебирал свои воспоминания. Он точно помнил тот момент, когда подъехал к воротам -- в стенах бойниц не было. Да и на переправе у Гайона попасть внутрь было куда затруднительнее -- скажи, кто ты, чем занимаешься, и подожди, а здесь...

-- Знаешь, -- вдруг заговорил парень, -- а ты не мог бы снять эту маску? Бандану или как её? Мне некомфортно говорить с неизвестно кем.

-- Даже если я сниму маску, я все равно останусь для тебя "неизвестно кем".

-- Понял, принял. Ладно, тогда тормози здесь, -- штурман указывал на место между Г-образными стенами. -- Располагайся. Сейчас принесу канистру.

Хантер ещё раз поразился конструкции моста: "На это явно ушло много лет работы. При таких условиях и с труднодоступными инструментами на это и вовсе могли уйти десятилетия". Одно из чувств подсказывало наёмнику забрать топливо и убираться как можно скорее, но другое говорило о том, что в переправе такого уровня качества может быть торговец или, что еще лучше, ученый.

-- Слушай, ты не против, если я за...

Уилл хотел было попросить своего гида провести его внутрь, но, обернувшись, уже не обнаружил длинноволосого -- лишь открытая дверь в стене поскрипывала по инерции. Он вновь замер и вслушался в мир -- тишина. Полная, абсолютная -- ни крика, ни шепота, ни стука, ни писка -- как в многочисленных городах-призраках, с одним-единственным отличием -- в том месте так не должно было быть. Мужчина вышел из авто и, скинув винтовку на переднее сиденье, пошёл ко входу.

Войдя внутрь, наёмник замер на месте не столько от удивления, сколько от растерянности: он стоял посреди пустых стен, среди которых тянулось множество лестниц, дверей и балок. Комнаты, если их можно было так назвать, представляли из себя коробку, кое-как закрепленную на неопределенной высоте. Всё место походило скорее на прямолинейный, но многоуровневый лабиринт, чем на дом, что позволяло мужчине предполагать лишь одну теорию: первый ряд стен был построен раньше, чем второй и помещения внутри него. "С другой стороны, -- подумал Уильям из Джонсборо, -- если это выглядит нелепо, вовсе не значит, что это нелепо в действительности. Вот посмотреть на меня, хотя бы..."

Внутри было так же тихо, как и снаружи. Уильям замер, оглянулся по сторонам и, кроме подозрений, понял лишь одно: он понятия не имеет о том, куда ему нужно идти. Тем более, что путей было довольно много: начиная от лестницы вверх, у которой стояла стремянка на третий "этаж", и заканчивая дверью, за которой находится еще одна дверь, и не было никого на обозримом расстоянии, кто мог бы подсказать дорогу.

Среди огромных пустых стен раздался глухой стук. Затем еще один. И еще один. Забыв о выборе правильной дороги, наёмник пошел на звук. Издали он напоминал захлопывание щеколды на замке, только в несколько раз громче, но, чем ближе становился источник, тем меньше то странное звучание напоминало что-то миролюбивое. Уильям "Из Джонсборо" Хантер поднялся, спустился, прошел вперед и затем снова поднялся на два уровня выше -- всё это он делал с минимальным, насколько это возможно, шумом и с большой осторожностью. В конце концов, он остановился у огромной железной коробки, висящей на балках на уровне третьего этажа -- именно оттуда, из-за запертой двери, и исходили те звуки.

Глухой удар сопровождался прерывистым дыханием, а из-за пелены стонов изредка раздавалось жалостливое "Я не знаю!". Сразу осознав, что тут всё-таки что-то нечисто, наёмник оставил мысли о том, чтобы войти в комнату, и решил подслушать, а ещё лучше -- подсмотреть за действием, происходящим внутри большого спичечного коробка. Собрав всю свою ловкость в руки, Хантер встал на опоры комнаты, которые представляли из себя железнодорожные рельсы и, хватаясь за места спайки железных пластин на стенах, начал искать уязвимое место коробки. "Не смотреть вниз", -- говорил он себе, шагая по балкам, но глаза его были теми еще предателями. Прямо под ним солнечным светом освещались опоры не слишком цельных стен, прыгали солнечные зайчики по полированному железу и скрипели сваренные между собой арматуры, стоящие под прямым углом. Протиснувшись между стеной комнаты и несущей, мужчина, опираясь спиной и руками о не внушающий доверия кусок переправы, стал двигаться к источнику слабого света -- дыре между пластинами.

-- Слушай, парниша, у меня нет времени на очередные игры с тобой. Говори, где вы храните топливо, мать вашу?!

Через небольшой люфт наёмник отчетливо видел, как приветливый мужчина, который, кстати, даже не представился, избивал мужчину, стоящего на коленях, на глазах перед какой-то шайкой. Все, кроме заложника и "гида", были вооружены до зубов и одеты в тёмные окровавленные одежды. Холодные лица, покрытые грязью или закрытые масками, безразлично наблюдали за допросом.

-- Ты пойми, -- продолжил тот, -- мы один хрен тебя убьем, но если будешь сотрудничать, то оттяпаем тебе оставшиеся конечности уже после смерти -- умрешь в мире с собой и с пулей в голове, а нет...

Он схватил пленника за окровавленный рукав куртки и сжал посильнее. Мужчина завыл и заревел, упав на шаткий пол, но это совсем не произвело впечатления на палача. И лишь когда мученик забился в конвульсиях, Уильям из Джонсборо смог разглядеть причину и ужаснуться -- руки не было. Рукав был обрезан до плеча, а то, что наёмник принял за обмотки, было кусками кожи и мяса, болтающимися на полумертвом теле.

Сухожилия жадно впитывали в себя кровь, которая была на полу, артерии пульсировали, создавая еще большее кровотечение, а тот, чья единственная рука была прикована наручниками к трубе, от боли пытался дергать своей фантомной конечностью. Гид развернулся и шепотом обратился к своей банде, после чего несколько мужчин, окончательно скинув с себя куртки, направились к пленному. Раздался громкий вой. Ошарашенными глазами полумертвый смотрел на идущих к нему людей. "Только не они, -- всё время повторял его взгляд. -- Только не они". Мужчина начал судорожно хрипеть и подзывать пальцами руки гида к себе, соглашаясь на всё и со всем на свете. Не дожидаясь развязки, Хантер пулей вылетел из здания и, надеясь на то, что его никто не заметил, вернулся в авто, положив на ноги пистолет.

-- Тебя никто не видел, -- шептал он себе, -- и дело это -- вовсе не твоё. Бери топливо и езжай.

Через двенадцать минут и четыре секунды дверь с громким хлопком отворилась. Из неё вышел улыбающийся палач, держа в руках красноватую канистру с бензином. Только сейчас Уильям из Джонсборо заметил на мужчине кожаные водительские перчатки, закрывающие его побитые костяшки ладони, и странный отблеск на жилетке, надетой под низ бронежилета -- то явно была не вода.

-- У-ух! -- громко крикнул тот. -- Ты не поверишь, но как трудно мне было найти эту чертову канистру -- практически отрываю её от себя! Можно сказать, что ты меня грабишь, старик.

-- Ха. Да, -- с наигранной улыбкой ответил Хантер. -- Да, пожалуй. Впрочем, я благородный грабитель: одежду можешь оставить себе.

-- Йи-и-ха! Вот это настрой, дедуля! Прямо и не скажешь, что миру крышка настала! -- проводник открыл ёмкость и замер на секунду. -- Слушай... да ты магистр мышления -- припарковаться так, чтобы бак был как раз с краю моста!

Уильям выглянул в тыловое окно машины и понял, что никакого свободного пространства между машиной и пропастью нет. Не ожидая ни секунды, мужчина завёл авто и сдал назад по диагонали, чтобы потом поехать вперед по противоположному углу -- сделать манёвр буквой "V". Дабы не вызывать подозрений, мужчиной было принято решение оставить винтовку в машине -- он вышел из авто и тут же заблокировал дверь, после чего, забрав канистру из рук парня, направился к топливному баку.

-- Что, не доверяешь кому попало? -- хитро сказал собеседник, смотря в окно машины. -- Понимаю. Я вот тоже мало кому доверяю -- гиблое это дело, непрофессиональное.

Наёмник поставил канистру у бака и с презрением посмотрел на мужчину. В то время, как его правая рука опускала ёмкость, левая уже держала пистолет, который висел на бедре. В ухе всё еще эхом отдавались удары кулаков и звук чавкающего мяса. "Неужели он всё-таки решит отпустить меня? Просто так, без причины? Нет, вряд ли. Но лучше не стрелять первым. Жди, Хантер, жди -- момент настанет".

-- Скажи, -- выдохнув и опустив голову начал он, пытаясь отвлечься, -- это озеро было названо в честь города или город в честь озера?

-- Озеро, -- кратко ответил парень.

-- Исчерпывающий ответ. Откуда знаешь?

-- Слышал всякие россказни от моего отца -- пересказы дедовских историй. Это озеро относительно молодое, если сравнивать с городом. Одна из версий такая, что название было дано в честь какого-то человека, которого называли Индейцем. Странное имя, скажи? А прозвище было... То ли "Краснопёрый", то ли "Краснокожий" -- хрен его разберёт... Так вот фамилию, как ты понял, он носил Скайатук -- целый город в честь одного маленького человека. Вот бы мне так... Впрочем, имечко у меня хреновое -- лучше не стоит. Эй, ты чего застыл? -- наёмник всё еще смотрел в пол и крепко сжимал ручку пистолета.

-- А? Думаю, думаю... Интересно. "Одна из версий" -- есть еще?

-- Угу. Ещё какой-то пьяный мужик травил байку, будто бы здесь однажды разбилась повозка, которая...

В ухе наёмника повис нарастающий писк. Перед глазами мелькала картина с отсутствующей рукой, и то, как выглядела оставшаяся конечность, давало понять только одно -- её не отрезали. "Рваные куски мяса, как от взрыва, но взрыва не было. Руку могли оторвать, но для этого понадобилась бы машина, а мост пустой. Это мог быть выстрел из крупного калибра, но кожа висела лоскутами вокруг всей конечности -- пуля не могла пройти насквозь, оторвать руку, но не задеть края. Нет, её не оторвали и не отстрелили -- её съели..." -- мысль каплей воды начала молотить по темечку Хантера. Медленно падать и, разбиваясь, приносить странную боль без возможности унять её. Лишь одни люди в том странном Новом мире опускались до поедания себе подобных -- те, кого охотник избегал уже целых четыре года -- "Эволюция". Трясущимися руками мужчина открыл дверцу и вставил ключ в крышку бака.

-- Эллиот, лови его!

В тот миг с крыши одной из стен послышался истошный вой. Окровавленное тело в тёмно-синей клетчатой рубашке с глухим звуком распласталось на земле -- тот самый мученик. Оставшаяся рука была сломана. Кость предплечья пробила кожу насквозь, выйдя через локтевой сустав и зацепив собою пару сухожилий, а ладонь была вывихнута наружу -- в сторону запястья. Голова была неестественно сплюснута, а правый глаз, на который пришлось падение, вылетел из глазницы вместе со зрительным нервом. На пару с кровью изо рта выливались осколки зубов, нижняя челюсть всё еще подергивалась в конвульсиях, и даже ребра виднелись сквозь красно-синюю шерстяную ткань. Увидев это, Уильям на мгновенье застыл, а потом с вытаращенными глазами попятился за машину. Не менее удивленный гид обернулся сначала на него, затем на авто. Повисла зловещая тишина, и там, в этой тишине, глаза проводника начали наливаться уверенностью, а ехидная улыбка расплылась по лицу.

-- Что, решил сбежать? -- почти шепотом спросил он, увидев то, как Хантер дернул запертую дверь. -- Это хорошо. Жажда жить -- это всегда хорошо. Знаешь, я ведь хотел решить это всё по-мирному -- мы и так убили достаточно, чтобы кровь навсегда застыла на моем локте. Но мои коллеги, -- слегка обернувшись в сторону открытой двери, за которой раздавался топот ног, проскрипел мужчина, -- оказались не слишком терпеливы -- тот самый вопрос доверия, о котором ты и я обмолвились не так уж давно. Но, знаешь... В своей небольшой панике ты пропустил одну очень важную деталь, -- он ухмыльнулся и, как сам считал, незаметно потянулся за оружием, -- ключ от машины ты оставил в баке для топлива.

Прозвучал выстрел. Противник упал на землю и, издавая стоны, держался за переломанные ребра. Спустя секунду пикап накрыл град пуль из оружия, напоминающего Uzi. Хантер спрятался за корпусом авто и проверил барабан револьвера -- еще пять патронов. В ту же секунду из двери выбежало три амбала -- те самые, которые сидели в комнате. Двое направились к авто, а третий -- к телу. Через грязное стекло наёмник отчетливо видел своих противников, хоть и выглянул всего краем глаза.

Оба под метр девяносто ростом и сто килограмм веса, те коротко стриженные рыжие близнецы с округлыми носами и щеками уже подбежали к своему названному лидеру и подняли его с земли. Мужчина чертыхнулся в свою сторону за то, что не успел навестись на голову проводнику -- пуля попала в бронежилет, но не прошла его насквозь, так что ранения тот не получил.

-- Стреляйте, идиоты, стреляйте! -- прокричал пастырь своему стаду -- в этот же момент пули начали решетить авто, но не прошло и доли секунды, как выстрелы прекратились, а из-за машины послышался разъяренный крик. -- Не по тачке стреляйте, а по его ногам, сукины дети!

Однако Уильям предвидел это и удачно спрятался за колесом машины. На мосту воцарилась мнимая тишина, среди которой раздавались странные чавкающие звуки. Мужчина выглянул на мгновенье со стороны капота и тут же скрылся, придерживая свой рот рукой. Через несколько секунд стошнило гида.

-- Кх... х... Мать твою! Чарльз, сука, ты серьёзно?! Сейчас?! -- отплевываясь, орал проводник.

-- Прости, босс, но я изголодался.

-- Фу, бл... Оно же сырое... Да нахер это -- он ещё дышит! Дышит, сука!

-- Плевать... Я... слишком давно... О, это мясо...

Там, на другом краю моста, у упавшего человека, сидело четвертое животное. Чавкая ртом, перемалывая зубами жилы и кожу, оно поедало только что упавшего мужчину. Его частое дыхание говорило только о нестерпимой боли, которую не в силах было выразить его непослушное тело -- лишь кусок руки, с которого срывалась та самая плоть, изредка подергивался от конвульсий.

-- Знаете, парни... -- начал Хантер, оскалившись. -- Предлагаю вам просто дать мне выйти отсюда. Обещаю взамен: никто не умрёт. В противном случае я вам ничего не гарантирую.

Из-за машины послышались прерывистые смешки и непонятный шепот, но ответ последовал почти незамедлительно:

-- Ладно, дед, выходи -- мы даже ворота тебе откроем и на машину красную ленточку повесим.

-- У меня одно условие! -- продолжал наёмник, будто бы не замечая подвоха. -- Опустите стволы -- я не хочу быть застреленным, не имея даже шанса выстрелить в ответ!

-- Сначала давай сюда свой, -- строгим тоном потребовал один и громил.

В этот миг наёмник снял застегнутую кобуру у себя с бедра и кинул через машину. Сквозь пыльное стекло он тут же проглядел, что один из стрелков нагнулся за находкой, не заметив подставы или не осознав, что последует дальше. Схватив пистолет, он резким рывком упал на пол и прошептал наклоненному мужчине лишь одно слово: "Обманул". Дальше последовало три выстрела: первый прошел сквозь ногу, заставив силача упасть на колени, второй -- в бронежилет, скинул его на спину, и третьим был смертельный -- в голову. Рыжие волосы разлетелись по мостовой, собирая собою с асфальта грязь, а единственный оставшийся глаз перекосило в неизвестном направлении.

-- Бэнни! Бэнни! -- завопил второй здоровяк и кинулся к трупу. -- Ах ты, сука! Сука-а-а-а-а!

Громадная скала мышц понеслась на машину, расстреливая магазин во всё, что видела. "Стрелять в одного из близнецов не было хорошей идеей, -- думал себе Уильям из Джонсборо, -- но черт с ним. Что сделано, то сделано". Но внезапно он ощутил резкую боль в икре левой ноги -- рикошет одного из выстрелов прошил икру Хантера насквозь, принося острые ощущения, расползающиеся по всему телу.

-- Стой, дебил! -- прокричал гид, встав впереди здоровяка. -- Он этого и ждёт! Стоит тебе подойти ближе или выстрелить последний патрон в магазине -- и ты труп. Остынь! Посмотри, что ты сделал с тачкой! Я, конечно, хвалю тебя за то, что ты не стрелял в колеса и капот, все дела, но, мать твою, дверь на решето похожа!

Переведя дыхание и успокоившись, верзила прошептал на ухо своему лидеру пару слов, после чего они остановились в десятке метров от авто.

-- Умно... -- почесав выжженные на солнце волосы, усмехнулся проводник. -- Даже чертовски умно для эмоционального придурка. Эй, старый! Как подметил Эллиот, у которого ты только что отнял брата, ты в ловушке! Эта машина... и так была слишком мала для маневров, а теперь тебе от переднего колеса и двинуться некуда! Так что выходи! Давай! Если выйдешь с поднятыми руками -- тебя убью я. Если нет -- я отдам эту честь скорбящему брату покойника.

-- Да?! Какой отличный выбор! Я лучше прыгну, идиот!

-- Прыгнешь?! О, да... -- за машиной раздался смех. -- Это будет лучший вариант для нас. Прыгай, старый, прыгай!

Хантер с большой осторожностью отлип от машины и наклонил корпус за край моста. Невооруженным взглядом он видел белые точки на воде -- словно застывшие кубики льда в каком-нибудь виски. Но стоило ему присмотреться, как эти невнятные фигуры обретали форму, цвет, оттенок и причёску.

Оттуда, с илистого дна озера Скайатук, прямо на наёмника уставились десятки вечно открытых глаз. Гнилые губы распухли в воде и вот-вот были готовы разорваться, освобождая гной, но всё равно уступали чрезмерно большим щекам бледно-зеленого цвета. Под полузакрытыми веками виднелись стеклянные глаза -- мёртвые, но всё ещё напуганные. Некоторые из тел даже тянули руки сквозь воду, рассекая собою небольшие волны. Изъеденные рыбой, их сухие предплечья изредка выглядывали из-под водной толщи, дотрагиваясь до свободы, к которой так и не смогли дотянуться их лёгкие. Мужчины и женщины, старики и дети -- все люди, которые, как понял наёмник, когда-то обитали в этом месте, уже никогда не покинут его. По крайней мере, до тех пор, пока верёвки, привязанные к их телам и каменным блокам, не сгниют или их собственные сухожилия и хрящи не выест время.

-- Ну, что же ты медлишь, тряпка?! -- со смехом прокричал верзила. -- Лети вниз -- ты свободен!..

И вновь мост был отдан на растерзание тишине. Уильям "Из Джонсборо" Хантер долго размышлял о том, как же ему спастись с этого моста, но ответ всё-таки пришел к нему -- в тот момент, когда он, наклонившись, чуть не рухнул с уступа. Уже через секунду глухим эхом по пустому мосту разлетелся звук удара об воду. Двое мужчин забежали за машину и, не обнаружив там наёмника, кинулись к краю конструкции. По воде медленно расходились круги, ударяясь об руки мертвецов и исчезая в глади спустя несколько метров.

-- Думаешь, он спрыгнул? -- спросил гид здоровяка.

-- Конечно, спрыгнул, -- ответил Эллиот. -- Какой у него был еще выбор? Разве что... застрелиться. Но это не облегчило бы страдания для его тела.

-- Ты прям уверен, да? Похоже на какой-то грёбаный трюк, -- прошептал парень, осматривая авто.

-- Нет, босс, не трюк. Смотри -- я даже вижу его бронежилет, медленно тонущий возле этой истерички. Как её...

-- Неважно... Тогда где тело?

-- Те... Течение? Мне стоит подождать с другой стороны, пока проплывёт тело?

-- Возможно, и течение... Да, можно было бы и подождать. Впрочем... -- остановил жестом своего подчинённого главный. -- Ладно. Чёрт с ним. Он может и не всплыть -- больно дохрена у него было при себе. У нас есть машина, у нас есть винтовка и, самое главное, у нас есть эта переправа. Пошли. Если хотим по-настоящему присвоить это место себе -- нужно удостовериться в том, что подобное больше не повторится.

-- А... а как же этот ублюдок?! Что, если он выжил после падения?

-- Смотри... -- уставшим голосом промямлил гид, присев рядом с громилой. -- Он явно направлялся на запад или юг -- он не объехал это место, как если бы он ехал на север или восток. У него нет припасов и оружия -- он оставил всё это в своей драгоценной развалюхе. Он должен будет где-то их пополнить и, сдается мне, он сделает это в первую очередь. Ближайший город на его пути -- Хомини или Сенд Спрингс, я пошлю туда отряды завтра с утра. Сегодня мы должны убрать всё это. Панихиду по своему брату и достойные похороны оставь на потом -- время не ждёт.

-- Голова, босс, голова! -- восхвалил громила и пошагал в здание.

-- Ушлёпок, -- отрезал Хантер и плюнул в воду.

Он сидел на железной решетке и осматривал свою рану -- времени до ночи оставалось полно, так что вполне можно было стерилизовать и зашить то сквозное ранение. "И всё-таки я удачливый хрен", -- эта мысль пронеслась в голове у мужчины, вызывая полуулыбку на его лице. Да, в тот момент, когда Уильям "Из Джонсборо" Хантер чуть было не свалился с моста, он увидел своё спасение -- нижний уровень. Старый и забытый, он представлял из себя лишь несколько ненадежных выступов, идущих вдоль моста и, должно быть, служащих исключительно для осмотра и, если понадобится, ремонта конструкции. Его трудно было заметить издали, так как мост изрядно обветшал, трудно было заметить с моста, так как даже для того, чтобы туда попасть, Уильяму пришлось изрядно раскачаться, держась руками за разваливающийся край моста, а последняя лестница -- единственная лестница, которая, к тому же, ещё и была закрыта стенами с верхнего уровня, не внушала своей коррозией и углом расположения абсолютно никакого доверия.

В конце концов, Уильям почувствовал себя там в безопасности. Словно он снова играл в прятки, как раньше -- в далеком детстве. Разница была только в том, что, сколько не закрывай глаза, никто не поверит в то, что тебя не видно, и если ты встретишь свой страх, то вряд ли откупишься от него парой сомкнутых ладошек и испуганным личиком. Нет -- страх всегда требовал нечто большего, чем просто уважение.

-- Чёрт... Чёрт, мать твою... А, блять! -- Хантером вдруг овладели эмоции. -- Мало того, что я вытащил из кармана бронежилета не тот калибр пуль, что использую в револьвере, так я... Я!.. Эх... Я еще и порвал ремень на сумке с этой гребаной тушёнкой. Чёрт!.. Жрите, там внизу! -- злобно прошипел мужчина, хватаясь за больную ногу. -- "Надеюсь, что всё вкусно и вам нравится наш сервис!"

Пришло время зашивать рану. Он достал из кармана моток ниток, через который была пронизана игла, и небольшую армейскую флягу со спиртным, которую он, парадоксально, никогда не носил в бронежилете. Смочив внутренний уголок своего плаща в спирту, наёмник медленно приложил его к ранению. По телу сразу расползлись небольшие судороги, а саму рану, казалось, щипали тысячи клещей, пытаясь выдернуть кусочек мяса. Больно. Это всегда больно. Такой же процесс ожидал его с другой стороны сквозного прострела. Сначала у мужчины промелькнула мысль о том, чтобы еще и перевязать рану, пустив на бинты один из рукавов рубашки, но потом он отказался от этого -- такая процедура не предусматривала резких движений или напряжений мышц. Впрочем, как и шитье раны, но ниток хватало на целую орду, а вот рубашка быстро кончилась бы, если бы пришлось менять перевязки. Иголка медленно проходила сквозь кожу. Куда медленнее, чем любой летний день. Пересекаясь с человеческим телом, старая нитка приносила странные колющиеся ощущения, которые немного заглушались болевым шоком. В конце концов, рана была стянута, а нить -- завязана и обрезана под край. Хоть и перевязать рану наёмник не решился, но затянуть её он вполне мог -- своеобразным жгутом послужила кобура с тесаком, которую Уилл просто переместил с левой икры на правую.

Всё последующее время наёмник провел либо в полудреме, либо подслушивая обитателей моста и подсчитывая свои потери. Как только он оказался под мостом, у него сразу пробежала мысль о том, чтобы ночью вернуться и вырезать всех тех, кто захватил это место, но чем больше он сидел там, внизу, тем больше слышал и тем менее реалистичным считал первоначальный план.

-- Теперь их там около пятнадцати, -- прошептал он сам себе. -- Судя по звукам приближающихся машин, о набеге можно забыть: они будут на взводе и во всеоружии, а завтра утром откроют охоту на меня. Что ж, тогда просто... просто проберусь, заберу то, что принадлежит мне, скроюсь в ночи. Отличный план. Да... да.

Часы показывали сорок семь минут после полуночи. Собрав всю свою решительность в руки, наёмник лез по ржавой лестнице, каждая ступень которой представляла собою просто три трубы, сваренные друг с другом и приваренные к мосту. Конечно, одна из труб оторвалась, но ничто не мешало ему зацепиться за следующую -- так он оказался на мосту. Вернее, на бордюре моста -- территорию после лестницы закрывала стена, и единственным выходом было то самое свободное место между надстройками, с которого наёмник "спрыгнул", чтобы спастись. Медленно перебирая ногами, Уильяму вновь приходилось признавать, что раны зашивать нормально он так и не научился -- нога болела и "ныла" при каждом шаге.

Величественную луну закрыло тучами, а единственное напоминание о ней -- далекое отражение в южной части озера -- разбивалось о течение. Погода была благоприятная и естественного света практически не было, а искусственный -- маленькие масляные фонари, которые носили на своём поясе уже реально существующие часовые -- лишь изредка зажигались владельцами, когда те пытались разглядеть что-то подозрительное внутри переправы. Мост полностью погрузился в темноту, и лишь свет прожекторов у ворот -- у выходов из того, теперь опасного, места -- на добрую сотню метров освещал путь. "Кажется, эти ребята не ждут нападения изнутри. Отлично. Мне же лучше".

На краю моста горел тусклый электрический свет. Наёмник медленно выглянул из-за железной пластины и увидел стоящую на том же самом месте машину с раскрытыми нараспашку тремя дверьми. Из-за автомобиля доносился странный и монотонный стук.

-- Эй, Эл! -- послышалось с одного из зданий. -- Дверь вообще-то желательно снимать, чтобы устанавливать на неё подобные штуки. Замки же сломаешь, дурень.

Возле авто медленно выросла фигура рыжего здоровяка с молотом в руках. Даже в тусклом свете машины он казался куда более уставшим и измученным, чем шестнадцатью часами ранее.

-- Да знаю я, знаю. Но если буду всё снимать, мне не хватит времени, а утром эта малышка должна быть в полной боевой готовности. Закончу раньше -- выеду раньше, -- мужчина развернулся к своему собеседнику лицом. -- Я найду этого ублюдка и выпотрошу. Он заплатит за то, что сделал с Бенни, а его мордашка станет неплохим аксессуаром для заднего сиденья.

-- Как скажешь... Но не вспоминай меня на тот случай, если твоя машина будет нестись к обрыву, а дверь не захочет открываться!

-- В Сенд Спрингсе нет обрывов. А после него я уже сделаю всё, как нужно.

-- Думаешь, он направился в Сенд Спрингс?

-- Да. Хомини -- маленькое село, нечего брать, а у него ничего не осталось. Так что, думаю, он выберет городок.

-- Умно, Элли, умно. Ладно, удачи тебе!

-- Ага... -- протянул мужчина, выравнивая дверь. -- К черту удачу -- мне нужен мой брат.

К этому моменту наёмник уже стоял за машиной -- воспользовался невнимательностью часового и тем, что был одет исключительно в тёмную одежду.

-- Та-а-а-ак... -- с улыбкой на лице протянул здоровяк. -- Передние двери закончены. Можно и проверить. Ну, Бэнни, я догоню этого сукина сына! -- Машину изрядно потрясло, когда центнер радости рухнул на переднее сиденье и принялся хлопать дверьми. -- Ха, ничего не заедает! -- сказал мужчина. -- Ничего, -- и принялся повторять эту фразу под каждый хлопок дверью, а в его тоне всё больше чувствовалась ярость и отчаяние. -- Ничего! -- хлопок. -- Ничего! -- хлопок. -- Ни-че-го!

В этот момент хлопок, который уже больше напоминал удар той самой кувалды, раздвоился, но здоровяк даже подумать об этом не успел, как почувствовал холодное касание на затылке и услышал шепот позади себя:

-- Тихо, -- в зеркале заднего вида показались знакомые маска и кепка.

-- Ты... -- прохрипел мужчина. -- Да я тебя!..

В эту секунду послышался небольшой щелчок -- взводной механизм револьвера теперь был наготове, и ровно миллиметр расстояния отделял водителя от мгновенной смерти. Уильям снял маску и заговорил с заложником:

-- Без игр. Выведешь меня отсюда -- останешься жив и, возможно, цел. Закричишь -- увидишь свои мозги на лобовом стекле, а я всё так же быстро скроюсь там, откуда прибыл, и ты ничего не добьешься своей маленькой истерикой. Теперь будь паинькой и сделай нам обоим выгодно -- рули.

Эллиот провернул ключ в зажигании, и мотор заревел. Хантер осмотрел салон автомобиля и, не обнаружив в нём абсолютно ничего, обратился к водителю:

-- Где моя винтовка? Мои припасы, карты?

-- Босс решил выложить всё это, -- с насмешкой ответил мужчина. -- Можешь пойти и попробовать забрать. -- Взгляд наёмника стал мрачнее, а смех всё не прекращался. -- Я замолвлю за тебя словечко, если попросишь вежливо! "Эй, извините, я тут грохнул вашего человека и ушел сухим из воды... Так вот, я винтовку забыл!"

-- Заткнись и езжай, -- еще раз ткнув в затылок револьвером, прошептал наёмник. -- Твоя ценность падает с каждой секундой. -- Водитель сделал манёвр, пытаясь развернуть авто. -- Что ты делаешь, мать твою? Я сказал: "Езжай", -- и это значит: "Езжай вперед".

-- Не могу, -- саркастично и скромно ответил Эл. -- Я уже сказал, что направлюсь в Сенд Спрингс с первыми лучами солнца. Тебе не кажется, что часовой задаст мне вопрос: чего бы это я выезжаю на четыре часа раньше и еще в другую сторону, а? К тому же босс уже всех распределил. Тебе ведь не нужны подозрения, верно?

-- Верно... -- не без тех самых подозрений ответил Хантер. -- Вперед.

Машина медленно подъехала к воротам. Здоровяк хотел было выйти из авто, чтобы поговорить с часовым, но наёмник мягко намекнул ему на то, что так делать не стоит:

-- Поговоришь из машины. Если мне что-то не понравится -- ты труп, -- он лёг за передние сиденья, не отводя мушки от лица водителя.

-- Ладно... Эй, Чарльз! Ча-а-арльз! Чарльз, блин!

Спустя десятки щелчков замков и звонов цепей из здания вышел мужчина -- тот изголодавшийся каннибал, что доедал пленника на мосту и даже не удосужился смыть кровь с лица.

-- Ну... и видок у тебя, Чарльз... Тебе бы умыться.

-- Без сопливых разберусь, -- с насмешкой ответил тот. -- Куда это ты собрался? До четырёх утра еще очень далеко, а задние двери твоей развалюхи всё такие же дырявые, -- часовой направился к тем самым задним дверям.

-- Пофиг, -- рукой остановил того Эллиот. -- Я подсчитал, что даже раненому хватит целого дня на то, чтобы добраться до городка в двадцати с хвостом километрах отсюда, а это значит, что утром я могу его упустить.

-- Слушай... По-моему, ты немного не в себе из-за смерти Бэнни. Остынь. Что дохлому твоя месть, если...

-- Нет, Чарльз. Я уже потерял брата -- единственного человека, которому я был дорог, -- так что заканчивай изображать своё беспокойство или читать мне уроки этики. Возможно, я и потерял его, но ты не заберешь у меня шанс отомстить за него! Пока я не совершу эту месть -- я скован железной маской!

"Неплохо, -- подумал Хан, подслушивая разговор. -- Очень даже неплохо". Цепи заскрипели и огромные стальные двери начали разъезжаться в стороны. Эллиот ухватился за руль и, прежде чем тронуть, выглянул в окно. Тут же автомобиль на всех порах вылетел из переправы. Стоило мосту остаться позади, как наёмник вылез из укрытия и перелез на переднее сиденье. Неловкая тишина овладевала атмосферой всё сильнее. И там, в том самом авто, здоровяк протянул Хантеру книжку -- его атлас. "Я убедил босса оставить эту штуку в машине", -- скромно ответил тот. Позади остались многочисленные деревья и одинокие дома, освещаемые тусклым светом фар. Теперь вид открывался на большое скопление одноэтажных построек -- домиков, гаражей, сараев, пристроек -- центр города Скайатук. И именно там по неизвестным изначально причинам машина заглохла.

-- Что с ней?

Но в ответ послышался лишь непрекращающийся смех водителя. Словно большой ребёнок, Эллиот всё продолжал хохотать и показывал на стрелку топливного индикатора, которая остановилась на печальной букве "E".

-- Ха-ха-ха-ха-ха! С тех пор, как ты оставил эту машину, её никто так и не заправлял, -- пытаясь успокоить себя, начал тот. -- Нет, я, конечно, собирался это сделать, но... Ха-ха-ха... но ты поспешил ткнуть ствол мне в затылок и был так серьёзно настроен, что я не стал забивать тебе голову такой мелочью! Ха-а-а-а....

-- Заткнись! -- он ударил по боковому стеклу машины. -- Выходим и ищем топливо.

-- Не-е-ет, к чёрту всё это. И тебя тоже. Хочешь стрелять -- стреляй. Не знаю, чего я медлил, когда ты лежал в машине -- там, на переправе, -- но теперь я отчетливо понимаю, что терять мне нечего.

-- Я прикончу тебя, -- щелкнув барабаном револьвера, прошипел Хантер. -- Медленно.

-- Советую поторопиться с твоим "медленно" -- у нас скоро будут гости. Видишь ли, ты, быть может, и хитер, но наш босс -- он хитрее. Он придумал систему невидимых знаков -- завуалировал сигналы в словах. И фраза "железная маска" -- означает плен, вынужденную ложь. Не знаю, откуда он набрался этого, но, как ты заметил, это работает -- за нами едут.

Стоило Эллиоту это сказать, вдалеке послышался шум мотора. Здоровяк отбил револьвер и хотел было выбежать через дверь, но дверная ручка предательски не хотела опускаться. "Заело?" -- милым тоном спросил Уильям и ударил ручкой револьвера мужчину в висок. Звук становился всё ближе. Не дожидаясь развязки, наёмник схватил под руку и потащил оглушенного в ближайшее строение -- двухэтажный классический дом с коричневой треугольной крышей, белыми стенами и оконными рамами цвета тёмного дуба. Внутри в глаза бросились две вещи: первая -- дом неплохо сохранился, даже мебель и мелкий декор были на месте, а вторая -- охотничье ружье 12-го калибра, висящее над камином.

Схватив оружие и заперев входную дверь, Уильям из Джонсборо потащил своего заложника на второй этаж. Закончив, он незамедлительно достал из кармана плаща все патроны, что выхватил из бронежилета, и раскинул их на столе. "5.56, 7,62, .357, .40... Черт, всё не то, -- злобно шептал Хан, перебирая груду пуль. -- Да! 12-й!" Схватив ружье, он еще раз поразился своей находке: приклад и ручка из светлого дерева блестели от лака, а на тёмном металлическом стволе не было ни единой царапины. Внизу, у спускового крючка, была выгравирована надпись: "F16. Кевину М.К. -- Не забывай эту штуку в аэропорту". Ловким движением пальцев Уильям "Из Джонсборо" Хантер зарядил ружье и подошел к окну, скрываясь за рамой. На дороге появился байк, а возле машины уже стояла пара мужчин, в одном из которых охотник узнал Чарльза.

-- Чёрт, ну и денёк, а, мужик? -- обратился к своему напарнику людоед. -- Готов поспорить, этот дед будет невкусным, но он того стоит. Ты представь: попасть к нам в засаду, убить нашего человека, спрыгнуть с моста раненым, выжить, вернуться и украсть тачку с нашим, мать его, Эллиотом -- вот это чёртова скорость, а?! Нахрен всё эти забегаловки с надписью "фастфуд"! Этот дед -- вот настоящий фастфуд! Даже фаст-фастфуд! А? А?! Заценил шуточку?!

-- Заткнись, Ч, -- прошептал второй. -- Он может быть где-то здесь...

-- Зная его скорость, он может быть уже опять на мосту. А знаешь, зачем?

-- Зачем?

-- Так подзаправиться забыл! А?! Ха-ха-ха! Еще и бинты одолжит, чего там.

-- Ага. Выловит всех жмуров из реки и дорожку за собой подметет. Ха... Фастфуд... Дадим кличку этому хрену, если живым схватим.

-- О-о-о, сомневаюсь -- я жадный, тут его и выпотрошу.

Мужчины перекинулись еще парой шуток и разбрелись, осматривая район. Уильям спустился на первый этаж и осмотрел дом. Спустя минуты в голове мужчины созрел план, но прежде он сел на втором этаже и, прикрепив заложника мотком старых проводов к трубе, стал выжидать, надеясь на то, что этот дом всё-таки обойдут стороной.

-- Глупо было прятаться там, где оставил машину, -- непроизвольно прошептал Хантер.

-- Конечно... кх... глупо, -- подтвердил оклемавшийся Эл. -- Но времени было в обрез, так ведь? Так что ты сделал всё, что мог.

-- На чьей ты вообще стороне? -- с долей отвращения спросил охотник -- что-то знакомое читалось в серых глазах пленника. Нет, не ярость. Нет, не жажда. Отчаяние.

-- Не знаю. То есть... Бэнни втянул меня в это, -- на глазах верзилы стояла влажная пелена, которой охотник ни разу не верил. -- В Эволюцию. С... С первых дней нашего самостоятельного детства он был лидером -- у него были нужные качества, и он любил командовать. Я же был рад исполнять. И мы... нам было весело. Мы были настоящей командой, а не тем, что из себя представляют все головорезы в этой грёбаной секте докторов и каннибалов... А теперь -- вот он я, -- пока мужчина рассказывал, Хантер наблюдал в окно за приближающимися фигурами. -- Сижу у разбитого корыта, прикованный к какой-то трубе, и говорю всё это человеку, который убил моего брата и для... для которого... я не... не представляю пользы...

Двое исчезли в соседнем доме и уже через несколько минут вылетели оттуда, направляясь в сторону "нужного". "Момент настал", -- подумал Уилл.

-- Кричи!

-- Ч... чего?

-- Нет времени! -- наёмник выхватил револьвер и выстрелил прямо у уха пленника.

С уст мужчины непроизвольно сорвался крик, а когда он очухался -- Уильяма уже не было рядом.

-- Эл, ты здесь?! Эллиот? -- послышались крики снаружи здания.

-- Да... Да, я здесь! Этот куда-то исчез, осторожнее!

Послышался выстрел, и окошки в двери влетели в дом вместе с рамами. Следующий выстрел снес часть двери у замка так, что дверь открылась с одного удара ноги. "Она ведь была не заперта, олухи..." Осмотрев каждый уголок с входной двери, один из них -- незнакомец -- почти шепотом спросил у неизведанного:

-- Эл, ты где?

-- Второй этаж, -- послышались крики испуганного центнера мышц. -- Осторожно. Этот тип, что взял меня -- настоящая тень.

-- Ага, гребучий ниндзя, мать его.

-- Тихо, Ч. Он, должно быть, здесь -- сидит в засаде.

Начался медленный и монотонный обыск первого этажа. Переворачивая мебель, раскидывая шкафы и выкидывая предметы первой надобности из ванной, двое каннибалов обыскивали помещение. Под удар попадало всё: начиная от старой кожаной куртки, заканчивая портретом собаки. Настала очередь подвала. Один из наглых нарушителей частной территории потянулся к ручке и, к удивлению своему, обнаружил, что вход на нижний этаж здания заперт.

-- Тут заперто!

-- А что тут? -- спросил Чарльз, проверяя "достаточно большие" кухонные шкафы на предмет наличия противника.

-- Ну... типа, вход в подвал. Важное, знаешь ли.

-- Эй, парни! -- донеслось сверху. -- Я вообще-то всё еще здесь. Может быть, сначала развяжем меня, а потом втроём всё осмотрим?

-- Звучит логично. Пошли. Только ме-е-едленно.

Они нашли лестницу и действительно медленно, с большой осторожностью стали подниматься наверх. На одной из ступеней раздался треск стекла -- разбитый хрустальный бокал. Напарник Чарльза наклонился и потянулся к осколку.

-- Какого х...

Выстрел. Отстреленные части лица незнакомца ударились о потолок и, оставляя кровавые пятна, улетали в тёмную пропасть. Куски кожи и рёбра отлетали на верхние ступеньки, неприятно постукивая при каждом падении, а бьющееся в конвульсиях тело падало на ошарашенного напарника, идущего позади. Изо рта Чарльза вырвался визг настолько пронзительный, насколько вообще способен визжать тридцатилетний мужик. В ту же секунду он скинул тело вниз и побежал прочь, но на одной из ступеней вновь послышался выстрел. Земля ушла у мужчины из-под ног, и "Ч" так же провалился в бездну. Там, в этой самой бездне, вновь послышались звуки ударов -- падающие тела нелепо бились о ступени в подвал. Через мгновение затишья свет ослепил комнату.

Отойдя от генератора, который, как оказалось, питал подвал и весь дом, наёмник направился к жертвам. Один из них, напарник каннибала, был мертв. Передняя часть его головы отсутствовала, выставляя перемолотые дробью мозги напоказ. Забитый волосами кроваво-розовый орган мысли, казалось, всё еще пульсировал, но эта была лишь иллюзия. Целый, на удивление, язык подергивался, как и гортань, сплёвывая зубы. Отсутствовала и передняя часть торса -- не было груди, и лишь вырванные с мясом рёбра обнажали ярко-оранжевые лёгкие. Не было части живота, с которой вывалилась требуха длиною в несколько метров. Но самое жестокое во всей этой картине было то, что самый ненасытный каннибал в истории Хантера всё еще дышал, лежа на животе -- Чарльз был жив.

-- Я... я не чувствую ног, -- такими были первые его слова. -- Где... где мои ноги?

-- Они на месте, -- ответил ему наёмник. -- Очень жаль, что ты не чувствуешь того, что от них осталось.

Тот перевернулся с живота на спину и взглянул вниз: на куске кожи левой ноги болталась ступня, напрочь перебитая дробью. Из икры ручьями лилась кровь, но никаких болевых ощущений он не переживал. Правой ноги не было до колена вовсе -- то, что когда-то было икрой, теперь представляло из себя конструктор из кусков вен, артерий, мышц, жира и костей -- даже Хан удивлялся тому, как всё это еще не отвалилось. К мужчине текли струйки собственной крови.

-- Почему я... не чувствую? Это? Это... ощущение? -- спросил он, смотря на своё отражение в крови -- блеклое тёмное пятно.

-- Твоё лицо болит? -- спросил второй, смотря царапину на щеке Чарльза.

-- Да. Да, болит, -- испуганно ответил людоед.

-- Это хорошо. Прощай.

В эти секунды, когда Уильям отвернулся от своего соперника, он мог буквально чувствовать то отчаяние, что исходило от него. Словно запах, шаг за шагом он становился всё сильнее, всё насыщеннее.

-- Стой!.. Что со мной?!

-- Мне повезло. Я хотел убить тебя и твоего дружка, но ты, похоже, падая, ударился копчиком или хребтом -- ходить ты больше не будешь, ты умрёшь здесь.

Глаза мужчины налились паникой и кровью. Он попытался потянуть за ремень своего ружья, но не нашёл его. Тем временем Хантер крутил в руках классическую двустволку. "Это ищешь? -- взглядом говорил наёмник. -- Конечно, это".

-- Вот что сейчас будет: я заряжу это оружие ровно одним патроном, кину его тебе и запру эту дверь. Мне плевать, на что ты потратишь эту пулю, но подумай хорошенько, потому что давать такому ублюдку даже один шанс -- это большая роскошь. Второе ружье можешь не искать -- отлетело на второй этаж вместе с парой пальцев.

С этими словами Уилл запустил двуствольный обрез во врага, выключил свет и запер дверь. Поднимаясь на второй этаж и перепрыгивая дыры в лестнице, мужчина заметил, как "Ч" пытался доползти до оружия, но его это уже не волновало. Войдя в комнату с пленным, он увидел лишь ошарашенное лицо Эллиота и невероятный испуг во всех точках его тела -- он дрожал так сильно, что, казалось, дом способен сместить. Наёмника даже пробрало на смех -- он прекрасно понимал, что вовсе не такой исход был ожидаемым, но стоило ему засмеяться, как он тут же упал в кресло, задыхаясь от приступов кашля.

-- Тебе не кажется странным то, что люди выбирали в свой дом бордовые обои? -- начал вдруг Эл.

-- Что?

-- Ну, обои... Знаешь, они, типа, бывают разные. Морского прибоя, белого инея или другой херни -- от отца слышал. Но бордовые... Чёрт, они же как кровь. Прикинь: мерзко, наверное, жить в кровавом доме?

-- Никогда не задумывался об этом... Но да.

-- Ага... -- повисла гробовая тишина, которую изредка разрывали стоны из подвала. -- А они?..

-- Мертвы. Оба. Один в процессе, другой -- уже.

-- Ясно... Ты же не поступишь так со мной, да?

-- Не знаю, -- закинул он ногу на ногу. -- А как должен?

-- "Простить и отпустить" -- слишком тупо, да?

-- Да.

-- А как ты их? Ну... Ты понял?

-- Когда я вошел на первый этаж -- сразу приметил дверь в подвал. Вокруг было темно, но я увидел, что лестница на второй -- это часть потолка над лестницей в подвал -- тонкая и полностью деревянная. План созрел почти мгновенно.

Царство тиши разбивал тик часов на руке у наёмника -- столь сильной и глубокой стала тишина. Уильям смотрел на старые вазы, на фотографии старика, живущего здесь, на те самые бордовые обои со странным узором. В его голове вертелось решение, к которому не очень хотелось приходить.

-- Слушай, а почему эти дома такие... обжитые? -- спросил он у пленника.

-- А... Я знал, что тебя это удивит. Ту границу... переправу, что ты видел, закончили совсем недавно. До тех пор люди жили здесь.

-- Совсем как раньше? -- удивился Хан.

-- Совсем как раньше. А когда всё закончилось -- некоторые из них не захотели разрушать созданной ими идиллии, и они оставили тут всё, как есть, изредка навещая подобные места -- сам видишь. А единицы вообще...

-- Откуда знаешь?

-- Это... тот рассказал, -- опустив глаза, говорил здоровяк. -- В синей рубашке... Ну, ты видел его.

-- Видел.

-- Он "с нами" очень долго... Чертовски выносливый сукин сын.

Хантера вновь накрыл приступ кашля. Задыхаясь, наёмник схватился за грудь и принялся стучать себя в слепой надежде на неведомое ему спасение.

-- Что, всё совсем хреново?

-- Да. Ты сказал... Говоришь, у тебя ничего не осталось, да? Ха. Взгляни на меня: я -- большой пятидесятилетний идиот, который умирает от рака лёгких и стал наёмником лишь для того, чтобы работать на лекарство, в надежде еще немного пожить. Я как белка... в этом колесе. Веришь или нет, но четыре года я отрицал любое проявление насилия или людей вообще -- терпеть не мог это грёбаное оружие, а потом... -- он ещё раз взглянул в лицо своему пленнику и всё решил. -- Пора убираться отсюда, -- нож медленно разрезал пучки старой резины и меди.

-- Крепко же ты меня привязал.

Но наёмник молчал и смотрел в пол. Они вышли из комнаты и медленно, не без подозрений, направились к лестнице. Хантер оглянулся и увидел тот же самый страх в глазах громилы, что и был до этого. У самой пропасти он остановился и вновь начал судорожно кашлять.

-- Иди... кх-кх-кх... А... кх... Я... Я сейчас... кх-кх-х-х...

Эллиот молча хлопнул его по плечу и направился к лестнице. Стоило мужчине ступить на шаг вниз, как наёмник умолк и медленно зашагал за человеком. В тот миг, когда они были у провала, Эл остановился и уставился вниз. Убедившись, что расстояние между ними минимально, охотник заговорил нарочито громко:

-- Эй! Есть еще кое-что, что я хочу тебе сказать...

Из темноты раздался выстрел. Наёмник, который в эти секунды стоял затылком к затылку с мужчиной, схватил его за воротник и развернул. Лицо Эллиота застыло в гримасе боли. Пробитый насквозь в некоторых местах бронежилет почти защитил его от смерти. Почти: из его шеи шло обильное кровотечение -- рваная рана. Кровь попадала в лёгкие, принося эйфорию и в то же время невыносимую боль, а при попытках кричать у него выходили лишь слабые хрипы.

-- Ты был прав: "против" куда больше обстоятельств, чем "за".

Уильям достал нож и, вонзив его через шею вертикально вверх, пробил громиле голову и, убедившись, что тот умер, отпустил уже бездыханное тело вниз -- в ту самую тёмную пропасть. Дело было завершено. Уходя, наёмник вернулся в подвал. Вернулся только ради того, чтобы забрать пустое ружье, а после включить там свет. Лишь крики боли и сожаления следовали за Уильямом "Из Джонсборо" Хантером до самой границы города, и лишь монотонный серый рассвет приветствовал его в окне импровизированного убежища, которым служил домик на перекрестке 19 Вест Авеню и 3300 Норд Роуд.

Он сидел в кресле и смотрел на маленькое озеро, у которого располагался дом. Небольшой дождь из черно-серых туч молотил по поверхности, разбивая идеальное отражение неба на мелкие кусочки. Прошло несколько часов, и позади наёмника раздался щелчок затвора.

-- Наконец-то... -- прошептал Хантер. -- Что так долго? Стреляй, раз целишься...

========== Глава 4. Обычный рабочий день ==========

-- Чтобы отвести затвор у полуавтоматического пистолета типа Colt 1911, необходимо схватить ствол и, не отпуская пистолета, потянуть его на себя до упора, -- Хантер начал монотонную речь, не отвлекаясь от падающих на озеро капель дождя. -- Как только услышите характерную тяжесть в хватке, отпускайте -- пистолет готов к выстрелу. Чтобы прицелиться с полуавтоматического пистолета типа Colt 1911, необходимо...

-- Хватит, -- ответил низкий, но чистый мужской голос позади него. -- Во-первых, это Smith&Wesson SW1911 -- модификация, знаешь ли. А во-вторых, несмотря на иногда возникающее желание убить тебя, у нас с тобой общие цели. Тем более, что желание это возникает довольно редко -- когда ты становишься старым мудаком.

Обоих пробило на лёгкий смех. В соседнее с наёмником кресло сел темнокожий наёмник. Он был высоким, пускай и не дотягивал до роста Хантера. Чёрные, как смола, волосы едва были видны из-за плохого освещения и очень короткой стрижки.

-- Значит, -- начал тот, переводя свои карие глаза на старого товарища, -- ты "слегка преувеличил", когда говорил, что вся работа над Джефферсоном займет три недели?

-- Появились обстоятельства. Я смог ускориться.

-- "Обстоятельства"... В этот термин входит как землетрясение в Антарктиде, так и случайно найденный схрон -- не люблю, когда ты темнишь, -- он повернулся к собеседнику и почесал короткую козлиную бородку. -- И теряешь хватку. Я хотя бы явился сюда уже во всеоружии -- над моей кожаной курткой сияет новенький военный бронежилет, а за плечом -- M4A1 -- лучшее, что смог выторговать у жителей полицейского участка Вайоминга за голову седого нейрохирурга и сломанную Beretta ARX160 -- хотя, признаться, то была та ещё бомба. Так вот: на нём стоят обвесы из SOPMOD M4 -- лу...

-- А теперь ты становишься старым мудаком, -- перебил его Хантер. -- Я уже понял, что вот он ты -- приперся сюда в чёрной кожанке, чёрных джинсах, чёрных берцах, чёрных перчатках с прорезями, в чёрном, пускай и покрашенном, бронежилете -- только и ждёшь момента, чтобы козырнуть всей это чернотой... Чёрт, Джеймс, да вся твоя одежда темнее тебя.

Пустые стены снова оживил небольшой заряд смеха. В какой-то момент оба замолчали -- их внимание захватил по-странному мирный вид за панорамными окнами: редеющие деревья лениво покачивались от слабого ветра, избавляясь от ненужных им листьев, ручейки воды прорезали себе дорогу по старым тротуарам, пробираясь в новые трещины; ещё не исчезнувшие в куче мха и травы старые автомобили отыгрывали свою загадочную мелодию дождя, когда по ним молотила стихия; а мертвецки лениво идущая мимо них стая даже не обращала внимания на тех, кто был ровно в секунде от смерти -- полусгнившие, они просто продолжали своё паломничество, пытаясь всё оставшееся для существования время сбежать куда-нибудь туда, откуда бежать ещё не было желания. Жалкие и смертельно опасные, они вызывали лишь одну мысль в головах тех, кто выкашивал живых и неживых пачками: "Это случится со мной?" -- лишь в тот момент умершие уступали в своей ничтожности тем живым. Мужчины и женщины, кожа которых приняла неестественный бледно-зелёный тон, а тусклый, побледневший взгляд и клыковидные зубы добавляли ещё большей чудовищности, медленно форсировали вышедшие из-за бордюров ручьи, издавая странные хриплые и булькающие звуки -- да, они были мертвы, но всё ещё должны были дышать.

-- Как ты думаешь, они осознают то, чем они стали? -- спросил вдруг Джеймс Хантера.

-- Надеюсь, что нет -- говорил ведь уже.

-- Боишься?

-- Странно бояться того, что настигнет тебя почти со стопроцентной вероятностью. Это как боязнь дня рожденья или завтрашнего дня -- бессмысленно. Но, знаешь, сколько бы я себя в этом ни убеждал -- пальцы временами трястись не перестают... Так что да -- боюсь.

-- Тоже.

Среди стаи показался ещё живой человек. В военной форме, вернее, в том, что от неё осталось, его волочили по асфальту, заставляя сгребать своим телом грязь и воду. Мужчины удивлялись тому, что у него ещё были силы кричать, но они были -- много. Сплевывая кровь, он, что есть мочи, пытался позвать на помощь, пускай лишь слабый стон срывался с его перебитого языка и уходил прямо в дыру в щеке.

-- Что-то они в последнее время ожесточились... ходячие.

-- Да. Senza vita стали совсем бешеными. Наверное, это из-за того, что они вымирают. Чаще появляются другие -- более сильные -- immortalis. А наша работа, меж тем, становится всё востребованней.

-- Естественный отбор добрался даже до тех, кто добирается до нас... Забавно.

Фигура солдата исчезла. В одной из многочисленных рук мертвецов можно было разглядеть объедки -- куски военной формы, с которых всё ещё текла кровь или свисало мясо. Основное блюдо уходило матке, остальное -- тем, кто был сильнее. Инстинкты выживания начали давить на зомби так же, как и на людей. Если задуматься, они не слишком-то и отличались. По крайней мере, и у живых, и у мертвых была общая цель -- оторвать себе кусочек побольше.

-- Так... что случилось с твоей винтовкой? Помнится, ты не уставал нахваливать её.

-- Потерял, -- наигранно скромно ответил Уильям. -- Дал слабину и заплатил -- долгая история.

-- У нас есть время.

Часы медленно отбивали свой ритм, перемещая секундную стрелку по очередному кругу. Дождь давно перестал лить, а редкие падающие капли больше напоминали мелкие шаги или стук в двери. Двое наёмников почти в мёртвой тишине, изредка прерываемой рассказами Хантера, готовились к грядущему делу.

-- Вначале всё шло по плану: мы с тобой расстались у Кастл Сити, что на Лон Айленде (он же... национальная зона отдыха "Land Between Lakes/Земля Меж Озёрами"), -- не отрывая глаз от атласа, начал Хантер, -- в той его части, что принадлежит к Теннеси, если уточнять. Найти ублюдка было довольно просто: несмотря на неточную информацию от заказчика, почти каждый человек, что жил вблизи этого острова, знал, где его искать -- старик занял довольно странную точку: несмотря на наличие куда более безопасных зданий, он решил поселиться прямо... здесь.

Наёмник подошел к своему напарнику и ткнул пальцем в край карты штата Кентукки. Огромный полуостров -- около восьмидесяти километров в длину и пятнадцати в ширину -- на крайних точках был искусственно переделан в остров. Целая орда перебежчиков и простых людей копала перешеек длиною в тринадцать километров и строила вокруг всего этого стену по линии штата. Во время правления в Единстве Джефферсона Смита то место было их столицей -- Кастл Сити (и продолжало быть одной из важнейших резиденций после).

-- Близко к воде. С чего бы это? -- не отрываясь от чистки оружия, спросил Джеймс.

-- Вот и я о том же. Дом оказался не слишком примечательным, но, как выяснилось, он просто жил там раньше -- ностальгия, видимо, так что я решил...

На крыше раздался слабый удар. Хантер в доли секунды бросил книгу и прицелился в потолок, а второй только недоумевающим взглядом смотрел на него и говорил:

-- Мы не создаём шума, и они не смогут нас учуять -- спокойно, параноик.

-- Мы создаём куда больше шума, чем ты думаешь, -- прохрипел тот в ответ, сложив оружие. -- Так вот: я решил прокрасться со стороны реки -- берег никто не охранял -- вся охрана была на высоких стенах. Дождавшись отлива, я нырнул в реку -- в местную систему канализации, которая представляла из себя хреново отлитые и проложенные трубы.

-- Гонишь.

-- Если бы. Не уверен насчёт наличия в воде дерьма или прочего, но воняло страшно. Так как был отлив, я спокойно смог пролезть в трубу, просвечивая себе путь фонариком, а так как это была ночь, то ждать обилия воды, идущей на меня, мне не приходилось...

-- Мда... Не завидую твоему плащу.

-- Он стойкий, хотя трубы были маленькие. Но всё-таки, взяв винтовку в руки, я пролез в общий колодец -- куча труб на разном расстоянии и высоте посреди пропасти. Над ними -- люк. Хватаясь за трубы и изредка нарываясь на...

-- Пропусти самую говёную часть рассказа, -- напарник передал Уильяму дробовик, чтобы тот его зарядил. -- Лучше поведай, как про лаз узнал?

-- Просто подумал, что у такого большого города должна была быть канализация. Логично было предположить, что во время стройки предусмотрели случай, в котором трубы забьются. Перекапывать город для очистки или замены -- не вариант, а значит, в трубу должен помещаться человек, хотя бы на полусогнутых...

-- Мастер логики в деле.

-- Не перебивай, а слушай. Так как в трубу должен был помещаться человек, это делало её стратегически важным объектом, слабой точкой в обороне крепости. Было два варианта: либо он охранялся на выходе -- где-то за чертой города, либо находился в очень труднодоступном месте. Оказалось второе: попасть в трубу можно либо из колодца, либо ныряя в реку. Во время отлива основной проход сухой, но во время прилива там точно нельзя работать. Да -- ограничивает, но гарантирует безопасность.

-- Всё равно гонишь -- на таких штуках стоят решётки. В большинстве случаев, по крайней мере...

-- На той тоже стояли. Только их кто-то до меня уже подпилил -- не я первый догадался о таком лазе. Итак, я оказался в городе. Нужный дом, как ты уже знаешь, стоял на отшибе, у стены -- я решил этим воспользоваться. Забрался на стену, в обход патруля, и прыгнул на крышу. Нет, шума было немного -- я ожидал большего. Спустившись на балкон, я застал Смита за чтением книги и, не дав оглянуться, взял в плен. Пока он был в сознании, мы прошли мимо охраны -- я оказался его "новеньким телохранителем" -- как только мы дошли до гаража, я вырубил его и выехал из города.

-- Да... Вот ведь идиоты, -- прошептал себе темнокожий. -- Нет, проверяют на въезде в Кастл Сити они действительно тщательно, но...

-- Но не проверяют при выезде. Зачем делать два раза одну и ту же работу, так ведь? Но не это самое глупое. Большая глупость была в том, что пришлось пару часов просто сидеть у него в доме.

-- На кой ляд?

-- Чтобы одежда обсохла. Новенький телохранитель -- это ещё нормально, но если он весь в воде, от которой смердит не самым должным образом -- это уже слишком подозрительно. -- В ответ раздался лишь громкий смех. -- То была часть, что шла по плану, но дальше всё пошло просто нахер...

-- Насколько "нахер"?

-- Настолько, что машина сломалась на въезде в Арканзас, и мне пришлось вести его с мешком на голове несколько дней. Нет, с одной стороны, это было приятно -- смотреть на то, как когда-то главный мудак тащится по дороге, задыхаясь от петли на шее, но он меня сильно тормозил -- мы не проходили и пятидесяти километров в день.

-- И ты не снимал мешок, когда его нужно было кормить или поить?

-- Снимал, конечно -- ровно на половину, как и требуется. В общем, я привел его на руины Хоупа -- к заказчику, и тот его прикончил.

-- Так просто...? Бум? Без речей, без надменных насмешек?

-- Пуля в сердце -- бесповоротно и окончательно, -- холодно ответил наёмник.

-- А что насчёт награды? Уверен, за такую большую шишку заказчик отдал тебе добрую тонну кофе.

-- Награда... была достаточной, чтобы я согласился. Скажем так, пускай она будет сюрпризом на чёрный день, потому как сейчас толку от неё мало.

Мрачные серые тучи неспешно плыли за окном, рассекая солнечный свет поперек и, казалось, закрывая собою саму надежду. Джеймс сидел во всё том же кресле и дослушивал рассказ своего напарника.

-- ...потом я добрался до гайонской переправы -- там встретил знакомого и за небольшое, но массивное дело заработал топливо -- хватило ровно до Скайатука и его чёртового озера.

-- Ты приехал сюда на байке... -- отвлёкшись от упаковки рюкзака, заметил напарник, -- но мне рассказал, что в Линн смог достать грузовик, верно?

-- Да. Там, на озере... возникли некоторые обстоятельства... -- под давящим взглядом он рассказал всё то, что произошло на переправе. -- ...и вот как всё завершилось. Не буду строить из себя гения и говорить, что я ожидал этого, нет -- я просто рад, что всё сложилось так, как сложилось, и я сижу в этом кресле.

-- Не нахожу логики в твоих поступках. Почему ты не обыскал трупы тех ребят, что полегли в подвале?

-- Двое из трёх бронежилетов превратились в труху из-за выстрела из 12-го калибра в упор, а обирать живого я не стал -- честь иметь тоже нужно. К тому же, я вынес из этого дома два дробовика и один пистолет -- неплохой размен за мою винтовку.

-- Да, неплохой. Но почему подставил парня, которого уже отпустил? Эллиота? Что, он... попытался предать тебя, что ли?

-- Ну подумай ты головой (забудем даже о том, что он показался мне двуличным куском дерьма): я убиваю его брата, заковываю его у батареи и убиваю его знакомых, а потом отпускаю на волю. Ты бы дал гарантию, что после всего того, что я сделал, он не вернулся бы в один прекрасный момент и не попытался бы меня прикончить?

-- Я... Нет, -- едва переборов себя, сказал мужчина. -- Но я не одобряю твоего поступка.

-- О, нет! Великий Джеймс Виттима не поддерживает мою точку зрения! Что же мне делать?

-- Заткнись, -- отрезал тот. -- Я бы не стал давать парню надежду, а потом отнимать её -- пристрелил бы его ещё на выезде с переправы или в доме. Этот мир и так полон дерьма, а если к нему присоединимся и мы -- мир утонет.

Тучи в очередной раз закрыли солнце, погрузив мир в темноту. Хантер сидел в той тьме и смотрел на пальцы своих рук: ровные, немного худощавые, они не дрогнули ни в один из многочисленных моментов; сухая кожа, волнами покрытая у костяшек, и пучки, в плохом свету казавшиеся острыми, ни разу не ослушивались его -- они собирались по команде в кулак и по той же команде жали руку -- не было неосознанных решений, которых пришлось бы коснуться этим старым ладоням.

-- Но я его добил -- он хотя бы умер. Умер быстро. А тот, что остался в подвале, обречён на медленную и жалкую кончину -- в виде многих лет он будет волочиться по этой земле и гнить. Выстрел был его решением. Я добил второго, потому что не хотел, чтобы другой страдал ни за что так же, как и тот, что виновен в моих глазах.

-- Слабое оправдание, -- Виттима смотрел на своего друга исподлобья. -- Надеюсь, что у тебя всё готово -- выдвигаемся.

-- Пешком?

-- Да. Сейчас... где-то десять утра -- на подготовку ушло больше, чем я ожидал, но если не будем медлить, то где-то через шестнадцать-семнадцать часов будем на точке.

-- К чёрту, -- вновь рухнув в осевшее кресло, выдохнул наёмник, -- я лучше сдохну -- уже второй день без нормальной еды, неделя без отдыха, одной дерьмовой водой сыт не будешь...

В комнате расплылся монотонный стук часов. Джеймс смотрел в окно -- на по-прежнему серое небо и всё ещё медленно ковыляющую вперед стаю. Уилл также перевел взгляд. "Мигрируют, -- пронеслось у него в голове. -- Совсем как животные. Десятки тысяч. Время ходячих прошло -- они сбиваются, стараясь преуспеть там, где уже бессильны поодиночке".

-- Ладно, -- сказал вдруг младший. -- Останемся здесь до заката. Надеюсь, к этому времени стая исчезнет из виду.

-- Решил пренебречь своим профессионализмом? -- насмешливо спросил Хантер.

-- Напротив: среди этой стаи вполне может быть сонар или как ты там его называешь -- тогда все они, -- указывая на окно, сказал Виттима, -- станут нашей проблемой. К тому же, нахер всё это -- я и сам голоден, как волк.

Спустя часы солнце поползло за горизонт. Двери старого дома неспешно открылись, и два наёмника вышли наружу, рассекая своими ботинками лужи из только что закончившегося мелкого дождя. Тучи уходили в сторону севера, продолжая нести непогоду там, а огненный закат резал края мокрым деревьям, что скидывали воду с листвы под порывами ветра. Огромный красный шар висел над горизонтом, создавая удивительный человеческому глазу пейзаж: городские леса сливались цветами с пустынными прериями, а когда-то многолюдные дороги походили на рассекающие землю ручьи -- с той поры, когда пробки в центральных районах города застыли навечно, а последний работающий кофейный автомат покрылся мхом, человек стал чувствовать особое единение как с природой, так и с собой.

-- Солнце... -- прошептал Хантер, обжигая глаза в закате. -- Впервые за несколько дней. Красиво...

-- Да, красиво, -- поддержал его товарищ.

Не прошло и получаса, как за их спинами остался Стилуотер. В один из многих моментов Уильям вдохнул воздуха и тут же скорчился в припадке кашля. "Чёрт, -- подумал он про себя. -- Не вовремя". Но приступ всё не проходил. Огромное желание отдышаться и, наконец, вдохнуть полной грудью овладевало телом наёмника -- его лицо покраснело, волосы растрепались, а конечности не слушались. Упав на одно колено, он откашлялся и, выплюнув слюну с привкусом железа, принялся переводить дыхание.

-- Всё хреново, да?

-- Хреновее, чем я думал, -- вновь сплевывая кровь, ответил он. -- А это дорогого стоит.

Напарник сел рядом с ним, и они уставились на закат, пока часы на руках обоих предательски громко вели отсчет нескончаемого времени. Солнце уже наполовину скрылось за линией полей и лесов, и лишь одна из развилок перекрестка предлагала путь из красного кирпича, ведущий в никуда -- дорогу, по которой не проходил путь двух уставших мужчин.

-- Почему бы не пойти к Эволюции? -- быстро спросил Виттима.

-- Опять это... -- устало парировал Уилл.

-- Но почему нет-то?! Да-да-да, я слышал твою сопливую отговорку о том, что тебе туда нельзя, потому что они "убьют тебя, только завидят", но это нихрена не объяснение. Сказал "а" -- говори "б"! Какого хрена Эволюции стрелять тебя даже в мирных базах?!

-- У них есть весомый повод. Это всё, что я скажу, и на этом мы закончим.

-- Но...

-- Нет, без "но"! Мы ходим вместе с одной-единственной целью -- работа! Только если для тебя работа -- это способ заработка на жизнь, то для меня -- выживание, Джеймс, так что я!.. Слушай, так же, как и тебе не хочется вспоминать твоё военное прошлое, я не хочу упоминать своё в роли наёмника-одиночки -- это ничего не изменит, а вопросов только прибавится. Единственное, что тебе нужно знать -- это то, как нажать на курок, когда я начну пускать слюну, и этого достаточно. Теперь пошли. Пожалуйста.

Уильям "Из Джонсборо" Хантер поднялся на ноги и молча пошёл на юго-запад -- в сторону Оклахомы. Догнав его, Виттима искоса поглядел на человека, доверявшего ему своё будущее, но не открывающего прошлое. Дорога затянулась. Так часто бывало -- тишина растягивала время, словно резину, забирала положенные ей секунды даже тогда, когда их было практически некому отдавать. Солнце скрылось, и последний рубеж света исчез за горизонтом, оставляя некогда голубые небеса во власть тёмного ночного неба и яркой луны, но и её приходилось ждать -- переживать кромешную тьму, в которой не видно даже кончика пальца на руке. Джеймс неспешно шёл по дороге, всматриваясь в светящий экран телефона с компасом на экране.

-- Эта штука тебя подведёт -- сядет в самый хреновый момент. И поверь, пускай это и будет хреновым моментом для нас обоих -- я найду в себе силы смеяться.

-- Сказал старик, который что есть сил вглядывается в старый корабельный компас и всё равно нихрена не видит, -- парировал его напарник. -- В моей "штуке" установлен улучшенный аккумулятор, сам знаешь -- она не садится месяцами и водонепроницаема, в отличие от твоей книжонки с картами. Меньше, лучше, экономичнее...

-- И раздаёт по сырому картофелю каждому нищему -- я помню. Один хрен не доверяю я ей... Сколько мы идём?

-- Четыре часа и двадцать две минуты.

-- Бля-я-ять.

Они обогнули посёлок Гатри и вышли на межштатную трассу номер тридцать пять -- их дальнейшую дорогу до Оклахома Сити (не самую быструю, но самую безопасную). На шоссе им то и дело попадались брошенные автомобили -- десятки, сотни забытых чудес Старого мира медленно разлагались как под ночными тучами, так и под палящим дневным солнцем -- ржавели, обрастали мхом и травой, а те, что были на голой земле и вовсе тонули в ней.

-- Проведи брифинг, раз уж говорить не о чем, -- меланхолично сказал Хан. -- Ты ведь взял это дело, пока я разведывал обстановку у Лон Айленда.

-- Хорошо. Итак: пока ты разрабатывал план, я наткнулся на небольшую группу военных в местном пабе -- хотел спросить их о работе, но они начали плакаться мне на жизнь... Знаешь, это новое поколение "бойцов" -- выросли на крейсерах и авианосцах, никогда не видели мира, но уже завышают свою самооценку до небес. Так вот: они ныли о том, что их выгнали на первую операцию -- представляешь?! Три ноющих пацана, обвешанных стволами, которые всё время вопят: "Мне страшно!" -- блевать хотелось! Кхм... В общем, они покинули "Терминус" -- отель, что служил им базой в Южной Дакоте, в составе очень большой группы -- минимум шестьдесят человек: несколько медиков и подрывник, хотя вначале, по их же словам, их было полторы сотни. Их задача -- обоснование цепи сухопутных военных баз по назначенному маршруту: Миннесота, Южная Дакота, Миссури, Оклахома и Теннеси. С Миннесотой они справились легко.

-- Ещё бы, -- фыркнул охотник. -- С тех пор, как уровень воды в Великих Озерах немного поднялся, "морские котики" начали пользоваться Мичиганом, как дешёвой проституткой.

-- Именно. Но даже не это самое смешное -- в Миннесоте они были со стариками, семидесятилетними вояками, едва держащими даже свой хер в толчке и... всё обошлось без потерь. Я как это услышал -- мне в ухо будто бы внутренний голос заорал: "Опыт, чувак". Но дальше эти сопляки пошли сами. И именно это и было той причиной, по которой они так ссались выходить из Терминуса -- пока завоевали три верхних этажа и перекрыли вход, сдохла добрая половина из них -- целая рота полегла в паре квадратных метров, хотя большинство из них, уверен, просто покончило с жизнью -- популярная практика, знаешь ли.

-- Популярная практика, да. Как и то, что они сначала пытаются вычистить всё здание, а потом уже баррикадируются на верхних этажах, хотя понимают ведь зачатками мозгов, что по осени количество гнёзд в помещениях увеличивается донельзя... Ладно, продолжи -- они дошли до Теннеси, не так ли?

-- Они дошли до Теннеси. С горем пополам. С трупами. После Миссури, в котором они почти облажались, их осталось ещё меньше, и они отчаялись: назад им путь был закрыт -- расстреляют свои же и будут готовить новых "героев Америки". Как позже выяснилось, они искали в этом пабе добровольцев -- таких же умалишенных мужиков, готовых отдать жизнь просто ради того, чтобы. Я подошёл, представился, и мы заключили сделку: с нас -- пять зачищенных этажей First National Center Building, что в центре Оклахомы, с них -- всё, что мы попросим. Из того, что есть у вояк, разумеется.

-- Всё?

-- Всё, -- твердо ответил мастер переговоров.

-- Как же ты сторговался с этими придурками?

-- Очень просто -- никак. Они собственноручно хоронили семь десятков тех, кто сдох в двух этажах. А когда какой-то чёрный подваливает к ним в пабе и предлагает сделать такую же чёрную, как он сам, работу за них, и сделать это только с напарником -- они соглашаются, не думая о цене -- видят то, как будут давиться смехом ещё неделю и мечтать, как расскажут эту историю через пять лет у костра -- расскажут, как мораль о неудачнике.

-- Вот за это и люблю договариваться с молодняком -- они всегда уверены, что решает количество.

Разговор зашёл в тупик. Через пару часов они вышли на первый перекресток: с запада показывались маленькие дома Эдмонта, с юга и севера -- всё та же бесконечная дорога, а на востоке, судя по карте, должна была виднеться "большая вода" -- озеро Аркадия, но то ли оно было выше уровня дороги, то ли леса были слишком высоки... Мимо также незаметно пронеслись Лейк-Алума и Форест Парк и Витчер. Когда солнце вновь принялось идти на спуск, Уильям "Из Джонсборо" Хантер и Джеймс Виттима вышли на межштатную трассу номер 40 -- прямиком до центра города.

-- Знаешь, если бы не твоя боязливость, мы добрались бы до точки на час-другой раньше, -- упрекнул напарник старшего, смотря в карту.

-- Это осторожность, а не страх, -- тут же отрезал тот, взбираясь на железнодорожные пути. -- В одном Оклахома Сити жило около семисот тысяч людей, не считая близлежащих городов. И даже если учесть то, что большинство давно умерло -- готов спорить, тут остались ещё группы, готовые убить нас за один ботинок. И знаешь, что? Они ждут людей днём. Да и пришли мы на недели раньше, чем должны были -- нечего меня зря упрекать. Кстати... -- вновь запнувшись в порыве кашля, прервался Уилл, -- пока мы не пришли: как будем пробираться на верхние этажи? Тебе вообще что-то рассказали о здании?

-- Не-а. Думаю, поступим так же, как и в Чикаго прошлой зимой -- воспользуемся шахтой лифта.

-- Как и в Чикаго? Нам нужно будет как-то зайти в те шахты лифта -- это уже задачка. Сейчас не зима, так что активных заражённых на первых этажах больше всего -- ждут, пока орда до них дойдёт.

-- Кстати, как думаешь, почему они просто зимой не начали всю эту хрень? Из-за сверхгнёзд?

-- Угу. Я бы сам не рисковал шесть раз за сезон лезть в Ад, а многие из солдат (как старых, так и молодых) вообще не были там ни разу -- что уж говорить о полноценной серии операций и о том, чтобы вести за собой других?

Они подошли к повороту на Вест-Мейн стрит, посматривая на крыши домов и остановились у него. Оба предпочитали держаться под карнизами зданий и за листвой высоких деревьев. Пускай на обычных ходячих они, в большинстве случаев, не обращали внимание -- вешать оружие обратно на плечо не хотел ни один из них.

-- А неплохая архитектура, -- шепнул бывший солдат, указывая на Национальный Центр, -- многоуровневая крыша и этажи с выступами -- есть, где поставить снайпера, водосборник и тому подобное, стены между окнами, а не сплошная панорама... Теперь понимаю, почему они выбрали именно его. Хотя нам ли не плевать, да?

-- Верно. Теперь тихо -- выходим на улицы.

Выдохнув, оба завернули за здание и оказались прямо на центральных улицах Оклахома Сити. Уже на пути к роковому повороту они встречали одиноких ходячих, но стоило им войти в город, как картина резко поменялась: у небоскребов пылились тысячи трупов когда-то мёртвых и когда-то живых; обнаженные скелеты грудами валялись у поросших травой углов зданий, а сквозь пробитый корнями асфальт питали свой нескончаемый голод матки. Среди всего этого бродили десятки, если не сотни ходячих. Кто-то приносил пропитание своей "королеве", кто-то просто падал рядом с ней, отдавая себя в жертву, но многие лишь застыли в стазисе -- ожидании скорой и желанной смерти от тех, кто сильнее, а те, кто сильнее, в свою очередь, ожидали орду, чтобы в месте с ней уйти на юг -- прочь от холодов. Как только подобное гнездо показывалось на виду, Хантер тут же затягивал свою маску потуже, а Джеймс надевал респиратор, что большинство времени бесцельно болтался у него на шее.

Они заняли укрытия и принялись просматривать оптимальный маршрут. На глаза Уильяму из Джонсборо попалась "Королева Гнезда" -- странная во всех аспектах. Он смотрел на неё, вспоминал о странной научной гонке -- до появления подвидов, матки были самым большим объектом интереса для военных учёных. Человека влечёт всё, что может его убить, хотя их, скорее всего, интересовал невероятный эволюционный процесс, что являлся завершением процесса заражения вплоть до середины Поколения Три. И, как и причину исследования, Уилл отлично помнил вырезку из Бестиария о тех чудовищах -- одну из тех частей, что писал не он.

"Матка -- последняя стадия ходячего, которую он может сдерживать до ощущения надобности или крайней степени зрелости. Во время активации так называемые простыми людьми "волдыри" -- коконы с отрастающими органами, что произвольно растут на\в теле мертвеца, лопаются, окончательно лишая тело зараженного всех питательных веществ и шансов на выживание. В изнеможении, особи падают на землю (предварительно находя подходящее место) и остаются там для дальнейшего эволюционного процесса. Из волдырей, в свою очередь, вываливаются полностью функционирующие пищеварительные тракты, соединённые с основной "первородной" системой: от небольших глоток и пищевода с полностью функционирующими мышцами до дополнительных желудков и почек -- всё зависит от времени созревания особи. Из-за схожести с лозой подобная система в простонародье была названа "корнями". Изначально был всего один тип корней, которые, проходя через тело мертвеца, крепились к основному желудку и просто вываливались наружу и либо присасываясь мышцами к земле, чтобы потом, используя практически абсолютную способность к расщеплению питательных веществ, просто выбирать из почвы червей, минералы и прочее; либо поглощая мясо, растения и перегной, находящийся на уровне земли -- своих сородичей, участвующих в новом цикле природы, окружающую флору и фауну. Позже появился и второй, логично предсказуемый тип корня -- дыхательный: с дотошной точностью воссозданные дыхательные пути, что также крепились к "родным" легким и оставались на земле либо просто торчали из тела. Данное эволюционное решение поддерживает в каком-то смысле жизнь тела с одной единственной целью -- быть генератором паразитов. Чем большее количество питательных веществ объект поглощает за цикл производства, тем большее кол-во особей он производит. Теперь о пищевой цепи: ходячие (Поколение Три, по крайней мере) осуществляют массовые паломничества к месту обитания матки. Приходя на место, некоторые из них просто падают, а некоторые приносят "дань" -- пищу (иногда -- даже трупы своих сородичей или собственные конечности), что так же преподносят, бросая у корней. Факт: тело матки, скорее всего, поддерживаются живым для "часа нужды" -- как только особь ощущает недостачу пищи, она отбрасывает конечность, поглощая её, но такая практика весьма редка в нынешний момент -- многие зараженные Поколения Три имеют уже довольно потрепанное состояние, так что отбрасывать, чаще всего, им нечего. Что же до Поколения Четыре -- слишком рано ещё делать выводы".

При одном слове "матка" -- у человека возникало и до сих пор возникает множество ассоциаций -- одинаково разных и безумных на любой взгляд, но все они, абсолютно все сходились и сходятся в том, что это существо главенствующее, центральное -- оно отличается от всех тех, кто будет и был до него, а важность деятельности такого неоспорима. На деле же всё было по-другому. Даже несмотря на свою важность, та матка из общего числа зараженных выделялась не сильно: просто лежащее, вросшее в саму землю или какое-нибудь дерево тело, некогда бывшее человеком. Разлагающееся, воняющее, практически недвижимое, но всё ещё дышащее тело. Конкретно то, что видели наёмники в тот день, было очень старым: корни полностью обвили туловище и скопились под телом, приподнимая фигуру в форме горизонтального креста где-то на метр над землей, конечности отслаивались от торса, свисая на сухожилиях, как балласт; из пор, которые, словно в улье, проходили по телу, сочился гной и экскременты. Единственным полезным органом были лёгкие -- изо рта матки, а так же из всё тех же пор тоннами вылетало нечто, похожее на дробленные раскаленные угольки -- едва видимые красноватые тельца, что невозможно было увидеть по отдельности, сбивались в целые облака, где форсировали землю и неспешно поднимались наверх -- на уровень головы среднестатистического человека, создавая красный, плотный туман. "Никогда, -- пронеслось в голове у Хантера. -- Никогда".

Пробравшись за колоннами Chase Tower -- ещё одного небоскрёба, но с более современным архитектурным стилем -- они добрались до нужного им квартала. Главная проблема, казалось, окружала их со всех сторон и сжимала стены -- ходячие. За последней колонной было тридцать метров открытого пространства, усеянного останками, а еще дальше -- прямоугольная и практически замкнутая система зданий около двухсот метров длиною, рассечённая поперёк переходом. По велению злого рока, нужное им было в самом конце -- в центре левой стороны горизонтального прямоугольника, на перекресте Норт-Роббинс и Парк авеню.

-- Что дальше? -- спросил Джеймс напарника, приспустив респиратор. -- Расстояние немаленькое.

-- Знаю... -- опешив, ответил Уильям. -- Что насчет того дома?

Они с большой осторожностью перебрались за западные колонны и оказались на Норт-Бродвее. Впереди, через дорогу, виднелись чудесные дома, но лишь один из них был с открытой дверью -- в правой стороне прямоугольника снизу.

-- Туда?! Он даже не с той стороны, что нам нужна.

-- Плевать. Расстояние между домами всего в пару метров -- перепрыгнем.

-- Какая "пара метров"?! -- возмутился тот громким шепотом. -- Да там!.. Ты вообще слышишь себя?!

-- Да, Джей, слышу. И знаешь, что я сейчас скажу? На "три". Раз, два...

-- Козёл! -- он одним движением затянул защиту на своём лице и рванул вперед.

Рывком вырвавшись из-за укрытия, мужчины что есть силы побежали к зданию. Не в первый раз им приходилось осознавать, что даже пара десятков метров -- огромное расстояние. Спотыкаясь о треснутый асфальт и скользя на полусгнивших костях, они пытались поддерживать максимальную из возможных скоростей. Стоило им показаться на глаза одному из ходячих, как он вышел из стазиса и быстрым шагом поковылял преграждать ещё живым путь. Схватив дробовик за ствол, Джей одним резким движением на лету снёс отвисающую нижнюю челюсть заражённого Поколения Три, от чего тот потерял равновесие и шлёпнулся на землю. Где-то вдалеке раздался страшный, почти нечеловеческий вой -- крик Сонара -- одного из подтипов заражённых, но им уже было всё равно -- залетев внутрь, первое, что они сделали -- опустили решетку на двери. Дальше оставалось надеяться на то, что само здание пустовало так же, как и много лет до этого.

Они принялись осматриваться, и Джеймс просто недоумевал: интерьер помещения сохранился отлично. За несколькими исключениями, казалось, что в него вообще никто не заходил -- всё тот же ресепшен с разбросанными стульями для ожидания и несколькими окошками для обслуживающего персонала, заваленными горелой макулатурой.

-- Похоже, это банк, -- сказал Хантер. -- Видел вывеску у входа?

-- Нет, блин, не видел -- был слишком занят своими делами, -- он показал на заляпанный слюнями и гноем приклад дробовика.

-- Похоже, здесь уже кто-то был. Смотри -- у касс куча горелой бумаги -- кто-то пытался сымитировать пожар, чтобы отключить защитные барьеры.

-- "Барьеры"?

-- Да. Я читал об этих штуках. Знаешь, закрывают все входы и кассовые окна по тревожной кнопке. Видимо, последний раз здесь были тогда, когда ещё не вырубили электричество. Хотя в подобных банку зданиях обычно есть автономные источники питания.

-- Для того, кто родился за четыре года до вспышки вируса, ты слишком дохрена знаешь.

Один из подобных коридоров выходил в широкий холл -- хранилище. Посреди зала сверкала большая железная дверь -- сейф. Огромный ковёр, что украшал паркет, был залит запёкшейся кровью, а среди ещё не растащенных и не разложившихся до конца костей валялись они -- символ Старого мира. Мятые, грязные, мелкие и не представляющие абсолютно никакой ценности -- именно такими представали перед жителями Нового мира маленькие бумажки, которые имели звучное название: "Деньги". Найдя лестницу, наёмники твёрдо решили подниматься на крышу, не осматривая остальную часть здания. С вершины банка открывался прекрасный вид на нужное им здание: величественная башня, что была западнее их, и правда казалась архитектурным шедевром на фоне блеклых и одинаково точных небоскребов, но вместе с тем Хантер также замечал, что этажи были довольно объемными, а до них ещё нужно было добраться -- впереди были сотни метров зданий, соединенных вместе в два длинных ряда с пропастью между, и они с Виттимой, как тот правильно подметил, были не на нужной им полосе.

-- Большое здание, -- еле выговорил Хан. -- Уже не уверен в том, что твой торг был так хорош.

-- Семьдесят на двадцать пять метров, -- глядя в гаджет ответил напарник. -- Карта с увеличением -- это тоже мой плюс. Хотя это ведь ты знал этих книжных червей, что дали мне карты, а не я, так что...

-- Просто скажи, куда пойдем дальше.

-- Окей. Судя по всему, справа от нас через сто пятьдесят метров есть второе здание, -- указывая пальцем, начал Джей.

-- Я это и без карты вижу.

-- А видишь то, что оно практически вплотную проходит к балконам на нужной нам стороне? Вот и завали. Это парковка, судя по машинам, так что перепрыгнуть вообще не составит труда.

-- Лучше, чем пропасть, а? -- поддержал охотник, смотря вниз. -- А кадиллак у крыши с нашим зданием -- вон там -- отлично смягчит падение.

-- Ага. Итак, перепрыгиваем на балконы, по ним поднимемся на крышу, а там уже разберёмся.

-- Отличный план. Не забудь добавить в него, что на той парковке я вижу добрый десяток живых трупов. Выглядят они свежее, чем уличные -- это "четвёртые", а значит -- побегут, завидев нас. У тебя есть что-нибудь... громкое?

Условившись в деталях, они начали действовать. По команде Хантера, Виттима вытащил из своей сумки гранату и закинул её на нижний уровень парковки. Как только раздался взрыв, зараженные оживились и рванули к источнику шума. "Поехали", -- шепнул мужчина и спрыгнул на кадиллак. Аккумулятор в машине, видимо, давным-давно сел и сигнализации не было. Только очухавшись, он рванул вперёд, а Хан приготовился к прыжку. Джей добежал до условленного места и действительно увидел балконы на противоположной стене. Только вот расстояние между ними было не три-четыре метра, как показывала карта, а добрый десяток. Догнавший его Уильям также опешил, но, выхватив "новомодную карту" и развернув её как следует, увидел, что верхний уровень парковки просто уже, чем нижние -- те самые, в которых сейчас копошились сотни мертвецов. Наёмники подошли к краю крыши и увидели выступ, что был этажом ниже них. К несчастью, у самого края, как и на всём этаже, уже бегали ходячие, так или иначе поднимаясь наверх.

-- Там приемлемое расстояние для прыжка, -- шепнул старший, указывая на место между трупами, -- спрыгиваем вниз и сразу перепрыгиваем на балкон!

-- Спятил что ли? Если мы перепрыгнем -- они тоже.

-- Хочешь сказать, что им хватит координации уцепиться? Всё лучше, чем здесь сдохнуть. Давай!

Как только нога младшего оторвалась от земли, Уильям "Из Джонсборо" Хантер выпустил пулю в мертвеца, что стоял у края. Заражённые ринулись бежать наверх, освободив место для прыжка. Только противники исчезли из виду, Уилл спрыгнул на уровень ниже, чтобы незамедлительно рвануть в пропасть. Прыжок удался для обоих, но Джеймс, что прыгнул ниже Хантера из-за веса, сорвал джекпот, поймав кепку своего товарища.

-- Слетела при ударе, -- возвращая заветный элемент стиля, объяснил темнокожий.

Тот молча кивнул, и они оба побежали на крышу. Оказавшись в нужном ряду зданий, им оставалось пробраться не только в саму башню, но и на её верхние этажи, но даже это оказалось проще, чем прыжок с парковки: на тыльной стороне Национального Здания -- той самой, у которой уже стояли мужчины, была такая же система балконов с лестницами -- наёмникам не составляло никакого труда, кроме одышки в лёгких, пробраться к самому верхнему помещению -- чердаку.

-- Что, запыхался, старый? -- переводя дыхание, спросил Виттима, стоя у перил.

-- Нет, блин... Фух... Просто воздух свежий... еле лёгких хватает, -- он дернул за ручку двери -- заперто. -- Сука...

Схватив перила, охотник отошёл на шаг назад и, немного нагнув спину, рывком ударил ногой по участку возле замка. На двери осталась небольшая вмятина, а единственное, чего Уилл добился таким ходом -- едва заметный люфт в замке. "Неплохо", -- сказал Джей, сняв с плеча дробовик. Парень подставил его немного левее дверной ручки -- прямо во вмятину и нажал на курок. Металлические кусочки вперемешку с дробью звонкими стуками разлетелись по тёмному чердаку, а наёмник, посмотрев в дыру, вместо ручки, сделал парадный поклон и сказал:

-- Сначала -- старики, женщины и дети.

-- Ага. Если сейчас сюда прибежит десяток мертвяков -- я прокляну тебя перед смертью, -- ухмыльнувшись, он снял с плеча дробовик и ударил по двери ногой.

Резкий хлопок разнёс по пустому помещению волны пыли. Целыми облаками они взмывали в воздух и, рассекая сам свет, оседали на маленьких окошках. Мужчины вошли внутрь: длинное и запустевшее помещение было усеяно небольшими генераторами, что стояли по обе стороны от восьми окошечек, а от самих генераторов исходил странный шум. "Электричество?" -- едва слышно прошептал Виттима. Хантер молчал. Будто животное, он, не отводя взгляда от северного угла комнаты, присел и осторожно пошёл вперед, вслушиваясь в шумы и всматриваясь в сами тени. Его глаз улавливал еле-еле заметную полосу света. Казалось бы -- в помещении достаточно окон, но было одно "но", которое заметил его уставший ум -- окна располагались симметрично везде, кроме нужного места -- в то время, как в одном углу царил свет -- другой покрывала тьма. Напарник быстро уловил суть и так же неспешно пошёл следом. В мгновенье Хан выскочил на тень, но тут же остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов и молча пошёл в другой угол. Через секунду свет исчез, через ещё одну -- появился. Снова и снова.

-- По крайней мере, -- начал тот, не выходя из-за угла, -- электричество здесь точно есть. Чёрт, я ведь знал, что это не узор на крыше, а солнечные панели...

Виттима завернул за угол и увидел, как его напарник монотонно переключает выключатель на лампочке, что стояла у зашторенного окна. Старое деревянное покрытие было полностью расписано вертикальными полосами, а некоторые ряды переходили даже на соседний угол и генератор, что стоял неподалеку. Прямо напротив -- на потрепанном временем стуле лежала старая подстилка и старый магазин на шесть патронов.

-- Хороший снайпер был.

-- С чего ты взял, что это счётчик убийств? Может быть, это был отсчёт дней? -- осматриваясь, спросил Джеймс.

Уильям молча указал на точку под подоконником, где тем же самым, но гораздо более стёршимся мелом было выведено: "Первое убийство -- 26.02.2081"

-- Где же тогда он сам? Умер во время вылазки? Или... Они до него добрались?

-- Люди не всегда умирают. Иногда они просто уходят -- понимают, что всё, что они делали до этого, не имело смысла и начинают искать его в тех углах, куда раньше боялись заглядывать.

-- Это то, что сделал ты, когда стал наёмником?

-- Нет. Я-то никогда и не боялся заглядывать за свои углы -- я боялся не найти там выхода. А наёмником... Давай лучше говорить о деле.

Итак, план был продуман: "Спускаемся на пять этажей ниже -- запираем вход с лестниц на всех этажах и сносим саму лестницу на шестом -- чтобы никто не вошел и не вышел, пока мы работаем. Далее: поднимаемся наверх и вызываем все возможные лифты. Если остальное здание обесточено, что вероятнее всего, -- энергии не хватило бы на такой небоскреб -- находим серверную и переводим всю энергию на лифты и систему оповещения, чтобы дальше можно было пошуметь. И, под конец, соответственно, шумим -- выносим всё живое, что есть", -- ударив по рукам, наёмники выдвинулись на задание. Открыв дверь чердака, они сразу же спустились на этаж ниже и оказались в пентхаусе.

-- Готов спорить, что вся электроэнергия перенаправляется либо здесь, либо на первом этаже. И, чёрт возьми, лучше бы это было здесь, -- проверяя барабан револьвера, сказал старший. Но сначала -- лестница.

Опустившись на нужный им уровень, мужчины стали думать о том, как бы разнести в клочья целый пролёт. Не найдя очевидного ответа, они решили поступить по-другому -- запереть все выходы на всех этажах. Тот лестничный спуск был единственным в здании -- на случай экстренной или чрезвычайной ситуации. Разумеется, о прочности и надёжности его можно было и не упоминать.

-- Думаешь, они не вынесут эти двери?

-- Не вынесут. Посмотри на замки -- как в сейфе. К тому же, судя по плану эвакуации -- это единственная лестница в здании -- она должна быть прочной.

Щелчок за щелчком они дошли до последнего этажа. С каждым лестничным пролетом, в бронированном окне двери виднелось всё большее количество зараженных или их трупов. "А вот сейчас я бы не отказался от лифта..." -- думал Уилл, вновь поднимаясь наверх. Они вернулись в пентхаус и обнаружили шикарные апартаменты пустующими. Не имея у себя на вооружении работающей системы оповещения, Уильям "Из Джонсборо" Хантер, прокричал: "Йи-ха!" -- и выстрелил в потолок, разнеся выстрелом старинную, практически античную люстру.

Не прошло и десяти секунд, как из-за угла показался первый: когда-то стильный чёрный костюм покрылся пятнами, а светло-красный галстук перегнивал в пробитой шее. Пытаясь размахивать руками, он сдирал о стены и без того поношенные чёрные перчатки, а лысая голова, словно мишень, то и дело мелькала перед мушкой. "Ближе, -- шептал Джеймс, выставив двустволку на вытянутую руку, -- ближе". И лишь тогда, когда бледно-голубые глаза стали не видны из-за ствола, раздался выстрел. Оружие из-за отдачи улетело под потолок, но Виттима выпрямил руку к верху и так же громко, как и его наставник, произнёс:

-- Первая кровь!

-- Ты так выделываешься, потому что знаешь, что на этом этаже был всего один? -- меланхолично спросил тот.

-- Именно! -- вновь прокричал Джеймс. -- Впер-р-рёд!

-- Назад! Куда "вперёд"?

-- Искать систему оповещения, конечно.

-- И чем же ты будешь привлекать трупов, Джей? Не вальсом ли? Также, думаю, стоит сначала проверить эти пять этажей -- кто знает, сколько там этих тварей.

-- Не удивлюсь, если и по одному трупу не наберётся -- мигрируют, сам знаешь. Да и систему эту мы практиковали не один раз -- что может пойти не так?

-- Обычно, когда говорят: "Что может пойти не так", -- всё и идёт нахер.

-- Заткнись, умник. Раньше работало -- сработает и сейчас -- логика, всё просто.

-- Ха-х. Раз ты такой уверенный в себе -- песню ставлю я. Пора бы и расслабиться немного, -- они начали приготовления, которые заняли без малого четыре часа.

***

Walking down that road from Jonesboro. And I'm the meanest S.O.B. that you'll ever know.\Шагаю по дороге с того Джонсборо. Я -- подлейший сукин сын, хуже вам не узнать.

Слегка высокий мужской голос медленно пропел первую строку. Уильям Хантер встал прямо под орущим динамиком и с большим наслаждением принялся заряжать дробовик, перебирая в грязных пальцах светло-красные патроны. Музыку то и дело перебивали хриплые стоны, слившиеся в монотонный хор из десятков голосов. Бесценные когда-то вазы играли на столах от вибрации и со странно забавным треском разлетались на мелкие ломтики искусства, падающие на бетонный пол.

Он в последний раз щелкнул цевьём ружья и нырнул в дверной проём, из которого уже доносилась странная мелодия битого стекла и летящей в стороны фурнитуры. Крик Хантера и гул от выстрела эхом покатились по лестничным проёмам вниз, пока не исчезли в тёмной пропасти -- где-то между этажами тех. поддержки и сервиса, откуда ещё во времена царства живых редко доносилось что-то полезное -- пришло время бежать. Пока в динамике гудело гитарное соло, мужчина с трудом перебирая прострелянной ногой мчался к условленному месту, избегая недавно выставленные баррикады и препятствия, и думал, что вся эта ситуация сейчас напоминает ему какой-то из множества фильмов, что эхом раскидывались по консервной банке, в которой он успел прожить целую жизнь. И действительно: человечество так грезило о своём завершении, что сумело изобразить его в самых разных стилях, а кто-то, быть может, и вовсе создал предсказание. Впрочем, это было уже не важно. Забежав за колонну прямо перед импровизированной стеной, он подло и бессердечно отдал на растерзание волну трупов винтовке Джеймса Виттимы -- раздались первые выстрелы.

Сидя за укрытием, Уильям сам про себя поражался тому, какое всё-таки отличное решение для всех проблем придумало человечество -- огнестрельное оружие. Простое и эффективное, оно было создано в то время, когда человеку уже ничего не угрожало, кроме него самого. Однако в тот момент -- в осень восемьдесят четвёртого -- его уже нельзя было за это винить. Особенно, когда над вопросом его существования нависла грозовая туча, и она не собиралась уходить сама. Вот тут-то Человеку Разумному и пригодился его разум -- разум, склонный к разрушению.

Схватившись за ноющую икру, наёмник медленно поднялся на ноги и выхватил первый из трёх дробовиков, что были найдены им по пути в башню. "Это тот, что я забрал из подвала после выстрела, -- сказал сам себе мужчина. -- Два патрона, но отличная убойная сила -- как раз для разогрева. Дальше -- два и восемь. Один -- с трупа напарника, второй -- со стены в доме. Итого: двенадцать. Отлично. Вдох... Выдох... Чёрт, а ведь бордовые обои действительно та ещё бредятина... Ха... Вдох..."

О бок колонны время от времени ударялись холодные, по меркам живого человека, тела и, обмякнув, медленно оседали на пол. Предсмертные хрипы разрушали ту неловкую тишину, за которой мужчина научился скрывать эхо от выстрелов, крики жертв и гул от погрома. Он старался не смотреть им в глаза, если они ещё были на месте. Методично пробивая ножом сердце, он отворачивал от себя уже полностью мёртвую голову и пытался не встретиться с ней душами. Пытался, потому что боялся их -- этих тусклых зрачков. Боялся того безукоризненного взгляда, что смотрит на него из темноты разума. Боялся, что вот-вот среди хрипов послышатся слабые мольбы о пощаде -- о том, что за этим облезлым скальпом скрывается любовь к давно умершей семье, забота, мысли о земных делах даже тогда, когда и сама Земля перестала быть "Землей". Боялся и ненавидел.

Но, к счастью для него, не было и нет ни в одной настоящей битве ничего геройского или человеческого: нет сожалеющих о своём поступке людей, бегущих в первых рядах; нет бросающих оружие героев-миротворцев или всадников мира, останавливающих толпу -- нет, эта участь была давным-давно уготована лишь тем, кто пожелтевшими страницами книг и бледными бликами экранов мелькал перед глазами мальчика, который был когда-то просто "Уиллом". В настоящем же мире те, кто решался оставить врага в живых, умирали от выстрела в спину; те, кто решил бросить оружие и остановиться, были затоптаны между первыми рядами; а те, кто решил вести за собой толпу, рано или поздно умирали от руки других -- тех, кто "справился бы с этим лучше". И не было, не будет другой судьбы для людей обычных, а людям же необыкновенным -- другим, уникальным и великим -- место далеко не в жизни. Монотонный гул выстрелов сменился лишь пустым щелчком курка и Уильям "Из Джонсборо" Хантер, приняв это за сигнал к атаке, защёлкнул ствол дробовика, натянул маску и вышел из-за колонны -- наступила пора прекратить быть человеком. Раздался выстрел.

Разлетевшиеся на несколько метров вперёд обломки черепа со странным чавкающим звуком впивались вместе с дробью в плоть бездумно бегущих позади "людей". "Вот и нет больше глаз, -- шептал голос внутри, -- не во что больше вглядываться". Сменив двустволку на помповый дробовик, охотник медленно и методично подходил к оглушенным от выстрела телам и одним нажатием курка раскрывал все прелести человеческого разума бетонному полу. Он знал, что лучше стрелять в сердце -- эффективнее, надежнее. Один выстрел в голову из малокалиберного пистолета, чаще всего, не приносил результата, выстрел с автомата, возможно, -- тоже. Редкие разумные учёные, встреченные им на жизненном пути, все как один заявляли, что мёртвые задействовали лишь некоторые части мозга, чтобы продолжать жить -- шейный позвонок и спинной мозг -- те, что находились ближе к шее и затылку, и отвечали за такие вещи, как моторику, дыхание, ориентацию в пространстве... Впрочем, Хан давно сложил для себя всю эту информацию в одно простое утверждение: "Они могут быть слепыми, немыми, глухими или частично парализованными или сумасшедшими, но будут жить -- они продолжат идти и цепляться за их так называемую жизнь с такой силой, будто за выживание в этой "жизни" будет дарована жизнь настоящая. Однако -- не без сердца". С почти безумной полуулыбкой, Уильям из Джонсборо прикрывал лицо от очередного кровавого фонтана. Словно из сонного бреда вырывалась эйфория, что он получал, отнимая жизни других существ -- чувствовал превосходство. И лишь одна мысль медленно стекала по поднебесной воображения, разбиваясь об реальность с необъяснимо громким смехом, когда пуля настигала очередную голову: "Вот и нет больше глаз -- не во что больше вглядываться".

Почти машинально, словно тот же мёртвый, он уничтожал своих врагов. "Мы или они", -- говорил палач внутри него. Одним взмахом руки он поднимал свой топор и отводил цевьё у ружья, а вторым, но ещё более лёгким, нёс смерть, наводясь на бегущую цель и спуская курок. Выстрел за выстрелом, кровь за кровью под лики толпы, где он мог различить лишь одного человека -- себя. Патроны кончились, но Хантер не спешил перезаряжаться или менять оружие -- на него шёл последний из видимых врагов. Схватив дробовик за цевьё, он оглянулся на своего напарника, медленно добивающего горы трупов, и двинулся на противника, вместо человеческого взгляда которого хладнокровный убийца вполне легко мог представить пустые глазницы.

Первый удар приклада пришёлся прямо по коленному суставу, и колено мертвеца выгнулось в бок на несколько десятков градусов. О, как многое Уилл был готов отдать за то, чтобы убедиться, что его враг действительно чувствует боль -- дёрнулась бы хоть мышца на лице, хоть бы горло гнилое визгнуло! Но вечно мёртвый человек с вечно выставленными напоказ зубами с тем же монотонным хрипом пытался достичь своей цели -- тянул руки, стараясь нанести как можно больше увечий острыми и сломанными ногтями. Взяв ружье в обе руки, старый охотник ударил им по тянущимся ладоням трупа, что уже успели упасть на плечи и замахнулся цевьём прямо в зубы. Челюсть захлопнулась -- труп вцепился в оружие, словно был живым человеком.

Не долго думая, наёмник отпустил одной рукой оружие и принялся наносить удары по солнечному сплетению senza vita, пока тот не испустил дух. Сдавленные хрипы, ранее доносившиеся из глотки, превратились в настоящие -- человеческие. "Хрен с тем, что они заражены -- дышать нужно всем". Охотничий нож приятно лязгнул в кожаной кобуре и два гордых метра кишечника одним ловким взмахом вывалились из брюшной полости, челюсть разомкнулась. Второй удар прикладом вновь пришелся по колену, и мертвец теперь уже просто стоял, ожидая своей участи и всё так же протягивая руки вперед.

Хантер сбросил разряженное помповое ружье с плеча, освободив место последнему карабину -- тому, что он нашёл висящим у камина. Подняв полумёртвое тело за шею, палач пронзил стволом ружья оставшиеся внутренности жертвы. Прямо через желудок, разминаясь с ещё не выпавшей печенью или запутавшимися лёгкими, проходил ствол -- Уильям буквально мог видеть его по контурам выступающей кожи. Убедившись, что его орудие убийства направлено прямо на сердце жертвы, мужчина шагнул поближе, давая дряблым рукам окутать свой чёрно-красный плащ в тщетных попытках пробить кожу. Зубы щёлкнули у самих глаз наёмника. Вся та боль, отчаяние, агония, которые, как он считал для себя, ощущало любое живое существо, приносило ему древнее, очень хищное ощущение превосходства -- он пережил очередную жизнь, он забрал очередную жизнь -- он всё ещё был сильнее, чем тот, кто был против него. Выстрел.

Гул от выстрела ненадолго застыл в ушах, а пороховой дым и потоки крови затуманили глаза. По завершении, на Уильяма из Джонсборо всё ещё скалилось озлобленное лицо, но за зубами его виднелся лишь просвет, а в глазницах не блестело больше ничего, кроме ламп у выхода из комнаты. Не высовывая ружья, палач решил осмотреть свою жертву: за передней половиной груди не было абсолютно ничего; голая и раздробленная грудная клетка обнажала свою пустоту как внутреннюю, так и наружную; некоторые из костей хребта или ребер и вправду застряли в четырехметровом натяжном потолке; а куски черепа разбросало так симметрично по кругу, что, казалось, вполне легко можно собрать его обратно, если пройтись по часовой стрелке. Тут и там легко можно было найти и другие детали мозаики: вон лежали оборванные лёгкие, похожие на полиэтиленовые пакеты, вон -- кусок сердца с явно целой камерой, а ещё дальше располагался мозг -- он занял куда более широкую территорию, не забыв прихватить с кровью немного потолка и люстр, что теперь казались свежими розами.

Уильям вытер залитые кровью глаза и, сняв маску, осторожно попятился к Джеймсу, пытаясь отыскать в жерле мясорубки брошенный помповый дробовик. Стоило ему попытаться наклониться, чтобы перевернуть очередной труп, как его лёгкие сжались в припадке кашля. "Чёрт с ним, -- подумал он. -- Есть напарник -- он поднимет". По полу по-прежнему ползали недобитые трупы. Окровавленные, раненные, обескровленные они ползли на руках, перебирая тощими и бледными костяшками пальцев, тащили за собой свои перебитые позвоночники и раздробленные рёбра непонятно куда -- вперёд. "Движение -- жизнь", -- гласила одна из рекламных вывесок города Оклахома, и прямо в тот момент она, чёрт её побери, попадала в самую точку. Движение -- жизнь. Сами того не понимая, мёртвые облегчали задачу живым, выдавая себя в попытках выжить -- делая то, что обычно делают сами живые -- цеплялись. У каждого были и есть какие-то невидимые нити, за которые можно держаться -- какие-то линии судьбы, ещё не обрезанные одной из Мойр, ведущие раненного и избитого вперёд. А что же было у уже мёртвых? У тех, кто, несмотря на желание, пал в бездну? Неизвестно. Однако, что бы то ни было, в рвении своим бывшим сородичам они не уступали.

-- "Я сказал: веди скорее ты в Джонсборо, ведь я подлейший ублюдок из всех, и мне всё равно", -- кинув F-16 с одним патроном, пропел одну из строк песни Уилл. -- Заряжай.

-- Сам что ли не мо?.. Ох ты ж ёпта... -- обернувшись на своего напарника, протянул парень. -- Вот это у тебя видок.

-- Бывало и хуже.

-- Готов спорить, да! Но впервые вижу, чтобы кто-то полез месить senza vita руками -- сумасшедший ты придурок, конечно! -- похлопывая по плечу, сказал Виттима. -- Однако с этим видом ничего из наших сегодняшних подвигов не сравнится, -- палец его остановился на палящем мёртвый город солнце.

-- Заметно, что ты редко бывал так высоко -- совсем расслабился. А если бы ещё волна пошла?

-- Ты шёл сюда двадцать секунд, -- не отвлекаясь от оранжевой звезды, сказал темнокожий. -- Музыка уже не играет. Если ты не издал ни звука, а я не услышал шагов и не увидел ничего, кроме тебя в отражении окна -- значит, всё в порядке. Хорош, не правда ли?

-- Натренировал слух, -- подтвердил Хан. -- Это видно. А вот спину, наверняка, нет -- пойди понагибайся -- там где-то валяется твой дробовик.

-- Ты выронил -- ты и иди!

-- Хочешь, чтобы старик сделал тебя и в этом? -- насмешливо подцепил его Уилл.

-- Ладно, хрен с... Твою мать!

Песня умолкла и Джеймс мгновенно всполошился на едва слышимый треск стекла -- обломков той самой люстры, что раскинулись у экстренного выхода. "Отражение!" -- так же незаметно прошептал Хан, держа готовое к развороту тело парня одной рукой. Чем больше молодой наёмник вглядывался в то самое отражение, тем сильнее на его лице проступали признаки паники. В опасно громкой тишине, Джеймс Виттима медленно потянулся за ружьем...

-- Нет! Не смей! -- твёрдая рука отдёрнула ладонь от курка дробовика и сохранила последний патрон.

-- Предлагаешь просто ждать, пока ему не надоест?!

-- Если промажешь -- мы трупы. Ты даже сообразить ничего не успеешь!

-- Но есть шанс на...

-- Не двигайся, нахер! Даже зрачком своим не шевели!

Через несколько секунд краем уха Джеймс уже мог буквально почувствовать едва различимый хрип, который доносился до него с нескольких метров и разъедал его нос изнутри. Редкое, но до боли зловонное дыхание рассекало запылившийся воздух. Мужчина был готов поклясться, что если то существо приблизилось бы ещё хотя бы на шаг, то смогло бы услышать, как со звоном молота билась его кровь, пульсируя к сердцу и обратно, и как странный шум, что зарождался и умирал в голове, затуманивал собою все остальные звуки.

Хантер чувствовал примерно то же самое. В его расчетливом профессионализме и холодном взгляде скрывался большой страх, и шёл он вовсе не от того, что небезызвестная, но неправильная ветвь человеческой эволюции дышала ему в ухо, но от себя -- где-то там, в глубине его груди зарождалось нечто. Комом подступая к горлу, оно всё больше и больше затрудняло дыхание -- пыталось вырваться наружу с такой силой, будто это секундное избавление даровало бы его лёгким вечную свободу. В тихом дыхании охотника начал прослушиваться хрип. Сиплый и слабый, он заставил существо, которое было направилось к выходу, замереть. В безмолвном отчаянии, он вдохнул как можно больше воздуха и многозначительно посмотрел на своего напарника -- он понял, не мог не понять. По трясущейся грудной клетке бежали мурашки, немолодая шея покрывалась жилами, а лицо приобретало нездоровый оттенок. Громко выдохнув, Хантер издал неприветливый для существа звук -- кашель. Незнакомый, порывистый. Нечто, когда-то похожее на человека, замерло в удивлении, пытаясь рассмотреть неподвижный и скрюченный силуэт лучше, прежде чем напасть на него. Но стоило из-за плаща показаться человеческому лицу, как зал разразил вой.

Поборов припадок, Хан выхватил из всё ещё застывшей руки Джеймса дробовик и, выстрелив в сторону звука, заорал напарнику команду, прежде чем убежать: "Не двигайся!". Прихрамывая, он пытался выиграть себе время -- всего лишь пару секунд для того, чтобы зарядить единственное ружье, что у него осталось, но нога после прыжка на балкон, как на зло, ныла, а руки, неподвластные его разуму, тряслись. Его спасал только один факт: выстрел, сделанный вслепую, достиг своей цели и продырявил ногу, если так можно было назвать конечность существа, что преследовало его рывками. Прыжок за прыжком ненавистный хрип, больше похожий на рык, приближался к охотнику, и никакая падающая мебель, никакое открытое пространство для бега и манёвров не могли исправить то прискорбное положение. Раздался выстрел. На дымящийся ствол упал центнер ещё живого веса. Окровавленная, разорванная эволюцией вдоль подбородка нижняя челюсть мигом устремилась своими жвалами к лицу выжившего, а длинный, покрытый гнилью и слюной язык бичом бил у самых глаз ошарашенного мужчины. Тот язык был настоящим смертельным оружием, и владелец языка знал об этом так хорошо, как никто другой.

Ещё выстрел. Краем глаза стрелок увидел отстрелянную конечность, отлетающую от основного тела по нелепой траектории. Через миг в его голове запищал знакомый ультразвук, а, когда он пришёл в сознание, то обнаружил себя лежащим прямо в непрочной гипсокартонной колонне, половину из которой его тело снесло просто под своим весом. Где-то вдалеке валялся дробовик, а через несколько метров в такой же прострации находилось и существо, чьи глаза были залиты кровью, если не от ярости, то просто по факту: окровавленный череп пластами сбрасывал кожу и волосы, а из отстрелянной ноги настоящей рекой лилась багровая кровь, переливаясь между странной формы сухожилиями и обломками кости, что висела на них. Оно брыкалось. Бросалось из стороны в сторону с такими усилиями, будто бы действительно чувствовало боль. Словно собака, что Хантер на своём веку повидал единицы, оно крутилось вокруг себя, пытаясь обнаружить ногу. "Где же она? -- наверняка думал странно скрюченный когда-то-человек. -- Она же была здесь. Вот здесь! Я же видел её минуту назад!"

Со стороны главного зала раздавались небольшие хлопки -- выстрелы -- знак того, что самые последние из кучи мёртвых уже лежат, и только одна настоящая угроза всё ещё воет на том бетонном полу. Выхватив из кобуры револьвер, Уильям "Из Джонсборо" Хантер зарядил шесть патронов, замер и, взглянув на слегка побитый и далёкий от него дробовик, прицелился в существо. Ровно через долю секунды старый охотник уже бежал от своей добычи, в голове чуть ниже глаза зияла дыра, а половина нижней челюсти отлетела на пол. Словно загнанная мышь, в панике пытающаяся отбросить свой хвост, он скинул тяжелый кожаный плащ и снял бронежилет, прибавив себе лишь пару секунд для своей ничтожной жизни.

В большой братской могиле виднелась единственная стоящая фигура, добивающая выживших. Как ни разворачивал Хантер головы, как ни раскидывал на мелкие кусочки черепа, а всё равно казалось, что всё то были люди. Лежали себе, словно мешки с мусором, таращились на потолок, зная, что где-то там -- небо. Что за огромными кусками бетона, как и за стенками тюрьмы их плененного разума, всё ещё светило солнце. Как вчера, как сегодня. Если каждый человек задавал себе вопрос: "А что же будет на следующий день?" -- и не находил ответ, то они -- мёртвые -- давным давно узнали его и всё пытались разглядеть за пеленой давно ослепших глаз: завтра будет светить солнце. Отражаясь от луж их собственной крови, оно будет заливать их глаза ярким и лучезарным светом до тех пор, пока они не исчезнут насовсем -- не растворятся в пыли истории, став просто серыми костями, как и любой "живой" человек.

Если подумать, то люди всегда преувеличивали свою важность. Будучи на земле в том виде, в каком они знают себя, всего пару сотен тысяч лет, они всерьёз решили, что представляли угрозу ей -- своей матери -- Земле. Имели смелость предположить, что где-то там, на том огромном голубом шарике, затерянном в необъятной вселенной, были существа, которые могли представлять серьезную угрозу для сложнейшей системы случайностей и совпадений возрастом в четыре миллиарда лет. Но вот они -- люди. Лежащие в алой лужице, давящиеся выбитыми зубами, перебирающие онемевшими пальцами сломанные кости, люди.

Когда к Уильяму Хантеру приближалось существо, созданное по вине человека, он вёл себя как зверь -- как загнанный кролик перед росомахой, он бежал к своей норе в надежде, что хищник, быть может, изменит свой выбор: испугается отпора, попадёт в ловушку или переключится на другого кролика -- неважно. Своя шкура ценнее -- её больнее лишаться.

В зрачках Уилла медленно плыл силуэт Джеймса Виттимы: побитый двумя годами совместной "работы", но не опытом, сталкер, охотник и наёмник расхаживал среди трупов и, приставляя автомат немного левее от центра груди, так же медленно и так же методично, как и его учитель, делал свою работу. "Дробовик! -- прокричал ему сквозь боль бегущий. -- Схвати дробовик!" -- Но он не выполнил приказа. Конечно -- ведь Хан сам выхватил у него из рук ценное оружие и, подбив того, кто сейчас обжигает его ухо, выкинул его в сторону.

Забежав в зал, он рывком дёрнул одну из двух мощных четырехметровых дверей от себя, тем самым оглушив своего преследователя, осознавая, что в голове должен был быть план спасения -- меньшего зла и меньшей жертвы, чем та, к которой подбивали его обстоятельства. Где-то на задворках мозга, где хранилась куча документальной военной истории и художественных произведений о войне -- осталось только подумать. Ну же! Ещё немного! Из отрывочных слайдов составлялась картина. Казалось бы, за то время, что Хантер стоял у двери, его напарник вполне успел бы схватить помповое ружье и решить все их общие проблемы, но нет -- темнокожий мужчина стоял как истукан в ожидании приказа. Что же творилось в его голове? Решал ли он, как поступить или просто впал в состояние прострации? Неважно -- нескольких секунд вполне хватило для идеи.

-- Спрячься за стойкой! -- скомандовал ему старший. -- Перехват по сигналу!

"Почему инстинкт дал сбой? -- думал Хантер, убегая от ворот. -- Почему только что готовый план "великой жертвы в лице Джеймса" вдруг отошёл в фон, а я стоял и тупил под этими воротами, как идиот, продумывая уже его и своё спасение? Вот же грёбанные человеческие мозги -- странные до невозможности".

Впереди виднелось только небо. Оранжевое, почти что огненное небо. Среди того океана света едва ли можно было различить столпы тьмы -- оборванные части холста, коими казались немногочисленные высотки Оклахомы тем вечером. Ослепленный этим сиянием, старый охотник выставил руку вперёд и нажал пальцем на спусковой крючок. Раздался выстрел. В своих нелепых попытках пристрелить небеса или достучаться до них, он лишь выводил на стекле мелкие, практически ювелирные, трещины. Бам. Бам. Бам. В барабане револьвера остался только один мазок, чтобы скрасить ту картину в полной мере, но его Уильям из Джонсборо приберёг для себя. Сзади начали раздаваться звонкие цокающие удары, что стремительно приближались всё ближе и ближе -- существо опять перешло на прыжок. Ближе. Ближе. Ещё ближе.

Он встал прямо у окна и многозначительно смотрел на Джеймса Виттиму, прячущегося под стойкой. "Смотри, сука, не сдрейфь -- это всё ради тебя", -- с той мыслью он и развернулся, чтобы быть со своей смертью глаз-в-глаз. То, что прыгало на него, не могло не вызывать отвращения у человека обычного -- паразит годами создавал всё новых и новых убийц, каждый превосходил предыдущего в изощрённости и отвратительности. Везде, где бы ни был бывший пилигрим, у Этого появлялись или уже были свои названия. Сначала он узрел нарекание "Ходячих" и "Стаи", хоть и считал те названия банальными, затем была "Матка", "Диссидент" и "Фантом", в процессе сотворения которых он уже принимал непосредственное участие, а потом приходилось создавать всё самому -- "Колоссы", "Бутоны", "Сонары", "Перебежчики" -- убийцы, чьи имена несли с собою только смерть, однако с прыгающей бестией было небольшое исключение -- он не только не знал, как называть её подвид очень долгое время. Ни одна из команд не могла поймать это живым, ни один военный не доставлял ни одному учёному более-менее целого тела, и ни один представитель Эволюции не пытался изучить это в первые года массового расселения.

То, что прыгало тогда на Уильяма, он в шутку прозвал "Блохой", позже переименовал в "Кузнечика", ещё позже -- в "Жабу", но окончательный вариант закрепился уже после изучения -- "Саранча": огромное в полный рост и ничтожное в своей сущности существо. В свою бытность человеком, возможно, оно ходило прямо, но теперь -- нет. Теперь, сквозь огромную боль, которую наверняка испытывал этот человек на стадии "личинки", его ноги -- тазовые и коленные суставы -- сгибались ровно в противоположную сторону: тазовые -- вперёд, к животу, а коленные -- назад, от ступней. Впавшие ягодицы больше не служили своей цели, а растянутая кожа на торсе, казалось, порвётся в тот момент, когда оно становилось "на четвереньки". О, те ноги были огромными. Столь сильными и длинными, что ни один спортсмен в мире не смог бы развить подобные, даже если бы потратил на это всю жизнь. А ступня-то! Ступня! Сквозь содранный кожный покров на долгие и долгие сантиметры тянулись оголённые мышцы с кровеносными сосудами, заканчивающимися голой костью. Какой то был размер? Семидесятый? Восьмидесятый? Неизвестно. Но это и было той причиной, за которую Уилл Хантер прозвал это "Кузнечиком": при прыжке -- именно так и только так передвигалась саранча в "целом" состоянии -- коленный сустав издавал странное пощелкивание (видимо, погрешность эволюции), а кости ступни, ударяясь о землю, производили жуткий, но почему-то одновременно нелепый цокающий звук.

Оно приближалось всё ближе и ближе, вытягивая руки вперёд -- рассечённые надвое между средним и безымянным пальцем ровно до плеча, они использовались в качестве амортизаторов при падении -- не ломались, не растягивались, не рвались, но так же и прекрасно охватывали жертву за талию, которую можно было обхватить всего одной такой конечностью полностью. И вот, когда до самого охотника остался ровно один прыжок, у него был выбор: закрыть ли глаза, перед тем как их разорвут. "Раздвоенная нижняя челюсть со вторым рядом более длинных и остроконечных зубов, -- вспоминал он свои записи, пытаясь совладать с паникой, -- позволяет с большой лёгкостью захватывать и перегрызать любые конечности, а длинный и до жути сильный язык служит веревкой в четвертовании -- ломает кости и, при более крупных размерах, способен просто передавить руку или хребет до основания. Особь хватает жертву за разные концы тела и начинает перекручивать, подобно крокодилам или аллигаторам, пока та не умрёт от многочисленных переломов и\или внутреннего кровотечения. Попасться в хватку такому существу и не иметь с собой огнестрельного оружия в заряженном состоянии приравнивается к смерти".

-- Сейчас! -- крикнул Уильям, широко открыв глаза.

Раздался резкий, но полный боли вздох. Треск. Чудовище пролетело мимо -- навстречу прекрасному. Крошечные осколки стекла опадали с верхушки рамы на пол, а те, что побольше, давным-давно полетели вниз -- навстречу тому, что ждало человека при любом взлёте. Небеса рассёк истошный предсмертный вой.

-- Чёрт возьми... -- послышалось через сдавленный кашель. -- Ты же мне мог рёбра так перебить.

-- Ну, извините, Ваше Величество, -- остро ответил Джеймс. -- Либо так, либо Вам вниз.

Раздался хлопок. "Так быстро?" -- пронеслось в голове у обоих, но нет -- лишь очередной выступ, коими был богат First National Center, оказался задет странным, нездешним для этой планеты, существом. Удар. Удар. Ещё удар. С того расстояния уже не было слышно того, как хрустят пережившие эволюцию кости и как ломается единственная, уцелевшая от выстрела, нога. Обернувшись на своего напарника, Джеймс застал Уильяма в порыве смеха.

-- Что смешного?

-- Знаешь... Ха-ха-ха!.. Были раньше мультфильмы -- комедийные, рисованные, в которых герой так же... Ха-ха-ха!.. Так же... -- посмотрев на Джея, Уилл резко переменился в лице -- не так уж и трудно забыть то, с человеком из какого времени ты говоришь. -- Забей.

-- Как скажешь. Не то, чтобы я сильно включался, но... Ты же настаиваешь, да?

Хантер запер дверь в пентхаус, предварительно проверив лестницу, пока Виттима, коему досталась роль ищейки, собирал оружие и прочие вещи по огромной площади. Тускло светились кнопки на панели лифта, покрывалась только осевшей пылью кровь, и слабо постукивали в пустоту наручные часы -- жизнь снова пошла своим чередом. Присев у разбитого окна, охотники принялись рутинно перебирать снаряжение, пока им в лицо дул прохладный сентябрьский ветер. Старый охотник ещё раз осмотрел помещение и понял, что те несколько минут, которые продлилась эта зачистка, вполне могли быть последними для него и его напарника. Стоило ли так рисковать ради одной песни или проще было бы зачищать один этаж за заход -- кто его знает. Но один урок извлечь из этого для старого наёмника было довольно просто: "Оставаться человеком -- дорого стоит".

Настал момент тишины. В неразборчивой игре пыли слышались небольшие щелчки, что издавало ружье, когда в него попадал патрон. Медленно перезаряжался магазин винтовки, медленно чистился её прицел от запёкшейся крови, медленно перебирал пальцами по рёбрам старый Уилл.

-- Я вот, что подумал, Хан: у нас ещё дохренища времени до прихода военных... Что делать-то будем?

-- Не знаю. Консервы у нас есть -- спасибо тебе, патроны -- тоже. Найти воду -- не проблема. Так что... осядем здесь на неделю-другую. Быть может, на рейд выйдем -- кто знает, что скрывает в себе Оклахома, кроме пыльной копии "Волшебника страны Оз".

-- Неплохая идея. Слушай... Ты же на многих высотках бывал, да?

-- Не то, чтобы на многих. В основном для того, чтобы забраться на самый верх, нужны просто колоссальные усилия и запасы. Не ошиблись твои военные в выборе базы, что ещё сказать -- выбери они тот же Chase Tower и, уверяю тебя, нам бы вряд ли хватило этих свободных недель. Хотя там и скопление-то было поменьше...

-- Да... Ну, что я могу сказать -- оно бы того всё равно стоило, -- сказал Джеймс, смотря в огненную пропасть. -- Чего хотел спросить... Скажи, Хан: небо всегда такое красивое здесь, на высоте?

-- Да, -- почти молча поддержал его старик. -- Всегда.

========== Глава 5. Счастливый случай ==========

-- Значит... вдвоём? -- низкий старческий голос звучал на удивление громко.

-- Да, вдвоём, -- ответил один из наёмников после того, как переглянулся с товарищем. -- И что с того? Мы ждём плату.

-- Нет, ничего, в принципе... Как? Мне присылали отчёты о десятках трупов всего-то на трёх этажах, а тут -- пять, и всего двое людей... Мне было бы дей...

-- Опыт и капля удачи, старик, -- оборвал его на полуслове Хантер. -- А вам следовало бы задуматься, прежде чем отправлять неизвестно куда полторы сотни детей.

Худощавая фигура в военной рубашке распрямилась и с некоторым презрением посмотрела на окровавленных охотников. "За мной", -- головой скомандовала она. Тяжёлые сапоги неспешно, но широко шагали по залитому кровью полу, пока вокруг них бушевал ураган из рядовых солдат, выкидывающих трупы в открытое окно.

-- Сколько вы убили?

-- Около сорока.

Они подошли к тому самому окну и стали наблюдать, как рядовые медленно и монотонно выкидывают одну кровавую кашу и идут забирать другую. Палача трупов легко можно было распознать по ранениям: Джеймс стрелял очень аккуратно, практически искусно -- небольшая дырка или две от автоматного калибра в районе груди, и остальные травмы, нанесённые временем; работа Уильяма, как ни парадоксально, больше напоминала трупы героев войны, падающих на мины -- обезглавленные под корень тела, изрешечённые дробью настолько, насколько это вообще возможно; оторванные выстрелом руки или ноги, которые приходилось нести отдельно, а из пробитых ножом голов даже спустя полторы недели то и дело капало что-то липкое.

-- Не уверен, -- ответил вдруг генерал, стоящий напротив окна. -- Моё подразделение уже сбросило большинство тел, так что настоящего числа мы никогда не узнаем.

-- Спроси любого, кто прибыл сюда за две недели до тебя -- они считали их куда чаще, чем ты -- по нескольку раз в день, когда сюда поднимались.

-- Хм... Понимаете, думаю, тот договор, что заключил с вами сержант Хеллер в Теннеси... был немного... Думаю, чести ради вы согласитесь, что он погорячился.

-- "Чести ради"? Ещё бы ему не "погорячиться", -- перекривлял его Виттима, -- было сто пятьдесят человек, а осталось меньше тридцати. И это, кстати, с учётом того, что ваш солдатик "погорячился" и отдал вашу работу нам.

-- Вы не... Количество людей сейчас не играет роли, напарник человека из Джонсборо, -- ответил военный. -- Дело в том, что договор, заключенный вами с моими людьми, нельзя считать честным -- мы не можем отдавать вам ничего из необходимых отряду припасов.

-- Во-первых, Джеймс, -- ответил ему Хантер. -- Во-вторых, ты прав, цена недостаточно высока -- мы хотим половину вашего авианосца.

-- Не играй с огнём. Ты среди моих людей, на моей базе, и ты не...

-- Тебе напомнить, благодаря кому этот всё ещё набитый дерьмом небоскреб -- твоя "база"? -- помрачнев и опустив лоб, сказал старший. -- Не благодаря тебе, который припёрся через полторы недели к своим избитым щенкам; не благодаря этим же "солдатам", которые летят катушкой от вида трупов и начинают стрелять в своих же -- да, я в курсе того, что случилось в "Терминусе", ваша "военная тайна" -- херня та ещё. Теперь оглянись: они -- эти "твои люди", смотрят на нас, как на героев -- на настоящий, мать его, пример для подражания. Залитый кровью, обмоченный гнилью и пропахший неведомым даже мне самому дерьмом, пример. Если бы мы не взялись за это дело, то твои детки сдохли бы здесь за полторы минуты, вояка, пока ты бы просто оставался для них никем -- голосом из рупора, пришедшим поаплодировать.

-- Ты охренел, что ли?! -- схватившись за кобуру, процедил сквозь зубы старик. -- Мои люди -- обученные профессионалы, кото!..

-- Не заливай! -- перебил его уже молодой. -- Мы с тобой вряд ли когда-либо ещё пересечёмся, так что нет смысла лгать или тешить своё эго перед нами. Твои люди -- это кучка детей, которые до сих пор думали, что любой противник будет так же неподвижен, как и манекен, на котором они практиковались. Тренированные на разваливающемся атомном авианосце такой же кучкой детей, но постарше, они ни разу не выходили в грёбаный мир, а тут вы их выпускаете сразу на зачистку -- не на разведку, мать вашу, а на реальную и неизбежную схватку с неизвестным им противником. Да таких уродов, как вы, на "Разящем" просто расстреляли бы, как бешеных собак, за одну мысль о такой идиотской идее!

-- Откуда ты?..

-- Или ты думал, что вся та теория, которую вы им впихиваете в голову шестнадцать лет, заменит им хотя бы месяц практики под присмотром? Как вообще?.. Хотя... Нет, нет, чёрт возьми... -- на лице Виттимы застыла странная полуулыбка. -- Вот их практика, да? Неужели ты решил, что все эти пацаны -- те, которые останутся после адища, что ты им устроил, станут сразу закоренелыми бойцами?! Не свихнутся, не развернут пулемёт, как в Терминусе, на своих и не станут палить в них, видя перед собой ходячих, но станут матёрыми воинами и будут в порыве неизгладимой временем мести мстить "зедам" за своих павших товарищей?! Ingenuo idiota! Ха-ха-ха-ха-ха...

На лице человека с неизвестными ни Уильяму, ни Джеймсу нашивками выступала чистая ненависть. Покрывшийся жилами высокий лоб раскраснелся, серые глаза выпучились, а из полураскрытых потрескавшихся губ с порывами стремительного дыхания вырывалась слюна. Но, несмотря на всё это, рука его просто лежала на застёгнутой кобуре в то время, как пистолет Джеймса уже был направлен прямо на него -- мужчина оказался быстрее. Рядовые -- две пары парнишек, что таскали трупы -- замерли в удивлении. Поправив красноватый берет на коротко стриженных седых волосах, старик, который, вероятно, был на добрый десяток с лишним старше Хантера, выставил на согнутой руке вперед худощавый палец и уже собирался высказать всю ту гневную триаду, что зрела в его голове, а заодно -- не потерять авторитет среди низших по званию.

-- Ни слова, -- тихо заговорил Уильям к генералу, убрав руку напарника с пистолетом в ней прочь. -- Я знаю, что ты хочешь высказаться, мешок с костями, хочешь рассказать о своих фантомных подвигах в никогда не существующей войне. К чёрту. Взгляни на себя -- ты зелёный, как сама трава, и даже бронежилет ты не носишь. Может, нахер тебя, а? Может сделаешь нам одолжение и отправишь эту камуфляжную рубашечку с закатанными рукавами обратно на авианосец, в котором ты провёл всю свою сознательную жизнь? Брось, не делай такой взгляд: ты носишь пистолет в застёгнутой кобуре, твоя форма ни разу не была заплатана, на теле ни единого пореза, а при виде ходячих ты морщишься. Позор всех оставшихся военных -- вот, кто ты. Даже от условий сделки пытаешься уйти. Мы выбили всех мёртвых на пяти этажах, мы оцепили пять этажей, мы полторы недели шерстили город в поисках ларьков и схронов, которые были бы полезны твоим соплякам, и наносили всё это на карту -- мы сделали куда больше, чем просто выполнили свою работу, а ты же, в отместку, пытаешь уйти от выплаты. Выполняй условия, или клянусь: мы с напарником легко устроим здесь второй Терминус -- быстрее и эффективнее, чем тот свихнувшийся солдатик с пулемётом.

Наступила тревожная тишина. Убрав руку от кобуры, генерал твёрдо стоял на месте. Красный, словно его же берет, он всё пытался уравновесить своё дыхание, которое никак не хотело поддаваться спокойствию и холодному рассудку, сияющему в глазах обоих наёмников. Ладонь, сжатая в кулак, медленно заносилась на уровень груди. Хан отставил ногу немного назад, дабы увернуться в случае удара, но внезапно рука разжалась и мгновенно оказалась опущена перпендикулярно полу -- по швам. Генерал, выпятив грудь вперёд и сомкнув ноги, готовился отдать следующий приказ. Впрочем, он медлил:

-- Я жду, генерал.

-- Рядовой Ирвин! -- всё ещё раскрасневшееся лицо прокричало на весь зал команду, и парнишка, несший труп с кем-то на пару, уронил его и выровнялся во весь рост по стойке смирно. -- Собрать "Гамму" в пентхаусе, выстроить "Гамму" шеренгу, в основании шеренги "Гаммы" стать! Выполнять!

-- Сэр, есть, сэр!

Побитые предыдущими зачистками мальчишки уже не дрожали от голоса своего предводителя, не горел огонь в их сердцах от боевых лозунгов, и не растягивалась улыбка от очередной победы. Единственное, что можно было разглядеть отчетливо -- небольшое пятно седины, что пробивалось в их уставших глазах.

-- Сержант Хеллер, выйти из строя! Как вы все знаете, -- начал он под молодое "есть, сэр!", -- сержант заключил с этими двумя людьми довольно странную для военного времени сделку, по итогам которой два наёмника не только остались целы и невредимы, -- Хантер тут же убрал руку от спины, перестав считать побитые или ушибленные ребра, -- но и выполнили свою задачу, как подобает настоящим военным! -- генерал сделал сильный акцент на предпоследнем слове, заставляя ребят краснеть. -- Вы же подвели меня... Однако сделка есть сделка, по условиям которой они, -- вновь презренно обводя рукой Уилла и Джея прокричал военный, -- могут забрать всё, что есть у этой группы военных -- у вас. Выбирайте, псы войны.

Уильям поднял высоко голову и из-под полузакрытых глаз посмотрел сначала на командира, а потом на напарника -- нервничают. Обрезанная перчатка медленно потянулась к вене -- его пульс по-прежнему спокойный. Опустив голову на нормальный уровень, он холодно окинул шеренгу, наверняка мысленно разрывающую их в клочья то ли от благодарности, то ли от ненависти. Где-то в середине строя он с самого начала заметил то, что ему было нужно, но решил оставить первый ход Джеймсу. "Пока что всё идет по плану".

-- Ты же -- часть команды? -- спросил молодой наёмник у генерала -- тот кивнул в ответ. -- Переживаешь с ними все тяготы и невзгоды, так? -- снова кивок. -- Стало быть, ты и всё то, что у тебя есть, входит в часть сделки? -- тот замер -- в какой-то момент он понял, что его пытаются поймать в его же паутине, но было уже поздно -- кивок. -- Тогда я решил: мне нужны твои сапоги.

Уильям "Из Джонсборо" Хантер с искренним удивлением перевёл взгляд на своего товарища. Слегка отдёрнув того за плечо, он попытался вразумить его бушующий ум, но, только посмотрев в глаза, понял: нет там больше ума -- мужчина попался на свою же удочку. "Сапоги", -- то слово вновь отчетливо рассекло тишину в помещении. Не отводя взгляда от своего соперника, рядовой с нашивками генерала принялся неторопливо развязывать шнурки на тяжелой военной обуви пыльно-чёрного цвета. Говорят, что победить в поединке глазами -- том, что идёт перед любой достойной дракой -- значит завоевать себе половину победы. В тот момент между молодыми и живыми зрачками наёмника проходил поединок против старых лишь на первый взгляд глаз генерала -- обмен энергией, силу которой можно было почувствовать прямо в воздухе.

С приятным скрипом начищенной кожи отдёрнулся хлястик первого ботинка. Старик медленно вытащил из него ногу и с большой опаской поставил её на усыпанный осколками пол. Он выровнялся. Встал в полный рост лишь ради того, чтобы вновь согнуться -- сделка была ещё не выполнена. Напряжение витало в комнате, заполняло уши противным шипением и заставляло ладонь запотевать от давления, а реденький шёпот, что раздавался из-за спины генерала, лишь усугублял ситуацию -- за ним по-прежнему стояли выстроенные в шеренгу солдаты. Ощущая своими шрамами звук того, как наконечник шнурка с противным стуком ударяется о паз в ботинке, Уильям Хантер в который раз задумался о том, сделал ли он всё правильно. С самого начала он понимал, что вояки не столь тупы, чтобы согласиться на условия, заключенные Джеймсом, с холодной головой -- люди с оружием редко держат невыгодное для них слово, так что их нужно было выбить из равновесия как и любого обычного человека. План был довольно прост как "на бумаге", так и в исполнении: довести прибывшего командира до определённого предела, и вынудить его согласиться. Но в тот момент, когда мужчина стоял у пропасти перед расстрельной шеренгой, его напарник пытался довести до ручки палача, а тонкая стеклянная стена за их спинами превратилась в осколки, он, человек из Джонсборо, больше не считал, что всё шло по плану. Предел генерала был достигнут уже очень давно, а в ту секунду он, казалось, вот-вот лопнет.

В Джеймса "Напарника человека из Джонсборо" Виттиму с треском стекла полетела пара ботинок. Он медленно наклонился, смотря прямо в чёрные зрачки своего врага и потянулся за парой сапог. "Не надо", -- молчаливым жестом вновь отдёрнул его старший за плечо, но тот лишь слегка улыбнулся и поднял чёрную, рассечённую парой параллельных линий по диагонали, бровь. Взмах. Через секунду обувь была запрокинута за спину мужчины и летела прочь -- вниз, сквозь выбитое окно, навстречу пропасти. Шли секунды. Пара кожаных изделий, связанная между собой шнурками, медленно, но верно падала, задевая каждый чёртов уступ, словно та же саранча, что делала это столь недавно.

Военный замахнулся для удара в тот момент, когда рука Джея была у его челюсти -- молодой охотник был в разы быстрее, но не успел даже ничего сообразить, как Уильям схватил его за запястье, отдернув от противника и потянул за воротник куртки вверх так, что удар генерала, что до этого был направлен прямо в рёбра, пришелся в пресс. Тот согнулся в судороге, а старик уже было направил на него следующий удар, но Хантер встал между ними стеной, ловко схватив кулак военного в свою более молодую и крепкую хватку.

-- Достаточно, -- всё ещё держа напряженную руку, громко сказал тот. -- Он получил своё.

Время замерло. Застывшие фигуры медленно и плавно выравнивали своё дыхание, пока сердцебиение каждого не успокоилось.

-- У меня -- всё, -- со смешком сказал мужчина, выпрямившись.

-- Да... -- едва слышно прошептал генерал. -- Пожалуй, ты прав -- всё... Чего ты хочешь? -- искоса посмотрел он в глаза Уильяму.

-- Это.

Два старика подошли к рассасывающейся на ходу шеренге, в центре которой стоял мальчишка с перекинутой на плечо винтовкой. Он дрожал. Сильно. Пока битое стекло трещало под босыми ногами военного и, не взирая на все тщетные попытки ступать аккуратно, впивалось маленькими осколками в ступни, разрезая простые чёрные носки ровными линиями, парень стоял ровно, словно столб, и всеми силами пытался не терять своей воинской чести. Командир, за которым по полу тянулись небольшие струйки красной крови, кивнул, и рядовой снял с плеча оружие.

-- AWS, -- начал старик, взяв винтовку в руки, -- или же "Arctic Warfare Suppressed" -- вариант снайперских винтовок семейства Arctic Warfare, оборудованный глушителем -- достался от одной из старых групп "Дельта". Данная модель практически ничем не отличается от оригинальной сборки, за исключением более функционального прицела -- включает в себя тепловизионный прицельный комплекс и глушитель с долговечностью в тридцать тысяч выстрелов. Чёрт знает, сколько с неё стреляли, но это не мои проблемы -- уже не мои... Длина ствола составляет тысячу триста тридцать семь миллиметров. Эффективная дальность стрельбы дозвуковыми и стандартными патронами 7,62в51mm NATO: двести и пятьсот метров соответственно. В магазине два ряда по пять патронов. Вес -- семь целых и четыре десятых килограмма. Прекрасный выбор, -- не без доли сарказма довершил камуфляж.

-- Благодарю, -- улыбаясь, ответил наёмник. -- Патроны -- тоже.

Когда они покидали здание, солнце поднималось в небо, превращая красивый пейзаж домов и лесов в сплошную полосу неровных контуров, обливаемых чистым огнём -- рассвет. Бодрствующий Джеймс сидел во всеоружии, прочищая один из вырученных Хантером дробовиков. Перекинувшись парой слов и в последний раз взглянув на ослепляюще красивый вид, наёмники вышли из здания так же, как и много раз до этого.

-- Наконец-то... -- сказал Джеймс, спускаясь по балконам и полной грудью вдыхая свежий воздух. -- Я-то уж думал мы никогда отсюда не уйдем, -- Уильям молчал. -- Да и этот "я-мать-вашу-генерал" меня бесил ещё до того, как мы начали приводить наш "гениальный" план в действие -- старый кусок дерьма.

-- Не суди по первому мнению -- оно часто бывает ошибочно. К тому же, мы сами его довели до такого состояния.

-- Да? -- спросил Виттима, проходя по проложенному военными между зданиями мосту. -- Мне так не кажется. Да и тебе так не казалось ещё вечером. Что, уже мило побеседовал с ним?

-- Не будь идиотом, Джеймс, -- вдруг остановился собеседник и обернулся на него. -- Получишь оплеуху, понял?

-- Эй, мне не двенадцать лет, а ты -- не мой сбежавший папочка -- харе указывать.

-- Да, не двенадцать, -- охотник спрыгнул с балкона и оказался на земле. -- Четырнадцать. Не ведешь ты себя на двадцать с хером или почти тридцать лет.

-- Пошёл ты.

-- О-о-о, да -- так ты точно докажешь мне то, что мыслишь по-взрослому, -- на улице раздался какой-то шум, так что он понизил тон. -- Ладно, хрен с тобой -- вылезем на рельсы и продолжим этот бесцельный разговор.

Они вышли на улицы. Трупный смрад центрального района с недавнего времени усилился во много раз -- пришедшие на место военные, не без указки и помощи, отстреливали гнёзда налево и направо, лишая стаи и пропитания, и мотивации оставаться, так что улица, несмотря на обильное наличие мусора на ней, казалась чистой. "Выйдем так же, как пришли", -- головой указал Хантер, и они направились на юг -- нужно было обогнуть здание по углу с юга на восток и, пройдя Chase Tower, вновь вернуться на Большую Дорогу, коей были железнодорожные пути, рассекающие землю и скалы по всей стране.

-- Стоять! -- вдруг нагнал их высокий голос у угла.

Мужчины синхронно обернулись. Из только что пустого кафе вылезла человеческая фигура с пистолетом в руке. Из-под невзрачной чёрной шапки с бубоном и серым ободом выглядывало молодое мужское лицо, а светло-голубые глаза бешено бегали из стороны в сторону.

-- Вы не пойдете... не пойдете к рельсам! -- протараторила фигура в серой кофте да жилетке, побитой молью и грязью, попеременно меняя цель на мушке и явно паникуя. -- Нет!

-- Почему? -- поинтересовался Джеймс. -- Там опасно?

-- Н-н-н-нет, -- запнулся стрелок, поправляя светлые локоны, выпадающие из шапки. -- Вам просто туда нельзя!

-- Что ты вообще делал в этой кафешке?

-- Я... -- немного забывшись, он посмотрел на то, откуда вышел. -- Еда! Мне нужна была еда! У вас есть?! Отдайте её!

-- Эй, мы не можем просто так...

-- Отдайте! -- прервал его грабитель, нацелив на него пушку. -- Она нужна!

-- Ладно. Держи, -- Хантер скинул небольшую наплечную сумку с звенящими консервами и кинул её прямо на центр автомобильной дороги -- гораздо левее, чем находились и он, и мужчина.

Ноги парня попятились к сумке, гремя осколками стекла и хрустя костями, лежащими на земле. Мужчины тоже пошли. Джеймс -- в такт, Уильям -- быстрее. Как только грабитель достиг цели, он тут же принялся раскрывать награбленное добро. Лицо мужчины неопределённого, но явно молодого возраста практически исчезло в маленькой сумке, что давало возможность наёмникам действовать.

-- Стоять! -- вновь прокричал он, а расстояние между охотниками было уже больше трёх метров -- переводить прицел с одного на другого становилось всё тяжелее. -- Не двигайтесь!

-- Спокойно, -- ответил Хан, заходя слева, -- я просто хотел забрать складной нож, что оставил в сумке.

-- Л-л-л-ладно! Я сейчас поищу!

-- Эй!

Джеймс взвёл пистолет. Грабитель тут же нацелился на него, но выстрела не последовало. В паническом молчании, он судорожно пытался отвести затвор, а как только сделал это, то тут же услышал крик из-за спины:

-- Не стоит, парень! -- кричал уже Уильям. -- Нас двое, ты один. Угол между нами -- сто восемьдесят градусов. Даже если ты прибьешь одного -- останется другой, и, в итоге, ты труп.

-- Не ври! -- заорал он в ответ. -- Нет между вами никакого угла -- я легко смогу убить вас всех!

-- Ха-ха-ха. Ты дебил, что ли? -- засмеялся Джеймс. -- У тебя не автоматическое оружие, а какая-то хрень времён и качества моей бабушки -- ты не сможешь "легко убить" даже одного из нас.

-- Смогу! Это оружие! Оно убивает!

-- Нет, парень. Убивает стрелок. А теперь прекращай орать и отдай мою сумку обратно вместе со своей пушкой. Учти -- ещё несколько таких речей, и какой-нибудь ходячий явно захочет присоединиться к дискуссии, а ты -- безоружный.

Не успел стрелок и отреагировать, как быстро, но тихо подошедший к нему Джеймс ударил его ручкой пистолета о щеку, выбив из равновесия. Только парень захотел подняться и выстрелить, как ощутил боль в голове -- подбежавший к нему Хан выхватил пушку и ударил ею же прямо в лоб, а затем поднял старый пистолет над своей головой и выпустил всю обойму в воздух. К ногам всё ещё оглушённого упали пустые магазин и пушка, а сумка с негромким грохотом припасов вновь была закинута на плечо -- наёмники победным маршем восстановили свой маршрут -- к рельсам.

-- Нельзя! Вам туда нельзя!

Внезапно парень запрыгнул Хантеру на спину, и знакомый огонь прошёл сквозь ключицу наёмника. "Чёрт!" -- взвыл он, ощущая, как его пронзает стекло. Удар. В голове оживал странный писк, а глаза никак не могли сфокусироваться на одной точке. Удар. Ноги немного подкосились и раненый, обронив нападающего, упал на четвереньки. "Чёрт... Ублюдок... -- думал про себя мужчина, смотря в пустоту. -- Где же, мать его, Джеймс?! А, вот он... Ждал, пока я его скину -- не стрелял. Умно... Куда ты лезешь?.. Куда?.. Ой, сука, это долго не заживёт". Отряхнув головой, Уильям из Джонсборо увидел, как его напарник, взяв контроль над ситуацией, уже во всю молотит нападающего. Не то, чтобы грабитель был в состоянии драться, но кровь Джеймсу подогревала свежая рана, насквозь рассекающая его щеку. Хруст костей. Противный. Отвратительный. Парень упал на пол, а Виттима, как успел заметить человек из Джонсборо, вытащил нож. "Стой!" -- поздно. Угольно-чёрное лезвие с большой лёгкостью вошло сначала в ладонь, которую успел подставить избитый, а потом, даже не вытаскивая лезвие, прямо в сердце -- между рёбрами. Всё закончилось быстро. Старый охотник, увы, даже не успел подняться на ноги и откашляться, как гримаса грабителя застыла.

-- Мёртв, -- констатировал напарник. -- Ублюдок.

-- Вижу.

-- Чёрт, вот не могли эти полторы недели закончиться нормально -- просто не могли, -- протирая лезвие, злобно процедил Джеймс.

-- Да нет -- могли, -- спокойно ответил Хантер. -- Выруби ты его, а не убей -- могли.

Они двинулись дальше. Под уже палящим солнцем они медленно забрались на Большую Дорогу и собирались отправляться в путь -- на север, пока неожиданно не услышали странный, слишком монотонный, но неритмичный шум. Охотник осторожно пошёл вперёд -- на бесконечно долгих железнодорожных путях то и дело стояли одинокие вагоны от поездов или целые составы -- маршруты-призраки, что уже больше никогда не возобновят свой ход. Так было и тогда, за одним исключением -- из-за стен того вагона доносился стук. "Не зря же он говорил не идти сюда, -- вдруг подумал Хантер".

-- Вот идиот... -- вдруг прошептал Джеймс, заглянув в щель вагона. -- Сука...

Уильям "Из Джонсборо" Хантер медленно потянул глаза к щели в вагоне: внутри, на одном из полусгнивших ящиков сидел парень четырнадцати, на вид, лет, спокойно стучащий угольками из того же ящика о противоположную стену.

Восходящее солнце слабо опаливало карий зрачок чернокожего парня. Уставившись в одну точку, он то ли наблюдал за тем, как с одинокого дерева, что находилось где-то за мостом, опадала листва, то ли за тем, как капли недавнего ночного дождя всё ещё стекали с разбитого лобового стекла машины, капая на пассажирское сиденье. Его ладонь припала к вспотевшему лбу, а полураскрытый рот застыл в едва заметной гримасе удивления. Вторая рука тянулась то к пистолету, то к подбородку, бесцельно блуждая по телу, словно в каком-то из карманов бронежилета есть спасительное решение проблемы. Но нет. Конечно, нет.

Хан встал поодаль, оперевшись спиной о стену вагона. Даже сквозь плащ он мог прочувствовать всю ту сырость, влагу и ржавчину, что окутывали собою эту небольшую железную коробочку. Засунув руки в карманы, он опустил голову и стал наблюдать сквозь всё более седые волосы. Его глаза смотрели на юг: на бесконечную тропу, заваленную камнями, вокруг которой каким-то странным образом лежали руины людей. С одной её стороны вставало солнце, с другой -- всё ещё царила темнота. "Нужно было бы ступить на одну из сторон", -- думалось ему. Но нет -- бесконечно длинная толща железа всё так же пронизывала горные хребты ровно по центру -- где-то между ярким светом и непроглядной тьмой. Её не касалось то, что будет завтра с этим местом, или то, что было с ним вчера -- эта дорога не отклонится ни на шаг и всё так же будет в этом небольшом уголке неопределенности -- на перепутье.

-- Пошли, -- сказал вдруг Хантер, -- мы уходим.

Мужчина перевёл на него свой взор. Что-то читалось в этом странно искажённом взгляде -- что-то, чего уже давно не было в двух тёмных кругах старого наёмника. Моргнув один раз, наёмник опустил брови, но ещё шире при этом открыл глаза:

-- Как "уходим"? -- прошептал он. -- А как же?..

-- Вот так, -- ответил ему старший, поворачиваясь спиной и шагая вперёд. -- Нет нашей вины в том, что тот чудак, кем бы он ни приходился этому пацану, решил ограбить нас. Нет нашей вины и в том, что он напал после неудачи. И, как заключение, нет в том, что он валяется сейчас где-то там -- среди груды костей. Так что дав....

Шуршание мелких камней под ногами Хана вдруг прекратилось. Больше не было слышно ни ветра, ни падающих листьев, гонимых последним, ни даже отдаленного воя, что издавал какой-нибудь из мёртвых вдали от своих, не слышно было даже его собственного голоса -- не было ничего, кроме звука, который наёмник боялся услышать более всего -- позади него, разрушая слои ржавчины, что медленно и уверенно наслаивались на вагоне, разъедая железо, скрипнула одна из дверей. Ещё и ещё.

Он, Уильям "Из Джонсборо" Хантер, прекрасно знал, что происходит за его спиной -- Джеймс всё-таки открыл вагон и пошёл к парню. Прекрасно понимал, что другого варианта развития событий и быть не могло с его напарником-горячей-головой. Но также он прекрасно осознавал и то, что как бы действительно прекрасно всё было, если бы он ошибался на тот счёт. Он посмотрел на часы и увидел, как секундная стрелка взмывала ввысь, разгоняясь, а потом так же стремительно падала вниз.

Но потом циферблат остановился. Скрипов больше не было слышно, не было слышно и шагов -- ветер снова неспешно раскидывал по задворкам листву, награждая ласкающим уши шуршанием. Стиснув зубы в немом бессилии, охотник зажмурил глаза. Его ладони сжимались в кулак всё крепче и крепче, пока кожа на перчатках не стала приносить боль, а перед закрытыми глазами не возникали пятна. Он замер и вслушался внутрь себя. Биение. Ускоренное. Глаза его, как и руки, немного разжали хватку, а сам он, оскалившись, громко выдохнул. "Дерьмо..." -- шепнул он себе под нос. Поправив упавшие на лоб волосы, наёмник развернулся и медленно зашагал обратно всего с одной мыслью: "Выруби он его, а не убей".

"Выруби, а не убей..."

Шаг за шагом он медленно шёл к вагону, то вздымая голову к небу, то опуская её же на землю. Каждый перенос веса давался трудно, мучительно -- что-то подсказывало ему не идти туда, а даже если он и подойдёт, то только ради того, чтобы влепить затрещину Джеймсу, вытащить его наружу и закрыть дверь. "О, да, хороший план".

Свист. Он знал, как свистит пуля, пролетая у уха, -- не мог не знать. Ещё с первых дней его бытности наёмником, он свыкся с тем, что гул от выстрела может заложить ухо, а вот пуля даже не оставит о себе напоминания, кроме мимолётного шума в ушах. Четыре года, и он уже даже не шарахнулся ни от звука, ни от ощущения -- только лишь лёг и скатился по щебню в противоположную от выстрела, что раздался со стороны парковки, прочь. Из вагона вылетел Джеймс. Вернее, хотел вылететь -- одним выстрелом из револьвера по двери Хантер тут же остановил его, а потом начал беседу из-за своего небольшого холма:

-- Не высовывайся!

-- А, сука, -- схватился озлобленный Джеймс за кровоточащую от его эмоций щёку. -- Неделю же здесь никого не было!

-- То, что мы за все эти дни не нашли никакого лагеря или пристанища банды, вовсе не значит, что их здесь нет. К тому же кое-кто тут успел изрядно пошуметь.

Вновь раздался выстрел. Слишком высоко поднятая макушка головы Хантера тут же спряталась за рельсами, в которых появилась лишняя дыра, а Джеймс сильнее вжался в дверь вагона.

-- Парковка, северо-восток, -- головой кивнув в сторону цели, сообщил он. -- Вылазь с вагона, беги точно вперёд и спрыгивай с моста -- тут метра три -- не сломаешься. Я -- следом.

-- Но тут пацан!

-- Это ты, блять, решил меня не послушать, так что если он разобьется, упав с детской высоты -- я только улыбнусь. Быстрее! Если это не одиночка, и с обратной стороны подъедут ещё хотя бы двое -- нам конец.

Из вагона показались две фигуры -- давным-давно знакомый Уиллу мужчина тащил за шкирку мальчика. Трудно было разглядеть его лицо сквозь светло-серую толстовку -- лишь слегка закрученные каштановые волосы выпадали из-под капюшона. Фигура брыкалась, словно бешеный бык, так что Виттиме пришлось просто нести её к краю, обхватив за пояс. Чёрные широкие джинсы метались из стороны в сторону, пытаясь задеть наёмника потрепанными до ужаса кедами, но всё было тщетно -- сравнительно маленькой, пускай и не худощавой фигуре, было явно не совладать со спортивным телосложением темнокожего парня, который, вдобавок, ещё и был почти на голову выше.

-- Убьют тебя, идиот! -- сказал молодой охотник, поставив мальчика у края моста; просвистел выстрел. -- Убьют и не задумаются! Ты понимаешь это, а?! -- он потряс его за плечи.

Фигура молчала, но по взгляду "спасителя" было ясно, что результат его не очень-то удовлетворял.

-- Смотри: я прыгаю, а ты -- за мной. Я поймаю. Давай!

Напарник спрыгнул, оставив мальчика наедине с собой. Словно замерев в стазисе, испуганный силуэт застыл, держась за перила, пока стрелок готовил очередную пулю. Мужчина с большой лёгкостью мог себе представить, что происходит в несозревшей голове в тот момент, но не хотел -- Уильям из Джонсборо незаметно возник за спиной у комка сомнений и посмотрел вниз: Виттима стоял с раскинутыми руками, ожидая, пока тот спрыгнет. Решив не дожидаться момента истины, охотник развернул фигуру к себе и перекинул её за перила, не успела та и крикнуть. Придерживая сумку и рюкзак, охотник поспешил следом.

-- Везёт нам сегодня на неожиданные встречи... -- шепнул он, отряхиваясь от графита и пыли. -- Ну да ничего -- им же хуже. Если повезёт -- выбьем ещё одну винтовку. Так... Ты занимаешь позицию с севера -- вон то двухэтажное здание. Просто отвлеки его, пока я проберусь в эту полуразрушенную хрень, -- мужчины красный дом южнее, -- и, если она не обвалится...

-- Погоди-погоди, Хан. Какой, нахрен, "отвлеки" -- куда его-то деть?! А если пристрелят? Тот парень и так умер, а если и этого...

Хантер перевёл глаза на пацана и в считанные секунды понял то, какую грубую и нелепую ошибку сейчас допустил Джеймс, сболтнув об убийстве. Пока мужчина вёл свою оправдательную речь, парень вытащил из одного из многочисленных карманов тёмно-зелёной жилетки, что висела на нём, будто на вешалке, перочинный нож. Старый и заржавевший, он, казалось, не нёс опасности, но старый Уильям отлично знал, что любое оружие опасно для жизни -- нужно просто знать, куда бить.

Не успела фигура в толстовке отвести руку для удара, как более крепкие руки оцепили её ладонь и нанесли резкий удар по затылку, и нападавший, будучи оглушенным, мгновенно упал. Прежде, чем Джеймс открыл рот или вообще изобразил хоть какие-то эмоции на своём лице, Уильям схватил его за воротник кожаной курточки и, ударив о мост спиной, прошипел:

-- Хватит вести себя как идиот! Прошло всего две минуты с момента этого "героического спасения", а ты уже разочаровал меня дважды! Если ты создал нам проблему, то будь добр проследить за тем, чтобы недовольства она могла оказать тебе и только тебе! -- вновь слегка ударив парня о холодный бетон, Хан отпустил его и подал сумку, что упала с его плеча. -- И хватит уже ныть -- следи за ним. Решил поиграть в совесть -- играй осторожнее. Бери это тело под руку и уходи. Встретимся в Стилуотере -- как обычно.

-- А ты? -- шепнул Джеймс, взяв оглушенного мальчика.

-- А я разберусь здесь. Не в первой, знаешь ли, одному работать, -- он посмотрел вдаль, чтобы убедиться в том, что мост, который отгораживал их от снайпера, шёл на север минимум на километр, -- вперёд.

И пускай в тот момент, когда Виттима начал свой побег, Уильям Из Джонсборо и стоял к нему спиной -- всё равно мог чувствовать ту горечь от очередного -- третьего разочарования, что просто витала в воздухе, ожидая, пока её вдохнут и выдохнут, насытившись досыта. Как только между старым и молодым охотником расстояние стало более, чем сотня-другая метров, Уилл вышел из тёмной арки моста, исписанной сотнями и сотнями странных рисунков, и выстрелил. Три патрона из револьвера полетели в сторону парковки. Неважно то, попал он или нет -- важно, чтобы его услышали.

Эхо всё ещё исчезало где-то за горизонтом, а он был уже у того самого здания, коему он пророчил скорую гибель -- дом был не в лучшем состоянии. Впрочем, так можно было сказать почти обо всех домах, построенных до Нового Мира. Обветшалые, они, в большинстве своём, навсегда забывали звук человеческих шагов или прикосновение людской ладони -- лишь мох и лоза, которые, порою, невероятным образом прорастали сквозь асфальт или бетон, были их спутниками в завершающем периоде жизни -- пока они медленно рассыпались в прах. Так было и с тем. Когда-то наверняка красивый красный кирпич "выцвел" и превратился в бледно-коричневую подделку на самого себя, некогда белоснежные окна покрылись слоем грязи, пыли и пепла, коим был осыпан тот город, и почернели, а один из углов, что "смотрел" на северо-запад, в сторону парковки, начал осыпаться вместе со стенами внутри, обнажая страшные и столь личные секреты четырехэтажного домика. Но самой большой иронией была надпись -- логотип, что, вероятно, представлял раньше тот дом, рассыпался на куски, оставив только несколько букв, которые вещали миру: "du...st\пр...ах".

Он не стал заходить через дверь, воспользовавшись тем, что одно окно от парковки загораживал массивных размеров грузовик. Толстенные слои паутины сразу же окутали его тёмно-серый от графита плащ, покрывая его ещё большим слоем пыли. "Пауки, -- подумал Хан, отряхнувшись. -- Хоть кому-то повезло заселить собою этот "мёртвый" город". Наёмник пробирался сквозь чужие джунгли, окутанные всюду мхом и коконами. Он был царём среди хищников тех мест -- одного его движения рукой хватило бы, чтобы снести целую колонию со старого офисного стола, дерево которого вздулось от влажности и давно уже превратилось в труху. Одного движения ногой вполне было бы достаточно, чтобы размозжить по пыльному и сырому линолеуму целое будущее поколение. Даже от одного его вздоха или крика могла рассеяться нечеловеческая паника по всем обитателям того странного биома, но нет. Король шёл осторожно, смотря под ноги и даже изредка опираясь на руки. Обходил груды хлама и окна так, будто бы за ними уже стоит смерть, а от одного шума падения вазы взрываются бомбы. Он шёл и знал, что кто-то там -- наверху, выше него, наблюдал за тем местом. Ждал, пока хотя бы один из мазков на том идеальном пейзаже изменит свой полутон, чтобы быть уничтоженным. Словно паук, в борьбе с мухой, старый охотник не должен был себя выдать -- не имел права. Потому что пускай и там, в том маленьком четырёхэтажном мирке, были строгие правила: паук -- это всегда паук, а муха -- всегда муха, но в людском -- том, что так же мал, но немного больше, всё было иначе: роль добычи или роль охотника всегда определяла звонкая монета, которую то и дело подбрасывали игроки, но которая, увы, никогда не зависала в воздухе.

Прогремел выстрел. Уильям Хантер опустил голову ещё ниже, положив одну из рук на пол. Упала ли монета? Неизвестно -- за одиночным ударом следующего не последовало. "Возможно, даёт мне знать, что он здесь, -- подумал паук. -- Или обознался. А может это был выстрел в... Нет. Вряд ли". С опаской он поднялся на второй этаж. В кромешной тьме щёлкнул фонарь, разгоняя всех здешних обитателей. "Прочь! -- кричал им огонь. -- Человек идёт". Оглянувшись, охотник сразу понял, в чём причина такой тьмы среди бела дня -- окна там, на том этаже, полностью почернели -- железнодорожный мост больше не перекрывал здание от ветров, что дули из центра Оклахомы, но отдавал в их власть. А власть ветров, если верить рассказам военных, давным-давно захватил пепел (из-за массовых пожаров\сожженных трупов) и напустил на старые окна самого страшного их врага -- темноту.

"Ни щели, ни просвета, ни дыры в стене -- мне нечего здесь делать", -- шепнул себе Хан и пополз по паутине вверх -- на следующий этаж. Третий из четырёх по документам и последний по-факту из-за завала, он был, казалось, ещё менее приветливым -- кроме огромного количества паутины, мха и пыли там также была огромная дыра в стене, через которую ветер заносил и случайных насекомых, а они не без труда свили себе гнездо где-то в тёмном углу. Раздражающее жужжание над ухом никак не прекращалось. Сколько ни пытался человек отмахнуться от источника звука, проходя вперёд -- он всё равно возвращался на своё законное место, и желание, маленькое желание спалить весь тот дом к чертям, росло с каждой секундой пребывания.

Но, вот, спустя сотни и сотни секунд жужжания, глаз паука заметил нужную ниточку в своей паутине -- слабый просвет солнца, что вёл зрачок прямо к пулевому, скорее всего, отверстию в окне. Маленькому, ничтожному, но жизненно важному. Трудно было определить то, когда был сделан тот выстрел, но, судя по тому, что пыль прочно въелась в трещины -- то было давно.

Охотник снял с плеча винтовку и навёл прицел на этот маленький кусочек света. "Окно смотрит на запад. Цель -- на северо-западе. Самое время проверить этот шедевр человеческого искусства смерти", -- шепнул он в пустоту и поставил тепловизор на прицел. Поиск цели не затянулся надолго -- стоило взглянуть в прицел, как он понял, что тепловому излучению можно было и не делать своё дело: прямо на последнем этаже парковки -- на том, где было меньше всего машин или других укрытий, виднелась фигура снайпера -- выставив винтовку на сошки, стрелок медленно водил ею из стороны в сторону, выискивая свою цель. "Почему он не прячется? -- подумал Хантер. -- Не меняет этажи или вообще позицию? Видно же было, что я с пушкой. С немаленькой... -- он снял тепловизор с прицельной планки. -- Пу... шкой". На перекрестии прицельной сетки Уильям "Из Джонсборо" Хантер наблюдал стрелка -- то, что казалось ему безликой фигурой в тепловизоре, на самом деле оказалось ребёнком -- девочкой. "Слишком много детей для пустого города, -- процедил сквозь зубы наёмник. -- Слишком много". Всмотревшись, он решил, что она на несколько лет моложе, чем тот, которого спас Джеймс. "Сколько ей? Лет двенадцать? Тринадцать, быть может? Чёрт..." -- охотник медленно положил палец на курок. Монета всё ещё витала в воздухе.

-- И что же ты будешь делать, Хан? -- спросил голос у него из-за плеча.

-- Не знаю, -- коротко ответил Уильям. -- Не знаю.

-- Рано или поздно тебе придётся выстрелить. Какая разница в том, убьешь ты её сейчас или тогда, когда она сама перебьет пару десятков людей? Ступив на этот путь, трудно соскочить...

Фигура в чёрном плаще медленно возникла из-за его напряженной спины. Сняв с головы кепку и окинув поседевшие волосы назад, она всё так же неспешно облокотилась о старый стол и, вырисовав линию пальцами, продолжила свою речь.

-- Так ведь всегда и происходит, правда, Хан? Ты щадишь их, пока они маленькие, пытаешься наставить на тот путь, которого хотел бы ты, но свой выбор они уже давно сделали. Нам ли этого не знать, верно? -- стрелок молчал. -- И она... -- фигура откинула маску и пристала прямо к прицелу винтовки. -- Она убьет тебя. Убьет, как и любого другого, потому что в ней говорит голод. Ты сам знаешь, что она -- не ребёнок. В этом мире нет и не было места ни детям, ни детству. И то, что она там -- это её выбор. Взрослый выбор. И тебе пора бы принять свой.

-- Возможно.

Он поставил приклад снайперской винтовки ещё плотнее к порезанной ключице и, простонав от колющей боли, вновь взглянул: ей, казалось, действительно было не больше тринадцати. Светлые волосы немного ниже плеч не были хоть как-то собраны и ужасно растрепались на ветру -- чёлка загораживала обзор и, сколько она её ни отводила, всё время возвращалась на своё место; то ли серые, то ли голубые глаза всё нелепо водили подрагивающий прицел в поисках цели, а однотонная бледно-зелёная кофта с двойным рукавом, белая часть которого превратилась в серое абстрактное пятно, уже была порвана в нескольких местах.

-- Стоит ли её жизнь твоей? -- спросила его фигура, надавив на палец на курке. -- Подумай. Стоит ли? Да ладно -- не делай вид, будто тебе впервой убивать ребёнка ради своей корысти, -- мужчина стиснул зубы от злости. -- Я знаю, что ты можешь. Я знаю, что ты способен. Давай.

Он положил палец на курок и затаил дыхание. Прицел шатало из стороны в сторону -- от её головы до ствола винтовки.

-- Ещё один ребёнок...

В его голове возникала картина, которую он хотел видеть меньше всего на свете -- горящая деревня, куча трупов, его окровавленные руки и крики.

-- Всего лишь ещё один ребёнок...

Прозвучал выстрел. Разгребая обеими руками слои паутины и растаптывая ногами целый мир, он бежал -- спешил словить эту монету, пока она не упала и не исчезла навсегда. Вот прозвенел у его локтя осколок стекла, который он выбил, выпрыгивая из окна; вот промелькнула над его головой старая арка моста, исписанная странными надписями; вот он уже вбежал в парковку и, перескакивая какую-то заниженную машину, летел к лестничному проходу; вот первый; вот второй; вот третий этаж. Бешено стучало его сердце, не подготовленное к такой смене ритма, кашель подбирался к его горлу, но холодная голова твердила только одно: "Лишь бы она всё ещё была там".

Медленно распахнулась дверь, слегка ударившись о стену -- последний этаж. Он тихо, спокойно, практически бесшумно вышел и медленно зашагал вперёд. В одной руке -- револьвер, вторая -- на шее. Пульс частый, сердце всё ещё колотилось.

"Вон она. Сидит у разнесённой в щепки винтовки и смотрит на неё вытаращенными глазами, а на щеке красуется синяк. Больно, наверное. Но не больнее, чем выстрел в голову", -- охотник осторожно приближался к ней, обдумывая каждый шаг, каждое слово. Редко кому удавалось словить ту монету, и если он уже и собирался попытаться, то должен был сделать всё правильно. Она заметила его. Достав из кармана небольшой пистолет, в котором Хантер сразу распознал Glock, она прицелилась ему в голову и трясущейся рукой пыталась дотянуться до предохранителя.

-- Не нужно, -- глухим голосом сказал он, наведя на неё револьвер. -- Не стоит этого делать.

-- Почему?! -- спросила она, отведя затвор и поправив чёлку. -- Ты же здесь тоже, чтобы убить меня.

Наступило молчание. Ветер тихо и очень неспешно бродил по мёртвым улицам, заполняя тишину едва слышимым свистом. Её руки дрожали. Его руки подрагивали. Это был последний шанс для них обоих -- пока никто не сделал шаг. Последний шанс, чтобы сделать окончательный выбор -- дальше дороги назад не будет. И он, Уильям из Джонсборо, сделал свой в том красном и разрушенном мире -- ему лишь оставалось уповать на то, что она, Девочка из Оклахомы, сделала такой же -- правильный.

-- Нет, -- сказал стрелок, сняв маску и опустив револьвер. -- Я здесь не для того, чтобы убить тебя. Но для того, чтобы дать тебе второй шанс.

-- Обойдусь.

-- Нет, не обойдёшься, -- он спрятал оружие за пояс, снял кепку и сделал шаг вперёд.

-- Стой! -- прокричала она. Он не послушал. Шаг.

-- Не обойдёшься, потому что ровно минуту назад я видел тебя, -- снова шаг. -- Видел эту небольшую глупую голову на перекрестии своего снайперского прицела, -- ещё шаг. -- Видел очень отчётливо. Даже лучше, чем вижу сейчас, -- её руки начали трястись сильнее, а ноги попятились назад. -- Каждую складку на кофте, каждую прядь волос на лице -- я видел тебя, -- шаг. -- А мой палец -- он лежал на курке -- в миллиметре от твоей смерти, -- шаг. -- И как ты думаешь, Девочка, почему я выстрелил не в голову, а в оружие? -- он сделал последний шаг. Его торс упирался в ствол пистолета, а её спина -- в перила парковки.

Она была низенькая -- где-то метр шестьдесят-шестьдесят-пять, и мужчина, рост которого был больше метра девяносто, казался гигантом на её фоне, старым и мудрым дубом, закрывающим от ветра маленькую берёзу. Он посмотрел в её глаза, а она -- в его, и старый дуб очень надеялся, чтобы она не увидела в них того, чего там сейчас не было -- враждебности.

-- Почему? -- спросила она.

Он ловко выхватил пистолет из её руки и увидел, что предохранитель был поднят. Она испуганно вдохнула и попятилась назад, схватившись рукой за перила.

-- Потому что каждый заслуживает второй шанс, -- он протянул ей её оружие рукоятью вперёд. -- Каждый. Пускай и даже от лица таких ублюдков, как я, или того похуже. Однако знай: я могу сосчитать на пальцах тех, кто заслуживал третий, -- он присел на одно колено, положив на него руку. -- Понимаешь меня?

Она забрала из его рук пистолет и, положив его в кармашек на своих джинсах, кивнула:

-- Понимаю, -- почти шёпотом ответила она. -- Спасибо.

Он кивнул и, опустив голову, улыбнулся. Монета была у него в руках -- тот счастливый и редкий случай, когда игрок со смертью и жизнью сам решает, что ему делать. Счастливый случай. Грудная клетка тряслась от давления, каждый вдох или выдох давался сквозь необъяснимый и неслышимый никому, кроме него, смешок. А, быть может, кашель? Он выдохнул последний раз. Громко и отчётливо -- так, чтобы даже птицы слышали. Он -- снова он, и пора бы уже разгребать его чёртовы проблемы.

-- Ты здесь явно не одна, -- начал он. -- Где твоя родня?

Она не ответила. Громко вдохнула -- хотела что-то возразить, но не ответила -- отвернулась спиной, облокотившись о светло-красные пыльные перила.

-- Давно?

-- Четыре дня назад, -- тихо проговорила она. -- Папа ушёл на вылазку -- достать нам еды. Не вернулся... Обещал... Обещал, но не вернулся. Знал ведь, что не вернётся, -- кроме холода и скорби в голосе было слишком много печали для ребёнка. -- Скажи: почему взрослые всё время врут?

-- Потому что правда бывает куда страшнее, даже для них самих, -- так же тихо ответил наёмник, встав рядом.

Они вновь замолчали. "Правда... -- думал Уилл. -- А что в правде хорошего? Она обычно не меняет положение вещей -- меняет только обстоятельства, с которыми ты их принимаешь. А дерьмо как было дерьмом, так им и останется... Правда..."

-- Слушай... -- начал он. -- Убивать людей, чтобы выжить -- не выход. Я знаю, что тебе наверняка не хочется этого слушать, но этим не занимаются маленькие девочки. Не занимаются обычные люди, взрослые или старики, вроде твоего отца -- нет. Это делают такие, как я -- наёмники, те, кому больше ничего не осталось, у кого больше ничего нет, или они и вовсе не умеют по-другому. Наёмники, а не люди, -- он посмотрел на неё своим холодным взглядом, давая понять -- он говорил не для утешения.

-- А что... что же мне тогда делать? Умереть? -- спросила она, уткнувшись носом в свою кофту.

-- Не знаю... Это было твоё ружье? -- указал охотник на снайперку, которая на деле оказалась простым охотничьим карабином.

-- Да. Папа оставил. И пистолет -- тоже мой, -- она утёрла лицо рукавом, по немного пухленькой щеке теперь проходила небольшая полоска из пыли.

-- Почему решила убивать людей?

-- Не я так решила, -- уже более спокойно ответила она. -- Саймон. Он нашёл меня, идущей по дороге из Аркадии... -- она отвечала, опережая вопросы. -- Мы жили там... с папой. Иногда уходили -- он начал брать меня на вылазки или охоту, когда мне исполнилось десять. Уходили далеко и надолго, но мне нравилось -- это всегда было в тёплую погоду, так что в лесу... Ты был в лесах возле Арканзаса? Там красиво. Много... живого. В общем, потом мы всегда возвращались в Аркадию. С едой или без -- неважно. "Там -- дом, -- говорил мне папа вот с таким же лицом, как у тебя сейчас. -- Нельзя забывать свой дом"... Где твой?

-- В Джонсборо, -- ответил он. -- Том самом, что в Арканзасе.

-- Ух ты. Может, ты видел нас когда-нибудь?

-- Нет, точно не видел. И я никогда не оставался в Джонсборо.

-- Почему? -- наёмник только посмотрел на неё и отвернулся. -- Не хочешь -- не говори...

-- Эх... Потому что я не любил свой дом. Не люблю и по сей день. Вообще, не всем ощущение дома приносит радость, Девочка. Радость, как и хорошая жизнь -- редкая штука в наши дни, а те, кто ей владеют обычно прячут её -- оставляют в тёмном уголке, где только они могут до неё дотянуться. "Почему?" -- спросишь? Да потому что люди не умеют по-другому. Потому что осознание чужого счастья вызывает только одно -- зависть, -- он выдохнул. -- Что там с твоей историей?

-- Папа ушёл, -- немного промолчав, ответила она. -- В этот раз он не взял меня с собой. "Нельзя", -- просто пояснил. Он не вернулся. Обещал прийти через день. Когда прошёл третий, мне стало страшно. На четвёртый я вышла из дома -- хотела пойти его искать. Увидела машину, что нарезает круги по Аркадии -- то был Саймон. Он будто ждал меня... Сказал, что мой отец не вернётся и что... -- она шмыгнула носом. -- И что я теперь -- часть "семьи". А чтобы пройти -- я должна была убить кого-нибудь. Я не хотела, но... Он... Он убил его, верно? Этот ублюдок... Откуда ему ещё было знать, что папа не вернётся?! Он просто не мог!..

Она начала кричать и плакать. Хантер взял её за руку и прижал к себе. Кажется, он чувствовал то, что чувствует она. И, кажется, что в тот момент, когда он лишился отца, он хотел только этого -- понимания.

-- Хочу защищаться от таких как он... От всего!.. Хочу домой...

-- Научишься со временем, -- шептал он ей на ухо. -- Всё будет в порядке.

Прошла минута. Прошла другая. Ветер усилился и со всем своим холодом подул на парковку, но им становилось только теплей -- мальчику из забытого бункера и девочке из разрушенного города. Прошла вечность. Кажется, Уильям "Из Джонсборо" Хантер даже не ощущал своего дыхания, но ощущал её. Счастливый случай. Ощущал каждую слезинку сквозь задубевший плащ, свинцовый бронежилет и грязную рубаху. Ощущал, потому что хотел.

За спиной наёмника прогремел выстрел. Хантер, почувствовав лёгкое жжение в бедре, тут же выстрелил в ответ, не отпуская девочку. Попал -- второй выстрел, сделанный неизвестным стрелком, ушёл в небеса. "Успел" -- подумал Уильям. На полу лежал мужчина с простреленным плечом, а револьвер, из которого он выстрелил, отлетел на край парковки -- под колёса какой-то машины. "Саймон", -- молнией пронеслась мысль. Сквозь боль в ноге, которая легонько отдавала колющей болью даже в волосах на подбородке, охотник почувствовал, как что-то мокрое тянет его рубашку на себя.

-- Нет!

Он практически не помнил, как, подбежав, добил Саймона. Как разорвал его куртку на лоскуты и кинулся к Ней. Не помнил, как перематывал сквозную рану у тазовой кости. Не помнил, как твердил Ей не отключатся, а Она твердила, что ей страшно и спрашивала его имя, быстро бледнея. "Уильям Хантер". Не помнил, как взвыл на военной частоте о помощи и как тащил её до самого Национального здания под крики приближающихся ходячих. Первое ясное воспоминание: он, истекающий кровью из рваной ноги, боль в которой превратилась в жгучую и сильную, отдал девчонку парнишке, у которого ещё вчера отобрал оружие. Парнишка не спрашивал, не перечил, не язвил -- понимал. В качестве платы он так же отдал ему дробовик, а напоследок оставил кепку. "Передай ей это, если выживет, -- шепчет Хан. -- Передай, даже если не выживет: скажи, что она заслуживает этот -- третий шанс. И заслужила бы четвёртый. Пусть только живёт... Передай..."

Один солдат остался. Прижег рану. Больно. Это всегда больно. Предлагал вернуться с ними в здание. "Нет. Нельзя. Она может умереть -- я не хочу видеть... Нет. Она выживет. Но если... Я не хочу... Не хочу смотреть, как она умрёт. И солдатам доверять тоже нельзя -- не после сегодняшней сцены... И генерал... Не хочу, чтобы видела, как умру я, если умру... Нет. Просто нельзя. Так безопаснее", -- с этой мыслью, он и поплёлся на мост. Повезло. Ему снова повезло. Вылетела ли та самая монета из его рук? Он не знал. Надеялся, что нет. Трасса, шоссе, дорога. Крови не хватало, а организм слабел.

-- Ты умрёшь, -- сказала ему вновь появившаяся возле него фигура.

Он взглянул на неё: она тоже хромала, она тоже была без кепки. Ковыляя рядом с ним, она тоже истекала своей кровью из его перевязанной ноги. И она умрёт. Умрёт вместе с ним.

-- Ты истекаешь кровью, Хан. Паразит прогрессирует. Ты умрёшь. Никем не признанным и не узнанным наёмником -- никем! Тебе конец, Хан. Нам конец!

-- Нет, -- ответил он темнеющему небу. -- Не умру никем... Не хочу... -- фигура уже открыла рот, чтобы возразить ему, но он не послушал. Он молчал, так же, как и она -- пытался не уронить голову. -- Неважно, как я прожил эту жизнь, -- он шёл всё медленнее, опираясь на забытые машины. -- Неважно, какими были мои поступки. Важно то, что я сделаю сейчас -- за день до моей смерти. За день до нашей смерти. Только это важно. И если хоть один человек на этой проклятой людьми земле запомнит меня сегодня таким -- значит, я умру не зря. И ты -- тоже.

Фигура испарилась. Вдали вечернего горизонта загорелся слабый огонёк. Охотник поднял револьвер над собою и, выпустив весь барабан в воздух, упал на дорогу. "Главное, что меня запомнят. Что где-то там, в высоком небоскребе, выживет Девочка из Оклахомы... Аркадии, которая запомнит меня. Не "Уильяма из Джонсборо", но Уилла Хантера. Настоящего. Неприкрытого... Счастливый случай. А Джеймс... Джеймс справится... Как всегда... Справится..."

На его бледном лице вырисовалось слабое подобие улыбки. Его глаза устремились вверх: "Звёзды..." Он был готов это сделать. Он был готов умереть.

========== Глава 6. После темноты ==========

Темнота. Всепоглощающая и окутывающая собою, словно свежей простыней, темнота. Не было ни лучика света, ни единого изменения полутона в отдалённом куске той бездны, ни звука -- только тишина. Самая громкая, что могла быть. Давящая. Он очнулся. "Где я?" Губы больше не сохли, не першило горло... Впрочем, он и не думал о том. Попытался пошевелить глазами. Моргнул. Получилось ли? "Темно", -- вдруг подумал он. Или прошептал? Неясно -- не слышно. Не было рук. Не было ног. Зрачки глаз бешено шевелились из стороны в сторону, пытаясь рассмотреть слабые контуры -- силуэты того, чем бы ни была та темнота. Но... шевелились ли они?

Не было больше ориентиров. Ни голосов, ни звуков. Не было света. Темнота была осязаемая, плотная, тесная. Давила. Нет, было не больно. Было страшно. Он кричал. Ему казалось, что кричал. Но кто слышал? Болели лёгкие... Болели? Кто вообще слушал? Или... кто вообще мог?

Пусто. Спустя вечности или секунды всё ещё было пусто. Страх сменялся вопросами. Нет, не сменялся -- они шли вместе. "Так чувствуют себя мертвые? Так... существуют?" Не было даже биения сердца. Сколько же у него ушло, чтобы заметить? Неизвестно. "А дышать нужно? Вроде нужно. Буду дышать", -- не дышал. Было бы у него сердце, оно бы обязательно билось. Стучало. Разрывалось бы в клочья от того волнения, что захлестывало разум, и наводило бы жар на тело. Но ему не было холодно, ему не было жарко -- страшно.

Не было ничего среди той пустоты, самой жизни не было. Но присутствовал страх -- не отпускал даже тогда, когда все отвернулись, слепил даже тогда, когда ничего не было видно. О, как часто ему говорили, что последней умирает надежда, а в конце всегда видят свет, но нет... Там было темно. "Какая-то глупая шутка". Хотелось смеяться. Или кричать? Или плакать? "Что делать дальше? Как жить дальше? Я мёртв или... Я зомби? Так чувствуют себя зомби? А как же Девочка? Как же Джеймс? Нет, мне нельзя умирать. Нельзя! -- сердце не билось. -- Но... я ведь уже мёртв, да? Поздно сожалеть... Поздно думать наперёд".

В какой-то момент ему показалось, будто кто-то там, вверху -- "Это же верх, да?" -- будто бы там кто-то копал землю, а сам он был внизу -- в могиле, и он был мёртв, он -- зомби. "Я ведь и до этого был ранен. Много раз! Переживал вещи куда хуже, чем эта чёртова пуля. Я не должен умереть! Не так... Выпустите меня!"

Было тихо. Смертельно тихо. Ему было трудно сосчитать, сколько времени он там провёл. Сколько должен был бы провести. Мысли сбивались, сбивались секунды. Не было ни единой вещи, что служила бы отметкой единицы времени. Да, он считал. А правильно ли? А шло ли то время вообще? Он пытался бить, стучать, звать на помощь, но... как можно было бить что-то, не чувствуя даже собственных глаз? Как можно было кричать, когда даже вдохнуть он был не в состоянии? Никак -- ему казалось, что бил, казалось, что кричал... Но снова ответом служила лишь тишина. "Мысли не идут в голову. Они кончились? Насколько смертельной может быть эта тишь? Очень. Кажется, она убивает мысли -- не даёт им родиться...".

"Мне страшно. Помогите мне. Отец, Ви... Спасите меня...".

"Хотя нет. Нет, не нужно -- я это заслужил. Давно пора было расплатиться за эти четыре года. За ту деревушку. За тех людей. И за тебя, отец. Прости. Я снова всех подвёл. Простите меня, если можете".

Удар. Удар. Удар... В какую-то из многих вечностей, когда, казалось, его глаза были закрыты, он ощутил столь желанный трепет. "Жарко?.. Мне жарко?.." По-прежнему было темно. Слишком темно. Но... почему же тогда он слышал тот звук -- как билось его сердце? Как колотились от страха внутри груди лёгкие, и дрожало пересохшее горло? "Громко, -- вдруг подумал он и, казалось, улыбнулся. -- Громко!"

Он вновь открыл глаза. Открыл? Где-то справа громыхал костёр, треском таких маленьких, но огромных деревянных глыб, рассекая воздух. Было действительно жарко. И свежо. "Вот, наверное, откуда этот запах -- лес". Было ли темно там, в лесу? Он не хотел знать. Колыхались деревья -- уже хорошо -- хором таких одинаковых, но уникальных аплодисментов от листьев разрезали потоки воздуха в небесах. Всё ещё было темно. На глазах и лбу -- влага. Маска. Или повязка. Неважно, но тоже неплохо -- за повязкой не видно слёз. Хотелось улыбаться. Кричать и бежать, пока не откажут ноги, махать руками из стороны в сторону, смеяться... Потому что он, наконец, чувствовал. Чувствовал ту дрожь где-то глубоко в позвоночнике, что пронизывала всё тело маленькими разрядами, доходила до самых кончиков волос и заставляла их оттопыриться, словно от электричества. Хотелось, потому что он мог. Потому что он был жив. И ему мертвецки сильно хотелось вновь закрыть глаза -- погрузиться в его темноту -- живую темноту.

***

Над ухом пролетела петля.

-- Быстрее, урод! -- знакомый голос "Надзирателя" Габриэля вновь отозвался мурашками по спине. -- Опаздываем.

Парень шёл по дому рабов, смотря в пол -- он знал, что будет дальше. Лёгонько дотрагиваясь до правой щеки, два параллельных шрама на которой болели всё так же сильно, как в момент удара, знал.

-- А знаешь, что будет дальше, Билли? -- с всё той же насмешливой миной спросил обросший щетиной Габриэль, поглаживая пластырь на сломанном носу. -- Дальше наш покупатель увидит, что совершил две странных ошибки: первая -- он раскошелился на такое ничтожество, как ты, и вторая -- он совсем проглядел то, что у тебя красуется огромный шрам на лице, куда, вероятно, попала инфекция.

Смех разразил пустые коридоры, перекрывая собою шёпот давно умерших людей в клетках. Они прошли ещё совсем немного, когда Надзиратель остановился и, оттолкнув парня к стене, ударил кулаком прямо рядом с его лицом, не отводя руки обратно. Его тёмная и немного бледная кожа казалась неживой в дневном свету, а ещё более впавшие с последнего раза щеки сильнее подчеркивали линии черепа. "Смерть будет выглядеть именно так", -- думалось тогда ему.

-- Просто для того, чтобы ты понял окончательно: ты... сдохнешь... тут... -- медленно, выжидая секунды проговорил сухими губами мужчина, выпячивая свои круглые, вечно удивлённые глаза за орбиты. -- Свернёшься в ком от инфекции и заблюешь в предсмертных судорогах мой прекрасный пол. Мой... В моём доме. В моём мире. Ты не выйдешь отсюда, Ли. И ничего, мать твою, не останется после тебя.

Почесав дрожащей рукой синюю щеку, мужчина отстал от стены и, пропустив раба, зашагал вперёд. Ли часто оборачивался -- смотрел прямо на это изъеденное то ли коростой, то ли кислотой лицо и понимал: если... когда от него откажутся, он не успеет встретить и закат -- он умрёт...

В глаза ударил сильный, пускай и мягкий вечерний свет. Почесав закрытые веки, Ли открыл глаза и вновь увидел ту странную фигуру: перед ним стоял высокий, очень высокий человек, накрытый грубо сшитой тёмно-коричневой накидкой. Из-под капюшона на него глазели два серо-зелёных глаза, а остальная часть лица, закрытая маской, оглядывалась за спину -- на большой туристический рюкзак, доверху набитый разностями. Они вышли из дому, закрывая за собою прочную решетчатую дверь, и прошли во двор -- на окраину ещё захолустья Хоуп. По протоптанным дорогам летали слои пыли, уносясь в ближайшие леса, а из-за засушливо прошедшего лета пейзаж украшали лишь голые верхушки деревьев, что виднелись за недостроенными стенами, и сухое дерево у дома, что, как поговаривают, уже десятки лет стояло и лишь с помощью какого-то из умерших богов не превратилось в труху.

-- Он здесь? -- низким голосом проговорила накидка.

Габриэль, опешив, молча вывел парня из-за двери и подтолкнул вперёд. Ли смотрел на эту фигуру и находился в смешанных чувствах: с одной стороны, он восхищался ею -- именно она, та странная накидка, согласилась выкупить его из заточения, увидев всего один раз через решётку забора, но и именно она наводила на него какой-то непонятный, необъятный, словно её же тень, страх -- что-то жило в тех мутно-серых глазах, что-то более сильное, более уверенное. Он ступил прямо в тень исполины и остановился, опустив голову. Сквозь стук собственных зубов он почувствовал, как что-то касается его макушки, перебирая чёрные волосы. "Седеешь..." -- раздалось шёпотом сверху. Рука, закрытая в перчатку без пальцев, коснулась пораженной щеки. Аккуратно, почти с опаской.

-- Зови Хозяина, -- таким же низким тоном прозвучало свысока.

-- Если т... Если вас что-то не устраивает -- я вполне могу решить это за него, -- ответил Надзиратель, облокачиваясь плечом на дверь.

Фигура отпустила подбородок Уилла и направилась к мужчине. Тяжелым, грузным шагом раскидывая пыль по задворкам посёлка Хоуп, она передвигала свою громадную тень ближе к дому. И там, у самого порога, у самого лица Габриэля, который и по ключицу не доходил фигуре и, казалось, пытался спрятать шею в своей рубашке с оторванными рукавами, вновь произнесла:

-- Повторю, если не услышал: зови Хозяина.

***

Резкий вдох. Снова темнота. Снова колотилось сердце, тряслись лёгкие, но... ничего более. Не было ни шума костра, ни гула деревьев, ни голосов. В нос ударил душный, полный пыли воздух. Одним резким движением Уильям "Из Джонсборо" Хантер сорвал компресс с глаз и ужаснулся: было по-прежнему темно. "Ослеп?" -- подумал вдруг он. Руки судорожно нащупали пол -- деревянный. Собравшись с силами, он попытался подняться на ноги -- не получилось. Голова шла кругом, лишая тело ориентации в пространстве, а онемевшие руки никак не могли выдержать вес тела, не опирающегося на простреленную ногу. Вторая попытка спустя минуты. Охотник перевалился со спины на живот, сопровождаемый хрустом позвоночника и, вновь напрягая руки, попытался встать. "Нужно. Должен". Кровь постепенно возвращалась в затёкшие конечности, и тело старого охотника всё выше и выше поднималось над полом. Он осторожно перенёс вес на здоровую ногу, но, пошатнувшись, упал. Вернее, должен был -- его тело встретило препятствие в виде железной и, по ощущениям, старой стены. Он обхватил руками ржавый металл, удерживая равновесие, и только тогда заметил, что на руках нет перчаток. Волосы падают на лоб -- нет кепки, дышится свободно -- нет маски. Но главное, главное, что он успел заметить, пытаясь пошарить по карманам -- нет плаща, нет оружия -- на нём была надета только его серая рубаха, покрытая у рукавов засохшей кровью и чёрные однотонные штаны. "Может, всё-таки, умер?"

Вдалеке странного сооружения его глаза увидели столь желанный просвет -- маленькую дырочку в стене. О, как же радовались его глаза, и как же неосторожно было тело, пытаясь бежать с раненой ногой. Стоило Хану перенести вес, как боль, прошедшая по всем закоулочкам нервных окончаний, заставила его споткнутся и, запутавшись в собственных ступнях, налететь на ещё одну стену головой.

Вновь над ухом пролетела петля.

-- Ударил? -- прозвучал низкий голос, обращенный к Хозяину.

-- Ну да. Вот так, -- петля вновь жужжащим звуком пронеслась над ухом парня.

-- Ты или он?

-- Какая разница? Важно, что удар произошёл за попытку бегства. Важно, что он избил, -- сказал Гарсиа, подходя к своему сыну и хватая его за челюсть, -- моего мальчика. Вот -- видишь синяки?

Голос отца звучал так же хрипло, как и голос сына, пускай и был более глухим, вдавленным в грудную клетку. Гарсия или же Хозяин был довольно стар как на вид, так и на душу -- если его сын, как считал Ли, издевался над людьми из чистого удовольствия, то он, старик, делал это тогда, когда это было необходимо -- чтобы его боялись. Боялись тех длинных седых волос ниже плеч на боках и затылке с лысеющей макушкой; боялись того подбородка, который не уступал по длине, пожалуй, никому во всей Америке; боялись того оскала, зубов в котором недоставало, казалось, и двадцать лет назад; боялись... но зачем? Фигура громко выдохнула и подняла глаза на мексиканца:

-- Значит, я правильно понял: я выкупаю у тебя раба -- подростка, не взрослого, -- громадная тень медленно начала нарастать по отношению к крохотному старцу, -- даю деньги наперед, что, уверен, большая редкость для ваших мест, и ухожу, оставив лишь одну установку: не трогать. А, вернувшись, нахожу его со свежей раной на пол лица, что ты не удосужился даже продезинфицировать. Нигде не ошибся?

-- Нигде, -- с едва сдерживаемым достоинством сказал Гарсиа, поправив пыльно-синий пиджак.

В руке фигуры возник револьвер. Габриэль, опешив, схватился за кнут, но пуля, пролетевшая у него прямо между ног, остановила Надзирателя от опрометчивого решения.

-- Я вполне могу тебя пристрелить. Прямо здесь, прямо сейчас.

-- Я честный торговец! -- приподняв голову, заявил тот. -- Не нравится этот раб -- бери другого. Бесплатно, разумеется. Если будет более плохого "качества" -- я заплачу. Не нужно крови. И не нужно оскорблений, -- время замерло. Фигура, помедлив, немного опустила пистолет.

Хантера подкинуло, словно он и не чувствовал удара, но через секунду голова уже дала о себе знать. Он лежал прямо напротив просвета. Зажмурив глаза, он подполз к источнику света и, подождав, пока хотя бы закрытый глаз привыкнет, взглянул наружу: там был всё тот же лес. Всё те же шумящие кроной и листьями деревья, всё те же раскачивающиеся от ветра кусты, всё тот же костёр, всё ещё отдающий запахом золы. Щебень, что видел Хан краем глаза, давал ему понять лишь одно: он был на рельсах.

-- В вагоне, наверное, -- процедил он сквозь зубы. -- Значит, жив. Действительно жив.

Только он хотел отпрянуть от любопытного пейзажа и искать способ попасть наружу, как его зрение, пришедшее до конца в себя, заметило что-то странное: на одной из крон деревьев была вырезана неровная надпись. Криво проходя сквозь слои дерева и разрезая мелкие ветки, она вещала собою лишь одно слово: "Жди". Нарезав пару кругов по сооружению, он решил: "Это не может быть совпадением, а если это и так, всё равно план побега, пока что, не идёт мне в голову". Он осел на стену вагона, что была напротив света и задумался о своём. В голову лезли мысли. Впервые за это время. И вопросы.

-- Почему же я не выстрелил? -- сказал он сам себе, анализируя последний в его памяти день.

-- Мне, вот, тоже это интересно... -- знакомый голос прозвучал во тьме другого конца вагона. -- Почему ты не выстрелил? Мог ведь, не правда ли?

-- Да, мог. Но не хотел.

-- Странный ты, -- из темноты появилась уже надоевшая ему в его бытность пилигримом фигура, освещаемая единственным лучиком света, -- ты убиваешь всё, к чему прикасаешься, не щадишь стариков, не чувствуешь сострадания к женщинам, плюешь на судьбы детей... Откуда? Откуда, скажи мне, ты берешь то, что заставляет тебя поступать так необдуманно?

-- Не знаю. Может быть из-за того, что она ни разу не попала, я решил, что принялась стрелять она по людям недавно... Значит, для неё было не всё потеряно -- ещё был...

-- Второй шанс, да? Это Он мог сделать такое. Он был способен -- не ты. В его сердце нашлось место тому, что люди называют "справедливостью" -- не в твоём. Ты -- наёмник -- для тебя нет такого слова. Нет "сострадания", нет "ненависти", нет "любви". Ты -- оружие. Ты должен был это понять в тот день.

-- Но почему нет? Я всю свою жизнь не могу понять ответ на этот вопрос: почему я не чувствую, что выбранный мною путь -- правильный? Всё время ощущаю себя...

-- ...чудовищем? -- докончила фигура, сев с ним рядом и положив руку на оттопыренное колено. -- И не зря. Вот, думаешь, ты спас эту Девочку -- наставил на путь "праведный" и всё тому подобное... Но что, если всё совсем по-другому? Что, если военные её не примут, а отпустят в город, когда раны заживут? Она вновь найдет банду. Вновь выйдет на крышу и начнёт стрелять с ещё большей точностью, понимая, что лучше не промазывать. Не потому, что захочет, а потому, что таков мир. Ты -- в вершине его эволюции: оружие, убивающее, чтобы жить -- такой же как все, но принимающий свою судьбу, не дающий волю эмоциям... На бумаге.

-- Если бы в этом мире всё было так, то меня бы здесь не было. А может...

-- Нет! -- силуэт резко поднялся, вздымая облака пыли и загораживая собою свет. -- Наивный идиот! Даже думать не смей! Уж кто-кто, а ты-то должен знать самого себя -- эгоист, -- темп голоса замедлился и снизился, но звучал по-прежнему грозно. -- Нет места в мире ничему человеческому, кроме порывов этого самого эгоизма -- закончились добрые люди, ушли вместе с Вейлоном в ту безымянную могилу! Остались лишь такие, как ты... -- фигура указала пальцем на Хантера и села напротив него -- под просветом, -- люди, делающие что-то только из своих побуждений. Вот подумай: ты убил Джефферсона -- за что? Из-за доблести? Из-за чувства долга? Нет. Ты убил, потому что хотел -- понимал, что скоро сдохнешь сам и не допускал даже на йоту возможности того, чтобы эта тварь ходила по земле после тебя -- тварь, на которую ты сам стал похож. И убил медленно -- не "просто пуля в голову", как ты рассказал Джеймсу, а с нечеловеческим садизмом. О, дальше -- сам Джеймс: что, из добрых, скажешь мне, побуждений, ты взял к себе в напарники этого юнца? Хотел поступить так же, как он, выкупив какого-то незнакомца из лап смерти? Нет, о нет... Когда военные собирались расстрелять его, появился ты и внёс залог лишь ради одной цели -- чтобы он пристрелил тебя, если ты обратишься. Более того! -- фигура расхохоталась. -- Там стояла целая рота, а ты выкупил только его... -- смех не прекращался, -- из-за одинаковой группы крови! Ты забыл, а?! Тебе напомнить?! Полтора десятка пацанов расстреляли и скинули в Атлантический океан у него на глазах, а он остался! Всю его семью сожрали одни чудовища, друзей расстреляли другие, а его жизнь забрало третье -- ты! Да, ты давал ему шанс свободу и "свой путь", но, как ты думаешь, он бы принял его?! Думаешь, он отстал бы от тебя тогда, в Калифорнии, когда ты "дал ему шанс", а, ублюдок?! Нет, конечно же нет, -- силуэт перешёл на шёпот, совсем осев у стены. -- А девочка? Ты спас её, потому что так было правильно, или потому что ты хотел почувствовать себя человеком? Белокрылым ангелом, летящим с небес? Или, хотя бы, не тем, кем ты чувствовал себя после испытания Эволюцией? Именно. И вот, во что ты вляпался: чуть не сдох, ещё можешь стать заражённым, безоружный, запертый, беспомощный. И это только за последний месяц. Ты не герой -- он герой, он был им. Хватит подражать. А если и подражаешь, то делай это правильно, а не рискуй шкурой ради слабых: "Шанс нужно заслужить". Ты ведь помнишь, как ты выбил для себя свой? Как ты высек его?

***

Удар петли. Верхняя ветка трухлявого дерева, стоявшего во дворе, разлетелась на мелкие щепки, осыпая занозами кожу всех, кому не посчастливилось стоять рядом.

-- Ты попросил мой кнут, чтобы разнести дерево? -- спросил Гарсиа у фигуры.

-- Нет, не совсем. Я лишь хотел убедиться, что таким оружием действительно можно нанести губительный вред. Оно не для устрашения -- оно для убиения. Плюс, теперь ты безоружен.

В один миг фигура скинула накидку с широких плеч, превратив её в плащ, и, вытащив у Надзирателя из-за пояса кнут, бросила его, что есть силы о стену -- к его отцу. Из-под накидки выглянули высокие, до самой икры, светло-чёрные сапоги, покрытые слоями светло-коричневой пыли; заправленные в них серые штаны, издали напоминающие штаны рабочего класса, но без единого кармана в них; широкий чёрный ремень с изъеденной царапинами бляхой и странная, по меркам времени, куртка -- над плотной чёрной кожей, что сидела впритык к телу, была нашита броня -- стальные и кожаные пластины, утратившие свой блеск очень давно и, видимо, заменяющие бронежилет в особо важных местах.

-- Мой выбор остаётся неизменным. Тебе же и твоему сынку придётся кое-что возместить. Говори, старик: кто из вас нанёс удар? -- исполина навела револьвер на Хозяина. -- Кто?

Тот самый старик стоял в замешательстве перед фигурой, его глаза были налиты страхом и злостью. Парень смотрел на всё это со стороны и не верил. "Нет... Не существует таких людей".

-- Он, -- прошептал Гарсиа, указав на сына.

Габриэль взглянул на отца. Ли, пожалуй, уже было неважно, что произойдёт дальше -- его вполне удовлетворял взгляд мужчины, и вся та боль от предательства и эгоизма, что отражалась в нём. Фигура навела на него пистолет, не дав даже опомниться, и приказала отойти от стены.

-- Подойди-ка сюда, пацан, -- он неуверенно подошёл. -- Держи, -- в руки к Ли упал кнут -- тот самый кнут с двумя лезвиями, от которого теперь так выло его лицо. -- Бей. Бей его.

Сердце подростка застучало быстрее. В какой-то момент он даже задумался о том, а так ли сильно он ненавидит Надзирателя.

-- Нет... Не хочу... Я... Я не буду.

-- Будешь, -- спокойно повторил спаситель. -- Не думай, что спасение упало тебе с неба в виде меня. Может быть, так и казалось, но нет. Сегодня либо он, -- указывая на дрожащего Габриэля, -- понесёт наказание от твоей руки, либо я уйду отсюда без тебя.

Ли удивлённо взглянул на фигуру. "Неужели вот то, чего стоит вся моя жизнь -- удар петли?".

-- И дело не в самом ударе, пацан. Дело в причине, -- угадывая его мысли, сказал он, не сводя глаз с Надзирателя. -- Если ты пощадишь его сейчас -- он продолжит. Здесь сгинут ещё сотни таких как ты, так и не увидев солнца без решетки, но если ударишь...

-- Я обещаю, я... -- Габриэль хотел было что-то сказать, попятившись вперёд.

-- Заткнись!.. Если ударишь этим ржавым лезвием, то рана непременно заставит его повозиться -- ему и его отцу придётся искать медикаменты, которых, уверен, нет в этом городишке. Они не купят их у меня, не купят ни у кого в ближайших лагерях -- им придётся выйти в мир. Выйти из той раковины, где они был королями, в океан и понять, что они -- такое же ничтожество, как и все остальные. Придётся, если ты так решишь...

Парень всё ещё испуганно глядел прямиком на своего мучителя. О, каким же жалким и человечным он казался в те секунды, как же хотелось бросить тот кнут, но нет. Он понимал и, что хуже, -- помнил.

-- А с ним понесёт наказание и его отец, потому что ему либо придётся выйти вместе с сыном в зараженный город, чего он, поверь мне, не переживет, либо умереть -- распродать всех рабов по дешёвке, чтобы купить наёмника, что согласился бы лезть в крупные города летом. Это шанс, пацан. Твой шанс и твоя справедливость. Я не стану бить -- мне всё равно на то, что здесь происходит или произойдёт. Запомни: не каждый заслуживает второй шанс, но каждый заслуживает шанс на то, чтобы добыть его.

-- Не нужно! Прошу тебя! -- Габриэль поднял голову, на его глазах блестели слёзы. -- Я уйду из этого бизнеса, только не бей!

-- Если единственной стоящей причиной, чтобы перестать торговать людьми, ты посчитал ствол у своей головы, то ты, как никто другой, заслуживаешь наказания.

-- Позволь хотя бы стать спиной!

-- А ты позволил ему отвернуться?

Удар. Крик.

***

-- Пожалуй, я так и не научился тогда справедливости, -- сказал себе Хантер, подходя к просвету и потирая вспотевший от душного воздуха и жара лоб. -- Либо что-то становится совершенным сразу, либо остаётся незавершенным до конца дней.

-- Только не говори, что будешь жалеть себя, -- сказала фигура, встав рядом.

-- Гнилое, -- заключил он, проведя пальцем по деревянной двери вагона. -- Подумать только: ещё несколько... недавно я был почти мёртв, а теперь думаю только о том...

--...как бы вернуть себе оружие и пристрелить того, кто запер тебя здесь? Точно.

-- Думаю... -- он отвёл здоровую ногу назад и, переместив вес на неё, повернулся к двери плечом.

-- О да! Да! -- фигура встала ему за спину. -- Скажи это!

-- Пора выбираться отсюда.

***

Полностью откинув вес тела на здоровую ногу, наёмник накренился назад и, оттолкнувшись от противоположной стены, налетел на дверь. Он знал, что больная нога не выдержит такого напряжения, и его тело просто навалится на гнилые доски -- на то и был расчёт. Выломав своим телом дерево, он выпал наружу. Перед глазами плыло. "Кажется, немного ошибся, -- сказал он, схватившись за голову. -- Так... Шаг... Ещё шаг... Ещё разок... Твою мать!" Вновь опершись на больную ногу, мужчина упал прямо под дерево со странной надписью. Глаза всё ещё ничего не видели, в голову всё ещё била температура и мигрень, всё ещё хотелось спать. "Не закрывать глаза... Не закрывать... глаза", -- да, он не хотел уходить в сон -- Стреляный Ли отлично знал, что увидит дальше.

Перед глазами мелькнула странная коричневая полоса. Вновь удар петли. Комок волос с головы Габриэля медленно падал на пыльную землю, гонимый ветром. Немного кровоточил лоб, самые широкие артерии на котором, видимо, остались целы. Раздался крик. От страха? От неожиданности? Кто знает. По щеке стекало что-то белое, что-то липкое. Кажется, даже сам Ли сначала не понял, что одно из лезвий прошло прямо в левый глаз, разминувшись с бровью и лишь немного разрезав нижнее веко. Вытекал белок, разбавленный с кровью и разрезанным надвое зрачком, слезилась глазница. Кажется, глаз ещё шевелился? Вполне возможно. Остаток глазного яблока "ехал" по лезвию, что валялось в полуметре от мужчины -- смешивалось с пылью и поглощало собою грязь. Надзиратель даже не сразу осознал то, куда попало второе ответвление кнута, и почему исчез пластырь с его носа... Филигранно, почти профессионально, но по чистой случайности, второе острие забрало с собою половину лица -- задев в самом начале кость, прорезая по небольшой диагонали хрящ и снеся одним взмахом все "мягкие ткани", оставив безобразный кусок мяса висеть на чудом не задетом миллиметре кожи. Габриэль схватился за нос... Переносица осталась у него в руке. Он закричал. Снова закричал. Ещё сильнее, чем прежде... Ещё более... отчаянно. Гарсия кинулся к своему сыну, чтобы помочь ему, но не успел -- вновь послышался удар.

Надзиратель схватился за предплечье руки, держащей остаток носа. Кровь хлынула рекой из разрезанной артерии, но Ли было мало. Третий удар рассек грудь чуть левее середины -- прямо у сердца. Откинувшийся назад от удара мужчина хрипло выдохнул и, кашлянув что есть силы кровью, повалился на землю животом. Четвёртый удар пришелся по спине -- с противоположной стороны третьего. Мучитель уже не помнил деталей, о нет -- он даже не смотрел на то, куда бьет. Пятого не произошло. Его остановила сильная рука, почти переломав запястье с плетью и откинув пацана под сухое дерево.

-- Один! -- прокричал мужчина в плаще, склонившись. -- Один удар, пацан! Один означает справедливость!

-- Если бы ты знал его... -- с залитыми кровью глазами и бешено стучащим сердцем начал подросток. -- Если бы ты знал его, то осознал бы то, что те удары, что я нанёс по этому ублюдку... были тем ещё милосердием...

Удар. У парня вдруг запекла щека, заныла шея. Удар. Заболел живот. Сильно. Действительно сильно. Ли был уверен, что пообедай он -- всё содержимое давно бы вылилось на пол, но нет. Удар.

***

Хантера подкинуло от слабого треска дерева. Он взглянул на небо и понял, что с того момента, как он уснул, прошло менее часа -- алое закатное небо превратилось в бледно-синее. Снова раздался треск где-то из-за спины. Оценив свои возможности, он лишь сильнее вжался в дерево, закрывая собственную фигуру мощными корнями. Трудно было понять, что именно приближалось к нему, но из частого хруста веток наёмник сделал вывод, что к нему шли минимум двое -- шаги были неритмичные, странные, одни громкие, другие тихие. Он машинально схватился за кобуру на икре, но её там не оказалось. Только сейчас, на свету, он заметил, что рана на его ноге перемотана, а кобура с ножом, который, на удивление, остался на месте, играет роль держателя для повязки. "Неплохо, -- подумал он. -- Неплохо..."

Из лесу, мимо коего проходила железная дорога, показалась странная для сонных глаз Уильяма фигура: в тенях деревьев Оно выглядело как нечто большое и грузное, с двумя ногами, двумя руками и двумя головами, одна из которых свисала на грудь. Позади Этого шла ещё одна -- более человеческая. И только когда Уилл уже схватил нож за лезвие и хотел было запустить в более человеческую голову двуглавого силуэта нож, он увидел, что то шёл человек, на чьих плечах лежала олениха, а позади него топал ещё один. Вернее, одна.

-- Нам готовить на твоего друга? -- послышался мужской голос издали.

-- Он не мой! -- тут же ответил в меру высокий девичий. -- Да, готовить. Думаю, он очнётся сегодня-завтра -- еда ему не помешает, -- он убрал нож, но из-за дерева не выходил.

-- Твой-твой, Алекс. Если бы не ты -- ходил бы он сейчас с перекошенной мордашкой по полям, жрал траву и людей время от времени убивал.

-- Я сделала то, что должна была. Это сделал бы и ты.

-- Во-о-о-озможно...

-- Хотя нет, не сделал бы, -- передумала вдруг девушка, -- ты же даже не можешь называть меня по-нормальному. А-лек-сан-дра. Это не "Алекс", Винни, -- это "Саша".

-- Мне -- человеку, рожденному в Исландии, слишком трудно произносить твоё имя так, как тебе хочется, -- не без хохота выкрутилась фигура с оленихой. -- К тому же, эй, кто это говорит? Не вижу! Где же она?

-- Хватит, дурак! То, что я немного низенькая, вовсе не даёт тебе право так отнекиваться! Опусти голову!

-- Что? Что-что? Где это?

"Повезло, -- подумал вдруг Хан. -- А ведь мог в полусмерти выдать себя выстрелами какой-нибудь группе рецидивистов. Повезло... Когда-нибудь это везение кончится", -- с этими словами, он застегнул кобуру на икре и осторожно вышел из-за дерева.

-- Так кого же из вас мне...

Он не успел договорить, как пуля пролетела у его головы и впилась в то самое дерево. Он не двинулся, только легонько опустил голову в плечи от источника выстрела, которым оказалась девушка с его револьвером в руке. Отступив за дерево и схватившись за ногу, он достал нож.

-- Неплохая реакция, -- сказал он, проведя пальцем по лезвию, -- но ты могла меня убить.

-- Я не ожидала, что ты встанешь так рано, да ещё и выберешься из вагона! Прости?..

Хантер услышал, как парень что-то шептал ей, но не смог разобрать слова -- фраза так и осталась для него предсмертным хрипом гремучей змеи. "Не доверяют, -- подумал он. -- Ну да. Логично и взаимно". В ту же секунду он заметил пару небольших рюкзаков, спрятанных в корнях деревьев и прикрытых его плащом. Он аккуратно присел, стараясь ни одной из клочков одежды не выдать своего передвижения и, схватив сумки, тут же выровнялся.

-- Кто вы? -- донеслось со стороны леса. -- Из какой-то банды? Или вас прислали?

Он оценил свою ситуацию: впереди него виднелась железная дорога и метров пятнадцать открытого пространства. Дальше -- тёмный, в прямом смысле, лес. Не густой, но хватало для того, чтобы маневрировать между стволами деревьев. Однако у них было его оружие. В странной борьбе эгоизма с инстинктом выживания, как правило, побеждает первый, пока не станет слишком горячо. Так случилось и тогда.

-- Нет. Наёмник. С бандами местного города имею... -- он посмотрел на ногу, -- довольно плохие отношения. Рваные, я бы сказал. Был послан сюда чередой глупых совпадений.

-- Ты убивал людей?

-- Алекс, блин! -- услышал человек из Джонсборо громкий шёпот. -- Наёмник -- конечно, убивал! Убивает!

-- Да, -- это был странный вопрос. -- Да, я убиваю людей. Убиваю и мёртвых, занимаюсь поисками того, чего захотят, охраняю, иногда спасаю, но чаще калечу или допрашиваю, -- над лесом повисла тишина. -- Я не из хороших ребят, девочка, если ты это ожидала услышать, и не брезгую оружием... Кстати о нём: я хотел бы получить свои стволы назад.

-- С чего бы это?! Вы не в том положении, чтобы диктовать условия.

-- Да... -- раздалось спустя секунды. -- Пожалуй, ты прав... Но я настаиваю. Сложите оружие.

Повисла немая тишина. Уильям слушал своё спокойное сердцебиение, пытаясь продумать то, что он будет делать дальше. На полноценный побег у него вряд ли хватило бы сил -- нога всё ещё ныла и даже ходить было довольно больно, а он планировал бежать. Пользуясь моментом, он также раскрывал карманы сумок, проверяя их содержимое, которое привело его в немалое удивление: в одной из них лежала практически новая одежда, с завёрнутой в неё электроникой: "Явно не кустарная", -- подумал про себя мужчина; а в другой были медикаменты -- горы и горы редчайших, практически вымерших лекарств разных сортов и с разными на языки инструкциями. "Кто они? А это важно сейчас?" В голове крутилось чье-то старое изречение о выборе между двух зол -- он действительно мог смертельно ранить одного из незнакомцев, пускай и не решился бы целиться движущейся мишени в голову, а мог просто сбежать, забрав с собой рюкзаки и с большой лёгкостью купить себе такое же обмундирование, но, как и в том изречении, Хантер не хотел выбирать, а хотел поступить по-другому -- правильно.

-- Окей, -- сказала девушка, а он услышал, как что-то металлическое бьется об дерево. -- Держи револьвер... И ружье... Что ты на меня пялишься? Я свой выбор сделала. Сам решай, бросать ли тебе оружие.

-- Нет, -- сказал парень. -- Я не брошу. Готов отдать его только тогда, когда увижу нож и твои пустые руки.

В те секунды из-за дерева показалась половина фигуры охотника и махнула рукой. Через мгновенье отточенный до блеска нож уже торчал в дереве, что находилось у парня между ног, где-то на уровне коленей.

-- Видишь нож?

-- Вижу, -- то ли изумленно, то ли испуганно ответила за того Алекс.

-- Видишь, что я не шутил? Что я мог попасть в голову, но не сделал этого?

-- Вижу!

-- Бросай оружие.

-- Да я уж бросила давно! Брось ты уже эту пушку, -- послышался хруст веток и шуршание листьев. -- Он бросил!

Уильям из Джонсборо вышел из-за деревьев и взглянул на девушку: незамысловатая голубая шапка с бубоном, трёхцветная, совсем не выцветшая парка, из-под которой растрепались чёрные прямые волосы, улыбка на устах. Да, они явно выглядели как пришельцы из другой реальности. Из какого-то лучшего мира, где всего того, что случилось после тридцать седьмого, никогда не случалось. "Откуда они?" -- вдруг прозвучал голос в голове. Искать ответа не хотелось. Да, в них явно было что-то чужое. Настолько человечное, что просто сияло изнутри -- душа.

Он шёл к ней и смотрел на себя: грязного, окровавленного, уставшего. С какой бы стати кому-то спасать такого подонка, как он? Даже самому себе фигура Уильяма не внушала доверия. "Почему? -- думал он. -- Почему?", -- думал, и держал руку поближе к кобуре -- кроме огромной благодарности, что он испытывал, большим было только подозрение.

-- Слушай, -- начала она, -- не обижайся на Винни. Он просто хочет защитить меня, вот и всё, -- он молча шёл к ней. -- Ну, знаешь, иногда его немного заносит, но он неплохой, -- Хан молчал. -- Ну, извини, ладно? Я понимаю, что явно не этого ты ожидал после лихорадки, но я... -- расстояние между ними стало чудовищно маленьким, но охотник всё так же молчал. -- Так получилось!..

Он подошёл к ней в плотную и, обхватив плечи, прижал к себе -- тёплая, как он и думал. Её руки обхватили его спину. Руки тоже были тёплыми. Он так до конца и не понял, что двигало ей, но точно знал, что если бы человек, стоящий позади него, хотел действительно выстрелить -- у него была бы прорва шансов. Так в душе Хан был просто рад, что в всё закончилось именно так, как закончилось.

-- Спасибо, -- шепнул ей он. -- Спасибо...

Только спустя минуту, когда тепло переросло в жар, он отпустил её. Да, в её лице действительно читались европейские черты, пускай и небольшой наклон глаз говорил о далёких азиатских корнях: тоненькие губы, широкая улыбка, ровные, к странно худой челюсти, щёчки. Он полностью отпустил девушку и направился к парню, что был одет в светло-коричневый плащ и однотонно-синие джинсы. Винни молчал -- он всё ещё не шевельнулся из той позы, когда к нему прилетел нож. Его кожа -- и так бледная, словно снег -- казалась кристально белой от страха и лишь взъерошенные светло-каштановые волосы на лбу своим шевелением говорили о том, что та статуя была жива.

-- Уильям из Джонсборо.

Ярко-голубые глаза испуганно глянули на него, широко открывшись. Длинный и худой подбородок, покрытый светлой щетиной, сделался ещё длиннее, а лоб, вернее, заметная из-за волос часть медленно покрылась морщинами.

-- Винни. Винни-Салливан Синистра, -- наёмник ухмыльнулся и крепко пожал светло-телесную перчатку, за которой едва чувствовалась рука...

***

Костёр приятно потрескивал досками и палками, разрезая ночную тишину. Олениха оказалась довольно вкусной, даже несмотря на то, что Уиллу, разделавшему мясо, было попросту негде вымыть руки.

-- А разве животные не заразны? -- спросила девушка, откусывая кусок мяса.

-- Я слышал много теорий. Одни говорят -- заразны, другие -- не заразны, а остальные -- варьируется. Я придерживаюсь остальных.

-- С чего бы... это? -- чавкая, спросил Салливан. -- Если паразит действует на организм одного вида животных и людей, почему бы ему не воздействовать на все остальные?

-- Ну... я принял мнение, что дело в размерах. То есть, смотрите: в первые года бушевания паразита, как мне известно, он выкашивал только людей -- повышение кислотности в крови, разъедание стенок артерий... -- наёмник решил избежать подробностей, учитывая приём пищи. -- Но животных обходил стороной. Понятно, что дело было в генетическом коде -- так же, как и раньше токсоплазма воздействовала только на кошачьих. Но болезнь мутировала -- все мы это прекрасно знаем. Сначала люди умирали быстро, но потом процесс начал замедляться -- несколько лет зараженные люди были бешеными машинами для убийства, брызжущими слюной, потом научились экономить энергию и впадать в "спячки", что ещё больше увеличило их период жизни, а Поколение Четыре, как сами видите, и вовсе очень похоже на нас или на каких-нибудь вампиров -- бледное, но почти не гниет. И это всё говорит о том, что болезнь видоизменилась. Так что вполне возможно... Ещё раз: возможно, что теперь есть и заражённые животные -- такими становятся, по слухам, те, что имеют более-менее человеческий размер, но лично я ни разу не видел ни лося, ни медведя, ни даже кабана с признаками заражения. Учитывая прародителя нашей "болезни", предполагаю, что на видах, отличных от людей, он просто ведёт пассивный образ жизни.

Звёзды поднялись уже достаточно высоко -- ночное небо было ярким и прекрасным. Впервые за сотни лет, когда с Земли перестал доноситься свет, у звёзд вновь появился шанс освещать небо. Хотя бы немного, хотя бы ненадолго...

-- Кстати, -- сказал мужчина, указав на слово "Жди", -- чья идея?

-- Моя, -- ответил Салливан. -- Не слишком-то она вас и удержала от побега, но всё-таки.

-- А зачем было запирать меня в вагоне? Просто закрыть дверь было недостаточно?

-- Я опасался, что ваш организм не выдержит, и вы начнёте превращаться... "Меры предосторожности" -- так это называют там, откуда я пришёл...

-- Кстати, и об этом: откуда вы?

-- А как думаешь?

-- Ну, посмотрим, -- Уильяма почему-то потянуло улыбнуться, -- Техас или Луизиана? Нет, вряд ли. Не похож никто из вас ни на Кардинала, ни на головореза Чёрного Золота. Простой люд из их убежищ не выпустят, но и на беженцев вы не похожи, -- они с небольшой долей удивления смотрели на собеседника. -- Гренландия? Нет, вряд ли. Даже если это всё не байка, и этот остров уцелел, что бы тут могли делать выходцы из Гренландии? Запоздалую почту разносить? -- его поддержали смешком. -- Эволюция? -- почти шепнул он, посмотрев на медикаменты, торчащие из сумки у костра. -- Одеты в гражданское, но может быть... Может быть... Что вы знаете об Эволюции?

-- Ну, это процесс приспособления определённого вида к у...

-- Нет-нет-нет, я, конечно, рад, что вы знаете термин, но я о группировке. "Эволюция"? Ну? Она, как и "Единство" известна всем в Штатах.

-- Ну, вот ты и вычеркнул ещё одну страну, -- легко ответила девушка. -- Мы ничего не знаем ни о "Единстве", ни о "Эволюции".

-- ...во всей Северной Америке! -- добавил Хантер.

-- Ну, во всей, да не во всей... -- ухмыльнулся парень. -- Как видишь, у нас счастливая жизнь.

"Да... -- подумал он себе. -- Невероятно счастливая. Они не знают ни о бандах, ни о группировках... Чёрт, да небось даже о Чёрном Золоте не слыхали... Как же велик этот мир. Ничтожно маленький, но такой необъятный. Но это только, если они не врут".

-- Канадцы? -- вдруг спросил Уилл. -- Аляска? Ну, а что? Одеты "по-погоде"... Хотя там ведь тоже конец света произошёл, а по вам не скажешь. Да, ходячие там явно медленнее, чем здесь, но и живучее... Сдаюсь, откуда вы?

-- А это так важно? -- вдруг спросила его девушка. -- Неужели действительно так необходимо знать, откуда человек? Мне, вот, всегда было интересно, куда он идёт, а не откуда пришёл... Даже ты -- "Уильям из Джонсборо" -- почему "Из Джонсборо"? Неужели там, откуда ты пришёл, так важно происхождение? Если так -- почему название старое? Я слышала, что возле Джонсборо был построен первый крупный город -- Хоуп -- Надежда. Чем не имя -- "Уильям Хоуп"?

-- Дело не в городе, -- помрачнев, но не отводя глаз от девушки, ответил тот. -- Я-то и помню его очень слабыми отрывками. Для меня Джонсборо открылся только призраком, тенью себя -- руинами на ещё одних руинах, среди которых гуляла гниль и разруха. Дело в памяти. Смысл послания из прошлого в том, чтобы помнить то, что когда-то существовал город Джонсборо, что он был частью Соединенных Штатов Америки -- цивилизованной страны, цивилизованного мира, и что в нём родился я -- цивилизованный человек. Человек, что не опустится до поедания себе подобных, человек, что не станет торговать себе подобными, человек, что может убить, если этого жаждет справедливость... Может помочь... -- в этот момент Уильяма вновь схватил припадок кашля. На удивление, охотник быстро от него избавился и, незаметно отряхнув кровь с руки, продолжил. -- Это имя -- иллюзия, горькое напоминание о том, что когда-то был мир, где поступали правильно. Я много лет с гордостью носил это имя, и поступал также. Но потом... потом, всё поменялось, и я стал его стыдиться. Стал настоящим жителем Нового мира...

-- А что случилось-то? -- почти в один голос спросили они.

-- А это важно? -- с горькой ухмылкой спросил он. -- Важно ведь только то, куда я иду, верно? -- он взглянул в глаза Александры и, как ему показалось, увидел в них понимание. -- Мой путь лежит на север -- в Стилуотер.

-- Жаль... Наш -- на юг -- через Оклахому...

Костёр догорал. Охотник ворошил палкой жар, в надежде увидеть хоть немного света и думал о своём.

-- Идём с нами? -- вдруг сказала девушка.

-- Ал!.. -- не успел начать Винни.

-- Думаю, что это -- отличная возможность нас отблагодарить, -- настойчиво и медленно проговорила она, смотря при этом в глаза Салливану, а тот, подумав, не стал возражать. -- Я договорюсь с теми, кто нас ждёт, и для тебя найдётся там местечко! "Возьмёшь наш заказ", а? Это ж так называется, да? Станешь временным телохранителем?

Хан улыбнулся. Это всё выглядело слишком хорошо. Он хотел было резко подняться и дать ответ, но стоило ему вскочить с колен, как в голове помутнело, а глаза ушли куда-то вверх... "Не сейчас, -- подумал он. -- Не сей..."

***

Удар. Он не почувствовал боли. Лишь сухое дерево, накренившись, ещё сильнее нависло над домом. Странная фигура.

-- Я могу простить тебе один удар, -- склонившись, сказал мужчина лежащему парню, -- но не три. Я ухожу. Хочешь жить -- догоняй...

На фоне слышался вой и плач Гарсии. Ли не знал, что случилось с Габриэлем -- сыном Хозяина, но через гудящую голову отчетливо понимал, что если он позволит себе закрыть глаза, то больше никогда не увидит свет, а его последним видением станут тяжелые сапоги, уносящие за собою пыль. И он помнил. Помнил всю свою жизнь, что тогда, в тот момент, когда внутри всё болело куда сильнее, чем снаружи, он не позволил себе забыться -- его глаза остались открытыми...

***

В голову ударил поток холода. Наёмник проснулся и, тут же закрыл лицо, уворачиваясь от струй воды.

-- Вот так! -- шептала Алекс. -- Живи, Уилл, живи!

Он вновь открыл глаза и увидел её, склонившуюся над ним. Всё ещё веет теплом. "Жив, -- прошептал он, пытаясь подняться. -- Жив..."

Всё утро и день он провёл в глубоком сне, будучи запертым в вагоне, а когда проснулся, то увидел, как парень пакует свой рюкзак. В небе вновь светили звёзды.

-- Пора, да? -- сказал он, подойдя к ней и одинокому дереву перед тёмным лесом.

-- Ага... -- послышался глубокий вздох, сопровождаемый небольшим клубом пара. -- Пора. С нами? -- она посмотрела на него и слегка улыбнулась.

Теперь глубоко вздохнул уже он. По одному его взгляду было понятно, каким будет его ответ.

-- Дорога в Стилуотер -- в восьми километрах на восток отсюда.

-- Скажи, -- спросил вдруг он, -- почему я жив? Зачем?

-- У меня первая отрицательная. Двести миллилитров теперь плещутся в тебе... -- она как-то ощутила, что то было не тем, о чём он её спрашивал. -- Не хотела я, чтобы твоя девочка осталась одна. Да, ты бредил, пока спал. Пока я меняла тебе повязки и компрессы. О лесах, о выстрелах, о шансах на то, чтобы жить. О том, что она заслуживает и третий... Бредил, пока мог, а затем -- выл. Дергался так, будто тебя избивают и выл, -- мир затих, она всё так же смотрела на лес. -- Не знаю, что ты пережил или что помнишь, человек из Джонсборо, но взгляни как-нибудь на себя в зеркало -- на то, что ты пережил -- и спроси, кого там видишь... Кого... узнаешь там.

-- Я давно не узнаю того, кто смотрит на меня из зеркала, -- он потянул её за плечо и с опаской, развернул к себе, -- но и не верю в простую добродетель -- я хочу знать точно: почему?

-- Не знаю... Чувствовала я что-то в тебе. Что-то странное для здешних мест -- живое, бьющееся. Сколько людей не встречала на пути -- они все холодные, скрытные, мертвые... Не хотела, чтобы и это угасло вместе с тобой. Хотела, чтобы жил ради той Девочки. И что, что ты убиваешь? -- она словно начала отвечать на его аргументы. -- Главное ведь не то, что мы делаем всегда. "За день до нашей смерти" -- так ты сказал? Это определяет человека? И даже если ты не хочешь видеть в этом добродетель -- всегда сможешь "отдать" свой "долг", верно? Отблагодарить позже?

-- Верно, -- он понимал, что "позже" может и не быть. -- Спасибо за ответ. Ну что, я тогда...

-- Да, иди. Передай привет той девочке, как увидишь -- она наверняка тебя заждалась.

-- Если сделаем небольшой крюк -- я смогу пойти с вами -- отблагодарю за спасение прямо на месте.

-- Есть вещи, которые важнее простой благодарности. Если хочешь... Если важнее -- иди. Навести это место, когда захочешь вернуть долг. Если не из-за случайного пути, то ради приятных воспоминаний. Вряд ли я к тому моменту... Вряд ли мы с Винни... Неважно. Прощай.

Уильям "Из Джонбсоро" Хантер всю дорогу думал о том, что же пыталась до него донести Александра. Гадал, почему же из всех тех чувств, что он пережил за тот вечер, у него с собой осталось только чувство вины. Спрашивал себя, что произошло в городе Оклахома и, что важнее, что могло бы произойти. И даже если бы он хотел остаться, даже если бы желал -- была ещё Девочка. Его сердце, его разум, его тело буквально разрывались в две стороны от тех самых рельс, что вечно разрезали горизонт напополам -- одна половина шла на юг, через Оклахому, другая же, завернув в Стилуотер, в ней оставалась. Он не мог быть уверен ни в одном из выборов, но точно знал, что если ему повезёт, если в том гнилом и жестоком мире осталась ещё хоть капля удачи, и ему повезёт -- он сможет найти их снова после того, как убедится, что с Девочкой всё в порядке, и не остаться в долгу ни перед кем.

Но несмотря на то, что он считал всё, что с ним случилось, тем самым шансом на искупление, который он искал уже более трёх лет, его разум всё равно требовал отдыха, его тело болело от каждого шага, но, что хуже всего, он отлично понимал то, что всё ещё мог всё упустить. Так что на следующий день в старый и одинокий дом в городе Стилуотер завалился угрюмый хромой сталкер.

-- Виски, -- потребовал тот.

На зов не откликнулись. Лишь старая деревянная дверь, поскрипывая петлями, вела свой незамысловатый диалог с этим миром. Утра не было -- небо затянуло осенними серыми тучами, а на землю опустился давящий полумрак. Лишь небольшие стрелки часов, покрытые то ли пылью, то ли люминесцентным напылением, могли сказать о том, какое сейчас время суток. Могли, но кто бы послушал? Только переступив порог, мужчина наткнулся на записку, вбитую в стену. "Кав Сити", -- гласила она. "Никого... -- подумал он. -- Снова я с самим собой..."

Хантер скинул с себя оружие, плащ, перчатки и завалился на пол, попутно задев рукой старый светильник. В его сбитом напрочь дыхании слышалось то, что даже он, увы, не мог распознать. Сердце бешено колотилось, пытаясь проломить рёбра, нога болела. Сквозь пересохшее и уставшее горло он пытался вдохнуть влажный воздух, но тот, казалось, просто осел на зубах, не попадав в лёгкие. Вверху виднелся серый, как те самые тучи, потолок. Монотонный и безликий, он не говорил ровно ни о чём любому живому человеку, но не ему. Он, Уильям из Джонсборо, смотрел на него -- на ту серую высь, смотрел сквозь. Его взгляд устремлялся вдаль -- через серые тучи и бесконечные капли дождя -- лёжа там, на сыром деревянном полу, он знал одну простую истину: завтра будет светить солнце. День за днём и ночь за ночью каждый живой будет что-то приобретать лишь для того, чтобы лишиться этого -- порадоваться краткому мгновению триумфа, за которым идёт целая ночь скорби.

"Нужно было пойти за ней, -- думал он себе -- Пойти, наплевав на всё... Но нет. Вот он я -- идиот. Снова в этом грёбаном сером доме с грёбаным серым потолком пытаюсь пялиться на бесцветное небо. Нет, нужно было оставаться в Оклахоме, с Девочкой -- плевать, что сам генерал придушил бы меня поясом, плевать, что пырнул бы тот парнишка ради своей же винтовки... О, нет! Сука... Ха-ха-ха... Нужно было отвести Джеймса от того вагона, дать затрещину, будто он должен мне денег, и повести его прочь. О, сейчас бы было гораздо проще. Или если бы пристрелил себя, когда узнал о раке -- ещё до той деревушки. Или остался бы с Даной после смерти Алисы, не бросая её, как последний трус. А сейчас... Какое же всё дерьмо. Как же всё закрутилось... Как же, мать его..."

Поднявшись, наёмник из Джонсборо прыгнул в небольшой погребок, предварительно отдёрнув люк. Он-то знал, что было в том доме. Вернее, до чего он и его напарник строго-настрого поклялись не прикасаться до той поры, пока не станет выбор между "этим" и пулей в голову. Достав из полки бутылку мутной жидкости, он всем весом упал на диван.

-- Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, -- повторял тот себе, откупоривая бутылку. -- Всё дерьмо.

На улице монотонно капали первые капли дождя, что обещали перерасти в крупный ливень. Зелёные, что странно, деревья у дома, поприветствовали наёмника шорохом своей листвы, раскачиваемой умеренным ветром, -- им было всё равно -- солнце всё ещё светило. Первая бутылка кончилась достаточно быстро, почти мгновенно. Обжигающий и неприятный привкус пошёл по горлу вниз, повело голову. Он сел на диван и смотрел прямо вперёд -- на зеркало, что висело у выхода. Треснутое, пыльное, ненужное, важное. Началась вторая.

"Вот бы сдохнуть тогда, -- в голову лезли странные, освобождённые от плена сознания мысли, -- чтобы потом не разгребать последствия... Вот бы сдохнуть четыре года назад... Или, хотя бы, вчера. Позавчера -- вместе с Девочкой... Или самом начале -- в бункере... Нет, до него -- там, где... где было это "до него"... Пока эта жизнь не превратилась в дерьмо. Пока я не сдох поневоле, загнувшись от чёртового рака. Вот бы сдохнуть... Вот бы...". В отражении над старой раковиной Хан увидел что-то странное -- что-то незнакомое и отвратительное. Решив присмотреться поближе, он пошёл ко второму зеркалу -- в ванную.

-- Сейчас и посмотрим, -- шипел тот, поднимаясь. -- "Кого ты узнаешь в отражении?" -- кого, а? Никого, мать твою, -- он тяжело и очень медленно шёл к двери. -- Я. Не узнаю. Никого. В этом. Грёбаном. Отражении. Нет там меня! И не было. В этом грёбаном зеркале... Ну же, Давай -- кто же тут у нас? Кто, а? -- Хан рывком отворил дверь и, проведя рукой по пыльному посеребрённому стеклу, взглянул себе в глаза. -- Кто?..

Из "другой" стороны на него бледно-карими глазами смотрел некто новый -- всё так же знакомый, но новый. То был не он. То был не наёмник из Джонсборо. Уильям Хантер глядел в серебряную гладь и видел самого настоящего старика, чьи серо-черные, как туман, волосы, едва были видны за всеми слоями грязи. Он отряхнул макушку и потянулся к случайной пряди волос. "Седая..." Потянулся к другой, к третьей, к четвертой -- с каждой следующей, он не узнавал себя ещё больше, а дождь молотил ещё сильнее. "Седая..." -- протяжно тянулась мысль по клубку идей. Он машинально провёл по отросшей щетине, заметив, что лишь небольшая её часть -- слева от шрама, ближе к подбородку, отказалась окрашиваться в цвет возраста -- была смолистой. По колеям мыслей пробежались последние несколько дней, а одна из фраз молотом ударила по подкорке: "Взгляни как-нибудь на себя в зеркало... спроси, кого там видишь... Кого... узнаешь там". Хан вышел на улицу, достал из плаща коробочку с лекарством и открыл её -- по спасительным для него пилюлям капала вода, обтекая всюду герметичные капсулы. Какие-то части коробки начинали шипеть, но звук тут же растворялся в монотонном ритме барабанов.

-- Поседел... За пару дней... Все эти таблетки, все попытки выжить, всё... Какой смысл бежать от одной смерти, ради того, чтобы... К чёрту!

Через мгновенье железный прямоугольничек уже тонул в мелкой, но необъятной глубине озерца, шипя различными химикатами, а старик меланхолично шагал в дом, едва перебираясь с ноги на ногу. Его остановила стеклянная, вечно заедающая дверь. Он достал из-за пояса револьвер и навёлся прямо между глаз тому, что смотрел из отражения.

-- Ну и в чём суть? -- сказал тот опьяневшим голосом, посмотрев вверх. -- Какой смысл мне в том, чтобы жить вот так, а?! В чем идея того, что каждый грёбаный момент я могу просто кончиться, не сделав просто ничего?!

Раздался выстрел, грянул гром, треснуло стекло. По ненавистному для мужчины контуру поползли трещины, делая силуэт ещё более неприветливым. Но выстрелы не прекращались.

-- Да. Вот так, -- Уилл откинул рукой дверь и, под звон осколков, вошёл внутрь, выбросив пистолет на пол.

Прошло ещё около половины бутылки. За огромным желанием напиться и духотой старого погреба, старик, казалось, не слышал больше ничего. "Только бы опять не вспомнить. Только бы не потянуться к курку у виска". Глоток за глотком он пропускал мимо себя знакомые звуки -- монотонный, но нарастающий хрип, что затмевал собою ливень. Люк захлопнулся, впрочем, Хану было плевать.

Через несколько часов дом наполнили десятки, сотни одинаковых голосов. Молящих, вопящих, скребущих своими зубами о старый пол, голосов -- они искали его (по крайней мере, он был в этом уверен). Слышался треск стекла, звон падающих ваз. Где-то среди огромной лесопилки, в которую, по звукам, превратился дом, был слышен и человеческий крик. Всё равно. Только сегодня? Только ему? Нет. Всем. Всегда. Никто не слышал криков о помощи, никто не хотел видеть медленную и мучительную чужую смерть, потому что шёл дождь -- он-то всё равно смоет все следы.

-- Здесь я... -- шепнул он пьяным голосом, ударив по люку. -- Здесь. Пейте со мной! -- вновь попытался он поднять люк. -- Пейте со мной, паршивые суки! -- в одно мгновенье молния и гром ударили совсем рядом. -- Пейте со мной!

Пытаясь выбраться, он молотил кулаками по полу... потолку. Молотил в слепой надежде, в диком желании на то, что то дерево разлетится в щепки, что весь мир разорвёт на куски по одному только его желанию, по одному велению. Но нет -- мир по-прежнему слушал капли дождя и бесконечный цокот зубов, разрывающий уши. Все его попытки открыть люк не увенчались успехом -- на нём явно кто-то стоял, но пленник не собирался сдаваться -- в конце концов, в голове старика помутнело, а затылок дал о себе знать ноющей болью в голове. Последнее, что разглядел Хан -- треснутая ножка лестницы, где должна была быть его нога...

***

Болела голова, в нос бил прокисший запах алкоголя с примесью свежего воздуха, тишина -- было утро. За гудением в собственной голове и отчаянной, почти неутолимой жаждой, не было слышно абсолютно ничего. Он попытался подняться на ноги -- бесполезно -- даже не чувствовал их. Затылок, кроме всего прочего, кружило ещё и от боли от удара. Трудно было разобраться в том, где было правильное направление -- труднее, чем обычно. Конечности не слушались, не слушался разум. Знал, как лучше? Нет, вряд ли. Скидывая пустую тару с полок и опираясь на прогнившие доски, он пытался подняться. Снова треснула доска, но в этот раз -- полка, на которую он опирался. Снова заболела голова.

"Знакомый звук. Что-то гудящее... Снова голова? Нет. Нет, что-то другое... Похожее на... машину?..". Немного "поплывшим" зрением старик попытался сориентироваться в пространстве. Было темно. По-прежнему было темно. Быть может, он и не выбирался из той темноты? Если бы -- над головой были видны чёткие, ровные, почти симметричные линии света -- поры меж досками подвала.

Нужно было как-то подняться на чёртовы ноги. Больно и медленно в конечности возвращалась кровь, больно и медленно сгибались мышцы, суставы, больно и медленно ныла голова от того, что слишком громкий сквозняк сотрясал воздух, больно было на душе, и та боль уходила слишком медленно...

Наверху послышался треск стекла. Ладонь Хантера слетела от неожиданности с шаткой полки, и он снова упал на холодный пол. Снова загудела голова. "Что за хрень?" -- едва выдавил мысль из себя наёмник, вновь пытаясь подняться на ноги. Опираясь на узкие стены погребка, ловя в сантиметрах от земли падающие осколки, осыпая себе на голову землю и треснутый от оползни бетон, старик выравнивал свою спину. Ноги вошли в ритм, он упал на одно колено и потряс головой, рукой пытаясь нащупать хоть одну целую бутылку. Есть... Одна, две... Неважно -- есть. Уильям выполз наружу и первое, что увидел -- своё отражение в целом, среди полного бардака, зеркале.

-- Удивлён, что жив, да? -- шепнул себе Хан, слегка прищурив глаза от света и отпив, борясь с похмельем. -- Я тоже.

Через здание, судя по всему, проходила стая. Судя по крови, проходила, таща с собой наживу. А, судя по трупам, та самая нажива нехило сопротивлялась -- несколько заражённых валялись на полу с пулевыми отверстиями в черепе. В одном из трупов показалось, вроде бы, знакомое лицо, но старик даже не хотел вглядываться -- ему было плевать.

-- Сука ты. Столько жизней мог спасти, -- раздалось из отражения в зеркале, -- но нет -- ты пил -- "разбирался в себе".

-- Это да -- сука ещё та... -- меланхолично прошептал охотник, поставив бутылку с виски и сев напротив ванной -- на диван. -- Больше идиот, конечно... Но всё-таки... -- смех из зеркала прервал речь. -- Напился до чёртиков только оттого, что рядом не было никого, чтобы выслушать... А я и не стал бы рассказывать, -- он пробежался онемевшим языком по зубам и встал перед раковиной, смотря на седину.

-- Ну, и что ты будешь делать дальше?

-- Не знаю. Знал бы, уже сделал бы.

-- Хватить ныть. Пожевал сопли и хватит -- тебя не услышали, -- наёмник меланхолично посмотрел в зеркало и увидел, что силуэт буквально скалится на него. -- Вон все те, кто мог слушать -- лежат себе с дырой в голове. Хватит растаскивать свои слёзы по полу. Ты выпил? Молодец. Тебе полегчало? Всем плевать. Если ты сейчас не соберешься, если не сожмешь свою руку в кулак, то так и сдохнешь.

-- Что ты там понимаешь...

-- Думаешь, тебе много осталось? Ты ходишь по выжженной земле с раком лёгких почти пять лет. Думаешь, тот год терапии, что ты провёл, спас тебя? Нет, -- охотник немного оскалился. -- И больше не спасёт. Тебе давали шанс, Стреляный Ли, годы назад -- ты всё просрал. И сейчас, когда нужно было не терять время, когда нужно было бежать в Оклахому за Девчонкой, а потом и за Александрой -- ты напился и рыдал, -- на меланхоличном лице старика сверкнула недобрая улыбка. -- Ты сидел тут и ныл, пытаясь свести счёты с жизнью, причитал, что нихрена не осталось. Да, ты прав -- ничего не останется после тебя. Да, мать твою, сдохнешь в одиночестве, а всё, что о тебе будут говорить: "Это тот самый убийца, что вырезал всю деревню". Это же твоя мечта, верно? -- Уильям сжал раковину пальцами. -- В конце концов, какая к чёрту разница на то, что ты опять просрёшь шанс поступить правильно? Подумаешь, -- улыбнулась фигура из зеркала. -- Какая-то малолетняя дура и шлюха не пойми, откуда... Всем ведь плевать, да?!

Свист, удар, удар. По потрескавшемуся зеркалу потекли капельки крови. Отряхнув руку, Хан поморщился, ещё раз взглянув на себя в отражении:

-- Ублюдок... -- шепнул он в зеркало, а тысячи осколков лишь смеялись в ответ.

Старик промчался мимо трупов заражённых, даже не обращая внимания на кровь. Отыскав плащ и перчатки, снайперку и пистолет, он поспешил на выход. "Кав Сити", -- звучала мысль в голове. Хантер оказался на пустой улице, окруженный мертвецки тяжелой тишиной. По пустым переулочкам гулял вечно свободный ветер, раскидывая то ли зелёную, то ли коричневую листву, рассвет жёг глаза. Он осторожно подошёл к машине, шум от двигателя которой и раздавался по округе -- старый, почти столетний мустанг. "Откуда он?" Дернул дверь -- открыто. С большой опаской он сел за водительское сиденье и тут же провернул ключ, обеими руками вцепившись в руль.

-- Так... что мы сейчас делаем?

-- Мы... мчим в город, забираем Джеймса и валим в Оклахому. Если он не избавился от пацана... Плевать. Ищем Девочку. Ищем Сашу. Живём, мать его, нормально и дохнем с улыбкой на лице.

-- Вот это план, -- шепнула фигура, ложась на оба задних сиденья и закидывая руки за голову. -- Вперёд же. Жми!

Шум мира заглушил звук ревущего двигателя. "Кав Сити, -- звучала мысль в голове. -- Кав Сити"...

========== Глава 7. Цветок Оклахомы ==========

"Кав-Сити" -- от одного упоминания этого места охотника бросало в слабую дрожь -- невероятный случай географического везения и сплочённости людей во время паники, окроплённый глупыми решениями, возникшими в следствии той же паники, и вырвавшейся на свободу аморальности. Пока старый мустанг с приятным рёвом гнался вперёд, старик думал только об одном: "Закончили ли?" Чтобы понять размах того технического чуда, стоит упомянуть, что сам город, название которого также решили сохранить, расположен на своеобразном полуострове -- небольшом клочке земли, омываемом с трёх сторон рекой Арканзас и озером Кав, через которое и протекает последняя. Ещё около одиннадцати лет назад, когда Уильям "Из Джонсборо" Хантер в последний раз посещал тот город, он был поражен масштабами: небольшое количество первородных жителей смогло сохранить изначальные границы острова в своих владениях, площадь которых составляла примерно пять на полтора километра в самых широких частях, и те самые границы доходили до берегов реки злосчастного штата Оклахома, где и обрывались перед когда-то разрушенным мостом, но то, что решили сделать после наступления Жатвы, то, что предприняли после того, как стены перестали быть столь крепкими, и то, к чему так страстно принуждали делать всех тех, кто бежал на полуостров из Понка-Сити, население которого было примерно в семьдесят раз больше, вызывало только два ощущения: гордость за проделанную работу и страх. Чистый, животный страх от одного осознания того, сколько же человеческих костей было погребено в той самой гордости.

Старик ехал медленно и, пока его глаза опаливались восходящим солнцем, то и дело посматривал на свои пальцы -- слегка подрагивали. Нет, даже несмотря на то, что тот полуостров, судя по чрезвычайно быстрому и громкому течению воды, стал просто островом -- одним из безопаснейших мест в США -- он всё равно не любил его. Особенно в то время -- когда и весь мир то ли от осознания собственной тупости, то ли от дрожания тех самых пальцев, всё ещё казался ему отвратительным. Впереди действительно оказалась стремительная река -- небольшой и пустой канал превратился в бурный поток воды, сметающий всё и вся живое и неживое, что посмело опустится в него. Наёмник подъехал к краю дороги и посигналил поднятому раздвижному мосту. "Ха... -- зло усмехнулся он. -- Интересно, а мост они на те же "средства" построили?"

Пока его монотонные и надоедающие всякому живому гудки сопровождала лишь тишина, он надел маску и оглянулся по сторонам. Где-то там, на юге, у самого устья реки, которой, как он был уверен, точно присвоили какое-то благородное название, виднелась водная мельница. Кустарная, разумеется, она стояла у самого края новоиспеченного потока воды -- на границе с его могучей соседкой, рекой Арканзас. Старик завороженно смотрел на то, как большие деревянные лопасти медленно перебирали воду... или это вода перебирала лопасти -- кто знает. Тот кусок канала существовал ещё в былые времена в виде косы, но уже стал самой широкой частью новой речки, которая в некоторых местах сужалась до шести-семи метров в ширь. "Маленькая гидроэлектростанция или кузня? -- думал про себя он, постепенно успокаиваясь. -- Наверное, кузня. Не пивоварня же... Нужно было сразу ехать в Оклахому. Чёрт, я ведь даже не знаю, где искать Джеймса, а спрашивать у жителей станет только идиот... -- вода приятно шумела в ушах. -- Нет, точно не пивоварня, -- или это была кровь, бурлящая от давления? -- Ещё и Девочка... Чёрт-чёрт-чёрт... Ну, а зачем было бы ставить такую огромную мельницу?.. Как-то всё закрутилось... Спонтанно, что ли. Не было такого раньше со мной. Да я и не хотел... Нет, точно не пивоварня..."

Мост медленно опустился, когда смотровые на невысоких, но бронированных вышках, опознали человека. Пройдя серию длинных и, как казалось Хану, ненужных вопросов, он оставил машину и медленно пошёл дальше. Сразу же за мостом начинались поля -- большие подготовленные к посеву или жатве площади земли, на которых никто и никогда не построит дом. Между ними же стояли амбары -- криво или не очень окрашенные деревянные дома, едва заметные человеческому глазу. Всё это занимало примерно два-три километра от общей площади. Так как начиналась поздняя осень, земля пустовала. Охотник медленно шёл по широкой дороге и, не обращая внимание на столь же медленно растущие впереди дома, вспоминал о том, как он впервые увидел то место.

Ещё в начале, в самом первом, далёком начале, когда он и его спаситель впервые пришли в этот город, Стреляный Ли был сражён -- городишко казался ему просто огромным. Особенно для конца света -- в его голову просто не могло влезть такое число, как пять километров защищенной земли, но почему -- знал только он. Тогда шла вторая половина две тысячи пятьдесят первого года, август, и вся та земля, все те поля, засеянные колосьями, просто дышали жизнью. Тогда-то ему, Уильяму Хантеру, впервые и показалось -- пришло осознание того, что если забыть о конце света, если прикинуть хотя бы мизерный шанс на то, что ничего не было, то он и не будет напоминать о себе -- всё те же поля всё так же прекрасно, как и много лет назад, будут раскидываться в ширь и длину до самого горизонта, а звуки косы, которые въедаются в голову вместе с приятным ароматом трав, будут звучать вечно. Какая ошибка... Да, в то время он уже понимал это -- в позднюю осень, проходя мимо пустых, почти выжженных полей и сырой земли, под серыми тучами, понимал -- время сбора урожая должно будет прийти рано или поздно, и если слишком медлить -- всё сгниёт.

Город преобразился куда сильнее за те одиннадцать лет, чем он предполагал -- у края полей начиналась трёхметровая стена, которой служили очень плотно поставленные рядом друг с другом одноэтажные дома. Какие-то -- из глины, какие-то -- из шлакоблоков, какие-то -- из дерева, они стояли цепким полукругом так плотно, что даже машина не проехала бы между ними -- хватало места лишь на одного человека, пускай и груженного сумками, и то -- то место чаще всего было ограждено высокими дверями с шипами на верхушках.

Люди просыпались рано. На часах было всего шесть и четыре минуты, но у домов уже копошились отчетливо различимые фигуры. Старики, мужчины, женщины и даже дети одевались в незаурядную, пожалуй, для любого времени одежду и медленно выходили за черту города -- на поля или ещё куда. Неважные для охотника лица странно косились ему в спину, но в этом не было для него ничего удивительного -- город был вполне самостоятельным, а благодаря весьма выгодному расположению, ещё и богатым -- кроме энтузиастов-жителей, работающих наёмниками за блага земные, город вполне мог позволить содержать себе отряд-два военных на постоянной основе. Проще говоря, в нём, в меланхоличном и угрюмом старике не нуждался этот "Цветок Оклахомы" -- у него были варианты получше.

У самых ворот, коими служила неровно мощёная дорога и наверняка украденные вывески, вывешенные на балке промеж двух столбов, он и остановился. Первой вывеской служил обрезанный дорожный знак: "Welcome to Ok" -- Добро пожаловать в Оклахому. И второй: "Labor omnia vincit" -- девиз штата в зеленоватой рамке формы полицейского жетона -- "Труд побеждает всё". Ехидно усмехнувшись, Хан направился вперёд -- на центральную площадь. Ведь из всех историй о Кав-Сити, большинство из которых он поневоле пропускал мимо ушей, ему было доподлинно известно только одно -- на центральной площади была карта.

"Чем-то похоже на средневековые города... -- думал он, в очередной раз смотря по сторонам. -- Город растёт ввысь при отдалении от уязвимых границ -- идёт каскадом. Дома фермеров сменяются простыми жителями... Хотя, сомневаюсь, что в таком лакомом кусочке земли можно просто жить -- как-то и кто-то да платит свои пошлины. Потом идут вывески -- торговцы, скорее всего. Причём, судя по надписям на этих же вывесках, всяким барахлом -- еда, вода, жилье, услуги... Думаю, за центральной площадью должно быть оружие или, хотя бы, патроны".

Центр города полностью оправдал ожидания -- истоптанная десятками или даже сотнями тысяч ног дорога формой кольца изнывала от осенней грязи и бесконечных, порою пугающих человеческих следов. Над нею, словно стервятники над умирающей добычей, клубились высокие дома, достигающие уже трёх этажей в высоту -- смотрели на ту израненную землю сотнями хищных погасших окон, выжидая момента, чтобы обрушиться. Мимо проходили люди в странных, скорее всего, сшитых вручную, одеждах. Выглядели ли подобные наряды топорно -- несомненно да, были ли долговечными -- кто знает. В лицах же граждан города наёмник не смог прочитать абсолютно ничего -- все заняты, все торопились, все жили -- никто не желал встречаться взглядом со странником в маске с ружьем или, вернее, ружьями наперевес.

В центре всего того изобилия душ и грязи находилось нечто, похожее на фонтан -- криво слепленный и углубленный в землю цилиндр, покрытый зеленью и дождевой водой. В центре цилиндра -- гора из камней, в ней -- табличка на постаменте: "Kaw-City -- Vita hoc labor\Кав-Сити -- Жизнь есть труд".

-- "Vita hoc labor"... "Жизнь hoc труд"? "Жизнь -- труд"? Ну, и так звучит неплохо, -- прочитал Уилл в голос. -- Даже девиз придумали. Неужели они действительно надеются, что былые времена когда-нибудь вернутся?

-- Конечно, надеются, -- сказала тёмная фигура, став рядом с ним. -- С чего бы им этого не делать? Оглянись -- это место изнывает от жизни. Мужчины, женщины, даже старики и дети -- все, кто жив и может жить -- прямо как в том сообщении из Хоупа. Дети наверняка не покидали город и ещё не знают, что за мир за стенами, старики скоро умрут, и никто не будет помнить о том, что могло бы быть вместо этих стен, а взрослые... они боятся смотреть правде в глаза -- тешатся надеждами, мечтами, абстрактными идеями. Да, человек умер, но остался человеком даже после смерти, и никто, сам знаешь, не отберет у него то, что живёт в сердце, пока он сам этого не захочет -- не растопчет в пепле реальности то, о чём так сладко грезил вечерами. Но для них это будет завтра. То самое завтра, когда взойдёт солнце, в их жизни начнутся перемены, а сами они начнут меняться. А сегодня -- сегодня они надеются.

Следующие пол часа охотник провёл у карты, что была нарисована на стене одного из зданий, пока за его спиной мелькали фигуры. "Да, действительно чем-то похоже на средневековые города. От запада на восток, -- проведя пальцем невидимую линию, рассудил он, -- к воде идёт увеличение высоты зданий, да и стенами эти "районы" в форме полу-колец огорожены друг от друга больно ровно, -- на карте появилась человеческая тень, которая, в отличии от других, не спешила двигаться. -- Правая половина именуется Рассветом, левая -- Закатом. При том, что рассвет, судя по всему, обживают богатенькие. Ха... Ладно, поехали слева-направо: ремесленники живут или работают в основном у воды, прикрываясь от остального города полями; у полей стоят дома фермеров или же "селян" -- как подписаны они на карте; "жители" -- интересно, что это может означать? Ничего не делают? Всё сразу? Ладно -- далее: торговцы херней -- всё понятно, кроме того, зачем им целый район (наверное, я недооцениваю размах здешних услуг); "Зенит" -- центральная площадь -- смешно и логично, -- тень начала приближаться, -- снова торговцы, только вот теперь более "интересными" товарами -- симметрично выходит, но что дальше -- снова жители? Ан-нет -- "Первородные"... Родились здесь? -- старика, вдруг, пробрало на смех. -- "Мэрия"... Нет... Нет-нет-нет... "Мэрия"... Даже "Королевский дворец" звучит не так смешно. И под конец -- снова поля, а вернее, болота, и ремесленники. Неужто кто-то книгу по истории нашёл? Древней архитектуре? А рабовладельчество здесь популярно? Феодализм? Трудовая повинность? Послужил недельку у хозяина -- живи себе в безопасности... Как-то же нужно было отстроить всё это? Отслужил три года "на благо Родины" -- свободен... Звучит логично. И мерзко".

Он было хотел продолжить свой внутренний монолог, но нутро его чуяло на нём подозрительно внимательный взгляд. Хантер медленно повернул голову и увидел перед собою пару удивленных серых глаз, всматривающихся в него почти в упор. Он рефлекторно отошёл, но тут же ухмыльнулся и откинул волосы с лица назад -- трудно было перепутать хозяина этого ошеломлённого выражения с кем-то другим.

-- ...Уильям из Джонсборо? -- медленно спросила седая фигура.

-- Он самый, друг мой Мафусаил. Или лучше говорить: "Мафусаил из Строббери"?

-- Сука... Ха-ха, Уилл, мать его, из Джонсборо! -- прокричала хриплым голосом фигура и сжала поднятые руки в кулаки в знак успеха. -- Я ещё не ослеп, дери его! Сколько лет, сколько зим!

-- Четыре года и... и девять месяцев, престарелый пилигрим, -- сказал он, глядя на серые растрёпанные волосы почти до лопаток и короткую, но пышную эспаньолку.

-- Что значит "престарелый"?! -- возмутился полностью седой мужчина. -- Ты себя-то в зеркало видел? -- последовал легонький толчок в плечо. -- На семь лет младше меня, а похож на постаревшую версию Джона Уика или того мужика из "Плохого Санты"! -- Уильям промолчал, ухмыльнувшись -- ему недоставало человека, которых хоть как-то знаком с прошлым (пускай тот человек и напоминал, в его понимании, Чувака из Большого Лебовски). -- Ладно, хрен с ним со всем этим -- рассказывай!

-- Как ты меня нашёл?

-- О, вечно серьёзные люди с пушками... -- отпрянул от него товарищ. -- Ладно. Ну, вообще история долгая -- я уже довольно долго кручусь в этом городе -- узнаю все самые сочные слухи первым, и подобная бредятина. Так вот! Так вот... -- указательным пальцем сотрясая у глаз, начал он. -- Пока ты тут стоял и рассматривал сие творение молодого Пикассо, о тебе уже народ начал болтать -- каждый второй жалуется на то, что в город приходит больно много хренов с пушками и в наглую идут на центральную площадь -- работу, дескать, предлагать. Вот я и здесь, -- развёл он руками и демонстративно повысил голос, -- за тем, чтобы проверить -- а правда ли это?

-- Оперативно слухи работают... -- почти шёпотом ответил наёмник. -- "Слишком много", -- получается, я не единственный хрен с пушками, кого ты встречал за последнее время?

-- А последнее "последнее время" на твоём языке означает?.. -- крутя кистью руки, поджидал ответа пилигрим.

Только сейчас Уильям просмотрел на своего собеседника и его невзначай пробрало на смешок: тот был одет в тяжелые осенние сапоги тёмно-жёлтого оттенка, из-за которых виднелись серые носки и шорты выше колен, цвета земли. Довершала всё это незаурядная, чуть темнее шорт, толстовка, которую мужчина предпочитал носить расстёгнутой, выставляя на вид грязноватую белую майку.

-- Неделя, -- сдавив в себе смех, ответил он.

-- Тогда немного. Были тут ребята в военной форме -- местные, знаю каждого по именам и то, кто с кем на рыбалку ходит, если ты меня понимаешь, и какой-то стриженый хипарь, похожий на байкера, похожий на скинхэда, похожий на наёмника... хрен его знает в общем, -- он неловко запинался, отсчитывая на пальцах.

-- Давай про "хипаря".

-- Ну, сам-то я его встретить не смог -- он пришёл под вечер, а вечерами у меня аншлаг -- видел его только мельком: чёрный, в чёрном, чёрные короткие волосы, чёрная короткая борода, чёрное-чёрное-чёрное... Я тебе говорю -- то ли байкер, то ли скинхэд, если хоть кто-то из этих отморозков ещё остался. С ним пацан... или пацанка -- тоже не понять. Держался\держалась хвостом, особо далеко не отходил\а, был или была в капюшоне непонятного мне цвета. Вроде всё.

-- Отлично, а теперь... Нет, я не могу... Скажи, тебя ограбили, что ли? -- старик провёл по лицу ладонью, уже не скрывая смешков с его стороны. -- Нет, я серьёзно...

-- Что? Ты это о... А чего не так-то с моим прикидом, а?! -- покосив голову, спросил собеседник. -- Хрен ты скажешь, когда я в этом барахле, что мне пятьдесят восемь лет, понял? Хрен-то там! Я даже лысеть не начал, чего уж -- шляпа не нужна! Кстати о ней...

-- Ладно-ладно. Слушай, я думаю поискать этого "хипаря" в каком-нибудь отеле -- это мой напарник. Где здесь есть что-нибудь похожее?

-- Э, не, -- отвлеченно ответил тот, высматривая что-то у входа одного из домов, ближе к земле. -- Ты что-то отупел, дружище. Смотри, если сейчас он выходит из города, то ты, -- он выставил руку за спину и снова начал считать на пальцах, не разгибая спины, -- теряешь время -- раз, теряешь напарника -- два, теряешь моё уважение -- три. А я, как хороший друг, не допущу даже шанса на то, что буду видеть здесь твою рожу больше двух недель подряд. Так что сейчас я возьму какой-нибудь еды, и мы с тобой отправимся к мосту -- перехватим его, если выйдет. А вечером уже двинем в отель -- мост поднимут и даже при большом желании никто... А, вот она! -- он направился к какому-то пьянице и ловким движением сорвал со спящего тела чёрную треуголку с парой нашивок на ней. -- Так вот: никто не сможет выйти, -- всю последующую к мосту дорогу Мафусаилу из Строббери пришлось выслушивать странные шутки о пиратах.

-- И давно ты решил покинуть Джорджию, чтобы взять этот городишко, также, уверен, полный свобод и прав, на абордаж? -- опершись на столб у моста, спросил наёмник.

-- Около года и шести месяцев назад -- весной, -- второй сел на землю рядом со столбом и демонстративно почесал бороду. -- Хотя, чтоб не соврать, Джорджию покинул я гораздо раньше -- спустя неделю, после твоего предложения.

-- Что, тебя так испугал сам шанс того, что я возьмусь за оружие, а ты будешь стоять рядом? -- посмотрел на него сверху Уилл.

-- Нет -- то херня... Надеюсь, ты понимаешь, почему я не согласился, да?

-- Уже обсуждали, -- Хантер сел рядом. -- Дерьмо то было, а не предложение. Вообще чёрт его знает, почему я это говорил.

-- Не гони...

-- Особенно учитывая то, что я сам не хотел становиться шлюхой с пистолетами, -- перебил его тот, достав револьвер с кармана, -- но пилигримом много не заработаешь, а...

-- А рак в лес не убежит.

-- Точно. Не пожелал бы тебе такого. Ничего бы вообще не пожелал -- ни рака, ни пуль, ни убийств... Вот скажи мне, как мудрец: в чём разница физической смерти человека, -- он навёл револьвер на сердце, -- от моральной? -- и тут же перевёл его на наклоненную голову, упершись виском в ствол.

-- Только в том, -- Мафусаил ловким движением выхватил пистолет из рук друга, -- что после моральной смерти можно воскреснуть. Не наводи эту штуку на себя почём зря, а если и было какое-то "не зря" -- рассказывай, какого хрена ты ещё жив.

Наёмник громко выдохнул и медленно начал рассказывать пилигриму события последних четырёх лет. В них было мало приятного. В какие-то моменты -- в те, во время которых Хан глядел на своего товарища сквозь волосы, ему казалось, что глаза того наполнены то ли страхом, то ли сожалением, а, возможно, и тем, и другим. Серые глаза Мафусаила из Строббери тускнели с каждым сказанным Уильямом словом, улыбка медленно опускалась с лица, но не исчезала -- превращалась в лёгкую, горькую и опечаленную тень самой себя. Он не задавал вопросов. Мог. Сотни раз мог, но молчал. Тучи летели быстро, слова -- нет. Наёмник в какой-то момент перестал быть наёмником, и говорил открыто -- не упускал ни одной подробности, ни одной детали, ни одной эмоции -- рассказывал так, как переживал это.

-- ...и вот, я приехал сюда... Не знаю, зачем. Зачем вообще было всё то, что происходило со мной в последние недели -- не знаю, -- взгляд Хантера был устремлён куда-то вниз -- в землю, в кромешный-кромешный ад, где ему, как казалось, было самое место. -- Хочу просто собраться с силами и... и попытаться искупить то, что сделал в самом начале, пока ещё не поздно. Если уже не поздно...

Нависла тишина. Хантер закрыл глаза и старался не думать вообще ни о чём -- смотреть на пустоту такой, какой она и есть. Он чувствовал, как по спине, где-то в правой её части, бегут мурашки -- то ли от озноба, который пробирал его даже в плаще, то ли от мысли, от страшной искры разума о том, что он уже больше четырёх лет не имел возможности так просто говорить кому-то правду о прошлом или будущем -- не утаивая. И он рассказал обо всём. Почти.

-- Хреново, брат, хреново...

Уильям из Джонсборо обернулся и уставился на своего друга -- тот сидел с опущенной головой точно так же, как и он сам. Пожалуй, именно из-за этого он и доверял Мафусаилу -- тот сохранил поразительную способность к сопереживанию людям, к их пониманию. Весь последующий день они просидели в тишине -- до заката оставалась всего пара часов.

-- Что будет, когда ты найдешь их? -- вдруг спросил товарищ, смотря на смену часовых у переправы.

-- Не знаю... Что должно быть?

-- Это ты мне скажи, -- он поднялся с земли и медленно зашагал в сторону города -- сегодня его не покинет уже никто. -- Ты же понимаешь, что Девочке будет безопаснее в башне военных? На авианосце, куда забирают всех детей? В море, где нет ещё трупов?

-- Понимаю. Я... Я не хочу забирать её. Не хочу отнимать шанс на что-то более...

-- ...надёжное?

-- Нормальное, -- Хантер поднялся и рывком нагнал собеседника. -- Она маленькая. Ещё маленькая. Мне осталось недолго, чего бы я там не думал. Но сколько? Год? Два? День? Месяц? Она не успеет вырасти -- не успеет стать самостоятельной и защитить себя. А это будет значить, что я соврал. Соврал не во благо ни ей, ни себе -- вообще никому, -- мимо с хохотом промчались дозорные -- у них начинался выходной. -- Хочу лишь убедиться, что с ней всё в порядке.

-- А что с Александрой? Нет, я не имею ввиду... Что у тебя с ней? Ты ведь упомянул её лишь одним словом, и то...

-- Не знаю.

-- Как это? Тут же, обычно, всё просто...

-- Нет... Да... Не знаю. Я не знаю. Она спасла мне жизнь, Мафусаил -- лишь несколько людей в этом мире были способны на это. Мне достаточно -- я ей должен.

-- Хм... Предположим, понятно, однако я не...

Но не успел пилигрим пройти и двух метров, как тут же был сметён пробегающим парнем, который, даже не оглянувшись, скрылся в толпе. Наёмник быстро поднял своего друга, пока тот держался второй рукой за плечо да выкрикивал брань, и оттащил с дороги, по которой неслись ещё несколько фигур.

-- Ар... Грёбаные фанатики, -- процедил сквозь зубы подбитый, -- Это догони! -- средний палец во всю свою мощь сиял убегающим вдаль силуэтам.

-- Что ещё за "фанатики"? -- спросил у друга Хантер, поправив тому капюшон.

-- Судьи, чёрт бы их побрал, -- отряхнулся собеседник и прохрустел позвоночником.

-- А вот сейчас ты вообще нихрена не объяснил.

-- Ну, судьи. Знаешь, типа: "Я -- закон!" -- Мафусаил расставил руки и прокричал в небеса фразу. -- Эти судьи. Что, нет? Не знаешь? Действительно не интересовался миром, пока стрелял?

-- Приходится.

-- Ладно... Ладно! -- кивнул собеседник. -- Тогда пошли в их сторону. Если эти суки бегают -- кому-то крышка. А если бегают не в одиночку -- намечается тотальный п... Правосудие намечается, -- убавил он тон, оглянувшись по сторонам, и пошагал вперёд. -- В общем: судьи эти появились около трёх лет назад -- когда канал закончили. Мол: "Город закрепляется здесь окончательно -- нужно восстанавливать цивилизованное общество". И, как ты понял, начать решили с закона -- добавили никем не регулируемых мудаков с хреновыми атрибутами одежды. Казалось бы -- неплохая идея, вот только проблема в том, что над судьями действительно практически никого нет -- они подчиняются прямиком местному управлению, которое поглядывает в их сторону раз в пол года -- когда народ возникать начинает. О, а вот и они... -- кивнул Мафусаил, заходя за угол. -- Не думал, что мы так быстро придём.

Перед Хантером предстала довольно странная картина: трое фигур с кнутами сцепились в неравной драке против какого-то мужика с серпом. Ухо нещадно резал звук плети, приносящий старику его личную -- особенную боль, однако он давно научился подавлять в себе всё человеческое. Общие черты у всех троих нападавших наёмник выискивал долго -- один, вернее, одна из них была одета в богато шитый плащ, второй -- в сельскую рубаху и широкие штаны, а третий и вовсе носил порванный старый фрак темно-бордового цвета и какую-то странную маску. Однако у них было по кнуту, было по пистолету, через плечо была перекинута одинаковых размеров маленькая кожаная сумка, а лица были закрыты масками, капюшонами и шляпами. Только тогда, когда мыльная опера с жестоким избиением кончилась, он заметил странность одежды -- у всех на правой руке, от запястья и до локтя, была намотана странная ткань -- тёмно-синяя, цвета ночи, с пересекающей её вдоль золотистой линией. В голову лезли ассоциации, но конкретного ответа на то, как же связаны эти цвета, старик не вспомнил.

-- Доставайте карту, -- сказала девушка в плаще.

-- Нету смысла -- это Хьюи. Хьюи Ланз, из второго кольца Заката, -- сказала фигура в сельской одежде.

-- Я сказала: доставайте карту!

Двое наблюдали за всем этим из-за угла дома. Неведение наёмника сопровождалось злой ухмылкой пилигрима, который наверняка успел понять, как работает система.

-- Так и есть -- Хьюи Ланз, -- протерев грязноватую карточку о перчатку, сказал мужчина в костюме. -- Тридцать... восемь лет, женат, полноправный житель класса C, второе кольцо Заката.

Все трое уставились на стонущего на полу человека. Судья в сельской одежде, чье лицо было закрыто чем-то вроде носового платка, а на голове красовалась старая ковбойская шляпа, достал кнут и многозначительно посмотрел на него. Парень в костюме, личность которого скрывалась за старой маской ярости -- из греческого театра -- достал пистолет и хотел что-то предложить, но вдруг, опешив, спрятал оружие в кобуру, поднял указательный палец у своей головы, провёл им же по шее линию, затянув её над головой в невидимую петлю. Женский силуэт отрицательно покачал головой на оба варианта. Из-под тёмно-синего, в цвет ленте, капюшона в такт голове колыхались светло-каштановые волосы и переливались золотистые узоры на маске, приятно играя цветами вечернего неба. Откинув заклёпку с сумки на бедре, она достала небольшую книгу и подняла её на уровень головы. "Только по-закону", -- едва услышал её голос Хан и сразу же понял, о чём напоминали ему эти цвета -- так была окрашена одна незамысловатая книга в его бункере, хранящаяся на постаменте рядом с флагом, гимном и гербом страны -- Конституция США.

-- Итак, Хьюи Ланз, вы задержаны по обвинению в краже особо крупных размеров. По законам города Кав, -- Хантер усмехнулся при мысли о том, что кто-то либо решил сделать сводку Кав-Сити похожей на Конституцию, либо испортил кучу книг из Старого мира лишь ради того, чтобы вклеить туда мятые страницы своих "справедливых" законов, -- первая кража крупных размеров для полноправного жителя класса С карается шестнадцатью ударами кнута и трудовой повинностью сроком от четырех до восьми месяцев. Вы можете принять наказание, как подобает любому раскаявшемуся жителю этого города, либо заплатить пошлину в размере четырехкратной стоимости от украденного товара. Крайний вариант: вы можете попытаться сбежать, но тогда этот столб на пару дней будет зарезервирован вами, -- девушка взглядом развернула человека прямо на мужчину в костюме, завязывающего свой кнут в петлю, несмотря ни на что. -- На вас, кстати, ещё сопротивление аресту.

Охотник отлип от угла и повернулся к выходу. "Пошли, -- кивала его голова, -- не на что здесь больше смотреть", -- но какое-то из чувств старого пилигрима держало его прибитым к стене. Азарт то был или ощущение опасности -- неизвестно.

-- Так... а за что меня? Какие к чёрту обвинения? От кого?! -- спрашивал мужик в рваной и грязной рубахе.

-- Анонимный свядетель сообщил данную информацою, -- выступил судья в рванье и сельской одежде; говорил он странно. -- Покозания, значится, были проверены и подтвердылись -- в складских помещениях первого крога недостаёт не токмо несколько мешков с пшоницей, а, что куда ужаснее, одной чотырнадцатой запасов просеянной муки -- рямеслянники возмущены!

-- Как... как одной четырнадцатой? Это ж три с чем-то мешка, люди! Взгляните на меня -- я в карманах их не вынесу!

-- Не тры, а два с четвертью, -- поправил судья-селянин.

-- Да всё равно! У меня же прострел в спине! Вот он -- гляньте! Я ж когда у берегов во время налёта... Подожди, "не тры"? Жан? -- вдруг уставился избитый на хранителя порядка.

В ответ законник лишь отвернулся спиной, чтобы покрепче затянуть маску. Двое оставшихся переглянулись между собой и уставились на товарища.

-- Не отворачивайся от меня, сволочь! -- хотел было подняться тот, но тут же схватился за ноющую икру и живот. -- Это ж ты, скотина... Сынка своего на моё место поставить хочешь, да?!

-- Сэр, я арестую вас за оскорбление должностного лица, -- проговорила девушка неспокойным тоном.

-- Нет, гляньте на него -- он ещё и закрывается! Гляньте, люди! -- улицы пустовали, приближалась ночь. -- Я ж... мэм, мисс, это... судья -- тут такое дело: я же работаю главным сторожем складских помещений на втором полукруге Рассвета, а эта скотина, -- ткнул он пальцем в судью, -- мой бывший подчиненный, значится. Мы-то и не особо разнимся: я -- люд простой, он -- тоже, парни с другой смены -- да те вообще со мной рядом живут, но мне-то... -- мужчина полез в карман. -- Мне-то вот -- ключики от складов на ночь дают, ибо надёжный я, значится, человек... И не грабили при мне ничего! -- крикнул он отвернувшемуся. -- Токмо вот как он в судьи подался -- пару лет назад -- сына своего как-то устроил! Скажи только: сам устраивал?! "Связи поднимал", а?! Или жена твоя колени протёрла?! -- звякнули наручники. -- Ладно-ладно!.. Как я с пулею на пару дней слёг -- сын его, Матьез, значится, меня и подменял. Что, наживу почуял, да?! -- снова обратился тот к своему предполагаемом коллеге. -- Наживу, мэм, значится. Слушайте, отпустите меня на сегодня -- дома жена, дочки ждут -- я ж их обещал на истории интересные от чудака-странника сводить -- больно хорошо рассказывает, а завтра... завтра я сам приду -- у меня записи есть, -- судья в сельском оглянулся. -- Подтвержденные свыше, значится, печатью. Но дома они лежат, дома. И при меня, государыня, не воровали ничего -- и проверки были, и люд сытый. Оставьте карту себе -- не сбегу.

Наступило долгое, напряженное молчание. Уилл поражался ситуации, череде совпадений и интуиции своего друга, а тот, в свою очередь, был полностью поглощен переулком.

-- Да какого хрена мы вообще его слушаем?! -- высоким и странно наигранным голосом вдруг сказал судья во фраке. -- Может в петлю его, да и все дела -- вором больше, вором меньше. Да, крошка? -- его лицо, закрытое тёмной, было обращено на женскую фигуру.

-- Заткнись, -- рубанула та и отвела его подальше. -- Если решил самоутвердиться за мой счёт или поиграть гормонами -- лучше сними девку, а не болтай ерунды. Да и то... с таким тоном, тебе и шлюху придётся поуговаривать. За дополнительную плату. Итак, Хьюи Ланз... -- она опустила голову и смотрела в книгу на протяжении минуты. -- Вам назначен допрос на... завтрашнее утро, десять сорок пять. Явитесь в участок и запросите судью с порядковым номером ноль-ноль-четыре. Если в процессе допроса и рассоледования Ваша невинность подтвердится -- Вы сможете предъявить обратные обвинения. Если не явитесь в назначенное время -- пойдёте под статью о препятствии расследованию, уклонению от наказания, краже особо крупных размеров и, конечно же, сопротивлению аресту, а штрафы будут выплачивать ваша семья и близкие родственники, если решите скрываться -- поблажку я вам даю строго на эту ночь.

-- Спасибо Вам, мисс... мэм, -- мужчина благодарил девушку и косился в сторону судьи в обмотках. Заходите, как пожелаете, к нам -- всегда будем рады. Вот, держите -- это вам -- номерок дома, значится. А насчёт сопротивления -- Вы не серчайте -- не видно Ваших этих обмоток в темноте, а никто ж не крикнул, что судьи. Говорил же, сделайте яркое что-то... Спасибо, Вам! -- мужчина кивнул и быстрым шагом поплёлся прочь.

Но стоило ему пройти пару метров, как в переулке раздался металлический стук. Наёмник обернулся в сторону судей и увидел, что селянин, упав на колени, держится за запястье и за живот, а на полу валяется дамский пистолет. Обвиняемый остановился на секунду, но, завидев сцену, побежал.

-- Какой же ты тупой, -- сказала фигура в театральной маске гнева. -- Предсказуемый до невозможности! -- страж в ковбойской шляпе хотел было подняться, но тут же снова получил под дых. -- Не-не -- сиди, читай. Небось, хотел выстрелить ему в спину и оправдаться попыткой взятки? "Сэр, мистер главный-хер-города, я услышал, как этот человек говорит что-то вроде "держите -- это вам" и передаёт судье ноль-ноль-четыре странный предмет. Я счёл это взяткой, а взятка карается смертью без суда и следствия, и бла-бла-бла-бла"... Нет, ты реально тупой. Будь ты персонажем в какой-нибудь книге -- сдох бы, не прожив и пару дней. Эй, кроха, -- щёлкнул он перед глазами девушки пальцами, -- проведи своего новоявленного друга к дому -- чтобы с ним ничего не случилось по дороге и возьми прямо там показания.

-- Нужно минимум двое понятых, чтобы...

-- Не тупи -- возьми соседей. Или соседей соседей. Чеши отсюда, в общем -- я проведу с коллегой разъяснительную работу.

-- Я уж думал, что он выстрелит, и дело с концом, -- едва слышно прошептал Мафусаил.

-- Тоже.

Фигура в красном старинном костюме весело расхаживала вокруг избитого судьи, насвистывая веселые, не под стать маске, мотивы себе под нос, доставая то петлю, то пистолет. Но, в конце концов, как и в прошлый раз, он так и не предложил ни один из вариантов.

-- В общем так, пережиток прошлого, -- обратился мужчина к избитому. -- Сейчас я проведу тебя в нашу тёпленькую, только достроенную камеру, где ты просидишь ровно полтора дня -- конец этого и весь следующий, пока моя очаровательная коллега не снимет с твоего гения-сынка показания и не посадит его рядом с тобой. Хотя, "гения" -- сильно сказано, ведь гений даже не он -- гений ты, в хреновом смысле слова. На что ты надеялся, когда бежал на задержание и прихватил нас? Неужто ты думал, что мы тебя прикроем? Согласимся с бессмысленным убийством, а, старый? Ан-нет, как видишь. Это называется, -- он приблизился маской к его лицу вплотную, -- читай по губам: "Смена поколений" -- появляется больше людей, которые не успели стать дерьмом, знаешь ли.

-- Повязло тебе, падла, что лицо твоё закрыто маскою... -- прокряхтел избитый судья.

-- Мне-то -- да, мне "повязло". Тебе -- нет, -- раздался оглушительный хлопок -- звук падающего на пол тела от удара. -- Меня-то маска хоть от сотрясения спасла бы.

Наручники приятным звуком щёлкнули на судье, который в одночасье лишился своего статуса, а петля затянулась на его шее. Нет, на удивление Хантера, он не был повешен -- парень в красном "загарпунил" его и медленно, но уверенно, повёл в даль.

-- Говоришь, всё время кому-то крышка?

-- Удивлён не меньше твоего. Впрочем... -- пилигрим выглядел по-странному грустно. -- Это, скорее, исключение из правил, чем рутина. Что ж, предлагаю направится в отель. Вернее, в отели.

***

-- И куда, как ты думаешь, мог заселиться твой напарник? -- голоса обоих стариков казались более хриплыми на ночном осеннем морозе. -- В Кортез, номер шестьдесят четыре?

-- Скорее уж четырнадцать-ноль-восемь, Дельфин. Если и выбираешь из плохого -- бери самое худшее -- запомнят, как героя, либо забудут, как неудачника.

-- Много героев ты знаешь? -- собеседник дёрнул головой, задрав её вверх.

-- Лучше спроси, скольких неудачников я пытаюсь забыть.

Ночное небо целиком и полностью вступило в свои владения -- тёмную землю освещали лишь одинокие масляные фонари на столбах и редкий электрический свет в окнах. Были и звёзды. Сотни, даже десятки тысяч ярких небесных тел витали где-то в космосе, тратя миллионы лет своего существования на то, чтобы их свет когда-то дошёл на неизвестную никому планету. Два друга шли по переулкам Нового мира, вороша своё забытое прошлое. Мощеная дорога, как оказалось, была лишь на главных улицах -- тех, что вели к центральной площади или были главной дорогой кольца. Дальше же шла обычная земля, превратившаяся в зыбучую, немного влажную массу, посреди которой где-не-где да лежали доски. Мафусаил не упускал возможности упомянуть о том, что он забыл перенести выступление, всякий раз, когда мимо проходила какая-нибудь фигура, а наёмник лишь замечал то, что от редких полуживых силуэтов этого ночного города всё чаще и чаще несёт кустарной выпивкой.

-- Скажи, -- заговорил вдруг Хантер, в очередной раз сворачивая за угол, -- о чем твои истории? Что такого можно рассказывать людям, чтобы они шли туда семьями?

-- А ты по шляпе не догадался? -- спросил человек из Строббери, поправив треуголку. -- Пираты. Истории о жизни этих "славных ребят". Сейчас я на восьмидесятых годах семнадцатого столетия -- золотой век. Рассказываю о том, как создавались острова-государства, как после рушились и уходили под власть других. Но позже, скорее всего, людям станет неинтересно -- тема начнёт себя изживать. Ты же знаешь: возвышение-пик-спад.

-- Судя из того, что туда берут детей, ты...

-- Да-да-да, -- перебил его друг, -- я не рассказываю всё в тех деталях, о которых ты думаешь. Более того...

-- Зачем же тогда вообще рассказываешь?

-- Потому что это история. Всё равно. Неважно, как её преподносить. Важно то...

-- Что есть хочется?

-- Да, -- приподняв голову, ответил тот. -- По крайней мере, я не рискую своей шкурой без надобности, не лезу прямо в зараженные гнёзда, чтобы добыть образцы учёным или и вовсе части тел, не рыщу в заполненном стаей городе в поисках библиотеки ради одной книги, не вскрываю дома Старого, как ты его называешь, мира, в надежде откопать среди тон пыли клочок знаний -- я не...

-- Ты и не пилигрим вовсе, я помню, -- отрезав, сказал Уильям.

-- Не в том понятии, в каком обычно это понимают. Но если тебе удобно, то да -- я не пилигрим. Больше похож на падальщика или стервятника -- беру то, что доступно без риска.

-- Не хотел тебя обидеть.

-- Знаю, -- они возобновили ход. -- Но и ты знай: в отличии от тебя, я никогда не нуждаюсь. Знания -- сила, и знания -- выгода. В здешней, к примеру, библиотеке, куча разного хлама -- от чьих-то мемуаров до разорванной азбуки -- полезного там нет или кончилось. Люди изнывают от моральной жажды в этих круглых стенах, за этими потоками воды -- им нужны знания. Но даже не в этом правда. Правда в том, что в самой правде они не нуждаются -- никто не хочет слушать о "Новом" мире, и никто не хочет знать то, насколько всё плохо. Они с удовольствием послушают об эре Современности -- две тысячи тридцатый, тридцать пятый -- самое оно. Но за этой чертой, -- рассказчик резким движением ладони обрезал невидимую ленту, -- за две тысячи тридцать седьмым годом, ничего нет -- не выделено у них место под то, что находится за этими стенам, но есть куча пустых надежд, которые нечем заполнить. Поэтому и идут, -- два старика вышли на мощеную дорогу. -- Идут не сами, а с детьми. Идут сытыми, идут голодными, жаждущими или пьяными в стельку -- идут, потому что хотят послушать о временах, когда было лучше. Потому что любое время, в их понимании, до этой секунды было лучше. Или будет. Завтра, к примеру, тоже будет лучше. Будет, -- театрально кивнул пилигрим. -- Проблема в том, что они просыпаются на следующий день, смотрят в лучи рассвета и думают: "Сегодня".

-- И никому не интересно то, что может быть, -- рассуждал сам себе наёмник. -- какие опасности ждут, если стены рухнут; какие угрозы извне есть, пока эти стены стоят; какие тени никогда не уйдут от берегов реки, и какая война, уверен, ведётся за власть в городе или штате. Поразительно. Невежество, в своей самой грубой форме... Я знал, что правда -- это больно, но неужели... Скажи мне, как тот, кто общался с людьми всю жизнь: в чём смысл окружать себя иллюзией?

Они вышли на улицу с отелями -- огромное количество неоновых или деревянных вывесок вещало одну и ту же тему: "Свободная койка". На некоторых вывесках даже светились названия отеля. Тепло-желтым, ярко-розовым, бледно-синим или ледяным белым горели разнообразные надписи, снятые так или иначе с домов Старого мира -- та его часть, которую не хотят забывать жители. Самодельные неоновые вывески тоже имели место быть, но отели носили странные названия, а сами надписи смотрелись скорее глупо, нежели привлекательно.

-- Не знаю. Не знаю, как и того, в чём смысл знать. А, Уильям? Смысл от знаний? -- первый отель ничего не дал -- список заселённых был почти пуст. -- Вот вслушайся. Вслушайся во что угодно. В этот мир, в эту улицу. Слышишь? Это пищат крысы, которых никак не выведут с этого острова. Там, в переулках, они грызут друг-другу глотки за редкие остатки объедков. Там идёт война, Уильям, -- второй отель тоже оказался пустышкой, хоть и за список посетителей пришлось повоевать. -- Серьёзная война, жестокая. Там умирают десятки, а, быть может, сотни крыс в жалких попытках что-то изменить, окруженные абстрактными идеями. Там матери лишаются сыновей и дочерей, а дети становятся сиротами. Выкашиваются целые кланы и поселения просто под ноль, пока палачи утопают в крови собственного вида. Но это их война. Да, междоусобная, но их собственная -- только на этой улице. И одна крыса никогда не захочет слышать о смерти другой, не захочет видеть. Знаешь, что случается с этой хвостатой тварью, когда она видит смерть? Она бежит. Поджимает хвост и прячется в свою норку. Но не это главное: главное, что-то, что она увидела или услышала ничего не изменило, и на следующий день она вновь выбежит на улицу, чья земля впитала в себя кровь её сородича, потому что есть нужно всем -- к чему острить свои ушки ради жестокости, если есть вещи приятнее? Есть что-то другое, кроме выживания в том мире, где все могут умереть.

Некоторое время Хантер молчал, обдумывая то, прав ли его друг в этом случае. Прав ли он сам. Обдумывал, пока мимо них быстрым шагом проносились то пьяные мужчины, то судьи, то разгульного вида девушки. На часах было около десяти вечера.

-- Не стоит приводить в пример войну с крысами, когда сам являешься такой же крысой в этой междоусобной, как ты сказал, войне, -- начал Хантер, обдумав ответ. -- И это место -- не улица. Ты словно стоишь посреди воды на островке с куском мяса, окруженный собратьями. Они шипят, они скалятся на один только запах, но боятся -- сколько бы они не выпячивали свой зубы, клочок земли слишком мал и далёк для них -- не дотянутся, -- третий отель оказался закрыт -- двери заколочены намертво. -- Но они терпеливы и, что главнее, они голодны. Да, ты шипишь в ответ -- не допускаешь даже мысли у них о том, что можно попытаться, но ты знаешь... должен знать, -- они остановились прямо под вывеской, -- лужа вокруг тебя рано или поздно высохнет. Мелкой мышке нельзя уповать на дождь, Мафусаил, а крупной крысе нельзя уповать на удачу -- думать, что все сцепятся сами с собой, а острые лапы лишь просвистят мимо её ушек и желанного всеми мяса. Дело вовсе не в выборе истории на один день -- дело в типе мышления, созданном такими историями -- нельзя считать, что всё, что у тебя есть, будет всегда; нельзя думать, что безопасность и достаток, окружающие тебя, будут всегда; нельзя думать, что тот островок -- та улица, у которой расположена тёплая крысиная норка, будет всегда. У тебя есть редкий шанс спасти эту ничтожную крысу. Маленький, как она сама -- ты можешь показать, куда больнее укусить врага, можешь рассказать, что земля вокруг спасительного островка стремительно высыхает, можешь даже сказать, как пробежать мимо крыс, чтобы они не обратили внимания -- ты все равно получишь свой кусок от манящей тебя еды, как падальщик. Но знаешь, что?

-- Что? -- без поддельного интереса спросил его пилигрим.

В ответ наёмник лишь щёлкнул легким щелбаном по треуголке и ухмыльнулся, открывая дверь:

-- Йо-хо-хо, дружище.

Внутри отеля с незамысловатым названием "Изнанка" было пыльно и, на удивление, малолюдно -- в холле, если так можно было назвать не слишком-то просторное помещение, полное стульев у стен-стоек, тёмно-коричневых столов и тусклого света, не было никого, кроме по-домашнему одетого темнокожего парня на ресепшене -- тот, видимо, исполнял все возможные роли в этом месте, а, быть может, и вовсе был хозяином. Отель казался Хантеру абсолютом спокойствия в этом мире -- один человек, а рядом -- никого. Не было ни живых, ни мертвых, ни зверей, ни птиц, даже звуков не было -- старый граммофон, за который наверняка отдали бы немалую сумму коллекционеры старья, молча стоял на угловом столике. И посреди всего был лишь человек, окруженный самим собой. В руках парня красовалась старая книга, характерный запах от которой разносился на пол комнаты и отдавал и наёмнику, и пилигриму приятными воспоминаниями, ассоциациями о прошлом -- так пахли знания.

-- Добрый вечер, -- тихо проговорил парень, стараясь не прорвать плеву тишины. -- Добро пожаловать в отель "Изнанка" -- свободные номера с видом на стены соседних домов.

-- Добрый, -- сказал наёмник низким, почти приглушенным голосом, -- мы ищем одного человека.

-- Как и все в этом мире? -- поправив странную прическу, название которой Хан вспомнить не смог, ответил парень.

-- Нет, не так, как все -- этот человек вполне может быть в вашем отеле -- нам нужен список номеров.

Увлечённый книгой руководитель поднял глаза и медленно обвёл стариков тёмно-карими глазами через закрученные в многочисленные косички локоны волос.

-- Уходите, -- отрезал он.

-- Мы даже не сказали, кого ищем.

-- Это не важно. Уходите. Мне не нужны проблемы, а вы двое не выглядите так, будто собираетесь пригласить кого-то там на чашку чая.

-- Следуя из твоей логики, ты должен наоборот сказать нам всё, что знаешь, опасаясь быть этим "приглашённым на чай", -- оскалился Уильям.

Парень вновь посмотрел на стариков. Затем -- на книгу. Затем -- снова на стариков. Тишина начинала давить на уши.

-- Неловко, не правда ли? -- улыбнувшись, вновь спросил тот, парень же кивнул, вновь уставившись на книгу, тишина расплывалась со страниц давящим шуршанием прессованного дерева. -- Так ты будешь сотрудничать или нет?

Ответом вновь служила тишина. Столь плотная, что даже дыхание казалось монотонным, а моргание глазами -- раздражающим. В один из моментов наёмник заметил, что свет за дверью, что находилась за стойкой, стала загораживать какая-то тень, а сквозной до этого замок, больше не пропускал и лучика света. В подозрении о худшем, Уилл медленно повёл руку на бедро -- к револьверу.

-- Не бойся -- сегодня никто не умрёт, -- вдруг заговорил пилигрим. -- Даю слово. Ты наверняка знаешь, кто я или хотя бы слышал обо мне -- ещё ничего не произошло в этом городе по моей вине или в соучастии. Но мне нужно знать, был ли здесь чернокожий коротко стриженый парень с пушками и пацаном лет шестнадцати на хвосте. Одевается в чёрное, -- человек за стойкой вгляделся в фигуру Мафусаила.

-- Надеюсь, истории о тебе не врут, -- прошептал под себя менеджер. -- Да, парень был -- заселился... -- администратор достал из-под прилавка тяжелую книгу, открыл место, помеченное закладкой, и пролистал страницу назад. -- Пять дней уж как...

-- Ну, а номер комнаты?

-- Нет нужды. Я позову его сам. Говорите, пожалуйста, здесь... или на улице. Как я говорил...

-- Тебе не нужны проблемы -- помним. Поторопись, -- сквозь зубы ответил Хантер.

Несмелым окриком парень позвал кого-то из коморки администратора. Через несколько десятков секунд тишины послышался скрип ручки. Этим кем-то оказалась девушка незаурядной, в сравнении с парнем, внешности -- бледно-коричневый цвет кожи подчёркивало старинное тёмно-зелёное платье с бордовыми воздушными плечами, не закрывающими ключицы. Не поднимая глаз, она тенью подошла к столику и, прослушав просьбу на ухо, так же плавно проплыла мимо двух мужчин, даже не оглянувшись... в отличии от них самих, смотрящих вдаль ухоженным чёрным волосам, собранным в элегантный хвостик.

-- Красивая... -- прошептал вслух пилигрим. -- Сестра?

-- Да. Нет. В смысле... не родная -- сводная.

-- М-м-м... -- задумчиво потянул Мафусаил. -- А похожи, -- парень промямлил что-то похожее на "знаю". -- По ней и не скажешь, что вы наверняка прогибали спины и заливались седьмым потом, чтобы получить это место.

-- Это да...

Вновь воцарилось молчание. Наёмник молча стоял у стойки, рассматривая часы и думая о том, что девушка слишком сильно уж задерживается для здания, которое больше походило на личный дом планировкой, нежели на отель, пускай в нём и было три этажа.

-- Или не прогибались? А, пацан? -- рассказчик сел за стул перед ресепшеном. -- Больно уж много старья тут для тех, кому нет тридцати, -- парень молчал. -- Что, мать с отцом постарались? Ну да, родители -- это... -- пилигрим обернулся на Хантера. -- это хорошо. Особенно, если они о тебе заботятся... или любят. Стараются, по крайней мере.

-- Пф... -- выдохнул парень, взъерошив одну из косичек. -- Стараются, как же.

-- Что-то не так?

-- Ничего... -- собеседник владельца отела театрально покосил бровь, сомневаясь в словах. -- Эх... Да если бы мой отец хоть на йоту старался для того, чтобы что-то получить, -- темнокожий перешёл на шёпот и, казалось, говорил с самим собой. -- Но нет -- он родился в правильном месте, а строит из себя... Неважно, -- он вдруг опомнился. -- Да, ты прав -- отец владеет этим местом. Я и Джина -- просто персонал. Или дети, которые должны окупиться -- выбирай сам, но я хочу сказать, что...

Уильям "Из Джонсборо" Хантер медленно отошёл от стойки. Не то, чтобы его не интересовала беседа, но поддержать её он не мог -- разучиться находить общие темы с людьми было для него куда более простым заданием, чем вновь обрести этот навык, а стоять безмолвной тенью просто не хотелось. Его взгляд пал на столик в углу -- тот, что со стороны выхода. Под тусклым светом настольной лампы узоры на небольшой скатерти столика обретали причудливые очертания. Наёмник молча сидел, подставив руку под лоб и крутил пуговицу на рубашке -- мысли в голову не лезли, однако, думать всё же пришлось -- девушка не торопилась.

"Слишком много проблем для одного человека. Нужно идти в Оклахому. Обратно -- прямо в башню к военным. Пристрелят? Нет, не должны. Тем более, что..."

-- И он просто не мог! -- вскричал вдруг парень, который сидел уже за ресепшеном -- рядом с пилигримом. -- Понимаешь?! О, куда же ему, великому, смириться... -- голос медленно начал заглушатся мыслями.

"Тем более, что у них есть открытая частота на радио. По крайней мере, для передачи сигнала -- точно, а вот для приёма... Ладно, чёрт с ним. Что я скажу, когда увижу её? Что должен буду? "Эй, рад, что ты выжила, прощай"? "Я бы взял тебя с собой, но ты, скорее всего, умрёшь по дороге"? "Слушай, побудь здесь, а я нагоню одну девушку, и все будут счастливы"?"

-- А он родился за месяц до конца! Месяц, блин! Вот он и помешался на этом старье, особенно с де...

"Нет. Нет, не так. Не так... "Прощай", -- старик провёл по уставшему лицу руками. -- просто "прощай"... А ведь это было куда проще, пока не начал это представлять. Вот дерьмо... Но почему я туда пойду? А что дальше? Отправиться одному? Отослать Джеймса в далёкие дали? Чёрт..."

Двери отеля отворились, и в него вошла странная, как минимум необычная для того мира, фигура. Наёмник бы и не заметил её в своих порывах самоистязания, как и многие люди не замечают мира вокруг себя, если бы мужской силуэт буквально не светился в затемнённом зале затемнённого города.

"Зачем я вообще иду за Сашей? Чтобы... Что? Я ей не нужен. Зачем? Она говорила, что там, куда она идёт, есть место для меня... А если нет? Даже если останусь -- умру. Рано или поздно. Что, скрючиться и загнуться прямо на её глазах? Нет... Нет, не могу".

По полу ступали белые туфли, всюду заляпанные грязью с дорог; начищенный до блеска когда-то костюм, в который входили брюки и немного длинный пиджак, мог бы выедать старику глаза своим сиянием, но посерел... или побледнел... или... охотнику трудно было понять, но было то явно то ли от метода стирки, то ли от возраста. И перчатки! О, даже они, несмотря ни на что, были белыми, дорогого пошива -- материал полностью закрывал руки, пускай и начал протираться и чернеть на кончинах пальцев. Единственное, что выделялось из всей той снежной белизны -- чёрная трость с серебряным ободом у сферической ручки и подошва туфель, которая, к счастью, не оказалась белой.

"Но нужно попробовать отблагодарить её. Нужно. Итак, что я делаю? Расставляю все точки над "и"? А они есть? Есть, чем закрыть всё это? Как закончить? -- узоры на куске ткани действительно начинали завораживать внимание. -- Нужно... нужно догнать их. Обеих. Догнать и попробовать сделать так, чтобы гнаться больше было не за кем, а бежать -- не от кого. Получится -- чёрт с ним -- вернусь в Вашингтон и попробую договориться с Эволюцией за их чудо-лекарство, а нет... Что ж... в любом случае, у меня не получится долго горевать..."

Фигура медленно подошла к ресепшену. Администратор, завидев её, подорвался с места и, что-то медленно мямлил в ответ на едва слышимые вопросы. Выслушав всё, силуэт, хромая на одну ногу, направился к Уильяму, который, в свою очередь, медленно повёл глаза вверх. Над воротником фиолетовой рубахи виделось гладко выбритое темнокожее лицо с короткими, почти под ноль, чёрными волосами и парой седых пятен в них же.

-- Наёмник? -- низким, почти замогильным голосом спросил он.

-- Воланд? -- саркастично и тихо спросил старик, как только завидел, что из полутьмы на него смотрит один тёмно-карий и один полностью белый глаз; шрамов, при этом, не было. -- Да, наёмник. Уильям из Джонсборо, -- осознав, что мужчина не оценил шутку, ответил тот.

-- Отлично. У меня есть заказ.

-- Мимо. Вряд ли ты меня сможешь заинтересовать -- нет желания уходить из этой помойной ямы, которую вы кличете "городом", чтобы потом опять в неё вернуться, -- мужчина оскалился на ответ одним уголком губ.

-- Этот город -- единственный, что выстоял в США. Во всём мире, быть может. Один смог сохранить свои границы и доказать, что цивилизация может существовать в руинах -- не называй его "помойкой".

-- Не бросайся словом "цивилизация" там, где её нет.

-- Нет? Ты стоишь в доме из Старого мира, -- обратив свой взгляд против старика, начал мужчина. -- Отлично сохранившемся. Со светом, с мебелью, с фундаментом. Даже горячую воду можно подогреть, пускай это и затратно, а уходит эта самая вода в старую систему канализации. Чем тебе не цивилизованный мир? -- "Мир-то да, а вот люди... -- подумал охотник. -- Херня это, а не цивилизация". -- Или ты не согласен со мной?

-- Тебе не плевать? Ты здесь по делу. Я говорю: "Дела не будет", -- почему ты ещё здесь?

-- Если я скажу, что из города выезжать не нужно, а цену установишь ты?

-- Скажу, что у города есть свой отряд военных и целая карманная рота судей-палачей, которые, думаю, не прочь выполнить грязную работу -- если бы всё было просто, твоей проблемы уже не было бы.

-- Верно подмечено, но запомни одно, -- мужчина чуть повысил голос и ударил тростью о пол. -- Мои судьи представляют закон. Они -- не наёмники.

Старик поднял взгляд на ресепшен и начинал понимать, с кем имеет дело. Кажется, он начал это понимать ещё тогда, когда противящийся простым вопросам администратор быстро и испуганно отвечал на всё, что требовал этот странный человек. Он вновь взглянул на стойку -- пилигрим оглянулся на удар трости вместе с парнем, а сам он, Уильям, заинтересовался лишь двумя словами "мои судьи".

-- Я-то думал, что мы, люди из прошлого, сможем найти общий язык...

-- Ты не тянешь на человека "из прошлого", -- оскалился и резко ответил уже Хантер. -- А "твои" судьи лишь представляют, что представляют закон. Даже не так: они представляют, что знают хоть что-то о законе. Если хочешь найти оправдание тому, что творится здесь, то "построение новой цивилизации" -- худший вариант в моих глазах. Диктатуры -- да, монархии -- да, цивилизации -- нет. И мы всё же сможем договориться, если уж о деле, но только если ты достанешь мне всё из этого списка, -- он вытащил из "Бестиария" небольшой клочок бумаги и бесцеремонно кинул его на край стола.

-- Не знаешь, кто я? -- брови полуслепого опустились ещё ниже.

-- Догадываюсь. Сможешь выполнить свою сторону условий?

Мужчина взял стул из-под соседнего столика и сел напротив. Тон его казался всё тише и тише.

-- Для наёмника ты слишком дерзок. Я бы лучше вдавил тебе глотку тростью, чем "выполнил свою сторону условий". Список приличный, кстати говоря. Понадобится не один день, чтобы достать всё это. Скажи: что будет, если я сейчас просто поднимусь наверх и завербую другого человека с оружием, который, вроде бы, всё ещё здесь?

-- Скажу, что ты этого не сделаешь. Ты ведь всё ещё здесь, верно? Не сдвинулся от меня, хотя мог ещё после первой фразы. Выслушал, стерпел, продолжаешь. Что нужно?

-- Мне нужно, чтобы ты проник в отель. Нет, не дергайся -- он заколочен и безлюден -- там случилась вспышка эпидемии. В таких случаях мы либо сразу зачищаем здание во избежание распространения, либо заколачиваем до лучших времён вместе с обитателями -- в случае если жители района не захотят платить военному отряду за риск, -- "Вот тебе и цивилизация". -- Как ты понимаешь, случилось второе. Итак, мне нужно, чтобы ты достал мне шкатулку с верхнего этажа. Сроку тебе не даю -- сделаешь это сегодня и до наступления утра. Без вопросов, без домыслов, без объяснений. Моё условие: тебя никто не должен видеть. Никто. Ни то, как ты входишь, ни даже то, как идёшь по улице рядом с этим отелем. Сможешь -- получишь плату.

-- Что же такого может быть в шкатулке, что ты готов отдать мне всё, что угодно?

-- Без. Вопросов, -- строго повторил мужчина. -- По рукам?

Старик не думал долго -- получить сразу весь список из того, что он запросил -- сказочное везение. И именно из-за этого единственная мысль, которую он допустил в голову, звучала так: "Что-то мне всё это не нравится..." -- да и лицо Воланда, всё ещё пронзительно глядящее на него слепым глазом, не внушало ему доверия. Впрочем, не только оно.

-- По рукам.

Кивнув, мужчина поспешил покинуть отель, всё так же непринужденно и гордо разбивая тишину своей тростью.

-- Скажи, -- вдруг заговорил он на выходе, -- почему ты не считаешь меня человеком прошлого?

-- Риторический вопрос, надеюсь? Нет? Хм... Как можно считать "человеком прошлого" того, кто родился на руинах мира?

-- Не понимаю.

-- Нечего понимать -- даже я, "человек настоящего" буду постарше тебя. Стоит ли вообще говорить о нём, -- тот показал на пилигрима, -- он старше нас обоих, и только он -- человек прошлого. Не мы, которые едва помнят этот мир таким, каким он был, если ты вообще помнишь, -- мужчина молчал. -- Ты похож на парня, тоскующего по Башням-Близнецам даже не потому что так делает весь мир -- из солидарности, а из-за того, что через день после их обрушения не нашёл, где купить себе кроссовки. А он -- вот этот седой старик -- видел, как они горели, -- Хантер вновь указал на пилигрима и поднялся со стола. -- Слышал взрыв и вытаскивал осколки стекла из рук, потому что стоял прямо под зданием. Видел, как люди превращались в прах или выпрыгивали из окон просто потому, что другого выхода у них не было. Бежал от сотен тысяч тонн падающего бетона и тел, видя то, как они сметают рядом бегущих. Но хуже всего, что он знает... знает, что виновные в этом теракте ещё долго топтали землю по ковровым дорожкам -- сидели и, наверное, сидят в своих бункерах, пока он выл на костях, потому что мир так работал. Быть человеком прошлого -- не значит одеваться, как раньше, или иметь зачатки этики, слушать старую музыку или украшать ёлку на Рождество. Быть человеком прошлого -- значит пережить самые большие лишения, на которые способен человек. Выжить, когда все умерли. Но и после всего этого в нём, в этом старом мешке знаний, жил и мяса, больше жизни, чем в нас обоих; больше, чем во всём этом городе жизни. И, поверь мне, радуется он вовсе не тому, что мир сгорел в огне, а он выжил -- нет. Он радуется, потому что здесь, в куче пепла и останков, в мире бессмысленных смертей и кровавых рек, просто некому зажечь этот огонь заново. И хуже... -- он смотрел на Мафусаила, который, казалось, читал по губам, -- хуже, чем вчера, для него никогда не будет. Ни сегодня, ни завтра -- никогда. Вот, что значит "человек прошлого", -- он вновь осел на неудобный стул. -- Ты же больше похож на простака посреди дождя, который горюет за догоревшей спичкой.

-- Я уже высказывал своё желание вдавить тебе глотку тростью? -- с тем же безликим выражением лица, спросил Воланд, смотря на улицы.

-- Да.

-- Отлично.

Силуэт скрылся в проеме. Вопросов становилось больше, чем ответов, а предположений -- больше, чем вопросов. Джеймса всё ещё не было. Прошло более получаса с ухода девушки.

-- Сеньора, мэм, мисс, хватит! Друг! Друг, понимаете? -- сверху наконец раздался знакомый голос. -- Amico? Amigo? Freund? Мать твою... Дай пройду-то!

По деревянной лестнице, что была у ресепшена, пролетел напарник наёмника, чуть не снеся его на лету всем своим весом. За ним бежала та самая девушка в платье, говоря что-то настолько не членораздельное, что Хантер, увы, не смог опознать в этом ни один из языков -- слова то замедлялись, то ускорялись, скатываясь в неразличимый сумбур из странных звуков, в слогах, если так их можно было назвать, чаще всего не попадалось ни одной гласной, а самые громкие всплески бреда больше напоминали рык, нежели разговор. Увидев эту картину, парень кинулся к своей сводной сестре и пытался что-то шептать ей прямо в лицо, пока она всё ещё махала руками в сторону Виттимы. Через несколько десятков секунд сцена кончилась -- девушка вновь опустила руки, скрестив их внизу, и опустила глаза в пол.

-- И что это было?

-- Да я только пройти мимо неё хотел! Она зашла в номер и спокойно сказала: "На главном входе Вас ждут люди с оружием. Уходите через запасной выход". Ну, я попросил описание "людей", узнал тебя, а когда... Погоди... Что за хрень с твоими волосами?! Ты действительно седой?! Как так? -- парень опомнился и заметил "небольшие" изменения в человеке, которого он знал, а наёмник лишь отрицательно покачал головой на замечание, что значило: "не сейчас". -- Ладно-ладно. Блин, белый весь... Я узнал в одном из людей тебя -- ещё тогда подумал, чего это "два седых мужчины"? Сказал ей: "Спасибо, но я сам разберусь", -- и попытался выйти из номера. Она стала настаивать. Потом просто задерживать меня, а потом... Не знаю... Это, -- просто указывая на девушку, сказал он; старик кивнул.

-- Пыталась остановить, говоришь? -- Уильям из Джонсборо подошел к менеджеру, направив на него пушку. -- Что, "лишь бы слухи оказались правдой"? -- тот быстро забежал за ресепшен.

-- Ох, блять, прошу прощения, -- администратор вытащил из-под прилавка обрез, голос его же сделался странно высоким. -- Но, надеюсь, и так было понятно, что шанс на то, что вы не врёте, был довольно мал! А как по-мне: шла бы нахер вся эта идея отсылать людей с пушками именно сюда! Не нужны вы здесь! -- сотрясая воздух стволом, прокричал парень.

-- Идея?

-- Блин... Блять... Да, мать твою -- идея! Все идиоты, которые додумаются приходить в город с чем-то, длиннее, чем рапира, отсылаются сюда -- в "Изнанку"! И хрен я его знает, зачем это нужно, когда такие же дебилы ходят по улице с оружием и бросаются на людей с петлей! И доверять вот ему, -- ткнул он в Мафусаила, -- я не буду! Иди нахер со своей народной поддержкой! А теперь хватит уже тыкать в меня!

-- Ладно, -- сказал охотник, сняв палец с курка и подняв запястье с оружием вверх, -- Допустим. Предосторожность -- ещё не преступление. С мнительными владельцами -- всё. Джек! -- старый пилигрим дёрнулся, как от удара током -- он не любил своё настоящее имя. -- Сколько здесь заколоченных отелей в городе?

-- Два, насколько я знаю. Один ты видел -- проходили же. Думаю, в минутах четырех-шести быстрой ходьбы отсюда. И второй... А второй -- на болотах. Он заколочен из-за оползней, как и весь район -- не думаю, что тебе туда.

-- Ясно. Джеймс, держи пушку, -- наёмник кинул ему винтовку в руки, -- Скоро вернусь. Под утро, быть может. Потом и поболтаем... Есть у меня пара вопросов, а ты, думаю, тоже молчать не собираешься. Да, и уедем мы как можно быстрее. Чем дальше -- тем больше меня тошнит от этого города.

***

В меру тяжелые ботинки раскидывали по обе стороны от себя влажную грязь. Моросило. "Да, действительно дождливая осень". На плащ с небольшими потоками вихря налетали десятки тысяч едва заметных капель, чтобы тут же уступить место другим. Голове было холодно -- на макушке не хватало кепки, но Уильяма грела мысль, что в тот момент его головной убор, быть может, согревал не только кое-чью голову, но и душу.

Здание действительно было нескольких минутах ходьбы -- забытый памятник архитектуры, облезлый и обветшалый, забитый таким количеством гвоздей и досок, что гробов, пожалуй, хватило бы на всё то кольцо. Без надписей, без названия, без цели то двухэтажное напоминание о прошлом с треугольной крышей медленно уходило в века. Старик шёл украдкой -- незаметно для всего мира подходил к цели, меняя улочки, когда замечал идущую тень. "Чтобы тебя никто не видел", -- дело всё больше походило ему на подставное. Пожалуй, он это окончательно понял, когда оставил винтовку в отеле -- такое оружие было ценнее многих жизней. Впрочем, быть может, он осознал это ещё тогда, когда Воланд рассказал ему об условиях. Нет. Нет, ещё раньше -- ещё на подъездах к городу. Да, ещё там он понял, что ничего хорошего от цивилизации, в которой хоронят десятки тысяч людей ради простой забавы, ждать не стоило. В те же секунды то чувство просто обострилось -- вывелось в абсолют ненависти ко всему, что находилось в "идеально сохранившихся границах".

Дом из тёмно-коричневого выцветшего дерева поприветствовал Хантера скрипом сотен досок, что, казалось, покачивались даже от слабенького ветра. Старые, прогнившие почти насквозь двери были кое-как заколочены у самой ручки, а на одной из деревяшек было выжжено то самое: "Не входить". Встав у окна и обострив все свои чувства наёмник только собрал себе ещё больше подозрений -- из дома не раздавалось никаких звуков, не было видно ни одного живого человека, а пыль на шкафах, полках, полу и даже мебели выглядела так, будто уже несколько лет там никого не было. Нашлось и окошко, в котором и вовсе не было досок -- одинокая выемка в стене, лишенная мародерами даже рамы. Быстрым движением старик оказался внутри и сразу же заметил ещё одну странность: окно было лишено рамы, двери -- ручек, а сам дом -- любых электрических деталей -- фонарей, звонков, проводки, труб, но внутри... внутри всё было идеально целым -- пыль и небольшая паутина покрывала когда-то ценную мебель, мох обвивал мягкие диваны, вываливая из обшивки мягкий и грязный материал; даже фотографии с явно серебряными рамами, содержание которых было скрыто толстым слоем времени, остались на месте. И в том саркофаге, в настоящем музее, который разваливается подобно тем, кто помнит о ценности здешних вещей, была лишь одна вытоптанная от пыли дорожка -- чуть более, чем средним размером следов, она десятками или сотнями раз вела в одном и том же направлении -- в холл.

Центральный зал оказался просторным -- вместо второго этажа там был высокий, заканчивающийся самим чердаком, потолок, с которого свисала старая железная люстра, изредка поскрипывая звеньями цепи. Вытоптанная тропинка вела наверх -- по лестнице, которая располагалась в центре и вела в комнату на втором этаже, несущие колоны которой также были прямо у всех на виду. Охотник медленно пошёл по скрипучим доскам, всматриваясь в тёмные углы. Его рука машинально скользнула на перила и тут же отпряла от них, почувствовав резкую боль в пальце. Уильям перевёл взгляд на изделие из дерева и увидел, что оно покрыто странными рубцами и засечками, об одну из которых он и вогнал себе занозу. "Странно", -- пронеслось у него в голове. Следы, в конце концов, привели его к небольшой деревянной двери -- самой стандартной из всех, которые только могут быть. Пыли не было только на ручке. Он схватился рукой за замок, но тут его взгляд опять поймал странные рубцы уже на двери. Набрав в лёгкие побольше воздуха, охотник выдохнул что есть силы и тут же скорчился в порывах кашля, прочищая от пыли и крови свои лёгкие.

"Что это?" -- уже после, когда дыхание уже было ровное, а глаза -- поднятыми, он и увидел то, что дверь была полностью исполосована разными линиями. Длинными и короткими, дуговыми и прямыми, глубокими и объемными -- всё они драли краску со старого дерева, срывали слои породы, рассекали на части связи, на создание которых у природы ушёл не один десяток лет. То, что он наблюдал, напоминало ему о монстре, который он встретил в доме у Роки Байу -- о странной, новой и неизвестной угрозе, имя которой он ещё не успел дать. Неужели то чудовище ждало его за дверью? Свило гнездо себе прямо там -- в центре города и изображало местного Джека Потрошителя? Рука наёмника скользила от пистолета к ручке в неловких подёргиваниях -- он понятия не имел о том, что же выбрать, что предпринять. А вдруг всё так и было, и за этой дверью ожидал бой всей его жизни, а, быть может, и смерть? Где-то далеко-далеко -- на задворках своих мыслей и желаний, он даже надеялся на это. В какой-то миг сам момент смерти показался ему проще, чем те длинные долгие вечности, за время течения которых ему так много нужно будет сказать и сделать, чтобы потом всё равно умереть.

Но нет -- он ошибался. Горько и глубоко охотник принял свою ошибку, когда водил рукой по царапинам. Нет, его смутило даже не то, что они были куда менее глубокими, чем в отеле, не смутило и то, что дверь была захлопнута на замок, не смутило то, что из этой странной комнаты не доносилось ни звука -- нет. Единственное, что вернуло Уильяма из Джонсборо в мир логики и трезвого ума -- одна из царапин, в которую идеально помещался его ноготь. И ещё одна. И вон -- у петель двери. Он всё быстрее и быстрее подставлял руку к разным ранениям двери, просто чтобы убедится в одном: всё это нанёс живой человек.

-- Заходи, -- раздался голос Воланда из-за двери. -- Нечего простаивать.

Уильям "Из Джонсборо" Хантер медленно отворил дверь и увидел перед собою ничем не примечательную комнату: чердак служил с правой стороны стеной, так, что комната теряла прямоугольную, продолговатую от дверей, форму; прямо впереди -- у старого деревянного окна стояла небольшая кровать на низких ножках, рассчитанная на ребёнка-подростка; слева -- массивный стол, доходящий до потолка и едва ли вписывающийся в картину. Довольно трудно было осознать с первого взгляда, что то место было детской -- нейтральные цвета коричнево-песочной палитры преобладали почти везде: тёмно-коричневые двери, коричневый стол, тёмно-коричневая кровать, песочные стены, тёмно-коричневая рама и светло-коричневый пол, а посреди всего этого -- когда-то белое постельное на детской кровати, и Воланд, костюм которого, несомненно, тоже был когда-то сиял белизной. Мужчина сидел на скрипящей перине и пялился на город сквозь заколоченное окно.

-- Скажи, сколько раз ты подумал о том, насколько всё это подозрительно плохо? -- спросил он из темноты.

-- Четыре минимум, -- сказал вновь провёл по царапинам пальцем. -- Пять.

-- И когда был первый?

-- Рано -- ещё тогда, когда я был у раздвижного моста в это проклятое место.

Мужчина поднялся и медленным шагом пошёл к старику. Отодвинув его аккуратным движением руки, тот закрыл дверь и потянулся к небольшому гвоздю за ней, на котором висел предмет его желаний. В пыльной тишине раздался треск -- небольшая масляная лампа, металлический обод которой уже покрылся кое-где ржавчиной от сырости, начала освещать комнату более мягким, нежели тусклым светом. Силуэт Воланда, странно игравший на стенах от дребезжащего света, вновь откинул наёмника от двери, и старый железный ключ приятно зазвенел в замочной скважине, оставляя двух "людей прошлого" наедине в том маленьком мирке, сотканном из самого времени. Он тажке неспешно передвинул деревянный стул с резной спинкой, приятно поскрипывая ножками о старые доски, и сел за стол, скинув лишь небольшую пелену пыли своими перчатками. Лампа теперь стояла справа -- ближе к окну. Ладонь скользнула под пиджак и ловким движениям достала оттуда небольшой шёлковый мешочек, который в ту же секунду оказался на уже чистом столе. В одном из ящичков раздался щелчок, и отполированный кусок дерева медленно выехал наружу. Мужчина просунул руку куда-то вглубь полки, и через мгновенье он уже держал в руках небольшую шкатулку -- достаточно маленькую, чтобы её с небольшими усилиями можно было обхватить двумя ладонями. Он положил изделие на стол и, опустив руки вниз, уставился в пустоту.

-- Скажи, -- тихо начал он. -- почему ты ненавидишь этот город?

-- Не знаю, -- неискренне ответил Уилл. -- Быть может, потому что я помню всё о нём, а не то, что мне хочется?

-- И тебе этого хватает? Разве людская история не показала тебе то, что жертвы неизбежны? Разве твоя собственная история не говорит об этом?

-- Жертв не избежать -- да, -- голос наёмника сделался ниже, -- избежать можно лишь их количества. Откуда вы берёте воду? С той же реки, верно? -- Воланд кивнул. -- Тебе не отвратно её пить, а? Зная, сколько трупов в ней раздулось и сгнило? Сколько рыб копошилось там над сырыми и вязкими кусками мяса только для того, чтобы доделать вашу работу?

-- Некоторые и сами шли на это -- сами бросали себя в пекло. И не ради себя -- ради других -- тех, кто останется после. У нас была благородная цель, чужак.

-- Да, была -- в этом и есть ваша проблема. Даже не ваша -- всех. Я понял это однажды, когда мне довелось командовать небольшим военным отрядом: люди, обременённые целью, расценивают других людей как средства. Согласись, трудно послать кого-то на смерть, когда знаешь то, кто он, как жил или живёт, о чём мечтает по ночам -- когда смотришь на человека, а не на число. Но вот в другом случае... в другом случае, люди -- это просто резерв. "Эй, пошлю-ка я того вот с поддержкой, чтобы добрался до позиции. Да, они могут погибнуть, но в случае выигрыша, у нас будет преимущество" -- верно?

-- Всё совсем не так...

-- Скажи тысячам трупов, что всё совсем не так -- они поверят. Вас интересовал лишь результат. Результат рушил жизни, разбивал сердца, громил семьи и ломал хребты только ради того, чтобы остальные зажили счастливо, окруженные мнимой защитой. Ваш ведь канал в некоторых местах и десяти метров не достигает, верно? Скажешь, трудно будет такой перепрыгнуть тому уроду с большими ногами... Как вы их здесь зовёте? Ах, верно -- никак. Вы ведь так и не смогли построить те стены, о которых грезили, но зато сделали себе другие, более прочные -- в головах.

Мужчина молчал. Молчал и старик. Он соглашался? Он думал над ответом? Он пытался сдерживаться? Неважно. Тот бой, в котором нужно было воевать, давно прошёл.

-- Красиво говоришь ты для человека с оружием.

-- Если запереть тебя в комнате с сотнями тысяч книг и жаждой знаний да оставить на несколько лет -- будешь говорить так же, -- с легкой самоиронией ответил бывший пилигрим. -- Ради чего был весь этот цирк с зараженным отелем и шкатулкой?

-- Ради приватности, разумеется. Рад, что ты всё-таки пришёл, несмотря на очевидные "странности" заказа. Сказал бы я, что ты либо глуп, либо чертовски смел, но кто я такой, чтобы судить?

Он открыл шкатулку, разнеся по небольшой комнате звук скрипящего дерева, и вытащил оттуда миниатюрную записную книжку. Даже сконцентрировав всё своё зрение, Хан смог разглядеть лишь то, что в этой книге, кроме текста, время от времени мелькали фотографии.

-- Ты должен убить его, -- Воланд вытянул из книжки небольшое фото и положил его под тусклый свет лампы, Уильям начал приближаться, чтобы разглядеть. -- Не всё так просто, как ты уже понял. У тебя есть ровно двадцать четыре часа на выполнение -- к завтрашнему дню он должен быть уже мертв, -- мужчина вытянул из шкатулки небольшую ампулу. -- Убить его ты должен вот этим. Не спрашивай о составе -- этим уж я делится с тобой не буду. Эффект будет почти мгновенным -- спустя минуту он вряд ли сможет нормально двигаться, а через три -- дышать. Да и вряд ли ты ему позволишь, сдаётся мне. Без свидетелей, само собой. Труп оставь на месте -- яд практически незаметен во время вскрытия -- всё будет выглядеть, как смерть по естественным причинам.

С немного размытой фотографии на Уильяма из Джонсборо смотрела знакомая ему маска из греческого театра. В голове всплыла недавняя сцена в переулке.

-- Почему он? -- неожиданно для самого себя, спросил старик.

-- "Почему он?"

-- Я хочу знать.

-- Я-то думал, что наёмники хотят знать, когда не стоит задавать вопросов.

-- Ты же уже привык к ощущениям исключения?

-- В любом случае, об этом не тебе думать, -- даже не поведя бровью, ответил белый костюм. -- Это мои судьи, и моя задача -- не допустить разлада между ними. Я не потерплю самоуправства. Тем более, частого. А убийство -- это предел. И этот предел, если не справишься, будет достигнут завтра. Сейчас он находится в тюрьме -- сторожит камеры и останется там, насколько мне известно, на целый день. Лучшая возможность убить его -- попасть в камеру и заманить к себе. Нет, у тебя вряд ли получится просто пробраться в участок без свидетелей. Будет проще, если ты попадёшь туда под видом пьяницы или ещё кого-нибудь -- дело твоё. Но не смей судить меня и моё методы -- я делаю то, что считаю правильным.

-- Мда... Это место и люди совсем не меняются, -- наёмник взял ампулу и шприц, заблаговременно припрятанный в шкатулке, и направился к выходу. -- Жаль, что лучший пример этого не видит даже себя в упор.

-- Если у тебя есть немного времени, я смогу тебе рассказать, почему всё именно так. А заодно, быть может, смогу объяснить, почему всё не так, как ты считаешь.

-- Время для грустных историй из прошлого? Знаешь, -- отходя от двери, шепнул Хан, -- я могу быть больно любопытным для наёмника, но и ты больно болтлив для человека с тайнами.

-- А что мне с того, что я расскажу тебе хоть что-нибудь? Думаешь, это будет иметь какую-то ценность? Ты пришёл, ты исчезнешь, а вот здешние люди останутся -- им я многого не могу доверить по-настоящему или так, как я это вижу. Да и, к тому же, если какая-то правда и всплывёт... я буду прекрасно знать, какой из седых псов войны в плаще стоит за этим. Всё проще, чем тебе кажется. Всегда. Так ты будешь слушать?

Наёмник утвердительно кивнул и, придержав плащ, уселся на стул возле лампы. "Я слушаю" -- говорила нависшая в комнате тишина.

-- Этот дом... когда-то принадлежал одной семье: мать и отец примерно моего возраста, старшая сестра -- красивая, как сам дьявол, брат и младшая. Чтобы хоть как-то подзаработать во время присмотра за ребёнком, мать предложила сдавать пару комнат. Все согласились -- в тесноте, да не в обиде. Приезжих в те дни было немного, но им хватало, да и уютом их дом обладал просто нечеловеческим. И вот, в один из таких дней к ним заселился некто -- женщина тридцати лет, которая вечно хотела спать и жаловалась на слишком шумных людей за окном... -- мужчина опустил глаза и уставился в пол. -- Это -- последнее, что я от них слышал -- в ту неделю меня отправили командующим в канал -- города я не видел.

"Так ты ещё и управлял всё той бойней, -- пронеслось в голове охотника. -- Ублюдок".

-- А по приезду... по приезду, меня не захотели пускать внутрь. Соседи... здоровые, мать его, мужики с топорами и вилами ссались под себя, потому что слышали крик, -- голос его начинал дрожать. -- Им было плевать на то, что там живёт многодетная семья, чтобы спасти которую, достаточно было бы просто убить одну сонливую дуру! Но нет! И я... я заставил их пойти со мной -- навёл пистолет и пригрозил повесить точно так же, как и тогда, потому что это было необходимо. Потому что цель оправдывала средства, -- наёмник зло улыбнулся в спину рассказчику. -- Я оказался внутри. Зашёл через то самое окно с двумя трясущимися олухами, прошёл по той самой тропинке... Знаешь, что я видел? Я видел кровавые разводы, разбросанную мебель и побитые стёкла там, где ещё вчера мечтал оказаться... Где ещё миг назад хотел быть. Но самое страшное... Самое страшное было в том, что заразилась почти вся семья -- мать, отец, брат, Клара... Осталась только одна душа там -- маленькая младшая сестрёнка. Ей тогда было пять. Пять лет, наёмник! Она заперлась здесь -- в этой комнате. Как ты думаешь, легко ребёнку понять то, что вся её семья больше никогда не вернётся в мир живых, потому что кто-то просто испугался?! Что её жизнь может оборваться не из-за того, что никто не слышит, а потому что всем плевать?! Нет, конечно, нет...

Он повернул голову на секунду, и старик очень легко смог заметить пылающую ярость в его слепом глазу. Одно из жутких ощущений, которые приходилось испытывать за всю жизнь Уильяму -- когда человек, обременённый ненавистью, забывал обо всём, включая собственные лишения. То случилось впервые тогда, когда одна женщина, не сумевшая договорится о цене, попыталась дать ему пощёчину отсуствующей рукой.

-- Она пыталась говорить с ними... Пыталась достучаться... Но они давным-давно одичали, и единственное, что могли выговорить -- рык. И говорили. Все они. Вся семья поднялась по этой чёртовой лестнице, соскребая от голода краску, и билась в эту чёртову дверь -- к маленькой пятилетней девочке. Они выли, рычали, стонали, вопили... И это длилось днями. Знаешь, что в конце концов предприняла девочка? -- он усмехнулся. -- В тот момент, когда два тех ссыкла убежали от одной этой картины, наплевав на мои угрозы... Я видел эту семью. Мертвую, иссохшую от голода, разваливающуюся на части далеко не от разных ранений... родную мне семью. Я достал пистолет. Ты когда-нибудь стрелял двенадцатилетнего парнишку, который даже убить тебя пытается с улыбкой?! Уверен, что нет. Я пристрелил отца и мать семейства точно в голову, отдавая им дань уважения за прекрасную семью, за прекрасных людей, но потом... Потом осталась она... Клара. И я не смог. Она подошла так близко... Бледная, холодная. Даже тогда, я видел в её глазах это... Я видел жизнь, наёмник. Я до сих пор боюсь этих... Боюсь, что в тот момент, когда я сжал её горло... когда... а если ей просто не хватило дыхания? Не хватило одного вздоха, чтобы шепнуть "помоги мне"? Я бы услышал... Клянусь, я бы услышал... Как ты не боишься этого? Этих глаз? Как?

-- Дело привычки, -- тихо ответил тот и тут же подумал: "Никак -- я боюсь".

-- Не нужно было отпускать её... Не нужно было уходить в ту неделю... Но, как всегда, ничего нельзя уже было поделать. Она упала на пол и потянула руки к моим глазам... а её брат, который оказался более живучим, вцепился мне в ногу. Я так и не понял, чего же было больше -- слёз или крови... И знаешь, что странно? Всякий раз, когда я вспоминаю об этом, мои шрамы не болят... Болит здесь, -- Воланд незаметным движением коснулся своей груди, -- где-то глубоко внутри. Сжимается и мешает мне дышать. В какой-то миг я ведь был готов умереть... Я хотел этого -- хотел стать частью той семьи навсегда. В этой жизни... Смерти. Хотел. Но я услышал крик этой девочки. Человеческий. А Клара... Каждый раз я думаю о том, что можно было бы по-другому... Когда я добил её и её брата, поверь, мало что уже оставалось от этого... -- мужчина ударил себя по икре ноги. -- Мало что остается вообще. Но я поднялся наверх. С болью. С адской болью. Каждый шаг, каждая ступень... Я открыл дверь и увидел её -- маленькую, голодную, грязную, чумазую. И она... Она не говорила мне -- она рычала на меня. Подобно своим родичам. Ты представляешь, насколько это тяжело?! Слышать, как твои любимые рвутся на части там, за стеной? Как умирают, наёмник?! Она не нашла лучшего способа... Она подумала, что единственный способ достучатся до семьи -- стать как они. Днями. Часами. Вечно долгими минутами она пыталась... Джина... И эти припадки нагоняют её до сих пор, стоит ей занервничать...

Снаружи улицы раздался непонятный шум, прервавший рассказ.

-- Я так и не смог вернутся в этот дом. Не так, как того хотел. -- мужчина выдохнул и, поправив рубаху, встал точно перед стариком, Хантер поднялся в ответ. -- Прошло уже девятнадцать лет, но всякий раз, когда я прохожу здесь, всякий раз, когда вижу это место -- оно напоминает мне о них. Я не святой, Уильям из Джонсборо, и не прошу меня жалеть, рассказывая, но, надеюсь, что ты понял... На примере меня самого, ты понял, что цель оправдывала средства -- что рискни эти два идиота, которых я повесил после, зайти в этот дом и убить одного человека -- не умерло бы пять. Так же я поступал и с каналом -- решал проблему ещё до того, как она возникнет, -- в глазах Воланда загорался огонёк. -- Загонял тех, кто отказывался идти, потому что нужно было. И плевать было на жертвы. Плевать, потому что каждая семья, каждый маленький домик в этом грёбаном городе уже переживал свою трагедию. Да, я допустил сотни новых, но остановил тысячи -- тут уже ты волен судить так, как хочешь. Я сделал свой выбор и несу наказание за него всю жизнь.

Уильям Хантер молчал -- смотрел прямо в глаза и пытался понять, правда ли то, что за всеми теми смертями, что произошли там, в Кав-Сити, у тех людей могло оставаться ещё что-то живое? Но нет -- глаза Воланда вновь сделались пустыми, а лицо -- безразличным. Охотник схватил ампулу со стола и, захлопнув дверь, поспешил удалиться. Да, возможно, именно за то он и ненавидел тот город -- за умение адаптироваться быстрее, чем он сам.

Он неспешно вернулся в Изнанку, оставил всё оружие и плащ Мафусаилу, всё ещё болтающему с парнем, и пошёл на поиски местной тюрьмы. Найти участок было довольно просто -- на карте он обозначался небольшой золотой звездой. На деле же это оказалось небольшим двухэтажным зданием, окон в решетку в котором, на удивление, не было.

***

-- Моё имя Хьюи Ланз, мне назначен допрос у судьи номер ноль-ноль-четыре, -- низким голосом проговорил Уильям из Джонсборо двум судьям-охранникам, стоявшим у входа.

-- Не рановато ли для допроса? Три часа ночи, мужик, -- сонно проговорил один из них.

-- Чувство глубокой социальной ответственности заснуть не даёт, ваша Честь. Так что?

-- Её один хрен нет, -- так же сонно проговорил второй. -- Ночная смена. Будет здесь к пяти-шести утра.

-- Я подожду внутри? Погода -- дерьмо, -- он указал на всё ещё моросящий дождь.

-- Как только увижу твою карту.

-- У судьи моя карта -- отдал, как залог того, что не сбегу. Да и что, по-вашему, сможет сделать старик без оружия и в одной рубахе? Сам себя убью, чтобы на допросе не быть? Сожгу участок, чтобы было негде допрашивать? Да ладно вам -- жена меня домой пускать не хочет. "Здесь ночуют только честные люди", -- женщины, мать их.

Залившись громким смехом, стражники впустили человека из Джонсборо, предварительно проведя процедуру сонного обыска -- не заметили бы даже шпагу, выпирай она из рукава. Ему показали на небольшой стул, где можно было "упасть на пару часиков", и вновь вернулись на службу. Само помещение из себя представляло несколько небольших комнат, содержимое которых можно было разглядеть через небольшие окошечки в двери -- раздевалка, комната для допросов, холл, запертая лестница на второй этаж и подвальные помещения. Рассуждая из того, что на окнах второго этажа не было решёток, наёмник решил для себя, что камеры находятся в подвале. Дернул дверь, она была не заперта. Он достал миниатюрный шприц и набрал в него содержимое ампулы.

Спускаясь по лестнице медленными шагами, он обдумывал то, как должен был поступить. С одной стороны, всё было просто, а с другой... слишком сильно ему хотелось узнать причину того, зачем же человеку, который чтит судей больше, чем себя, заказывать одного из них.

-- Я хочу признаться в убийстве, -- сказал Уильям фигуре в красном фраке, пялящейся в одну точку.

-- Чешешь, дед, -- не поднимая головы со стола, ответила ему маска, которую явно не удовлетворяла монотонная работа охранника.

-- Этот человек -- ты, -- фигура оживилась, но в ту же секунду вновь осела на стул перед камерами.

-- О, да. И зачем бы тебе всё это говорить? Чтобы я испугался перед смертью? Как тебя вообще сюда впустили?

-- Мне интересно знать, за что тебя могли заказать.

-- А-а-а-а, так ты типа наёмник. Крутой, да, старый? Песок не сыплется?

-- Скажи, кто отвечает за вас, судей? Есть какая-то верхушка над вами? -- парень вытащил пистолет и положил его перед собой на стол.

-- Какой-то полуслепой хер в белом костюме? Да, есть. Не делает практически ничего. Чёрт, да его только один раз и видел -- грёбаный белый воротничок. Нет, идея-то с судьями неплоха, но как он умудряется сохранять костюм чистым?

Наёмник одним рывком оказался у стола и, скинув пистолет в тёмный угол -- к ступенькам, ударил прямо по маске. Парень быстро оклемался, и старик, получив под дых, оказался запертым в одной из камер.

-- И нахрена? -- спросил тот, поправляя своё средство маскировки.

-- Ну, мне же чётко было видно, что ты не воспринимаешь меня всерьез. К тому же я знал, что через маску удар слабее проходит. Сядь, -- Уильям из Джонсборо беззвучным движением указал ему на лавочку, что находилась в его камере у стены напротив.

-- Долбанулся, что ли? С чего бы мне садится с тобой в одну камеру?

-- Потому что я ещё не решил, убить тебя или нет. Будь добр, присядь и выслушай, если жить охота.

-- Учитывая то, что было только что, у тебя вряд ли получится даже ранить меня, -- он медленно открыл камеру и, положив ключи рядом с собой, уселся напротив, закинув ногу на ногу. -- Валяй -- выкладывай.

-- Скажи, зачем лидер судей мог тебя заказать?

-- Выкладывай, а не гони, старый. Зачем бы тому лысому хрену меня заказывать?

-- Ты должен быть убит в течении двадцати... одного часа. Тебе слово "самоуправство" о чём-нибудь говорит? "Разлад в рядах судей", быть может?

-- Да не заливай! -- всё тем же спокойным тоном говорил он. -- За такую херню не убивают, -- взгляд человека из Джонсборо говорил об обратном. -- Да ладно? Что, серьёзно? Ха-ха, вот же сука одноглазая...

-- Просветишь? Как-никак, я твой убийца, -- он терял терпение.

-- Ну, короче, старый... Есть судьи, которые мудаки, -- парень сел нормально, поставив локти на колени и согнулся в спине. -- Не мудаки в плане поведения, а в плане мудаки мудаки -- могут пристрелить человека за маленькую провинность, повесить кого-нибудь из-за плохого настроения или личных мотивов -- как тот говнюк, что дрыхнет в соседней камере. Непрофессионалы, короче. Таких нужно ставить на место, сечёшь? Прям конкретно на место. А лучше -- и вовсе избавлять от этого, -- парень указал на тёмно-синюю ленту на руке. -- И поскольку большинство моих "коллег" ссытся это делать -- это делаю я.

-- И каким же способом ты это делаешь? Избиваешь их?

-- А хрен ли б нет?!

-- Это не справедливость. Это преступление.

-- Да? А что, о великий убийца, я должен делать по-твоему?

-- Справедливость подразумевает наказание, равное преступлению. Как вы наказываете простых убийц? Петлёй? Пистолетом? Что же тебя останавливает, парень?

-- Ха. Попробовал бы ты повесить судью -- тебя прибили бы на следующий же день.

-- А избивая их, не наживёшь себе врагов?

-- Срать я хотел на врагов! Для врагов у меня есть пушки.

-- И всё же ты нажил довольно крупного, а я не могу назвать то, что ты делаешь, справедливостью -- ты даёшь лёгкий щелбан за крупный проступок -- неравноценная расплата. Чаши весов не в твою сторону.

-- Пошёл бы ты нахер, а? Я несу справедливость. Пофиг, какую -- я делаю хорошее дело.

-- Не думаю. Скажи, на ком эти самые избитые судьи выплёскивают свою злобу? Хочешь самоутвердиться -- сними девку, но не делай ерунды, -- перефразировал он речь напарницы-судьи. -- Да и болтать кому-то об убийстве -- не лучшая идея.

-- Ах ты, говнюк! Да я!.. -- вдруг холле раздался женский крик, прогремел выстрел. -- А это ещё что за хрень?!

Парень выбежал из камеры и машинально хотел захлопнуть дверь, но наёмник вовремя подставил руку. Судья в красном тщетно метался по комнате, пытаясь найти пушку, видимо, не замечая её в тёмному углу. "Сиди, блять!" -- прокричал он какой-то фигуре в соседней камере. Сверху послышались шаги.

-- Эй, ребят, что пр...

Вновь прогремел выстрел. Красный фрак покосился, схватившись за плечо, и медленно упал на стул. Наёмник закрыл дверь, не захлопывая замок. В комнате с камерами раздались шаги.

-- Жан?! Жан, ты здесь?! -- за дверью соседней камеры раздались стуки. -- Здесь он! Где эти чёртовы ключи?! Быстрее обыщи этого придурка, пока кто-то остальных судей не созвал!

Уильям из Джонсборо поднял глаза к небольшой дырке в двери и увидел, как двое охранников, что сторожили вход снаружи, обыскивали его ещё живую цель. Парень в маске пытался сопротивляться и схватил одного из охранников за руку, когда тот полез в его внутренний карман костюма, но его силы было недостаточно -- откинув руку, "страж порядка" сделал шаг назад и выстрелил с малокалиберного пистолета парню прямо в голову -- из правого глаза маски Ярости потек ручеек крови. Судья дышал, но не шевелился.

-- С этим всё, Жан. Наверное, ключи у той девки -- успел их передать, пока она переодевалась, или хрен его знает. Мы выждали, пока все соберутся здесь -- всё, как ты и говорил. Остался только тот ссыкун -- Хьюи. Наверное, убежал на второй этаж. Держись, мы быстро!

-- Да, держись, пап! -- прокричал второй голос. -- Дядя Стефано, я за ключами, а ты обыщи его ещё раз -- мало ли, мы что-то упустили.

На лестничном пролёте начали раздаваться шаги, а второй человек, как и было сказано, снова начал обыскивать паренька в красном.

-- С... Су... С... Сука ты... Стефано... -- медленно проговорил раненый. -- То-то... мне лицо твоего напарника...

-- Живой?! Нихера себе! Ну, это ненадолго! Эй, Жан! У меня для тебя сюрприз -- сможешь сам пристрелить этого сукина сына! -- из соседней камеры раздался едва слышимый смешок. -- Та-а-ак. Да где же блядские?..

Дверь открылась молниеносно, и Уильям из Джонсборо, вооруженный связкой ключей в ладони, нанёс удар прямо в висок охраннику, от которого тот повалился на пол. Следующий удар пришёлся по лицу -- некоторые из ключей дырявили щеки. Следующий -- в рёбра. Из камеры раздавались едва различимые всему миру крики. Достав из фрака парня петлю, охотник ловким движением закинул её на голову Стефано и, лишив его возможности вскрикнуть, поставил на колени перед парнем.

-- Что, живой, да? Обидно, не правда ли? -- обратился тот к парню, в ответ послышался лёгкий кашель. -- А теперь скажи мне -- с позиции жертвы, так сказать: чего ты хочешь больше всего на этом свете?

-- Спра... в... ведливости... -- едва слышно проговорил умирающий судья.

Петля стянулась мгновенно и очень сильно -- охотник поставил ногу прямо на спину лже-судье и продолжал тянуть, пока тот захлёбывался собственной слюной. Не дожидаясь развязки, он ударил Стефано по затылку и, пока тот был оглушён, положил его голову на плаху -- в открытый дверной проём.

Кости черепа неприятно хрустнули яичной скорлупой, когда наёмник с размаху попытался закрыть дверь. Волосы слиплись, окрасившись от крови и были перерезаны в некоторых местах железным ободом. Глаза мужчины неимоверно расширились, словно готовясь вылететь из орбит, челюсть замерла в неприкрытом изумлении. Чавкающим звуком отозвался мозг во время второго удара. Тело охранника забилось в сильных конвульсиях, но охотник лишь положил ему ногу на грудь, препятствуя уходу со смертельной траектории. И, в конце концов, небольшими ручейками серое вещество начало вытекать вместе с кровью после третьего удара, заливая собою пол как в камере, так и вне её. Один из глаз Стефано нелепо растёкся по сломанной глазнице, будучи раздавленным собственным черепом, а второй лишь неуклюже вылетел, потеряв связь с нервом, и скатился на пол по щеке. Тело продолжало немного подергиваться.

Уильям Из Джонсборо неспеша оставил труп и подошёл ко второй камере. Да, он видел там тот же самый силуэт, который наблюдал вчерашним вечером -- более испуганный, пораженный, ошеломлённый от того, что всё пошло не по-плану, но до боли знакомый. Охотник улыбнулся лишь на одну половину лица, смешивая яростный гнев с ненавистью и подошёл к камере вплотную.

-- Матьез! -- прокричал он голосом, максимально похожим голос на дяди второго судьи. -- Я нашёл ключи! Давай-ка освободим твоего папашу.

На лице мужчины в ковбойское шляпе замерло выражение ужаса. Казалось, что даже если он и не слышал наёмника, то точно читал по губам. "Иду" -- раздался голос сверху. Охотник лишь снял петлю с остатков головы и стал за углом лестницы -- тем, что у камеры. Он был готов.

-- Дядя Стефано, я здесь! Где?.. Боже!..

Прогремел выстрел -- наёмник стрелял с пистолета раненого судьи прямо в ногу сыну зачинщика. Раздался стон, а петля так же быстро оказалась на шее парня. Уильям Из Джонсборо поднял паренька на ноги и, ударив под дых, подставил лицо прямо к стеклу в двери.

-- Прощайся.

-- Пап... -- задыхаясь, ревел парень. -- Пап, помоги... Мне б...

Пожалуй, он специально нацелился убийце прямо в темечко -- чтобы пуля крупнокалиберного пистолета, которая, по его рассчётам, должна была прошить череп насквозь, не разбила стекло. Голова второго лже-судьи, которую человек из Джонсбоо до этого держал за те самые кучерявые волосы, осталась у него в руках. Вернее, верхняя её часть. Уши заполнил гул от выстрела. Где-то там -- вдалеке, за стеклом, бился об дверь Жан. Вопил, молил, грозился, выл и рычал, как те самые заражённые, но это не интересовало охотника -- его взгляд остановился на небольших частях головного мозга, которые элегантно и медленно падали вниз, отлипая от верхней части черепа. Парень очень быстро обмяк, очень быстро умер мужчина в камере, пускай его сердце всё ещё билось. В тот момент, когда Уильям открыл замок, единственное, на что хватило сил у Жана -- это упасть на колени и попытаться собрать руками кровь, пока глаза заливаются слезами, -- вновь оживить того, кому он посвятил целую жизнь. Наёмник достал из кобуры только что убитого пистолет.

-- Скажи, стоила жизнь твоего сына того, что он мог занять в какой-то халупе главенствующую должность?

Мужчина не ответил, а просто закричал. Протяжно, отчаянно, искренне -- так кричали дети в своём самом раннем возрасте, когда ещё не умели скрывать эмоций. Когда жертва взглянула на своего будущего убийцу, в глазах её были лишь слёзы. Сожаление это было или гнев -- не ясно, но кроме них не было больше ничего. Выстрел. Наёмник закрыл глаза и медленно, не двигая ни одной мышцей тела, выдохнул, пока его губы не начали дрожать.

-- И всего этого можно было бы избежать, понеси он наказание вовремя. Вот, что значит справедливость, парень. Это кара, что соответствует преступлению, -- не оборачиваясь, говорил с маской Ярости палач.

-- Эр... Эрика... Эрика... пожалуйста... -- едва шевеля пальцем, указывал тот на лестницу, старик кивнул в ответ и пошёл наверх.

Что же он мог увидеть на первом этаже? Чего ожидал? Где-то в глубине души, он надеялся на то, что сейчас также увидит полуживую девушку, которая хочет нести закон даже при ранении. Надеялся, что вся та история не закончится так, как ей пришлось закончится. Прямо с того угла, где находился его стул, на него смотрела она.

Три -- в сердце, один -- прямо в голову. Стянутая с её лица маска раскрывала всё то, что сделала пуля с черепом: прошив нос насквозь у самого разреза глаз, она буквально вдавила лицо девушки, заставляя глаза раскрыться шире, перекошенная верхняя челюсть прокусывала нижнюю губу до крови, а разрезанный неровными линиями треснутой кости лоб рвал на себе кожу, пытаясь высвободить свежую кровь. "Надеюсь, это было быстро" -- попытался соврать себе старик. Он подошёл к ней вплотную.

Как же он мог не боятся тех глаз? Никак. Их невозможно не боятся. Всякий раз, когда он видел мертвого и всякий раз, когда будет видеть. Уильям из Джонсборо медленно опустил веки девушки вниз и поправил челюсть -- она стала больше похожа на человека, а он ещё больше думал о том, что ни она, ни парень... никто вообще не заслужил этой участи. Старый охотник снял с её плеча книгу с законами, залитую кровью, и медленно пошёл вниз -- в подвал, думая о том, что раньше, когда-то давным-давно, гонца убивали за очень плохую весть.

-- Где... где она? -- сглатывая кровь, шептал парень.

-- Вот, как всё было: двое человек ворвались в здание, пытаясь убить судью, находящегося под стражей, из-за ценной информации с его стороны. Твоя напарница... Эрика пала жертвой неожиданности. Ты добрался до этих подонков слишком поздно -- судья был уже мертв. Ты пристрелил одного, когда он стоял перед камерой и, получив ранение от второго, сцепился с ним в схватке. Ты победил. Ты -- герой. Меня здесь никогда не было.

-- Что з... значит "жертвой неож... жиданности"?

Старик молча положил книгу ему на стол и пошагал к выходу. Он видел, как дрожал раненный судья. Видел, как тот пытался кричать. Понимал, что то было всё, на что он был способен, что даже в лице смерти он сожалел не о собственной кончине, а о том, что подвёл своего напарника. Да, место хорошим людям было явно не в жизни.

Всю дорогу к Изнанке он молчал -- просто смотрел то в грязную, то в мощенную землю и старался не думать. Ведь каждый раз, когда он начинал это делать -- перед его взглядом всплывали те самые глаза. Сотни глаз. Нет, их нельзя не боятся.

"Нужно бежать. И быстрее", -- дверь в отель отворилась почти беззвучно, едва ли разбивая местную тишину. Он призраком поднялся наверх и мертвецки тихо зашёл в номер.

-- Собирайся. Мы уходим.

-- Как так, Хан? -- спросил Джеймс. -- Я даже душ не успел принять. Тёплый душ!

Охотник промолчал. Он лишь забрал свой рюкзак, который отдал Джеймсу ещё на мосту в Оклахоме и винтовку. "Жду в машине" -- говорил его взгляд. В тот момент с ним трудно было спорить. Он спустился вниз -- на ресепшн и застал там полусонного Мафусаила, без устали рассказывающего о всяком уже со стаканом выпивки.

-- Уилл! Наконец-то! Ну что, рассказывай! Ты выполнил заказ на этот отель?

-- В этот раз нам придётся попрощаться.

-- Снова спешка?

-- Будем считать, что да. Если хочешь услышать хорошую историю -- иди к участку и найди того паренька в красном, что мы видели вчера.

-- Что... Что ты натворил, брат? -- с опаской спросил его пилигрим.

-- Ничего, о чём бы мне стоило вспоминать глубокими ночами. Прощай, друг мой. Надеюсь, мы оба доживём до нашей следующей встречи, -- собеседник, казалось, отлично понимал причину спешки, так что вопросов не задавал.

Наёмник забрал своё оружие и плащ и направился к выходу. Спустя несколько десятков минут, он уже оказался в машине. Он точно ненавидел тот город. Ненавидел людей, которые закрывали глаза на то, что им не нравится; ненавидел элиту, которая стала таковой только по праву рождения; ненавидел несправедливость, которая гуляла на тех улицах, невзирая на попытки бороться с ней; ненавидел себя, потому что ему чертовски трудно было приспособиться к тому месту; ненавидел даже мостовых, которые не хотели опускать мост, пока не наступит хотя бы шесть утра. Да, он точно ненавидел тот город. Ненавидел и обещал себе не искать ни одной причины возвращаться.

-- Вот ты где, -- прокричал нагнавший его Джеймс. -- Нихера себе -- вот это тачка!.. Пацан, запрыгивай!

Уильям перевёл взгляд на пассажирское сиденье и увидел то, чего он и боялся. В немой тишине, наёмник заглушил мотор.

-- У тебя пятнадцать минут, -- сказал он Виттиме. -- Избавься от него...

========== Глава 8. Без имени ==========

-- Что?

Рассветное солнце слабо обжигало зрачок старика, который, опустив брови, пялился на восток. Где-то там была Оклахома -- его цель, от которой он отставал всего на несколько дней. От которой он мог и вовсе не отставать, если бы не глупое решение его напарника отправится в Кав. Искусственный канал поблескивал бликами прямо в глаза -- его машина уже была развёрнута к мосту. Дул лёгкий ветер, копоша полусухую траву на землях, что были за рекой. Уильям не хотел терять ни секунды, и по его взгляду было понятно: сдаваться в том споре он не собирался.

-- Ты прекрасно всё слышал. Избавься от него, -- крепче сжав руль до скрипа в перчатках, проговорил он. -- Отдай на поручительство, выкинь на улицу, убей -- мне плевать. Он с нами не едет.

-- Почему?

-- Потому что мы не няньки, Джеймс. Этот кусок идиота, который додумался напасть на тебя с перочинным ножиком -- не наша забота. Я надеялся, что у тебя хватит ума, чтобы это понять. Или, хотя бы, времени. Ты правда думаешь, что нет ничего необычного в том, что с нами на операциях и в тяжких условиях будет подросток? Повторю: избавься от него, -- голос Уильяма во время злобы звучал особенно низко и хрипло.

Мужчина посмотрел на парня, которому было явно страшно сидеть на заднем сиденье одному. Он медлил с ответом, и охотник отлично понимал, что это значит. Чем дольше затягивалась пауза -- тем больше понимал. Однако полное осознание пришло в тот момент, когда Виттима, встав по-привычке по стойке смирно, выпрямился и выровнял голову:

-- Этого не будет, -- уверенно ответил он.

-- Повтори.

-- Я сказал: этого не будет. Я его не оставлю.

Старик громко выдохнул. "Сколько же прошло с того времени, как я оказался здесь? Два дня? Да, кажется. Это -- третий. Или нет? Я пришёл в Стилуотер, напился, вырубился... А сколько пролежал без сознания? Было же утро, когда я проснулся, так ведь? Да, было. Но было ли то первое утро? Голод одолевает. Довольно сильно. Второе? А ещё полтора дня в этом чёртовом городе... Ну, нет... Не буду я терпеть эти слащавые уговоры. Я ведь давал ему время решить проблему. Простую, мать его проблему. Но нет..." Дверь машины со скрипом открылась. Он вышел из авто и молча пошёл в сторону Джеймса, который медленно попятился назад. Открылась задняя дверь. Пацан, на котором, как успел заметить Хантер, была новая одежда, даже не сопротивлялся -- он одним рывком вытащил его, держа за плечи кофты и выкинул вперёд себя -- к своему напарнику.

-- Тогда ты остаешься здесь и выбираешься вместе с ним так, как ты хочешь.

-- Я!.. Ты не сделаешь этого.

-- А ты правда хочешь проверить? -- он оскалился -- меньшее из того, что он любил -- когда его проверяли "на прочность" подобным образом. -- Меньше, чем через час, город наверняка оцепят. Ещё бы -- были убиты двое представителей местного закона, а третий находится в чрезвычайно тяжелом состоянии, если ещё не умер... Плюс смерть "простых гражданских", разумеется. И если третий скончается быстрее, чем успеет рассказать, что произошло -- ты труп.

-- Прекрати, -- тот уже начал понимать, к чему идёт разговор.

-- Вместе с ним, -- Уилл кивнул в сторону мальчика, поправляющего чёрную тёплую кофту с капюшоном. -- Очевидно: в город приходит наёмник и случается убийство -- здешние люди вряд ли оценят такой жест, а насчёт виновности твоей или её отсутствия даже думать не станут. Кстати, о их жестах дружелюбия, уверен, ты знаешь меньше моего, раз поехал сюда -- давай я тебе расскажу подробнее...

-- Остановись -- я понял тебя.

-- Зная то, как они относятся к своим же, -- он проигнорировал просьбу и, достав нож, крутил его между пальцами, -- сначала они возьмутся за тебя. Потащат в какую-нибудь тёмную комнату и начнут медленно украшать твою кожу резными узорами, лишат ногтей на пальцах, -- нож скользил по ногтям, резкими движениями изображая рывок, -- на ногах. А потом и самих пальцев. Фаланга за фалангой. Тупым, как ты сам, лезвием или и вовсе отобьют чем-нибудь тяжёлым. И всё это на его глазах, -- фигура мальчика, на которую наёмник даже не обращал внимания, вжалась в спину Джеймса.

-- Хватит, сука!

-- Но не это самое худшее. Хуже всего, что они сделают всё это с ним. А ты будешь смотреть. Палец за пальцем, зуб за зубом. Они будут стягивать миллиметры кожи с него только ради того, чтобы добавить немного смолы и вернуть её обратно. А ты будешь скованным, -- расстояние между двумя мужчинами сокращалось, -- жалким щенком, каким был два года назад. Будешь молить их остановиться, умолять сделать это с тобой, лишь бы не трогали его. Но, поверь, они и так сделают это с тобой... А потом... Ха-ха-ха. А потом...

Не успел Уильям и опомниться, как Джеймс размашистым ударом в щёку с левой руки повалил его на одно колено. По челюсти прошлась лёгкая волна боли и тут же отозвалась полным онемением зубов. Не поднимая взгляда, он провёл двумя пальцами по краешку губ с правой стороны. Кровь -- конечно, кровь. Выплюнув красноватую слюну, он быстрейшим движением нанёс апперкот своему напарнику, который стоял, склонившись над ним. Тело повалилось на багажник авто, но вовремя ухватилось рукой, лишь ногами запутавшись у грязной земли. Наступило затишье. Наёмник, убедившись, что все зубы целы, с трудом пытался подняться на ноги -- приходилось руками отталкиваться от земли, потому что вестибулярный аппарат никак не хотел приходить в чувства. И только в тот момент он заметил, что на пацане действительно была новая одежда -- старая рыбацкая жилетка и потёртые брюки сменились однотонной чёрной кофтой, которая точно не подходила для зимы, и серыми, отдаленно похожими на джинсы, штанами. На ногах же красовались кустарные ботинки бледно-чёрного оттенка, грубо сшитые из кусков ткани и кожи, но с чрезвычайно прочной подошвой -- минимум красоты, максимум практичности.

-- Эй, а давай изобьем его?

Тёмная фигура из мыслей Хантера появилась прямо рядом с Джеймсом. Её голос стал куда более хриплым и глухим. Она, насколько помнил бывший пилигрим, редко предлагала достойные идеи... И волосы её тоже стали белыми.

-- Давай же, старик. Несколько точных ударов и всё -- закинули его в машину, поехали. Он простит. Как и в тот день, с его отрядом. Помнишь эти крокодильи слёзы? -- она села на колени и смотрела Виттиме прямо в глаза. -- Большие капли солёной воды стекали по этим щекам. Кажется, он хотел умереть ровно так же, как и ты много раз до этого. Но твоё желание ведь сильнее, верно? Чувствуешь всю ту тяжесть и кислоту в груди и горле, если снова упустишь свою возможность? -- мрачная тень подошла впритык к Хантеру и коснулась его сердца; глаз у неё всё же не было. -- Решайся, старый. Этот пацан будет обузой, ты знаешь это.

Уильям Хантер нахмурил брови и посмотрел своему оппоненту прямо в глаза -- нужно было гнать эти мысли, пока они не заняли в его голове главенствующее место. "Нет, -- думал он. -- Нет".

-- Сказал же -- хватит, -- едва проговорил Джеймс, держась за челюсть.

-- Я лишь хотел, чтобы ты понял всю картину.

-- Да я уж давно, блять, понял! Но меня то ты за что?

-- За то, что ты, сволочь, поехал в Кав-Сити за какими-то тряпками, даже не зная, что со мной. "Я догоню", -- вовсе не значит, что догоню аж до этого треклятого города. Я мог прийти раненым. Мог не прийти вовсе. Каждая секунда была счету, а ты решил изображать из себя молодую мать. Отличная работа, напарник, -- он протянул руку Джею, который всё ещё не мог подняться с колен.

-- Ну... Ты же неплохо справился, -- руки с громким хлопком сцепились в замок. -- Сумел покрасить волосы и найти машину, -- Уильям не оценил этого сарказма. -- Единственное, что я вынес из твоей речи -- мальчика нельзя оставлять здесь. Он ведёт ко мне, так или иначе. А значит -- ведёт к нам. Его схватят и нас станут искать за пределами города, назначив цену за голову. Ты ведь хорошо запомнил наши лица, верно? -- мужчина обратился к парню, тот неуверенно кивнул. -- Видишь.

В голове Уильяма "Из Джонсборо" Хантера пронеслась лишь одна простая мысль: "Блять" -- кажется, его козырь сыграл против него же самого. Но, как и во многих других ситуациях, он не был намерен сдаваться так легко:

-- Тогда в чём твой план?

-- Какой план?

-- Я не отрицаю твоих слов, но и не отказываюсь от своих: в кратчайшее время ты должен избавиться от него или ты остаёшься с ним и крутишься так, как знаешь. В чём твой план?

-- Хан...

-- Здесь не будет второго варианта. Не сегодня и не сейчас. Тогда, когда я давал тебе выбор, ты решил остаться со мной. И сегодня я напоминаю тебе об этом решении. Ты -- мой напарник, и ты мне нужен. Мы направляемся обратно в Оклахому, а он должен исчезнуть. Если всё пройдёт удачно -- я снова дам тебе этот выбор и не буду судить, чтобы ты не выбрал. В чём твой план?

-- Ну... Я... А что, если отдать его военным? -- в голове мужчины словно наступило прозрение, Уильям театрально покосил голову в сомнении. -- Да, точно! У них же мало людей, а этот генералишка наверняка захочет видеть ещё одного перспективного рекрута!

-- Не уверен, что это так. Если нас не пристрелят по возвращению -- будет уже отлично.

-- Ну... Но попытаться же стоит. Это ближайшее место, если ты направляешься на юг. В домике в Стилуотере еды нет -- только выпивка, да и я бы там его не оставил...

-- Выпивки тоже нет. И от дома мало что осталось.

Виттима не без удивления косился на старика -- кажется, он вспомнил, при каких случаях они условились пить то, что прятали.

-- Ты обязан будешь рассказать мне всё, что произошло за эти пару дней. Но сначала: к чему такая спешка?

-- В одном ты точно прав -- когда-нибудь я буду обязан тебе это рассказать. Когда-нибудь, -- между диалогом повисла тишина, большинство вопросов сменялось новыми, а ответов всё не приходило.

-- Так что... ты согласен его оставить?

-- В машину.

-- Согласен?

-- В машину, -- более сурово потребовал Хантер, не желая давать прямой ответ.

Старик из Джонсборо быстро завёл автомобиль и ринулся через мост. Утро встречало троих людей приятной прохладой и свежим воздухом после очередного подобия дождя. Проезжая под искусственной рекой, Уильям лишь подумал о том, до какой ширины ссыхался тот водоём в период засушливого лета. "Вот уж точно -- непрочные стены". Мост в зеркале заднего вида медленно поднимался и, вместе с тем же, исчезал из виду. Наёмник думал о том, что подымай их машина слои пыли, скрыться было бы куда сложнее, но нет -- бледно-синий и местами ржавый мустанг с большой лёгкостью расталкивал колёсами слои мокрой земли и грязи, смешавшиеся в период дождей. Ещё раз взглянув в зеркало заднего вида, он перевёл внимание на приборную панель.

-- Что за?.. У нас нет топлива.

-- Что?!

-- У нас нет топлива, -- более уверенно повторил он. -- Протянем до Понка-сити -- не дальше. Придётся идти пешком.

-- Ты приехал в "жалкое подобие цивилизации" и не заправился?

-- Приезжал я с полным баком. Чёртовы стражники, чёртовы люди, чёртов город, чёртовы...

Двигатель автомобиля заглох -- транспортное средство медленно рассекало по земле на холостых оборотах, пока воидтель, сидевший у руля, покрывал благими словами весь белый свет.

-- Дальше -- пешком. Идти будем долго, так что предлагаю поесть прямо сейчас, -- он привычным движением расстегнул свой рюкзак и обнаружил, что запасов, которые они с Джеймсом набрали в Оклахоме, недостаёт. -- Скажи... из чьего кармана ты платил, когда покупал одежду?

-- Из обоих -- моего не хватило, -- ответил тот после короткого молчания.

-- Уверен, тебе будет очень обидно, -- в Виттиму прилетели две небольших банки тушёнки, -- когда военные, забрав его на авианосец, в целях дезинфекции просто сожгут это всё к чертям, а пепел развеют по океану, даже несмотря на то, что паразит не просачивается в одежду, -- напарник молчал в ответ. -- Учись думать наперёд. Как щека?

-- Жить буду, -- он провёл языком по свежему шву на правой стороне лица. -- Давай есть, пока за нами хвост не увязался.

Вареное мясо медленно таяло на зубах, пока желейная масса из сока и жира превращалась просто в воду. Ели в тишине. Уильям из Джонсборо привык к тому вкусу, но никогда его не любил -- всё, что продолжается систематически, рано или поздно перестаёт приносить удовольствие. Хотя проблема на тот момент была даже не в еде -- настоящим испытанием было найти нормальную воду, чистую, без привкуса земли или металла, который попадался почти во всей воде. Такая, обычно, водилась в местах скопления людей -- кустарные фильтры делали своё дело, но нести с собой запас такой было невыгодно -- тяжело, а за сим во фляге наёмника всегда было небольшое противодействие грязи, которое время от времени приходилось заменять -- грубо обрезанный слой плотной ткани, который не пропускал лишь самые явные огрехи. Полезно -- возможно, отвратительно на вкус -- несомненно. Он высоко запрокинул голову, в очередной раз стараясь не думать о вкусе жидкости, и увидел в отражении зеркала, как его нежелательный попутчик морщился от вкуса мяса, немного подрагивая всем телом.

-- Что, не люкс? -- спросил он у парня, потирая губы, в ответ звучала лишь тишина. -- Он вообще говорит?

-- Редко. Больше слушает. И то -- это со мной. Ты для него знаком лишь из пары строк, в которых я тебя упоминал.

-- Рассказывал обо мне?

-- Да. Нужно же было ему сказать, в конце концов, кто его вырубил.

В тот момент старик впервые вгляделся в лицо парня: худощавое, не отточенное до конца половым развитием, угловатое и чистое оно обладало широкими скулами и ровными щеками, которые слегка выпирали у линии губ. Дуговые, почти блестящие каштановые волосы, торчащие из-под всё ещё надетого капюшона, едва доходили до глаз и были расчёсаны по обе стороны ото лба -- судя по длинным вискам, их просто не стригли и, вдобавок, не брили -- на едва выступающем подбородке также где не где да виднелись темноватые участки. Но интереснее всего были глаза -- светло-серые, идеально серые, без каких-либо переливов оттенка зелёного или голубого -- испуганный туман, который глядел на Хантера из-под поднятых и в меру редких бровей. В них было пусто -- абсолютно ничего, словно только что кто-то украл картину из галереи, оставив голую стену, и это не вызывало ни доверия, ни привязанности.

-- А имя-то у "него" есть? -- не сводя взгляда, спросил Уильям.

-- Нет, -- ответил за мальчика Джеймс, разрывая тишину. -- Он без имени. По крайней мере, он его не назвал.

-- Никто, стало быть? -- тот оскалился. -- Хм... А как тебе такое имя -- "Никто"? Ха-ха-ха-ха, -- Уилл рассмеялся, заметив, как глаза открываются ещё шире. -- Нет, конечно же, нет, -- его голос снова сделался низким и серьёзным. -- Для меня ты так и будешь -- Мальчик, Пацан. Не вижу я в твоём взгляде ничего, что заслуживало бы имя. И вряд ли стану больше искать.

-- Хан...

-- Да будет так, -- отрезал он. -- Называй его таким именем, каким тебе захочется, но я своего решения не изменю -- ни к чему привязываться. Выходим? Выходим. До Оклахомы идти больше дня -- мы у самого Понка-Сити, так что я предлагаю сделать остановки -- одну у Перри -- всё равно где, а вторую... Есть одно небольшое местечко у Сью-ар-да, -- читал по слогам из карты странное название старик, -- которое я считаю безопасным. По крайней мере, оно было таковым несколько дней назад. Выдвигаемся, Пацан, -- театральным движением он задрал воротник плаща и поправил рубаху. -- Советую тебе не снимать капюшон, если додумаешься -- скоро станет довольно холодно.

Трое мужчин покинули заглохший автомобиль и выдвинулись в дорогу. Их путь лежал через город, который, в своё время, поплёлся на коленях к территории Кав -- Понка-Сити. Первое время, жители того места казались самодостаточными -- проще простого было спасти свою жизнь, когда ей угрожало что-то постижимое или более-менее знакомое. В тот момент, когда три пары ног ступили на территорию города, Уильям "Из Джонсборо" Хантер вспоминал радиоэфиры, вечно вещавшие в первые несколько лет -- те самые, которые слушал лишь его отец, выгоняя мальчика в соседние помещения бункера, но любопытство всё равно брало своё -- он украдкой пробирался к углу дверей и вслушивался в монотонные речи. "Как же там говорилось?" -- воспоминания всё не хотели идти в голову, когда перед глазами открывались полуразрушенные, оголённые всему миру их же владельцами, дома.

"Они умирают очень быстро... Я вижу их из собственного окна -- отчаянных, кашляющих и блюющих собственной кровью... Я боюсь... Маски не помогают... Заразность... Это как грёбаная простуда. Говорили мне -- делай прививки..."

Огромный, в сравнении со всеми окружающими, город-призрак, из которого жители ближайших маленьких поселений вытягивали всё, что могло им пригодиться -- мебель, электронику, одежду -- приветствовал немой тишиной. Лишь лёгкий ветер развивал засохшие кусты да деревья. На улицах властвовали пластик и ржавчина, покрывая собою дороги -- трава и мох, как ни странно, обходили то место, предпочитая не столь отдалённые леса и степи, превращая Понка-Сити в забытый памятник человечеству, если не могилу. Шли они молча -- старались не тревожить призраков прошлого и теней, которые, казалось, наблюдают за ними из-за каждого угла, смотрят из билбордов вечными улыбками и отзываются лёгким беспечным хохотом в парках и зонах отдыха. Да, обычно Хантер предпочёл бы ходить ночью, но что-то ему подсказывало -- что-то, преследующее своим образом ещё с Синего домика у Роки-Байу, что ночи скоро перестанут быть такими безопасными, если не исчезнут с графика выживания насовсем. Вдали взмыла стая птиц, перепуганная шумом -- обвалился какой-то из домов. Убийственная сила времени и вандализма хоронила цивилизации так, как умела -- выжидала. Кирпич превращался в труху, металлы ржавели, краска облезала. Треснутые бордюры у асфальтированных дорожек наводили грусть даже на окраине города -- компания не стала двигаться через центр. Обветшалые одноэтажные домики, разбухшие от сырости и влаги в стенах; свободно рассекающие по трассе гнилые листья, не успевшие ещё превратиться в перегной -- то был худший момент года для знакомства с каким-либо местом в тех климатических широтах.

"Сегодня я видел женщину, которая ломилась ко мне в дверь. Кажется, она услышала мой эфир -- кричала что-то о том, что я глупец, раз решил пропагандировать людям изоляцию и консервацию помещений. Я не открыл -- разумно, казалось бы, но потом она... Она вывернула весь свой желудок буквально мне на порог. Не хочу выходить и убирать это. Не хочу вообще выходить..."

Некоторые машины, казалось, сдались под дождями ещё в первые годы -- они погрязали в землю настолько глубоко, что от некоторых оставалась лишь крыша, напоминающая миру о том, что всё вернётся к земле рано или поздно. Солнце взошло в зенит -- стало, хотя бы, не холодно.

"Три года после начала этого... Этого. Люди умирают всё реже, всё медленнее. Связался с Южной Мексикой -- там, если верить, заражены вообще почти все, но умирают люди очень редко, в то время, как в Оттаве, дохнет каждый второй. В чём же дело?"

Город всякий раз пытался доказать мужчинам свою жизнеспособность -- вплоть до границы их преследовали слабые хрипы, стоны, рыки. Некоторые одинокие ходячие, чье состояние тела оставляло лишь сожалеть, даже пытались идти за ними. Ползти. Старик не обращал на это внимания, мужчина изредка оглядывался, чтобы оценить дальность вероятного противника до себя, а парень лишь испуганно держался последних и вздрагивал всякий раз, когда то место пыталось говорить с живыми на своём языке. Уже скоро Понка-Сити оказался за спиной. Переход давался очень медленно -- прострелянная нога уставала и начинала ныть куда быстрее, чем здоровая. Да и сам Уилл не хотел, чтобы шов на месте выстрела разошёлся -- было бы только больше мороки. Впрочем, даже с такой скоростью он шёл на уровне скорости Мальчика, чей шаг точно не был размашистым.

"Они всё равно умирают. Месяц-другой. Год, для некоторых. Те же симптомы, пускай и очень редко. Кто-то становится... Не знаю... Агрессивнее? Уже вторую неделю подряд кто-то настойчиво бьет в мою дверь. Совпадение? Вряд ли -- голоса разные... Я их расслышал -- они ничего не хотят. Не требуют... Просто. кричат... Трудно выходить из своего убежища -- всё труднее и труднее... Кажется, я в окружении".

Бесконечные, когда-то степи, всё более часто превращались в обильные леса из простых лесополос -- бесконтрольная природа ловко возвращалась на места своего порабощения и снова устраивала прекраснейший беспорядок, называемый "природной системой". Поле за полем, дорога за дорогой... Старик выбрал для себя держаться железнодорожных путей -- это был самый простой и безопасный способ, чтобы дойти до места, не сбившись с направления -- не асфальтированные тропы очень быстро заросли, а асфальтированные часто представляли собою опасность в виде случайных людей -- всё ещё опаснейших существ на планете.

"Кажется, это новый симптом болезни -- бешенство. Это же бешенство?.. Люди начали медленно сходить с ума -- все те, кто раньше плевался кровью, теперь брызжут слюной. И... Я не знаю, как это объяснить... Они сильные. Я впервые вижу, чтобы одна хрупкая женщина парой ударов оставила на моей двери вмятины... На железной, блин, двери... Взглянул в глазок -- даже её белки были красными -- кровь колотилась в ней, как в центрифуге... Чёрт, теперь и умирать стрёмно".

Солт-Форк Арканзас -- единственная река до их первой остановки -- разлилась куда сильнее прежнего. Уильям попросил минуту, ссылаясь на боль в ноге и осел на рельсах, вдыхая запах реки. Свежо. Поток воды стремительно двигался из точки А в точку Б, одаряя своими мелкими брызгами всех тех, кто осмелится подойти хоть немного ближе к той удивительной силе. Так прошло несколько минут. Небольшое селение с необычным именем Марленд встретило их не слишком дружелюбно -- отдаленным гулом выстрелов. Кажется, очередной лагерь людей терпел осаду от мертвых или им подобных. С одной стороны, наёмник отчётливо понимал, что мешает таким выжившим уйти от старых городов и домов, а с другой... "Наверное, это больно -- каждый день смотреть на то, кем ты был и осознавать, как низко пал. Наверное".

"Я проснулась от нечеловеческих криков -- какая-то группа полосовала человека прямо у меня под окнами. Они знали, что я здесь? Нет... Надеюсь. Но они всё ещё тусуются в округе... И этот человек... Он жив. Как? Единственное, что у него осталось -- левая рука... Кажется, он пытается поцарапать ею кого-то..."

У путей лежал опрокинувшийся состав. В нём были труха и чьи-то кости -- кажется, очередная голубая мечта "о поезде, что беспрепятственно колесит по стране" оборвалась именно там. Чьи-то кости меньше, чем у других -- дети. Да, Новый Мир не жалел людей уже с пелёнок. "Странно, что собаки не растащили... Если и эти остались". Чуть дальше лежало Ред-Рок -- ещё одно маленькое поселение, чье достояние -- школа, самая большая могила из всех в том месте. Вряд ли люди могли бы предвидеть, что один из детей болен. Вряд ли кто-то вообще хотел думать именно на своё чадо. Почему? Всё из-за холодных чисел и простой математики.

"Шесть дней. Раньше большинство умирало за шесть дней после проявления симптомов. Внутреннее кровотечение, приводящее к смерти, отказ лёгких -- так себе зрелище и внешне, и при препарировании. Потом кто-то прожил месяц, кто-то -- полгода... И чем дольше жили, тем злее становились. Потом кто-то просто перестал кашлять. Излечился? Вряд ли. Но что-то произошло... Думаю, это из-за силы организма -- естественной сопротивляемости и иммунитета, потому что ни один ребёнок не выжил, а вот подросток -- ещё как. А теперь... Теперь, чтобы убить этих тварей, которые ломятся к моей тетё, понадобится куда больше времени, чем шесть дней. Но мы же семья, в конце-концов... Пожелайте удачи".

Степи. Степи за степями, за которыми видно лишь степь -- тот, кто говорил о романтике дороги, явно не преодолевал большие расстояния пешком и в тишине. Наедине с мыслями, путь, конечно, казался короче, но вот было легче ли от того? Многим, как понимали и старый, и молодой охотник, думать не хотелось вовсе не от того, что не умели...

Блэк-Баэр -- десятиметровая речушка прямо перед Пэрри. Нет, они не стали останавливаться -- не было желания смотреть на вечно коричневый поток воды. Странно, не правда ли? Как человеку нравится одно явление, но отторгает точно такое же? Возможно, дело в масштабе. Возможно, дело во вкусах и предпочтениях. Но точно было ясно одно: тот маленький поток воды не ждёт история о Гадком Утёнке -- он навсегда будет настолько привлекательным и отвратительным, каким был изначально. Дорога до Пэрри заняла куда больше, чем предполагалось -- восемнадцать часов вместо двенадцати. На нервы не было сил -- мужчины прошли ещё один ориентир, едва передвигая ногами, и пытались не смотреть в его сторону. Не получилось. Те же разрушенные дома, те же остатки от трупов, те же голодные собаки, которые всё ещё помнят, кто такой человек, или, хотя бы, чуют ту кровь, которой от него пахнет за долгие мили -- люди пали, но не так низко, чтобы перестать быть монстрами для остальной цепи. Расступись, мир, человек идёт.

"Они стали нападать массово -- стаями. Мы поймали одного такого. Вроде в сознании, а вроде -- нет. Что-то бормотал, брыкался... Пристрелили быстро -- как только перешёл на крик... Я убил человека? Не знаю. Я не уверен... Кажется, что-то происходит..."

-- Дальше я не пойду. Остановимся там, -- Уильям кинул рукой на небольшой домик у Литтл-Мун роад, сразу за Пэрри.

-- Почему? -- саркастично спросил Джеймс. -- Ноги не держат?

-- Ночь, -- коротко, но серьезно ответил он. -- Ночь переждём здесь.

-- Раньше, помнится, ты любил ночное время?

-- Раньше. Сейчас говорю: ждём. Верь на слово, пока нет доказательств.

-- Сдаётся мне, я уже почти восемьдесят километров только и делаю, что верю на слово.

Сон окутал очень быстро -- пускай наёмник и старался не подавать виду, но усталость брала его в клешни сильной и крепкой хваткой -- не пошевелиться. Не было ни снов, ни видений, ни даже образов -- просто темнота, от мысли о которой шли мурашки. Утро. Проспал. Конечно же, он проспал. И не выспался -- мысли ходили ходуном, ходуном ходило тело, но желание в кой-то веки нормально почистить зубы, так как Джеймс прихватил из города зубную пасту со щёткой, брало верх. Бодрит. Снова стало свежо, хотя и усталость всё ещё была рядом, всё ещё держала. Однако... кому жаловаться, если плохо всем одинаково? Они выдвинулись. Ноги отдавали при каждом шаге легким онемением -- привычный эффект для закаленных мужчин, и повод для жалоб парню, который, к счастью, всё ещё избегал лишних разговоров. Перед сном Хантер даже слышал, как Пацан шептал о чём-то Джеймсу. О чём именно? Неизвестно. Да и не его то было дело.

"Они перестали кричать... Кто-то из них. Им было больно? Наверное -- никогда не слышала, чтобы человек мог так драть глотку за просто так. Теперь кто-то из них молчит -- бродит с пустым взглядом по улице, пытаясь не уронить челюсть на пол, из которой вечно течёт слюна... Что-то не так с их оттенком кожи. У тех, кто кричал -- он больше похож на бледно-красный, а у этих... зеленоватый, что ли?"

Кажется, в бескрайних полях всегда можно было найти что-то своё -- зрение улавливало причудливые символы, которые меняли свой образ с каждой секундой. Диковинные, странные, порою страшные. Но это, чаще всего, оказывались просто деревья -- реальность всегда была немного скучнее, даже если фантазия предвещала опасность.

Следующим ориентиром был Орландо, и он не справился с той ролью -- городок зарос зеленью по самые верхушки маленьких домиков. Проходя прямо через арку деревьев было чрезвычайно трудно заметить, что где-то там, за временем и природой, есть маленькое напоминание о человеке. Единственное, что уловил Мальчик краем глаза -- диспетчерскую будку. Так что когда Орландо не оказалось на горизонте даже через несколько часов, мужчины решили, что та будка, которую они видели -- это и был когда-то заселённый людьми город. Малхолл, который показался спустя несколько часов, не представлял из себя ничего выдающегося -- просто пустырь. Ни домов, ни даже почтовых ящиков. Почему? Кто его знает. Часто случалось такое, что люди, пытаясь отстраивать себе новое жилье, полностью сносили старое -- просто, чтобы забыть или забыться о когда-то цивилизации. А, быть может, это был баллистический удар, которые наносили по очагам заражения -- на войне все средства были хороши.

"Сегодня я убил одного из них с помощью охотничьего ружья. Они практически бессмертны. Я стрелял в ногу, когда он побежал на меня, но тот даже глазом не повёл. Руки, почки, таз... Помог лишь выстрел в голову -- череп разлетелся на куски, и Это упало на землю. Всё же... как в том фильме, верно? "Стреляй в голову"? Это и есть конец для всех нас? Наверное, да. Люди подписали себе приговор".

Скелтон-Крик -- ещё одна речушка и место, чтобы пополнить запасы воды. По крайней мере, в ней не было трупов. По крайней мере, не было на первый взгляд. Однако перебирать было нельзя. Симаррон -- у главной дороги мигрировала стая, у которой как раз было время кормёжки. Пожалуй, это было тем, на что не стоило смотреть -- если группа бродячих мёртвых голодала до предела, она просто останавливалась и начинала есть всё: траву, насекомых, себе подобных -- слабейшие кормят сильнейших, редкие животные, которым не посчастливилось попасться такому сброду, разрываются на сотни и десятки мелких кусочков, а с земли слизывается даже кровь, но, что куда страннее, такую процедуру выполняют все -- от самых свежих и до тех, у кого уже несколько месяцев не функционировал желудок, лишь раздувая их тело вширь. Да, на это действительно не стоило смотреть.

Следующим был Гатри -- дни, как и городки, пролетают мимо глаз один за другим. Солнце вставало, поднималось, садилось -- в рутине время либо замедляется, либо летит незаметно для всех. В тот день случилось второе.

"Голова -- не слабое место. Сегодня моя подруга вонзила нож прямо в центр лба одной из таких тварей. После недолгой паузы, эта хрень поднялась с земли и продолжила бежать за нами. Меня зацепило -- едва чувствую руку. К счастью, моя девочка додумалась выстрелить. Сердце... Кто бы мог подумать, верно? Мало того, что его разбивают нам, когда мы видим в толпе Этих знакомые лица, так ещё и нужно будет разбивать их самому... Помните, друзья: цельтесь в сердце, не в голову... Кх-кх... Так надежнее. Если уж вы решили мстить этому миру за всё отнятое -- мстите наповал. Прощайте".

-- Странно... -- сказал Джеймс, свесив ноги с вагона. -- Зачем кому-то писать фразу "Жди" на дереве? Кого ждать? Второго пришествия?

-- Не знаю... -- отнекивался Хантер. -- Не знаю.

-- А почему именно это место? Ты же пришёл в Стилуотер, верно? Почему остановился здесь?

-- Организм не особо разбирался куда идти -- дыра в ноге и потеря крови были приоритетнее.

-- Понятно... -- потянул тот с небольшим стыдом. -- Нет! Не понятно. Как тогда дошёл до Стилуотера, если упал здесь?

-- Потому что этот же организм оказался надежнее, чем некоторые люди, -- старик многозначительно посмотрел на Виттиму и прервал этим серию пугающих его вопросов.

-- "Надёжнее", -- ворчал про себя парень. -- Откуда же мне знать то было?.. Ещё и военных зачем-то приплёл. "Надёжнее"...

-- Каких военных?

-- Память отшибло. Вон -- на дереве: "Военные. ОК",

Старый охотник пулей пролетел мимо напарника к дереву -- да, на старой надписи, которая, как он помнил, была явно написана идеально, слабо было выцарапано небольшое дополнение. Теперь фраза имела совсем друг смысл, пускай и посылалась к одному и тому же старику: "Жди. Военные. ОК (Оклахома)".

-- Так... что это всё-так значит?

-- Я... Уже -- ничего. Я жив, всё нормально, -- мужчина безразлично пожал плечами и развернулся к Хантеру спиной, направляясь в вагон. -- Джеймс! -- вдруг окликнул его тот. -- Завтра не должно быть никаких оправданий. Завтра мы придём в Оклахому и нас снова станет двое. Понимаешь?

-- Понимаю, -- тихо ответил Виттима. -- Как скажешь.

Компания отходила ко сну. Закрыв двери вагона, Уильям "Из Джонсборо" Хантер накрыл себя своим плащом и медленно начал отходить ко сну -- в его голове никак не укладывалось то, что завтра, быть может, он вполне сорвёт джекпот всей его жизни вообще -- трудно было пережить ночь, думая в таком ключе. Но усталость опять брала своё. Неужели это будет первый день за много лет, когда звезда, которую зовут Солнцем, не заберёт ничего, а даст? Быть может. Но это завтра. Завтра...

Ночь. Час и тридцать две минуты как настал следующий день. Сон, словно подлый предатель, оставил в самый ответственный момент и решил не возвращаться. Старик сидел у пробитой им же стены вагона и наблюдал за тем, как на дереве с надписью колышется листва, мирно покачиваемая ветром. Осенний ночной холод на время не давал мозгу отключиться, даже если тот и попытался бы. В темноте лес казался живым и огромным существом, которое раскинуло свои ветви на целые километры и только ждало, пока кто-то проникнет в него глубже, чтобы поглотить целиком, вместе с мыслями. Взор стеклом остановился на резных буквах и замер, словно замороженный -- один из тех типов взглядов, которые смотрят в пустоту даже тогда, когда обращены на тебя. Мирный шелест природы изредка прерывался падающими ветками и отдалёнными криками ночных птиц.

"Почему не пошла со мной, если теперь ждёт? Она ведь могла просто исчезнуть. Нелогично... И что ей двигало, когда предложила пойти с ними? Просто желание спасти меня? Привести туда, где мне "найдётся местечко"? Но зачем? Искренняя доброта мертва -- у всего есть своя выгода".

-- Тратишь драгоценные часы сна на то, чтобы ворошить воду в океане? -- тень, возникшая из угла вагона, села рядом с наёмником.

-- Скорее, пытаюсь понять. Скажи?.. -- около вагона послышались невнятные хрусты; Уильям тут же поднял голову и навёлся на дыру, а его собеседник лишь молча наблюдал.

-- А как ты сам думаешь, что это? -- упреждая вопрос, спросил силуэт.

-- Не знаю... Я не идиот -- не верю ни в любовь с первого взгляда, ни в доброту и ни в самоотдачу -- оттого только больше путаюсь. У меня всё просто -- я ей должен. А она... В моём случае, это считать это чем угодно -- желанием отблагодарить за спасение, мимолётной привязанностью, чувством незавершённости -- у меня полно причин, но... -- взгляд снова остановился на надписи. -- Зачем это ей?

-- В самоотдачу не веришь, потому что сам никогда не проявлял? -- кивок послужил ответом. -- Ха...

-- Что смешного?

-- Если ты нашёл целых три причины для неё за несколько секунд, то почему бы ей не найти для тебя хотя бы одну? Тем более, если дело только в выгоде.

-- Не всё так просто... -- в ответ снова раздался смех. -- Да-да-да, ты же сейчас скажешь -- что...

-- Я бы действовал, а не искал оправдания. Тем более, если ты так боишься не отдать свои долги.

-- Дело даже не в страхе. То есть... Да -- нужно хотя бы отдать им должное, но... Даже не то, чтобы нужно. Я просто хочу этого. Хочу, чтобы, когда я сдох, после меня осталось хоть что-то хорошее. Хочу умирать с чувством выполненного долга, а не той херни, что есть сейчас, но, в то же время, не могу ни успокоится, ни поверить в то, что вся эта доблесть была безвозмездной...

-- А почему бы не делать, что хочешь, если жизнь -- это смертный приговор в рассрочку, а ты как никогда близок к последней своей выплате? Именно.

Он ничего не сказал в ответ, и та тишина была почти самым громким согласием в его жизни. Уже через десять минут рука машинально упала на лоб от усталости, а в голове крутилась всего одна мысль: "Нужно завязывать с этим. Просто решить этот вопрос, пока не стало слишком поздно". Холод медленно окутывал конечности и, давя на веки, погружал в глубокий сон. Уже там, в пелене мечтаний и планов, послышался шелест полей...

***

-- Куда мы идём? -- немного высоковатый голос парня рассеивал ночную тишину.

-- В безопасное место, -- высокая фигура отвечала коротко и не сбавляла темп.

-- А почему всё время ходим ночью? Холодно становится.

-- Не задавай глупых вопросов. Одежда из Кав-Сити должна греть тебя достаточно, чтобы ты не жаловался.

-- А почему мы не задержались в Кав? Там ведь безопасно? -- тишь рассекалась лишь шумом полей с бурьяном. -- Эй! Знаешь, мне бы не помешал глупый ответ.

-- Не наглей. Ты действительно не знаешь, почему проще ходить ночью, или дурака клеишь, потому что устал? -- абсолютно серьёзно спросил мужчина, парень какое-то время молчал. -- Предупреждаю: не смей мне лгать, иначе дальше пойдёшь один.

-- И то, и другое. Я и не знаю, и чувствую, что долго идти не смогу.

Не ответив ничего, высокий и крепкий силуэт лишь поправил лямки своего рюкзака и молча продолжил идти по направлению к западу. Небольшой посёлок Кав остался за спиной путников часы назад. Тогда Лм ещё не знал, что в то время в том селении бушевали две вещи: самосуд и лихорадка. Впрочем, десятилетия так и не искоренили первое. Бледная ночь полностью накрыла летнюю землю, ярко освещая ещё не сильно заросшие деревьями поля и дороги. Странно, но за недели -- именно столько занял путь от Хоупа до Кав, ни спасённый, ни спаситель не говорили по-человечески -- бледная тень в чёрном плаще редко снимала маску, а ещё реже -- говорила из-за неё что-нибудь.

-- Так почему мы идём ночью? -- в ответ ничего не раздалось. -- Почему?!

-- Потому что... Эх... Не могу поверить, что действительно столь глуп. Потому что если мы пойдём днём, то не пройдёт и часа, как ты услышишь, -- не оборачиваясь, ответил тот.

-- Услышу что?

-- Никогда не слышал стаю? -- Ли молчал. -- Смотрю, детство твоё было счастливым, несмотря на то, что я нашёл тебя на рынке рабов... Хотя и звучат они сейчас иначе -- начали появляться особи... более совершенные -- они видят и слышат куда лучше обычного. Я считал бы это слухами, если бы не повстречал сам -- не знаю, как, но они чуют человека даже за препятствием. И вот, когда они тебя засекли, раздаётся гул -- слабенький хрип, который быстро перерастает в настолько сильный визг, что барабанные перепонки лопаются, если стоять впритык. И каждый... Живой или мёртвый слышит это -- этот шум.

-- А почему ты называешь их "мёртвыми", если они, по факту, живут?

-- У всех свои варианты этого названия. Мне проще говорить "мёртвые", чем "обращённые" или "зомби", или "заражённые", или... Моё название отсеивает сам шанс на то, что кто-то из этих людей, когда-то близких, возможно, мне людей, может быть ещё живым -- убивать приходится всех.

-- Тогда почему "Стая"? Из-за размера?

-- Нет. Не совсем. Стаи стали для меня "Стаями" из-за того, что в них эти ублюдки становятся просто животными -- движутся вместе, нападают вместе, жрут тебя тоже вместе -- они в разы опаснее и сплочены куда лучше людей...

Уильяма "Стреляного Ли" Хантера интересовала та тема, как никогда ранее -- он меньше месяца был в свободном мире, но человек, спасший его, пресекал любые встречи с заражёнными на корню. В доме рабов Хозяина знали лишь слухи о заражённых -- многие из людей, сидевших там, никогда не покидали Хоуп и знали лишь то, что слышали. Слухам нельзя было доверять. А радиоэфиров или видео на редких живых сайтах в бункере... было недостаточно, чтобы оценить своего противника. Но и простое любопытство, разумеется, разъедало изнутри. "Каким должен быть враг, чтобы выкосить почти всех людей? И почему сейчас с ними справляются?" -- вопросы не покидали голову восемнадцатилетнего парня, но куда больше его интересовал другой:

-- Ты так и не ответил мне... Зачем? -- снова спросил он из-за спины, немного почёсывая перебинтованную рану на щеке.

-- Что "зачем"?

-- Зачем ты меня спас?

-- Хотел бы, чтобы я этого не делал? -- в глухом голосе появились нотки насмешки.

-- Нет, конечно. Но мне непонятно -- ты же видел меня всего несколько раз... За что? То есть... Да, я слышал то, что ты "дал мне шанс", но зачем?

-- Возможно, когда-нибудь тебе станут ясны мои мотивы. А, быть может, я скажу тебе о них сам. Но не сейчас. Сейчас считай это чистым везением и присутствием в моём сердце чего-то, кроме эгоизма.

-- А почему тогда не спас других, а взял именно меня? Что насчёт остальных там, в клетках?

-- Говорил же: на твоей стороне было везение.

Вопросов становилось только больше. От осознания того, что спаситель более скрытен, нежели палач, холод окутывал юного Хантера только сильнее, пронзая своими порывами ветра, словно лезвиями, даже через куртку. Он не верил в везение. Верил в месть, ненависть, эгоизм, даже посматривал на чистую самоотдачу, но не в везение -- в голове мпарня не складывалась картина, в которой кто-то просто кидает монету и определяет этим судьбу -- это невозможно. Так быть не должно было.

-- Ты хотя бы видел ходячего? -- вдруг прервал тишину человек в маске.

-- В смысле "мёртвого"? Наверное, -- робко ответил Ли. -- Я видел, как один парень в противоположном ряду камер... Сначала он сильно отощал, потому что его не кормили, а от ударов плетью пошло заражение раны... В общем, одним утром он просто сошёл с ума -- накинулся на решётки и кричал что-то о том, что все мы этого заслужили. Вены вздулись, из глаз и зубов -- кровь, ногти кровоточат. Хозяин... Гарсиа не стал бить его, а просто пристрелил. Потратил четыре патрона, несмотря на то, что стрелял в лёгкие. Это оно?

-- Нет. Это диссидент. Не ходячий.

-- А в чём разница? В цвете кожи или?..

-- Издеваешься? -- фигура остановилась, заставив Хантера столкнутся с широкой спиной лбом. -- Хочешь сказать, что ни разу не видел мёртвого? Даже издали? -- в ответ раздалась лишь тишина. -- Немыслимо. Смотри...

***

Гул. Оглушительный и заполоняющий уши, гул. "Это выстрелы? Нет. Это... Это?!" Уильяма "Из Джонсборо" Хантера выкинуло из сна, словно бы его ударили током. В сонном приливе адреналина, он хотел вскочить с места, но его тут же остановила твёрдая рука -- Джеймс.

-- Тоже слышишь это, да?

-- Да. Это и вправду вертолёт?

-- Угу, -- кивнул мужчина. -- И летит он, причём, очень низко. Военные -- сто пудов. Учитывая замашки твоего генералишки, не удивлюсь, если он заказывает себе "карету" прямо с чёртового Мичигана.

-- Почему тогда шёпотом?

Спустя несколько минут вновь послышался хруст веток. "Точно не олениха", -- пронеслось в голове у старика, так как периодичность топота говорила только о двух конечностях существа. Звук повторялся всё чаще и чаще, приближаясь к вагону -- кто-то бежал. Внезапно точно такой же шум раздался по другую сторону от вагона. По третью. Кто-то и вовсе перебирался по деревянным трухлявым шпалам, разнося на всю округу громкое и звучное эхо от удара ног и ногтей о дерево. Чуть позже к этому хаосу присоединились некто, ходящий на четырёх конечностях, но убедить Хантера в том, что это животное, не удалось бы, наверное, никому -- ни одно животное не имело столь резкого и отвратительного запаха, а о звуках лучше и не вспоминать.

-- Падаль, -- медленно проговорил охотник.

-- Она, родимая, -- подтвердил Джеймс. -- Заметил их ещё вчера -- когда проснулся посреди ночи. Судя по шагам... Больше двадцати. Значит, рядом стая... Или орда -- мигрируют же, суки. И идти она будет вместе с нами -- на юг. Чёрт... -- тот оскалился, почесав зашитую щеку. -- Кстати, с кем разговаривал? Ночью, -- кивнул на дыру у вагона напарник. -- Пялился в пустоту и вёл довольно странную беседу? У меня довольно чуткий сон в последние месяцы.

-- Неважно.

-- Это же не первый раз, когда ты так болтаешь невесть с кем. Кто-то из Калифорнии? Или те самые Библиотекари? -- он указал пальцем на рацию, висевшую у Уилла на поясе.

-- Психоз. Когда будешь моего возраста -- я посмотрю, как ты в трезвом уме останешься. Сказал же -- не вникай.

-- Что это было? -- раздался внезапно в меру высокий голос.

Они обернулись и увидели Пацана, только протирающего свои сонные глаза. Чёрные волосы растрепались в капюшоне и запутались, больше напоминая птичье гнездо, нежели причёску.

-- Ха. Оно проснулось, и оно говорит -- два чуда за раз.

-- Это была падаль. Грёбаные недомерки, -- в ответ собеседник лишь покосил голову и ещё раз протёр глаза. -- Ты же в курсе, что это такое? "Падаль\грифы\перваки\крысы"? -- ответом служил лишь немой отрицательный кивок. -- Ого... Хм... Может, просто не понимаешь?.. Ну, в общем, это небольшая группа заражённых которая...

В тот момент рядом послышался звериный вой, а ровно через момент сменился вполне человеческими криками и хрипами. Хрустов костей слышно не было. "А вот это была олениха", -- поднимаясь, подумал Хан.

-- Так вот... Перед Стаей всегда идут самые слабые -- их называют падалью. Ну, мы с Уильямом называем... Это обязательно группа. Думаю, всё из-за того, что шансы у падали сдохнуть куда выше, чем у остальных. Они... Выполняют роль разведки, -- Джеймс поднял руки перед собой, очерчивая неизвестный миру контур. -- Осматривают леса, реки и города на предмет противников. Ты наверняка мог их видеть у... где ты там жил? Они очень... вялые -- поодиночке никогда не нападут, -- Уильям выглянул из вагона навстречу убегающему отряду -- в метрах ста или ста пятидесяти действительно валялся свежий труп оленя, на шпалах не осталось даже следов от крови -- слизали. -- То, чем брезгует стая, ест падаль -- гнилье, трава, кости, прочая хрень... Но не побрезгуют и обворовать человека -- они тихие и мелкие, так что красться умеют. Падалью становятся дети или травмированные ходячие. Когда они выходят на разведку -- выедают всё, что можно съесть на скорую руку и что выглядит привлекательно, так как остальные... не позволят им. Такая иерархия -- если эти мудаки и присоединяются к своим старшим братьям, то не должны претендовать на многое. А ещё их могут сожрать в голодные времена -- интересное зрелище. От группы, больше пяти человек, лучше держаться подальше -- такие теряют страх даже перед армией... И... Да, думаю, и всё.

-- Отличная презентация, -- подытожил и съязвил вдруг бывший пилигрим. -- Неструктурированная, плоская, малоинформативная, но весьма интересная -- то, что надо. А теперь двинули -- мелкие уже скрылись из виду, а вот те, что побольше, скоро нагонят. И я уж думаю, что они додумаются заглянуть в этот грёбаный вагон -- обоняние у них получше будет, -- Уилл спрыгнул с вагона и тут же схватился за ногу -- привыкнуть к тому, что даже самые простые движения отдаются болью, было довольно затруднительно.

-- Ну, а чем ты дополнил бы мой рассказ, гений? -- раздался голос позади. -- Я, кажется, упомянул всё самое важное.

Он оглянулся по сторонам: стаи нигде видно не было, а удаляющиеся фигуры худощавой падали, которые стягивались за шумом вертолёта, становились всё меньше и меньше.

-- Важное, но не всё. Я бы добавил, что... Ох, блять, -- он совсем не заметил труп оленихи под ногами. -- Добавил бы, что ходячие присоединяются к группам падали не по своей воле. Как только более сильные особи замечают, что кто-то не отрабатывает свой хлеб, они просто не подпускают этого "кого-то" к кормушке -- пьют и едят эти ребята самыми последними и часто становятся просто жертвоприношением матке, -- троица медленно ускоряла шаг по направлению к Оклахоме. -- Потому, чтобы выжить, суметь дать отпор своим сородичам и не умереть от голода, они примыкают к падали -- приходят к еде быстрее, чем ту сожрут.

Наёмник открыл флягу с водой и, запрокинув голову, начал пить -- идти было ещё далеко. К счастью, заражённые не показывались и не решались бежать обратно. Однако он понимал, что при первой возможности лучше свернуть с рельс -- возвращаться "разведчики" будут тем же маршрутом.

-- Но настоящие представители этой касты -- заражённые дети. Самые мелкие -- те, что заразились до возраста десяти лет, выигрывают тем, что практически не устают из-за не до конца сформировавшейся анаэробной системы -- молочная кислота накапливается в мышцах в меньших количествах, а выводится быстрее -- усталости организма эти ребята практически не чувствуют, плюс -- постоянное пополнение калорий из-за того, что они приходят к кормёжке первыми, позволяет им выживать практически бесконечно, -- он оглянулся и понял, что ни один из его собеседников до конца не осознал некоторые из терминов. -- Но я не знаю насчёт развития этой самой системы, как и организма в целом -- лишь несколько лет назад у одной исследовательской группы появились подозрения о том, что вирус не только не затормаживает процесс развития организма, но и наоборот -- ускоряет его. Хоть и против этой теории логика -- падаль старела бы, будь это так. И я надеюсь, что это так никогда и не подтвердится.

-- Почему? -- искренне спросил Мальчик, вглядываясь в фигуру наёмника.

-- Потому что в таком случае падаль, как и ходячие, как и матки... -- начал отвечать Джеймс.

-- Просто исчезнут. Либо преобразятся до неузнаваемой нами ранее опасности. Представь себе: паразит развивает детский организм так, как ему нужно, на протяжении всей жизни носителя... Останутся Колоссы, Сонары, аранча, Бутоны и Симбиоты, если эти названия тебе о чём-то говорят, которые начнут сбиваться в стаи. В орды, чёрт бы их побрал. И тогда, готов спорить, ни один город не выстоит, ни одни стены. К тому же, не стоит забывать про появление новых видов, которое... -- старик снова вспомнил о монстре на Роки-Байу. -- Которое ближе, чем кажется. А эта теория только подтверждает опасения. Подтверждала бы. Сейчас развиваются только самые сильные особи из заражённых -- формируют подвиды, которые держатся друг от друга поодиночке, а стайные же играют вторичную роль. И лучше бы вам молиться всем известным богам вместе со мной, чтобы так и оставалось.

Замолчав, он достал из кармана плаща свой блокнот и принялся читать записи и вырезки из речи учёных -- даже ему нужно было иногда освежать знания. На часах было около семи утра -- снова проспал. Впрочем, возможно, организм просто восстанавливался после ранения, потери крови и необоснованно большого количества алкоголя.

-- Но продолжим. падаль, как подвид, появилась самой первой -- зачатки защитных механизмов вируса. Также эти ублюдки первыми перестали гнить -- протестировали нечто большее, чем декада лет жизни, так сказать, и первыми получили укрепленную пищеварительную систему -- так же всеядны, как и мы, но переваривают куда больше видов клетчатки, обходятся без соли и поглощают белок в невероятных количествах. В общем, как я и говорил, выживать они умеют.

-- Почему бы тебе просто не дать ему блокнот? -- зевнув, спросил мужчина.

-- Но слабость этих ребят нашлась очень быстро -- отсутствие обоняния, -- продолжил рассказчик. -- Верхняя и нижняя челюсть развиваются довольно сильно, а поверх обычных зубов формируется целый второй ряд -- более клыковидные, острые -- эволюция в обратном направлении. К счастью, корни передних зубов просто перекрывают ноздри. Перекрывали, вернее -- на ранних стадиях это работало так. Сейчас просто отмирает переносица, -- старик провёл рукой у носа, имитируя лезвие, -- подчистую. Как итог: только зрение и слух, людей они не чуют. Ходячие, примкнувшие к ним, к сожалению, имеют всё, что и обычный человек, но и устают довольно быстро -- нагонять своих братьев по несчастью возможности у них нет, так что тактика боя весьма проста -- отделить подвиды друг от друга и убивать. Мелким куда проще сворачивать слабые шеи, чем целиться в сердце -- перелом продолговатого мозга им обеспечен, а с ним -- отключение всех жизненно важных функций. Дыхание, ориентация в пространстве, кровообращение. Проще простого.

-- Вы их убиваете... потому что они убивают вас? Выживание?

В его глазах читалось искреннее любопытство, но ири был невероятно глупый вопрос. Даже слишком глупый, учитывая то, сколько времени прошло с Жатвы. Единственное, что пришло старику в голову -- воспоминание о том, что человек, сопроводивший Мальчика ранее, тоже не отличался умом. "Если родственник -- это явно семейное".

-- Сколько тебе лет? -- снова спросил Джеймс за Хантера.

-- Я... Семнадцать. Семнадцать лет и...

-- И ты не знаешь, ради чего мы убиваем, Пацан?

-- Нет, -- твёрдо ответил тот. -- Не знаю.

Следуя ранее намеченному плану, старик развернул своих путников на юго-запад -- сквозь плотные слои деревьев, поросших мхом, они вышли к скрытому лозой магазинчику: "Spring Creek Firearms\Оружейный магазин Спринг Крика". Небольшое, наверняка дождевое озерцо, отображающееся на старых картах Виттимы небольшим пятнышком двадцать на двадцать метров, из-за ливней превратилось просто в настоящее озеро, заливая и магазинчик, и дорогу, и даже дома, находящееся в полусотне метров от неё -- не пройти.

-- Не знаешь... в плане морали, что ли? -- всё не отставал от Пацана Виттима.

-- Ну... Наверное...

-- Не-не-не. Что значит "наверное"? Ты же говорил, что твой брат убивал мертвяков?

"Хм... "Брат", -- пронеслось в голове у Хантера. -- А это многое объясняет. И желание отомстить, и глупость..." Он осторожно переступал корни деревьев, стараясь не намочить подошву своих ботинок -- те воду, разумеется, не пропускали, но лучше было быть осторожным заранее. Опадающая листва подло покрывала землю, пряча препятствия, грязь и лужи под одинаковым слоем из жёлтых, оранжевых, красных и коричневых листьев -- осень. "Впрочем, глупость это объясняет не до конца".

-- Ну, не молчи -- не тяни кота за... Знаешь, за что.

-- За что?

-- Серьёзно? Просто говори уже.

-- Да, убивал, но это делал только он -- не я. И делал для защиты -- уверен. Он никогда не пытался напасть на... мёртвого... просто так.

-- Ещё бы, -- оскалился Хан. -- Попробовал бы он лишний раз напасть на трупов -- ствол же в руках едва держал.

-- Эй! -- окрикнул старика Джеймс.

-- Слишком грубо, молодая мать?

-- Знаешь, ты мог бы сказать это и помягче.

-- Да? -- Уильям из Джонсборо остановился и, смотря Виттиме прямо в глаза, продолжил. -- Тогда так: у его брата было достаточно мозгов и самосохранения, чтобы не полезть с хреном в руках на стаю, но недостаточно, чтобы не грабить двух людей, обвешанных стволами, с помощью пушки, которую он даже пустить в ход не мог. Не будь его брат идиотом -- остался бы жив, а он не сиял бы своим ранимым личиком в этом болоте. Достаточно мягко?

-- Иногда ты такой мудак.

-- Кто-то должен быть им, чтобы освещать реальность, -- у наёмника пронёсся перед глазами образ Девочки. -- А впрочем...

-- Не все стреляют так же хорошо, как и ты, -- раздалось вдруг у него за спиной.

-- А?

-- Я сказал... -- парень замешкался, поправляя капюшон. -- Сказал, что не все стреляют так же хорошо, как и ты. Не все вообще хотят уметь стрелять! Зачем? Чтобы отнимать жизни других, пока сам живёшь в достатке?!

-- Именно. Миром правит эгоизм, так или иначе. А за оружие берутся всё. Не знаю, откуда ты, да и плевать мне, но здесь стрелять умеет каждый. И каждый стреляет. Способ заработка, выживание, вынужденные обстоятельства или месть -- каждый. Попробовал бы ты не взяться за ствол после потери и не научиться стрелять только ради того, чтобы выпустить всего одну пулю.

-- Откуда тебе знать? Ты-то точно никого не терял.

-- Повтори? -- Уильям "Из Джонсборо" Хантер остановился и развернулся.

-- Не надо, Пацан, -- Джеймс попытался остановить его, но тот лишь скинул руку парня с плеча. -- Да, блин, хоть один из вас должен быть умнее!

-- Я... по глазам... По глазам твоим вижу, что ты никого не терял -- подлые, тёмные, -- оскалился Мальчик. -- И по поступкам -- тоже. Ты убивал за деньги, избивал и топил друга, подставлял людей, которым давал надежду, плевал и плюёшь на остальных... -- пелена слёз застыла на его глазах. -- Ты не ценишь жизнь и уж точно не выглядишь, как человек, потерявший тебе близкого! Что ты можешь сказать о потере?! -- старик из Джонсборо молчал.

-- Хан! Остынь, -- Джеймс вышел вперёд, загородив собою мальчика. -- Хотя бы ты не горячись и будь. Он же просто...

-- Заткнись и отойди -- ты уже рассказал достаточно.

-- Но п...

-- Заткнись и отойди, Джеймс, -- напарник, заколебавшись, сделал шаг назад.

"Просто ребёнок..." -- в глазах Хантера сверкнул огонёк, просвечивая сквозь седые локоны. В один из моментов рядом с ним возник тёмный силуэт и, как показалось старику, заулыбался. Он схватил пацана за куртку и, приподняв, ударил о ближайшее дерево.

-- Кто ты, блять, такой, чтобы судить меня?! -- уверенность пропала из глаз Мальчика, стоило тому встретиться взглядом с Ли. -- Даже не смей заикаться... Даже думать себе не позволяй о моём прошлом, -- несмотря на ярость, голос звучал мертвецки холодно. -- Я высказался только о тех фактах, которые слышал и видел сам, а ты... не зная абсолютно нихрена... Заткнись! -- руки ослабли и он поставил парня на землю. -- И не произноси больше ни слова из своих грёбаных предположений. Насрать, из какой ёбаной страны сказок ты пришёл, но здесь, в этом мире, каждый что-то терял! И то, что я не валяюсь в собственных слезах и соплях, значит только то, что я сильнее, чем какая-то истеричка. Закрой рот и держи всё в себе -- миру плевать на тебя и твои проблемы, -- он выдохнул и, отпустив собеседник, развернулся, взглянув на маршрут. -- А для молчаливого сопляка ты слишком много говоришь. Выдвигаемся дальше.

Обойдя, наконец-то, болото, они выбрались на нормальную дорогу, с которой, как сразу решил их проводник, лучше не сворачивать -- большинство деревьев лишилось своей листвы и покрывало все видимые ориентиры далеко за пределами человеческого зрения одинаково разнообразным камуфляжем. Шли молча. Оклахома встретила троицу неприятно холодными ветрами и криками заражённых -- по тем же ранее пустым улицам гуляли облака пепла, носимые порывами воздуха туда-сюда, а стаи, пересекаясь странными маршрутами, сливались друг с другом на узких улочках.

-- Не понимаю... -- сказал Джеймс, заметив группу ходячих вдали. -- Военные же вычистили всё, верно?

-- Только на бумаге и только в идеале -- не думаю, что им есть смысл зачищать целый город.

-- Хорошо, но почему стаи идут в центр?

-- Не в центр, а на юг, Джеймс. Они идут на юг. Всё логично. Двинули.

Компания медленно вступила в городскую черту. Рассекая своими ботинками потоки воды, они проходили спальные районы, встречая на своём пути одиноких заражённых. "Такие долго не протянут, -- мелькало в голове у Уильяма, -- Не протягивали". Да, так и было -- мёртвые, отбившиеся от стаи, не проживали и года. Чаще всего, они умирали от рук человека -- ни голод, ни погода, ни даже дезориентация не могли убить их так скоро, как бы это сделал их ближайший родственник.

Многочисленные дома, тем временем, изнывали от дождей, выливая через свои водопроводы воду и грязь, а сами дороги, казалось, только что пережили войну. Одноэтажные стены и потолки медленно, но верно сменялись двухэтажными. Там, под серыми тучами и едва заметными бликами утреннего солнца, эти домики медленно разлагались вместе со своими хозяевами, спрятанные от всего мира тоннами мокрых листьев. Среди шумов ветра, разносящего этот самый мусор по углам города и капель воды, падающих с крыш, начали раздаваться многочисленные хлопки.

-- Слышишь это? -- спросил вдруг старик. -- Будто кто-то по лужам бредёт. Стая, наверное, но...

-- Что?

-- У меня странное ощущение. Будто она не впереди нас, а...

Троица быстро прошмыгнула за угол. Выглянув по направлению к северу, Хан действительно увидел сотни голов, плетущихся в их направлении. "Свежие, новые, похожие на... Нет". Идущее на них полчище состояло, в основном, из заражённых нового поколения или же Поколения Четыре, как окрестили этот период учёные -- заразились в период, который начался ближе к шестидесятым годам второго тысячелетия. На них оставались волосы, их ноги крепли, удлинялись и заострялись зубы, развивались челюсти -- практически тот же человек, но с более бледным и землянистым оттенком кожи. По крайней мере, так кажется издали.

-- Подождём внутри, -- объявил Уильям из Джонсборо.

-- Чего?

-- Не "чего", а подождём. Они движутся на юг. Мы -- тоже. Либо идти с ними на перегонки, либо выждать в этом захолустье. Я предлагаю второе.

Поднявшись по деревянному порогу, первое, что сделал мужчина -- дёрнул дверь. Не заперто. Сдвигая мокрые листья и разливая вчерашнюю воду, старый кусок дерева на петлях со скрипом открылся. Путникам предстала ещё одна дверь -- просто покосившееся шесть брусьев с москитной сеткой между ними. Удар.

-- Располагайтесь, -- насмешливо сказал тот, уронив рюкзак на деревянный стул. -- У нас где-то час, пока они пройдут и наберут достаточное расстояние.

Облезлая краска приятно потрескивала под тяжестью ботинок. Грибок медленно, но уверенно проникал через поры в дерево и, поддерживаемый влажностью, размножался с очень и очень большой скоростью -- темноватые дыры в стенах были лучшим этому доказательством. Ну, а пол и вовсе немного проседал из-за трухи -- когда-то красивый узорный ламинат бледно-серого цвета был весь в жёлто-зелёных пятнах и больше напоминал бушующее болото, нежели обычное покрытие. Сквозь разбитые окна вместо пыли и пепла влетал запах свежести, циркулируя и уносясь в неизведанном направлении. Старика всегда поражало то, как пепел умудрился остаться в этом городе даже спустя пол века. Впрочем, учитывая то, что в центре города было мало деревьев, как и почвы в общем, это и не было столь удивительным. Выцветшие картины на тёмно-коричневых стенах вещали собою куски разных историй -- на одной сохранилась гончая на поводе, рвущаяся за своей целью, на другой -- буйные волны и кусок кормы корабля. Фарфоровые вазы, перегнившие и облезлые узорные обои бледно-зелёного, скорее всего, цвета -- всё выглядело так, словно хозяева этого места исчезли по щелчку пальцев и никогда больше не вернулись обратно. "Впрочем, -- подумал Хантер, глядя на серую улицу, -- возможно, так всё и было".

Взяв стул с металлическим основанием, он струсил с него пыль и сел напротив входа. Через полузакрытую дверь виднелись единичные силуэты, количество которых не спешило пополняться -- стая была ещё далеко. "Ради чего вы их убиваете?" -- ещё раз прокрутил в своей голове вопрос Уилл, чтобы убедиться в его глупости. Ответ был весьма и весьма прост. По крайней мере, с заражёнными-одиночками -- их смерть не приносила ни пользы, ни вреда человеку. Такие особи редко представляли опасность, так как притупленные чувства ориентации не срабатывали вовремя, а уставший организм подводил, но их всё же убивали и, более того, чаще, чем кого-либо другого. Так зачем же? Из-за самообороны? Нет. Как говорилось ранее, отбиться не представляло труда, а опасности было минимум. Из-за выживания? Тоже не оно -- лишь Эволюция и её люди опускались до того, что ели мясо людей, но даже они брезговали заражёнными, и ни достойной одежды, ни оружия эти ребята по себе не оставляли. Пожалуй, здесь играли те же причины, которые заставляли каждого в том мире браться за оружие: гнев, месть, удовольствие, покой -- эмоции. В тех же редких случаях, когда они нападали на людей, всё было просто -- не оставалось выбора.

Количество фигур начало пополнятся. Первый десяток, второй, третий... Поднявшись, старик закрыл дверь и защёлкнул щеколду -- вряд ли они услышали бы тот звук из-за собственных криков, а вот отбившийся идиот, который забрёл бы в дом, представлял бы куда более реальную угрозу. Вернувшись на место, он согнулся в спине и, поставив голову на сложенные в замок руки, думал всего об одном: "В моей жизни бывали деньки и поспокойнее". Шум снаружи не сильно и усиливался -- лишь шумы от разлетающейся в сторону воды и редкие хрипы тревожили тот дом -- ни часов, ни сквозняков, ни даже вздохов.

-- Знаете, ну нахер, -- спустя десятки минут, сказал Джеймс. -- Эта тишина уже начинает на меня давить. Может, вы оба и привыкли, что всё можно держать в себе, а любимое занятие -- это болтать с самим собой, но не я. Пошло это всё.

-- Тебе скучно? -- меланхолично спросил Хан.

-- Он ещё и издевается... Рассказал бы лучше что-нибудь, мистер дохрена умный.

-- Дай тему -- может и расскажу чего-нибудь.

-- Тему... Тему ему... Да хоть...

-- Почему я не заслуживаю имя? -- вдруг спросил самый младший из компании. -- Почему "Мальчик"?

-- Это очередной повод для ссоры, а не тема, -- закатил глаза Виттима. -- Так что...

-- Я отвечу.

-- И ты туда же. А, впрочем, знаешь... Ну тебя нахер. Общайтесь! -- мужчина дёрнул рукой и стал у окна, делая вид, что наблюдает за мёртвыми.

Уильям убрал руки от головы и лишь ещё сильнее согнулся, сидя на стуле. Его взгляд был обращён на пол, но тот понимал, что Пацан сидел прямо сзади него и, пялясь своими серыми глазами, ждал объяснений. Громко выдохнув, он начал говорить:

-- В самом начале ты так и не ответил на вопрос о том, есть ли у тебя имя. Либо ты его скрываешь, либо его у тебя его никогда не было. Не спрашивай, какого из вариантов придерживаюсь я, -- охотник немного повернул голову, но тут же отстранился, -- но тебя, в любом случае, нужно как-то называть. Обращаться или... Неважно. Здесь у меня свобода выбора, и я говорю: ты не получишь ничего. Не от меня -- я, как ты помнишь, сужу только из того, что знаю, услышал лично или видел сам, -- на последнем слове отвечающий сделал особый акцент. -- Ты не сделал при мне абсолютно ничего. И вряд ли сделаешь -- ты не заслуживаешь имени в моих глазах, а его, поверь, нужно заслужить. К тому же... -- Уильям из Джонсборо поднялся со стула и подошёл ко второму окну. -- Имя даёт ощущение привязанности, важности. И не только тому, кому его дают, а и тому, кто это делает. От меня ты этого не дождёшься -- мы здесь для того, чтобы ты смог пойти своей дорогой, а мы -- своей. Не значит ли это, что имя, данное нами тебе, будет ни к чему? Именно, -- он подошёл к пареньку и посмотрел в его глаза. -- Вот, как всё можно сократить: я этого не хочу, а ты этого не заслуживаешь. Ты получил ответ на свой вопрос?

-- Да.

-- Отлично. Тогда двинули -- в окне силуэтов уже нет, -- он забрал рюкзак с пола и закинул на правое плечо. -- О чём ты, Джеймс, мог бы и сказать.

-- Извини -- заслушался.

-- Да я так и понял. Эй! -- окликнул Пацана Хантер. -- С вопросом о убийствах всё тоже очень просто: нами руководят нужда и здравый эгоизм. Поверь -- ни к чему другому ты не придёшь, как бы ни пытался. Надеюсь, твоё любопытство сыто и будет молчать хотя бы несколько часов, -- дверь открылась и ветер сразу же занёс сквозняк вместе с мелкими брызгами воды. -- Выдвигаемся.

***

-- Беги! Беги, блять!

-- Бегу! Парнишка, не отставай! Хрена они дают! Твою мать! -- выстрел. -- Не отставай, тебе говорят!

Дневную тишину поздней осени разбивал хор из шагов, сливаясь своим шумом в непроглядный град. Рассекая своими ботинками старые лужи, троица бежала так быстро, насколько могла к тому самому First National Center Building -- единственному известному безопасному и обжитому месту в Оклахоме. Впрочем, безопасность не была гарантированной.

-- Связывайся с ними! -- кричал мужчина старику. -- Отсюда покрытия уже должно хватать. Пристрелят ведь!

-- Закройся и беги! -- Уильям всеми силами шерстил рюкзак, выискивая рацию.

Обогнув очередной дом, компания свернула налево -- подальше от центральных проспектов. Там, на узких улочках, между высокими и не очень домами, было явно больше шансов выжить -- мёртвые, гонящиеся за ними уже около часа, всё никак не хотели отставать, но координировались между собой куда хуже. Впрочем, самые быстрые из них то и дело нагоняли без того уставших путников, хватая или почти хватая их за одежду или провиант. На одной из кочек старый охотник дёрнулся и обхватил ладонями своё бедро.

-- Что с тобой?

-- Нога... -- немного содрогаясь, ответил тот. -- Нога грёбаная...

Пробежав спустя несколько десятков минут сквозь внутренние дворы больницы Святого Энтони, трое живых вывернули на Норт-Дьюи авеню и стремительно рванули на юг -- им оставалось около десяти-пятнадцати минут бега. Стараясь не цепляться рукой за больную конечность и осторожнее переваливать вес, Уильям "Из Джонсборо" Хантер что есть мочи ковылял по скользким тротуарам, имитируя бег, чем злил даже самого себя -- скорости было явно недостаточно, а преследователи не давали форы никому и ни при каких обстоятельствах.

Наверное, никто бы так и не смог посчитать точно, сколько стай слетелось на крики сородичей о свежем мясе, но, оборачиваясь, старик то и дело видел не меньше двух сотен лиц, просто заполонивших улицу, и то были только первые ряды. А за шеренгой, разбежавшейся на всю ширь -- поток, смывающий всё. Бегущие наперегонки с самими собою заражённые то и дело падали, спотыкаясь или скользя на мокрой траве, а их сородичи тут же приносили им плачевную участь, разбивая черепа когда-то обувью, дробя рёбра каблуками и пятками, выворачивая суставы одним движением, ломая кости... Те же, что были в хвосте -- слишком голодные, чтобы бежать, доделывали работу, не оставляя ни времени, ни воронам почти ничего съестного. Действительно незавидная смерть. Или жизнь. Впрочем, у живых были дела поважнее, чем созерцать. Обогнув музей Искусства по дуге из-за огромных завалов, они направились к библиотеке -- оттуда была прямая дорога к цели.

-- Не отвечают! Тишина на всех волнах, -- тот немного потряс старую рацию. -- Работай, сволочь!

Здание Национального Центра уже показывалось из-за контуров соседних небоскрёбов. Рассекая своими шпилями небеса, оно теперь казалось защищённой со всех сторон крепостью: на окнах, кроме панорамных, что в пентхаусе, стояли металлически задвижки, перекрывая обзор извне, свободные выступы здания были защищены небольшими укрытиями из чего-попало, чтобы, в случае атаки с редких соседних зданий, занимать там оборону, а на одном из них, если сильно присмотреться, и вовсе можно было заметить одинокий силуэт в тёмной накидке -- снайпер.

-- Дай сюда эту хрень! Парень, не отставай! -- в ответ раздались лишь хриплые вздохи. -- Да, вот так! -- пара ударов по электронике и, словно в какой-то старой шутке, раздалось шуршание радиоволны -- заработало.

В тот момент раздался выстрел прямо у ног Виттимы -- кажется, стрелка у военных кормили не зря. Шальная пуля дала рикошет от асфальта и влетела в ржавую дверь автомобиля, что стоял рядом. Беглецам пришлось остановится и сдать назад -- под стеклянный коридор, что был между двумя зданиями на уровне второго-третьего этажей. Достаточно большой и широкий, чтобы не дать военному ни единого шанса. Мужчина пытался настроиться на нужную волну, а старик с парнем лишь с опаской смотрели себе за спину -- бегущие заражённые всё ещё не отставали ни на шаг.

Уильям снял с плеча винтовку и оценил ситуацию: перестрелять всех не получилось бы, а ближайшие из них были уже меньше, чем в сотне метров расстояния -- в паре десятков секунд. Нацелившись примерно на шпиль Национального центра, он медленно начал выходить за балкон, осознавая, что пусть лучше первым разящим выстрелом с той винтовки будет выстрел в человека, чем тот самый человек выстрелит первым, или мёртвые доберутся до желанной ими еды. "Лучше всё, чем смерть меж двух огней", -- думал себе стрелок. Впрочем, вряд ли тот самый выстрел был бы удачным -- попасть с того расстояния с той разнице в высоте в едва заметную цель при среднем ветре почти невозможно с первого раза.

-- Приём! -- вдруг прокричал Джеймс. -- Приём! First National, прекратите огонь! Это наёмники, что были здесь несколько недель назад! Отзовите вашего стрелка!

-- Приём. Слышу Вас.

"Видимо, не судьба", -- вытянув из кобуры револьвер, Хан кинул оружие Парню и молча кивнул головой на бегущую стаю. "Знаешь, что делать", -- говорил его взгляд. Сам же он нацелился на стаю, пытаясь выследить сонара в толпе, чей вой, смертельный вой, время от времени столь сильно резал уши.

-- Необходимо подтверждение личности. У кого?..

-- Издеваешься, сука?! Пять этажей в обмен на что угодно, сержант Хеллер, недели назад -- прекратите грёбаный огонь!

-- Понял, -- на какие-то считанные секунды в эфире повисла тишина. -- Ребят, отзовите Тихого! Быстрее!

В тот момент кто-то вцепился в ствол винтовки, уронив охотника на колени -- ходячий, выбежав из-за угла, оказался там как никогда вовремя. Подставив оружие, как единственную преграду, старик оперся в стойке и замер, пытаясь пересилить мертвеца и не упасть.

-- Стреляй, -- едва выдавил тот из себя Пацану. -- Стреляй же...

Мёртвые уже были на расстоянии нескольких десятков метров. Мальчик, замерев с отсутствующим выражением лица, таращился на сцепившихся, а Джеймс был слишком увлечён как разговором, так и снайпером, команду об отступлении которому ещё не успели передать, что не обращал внимания на схватку. Собрав силы в кулак, Уильям оттолкнулся от земли и рывком повернул корпус влево, заставляя мертвеца упасть на пол по инерции силы. Только заражённый оказался у асфальта, как выживший, наступив ногою на бледную спину в порванной коричневой ветровке, выстрелил прямо в голову, тут же отведя затвор и выкидывая гильзу. Приглушённый звук выстрела исчез почти мгновенно -- всё ещё громкий в узком пространстве, но очень тихий для снайперского оружия. Понимая, что затворное оружие будет слишком медленным, он выхватил из рук парня свой револьвер и навскидку выпустил шесть патронов в ближайшие цели.

-- Когда говорят "стреляй" -- стреляй, сука! -- привычным движением, он перезарядил барабан.

Выстрел. Кто-то из толпы заражённых отлетел назад, а пуля, пройдя насквозь, зацепила сзади идущего -- силуэт с крыши открыл огонь по мёртвым. Джеймс рукой скомандовал: "Бежим", -- и тут же ринулся с места. Желания медлить не было ни у кого. Ещё раз выпустив весь запас барабана, Уилл побежал следом. Добравшись прямо до балконной лестницы, по которой они взбирались в прошлый раз, наёмники обомлели -- одного из пролётов буквально не было -- он валялся на земле, так что забраться наверх с земли не представлялось возможным -- слишком высоко даже для троих. Из-за угла тут же вывернули самые быстрые из мёртвых.

-- Вижу вас! -- раздалось по рации. -- Установку спустить не успеваем! Ищите обходной путь -- Тихий прикроет вас!

-- Это я, блин, понял! -- разъярённо ответил мужчина. -- Просто стреляйте -- мы разберёмся! Бежим!

Завернув на юг, Джеймс решил обойти здание и войти в то же самое отделение банка -- проверять остальные двери в той трёхсотметровой шеренге домов было слишком рискованно, а погоня всё не отставала, щёлкая зубами, крича сорванными голосами и разбивая вдребезги ногами отражения в дождевой воде. Хантер же считал заражённых, что возникали у него за спиной и молился всему, во что верил, чтобы впереди не оказалась ещё одна стая: "Десять, двадцать, тридцать, сорок, Пацан, пятьдесят... Что?!"

-- Стой! -- схватил тот Джеймса за плечо. -- Пацан! Пацан!

Там, на широкой улице, стоя у одного из давно брошенных автомобилей, замерла небольшая человеческая фигура. Омываемая редкими каплями уходящего дождя, она стояла посреди потрескавшейся дороги, смотря в одну точку, и шептала что-то себе под нос, но звуки пропадали из-за хора шагов, заставляющего трястись даже стёкла. Наёмники, наверное, так и не поняли бы причины -- не вспомнили бы, если бы они, подбежав к Мальчику, не увидели то, что видел он: у заржавевшего когда-то давным-давно средства передвижения, был некто важный -- сухой, мёртвый, с прогнившими глазницами, но всё ещё важный. Мальчик смотрел на бледно-синюю жилетку, обвивающую торс, на серую шапку с бубоном и таким же серым ободом, на ржавый пистолет, что валялся рядом, и шептал этому всему только одно:

-- Брат...

-- Уведи его отсюда, -- шепнул старик Джеймсу, смотря на запад.

-- Брат...

-- Джей, бери его и бежим! -- мёртвые всё приближались.

Не дожидаясь развязки, Уильям схватил парня так крепко, как мог, и рванул, подгоняя второй рукой напарника. Силуэт едва-едва шевелился, словно парализованный. Напряжённые мышцы натянулись струной, а взгляд остановился в одной точке -- где-то в районе бледно-зелёного лица, осколка стекла, торчащего в районе сердца, и светлых локонов волос, которые ещё не сгрызли ни птицы, ни мухи, ни мёртвые. Спустя драгоценную секунду молчания всё это прошло, и он закричал так, как мог:

-- Брат! Брат! Пусти меня! Отпусти! Бра-а-ат! -- небольшая, сравнительно, фигура, брыкалась, словно бешеный бык -- бесполезно. -- Отпусти меня-я-я-я! Встань! Бежим! Поднимайся, брат! Встань!

-- Слишком медленно! -- прокричал охотник, отстреливая бегущих фигур.

Развернув своего подопечного к себе, Виттима ударил его по щеке с разворотом корпуса и, не давая опомнится, схватил за челюсть.

-- Беги или присоединишься к нему! Ну же! Вперёд!

Бег давался всё труднее -- наверняка разошедшиеся швы ныли и не давали развить полную скорость, а ритм дыхания, не успевшего подстроиться под новое-старое ранение, сбился. В один момент Уильям сдавленно вскрикнул и, выставив ногу вперёд, замер. Сквозь волосы на затылке он чувствовал, как жжётся кожа на шее и рвётся воротник рубахи от ногтей. Закинув руку за спину, он скинул с себя заражённого и, не сбавляя ход, выстрелил в лежачего позади себя. Оставался последний рывок.

-- Не останавливайся! Давай сюда! -- напарник уже стоял у двери.

Компания подбежала к тому самому зданию. Буквально уронив мальчика под бронированное окно, молодой охотник скинул с плеча винтовку и, не целясь, открыл огонь, пока Уильям поднимал защитные ролеты. Трупы падали горой, не прибавляя и не сбавляя в расстоянии между перспективными жертвами -- меньше пяти метров.

-- Ныряй! -- раненый кинул Пацана под приподнятое заграждение и, окрикнув Джеймса, нырнул сам, отстреливая бегущих с револьвера. Как только магазин винтовки опустел, а спусковой механизм щёлкнул в пустоту, тот рывком проник в здание и опустил занавес -- троицу накрыла темнота.

Во тьме, плотность которой рассеивали лишь слабые линии света между пластинами в ролетах, когда о те били мертвецы всем своим весом, не было слышно ничего -- ни звуки сильной одышки, ни редкие щелчки при перезарядке оружия просто не существовали за всеми теми приглушёнными криками, что раздавались сквозь хлипкие стены.

-- Это всё? Всё?!

-- Только если наша "прочная" защита выдержит. Фух... Но я бы... Я бы надолго тут не задерживался.

-- Ага. Момент... Дай только... Дай отдышусь.

-- Не говори мне про "отдышусь" -- сдохну сейчас. Ещё и шов грёбаный...

Хрипы от Стай мёртвых монотонно, но хаотично разбивали тишину, а слабый щелчок фонарика Джеймса пролил немного света на ситуацию и помещение в целом: Уильям сидел на полу с порванным воротником рубахи и расцарапанной шеей, облокотившись на дверной косяк; Виттима стоял у металлодетектора, скинув рюкзак на пол; а Парень осел прямо напротив просвета, смотря пустым взглядом на пол.

-- Вот же сцука-жизнь -- нужно было нам выйти из-за угла прямо на стаю.

-- Скорее, это она вышла на нас. И не из-за угла, а из-за угла в трёх кварталах -- скажи ещё спасибо, что я пристрелил саранчу, которая была в первых рядах -- не больно бы далеко мы убежали с этой сучкой на хвосте.

-- Ага...

-- Не "ага" -- мог бы и сонара зацепить -- меньше стянулось бы.

-- Да пытался я -- головёшка какой-то идиотки не вовремя решила накренится -- пуля в неё ушла.

-- Сказал мужик с автоматической винтовкой и четырьмя десятками патронов в магазине.

-- Иди-ка ты нахер, а. Сам ходишь с револьвером и затворной "снайперкой" -- вообще молчал бы про скорострельность.

-- Мне много не нужно -- я не промахиваюсь.

Усмехнувшись, Хантер медленно, держась за стену, начал подниматься с пола. Где-то на половине его лёгкие резко свело, а ноги потеряли силу подниматься -- немного осев, старый охотник попытался вдохнуть и тут же забылся в порыве столь давно не беспокоившего его кашля.

-- Ты в порядке? -- мужчина протянул руку, чтобы помочь своему напарнику подняться.

-- Кх-кх... Да... Кх... Я... Кх-кх-кх... Секунду... Кх... -- наёмник жестами пытался подкрепить то, что помощь ему не нужна, но в тот момент, когда он упал на колени и согнулся, это уже не выглядело столь убедительно.

Пока Уильям "Из Джонсборо" Хантер пытался выплюнуть свои лёгкие на пол, заражённые молотили по зданию, если не по инерции, то от мнимой интуиции или безделья, а Джеймс всё ещё стоял с протянутой рукой, Парень просто не шевелился.

-- Слушай... -- начал Виттима, отстав от старика. -- Пацан... Ты...

-- Я думал... Думал... Это будет не так трудно. Почему он?

-- Жизнь -- несправедливая штука, -- он сел рядом с Мальчиком и посмотрел на просвет. -- И чаще всего бывает так, что страдают те, кто этого не заслуживает... А те, кто заслуживает, выходят сухими из воды, потому что знают, как избегать страданий.

-- Ты говорил, ты знаешь, что с ним случилось... Я знаю, что ты имел ввиду это, но... -- тот едва заметно кивал. -- Как... Как он?..

В ответ Джеймс молчал. Долго. Крики за стеной прекратились, а рация разрывалась от попыток военных связаться с двумя охотниками за головами, но на обратной стороне была лишь тишина.

-- Я... -- наконец собрался с мыслями Виттима.

-- Только не говори, что ты не сказал ему, -- откашлявшийся Хантер стоял позади и, протирая рот от крови куском ткани, смотрел в щель. -- Куда глупее, чем я о тебе думал.

-- Не было времени, Хан.

-- "Времени".

-- Ты тоже знаешь, что с ним случилось? -- Парень вдруг посмотрел на старика.

-- Да.

-- Скажи мне.

-- И не подумаю -- не моя забота.

Уилл сделал шаг вперёд, отодвигая "препятствие" рукой, но подросток тут же скользнул ладонью в кобуру и, достав оттуда револьвер навёл охотнику на голову. Быстро, холодно и бесшумно -- такого не ждал никто. Джеймс и Уильям оказались на одной стороне оружия, Парень -- на другой. И глаза его были налиты если не слезами, то кровью.

-- Говори, -- шёпотом произнёс Мальчик. -- Скажи мне, как.

-- Пацан!..

Не успел мужчина и прокричать фразу, как старик развернулся и обхватил револьвер левой ладонью: указательный и большой палец сдерживали барабан от вращения, средний упал за спусковой крючок, а указательный прямо перед курком -- спусковой механизм был заблокирован.

-- Не строй из себя невесть что.

В ответ парень попытался надавить на курок, но ничего не произошло -- лишь то ли улыбка, то ли оскал Уильяма стал немного шире. Проведя указательным и средним пальцами дугу вниз, он вытолкнул барабан из револьвера и, наклонив оружие стволом вверх, нажал на экстрактор -- клипса с шестью патронами звонко упала на пол, лишив "стрелка" превосходства в ситуации. Хантер замахнулся и что есть силы ударил Мальчика по щеке, от чего тот осел на стену, но оружие не отпустил.

-- Не думай, что я не осознаю твою утрату, но есть одно "но": мне плевать, -- глаза парня немного расширились. -- Запомни, -- он сжал ствол сильнее и потянул на себя, приближая оппонента ближе, -- это моя пушка. Не смей брать, целиться или стрелять в меня из моего же оружия, -- одним рывком тот вырвал ствол обратно и, подняв амуницию с пола, направился к лестницам. -- Идиот.

-- Ты сказал, "выудить факты"! -- остановил его голос из-за спины. -- Я хочу выудить! Как он умер? -- в ответ раздался лишь смех. -- Ты говорил о двух вооружённых людях. Они убили его? Ранили? Что с ним случилось?

-- Смотрю, ты не умеешь отступать от своей цели. Что ж... -- в этот момент он поймал взгляд Джеймса, стоящего позади и молчащего всё это время, в котором читалось лишь одно, и чем сильнее вглядывался Уильям Хантер, тем сильнее видел в этом не просьбу, а мольбу. -- Не сегодня. Джей, ответь уже этим по рации, -- мужчина, тут же ожив, схватился за прибор для связи.

-- Ч-что?

-- Я выбираю не отвечать.

-- Но ты же...

-- Да. Да, слышу вас! -- перебил Виттима разговор почти криком. -- Поднимаемся наверх с восточного угла. Да. Три-четыре часа -- сообщите вашему стрелку. Скоро будем. Конец связи.

-- Без "но" -- твои аргументы никак не повлияют на моё решение. Не думай, что я забыл о твоей выходке у вагонов. Не думай, что забуду эту. А это только один день, шкет. Если хочешь что-то вытянуть -- извинения были бы кстати. Хотя, в твоём случае, не помогут даже они. Просто держи рот закрытым, а руки -- опущенными.

Троица медленно проходила знакомые залы, направляясь к лестницам. Хантер шёл, смотря в пол, и понимал, что ещё немного, и он увидит её -- Девочку. То ли свою ошибку, то ли единственный хороший поступок со времен восьмидесятого года. Что было делать дальше -- неясно. Как и всякий неидеальный план, список наёмника резко обрывался на том, что он добирается до Оклахомы. Дальше -- пустота. И лучше ему было бы быстрее придумать то, что нужно сказать или сделать, чем, как он делал обычно, смотреть "по-ситуации".

На крыше было "не многолюдно" -- оставшиеся заражённые всё ещё толпились внизу, а большинство из них и вовсе вернулось к самому Национальному зданию -- снайпер всё ещё стрелял. Спрыгивая с той же крыши на ту же машину, проходя по той же парковке, спускаясь на тот же уровень ниже из-за того же обрыва у мужчин в голове крутилась лишь небольшая ирония о том, что в прошлый раз ни военные, ни они сами не желали больше видеть друг друга, наверное, никогда. "Надеюсь, нас ждёт более-менее тёплое приветствие". Прыгнув на балкон, старый охотник схватился за карниз и тут же отпустил одну руку, рефлекторно схватившись за ногу из-за колющей боли. Вторая же, соскользнув с мокрых перил, не удержала целое тело на весу -- он упал на предыдущий пролёт, ударившись головой о железо.

-- Нормально?! -- прокричал напарник несколькими метрами выше.

-- Да... Да! Ай, блять... -- он схватился за затылок и тут же взглянул на руку -- кровь, но на такие мелочи банально не было времени.

Через несколько десятков этажей и сотни ступеней твёрдая рука барабанила по железной двери -- несмотря на осведомлённость, военные не спешили открывать.

-- Надеюсь, с ними проблем не будет.

-- Угу. С ними не будет проблем, если они, сука, даже не откроют дверь! Эй там!

Спустя минуту в двери что-то щёлкнуло. Только сейчас Хантер заметил, что в том месте, где дробовик Джеймса вынес к чертям кусок железа, стоит новый замочный механизм.

-- Скучали, сучки?! -- сержант Хеллер был необъяснимо весел.

-- Ага, сказочно. Чуть не сдохнуть -- мечта просто.

-- Да ладно тебе -- жив же. О-о-о, а вот и герой месяца, -- парень явно указывал на старика, -- и тоже жив! Я-то думал, что все наёмники -- мудаки, а оно вот оно как оказалось... Оп-па-па. Шкет с вами?

-- Шкет с нами.

-- Пополнение, да? Ха-ха-ха-ха-ха. Ладно -- за мной, -- темнокожий, коротко стриженый, что характерно для военных, сержант, медленно повёл троицу вниз через чердак. -- Не, ну ты тогда, конечно, нихера так дал! Как ты вообще выжил-то?! Весь в крови, у самого рана на ноге, тащишь эту...

-- Я...

-- ...девку на себе, как проклятый, сзади орёт какая-то толпа зедов, и ты такой в полуобморочном состоянии: "Нахер мне ваша помощь -- меня ждут", -- и в закат! Хера себе, мать мою! -- мужчина сжал кулаки и сымитировал удар.

-- Слу...

-- Да я такое только в грёбаных фильмах о войне видел, старый! Ты же, сука, как Термонатор из того фильма! "Я вернусь", -- пафосно поковылял на запад! Даже дробовик в качестве платы оставил, и... И!.. Ух-х! Респект тебе, короче говоря.

-- Слушай! -- наконец смог сказать Уильям, когда компания стояла уже посреди пентхауса. -- Во-первых, "Терминатор", а во-вторых, тебе бы медаль: "Самый длинный язык диверсионных войск", -- сошла бы впору.

-- Но я же поблагодарить хотел, мужик! Мы ж у этой девахи, блин, как ужаленные носились, чтобы ей лучше стало. Спло...

-- И помогло? -- резко перебил тот.

-- Что?

-- Ваша помощь ей помогла?

Хеллер посерел. Улыбка всё ещё красовалась на его лице, но медленно спадала и больше походила на результат паралича мышц лица, чем настоящие эмоции. Старик схватил парня, чей рост не превышал метра семидесяти за воротник и поднял к себе.

-- Помогло?!

-- Эй, давай без прошлого раза -- нормально же общаемся.

-- Хан, что тут?.. -- попытался влезть напарник.

-- Не сейчас! Где она? -- ответа не последовало. -- Ну?!

***

В импровизированном госпитале было на удивление шумно -- человек в типичном белом халате, коего Уильям "Из Джонсборо" Хантер точно не видел в прошлый раз, носился с места на место, обустраиваясь в западной части третьего этажа сверху. Она находилась в самом дальнем углу -- том, что ближе к окнам. Там, как было видно, располагали "тяжёлые случаи" -- те, кому нужен был покой и отдых, но не компания. Большинство из раненых не были таковыми -- ребята ковыляли и прихрамывали с прострелянными или переломанными ногами, едва шевелили руками из-за перевязок, но не были в бреду -- действительно серьёзных ранений было единицы. Но Она была одним из таких. Уильям из Джонсборо остановился перед занавеской, что ограждала его от Неё и замер. Замер, потому что, положив пальцы на шею, понял, что ритм его сердца очень далёк от спокойного.

-- Состояние малышки стабильно тяжёлое, -- раздался голос позади, и этим голосом оказался человек в халате -- высокий почти настолько же, сколько и наёмник, бледный мужчина с худощавым лицом и золотисто-русыми волосами, зачёсанными назад. -- Доктор Хименес, -- представился тот. -- Нет, не испанец -- вообще мало что известно о моих корнях, но... Вижу, вас это не интересует. Логично. Как я и говорил, -- мужчина попытался вытереть кровь с краешка одежды -- бесполезно, -- состояние юной леди стабильно тяжёлое -- детский организм не способен справиться с ранением подобной сложности.

-- И? Что вы сделали, чтобы ей помочь?

-- Всё, что могли. Но полно вам -- "помочь"... -- он покачал головой. -- Здесь нет даже простых жаропонижающих, что уж говорить об антибиотиках, а за слово "анальгин", должно быть, вообще сжигают на кострах, но... Но мы пытаемся. "Народными", так сказать, средствами, но пытаемся.

-- Я не видел тебя здесь несколько недель назад. Откуда ты?..

-- Меня и не было. Пройдёмся? -- он медленно зашагал между самодельных палат, которые представляли из себя просто три-четыре занавески и кровать. -- Так вот. Я прибыл сюда совсем недавно -- где-то около десяти дней назад. Работа кипит, сами видите, -- мужчина мельком заглянул за ширму и тут же продолжил шаг. -- Со мной прислали также отряд обученных военных с "Пекода" и снайпера.

-- Прислали врача, но не медикаменты?

-- Глупость, да? Но, смею вас заверить, медикаменты были. Увы, запас самых банальных из них иссяк ещё в Южной Дакоте -- там дела обстоят куда хуже, чем здесь -- даже все трупы после того психически больного паренька не успели похоронить, а новые-то всё прибывали, -- доктор потёр указательный палец о большой, имитируя шуршание бумаги, -- некрологи писать было некогда, чего уж там таить. Так что сюда... Как себя чувствуешь, Ларри? Нарывов, боли нет? Температуры?

-- Нормально, док. Что-то пальцы на ноге часто чешутся, но я держусь.

-- Ха-ха-ха! Позитивный настрой -- самое оно. Но если фантомные боли будут слишком частые -- скажи мне. Побеседуем и настроем твою "крышу" на нормальный лад. Так, -- вновь обратился "док" к Хантеру. -- На чём это я?.. Ладно -- неважно. Смею вас заверить, что беспокоиться не о чём -- мы нашли отличный выход.

-- Какой?

-- Командование оттуда, -- он указал пальцев вверх. -- Решило выслать десантный вертолёт по всем точкам, как только Теннеси подал сигнал о захвате. Ну, знаете, какую-нибудь из старых махин, вроде... Не знаю... МИ-26? Я не силён в летательных машинах -- ему подобные, в общем. Представляете, сколько стоило заправить такую?

-- Дальше.

-- Да. Так вот... Слушайте, я не знаю модель этой боевой машины, но знаю вместимость -- шестьдесят человек ровно. Иначе -- перегруз. И сюда этот, извините, катафалк прилетит с бойцами -- на каждую точку, кроме Теннеси, принесёт пятнадцать бойцов и заберёт пятнадцать раненых. На этом этапе была небольшая проблема -- раненых из сорока людей у нас двадцать четыре -- от трещины в кости до заражения крови.

-- Но они же?..

-- Нет, не беспокойтесь, они не сволочи -- думаю, один из них с радостью уступит место вашей девочке. "Птичка" должна прилететь на днях. Если быть точным... Двадцать шестого.

-- Послезавтра?

-- Именно. Простоит здесь день-другой, если всё будет нормально, и назад по тем же точкам. Не думаю, что эта вертушка -- единственная. С момента заключения контракта с Чёрным Золотом дела идут вверх, но... Для неё время -- жизнь, -- кивнул Хименес уже в дальний угол этажа. -- Чем быстрее -- тем лучше. А когда следующая -- чёрт её...

-- А почему не забрали тем же вертолётом, на котором прилетели вы?

-- Ха! Ха... А хороший вопрос, -- врач заглянул в одну из палат. -- Вертолёт забрал местного генерала и какого-то старика, прибежавшего к нему в спешке, но... Быть может, конечная цель была не на авианосце или... Нет, не имею ни малейшего понятия. Знаю только одно: если бы знал о девчонке, потребовал бы для неё место ещё в прошлый раз. Но дерьмо случается, верно?

-- Тогда скажи ещё одно: разве всё это не "строжайшая военная тайна"?

-- Пф... Бросьте. Даже если бы и была -- я, считайте, должен вам. Ваша малышка и её состояние были единственным поводом двигаться для всех этих ленивых ублюдков. Когда я прилетел -- здесь не было практически ничего, но стоило мне выдать список, как они обшарили все аптеки в городе. Да, там было пусто, но всё-таки... Ладно. Думаю, я сказал вам достаточно, чтобы вы не вырывали меня из работы вопросами? -- ответом послужил кивок. -- Отлично. В таком случае, извольте -- долг зовёт, -- мужчина пожал руку старику, немного испачкав ладонь того кровью. -- Эй, Ирвин! Ирвин! Какого дьявола ты снял перевязь?!

-- Подождите! -- остановил его Хан. -- Здесь была девушка и парень из гражданских? Странно одеты, с небольшими рюкзаками, есть акцент?

-- Были. Ушли ещё дня... четыре назад.

-- Куда?! -- но доктор его уже, увы, не слышал. -- Блять... Ладно. Были -- уже хорошо.

У Её "палаты" было всё так же тихо. Ни шёпота солдат, ни писка какой-нибудь аппаратуры, ни даже простого шума от хлама за серым окном -- просто тишина. Кто бы мог подумать, что это и просто кусок ткани, висящий на железных кольцах, могли быть такими страшными? Но они таковым были -- несколько раз Уильям из Джонсборо подносил руку, чтобы отдёрнуть занавес, и каждый раз оставался ни с чем. Ещё раз. И ещё раз. В конце концов, он схватил ширму за край и резко отдёрнул. Беззвучно. Пожалуй, самым большим желанием за все те сотни мыслей о Девочке для него было то, чтобы она просто узнала его. Тщетно. Сделав пару шагов, он наконец увидел Её. Она была в бреду -- ёё побледневшее личико, мокрый от жара лоб, накрытый компрессом -- теми самыми "народными" средствами -- синяк на щеке, который поставил ещё он -- всё было так, словно и не проходило нескольких недель, будто бы он, старик из Джонсборо, отнёс беглянку из Аркадии в это здание только вчера. Но прошли недели. И самым ярким доказательство тому, что всё шло плохо, была окровавленная перевязь у тазовой кости. Всё ещё окровавленная. Рядом с Ней лежала его кепка, скинутая на пол то ли случайно, то ли впопыхах, а у самого угла -- дробовик, который, видимо, никто не пожелал брать в качестве платы за спасение. Да, то всё точно было лишь вчера.

Хан медленно подошёл к Ней и осел рядом с "кроватью" -- старым матрасом, взятым неизвестно откуда, который лежал на двух сдвинутых столах. Молчал. Долго. Просто вслушиваясь в её сердцебиение, в надежде уловить хоть что-то, он обдумывал то, что должен сказать так, будто его услышат.

-- Я... Я...

"Я многое хотел сказать, -- он опустил голову и уставился в пол, глубоко дыша. -- Представлял нашу встречу как угодно, но только не так. Ожидал горы вопросов, просьб, кучу разговоров, в которых я, обычно, не люблю участвовать... А теперь даже не знаю, что сказать. Я..."

-- Прости меня.

"Наверное, не стоило мне ничего делать. Уверен, ты бы сбежала от тех ублюдков рано или поздно, а сейчас я... Нет. Прости. Прости. Это всё ещё сложнее, чем я себе представлял. Это... А теперь я даже не смогу поговорить с тобой так, как ты хотела бы. Вообще никак не смогу. Чёрт... -- он запустил руку в волосы, потирая лоб. -- Я вытащу тебя отсюда. Да, доктор говорит верно, но нужно убедиться, что один из раненых вояк отдаст тебе место. Уж я-то уговорю его, -- Девочка лишь тяжело дышала, сотрясая воздух. -- Было бы здорово, если бы всё обошлось... Было бы? Не знаю. Я много что могу предложить, как наёмник, но мало что могу, как человек... Шанс на лучшую жизнь? На кораблях военных её полным-полно. Нет болезней, нет заражённых, нет враждебных людей... Да, мы могли бы с тобой отправиться в Вашингтон, но сейчас... Сейчас сделка с военным -- лучшее, что я могу, и, что важнее, это единственное, что тебе нужно. А значит -- остальное не важно. Знаю, что ты можешь очнуться до завтра или прийти в себя, но... Захочешь ли ты лететь, зная, что я останусь? Я бы... Я бы не захотел". Уилл Хантер поднял кепку с пола и повесил на ствол дробовика. Взгляд его упал на серое окно -- на орду, проходящую в самых низах города. Одинаковые, безликие, все они когда-то жили и умерли. Единственное, что от них осталось -- воспоминания. Если осталось. Он развернулся и ещё раз взглянул на серое тельце.

-- Всё будет в порядке. Верь мне. Мы с тобой... обязательно увидимся.

В центре временного госпиталя было куда оживлённее -- те военные, что были в состоянии хоть как-то передвигаться, делали это изо всех своих сил -- таскали ржавые койки, разбирали завалы хлама, чистили оружия -- пользу приносили здесь все и каждый, потому что почти все понимали одно: им здесь жить.

-- Кто из вас?! -- прокричал он на весь зал, встав в центре. -- Кто из вас не полетит вместо неё?!

По залу тут же пополз шёпот, шум утих. Мало что Хантер мог различить из монотонного бреда, но одну фразу он услышал чётко: "Это тот самый, что принёс её. Уильям". Позади наёмника возникла фигура Джеймса -- кажется, тот спустился на крик, донёсшийся до него и Хеллера.

-- Я, -- послышался высокий голос из толпы.

Из-за ширмы "вышел" парень низкого роста с длинным чёрным ирокезом набок. Без правой ноги вплоть до колена. Старик сразу узнал лицо парнишки -- именно у него он забрал винтовку ещё тогда, когда ног было две.

-- Чего ты хотел от меня?

-- Хочу убедится в том, что ты не передумаешь.

-- Это шутка, да?

-- На словах много кто герой. Я не хочу, чтобы в последний день, визжа, словно истеричка, заявлял, будто это место по праву принадлежит тебе, Ларри, -- имя было вышито на рубахе, рядом с группой крови.

-- Эй, ну ты не загоняй! -- раздалось из-за одной ширмы. -- Ларри -- нормальный мужик!

-- Да! Мы тут все можем за эту деваху впрячься, если потребуется!

-- Надеюсь, -- сказал Хантер, кивнув. -- Но до тех пор, пока этого не случилось -- я прослежу за тобой.

-- Лучше скажи: а ты готов впрячься?

-- Что?

-- Я повторю, -- громче заявил солдатик, -- ты готов за неё впрячься? -- охотник развернулся и по его взгляду был понятен ответ. -- Просто, знаешь, я тут подумал: раз уж ты здесь... -- на лице парня появлялась ехидная улыбка. -- Что ты можешь предложить за её спасение?

-- Ларри! -- раздался крик из толпы.

-- Завались, Карл! Этот хрен в два лица смог перебить больше полусотни трупов -- думаешь, ему нечего нам предложить?! -- протестовавшая фигура тут же скрылась за ширмой. -- Мы пол месяца возились с этой девкой и не просили вознаграждения... вообще ничего не просили! Но он-то здесь! Жив-здоров, сука, с моей пушкой, пока я, -- рядовой шагнул вперёд, опираясь на сухую ветвь от дерева, как на костыль, -- лишился ноги. И теперь лежу здесь. Я -- калека. Даже хуже -- я бесполезен. Из-за тебя сволочь! -- один из силуэтов кивнул. -- И теперь некому разобраться ни с грёбаными мародёрами, ни со сверхгнездом! Здесь всего десять целых ребят! Десять мальчишек, которые до сих пор не умеют нихрена! -- откуда-то послышался одобрительный крик. -- Вся эта гребучая группа "профессионалов" сдохла в том гнезде, а оставшегося в живых нам присылали ублюдки-бандиты по кусочкам! Мы нихера не можем, а всем "свыше" насрать! Думаешь, эти пятнадцать идиотов изменят что-то?! Да они также, как и предыдущие сдохнут, даже следа по себе не оставив!

-- Да! -- раздался крик рядом с наёмником.

-- Но есть ты. Ты, который вместе со своим дружком перевалил пять этажей и не моргнул глазом. Ты, который принёс на себе тело, будучи раненым в ногу, и выживал среди заражённых неделями, отказавшись от медицинской помощи, -- каждый раз он указывал на него пальцем. -- Ты, который составил карту всех гнёзд города и остался, при этом, жив. Я не прошу нам помочь, -- он поднял высоко голову, хотя и смотрел исподлобья. -- Я требую! Как человек, который лишился из-за тебя ноги! И даже её я не желаю получить обратно! Нет! Я спрашиваю тебя от имени всех: что ты, сука, можешь предложить для того, чтобы всё прошло так, как тебе хочется, а наша жизнь стала хоть немного больше похожа на жизнь, а не на выживание, а?!

-- Он прав!

-- Прав!

-- Помоги нам, старый!

-- Я повторяю: каждый из нас с радостью уступит место твоей девчонке, но тебе, раз уж ты пришёл, как заботливый папаша -- придётся заплатить. Что ты можешь нам дать?

Над залом повисла гнетущая тишина. Доктор Хименес, выйдя из одной из "палат", полушёпотом пытался узнать, что произошло за время его отсутствия, а Уильям "Из Джонсборо" Хантер поражался лишь одному: как, порою, быстро хорошо сложенная ситуация может скатиться в нескончаемый поток дерьма. Однако одно он знал точно: на карте слишком большая цена, чтобы торговаться.

-- Всё, -- сказал он. -- Я даю вам на выбор всё, что у меня есть.

Зал разразился одобрительными криками, среди которых хватало хвалебных од старому охотнику. Кто-то даже подкинул в воздух военную фуражку, но настроения самого охотника это не изменило. Ларри же, похлопав его по плечу, тут же сменил гримасу с ехидной улыбки на доброжелательную.

-- Я-то в тебе не сомневался, но ты же знаешь, -- поднимая ветвь, прохрипел он, -- для лучшего эффекта иногда нужно надавить на эмоции, -- старик громко выдохнул и, кажется, сказал что-то себе под нос.

-- Ты в курсе, что такое эффект Бумеранга?

-- Нет.

-- Вот и хорошо -- будет меньше причин смеяться надо мной, -- парень перевалился на бок и направился обратно. -- Но! Мужчина и мальчик, пришедшие со мной, в деле не участвуют -- я не могу говорить за...

-- Участвуют! -- раздалось из-за спины -- говорил Джеймс.

-- Какого хрена ты творишь, идиот?!

-- Я сказал, что слышали: мы в деле!

Зал вновь накрыла волна оваций. Кажется, двое матёрых выживших были спасением для этих рядовых. И это было неспроста -- Хантер отчётливо понимал, что эти военные могут попросить у них лишь две вещи. И каждая из них нравилась бывалому пилигриму и наёмнику меньше предыдущей...

***

Закат приближался к своему завершению. Последние лучи солнца слабо опаливали шпиль небоскрёба. Местные жители ложились в предвкушении -- уже завтра решится одна из двух их проблем. Впрочем, предвкушение это затмевалось тем, что оставшимся воякам -- тем, кто ещё способен держать в руках оружие, тоже придётся участвовать -- с проблемой такого масштаба не справятся ни два, ни три человека.

-- Нахрена ты согласился? Ты же был там -- понимал, что они выберут либо свехргнездо, либо банду мародёров -- ни то, ни другое, я бы не назвал лёгким, -- старик сидел у своего койки-места и читал морали. -- А ты... Ты не заимеешь от этого прибыли.

-- Знаю.

-- Тогда зачем?!

-- Ты ещё спрашиваешь? За два года, что мы работаем вместе, я не видел от тебя нихрена -- ни сожаления, ни милосердия -- ничего. А здесь появляется девчонка с простреленным тазом, рядом с которой валяется твоя кепка, и ты, который грозится перевернуть мир, лишь бы ей стало лучше. Я не идиот, Хан. Последний раз я видел такое, когда ты меня из-под расстрельной стенки вытащил. И если тебе вдруг пришло в голову сделать что-то хорошее под конец своих долбанутых дней не для себя, а для других -- я в деле.

-- Ты хоть понимаешь, куда нам придётся пойти? Понимаешь, что просто хочешь сдохнуть за компанию?

-- Ну, сверхгнездо, и что? Справимся. Так же, как и всегда. Даже если сдохнем там вдвоём -- пацан останется на попечении у надёжных людей. Ему будет на кого равняться и у кого учиться.

-- Уже пристроил его?

-- Я... Нет. И насчёт этого... Он не хочет оставаться здесь.

-- Как это понимать "не хочет"? У него выбора не особо много.

-- Не знаю. Но наотрез. Я... Тебе ведь теперь не принципиально, когда от него избавляться, верно?

-- Джеймс... Плевать, -- вдруг сказал тот. -- У меня есть твоё слово, что с ним?

-- Что?.. То есть... Да. Да, есть. Больше с ним у тебя не будет проблем!

"Было бы это так..." -- думал себе Хан. Хотя, разумеется, отлично понимал, что проблемы будут. Но это его не волновало. Не в тот момент. В системе его приоритетов произошёл сильный сдвиг, перемещающий почти всё мирское в "долгий ящик". В конце концов, он-то понимал, насколько малы шансы на то, что завтра он может вернуться.

-- Ну так что... -- потянулся Джеймс. -- Спать и в Ад?

-- Да... Да... В Ад.

========== Глава 9. В Ад ==========

-- Как они там?

Настал следующий день -- ровно одни сутки остались до выхода. Боеспособная часть военных начищала оружие, готовила форму и пыталась не думать о завтра, пока это не являлось необходимым. Не потому что было страшно, а потому что так было проще. В их числе был и Джеймс -- Хантер, вернувшись от беседы с Тихим (снайпером группы), застал напарника, перебирающим своё снаряжение в полной тишине.

-- Они... -- мужчина оглянулся на отряд, собравшийся в кучу на одном этаже. -- Боятся. Сильно.

-- Страх -- плохой мотиватор.

-- Порою, он единственный, который есть.

-- Не в этом случае. У них полно причин, чтобы сражаться. Ещё куда больше, чтобы жить. Слышал такую фразу: "Пессимисты идут на дно первыми"?

-- Ты-то сам не сильно тянешь на оптимиста.

-- А я и не он, -- наёмник сел на упавшую колонну, -- я -- рационал. Если сдохну -- это будет "необходимой жертвой".

-- И что, совсем не страшно?

Уильям ухмыльнулся -- эта улыбка была очень надёжной защитой. Он отлично понимал, что завтра всё может кончиться. "Впрочем, как и многие разы до этого", -- утешал он себя. Врал. Не бывает "многих раз" перед смертью. Каждый из рисков, каждый из шансов не вдохнуть в следующую секунду уникален обстоятельствами. И в этот раз, они тянут его назад, прочь с поля боя -- ему есть, что терять. Наверное, в этом и есть самая злая шутка: когда находишь людей, за которых можно умереть -- смерть становится меньшим, с чем ты желаешь столкнуться. "И ты ещё спрашиваешь, страшно ли мне", -- подумал охотник.

-- Нет, -- ответил тот. -- Главное -- чтобы музыка подходящая на похоронах играла.

-- А если такой не будет?

-- Ха-ха. Тогда я просто не приду.

***

-- Хименес, верно? Звал меня?

-- Что?.. А, да. Да, Уильям, звал. Пройдёмся?

Доктор был явно в хорошем расположении духа и плохом состоянии тела -- несмотря на лёгкую полуулыбку, было заметно, что спал он в последний раз более полутора суток назад. Да и халат, который мужчина нечаянно заправил сзади в брюки вместе с рубахой, тоже о чём-то да говорил. Слегка протерев глаза, врач встал с ящика с оружием и медленно зашагал сквозь свои владения -- импровизированные палаты.

-- Просто хотел сообщить вам, что состояние девочки стабильно. Как море в штиль, если понимаете, -- собеседник то и дело отмечал что-то на листике, закреплённом на планшете.

-- Позвал меня только за этим? Сказать, что всё, как вчера?

-- Что? Н... Нет. Эх, Вашей прямолинейностью орехи бы колоть. Нет, не только. Я просто заметил, что никто ещё на это не решился, а потому хотел бы поблагодарить вас за всё то, что вы сделали.

-- Давай как-то без этого -- обойдусь.

-- Но почему? Это ведь всё... Вот это, -- док загородил проход и развёл руки в стороны, -- благодаря вам. Люди сплотились, стали более...

-- Если ты решил расплыться в благодарностях -- побереги словарный запас. Материальная выгода в качестве "спасибо" мне нравится куда больше.

-- Так часто в ноги кидаются?

-- Скорее, так редко, что я привык жить без этого. Думаешь, что геройство бродячего наёмника проходит точно так же, как в каких-нибудь книгах? Читал же что-нибудь подобное, верно? Напуганная и беззащитная девушка, окружённая злым и безликим врагом, кидается на руки и благодарит жаркими поцелуями героя, совершившего подвиг? -- на его лице появилось подобие улыбки. -- Когда-то и я так думал. Давным-давно... Вот только после того, как первый спасённый мною от мёртвых человек вместо того, чтобы благодарить, упал на колени и начал блевать в помутнении сознания от количества крови и внутренностей, которыми он обвешан, а потом и вовсе упал в обморок, мировоззрение поменялось. И даже когда он пришёл в себя, не было ничего такого -- он просто стоял и смотрел на меня испуганным взглядом -- боялся и не верил тому, что череда совпадений сыграла в его пользу, и он остался жив. Без единой царапины, без следов заражения, без травм -- он был абсолютно уверен, что я и мой спутник застрелим его в следующий же момент, ограбим и оставим без единого шанса на выживание, обеспечив ещё более долгую и мучительную смерть... А когда мы убрали оружие -- он рывком развернулся и побежал от нас прочь так быстро, как мог. И так каждый раз. В этом мире нет героев -- есть лишь те, чей выбор совпадает с законами морали, чей выбор правильный. А тому, кто просто поступает так, как хочет, не нужна благодарность.

-- Знаете, возможно вы... Нет! -- схватил его за руку Хименес. -- Вы всё же меня послушаете! -- Уилл лишь громко выдохнул в ответ. -- Я уже понял ваш взгляд на вещи -- нужно быть самым настоящим идиотом, чтобы не понять: люди -- дерьмо, а мир -- емкость. Вот, что говорю вам я: мы станем лучше. Мы становимся, -- старик уже было открыл рот, но не успел. -- Каждый спасённый человек, каждый ребенок, чья жизнь продолжается только благодаря чьему-то самопожертвованию -- тому доказательство. Думаете, улучшения приходят сразу? Чушь! Даже эволюции понадобилось два миллиона лет, чтобы сделать из обезьяны человека! Слушайте... Да, мы убиваем, -- кивнул тот, отпустив руку. -- Люди. Грабим, пытаем, насилуем, истязаем -- жестокость свойственна всем животным, а мы к ним сейчас ближе, чем когда-либо. Но не все. Сейчас идёт время, когда выживает вовсе не сильнейший -- выживает тот, кому есть, ради кого жить. Когда есть тот, кому важен. Кто-то рядом, понимаете? И вот я повторяю: мы объединяемся и объединимся. Мы станем лучше, -- в какой-то момент "док" схватился за лоб от усталости и невольно рассмеялся. -- Думаете, я люблю людей, да? -- тот показал на себя пальцем. -- Бросьте. Моя жизнь была бы куда проще без них. В ней не было бы авианосцев, сотни раненых, десятков идиотов, которые лишь приумножают это число... Не было бы этих потерь и страданий, которые всегда заканчиваются у меня на руках, на моих больничных койках... Сотнями и сотнями раз! И те речи, что человек подобен глине -- обжигаясь, твердеет -- чушь. Больно было и будет! Так что поверьте: я ненавижу людей всем своим чёрным сердцем... Но я в них верю, -- выровнялся во весь рост мужчина. -- Потому что та же эволюция нас учит очень простой вещи: если мы не станем лучше -- мы просто умрём. А меньшее из того, что я хотел бы сейчас -- понимать, что даже ваша девочка может не дожить до завтра...

Да, он явно слышал подобное. Десятки людей ему говорили о том же -- об огне в сердце и в душе, свет которого отражался в глазах доктора -- о надежде, часть коей носил в себе каждый живущий, держал где-то в груди тлеющие угли, которые поддерживали тепло во всём теле. Ведь всем им -- рассказчикам -- нужно было во что-то верить, нужно было за что-то жить. Правда ли то была? Кто знает. Однако Хантер был уверен в одном: человек, стоящий перед ним и повествующий о лучшем будущем, никогда не терял всё. Никогда не лишался всего до последней капли лишь за тем, чтобы вновь начать наново. После первой потери ещё можно было бы встать на ноги и поверить. А после второй? Пятой? Десятой? Проблема веры была в том, что вовсе не от хорошей жизни или трусости не хотелось верить -- нет. Не хотелось лишь из-за того, что какая-то часть человека, какой-то подлый тёмный силуэт позади подсказывал, что после очередной потери -- неважно, окупится она или нет -- будет больно. Без шансов. Без вариантов.

-- Ха... -- грустно улыбнулся Хантер. -- Ладно.

-- И это... всё? Это всё, что вы ответите?!

-- Если я отвечу сейчас так, как думаю, ты потеряешь веру в людей. По крайней мере, в одного -- точно. Так что не стоит -- некоторым из нас и вправду проще жить, когда есть крылья. Если это всё, то я пойду. Будем считать, что я проиграл нашу маленькую битву.

-- Нет, погодите! -- остановил его тот. -- А кем вы приходитесь этой девочке? Кто вы ей?

-- Этой Девочке... -- взгляд старика упал на ширму, за которой находилась Её "палата". -- Тем, кто обещал.

***

-- Итак, все вы слышали о "сверхгнезде" -- огромная и смертельно опасная территория, населённая паразитом токсоплазмы хомос. Уверен, именно так вам и описывали это на ваших теоретических занятиях, если они были -- сухо, малоинформативно, бесполезно.

-- Хан, не отвлекайся.

Старик стоял на ящике с боеприпасами и, держа в одной руке противогаз, вёл свою речь. На него были обращены десятки лиц -- простые парнишки, в зрачках которых недоставало былой наивности. Прошло всего две недели после того, как наёмники в последний раз покинули то место, всего четырнадцать дней, четырнадцать битв, которые приходилось вести за жизнь, а половина из них уже валялась в госпитале, который куда больше был похож на морг -- результат всех тех многочисленных учений во всей красе.

Да, среди наёмников тоже хватало военных, а среди военных -- наёмников. Ворон, Братья, Папа-Медведь, Снейк, Одиночка, Железная Элис, Спрут -- все известные убийцы, о которых слышал Уильям Из Джонсборо, знали, что это такое -- быть солдатом. Он и сам знал не понаслышке, пускай и не был таковым лично, но вот, какая штука: если бывший наёмник -- это военный-профессионал, то бывший вояка -- неумелый новичок, если не труп.

Причин такому неравному расколу великое множество: да, солдат знал, что такое оружие -- он умел стрелять, целиться, знал тактику и был уверен на поле боя -- качественная оловянная фигурка, выточенная мастером, но он был чужим. Современный мир для современного рядового являлся гостевым матчем в другой стране без тренера или группы поддержки, чего уж говорить о переводчике, тогда как для охотника за головами -- это хоумран. "Знать своего врага -- это половина победы. Вторая -- это знать самого себя", -- мало кто понимал, что баланс между этими половинами не соблюдался, наверное, никогда. И в то время -- время правления Поколений Три и Четыре -- преимущество было у тех, кто знал своего врага -- наёмников. Не всегда умелых, грязных, недисциплинированных профессионалов, и именно из-за этого Уильяму из Джонсборо приходилось стоять и, словно на допросе, выдавать самый ценный продукт из доступных военным -- знания о враге.

-- Единственное, что вам известно правильно и точно -- это место убьет вас, если не будете соблюдать правила. Но начнём издали. Кто из вас знает, как выглядит сверхгнездо? Чем оно отличается от гнезда?

В зале повисла неловкая тишина. Словно на каком-то древнем школьном уроке, куча парней в форме опускала глаза вниз и стыдливо пялилась на пол, пытаясь увидеть в причудливых очертаниях треснутого мрамора что-то интересное.

-- Лес рук, -- съязвил себе под нос старик. -- Тогда слушать сюда! Отряд!

-- Эй, не строй из себя генерала!

-- Не строй из себя кокетливую школьницу, голос из толпы! -- по рядам прокатился смешок. -- Итак, сверхгнездо или же Ад. У каждого из вас наверняка закрадывалась мысль: "Если есть "гнездо", и я видел, что это, то "сверхгнездо" -- это то же самое, но больше", -- говорю сразу: нихера. В этой фразе доли правды столько же, сколько и мозгов у того из вас, кто только что выделывался. И эта самая доля является в разнице в количестве маток и бутонов, а на вашем языке: "станковых и мобильных распространителей инфекции высшего порядка". Если в обычном гнезде их может быть от двух до пяти, то в Аду их может быть от двадцати до пятидесяти. В одном чёртовом месте.

В толпе тут же пробежался подлый шёпот. Старик прекрасно знал, что это означает -- страх, сомнение. "Да, этим можно обладать, -- думал себе Уилл, -- но не стоит это показывать -- только усиливает эффект". Подняв револьвер в воздух, он выстрелил по одной из люстр.

-- Эй! Каждый, кто хочет выйти и пустить скупую слезу труса -- милости прошу отсюда. Нет таких?! Ну же -- так хорошо шептались?! Нет?! Отлично. Продолжаем: в обычном гнезде стаи заражённых жрут друг-друга и подпитываются паразитом от маток -- этот процесс занимает, порою, весь день, но и всего-то -- считайте, что это пит-стоп, если кто-то ещё помнит, что это, но вот в Аду... В Аду происходит самая заварушка: именно там заражённые мутируют в подтипы; именно там орды остаются зимовать, если не уйдут за Стену; и именно это место нам нужно уничтожить, если вы действительно хотите осесть тут зимой.

К наёмнику в один из моментов подбежал доктор Хименес. По его лицу вновь было видно его состояние -- что-то шло не так. Он хотел было начать целую тираду, посвященную его проблеме, но Хантеру было не до этого -- он молча остановил его правой и продолжил свою речь. Единственное, что он уловил, звучало так: "Уильям, вы должны остановить этого сумасшедшего".

-- Первое, что вы должны знать о сверхнегзде: это место люди не просто так называют "Адом" -- в нём невозможно дышать. Живым просто не место там, где спят мёртвые, если хотите красивой художественной речи. Но проще сказать так: из-за концентрации паразита в воздухе, все известные человечеству фильтры становятся бесполезны в кратчайшие сроки... Вам и мне придётся считать каждый вдох. Никакого волнения! Никаких лишних всхлипов! Всё должно быть чётко и слажено, потому что если просчитаетесь -- умрёте. Но... Сюда слушать! -- разрядил вновь толпу Уилл. -- Если почувствуете, что начинаете задыхаться -- ни в коем случае не срывайте с себя противогаз! Да, я сам слышал слухи о том, что люди, снимающие маску в Аду, становились "симбиотами низшего порядка" -- перебежчиками -- и жили ещё минимум пять лет. А теперь слушайте, что я скажу: вам должно очень, сука, повезти. Если вы не доберёте клеток вируса, и ваши сослуживцы успеют надеть на вас противогаз обратно -- будете жить людьми, если возьмёте достаточно -- вы станете перебежчиком и выберете медленную смерть, но если будет перебор... Вы умрёте в собственной блевоте из крови. Содержание кислоты в вашей системе кровообращения повысится, и вас разъест изнутри. Но не сразу! Две мучительных недели... Вы будете умирать, а, вернее, превращаться так долго, что и курок станет вам другом, если сможете руку поднять, поверьте мне. Все те, кто был в Аду и срывал при мне маску -- мертвы, а все те, кто горели желанием стать "высшим" и испытать судьбу -- исчезли.

В эту секунду Джеймс дёрнул своего друга за рукав и молча указал в толпу -- там Уильям увидел одного из рядовых, чье состояние было очень близко к истерике. "Полегче с ними, -- кивком сказал темнокожий мужчина. -- Это всё ещё только дети".

-- Слушайте, я сам был в Аду шесть раз. В один из них со мной был и мой напарник. Целых шесть раз в Ад и обратно. Знаете, о чём это говорит? О том, что если соблюдать правила -- можно жить. Жить и выжить.

-- А нахрена вам столько раз было переться в этот Ад?! -- снова раздался знакомый голос.

-- А какие ещё бывают причины у риска или благородства? Я идиот, -- толпа рассмеялась в ответ. -- Так вот... Прямо сейчас орды идут через Оклахому. Куча орд. Если бы увидел их всех разом -- назвал бы это армией. Очень велик шанс на то, что когда мы зайдём внутрь, там будет несколько стай. Там будет орда, все это понимают? И что вы сделаете, если увидите мёртвого рядом с собой?

-- Выстрелим?!

-- Безликое зелёное пятно в толпе получает гроб! Нихера. Весь огнестрел вы будете держать в кобурах, даже если уссаться захочется от страха. Эта экосистема -- не дура, ей незачем держать бодрствующие организмы на бесплатной еде два-три месяца, так что орда, на которую мы наткнёмся, будет спать, -- по залу пронеслись вздохи облегчения. -- Не спешите, сволочи -- подвиды будут лишь дремать. Небольшой шум -- и все они: падаль, саранча, колоссы, бутоны, сонары, прочие уроды -- все они пойдут на вас. Всем ясно, что вы точно не будете делать в Аду? Так-то лучше. Итак, короткий итог того, что же такое Ад: это дохрена большое место с дохрена большим количеством заражённых, в котором самое большое преступление -- это шум и вдох, когда этого не нужно. Я хочу, чтобы вы вбили себе это в голову так хорошо, как только можете. Чтобы если вас ночью поднять по тревоге и задать вопрос: "Какого хера нельзя делать в Аду?!" -- Вы тут же, не открывая глаз, ответили: "Сэр, дышать и стрелять, сэр!" -- и вновь упали сосать лапу. Ясно? Отлично. На этом у меня всё.

Старик спрыгнул с ящика и, схватившись одной рукой за ногу, ударил Джеймса по плечу. "Твой выход", -- вещал этот незамысловатый жест.

***

-- Ну и зачем?

-- Тебя, блять, забыл спросить!

-- Ты же в курсе, что можешь этого не делать, верно?

-- Отвали, старый! Я прекрасно могу... Эй! Эй, отдай, сука!

Уильям "Из Джонсборо" Хантер стоял в паре метров от своего собеседника и держал в руках деревянную палку, в то время как Ларри, хромая на импровизированном протезе, напоминающем ножку от стула, пытался то ли удержаться на весу, то ли очень-очень медленно дойти до своего мнимого соперника.

-- Уже не такой крутой и независимый, а?

-- Пошёл ты нахер, а?!

-- Вообще-то я могу и уйти -- не бросался бы ты словами, потому что потом не догонишь... Знаешь, странно называть себя "независимым", когда вся твоя жизнь зависит от куска дерева.

-- Если ты такой умный и знаешь, что от чего зависит -- отдай!

-- Забери.

Парень поковылял к наёмнику. Спотыкаясь о трещины в полу, держа равновесие и хватаясь руками за невидимые даже ему самому нити, он пытался преодолеть расстояние в огромных два метра. Ирокез падал на глаза и закрывал обзор, руки потели не пойми, от чего, а единственная здоровая нога болела от нагрузки, но он шёл. Старик же, ступив назад, лишь отвёл руку с палкой за спину, ухмыльнувшись.

-- Издеваешься?!

-- А что? Неужто со старичком не сладишь?

-- Не нарывайся, дед -- я тебя уделаю и с одной ногой.

-- Ого. Даже нет -- ого! Но ты, если что, смотри: я, пускай и седой, могу поддаться -- ты только намекни как-нибудь, что не тянешь.

Парень усмехнулся и тут же попытался ударить, развернув корпус вправо. Удар прошёл мимо Уильяма -- ему потребовалось лишь слегка отклонить тело на выставленную ногу, чтобы оказаться не в зоне поражения, но в "первых рядах". Как только Ларри понесло по инерции в сторону взмаха, охотник шагнул вперёд и, поддев палкой протез, рывком отвёл его за спину нападающего. По пустому залу прокатился гул от удара.

-- Обманул.

-- Кх... Кх-х... Сука. Нравится издеваться над слабыми, да?! Да, гнида?!

-- Что, настолько тупой, что так и не понял? Если я смог уложить тебя одним движением руки, то завтра, когда ты войдёшь в Ад, ты сдохнешь ещё на лестнице -- твои лёгкие сами убьют тебя, -- он поднёс кулак к сердцу и в ритме то сжимал, то разжимал ладонь, имитируя сердцебиение. -- Сердечко уже не то, что раньше, верно? Какого хера ты туда лезешь?

-- Тебя забыл спросить.

-- Именно. Я возглавляю вас, идиотов, так что меня действительно стоило спросить. И я говорю: ты не пойдёшь с нами. Ты же снайпер... Я не понимаю, с хера ли ты так яростно пытаешься умереть?

-- И ещё кто из нас тупой? Я уже труп, старый! Как только меня заберут -- всё, я больше не увижу земли. Меня ждёт чёртова жизнь на чёртовой шлюпке, а эта миссия -- единст...

-- Тебя ждёт жизнь, придурок. Спокойная, как двери в библиотеке, но на атомном авианосце. Но нет. Нет, мать твою, обязательно нужно сдохнуть, зацепив с собой остальных.

-- А кто сказал, что мне нужна такая жизнь?!

Старик стоял напротив парня и видел огонь в молодых глазах. Даже несмотря на то, что тёмный ирокез загораживал взгляд оппонента, он чувствовал этот огонь -- тот жёг изнутри, жёг насквозь.

-- Значит, всё равно пойдёшь с нами, верно?

-- Да!

-- Ладно.

Наёмник кивнул и протянул руку солдату в знак примирения. Выражая своей мимикой явное недоверие, Ларри осторожно протянул свою ладонь и очень неспешно пожал руку, но вот высвободиться из хватки не смог -- Уильям сцепил хватку и рывком потянул на себя. Парень оступился и, согнувшись, выпустил здоровую ногу вперёд тела, чтобы не упасть. В этот момент наёмник обхватил двуручной хваткой палку, находящуюся в левой руке, и, замахнувшись сбоку, ударил прямо по спине. Кусок сухого дерева разлетелся на две крупных части, большое количество опилок и осколков. К удивлению Хантера, его соперник лишь издал едва слышимый хрип и тут же нанёс ответный удар -- реакции не хватило, чтобы увернуться полностью и левая бровь была рассечена. Он отступил назад и, быстро проведя по пальцем брови, ухмыльнулся.

-- Ну давай!

Парень замахнулся и рванул на противника. Произошло ровно то, на что рассчитывал Уилл -- его соперник в пылу своём забыл о том, что вместо второй ноги у него культя, и всем весом перекинулся на "ногу". Чувство равновесия подвело рядового и тот, споткнувшись, потерял силу удара. Старик же не дожидался -- поймав руку солдата под своё плечо, он вывернул её и потянул вверх, открывая корпус. Первым делом он ударил по солнечному сплетению. Дважды. Едва слышимые всхлипы раскатились по пустому этажу и быстро исчезли -- третий удар следовал прямо в сердце и имел в себе цель сбить с ног. Не получилось. Четвёртый стал апперкотом -- прямо под подбородок -- безотказное средство. Снова раздался глухой стук.

-- Любители, -- кинул Уильям из Джонсборо рядовому Ларри. -- Умей рассчитывай свои силы, щенок.

"Щенок" же просто лежал на полу и, больше напоминая выкинутую на берег рыбу, нежели человека, безуспешно пытался глотать прохладный воздух. Охотник схватил парня за здоровую ногу и потащил по полу.

-- Ты, идиот, в своей слепой идее мести за товарищей потерял голову. Думаешь, сдохнешь ты, и твои друзья-побратимы будут отмщены, да? А тебе не приходила в голову, что сдохнешь не ты один? Ух, тяжёлый, мать мою... -- Ларри пытался говорить что-то в ответ, но издавал только шипение, подобное змее. -- Заткнись и слушай. Знаешь, что будет, когда ты сдохнешь? Не "если", а "когда"? Поднимется паника. Идиоты. Неподготовленные идиоты, -- Уильям "Из Джонсборо" Хантер притащил побеждённого именно туда, куда и хотел -- к упавшей бетонной плите; осторожно взяв остаток ноги, он положил её на плиту, чуть ниже колена, и, наступив на последнее, продолжил разговор. -- Думал, тебя спасёт эта миссия? Даже если выживешь -- вертолёт улетит и не заберёт тебя, пока ты в Аду? Это именно из-за этого ты и твои дружки отвели на подготовку всего день, да?! Не неделю, не месяц, не сезон. День. Всего один грёбаный день, -- он сильнее надавил в стык колена и бедра. -- Двадцать четыре часа, чтобы подготовить и без того идиотов для миссии, предназначенной профессионалам!

-- Отпусти...

-- И когда ты сдохнешь, твои партнёрши по бальным танцам станут настоящими истеричками -- они возьмутся за стволы либо в таком же глупом желании мести, либо из-за страха и начнут палить по всему. Бежать к выходу, толком не помня, где он. Выискивать себе мнимого противника из целой армии. Дышать чаще. Меня не устраивает ни один вариант. Я. Не. Хочу. Там. Сдохнуть.

-- Отпусти, сука. Больно!

-- Думаешь, это больно?! О нет, -- он ещё сильнее надавил на колено. -- Больно будет, когда тебя начнут рвать на части. И если уж так случится -- я прослежу, чтобы ни один и пальцем не пошевелил, чтобы остановить это -- просто ради урока.

-- Пусти! Пусти, сволочь! А-а-а!

-- А теперь слушай: я не хочу завтра видеть тебя даже на километр от этого здания. Если увижу -- сломаю ногу. Обе. И сделаю это куда медленнее, чем сейчас. Понял меня? Понял?! Отлично.

Сил говорить у Ларри не было -- стиснув зубы, тот просто часто кивал, слегка подёргиваясь. Только Уильям встал с колена, как парень тут же схватился за ногу и скалился на Хантера взглядом настоящего животного в немом бессилии.

-- Сделай мне одолжение -- оставайся снайпером.

***

Уильям медленно шагал в сторону своего спального места, что было расположено в пустом пентхаусе. Солдаты, ссылаясь на кучу панорамных окон и "открытость к противнику со всех сторон", не желали там селиться, а вот старый охотник ни за что не променял бы виды мёртвого города с высоты птичьего полёта и гордое одиночество на железные ставни и плоские шутки молодых ребят. Ну, не совсем одиночество...

-- Так на чём я остановился, парнишка? Не помнишь? -- услышал он голос, поднимаясь по лестнице.

-- На том, как вы пришли сюда и решали как бы... "разобраться" с ними. С этими...

-- С фриками?

-- Ага. Вроде того.

-- А-а-а-а. Да. Да-да, помню. Что ж... Роняй свою задницу вот сюда и слушай.

Уильям "Из Джонсборо" Хантер опёрся на дверной проём и присоединился к слушанию -- его слуху предстал рассказ о недавних похождениях двух наёмников. Где-то приукрашенный, где-то недосказанный, но, что главное, честный -- без притворства о геройстве или излишнего пафоса о последствиях поступков.

-- И потом я обернулся и увидел Уилла -- тот стоял один на один перед оставшимся мертвяком. Патронов не было ни в карманах, ни в стволе. Как ты думаешь, что он сделал? Пошёл в рукопашную. Прикинь?! То есть... Слушай, я видел много. И до того, как псом войны наёмником, и после. Но ни один, повторяю: ни один живой не был настолько сумасшедшим, чтобы идти с мёртвым один на один руками, когда есть нож.

-- Хочешь сказать, ему не было страшно?

-- Не-а, -- цокнул языком Джеймс. -- Вообще. Знаешь... Он бывает старым мудаком. Да, он, конечно, скажет, что пятьдесят один -- это не возраст, но это дохера возраст, скажу я тебе, и синдром престарелого ушлёпка у него развивается не по дням, а по часам, -- Мальчик, кажется, улыбнулся, -- но не заблуждайся -- через несколько минут, когда за ним погналась Блоха... Саранча... Он не подумал о себе. То есть... Когда Хан бежал на меня, я был уверен, что он хочет, чтобы эта тварь просто переключилась на меня -- сцапала, пока он убежит. Я бы так поступил. Но нет. Этот хрен играл в благородство так, будто у него была запасная шкура -- стал прямо перед во-о-он той дырой, которая была ещё стеклом и... развернулся. Представь: смотреть прямо смерти в глаза и не двигаться. Ждать. Готов спорить, что он улыбался этой штуке... Но соль в том, что ему совсем не было страшно -- он доверял мне. Чёрт, да и сделал он это из-за меня. Каждый раз, когда он творит такую хрень, я понимаю одно: смерти стоит его бояться.

-- В чём его проблема?

-- В смысле?

-- То есть... Мой брат говорил, что только тот не боится, кто-либо перерос страх, либо ищет встречи с ним, либо глуп. Он явно не глуп. Смерть перерасти нельзя. Зачем жаждать её?

-- Думаю... Думаю... Слушай, а мудрые слова. И дохрена тяжёлый вопрос... Знаешь... Наверное, это всё из-за его философии. С тех пор, как я его знаю, он такой -- он будто бы ищет себе достойной смерти. Серьёзно. Каждый раз, когда есть оправданный риск жизни, каждый раз, когда этот риск является необходимостью, даже если спровоцирован глупостью -- он тут как тут. Не знаю, было ли это до его рака, но... Думаю, он либо в какой-то мере смирился с тем, что скоро умрёт, либо ищет искупление за то, что когда-то совершил. Он как-то почти рассказал мне... "За день до нашей смерти", -- то ли то, что стоит сделать до того, как умереть, то ли то, за что следует расплатиться. Это было в самом начале -- я тогда был в стельку пьян... Хотя и он -- тоже. Вот, как я скажу: вся его жизнь -- вызов; и если он не сможет победить жизнь -- он примет достойную смерть. И я не вижу ни одной причины быть как он.

-- Скажи... Это он убил моего брата? Или ты?

Ответом последовала лишь многочасовая тишина. И, к сожалению, в этот раз она действительно служила самым понятным ответом...

***

-- Сэр, а Вам с ребятами вообще обязательно входить в это здание? То есть, там же даже дышать нормально нельзя и все дела -- неужели нет другого варианта решения этой проблемы?

Уильяма, идущего по мед.блоку, остановил низкий и грузный голос у одной из "палат". Обернувшись, мужчина увидел невысокого и довольно полного блондина с короткой стрижкой. Рядовой (если судить по нашивкам) смотрел на наёмника широко открытыми тёмно-голубыми глазами, а узкий рот с тонкими губами застыл в удивлении, ожидая ответа.

-- Сами виноваты, -- отрезал Хантер. -- У вас нет ни снаряжения, чтобы выкурить мёртвых из Ада, ни нормального оружия, чтобы разнести в щепки всё, не заходя в здание, ни даже приличного количества взрывчатки, чтобы сровнять его с землей или, хотя бы, входы завалить. Впрочем, последнее не сильно бы и помогло -- вышли бы через окна. Так что нет -- по-другому никак. Повезло ещё, что в ваше "современнейшее" обмундирование противогаз с двумя фильтрами входит.

-- М... -- важно потянул солдат, надув щёки. -- А почему утром, а не ночью?

-- Тебе действительно нечем заняться, кроме того, как донимать меня в пять часов и... сорок три минуты утра вопросами об операции, участия в которой ты даже не будешь принимать?

-- Э-э-э... Да. Ну так что?..

В эту секунду его уже не было рядом -- совсем не на то он хотел потратить своё оставшееся и, возможно, последнее свободное время. Он, конечно же, шёл к Ней -- к Девочке. На часах было пять сорок пять -- рассвет. Огненно-жёлтый диск медленно возносился в небеса. Что, впрочем, не сильно было заметно из-за задвижек на окнах -- в импровизированном госпитале царил полумрак. Её состояние всё ещё было далеко от нормального. Казалось, день за днём она совершенно не менялась -- жар, бред, лихорадка. В мысли Хантеру лезли слова доктора о том, что каждый медикамент на вес золота. О том, что до того, как прилететь сюда, у него были медикаменты, но подавляющее их большинство было исчерпано. И в те секунды лишь одна мысль закрадывалась в подкорку: а помогли ли они? Те лекарства? Выжили ли все те люди, на чьи тела были потрачены безликие белые пилюли и ампулы? А если не выжили, то стоило ли вообще пытаться поднять их на ноги? Возможно, их стоило приберечь для этого случая? Но, если следовать той же логике, стоило ли их беречь? Стоило ли вообще пытаться кого-то спасать?

Уильям Из Джонсборо взял ладонь Девочки в свою руку и, стиснув, молча смотрел в пол. Где-то там, в глубине своей крохотной души он понимал, насколько слабо его обещание, насколько оно мало в весе и насколько тщедушен шанс на то, что он его исполнит... Однако, ощущая тепло от маленькой девичьей ручки, он понимал, что даже если шансы невелики, даже если завтра может и вовсе не наступить для них обоих -- ему есть, ради чего стараться, есть то, ради чего стоит жить или пытаться. И он попытается. Даже если не сможет.

Через несколько минут на руке старика завибрировали часы -- шесть утра, время выдвигаться. Торопиться он не хотел. Под монотонный треск датчика вибрации старик сидел ещё несколько минут. Жаль, что время не могло замереть. В конце концов, он отпустил Её ладонь и, поднявшись на ноги, зашагал к лестнице.

-- Так почему утром, мистер Уильям? -- не отставал молодой рядовой.

-- Только ради того, чтобы ты надоедал мне вопросами, солдат. Только ради этого.

Охотник шёл к точке сбора, где его уже ждал готовый военный отряд в количестве десяти человек во главе с Джеймсом, которому, как казалось, куда проще находиться среди военных. Нельзя было сказать, что ребята, разодетые в одинаковую зелёную форму, были во всеоружии -- большинство обмундирования потребовалось снять в угоду мобильности и скорости -- главных параметров для выживания в Аду, так что лёгкий бронежилет, пистолет с дополнительным магазином, сумка с противогазом и заточенный до состояния зеркала боевой нож -- всё, чем мог похвастаться стандартный боец на той вылазке. Наёмники также оставили свои рюкзаки и основное оружие на базе, а Джеймс, чего уж там стесняться, даже скинул кожаную куртку и выкинул из своих карманов на штанах и отсеков на поясе всё лишнее. Уилл сбросил плащ и остался в разорванной рубахе, ворот которой давно пора было пустить на половую тряпку. Взяв всё необходимое, отряд выдвинулся на чердак. Двери наружу открылись, и свежая осенняя прохлада тут же ворвалась внутрь вместе с потоками воздуха, разгоняя пыль.

-- Прежде, чем мы выдвинемся, -- вдруг остановил всех старик, -- меня за ночь возникла очень любопытная мысль насчёт этого договора, и я не могу не спросить. Понимаю, что может и не время, но покоя это мне не давало целую ночь, другого шанса может и не представиться: скажите, что было бы, если бы я отказался? Вы бы так просто оставили Её умирать? Совсем не задумываясь?

На мгновение на крыше дома застыла удивлённая тишина. Он знал -- это был очень хороший вопрос. Нет, он бы не отказался -- рисковать в таком случае было бы слишком абсурдно, но любопытство нужно кормить. Хоть иногда. Множество и множество секунд никто не решался говорить, но молчание всё же прервалось:

-- Нет. Девочка была бы ни при чём к твоей трусости, -- ответил тихо один из солдат, подойдя к наёмнику. -- Но вот тебя мы бы так просто не отпустили.

Он посмотрел на парня в военной форме -- молодость в глазах, пробивающаяся сквозь светлые пряди волос, и юношеский максимализм в сердце, сказывающийся оскалом на губах. "Интересно, их учат быть такими, или они сами ожесточаются ко всему, что хоть немного отличается от них?".

-- Что, прямо так бы и пристрелили? Зная, что меня эта Девочка будет ждать и спросит, что со мной случилось?

-- Да. Прямо вот так и пристрелили бы. Как шавку. Как сволочь. Ты же как-то смог бы прямо отказаться, зная, что стоит на кону.

-- Ха... Мальчишка... Впрочем, в словах не сомневаюсь -- уверен, что пристрелили бы. Когда у вас решалось по-другому, верно? Спасибо, что ответили -- теперь я буду не спать спокойнее.

Почему-то наёмника терзала мысль, что откажись он прямо там -- посреди госпиталя, то никто бы ничего не сделал, а его самого просто отпустили бы, пускай и с позором, но это только возможность, к тому же -- упущенная, так что...

-- Не стоило тебе оскорблять генерала, -- раздался тот же злобный голос позади.

-- Ась?

-- Я говорю, что тебе не стоило оскорблять генерала. Он прибыл сюда к нам из самой жопы мира добровольно, а не по приказу -- единственный, кто прибыл. Думаешь, с нами связался кто-то за всё это время, пока мы были здесь? Прислали припасы или медикаменты? Хрена с два, -- голос разносился спокойно и равномерно, медленно протекая по стенам чердака. -- Единственное, что мы получили -- вертолёт голодных ртов, в котором лишь чудом оказался доктор, и приказ от этого снайпера-выжившего -- одно гребучее слово: "Укрепляйтесь".

-- И что? Что ты от меня хочешь? Чтобы я расчувствовался? Или поймал попутную вертушку и полетел извиняться перед вашим идолом?

-- Я хочу... чтобы ты признал свою неправоту.

Усмехнувшись, наёмник молча шагнул на балкон и тут же услышал шум позади себя. Обернувшись, тот увидел, что солдатика держат под руки два его товарища -- на всякий случай, наверное, потому что сам он не проявлял никаких эмоций -- лишь смотрел из-подо лба на своего нравственного противника -- Уильяма Хантера. Тот улыбнулся и немного шагнул вперёд Его тело тут же обхватила другая пара рук, пытаясь разнять ещё не начавшуюся драку, но он не противился -- лишь немного наклонился, чтобы быть лицом к лицу поближе с соперником и заговорил:

-- Что ж ты так долго молчал, а, боец? Не давили яйца в штанах, когда мы этого самого генерала отчитывали две недели назад? Ещё бы -- холодные, голодные пришли на зачищенное место, где были всего-то каких-то два тела, покрытых с ног до головы кровью -- против таких не особо попрёшь, зная, что они убили с пол сотни мёртвых, верно? Особенно, вспоминая то, что не так давно в Южной Дакоте ваши же парни вас из-за помутнения рассудка и истерики пристрелить пытались? А тут -- на тебе -- башня уже ваша, укрепились хорошо, чувствуете себя хозяевами, к которым заявились непрошеные гости, да и эти два тела теперь вам должны. Юношеские выебоны у тебя, а не принципы.

-- Давай один на один сойдёмся, если тебе яйца так жмут. Давай. На кулаках, -- совершенно спокойно, с оскалом на зубах, шептал солдат. -- Давай!

-- Если выживешь сегодня -- без проблем. А до тех пор, будь добр, потерпи.

Уилл сделал шаг назад, и солдаты тут же отпустили его. Через несколько десятков секунд отступили и от рядового. Отряд двинулся вниз по балконам, сохраняя напряжённое молчание.

-- Охренительное начало операции, -- опешил Джеймс, -- просто, блять, лучше некуда.

-- Хе. Это же Ирвин и его "патриотические чувства к защитникам родины" -- куда тут без очередных разборок.

-- Если есть идеи, как это исправить -- мы все во внимании, -- проговорил очень низким голосом один из бойцов, идущих впереди.

-- Да, б-б-б-было бы сейчас неп-п-плохо.

-- Я слышал, что раньше перед боем войны делали что-то воодушевляющее. Пели, там, или...

-- Ты нам спеть что ли предлагаешь, Джим?

-- Хе. Типа мы все какую-то песню одну знаем?

-- Гимн?

-- Иди ты нахер, Марк. Воодушевляющее, а не хрен пойми что.

Дальше шли молча -- лишь Джеймс, идя где-то в середине шеренги напевал что-то себе под нос, но слышно его было, увы, лишь тем, кто шёл рядом с ним -- всего двум из двенадцати. Однако, на удивление, этого хватило. Уильям, следующий замыкающим, видел, как солдаты начали перешёптываться между собой, объясняя что-то на пальцах от человека к человеку -- вроде игры в сломанный телефон, только без тайного слова. В конце-концов очередь дошла и до старика -- солдатик, развернувшийся к нему, начал оживлённо объяснять то, что способ взбодриться был найден -- песня вполне устраивала всех, оставалось лишь запомнить текст. Но для Хантера в этом не было необходимости -- этот мотив был ему знаком не понаслышке.

-- А как её петь-то надо?

-- Хе. Я так понял, что это рок -- нужна агрессия. Типа, самое то для боя.

-- А кто н-н-н-начнёт-то?

-- Да... Кто?

В ответ Джеймс лишь улыбнулся и опустил голову. Старший охотник был готов поклясться, что в тихой фразе, которую мужчина шептал сам себе, он услышал: "Как же у вас всё сложно". Когда они почти спустились, зрение старика уловило древнюю платформу с электрическим приводом на уровне крыш более низких зданий (такие раньше использовались мойщиками окон или строителями) -- видимо, то самое устройство, с помощью которого военные теперь и спускаются вниз. "Так вот, о каком "устройстве" они говорили, когда мы увидели обломки лестницы. Занятно. Вряд ли он перевезёт больше трёх-четырёх человек -- нужно будет спускаться по очереди. Что ж, тогда я..." -- но от мыслей Уильяма отвлёк странный, похожий на вой звук -- Джеймс запел:

-- А-а-а-а в старом городе Оклахома мне было нечего терять!

После первой строчки пару секунд длилось неловкое молчание. Хантер, осознавая ситуацию, легонько толкнул впереди идущих солдатов и кивком почти приказал им: "Подпевайте, раз сами напрашивались". Спустя ещё секунду прозвучала вторая строка, пускай и довольно робко:

-- О том что она юн-н-на, красива, я не хотел и знать...

-- Мне было нечего терять.

-- Нечего терять.

-- Нечего терять!

-- Уо-о-о-о-о-о-хо хо-о-о-о-о-о хо-о-о-о-оу!

-- И ещё раз!

Второй раз получился гораздо лучше первого -- в нём принимали участие практически все, за исключением Уильяма Хантера, а эхо от криков наверняка было слышно даже на вершине здания Национального Центра. "Что ж, пускай это было похоже на вой стаи койотов, -- думал себе он, -- оно того стоило. По крайней мере, визуальные улучшения есть".

-- Да, вот так! -- прокричал Джей. -- И чтобы ваши лица и оставались такими же, пока не прибудем!

Здание, подлежащее зачистке, выглядело как обычный многоэтажный дом типа коробки -- ничем не выделяющийся изначально серый кусок бетона с дверьми, окнами и балконами. Даже название этого здания исчезло -- остались лишь куски синих букв в белом обрамлении, гласящие теперь никому не понятный слог. Достав тесак из ножен, Уильям пошёл первым -- перед входом толпилась пара мертвецов, наверняка отбившихся от своей Стаи.

Первым широким взмахом он разрубил шею какому-то мужчине в толстовке до кости -- даже крика не было. Второй удар был колющим и пронзил нижнюю челюсть паренька в ветровке по направлению к мозгу. Наверное, достал -- мертвец упал на пол и задёргался в конвульсиях. Не доставая оружия из черепа противника, охотник быстрым шагом подошёл к третьей жертве -- какой-то девушке низкого роста в топе и джинсах с завышенной талией. Та хотела было закричать, чтобы позвать своих сородичей, но человек оказался быстрее -- Хантер, подбежав спереди, ловко зажал ей рот рукой и откинул голову когда-то живой назад -- тело невольно наклонилось следом и упало на пол, а он, воспользовавшись моментом, наступил коленом на грудь и схватил заражённую за подбородок и макушку головы. Рывок, хруст шеи. Не прошло и двадцати секунд.

-- Хе... Хера себе, он быстрый, -- сказал один из солдат. -- Нам что, так же надо будет?..

-- Не ссы, -- успокоил тут же младший охотник. -- Вам нужно будет быть аккуратными и быстрыми, но не в плане боя, а в плане передвижения.

Отряд тут же зашёл на первый этаж через распахнутые стеклянные двери, закрыв те за собой -- стекло было явно прочнее, чем казалось. В просторном холле, отведённом под кучи кафе и магазинчиков, не было видно никого. Треснутые стеклянные стенки разных заведений покрывались пылью, чей плотный слой перекрывал трещины; столы и стулья разных материалов и цветов мирно валялись в своём идеально спланированном хаосе; автоматы с едой, электроникой и прочим давным-давно были опустошены и покрылись мхом, превращаясь в угрюмые серо-зелёные блоки, а двери лифтов и вовсе были открыты, демонстрируя пустую шахту -- видимо, сам лифт застрял на каком-то этаже. И лишь редкие голые кости и кровавые разводы на стенах тут и там были свидетельством того, что то было не простое здание. Впрочем, был ещё и запах, о котором лучше умолчать. Наёмники собрали военных у единственной лестницы -- той, что была далеко от неработающих лифтов, и остановились. Уильям из Джонсборо заговорил первым:

-- Спрашиваю последний раз: вы уверены, что хотите это сделать?

В ответ раздались лишь немые кивки. Несмелые, робкие, редкие, но раздались. Сказать "да" не решился никто.

-- Отлично. Тогда вот вам последний инструктаж: разбивайтесь на пары, на каждый этаж по два человека, -- отряд тут же перестроился. -- Запоминайте место, откуда пришли -- в зависимости от концентрации паразита в помещении видимость будет ухудшаться, так что следите за поворотами и считайте шаги. Да, вам будет страшно; да, вы будете ходить среди живых трупов, которые в любой момент могут оказаться дремлющим подтипом и разорвать вас на куски; да, вам нужно будет подойти к матке и пронзить ей сердце, стоя лицом к лицу, но вы должны, сохранять спокойствие. Лишняя трата кислорода -- ваша жизнь. Противогазы, как уже говорилось, не снимать ни в коем случае. Почувствовали, что задыхаетесь -- задержали вдох и сменили фильтр. Огнестрел не доставать пока не настанет такая жопа, что выстрел себе в голову будет казаться меньшим злом. Общайтесь жестами и держитесь рядом. О подтипах, если кто-то не слушал: это что угодно, что выбивается из шаблона тела обычного человека. Обходите это стороной. Не трогайте. Не приближайтесь. Не паникуйте. Нас шесть пар. В этом здании как раз примерно восемнадцать жилых этажей. Зачистили свой -- поднимайтесь на пять выше. Это простое жилое здание, как сказал Тихий, и я понятия не имею, чем оно стало после Конца, так что...

-- Ещё лет десять назад, как я слышал перед тем, как отправиться в Оклахому, здесь была наша база. И, вроде бы, довольно мощно переделанная -- сносили стены, переделывали балконы в бронированные наблюдательные пункты, на лестницах дежурили часовые -- внутри здание может быть каким угодно. Почему теперь здесь Ад -- не знаю. Нужно было у нашего генерала спросить, а не говном его поливать.

-- Хм... В любом случае, если вы дёргаете за ручку двери и понимаете, что там закрыто -- не ломитесь, мёртвые не умеют пользоваться ключами, так что только время потеряете. Если видите, что этаж не заражён (второй, третий, четвёртый, если, опять-таки, верить Тихому) -- сразу идите вверх. Вопросы?

-- Д-д-да, есть один. Где у нас т-т-т-точка сбора?

-- А вот и тот, кто не слушал инструктаж. Точка сбора -- на чердаке. Сразу объясняю: велик шанс на то, что внутри здания находится несколько стай, а может и вовсе целая орда, и когда мы перебьём всех маток и бутонов концентрация паразита, как и усыпляющего вещества, уменьшиться в воздухе, а это значит...

-- Все они проснутся?

-- Именно. И попрут не куда угодно, а вниз -- у нас была бы очень большая возможность встретить "многочисленного противника", спускайся мы обратно, так что некоторое время просто переждём наверху и дадим всем этим гадам расползтись в сторону юга и Стены. Всем всё ясно? -- в ответ последовала тишина. -- Тогда... Отряд, слушай меня: надеть маски, выдвигаемся. Мы с Джеймсом идём замыкающими. Вперёд, вперёд, вперёд!

Как только команда прозвучала, первая пара тут же пошла по лестнице, разбивая тишину неуверенными шагами. Раз за разом безликие, на первый взгляд, солдаты сменяли друг друга на лестничном пролёте, чтобы исчезнуть из поля зрения и остаться с противником один на один. Джеймс Виттима кивнул своему напарнику, Уильяму "Из Джонсборо" Хантеру и через секунду надел противогаз. Старик закинул себе волосы назад и сделал то же самое. Они начали подниматься. Резиновые контуры маски неприятно давили на лицо, довольно толстые стёкла с маленьким радиусом мешали обзору по углам, а воздуха, пускай и очищенного, было просто недостаточно, чтобы дышать свободно -- лицо быстро запотевало, а дыхание сбивалось.

Всё было точно так, как говорил Тихий -- на первых двух этажах не было заметно практически ничего. Те же самые тоненькие ручейки крови, оставившие свой след на пыльных ступеньках, неспешно высыхали и прилипали к подошве, а разводы из грязи и прочих выделений на стенах составляли причудливый узор. Причудливый и, местами, жуткий.

Ступенька за ступенькой людей начинала окутывать красная пелена. Словно бы едва заметная утренняя дымка, она постепенно набирала густоту, превращаясь в настоящее облачко, когда мужчины смотрели в открытые двери. Но на четвёртом этаже уже не оставалось никаких сомнений -- это Ад. Одинокие трупы, перекрывающие лестничный пролёт, покрывались цельным и плотным слоем светло-красной, иногда бордовой жижи, которая, оседая, тускнела на их телах, собираясь в целые наслоения и превращая мёртвых в замысловатые и страшные по своему существу фигуры. Стены, перила, лестницы -- всё покрылось этой необычной пылью. Стоило хлопнуть ладонью по поверхности, как можно было увидеть целую волну одноклеточных паразитов, разлетающихся во все стороны -- смерть во всей своей красе.

Шаг за шагом, секунда за секундой облако уплотнялось. И вот -- шестой этаж, видимость составляла всего несколько метров, а стены легко было принять за свежеокрашенные. Впрочем, как и двери, как и окна, через которые едва пробивался свет, как и фигуры людей, вернее, нелюдей. Уильям взялся за ручку двери и, получив от напарника положительный кивок, открыл -- они вошли на этаж. "Я -- направо, ты -- налево", -- тут же жестами сообщил Джеймс и исчез в тумане.

Вдох. Взгляду старика открылся длинный, почти пустой коридор со множеством дверей и ещё большим множеством комнат. Там, стоя в одиночестве, опираясь на прохладные и забытые всеми стены, спали они -- заражённые. Их дыхание было редким -- куда реже, чем у любого живого человека. Их едва было видно -- в красной пелене, которая оседала везде, где могла, они отлично сливались с пейзажем, казались его неизменным элементом и были теми деталями картины, на которые не сразу обратишь внимание. Их лица, их одежда, их глаза и зубы покрылись той всепоглощающей смертью, теми паразитами. Они не шевелились. Совсем. Ни движения пальцев, ни грудной клетки при дыхании, ни даже моргания -- ничего. Лишь редкие единицы из них время от времени отклонялись от своего привычного положения и падали на пол, окончательно засыпая. Они знали -- им здесь быть ещё очень долго.

Первая дверь. Уилл дёрнул за ручку и с опаской потянул на себя, попутно доставая нож из ножен. Там было пусто. Почти. Комната начиналась с широкой прихожей, ведущей в ещё более просторную гостиную. Выдох. Через секунду он закрыл дверь -- судя по количеству заражённых клеток на стенах, то помещение долго было изолировано от остальных -- шанса на то, что там была матка или бутон практически не было. Вдох. Следующая дверь. Открытая. "Мародёры, наверное, постарались, -- думал себе он, смотря в дверной проём и наблюдая полнейший хаос. -- Раньше это ведь был элитный жилой комплекс. Наверняка в самом начале Конца отсюда выносили всё, что могли -- кто же знал, что потом это почти не будет иметь ценности? Все украшения превратились в тех.металл, а всё "новомодное" тряпье и прочие элементы быта -- в труху. Кто же знал, кто же знал". Выдох.

Повсюду: на разломанных столах, на пустых стенах, где раньше наверняка висели плазма и картины, на пустых вазах без цветов -- паразит был везде, окутывал всё плотным, шевелящимся от любого порыва ветра покрывалом, а где-то вдали -- из ванной, наверняка, доносилось оно -- громкое, сбитое, редкое, но протяжное дыхание, хрипом выдающее себя даже тем, кто был в противогазе -- матка. Вдох. Из приоткрытой и прогнившей от влаги деревянной двери неспешно вылетали порывы того самого красного облачка. Грациозно, почти красиво разносясь вверх по воздуху, словно снежинки, и застывая где-то на уровне человеческого взора, чтобы потом медленно-медленно, за долги дни, осесть на землю, закрыв собой очередную деталь картины. Выдох. Вдох. Он ступал так осторожно, насколько мог, часто жертвуя, при этом, скоростью. Он знал, что возле кормушки всегда будет голодный рот, и ему главное было, чтобы тот самый рот спал, а не дремал. Шаг за шагом, шаг за шагом. Осторожными движениями, он расталкивал от себя обычных ходячих, отводя их тела в стороны и давая им упасть на пол, поднимая очередные облака тумана. В последний раз осмотрелся по сторонам -- никого, только спящие. Выдох.

В ванной действительно была она -- одинокая, пленённая и очень важная. Её тело буквально вросло в то здание "корнями", сроднив со стеной и раковиной в душевой. Вросло в полуразложившиеся трупы, что валялись подле неё. Десятки, прикрытые пеленою, они служили одной верной цели -- поддерживать пищевую цепь. Слабые умирали, чтобы она могла питаться, а её деятельность подпитывала только сильнейших, чтобы те могли отсеивать слабых от себя и противостоять противнику, пополняя тем самым ряды новыми сильными. Вдох. Тело той матки очень плотно покрылось "покрывалом" -- окуталось так, что даже черты человека как-то затерялись среди всего того пуха из красных телец -- лишь зубы и язык, всё ещё оставшиеся на месте, были чистыми. Ещё бы -- ведь мимо них и пролетало основное течение той заразы, и лишь они помогали определить, где у того существа, явно не имевшего ничего общего с Человеко Разумным, было лицо. Выдох.

Вдох. Уильям осторожно начал сметать рукой с тела некрепкие слои вниз, пытаясь обнаружить грудную клетку. Его рука путалась в пышных, наверняка женских волосах, а пальцы застревали в рваной одежде. Видно было плохо. В какой-то момент наёмник осознал, что та женщина, чем бы она тогда ни была, смотрела прямо на него. Смотрела в беспомощности, в панике, в страхе, неспособная ни кричать, ни даже сомкнуть челюсти, ведь это не было её делом в той системе, не было её ролью. Сколь бы страшно ей ни было, она будет молчать. Он взял нож в правую руку и, положив левую ладонь на тыльную сторону рукояти замахнулся для двуручного удара -- нужно было достать до сердца.

Выдох. Вдох. Удар. Протяжные вздохи заражённой сменились резким хрипом, она дёрнулась. Немного, едва заметно, но это было большим, что она могла себе позволить. Хантер не был до конца уверен, но на секунду показалось, что её глаза наполнились слезами. "Нет, ложь, -- конечно же, ложь. -- Сколько можно было себе повторять: они не умеют плакать, они не умеют жить". Через несколько секунд всё закончилось -- она обмякла и просто обвисла на стене, за которую так старательно держалась, а паразит перестал вылетать из её рта вместе с дыханием. Выдох. Вытащив нож из её тела, Уильям из Джонсборо поспешил обратно -- к следующей двери. Так же переступая трупы, так же обходя заражённых, так же стараясь не шуметь. И на всё нужно было время. Вдох.

Заперто. Заперто. Заперто. Расталкивая мёртвых, застывших в своём глубоком сне, он не мог не поражаться своей удаче -- всего шесть дверей, шесть квартир на его стороне, а минимум четыре из них были пустыми. Оставалась лишь она -- последняя дверь. Выдох, вдох. Он лёгонько дёрнул за ручку и потянул на себя -- ему навстречу выпало лишь тело в разрезанном чьими-то когтями жилете. Военная форма. Вся же остальная дверь была в кровавых разводах, как и все стены. На одиноком диване лежало полное обмундирование -- бронежилет, автомат, сварочный аппарат, магазины, открытая аптечка, неиспользованный фильтр, но всё это не помогло тому безликому солдату в противогазе -- не хватило времени. На двери с внутренней стороны было криво написано лишь одно простое слово: "уходите". Наёмник взял с собой автомат погибшего и, напоследок, осмотрел комнату -- пусто. "Неплохой сувенир". Вдох.

У лестничного пролёта Уилла уже ждал Джеймс. Вытащив окровавленный нож, он поднял его перед собой и показал на лезвие. "Сколько?" -- означал этот жест. "Одна", -- ответил Хан. "Две", -- не дожидаясь повторения такого же жеста, показал пальцами Виттима. Кивнув, оба пошли наверх. С каждым шагом облако становилось всё гуще. На некоторых пролётах между лестницей и коридорами мелькали одинокие тени -- солдаты уже поднялись на более высокие этажи, более мучительные круги Ада. Дышать становилось всё труднее. Подводили ли то лёгкие, потому что приходилось высоко подниматься? Вряд ли. "Ты -- налево, я -- направо", -- скомандовал молодой наёмник и тут же запнулся -- дверь направо была намертво заперта, сколько он не пытался её дёргать. "Не трать время зря. Если твоя сторона пустая -- пошли обе в мою. Всё равно будет чем заняться", -- ответил Хан, указав большим пальцем себе за спину. Обменявшись утвердительными кивками, они вошли в блок и замерли.

Вдох. Десятки, если не сотни, они заполонили собою весь центральный коридор, не давая протиснуться даже лучику света. Плотное облако превратилось в настоящую красную стену. Выдох. В опасный газ, за которым не видно и на расстоянии пары метров, а слой напыления на телах и стенах был настолько плотным, что когда Уильям смотрел вдаль коридора, не было видно ничего -- просто сплошной красный фон, едва освещаемый утренним солнцем. Вдох. Почти не находя места, куда ступить, наёмники осторожно, не нарушая общий ритм места, расталкивали мертвецов, расчищая себе проход. Выдох. Первая дверь оказалась распахнутой. Сквозь стену из одинаково красных трупов не видно ничего -- нужно было проверять. Вдох. Уилл вызвался идти в ту дверь.

Темно и красно. В потёмках из абсолютно одинакового цвета и его нелепых полутонов почти ничего не было видно -- лишь тела, уже больше напоминающие грубые заготовки скульптора, едва заметно шевелились, с трудом вдыхая столь желанный всеми воздух. Выдох. Глупая люстра, висящая под самым потолком, чем-то напоминала язычок. Она стойко давала ощущение того, что человек находился пасти у огромного чудовища, а оно жило и дышало. Тихо, едва слышно, но оно было готово проглотить всех в любой момент. Вдох. Показалась первая матка -- сидела себе в каркасе того, что, видимо, раньше было диваном. "Забавно, -- подумал Хантер. -- Один раз позволив себе присесть отдохнуть в Аду -- больше не встанешь". Выдох. Удар. Диван треснул, и тело, лежащее на нём, успешно провалилось в него, рассыпав целую реку паразитов вокруг и издав глухой, но всё же треск. Охотник тут же, не вытаскивая ножа, схватился за пистолет и обвёл взглядом комнату. Было тихо. Даже слишком тихо. Лишь мёртвые всё также непроглядной стеной стояли, наблюдая за вечностью. Дышали. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох...

Не дожидаясь, пока кто-нибудь стянется на шум, он продолжил обследовать квартиру, но в следующей же комнате его ожидал неприятный сюрприз -- колосс. Грузный, высокий, опасный... Вдох, выдох... Способный расплющить голову одной лишь рукой, он стоял прямо возле матки... Вдох. Стоял у широкого стола, прямо на противоположной от входе стороне которого и лежала цель Хантера, обвившая ножки деревянного изделия своими многочисленными глотками, и не давал ни единого шанса ни обойти его, ни зайти сбоку. Единственное, что оставалось -- поравняться с ним, обойти стол с другой стороны и медленно, настолько осторожно, насколько вообще возможно, нанести удар. "Интересно, -- мыслил старик, подходя к врагу и поддерживая ритм дыхания. -- Думали ли когда-нибудь все эти люди, что умрут вот так? Застыв в нелепых позах, не имея возможности ни кричать, ни даже передвигаться? Вряд ли. Никто же не хочет умирать. Никто не планирует ни момент смерти, ни то, что будет после -- всем кажется, что они будут жить вечно, а если и умрут, то им будет далеко всё равно на то, что произойдёт. А происходит... Ровно то, что происходит -- вот это..."

Шаг, ещё шаг... Выдох, вдох, выдох... Даже в противогазе было слышно дыхание того чудовища -- такое же тяжёлое, как и оно само. Грудная клетка вздымалась высоко вверх, увеличиваясь в объемах, куда чаще, чем у обычных мертвецов. Даже дураку было бы видно -- то создание лишь дремало. То полуобморочное состояние очень было похожим на человеческое -- то самое, когда сон не приходил пару дней, и организм начинал искать любой свободный момент, чтобы прикрыть глаза.

Вдох. Старик шёл размеренно и очень осторожно. Смотрел то на руку противника, чьи толстые и грубые пальцы скребли ногтями стол, слегка подёргиваясь, то на его лицо -- старое, немного прогнившее. Наверняка Поколение Три -- доживающее свой век. Мощные кости черепа наращивались таким образом, что рано или поздно просто сдавливали глазные яблоки, уменьшая глазницы в диаметре и оставляя лишь небольшую окровавленную пустоту вместо них, на которой всё ещё могли висеть остатки глаз. Грубая, почти первобытная челюсть с кривыми, но огромными зубами замерла в полуоткрытом положении, жадно поглощая воздух порезанным о собственные клыки языком. Такими зубами можно было перекусить шею. Можно было раскусить голову. Воздуха не хватало. Ещё шаг. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. "Спокойно, Хан, спокойно". Жевательные мышцы чудовища время от времени сокращались, издавая ртом щёлкающий, предвкушающий укус, звук. "Он спит -- куда ему до тебя". Ещё шаг. Он начал обходить стол справа, прижавшись спиной к стене и соскребая с последней целые реки одноклеточных, которые, словно немного застывшая вода, расплывались по воздуху, перекрывая обзор. Вдох, выдох, ещё шаг.

Каково было чувствовать себя, стоя напротив своей собственной смерти? Страх, волнение, паника? Всё сразу. В тот момент, когда Уильям стоял по другую сторону стола от своего противника, он отчётливо понимал: в случае чего, его не спасёт никто. И если та громадина проснётся и почувствует опасность, то снесёт и стол, и его самого, и стены в той чёртовой комнатушке -- ничего не останется. Вдох. В некоторых штатах наёмник, будучи ещё пилигримом, слышал, что тот подвид называли Голиафом. В тот момент это было как никогда уместно. Огромным монстр, стоящий перед ним -- маленьким Давидом. И, к сожалению, пращи рядом не было -- она осталась где-то там, в далёкой башне Первого Национального Центра. В тусклом свете комнаты немного блеснуло лезвие ножа. "Матка лежит на животе. Сердце -- между четвёртым и пятым ребром...". Выдох. Вдох.

Он выставил руку вперёд и, положив вторую ладонь на рукоять, осторожно надавил на оружие. Кожный покров был легкой преградой. Жировая прослойка, мышцы... Но с каждым миллиметром нужно было давить всё сильнее, всё напористее. Уилл не слышал того, скрипел ли стол. Надеялся, что нет. За причёской матки даже не было видно лица -- трудно было определить, кем она была до того, как стать чудовищем, лишь небольшой ручей воздуха и паразитов вылетал из-за стены волос -- единственный ориентир того, была ли она жива. Лезвие проходило всё глубже и глубже, пока в конце концов Уильям Хантер не смог давить дальше -- видимо, наткнулся на кость. Совершив финальный толчок, он, наконец, остановился. Выдох. Спустя несколько секунд ручей высох -- очередная жизнь завершилась так, как и должна была завершиться. Вдох, выдох. Едва вытащив нож, наёмник попятился назад, всё ещё смотря в пустые глазницы Голиафа.

Щелчок. Нет -- стук. Громкий, даже чересчур -- он был отчётливо слышен в противогазе -- ствол автомата, перекинутого через плечо, ударился об угол стола, заставив своего владельца замереть на месте. Рука монстра дёрнулась. Вдох. Двумя лёгкими шагами Хан вновь оказывается с другой стороны стола -- у ног уже мёртвой матки -- и принялся ждать худшего. Однако из полузакрытой челюсти в ответ на ожидание слышался лишь слабый рык, а сам колосс не подавал никаких признаков к пробуждению. Выдох. "Кажется, пронесло".

В другой комнате всё было куда проще. По крайней мере, со стороны практики -- там почти никого не было, кроме двух бутонов -- тварей, которых наёмник из Джонсборо ненавидел больше любых других, и у него на то были весьма веские причины. Но, кроме тех самых причин, бутон также являлся одним из ключевых и опаснейших звеньев в цепи вируса -- мобильная матка, паразит в которой питался энергией и калориями тела, а не поглощал от кого-то -- та же система, схожая с корнями, просто циркулировала в волдырях, которые ни за что не должны были лопнуть при жизни того подвида. Всё, что от него требовалось -- есть. Часто и много. Однако если такой монстр замечал человека, то он просто бросался на него всем весом. Как итог: волдыри, коими было усыпано тело, лопались, а из них лился паразит, трупный яд и гной -- лобовое столкновение без противогаза с таким существом смертельно.

Двое заражённых, стоящих в той комнате, были повёрнуты к Уиллу лицом. Не было никаких сомнений -- они его видели. Не спали, не дремали -- видели. Но наёмника это не волновало -- одним ударом ножа он достал до сердца мужчине, распоров, при этом, один из волдырей, а второго тут же ударил кулаком под челюсть, повалив на землю. Подняться тот не успел -- как и говорилось раньше, выигрывал тот, кто был быстрее. Вытерев лезвие о штору, старый охотник поспешил обратно. К тому моменту, как тот справился, Джеймс ждал уже на уровне восемнадцатого этажа. Завидев Хантера, тот лишь молча поднял указательный палец вверх. Старик вопросительно покосил голову, на что молодой охотник просто дёрнул за входные ручки дверей по обе стороны. Заперто и заперто. "Везёт. Снова везёт". Наёмники оказались первыми на чердаке. Их приветствовал прохладный осенний воздух и лёгкий ветер, разносящий по городу обычную коричневую пыль. Или пепел, если верить рассказам...

-- Что-то нам очень часто везёт в последнее время, -- усмехнулся Уильям.

-- Так-то да. Если мыслить в правильном ключе.

-- А как по-другому?

-- Ну, если бы не взяли тот щедрый заказ от военных -- зачистку здания -- ничего бы этого не было, верно? И в Ад не приходилось бы спускаться, ты бы не грызся с парнишкой из-за всякой мелочи, вертолёт был бы не нужен, так как...

-- Я понял, понял -- хватит. Мне больше нравится находить плюсы из того, что уже случилось, а не из того, как могло бы быть -- так проще.

-- Думаешь?

-- Определённо. Не нужно спускаться до уровня грёз, а лишь принимать реальность такой, какой она есть...

-- Скучно, наверное.

-- Каждому -- своё. Мечтай, если так легче... -- его взгляд устремился в какой-то узор на треснутом полу, а мысль -- в прошлое.

***

-- Нам везёт, парнишка.

Твёрдый мужской голос разносился по старому тёмному амбару. Только что забежавший в него Уильям переводил дыхание, как мог -- это была его первая пробежка за две недели свободы и, к сожалению, вынужденная. Парень опёрся на стену и, схватившись за правый бок, отчаянно пытался поглощать лёгкими воздух. Выходило плохо. Мужчина же, что привёл его в тот амбар -- компаньон и спаситель по-совместительству -- чувствовал себя, в отличии от спасённого, чуть менее паршиво даже не смотря на то, что ему приходилось бежать с довольно большим походным рюкзаком на спине. Старинный масляной фонарик вспыхнул тусклым тёмно-жёлтым светом в руке грузной фигуры. Из-под маски и капюшона по-прежнему не было видно практически ничего. Впрочем, с таким освещением вряд ли бы удалось что-нибудь разглядеть -- ни стен, ни потолка видно не было, только пол, только земля.

-- Почему нам везёт?

Незнакомец молчал. Он неспешно шёл по пустому амбару, явно зная, куда идти. Парень смотрел на своего спасителя, и ему казалось, словно тот бредёт среди полнейшей тьмы -- непроглядной бездны, где даже лучик света -- большая редкость. Впрочем, один такой там был -- прямо у него в руках в виде маленькой масляной лампы. Не думая ни секунды, Уильям Хантер пошёл за ним. Так же, как и две недели до этого, он до конца не понимал как мотивов человека, так и того, почему он -- уже не раб, шёл за ним. Быть может, потому что идти было просто некуда? Мужчина подошёл к углу здания и присел на корточки. Уилл медленно шёл к нему -- единственному источнику света в этой темноте. Снаружи наконец начали выть заражённые, которые бежали за ними от далёкого города-призрака. Один из них с разбегу влетел в гнилое дерево, но, на удивление, не разнёс его в щепки, а лишь издал глухой хрип, заставив парня попятится назад.

-- Они не достанут нас здесь?

-- Боишься?

-- Нет, просто...

Договорить он не успел -- его попутчик погрузил руки в землю и, захрипев, начал с трудом подниматься на ноги. Земля заскрипела, словно дерево, и начала подниматься вместе с ним идеально ровным прямоугольником. Приподняв до пояса, фигура откинула кусок породы в сторону, который оказался просто старой дверью, присыпанной землёй. "Нам сюда", -- кивком скомандовал тот и, подняв с пола фонарь, осторожно пошёл прямо вниз -- в землю. Подойдя ближе, парень увидел старую -- старее, чем он сам, лестницу, ступеньки которой стремительно исчезали с отдалением фонарика от них. Не дожидаясь, пока тьма поглотит его целиком, Билли двинулся следом.

-- Не боишься, говоришь?

Когда Хантер спустился, фонарь уже стоял на каком-то подобии верстака -- старого деревянного стола с кучей импровизированных полок между ножек. Спаситель разбирал свои "баулы", развешивая всё по стендам и раскидывая по полкам и ящикам, коими была просто заставлена эта комната -- не было ни единого свободного места у стены или в непосредственной близости, которое не было бы занято вещами. Инструменты, материалы, медикаменты, оружие, патроны, обмундирование -- всё валялось в невиданном хаосе, выпирая из деревянных ящиков, валясь со стендов, падая со столов, сползая с полок, но всё так же находится и в идеальном порядке -- расфасовано по категориям, весу, редкости. "То ли идеально, то ли безрассудно", -- думал Уилл, перешагивая последнюю, треснутую ступень.

-- Просто мы...

-- Что "мы"?

-- Мы в проигрышной позиции. Один вход, один выход, замкнутое пространство. Наш враг многочисленный. Если он займёт точку перехода -- мы обречены. Да, у тебя есть оружие, но ты не сможешь отбиваться вечно, так что...

-- Почему ты тогда не закрыл за собой дверь? -- вдруг перебил его мужчина.

-- Я... Ты не говорил этого делать.

-- А зачем мне говорить? Пока мы идём вместе, безопасность -- общее дело.

Уильям вернулся во тьму. Дверь была тяжёлой, грузной -- куда тяжелее, чем мужчина, открывший её.

-- Так почему нам везёт? -- всё ещё настаивал он, безуспешно пытаясь струсить землю с ладоней.

-- А ты не любишь незакрытых тем, да? -- в ответ ничего не раздалось. -- Ладно. Нам везёт, потому что мы смогли спокойно уйти из Хоупа -- видимо, мало кто любил твой дом рабов. Мы...

-- Это не мой дом, -- в ответ собеседник лишь странно покосил бровь. -- Это дом рабов, да, но он не мой.

-- Но он служил тебе таковым, верно? Ты там ел, пил, спал, испражнялся? Ты там жил, верно? Учись принимать как победы жизни, так и поражения.

Парень сел на один из ящиков, осматривая комнату. Мужчина же всё ещё разбирал рюкзак. Иногда создавалось ощущение, что вместо днища того походного снаряжения была бездонная дыра, а в ней было всё, что пожелает душа человека, нашедшего то изделие, но так лишь казалось. Как говорил один мудрый человек: "Всё конечно. И всё закончится".

-- Так вот: мы смогли успешно покинуть Хоуп; дойти до Кав-Сити, не нарвавшись на стаю; успешно покинуть Кав-Сити и дойти до сюда, несмотря на преследование.

-- Преследование, которое сами и спровоцировали. Но...

-- Что?

-- Для тебя ведь всё могло сложиться удачнее, не зайди ты в дом рабов? Выторговал бы из Хоупа всё, что тебе нужно, ушёл бы с приличной репутацией -- с Кав-Сити ты же не получил почти ничего?

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха, -- по амбару разнёсся громкий и низкий, чем-то похожий на рык, хохот. -- Я смотрю, ты так и пытаешься заставить меня пожалеть о своём решении. Но нет. Я больше люблю думать о везении в тех вещах, которые уже со мной случились, а не мусолить прошлое -- всё равно уже ничего не изменишь.

Уильям перевёл взгляд и увидел, что с двухметровой фигуры наконец-то спал капюшон. В тусклом свете показались чёрные, тёмные, как сама темнота, волосы чуть ниже лопаток, собранные в толстую тугую косу. Мужчина немного развернулся и мальчик увидел короткую, недавно бритую бороду, редкие торчащие волоски на которой напоминали шерсть.

-- Я Вейлон, кстати говоря...

***

-- Наконец-то!

Хантера из воспоминаний вырвал крик -- кричал Джеймс. На чердаке, тем временем, уже собралось восемь человек, а последние две пары, судя по звукам, поднималась по ступенькам. "Сколько же прошло? -- подумал вдруг старик. -- Совсем не следил". Впрочем, прошло явно не много -- девяти утра ещё не было.

-- Фух. Я т-т-там чуть весь желудок со страху не ост-т-тавил, -- проговорил только поднявшийся солдат.

-- Хе. Хорошо, что мы были в противогазах -- отлично скрывали запах твоего страха.

-- З-з-з-з... З-з-затк... Сука. Иди нахер, Бойд.

-- Ага. Ты ещё и плотно позавтракал, я погляжу -- как мимо проходил, так мертвяк и...

-- Эй, откуда у тебя автомат?! -- крик Ирвина эхом разнёсся по лестничному пролёту, но направлен он был на Уильяма. -- Ты заходил в здание только с пистолетом!

-- Нашёл на трупе одного из ваших, -- меланхолично ответил охотник. -- Тех, что заходили сюда ещё в прошлый раз.

-- На каком он этаже?! Нужно вынести тело и похоронить его!

-- Заткнись нахер, Ирвин. Не поднимай скандала на пустом месте. Время терпит. Уйдёт вся эта падаль -- вернёмся и заберём.

-- Не встревай, Марк!

-- Не будь истеричкой. Мы живы, мы справились -- уже хорошо.

-- Ещё не справились, девочки. Вот начнёт выползать стая из здания -- вот это справились.

-- Кстати, Марк, а разве ты с Риком не должен был остаться на девятнадцатом?

Весь отряд обернулся на слова какого-то паренька -- Джима, кажется. Он стоял у входа на чердак и смотрел прямо на дверь. Заслышав столь странный вопрос, отряд собрался у двери и стал полукругом.

-- Я же не один насчитал девятнадцать жилых этажей?

-- Мы с Уильямом были на восемнадцатом -- он был заперт. Мы полагали, что ребята, взявшие тринадцатый этаж, возьмут и девятнадцатый.

-- Обсчитались, виноват. Заперт, говоришь?

-- И семнадцатый тоже был.

-- И шес-с-стнадцатый.

-- И...

-- Хе. Да не просто "заперт". Вы что, следы сварки не видели? Двери-то заварены.

-- У того мёртвого солдатика я видел "сварочник" и один запасной баллон.

-- Это значит, что...

-- Возможно, предыдущая группа была не так уж и бесполезна -- похоже, они просто решили заварить этажи, чтобы оставить мёртвых там на верную смерть.

-- Н-н-некоторые двери в нижних блоках т-т-т-тоже заварены. Я д-думал, это так здание под б-б-базу переделали.

-- Получается, что сначала варили только квартиры, а потом все блоки целиком? Интересно.

-- Чего интересного-то?! Где все тела?!

-- Кстати, да -- кто-то находил тело?

-- Н-н-н...

-- Хе-х. Не-а.

-- Никак нет!

-- Нет.

-- Я тоже. Единственный, кому повезло -- наш проводник в этот загробный мир, а значит...

-- Значит, все ваши сейчас лежат на девятнадцатом этаже...

-- Нужно забрать их! Вернёмся и!..

-- Говорил же: заткнись.

-- В одном он прав, -- Хан с хрустом позвоночника поднялся на ноги, спуститься придётся. Нужно зачистить последний этаж, а то всё может пойти насмарку.

-- Вот д-д-д-дерьмо...

-- Хе. Ну, дерьмо -- дерьмом. Поехали по-новой.

-- Сделаем это вместе -- быстро и без шума. Итак, готовы? Отряд, надеть маски -- мы спускаемся вниз!

Надев противогазы, отряд зашёл на лестницу. Красная пыль, поднятая недавними шагами, ещё не успела осесть и быстро улетучивалась через открытую дверь на чердак вместе с потоком воздуха. И вот -- двери на девятнадцатый этаж. Заваренные, так же, как и предыдущие, но одна выбита. Измята изнутри, погнута и выбита напрочь по линии сварки. "Я этого не заметил? -- думал себе Уилл. -- Странно. Очень странно. Должно быть это сделал тот колосс, что ошивается на двенадцатом, а сами сварщики были не слишком-то квалифицированными, раз сварили что-то с чем-то, что не выдержало удара, но... Как все тела исчезли, если колосс остался спать на двенадцатом? Он же не мог просто перетащить тела и спуститься дремать? Что-то тут не так". Джеймс поманил его рукой вперёд и, открыв скрипучую дверь, указал на коридор блока -- там не было видно почти ничего. Ни на два метра, ни на метр, ни даже на расстояние вытянутой руки. Вдруг один из солдат промычал что-то и указал на дверь -- с внутренней стороны одинокой полоской у замка тоже виднелась линия сварки. "Кто-то пытался заварить дверь изнутри? Бессмыслица какая-то".

Только все зашли внутрь, Хантер начал отдавать приказы жестами: "Двое -- в эту дверь. Двое -- в эту. Вы -- сюда. А вы -- сюда. Последние -- за мной". Шесть квартир, шесть дверей -- по два человека на каждую. Уильям, как никто другой, рассчитывал на то, что всё пройдёт быстро и тихо -- чутье всё ещё тревожило его. Он и Ирвин синхронно открыли двери. "Что за?!" -- удивился Уилл, когда увидел, что смежная стена между его с Джеймсом и солдатской квартирой просто снесена -- нет даже остатков от неё, чего уж говорить. "Значит, она была таковой ещё задолго до Ада". Среди красного тумана едва были различимы собственные руки. Джеймс шёл впереди и двигался исключительно на ощупь -- выставив вперёд себя нож. Ирвин и Джим, подошедшие к наёмникам, держались в центре, а охотник был замыкающим. Но как бы сильно половина отряда ни пыталась разглядеть среди океана паразита его исток, ничего не выходило.

-- Помогите.

Голос звучал громко и отчётливо. Низкий, очень хриплый, чем-то похожий на стон раненного животного, он исходил откуда-то из дальнего угла комнаты. Как казалось, стен в этом квадрате не было вообще -- четыре человека просто шли на голос среди красной пустоты. "Ни трупов, ни заражённых, ни подвидов... Что за хрень?!"

-- Помогите.

Там, у окна, где через самодельные ставни пробивалось хоть немного осеннего света, они и увидели картину: восемь тел, лежащих прямо посреди маток, которые тоже расположились на полу. Восемь трупов солдат, разорванных на кусочки и скинутых в одну общую кучу. Понадобился бы не один день, чтобы собрать все части тела к той голове, которой они принадлежали. Перебитые ноги, разорванные желудки и разрезанные грудные клетки -- всё то было настолько свежим, что даже не успело покрыться достойным слоем покрывала. Даже кровь, застывшая на голом полу, не успела почернеть.

-- Помогите.

А среди всего того мяса -- матки. Лежали себе, словно на курорте, и едва-едва заметно дышали -- выдыхали чистую смерть из своей пасти и ждали, когда же уже трупы начнут разлагаться, чтобы поглотить их бес остатка -- до костей. И где-то там, в самом дальнем углу того ужаса и был слышен голос -- исходил от одинокой фигуры в длинной накидке, лицо которой, пускай и нельзя было бы разглядеть, было повёрнуто к отряду затылком.

-- Помогите.

"Что это?". Возле одной из Маток Хантер видел заражённую. Она явно не спала -- глаза были устремлены прямо на солдатов, переступающих мимо трупов к незнакомцу. "Почему она не спит? Почему не сопротивляется, почему не двигается? Что?.. Что?!" -- наёмник подошёл к ней и скинул с её тела труп, икру которого она так медленно, но старательно жевала. Из-под тела военного показалось обычное девичье тельце, в котором была лишь одна особенность -- чрезмерно большой живот. Старик скинул труп с ног заражённой девушки и ужаснулся. "Не... Не может...".

-- Помогите!

Голос вдруг закричал. Крик тот не был похож на мольбы о помощи. Даже Уилл, отвлечённый увиденным, услышал, как через голос пробивалось что-то странное. Что-то, похожее на рык. Он поднял глаза и всмотрелся в стену из тумана -- там, у окна одной из квартир, стоял явно мужской силуэт, к которому приближался рядовой-задира. К высокому росту фигуры прилагался столь же длинный плащ, и всё же даже он не смог скрыть то, что Хантер заметил только спустя минуту -- незнакомый мужчина стоит босым. "Что-то в нём не так. Даже если предположить... Но что же?".

-- Помогите!

И тут Уильяма осенило. Старый охотник прозрел, понял и побледнел одновременно. Единственное, что смущало его всё то время: тень от правой руки при одинаково равномерном освещении была в два раза длиннее левой.

-- Стой, идиот!

Фигура резко развернулась и взмахнула правой рукой. Рядовой Ирвин схватился за горло и, упав на колени, забился в конвульсиях на полу, теряя кровь. В тусклом свете, пробивающимся всего на пару сантиметров, показалась конечность того незнакомца -- то был длинный клинок из почти голой кости, который разрезал когда-то нормальную руку от локтя вдоль и удлинялся вместе с сухожилиями и мышцами ещё на добрый метр.

-- Нет!

Джеймс вскрикнул слишком поздно и слишком тихо для человека в противогазе -- Джим достал из кобуры пистолет и открыл беспорядочный огонь по противнику. Бесполезно. Напрасно. Глупо. Лишь какие-то странные, похожие на мел куски субстанции выпадали из-под плаща с каждым новым попаданием. "Бежим! Бежим!" -- попытался прокричать Джеймсу старик, но запнулся, споткнувшись о чей-то труп и камнем повалился на пол. Удар. Гул. Треск стекла.

Сквозь разбитые линзы противогаза старик увидел, как Нечто пробивало рядового Джима насквозь в районе печени и подымало над собой всего-то одной рукой. Что-то странное было с силуэтом того монстра -- накидка дёргалась во все стороны, а спина напоминала... ежа? Тело Джима ударилось о стену, откинутое невероятной силой. Послышался хруст кости -- самый неприятный в мире звук.

-- Осторожно!

Хан вскрикнул и тут же схватился за горло. "Воздух! Воздух!" -- его система защиты больше не работала. Вдох. "Голова гудит. Нужно... Воздуха... Быстрее". Краем взгляда старик видел, как Джеймс увернулся от колющего удара клинком и вогнал в Нечто нож. Целил метко, проверенно -- промеж ключицы, прямо к сердцу. Не достал. Клинок монстра прошёл точно по линии груди и откинул молодого охотника силой удара прочь, пока он, охотник, всё полз к своей цели. Он видел её прямо перед собой, всего в паре метров, но всё же она оставалась труднодоступной для того, кто только что ударился головой о пол всем своим весом -- тело Ирвина.

Уильям ухватился за ногу рядового и начал буквально подтягиваться по нему. Обернувшись, он увидел, что существо медленно обходило его по дуге -- шло прямо к той заражённой девушке. Джеймс и Джим всё ещё шевелились. Воздуха не хватало. Выдох. Кажется, зрачки Ирвина смотрели на него и наливались слезами -- именно это увидел Хан, срывая маску с тела солдата. "Кажется... Просто кажется. Либо он, либо я. Просто кажется". Вдох. Как только кислород вновь начал прибывать к телу Уильяма из Джонсборо, он тут же поднялся на ноги и поспешил к своему напарнику, и лишь то самое Нечто преграждало ему путь. Удар. Он вонзил нож прямо в левое бедро существу и, вдохнув, что есть силы потянул в сторону. Раздался громкий крик -- лезвие прорезало ногу почти на четверть диаметра. Ожидая удара справа, он уклонился от клинка и тут же бросился бежать. Зря -- спустя секунду он снова упал на пол, чувствуя жжение от правой стороны талии до середины спины у лопаток. "Не время сдаваться! Не время!" -- закричав, он перевернулся с пола и, сняв автомат с предохранителя, дал очередь в туман. Крика не последовало. Почувствовав странное облегчение, старик поднялся и продолжил бежать.

-- Вставай! Вставай!

Хантер кричал своему напарнику, но тот, казалось, совсем его не слушал -- лишь капли крови на стекле противогаза, когда Джеймс дёргал наклоненной головой из стороны в сторону, продолжали прибывать. "Насрать -- так донесу. Давай!" -- схватив мужчину под плечо, он поднялся и, ударив по двери ногой, выбежал в коридор.

-- Бегите! Бегите!

-- Что, нахрен вас всех, сл... -- парнишка, став прямо у деревянной стены, так и не успел договорить -- клинок прошил дерево насквозь, ударив прямо на источник звука. Череп треснул, словно орех.

-- Наверх! Все наверх и заприте чердак! -- несмотря на панику, несколько солдат перегруппировались и, пустив старика с раненым в центр, быстрым шагом направились к выходу. Сзади раздался хлопок.

-- Сюда! Быстрее!

Он указал на одну из квартир, и отряд из пятерых человек быстрым шагом влетел в неё, закрыв за собой. Снаружи послышались тяжёлые шаги, сопровождаемые множественными звуками, похожими на разрезание дерева и железа. "Ждите, -- ладонью указывал старик. -- Ждите". Через десятки секунд паники, снаружи раздался человеческий крик. "Вперёд!" Солдаты подбежали к лестнице и устремились было вверх, но наверху их уже ждали -- Нечто рвало на части ещё одного парня, совсем чуть-чуть не добежавшего до двери, пока второй давился собственной рвотой, пытаясь снять противогаз.

-- Вниз! Все вниз!

Шаг, шаг, шаг, шаг. Спустя два пролёта один из солдат упал, споткнувшись. "Догоняй!" -- орут ему сослуживцы, не останавливаясь.

-- Колосс! Колосс! Осторожно!

Уильям крикнул солдатам предупреждение быстрее, чем они добрались до двенадцатого этажа. К сожалению, того предупреждения Марк не слышал... "Держись, Джеймс, держись". Спустя минуту с потолков посыпалась пыль и грязь, а здание буквально затряслось.

-- Хе-х, что это, блять, был за удар?!

-- Это М-м-марк и Кевин... Чёрт... Бежим! Бежим!

-- Стойте! Орда!

Внизу, на уровне второго этажа уже было несколько стай, проснувшихся ото сна -- те, как и планировалось, спускались вниз. Недостаточно быстро. Сразу опомнившись, Хантер побежал наверх. Побежал и тут же упал на одно колено -- не хватало воздуха. "Грёбанные новички! Мать вашу!" -- кажется, фильтр Ирвина был на исходе. Он схватился второй рукой за спину и не нашёл там ни сумки, ни автомата -- удар клинка монстра не только рассёк спину, но перерезал оба пояса. Вдох. Не сказав ни слова, он крепче обхватил раненного напарника и побежал наверх. Позади него послышался очередной крик.

-- Рик! Суки! Суки-и-и-и-и!

Спустя череду пистолетных выстрелов, позади наёмников послышались шаги -- рядовой Бойд, ковыляя на одну ногу, догонял их, как мог. На третий этаж забежать не удалось -- слишком много мертвецов. На четвёртом почти то же самое. Однако было одно "но" -- больше бежать было некуда, а время поджимало. Выбрав тот коридор, где меньше противников, группа рванула. Выстрелив в преграждающих путь и истратив пять патронов, Хан побежал прямо к той двери, где обнаружил труп военного. Солдатик кинулся за ним. Выдох. Как только все втроём забежали внутрь, Бойд захлопнул дверь.

-- Всё?! Всё?!

"Всё... -- пронеслось в голове у старика, пока сознание покидало его. -- Вот и всё... И Джеймс, и я... Нет. Хрена с два", -- он навёл свой револьвер на грудь парню и выпустил последний патрон. Рядовой замер то ли в изумлении, то ли в болевом шоке. Новая порция патронов быстро влетела в барабан. Выстрел, выстрел, выстрел, выстрел, выстрел, выстрел. Тело только что убитого покосилось и упало на спину. "Быстрее". Уже падая от недостачи кислорода, он сдёрнул с трупа сумку с запасным фильтром и закрутил его себе во второе гнездо противогаза. Вдох. Громко прохрипев, старик жадно вдохнул и, схватив фильтр военного-профессионала со стола, тут же пополз к своему напарнику. "Ну, давай же. Джеймс... -- в глазах начало темнеть, ощущение боли и усталости наконец-то начинали пробиваться через поток адреналина и болевого шока. -- Джеймс...".

Сфокусировать взгляд на Виттиме, лежащем у двери, всё никак не удавалось -- зрачки "кидало" из стороны в сторону, а края зрения медленно затухали. Сделав последний рывок, он поднялся с колен и, сделав шаг, упал.

Лишь спустя часы, когда он услышал, как дверь кто-то отчаянно пытается открыть, он смог поднять глаза. Спустя долгие часы. Последним, что он видел в тот день, был расплывшийся из-за слабости и ранения силуэт, смотрящий на него испуганным взглядом -- Пацан, в руке которого был противогаз, а волосы на незащищённой голове шевелились то ли от ветра, то ли от страха.

========== Глава 10. Принимая последствия ==========

-- Вставай!

-- Не могу... Не могу открыть глаза...

-- Ну так вытри грязь со своего лица и вставай!

Дул сильный ветер, разнося запах свежести, предвещающий дождь, по протоптанным лесным тропинкам. То была немного необычная погода для начала сентября тех лет, но очень типичная для штата и территории -- Луизиана, окрестности Нового Орлеана. Где-то среди болот, у озера Моресап, между собой сцепились две невзрачные фигуры: парень лет восемнадцати, чья одежда могла кое-как претендовать на звание обмоток, и мужчина лет сорока, чей рост мог смело претендовать на звание гигантского. Нетрудно было догадаться, кто выигрывал.

-- Ты же знаешь, что я не смогу одолеть тебя. Ты больше, выше и сильнее меня.

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Думаешь, хоть кто-то будет тебе поддаваться из-за того, что силы неравны?! Да тебя вобьют в эту же грязь по самые уши и заставят хлебать её, пока ты будешь задыхаться. А главное: если сдашься -- у тебя не останется выбора.

Парень вытер с глаз вязкую, почти липкую грязь и взглянул на своего соперника: высокий, два с чем-то метра, весом под сто десять килограмм и, что хуже всего, хорошо подготовлен к драке. Нет -- нет было ни малейшей возможности на то, чтобы победить такого в честном бою.

-- Так и быть, -- прокричал вдруг тот. -- Уравняем шансы!

Прямо под ноги Уильяма упал нож с надетыми на него ножнами. Край длинного и широкого лезвия выглядывал из куска кожи, отблескивая от себя редкий свет. Он остолбенело смотрел на оружие, не решаясь брать его в руки.

-- Я... Я...

-- Язык проглотил?!

-- Я могу убить тебя этим. Ты же в курсе.

-- Ну так покажи мне, что если бы ты захотел, я был бы уже мёртв. Сумей или молчи о том, что ты там что-то умеешь, "сын солдата". Понял?

-- Понял.

-- Что-что?

-- Понял!

-- Тогда вставай и дерись. Давай же! Поднимайся, сволочь!

***

Вдох. Во рту чувствовался привкус железа и ощущалась лёгкая боль, при попытке пошевелить губами. Было тихо. Даже слишком тихо. По ощущениям, он лежал на чём-то и не твердом, и не мягком. Потянулся рукой ко лбу. "Вроде бы тёплый, но... Где противогаз?!" -- он тут же в панике открыл глаза и попытался приподняться -- не вышло. Тело лишь немного дёрнулось, но, ощутив всю тяжесть гравитации, тут же упало назад, а зрачки глаз и вовсе не захотели опускаться на нормальный уровень -- всё ещё оставались слишком "высоко", чтобы разглядеть ими хоть что-то через полуоткрытые веки. Всё болело от ссадин, и даже минимальное движение приносило жгучую боль по всей спине.

-- Мать твою... -- прошипел себе старик.

"Но всё же где я?" -- та мысль не давала ему покоя. Он вдохнул воздух ещё раз. И ещё -- не было ни малейшего признака недостачи кислорода. Попытался подняться ещё раз -- не получилось, слишком слаб. "Что же было? -- Уильям всё же держал глаза приоткрытыми и пытался рассмотреть хоть что-то. -- Мы пошли в Ад, зачистили шестой этаж... И двенадцатый. И восемнад... Нет, восемнадцатый был закрыт -- Джеймс же при мне... Джеймс!".

Собравшись с силами, он всё же открыл глаза и... ничего не увидел. Только темнота и тишина вокруг. "Нет-нет-нет. Только не опять!" -- старик схватился рукой за дерево, на котором, видимо, он и лежал, и потянулся куда-то вперёд. Позвонки в его спине с хрустом начали становиться на место, а само тело, накренившись, полетело вниз, через секунду упав на бетонный пол. В широко открытых глазах блеснул проблеск света -- тонкой идеально ровной линией он вертикально рассекал стену, давая протиснуться сквозь него ночным небесам.

Перевернувшись на живот, он пополз вперёд, опираясь лишь на одну руку -- вторую он, почему-то, не чувствовал, хотя и прекрасно видел. Рывок. Ещё рывок. До желанного просвета оставалась буквально пара сантиметров. Старик потянулся рукой к уголку света. Не достал. Осознав то, в какой нелепой ситуации и позе находился, Хантер рассмеялся лёгким, почти слабым смешком -- всем, на что он был способен. В конце концов, он совершил ещё один рывок и, оказавшись прямо под источником света, перевернулся на спину -- теперь рука свободно доставала, и единственное, что оставалось -- отодвинуть ставни окна в военной башне -- да, он уже догадывался, где мог находиться. Мягкий ночной свет осторожно проник в его "палату", осветив две небольшие ширмы, служащие ему стенами прямо как в домах восточного стиля; кровать -- несколько табуретов, поставленных рядом с каким-то дряхлым покрывалом, лежащим на них; и дверь -- просто дыру в том всём чуде архитектуры, к которому быстрым шагом направлялся доктор Хименес.

-- Что вы делаете?! Вам не рекомендуется!..

-- Спокойно... -- он поднял руку перед собой. -- Я сейчас. Всё нормально...

Выговорить свои оправдания так, чтобы их было слышно, Уильям Хантер не смог -- силы его хватило ровно на то, чтобы слабо шептать себе под нос. Спустя секунду его голова, незаметно для него самого, накренилась на бок, а взгляд медленно погрузился в темноту.

***

-- Сука! -- липкая земля снова затмевала взгляд.

Вторая попытка не увенчалась успехом. Даже с ножом, пускай лезвие того и было крепко-накрепко перекрыто кобурой, Уильяму просто не хватило ловкости, чтобы увернуться от удара по челюсти, который тут же свалил его на землю -- снова в грязь лицом. Ви (именно так Вейлон просил называть себя в сокращённом варианте) покачал головой после отражённого удара и поправил свой плащ.

-- Недостаточно хорошо.

Парень, выплюнув кровь со рта, едва-едва поднялся на колени. В голове всё немного кружилось, вестибулярный аппарат и координация движений никак не хотели приходить в норму -- тело шатало без видимых на то причин. В очередной раз попытавшись подняться, он снова упал и, придерживая тело рукой, пытался не свалиться на живот -- в очередную лужу. "Сын солдата, -- била мысль по подкорке в его голове. -- Да. Да, сын солдата. Да, он был не готов к тому, что случилось в мире, но пытался подготовить меня. Пытался, как мог. И единственная причина, по которой ты ещё стоишь...".

-- Ладно, хватит с тебя и пары ударов, -- Вейлон неспешно подошёл и потянул парня за плечо вверх. -- Поднимайся -- пошли. Говорил тебе -- не сможешь ты...

Резким движением Уильям отбил руку своего спасителя и, отскочив назад, направил на него нож. "Единственная причина, по которой ты ещё стоишь, состоит в том, что до этого у меня не было достаточно сильного стимула". В ответ мужчина лишь улыбнулся.

-- Вот ты как... Ладно, так уж и быть -- ещё раз! Давай!

***

Утро. Снова утро. Яркое рассветное солнце светило через открытые ставни прямо в лицо. Старик, невольно поморщившись, перевернулся на другой бок. Странно, но рёбра уже болели не так сильно, а рана на спине ныла куда меньше, чем в прошлый раз. Он безо всяких проблем открыл глаза и увидел, что всё ещё лежал на той же импровизированной койке. Рубаха, разорванная теперь почти в лоскуты, валялась рядом на полу, а на его теле красовалась пара свежих перевязей вокруг торса.

Выдохнув, он оттолкнулся от кровати и одним лёгким, пускай и не быстрым движением, оказался на двух ногах. Голова немного кружилась, но в целом можно было передвигаться -- ощущение дезориентации постепенно и неспешно сменялось на свежесть раннего утра. Большинство в госпитале всё ещё спало. Конечно -- куда торопиться, если пробыл здесь уже около двух недель и собираешься ещё столько же? Однако сам госпиталь существенно уменьшился... или расширился? В любом случае, палат было куда меньше, а свободного места -- больше. В той части этажа царила пустота, занимаемая лишь редкими ящичками, в которых, как всё же надеялся Уилл, было что-то, похожее на лекарства. "Впрочем, какая мне теперь разница?".

Он вышел на середину зала и осмотрелся вокруг. Доктор наверняка всё так же находился где-то поблизости -- полноправный хозяин и бессменный правитель того места, личный друг бессонницы и добрый приятель сонливости, пускай и не по доброй воле. Действительно -- искать его долго не пришлось. Он всё так же расхаживал между оставшихся пяти палат, время от времени посматривая на часы. Завидев наёмника, один из рядовых спешно покинул свою койку, удаляясь в сторону лестницы, пока последний медленно ковылял к своей цели.

-- Пять тридцать, -- шепнул врачу старик, уцепившись за жердь ширмы, -- самое время подыскать себе гроб поуютней, потому что, как я понял из твоего режима и оттенка кожи, спать ночью и выходить на солнечный свет у тебя не в чести. Скажи честно: чеснока боишься?

-- О, проснулись! Наконец-то, -- воскликнул врач.

-- То не рад, что проснулся, то через пару часов уже ликуешь, -- бубнел он себе под нос. -- Определись.

-- Каких "пару часов"? Вы провели в забытье двадцать восемь ровно. Я столько времени со времён брачной ночи в кровати не проводил!

-- То есть?..

-- Сейчас утро двадцать восьмого, Уильям. Ха -- забавное совпадение...

В ответ старик лишь закрыл глаза и немного потряс головой, пытаясь унять слабый гул. Не получилось. Тогда он положил руку на лоб и присел на ближайшую пустующую койку. "Нихрена себе -- поспал...".

-- И что... Я столько в отключке из-за небольшой царапины на спине?

-- Царапины? -- искренне поинтересовался врач. -- Царапины?! Что? Вы... Вы действительно думаете, что всё это из-за?.. Ха... Ха-ха-ха-ха-ха... Да ты вообще зна!.. -- доктор резко переменился в лице. -- Так... Ладно, спокойно. Вдох... Вы вообще знаете, что с вами произошло?

-- Не совсем, но я не думаю, что всё так...

-- Вот именно! Именно, что не думаете! -- сдерживаться ему удавалось на редкость плохо. -- Как считаете, почему вы потеряли сознание?

-- Откуда ты?..

-- Да потому, что вы вдохнули прежде, чем поставить фильтр. Даже в резьбу не поставили, но уже принялись дышать! И это ещё профессионал.

-- Там просто было не до... Откуда ты, блять, вообще знаешь всё это?! -- он недоверчиво косился на врача.

-- Оттуда, что ваш юный протеже, который каким-то просто неведомым образом смог найти вас живым, притащил кроме вашего тела ещё и противогаз, что вы, как я понял, и использовали. Было довольно просто обнаружить клетки паразита внутри противогаза. В особенности -- на резьбе гнезда. Это говорит только о том, что прежде, чем заменить фильтр, вы произвели вдох. А знаете, чем там был наполнен воздух, кроме заразы? Правильно -- усыпляющим. И если я правильно догадываюсь -- такой вдох был даже не один. И как вы вообще?..

Дальше следовала огромная тирада с моральными поучениями, дисциплинарными высказываниями и выкриками, отдалённо похожими на оскорбления, которую старый охотник совсем не желал слушать -- он стоял и, устало глядя в пол, проматывал события того дня: "Неужели я мог допустить такую банальную ошибку? Нет. Я точно помню -- сначала я поставил фильтр, а потом уже... Быть может, я не попал в резьбу с первого раза и немного отвёл руку? Не попал? Я поднёс ладонь и... Нет. Нет, я не помню. А если вдохов было больше, чем один? Я ведь отключился довольно быстро, верно? Или нет?".

-- Скажи мне лучше, док, -- перебил наёмник, -- в какой из этих палат лежит мой напарник?

-- Каких, к чёрту, палат? Ваш напарник не в палате, Уильям. Я вообще, если честно, не знаю, где он.

-- Ладно -- сам найду. Тогда насчёт двух гражданских, которые сюда приходили, -- куда они пошли?

-- Вы вообще не слушали меня, да? Да?! Впрочем, неважно. Полагаю, вам лучше об этом спро... Осторожно!..

-- Н-н-на, сука!

Надо сказать, что охотник ещё несколькими десятками секунд ранее слышал многочисленные шаги, раздающиеся за его спиной, но не придал им значения -- важными они для него стали лишь тогда, когда что-то громоздкое просвистело мимо его уха. К счастью, Хименес вовремя оттолкнул его, чуть не получив по голове железной трубой вместо спасённого, и сразу же схватился за руку, которая попала под удар. Старик обернулся и увидел, что на него, покосившись по инерции от замаха, несётся знакомый ему рядовой Ларри, в руках которого и сияет та самая железная труба, а позади стоит толпа новоприбывших зевак. Рядом с ним идёт ещё один парнишка -- видимо, тоже обиженный судьбой. Одноногий сжал зубы и, оскалившись, бросился в ещё один замах, а его товарищ по идеям вынул нож из кобуры и тут же сделал первую ошибку -- дал понять, что он -- левша:

-- Убью!

Первым на Хантера бросился, конечно же, Ларри. К его несчастью, старик ещё с прошлого раза понял, что парень в водовороте событий напрочь забывает о своих лишениях -- развернув корпус боком, наёмник увернулся от удара трубы и, схватив противника за руку, отдёрнул его в бок -- тот, потеряв равновесие, вписался в ближайшую, стоящую на расстоянии метра, ширму, упал на пол и запутался в ткани.

Безымянный товарищ, тем временем, тоже не медлил -- ровно через долю секунды нож уже летел прямо в брюхо Уиллу, но даже ослабевшей его хватки было достаточно для того, чтобы остановить неуверенный удар военного -- он обхватил двумя руками ладонь солдата у своего пояса и, как только замах был остановлен, ударил левым кулаком по запястью -- лезвие, выпущенное из хватки, упало на пол. Подставив плечо под удар, нацеленный на рёбра, он вновь обхватил руку соперника в двуручный хват и, слегка приподняв, прошмыгнул под ней за спину, вывернув плечевой и локтевой суставы на максимально возможный угол. Нападющий хотел было протестовать, но тут же был остановлен -- стоило старику провернуть руку ещё на пару градусов, как враг тут же выровнялся и выгнулся в спине, пытаясь компенсировать боль и угол наклона.

К тому моменту Ларри уже выбрался из ловушки зловещей шторы и с новыми силами бросился в бой, даже несмотря на то, что Хан стоял за его товарищем, взятым в захват. Как только рядовой шагнул ногой на расстояние, подходящее для удара, старик рывком выкинул стопу вперёд и, поддев деревянную голень противника, дёрнул на себя и влево, осуществив подсечку. Тот практически сел на шпагат, тут же схватившись за растянутые связки у паха и бедер, однако даже та боль была главенствующей недолго -- следующий удар был нацелен точно в нос и оставил немного крови на носке ботинка.

Отправив во временную дезориентацию первого врага, наёмник тут же взялся за второго -- левой ладонью он ещё сильнее вывернул кисть и всю руку безымянному солдатику, а правой -- обхватил плечо. Через секунду он резко завёл конечность за спину и, отведя от тела, рывком дёрнул вверх. Раздался крик, больше похожий на писк или сдавленный вздох -- кость вылетела из сустава, а незадачливый боец тут же пинком был отправлен куда-то в сторону койки. Краем глаза Уильям "Из Джонсборо" Хантер увидел, что из толпы солдат, которая до этого просто стояла полукольцом, начинают пробиваться новые фигуры. "Вот суки... Стая шакалов, мать их... Столько я не выдержу. Надо что-то... -- взор его перевёлся на нож. -- Надо что-то придумать".

Старый охотник быстро метнулся к ножу. Ларри, ползущий по полу к лезвию, видимо, думал о том же самом, и то была его последняя мысль на день -- размашистый удар стопой прямо по челюсти отправил парня в полный нокаут, а наёмник, схватив оружие, метнулся ко второму телу -- тому, что было в сознании. Одной рукой он живо поднял рядового и приставил нож к горлу, а второй -- ловко расстегнул кобуру и, достав оттуда табельный пистолет, вытянул конечность вперёд себя, целясь в однообразную зелёную шеренгу.

-- А ну стоять, сучары! Не я это затеял, но будьте уверены -- я легко это закончу! -- он нацелился в голову заложнику, а сам спрятался за ней же.

Толпа тут же разразилась невнятными криками -- кто-то грозился, кто-то просил, кто-то пытался успокоить, но среди одинаковой нейтрально-зелёной волны шума можно было отчётливо услышать всего два слова -- уж больно часто те проскакивали, когда та волна то поднималась, то опускалась, бушуя, словно настоящая стихия: "военный трибунал", -- и то не сулило никому... никому вообще ничего хорошего. Некоторые же из просто достали оружие в ответ, и теперь на Хантера целился если не десяток, то добрая двадцатка малокалиберных стволов. Спустя минуту, когда всё поутихло, он наконец смог увидеть в толпе знакомое сероглазое лицо, которому, пускай и не сильно был рад видеть, тут же начал отдавать спасительные команды:

-- Пацан, быстрее зови сюда Джеймса -- мы уходим! -- в ответ раздалась лишь тишина, а лицо Мальчика приняло непонимающий вид. -- Ты что, оглох?! Быстрее, парень!

-- Я не могу, -- спокойно, даже холодно ответил тот. -- Джеймс мёртв.

На какое-то мгновенье голову Уильяма заполнила пустота -- ощущение, схожее на помехи в эфире -- вроде бы и были мысли, но их просто не было слышно. Каждый импровизированный план тут же разваливается ещё на чертежах, потому что в схеме не хватало одной очень важной детали, а разум не покидало ощущение, будто бы тело только что лишилось руки. Придя в себя, он ошалело посмотрел на окруживших его солдат, также обступивших гонца с неприятной новостью в кольцо, и закричал:

-- Тогда!..

Треск стекла. "Ну конечно. Можно же было догадаться, -- Хантер широко открыл глаза и, ослабив хватку, камнем упал на пол, оглушенный ударом. -- Стоило понять, что он примет их сторону. Только... Чего же он так долго стоял за спиной?" -- старик сам себе всё больше и больше напоминал зависшую посреди выполнения программы машину -- ведь он был там, лежал на полу, очень слабо моргая глазами, хотел пошевелиться, но просто не мог этого сделать, а мысли были где-то очень-очень далеко -- в бездонном рассвете, на который так пристально, но глупо уставился его оглушённый взгляд. В обзоре появился доктор Хименес. Струсив руки от осколков стекла, тот медленно подошёл к Уиллу и, бегло осмотрев того, сделал заключение себе под нос: "Жить будете... -- врач привычным движением проверил пульс, а охотник пытался читать по губам. -- Зря вы в это ввязались. Видимо, у вас просто не могло быть другой судьбы..." -- Уильям из Джонсборо закрыл глаза, и звуки тут же погасли вместе с рассветом. Веки же предательски не хотели открываться, погружая всё ещё слабый организм куда-то во тьму...

***

Удар. Тело Уильяма вновь оказалось в грязи, а на грудь ему давила довольно тяжёлая нога.

-- Я же... почти попал.

-- Да, не спорю. Но почти -- это не результат.

Вейлон, буквально стоящий на парне, крутил в руке нож, моментами нарезая воздух перед собой на мелкие лоскуты. По лицу мужчины трудно было понять, был ли доволен он результатом, зато по лицу Хантера было понятно, что лежать в прохладном вязком болоте -- не самое большое удовольствие.

-- Впрочем, неплохая попытка. По крайней мере, ты смог зайти мне за спину.

-- Что, сейчас пойдут советы о том, что не нужно делать?

-- Как ни странно, но да. Не стоило кричать "убил", пока ты всего лишь замахивался -- дал мне большую подсказку о том, где находится твоя голова. Так-то я и смог схватить тебя "за шкирку" и перекинуть на землю. Запомни: ты не побил, пока не нанёс последний удар.

Вытерев одной рукой лицо, Уилл сплюнул грязь с губ и, несмотря на то, что ноги уже на нём не было, продолжал лежать, пялясь в серое небо безразличным взглядом. Спустя секунду, он всё же вымолвил то, что хотел:

-- И всё же ты не победил.

-- Ась?

-- Ты не победил меня. Добивай.

-- Что, думаешь отыграться, лёжа на земле? Серьёзно?

-- Всё может быть.

Сощурив серые глаза, Вейлон медленно зашагал к парню, крутя нож вокруг пальца. Как только он оказался у тела -- тут же переступил его, лишая возможности резко подняться для удара. Грозная фигура мужчины с такого ракурса, буквально, закрывала солнце, но лежащий, парадоксально, не дёрнул и мышцей лица -- лишь пристально смотрел своему временному сопернику в глаза, держа руки опущенными.

-- Знаешь, -- начал Ви, приседая на корточки и наводя нож на грудь, -- в такие моменты трудно рассчитывать на эффект неожиданности, ведь враг постоянно сос...

Резким движением Уильям обхватил правой рукой запястье мужчины и, отведя лезвие в сторону от себя, достал из кобуры, выглядывающей из-под плаща, револьвер. Ви тут же перекинул нож во вторую руку и замахнулся на парнишку через собственное предплечье, которое последний всё ещё удерживал в стороне -- поздно. В те секунды, когда он только занёс нож, Хан уже был нацелен пистолетом прямо ему под челюсть и легонько улыбался.

-- Щёлк. Убил... Я выиграл.

Время замерло. Вейлон удивлённо, если не ошарашенно, смотрел на своего противника. Отдельные волоски в косе и бороде уже побеждённого дёргались от ветра, немного встав дыбом, а шея ныла от холодного ствола его собственного оружия. Уильям же лишь улыбался, сам не зная, от чего -- ни грязь, облипшая его обмотки, ни что-либо другое его просто не волновало. Так и стояли две одинокие фигуры посреди болот Нового Орлеана -- замерев в изумлении. Стояли, пока один упавший с дерева лист -- первый, наверное, за осень пятьдесят четвёртого, не оторвался от дерева и, совершив несколько смертельных авиационных трюков, приземлился прямо парню на лицо, полностью закрыв обзор.

-- Ха... Ха-ха-ха...

-- Ха-ха-ха-ха-ха.

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!

-- Знаешь, это был грязный трюк, -- резко посерьёзнел Ви, вставая на ноги.

-- Грязный, не грязный -- всё равно. Я ведь победил.

-- Да, победил. Но учти, что в нормальных обстоятельствах у тебя не было бы тех десяти секунд, в которых ты продумывал свой следующий план.

-- Ты о?.. А, нет, -- тут же соврал он. -- Я просто на небо засмотрелся -- красивое оно сегодня. Погода такая... Такая...

-- Да, -- взглянув на серое полотно, ответил Вейлон. -- Красивое. Будет дождь... Ладно, пошли -- самое время отправиться туда, где есть чистая вода и нормальная одежда.

-- Одежда -- это мне, что ли?

-- Не мне же. Ради этого только тебя и подцепил на драку.

-- Что?!

-- А что? Ты же мне уже все мозги проел своим нежеланием быть обузой. "Зря ты меня вытащил\Не стоило\А ты не жалеешь?" -- так что лучше было перестраховаться и не оставить тебе других вариантов, кроме как переодеться.

-- Ты извалял меня в грязи и разбил губу просто для того, чтобы купить одежду?

-- Ага.

-- Пф... Ха-ха-ха... Ха... Ну и методы у тебя.

-- Чем богаты. Но вообще, вот тебе совет: если жизнь тебе даёт благоприятный случай -- не выделывайся, используй. Понял? -- строго спросил мужчина. -- Вот и отлично. Пошли.

-- Подожди, Ви!

-- Ну что ещё?

-- Только что я тебя выиграл, но... В тот момент, когда я доставал пистолет... Ты же не поддавался мне, специально медля с ударом?

Мужчина опустил глаза и замолчал всего на секунду. О чём он думал в тот момент он не скажет никому и никогда, но ровно через мгновенье он уже с уверенностью будет смотреть вперёд и вновь ответит строгим низким голосом -- как умеет:

-- Нет.

***

Проснулся старик от жгучей боли в щеке и резкого хлопка. Перед глазами немного размыто предстал образ, который Уильям тут же узнал и не обрадовался тому -- Ларри. Парнишка выглядел странно. С одной стороны, даже невооруженным взглядом было видно, что его распирает от агрессии -- взгляд из-подо лба, сомкнутые зубы, небольшие подёргивания, но с другой... Впрочем, не только это волновало Хантера -- большим источником интереса было и то, что его привязали верёвками к оконной раме прямо у выбитого окна в пентхаусе, а площадь перед ним расчистили от осколков, мусора и ящиков -- пустое пространство где-то для десяти человек. Да, он уже точно видел нечто похожее -- виновник, привязанный к столбу или просто поставленный вперёд с завязанными глазами -- расстрельные стены.

-- Я, блять, хотел вовсе не этого!

Рядовой резко подскочил к наёмник и ткнул на него пальцем. Тот через свои седые волосы видел, что на глазах у парня стояла влажная пелена, а руки немного тряслись. Видел, но виду не подал.

-- Я думал... Ты должен был, сука, привести их! Всех до единого! А ты!.. Вот -- всё, что от них осталось. Полюбуйся!

Он прозвенел именными жетонами перед глазами охотника. Да, сомнений не было -- в глазах точно стояли слёзы, готовые пуститься в любой момент. Он опустил лицо и, выдохнув, в бессилии ударил по полу руками. Конечно же, это ничего не дало -- мёртвые не отвечают на зов, они лишь слушают.

-- Думаешь, раскаиваться буду? Хрен тебе. Слишком много удовольствия для того, кто завтра наверняка будет смотреть, как меня изрешетят под предлогом справедливости.

Солдатик поднял голову и тут же ударил старика что есть силы ладонью по челюсти.

-- Нихера ты не понимаешь!

-- Сколько ж можно-то... -- он размял челюсть и облизал губы, проверяя их целостность. -- Хватит возить передо мной своими соплями по полу. Зачем ты сюда пришёл? Поглумиться?! Посмеяться?! Так валяй -- у меня целая ночь впереди!

После этих слов рядовой рассвирепел -- хромая, он подошёл к Хантеру вплотную и, схватив того за волосы, начала бить по лицу правой рукой.

-- Дело, сука, в том, -- удар, -- что я, -- удар, -- пытаюсь! -- удар. -- Пытаюсь поступить правильно! -- удар. -- А ты, сука, -- удар, -- нихера, -- удар, -- не, -- удар, -- понимаешь!

Когда взгляды двух мужчин пересеклись, Ларри обомлел. Да, Уильям понимал, что его лицо наверняка тогда подходило под понятие "жуткое" зрелище -- боль намекала, но, по крайней мере, видеть он мог обеими глазами, а зубы оставались на местах.

И всё же, несмотря на боль, единственное, что он мог делать -- улыбаться. "Ну давай", -- пытался шепнуть он. Не получилось -- кровь залила рот. Солдатик отскочил в слезах и забился под ближайшую колону, свернувшись в клубок:

-- Не понимаешь... Не понимаешь... Не понимаешь... Не понимаешь...

Уилл ухмыльнулся, безразличным взглядом посмотрев на комок сожалений, сидящий напротив него. Единственное, что его волновало -- кровь во рту, так что он сплюнул её рядом с собой и продолжил таращиться:

-- Выговорился?

-- Это не то... Не то, что я хотел...

-- Охренительно ошибся. Самую малость, -- в ответ не раздалось ничего, кроме всхлипов. -- Так чего я там не понимаю?

Ответом вновь служила тишина. Пока солдат разбирался в себе, наёмник пытался разобраться с верёвками. Ему не везло -- рамы окна были гладкие, идеально ровные, ни единого осколка или стёклышка, застрявшего после выстрела, ни единого болтика или шурупа, криво торчащего из рамы -- ничего, чем можно было бы хоть медленно, но перерезать путы своего плена. Видимо, кто-то решил подстраховаться, прежде чем их вязать. "Сука-жизнь, -- подумал себе Уилл. -- Действительно -- сука". В конце-концов успокоившись, Ларри сел напротив связанного Уильяма, смотрящего мрачным взглядом парню в глаза, и кинул тому под ноги горсть военных жетонов.

-- Чего не понимаешь? Смотри, -- он потянулся и достал первый жетон из кучи. -- Ян Ирвин, помяни Господь его душу. Он всегда мог найти себе приключений на зад -- грёбаный патриот. Какой к чёрту патриотизм, если даже страны не осталось? Этот пойдёт его сестре, -- намотав цепь на ладонь, рядовой взял следующий. -- Джим Хоккинс. Вечно он возился рядом с этим доктором -- всё помочь хотел. А теперь всё, что от него осталась -- бессонница Хименеса и сожаления. Джереми и Кларк Блэр. Оба в один день... Сука... Ты даже не представляешь, как мне придётся в глаза их сестре смотреть... И их матери! Двое сразу и нихрена... Нихрена, кроме этих грёбаных железяк не осталось, -- Уилл молчал. -- Марк Руди. Если что: "краткость -- сестра таланта", -- это про него -- мог нормально говорить только с Кевином. Где же?.. А -- вот он, -- он поднял жетон за цепь и выставил перед собой. -- Кевин Ли Алистер, собственной персоной. Вернее, всё, что о нём может теперь напоминать. Третья отрицательная... Юрий Марков. Знаешь, я никогда не любил этого лысого ублюдка, но... Теперь у меня странное ощущение -- когда вокруг меня нет ни друзей, ни врагов...

-- Одиночество.

-- Джейсон Де Сильва. Девятое тридцатое две тысячи шестьдесят первый. Четыре дня до Дня рождения. как тебе такое, а? Бойд Леви и Рик... Ричард "Рик" Краузер, вернее. Эй, наёмник? Как думаешь, рай существует?

Уильям поднял глаза на парня и увидел ровно то же, что когда-то было с ним самим. На самом деле, в глубине души он надеялся, что подобное место и вправду есть. На земле, над землей, под землёй, в другой реальности или параллельной вселенной -- неважно. Однако те, кто умер на его глазах, те, кто погиб ни за что и не из-за чего, вполне могли бы найти там то, что он им так сильно желал -- второй шанс. Могли бы.

-- Нет. Его нет. А если бы был -- мы бы давно уничтожили бы его своими же руками.

-- Жаль... Хотел бы я глянуть, как Леви издевательски хихикает над заиком-Риком в этой чёртовой белой рясе и с арфой в руке. Было бы забавно. Было бы... Да хоть что-нибудь было бы!

-- Так к чему всё это?

-- А ты не понял? Эти ребята -- я рос с ними. Они -- всё для меня. Один отряд, одни и те же подготовки, соседние койки... А теперь их всех нет. За один день. И некому больше сообщать об их кончине членам их семей, кроме меня...

-- Хм...

-- Я думал, что привык к смерти. После Южной Дакоты и того грёбаного Терминуса, но когда я увидел, как этот парнишка притащил теба... Когда я узнал, что... Я словно озверел... А потом ты ещё и очнулся -- живой, здоровый, без единого признака заражения. Я просто поверить в это не мог. Не хотел даже думать, что такая несправедливость может быть. И я... Я...

Рядовой встал с места и молча, не издав ни единого шепота, перерезал верёвку, подав руку Уильяму, чтобы тот поднялся.

-- Убирайся отсюда нахер. Я не мудак, как ты мог подумать. Да, по мне не видно, но я действительно не хотел всего этого, -- парнишка смотрел прямо в глаза старику. -- Вначале я просто подумал, что это ты... Что это ты во всём виноват -- в их смертях. Был уверен в этом и хотел справедливости, хотя теперь даже не знаю, как твоя смерть помогла бы её получить. Я понятия не имею, зачем Бернард взялся за оружие. Я вообще не знаю, зачем он со мной пошёл!.. Но я знаю одно: никто не переживает этот суд, наёмник, -- в руки Хантеру упал тяжёлый боевой нож. -- Думаю, ты это знаешь лучше, чем я. А я... Я такого всем наговорил, -- Ларри на секунду опустил голову. -- Я же не знал, как всё было! Я просто был зол! Сказал то, что думал. Как предполагал!.. А теперь они меня и слушать не хотят, -- Хан размял кисти и, положив нож в кобуру, встал на ноги. -- А потом твой парнишка рассказал, что нашёл тебя, лежащего с фильтром в руке перед телом Леви. Сказал, что ты не дополз всего пару метров... Что пытался, пока я... В этом суде не будет справедливости. Только кровь. Потому вали отсюда. Иди любой дорогой и обходи это грёбанное место... Чердак пуст -- его должен дежурить я. Пацан уже ждёт тебя там. Плюс ко всему там валяется твой плащ и разорванная к хренам рубаха -- это всё, что я могу предложить. Про оружие и припасы забудь -- разобрали уже все всё, что видели.

Уильям из Джонсборо кивнул и поспешил удалиться. Уже в конце пентхауса, у лестницы наверх, его вновь окликнул рядовой, держащий перед собой жетон на старой железной цепочке.

-- Эй!.. Это твоё, я полагаю. Ты, конечно, не выглядишь сентиментальным, но, думаю, это тебе пригодится. Просто затем, чтобы.

В руки старику упала небольшая плашка. Конечно же, он знал, что там написано: "Джеймс Виттима. 03.06.2061. Вторая отрицательная", -- а на задней же стороне то, что сам мужчина написал уже сам в далёком две тысячи восьмидесятом -- после освобождения: "Свобода -- это право не стрелять".

Как только жетон упал в руки наёмнику, он тут же услышал подлый шёпот, эхом отдающийся по помещению. Пока его взгляд остановился на табельном пистолете, что лежал в кобуре, тёмная, размытая, но очень высокая фигура вышла из-за одной из колонн пентхауса. На ней всё ещё не было очертаний лица, но по одному взгляду на неё Хан мог уверенно утверждать: она улыбалась.

-- Давай убьем его, -- шепнул силуэт, стоящий позади парня и раскручивающий вокруг большого пальца только что полученный нож. -- Ты подумай: пистолет, патроны, бронежилет, прочая амуниция... -- парень действительно был в полном боекомплекте, так как находился в карауле. -- И всё это за один взмах ножом! Если выйдешь в мир сейчас -- сдохнешь. У тебя же нихрена нет с собой. Чёрт, да даже еды нет! -- фигура подошла к солдату и оперлась на его плечи, выглядывая из-за головы. -- Давай же. "Если жизнь даёт тебе шанс -- используй", -- один легкий удар и...

Хан опустил глаза и прислушался к ощущениям -- его желудок выл от голода, словно голодающая собака, а инстинкт самосохранения говорил о том, что нож мало подходил как для охоты, так и для убийств. Наверху его ждал лишь ещё один голодный рот, сырой плащ и разорванная рубашка. В момент сомнения взгляд его вновь упал на кобуру, где поблёскивала сталь оружие, но он смотрел и видел лишь следы от верёвок на своих запястьях -- всё ещё синие. Он молча пожал руку Ларри и поспешил уйти, а силуэт тут же растворился в воздухе.

На чердаке было всё так же пыльно. Сквозь гул генераторов не было слышно ничего, а сквозь закрытые ставни -- ничего не было видно, и всё же Уильям Хантер знал куда идти -- лампочка в дальнем углу светила, отражая человеческую тень. Парень сидел на снайперской позиции Тихого, опустив голову, и время от времени посматривал в окно. Рядом с ним лежали плащ и рубаха.

-- Зачем ты соврал, что я пытался спасти солдата? Ты же сам видел, что кто-то пристрелил его.

-- Потому, что иначе Ларри не решился бы тебя спасти. А он хотел... Очень хотел. Вину, должно быть, чувствовал, -- не поворачиваясь, ответил Мальчик.

-- Это ты тоже понял по глазам?

-- Люди куда прозрачнее, чем мне казалось. Особенно, если их что-то тяготит -- они всеми силами пытаются показать это... Что им нужна помощь, поддержка, толчок. Даже если их характер сопротивляется... Держи, -- парень обернулся и вытянул руку с револьвером в ней.

-- Как достал?

-- Соврал. Сказал, что он принадлежал Джеймсу и попросил отдать мне как память. Думаю, они просто не могли отказать -- он же был бывшим военным, как-никак. И погиб. Как и остальные.

-- Он сам тебе рассказал о своей службе на армию?

-- Да. И то, почему ненавидел себе подобных -- тоже.

Старик откинул барабан -- шесть пуль ровно. "Забавно". Положив пистолет в кобуру, он накинул рубаху, попытавшись окончательно не порвать рукав -- не получилось.

-- Вот... Блять, -- пришлось придерживать единственный целый кусочек шва.

-- А что с лицом?

-- Это?.. Это цена свободы, -- он накинул плащ и положил оружие в кобуру. -- Пошли отсюда -- я хочу похоронить Джея или, хотя бы, сжечь тело.

-- Уже.

***

В Ботаническом Саду Оклахомы было пусто -- большинство из растений уже отцвели или сгнили из-за обильных дождей, и лишь древние деревья остались на своём прежнем месте, приятно шелестя желтеющей листвой на ветру. Там, среди всей той пустоты, забытых грязных окон и холодного бетона стояли два деревянных креста, а перед ними -- две такие же серые, как и небо, фигуры.

-- Вот он.

-- А кто второй?

-- Брат.

-- Ты сам... Двоих?

-- Нет. Попросил ребят об одолжении. Они согласились.

-- Понял.

Старик положил руку в карман и обхватил жетон, лежащий там. Какое-то время он просто сжимал его и смотрел на крест. Или в пустоту? Мысли всё так же не хотели лезть в голову, рушились ещё в самом зачатии. Единственное, что было реальным -- шум ветра. Тихий, спокойный, безмятежный. "Всё пройдёт, -- говорил он миру. -- И все пройдут".

-- Знаешь, что плохого в смерти? -- спросил вдруг Хантер. -- Человек оставляет по себе слишком глубокий след. Раз за разом. Вот, как оно происходит: чем дольше живёшь -- тем больше теряешь. А потери... Чувствуются куда сильнее, чем приобретения. И след оставляют по себе глубже. Это как идти по зубьям пилы -- ты долго-долго поднимаешься вверх, привыкая к человеку, принимая его к себе в сердце и в голову, а потом, когда ты оказываешься на вершине, оказывается, что следующий шаг ты должен сделать в обрыв -- опуститься на тот же уровень, с которого начинал. Шаг и всё -- нет человека. И начинаешь сначала. А на конце этой пилы -- пусто. Нет там ничего -- всеми богами поклялся бы, если бы верил -- только смерть. И вот что худшее во всём этом? -- Парень вопросительно поднял глаза. -- Осознание того, что кто-то благодаря тебе поднялся на ту самую вершину. Что кто-то должен будет упасть вместе с тобой. Только вот ты умрёшь -- твоё сердце уже никогда не сожмётся, а сердце того, кто продолжит жить... наверняка оставит по тебе печать, -- Хантер поднял перед собой жетон. -- И вот эта печать -- всё, что есть по человеку. Вся память. Ни вещи, ни наследство -- ничего из этого не играет роли -- это лишь средства, в то время, как память и воспоминания -- это цель. И... Пока ты помнишь человека, пока можешь воссоздать образ в голове -- он всё ещё жив.

-- Как с праздником Мёртвых в Мексике?

-- Да. Как с праздником Мёртвых в Мексике. По крайней мере, так проще тем, кто остался.

Уильям повесил брелок на вертикальную часть креста и встал перед могилой. "Я должен был тебя пережить. Должен был. У нас ведь был с тобой уговор, помнишь? Что, когда придёт моё время, ты убьешь меня. Клятва. И вот, ты умер... А время так ещё и не пришло. Как ты мог?! Как ты мог так поступить?! Прости меня...".

-- Я побуду с тобой немного? -- заговорил Мальчик. -- Найду себе место, где захочу остаться, и тут же уйду. Просто я... Прости, понимаю -- не время, но это важный вопрос... Можно? -- Уилл молчал. -- Если не для меня, то для него... То есть!..

-- Да. Но только до того времени, как найдёшь что-то безопасное и подходящее для жизни. Там и расстанемся.

Парень кивнул и, вытащив из рукава куртки какой-то браслет, потянулся ко второму кресту. Склонившись над ним, он нацепил украшение на левую сторону горизонтальной доски. Всмотревшись, старик лишь увидел небольшие ракушки, пронизанные ниточкой. Старое, наверное, ожерелье.

-- Постоим?

-- Постоим.

Склонив головы, двое фигур замерли над безымянными крестами и молчали. Долго.

-- Доктор сказал мне, что ты интересовался какими-то двумя людьми. Сказал, что те пошли в посёлок на юго-западе от Оклахомы, и просил навестить их, раз уж ты не смог бы -- сказать, что ты не придёшь на встречу.

-- Знаешь, где этот посёлок?

-- Да, у меня есть координаты.

-- Вот и отлично. Теперь... Теперь давай убираться отсюда. Я голодный, как волк...

========== Глава 11. Ружья на стене ==========

-- Постой, парень. Давай... Мне нужно отдохнуть.

Старик и Мальчик сели среди леса на давным-давно упавшее, немного трухлявое бревно, не упуская возможности полюбоваться пейзажем -- осень приятно радовала их взор всеми переливами жёлтого, зелёного, оранжевого, красного и коричневого цветов. Несмотря на обильные дожди, тот лес был более-менее сухим из-за того, что большинство воды оставалось на густых-густых кронах могучих и старых деревьев, что служили планете даже после смерти. Уильям смотрел вдаль и не мог разглядеть ни единого просвета между стволами, вслушивался в тишину и не слышал ни одного человеческого шёпота -- только треск редких веток от каких-нибудь полевых мышей, пытался прочувствовать то место своей интуицией -- она молчала. В нём говорили только боль и голод, едва-едва заглушаемые местным затишьем.

-- Всё совсем плохо? -- спросил парнишка, опираясь на дерево рядом.

-- Не поел бы ты пару дней -- я бы на тебя посмотрел. Лучше волнуйся о том, куда мы идём -- перепутать юго-восток с юго-западом -- это уметь надо.

Оказалось, что посёлок, в который отправились Александра и Винни, находился в совершенно другом направлении. По крайней мере, такой вывод сделал охотник, исходя из координат, предусмотрительно записанных на листике -- селение находилось за озером Тандерберд, что у Литл Ривер Стейт Парк -- не так уж и далеко от Оклахома Сити, чтобы делать вылазки за припасами, но достаточно далеко, чтобы всякого рода мародёры не набрели случайно с той же целью.

-- Может, нам стоит поохотиться? -- Пацан всмотрелся вдаль, тоже выискивая лагерь.

-- Зачем охотиться в полностью влажном лесу? Нет огнива, нет спичек, нет карт, нет припасов, почти нет патронов -- ничего нет.

-- Мы идём... как это... налегке?

-- Нет. Мы просто в жопе. И идём туда же.

Одна из веток хрустнула совсем неподалёку от двойки. Парень ошарашенно смотрел куда-то за спину наёмнику и, не отрывая взгляда, восхищался. Оглянувшись, Хантер в кой-то веки решил, что пора бы перебороть голод и включить голову, пока четвероногий шанс ещё здесь -- он достал из кобуры револьвер и шепнул своему компаньону:

-- Скажи... сколько ещё примерно до посёлка? Эй?!

-- А?.. Минут... Минут двадцать пять. Или пол...

Раздался выстрел. Хантер решил не рисковать, целясь в голову небольшому оленёнку -- можно было промазать, так что он целил в район сердца. Не попал. Зверь подскочил в воздух и, только приземлившись на землю, ринулся бежать прочь. Стрелять в спину он не стал -- всё равно пришлось бы выслеживать цель после целый день. Как только силуэт скрылся за деревьями, Мальчик шепнул с долей радости:

-- Ушёл, кажется.

Собравшись с силами, Хан встал с дерева. Встал медленно, неуверенно и очень устало -- силы оставалось совсем ничего, а падать в голодный обморок было просто смертельно опасно.

-- А на выстрел не сбегутся эти?..

-- Лес большой, густой -- вряд ли они смогут так просто найти это место. Да и вряд ли стая или орда была бы в лесу во время миграции -- они в это время ходят по трассам, пытаясь не разбредаться, -- Уильям шёл по небольшим каплям крови, что оставались на упавшей листве, изредка посматривая на компас в часах -- кажется, оленя он всё-таки задел. -- А животные за всё то время, что люди больше не являются верхушкой пищевой цепи, отвыкли от опасности в таких дремучих местах. Как видишь, и то, и другое нам только на руку.

-- Да. Вижу.

-- И ещё: раз уж не удалось добыть тушу -- придётся отрабатывать в посёлке кров и еду.

-- "Отрабатывать"? Как?

-- Уверен, что даже сам чёрт этого не знает -- как договоримся.

Среди деревьев было свежо. Сам запах был полон жизни и какого-то странного, нечеловеческого умиротворения. Даже несмотря на то, что "зелень" и так распространялась по континенту с бешеным темпом, в городах Хантера всё также преследовал какой-то странный аромат. Кав, к примеру, пахнул для него чумой -- ещё той самой, начало которой он застал будучи пилигримом, а в Оклахоме... в Оклахоме была гарь. Да, звучит глупо и невозможно -- все те события, казалось бы, были настолько давно, что даже воспоминания людей, переживших их, потеряли запахи, но старик точно знал -- помнил, что он чуял, стоя посреди тех улиц. Разложение, смерть, пепел, заражение -- то всё витало прямо в воздухе, пускай совсем не было заметно, витало сквозь время. В лесах же всё было наоборот -- там никогда не было криков, никогда не было такого количества смертей, не было воспоминаний -- только тишина -- пустота под названием "спокойствие" на и без того прекрасном холсте.

Они шли долго. По крайней мере, так показалось уставшему Хану. Деревья перед глазами смешивались в сплошной коричневый фон, а хруст веток под ногами слышался всё более глухо с каждой минутой, но он всё же шёл. Переваливался с ноги на ногу и думал: "Когда в последний раз мой живот сворачивался в такие узлы? Наверное, давно... А ведь я так много не успел ему рассказать. Не поделился, потому что считал ненужным, а теперь... Теперь, всё как-то бессмысленно... Как-то неважно. Сейчас бы поспать... Хоть немного... Или поесть. Нет, тошнит. Тошнит и голоден... Он не должен был умереть в тот день..."

-- А что это за Чёрт, к которому ты всё время обращаешься? -- перебил мысли немного высокий голос.

-- Хм?

-- Ну, и ты, и Джеймс всё время: "Чёрт, как же так?", "Чёрт, как меня всё это достало", "И как же это, Чёрт тебя побери, вышло", -- что за Чёрт? Кто он?

-- Издеваешься?

Парень замолчал, немного опешив от такого ответа, а вот живот "завывал" всё громче. "Я ведь был почти рядом. Я почти сменил ему тот чёртов фильтр -- почему я позволил себе отключиться?.. Ещё и холодно... Но главное, что Девочка, что она теперь в порядке. Нет, не это главное. Главное -- не отключаться. А ведь я..." -- но от мыслей его снова отвлекли -- краем глаза он увидел странную тень, идущую вдалеке от него между деревьями. И пускай по губам было видно, что она едва-едва шептала ему, этот самый шёпот разносился в голове звонким криком:

-- Верно, Ли. Скажи -- как ты мог это допустить? Он потратил на тебя четыре года своей жизни. Четыре!

Он шёл, опустив голову, лишь боковым зрением поглядывая на своего собеседника. Он видел, что силуэт шёл вперёд параллельно и на приличном расстоянии -- точно также, как и он сам, прихрамывая. Только вот, почему-то, он становился всё ближе и ближе, говорил всё громче.

-- Волен был идти туда, куда ему угодно, но решил остаться. И вот, как ты ему отплатил -- поленился доползти до него. Сдался, наблюдая за тем, как он умирает, -- старик оскалился, надеясь подавить ту мысль в себе, стиснул зубы и кулаки, думая, что физическая боль затмит моральную -- ошибался. -- Здесь некого винить, кроме тебя. Ты согласился на нелепые условия. Ты не остановил его от согласия. Ты повёл его на верную смерть, а когда тот оказался в беде -- ты не нашёл в себе силы помочь ему, так заботливо думая о себе. Всё ты, сволочь.

Уильям пошатнулся -- голова кружилась. Он остановился и, облокотившись о ближайшее дерево, уставился в пол. "Заткнись. Заткнись. Заткнись", -- тень приближалась прямо к его уху, смотрела ему прямо в глаза, видя в них не только отражение, но и нечто большее. Нечто чёрное, горелое.

-- Эй, всё в порядке? -- Пацан, идущий на метров пять впереди, заметил пропажу. -- Ты как?

-- И какой ты Уильям из Джонсборо после этого, а?! Какой ты Уильям Хантер?! Не смеши себя. Ты всё тот же мальчишка из бункера, который, тренируясь в стрельбе тринадцать лет из своих семнадцати, промазал в самый ответственный момент его жизни. Промазал и убил себя этой же пулей. Ты -- тот самый, что в порыве своего эгоизма не спас единственного человека в этом грёбаном Новом Мире, волновавшегося за тебя. Ты -- тот самый, что не смог нажать на курок ради того, кто любил тебя. Ты столько всего умеешь и знаешь, но, при этом... ты всё просрал. И просрёшь снова. Ты не Уилл Хантер. Ты -- Стреляный Ли!

-- Заткнись! Заткнись, сука! -- не выдержав, он закричал, сотрясая воздух и ударяя кулаком о ствол клёна, а фигура, ухмыльнувшись, испарилась.

-- Уильям! -- попытался успокоить того Мальчик.

-- Отвали, Джеймс! Я!..

Он обернулся и тут же ужаснулся от самого себя -- Джеймса рядом не было -- только парень, оставшийся рядом, потому что было больше некуда идти, смотрел на него ошарашенными глазами и не понимал, что происходило -- вот всё, что осталось от Джеймса Виттимы.

-- Я... Я... Забей -- иллюзии от голода мерещатся. Пошли.

-- Идти-то можешь?

-- Выбора нет.

-- Хорошо. И кажется, я видел крышу одного домика за деревьями.

Оттолкнувшись от бревна, Хан медленно начал идти вперёд. Его внимание привлёк один из листиков, падающих с кроны. Жёлто-оранжевых оттенков, он преспокойно оторвался от ветки, на которой провёл всё своё сознательное или бессознательное, относительно человеческого, существование, и полетел вниз. Гонимый лёгкими порывами ветра, он нарезал поразительно плавные дуги по воздуху, раскручивался, планировал, минуя могучие, наверняка божественные в его сознании, стволы. Вытворял виражи между ветвей, уворачивался от редких птиц, совсем не замечающих его, облетал двух совершенно случайно забредших в тот лес людей. Всё это ради того, чтобы просто стать одним из многих -- одним из тех, кто упал, и больше никогда не поднимется. Пожалуй, в этом у бессознательного куска дерева и сознательного куска мяса было куда больше общего, чем они оба могли себе подумать. Кровь оленёнка, тем временем, быстро закончилась -- рана была действительно неглубокая.

-- "Чёрт", -- это просто сквернословие, -- начал вдруг охотник. -- Нет никакого, даже очень эфемерного образа Черта -- это просто... Это способ словесно выразить эмоции, мнение о ситуации или состоянии в целом. Хотя, для кого-то это просто привычка -- говорить так, как они говорят.

-- Хм... То есть?.. Понятно. Более или менее. А что это в твоём случае?

-- Всё сразу. Удивлён, что ты вообще не знал, почему так говорят.

-- Ну... -- парень немного запнулся. -- Там, откуда я, не выражали эмоции таким образом.

-- Из католической церкви сбежал?

-- Чт?!.. Я!.. Ниоткуда я не сбегал!

-- Тогда чего глаза у тебя так забегали?

В ответ Мальчик лишь ещё более ошарашено начал себя оглядывать по сторонам, высматривая не пойми, что. Осознав причину такого поведения, старик легко рассмеялся и тут же запнулся кашлем:

-- Кх-кх... Я смотрю... Кх!.. Смотрю, у тебя вообще доступа к книгам не было. Кх-кх-кх! -- собеседник молчал в ответ. -- Если что -- эта фраза означает: "волноваться", -- говори, если что-то из языка тебе покажется странным, потому что за последствия, если умолчишь, я... Кхм... Я отвечать не собираюсь.

Впереди виднелись маленькие, одноэтажные с треугольным чердаком домишки, крытые металлочерепицей. То место действительно было сложно найти -- деревянные постройки смешивались с лесом, а их верхушки, присыпанные листвой, и вовсе казались родным куском пейзажа, не затронутым человеком. Впереди стоял относительно высокий забор из стволов деревьев с заострёнными кольями наверху -- достаточно высокий, чтобы ни один живой человек не смог зацепиться за верхушку с поднятыми руками, и достаточно низкий, чтобы его перепрыгнула какая-нибудь саранча. Он, пожалуй, выглядел старее всего -- местами трухлявый, местами потемневший, местами, чего уж скрывать, даже гнилой -- было отчётливо видно, что за той частью небольшого посёлка, за которой Уильям навскидку увидел крыш пятнадцать, никто не следил. Намотав полукруг вокруг ограждения, двое путников нашли распахнутые настежь ворота, представляющие из себя просто пару-тройку стволов на мощных петлях. Они остановились прямо перед входом и вслушались в почти мёртвую тишину.

-- Я не волновался, -- сказал вдруг Пацан, смотря на острые верхушки забора. -- Тогда, когда ты меня спросил о том, сбежал ли я откуда-то -- я не волновался, отвечая.

-- Хм... А сейчас?

-- Сейчас я...

-- Негоже в этом лесу по зверю из огнестрельного оружия стрелять. А если стреляли по человеку, то вам самим здесь не место.

Хантер тут же выхватил револьвер и прицелился на старческий голос, ожидая сопротивления. Напрасно -- их окликнул какой-то в меру пожилой, на добрый десяток лет старее, чем сам Хантер, старик, чей вид явно не смахивал на агрессивный -- из оружия у него был только лук, но руки были в карманах, а одет тот был в самую простую песочную куртку, шитую явно вручную, и камуфляжные штаны.

-- Что-то ты бледный, дружище, -- сказал тот, переведя взгляд на Уильяма. -- Я бы посоветовал тебе успокоиться. Поверь, в каждом доме позади тебя на стене висит ружье, ожидая своего часа, чтобы выстрелить. И каждое из них выстрелит, если сейчас перенервничаешь.

-- Кто ты такой?

-- Это то, о чем я хотел бы спросить вас. И хорошо бы вам ответить, раз решили войти в эти ворота, а не просто пришли природой любоваться.

Голос звучал на удивление спокойно. Коротко стриженный старичок с очень-очень морщинистым лицом с приличного размера щеками поправил очки в медного цвета оправе и демонстративно облокотился о дерево, ожидая ответа. Ответчик же просто пытался стоять ровно и не упасть в сторону, пускай лёгкий гул в голове и подстрекал к этому, как мог.

-- Наёмник.

-- Ха-ха-ха-ха, -- глухо посмеялся он, не поднимая взгляда. -- Наёмник с одним пистолетом?

-- Времена тяжёлые.

-- У всех сейчас времена тяжёлые, но быть наёмником без оружия -- профессиональный риск.

-- Мне и пистолета хватит.

-- Да? А если бы я бросил в воздух шляпу -- попал бы?

-- У тебя нет шляпы, -- голос Хантера звучал куда более хрипло и лишь чуть более противно, чем всегда.

-- Но попал бы?

-- А те...

-- Хватит, -- перебил их аарень. -- Мы здесь не просто так, сэр. Мы ищем двух людей, что были здесь недавно. А ещё голодны и хотим спать. Помогите нам -- мы отработаем. Пожалуйста -- Уильям не ел уже больше двух дней.

В какой-то момент наступила тишина. Старик с луком молча снял с себя очки, протирая стёкла в них тряпкой, что держал во внутреннем кармане куртки, а старик с пистолетом лишь продолжал целиться, изредка посматривая назад, ожидая какой-нибудь засады. Время шло. Из всех звуков, коими был богат лес, были слышны лишь шумы биения веток от ветра где-то там, наверху, и шелест листвы, что волнами уносилась вместе с теми же порывами в неизвестном направлении.

-- Ну, хоть один из вас не гордый, -- он вернул очки себе на нос и продолжил. -- Я -- Ван Реммер, скромный житель Ирена.

-- Уильям из Джонсборо. А это -- Пацан.

-- Ты же шутишь, да? -- Ван вопросительно поднял бровь. -- Тебя действительно так зовут, парень? -- тот кивнул. -- О времена, о нравы... Впрочем, ладно -- какое мне дело, верно? Опусти пушку -- поговорим.

-- Как только опустишь свою. Только идиот не увидит у тебя в кармане ствол.

В ответ Реммер улыбнулся и молча вытащил из кармана короткий дамский револьвер. Уильям "Из Джонсборо" Хантер тут же ощетинился.

-- Ладно-ладно -- никто же не хочет умирать преждевременно, верно? -- лёгким жестом он выкинул оружие перед собой и скрестил руки на груди. -- Теперь ты, -- Уилл медлил.

"Не поверю -- умру с голоду, -- подумал охотник. -- Эго жизни не стоит", -- пистолет скользнул в кобуру за спиной.

-- Вот и хорошо. А теперь хватит стоять в воротах -- пойдёмте.

Тройка людей зашагала среди одинаковых, почти идентичных между собой домов, построенных вокруг колодца -- источника жизни того места. Одноэтажные деревянные строения сильно контрастировали с тем, что обычно строили жители Нового Мира -- они выглядели по-старому: пластиковые окна, пускай и с приваренными решётками; та же черепица на крыше, крыльцо (вообще очень большая редкость -- за ненадобностью), но большее, что немного поразило Уилла -- детские площадки, шины на невысоких деревьях -- импровизированные качели, какие-то игрушки, свободно валяющиеся в территориях дворов, бельё, висящее на верёвках между деревьями и крыльцом. В небольшом круге радиусом примерно в половину километра было какое-то подобие того самого -- ушедшего времени.

-- Мирно тут у вас, -- сказал он, смотря на детей, пялящихся на него из окон. -- Пустовато, но мирно.

-- Все сейчас в лесу -- охотятся. Вот детей и не выпускают на улицу -- мало ли, что может с ними произойти.

-- А почему ворота открыты?

-- А почему нет?

-- Глупый ответ.

-- Окна заварены решётками, двери -- покрыты бронёй, мы живём в гуще леса, где даже когда-то асфальтированные дороги заросли травой -- шанс на то, что хоть кто-то из редких людей узнает про нас, найдёт и попытается вычистить -- смешной. Если мой ответ и был глупым, друг мой, то только потому что ты задал очень глупый вопрос.

В каком-то из двориков, огороженных маленьким заборчиком по колено взрослому человеку, показалась кошка. На тёмно-чёрной шерсти виднелся странный узор, окрашивая в серо-белый всё пузо, лапы до подушечек и кусок морды до светло-зелёных глаз. Она лениво перепрыгнула перила крыльца дома, спрыгнула на траву, плавно и бесшумно пересекая дворик, и запрыгнула на небольшой пень, оставшийся от когда-то широкого дерева. Мальчик смотрел на странное существо с долей удивления и восхищения, а старик же, как только пересёкся с животным взглядом, тут же увидел, как кошка, выгнув спину, начала шипеть. "Ничего-ничего, -- думал он. -- Ты мне тоже не нравишься".

-- И всё же военные вас как-то находят, мистер Ван.

-- Ясное дело, как -- мы сами к ним приходим.

-- Хочешь сказать, тебя и твоих людей не пристрелили, завидев издали?

-- Ну, они, конечно, пытались, только вот, узнав, что у нас есть хоть что-то, похожее на нормальную еду и средства гигиены, они резко изменили своё мнение.

-- Прямо так гладко?

-- Уверен, что детали наших переговоров и сделок вам обоим ни к чему. Но да -- в конце концов, они согласились сотрудничать, -- на момент Уиллу показалось, будто Реммер скалится. -- Вот мы и пришли -- добро пожаловать в мой скромный дом.

Дом под номером два, как и каждый в том небольшом кругу, имел своё уникальное отличие -- вместо дворика там был организован тир с мишенями-болванчиками из сена, подвешенными между кольев забора и самопальных столбов напротив маятником -- чтобы было сложнее попасть. Судя по дырам в старой ткани, игроки в ту забаву справлялись на отлично. "Выгодное расположение для такого развлечения -- прямо у ограждения, без соседей по противоположной стороне. От дома до крайнего чучела сто пятьдесят или сто семьдесят шагов, но, тем не менее, голова этого манекена напоминает больше решето. Неплохо. И опасно".

-- Мои дети уже выросли, -- словно понимая вопросы Хантера, отвечал старик, -- ни к чему им качели да песочные замки. Так что мы вместе сделали это... стрельбище. Все жители нашего маленького мирка здесь практикуются, так что...

-- А почему в манекенах так много огнестрельных отверстий? Ты сказал, что вы не стреляете зверей в этом лесу из ружей -- зачем тогда тренируетесь стрелять?

Зрение наёмника с лёгкостью позволяло ему разглядеть дыры в вёдрах на чучелах из сена и в головах манекенов из пластика. Причём, судя по калибру, там были пистолеты, винтовки, охотничьи ружья и, что куда интереснее, снайперские винтовки.

-- Никогда не знаешь, что тебе пригодится в жизни, -- молниеносно ответил хозяин, -- эти стены не такие крепкие, какими кажутся. И уж лучше уметь стрелять и бить со всего, до чего додумался человек.

-- Мистер Ван, а почему... А почему вы не едите их? -- Парнишка вопросительно указал на кошку, лениво облизывающую себе лапы.

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Забавный ты, парнишка. Как говорил Ганди: "О величии и моральном прогрессе человека можно судить из того, как он обращается с животными", -- если мы можем позволить завести себе таких и не есть -- почему бы и нет? Всем нравится иметь в доме что-то, что искренне тебя любит. Впрочем, это не про Сайгу -- ей никто не нравится, а даже если нравится -- она этого не покажет.

Услышавшая своё имя кошка тут же спрыгнула с пня и убежала куда-то в сторону её дома, а Реммер, тем временем, пошёл открывать свою лачугу, рассказывая Мальчику какой-то забавный факт о ленивом черно-белом зверьке. Уильяма же больше привлекал дом -- массивная, тяжёлая дверь в железных узорах, наверняка с толстыми стальными стенками или и вовсе бронёй внутри, но зачем? Зачем такая защита в простой коробке из бруса? Как только вход отворился, он понял ответ -- дом был многослойным. Это никак не было заметно внешне, но Уилл понимал, что стены были куда толще, чем должны быть даже для двух слоёв, а это значило, что между ними что-то есть.

-- Неплохая защита для обычного лесного домика, -- шепнул он на своё удивление громко.

-- Ничего-то от твоего взгляда не скроешь, друг мой, -- ухмыльнулся хозяин, повесив лук у входа. -- Да, мы строим на совесть -- лучше один раз попотеть, чем потом сожалеть всю жизнь.

-- До города далеко... Сваи, фундамент, решётки на окнах, двери -- всё это?..

-- Всё это мы везём как можно ближе к лесу -- проезжаем, где можем, -- в голосе слышалась доля раздражения, -- а потом уже несём как попало. Не думай, что всё то, что ты видишь, появилось за каких-то пару лет -- у нас ушли десятилетия на то, чтобы достичь всего этого. Но мы вместе, и мы сплочены. Мой дед часто повторял: "Кучей и отца бить легче". Ладно, давайте сразу покажу, что тут у меня да как, а потом уже и есть будем -- наверняка же вопросы у тебя возникнут.

Маленький, казалось, домик, делился на целых девять секций: четыре спальных комнаты в конце, едва вмещающие кровать со стулом; общий горизонтальный коридор для них с лестницей на чердак, главный вертикальный коридор, от которого были проходы на кухню (влево) и гостиную (вправо), ну, и сама прихожая, изредка служащая спальней для гостей. Чем дольше Уильям Хантер находился в том доме, тем больше понимал, что забор из кольев был просто показухой. Да и это бы объясняло то, почему за ним так отвратительно следили. В плане интерьера всё напоминало какую-нибудь загородную лачугу, купленную молодой парой с молотка и оставленной на добрые полтора десятка лет в аренду времени: у голых деревянных стен стояло очень много цветов с высокими горшками, разносящих запах свежести по всему дому; самодельная (наверняка) мебель отлично гармонировала интерьером -- полки на кухне, шкафы в общем коридоре, серванты в гостиной, вешалки в прихожей, столы и стулья везде, где можно; но, что куда главнее -- двери. Двери, двери, двери и ещё раз двери -- каждая секция была отделена от другой либо засовами с внутренней стороны, либо и вовсе замками.

-- А говорят, что в Кастл-Сити помешаны на безопасности...

-- Сочту за комплимент.

-- Это он и был.

Хозяин дома тут же провёл своих гостей в кухню, отличающуюся от старых только отсутствием раковин. Коротко объяснив, что на приготовление пищи уйдёт час с лишним, а в благодарность нужно будет выйти на охоту завтра, Ван Реммер предложил сократить время разговором. Как и полагалось, главным источником историй стал он сам -- в ход шли рассказы о том, как было построено то маленькое селение. Оказалось, что изначально было всего восемь человек: Говард Инсмут, Сидни Литл, Ван и Майя Реммеры, Антонио Енрике, Крис Кеннеди и Номад (что до конца жизни своей остался просто "Номадом") -- просто куча людей, оказавшихся в одно и то же время в одном и том же месте, выполняя заказ на строительство дома, облагораживание участка и постройку колодца.

Когда только-только завершили колодец, основываясь на геологических данных, Номад, будучи заказчиком всего этого, решил добавить в проект дома дополнительную защиту -- меж двух слоев бруса (что изначально делались для сокрытия проводки и системы водоснабжения) он решил поставить металлические пластины, сделав прочную коробку из первого этажа, а окна в нём же -- заварить решётками. Несмотря на цену, которую Майя Реммер -- проектировщик, назвала ему, он согласился. Только потом все прочие участники поняли -- мужчина просто знал больше, чем говорил.

Закончилось строительство, началась Эпидемия. Радио, телевидение, интернет -- всё было переполнено информацией о том, что какая-то чума захлестнула юг США от границы с Мексикой и медленно направлялась на север. Ни кордоны на границах штатов, ни полное информирование горожан о средствах защиты и симптомах, ни предоставление финансов -- ничего не помогало. Вот тогда Номад и предложил каждому из тех, кто участвовал в создании его убежища, остаться у него. Говард согласился тут же -- у тогда ещё очень молодого парня не было в том мире никого, так что и возвращаться ему было некуда. Сидни уехала на следующий же день. Ван и Майя, понимая, что вся их родня осталась в Техасе, что в то время был просто сплошной братской могилой, решили остаться на то время, пока не пройдёт чума. Антонио сообщил своей невесте, где он находился, и попросил немедля ехать к нему -- она была в Канаде. Крис своих мотивов не называл, но тоже остался.

Потом шла тяжёлая жизнь под одной крышей -- люди просто не помещались в сравнительно большом доме, однако его хозяин строго-настрого запрещал кому-либо выходить. Лишь изредка он сам, надевая противогаз и забирая ружье со стены, уходил далеко в город, а, возвращаясь назад с припасами, днями молчал. Спустя некоторое время он начал брать с собой Говарда и учить всему, чему знал сам. Однако парнишка, возвращаясь, был таким же подавленным, как и сам учитель. Впрочем, говорить он мог -- от него-то жильцы дома и узнавали, как работала инфекция. Верили не все.

В один из многих дней Крис Кеннеди пропал. Никто не знал того, куда он пошёл и зачем, но он забрал с собой единственное ружьё и припасы. В тот день Инсмут вышел на вылазку сам, оставив старика отдохнуть от морального удара. Вернулся он с ружьем. Тем самым. О Крисе никто не спрашивал -- боялись. Но с той поры Номад доверял Говарду беспрекословно.

Когда через год люди перестали умирать от болезни, а начали больше походить на бешеных псов, все жильцы решили, что пора бы расширяться -- нужно было больше оружия, больше припасов, больше домов. Одну зиму они еле-еле пережили, но вот невеста Енрике так и не приехала. Признать то, что давным-давно пора бы было признать, не смог до конца своей жизни.

Началось строительство. Инсмут выходил на вылазки один и, чаще всего, удачно -- он-то и нашёл старый грузовик, на котором позже и доставлялись припасы, добывал сложные инструменты из супермаркетов в центре Оклахомы и строительные материалы, днями загружая их в машину. Это серьёзно подорвало его здоровье и дух. Номад же был на последнем издыхании -- он был стар и слаб, но продолжал руководить строительством и принимать непосредственное участие, пряча боль за энтузиазмом. Его хватило ненадолго. По завершению третьего дома, он умер, просто однажды рухнув по дороге к колодцу на голую весеннюю землю.

Тогда и было решено назвать то место. Думали недолго. Первый дом отошёл Инсмуту -- по наследству от хозяина, второй строили для Реммеров изначально, а третий забрал себе Енрике -- вот и получилось название.

-- "Ирен", -- это первые буквы от каждой нашей фамилии: Инсмут, Реммер, Енрике... Жаль, старина Номад не дожил до того дня. Впрочем, Говард всё равно не дал бы его не увековечить, помяни Господь его душу. Это потом уже к нам медленно начали стягиваться другие люди. До тридцать девятого, скажу честно, мы никого не пускали -- из-за того самого "окна" у заражённых -- не хотели рисковать. Но потом, когда уже расширились и "бешенство" переросло в что-то более... Классическое в понимании зомби -- всё пошло-поехало. И, в итоге, двенадцать домов -- двенадцать семей так или иначе уже есть в этом маленьком мирке.

-- Звучит благородно, мистер Ван.

-- Это благодаря Говарду, малец -- он-то и сказал, что каждый, кто действительно желает места в нашем мире, получит его. Каждый, кто попытается. Так что здесь любой другому и брат, и друг.

-- Утопия во время чумы.

-- Я уже понял, что тебе всё не нравится, друг мой. Впрочем, я не настроен обижаться -- сегодня хороший день, сегодня мои мальчики наконец возвращаются из Оклахомы.

-- А почему "наконец", мистер Ван? Они там сколько?

-- Думаю, где-то недели три. Они ищут... Они там по важному делу. Почти семейному. Придут -- сами расскажут, если захотите послушать.

Обед, а, вернее, завтрак прошёл для наёмника слишком незаметно -- овсянка с мясом оленя и салатом на закуску была съедена им безо всякого соблюдения правил этикета. Впрочем, его собеседники не возражали -- оба знали, сколько часов тот провёл без еды, и просто изредка посмеивались, когда тот, перебарщивая с количеством, едва мог прожевать свою порцию.

-- Смотрю, твой спутник действительно голоден, -- сказал хозяин, обращаясь к Мальчику. -- Да и ты, малец, судя по всему, проголодался.

-- Мг... -- едва выговорил тот.

-- "Тяжёлые времена"... Ладно, допустим, наёмник не станет делиться своим прошлым, но ты, парнишка -- как тебя занесло к человеку, убивающему за деньги? Без обид, друг мой.

-- Я иду с ним.

-- Ты и ешь с ним, и разговариваешь -- это не новость. Но почему?

-- Потому что... -- парень взглянул на Уильяма. -- Потому что у нас обоих нет выбора.

-- Ничего не осталось, да? -- тот кивнул в ответ. -- Ну, выбор, знаешь ли, всегда есть. Всё зависит от тебя. Ты мог бы остаться здесь, к примеру.

Уильям отстранился от еды и поднял взгляд. Предложение, конечно, звучало искренне, если учитывать то, что наговорил Ван Реммер -- основатель того Ирена. Но только, если учитывать и если верить, а бывшему пилигриму, поведавшему весь континент, верить в такую простоту вещей не хотелось -- не бывало такого раньше. Впрочем, парень в любом случае должен был его покинуть. Так что то место было отличной возможностью.

-- Только не говори, что у вас нет никаких условий или обрядов посвящения -- не поверю я, что каждому желающему бродяге тут же строят домишко и называют "братом".

-- А говорят, что люди твоей породы не отличаются умом. Да, у нас тоже есть свои условия -- как и у всех, чего таить. Но нет ничего невозможного, верно? Если захочешь обсудить, малец, то подойди как-нибудь сам. И, эй, -- щёлкнул старик перед носом Мальчика, -- имя тебе всё-таки нужно будет подобрать, если останешься, ладно? Хе-хе.

Все какое-то время ели молча. Восстанавливаясь, Хан начал замечать, что его одолевало любопытство:

-- Так что это за усл?..

За дверью на кухню послышались шаги. Он напряг слух и сразу вычислил -- шли двое. "Вот тебе и "мальчики", -- подумал он про себя. -- Время не вовремя -- как всегда". В комнату вошла пара высоких парней. Они были облачены в одинаковые серые джинсовые куртки, кофту в обтяжку и, естественно, джинсы. На голове того, что повыше -- рыжего, была кепка, из-под которой всё равно беспорядочно торчали патлы, закрывающие щетину, а тот, что пониже, был стрижен практически также, как и Уильям и бороду носил похожую, за исключением того, что у мужчины были чёрные с отблеском коричневого волосы и сложен он был чересчур спортивно, относительно любого в том помещении.

-- Бен, -- старик подошёл и со всем возможным для него уважением пожал руку рыжему. -- Адам, -- со вторым он поступил точно также, хотя тот не удержался и по-дружески ударил отца второй рукой по плечу.

-- Привет, пап, -- поприветствовал низким голосом Адам и улыбнулся.

-- У нас гости, отец? -- голос второго звучал хрипло и высоко.

-- Вроде того. У них "тяжёлые времена".

-- У всех тяжёлые времена.

-- Тоже верно. Но мы можем поправить часть их тягот, в отличие от них самих. Скидывайте куртки и садитесь за стол -- я и на вас наготовил.

Парни быстро скинули верхнюю одежду и уселись за стол. Уильяма не покидало ощущение, что, глядя на Адама, он смотрел в немного кривое зеркало.

-- Как звать-то вас?

-- А, точно, -- Ван среагировал первым. -- Знакомьтесь: Уильям из Джонсборо, недовольный и подозрительный, и Пацан -- его спутник.

-- Ха-ха-ха. Пацан? Серьёзно? -- черноволосый улыбался, давясь обедом.

-- Я так же отреагировал.

-- Откуда вы? -- Бен елозил вилкой в каше, смешивая мясо с основным блюдом; Хантер молчал. -- Откуда вы?

-- Не будь таким строгим, сын. Наш общий друг -- наёмник. Я бы не сказал, что люди этой профессии -- самые разговорчивые.

-- Наёмник?

-- Да ладно тебе, Бенни -- не параной, у этого даже пушки нет. Так себе наёмник, кстати говоря.

-- Ну, пушка-то у него есть. И какая -- револьвер. Люблю такое оружие -- не нужно снимать с предохранителя, всегда наготове, -- Бен осторожно перевёл взгляд на Уилла.

-- Пожалуй, пойду, -- охотник смотрел на остатки каши в тарелке и понимал, что у него пропал аппетит.

-- Ни к чему такие скромности, Уильям? Доешь. Заодно, быть может, составишь нам компанию в разговоре?

Понимая, что это был, скорее, приказ, чем просьба, он вернулся за стул. Его внимание почему-то привлёк маленький паучок, прячущийся за плинтусом у пола -- небольшое чёрное пятнышко на идеально ровном покрытии, но нужно было бы подойти куда ближе, чтобы понять, насколько широка паутина, свитая им, в диаметре.

-- Ну, мальчики, рассказывайте, как всё прошло.

-- Никак.

-- Это точно, па, не нашли мы его. Ещё и вояки молчали -- клялись под любой присягой, что понятия не имеют.

-- Не соверши вы ту ошибку -- они бы вам наверняка помогли. А так они общались с вами только из-за нужды, а не из-за желания -- никто вам ничего путного не рассказал бы даже под прицелом.

-- Хочешь сказать, они нам соврали?

-- А ты надеялся на другое, сын? -- ответом служил отрицательный, немного стыдливый кивок. -- Тогда зачем всё это было?

-- Мы наблюдали, отец. Следили за этим зданием посменно.

-- Но зачем?

-- Затем, что не мог человек с таким ранением уйти далеко. Тем более, если это была она. Ближайшего безопасного места в округе нет, и ты это знаешь лучше меня.

-- И что вам это дало? Вместо того, чтобы быть в безопасности или пойти на запад, как хотели, вы просто две недели рисковали шкурами, оставив меня одного.

-- Что нам это дало?! Нам!.. -- рыжий вскочил со своего места, бросив столовые приборы.

-- Бен Реммер, следи за тоном! Ты -- моя гордость, мой младший сын -- веди себя достойно!

-- Успокойся, Бенни, -- мужчина тут же осел на место, поправив причёску. -- В общем, па: мы наблюдали за зданием две недели. Всё это время оттуда выходили и возвращались только военные.

-- Вы наблюдали днями напролёт?

-- Ну, не совсем... В те дни, когда орда проходила мимо, мы выбирались за припасами -- всё равно никто в здравом уме не побежит через орду, да и подъёмник свой с этого Нац.Центра они не спустили бы -- слишком опасно. К тому же, нужно же нам как-то жить. Но мы справились, как видишь -- ни царапины.

-- Бойцы, -- старик с гордостью выставил перед собой кулак, выражая уважение стойкости сыновей. -- Но тогда уж ешьте всё -- чтоб пустые тарелки были.

-- За всё время выходили не только военные, -- поправил младший сын. -- В один из дней, когда я стоял на посту, я увидел один очень большой отряд, движущийся на север -- человек двенадцать, если мне зрение не изменило. В одном из них -- седом, одетом в гражданское, я увидел кого-то, очень похожего на нашего дорого гостя. Разве что, только без плаща, -- младший прищурился и ещё раз вгляделся. -- А потом, через часов шесть, из башни вышла невзрачная фигура в капюшоне и вернулась, таща на плече того самого седого под руку...

-- А вот это интересно. И сходится, что главное. Может, поделишься с нами, Уильям? Раз уж все в этой комнате что-то да знают о твоём прошлом задании?

-- Нет, -- резко, почти грубо ответил Хан.

-- Я настаиваю.

-- Всё равно нет -- для вас у меня не будет ничего интересного.

-- Я могу рассказать, -- шепнул Парень. -- Но только если вы расскажете своё. То есть... Свою историю -- кого вы ищете. Честный обмен.

-- Хорошо, парнишка, -- согласился Адам. -- Но ты -- первый.

Хантер перевёл взгляд на Мальчика. "Впрочем, -- подумал он, -- это неплохой способ расставить все точки -- ничего полезного он им не расскажет, а вот их история меня интересует -- слишком часто они загадками говорят", -- он едва заметно кивнул в ответ.

-- А ты покладистый перед этим мальчиком, друг мой, -- усмехнулся Ван. -- Ну, начинай.

-- В общем, Уильям и его напарник...

-- Видишь, Бенни, напарник -- вообще не тот. Извини, парнишка. Продолжай.

-- Они взяли заказ на Ад.

-- Что ещё за "Ад"? -- поинтересовался младший.

-- Ну... Если я правильно понял Джеймса, это очень большое "гнездо". Военные ещё называ...

-- Да ну нахер! Вы полезли в сверхгнездо?! Слышал, пап?

-- Действительно ли это так, друг мой?

-- Мы провалились. Из двенадцати человек выжил только я, а ещё...

-- А ещё Уильям потерял... Мы потеряли одного человека -- Джеймса, его напарника. И да -- Бен... Бен же? -- парень кивнул. -- Вы правы -- я, узнав, что никто не отвечает, пошёл и... И нашёл Уильяма.

-- Смелый поступок для такого юноши.

-- А паренёк-то не пальцем деланный. А, Бенни? -- парень вопросительно поднял бровь, а Хана пробрало на улыбку.

-- Но я зря его принёс к военным. Они... как это называется?.. Озверели? Узнав о том, что выжил только тот, кто был не с ними, они решили, что "отыграются" на нём.

-- Это ты так решил?

-- Нет. Это сказал мне доктор Хименес. Он же рассказал о вас.

-- Говорил же, брат, тот доктор слишком много болтает. Впрочем, "Ад" вы зачистили более-менее нормально. По крайней мере, военные на следующий день пошли в том же направлении и вернулись с телами в мешках и на каталках -- это значит, что они туда вошли и вышли целыми. Чуть позже тот же отряд пошёл в сторону бот. сада с лопатами. Грустное зрелище.

-- Ну, по крайней мере, вы двое целы и пришли сюда -- это для меня главное.

-- О, кстати! -- резко вскочил рассказчик. -- Мы же ищем двух людей -- парня и девушку, проходивших здесь!

-- Её зовут Александра, -- заговорил, наконец, наёмник. -- Темноволосая, низкая, немного смуглая. Его -- Винни. Среднего роста, блондин, худощавый с ярко-голубыми глазами.

-- Отец?

-- И через сколько ты собирался об этом мне рассказать, друг мой?

-- Как только доел бы порцию.

-- Но ты уже доел.

-- А ты был занят другой историей -- невежливо перебивать собственную биографию.

На несколько секунд за столом воцарилось молчание -- собеседники просто сидели, переглядываясь то друг с другом, то с пустыми тарелками. Паучок у плинтуса окончательно скрылся в порах между досками.

-- В общем, -- наконец, ко всеобщей радости, начал Мальчик. -- Один из военных освободил нас. Воспользовавшись моментом, мы сбежали и пошли сюда.

-- Ничего интересного, как я и говорил.

-- Уверен, друг мой, если бы то же самое рассказывал ты и не упускал детали о сверхгнезде -- это был бы весьма интересный вечер, -- Хантер лишь нахмурился в ответ. -- Да-да-да, я знаю, что ты нам ничего не обещал -- не настаиваю. Эх... Ладно, мальчики -- рассказывайте вы, а я, пока что, поем -- остывает.

-- В общем... -- начал Адам. -- В общем...

-- У нас был один друг, -- перебил его младший. -- Хороший друг. И вот однажды он решил приютить у себя одну девчонку -- совершенно чужую, беглянку, которую он не видел даже одним глазом.

-- Почему так, мистер Бен?

-- Потому что он совершил ошибку. Большую ошибку, реальных масштабов которой не знал. А когда узнал -- было поздно, он оказался в неоплатном долгу перед этой девчонкой. И вот, он её днями и ночами -- колес вокруг того городка, будто сам Дьявол в ночь Хэллоуина. Вокруг Аркадии, -- у Хантера застыл ком в горле. -- Спустя время, он нашёл её. Нашёл и всеми силами пытался объяснить, почему она теперь -- часть его семьи. У него получилось. Он осел с ней в нашей лачуге в центре Оклахомы, а через время взял её на обряд посвящения -- держал под своим крылом всё это время, но стоило ему отвернуться!..

-- Бенни, хватит. В общем, кто-то убил нашего друга. Саймона. Мы нашли его тело на крыше парковки. Рядом была чья-то кровь и две гильзы от сорок пятого калибра. Да даже куртку его тот му... -- мужчина взглянул на своего отца, старательно делающего безразличный вид, и осёкся, -- тот, кто его убил, наверняка просто какое-то животное.

В тот момент Уильям был готов поклясться, что сложнейшее, что ему доводилось делать за всю бытность наёмником -- это не поперхнуться последней ложкой каши и сдержать собственное удивление. "Значит, эта семейка была в близких отношениях с тем ублюдком. "Какое-то животное" -- да? А стрелять по детям -- это, значит, меценатство? Блядь. Из одного пекла в другое. Похоже, насчёт одного старик был прав -- каждое ружье на стене в этом посёлке готово выстрелить".

-- И мы решили, -- продолжил Адам, -- что не остановимся, пока не найдём того, кто его убил и похитил девчонку. Только вот поиски не удались.

-- А что вы знаете об убийце? -- спросил Парень, словно ощущая вопрос Уильяма.

-- Одиночка, наёмник, чёрные длинные волосы, увешан стволами, носит плащ.

-- Это из-за ваших поисков идёт всё время сравнение его со мной? -- Хантер отставил тарелку, положив столовые приборы горизонтально на её ободок.

-- Да, -- безо всяких угрызений ответил Бен. -- Тебе повезло, что ты не подходишь -- выпотрошил бы, как утку.

-- Бен! -- старик ударил по столу.

-- Прости его, пап! И вы, ребят, тоже. Ты же знаешь -- Саймон для него был...

-- Вы все понятия не имеете, кем он был, -- мирный взгляд серых глаз сменился на настоящий оскал.

-- Ну, вы, наверное, уже поняли.

-- Заткнись, Адам! Заткнись, пока можешь!

Бросив окончательно еду, Бен Реммер рывком встал из-за стола и, схватив куртку, направился к выходу.

-- Не злитесь, -- начал старший сын. -- Обида в его сердце сильна и неразборчива -- он обижен на весь мир, а не на какого-то конкретного человека, так что срывается на всех.

-- Следи за ним, сынок, -- Ван также оставил еду, немного помрачнев, -- не дай совершить глупостей.

-- Всегда, пап... Ладно -- пойду и я. Тем более, что еда уже кончилась.

-- Будьте к ночи в доме.

Двери закрылись. Под уходящие шаги и стук всё новых и новых дверей, хозяин дома медленно доедал свою порцию. Спустя десяток минут тишины посуда уже была заботливо сложена в небольшую стопку на дальней тумбе в кухне.

-- Что насчёт оплаты? -- незамедлительно поинтересовался Хан.

-- Сразу хочешь уладить формальности, да? -- ответом послужил немой кивок. -- Парнишка умеет стрелять с лука?

-- Нет.

-- А ты?

-- Я всё умею.

-- Видавший виды мужик, да? Впрочем, тебе же хуже -- завтра пойдёшь со мной на охоту. Сегодня всё равно из-за вас всё зверье пуганное ходит. И не распространяйтесь, как выйдете наружу, что это вы стреляли -- затопчут да заклюют в один миг.

-- Кто затопчет, мистер Ван?

-- Не кошки же, парень. Все те, у кого с охотой сегодня не вышло.

-- "Когда выйдем наружу", -- с чего бы нам?

-- Тебе -- особенно. За стрельбищем есть отдельный домик, отведённый под баню -- наберите воды из колодца, растопите, помойтесь.

-- И помыться можно?! -- восхитился парень.

-- Как я и говорил: да. И, как я тоже говорил: твоему спутнику -- особенно.

***

Тёплая вода в бадье приятно бодрила и расслабляла одновременно. Кажется, наёмник последний раз принимал душ ещё когда в первый раз за ту осень попал в Оклахому, но это было почти месяц назад, а в тот момент он был готов со всей ответственностью сказать, что несколько десятков заходов от колодца к дому и обратно, плюс появившаяся тяжесть в плечах -- всё это того стоило.

Впрочем, был и ещё один плюс похождений от точки А до точки Б и обратно: старик убедился воочию, что ближе к вечеру посёлок оживал. Тех самых детей, которые "бестактно и вульгарно" разбрасывали свои игрушки по небольшим дворикам, выпускали на улицы, чтобы те вновь могли почувствовать радость дня, раскидав своё имущество по новым углам. И они это делали: дети (штук девять, если Хантер не обсчитался) играли в догонялки, катались на качелях, раскачиваясь и падая, потому что не слушали предупреждения мудрого и всезнающего старика, следящего за ними из укреплённого и неприступного кресла-качалки, очень-очень активно гладили кота и ещё пару щенков, чему, по правде сказать, были рады все, кроме тех, кого гладили, и просто занимались всякими "невзрослыми беспорядками", так присущими им самим, крича, при этом, веселясь и радуясь жизни -- происходило то, что и должно было происходить в любом, пускай и очень жестоком, мире.

Однако смотря на всё то, Уильям из Джонсборо не мог не думать о Ней -- о Девочке. О её словах, сказанных ему на крыше: "Он будто ждал меня -- сказал, что мой отец не вернётся. И что я теперь -- часть их семьи. Вернее, чтобы стать ей, я должна была кого-нибудь убить", -- и, в то же время, он думал о речах Вана -- о том, что изначально было всего восемь человек, а до открытия дожило пять. "Сейчас их больше пятидесяти. Пятьдесят жизней... и пятьдесят трупов?"

-- Эти полосы на спине... Это шрамы? -- Пацан вошёл в небольшую комнатушку два на два, полностью сделанную из дерева.

-- Да. Но они старые. Им... Больше тридцати. Вообще удивлён, что ты их за всеми этими синяками заметил.

-- А остальные?

-- А что "остальные"? У левого плеча -- пулевое ранение от охотничьего ружья Железной Элис -- пуля кость раздробила, вот и рисунок не совсем приятный в итоге получился. Хорошо, что не задело ничего важного и, в итоге, только "на погоду" ноет -- могла и в сердце попасть. На шее -- резанные раны от тесака. Причём обе из них получены в одно и то же время -- нечего, называется, нарываться в баре, -- кажется, собеседник улыбнулся. -- Шрамы на щеке такие же старые, как и те, что на спине -- просто глубокие, так что их куда проще заметить. То, что у правого бока -- сквозное ножевое. Ну, и куча мелких других -- от лезвий и малокалиберных пуль. Здесь слишком много историй, чтобы их рассказать за один вечер. А большинство и вовсе зажило в итоге, как на собаке -- даже не видно. Все эти отметины -- странная штука, не поймёшь, останутся они у тебя или нет.

-- И ты не собираешься рассказывать эти истории, даже если у нас весь вечер?

-- Именно.

Парнишка взял полотенце, висевшее на гвоздике в комнате и зашагал прочь. Старик оглянулся и заметил, что на худощавом теле не было ни единого изъяна -- ни шрамов, ни рубцов, ни растяжек, ни синяков -- идеальная пустота Только вот... Что-то странное скрывалось за отросшими волосами на затылке. Что-то красное.

-- Что это у тебя на шее?

-- А? Ничего.

Парень закрыл рукой то самое место, кажущееся Хану подозрительным, и медленно, как бы невзначай, зашагал вперёд.

-- Раз расспрашивал о моих шрамах -- расскажи о своих, -- не отставал наёмник. -- Что там?

-- Там... Там моё имя, -- ответил тот безразлично и холодно. -- И это тоже... очень личное. Пойду, -- не дожидаясь новых вопросов, Мальчик закрыл дверь, оставив старика наедине.

С каждой секундой, проведённой в воде, у охотника появлялось два желания: забыться и просто начать заново. Он всю свою жизнь поражался тому, какое удивительное спокойствие окутывало его разум, стоило ему зайти в воду, но в тот день то самое спокойствие было агрессивным, слишком желанным -- хотелось смыть с себя всё, что можно. Смыть грязь, смыть горечь, смыть мысли, смыть весь тот день, что шёл до "сегодня" и сделать так, чтобы никогда и не было вчера. Через час оба путника вернулись в дом, освещаемый небольшими фонариками, наполненными животным жиром.

-- Вот здесь и располагайтесь, -- Ван Реммер указал на два дивана в прихожей. -- Не полноценные кровати, конечно, но...

Наёмник, сняв ботинки, лёг на диван -- ноги по самые колени свисали на пол. Для Мальчика же такой размер дивана был точно вровень росту -- метр семьдесят с чем-то. Умастившись на скрипучие пружины, Уилл перевёл взгляд на Реммера, говорящего с Парнем. Увидев странную позу своего гостя, хозяин дома легко улыбнулся -- видимо, настроение у него было действительно шутливое:

-- Знал бы, что приедут двухметровые гости -- вытащил бы гроб.

-- Метр девяносто четыре, -- констатировал Хан, ёрзая по ткани, -- не так уж и много. Сравнительно.

-- Шутишь, что ли? Я выше тебя, наверное, никого за жизнь не видел. Погоди... Вы помылись и надели грязную одежду? -- оба отдыхающих молчали в ответ, но, впрочем, по глазам и так всё было понятно. -- Ну и зачем тогда вообще мылись, а? А ты-то -- взрослый мужик же, понимать должен.

-- Стирку в услуги ты не включал.

-- Знаешь!.. -- зло ткнул в его сторону мистер Ван. -- Не всё в этом мире имеет свою цену, -- "Всё, -- тут же пронеслось в голове у того, -- Всё и все", -- могли бы просто попросить. У тебя рубаха вообще на ошмётки после встречи с медведем похожа.

-- Чем богаты.

-- Опять. Значит, смотри: я сейчас достану из гардероба старую чёрную рубашку Бена. Он высокий, почти как ты -- тебе должна пойти. Я отдам её парнишке, а тот отдаст её тебе. Отдаст? -- парень положительно кивнул, пялясь на всё с дивана. -- Так что ни твоя гордость, ни твои предубеждения задеты не будут. Идёт?

-- Слишком много в тебе меценатства и альтруизма.

-- Через несколько лет эту вещь придётся выкинуть -- почему бы не найти ей лучшее применение?

-- Как скажешь.

-- Знаешь, ты какой-то странный, друг мой -- у тебя "тяжёлые времена", но ты, парадоксально, не хочешь принимать никакую помощь. Почему?

-- За всё в мире придётся платить, что бы ты там ни говорил. Рано или поздно. И если у каждого в этом мирке есть ружья на стене, то помощь -- это тот небольшой обрез, которым потом тычут в спину, напоминая о вначале безвозмездной помощи, как о неописуемой услуге -- не люблю быть на прицеле, не люблю быть должен.

-- С такой логикой проще жить без людей... Или не жить вовсе, -- Хантер многозначительно посмотрел на своего собеседника. -- Впрочем, это не моё дело. Благодарю за ответ. Ну... Я -- за рубахой и спать, а то совсем меня что-то в сон клонит. Если что -- туалет на улице.

Завершив свою речь, Ван Реммер медленно, как и подобает людям его возраста, поплёлся в свою спальню. Уильям вслушивался в его шаги так тщательно, как вообще мог -- проверял, не скрипели ли половицы. Нет, не скрипели. "Отлично".

-- Слушай, Пацан, -- обратился к своему спутнику Хан, закинув руки за голову, а ноги -- на быльце дивана, -- как только завтра я вернусь с охоты -- мы уходим отсюда. Без "но". Во-первых, время не терпит -- узнаю, куда пошли Саша и Ви, и тут же отправимся. А во-вторых... не нравится мне здесь. Совсем не нравится.

-- Почему? Это место -- оно такое... такое...

-- Я знаю чуть больше, чем ты. Возможно, если будет необходимо, я расскажу об этом, но после того, как окажемся за воротами. Идёт? -- Мальчик медлил. -- Идёт?

-- Идёт.

-- Хорошо.

Уильям "Из Джонсборо" Хантер всеми силами старался делать вид, что он, разморенный тёплой водой, сразу же провалился в мир сновидений, но на деле, он лишь отвернулся к спинке дивана и погрузился в собственные мысли, думал о том, как такое общество вообще могло существовать -- построенное на костях. "Получается, что каждый пришёл туда лишь потому, что ему было больше некуда идти? Просто потому что больше не осталось ни места, ни человека, которые бы принимали его? И каждый ли здесь должен убивать? Что насчёт детей? Им тоже рано или поздно придётся убить? Наверное -- Девочке ведь пришлось. И она почти справилась. Саймон... Эти ублюдки ведь совершенно убеждены, что делают всё правильно. Что сделают, если найдут убийцу, потому что то, что делал Саймон, делали многие люди до него -- находили какого-нибудь случайного бродягу и просто стреляли, как дикого пса. Не объясняя причин, не давая ни шанса. Доказательство веры на крови... Наверное -- худшее, что придумал человек".

"Допустим, я убил кого-то. Я точно знаю, что из-за меня прервалась чья-то жизнь, чтобы я мог стать частью общества. А что, если мне там не захочется быть? Спустя годы или десятилетия? Что думают люди в тот момент, когда осознают, что одна из немногочисленных людских жизней прервалась по их вине напрасно? Что мужчина, женщина, старик или ребёнок, чью голову они кинули к воротам, мог бы прожить ещё столько же, сколько прожили они, и ничего бы от этого не изменилось? "Не все люди -- мерзавцы". Не все же? Не здесь. Здесь каждый убил. Каждый построил своё благополучие на смерти другого. Город на человеческих костях, гордо именуемый Иреном -- в честь пятерых первых, кто лишил кого-то жизни. Ха... Теперь, если подумать, вот, откуда эта идея -- парнишка, который вернул ружье, убил вора. Убил человека, с которым жил под одной крышей и заслужил беспрекословное доверие остальных. Забавно -- как нелепые случайности, подстрекаемые обстоятельствами, трансформируются в целые обычаи. В традиции, не соблюдать которые отважится только самый безрассудный. А ведь всё это из-за какого-то ружья. И это получается, что Пацану теперь..."

Дверь из главного коридора открылась. В комнату вошёл Бен Реммер -- младший из сыновей. Он остановился прямо у Хантера и долго просто стоял в полной тишине, всматриваясь так, словно пытался что-то найти. Спустя несколько минут он отошёл к Мальчику, но, проведя у того всего пару секунд, вышел на улицу. Через окошечко было видно, что парень стоит и курит самопальную сигарету, сильно нервничая -- рука со спичкой дрожала, что тот лист на дереве. Через несколько минут он тут же вернулся и скрылся в общем коридоре. В другом конце дома что-то скрипнуло. Что-то железное. Наёмник перевернулся на другой бок и взглянул на Парня -- спал, как убитый, сопя самому себе в капюшон. Встав с дивана Уилл взглянул в замочную скважину, чтобы убедиться, что то была просто проверка на то, спят ли "дорогие гости" и, похоже, они её прошли.

Выждав минуту, он медленно опустил ручку двери и осторожно вошёл в следующий коридор. "Половицы не скрипели и в этот раз, -- думал он себе. -- Не должны заскрипеть и подо мной", -- так оно и случилось. Более того -- ковер, лежащий вдоль комнаты, отлично смягчал шумы шагов, пускай Хан из предусмотрительности и шёл разутый. Открыв следующую дверь, он оказался в общем коридоре -- том, что соединял спальни с главным. Посреди него теперь стояла большая выдвижная лестница на чердак, а сверху тихо, но очень отчётливо раздавались голоса. Оставив дверь приоткрытой, чтобы, в случае чего, быстро ретироваться, старый охотник вслушался в диалог:

-- ...зачем ты вообще пошёл к ним?

-- Я тебе говорю, отец, это -- тот самый. Тот же плащ, револьвер того же калибра. Чёрт, да он даже спит с пушкой!

-- Нельзя обвинять человека в убийстве только из-за плаща и револьвера! -- старик говорил с явно озлобленным тоном. -- Я бы посмотрел на тебя, если бы ты пришёл в дом, жильцы которого грозятся "выпотрошить" какого-нибудь наёмника, словно утку!.. Это паранойя, сын. Более того -- ты снова сам в ней виноват.

-- Не надо, па...

-- Что "не надо", Адам? Что "не надо"? Если бы вы тогда не додумались взять в плен вояку прямо из Ада -- единственного выжившего, и пытать его, рубя на части, как скотину, а куски отправляя его же товарищам -- всё было бы нормально. Вы бы пришли сюда на две недели раньше, уже узнав и убив того, кто виноват в смерти вашего Саймона.

-- Отец, я...

-- Закрой рот, Бен, когда я говорю!.. Вы прекрасно знаете, что вы -- всё, что у меня есть. Что я люблю вас обоих больше, чем свою жизнь. Но вы совершаете очень глупые ошибки. Совершаете сами, а потом за советами лезете ко мне. Вы наломали дров, вместо того, чтобы решить проблему, а теперь хотите оторваться на совершенно постороннем человеке -- это и есть та самая "справедливость", Бен? А ты, Адам? Только сказал, что старший, что присмотришь -- и вот, что получилось.

-- Я не предлагал убивать его, па. Я лишь хочу спросить его прямо. Хочу услышать детали последних двух недель в его жизни. Если в них не будет противоречий -- пусть идёт себе, я не хочу просто крови -- мне и так хватило. Но если выяснится, что это тот, кто нам нужен...

-- Если выяснится, что это тот, кто нам нужен, отец, я не буду сдерживаться.

-- Слушайте сюда: завтра я иду с ним на охоту -- это решено, и это точно. До того, как мы придём, никто из вас даже разговаривать с ним не будет. Вернётесь вечером -- проведёте свои морально-этические допросы. Но только вечером. Вы меня поняли? -- в ответ раздалась тишина.

-- А что до парнишки?

-- А что до парнишки? Это, пока что, совсем не ваше дело. Я повторюсь: решайте свою проблему -- там видно будет. Теперь идите спать -- мне уже не сорок и тридцать пять, чтобы как раньше ночи напролёт вам истории рассказывать. И убедитесь...

Хантер быстрым и бесшумным шагом вернулся на диван. В его голове крепла одна единственная мысль: нужно было бежать. Как только вернётся с охоты, хватать Парня и уносить ноги так быстро, как это возможно. Нет, он был весьма хорош в сочинении историй, и даже просто сказать, что он был всё это время в Кав-Сити, было бы достаточно, но он прекрасно знал -- набрал опыта в жизни, что если человеку хочется крови -- его не смутит такая банальная преграда, как мораль и логика -- месть подают холодной, но готовят горячей.

Закрыв глаза, он тут же погрузился в очень желанный ему сон -- вода действительно работала для него, как успокоительное, притупляя чувства. Лишь однажды той же ночью, он услышал какой-то шёпот позади себя, но сил было куда меньше, чем достаточно, чтобы проснуться и послушать, а потому он просто приоткрыл глаз и, увидев Вана, тут же забылся в новом сновидении -- оно, как ни странно, было очень-очень манящим.

***

-- Вставай, друг мой.

Ван едва слышимым шёпотом разбудил Уильяма и открыл дверь. Пахло зарёй, пахло свежестью. Утренний ветер раскидывал тот аромат везде, куда мог проникнуть, а приятная и едва слышимая трель птиц только усиливала ощущение того, что вся жизнь вокруг начинала закипать, начинала просыпаться. Уильям потянулся и, немного громко хрустнув шеей, поднялся с дивана, тут же направляясь к выходу и надевая по пути новую рубаху -- нырять сразу в бой для него было почти привычкой. Мальчик всё так же спал своим беспечным сном.

-- Погоди, -- остановил его жестом хозяин дома. -- У меня к тебе просьба... личного характера -- оставь свой пистолет здесь, на диване. Подожди -- не торопись с вопросами. Я оставлю свой. Вот, -- Реммер осторожно вытащил свой короткоствольный револьвер и положил на быльце дивана. -- Теперь, пожалуйста, ты.

-- Зачем?

-- Просил же: не торопись с вопросами -- о причинах позже. Никакого преследование, никакой засады, никакого подвоха -- нет ничего этого. Вот тебе моё слово: мы оба вернёмся с этой охоты.

Не видя другого выбора, старик положил свой револьвер рядом, не сказав о том, что за спиной под плащом у него висел нож -- ни к чему было выдавать козыри в рукаве. Выполнив условия, он вопросительно посмотрел на владельца дома.

-- Вот и хорошо, -- уже с большей долей спокойствия ответил тот. -- Бери лук -- тот, что первый справа, стрелы возьмёшь со стрельбища, и пошли уже -- скоро совсем рассветёт.

Они шли всего-то пару часов до нужного места. Как оказалось, Ирен находился возле Роулетт Крик -- небольшой речушки, что как начиналась, так и заканчивалась весьма внезапно. Впрочем, Уилл примерно знал, где она расположена -- как и всё на карте штата. Пара охотников шла на юг, к заказнику Лексигтона -- месту, полному живности ещё в былые, судя из названия, времена. На деле же это оказался тёмный, в прямом смысле, лес -- многие дорожки заросли, заросли степи, деревья начали расти даже болотистой местности, а сама та местность, благодаря обильным дождям, расширилась до небывалых ранее масштабов. Однако, настоящий охотник прекрасно знал те места -- понимал, куда нужно ступить, чтобы не хрустнула ветка; знал, где земля будет сухой и не утащит ботинок по самые шнурки; отчётливо понимал, чей отдалённый крик был слышен ему несколько секунд назад и на каком расстоянии.

В конце-концов, они добрались к небольшому укрытию на дереве -- коробочке с сплошными перилами по пояс с бойницами в них и, засев там, стали ждать -- Ван предпочитал именно такой стиль охоты.

-- И на кого мы охотимся? -- шёпотом спросил Хан, поднявшись по лестнице из кусков брёвен, вбитых в ствол дерева.

-- Индейки, олени, кролики, белки, -- монотонно и также отвечал Реммер, поправляя очки, -- реже -- куропатки. Если уж совсем не повезёт -- пойдём к озеру Далгрен и попробуем порыбачить. Рыбачил когда-нибудь с луком? Впрочем, неважно -- ничего сложного. Та же охота, но на стреле -- леска.

-- Для большинства из того, что ты перечислил, сидеть на месте -- не лучшая тактика, -- Хан проверил тетиву. -- Так и состариться можно. Впрочем, теперь я понимаю, почему ты уже не спешишь.

-- Ха. "Если долго сидеть у реки -- можно увидеть, как по ней проплывает труп твоего врага".

-- Сунь Цзы?

-- Или Конфуций -- кто знает. Но, по крайней мере, они оба в чём-то правы -- живности много развелось в этих местах, и зомби как-то обходят их стороной, опасаясь болот, так что...

Оба сели, спиной к перилам -- не смотрели, но слушали. Это только ещё сильнее наводило одного из них на мысль о том, что они здесь вовсе не для охоты. Говорили, при этом, очень тихо.

-- Слышал о Болоте Мертвецов?

-- Был там, -- безразлично ответил Хантер. -- Интересное место, скажу я тебе -- наводит на многие мысли... о вечных проблемах.

-- Каких таких?

-- О том, насколько ценна жизнь, если в какие-то её моменты, большее, чего хочется -- это смерти. И стоит ли жизнь, в таком случае, сама себя.

-- Не слишком ли много размышлений о цене жизни от того, кто забирает её за деньги?

-- Я, по-твоему, всегда это делал? С пелёнок?

-- Нет, конечно, но странно, что ты, проведя годы с руками, по локоть в крови, не нашёл себе ответа на эти вопросы. Разве у жизни нет фиксированных цен?

-- Есть, конечно, только они всё равно установлены не тобой -- не ты решаешь, за сколько умрёт тот человек, на которого ткнут пальцем -- ты лишь выбираешь из предложенных вариантов. И, что куда важнее, ты даже не знаешь, зачем он умрёт, за что.

Где-то недалеко послышался хруст ветки. Наёмник взглянул в бойницу и увидел сравнительно небольшую индейку -- странное существо с чёрно-коричневыми перьями в белом ободе и бледно розовой, покрытой сотнями морщин, головой. Не промолвив ни слова, он достал стрелу из колчана и, поставив на большой палец, прицелился. Из лука ему, в своё время, приходилось стрелять часто -- ещё будучи пилигримом, он предпочитал это оружие любому другому крупному просто из-за того, что оно меньше привлекало внимание мародёров и было легко восстанавливаемым. Натянув тетиву до предела, относительно молодой охотник выстрелил. Стрела чётко попала индейке чуть ниже крыла, пробив грудку насквозь и, благодаря силе удара, пригвоздив птицу к небольшому деревцу, что стояло прямо позади неё. Шевелилась она недолго.

-- Вот и хорошо, -- сказал Ван, облокотившись на перила. -- Много силы у тебя -- я уже так тетиву не натяну, даже если попытаюсь грыжу себе заработать, -- Реммер всмотрелся, чтобы убедиться в попадании. -- Скажи... когда ты стрелял Саймона -- ты тоже не думал, верно?

-- О чём ты?

-- Не прикидывайся. Та парочка, которую вы ищете, действительно приходила к нам в деревню. Более того -- девушка отчаянно пыталась не торопиться с уходом, хотя её спутник её и торопил. Вечерами они рассказывали всем нам истории -- всем, кто хотел слушать. О том, как долго они шли сюда. О том, что повстречали по дороге. Кого повстречали... -- Хантер помрачнел и стал рядом. -- В одном из рассказов, они упомянули мужчину -- раненого охотника, обвешанного стволами, которого подобрали по дороге из Оклахомы. Они выходили его, сделали переливание, выкормили -- все были восхищены таким благородством, да, но меня поразило другое: они уверяли, что пока этот самый стрелок лежал в подобии комы с ранением, он поседел. Полностью за несколько дней. Я такое видел всего один раз, и лучше тебе не знать об обстоятельствах. Впрочем, как ты понял, дело не в этом, -- Ван немного усмехнулся. -- А в том, что спустя несколько дней после отхода этих туристов в сторону озера Мюррей ко мне является какой-то седой и хромой мужик, выглядящий, при этом, лет на пятьдесят пять и заявляющий, что ищет этих самых людей.

-- Я...

-- Но даже не в этом самое странное совпадение -- дело в том, что мои сыновья, мои любимые мальчики, проведя три недели в кишащем ордой городе, возвращаются и заявляют, что убийцей их близкого друга был чернявый наёмник в плаще, которого наверняка недавно ранили. Смекаешь, к чему я?

-- Только идиот бы не смекнул. Аллегория и параллели -- явно не твоё.

-- Заткнись. Это мои мальчики не знают всей картины, пускай и подозревают, а я знаю. И ты знаешь. Но не знаешь того, как противно мне смотреть на тебя.

-- Если так противно -- почему выгораживал меня перед ними?

-- Потому что они бы убили тебя в ту же секунду, укажи я на тебя пальцем. Они бы...

-- Выпотрошили, как утку?

-- Именно. А я... Мне любопытно -- хочу знать, почему ты его убил.

-- "Любопытство -- это то же тщеславие".

-- Что?

-- Блез Паскаль. "Любопытство -- это то же тщеславие", -- к чему тебе знать мои причины, если человек уже мёртв, а ты заранее ненавидишь меня за то, что я сделал?

-- Это верно, да, только вот подумай: сколько любопытства пришлось пережить Паскалю, чтобы понять, что оно порождает тщеславие? -- наёмник ухмыльнулся в ответ. -- Да и, в каком-то смысле, это практический вопрос. Ну так что?

-- Я убил его, потому что он выстрелил в Девочку, что стала "частью его семьи".

-- Немыслимо! -- воспротивился собеседник.

-- Я стоял с ней на одной крыше, говорил, а потом... Потом из-за моей спины раздался выстрел.

-- Он мог не увидеть девочку! Он мог подумать!..

-- Ты серьёзно считаешь, что можно не заметить кого-то с расстояния двадцати метров?

-- Да. Взгляни на себя и подумай: что видно за двухметровой шпалой, носящей, вдобавок, полноразмерный плащ, а? И почему ты выстрелил?!

-- Глупый вопрос -- чтобы он не выстрелил ещё раз в ответ, -- в какой-то момент Уильямом овладело полное хладнокровие. -- Так же, как и поступил бы любой.

Повисла тишина -- лишь лес шумел верхушками деревьев, когда порывы ветра раскачивали их слишком сильно. Индейка, тем временем, окончательно перестала дёргаться. Падающие листья немного припорошили её тело, и только знающий мог бы её найти. Ещё пара часов, и она окончательно станет частью того пейзажа, краски которого не увидит больше никогда.

-- Скажи, -- вновь начал Ван, поправив очки, -- тебя не смутило, что при возможности прострелить тебе череп, Саймон выстрелил в ногу?

-- Вообще-то -- очень даже смутило. Даже поразило, сказал бы я. Но в тот момент не было времени на раздумья -- девочка истекала кровью, да и я...

-- Ты такой идиот. Так эгоистичен и подвластен инстинктам... Тебе не кажется, что он -- тот человек, чья жизнь оборвалась благодаря тебе, вовсе не хотел тебя убивать? Что Девочка, не повстречай ты её, не вмешайся, осталась бы не только цела и невредима -- она получила бы новую семью.

-- Не взывай к моей совести грязными путями. Вы же убили её прошлую семью, а цель этой Девочки и твоего Саймона была в моём убийстве изначально.

-- Так ты знаешь?

-- Да. Ваш рай построен на аду -- вы живёте и не печалитесь, зная, что кто-то умер из-за вас, хотя мог жить; вы становитесь настоящими животными ради доказательства мнимой верности, -- Хан оскалился, -- а ты ещё пытаешься взывать к моей совести?

-- Ты понимаешь, что человек, убитый тобой, был отцом? Его жена и дочь лишились кормильца, и, что хуже...

-- К чему всё это?

-- И, что хуже, ты отнял этого человека не только у них, -- Ван словно не замечал вопроса. -- У Бена, у Адама -- у каждого из нас. Даже та девчонка. Скажи, что ты с ней сделал в итоге? Убил? Отдал военным? О, да. Скажи, что смогли дать ей военные, прибежавшие к нам за едой и бинтами?

-- Я спросил: к чему это? -- терпение покидало с каждой секундой.

-- У него было всё, а ты всё отнял. У неё могло всё быть, а ты даже не дал шанса. Что такого, скажи мне, есть у тебя, есть в тебе, что ты сразу загубил столько жизней?

-- К чему это?!

Последнее предложение Хантер прошипел сквозь зубы, схватив оппонента за воротник. Реммер уставился на него и, как показалось наёмнику, немного ужаснулся. Впрочем, это было лишь на мгновенье. Ужасно долгое, ужасное тихое...

-- К тому... -- отпущенный старик переводил дух. -- К тому, чтобы ты понял -- дал ответ сам себе на вопрос: "Чего стоит жизнь?" -- твоя стоила уже куда больше, чем моя. Но во сколько? В два раза? В четыре? В шесть? Я не убил никого, кроме того, кого должен был, а ты... Ты стоишь в море и даже не замечаешь, как оно багрится от твоих решений.

-- Закрой свой рот, -- помрачнел Уильям из Джонсборо. -- Закрой и не смей открывать на эту тему никогда. Ты пытаешься заставить меня раскается, а сам знаешь лишь об одном моём убийстве -- столько же, сколько и убил ты, если верить тебе же. Девочка жива. Солдаты отдали ей место на эвакуационном вертолёте и подарили шанс на нормальную жизнь, которую не нужно омывать или скреплять кровью. Ты же... Ты заставил своих сыновей убивать невинных людей. И воспитал их такими, что убийство для них перестало быть чем-либо особенным -- просто способом выпустить эмоции, -- Реммер хотел протестовать, но не смог. -- Мы с тобой прожили достаточно жизни, чтобы совершать ошибки, но не тебе меня судить, не тебе взывать к совести, не тебе пробуждать во мне моралиста. Ты для меня -- никто. И обо мне в отношении тебя можно сказать то же самое. Но, в конце-концов, если я тебе так противен -- ты вполне мог бы попытаться убить меня, -- на слове "попытаться" ответчик сделал особый акцент. -- В лесах ведь не действуют никакие человеческие правила, верно? -- Хан перевёл свой взгляд на убитую им индейку. -- В лесах только животные, что охотятся на слабых.

-- Раз уж не мне тебя судить, -- он всё ещё пытался выровнять дыхание и убрать багрянец со своего лица, -- то и палачем мне для тебя не быть. Я не зря попросил тебя оставить оружие -- много что творят люди, ведомые эмоциями.

-- Как ты уже понял, я знаю о твоём уговоре с сыновьями -- я придерживаться его не собираюсь. Как только я вернусь за Пацаном и своим оружием -- мы уйдём. Попытаешься остановить, и...

-- И что? -- собеседник поднял высоко голову.

-- И ещё двое сыновей в этом мире лишаться отца. Я наёмник, не забывай. И цену жизни, как ты всё ещё помнишь, я не знаю.

Назад шли молча. Тащить груз в виде индейки пришлось обоим -- один старик время от времени сменял другого на этом долгом, десятикилометровом пути. И пускай в глаза один другому больше ни разу не посмотрел, идти им всё так же приходилось рядом.

В деревне было всё также пусто -- у людей, видимо, всё ещё шла охота. Уильям быстрым шагом прошёл мимо домов, осознавая, что всё то место было таким же фальшивым, как и забор, что стоял вокруг него -- счастье только для вида, а внутри -- гниль. У дома никого не было. Как и предполагал старик, сыновья хозяина были на охоте, только мечтая о том, чтобы поскорее поймать дичь и вернуться к проблемам насущным. Когда Хантер был уже у двери, он увидел, что Ван не сильно-то торопился -- ог стоял у ворот и переводил дыхание, облокотившись на них спиною. Или, по крайней мере, старательно делал вид.

-- Мы уходим.

Схватив Мальчика за руку, Уильям забрал со спинки дивана свой револьвер и быстрым шагом пошёл прочь. У ворот он ощутил, что его спутник вырвался из хватки. Обернувшись, он увидел, что на него наведён пистолет, в котором старик без промедления узнал пистолет Джеймса -- Smith&Wesson 1911. Ван улыбался.

-- Мне... -- начал Мальчик. -- Мне предложили сделать выбор. Чтобы остаться здесь, я должен... Должен... Я должен!..

-- Убить меня, -- завершил Уильям Хантер. -- Ну да -- очевидно же.

-- Именно, что очевидно, друг мой. Удивляюсь тому, что ты не догадался об этом.

-- Слишком крепко спал.

Троица застыла в затишье. Уилл стоял со стороны леса, за его спиной виднелась холодная непроглядная и одинокая тьма из веток и листьев, разукрашенных в самые разные цвета, без дорог, без троп, без правил. Реммер стоял в воротах, за ним виднелись тёплые домишки с маленькими детьми, наблюдающими за остальным миром сквозь окна в решётку почти всю свою жизнь, потому что так решили за них. Парень стоял посередине. "Стреляй, -- думалось Уильяму. -- Стреляй".

-- Простите, мистер Ван, -- парень развернулся и навёл мушку на голову селянину. -- Я свой выбор сделал.

-- Что?.. Ка?.. Но почему? Неужели... Неужели тебе жаль убийцу?

-- Дело не только в этом. Я многое знаю о том дне, когда умер друг ваших сыновей, -- голос звучал на удивление спокойно, в глазах не отражалось ничего, -- в тот день я впервые встретил Уильяма и Джеймса. Я даже слишком многое знаю об этом дне. Знаю, что они спасли меня от пуль девочки, но и знаю, что в тот день мой брат умер от их рук...

-- И ты, зная это!..

-- ...Однако не могу их в этом винить. Он пытался защитить меня, а они -- спасти себя. Могу обижаться -- да, но не винить -- кто-то должен был умереть тогда. Также я знаю, что Уильям не только попытался не убивать ту девочку, что стреляла в него, но и спас её от смерти -- потащил на себе к башне военных, наплевав на рану и очень возможную собственную смерть. А потом вернулся и пошёл ради неё в Ад. И Джеймс сделал то же самое... Но не это главное. Главное, что я знаю: если бы мой брат не умер в тот день от их рук -- умер бы от ваших.

-- Но...

-- Без "но", мистер Ван. Он бы пошёл в тот день по той же дороге и получил бы пулю от девочки, которую тоже нельзя было бы в этом винить -- у неё не было выбора. Но можно винить вас. Вас, вашу жену, Инсмута, Номада, Енрике -- тех, кто не только согласился на этот варварский обычай, но и основал его. Можно винить Ирен, мистер Ван.

Раммер молчал, молчал и Хантер. Один из них недоумевал, другой -- восхищался.

-- На одной стороне у меня действительно жестокий убийца, что загубил не один десяток невинных людей, беспричинно разбрасываясь жизнями и думая, будто всё делает правильно, будто правосудие его никогда не коснётся -- жестокий и холодный в корне своём, пускай иногда и пытается поступать правильно. Пускай думает, что поступает правильно. Ну, а на другой... На другой у меня просто наёмник. Ворчливый старик, что был не убийцей людей, но оружием для тех, кто хотел их смерти -- сделал то, что заказчики и сами бы сделали, когда решились или отчаялись бы достаточно сильно. У вас с ним неравные веса, мистер Ван. Слишком неравные -- здесь не о чем думать. Я выбираю его, -- Парень опустил пистолет и посмотрел своему собеседнику в глаза. -- А вам... Знаете, я пришёл из места, очень подобного вашему, и скажу так: то, что вы сами называете раем, ваши дети прозовут чистилищем -- история судит всех по-своему. Прощайте, мистер Ван.

"Всякий раз, когда закрывается одна дверь -- где-то открывается другая", -- ворота славного городка Ирен были открытыми нараспашку, но для двоих путников, медленно удаляющихся в лесной чаще, они остались закрытыми навсегда. Что же стало для них открытым? Целый мир -- мир, не окружённый гнилым забором.

-- Скажи, -- спросил старик. -- Если бы в тот момент... Если бы ты не знал всего этого... Если бы не повстречал нас в тот день... Ты бы пристрелил меня? И откуда у тебя вообще пистолет Джеймса?

-- Взял у него же. Ну, когда он уже...

-- А почему не сказал мне?

-- Боялся, что ты его отберёшь. Я ведь не такой, как ты... Я слабее -- мне нужно время, чтобы смириться, -- глаза Парня были всё также серы, как и всегда. -- И с Джеймсом, и с Братом, и... А эта вещь... Она... Спокойнее мне с ней. Теплее. Мне можно оставить её себе?

-- Только на время, -- он понимал, что просто не имел права отказать. -- По крайней мере, ты же всё равно...

-- Не знаю, как этим пользоваться? Это да, -- обоих странников потянуло на улыбку. -- Но, знаешь что, -- парнишка остановился и посмотрел собеседнику в глаза, -- не неси глупостей, Уильям, и не задавай глупых вопросов: если бы тогда, в тот день и время я не повстречал вас -- я бы не смог тебя пристрелить, а просто умер в чужом городе от голода, одиночества и мертвецов. Ничего этого просто не было бы. Ага?

-- Ага.

-- Теперь пойдём? Куда нам?

-- Мюррей. Озеро, парк и посёлок Мюррей.

========== Глава 12. Почти ==========

-- Ты уверен, что знаешь, куда нам идти?

-- Уверен, Пацан. Трудно спутать дорогу, когда мы идём по шоссе.

Уильям и Мальчик передвигались по старому, поросшему жёлто-коричневой травой и обсыпанному опавшими листьями шоссе номер тридцать пять. Полоса деревьев, наверняка находившаяся раньше на расстоянии полусотни метров от дороги, подобралась к асфальту вплотную, поднимая некоторые его части своими корнями, поглощая редкие дорожные знаки, оставшиеся от "былой цивилизации", в осеннюю тьму из непроглядной палитры цветов.

-- А разве на шоссе мы не можем встретить?..

-- Ещё как можем, -- старик, идущий впереди, убрал волосы со лба. -- Но либо так, либо будем блуждать очень долго.

-- А ты точ?..

-- Точно. Хватит. Раз уж мы лишились карт -- будем ходить по очевидно правильным маршрутам. Я знаю, что Мюррей находится немного восточнее Ардмора, но это -- всё. Держимся этого 35-го шоссе и точно выйдем, куда нужно. Или у тебя есть желание ещё пару дней пробродить в лесах, чтобы потом, если не набредём на очередной Ирен, случайно выйти на границу Техаса и получить пулю?

-- Мюррей так близко к Техасу?

-- Да. Это меня и пугает...

***

-- На кой-чёрт нам в Техас, Ви?

В ответ раздалась тишина. Двое невзрачных высоких силуэтов шли по присыпанной сухой землёй дороге, по обе стороны от которой росли маленькие, чуть больше полутора метров, деревья и кусты. Яркое октябрьское солнце две тысячи пятьдесят четвёртого было в самом зените и, к сожалению, всё ещё пекло голову, пускай общая прохлада немного покрывала тот эффект. Уильям шёл за своим проводником, таща небольшой рюкзачок вещей -- в нём была только еда и пара фонариков. Сам мужчина шёл налегке.

-- Ладно-ладно, молчи. Но какого мы товары оставили? Оружие? Карты?

-- Они нам не понадобятся -- мы не торговать туда идём и не стреляться. Дорогу я помню наизусть.

-- Это то самое место, в которое ты отправлялся два года к ряду, оставляя меня в том полуразваленном селе?

-- Оно самое.

-- "Оно самое", -- хоть бы рассказал, что мне там нужно делать -- всю жизнь представлял, чем буду заниматься на сходке наёмников.

-- Уменьшать свои шансы получить от них пулю. Всякий, кто приходит туда, получает своего рода иммунитет. Если, конечно, тебя запомнят и не будут на тебя охотиться.

-- Бред. Каков вообще шанс на то, что именно присутствующие будут на нас охотится? Или какой, что вспомнят, если завидят издалека?

-- Шансы и на то, и на другое равные -- очень маленькие. Давай уже без вопросов.

-- Знаешь, -- парень немного переменился в лице и тоне, -- неудивительно, что мне любопытно -- мы ходим с тобой по миру два года, но только речь заходит о Техасе или Луизиане, как ты резко включаешь молчуна и смотришь в пол, думая, что это нормально. То есть, я понимаю -- есть вещи, о которых не говорят, но теперь-то мы вдвоём идём в сторону юга, не думая останавливаться, а ты всё так же пялишься в пол, как и год назад.

-- Мы идём к Чёрному Золоту, -- он притормозил и поправил косу. -- Именно они додумались организовывать эти сходки, чтобы знать, кто ещё способен на грязную профессиональную работу.

-- У Золота же куча своих оловянных солдатиков, нет?

-- Полно. Но они, как ты и сказал, оловянные -- это жители штата, вполне осевшие люди, ставшие солдатами ради безопасности своих родственников и семей, а не ради крови, так что у них другие задачи -- они патрулируют довольно большие территории вокруг складов, зачищают города и посёлки Техаса -- делают всё, но только в границах штата.

-- Зачищают от живых или от мёртвых?

-- Зависит.

-- Пф... Как всегда -- ублюдки.

-- Ублюдки -- ублюдками, но от них есть две пользы. Первая: они снабжают весь мир топливом. Да, не за бесплатно, но...

-- Но не будь их в этих складах, и мир сам бы смог снабжать себя.

-- И вторая, -- проводник не обратил внимание на замечание, -- они следят за Стеной. От Эль Пасо и до Браунсвилла. Чинят, латают, смотрят, охраняют -- делают всё...

-- Чтобы им самим не настала жопа в том случае, если эта Стена падёт, -- бестактно перебил Вейлона Уилл. -- Я знаю. Но это не отменяет моего вопроса, от которого ты увиливаешь уже второй час: что тебе там делать?

-- Мне?.. Я там почётный гость -- по старой, так сказать, памяти... А тебе, кстати, не мешало бы побриться, -- тот только самодовольно фыркнул в ответ. -- Говорят, они хотят расшириться -- подмять под себя Луизиану и Техас окончательно, превратив всё в тщательно контролируемую территорию. Абсолютная власть как в старые... ещё более старые, чем "раньше" времена.

-- В обмен на?..

-- На безопасность, разумеется. Наверняка они думают, что люди добровольно пойдут за ними или не восстанут, если их погонят силой... Думается мне, не получится у этих фанатиков ничего. Ни через год, ни через десять. Одно дело -- следить за Стеной, чем зарабатывать себе уважение, а другое...

-- Буду рад видеть твоё лицо, когда всё окажется наоборот.

-- Опять ты споришь... Вот тебе моё слово: если они заполучат себе два штата -- я отдам тебе свой револьвер.

***

Вечерело. Уильям и парень остановились на ночлег в селении Старого мира со странно оптимистичным названием Джой\Joy. От когда-то деревянных домов не осталось практически ничего -- какой-то странный грибок выедал тамошние деревья, словно кремовую начинку. Единственным более-менее целым местом оказался одинокий пустой гараж, сделанный из тонких листьев железа и балок -- такой летом превращался в сплошное пекло.

-- Располагайся сразу. Когда закрою дверь -- не будет ничего видно.

-- Может, пойдём и найдём какой-нибудь еды?

-- Ага, конечно. Поедим сырого мяса или попробуем обыскать посёлок, заброшенный полсотни лет назад. Знаешь, только в каких-нибудь очень глупых второсортных фильмах герой, попадая в безвыходное положение, садится в углу, тихо матерится про себя, бьется об этот угол затылком, и ему тут же падает с верхней полки спасительная коробка роялей в кустах.

-- Коробка... чего?

-- Это термин... выражение, которое пришло с востока Европы. В литературе оно означает: необоснованный поворот событий, сюжетных ход или разрешение проблемы. Чаще всего -- положительный. Всё равно, что какому-то одинокому фермеру попадается в руки камень Майя, и окажется, что он знает их диалект и письменность, потому что его дед очень сильно этим увлекался, -- Мальчик всё ещё смотрел недоумевающим взглядом. -- Что, ещё больше запутал? Эх... Это... ситуация, когда спасение, обстоятельство или что-либо ещё появляется из ниоткуда. Это всё равно, что ты, который появился в Аду, -- собеседник немного осёкся, подыскивая себе место для ночлега поудобнее. -- Кстати, не скажешь, что ты там делал?

Уильям рывком задвинул железную дверь и обтянул вокруг ручки и балки рядом цепь, что валялась в углу. Помещение накрыла почти полная темнота -- свет проникал только через небольшие окошки, поросшие пылью и мхом.

-- Джеймс отправил меня. Сказал, что могу последовать за вами, если захочу.

-- Врёшь, -- тут же оскалился Хантер.

-- Почему это?! -- тот выглядел то ли испуганно, то ли удивлено.

-- Потому что Джей слишком берёг твою шкуру, чтобы позволить тебе пойти за нами в Ад. Врёшь?

-- Я!.. Немного.

-- То-то же. Я знаю этого человека дольше, чем ты. Не стоит пытаться вот так вот блефовать -- только моё отношение к тебе ухудшишь.

-- Но он действительно сказал мне! Только вот... Он просто попрощался. Заранее. "Если мы не вернёмся до заката солнца, то дальше ты будешь сам по себе. Беги отсюда и найди жизнь, за которую потом не будет жаль".

-- Правду сказал. А зачем в Ад попёрся?

-- Что мне ещё было делать? Оставаться у военных? Даже если бы не нашёл вас живыми -- у меня было бы оружие, припасы, которые я...

-- Которые ты вместил бы в один маленький рюкзачок?

-- Не столь важно.

-- Тоже правда. Но знаешь, остаться у военных -- это неплохой вариант.

-- Это не мой вариант, -- вспылил вдруг Мальчик. -- Ни Эволюция, ни Единство, ни Чёрное Золото, ни!..

-- Ты смотри, какой, -- рассмеялся в ответ пилигрим. -- Пришёл, не пойми, откуда; не знает, считай, ничего; образования вообще нет; но знает об Эволюции, о Единстве, о Золоте.

-- Просто... Только дурак о них не знает.

-- Ну, не скажи, не скажи... Впрочем, отрицать то, что люди, за которыми мы идём -- те ещё идиоты, не смею.

-- Почему?

-- Болтают много.

Закатное солнце медленно опустилось за горизонт. Небо ещё более медленно синело и темнело, уступая основную роль источника освещения звёздам. Уильям сидел на прогнившем от сырости диване и, пялясь в потолок, дремал, пока парень смотрел в окно, вырисовывая на нём рисунки пылью. Мимо медленно прошла какая-то одинокая группа заражённых, всё ещё ковыляя в сторону юга.

-- Они каждый год так? Мёртвые? Идут, непонятно куда, торопятся?

-- Угу, -- сонно ответил охотник, -- каждый год. Торопятся за Стену, чтобы здесь не умереть от холода.

-- А что за стеной?

-- Мексика.

-- А что в Мексике?

-- Мексиканцы, -- он немного улыбнулся, смотря на странный узор в шифере, который создавала ржавчина. -- Там тепло, Пацан. Теплее, чем здесь. И зимой, и летом. Вирус прогрессирует у экватора сильнее, чем где бы то ни было -- ему ничто не мешает там развиваться.

-- А ты был за стеной?

-- Был.

-- И как? Что там? Есть люди?

-- Есть, -- наёмник достал револьвер и взглянул на гравировку на нём. -- Маленькие, одинокие, запуганные и загнанные в угол самой судьбой, но есть. Там что-то, очень близкое с настоящим адом, парень. Если здесь человек может удовлетворить свои самые банальные потребности: в безопасности, в здоровом сне и питании, в социуме -- может задумываться о том, чтобы восполнять потребности морали и культуры, то там... Там нет даже самого банального. Каждый день -- как последний. Отличное место для панков, если бы таковые ещё остались.

-- Ты там был до того, как стал пилигримом? Или уже наёмником? Кем ты вообще был до всего этого?

-- Человеком. Впрочем, я могу тебе рассказать, как попал туда, но взамен, ты ответишь на один любой мой вопрос и ответишь честно, -- Уильям отлично понимал, что вероятность честного ответа была мала, но знал, что дети более склонны верить таким психологическим трюкам, как уговор. -- Согласен на такой обмен?

-- Звучит справедливо, но... Хотя, давай. Я согласен.

-- Вот и хорошо. Чтобы стать наёмником нормального уровня -- такого, чтобы твоими услугами интересовались Эволюция, Единство или то же Золото -- нужно много попотеть. Некоторые идут к этому статусу десятилетиями, а другие -- всю жизнь. Я столько ждать не мог. Пилигримом я был неплохим -- знал о мёртвых и живых на всём континенте довольно много, так что когда мне пришлось взяться за пушку, я сразу пошёл в Техас -- к Чёрному Золоту. Я попросил у них самое самоубийственное задание, которое у них только было для головорезов. Как думаешь, что они мне дали? -- вопрос был риторическим, так что ответа он не дожидался. -- Они предложили мне пойти за Стену и выкосить там всю верхушку одного картеля, который, якобы, хотел создать брешь в этой самой Стене. "Святая Смерть", -- поэтичное название, не правда ли?

-- И что ты сделал?

-- Ничего. Я ждал и наблюдал за ними. Месяцами. Наверное, сезон я там точно провёл. Да, бомбу они действительно сделали, но, поверь мне, она бы только краску поцарапала, будь на той гигантской херне краска. Однако это не меняло моего заказа. Я разузнал достаточно о их планах, их мотивах и местах встреч и решил действовать. Но один против пятидесяти стреляться? Нет -- это было не по-мне. Я просто пошёл к картелю побольше и сдался им, -- то, что глаза слушателя округлились, было видно даже в темноте, -- рассказал, что какие-то выскочки обокрали меня, всё время шепчась про бомбу, которую они применят "против самых сильных и самых опасных seЯores во всей Мексике".

-- У них был кто-то, кто понимает английский?

-- К счастью. Иначе, это бы плохо кончилось. Впрочем, нельзя назвать это удачным совпадением -- многие, живущие на границе, знали или знают язык страны-соседа -- издержки места рождения. В общем, на следующий же день эти ребята взялись за дело. Они выкосили всех меньше, чем за неделю. Не просто верхушку, а всех -- трупами можно было бы дороги укладывать.

-- А ты?

-- А я попросил у главы картеля побольше голову Святой Смерти -- якобы за то, что тот оскорбил меня, когда обворовывал. Старик согласился в обмен на небольшую услугу -- был старых понятий, если понимаешь, о чём я. После -- отпустил. Вернее, я сбежал, только получив голову на руки -- не стоило там задерживаться, так как услуга, которую я был должен, я не оказал. Золото оценило подарок, который я им принёс. Восьмидесятый год я проработал на них и следующие пол года я -- на Эволюцию, их близкого мудака-партнёра. Так что, как видишь, не всё решается силой -- всегда есть рыба покрупнее. И для того, чтобы с её помощью уничтожить нужную тебе, достаточно всего лишь быть чуть-чуть умным и очень-очень маленьким. По крайней мере, в сравнении с ней, -- Мальчик кивнул в ответ. -- А теперь, собственно, мой вопрос: тогда, когда ты пришёл за мной в Ад, я видел тебя. Размытым зрением -- да, не самым ясным сознанием -- тоже да, но я готов поклясться, что видел тебя без противогаза -- ты держал его в руке и стоял посреди редеющего облака, смотря на меня удивлённым взглядом -- как ты не заразился? -- какое-то время парень просто молчал, удивлённо таращась на своего путника, пока шумы за окном постепенно стихали.

-- Я не был там без противогаза, Уильям. Я не мог -- сам знаешь. Может, тебе привиделось или...

-- Не играй со мной, Пацан. Я знаю, что я видел.

-- Я снял его лишь на секунду -- в тот момент, когда увидел вас обоих в крови. Я начал задыхаться... Я заволновался. Переволновался. Но ты сам понимаешь, что я не мог бы туда прийти без него -- я бы просто умер.

В ответ наёмник смолчал. Он не поверил -- не хотел. Слишком долго они смотрели друг на друга, слишком часто тот Мальчик дышал, чтобы остаться целым после. У него не было рационального объяснения тому, что случилось, а все нерациональные... были уж слишком надуманны, чтобы хоть в какой-то мере оказаться правдой. Через несколько минут ночь полностью вступила в свои владения, погрузив железную коробочку в абсолютную темноту.

-- Ладно, -- сказал Хантер, перевернувшись на бок, -- ложись спать -- встаём рано утром.

Ночь он практически не спал. Мысль о том, что двое братьев идут за ним по пятам давала ему силы закрывать глаза лишь тогда, когда дремота была слишком сильной, но ни в коем случае не спать. За окном постоянно шумела листва, постоянно колыхалась трава. Шёл ли это кто-то, или же просто ветер разносил последствия наступления осени по одинокой дороге -- никто не знал, но старый охотник продержал револьвер в руке всю ночь, время от времени думая о том, кому он когда-то принадлежал, и о том, как бы поступил тот человек, окажись в похожих обстоятельствах. Впрочем, не только это его волновало -- в Парселле, небольшом городе, который он и парень прошли ещё в самом начале, был один двухполосный мост, который показался ему весьма странным -- вместо переправы, забитой людьми -- того, что он ожидал увидеть -- были только развалины. Свежие, только-только разрушенные.

Утро наступило довольно быстро. Было ли то от того, что в некоторые моменты Уильям закрывал глаза, сам не зная, на сколько -- возможно, но жаловаться, в любом случае, он не хотел -- в этот вечер всё обошлось. Однако проснуться ему пришлось из-за звука выстрела, что раздался прямо у его головы. Охотник моментально прицелился на источник звука, а источник, в свою очередь, поднял руки вверх и выбросил пистолет Джеймса на пол.

-- Какого хрена?!

-- Я просто хотел узнать, как он работает, -- тут же отговорился парень.

-- Ты ебанутый?! Ты не мог подождать момента, когда я проснусь и скажу, что нехрен тебе лезть к этой пушке, а?!

-- Так я же... Я же знал, что ты так скажешь -- вот и!..

-- Закройся. Пистолет сюда.

-- Но ты же сказал!..

-- А ты сказал, что не умеешь им пользоваться. Выстрел произвёл -- пользоваться умеешь. Пистолет.

В руки Уильяму упал Smith&Wesson 1911 -- всё такой же, каким был два года назад -- предыдущий владелец даже слишком хорошо за ним следил. Наёмник потянулся и, поднявшись с дивана, сразу хотел кинуть оружие за пояс, но увидел, что в дальнем конце гаража, привязанная какой-то полусгнившей ниткой, висела старая консервная банка на уровне его груди -- её вчера точно не было.

-- Просто хотел понять, как он работает? -- парень просто засмущался в ответ. -- Ну-ну.

Охотник резко выпрямил руку и, спустя долю секунды, выстрелил -- банка, подкинутая рывком, медленно упала на пол, волоча за собой кусок перестрелянной нитки. Удивлению юного спутника не было предела.

-- Нет ничего сложного в стрельбе на ближней дистанции по статичной цели -- навёл и нажал на курок -- никакой сложности, никакого искусства... То ли дело -- лук или снайпер...

-- Научи стрелять! -- почти завопил парень.

-- Хрена с два.

-- Почему?.

-- Потому что несмотря на то, что ты почему-то не пристрелил меня в обмен на нормальную жизнь, я всё ещё помню, как ты любишь тыкать стволом во всех, кто хоть немного несогласен с твоим мнением -- не хочу оказаться в ситуации, когда ты, переполненный эмоциями, ещё и будешь знать, как их выплеснуть. И без "но", -- остановил собеседник ответчика, уже раскрывшего рот. -- Твой кредит доверия и так близок ко дну, а ты старательно копаешь ему яму. Придём в Мюррей -- возьмём тебе что-нибудь из холодного оружия, чтоб от мёртвых смог отбиться, но на этом -- всё.

-- Погоди! А "кредит доверия" можно восстановить?.. Улучшить? И что для этого нужно?

-- Серьёзно спрашиваешь? -- Мальчик кивнул. -- Время. Время и желание доказать, что ты -- тот человек, на которого можно положиться. На всех работает.

-- И ещё... Давай идти сегодня немного медленнее -- ноги болят.

Шли они с той же скоростью, что и вчера. Вечерело. Серое небо затягивалось и постепенно темнело, рисуя темнотой узоры на тучах. До Ардмора оставалось совсем немного -- ни мигрирующие на юг орды, ни внезапные завалы на шоссе, ни даже отсутствие еды не могло остановить двух странников, потому что у одного из них была мотивация, а у другого -- отсутствие выбора.

-- Это что, дым? -- Пацан указал пальцем на широкий чёрный столб, поднимающийся немного восточнее их маршрута; судя по ширине, горели или догорали явно не леса.

-- Да, это дым. И, кажется, он идёт оттуда, куда нам нужно. Пошли быстрее.

Дым возвышался над тем самым посёлком. Над тем, что от него осталось. Уильям "Из Джонсборо" Хантер понял это почти сразу, но убедился, когда не увидел маленькой деревянной вышки, которая возвышалась на том маленьком полуострове -- с её помощью жители и представители Чёрного Золота часто выходили в эфир с теми или иными целями. Мюррей считался одним из городов-перевалов между территорией организации и свободной землёй. В тот момент, когда в шестьдесят первом Золото объявило о том, что Техас и Луизиана по самым последним существующим границам являются их территориями и каждый, живущий на них, превращается в слабую пародию на крепостного раба, многие взбунтовались. Волна недовольства и несогласия проходила по всей стране -- каждая радиостанция, каждая площадь маленьких селений, каждый чёртов бармен в баре был в курсе последних событий и гудел о них так сильно, как мог, осуждая такое решение. Но Кардиналы во главе с Отцом были настроены решительно -- их прихвостни врывались в дома каждого в штате и требовали подписать "соглашение" -- одобрение того, в каком положении оказался каждый средний житель штата. В том случае, если таковое не подписывалось -- людей выпроваживали. С вещами или без. Против тяжело вооруженных редко кто возникал, а о тех, кто всё-таки осмелился, больше не слышали. В итоге, очень много несогласных оказалось за границей -- в Мюррее и ему подобных городах, те места были последними, где организация приветствовала их, как людей. Выдворяли их оттуда уже, как животных.

Уильяму тот перевалочный пункт больше запомнился из-за того, что он, будучи ещё мальчишкой, два года оставался там на месяц-другой, пока его спутник и спаситель Вейлон Тедарк уходил в Техас -- за тем, что ему одному было известно. И ещё мальчишкой охотник и понял, что такие места были слабо приспособлены для жизни в современных реалиях -- там не было стен, не было колодцев с водой, не было никакой инфраструктуры, полей для посева или полезных ископаемых в земле -- просто куча домишек, содержимое которых жило день ото дня, пытаясь просто не умереть. Существовали они, обычно, до первой серьёзной эпидемии. "Мюррей горит наверняка по той же причине", -- пронеслось у Хантера в голове. Ближе к посёлку, в двух сотнях метров, полностью заросших высокой травой, путники наткнулись на доказательство той теории -- труп с простреленным лёгким. Парнишка, которому было около двадцати пяти лет, валялся на животе, раскинув руки в стороны, а голова его была направлена в сторону лесов. "Убит пару дней назад, -- заключил старик. -- Бледная кожа, пустой взгляд, тёмные пятна по всему телу, в ушах уже видны следы личинок. Да, от двадцати четырёх часов", -- он достал револьвер и медленно пошёл вперёд. Всё ещё тлеющие дома давили одним своим видом. Уилл думал о том, что, вполне возможно, где-то там, в тех горелых стенах, лежали люди; о том, что, скорее всего, многие из них даже не получили своей пули, чтобы не мучиться настолько долго, насколько им пришлось; и о том, что кто-то да стоял среди этого пепелища, наблюдая за тем, чтобы никто не сбежал, кто-то ждал, пока утихнут крики.

-- Уильям, -- шёпотом окликнул его парень. -- Смотри -- вон там.

У одного из сгоревших деревянных домов виднелась одинокая женская фигура, просто сидящая под порогом. Бледная, худощавая, вся в крови, но ещё живая. Из-под капюшона вылезали длинные волосы, колыхаясь от ветра и закрывая временами фигуре обзор, но она никак не реагировала на это. Наёмник медленно подошёл к женщине, облачённой в неприметные мешковатые штаны да парку, и отдёрнул капюшон -- всё её лицо было покрыто вздутыми венами, артериями -- синими и фиолетовыми, как само вечернее небо. Капилляры в глазах лопнули, окрашивая белок в красный, сочилась кровь из десен, резались клыки. Мышцы челюсти были напряжены до предела, превращая выражение лица в оскал, от которого у нормального человека давным-давно свело бы скулы. Но, что главное, повсюду виднелись волдыри от ожогов, облезлый кожный покров, красные или коричневые участки, напоминающие кратеры. Парень попятился назад от увиденного, старик оскалился -- то был диссидент.

Фигура брякнула цепями на руках, прикреплёнными к железным балкам дома, заметив своих гостей, но это было большее, на что она была способна. Пожалуй, если бы её штаны были более светлого цвета, то гости увидели бы обильные потоки крови, идущие от позвоночника по бедрам, а если бы куртка не была столь объемной -- увидели бы и перебитые кости хребта. Её дыхание было прерывистым, быстрым, громким и резким. "Не будь она прикована -- уже напала бы", -- с этой мыслью, он навёл ей револьвер на голову.

-- Что здесь произошло?

В ответ раздалась лишь тишина. Пальцы на её руках немного подёргивались. Иногда она сжимала руки, сдирая себе кожу на ладонях ногтями, иногда -- скалила зубы, постукивая ими от напряжения мышц, но молчала.

-- Я знаю, что ты меня слышишь. Говори, пока можешь.

В ответ снова ничего не раздалось. Наёмник ткнул стволом в лоб девушки, намекая на то, что пора бы перестать выделываться. Краем глаза он увидел какую-то цепь на её шее. Рука потянулась, нащупывая какой-то медальон.

-- Убей меня.

Голос звучал хрипло, сдавленно, очень тихо -- будто бы ей стоило огромных усилий выговорить эти слова, но Хан знал, что, пускай так оно и было -- она пересиливала в себе не боль, а жажду крови. Стадия диссидента была переходом от человека, подхватившего активные клетки паразита, до полноценного заражённого. Многие утверждали, что именно на том этапе человек был опаснее всего -- находился ещё в сознании, охваченный нескончаемой яростью и неутолимым желанием убивать, пока его тело выдавало столько физического потенциала, сколько было способно выдать. На деле, россказни о "самом опасном" были преувеличением.

Хантер дёрнул за цепь и сорвал бижутерию с шеи -- в его руках оказался старый армейский жетон, имя на котором давным-давно стёрлось, а целая его часть, как и прочая информация, перекрывалась тремя кислотно-синими полосами, идущими вдоль и образующими что-то, вроде дельты реки. Он узнал его сразу -- то был такой же жетон, какой ему выдал Хэнк Роуман.

-- Откуда у тебя это?! Что ты делаешь здесь с этим?! -- она молчала, Уилл выстрелил мимо головы. -- Отвечай!

-- Убей меня.

-- Уильям, что пр?..

-- Не сейчас!

Девушка молчала в ответ. Охотник нацелился в плечо и выстрелил. Диссидент взвыл и, даже не дёрнувшись, кинулся на стрелка, оскалившись до предела. Бесполезно -- цепи держали крепко и не давали шевельнутся больше, чем на десятую метра. Уильям ударил заражённую по челюсти и, пока та была оглушена, схватил за горло, второй рукой крепко обжимая рану -- чтобы было больнее. Только в тот момент из-под светло-земляной парки начала сочится кровь. Она взвыла то ли от боли, то ли от ярости. Её никто не слышал.

-- Говори, -- взглянул пыточных дел мастер своей жертве прямо в глаза. -- Говори, иначе это всё покажется тебе лёгкой прогулкой в сравнении с тем, что я с тобой сделаю!

-- Ха-ха-ха-ха-ха! Убью! Убью! Убей! Убей, пока не поздно! Убей! -- смесь слюны и крови летела во все стороны.

Внезапно, наёмник отпустил горло, просто смотря на женщину пустым взглядом и вытирая кровь со щеки. Через несколько секунд диссидент перестал брыкаться и замер в удивлении.

-- Убить, говоришь? Тогда обмен: ответь на то, что я у тебя спрошу. Ответишь -- я пристрелю тебя. Не ответишь -- мы оставим тебя здесь. К следующему счастливому случаю, который ты ждёшь уже несколько дней. Кивни, если согласна на условия, -- по щекам женщины полились слёзы -- наполовину красные, смешанные с кровью, кивок последовал за ними.

-- Что здесь произошло?

-- М... Мы... Ошиблись. Не договорились... Хэнк... Он не...

-- Хэнк, который Роуман? -- кивок вновь послужил ответом. -- Где он? Что с ним?

-- Мёртв. Они... все мертвы. Они выкосили нас... Как скот. Все... Они...

-- Кто они?

-- Напали... Одновременно... Ночью... Долгой-долгой ночью. Мы ошиблись, а теперь... Седьмые... Десятые... Первый... Все. Мы упустили их.

-- Кто это? О ком ты говоришь?

-- Убей меня.

-- Ответь на мой вопрос.

-- Я не знаю! -- бросилась та на него, выгнув спину. -- Убей! Убей! Убе-е-е-ей!

-- Заткнись! -- Хан замахнулся на зараженную, та рефлекторно отвернулась. -- Парень и девушка, что здесь были -- приезжие, одеты не по погоде, с большими рюкзаками в ярких цветах -- где они?!

-- Забрали. У Ред... Кладбище... У Ред. Ты их не увидишь.

"Сука", -- прошептал под себя Уилл. Река Ред была последним рубежом, отделяла Техас и Оклахому ровно по своим контурам. А кладбище Браун-Спрингс -- местом встречи между двумя сторонами.

-- Убей. Убей. Я не хочу так... Я не чувствую... Убей, -- наёмник прицелился в голову и в очередной раз выругался про себя.

-- Уильям... Она же человек.

-- Она не человек, Пацан. И, что куда важнее, мы условились.

-- Спа...

Выстрел. Ещё выстрел. Контрольный. Уильям не двигался даже после того, как всё затихло -- в его голове всё звучала фраза: "Хэнк мёртв", -- наверное, это должно было быть больно, но нет -- не было. Или было, но недостаточно -- слишком много смертей в последнее время, слишком много потерь, которые не кем восполнить. Было просто пусто. Наконец, убрав оружие, он сорвал со своей шеи такой же медальон и положил оба в карман -- они пробудут с ним ещё совсем недолго.

-- Погоди... -- опешил парень. -- А у тебя откуда такой? И что за Хэнк?

-- Уже неважно. Просто... теперь мне нужно будет выпить за одного человека... За двоих, вернее -- в память о паре хороших поступков. Об одном.

-- Я... И куда мы теперь?

-- К Браун-Спрингс. Давненько я не был на этом кладбище... Даже слишком.

Когда они подходили к реке Ред, небо уже было синим. Ещё менее получаса, и ночь окончательно наступит, скрыв любые следы присутствия человека от любопытных глаз -- стоило поторопиться. Мальчик, всё изредка жалующийся на гудящие от перенапряжения ноги, отставал на несколько метров. Старик, пытаясь подавить боль в бедре, возникающей при каждом шаге, только ускорялся.

-- Налево, -- сказал он, войдя в лесную чащу. -- До кладбища осталось минут десять ходьбы -- будь наготове.

Уильям достал из-за ремня кольт и снял его с предохранителя. Спустя секунду, остановившись, он протянул оружие парню, идущему позади него:

-- Думаю, не время выделываться. Такое время вообще редко наступает. Учти: затвор взведён. Прицелишься мушкой на цель и нажмёшь на курок -- произойдёт выстрел, -- спутник потянулся за стволом, охотник немного отвёл руку. -- Без моей команды не стрелять. Или тогда, когда поймёшь, что всё слишком плохо.

-- И как я это пойму?

-- Штаны намокнут.

Чем ближе они приближались, тем сильнее небо вступало в роль противника, скрывая всё в темноте. Хантер помнил наизусть: от шоссе и до точки сбора -- ровно миля по тропе, не больше и не меньше. Но когда оставалось менее, чем одна пятая от мили, он свернул в леса.

-- Подойдём из тыла, -- объяснял он свой план попутчику, всматриваясь в наполовину опавший негустой лес. -- Смотри под ноги и не наступай на ветви -- наделаешь шуму. Иди медленно. Стой. Напяль капюшон. Не смотри удивлёнными глазами, а просто напяль. Вот. Так-то лучше. Мне бы сейчас тоже не помешал, но обойдёмся тем, что есть, -- наёмник достал из кармана маску-бандану, которой, видимо, побрезговали солдаты, и, натянув на нос, завязал на затылке. -- Теперь пошли. Ещё раз: медленно.

Между деревьями, стоящими как раз рядом с кладбищем, показалась искра света. И ещё одна. И ещё. Спустя секунду крадущиеся поняли -- там был разведён костёр. Небольшой огонёк, видимо, обложенный камнями, ярко выделялся на фоне непроглядной тьмы. Было очевидно -- сидящие там не ждали засады. Когда Уилл подобрался достаточно близко, то увидел, что у древних могил был разбит небольшой лагерь -- две палатки, одна из которых явно была больше другой, костёр, обложенный камнями с каким-то казаном на них, и, что главное, одинокая мужская фигура низкого роста, стоящая на краю всего этого спиной к лесу. "Стой здесь", -- жестом скомандовал старик парню и осторожно зашагал вперёд. Он знал, как нужно передвигаться бесшумно -- в полуприсяде, осторожно переваливая вес с носка на пятку, не разгибая коленей. Предполагаемый противник, что странно, практически не шевелился, стоя у одной из палаток -- казалось, будто он либо что-то высматривал, либо кого-то ждал. Второе, судя из количества спальных мест в этом лагере, напрашивалось куда сильнее.

-- Ну ты там долг... -- начал мужчина, оборачиваясь, но договорить не успел -- Хантер перекрыл ему рот рукой в перчатке, а второй прижал нож, предварительно вынутый из кобуры, острием промеж ключиц.

-- Слушай сюда, -- начал он шёпотом, надавив сильнее, -- одно движение, и ты труп. Хочешь жить -- сотрудничай. Я тебе даю простой вопрос, ты мне -- простой ответ. Срать я хотел, как -- кивай, либо тихо мычи. Понял?

-- Мг-у, -- с явно одобрительным тоном промычал пленный.

Уильям медленно осел на колени, таща за собой жертву -- чтобы из не было видно за палаткой.

-- Ты не вооружен? -- пленный мотнул головой в стороны.

-- Парень и девушка, которых вы забрали из Мюррея -- они ещё живы? С вами?

-- Мг-у.

-- Сколько ещё вас здесь? Кроме туристов? -- мужчина поднял руку с двумя оттопыренными пальцами. -- Вот блядь. А где?..

-- Ханс, глянь-ка, что я нашёл! -- голос раздавался из-за спины охотника, тот тут же отпустил рот пленника и достал пистолет.

-- Крикнешь -- пробью горло.

-- Ханс? Ты где там? -- темнота опустилась достаточно сильно, чтобы сливать большинство окружения в однообразный фон. -- Слушай: стою я, знач, ссу, а мимо меня проходит этот... шкет! -- "Чёрт -- Пацан".

-- И, главное, так уверенно проходит -- в упор не видит. Я его как схва... Ханс? Ты где, мудила?!

Наёмник медленно поднялся с повисшим человеком на его руке. Нож был прижат ещё плотнее, чем раньше -- даже, если в наёмника выстрелили бы, горло было бы перерезано. Вдалеке в свету отчётливо виднелась фигура Мальчика с руками в карманах и ещё кого-то, напоминающего собой медведя, выпавшего из далёкой-далёкой тайги.

-- Стоять.

-- Ох ты ж сука! -- мужчина с заросшей рыжей бородой и смуглого цвета кожей перевёл свой нож с шеи Парня на Уильяма, а тот корил себя за то, что не выстрелил в тот момент. -- Ты, блядь, кто такой?!

-- Это мой вопрос, -- отвечающий откинул голову назад, сбросив волосы со лба.

-- Ты даже не представляешь, на кого навёл оружие, -- сказал человек, в чью шею был нацелен тот самый нож. -- Лучше просто отпусти, и мы разойдёмся мирно.

-- Мне нужны парень и девушка из Мюррея.

-- Хрена -- захотел. А девственную шлюху тебе не подать?!

-- А ты сможешь? Я не торгуюсь, -- охотник сделал на шее пленника небольшой порез. -- Быстро.

-- Пошёл-ка ты нахер! Сколько тебе за них заплатили?!

-- Не дури, Андре -- он настроен серьёзно.

-- Послушай своего друга. И нехрен меня подбивать ценой -- самим, небось, дали не меньше моего. Быстрее!

-- Я сказал: пошёл ты нахер! Ты здесь их видишь?!

-- Погоди, Андре, погоди -- этот старый действительно не знает, кто мы, -- с большой осторожностью, стараясь не напрягать горло больше, чем позволяло лезвие, прошептал Ханс.

-- Так посвятите меня, о мудачье, любящее говорить загадками.

-- Мы -- хреново Чёрное Золото.

-- Ты даже не знаешь, зачем мы здесь, да, приятель?

-- Плевать я хотел. Какая бы ни была важная ваша миссия -- вы не получите тех людей.

-- Хреновы южане -- хрен договоришься с этими сраными засранцами.

-- Ага -- сказал грёбаный южанин, -- акцент рыжего был действительно очень сильным. -- Закрой рот и бросай нож -- стоило бы носить при себе пушку, когда устраивали чистки и похищения.

-- О-о-о, тебе повезло, что ударный отряд ушёл в границы, выполнив своё дело, -- Ханс попытался пальцем отодвинуть лезвие -- только порезался. -- В другом случае, ты был бы уже мёртв.

-- А я, ублюдок... -- Андре явно волновался. -- Знай, что мы встретим достаточно дебила, который угрожал бы Золоту в миле от Техаса -- сто пудов взял бы грёбаную пушку. И хрена с два, скажу я тебе, я брошу нож -- клади на пол ствол, отпусти Ханса, и разойдёмся по мирному, а не то...

-- Завали. Я нацелен тебе в голову и твоему идиоту-напарнику -- в шею. Что мне мешает выждать удачный момент?

-- А что мешает мне перерезать горло этому сучёнку?!

Краем глаза Хантер увидел, что парень смотрел на него странно открытыми глазами -- тот всё время глядел то на него, то на свои ботинки. Присмотревшись в полутьму, наёмник увидел, что один из карманов, в которых были руки его путника, был гораздо больше другого. "Пистолет, -- сразу промелькнуло у того. -- Рыжий не нашёл у него пистолет".

-- Значит, смотри, -- начал Хан, -- я сейчас медленно отвожу свой нож от горла твоего друга. Ты же делаешь то самое с моим. Синхронно, как в балете. Потом я брошу ствол.

-- С чего мне, сука, знать, что не пристрелишь обоих после этого?! Бросай пушку и не выёбывайся!

-- Ладно. Ладно... -- револьвер упал в сырую листву. -- Теперь -- ножи.

Охотник медленно начал отводить лезвие от горла Ханса, при этом придерживая его тело второй рукой. Андре, конечно, не заметил той маленькой детали и начал поступать также. Впрочем, заросший мужчина также не понял и того, что нож отводил Уильям не куда-либо, а вбок -- себе за голову.

-- Пора, -- кивнул Хан, как только лезвие оказалось достаточно высоко, чтобы замахнуться.

Выстрел. В куртке Пацана появилась одна небольшая деталь в виде круглого, немного больше, чем пенни, отверстия. Такая же появилась и на ветровке Ханса, у живота. Разница была лишь в том, что одежда мужчины начала краснеть от таких перемен, пускай это и совсем не было видно в слабом свете костра. Андре не успел ничего сообразить. Как только Хантер почувствовал лёгкий толчок от тела Ханса, он тут же отпустил его в свободное падение и взмахнул рукой. К счастью, Парень сообразил, к чему идёт дело, и упал на землю. Нож вонзился прямо промеж ключиц заросшему медведю. Он не взвыл, не закричал, не засопел (в отличии от его напарника, брошенного на землю) -- лишь схватился за лезвие и, выдохнув, упал. Уильям тоже выдохнул и, подняв револьвер с земли, пошёл к Хансу.

-- По... Послушай... Ты не!..

Выстрел. Кусок от черепа, отстреленный пулей, отлетел куда-то в сторону. Настала очередь Андре. Парень стоял над поверженным пехотинцем Золота с нацеленным на голову пистолетом и медлил. Долго медлил.

-- Лучше... Лучше ты, -- сказал он подошедшему Уиллу. -- Я не такой. Не такой, как ты.

-- Я закончил твоё дело, -- шепнул Хан, -- заканчивай моё.

-- Я... Я не могу... Не могу...

Старик рывком выхватил пистолет из дрожащих рук. Он не думал ни секунды. Выстрел.

-- Третий наверняка где-то здесь -- с теми, кто нам нужен, -- он вернул ствол Парню. -- Подождём их, затаившись. Если я правильно понял -- они вернутся совсем скоро.

И они действительно вернулись совсем скоро -- спустя меньше, чем час. И если две фигуры, идущие впереди, показались Хантеру знакомыми по понятным причинам -- он искал их и помнил, что на них была за одежда, то третья казалась ему знакомым не пойми, почему. Лишь после того, как группа вышла в свет костра, огонь в котором Мальчик по указке старательно поддерживал поленьями, лежащими рядом, охотник смог увидеть лицо третьего противника и обомлел -- позади Александры и Винни-Салливана шла Джанет -- возлюбленная и жена покойного Хэнка из Детройта.

-- Какого хрена? -- вырвалось у него изо рта.

-- Уильям?! -- Александра первая узнала фигуру в плаще.

-- Мистер Уилл? -- Винни выглядел ещё худее и бледнее, чем недели до этого. -- Что за?..

-- Стоять! -- прицелилась на него жена его друга с того самого охотничьего карабина, Парень сделал то же самое в ответ. -- Ты кто?! Твою мать... Хантер?! Какого?! Что?!

-- Вы задрали -- этой мой вопрос: какого хрена здесь происходит?! -- охотник сжал руки в кулаки и оскалился.

-- Погоди... -- глаза девушки глупо забегали, выискивая что-то на фоне. -- Где Ханс и Андре?

-- Только вот не говорите мне, что эти двое...

-- Ты убил их?!

-- Уилл, это так?

-- Да пошли вы все нахер! -- ткнул указательным пальцем в сторону собеседников Хан. -- Хрена с два я бы стал жалеть каких-то мудаков из Золота, целящихся в меня! А если и должен был -- какого хрена?! Пацан, убери пушку -- это свои!

-- Свои в своих не целят. И... Ты "Хантер"?

-- Не сейчас!

-- Только вот не говори, что у тебя не было выбора, говнюк! -- Джанет казалась слишком взволнованной -- по щекам текли слёзы.

-- Его не было!

-- Заткнись! Заткнись! -- она потрясла оружием. -- Хэнк отдал жизнь за эту возможность, а ты!.. Убери руки от кобуры -- я знаю, что ты пытаешься сделать!

-- Мне куда спокойнее, если в меня не целятся, либо я целюсь в ответ.

-- Вот я и целю в неё, Уильям.

-- Убери гребучую пушку! Оба!

-- Клянусь, Хантер, я!..

Выстрел. Ружье женщины откинуло немного вбок пистолетной пулей, попавшей в ствол. Выстрел. Крупнокалиберный снаряд пролетел прямо мимо бедра Уильяма и впился в дерево, что стояло прямо за ним. Джанет бросила оружие и, упав на колени, закрыла лицо руками -- она плакала.

-- Всё зря... Всё!..

-- Отличная работа, Пацан, -- шепнул наёмник своему попутчику и выхватил пистолет из его рук. -- Но вот эту хрень я придержу, пока что, при себе.

Александра бросилась утешать вдову. "Видимо, эти двое знают, что произошло".

-- Салли, -- обратился Хан к Винни-Салливану, медленно приближаясь и пряча оружие за поясом, -- может хоть ты мне объяснишь, что произошло.

-- Да... Да, стоит, -- глаза парня наконец сузились до нормальных объемов. -- Деликатно выражаясь, Уильям, вы только что всё просрали. Дело в том, что эти двое -- те, которых вы застрелили, были связными -- они должны были переправить меня, Александру и миссис Джанет через Ред -- в Техас, -- Ви медленно отходил от девушек, дабы не раздражать их своей беседой.

-- Что вам всем нужно в Техасе?

-- Насчёт неё, -- повёл ответчик в сторону плачущей фигуры голову, -- лучше спросить её саму. А у нас... Дело. Личное, мистер Уилл, -- парень тут же пресёк вопрос на корню.

-- Ты, блядь, издеваешься? Я прошёл через Ад, чтобы догнать вас, чтобы защитить и отплатить за спасение, а ты говоришь: "личное"?

-- Не моей инициативой было привлечение вас в наш маленький отряд. Да и, позвольте заметить... лучше своим приходом вы не сделали. Это факт, -- Хан застыл с открытым ртом, не успев ответить. -- Мы были практически у цели -- завтра утром нас должны были забрать отсюда. Но теперь, когда связные мертвы, этого не случится. Много ли вы знаете безопасных дорог в Техасе? Много ли тех, на которых не стреляют, если нет пропуска? Нам нужно в Техас, Уильям. Настолько сильно, насколько можете себе представить.

-- Блядь... Блядь. Блядь!

***

Ночь шла незаметно, практически в полной тишине. Пока все клубились вокруг палатки, Уильям сидел у костра, смотря на огонь -- его уже в который раз одолевало одно и то же чувство, а разум посещала одна и та же фраза: "Всего этого можно было бы избежать. Выруби он его, а не убей. Выруби, а не убей".

-- Спасибо, что пришёл за нами, -- сзади послышался голос Александры, она присела рядом и тоже уставилась на огонь. -- Я даже не надеялась увидеть тебя после того, как мы покинули Ирен. Кстати, как тебе в нём? Приятно, не правда ли?

-- Я... Я думал, вы в опасности. Думал, вам что-то угрожает, раз ты пыталась нанять меня телохранителем. Почему?

-- Наш путь... Оказался куда безопаснее, чем я думала, Уилл. Стаи обходили нас стороной, бродячие мародёры -- мы их и вовсе видеть не видели, а...

-- Зачем вам в Техас?

-- Ви не сказал тебе?..

-- Нет. Так что?

-- Тогда и я не могу сказать. Во-первых, ты вряд ли поймёшь, а во-вторых, вряд ли поверишь и, уж тем более, вряд ли одобришь.

-- Попробуй.

-- Нет, -- замотала она головой. -- Это... Это не просто мой выбор, Уилл. Не просто моё решение, -- он смолчал в ответ. -- У тебя было ощущение, что ты создан только ради одной миссии в жизни? Что всё, что ты делал до неё или сделаешь после -- неважно? Важен только... момент выполнения?

-- Да... -- промедлив, сказал тот. -- Один раз за всю жизнь у меня был похожий момент -- пришёл из ниоткуда, вломившись в мою судьбу, и так же ушёл в никуда. Я его упустил. Потом же... Ничего не было. Я до сих пор не особо знаю, что делаю. Жизнь ради жизни, выживание ради последующего выживания. Впрочем, меня устраивает такой расклад, ведь, как я и говорил, я знал другое лишь в один момент из долгих пятидесяти лет... Это как-то связано с Техасом?

-- Да, -- легко ответила она и не продолжила. -- Да.

Они сидели и молчали. Доски приятно трескали в огне, выпуская из себя влагу. Джанет успокоилась и, наконец, легла спать. Салливан и парень, служащие ей слушателями и успокоительным, тоже разошлись -- всем хотелось поскорее забыть тот день.

-- А, парнишку, -- начала вдруг девушка, -- его действительно так зовут? "Парень"?

-- "Пацан". И нет, это просто прозвище, которое я ему дал. Нет у него имени.

-- Я думала, это твой напарник -- Джеймс -- ты тоже шептал это имя в бреду.

-- Этот? Нет... А Джеймс -- он... Он мёртв.

-- Понимаю. Извини.

-- Не стоит -- все умирают... Все когда-нибудь умрут...

-- Мистер Уилл? -- окликнул Хана Ви, подошедший сзади. -- Вы придумали, что мы будем теперь делать?

-- Да... Да, придумал, хоть и очень не хотелось приходить к этому решению. Я не много могу предложить вам один -- не настолько я силен и полезен даже для того, чтобы ты ко мне на "вы" обращался, но знаю, кто может. Завтра, когда придут связные, я им сдамся, -- странники хотели протестовать, но были остановлены жестом руки. -- Дайте договорить. Я им сдамся, чтобы они провели меня в Техас и отвели в Гатри -- там будет решение всех ваших проблем. Вы же, пока что, подождёте здесь -- пару дней придётся переждать. "Что же в Гатри?" -- там проживает некий Генрих Гаскойн -- суровый старый испанский пьяница, любящий лошадей больше, чем любого из живущих, знающий английский также хорошо, как я -- хинди. И вы оба понятия не имеете, как сильно он хочет выбить из меня всё дерьмо... Впрочем, это всё ещё тот, кто нам нужен -- Кардинал Чёрного Золота.

Уильям смотрел вдаль -- на другой берег реки Ред и, как ему казалось, слышал удары плети и топот лошадиных копыт. Он понимал, что на следующий день ему придётся часто слышать и то, и другое...

========== Глава 13. Хозяин Дьявола ==========

Настало утро. Прохладное, сырое, но всё же утро. Маленький отряд неспешно вылезал из двух палаток, в которые он еле-еле поместился, а Салливан, несший службу остаток ночи, наоборот -- залез внутрь, дабы хоть на пару часов окунуться в мир Морфея.

С деревьев опадали последние листья -- самые сильные из всех, держащиеся до последнего, но всё равно сдавшиеся в конце -- как всегда. Уильям глубоко вдохнул свежего воздуха и медленно выпустил его из себя, наблюдая пар у своего рта -- наступил ноябрь, скоро должно было стать гораздо холоднее.

Наёмнику осень нравилась, пожалуй, за две вещи: за умиротворение, что она приносила своей лёгкой прохладой и постепенно увядающей жизнью, и за то, что в списках той же увядающей жизни числились комары, блохи да прочие любители потревожить и без того короткий сон. Но вот поводов не любить её было куда больше, а главным выступал именно холод, только усиливающийся со временем. Он сокращал промежуток в сутках, когда можно было бы передвигаться, не боясь переохлаждения, заставлял надевать более тёплые и сковывающие движения вещи, вынуждал чаще заходить в города, чтобы пополнить запасы воды или же просто погреться -- был настоящим врагом тому, кто считал себя отшельником.

На часах было восемь -- ровно час до встречи со связными с той стороны реки Ред. Уильям взял парня с собой к реке и, усадив рядом, начал расспрашивать о Хэнке -- он видел, что Пацан весь прошлый вечер был рядом с вдовой, и предположил, что тот всё знал. Он в своих догадках не промахнулся -- Джанет выложила всё, обвернув это небольшой истерикой и залив слезами.

Второго октября -- примерно через полторы-две недели после того, как Уильям "Из Джонсборо" Хантер покинул переправу у Гайона, приехал кардинал -- старый, худой, словно сам мертвец, старик на коляске с широкими губами и длинными седыми, но редкими локонами чуть короче, чем до плеч. В описании Хан тут же узнал Генриха Гаскойна.

Вначале, Хэнк общался с Кардиналом наедине. Долго, протяжно, почти весь день, не совещаясь ни с кем. Но под вечер, всё-таки, они сумели договориться -- вышли оба и созвали всех в центре моста. Рядом со стариком встал человек, который говорил за него нарочито громко -- тот, в чьей голове рождались эти фразы, мог только шептать. Встав в центре, глашатай торжественно объявил: всё и все принадлежало Золоту -- все переправы, все люди на них, автоматически получающие гражданство Нового Техаса, весь транспорт и оружие.

Уже в ту секунду Уильям, что Джанет соврала. Человек, который всю жизнь выступал за личную свободу; человек, который до сорока лет своей жизни настолько панически боялся женитьбы, что не терпел женщин в своей команде; человек, который построил собственную сеть переправ, наверняка, лишь ради того, чтобы не быть в подчинении, не мог бы просто так всё отдать. Даже если речь шла о Золоте. Тем более, если речь шла о Золоте.

В итоге, большинство переправ, как и переправу в Гайоне, взяли в осаду различные группировки, секты и фракции. Мол: "Ни один житель Оклахомы или Арканзаса даже не хотел слышать об Отце, чья тёмная фигура держала бы их в кулаке подчинения". Хэнку же и Джанет был выделен отряд связных, что должен был доставить их в Техас. Почему Кардинал, уезжая, не забрал их с собой? Лично старик видел в этом ещё одно несовпадение во лжи жены его покойного друга.

Переправу Гайона взяли в осаду Крысы -- те, кто называли себя "вольным народом", а на деле были лишь наследниками анархистов и панков, живущих одним днём и не желающих принимать мир таким, каким он стал. Такие, в основном, погибали от встреч с мёртвыми -- бесславно пропадали в волнах паники, забитые сверкающими пятками своих убегающих товарищей.

Осада была длительной и выматывающей, банда не шла ни на переговоры, ни на уступки -- не выпускали никого наружу и не запускали никого внутрь, а тех, кто пытался бежать, долго преследовали, перебрасывая затем головы пойманных через стену.

Продержались в таком настроении заточенные около трёх недель. Дальше было принято решение дождаться ночи и пробиваться с боем -- отряд вооружённых связных и два десятка людей вполне могли бы выиграть тот бой, но во время побега началась неразбериха -- темнота, которая служила другом, стала врагом -- беженцев заметили и открыли огонь из заранее подготовленных стрелковых мест-засад. Определять позиции было трудно, укрыться вне зданий или узких переулков -- ещё труднее.

Перекрестная стрельба по обеим сторонам дорог и закоулков положила почти всех в том побеге. Слёг и сам Хэнк, поймав пулю в ногу -- упал на землю, схватившись за раздробленное колено и тут же получил вторую -- в голову. Выжившие связные в большинстве своём остались прикрывать отход Джанет -- глава переправ был мёртв, так что живым нужен был хотя бы заместитель, иначе их бы и так ждала не самая приятная смерть.

Но была и очень любопытная деталь во лжи: одна группа связных, оставленных Кардиналом, должна была пойти с Хэнком и Джанет прямо в Новый Техас, а другая -- отправиться по точкам встреч, намеченных Александрой и Винни-Салливаном. На вопрос, как они с Золотом, парень не ответил. Впрочем, ему вчера тоже не ответили, так что он не утаивал.

Следующие несколько дней выжившие солдаты шли к последнему месту встречи в списке -- Мюррею. А когда рандеву состоялось и пополненный отряд ушёл из посёлка, на Мюррей напали. Совпадение ли или просто очередная ложь -- было неясно, но вся группа, если верить, вышла целой и направилась на то кладбище, чтобы ждать переправы.

Единственное условие успешного обмена между связными нарушили Хантер и Пацан -- хотя бы один связной с каждой стороны должен был быть -- они знали как кодовые слова, так и время встречи. С временем всё было ясно -- Андре проболтался одним вечером, а вот пароль... Впрочем, это было не столь важно -- Уильяма из Джонсборо всё равно доставили бы к Гаскойну, попадись он, так что он решил попасться.

Завершив разговор и попрощавшись, он подошёл ещё ближе к столь желанной для многих переправе -- ветхому деревянному мосту, шатающемуся от каждого порыва ветра, по которому мог пройти только один человек вширь -- так выглядела лестница в рай. Но ни Петра, ни ангелов видно не было.

Разумеется, недалеко от кладбища Браун-Спринггс, завершая шоссе тридцать пять, что проходило у Мюррея, был и вполне нормальный четырёхполосный мост -- куда более надёжная и большая переправа, но, увы, предназначенная только для резидентов Нового Техаса. Всякому же, кто мечтал присоединиться к Золоту, приходилось проходить там, где стоял Уильям -- по шаткому и узкому мосту, доски которого, казалось, потемнели от крови.

Девять сорок восемь. С другой стороны реки послышался гул машины -- колесницы, ниспосланной простым смертным.

Сквозь полупьяную брань можно было различить три мужских голоса, яростно спорящих друг с другом. Один из них звучал на редкость хрипло и сипло, будто бы его владелец вечно болел ангиной или простудой, второй казался совершенно обычным, немного низким, а третий же куда больше остальных походил на голос пьяницы -- гласные звучали протяжно, томно, а язык заплетался в сложных словах, будто лис в терновом кусту. Спустя минуту, голоса вышли к мосту.

Хриплым оказался высокий, такого же роста, что и сам Уилл, коротко стриженный мужчина, по чьему телосложению, скрытому бронежилетом, сразу было понятно -- ни в спорте, ни в еде он себе не отказывал. Пьяница выглядел практически подобающе -- седой, старый, как его костюм, грязный и низкий полноватый мужичок, во чьем рту недоставало минимум половины зубов, а на голове -- половины волос, растрёпанных во из-под старой ковбойской шляпы во все стороны. Впереди них стоял парень с очень женственными чертами лица и длинными чёрными волосами, собранными сзади в хвост -- узкая челюсть, короткий, но острым подбородок, большие глаза и маленькие, немного тонкие губы; лишь его телосложение -- худощавое, но явно мужское -- позволяло определить его пол. "Вот тебе и ангелы", -- усмехнулся Хантер, ступив на первую доску моста.

Разумеется, он знал, что те люди ожидали совсем другую компанию. Разумеется, они его не признали и взяли на прицел. Пьяница даже хотел пристрелить, объясняясь тем, что с нарушителями границ, не имеющих гражданства, нечего цацкаться, но тут же передумал, услышав, что держал на мушке Уильяма из Джонсборо -- человека, награда за кого живым колебалась между "огромной" и "космической". Уильям же потребовал доставить себя прямо к Генриху Гаскойну -- тому, кто и установил ту награду.

Спорить никто не стал -- было незачем. Длинноволосый приказал связать беглеца и усадить его в машину -- небольшой джип военного образца с открытым верхом, что был раритетом ещё до того, как таковым стал любой автомобиль -- бледно-песочного цвета с твёрдым широким рулём и небольшими стёклышками спереди; наёмника не покидало ощущение, что он видел такой на иллюстрациях к какой-то из войн, в которых Соединенные Штаты Америки брали участие "ради восстановления мира и привнесения демократии".

Пейзажи Техаса впечатляли и отталкивали, как обычно: длинные, широкие, почти бесконечные степи, где редко рос даже одинокий куст, или же низкие, не больше, чем полтора метра, деревья, с осыпавшимися листьями и голыми кронами, больше похожие на перевёрнутые -- словно корни торчали снаружи, а само растение разрасталось где-то там внутри, под землёй. И лишь редкие старые линии электропередач да фигуры, изредка мелькающие у дороги, говорили: "Здесь всё ещё есть жизнь. Всегда была".

По пути к заказчику троица из Золота активно обсуждала их счастливую поимку, не забывая изредка подкалывать её или задавать уточняющие вопросы. В основном, их интересовало то, почему награда за голову Уильяма из Джонсборо была назначена только на территории Техаса -- обычно, если человек становился неугоден, о награде за его голову сообщали всем наёмникам, явившимся на Сходку, или просто отсылали гонцов по всему континенту -- охват территории, где необходимо было разыскать живым или мёртвым, никак не влиял на цену. Однако Хантер молчал.

Длинноволосый -- некий Альвелион -- оказался более внимательным, нежели остальные его спутники -- он сумел вспомнить, что однажды уже был выдан заказ на поимку некого Уильяма из Джонсборо, только тогда награда была в три раза меньше -- полторы тысячи звёзд, всё ещё немало. Хриплый сразу добавил, что заказчиком был всё тот же Гаскойн, и это вновь наводило на странные мысли. Уилл отшутился тем, что старик просто хочет умереть спокойно, зная, что все его дела в этом мире сделаны. Пьяница молчал, глаза его горели.

По дороге машина остановилась -- Хриплый, как он выразился, вышел отлить -- отошёл на полметра, отвернувшись лицом к ближайшим сухим кустам. Альвелион, сидящий за рулём, косился на Хантера подозрительным взглядом, а тот, в свою очередь, прекрасно понимал, о чём думал главарь той шайки -- ему были непонятны мотивы.

Только все отвлеклись, Пьяница достал из своего внутреннего кармана бутылку какого-то бурбона и, допив остатки, разбил о голову водителя, тут же выкинув его из машины. Пока здоровяк стоял с расстёгнутой ширинкой и слабо понимал, что же ему стоило предпринять, похититель выхватил пистолет из своей кобуры и выстрелил -- Хриплый, покосившись от многочисленных выстрелов, упал в тот же самый куст.

Пропивший саму душу старик сел за руль, нажал на газ, дёрнул за ручку коробки передач, и машина тронулась. Лишь когда расстояние между бывшими коллегами стало слишком большим, чтобы можно было выстрелить и попасть, он успокоился и выровнялся во весь рост. Его единственным вопросом к Уильямо был, почему тот ничего не предпринял. Ответ был банальным: незачем -- ему было всё равно, кто его доставит.

"Однако, будь я на твоём месте, я бы застрелил второго", -- сказал Хан своему шофёру, на что тот лишь рассмеялся. "С такими деньгами, что я получу за, я вполне смогу обеспечить себе и хорошую жизнь, и безопасность". Оставшуюся дорогу проехали в полном молчании.

Кардинал жил прямо посреди заброшенного Гатри (благодаря ему же называемым Дьявольским Ранчо) -- в одном из домов, что когда-то был то ли жилым, то ли использовался в коммерческих целях -- двухэтажный, без чердака, с высокими окнами, в стиле модерна. Он выглядел совершенно заброшенным снаружи -- вряд ли кто-то бы вообще подумал, что там были люди, не говоря уже о таких, как Генрих -- лицо Чёрного Золота.

Впрочем, достаточно внимательный сразу понял бы, что что-то было не так -- на самих окнах пыли было куда меньше, чем на остальных сооружениях и, к ещё большей странности, они все были целыми. А наёмник и вовсе знал, что не стоило обманывать себя, думая, будто человек, проживающий в, как кажется снаружи, развалюхе -- был скромником или меценатом. О, нет, и его рабы знали об этом лучше всех.

Вполне можно было сказать, что весь посёлок жил благодаря одной воле кардинала -- слуги, стражи, посыльные Золота и, что главное, животные -- огромное количество крупного рогатого скота и лошадей, из коих испанец старательно выводил лучший вид, скрещивая самые разные породы на своём Дьявольском Ранчо.

Связной сразу повёл Хантера в главный дом, держа во второй поднятой руке символ ушедшей эпохи -- паспорт, что был у каждого жителя Нового Техаса. Охрана в виде пары зевающих мужиков лениво выдала шаблонную фразу: "Кардинал никого сейчас не принимает". В ответ Уильям огрызнулся, дерзко ухмыльнувшись и спросив, зачем такому идиоту, как Гаскойн, нужна охрана, если тот живёт в доме с практически панорамными окнами. Стражи юмор не оценили -- пьяница едва-едва смог остановить их от избиения охотника, отбиваться которому мешали путы, что сильно давили на руки и заставляли конечности неметь. Далее он объяснил, что перед ними стоял Уильям из Джонсборо -- тот, за кого Отец назначил большую награду, но и на то бритоголовый солдатик жёстко отрезал: "Обед у Отца", -- всё равно приходилось ждать. К всеобщему удивлению, уже через минуту дверь в дом открылась, и слуга -- какой-то парнишка в чёрной робе и фартуке -- поинтересовался о цели прибытия незнакомцев. Выслушав, тот сразу провел удивлённых стариков на второй этаж -- в Его кабинет.

Внутри дом казался куда более старым, но и куда более изящным: деревянные резные двери приветствовали на входе; лестница из чёрного дерева с пандусом вела на второй этаж, а сопровождали всё то величие куча картин на стенах с обоями тёмно-красных тонов в золотую виньетку. Цветы (наверняка, искусственные), стоящие в расписанных фарфоровых вазах, скатерти и ковры везде, кроме пола -- тот был идеально ровным и плоским, без единого порога.

На втором этаже было просторное открытое помещение с огромными окнами почти во всю стену, у коих стоял мощный и тяжёлый стол из разряда тех, что стояли когда-то в кабинетах у больших начальников -- то был кабинет Генриха, пускай Хан запомнил его и не совсем таким. Сама планировка была устроена так, что для того, чтобы пройти в любую из доступных комнат на этаже, нужно было пройти через кабинет -- чтобы ни одно движение не ускользнуло от хозяина дома. Впрочем, наёмник также знал, что то было не единственное рабочее место -- у владельца дома также была рабочая комнатка для особых дел, требующих уединения. Светловолосый юнец вежливо попросил подождать и тут же исчез в одной из трёх дверей слева. В кабинете повисла тишина. И пока пьяница рассматривал старинные железные подсвечники, висящие на стенах, Уилл продумывал как речь, так план "Б" -- на случай, если его даже не захотят слушать.

Немногие знали, но Генриха Гаскойна одно время называли никак иначе, как "Отец" -- та самая тайная фигура, что, если верить слухам, и руководила всем Золотом. В реальности у настоящего Отца и ложного было мало общего -- почти никто, даже некоторые Кардиналы, не видели и не знали, как выглядел их лидер, но в одно время все факты указывали на Генриха, и очень долго никто это не оспаривал, никто не смел. Даже сам Генрих -- ему было выгодно, чтобы его боялись и знали -- это помогало ему в свершениях и карьере. Однако всё резко оборвалось -- в тот момент, когда незадачливая череда совпадений усадила его в инвалидную коляску, а фигуру Отца спустя сезон, по тем же слухам, видели на двух ногах -- бесславие было столь же сильным, сколь и признание.

И вот, в помещение въехал он -- хорошо расчёсанный, но седой; худой и иссохший, но с живыми карими глазами; без возможности ходить, но с возможностью добраться туда, куда был закрыт путь большинству -- Генрих "Отец" Гаскойн. На нём был лёгкий чёрно-серый пиджак и брюки, которые он, как и несколько лет назад, держал в идеальной чистоте. У тощей шеи, на белой рубахе бабочкой был повязан шёлковый белоснежный шарф с золотистыми краями, а два пальца на правой руке -- указательный и средний -- были усеяны кольцами. Старик медленно проехал на своей стальной, по-медицински чистой коляске прямо к столу, словно не замечая гостей. Из-под широких и густых седых усов, дугой расходящихся в стороны, даже не было слышно дыхания -- словно мальчишка вёз мертвеца, разодетого к своим похоронам. Неспешно и молчаливо тот мертвец придвинулся к столу и, скрестив руки у головы, задумчиво смотрел на путников. Пьяница явно нервничал.

-- Mercenario... -- шёпот рёвом разнёсся по кабинету, заставляя подниматься мурашки на коже. -- Явился, значит. Сам пришёл?

-- Я... Ваше... Господин Кардинал...

-- Да, -- ответил Хан из-за спины своего похитителя.

-- Дважды оскорбив меня... Как посмел ты появиться на моём пороге? -- слова приходилось читать по-губам, но мимика и сжатые кулаки позволяли осознавать то, как бы звучал этот голос, если бы он мог кричать.

-- Мне нужна твоя помощь, Генрих.

Тело старика, покрытое морщинами, искривилось ещё сильнее -- по телу начали взбухать жилы, появляться синие артерии и вены везде, где было можно. Генрих оскалил зубы и, насупив брови, поставил руки на ручки кресла. Не знай Хантер того, что Кардинал абсолютно не чувствовал своих ног -- подумал бы, что тот собирался встать. Впрочем, судя по взгляду, пьяница так и подумал. Раздался громкий хруст -- видимо, Гаскойн давно так не напрягался. Упав в кресло и обмякнув, рн начал задыхаться в порывах кашля.

-- Кх... Кх-кх... Loco pendejo... Кх-кх-кх.

-- Я... Извините, Ваше... Господин Кариднал, я хотел бы получить свои...

-- Puto avaro! Забери свои деньги и убирайся отсюда. Hijo de puta... Corrupto.

-- Стой, Генрих, -- вдруг сказал Уильям. -- Задержи его.

-- Ещё и просить смеешь?

-- Чтобы вся награда досталась ему одному, он убил одного своего напарника и оглушил другого, сбежав со мной, -- глаза Пьяницы немного округлились. -- Это у тебя обострённые чувства справедливости и чести, несмотря на профессию, так что я решил тебе сообщить -- негоже иметь у себя на службе подонков. И, кстати, я бы избавился от пут -- руки болят.

Отец молчал. Долго молчал. В нависшей тишине единственным показателем времени был нервничающий мальчик, стоящий подле Кардинала, и часы у охотника на руке -- больше ничего не двигалось. Потом Генрих отвёл взгляд вбок -- на правые комнаты, медленно развернул свою коляску к ним, потом -- к окну. Парнишка, подбежавший к своему хозяину, выслушал просьбу, нашёптанную ему на ухо, и тут же скрылся где-то на лестнице, спускаясь вниз.

-- Но... Но... Господин Отец... Хозяин... Я же ничего не сделал! -- молчание было ответом. -- Вы не можете! Это... Где в этом честь?! Вы не боитесь, что с вами будет, если... если общество узнает об этом? Если настоящий Отец узнает?! -- похититель очень старательно подбирал аргументы.

-- "Узнает об этом"? Vino a mi casa, pides mi dinero... Noy todavМa me amenazarАs? -- тембр походил то ли на змею, то ли ожившую мумию.

-- Я не... Пощадите! Я не это имел ввиду!

-- Сallate, mierda, -- по ручке кресла прошёл слабый, больше похожий на хлопок, удар.

В комнату ворвались те самые мужики, что сторожили дом, они были немного удивлены последующим приказом, но всё же связали пьяницу теми же верёвками, что сняли с Уилла.

-- Ну что, справедливый mercenario... Что ты хочешь с ним сделать? -- оскал всё никак не слезал с гримасы кардинала.

-- Ничего, -- Хантер размял затёкшее запястье и поправил волосы. -- Оставь его на день с твоими солдатиками, будь добр. Если в течении дня за ним никто не придёт -- отпусти.

-- Perdones? Для него?

-- Скорее, шанс тому, кому нужно это правосудие. Если этот кто-то не явится -- пусть валит себе на все четыре. А если не хочешь его отпускать -- пристрели позже. Мне-то, как ни как, всё равно, -- он странно улыбнулся и посмотрел на своего похитителя.

-- Hm... SМ. Tulio, Paul, llИvalo lejos. Dar a la primera persona. Nadie tomarА hasta la noche -- disparar este bastardo como un perro, -- мужчины кивнули и, усилив хватку, потащили пьяного старика вниз.

-- Нет... Нет-нет-нет! Пошли вы все! Какого хрена?! Я привёл вам наёмника! Какая, в хрена, разница, что произошло до этого?! Идите в жопу со своими понятиями, ублюдки! Я привёл вам мудака, за которого полагалось пять тысяч! Что ещё надо?! -- почти со слезами на глазах ревел схваченный под обе руки похититель.

Отец ухмыльнулся и что-то сказал своим ребятам -- те перестали оттаскивать брыкающегося, словно бык, человека к лестнице. Старик неспешно и с большим усилием открыл один из ящиков своего шкафа, предварительно шепнув что-то юнцу, после чего последний скрылся в правой двери по центру и вернулся со старым тканевым мешком.

Кардинал наклонил руку над выдвинутым ящиком, и комнату заполнил частый металлический стук. Все знали, что наполняет собою мешок -- маленькие (примерно два на два с половиной сантиметра) четырёхгранные железные звёздочки с особым типом литья -- две грани продолговатые, покрытые странными узорами -- что-то вроде защиты от фальшивомонетничества, а на остальных двух -- тех, что более широкие, номер, серия и аббревиатура: "ЧЗ -- во имя Отца и сыновей его". В центре же этого символа самопровозглашенного государства зияло отверстие -- чтобы подобные сбережения, как когда-то в странах дальнего востока, можно было легко переносить на верёвке.

Спустя вечность Генрих подозвал мальчика и снова отдал приказ. Слуга кивнул и, взяв в руки мешок огромной тяжести, что есть сил бросил его прочь -- в сторону мужчин. Под ноги пьянице посыпались звёзды.

-- Ровно пять тысяч, pendejo. Ну... и как они тебе помогут? -- похититель стоял и то ли скалился, то ли молил -- его никто не слышал. -- Возьми же их, corrupto perro. Попробуй.

Под гнетущую тишину пьяного мужчину вывели прочь, сопротивляться он перестал. Парнишка по приказу ловко собрал монеты обратно в мешок и поставил их на стол перед Отцом. Завязалась напряжённая беседа.

Уильям объяснял, что помощь была выгодна им обоим: нужные люди и так направлялись к ним изначально -- к Золоту, а один из тех людей и вовсе был заместителем того, с кем Отец переговаривал недавно, -- "чудом выжившей в бойне" Джанет Роуман. Но Генрих даже не желал слушать. При всей своей громкости, он выжимал максимум из себя, шипя и хрипя, напоминая о том, что совершил наёмник; что он -- старик, проживший жизнь, не так глуп, чтобы довериться в третий раз одному и тому же "pendejo"; что он, скорее, повесит его на ближайшем дереве, как и обещал, а все эти "проблемы" были не его ума делами. Вполне можно было сказать, что он соглашался помочь, но делал это по-своему. Отец напоминал всеми силами о том, как несколько лет назад Хантер подлостью выманил у него информацию о Джефферсоне Смите -- бывшем главе Единства, ещё лишь начиная задумываться о своей мести. Выманил большим, почти грандиозным обманом. А что же было причиной первой охоты за головами -- той, в которой награда была в три раза меньше? Об этом знали всего два человека -- Вейлон и сам Отец, Уилл тогда лишь просто попал "под раздачу".

В итоге, после долгих и продолжительных споров, пришла пора каждому из них послушать своего собеседника. Отец спустился с наёмником на второй этаж, где, как оказывается, их обоих уже ждала приготовленная фахита -- блюдо исключительно техасско-мексиканской кухни, мясо с овощами в пшеничной лепёшке. Старик сел спиной к стёклам и лицом ко входу в широкую, непомерно большую гостиную, продолговатый стол в которой был накрыт расписанной невиданными пейзажами лесов скатертью, Хан сел лицом к окнам -- они как раз выходили на ранчо. Ели молча.

-- Скажи mercenario, -- вдруг проговорил Гаскойн, отложив нож, -- почему Смит? Кто заказал тебе этого viejo gilipollas -- как это... старого мудака?

-- Тебе ли не всё равно?

-- Reservado y egoМsta... Como siempre. А если я тебе скажу, что от этого будет зависеть, выслушаю ли я тебя? Поведёшься на поводу у выгоды, Билли?

-- Будь добр, не называй меня "Билли", -- оскалился охотник. -- И да -- поведусь. Не гордый, -- в ответ Генрих тихо и прерывисто захохотал.

-- Не гордый? No hagas reir -- твоей гордости много кто позавидовал бы.

-- Люди имеют свойство меняться.

-- Человек не меняется, если его всё устраивает. Так уж устроен мир -- никто не хочет покидать насиженное место, свою уютную ракушку... По крайней мере, пока circunstancias... обстоятельства, -- едва вспомнил старик, -- не заставляют их.

Уильям кивком согласился и продолжил трапезничать, временами посматривая в окно. На ранчо было куда более пусто, чем обычно. Даже с учётом времени года -- пустые поля, пустые загоны и практически полное отсутствие людей.

-- Как поживает Дьявол, Генрих? -- Генрих молчал. Слишком долго, чтобы не посчитать это ответом. -- Давно?

-- Полтора года назад -- все мы не вечные.

-- Я...

-- Заткнись, mercenario, -- едва прожевав, тут же ответил Гаскойн. -- Заткнись и ешь.

На самом деле название "Дьявольское Ранчо" не имело никакого отношения ни к Старому миру, ни к причудам какого-либо из его владельцев -- всё было, как всегда, гораздо сложнее: когда-то давным-давно на территории Гатри находилось "Ранчо 6666", -- самое обычное, мало чем отличающееся от других, кроме странной цифры в названии. Когда в те места приехал Гаскойн, ещё имея возможность стоять на двух ногах, он решил ничего не менять -- дух старины и былых времен сидел в мексиканце настолько прочно, что давным-давно сросся с ним. Единственное новшество, созданное им -- амбары для скота, так как прошлые давным-давно проела труха и сырость, остальное же подлежало восстановлению.

Многие знали о том, как сильно Кардинал любил животных -- гораздо больше, чем людей. Поговаривали, что он мог избить раба до полусмерти лишь за то, что тот не досыпал скоту еды, оставляя немного себе. Однако, кроме любви, Генриха также переполняло желание обладать, доминировать -- он часто загонял "строптивых" скакунов, если те ему не подчинялись, и мог удержаться практически на любом быке, доведя рогатого до обморока.

По крайней мере, так было до тех пор, пока он не повстречал Дьявола -- резвого, чёрного, неподвластного, как убеждали, никому скакуна в самом рассвете его сил. Уильям много раз видел то чудовище -- почти двухметровый рост, обхват туловища -- метр девяносто, и вес около шестисот килограмм. У мужчины сразу загорелись глаза. Попыток усмирить дух своего соперника и подчинить его было великое множество -- даже сам всадник не назвал бы их точное количество, но успешных среди них не было. Отец скакал на той лошади так часто, как мог, и возвращался, едва восстановившись.

Однако, всё изменил один заезд: осенним дождливым днём две тысячи пятидесятых годов Генрих предпринял опрометчивое решение -- соревноваться с тем демоном в грязи. Вернее, он даже не обратил на то внимания -- был поглощён духом поединка. Как он сам пересказывал, то был самый длинный в его жизни бой -- Дьявол пытался скинуть его, становясь на дыбы под неимоверным углом; брыкаясь, словно хотел достать задними копытами; пытаясь зацепить зубами кусок костюма и опрокинусь с седла -- всё было бесполезно. Но в один момент, почти под самый конец, когда оба были вымотаны слишком сильно, чтобы думать, конь подскользнулся в грязи -- его тело накренилось прямо у забора и начало падать.

Дьявол сломал себе ногу в тот день, а Гаскойну переломало спину о деревянные ворота, что служили въездом в загон и на которых, как поговаривают, с того дня недоставало одной шестёрки -- обвалилась от удара. В последствии копыто Дьяволу пришлось ампутировать, заменив самодельным протезом, а самому Отцу -- пересесть на коляску. После он отказался убивать животное даже из чувств мести. О, нет -- оно стало ему близким, наверное, даже самым близким другом и символом -- что за всё, как он сам и говорил, приходиться платить, что бой иногда нужно останавливать, потому что в нём не будет победителей. Дьявол прожил достаточно долгую, для лошади, жизнь -- сорок два года. Отсюда и название: "Дьявольское ранчо" -- "Ранчо 666".

-- Так что там со Смитом, Уильям? -- Отец довершил свою порцию и тут же вернулся к старой теме. -- Объяснись, если желаешь помощи.

-- Ты действительно так просто отпустишь всё то, на что только что был так зол, если услышишь то, что я тебе скажу? При всём уважении, Генрих, ты -- злопамятная с...

-- Сallate, -- отрезал его старик. -- Не рой себе могилу. Да, я не забываю обиды, mercenario. Не забуду и то, что ты поступил как последняя puta, воспользовавшись моим доверием к твоим словам. Рад ли я тебе? Возможно. Захочу ли я видеть тебя ещё раз? Нет. Не надейся также, что я тебе поверю на слово -- прежде, чем отправляться куда-либо, ты с моими людьми проследуешь ко мне, чтобы я убедился в честности твоих слов.

-- И каким, скажи?.. А... Джанет?

-- Джанет. Я знаю, как выглядит эта женщина. Впрочем, продолжим: сделка, как ты и сказал, будет выгодна нам обоим -- не один ты идёшь сейчас на поводу у выгоды, -- старик пялился пустым взглядом в окно, наблюдая за тем, как пыль разносит ветром в серых небесах. -- Так что si -- я временно закрою глаза на твои поступки. Но награду за твою голову не сниму. И как только ты выполнишь свою часть -- выгоню тебя в шею... И не говори, что ты ожидал другого.

-- Я и не ожидал -- удивлён, что до сих пор цел.

-- Maravillosa. Тогда пусть каждый выполнит то, что должен для благоприятного исхода, и закончим на этом. Si? -- Уилл кивнул. -- В таком случае, хватить ходить вокруг да около -- говори.

И Уильям из Джонсборо рассказал. Рассказал о том, как чрезвычайно богатый заказчик, пожелавший остаться анонимным, дал ему задание привести в Хоуп Джефферсона Смита -- бывшего главу единства, живым и практически невредимым, а он согласился. В награду за это он потребовал ACCI (anti-cancer cell injection) -- чрезвычайно редкую и ценную инъекцию от раковых опухолей, содержащую в себе генетически модифицированные тельца -- прорыв медицины и биоинженерии две тысячи тридцатых, когда супербактерии медленно начали заменять обычные болезни. Заказчика устроил такой обмен -- тот почти не торговался. В итоге, его подставили -- в Хоуп никто не явился и не являлся на протяжении многих дней. Ничего, кроме как пристрелить заложника, не оставалось. Отец, выпив чаю, осторожно поинтересовался, давно ли у Уильяма рак и тут же помрачнел, узнав про четыре года. Хантер держался более-менее холодно -- он легко и понятно объяснял, что ACCI или же операцию по внедрению этих самых телец хирургическим путём может провести только Эволюция и их дружки -- те, к кому он не подойдёт даже перед страхом смерти; что раньше он принимал комплекс таблеток, так или иначе затормаживающий процесс роста опухоли, но в последнее время с этим были проблемы.

-- Не скрою, у меня были ещё и некоторые личные мотивы к Смиту. Но в тот момент... Нет, даже неделями после -- когда я просто сидел в Оклахоме и ждал прибытия очередного заказчика, я ощутил это -- эту пустоту, бесцельность. Словно на мести, какой бы она ни была, держалась сама жизнь, словно бы она задавал цель...

Гаскойн слушал очень внимательно и не произносил по окончанию речи ни слова очень долго. Когда же тишина начинала становиться неловкой, он зашептал:

-- И всё же жажда жизни не оправдывает твоих поступков, mercenario. Не оправдывает и месть. Да, ты не выбирал такой судьбы, но сделал выбор куда более страшный -- решил умереть чудовищем. Ты же прошёл испытание Эволюции верно? Как себя чувствует детоубийца?

-- Ровно так, как ты себе это представляешь. Все мы умрём, Кардинал. Думаю, ты прожил достаточно, чтобы понять -- это неизбежно. С руками в крови посреди поля боя или же в чистеньком костюмчике у себя дома -- неважно. За межой, что придётся переступить, не будет продолжения, не будет исхода. И судить будет некому, кроме себя. Так почему бы не оттянуть своё путешествие в мир загробный жизнями других?

-- Хм... Может ты и прав. Но только может. Говорят, что человек есть себе самым страшным судьей, самым честным и самым предвзятым одновременно. Скажи... не жалеешь ли ты о том, что ступил на тот путь, что привёл тебя сюда?

-- Нет, -- он опустил глаза лишь на секунду, чтобы снова выровняться во весь рост. -- Корю -- да, презираю -- да, ненавижу -- да, но не жалею. Жажда к выживанию очень редко занимает место морали, но делает это очень удачно -- в моменты рокового выбора.

-- Что ж... Значит, у тебя ещё будет время, чтобы пожалеть... Людям это свойственно -- жалеть. Потому что всегда есть лучший путь. А у тебя их слишком много, чтобы не сомневаться в выбранном.

-- И давно ты стал так размышлять?

-- Нет, -- Гаскойн развернул коляску к ранчо, на котором бушевал пыльный ветер. -- Конечно, нет -- всего-то год... С тех пор, как Дьявол умер. Ты знаешь, -- он подбирал слова, пытаясь вспоминать английский, -- я ведь редко думал о том, что он чувствовал до того, как стать мне другом. И после. Вообще мало задумывался о том, что животное или человек может чувствовать из-за меня -- я никогда не замечал, не хотел понимать. А потом итог нашей маленькой войны сковал нас обоих, мы оба проиграли, но... Я всегда считал себя вторым номером -- тем, кто пострадал больше. Он ведь мог ходить с этим нелепым протезом, ты помнишь? -- Хан кивнул, Генрих не обернулся. -- Едва-едва, ковыляя и прихрамывая, но мог, а я... И вот, когда он умер, я впервые подумал -- а была ли нужна ему такая жизнь? Несколько лет, что он прожил у меня, он летал. Всё время, когда его отпускали -- наматывал круг за кругом вокруг ограждений, часто перепрыгивая и срываясь в степь, но позже возвращаясь... Я так не любил его за это. Так бесился от его свободы. Презирал на виду, но завидовал внутри так сильно, как мог... Можешь ли ты сказать, стоила ли его жизнь для него? Или мне стоило пристрелить его тогда? На том поле?

-- Я не в праве судить в таких вопросах, и ты это прекрасно знаешь.

-- Да, mercenario, знаю. Рад, что ты помнишь, кем являешься, даже в такие моменты. Только вот... С той поры я всё никак не могу перестать думать об этом -- что было бы лучше? Мне стоило вообще не притрагиваться к нему? Стоило ли вообще так жить? Как считаешь?

-- Никак -- я всё ещё не в праве считать. Но если ты спрашиваешь, как бы я поступил, то отвечу: нет смысла ворошить прошлое. Нет смысла вспоминать тех, кто мёртв -- это бой без врага. Ты стоишь себе на старом поле боя, поросшем травой, стоишь среди трупов, глаза которых давным-давно исклевали вороны, и машешь саблей. Кричишь, изливаешься, борешься... Сам с собой. Никто тебя не слышит. Никто не сможет. И так ты и будешь там -- один воин посреди пустого поля. Пока не порежешь сам себя. И ещё раз. И ещё раз. В конце-концов, то поле убьет тебя. Ты сам убьешь себя. Умрёшь ради тех, кто этого даже не заметит.

-- Verdad en el olvido? -- немного развернулся Отец. -- Интересные вещи ты иногда говоришь, Уильям.

-- Если бы ещё они работали, Кардинал.

Продолжилась беседа о тех, кого нужно было доставить в Техас. Отца очень заинтересовало описание двух якобы-иностранцев со странным акцентом, неподобающе новой одеждой и не менее интересным багажом -- Хантер не утаивал, потому что люди Кардинала всё равно бы обыскали их при встрече. Невзначай, Генрих поинтересовался, не из Мюррея ли пришёл Хантер. На положительный ответ старик лишь выдал серию неприлично острых выражений на испанском -- именно его охрана, как оказалось, составляла добрую половину из тех трупов, что были на пепелище. На остальные вопросы Гаскойн не стал отвечать, но сотрудничал куда более оживлённо, чем до этого. Охотника не покидало ощущение -- Кардинал знал об Александре и Салливане больше, чем говорил.

К соглашению пришли быстро: следующим утром наёмник и несколько людей должны были выдвинуться к кладбищу, осуществить переправу и доставить "туристов" на Дьявольское Ранчо, чтобы Отец лично убедился в честности слов Уильяма "Из Джонсборо" Хантера. Никаких дополнительных вознаграждений или подводных камней не было, так что и разногласий не возникало. Пожав руку, Кардинал выпроводил гостя на улицу.

Уилла не покидало ощущение того, что Генрих "Отец" Гаскойн попросту обманул его, и оно напоминало ему о себе подозрительным шипением за каждым углом, за которыми, только охотник оборачивался, вновь становилось тихо. Внимание скитающегося по ранчо старика не раз привлекал Пьяница, сидевший в путах -- он то спокойно болтал с охранниками, видимо, мельком зная их, то брыкался и оборачивался по сторонам, словно смерть уже шла за ним, пока его стражи просто перекидывались в потрёпанные карты. Хантера не раз посещал один простой вопрос: было ли это правильным решением? Попросить задержать этого мужчину? Обратиться к Генриху за помощью? Идти за Александрой? Взять Пацана с собой? Не остановить Джеймса от похода в Ад?.. Нет. Насчёт последнего вопросов не возникало точно.

В одном из закоулков довольно большого, как оказалось, ранчо, росло одинокое дерево -- крупноплодная яблоня. Уильям никогда не видел её в цвету, никогда не видел покрытой яблоками -- всякий раз, когда он был здесь, была либо осень, либо ранняя весна, но он очень хорошо знал то дерево -- оно всегда было там, и всегда -- одно. Несмотря на то, что зелень начала распространяться по земле с невиданной скоростью, Новый Техас оставался и остаётся более-менее неизменным -- такой же просторный, такой же огромный и свободный, такой же сухой, вернее, высушенный, каким и был половину столетия до этого. Нельзя точно сказать, что этому поспособствовало -- никто не следил, но иногда казалось, что время в том штате просто не шло.

Однако в тот раз что-то было по-другому -- между корней стоял небольшой, даже маленький памятный камень в форме пирамиды с низкой верхушкой и широкими углами. На одной из граней -- той, что повёрнута к миру, была выгравирована предсказуемая кличка: "Дьявол". "Подумать только -- даже похоронил его подобающе, -- Уильям стал над могилой и смотрел то на камень, то на серое небо. -- Тому, кого ненавидел и любил больше всего одновременно. Странные вещи с ним происходят в старости".

"Знаешь, Джеймс... Я ведь с тобой так толком и не попрощался. Когда ты умер, -- старик опустил голову, -- я просто принял это, как должное -- так, как мы с тобой делали множество раз, когда кто-то умирал или мы кого-то убивали. Скажешь, это всё равно было неизбежно -- один из нас должен был увидеть смерть другого? Да, так и есть. Только вот я никогда не думал, что я увижу твою смерть. Понимал, что это возможно, но надеялся, что всё будет по-другому. Как в нормальном мире -- сначала умирают старые, затем молодые стареют и, становясь такими же стариками, тоже умирают, оставляя что-то следующим. Впрочем, когда это у нас было что-то по-нормальному, да? -- он немного улыбнулся. -- Наверное, я никогда не пойму того, почему ты пошёл со мной. Как и сам не понимаю, почему остался с Вейлоном давным-давно. Впрочем, у меня проще -- Вейлон был сильным человеком, справедливым, а я... Нет, я вовсе не был против. В тот момент, когда я дал тебе выбор, я почему-то хотел, чтобы ты остался. А теперь лишь думаю о том, стоило ли вообще давать тебе этот выбор. Нужно было тебя отпустить. Сразу. Бесповоротно. Да, я, быть может, уже давным-давно умер бы, но если бы дожил до этого дня... Мне было бы легче. Не было бы того паскудного чувства, что... Да. Да, ты прав -- я снова занимаюсь тем, чем не стоило бы. Ворошу прошлое".

Ближе к вечеру и случилось то, чего ожидал Хантер -- откуда-то с востока, а если точнее, с северо-востока к ферме пришла одинокая фигура, покрытая пылью и грязью. Наёмник заранее попросил охрану сообщить ему, если кто-то попытается забрать Пьяницу, так что одинокий солдатик Золота, с трудом нашедший его посреди в одном из пустых и обветшалых домов Гатри, выполнил приказ и, в сопровождении того же наёмника, вернулся на место. За похитителем пришёл он -- Альвелион. Весь в грязи, покрытый кровью если не своей, то Хриплого, озлобленный и оскаленный не на весь мир, но на одного конкретного человека. Глаза, слегка наклонённые до этого вверх, смотрели прищуром на связанного в цепях -- не понимали, но и ненавидели от этого не меньше. Стоило Пьянчуге завидеть своего бывшего коллегу, как он, сидевший до этого смирно, не раздумывая ринулся бежать. Вернее, попытался -- старик поднялся, сделал пару широких шагов и тут же упал, запутавшись в собственных ногах. Последующим его попыткам к бегству помешал один из стражей.

-- Альв! -- громко прохрипел стоящий на коленях похититель. -- Не надо! Я ошибся -- я всё понимаю! Я... Я пожадничал, Альв! -- он попытался кинуться в ноги, не смог. -- Я же не для себя! Для семьи своей, Альв! Ты же знаешь, как тяжело Мире с Джеки! Ты же знаешь, что!..

-- Сколько твоей дочери, Уэльс? -- парень смотрел в землю, практически не поднимая глаз; кажется, он немного улыбался. -- Сколько ей? Джеки?

-- Я...

-- Ты же помнишь, да, Уэльс? Ты же сейчас не просто так прикрываешься семьёй, которую бросил несколько лет назад, забрав с собой все сбережения, да, Уэльс?

-- Альв...

-- Да и если бы помнил -- какая разница? Стоит ли благополучие Джеки и Миры жизни Хриплого? Стоило ли?

-- Не надо...

-- "Не надо", -- почему же ты раньше не подумал об этом?

-- Просто пристрели, Альв. Не надо, как с Биллом. Пожалуйста...

-- SeЯores, -- поднял глаза парень на охрану, говорил он с сильным английским акцентом, -- me llevo a este hombre, -- двое мужчин отошли от Уэльса на несколько шагов.

-- Прошу. Пожалуйста, Ал... А! А-а-а-а!

Парень одним резким движением вынул нож и пробил Уэльсу две щеки одновременно. Хантер, наблюдая за всем этим со стороны, машинально взялся рукой за свои шрамы -- он в высшей точности знал, что это была за боль. Медленно провернув лезвие, Альвелион смаковал страдания своего коллеги, а когда же он вытащил оружие, то бесцеремонно схватил своего пленного пальцами прямо за открытую рану и, подтащив к себе, громко прошептал:

-- Замолчи и держи свой рот закрытым всякий раз, когда можешь это. Ты не в праве просить, не в праве требовать, молить или жаловаться -- ты рискнул, ты проиграл, -- холода в голосе было столько же, сколько у Пацана, но из-за лёгкой улыбки от этого самого холода охотнику становилось жутко. -- А раз Гаскойн пнул тебя в шею -- значит, мне решать твою судьбу. Принимай, как должное.

Пленный снова закричал. На землю, рядом с ним, упали два грязных куска мяса, подозрительно напоминающие в пыли скрюченных червей. Охотник подошёл к Авльвелиону и присмотрелся -- пальцы. Парень в последний раз взмахнул ножом и путы, сдерживающие пьяницу, упали на пол.

-- А теперь -- беги, -- освобождённый смотрел на освободителя иступленным болью взглядом. -- Беги. Ты тупой, что ли? -- Альв достал пушку и выстрелил в воздух. -- Беги, говорю! Давай! -- старик начал идти в сторону юга. -- Быстрее! -- ещё выстрел, шаг ускорился. -- Быстрее! Да! Вот так! Беги, Уэльс, беги!

Фигура старика сливалась с горизонтом. До тех пор, пока его можно было разглядеть на фоне облысевших деревьев, один наёмник молчал, а второй смеялся. Впрочем, затишье продолжалось даже многим после.

-- Да уж, -- наконец заговорил парень, пряча пистолет в кобуру, -- принёс ты мне проблем.

-- Эта проблема существовала и без меня -- просто не показывалась.

-- Знаю, -- Альв, как ни странно, всё ещё немного улыбался, в его карих глазах читалась лёгкость и непринуждённость, -- но кто бы знал, что он всё-таки сорвётся? Как думаешь, справедливо ли я поступил?

-- А тебя заботит справедливость?

-- Нет, -- цокнул губами отвечающий и поправил волосы, собранные в длинный хвост. -- Просто приятно осознавать, что такая сволочь, как он, будет вынуждена провести оставшиеся годы жизни без оружия в руках.

-- Значит, это всё-таки указа...

-- Указательные пальцы, да. Умно, не считаешь?

-- Я бы пристрелил.

-- Слишком просто.

-- Достаточно надёжно.

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха... Не будем о методах, ладно? Уверяю тебя: это я ещё его пощадил.

Последующий разговор продолжился в кабинете Генриха -- Альвелион, несмотря на предупреждение Уильяма, пошёл за наградой. "В конце-концов, я один остался из тех, кто тебя привёл". Впрочем, сам Генрих был к нему куда более лоялен либо по неизвестным причинам, либо у парня просто была врождённая способность -- располагать к себе людей. В любом случае, спорить с требованием выдать награду Кардинал не стал.

Внезапно для всех наёмник заявил, что требует половину награды себе. Да, он отлично осознавал, что это был рисковый шаг, но единственный патрон в его револьвере -- последний патрон, подбивал его на риск так сильно, как никогда. Альв лишь рассмеялся с подобного заявления, рассмеялся и Отец. Смех был явно разным. Один -- беззаботным и лёгким, второй -- надменным и издевательским. Звёзды, конечно же, ушли связному. То ли усмехнувшись, то ли оскалившись, Уилл тут же поспешил покинуть комнату, пытаясь мыслить в оптимистичном ключе, но его остановили, объяснив это тем, что следующая часть разговора коснётся и его тоже.

Заговорили, разумеется, о грядущем дне. Связной, по приказу Отца, должен был отправиться вместе с Хантером. Подобному приказу не обрадовались оба, однако оба его приняли -- первому всё равно было некуда податься после того, как его группа сократилась до него одного, а у второго и вовсе отсутствовало право выбора. Дальнейшую беседу Уилл сидел за одним из стульев и безучастно пялился в окно -- Генрих говорил, в основном, со своим наёмником, называя его не иначе, как "mi chico", -- что бы это не значило. Но вот один из моментов его внимание всё же привлек:

-- Скажи, mi chico, как обстоит ситуация с мёртвыми?

-- Основная орда скоро пойдёт через Новый Техас. Отряд Билла, вернее, Джереми -- после того, как Билл... Неважно. Так вот, они уже повстречали muertos у границ. Запустили этого... как там... "дрона"? -- старик кивнул в ответ. -- Так вот, он выдал им картинку и... Там не десятки тысяч, Отец. Там больше сотни -- огромная толпа, что сметает собою всё.

-- Не преувеличиваешь ли ты? Паника -- интересная штука, -- в ответ парень лишь кинул какую-то фотографию на стол -- охотнику не хватало зрения, чтобы увидеть детали на ней. -- IncreМblemente... Realmente cien mil...

-- Наверное, это из-за климата -- по всему континенту идут холодные дожди. Говорят, от некоторых из таких даже конечности немеют. Эх, а ведь до нас прохлада только ночью доходит...

-- Si, mi chico, si -- год этот выдался на ужас холодным...

-- Волнуешься, что они проломают Стену?

-- Нет. Sin sentido. Но вот времени, что уйдёт у них на то, чтобы пересечь El Muro может хватить, чтобы некоторые системы опор обвалились. Ты же знаешь -- они всегда что-то сносят на своём пути. Пожалуй, сообщу о количестве кардиналу Робертсу. Остальное -- не моя забота, -- голос старика немного затих. -- Que con las Sombras?

-- Las Sombras estАn creciendo. -- парень внезапно заговорил на полном испанском, изредка запинаясь. -- Muchos cruzaron nuestras fronteras hacia el norte... El... El... Они движутся на север, Отец -- simplemente se congelarАn.

-- No seas ingenuo. Si saben que tendrАn que enfrentar el frМo directamente, pero correrian -- sobrevivirАn en Иl. No sabemos algo, chico. No sabemos algo...

Разумеется, Уильям из Джонсборо смолчал на то, что часть беседы от него скрыли -- негоже было простому смертному лезть в дела Золота или его подручных. Но, однако, он знал одно: "La sombra" переводилось с испанского никак иначе, как "Тень". На следующее утро мужчины выдвинулись в дорогу. Наёмник сразу предупредил, что лучше прибыть ближе к полудню -- на всякий случай. Его не послушали. Двигатель приятно ревел, из пейзажей были всё те же степи, украшенные пылью и низкими голыми деревьями.

-- Скажи мне, -- начал Хантер, сидя на пассажирском сидении всё того же джипа. -- Что такое "Тень"?

-- Я думал, ты не понимаешь испанский. И где же ты слышал столь редкое слово?

-- Так называлась одна из группировок за Стеной.

-- Ты и за Стеной был? -- охотник молчал, всё ещё ожидая ответа на свой вопрос. -- Ладно-ладно. Тень -- это, знаешь... Такая больша-а-а-ая и тёмная штука -- есть у всего живого существа...

-- Мог бы просто нахер послать и не выделываться.

-- Я прикалываюсь, -- какое-то время парень молчал. -- Тенью называют здесь новый подвид заражённых. "La Sombra", -- очень поэтично звучит для англоязычного, да? И, что главное, пишут они его -- те, кто говорят на мексиканском испанском, с большой буквы... Веришь или нет, но этот чудовище будет пострашнее всех предыдущих. Страшнее гигантов, крикунов или...

-- Я страшнее колоссов... "гигантов" вообще мало что видел -- что может быть страшнее двухметрового танка?

-- Это существо поражает не своими размерами... Оно говорит, -- немного помедлил парень. -- Своими ушами слышал. Да, это мычание не назовёшь особо осмысленными предложениями, но оно говорит, -- в мыслях наёмника повисла пустота. -- Знаешь, шепчет себе так тихо, почти не слышно, будто приманивает: "Помогите", -- и повторяет. Медленно... Протяжно, что ли... Ни за что бы не поверил, если бы сам не услышал. А ты что думаешь?.. Эй? Уильям?! Что думаешь, говорю? Веришь мне?

-- Нет.

-- Вот видишь -- и я бы, как я и сказал, не поверил бы, так что зря ты вслушивался и напрягал свой испанский... "Тень".

На часах наёмника было девять часов и одиннадцать минут после полуночи. Он и Альвелион пересекали старый расшатанный мост, оставив машину на другой -- "цивилизованной" стороне. Доски неприятно скрипели под ногами, деревья со стороны Оклахомы неприятно трещали от ветра, но солнце всё же светило -- яркое, чуть более, чем рассветное, солнце -- редкое явление в последние времена. Альв предусмотрительно шёл позади охотника и едва слышно насвистывал знакомую Хантеру мелодию -- "Лондонский мост падает". К счастью, оставленный на самого себя отряд не сдвинулся с места -- небольшая группка выживших сидела посреди всё того же кладбища, собравшись вокруг палаток. Джанет, стоящая в патруле, издали завидела знакомую фигуру и опустила ружье, выдохнув, наконец, с облегчением. Она выглядела ещё более уставшей, чем за день до этого.

Уильям из Джонсборо выставил вокруг собравшейся толпы мужчину, и тот, не успев одуматься, тут же был захлестнут волной вопросов: Джанет почти кидалась в ноги и спрашивала о том, сможет ли он их провести в Новый Техас; Винни шёпотом пытался что-то выспросить, что, впрочем, абсолютно не получалось из-за криков; а Парня же интересовало лишь то, точно ли перед ним стоял мужчина. Наёмник Отца отмахнулся от всех приветствий с той же лёгкой улыбкой и, скомандовав собирать вещи, вернулся к вольному наёмнику, заметив, что один из попутчиков явно лишний. "Он со мной", -- ответил Уилл. Приготовления не заняли много времени. В конце концов, многие из вещей из лагеря, что временно заняли путники, им либо не принадлежали вовсе, либо были не нужны -- удачное скрещивание вопросов морали и выгоды. По мосту переходили парами -- от нелепых случайностей подальше. Вместившись вшестером в одну машину (Уильям и Джанет сели в багажник открытого типа), компания тронулась в Гатри.

Охотника всё не отпускала та речь, сказанная заражённой Клеймённой в Мюррее: "Мы упустили Первых, Седьмых и Десятых", -- он понимал, что ещё немного, и тот, кто может ему дать ответ на этот вопрос, исчезнет в если не враждебной, то явно недружелюбной к нему стране, так что он спрашивал прямо:

-- В твоём рассказе... пересказанным мне Мальчиком, есть некоторые любопытные несовпадения... -- она посмотрела на него недоверчивым взглядом. -- Первые, Седьмые, Десятые -- кто эти люди, что это за позывные и почему люди Хэнка должны были найти их?

В тот момент, когда прозвучал этот вопрос, Хантер был готов поклясться, что видел на лице своей собеседницы ужас, сравнимый, разве что, с тем, что испытывает человек в Аду. Да -- лишь на короткое мгновенье, но видел. Он специально молчал дальше и не выдвигал никаких теорий о том, что это может значить -- не стоило подавать идеи тому, кто собирается тебе недоговаривать. Ужас женщины быстро перешёл в лёгкое удивление, а оттуда -- в прежнее безразличие.

-- Это неважно.

-- Это важно. Я не верю, что человек, который быстрее бы развёлся, чем продался, мог поступить так, как ты рассказала. Думаю, что всё дело в этих людях. Что в них такого, чтобы скрывать от большинства? -- Александра и Салливан невольно обернулись.

-- Ты... Не смеешь мне грубить.

-- Уже посмел. И раз ты воспользовалась моей помощью этим людям как своим счастливым билетом, я хотел бы получить ответы.

Однако разъяснять ответчица отказывалась наотрез, а о том, почему же Роуман всё-таки заключил ту сделку, даже не упоминала. "Понимаю, -- подумал охотник и, достав из кармана жетон девушки из Мюррея, выбросил его прочь, -- тогда и знать ей, откуда мне это известно, незачем".

На Дьявольском Ранчо всё ещё было относительно пусто -- большинство новой охраны так и не приехало, а рабочие, выполнив свой утренний цикл, прохлаждались в разных, известных только им, закоулках того наполовину заброшенного места. Первой к Генриху пошла Джанет. Вернее, слуга сам её повёл. Оставшись без надзора, небольшая группа разошлась -- Салливан и Пацан пошли к амбарам поглядеть на скот и прочие масштабы того места, остальные же направились к дереву, у которого покоился единственный друг Кардинала -- просто затем, что там можно было поговорить наедине.

-- Скажи, -- начала Александра, -- когда ты говорил о том, что хотел как лучше, ты не шутил? Не хотел оправдаться?

-- По-твоему, я прошёл весь штат, чтобы просто испортить вам переправу?

-- Нет. Что ты, нет. Я просто... То есть... -- девушка на секунду замолчала; разумеется, Хан понимал, что ей нужно было что-то. -- Кто такой "Дьявол"? -- вдруг спросила Александра. -- Это что-то вроде?..

-- Это лошадь. Вернее, это что-то большее, чем просто лошадь -- единственное живое существо, хоть что-то значащее для владельца этого места, его заклятый друг и враг...

-- Разве заклятому врагу ставят монумент на могилу?

-- Один хороший враг стоит десятка плохих друзей потому что даёт цель, даёт стимул, несравнимый по силе с фальшивой поддержкой. Хороший враг даёт тебе смысл... Так что там с ответом?

-- Дай мне время.

-- Не могу. Как только ты выйдешь от Генриха, то либо отправишься, куда хотела, либо побежишь из Техаса прочь, гонимая гончими Кардинала.

-- Я знаю. Поверь мне, я найду момент. Но... подожди.

Вдова вышла из дома очень нескоро -- спустя пару часов, сопровождаемая Альвелионом. Не промедлив ни секунды, она села в джип на пассажирское сиденье. "Можете попрощаться", -- сказал парень, заводя машину. Никто не сказал ни слова -- взгляда было вполне достаточно. Хан смотрел на поглощаемый горизонтом силуэт и думал только об одном: "Она первая за долгое время, кто смогла хотя бы выжить. Вот и хорошо".

Затем пришёл черёд "туристов". Парень остался с Уильямом наедине. Впрочем, разговаривать было особо не о чем -- первый только удивился тому, как старик, убивающий из-за выгоды, смог собрать вокруг себя столько интересных и разнообразных людей. Этот самый почти старик не ответил, лишь улыбнувшись -- это было загадкой даже для него. Охранники поместья, тем временем, обмолвились, что спустя час после того, как Альв отпустил Пьяницу, они пошли по его следам -- история предателя окончилась в глазах Уильяма "Из Джонсборо" Хантера так же бесславно, как и началась.

-- Скажи, а ты знаешь, кем был этот Генрих до... всего этого? -- парнишка встал параллельно охотнику, вместе с ним смотря через разваленные дома на бескрайние степи.

-- Не знаю. Никем, наверное.

-- Это как?

-- Это почти так же, как и сейчас. Каждый из себя что-то представляет в мелком масштабе -- имеет уникальные отличия, уникально исполняет работу и так далее. Но если увеличить этот масштаб -- люди начинают сливаться в действия. Кто я такой в мелком масштабе? Уильям из Джонсборо. Кто я в большем? Наёмник. Кто я в ещё большем? Просто выживший из бывших США. В планетарном? Редкий не заражённый человек. В космическом? Пыль. Понимаешь, о чём я?

-- Звучит так... будто все мы обесценены.

-- Почти. Мы -- бесценны. Цены и нет, и есть, но для каждого масштаба и человека -- индивидуальная. А насчёт твоего вопроса... Даже не могу представить, кем мог быть Генрих Гаскойн... Как и любой другой. Тот год -- две тысячи тридцать седьмой, изменил людей -- тех, кто выжил и остался в мире. Они вдруг поняли, что все их догмы: вся мораль, законы, правила и идеи -- всё пало, умерло, глотнув воздуха, как и миллиарды живых. Но остались они, и у них больше не было нужды сдерживаться, следовать или подчиняться. Очень может быть, что нынешний Кардинал был простым библиотекарем. Может быть и то, что он был разнорабочим на одной из мексиканских строек, наркодиллером, уборщиком -- всё равно. Думаю, однажды люди додумаются начать новый отсчёт дат -- с момента заражения. С Нулевого дня.

-- И... какой тогда сейчас год?

-- Сорок седьмой. Сорок седьмой год, первый месяц и... И чёрт знает, какой день.

-- Получается... Всё началось в сентябре?

-- Угу. Восемнадцатого -- День Тишины. Наверное, единственный значимый день в этом новом мире -- когда большая панихида прокатывается по всему миру, панихида по Земле. День нашей большой совместной ошибки. Потом уже редкие выжившие люди снова начнут приобретать всё то, что было утрачено... Но лишь с первого дня Нового мира имеет значение, кем ты есть. Или кем был (уже).

-- Ну, а кем был этот "Кардинал" в Новом мире до того, как стать... Кардиналом?

-- Ха-ха-ха-ха-ха... Не имею ни малейшего понятия. Думаю, всё ещё никем.

-- Это опять про масштаб?

-- Нет. Это уже в прямом смысле.

Переговоры Генриха "Отца" Гаскойна с незнакомыми ему людьми, заняли куда больше времени, чем с заместителем главы весьма масштабного клана -- день медленно шёл к завершению, когда Уильям, проснувшись от слабых толчков услышал, что, наконец, пришёл его черёд. "Мальчика возьмите с собой, -- указал юноша-прислужник, -- Господин желает видеть вас обоих".

По пути в кабинет парень восхищался внутренним обустройством дома -- даже невооружённым глазом было заметно, что такой роскоши серые глаза не видали ни разу за свою жизнь, но это восхищение спало, как только он увидел хозяина того места -- Отца. Старого, сморщенного, седого и дряхлого.

-- Даже волосы кристально белые, -- едва слышно прошептал Пацан. -- Не такие, как у тебя -- у тебя хотя бы сероватые, да и то, какими они были до седины, понять можно. Сколько ему лет?

-- Много, -- так же тихо ответил охотник, щурясь от закатного солнца, что заливало собою кабинет. -- Слишком много.

Старик был там же, где и всегда -- сидел перед окном, за которым наверняка провёл все предыдущие аудиенции.

-- Однако, ты не врал, mercenario, и Джанет действительно оказалась той самой дивой, что всё время лезла в мой диалог с предводителем Клеймённых. Puta barata -- сколько раз говорил ей "не лезь", "закройся" -- она всё не слушала, -- Кардинал оскалился на короткий миг и тут же вернулся в норму. -- Впрочем, всё равно -- ya no importa. И насчёт тех двоих ты не врал...

-- Скажи, а насколько важны те твое? Кто они?

-- Ха-ха-ха-ха, -- едва слышно рассмеялся Генрих, больше напоминая своим смехом предсмертные всхлипы. -- Аsombrosamente. Неужели ты даже не знал, кого ведёшь?

-- Жизнь иногда ставит нас в странные ситуации -- сам знаешь. Причина, по которой я их веду, важнее, чем-то, кем они являются.

-- А если бы я тебе сказал, что они были рецидивистами? Убийцами или преступниками, коих не видел белый свет?

-- Тогда они были бы в моих глазах рецидивистами, убийцами или преступниками, способными на благодетель -- не мне их судить за то, что меня не касается.

-- И снова мудрый mercenario знает своё место.

-- А не менее мудрый Padre увиливает от вопроса любезностями.

-- Но разве ты не будешь не на своём месте, если узнаешь о них слишком много? Всё равно, что быть пучком травы и узнать, что твоя жизнь зависит от случайной стопы.

-- Однако это знание не изменит моего положения. В прямом смысле.

В тот миг по кабинету прокатился действительно громкий смех. Кажется, старик не смеялся так уже очень давно -- даже его паж был в небольшом изумлении от услышанного. Однако, Гаскойн быстро пришёл в себя -- его на миг зажжённые былым огнём глаза вновь погасли, а веки почти закрылись.

-- Канада, -- ответил шёпотом тот. -- Идут себе с какого-то отдалённого города выживших, расположенного где-то в горах. Чего хотят не знаю -- не в моей юрисдикции, понимаешь, подобные сделки.

-- Так просто?

-- Tan fАcil como pelar las peras. Удивлён, что ты ожидал от подобных людей сложности.

-- Они не похожи на простых людей.

-- А как выглядят простые люди?

-- Как твои охранники снаружи. Как рабочие на твоём ранчо. Как твой парнишка, когда выдаётся свободная минутка -- уставшими, повидавшими многое, холодными. Выглядят, как ты или я. Но не эти.

-- Si, очень проницательно. Но даже если они и что-то недоговаривают -- это, опять-таки, неизвестно мне. Думаю, теперь ты можешь идти, фраза звучала куда более, как приказ, чем предложение. -- Мальчик останется здесь. Con calma, mercenario, не паникуй -- он тебя догонит через десять минут и ни один волосок с его головы не упадёт на этот пол -- моё слово, -- наёмник практически незаметно завёл руку за спину -- потянулся к пистолету.

-- Уильям, я не... Я буду в порядке, -- в глазах Пацана читался явный страх. -- Иди.

Наёмник вышел из особняка и обнаружил для себя, что пейзаж изрядно изменился -- потемнело. Альвелион, стоящий прямо у входа, облегчённо выдохнул и, размяв спину, предложил Хантеру проехаться с ним, отвечая на предсказуемые вопросы загадочными и усиливающими любопытство ответами. Охранники же на вопрос о том, куда делись Александра и Салливан ответили просто: "Уехали". Понимая, что лишь у одного человека была машина, а также то, что тот человек мог помочь, Уильям согласился на поездку. Поправив плащ, а заодно и пистолет, что висел на поясе сзади, он сел в авто.

Как оказалось, парень уже успел отвезти Джанет и вернуться. Разумеется, он не сказал, куда отправил вдову -- было не важно, хотя его намёки также не говори ни о чём хорошем. На небе стоял поздний вечер -- по тёмно-синему небу гуляла привычным маршрутом холодная луна и, одинокие в космическом масштабе, но не в земном, звёзды. Какое-то время подручный Отца гнал строго на юг по дороге -- старые, местами обвалившиеся столбы ЛЭП и треснутый асфальт, который где-не-где да можно было разглядеть из-под облаков пыли и мини-торнадо, свидетельствовали о том, что с дороги он не сворачивал.

-- Знаешь, а ведь я вспомнил тебя, -- заговорил Альв, убрав локон волос с левого глаза, -- Уильям из Джонсборо -- как же не вспомнить такую значимую фигуру. Это ведь ты пристрелил Железную Элис? -- Хан кивнул в ответ. -- Ха. Вот это навыки. Её, насколько я знаю, даже Братья пытались положить с Папой Медведем, но она ушла от них.

-- Братья -- может быть, но точно не Папа Медведь -- стар он был для того, чтобы в одно время с Элис работой заниматься.

-- Может и так, но на Сходках он точно был. Незавидная у тебя жизнь, должен сказать -- один из самых нашумевших убийц в этом десятилетии, разыскиваемый в Новом Техасе за крупную сумму денег, даже люди Эволюции и Золото, слышал, искали тебя после того, как ты перестал на них работать. На всей южной половине континента заинтересованные в услугах твоего цеха были уверены, что после восемьдесят первого ты просто умер -- тебя так отчаянно искали, что... Что ты хоть натворил такого? Дай немного эксклюзива простому парню из глубинки.

-- Восстановил справедливость.

-- Философские ответы... Я понимаю, что ты -- человек старый, познавший много знаний и культур -- я уважаю знания, -- улыбнувшись сказал тот, -- но пойми меня правильно -- я не до конца осознаю масштаб твоей "справедливости" и её причины. А очень хотелось бы.

-- Думаешь, хоть у кого-то, кто работал на Эволюцию и не потерял разум, не будет причин их ненавидеть?

-- Я не спорю, да, но многие живут с таким грузом внутри, постепенно превращаясь в живых мертвецов. В полых... А что же ты? Год-другой жил нормально, а потом резко взорвался? Расскажи хоть немного.

-- Перебьешься. Следи за тем, куда едешь, пока не угробил нас обоих.

-- Ладо, всё понимаю -- если б информация была не столь важна, то ты бы уже наверняка возобновил свою работу на "больших людей", а раз ты этого ещё не сделал, то либо они до сих пор тебя ищут, либо это дело принципа. Кстати, странно, что Отец тебя не заложил -- с такими-то обидами.

-- У нас с ним свои договорённости.

-- "Свои договорённости", -- более низким и важным голосом проговорил Альв, -- хорошо сказано. Тогда вопрос: не думаешь ли случайно ты, раз уж я сказал, что вспомнил тебя, что наша прогулка была лишь поводом для того, чтобы тебя сдать Золоту?

-- Не думаю, что ты настолько глуп -- твой хозяин вполне может и вздёрнуть тебя за такое.

-- За то, что выполнил его работу? Да понял я, понял -- шучу. Не самый, знаешь ли, лучший вариант закончить свою жизнь -- на дереве Дьявола, -- Хантер перевёл взгляд на водителя. -- Он всех неугодных на том дереве с того времени вешает, как его лошадь умерла, так что... Да и в любом случае, я бы не попал в петлю. Не хозяин он мне -- у нас с ним тоже, как ты выразился "свои договорённости".

Остановились они посреди пустыни -- никаких опознавательных знаков, никаких признаков жизни -- только сухая, несмотря на дожди, земля; сухие, в большинстве своём, умершие кустарники, гонимые и изредка срываемые ветром прочь на восток; и одинокие невысокие деревья, ещё больше похожие на корни под светом луны. Указав кивком направление, Альв неспешно двинулся к одному из деревьев.

У Уильяма из Джонсборо возникало подлое ощущение того, что эта дорога выбрана его проводником неспроста -- больно уверенно он шёл вперед, ни разу не оглядывался, не осматривался по сторонам -- он точно знал, куда идёт, пускай это место ничем и не выделялось. Сквозь темноту охотник отчётливо видел куски человеческих очертаний, выглядывающих из-за деревьев. По крайней мере, одно точно. "Засада? -- подумал он. -- В револьвере всего одна пуля. Если выстрелю сейчас парню в затылок -- будет шанс выхватить у него оружие с кобуры и прикрыться телом. Но если это не засада? А что это ещё может быть? Нет -- слишком рискованно действовать сейчас, стоит подождать развития событий". Остановившись под одиноким деревом, Альвелион облокотился на него спиной и, засунув руки в карманы, кивнул на деревья вдали.

-- Вот и пришли. Тебе -- туда.

-- Никаких дополнительных инструкций не будет?

-- Пф. Они тебе не понадобятся.

Хантер, помедлив секунду, всмотрелся, но не смог разглядеть вдалеке практически ничего из-за темноты. Однако не идти не было выходом -- слишком подозрительно было бы отказаться, и слишком резок был бы ход с убийством проводника, если бы всё это оказалось лишь паранойей. Так что старик завел большие пальцы рук за пояс (чтобы быстрее, в случае чего, достать револьвер) и пошёл к месту встречи.

"Снайпер без наводчика, -- вспоминал он цитату из какой-то старой книги, -- подобно художнику, должен быть очень внимателен к полотну, за которым наблюдает -- замечать не только мелкие изменения, но и видеть каждый слой цвета, осознавать изменения любого перелива и понимать, почему стало так, а никак иначе. И лишь внимательный снайпер -- живой снайпер", -- охотник, в свою очередь, смотрел на пейзаж, стоящий перед его глазами, и отчётливо понимал, что куда проще было бы сжечь тот небольшой лесок, чем хотя бы примерно сказать, что и кто в нём находится.

-- Наконец-то, -- раздался знакомый голос из-за деревьев. -- Эй, он здесь, -- из тени вышли Винни-Салливан и Александра, а единственное, чем мог ответить Хан -- облегчённо выдохнуть и, наконец, убрать руки с пояса. -- Ещё раз, Алекс: я против этого.

-- Поняла. И всё же, -- девушка подошла ближе к наёмнику, -- Уильям, о той просьбе -- мы ещё говорили днём... -- её голос звучал слишком уверенно, -- Ты готов выполнить что угодно?

"Значит, всё-таки нашла время. Значит, даже подбила Альвелиона на то, чтобы он подвёз меня сюда. Значит, пошла против своего попутчика... Это точно что-то важное".

-- В рамках разумного -- да, -- он немного опешил от удивления, но тут же сориентировался.

-- И это у тебя как долг? Как клятва, перед которой нет границ?

-- О чём ты?

-- Да или нет?

"Я не знаю, о чём она попросит, -- пронеслось в голове Уилла. -- А это важно? Если есть способ сделать что-то стоящее и отблагодарить за спасение -- это он. Только... Что-то мне подсказывает... Что аукнется мне эта просьба. С такими-то масштабными предупреждениями -- уж точно".

-- Да.

Девушка остановила жестом руки своего попутчика, пытающегося что-то сказать, и замолчала, переводя дыхание. Уильям из Джонсборо целиком и полностью доверял в ту секунду своей интуиции, что говорила только об одном: это не будет простой просьбой -- никто просто так не упоминал долги, клятвы, обязательства -- это неловко и неудобно для обеих сторон.

-- Ты же слышал о Гренландии, да? -- начала она, Хан подозрительно прищурился. -- Об острове, куда паразит не добрался?

-- Бред, -- тут же ответил он. -- Паразит есть везде. Да и каждый, кто пытался доплыть до Гренландии...

-- Не вернулся? Да. И никто не вернётся, потому что мёртв -- над Гренландией закрыт воздух, а у Гренландии закрыта вода. Есть только один человек, контролирующий морские коридоры из Картрайта, Ньюфаундленд, Канада -- Ней Зильбер. Тебе нужно к нему...

-- Ты хоть понимаешь, насколько бредово всё это звучит?

-- Я не договорила: тебе нужно к нему доставить мальчишку.

За той фразой шёл момент короткого молчания. В какую-то секунду Уильям "Из Джонсборо" Хантер отчётливо ощутил себя муравьем, чей мир легко помещался между двумя стёклами, а он, в отличии от остальных, даже не осознавал, что за ними существует что-то ещё.

-- Что? -- переспросил вконец он. -- Нет, я слышал, слышал. Ты предлагаешь мне взять человека, которого я нашёл и взял с собой совершенно случайно, в место, подтверждений безопасности коего я не слышал за двадцать лет, будучи пилигримом, и отдать его какому-то почти мифическому связному, которого даже знать не знаю?

-- Да, -- ответил за девушку Салливан. -- Именно этого она от вас и просит.

-- Вы вообще понимаете... Что, блять, это за уровень бреда такой? Осознаёте, каковы вообще были шансы, что всё сложится именно так, как есть перед вашей просьбой?!

-- Вот как раз потому, -- начала девушка, подняв глаза, -- что всё сложилось именно так, я и прошу тебя об этом. Иначе мне не о чем тебя просить. Прямо сейчас сюда едет другой связной отряд -- он доставит нас прямо к Стене. Мы не вернёмся оттуда, Уильям. Если в тебе до сих пор играет эта искра благодарности, что была в день нашего отхода -- это единственное, что ты можешь для нас сделать.

-- Но почему именно... Что вообще происходит?

-- Об этом я... не могу тебе рассказать. Нет, это не секретно, если ты согласишься -- просто вполне есть шанс, что ты не выполнишь мою просьбу, если узнаешь. Я не могу быть уверена. Вернее...

-- Это я не могу быть уверен, мистер Уильям. Да, я не могу отговорить Александру от того, что ставит под угрозу всю нашу миссию -- от вашей помощи, но могу заткнуть.

-- Я всё ещё ничего не понимаю...

-- Тебе и не нужно -- Ней всё тебе расскажет, как доберёшься. Или же расскажет твой парнишка. Но учти: если откажешься -- отдай парня Отцу. Он знает, кто этот мальчишка. И, кстати говоря, он вряд ли просто так его отпустит -- мы с ним не обговаривали эту часть плана. Ты согласен? -- Хантер медлил. -- Уильям?..

-- Нет, -- отрицательно кивнул он. -- И пальцем не пошевелю, пока не пойму, в какую херню вы пытаетесь меня впутать.

Над лесом снова повисла тишина. Редко шумевшие деревья, покачиваемые ветром, заполняли пробелы идеально. Казалось, совсем не обязательно отвечать, совсем не обязательно говорить -- достаточно просто стоять и слушать, пока время бежит мимо тебя. Но это было ложью.

-- Я же говорил, Ал, -- наконец-то прошептал Синистра.

-- Уилл, пойми, мы не мо...

-- Вы только что рассказали, что на Гренландии никогда не было заражения, -- оскалился старик, -- что есть человек, что знает, как добраться в Гренландию; и в точности описали, где его искать -- за эти секреты мне бы уже давно снесли голову, если бы знали, что я ими обладаю -- нет смысла скрывать от меня другие. Я хочу знать две вещи: кто этот мальчишка, и кто вы?

-- Мы -- послы, -- начал Салливан. -- Каждые семь лет Гренландия отправляет Золоту и Эволюции "дары" -- всё, что необходимо для дальнейшего развития нашей общей миссии, плюс плату. У нас игра по их правилам, мистер Уильям. Они могут дать нам то, чего мы воспроизвести не в силах, и они отказываются подыгрывать нам. Но это слишком долгоиграющий проект, чтобы знать результаты заранее, а нас самих даже не подпускают близко, чтобы брать над ним наблюдение или контроль -- мы можем только ждать. И нет -- не все секреты вам положено знать. Вы, как сами подметили, и так теперь знаете слишком много. Впрочем, дело даже не в количестве... Мы не ответим только на один ваш вопрос -- о мальчике. Это вам расскажет Зильбер. Если же он, как и всё остальное, окажется ложью -- секрета в мальчишке тоже не будет. Всё. Я предлагаю вам перестать быть мудаком и принять довольно важное для нас решение.

-- Важное?

-- Глобальное, мистер Уильям. Не тяните. Время -- не наш друг.

Уильям тянул. Разумеется, было трудно поверить во всё то, что он услышал -- "остров льдов и оленей" давным-давно считался полностью заброшенным, даже мистическим. От него за все сорок семь лет катастрофы не было поймано ни единого радиосигнала, а все те, кто утверждал обратное, оказывались либо лжецами, либо мошенниками. Было много экспедиций, пытающихся достичь острова -- кустарных, малоизвестных, независимых и не поддерживаемых никем. Не удалась ни одна -- люди уплывали, но не возвращались. И не было ни достаточных средств, ни методов, чтобы придать тому широкую огласку -- только слухи, всё больше и больше напоминающие мифы. А в его жизнь -- простого старика -- ворвались двое людей, одетых в почти новую одежду, несущих в своих сумках редкие, буквально золотые медикаменты и препараты, и утверждали, что огромный остров, пускай и не слишком заселённый, полностью избежал воздействия паразита на себя -- около полумиллиона выживших (почти столько же, сколько на двух Америках вместе взятых), закрытых от мира насущного, просто жили. И, главное, был человек там -- в Северной Америке, что не только тоже знал об том факте, но и контролировал морской коридор -- ответственный за все те не известные никому смерти Ней Зильбер.

Впрочем, вторая часть просьбы поражала даже больше первой -- почему именно Мальчик? Сколько наёмник не наблюдал за ним -- в нём не было ничего не обычного, он ничем не выделялся. Многие дети, подобные ему, погибали от паразита, разрушающего их организм, умирали от голода на руках окоченевших родителей, исчезали в толпе мертвецов -- почему именно он? "Что-то в нём должно быть не так, -- думал он себе, -- но что?" -- а время шло.

"Однако другого шанса не будет. Если отдам Пацана на север -- смогу вернуться в Вашингтон с чистой совестью, попробую начать всё сначала. Девочка в безопасности, он тоже будет в безопасности, а значит... всё это будет не зря. И Джеймс, если всё удастся, умер не зря. И за день до нашей смерти будет солнце".

-- Согласен, -- сказал наконец старик. -- Очень надеюсь, что вашему Нею будет, что сказать.

Салливан кивнул в ответ, назвав соглашение хорошим прощальным подарком, и тут же ушёл в тень. Александра стояла немного дольше, смотря Хану прямо в глаза -- она вновь подметила, что что-то отличительное в них было. Он же видел в её зрачках -- где-то глубоко во тьме отчаяние, смешанное с болью. Не мог объяснить, что это, ни себе, ни ей, но он уже такое переживал -- в тот момент, когда висел в клетке над пропастью, просто ожидая своей участи и смотря на ржавый, немного погнутый крючок, удерживающий его над судьбой. Он хотел спросить, хотел поинтересоваться, но не смог -- некоторые вопросы слишком личные, чтобы нуждаться в ответах.

-- И, кстати, -- сказала та на прощание, развернувшись, -- у твоего попутчика есть имя -- просто спроси. Но ненавязчиво. Знаешь... не как обычно.

Постояв минуту, он развернулся и пошёл обратно всего с одной мыслью: "Что-то в них изменилось". Альвелион стоял ровно там же и точно так же, как и десятки минут назад. Без лёгкой и беззаботной улыбки он казался таким же, как и все остальные -- уставшим и холодным, но таким он был лишь для самого себя -- стоило охотнику подойти ближе, как парень вновь оживился:

-- Попрощался? Быстро ты, -- он выгнул спину, позвонки издали едва слышимый хруст. -- Как всё прошло?

-- Поехали.

-- По-о-о-онял.

Возвращались они молча. Парень отчаянно пытался задавать какие-то вопросы, но был просто проигнорирован. Уильям "Из Джонсборо" Хантер смотрел вдаль дороги и не особо верил во всё происходящее -- истории, состоящие из случайностей, никогда не были его любимыми.

Наверное, в тот момент проблема была в том, что он ощущал себя лишь частью чьего-то плана, в который он не посвящён -- словно во Вселенной всё стремилось к величайшему показателю энтропии для него, и в то же время было подвержено каким-никаким законам для остальных -- законам, о существовании коих он даже не догадывался. Ответы же на все его вопросы лежали очень далеко.

Сразу по приезду наёмник кинулся искать парня. От вопросов любопытства и морали нужно было отходить очень быстро и переходить к вопросам практическим -- Уильям помнил, что "Отец не отпустит мальчишку просто так", -- и тот действительно не отпустил -- оказалось, что он до сих пор переговаривал с ним -- те самые десять минут, что "немного затянулись". Хантер решительным шагом направился к дому, но тут же замер, почувствовав тяжесть у спины.

-- Не нервничай, -- шепнул парень, щёлкнув затвором пистолета. -- Не знаю, что там произошло между вами, но вижу, что ты настроен решительно.

-- Если ты решил...

-- Я ничего не решил. Просто пройдусь с тобой, прослежу, чтобы ничего не случилось. Если всё нормально -- выйдешь отсюда целым. Если что, то мне и самому не нравится тыкать в людей стволом и не стрелять -- не люблю пустые угрозы.

-- Но, при этом, ты всё-таки тычешь.

-- Работа такая.

Двое наёмников медленно поднялись вверх по широкой лестнице. Генрих Гаскойн, отвернувшись к окну, всё ещё болтал с Мальчиком, что стоял прямо перед стеклом и смотрел на потемневшее небо.

-- Hola, Padre, -- непринуждённо сказал Альв.

-- Mi chico... Ya de vuelta?

-- Si, Padre, si. Y nuestro amigo un poco agresivo todavМa tiene preguntas para ti.

-- Que? А, mercenario... Я же сказал -- дай время поговорить с мальцом.

-- Я забираю его, Генрих, -- Генрих молчал и почти не шевелился, парень, обернувшись, тоже не произнёс ни слова -- просто ждал.

-- Забираешь, говоришь? -- наконец прохрипел старик. -- Mi chico...

-- Я держу его на прицеле, Отец -- на всякий случай.

-- Это хорошо. Отпусти его, -- тот повёл бровью в лёгком удивлении, но приказ всё же исполнил. -- Что ты знаешь об этом мальчике?

-- Меньше, чем знаешь ты, как я погляжу. Но больше, чем знал.

-- Si, это точно. Что ты собираешься с ним делать?

-- Это тебя не касается.

-- Это касается того, как ты выйдешь отсюда, mercenario - либо сам, либо вперёд ногами, -- Хан затылком чувствовал, что Альвелион не убрал пистолет из руки. -- Так что?

-- Я отведу его в безопасное место.

-- То, что на севере?

-- Не твоё... И долго ты знаешь об этом месте?

-- Достаточно долго. Впрочем, это не отменяет бесполезности моих знаний. Я догадывался, что ты за ним придёшь. Салливан и... Скажем так, они весьма эксцентричны, пускай и надёжны. Думаю, мне не стоит тебе говорить, что желай я -- твоя жизнь закончилась бы прямо сейчас... К твоему счастью, мне хватило времени обдумать своё решение, так что я решил: уходи и...

-- Не возвращайся? Утром.

Ответом послужил кивок. Уильям подозвал Мальчика рукой, а тот, в свою очередь, быстрым шагом спустился по лестнице и тут же направился к выходу.

-- Скажи мне, Генрих, -- обернулся Уилл на лестницу, -- на прощание, так сказать: кто он -- этот малец?

-- Этот малец... Наследник. Очень влиятельный в неправильных руках. Если ты вдруг решишь бросить его -- лучше пристрели. Так надежнее.

Уильям попрощался и сбежал по лестнице вниз. Из окна Отца было видно, как наёмник и мальчик разговаривают с охранником, а после отправляются куда-то в сторону амбаров, чтобы поспать. Впрочем, и Альвелион, и сам Гаскойн уверенно считали, что спать человек из Джонсборо точно не будет. И он не спал. Не ответил ни на один вопрос и сразу же сделал вид, что отключился на дряхлом кресле, но на деле не спал -- голова была забита самыми разными мыслями, тревожащими воображение, была забита предположениями, что было не так-то просто развеять. Впрочем, Мальчик тоже молчал и, в отличие от старика, действительно уснул при первой же возможности, так что даже спросить вновь было не у кого.

Выдвигались они на следующее утро на рассвете -- Гаскойн, как и его подчинённый, уже давно бодрствовали -- решали собственные проблемы. Кардинал всё сидел у того же окна и медленно-медленно выводил письмо, которое после отправится в сторону севера, а парень, в свою очередь, пялился в окно -- на пыльное солнце.

-- Не могу поверить, что ты его отпустил, -- улыбнувшись, сказал Альвелион.

-- Почему так?

-- Не похоже это на тебя, Padre.

-- Хм... Совсем скоро Полиотэро может взять меня за горло, а это будет хорошим камнем в его огород... К тому же, если он действительно решился сделать то, о чём я думаю -- он и так не жилец.

-- Самоубийственное задние -- это сопровождение ребёнка?

-- Дело не только в этом мальчике, mi chico. Дело в том, что за каждый переход по мосту нужно платить. И тот, кто стережёт нужный им мост, запросит слишком большую цену. Что до тебя, то ты пойдёшь за ними -- следи и иди по следу, Альвелион -- точно так, как ты умеешь, но не убивай.

-- Интересно. А если он облажается и погибнет?

-- Тогда ты отправишь к Золоту это письмо, -- Отец достал заранее заготовленный лист с печатью и, наложив поверх другой депеши, начал выводить буквы.

-- Столько важности... Впрочем, не буду спорить -- давно я не был в мире сером и давно хотел туда выбраться. И ещё один вопрос: когда они столкнутся с этой "непреодолимой ценой" -- она опасна, как я полагаю? -- Генрих кивнул. -- Тогда нужно ли будет мне?..

-- Нет. Ничего не предпринимай -- только следи. Не стоит подвергать себя опасности за какой-то мизерный шанс.

-- Это сейчас была забота? Ха... Ничего себе. Скажи уж тогда, с чем им предстоит столкнуться, раз оно такое опасное? Этот мужик, -- Альв смотрел на Хантера, ожидающего Мальчика у машины, -- был даже за Стеной -- что может быть опаснее Ада?

Старик отпрянул от письма и легонько засмеялся. Подозванный паж развернул коляску к окну и, получив шёпотом приказ, тут же скрылся в одном из кабинетов.

-- Была когда-то песня в моей родной Mexico. Она рассказывала о бандите-ковбое, оставленном умирать после ранения в засаде. Не помню, где я её услышал впервые... He estado en muchas fiestas, и везде слышал её -- она звучала так радостно... как никогда уже не зазвучит сейчас.

Генрих "Отец" Гаскойн улыбнулся и, напрягая связки, неспешно запел. Песня горьким хрипом рождалась у него в горле и протекала неспешно и печально, устало и холодно -- точно также, как и жизнь всех и каждого в Новом мире. Слова расходились по пустому кабинету, едва слышимым эхом хрипя в стенах. И если в этом голосе не было скорби по ушедшим дням, то, пожалуй, никто из живых не ответит, что же в нём тогда было.

"El raven, el raven's... vuela sobre ti/О ворон, о ворон кружит над тобой".

Парень быстро нагнал наёмника, и они вместе сели в машину. Уильям соврал охраннику, будто бы Отец приказал доставить их на границу, а сам страж, видимо, вспоминая то, что наёмник вышел не только живым, но ещё и получил кров, даже не стал сомневаться в приказе -- заведя мотор, он привычными движениями направил авто на север.

El raven's cenara tu carne/Тебя ворон будет клевать".

Рассветное солнце неприятно ярко било в глаза, пробиваясь через поднявшуюся из-за более редких дождей пыль. Уильям всё хотел спросить парня, кто же он на самом деле такой, но подходящие слова никак не подбирались -- он просто смотрел в серые, неприятные ему глаза, и по-прежнему не видел там ничего -- это его и пугало.

El raven, el raven's vuela sobre ti/О ворон, о ворон кружит над тобой".

В конце-концов, он вспомнил о шраме на шее своего попутчика, и о том, что тот говорил, пряча его за волосами: "Там моё имя". Решение нашлось само собой -- Уилл приказал своему попутчику не двигаться и, сдёрнув с него капюшон, поднял волосы. Его удивление было больше смешано со старым страхом: на задней части шеи у Пацана чьей-то осторожной рукой были срезаны два куска кожи, узор на местах которых образовывал небольшую римскую четвёрку -- так, в своё время, клеймили рабов. На вопрос о том, как же его зовут, парень ответил агрессивно, отбив руку наёмника прочь: Айви.

El raven's tiene mucha hambre/Ведь голод ему не унять".

========== Глава 14. Ex machina ==========

Машина, ведомая охранником поместья Отца, быстро мчалась на северо-восток. Уильям, сидевший на левом заднем сиденье, подставил руку под голову и, смотря на не такое уж и ослепительное рассветное солнце, думал. Ему всё казалось, что что-то не складывалось во всей той картине, частью которой он оказался -- что какой-то из кусочков находился прямо перед его глазами, но был скрыт невежеством или незнанием.

"Они попросили меня доставить мальца в Гренладнию, но сами двинулись к Золоту, -- размышлял охотник, посматривая на Пацана. -- Отец тоже знает, кто этот мальчишка. Рассказали ли они ему? Возможно... Сколько же смертей за последнее время я видел? Так много... Но что если Генрих знал о Пацане до этого -- просто не знал, как конкретно выглядит этот "наследник"? И само слово -- "наследник"... Каким таким наследием может обладать тот, для кого любая метафора или сложный языковой приём -- непреодолимый барьер в понимании? Нет, он явно не тянет на представителя какого-то знатного семейства. Нет манер, нет повадок, нет ничего, выделяющего его воспитание или бывшее окружение... Кроме нелюбви к мясу, разве что".

"Плюс его брат -- их было двое до недавнего времени. Искали ли их обоих? Почему он ни разу не заговорил о своём брате, не назвал его имени? А почему не называл своего? Однако, теперь он готов его назвать, если верить Саше? И ей он уже его назвал. Но не называл мне. Нет, что-то не так. Имени не было -- оно появилось во время моего отсутствия, а, значит, оно вымышленное, каким бы ни было. Погоди-ка... Он говорил, что его настоящее имя находится на его шее. Татуировка? Родимое пятно?.. Чёрт, сколько же вещей становятся бесполезными, -- старик смотрел глазами на солнце, но душой глядел куда-то дальше -- в холодную темноту космоса. -- Вещей, что были важны... Нет, не об этом -- имя. Да... Имя могло бы мне что-то да сказать. Готов спорить, я бы знатно охренел, увидев фамилию "Джефферсон" на его затылке. А что -- внучек покойного Смита тоже пропал когда-то давным-давно. Я даже думал, что это и есть месть от фатума -- вмешательство самой судьбы, за всё то, что свершил этот урод. Впрочем, осознание того, что мне лично этого недостаточно, пришло очень быстро".

На одной из кочек автомобиль сильно подлетел. Охотник, опираясь челюстью на кулак, врезал самому себе от силы толчка, а парень, подпрыгнув, едва смог удержаться в положении сидя. Удар такой силы скинул капюшон с головы юного попутчика, и любопытство наёмника подогрелось ещё сильнее -- он всё сидел и смотрел в затылок тому обилию загадок и странных совпадений, смотрел сквозь тёмные волосы, надеясь увидеть истину. Тщетно.

"Имя... Спросить его? Как? Вопрос повлечёт за собой фальшивый ответ -- он назовёт то имя, что было сказано Александре. Спросить именно о "настоящем"? Тоже нет -- слишком легко сбросить на паранойю или домыслы -- только внимательность и осторожность обострятся. И ведь даже Генрих напрямую не ответил, кто это... Не нравятся мне такие секреты. Впрочем, есть один вариант... Стопроцентный вариант. И лучше применить его сейчас -- пока он не заподозрил".

-- Не двигайся, -- приказал Пацану Уильям.

Тот тут же попытался оглянуться, но получил лёгкий шлепок по левой части затылка, что заставило его голову развернутся обратно к солнцу. Уже в момент того, как ветер развивал волосы попутчика на ветру, Хантер отчётливо видел, что то была не татуировка, а шрам -- бледно-розовый, покрытый немного потемневшими полосками и очень-очень глубокий.

Он убрал тёмно-каштановые волосы с шеи своего попутчика и застыл в удивлении. В голове с небывалой насыщенностью возникли старые, но такие же жуткие картины дома рабов в Хоупе: куча камер без стен, с одними лишь решётками; запах крови и мочи, что въедался не только в волосы, но даже в кожу; болезненные стоны и крики о помощи тех, чье тело было исполосовано кнутами до неузнаваемости... Почти на затылке, чуть правее от шейного позвоночника были с большой, судя по контурам, осторожностью срезаны два куска кожи, образующие своим отсутствием римскую четвёрку.

-- Ты -- раб?.. -- парень быстро отбил руку старика прочь и попытался накинуть капюшон, отвернувшись -- отвечать он не хотел, Уильям из Джонсборо схватил своего попутчика за плечо и развернул силой. -- Отвечай мне!

-- Нет! -- впервые Хан видел в этих глазах что-то, похожее на ярость или ненависть. -- И никогда не был! Я не раб!

-- Такой меткой, как у тебя, помечают свою собственность. Не ври мне и отвечай: чей ты?!

-- Отвали! Это не метка! Это -- моё имя!

-- О, да! И как же его читать?! Четвёртый?!

На миг время замерло -- наёмника словно прошибло искрой истины, которая возникла и сформировалась в его голове так же быстро, как и исчезла в новом неведении: "Действительно -- Четвёртый! Та женщина в Мюррее... Они не поймали Первого -- одного, Десятых -- несколько и... Шестых? Были ли среди этого списка Четвёртые? Стоит полагать, что у его брата была такая же метка. Золото... Чёртово Чёрное Золото. Если настоящей сделкой между Хэнком и Генрихом было нахождение этих людей... И весь Мюррей был вырезан просто из-за того, что кого-то из них упустили -- они явно представляют нехилую ценность. Но кто они? Обычных рабов так не ценят. Пажи? Нет -- тоже мелко. Есть ли вообще шанс на то, что кого-то важного будут клеймить? Но кем нужно быть для этого? Думай, думай... Нет, слишком мало информации. Всё, что у меня есть -- это череда совпадений, связывающих это всё, но этого явно не достаточно... Так. Погоди-ка. Ясно одно -- Генрих просто так не отпустил бы тех, с кого мог бы поиметь однозначную выгоду. Это значит только одно -- либо я сейчас участвую ещё в каком-то плане этого долбанутого на подчинении старика, либо я еду прямо в ловушку. Нужно..."

-- Айви, -- перебил его с потока мысли голос Пацана.

-- Ась?

-- Меня зовут Айви!.. -- последнее слово было произнесено собеседником беззвучно, но охотник отчётливо прочитал по губам "ублюдок".

На том моменте Уильяму Хантеру пришлось признаться самому себе, что в предыдущую ночь стоило всё-таки поспать -- перестроиться с одной идеи на другую было чрезвычайно сложно, так что охотник просто сощурил глаза и потряс головой в надежде на то, что разум его прояснится хоть немного. "Айви. Почему "Айви"? -- думал он себе, перебирая варианты. -- Айви. Ай-ви. "Ivy". "I-vy"... Ах ты ж... "IV" -- четыре римская но, Ай-Ви".

-- Оригинально, -- кивнул тот головой, будто бы соглашаясь с именем. -- Да -- неправильно, да -- имя женское, но оригинально, что пиздец.

-- По... Почему неправильно? -- ярость вдруг сменилась типичным, почти наивным любопытством.

-- Потому что тебе недостаёт "y" в имени -- Ivy\Айви.

-- Разве не всё равно на правописание? Особенно сейчас, как ты и говорил вчера? Да и... я не хотел бы быть "плющом*".

-- Пф... Ты слишком буквально воспринимаешь речи, -- то ли с издёвкой, то ли искренне усмехнулся Уилл.

-- Ну да -- тебе легко говорить. "Охотник**" -- я бы тоже не жаловался.

-- Во-первых, я этого не выбирал, в отличие от тебя, -- собеседник хотел возразить, но тут же был остановлен, -- а во-вторых, мы сейчас вовсе не об этом -- откуда у тебя это клеймо?

-- Я не знаю.

-- Не ври мне.

-- Не знаю! Мой брат обещал рассказать мне, но он умер -- извини меня!

-- Какого хера из вас двоих именно твой брат знал самые банальные вещи, а? Например: кто вы, откуда, что за херня у вас с шеями?

-- Ну зато он не знал, что не стоит нападать на вооруженных идиотов! Так ведь, да?!

-- Именно, -- парень осёкся, запнувшись. -- Если бы знал -- не было бы сейчас этих вопросов. Но он сдох. И Джеймс, решивший тебя спасти, тоже сдох. Так что...

-- Не говори так... Они не сдохли, они умерли не... Они знали, что рискуют за правильное дело.

-- И всё же это не отменяет факта: они оба мертвы. Твой брат, знающий всё, мёртв; мой напарник, которому было не плевать на тебя, тоже мёртв; остались мы вдвоём и куча вопросов с обеих сторон -- потрудись на них отвечать, раз у нас у обоих нет другого выбора.

-- Я... -- машина затормозила и остановилась.

-- Мы ещё к этому вернёмся. А теперь, -- Уильям вдруг нацелился в затылок водителю и взвёл револьвер, -- сделай мне одолжение, перевозчик, и подними руки, -- бритоголовый загорелый мужчина, сидящий за рулём автомобиля, тут же медленно убрал ладони, одетые в водительские перчатки, с руля. -- Вот, как мы поступим: если ты выполнишь всё то, что я скажу, с потрясающей точностью -- останешься жить и сможешь вернуться в "Новый" Техас к своим прямым обязанностям, а если попытаешься поиграть в героя, либо не повинуешься хоть одной, -- он ткнул мужчину стволом в затылок, -- моей просьбе -- я тебя пристрелю. Кивни, если согласен, -- кивок последовал незамедлительно. -- Отлично. Теперь езжай прямо через тридцать пятое шоссе. На аванпосте скажешь, что ты получил от Отца приказ: самолично доставить нас в Кав-Сити, так что тебе понадобится запас топлива.

-- Пограничники могут остановить нас и запросить подтверждение у самого Отца, -- не оборачиваясь, ответил тот. -- Тогда всем нам крышка.

-- Чушь. Ты -- один из его охраны, а не кто-нибудь -- завидев твои документы, нас тут же пропустят. Что-то мне кажется, что ты не настроен сотрудничать. Может мне?..

-- Нет! Нет, не надо. Я просто чёртов охранник, устроившийся на не пыльную работу -- нет смысла меня стрелять. Мужик... За тебя и так награда в четыре с половиной тысячи!

-- Сотрудничай.

-- Ты не понимаешь -- Отец убьет меня, как только узнает о том, что произошло!

-- Предпочитаешь преставиться прямо здесь? Мне откровенно плевать на то, что с тобой сделает Генрих -- это твои проблемы. Я гарантирую тебе пулю в череп, если в течении тридцати секунд мы не тронемся -- езжай.

Авто завелось через двадцать шесть секунд. Тронулись через двадцать восемь. До аванпоста на шоссе номер тридцать пять от моста у кладбища Браун-Спрингс было менее трёх минут езды.

-- На всех въездах в эти места стоит охрана? -- поинтересовался вдруг Пацан.

-- То есть теперь я должен отвечать на твои вопросы? -- следующая минута была потрачена на тишину.

-- Ну... Ты можешь отвечать на мои, а я -- на твои. Честный обмен, верно?

-- Как посмотреть...

"Значит, не раб, -- продолжал размышлять Уильям из Джонсборо, рассматривая дорогу впереди, -- легче не стало -- метят только рабов. Всегда метили. У солдат Золота нет меток. У Единства с его Перебежчиками-мутантами тоже нет меток (только если они не нанесли их себе добровольно). Эволюция метит свою еду, но они тоже рабы, так что здесь вряд ли бы была принципиальная разница для неокрепшего ума. У Крыс нет рабов -- кучка вольных и фривольных анархистов. Псы Войны не помечают пленных. Военные -- тоже. Синие, Дети Лесов и те парни из Вайоминга пленных и вовсе не берут".

"Может быть он из какой-то малоизвестной группировки или секты? В каких-нибудь лесах Джорджии терялся всю жизнь, а потом его брат решил выбить своему младшему шанс на достойное существование? Может быть. В одном уверен: они не из центра страны. В Оклахоме они пытались нас ограбить. С учётом "успешности" попытки, можно предположить, что это была их первая попытка ограбления -- еда кончилась у них именно в Оклахоме. Сколько можно пройти допустим за... неделю? Дохрена. Больше, чем дохрена, если захотеть. Дальше вряд ли есть смысл размышлять -- нужно спрашивать... Чёрт, ещё и мысли путаются. Всё время думаю о том, сколько я не успел сказать ему... Не успел даже доказать, что спас его не только из-за выгоды... Чёртов Джеймс. Давно ли я стал сентиментальным? А можно ли назвать сожаление сантиментами?"

Аванпост размещался на краю двух двухполосных параллельных мостов -- на том, что был ближе к Техасу. Узкие, но прочные стены оставляли лишь одну полосу для тех, кто въезжал из Оклахомы -- чтобы в штат нельзя было прорваться блиц-штурмом. За теми стенами находились бойницы и лестницы, позволяющие вести с выгодной позиции двухуровневый огонь, а небольшая снайперская вышка, спрятанная на верхушках деревьев с восточной стороны, и вовсе давала возможность отстреливать противника ещё на подъездах.

За первой преградой шли старые добрые шипы, а в метрах пятидесяти от дороги расположился основной лагерь, заняв старое, построенное ещё в "те времена", одноэтажное помещение -- там и располагались, в большинстве своём, основные силы охраны -- куча вооружённых до зубов солдат. Дорога у лагеря также была перекрыта, но уже обыкновенными "ежами" -- сваренными балками или рельсами, и так, что проезжать приходилось по дуге с любого направления -- прямо через тот лагерь-здание, на фасаде которого висела вывеска "Взрослые видео ДиВи".

Джип медленно подъехал к цели, и водитель, встретившись взглядами с одиночным охранником-консьержем, сидящим снаружи на дряхлом стуле, посигналил. Полусонный старик, нёсший свою службу, посмотрел на паспорт и документы, а потом, не задав ни единого вопроса, убрал шипы с дороги. Приподняв немного свою шляпу, он пожелал доброго пути и тут же развернулся обратно. "Отлично", -- подумал себе Хан.

-- Погоди, Боб, -- остановил караульного вдруг охранник Отца, а револьвер, всё это время находящийся под плащом наёмника, тихо щёлкнул. -- Мне нужно дополнительное топливо для этой развалюхи.

-- Я думал, ты опять в Мюррей?

-- Не. Получил приказ от Отца, как только приехал обратно: отвезти этих двоих в Кав-Сити.

-- Кав-Сити? Это тот, что в Нью-Мексико?

-- Это тот, что в Оклахоме. Чума, десятки тысяч трупов в недостроенном канале, и ещё парочка тысяч просто тех, кого смыло, когда канал "поплыл" -- давай, Боб, вспоминай, -- в ответ бородатый мексиканский старик лишь закрутил пышные усы в кольцо, наматывая их на палец.

-- А-а-а-а! -- вспомнив, наконец, протянул собеседник. -- Это тот, гд ещё хренов Пол засел, да? Ох, долгая дорога, Стивенс, долгая...

-- Вот и я говорю...

-- Ладно-ладно. Я вам сейчас принесу канистру-другую. Пошли -- поможешь.

-- Не надо спину напрягать, отец, -- вдруг сказал Хантер, спрыгнув с заднего сиденья. -- Мы сами возьмём. Скажи лучше, где храните канистры?

-- Так это... Там же, где и всегда -- в подсобке -- справа от входа... Я думал, ты?..

В помещении, оборудованном под обычную боевую палатку -- куча кроватей и пара столов -- было не менее десяти вооружённых человек. Только двойка вошла в помещение, как все взгляды тут же устремились на неё. И если Стивенса, как понял по тем же взглядам Хан, знали многие, то на него глядели с явным недоверием.

-- Кто такой Пол? -- спросил своего попутчика Уильям, оглядываясь по сторонам. -- Простого охранника отправили в Кав-Сити, чтобы судьей подрабатывать?

-- Он -- великий человек. Полиотеро. Великий настолько, что не твоего ума дело.

-- Занимающийся делами вне территории Золота или Эволюции? Смертельно опасный идиот, -- дверь в подсобку открылась с нарочито громким и неприятным скрипом.

-- Сохраняющий полную анонимность, -- люк в подсобке также желал скрипеть, словно привлекая внимание всех к себе, -- даже Отец, который действительно Отец, готов спорить, не знает, как он выглядит.

-- Но, при этом, о его дислокации знает каждый второй рядовой -- хреновый конспиратор с хреновым именем, -- масляный фонарь вспыхнул в темноте подвала. -- Кстати об имени: это латынь, что ли?

-- Большинство людей, знающих о нём, знает лишь имя, а знать одно имя -- не знать ничего. Вся остальная информация о нём -- противоречащие либо слабо подкреплённые слухи. Боб просто встретил где-то год или меньше назад посыльного, нёсшего письмо, и тот проболтался, что Пол направлялся в то время в Кав -- это лишь случайность, что здесь это знают.

-- Случайности, случайности, случайности... Что-то дохрена таковых в последнее время, не находишь? Впрочем, для тебя она только одна, и та -- не совсем удачная. Будет жаль, если Генрих пристрелит тебя...

-- Не делай вид, будто тебе не плевать на меня.

-- Я и не делаю -- мне плевать. За свою короткую жизнь я привык не обращать внимания на судьбу рабов -- нельзя спасти всех. Просто нахожу весьма забавным то, что ты избежишь одной пули, но получишь другую за то, что являешься послушным псом.

-- Нельзя назвать рабом того, у кого есть паспорт, -- небольшой оскал собеседника придавал речи того напряжённости в тусклом свете фонаря, -- того, кто давал клятву к служению, и того, кто получает плату за свою работу. Это -- не рабство, -- водитель, сохраняя поразительную стойкость и спокойствие, взял пару канистр и пошёл наверх. -- А я -- не раб.

-- Живёшь и работаешь на земле того, кто вправе забить тебя камнем, если у него будет плохое настроение. Верно подметил -- не рабство. Всего-то феодализм.

-- Думай, как знаешь, -- подсобка осталась позади, -- но в Джорджии после...

-- Эй, зачем вам столько топлива? -- раздался вдруг голос из толпы.

-- Ебать тебя не должно! -- тут же, к удивлению Хантера, ответил Стивенс. -- Секретно, то бишь! По крайней мере, -- продолжил он озлобленно, но шёпотом, -- ни один человек, что живёт с Отцом в сердце, не может назвать себя рабом -- у нас лишь свободные люди, -- входные двери открылись, и свежесть утра тут же ударила в нос обоим.

-- Тоже может быть, -- хриплый голос Хана иногда мог сравняться в неприятности даже с дверью в подсобку. -- Только вот что странно: несмотря на то, что ни один человек Чёрного Золота не может называть себя рабом, у каждого человека Чёрного Золота есть вполне осязаемый хозяин.

-- Ты говоришь парадоксами, -- горючее упало в багажник.

-- А ты в них живёшь.

У стен также ждал патруль и стояли шипы. Несколько молодых парней, сделав столик из бочки и досок прямо под лестницей, перекидывались в карты, пока лишь один из них стоял в дозоре, лениво всматриваясь в одинаковый и наверняка тошный для него пейзаж степей и лесов Оклахомы. У ворот же уже ждал Боб.

-- Я, вот, всё отделаться от мысли одной не могу, -- сказал старик, убирая вторые шипы, -- кого-то мне твой попутчик напоминает. Слушай, не видал ли тебя случайно пару лет назад, сеньор? Ты ещё проезжал в Новый Техас в качестве... не помню... Как-то там проезжал? Хренова память на лица портится -- старею. Но с тобой ещё мужик высокий был.

-- Нет, -- холодно ответил Уильям. -- В последний раз я был здесь очень-очень давно.

-- Мда... Тогда по какой причине приехал сейчас?

-- По той же, что и все -- заработок.

-- И как оно? Хотя да, глупый вопрос. Раз типа-Отец сказал доставить в Кав -- удачно... А Стивенс-то зачем с вами?

-- Много вопросов, простой охранник. Долгосрочная операция -- нужно, чтобы кто-то пригнал авто обратно.

-- "Простой охранник"... А если я пошлю к Генриху, чтобы проверить, правда ли это? -- старик Боб хитро улыбнулся. -- Было бы неплохо доверять, но проверять, знаешь ли... А, впрочем, нет. Пожалуй, ты прав насчёт лишних вопросов -- тут любой занервничает. Однако одно скажу: если бы я так жилы напрягал, как ты сейчас, у меня давно бы все позвонки из шеи вылетели -- будь спокойнее. Да и Стив, как я вижу, не возражает?

-- Не возражает, -- кивнул Стив, крепче сжав руль. -- А теперь убери уже эту колючку с дороги, пожалуйста.

Аванпост был успешно преодолён и, как только Мюррей остался за спинами путников, охотник тут же попросил Айви обезоружить водителя. Парень забрал охотничий карабин, пистолет и нож, передав всё это Хантеру. Сам Хантер же, проведя пальцем по лезвию ножа, вернул его своему напарнику:

-- Всё равно обещал тебе что-нибудь из холодного оружия, -- протягивая ручкой вперёд, сказал Уильям, -- это вполне сойдёт. Отвечая на твой вопрос: да, на каждой дороге, ведущей к Техасу или Луизиане стоят подобные аванпосты. Их цель: не допускать въезд контрабанды в штат. Приедешь на машине -- придётся оставить на аванпосте, приедешь с оружием -- то же самое. Тебе выдают небольшую бумажечку -- разрешение на то, чтобы после покинуть штат, в которой также описано всё то, с чем ты приехал, чтобы на выходе ты мог это забрать.

-- К чему такие сложности? Мире же... умер?

-- Их это не останавливает. Внутри штата есть своя экономика, и её нужно поддерживать. Всё, что ты там продашь, превратится в валюту, легитимную только у них. Впрочем, именно из-за этого многие наёмники и пытаются работать на Золото -- стабильность и однозначность оплаты. Однако учёт транспортных средств и огнестрельного оружия там жёсткий -- всё для того, чтобы бунт внутри системы было трудно организовать.

-- То есть человек не может владеть оружием и машиной? А если мёртвые нападут?

-- Вот тебе и отличный пример работы этой системы: да, мёртвых в Техасе и Луизиане пытаются зачищать -- патрули неких "Инквизиторов" ходят по штатам и выкашивают всех, кто хоть немного бледнее, чем просто белый, но вот в моменты миграции -- весной и осенью, когда орды идут через Техас, жители сами по себе -- плевать, сколько умрёт, -- развёл он руками, -- лишь бы бунты не устраивали.

-- От бунта погибнет куда больше людей, чем от мёртвых, -- вклинился в разговор водитель.

-- Сиди и молчи, свободный человек. Уверен, проходи орда через твой дом, ты бы сказал иначе -- когда она смела бы твою семью и близких. Есть вообще такие? -- собеседник смолчал в ответ. -- Тогда о чём речь вообще для тебя? Тебе главное -- свою шкуру беречь, но на этом -- всё. Когда идёт, орда, Пацан, они -- это Золото, не делают абсолютно ничего. Даже сейчас, -- махнул головой в сторону аванпоста Хан, -- когда мы проезжали их "неприступные преграды", ты не заметил ничего странного? Ворот не было -- их просто снимают. Когда мёртвые подходят к штату, все эти люди просто прячутся в здании...

-- Вовсе нет... -- пытался перебить Стивенс.

-- Словно во время смертельного бурана, они заседают внутри и не издают ни единого звука днями, надеясь только на их какого-нибудь божка или Отца. Вот всё, что их безопасность может предложить -- около полугода со смертью завтрак делить за слабое подобие прав и законов, что нынче принято называть "свободой". А если вспомнить их союз с Эволюцией, то и вовсе... Эй, водитель, это не лошади там, вдали? -- вдалеке действительно виднелась пара лошадей с всадниками: вороная и каштановая. -- Что-то я не помню, чтобы Золото использовало лошадей для вылазок вне штата.

-- Мы и не используем -- это не наши.

Проезжая мимо всадников, Уильям из Джонсборо был готов поклясться, что узнал их, а они же, отвечая взглядом, узнали его: двумя всадниками были никто иные, как Бен и Адам -- два брата, живших в Ирене. Как только обоюдный момент истины и прозрения прошёл, мимо головы Хантера просвистела пуля.

-- Чёрт! -- вскричал водитель. -- Это что, мать мою, было?!

-- Братья, -- прагматично ответил наёмник.

-- Братья?! Какие ещё, нахер... Братья?! Погоди, те самые Братья?! Чарли и Илай?! Иди ты нахер! Какого хрена им от тебя нужно?!

-- Заткнись и дави газ в пол.

"Интересно, как же они нас выследили? Я же не сказал им, куда... Ах, да -- я-то не сказал, но до этого там были Александа и Салливан, тараторящие что угодно, лишь бы идти чуть медленнее. Даже если они одним словом упомянули, что идут на юг -- этого было достаточно... А раз я интересовался людьми, идущими на юг, то я, логично, пошёл за ними. Одно хорошо -- дальше они не имеют ни малейшего понятия о том, где меня искать".

Как только компания подъехала к Ардмору, Уильям попросил остановить, сославшись на то, что ему нужно забрать своё снаряжение из тайника. Стивенс повиновался. Как только машина остановилась полностью, наёмник достал из кобуры пистолет и выстрелил водителю в голову. Почувствовать влажную землю и испарину, что шла от неё, охранник Отца не успел -- в тот момент, когда его тело было выкинуто из автомобиля на землю, он был уже мёртв.

-- За... Зачем?! Зачем, Уильям?! -- испуганными, почти бешеными глазами смотрел Айви на труп.

-- Потому что у меня в револьвере был всего один патрон, а с него всё ещё можно поиметь что-то из припасов. Отпускать без оружия обратно к Генриху -- всё равно, что обрекать на верную смерть, только более медленную.

-- Мы... как животные.

-- Точно, -- он надел бронежилет и закинул оружие на плечо, -- выживает сильнейший. Теперь поехали. Уверен, если не было плана нас убить, то был послать какой-нибудь хвост -- лучше поторопиться.

С трупа было снято всё ценное: рюкзак, что стал Хантеру основным, часы с погнутой секундной стрелкой, цепь с символом Золота -- всё той же остроконечной звездой, даже куртка и пояс с начищенной, что странно, пряжкой -- всё было забрано для того, чтобы быть отданным в будущих бартерах за какую-нибудь еду.

-- А мы не будем его?..

-- Что? Прятать? Хоронить? Смысла нет -- мёртвые быстрее справятся с нашей работой.

-- И куда мы направимся?

-- В Кав-Сити -- нам нужны припасы, огниво и карта, -- о настоящей причине охотник решил умолчать. -- Да, я помню, что сказал Джеймсу, когда пытался избавиться от тебя, но, кажется мне, что "виновного" за все эти преступления либо уже нашли и повесили, либо выяснили, что он умер в той же перестрелке. А затем мы двинем в безопасное место -- там ты и останешься, -- Парень затормозил, удивлённо таращась на идущего позади наёмника.

-- А если я?..

-- Даже не обсуждается. Как только попадёшь туда -- будешь сам волен решать, что делать. А до тех пор пойдёшь по моей указке.

-- Я хоть могу узнать, что за место?

-- Хм... Нет -- ты всё ещё должен мне вопрос. Отвечу только после того, как задам свой.

Машина вновь завелась. Из той же предусмотрительности, что вела Уильяма "Из Джонсборо" Хантера в самом начале, он решил объезжать крупные города, тем более -- Оклахому. Заявляться наёмнику в одно и то же место трижды за месяц было сродни самоубийству. Тем более, как считал сам наёмник, кроме солдат из Башни Первого Национального Центра; кроме братьев из Ирена -- Адама и Бена, ведомых то ли местью, то ли юношеским максимализмом одного из них; кроме людей с переправы Скайатук, что, наверняка, всё ещё искали его -- кроме всего того, мог быть и хвост, посланный Отцом Генрихом -- охотник не сомневался, что такой был. А быть зажатым меж двух огней -- худший из сюжетов, из которого выбираются, разве что, герои каких-нибудь нелепо наивных романов.

-- Итак, мой вопрос, -- начал, наконец, Хан, -- откуда вы с братом пришли? Какой штат или город, или?..

-- Неравноценный вопрос, -- тут же ответил Айви. -- Глупо отвечать на такой взамен на вопрос о каком-то Чёрном Золоте.

-- "Каком-то"... Вот теперь мы и подошли к той части, где мне не нравится твоя схема обменов -- как решать, что честно, а что -- нет?

-- Разве что-то внутри тебе не подсказывает, что честно, а что -- нет? Как интуиция? Равноценным вопросом на мой дом был бы вопрос о твоём доме, о самом первом -- я мог бы спросить такой.

-- Мог бы -- я бы не ответил, -- впереди на дороге показалась очередная стая, так что пришлось развернуть на восток. -- Разница между моим любопытством и твоим лежит в целесообразности -- тебе просто интересно, для меня же -- это важно.

-- Вот именно -- важно лишь для тебя. Для меня это такое же любопытство, -- Хантер фыркнул в ответ, усмехнувшись. -- У нас ведь равные права, верно? Кроме того, что я не могу от тебя уйти? Вот и отвечать, значит, я не буду.

-- Последнего, кто сказал мне эту фразу, пришлось пытать два дня. И то, просто из-за того, что в вечер второго он умер от потери крови, -- собеседник как-то странно покосился на Хана. -- Нет, с тобой я этого делать не собираюсь. Да и угрожать или ограничивать тебя не входит в мои планы. По крайней мере, ты не стал в меня стрелять, хотя это и было тебе выгодно; смог в критичной ситуации не только не потерять самообладания, но ещё и подать мне сигнал, что у тебя есть оружие; ну и, в конце-концов, смог вытащить хоть что-то из раздосадованной вдовы, что чуть мне ногу не отстрелила -- это, как ни как, достойно доверия. Пускай и минимального.

-- То есть?.. -- почти улыбнулся Парень.

-- Но не настолько, чтобы учить тебя стрелять, -- тут же отрезал собеседник. -- Даже не представляй себе сцену, где я выставляю бутылки на какие-нибудь ящички и говорю: "Представь, что перед тобой человек". Взвёл затвор, прицелился так, чтобы прицельная планка и мушка были на одном уровне, выстрелил -- всё, что тебе нужно знать... Насчёт твоей системы вопросов: я подумаю. Пока что я не готов к таким радикальным условиям, так что держи любопытство в узде. Итак, теперь мой перефразированный вопрос: когда вы шли в Оклахому, с какой стороны от вас было солнце утром? С какой вставало?

-- В чём важность этого?.. А... Кажется, понял. Позади. Солнце вставало позади от нас.

-- Ровно позади?

-- Ну... Наверное, нет. Позади и немного справа... Наверное, на вот столько, -- парень руками показал угол примерно в двадцать градусов.

Охотник кивнул в ответ. "Значит, они пришли с северо-востока -- уже можно откидывать Синих, Псов Войны и Единство. Но всё равно слишком много группировок, чтобы просто стрелять наугад. Наводящие вопросы могут помочь мне сузить круг поиска, но не думаю, что мне хватит времени на то, чтобы ходить вокруг да около. Возможно, стоит задать прямой вопрос? Нет -- он задаст в ответ, и мне придётся рассказывать то, о чём я предпочёл бы умолчать. Впрочем, как упоминал Воланд... какая ему разница до моего прошлого, как и мне -- до его знания? Он ведь исчезнет в этой Гренландии -- там, откуда никто не возвращался... Исчезнет, как и многие другие... -- охотник сильнее сжал зубы. -- А если он исчезнет, то и то, что он знает или не знает, не будет иметь абсолютно никаких последствий..."

-- Как и со всеми остальными? -- вдруг раздался голос позади водителя, звучал он точно также, как и голос самого Хантера, только был ещё противнее и... темнее. -- Да ладно тебе, Билли -- мы-то оба понимаем, что самая главная причина, по которой ты так тщательно хранишь своё прошлое -- все те глупые ошибки, что ты совершил, весь тот груз. Не болит ли спина нести так долго всё это одному, старик? -- Уильям попытался прогнать подобные мысли -- не получилось. -- Не думал ли ты, что все те люди -- куда более лучшие люди, чем ты, исчезнут вместе с твоей маленькой черепно-мозговой коробочкой?.. Я не хочу исчезать! -- прокричал силуэт с заднего сиденья, эхом раздаваясь в шуме лесов и перекрикивая шум двигателя. -- И остальные, уверен -- тоже. Впрочем, тебе же плевать, да? Тебе всегда было плевать, Ли. На всех, кроме себя. Но сейчас, о... Сейчас я наблюдаю кое-что интересное -- вопрос не морали, но выгоды. Поступишься ли ты своими принципами ради того, чтобы узнать то, что тебе нужно? Ну же. Ты же не гордый, верно? Как ты заявлял старпёру Генри? Давай... -- ещё около десяти минут силуэт давил на наёмника подобными речами, пока крик сонара в одной из стай не сбил мысли напрочь -- приходилось думать о дороге.

На подъездах к Кав, Уильям "Из Джонсборо" Хантер сразу же надел маску и, взяв пистолет только что убитого да выдав Айви дробовик, приказал своему напарнику быть настороже, в случае чего. К его же удивлению, их пустили в город без каких-либо проблем -- даже немного крови, оставшейся на раме стекла джипа не смутила стражу -- вопросов задавать никто не хотел. "Странно", -- пронеслось у охотника в голове. На подъездах к городу парочка также увидела знакомый мустанг -- тот самый подарок судьбы, что присвоил себе Уильям, стоял на парковке города и, пускай и был на расстоянии вытянутой руки, считался навсегда потерянным -- доказать то, что тот автомобиль принадлежал путникам, не представлялось возможным. "Вот тебе и добросовестная система", -- оставив машину всё на том же месте, что и в прошлый раз, старик и мальчик двинули в город. Первое резкое отличие, бросающееся в глаза, было в большом количестве висельников на столбах.

-- Что будем делать сейчас?

-- Ждать до вечера, -- сказал Хан, направляясь на центральную площадь. -- Там должен быть тот, кто мне нужен.

Но, к ещё одному удивлению Хана, Мафусаил не явился -- на той площади, где, по словам пилигрима, он собирал толпу, было пусто. Впрочем, пустота навела наёмника на ещё одну мысль -- его давнего друга уже не было в том городе довольно давно, раз сами люди перестали приходить. Единственным стоящим вариантом, чтобы убедиться в предположении, был опрос кого-нибудь, интересующегося рассказами старца, так что было принято решение посетить уже знакомый отель -- Изнанку, и спросить там того, кто уже и так в курсе положения дел.

За стойкой ресепшена сидела Джина -- девушка, пережившая многое. Завидев знакомое, но, видимо, нежеланное лицо, она было начала нервничать, но как только из-за спины Уильяма показался Айви -- успокоилась. Будучи такой же немногословной, как и всегда, сестра владельца отеля лишь скромно спросила, нужен ли путникам номер, но их, однако, интересовал её брат. Пацан сразу заверил взволнованную сестру, что с её родственником не случится ничего плохого, а Уилл, в свою очередь, лишь удивился тому, как доверчивость к детям умудрялась сохраняться сквозь века подлости и предательства -- даже на его памяти были прецеденты, когда можно было бы довериться кому угодно, но только не ребёнку.

***

Бар "Седьмое небо". В душном от количества народа и задымлённом табаком кабаке продолжился поиск цели. Количество посещающих пивные заведения объясняло пришедшим путникам количество пьяных на улицах в ночное время суток. Видимо, единственные развлечения, которые мог предложить Кав-Сити среднему своему горожанину -- это алкоголь, азартные игры и хорошая потасовка. К удобству всеобщему, это всё находилось в одном помещении.

-- Слушай сюда, Пацан: стой возле выхода и ни с кем не говори -- проблем не оберёшься.

-- Это ещё почему?

-- Потому что хуже бесящегося с жиру центнера мяса и агрессии может быть только пьяный кусок такого же мяса. Стой здесь и не задавай лишних вопросов.

Администратор отеля, носящий странную причёску, сидел в гордом одиночестве за стойкой. Подсевшему к нему Хантеру он не удивлялся очень недолго.

-- Я всегда говорил, что нужно уметь прятаться на виду, -- проговорил он, поднимая кружку. -- Ваше здоровье, сволочь.

-- Старик, что пришёл со мной в отель -- пилигрим -- где он?

-- Должно быть, вы совершили правильное дело, убив его... Я понимаю, что он был тем ещё мудаком и редко когда поступал правильно. Только лучше от этого мне не становится. Если не выпью -- совсем думать не могу.

-- Пилигрим, -- наёмник резко выхватил рюмку у собеседника и ударил ей о стойку. -- Где он?

-- Да я п... Понятия не имею! -- наконец выхватив тару из хватки Хана, ответил парнишка. -- С того дня, как вы с ним попрощались, его в городе не видели. Пшик -- и нет. Может вы и его пришили, а? Ну признайтесь... Ну разочек... Ну...

Не прошло и десяти минут пустых споров с опьяневшим, как стулья по обе стороны от Хантера и собеседника вдруг заскрипели. Бывалый пьяница, заснувший на правом, отправился на пол от резкого толчка, в то время, как выпивающий слева вынужден был вежливо уступить место под угрозой оружием.

Справа, ближе к администратору Изнанки сел тридцатилетний Чарли. Его зелёные глаза сильно выделялись благодаря чёрным волосам, собранным сзади в хвост и немного смуглой коже. Поверх когда-то белой, покрытой желтизной рубашки он носил тёмно-серую жилетку, что подчёркивала фигуру, и предпочитал чёрные плотные тривиальные штаны с туфлями, что, несмотря на профессию, старался держать начищенными. Единственная его отметина, полученная за многие года работы, что очень удивляло Уилла -- небольшой шрам на верхней губе, едва-едва задевающий усы -- ни рука, ни ноги, судя по слухам, у него никогда не страдали. Впрочем, это везение вполне можно было бы назвать компенсацией, так как правой руки у него не было вплоть до локтя. Вместо неё -- заслуженный долгими годами работы на Эволюцию бионический протез с серой, немного облезлой краской.

Слева сел Илай -- кареглазый и бледный с сединой до лопаток, прикрытой широкой шляпой, и чертами лица, чем-то напоминающими черты американских индейцев -- острые скулы и челюсть в купе с широкими губами. Тот был одет в коричневую кожаную куртку, полную карманов да подшивок, и рыбацкую бледно-синюю рубаху (также прочную и вместительную), довершая всё это брюками и тяжёлыми, не промокающими, наверное, ни под чем, ботинками. Помимо ожога у шеи и ниже, который он всегда старался прикрывать, у него были самые разные, буквально уникальные шрамы: от лезвий, что были вплоть до локтей на обеих руках, до следов гвоздей на ладонях.

Вместе эта парочка была известна как Братья -- вторые по смертоносности наёмники на континенте. Об их прошлом, разумеется, ходило множество слухов, но сам Уильям знал точно лишь одно: никого из них на деле не звали "Илай".

-- О... -- опомнился парень. -- А вот эти... замечательные люди искали вас. Очень настойчиво. Нет... О-о-очень настойчиво. Знаете, я так устал от выблядков с пушками, так устал чувствовать себя в опасности... Думал, что что-то изменится после того, как... Что-то даже изменилось! А потом они пришли. И на тебе... Говорят, что история повторяется только для тех, кто ничему не учится... Судя по частоте повторения у меня, я -- идиот.

-- Приветики тебе, Уильям, -- прохрипел и улыбнулся Чарли своим золотым клыком, вместо выбитого зуба. -- Давненько не виделись. А ты, с сосисками на голове, -- наёмник достал нож и прошёлся по дредам собеседника, -- я же предупреждал -- не ври нам.

-- Я не знал, что он до сих пор в городе! Клянусь вам! Я думал!..

-- Нужно было говорить! -- парень вонзил нож бионической рукой в стойку; бармен, видящий всё это, лишь отвёл взгляд. -- А не думать!

-- Спокойно, Чарли, -- вмешался со своим немного сиплым и более хриплым голосом Илай. -- Возможно, наш коллега просто успел вернуться. Что глупо, с его стороны, но мог ведь. Здравствуй, Уильям. Не желаешь выпить?

-- Откажусь, -- оскалился Хантер, пытаясь не таращиться на ожог собеседника.

-- Считаешь себя слишком крутым, чтобы пить с нами, да?! -- младший вытащил нож из дерева и направил на старика.

-- Я здесь не для этого.

-- А зачем ты здесь, Уильям? -- владелец отеля, сидящий подле охотника, хотел встать, но его тут же остановила крепкая хватка. -- И почему ты один?

-- Да, "дражайший коллега", где твои попутчики?

"Значит, знают о Пацане, -- подумал про себя Хан. -- Иначе слово "попутчики" не объяснишь. Они, думаю, могут быть здесь только за одним -- из-за того переполоха, что я устроил здесь. Чёрт, как знал, что не стоило сюда приходить. Кроме того, что это было опрометчиво, это оказалось ещё и напрасной тратой времени -- Джека... Мафусаила здесь не оказалось. А теперь -- эти... Трудно будет избавиться от таких. Благо, благодаря старшему, это будет чуть проще, чем невозможно".

-- Я здесь один, -- ответил он. -- Просто хотел затариться вещами, так как своего снаряжения лишился.

-- Вот оно как... А по твоему карабину не скажешь, что ты на мели, Уильям.

-- Это трофей. Предпочитаю дальнобойное оружие.

-- Не чеши!..

-- Погоди, брат. Значит, ты пришёл в город, в котором организовал погром, только из-за резкой нужды в стволе и патронах? Я правильно понял?

-- Хм... Знаешь... -- старик явно фальшиво медлил с ответом. -- Пожалуй, ты прав -- выпью. Бармен, пива да побольше.

В меру упитанный старичок с роскошными усами тут же "отвис" и метнулся в подсобку -- кажется, пиво у него заканчивалось. Пока владелец заведения исчез в своих закромах, Уильям из Джонсборо выжидал, сохраняя напряжённую тишину. Получив кружку, он тут же отпил, не упуская шанса взглянуть на зал сквозь поседевшие волосы -- Пацан был всё ещё на месте и наблюдал, таращась и ожидая сигнала.

-- Не избегай наших вопросов, ублюдок! -- Уилл почувствовал холод лезвия прямо под напряжённым от жидкости горлом -- младший подвёл руку с оружием, оттолкнув администратора Изнанки немного назад. -- Отвечай!

-- Невежливо тыкать в человека ножом, когда он пьёт, -- поставив кружку, ответил он. -- Советую убрать.

-- "Советую"?! И что же ты сделаешь, а?

-- Я? -- он легонько кивнул, будто всматривался в отражение в кружке. -- Ничего, -- в этот момент за спиной Чарли щёлкнул затвор пистолета -- Айви, уловив сигнал, подействовал моментально.

-- Оружие готово выстрелить, -- начал тот, -- пускай я и не хочу, но и тебе не стоит тыкать в Уильяма лезвием.

-- Ха-ха-ха-ха-ха... А я-то думал, твой напарник постарше будет, -- Илай, кажется, тоже немного усмехнулся. -- Эй, пацан, у тебя руки хоть не дрожат? Пальцы ходуном не ходят?

-- В твоих же интересах то, чтобы они не ходили -- я могу случайно нажать на курок, когда нервничаю. К твоему сведению: сейчас я нервничаю.

-- Спокойно, -- старший достал пистолет и нацелил в Мальчика. -- Мы же не хотим кровавой бани в баре с таким милым названием, верно? -- бармен утвердительно закивал, пускай его и не спрашивали. -- Должен сказать, Уильям, тебя было трудно найти. Мы приехали в этот город... недели назад, и нас постигали неудачи одна за другой: как только мы узнали от этого, -- отвёл рассказчик ствол немного в сторону администратора, -- паренька с чудаковатыми волосами, что тебя нет в городе -- тут же поспешили прочь, но мосты были подняты из-за миграции, проходящей неподалёку. Да, можно было переплыть, но с моей ногой и без машины -- сам знаешь, чего это я тебе рассказываю? А потом случилось убийство местного шерифа, что поспешили скинуть и на нас, и на тебя -- мы полторы недели просидели в "карцере", просто ожидая, что нас повесят. К счастью, местная система правосудия немного развалилась, так что у нас случилась амнистия. И вот, за два дня до того, как мы решили отправить письмо заказчику с тем, что след потерян окончательно, и нам придётся двигаться наугад, мы узнаем, что какой-то наёмник "вновь осмелился заявиться в этот славный город". Не долго думая, мы вернулись в отель, в котором тебя видели, а оттуда, пообщавшись с милейшей девушкой (до сих пор не особо верю, что она -- сестра этого чучела), бегом кинулись сюда -- сколько неудач ради одного большого везения. Скажи, ты веришь в судьбу? -- он развернулся и взглянул на Пацана.

-- Скоро начну, -- ответил тот отпил ещё раз.

-- А почему в убийстве обвиняют Уильяма? -- искренне поинтересовался Парень. -- Или... Почему вас? Это же то, что было три недели назад, да?

-- Вы не знаете? -- вмешался парень с дредами. -- Вы?.. Вы серьёзно не?.. Это же вы!..

-- Эта вот чёрная крыса, -- младший вытолкнул собеседника прочь из стула, а тот, ощутив свободу, кинулся к выходу, -- была до мозга костей уверена, что это именно ты завалил другую чёрную крысу -- ту, что в белом костюме бродила. Она, вернее, он был кем-то, вроде местного тайного шерифа -- заведовал всеми разодетыми идиотами в округе. Будь тут Эволюция -- точно бы не допустила подобной херни. И нет, парнишка, умер этот хрен неделю назад ровно -- кто-то его отравил. Ха... Хочешь забавный момент, а? Шутку ради шутки? Его в том же костюме и хоронили -- прямо со следами от этих грёбаных пятен.

"Воланд мёртв? -- пронеслась мысль, словно молния, в голове. -- Тогда какого?.."

-- Это же был ты, старый? -- сбили его с мысли. -- Да, всё в итоге списали на какого-то психа в маске, но ты хоть нам шепни немного правды, -- Чарли приблизился взглядом к собеседнику и, улыбнувшись, указал взглядом на нож, -- пока мы из тебя внутренности доставать не начали.

-- Что вам нужно?

-- Сколько серьёзности... Сколько самоуверенности... Ты вообще понимаешь, каков шанс того, что ты выйдешь отсюда живым?

-- Около сотни процентов. Как и говорил твой брат, никто из нас не хочет устраивать пальбу в баре города, где сейчас вешают всех, кто неправильно смотрит, -- Братья синхронно оглянулись на толпу, трезвая часть из которых источала на них чистые ненависть и отвращение. -- Спрошу у тебя, Илай: зачем вы пришли за мной?

-- А ты не в курсе, Уильям? Не знаешь, что за всеми решениями следуют последствия? Особенно, за импульсивными? Сам как думаешь -- что такого важного ты бы мог натворить, чтобы мы за тобой пришли?

"Важное?.. Важное... Неужели он говорит о Джефферсоне? -- глаза Хантера немного округлились. -- Откуда они?.. Нет, они не могут знать. Это невозможно в сути своей. Но... если мой обман во время похищения был раскрыт, и какой-нибудь житель Кастл-Сити узнал меня... Вполне вероятно. А как они узнали, что я здесь? Нет, тоже всё логично -- опросили ближайшие селения у города, нашли тот бар с треплом-барменом, в котором Джеймс заключил контракт, добрались до Оклахомы и... И узнали от какого-нибудь военного, куда я направился -- даже стороны света хватило бы для адекватного предположения. Да... Да, всё сходится. Ублюдки... Нет, даже если это так -- нельзя раскрывать карты. Нужно узнать наверняка".

-- Говори конкретнее.

-- Оставим это для того момента, сволочь, когда один из нас нацелит тебе промеж глаз, -- улыбнулся младший. -- Вот потеха-то будет: прицелюсь промеж глаз, а выстрелю в сердце, потому что башка твоя нужна целой, как доказательство!

-- Как вы вообще смогли заработать репутацию профессионалов, если один из вас -- неуравновешенный псих?

-- Заткнись!..

В эту секунду Хантер левой рукой отвёл нож от своего горла и, ударив кисть собеседника о стойку, заставил выронить оружие, а правой в то же время схватил голову Чарли и, оглушив его о ту же стойку, перехватить лезвие да пригвоздил им рукав рубахи противника к дереву. Илай в ответ лишь щёлкнул затвором пистолета.

-- Отвечая на твой вопрос, Уильям: унция репутации стоит фунта работы, -- старший брат смотрел в глаза младшему, чье лицо было всё ещё прижато к залитому различным алкоголем лакированному дереву, -- но меня лично устраивает такой расклад. За нами, в отличие от тебя, сотни и сотни исполненных дел -- мало что из наших личных качеств может перебить нашу репутацию по цеху. Ты же своего доверия не оправдал. А теперь нам стоит закончить эту мексиканскую дуэль, пока слишком активное тыканье стволами и лезвиями не привело к тому, что какой-нибудь пьяный смельчак кинется на нас, "восстанавливая порядок", -- все участники беседы медленно начали прятать оружие. -- Вот так бы сразу. К делу: как не удивительно, но чем целее мы тебя доставим -- тем больше получим в итоге. Понятия не имею, почему и зачем кое-кому нужна твоя морда лица в целости, но таковы условия. Я предлагаю тебе сдаться добровольно. Здесь и сейчас. Не будешь сопротивляться, и мы все спокойно выедем из этого городишки да направимся в нужное нам место.

-- Ага. Отличное предложение: не сопротивляйся, чтобы тебя доставили в место, где тебя пристрелят. Откажусь.

-- Ты же понимаешь, сука, что тебе вряд ли удастся далеко уйти, когда окажешься за пределами города? -- младший, не поворачивая озлобленного взгляда на собеседника, вклинился в беседу. -- Что мы сможем изрешетить тебя прямо за мостом? Что даже за твой труп дают достаточно много, чтобы мы здесь не цацкались?

-- Я рискну.

-- Кажется, ты не понял, Уильям: поймав тебя, остальных мы пустим в расход, если не согласишься сейчас. Твой напарник, этот парнишка, все люди, что окажутся рядом во время нашей стычки -- мы не оставим никого. Не кажется ли тебе жестоким, что кто-то должен умереть из-за тебя?

-- Кажется, это ты не понял, Илай. После твоих слов я больше не буду задавать вам вопросов, а, завидев в следующий раз, сразу выстрелю. И если счастливый случай оставит вас обоих в живых после моих попаданий, то я свяжу тебя, посажу напротив твоего брата и медленно начну рвать его на части и клочки самыми разными инструментами -- просто, чтобы ты понимал важность и стоимость подобных речей, а не воспринимал их, как простой инструмент влияния, -- Хантер одним залпом добил кружку. -- В конце-концов, из нас двоих самая очевидная слабость есть только у тебя. Меня подобными угрозами не запугать -- и так имею возможность наблюдать за тем, как дохнут важные мне всё чаще и чаще... Бармен! -- старичок с усами дёрнулся от неожиданности. -- Эти двое прекрасных людей тебе заплатят. Если потребуешь с них, разумеется. Пацан, пошли.

-- А ты не изменился, Уильям, -- сказал тому вслед старший, пока Чарли молотил металлическим кулаком по барной стойке от злобы и ярости, -- как был мудаком, так им и остался. Ещё пива, будь добры...

К тому времени, как двое вышли из бара, была уже полнейшая темнота -- темнело довольно быстро и сильно, учитывая время года. Правильным решением было бы убраться с города как можно скорее -- оба понимали это даже лучше, чем просто хорошо, но мост был уже поднят, да и "трофеи" утром стоило бы обменять на что-нибудь действительно ценное.

-- Идите за мной, -- раздался у входной двери -- администратор изнанки, тот самый паренёк, что, казалось бы, убежал, стоял прямо за дверью, -- вас не выпустят отсюда сегодня, и очень повезёт, если завтра не придёт очередная стая или орда, а переночевать где-то нужно.

-- У нас нет денег.

-- Я с вас и не возьму. Пошли, пока те двое "замечательных людей" не решили продолжить разговор.

Пока Уильям шёл за администратором -- Робертом, как тот сам представился -- ему удалось узнать о реальном положении дел в городе: после "его" выходки в полицейском участке, Кав-Сити был временно перекрыт -- несколько дней все судьи искали убийцу, которому чудом удалось проскользнуть через мост за минуты до того, как его подняли, объявив блокаду, но этого никто не знал. Поиски, разумеется, не дали абсолютно ничего, что сильно подорвало авторитет как самих сыщиков, так и шерифа Кав, так как все были уверены, что наёмник ещё где-то в городе.

Спустя четыре дня блокаду, по требованиям и жалобам тех, кто зарабатывал себе на жизнь вылазками в Оклахому, Стилуотер или Талсу, пришлось снять, а Совет города заявил, что проведёт более детальное, углублённое расследование дела -- людям нужен был козёл отпущения, и того быстро нашли. Но перед тем случилась ещё одна крупномасштабная катастрофа: местный шериф -- тот самый Воланд, чье имя охотник даже не стал запоминать, был убит смертельной инъекцией яда, а ещё один человек -- единственный, переживший резню в участке, стал числиться пропавшим без вести.

И пока ещё одна группа "следователей", пытающихся доказать вину Братьев или кого-либо из приезжих заходила всё в большее и большее количество тупиков (что сам Роберт узнал лишь из-за правильных родственных связей), кто-то предположил другую версию: шериф был убит выжившим судьей. Тот самый парнишка в маске ярости и красном фраке из жертвы превратился даже не в подозреваемого, а сразу в виновного, так как на следующий же день Совет объявил следующее решение: они признавали его -- судью номер шесть виновным в зачине резни полицейского участка и смерти Воланда, а также, с учётом того, что система правосудия прогнила, они распускали её напрочь -- на момент разговора Уильяма и Роберта в городе было лишь несколько новых представителей закона -- "стражей".

Люди, разумеется, восприняли всё по-разному. И если одна половина смиренно ждала смены исполнительной власти и пополнения кадров, то вторая начала самостоятельно представлять эту самую власть. Больше всего, разумеется, пострадали бывшие судьи -- Совет, преднамеренно или нет, признал их не просто коррумпированной системой, но также и заявил тем самым, что все отнятые ими жизни были отняты несправедливо. В итоге, за их слова расплачивались целыми семьями. Неважно, были ли среди них дети, старики или женщины -- "око за око". Всех же преступников, на тот момент содержащихся под надзором или стражей, отпустили, уничтожив досье. Так Цветок Оклахомы, побитый бурей, начал медленно гнить.

Что же касалось отношения Роберта и Джины к Хантеру, то они были более, чем нейтральны даже после того, как узнали, что к убийству Воланда охотник не имеет отношения. Не ответили, почему, но наёмник и не стал расспрашивать -- проблемы отцов и детей в тот момент его интересовали меньше всего. Убедившись, что в душе Изнанки действительно была горячая вода, наёмник, сморенный перепадом температуры, тут же завалился спать, сбросив плащ, ботинки и рубашку рядом с диваном.

-- Такие шрамы, как у меня, есть только у рабов? -- вдруг вырвал его из сладкой дрёмы голос совсем рядом.

-- Я, вообще-то, сплю... -- каким-то неведомым чутьем старик всё равно ощущал, что фигура стояла над ним. -- Да, такие я видел только у рабов. С небольшим отличием, но всё же... Раньше били татуировки, -- охотник поднял два пальца и горизонтальной дугой прошёлся по линии шеи, -- но потом поняли, что не эффективно -- кто-то просто умудрялся срезать кожу и убегал восвояси, вновь считаясь свободным человеком, так что решили делать это... шрамирование, если хочешь. У тебя ещё аккуратный узор, скажу я тебе -- неплохо надзиратели с тобой обходились.

-- Я не был!..

-- Не ори мне на ухо. Право верить или не верить тебе всё равно за мной. Я не верю. Расскажи, кто ты, чтобы у меня появилась другая версия.

-- Обойдёшься. И я, взамен, обойдусь.

-- Ну, вот и порешили. Теперь ты должен мне вопрос.

-- Но я...

-- Без "но". Предложил систему -- соблюдай, -- едва договорив, Хан закрыл глаза и тут же упал в беспросветный и беспамятный сон.

Утро. Только оклемавшись оба путника тут же принялись собираться -- нужно было быстрее покинуть тот город, но прежде -- совершить бартер. Однако система, созданная Советом, играла не на пользу путников: стоимость продажи и покупки одного и того же товара отличалась разительно. "Словно опять капитализм пришёл", -- выругался про себя старик, пускай и знал, что такие неравные условия сделок компенсировались обилием и разнообразием предметов интереса, сосредоточенных в городе.

Бартер практически всех вещей производился в местном "ломбарде" -- у старьёвщика, через которого и проходили все ввозимые в город предметы. Уильям "Из Джонсборо" Хантер, глядя на щуплого и сиплого старичка, одетого в практически домашнюю пижаму, прекрасно осознавал, что пускай тот человек и не выглядел влиятельным, в его руках была сосредоточена очень большая сила, а сам старичок был выбран на свой пост точно не случайно, как и его "подмастерье" -- худощавый и темноволосый паренёк в больших очках, вечно шастающий с большой конторской книгой в руках.

Оказалось, что за карабин едва можно будет купить достойный пистолет и амуницию, а за пистолет -- горсть патронов, за вещи -- практически ничего. Но, невзирая на возмущение, обмен всё же прошёл -- все трофеи, кроме серой утеплённой куртки, доставшейся Пацану поверх его капюшонки, и бронежилета с ножом, были отданы. Получив в обмен "бумаги" -- так называемую расписку на определённую сумму местной валюты, что нужно было снять в "банке", путники отправились далее.

"Капитал Кав" находился на территории старого денежного хранилища, так что большинство здания было либо отреставрировано, либо перестроено с учётом нужд. Так вся территория банка, доступная рядовому жителю, представляла из себя десять на два метра площадь от входа, окруженную с трёх сторон стенами с решетчатыми окошками в них.

-- Смотри и запоминай, Пацан, -- сказал охотник, когда они вдвоём зашли в здание. -- Раньше было практически так же. Наверное, нигде больше на континенте, кроме этого места, не пытаются так сильно восстановить дух былых времён, сохранить правила.

-- Выглядит... фальшиво, -- парень, подражая наёмнику, также занял очередь у окошка -- в банке было многолюдно даже вечером. -- Да, кажется, будто ничего не изменилось, но за всё то время, что я шёл с братом, с тобой и Джеймсом -- это единственный банк. И... у меня-то даже повода в него заходить нет. И у того, кто не отсюда, тоже нет...

-- Именно. Наверное, ты не заметил сходства Золота и этого места, но это то, что всегда пытался сделать человек: не приспосабливаться, но приспособить. Посмотри: все окружают свою территорию стенами, пытаются изменить по своему желанию и нуждам, делая вид, что окружающего мира не существует... Это как пытаться создать айсберг посреди пустыни -- старайся не старайся, а таять он будет... -- Уильям подошёл к окну и протянул расписку, Айви же, в свою очередь, глупо таращился на человека за решёткой, после чего понял, нужно отойти. -- Впрочем, момент для того, чтобы насладится этими тщетными попытками, у тебя есть -- используй.

На руки Хантеру выдали стопку небольших купюр с незамысловатым рисунком географической карты Кав-Сити по обе стороны и словами "Vita hoc labor". Причём некоторые купюры были нарисованы на денежной бумаге, некоторые -- на обычной, а некоторые -- криво распечатаны.

-- Что это за херня? -- ткнул обратно распечатанные купюры наёмник.

-- Нормально всё, -- ответил уставший мужской голос. -- Художник умер. На замену, пока что, никого не нашли -- вот и выкручиваемся. Торгаши в курсе.

Следующим пунктом была закупка. Было решено взять исключительно патроны сорок пятого калибра в небольшом количестве (стоимость пистолета как раз покрывала данные затраты) -- ими заряжался как револьвер Уильяма, так и пистолет Джеймса -- единственное оставшееся оружие. За карабин с небольшой надбавкой удалось взять топливо для машины и небольшое количество еды -- Хантер рассчитывал добраться до цели как можно быстрее. За одежду же были взяты банальные вещи первой необходимости: компас, рисованная от руки карта, едва-едва подходящая для ориентирования на местности, огниво, фонари, фляга спирта и бинты -- на этом "деньги" кончились.

Затарившись, путники взяли путь к машине. Уилл шёл и то ли был в паранойе, то ли действительно ощущал чей-то взгляд на себе -- Братья. С одной стороны у него была отличная возможность убить их прямо в городе, воспользовавшись местными беспорядками, а с другой, благодаря тем же беспорядкам, его самого могли бы повесить в ту же секунду и даже не факт, что из-за убийства -- все преступления, как он считал, вешались на приезжих -- козла отпущения проще убивать, если он не рос с тобой через стенку.

Однако паранойя была или нет, от Братьев нужно было избавиться. Если не из чувства безопасности, то хотя бы из-за Чарли -- псих, каковым считал его Хан, был известен не только своим нравом, но и умением считывать следы -- был довольно умелым следопытом, пока его брат занимался взаимодействием с людьми (как общением, так и пытками). Они, в каком-то извращенном смысле, дополняли как качества, так и недостатки друг друга, так что были особенно опасны.

Вечером, перед тем, как принять душ, наёмник даже подумывал разыграть представление с горожанами Кав и Пацаном: подкинув амулет Хэнка в карман одному из Братьев, Айви должен был обвинить их в воровстве, точно описав предмет и рассказав слезливую предысторию -- жажда крови толпы наверняка сыграла бы в таком случае, и оба охотника за головами оказались бы на столбах, но у этого плана был существенный минус -- риск в виде того же Чарли, который даже перед лицом смерти палил бы во все и вся настолько, насколько бы у него хватило патронов.

Да, речи о его вспыльчивом нраве часто были преувеличены, но Уильяму хватало лишь одного примера, чтобы не рисковать: на одной из Сходок новенький наёмник, чтобы показать себя, заявил, что ни один протез не заменит настоящую руку в кулачном бою по гибкости и точности взаимодействия, так что призвал младшего Брата к "дружеской дуэли" -- закончилось всё тем, что череп паренька буквально был сложен надвое -- Чарли отказывался останавливаться ровно до того момента, пока проигравший не перестал биться в конвульсиях. Но даже после такого припадка он смог отбиться от троих, пытавшихся схватить его, так что в одном Илай был прав: их репутация, с хорошей или плохой стороны, была весьма и весьма заслуженная.

От мыслей о преследовании Уильяма отвлёк Айви. Судорожно дёргая своего попутчика за рукав, он указывал лёгкими, почти невидимыми кивками головы куда-то вперёд -- в сторону парковки. Подняв голову, старик ожидал увидеть какую-нибудь шпану, сливающую топливо с их джипа, но увидел что-то куда хуже: мустанг, оставленный ими несколькими неделями ранее здесь, был заведён, а у него стояла фигура, обвешанная стволами и явно не походящая на местного. Мост, как назло, был всё ещё поднят.

-- Быстрее в машину, -- тут же скомандовал Хантер.

-- Понял.

Парень быстрым шагом дошёл до джипа, но, не добежав пары шагов, замер и медленно поднял руки. Охотник, осознавая ситуацию, достал заряженный револьвер и, подняв перед собой, медленно пошёл к автомобилю. Когда же он увидел того, кто взял его попутчика на прицел, он обомлел. Из обеих ртов -- целящегося уже в наёмника и самого наёмника раздалось одинаково удивлённое и не лишенное доли сарказма: "Да ну нахер".

-- Дедуля, -- произнёс мужчина сквозь выбитые зубы. -- Покрасился, что ли? А тебе даже идёт... Знаешь, без маски ты ещё уродливее -- с этой, -- фигура провела свободной рукой по щеке, указывая на шрамы старика, -- хернёй на твоём лице.

-- Ты...

Перед охотником стоял никто иной, как предводитель группы Эволюции с озера Скайатук -- русый и худой мужчина, покрытый татуировками и называемый его людьми никак иначе, как "Босс".

-- Босс, значит? -- Уильям сделал шаг вперёд, пытаясь обойти машину и взять стрелка на прицел в полный рост.

-- Хоть склероза у тебя нет, -- он откинул локоны русых волос и сам вышел из-за машины. -- Парни!

В эту секунду ещё двое фигур вышли из-за соседнего автомобиля, став за спиной Босса, а зевака, стоящий позади Хантера, у мустанга, взял его на прицел.

-- Уильям, -- Пацан достал пистолет и, став спиной к старику, прицелился в стрелка, -- что делать будем?

-- Уильям, значит? Ха-ха-ха... Это же "Билли", правильно?.. Скажи-ка мне, Билли, ты веришь в судьбу?

-- Идите вы нахер со своей судьбой, -- он посмотрел по сторонам -- против них двоих было четверо, включая стрелка, человек.

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! -- смех предводителя шакалов поддержал каждый, кто слышал ответ на вопрос. -- А я, вот, всё больше начинаю. Как думаешь, почему я сейчас не выстрелил, а решил провести этот... тупой, с точки зрения убийцы, диалог?

-- Любишь драму разыгрывать?

-- Скажу тебе, как верующий не в Эволюцию, но в Слово Божье... Библия, Евангелие, Новый Завет -- прочая херня, -- словно отчитываясь, уточнил тот. -- В одной из них говорится так: "От одной крови создал Он весь род человеческий для заселения земли, и назначил Он предопределенные времена и пределы их обитанию", -- проще говоря: кажется мне, что если три попытки прибить тебя закончились неудачей, то пытаться четвёртый раз -- не самое мудрое решение. Пусть Он, -- легко и непринуждённо ткнул рассказчик пальцем вверх, -- сам себе решит, когда тебя пришить -- мне, лично, выполнять роль палача немного стрёмно.

-- Босс, завязывай, -- раздался голос позади мужчин -- говорил один из людей Эволюции, -- это совсем не та...

-- Завали! Короче... В общем, да... Да-да-да-да-да -- есть ещё кое-какая забавная штука, сдерживающая мой указательный палец. Смотри: после того, как ты прибил Чарли... Вернее, не прибил, если уж совсем детально... Короче, мы нашли их и послали три группы на дальнейшие поиски: первая пошла в Стилуотер -- та, у котороый ты забрал гребучую тачку; вторая направилась в Оклахому и до сих пор не выходит на связь; а третья же -- сюда, в Кав-Сити.

-- И ты был в составе одной из них, -- пытался продолжить Уилл, намекая, что пора бы переходить к заключению. -- Я уже...

-- Ты когда-нибудь генерала военных на разведке видел? Кардинала в бою с трупами? Перебежчиков в качестве пушечного мяса? Вот и завали -- я, а не ты, тут историю рассказываю. Так вот... Билли, расскажи, как там всё было дальше. Не ты, старый -- другой Билли. Сорян за каламбур.

-- Ну... -- полноватый паренёк позади начал свою речь грузным голосом. -- Мы приехали и неделю ошивались здесь, ожидая, что ты заявишься. В один из таких даже услышали про какого-то наёмника, но им оказался треклятый черномазый и какой-то... Кстати... -- старик буквально спиной чуял, что рассказчик всматривался в Айви.

-- Я понял! -- злобно выкрикнул Уилл. -- Дальше.

-- Короче, мы тебя так и не нашли. Но потом увидели машину группы Райана, но без Райана... Два дня его искали -- всё гадали, с хера ли он приехал... -- Босс язвительно хохотал над своим подчинённым, показывая прямое презрение. -- Потом город перекрыли из-за какого-то убийцы. Мы-то думали -- из-за черномазого, но рассказывали про старика в плаще. Мы сообщили Боссу. Он в ответ сообщил, что приедет лично, и...

-- Нет, Билли, не так. Я сообщил, что вы, кхм: "Тупые выблядки, которые даже свой хер в штанах найти не смогут", -- а только потом добавил, что приеду лично и найду его сам, так как был уже сыт по горло всей этой охотой на кролика -- учитывай важные детали.

-- Я... -- Билли проскрипел зубами, но, столкнувшись взглядом со своим командующим, тут же уставился в пол. -- Да, Босс... В общем, мы ждали, но потом...

-- Потом пиздец пришёл, дедуля. Такой, блять, тотальный, что я даже в теории не мог представить -- все переправы... Прикинь -- все... В один день... -- предводитель шайки смотрел на холодное рассветное солнце и даже не морщился. -- Я, блять, до сих пор не понимаю... И уже четвёртый день тишина в ответ на запросы... Мёртвая, нагнетающая... И за эти четыре дня -- когда блядский мост был поднят, потому что орда, мы тут поняли одну очень важную вещь: если бы мы не поехали за тобой в этот городишко, то наверняка бы кормили тех самых рыб, чьи желудки и так трескались от мяса старых жителей моей переправы... Представляешь, какая лютая херня?

-- Хочешь сказать, что не убьёшь меня из чувства благодарности?

-- Почти... Поверь, если бы сейчас мост был поднят, я бы не побрезговал всадить в тебя всю обойму и, выхватив ещё одно ружье, всадить следующую, а затем сбежать, словно крыса... Но, кроме всего прочего -- чувства благодарности да другой херни -- тут же где-то твои напарники шастают... Уильям из Джонсборо, -- старик невольно оскалился. -- Это, кстати, охренеть как объясняет то, почему ты такая живучая сволочь -- ты же даже после того, что учудил в самом сердце Эволюции, умудрился уйти -- что уж говорить о нас... Но мы сейчас не об этом, верно? Ну, где эти двое, а? Где гребучие Братья?

В ту секунду Уильям "Из Джонсборо" Хантер просто стоял, будто заворожённый, и молчал. Внешне он был похож на самого себя -- абсолютно холодного и сосредоточенного на цели человека, но внутри его головы творился настоящий сумбур из эмоций и мыслей, очень близкий к истерике -- хотелось кричать, смеяться и плакать одновременно: "Братья здесь из-за дурацкого совпадения. Братья, которые хотят меня убить, -- думал он себя, пытаясь не улыбаться. -- Но не будь здесь Братьев -- я был бы уже мёртв. Этот татуированный идиот думает, будто мы участвуем в одном деле, и только из-за этого не стреляет. Блять. Ха-ха-ха-ха-ха... Бля-я-я-я-я-ять!"

-- Рядом, -- едва выдавил из себя тот. -- Они рядом.

-- Так и знал. Знаменитые ублюдки. Скажи: как думаешь, младшенький из них -- тот, что ещё у наших себе клешню выбил, -- смыкая и размыкая пальцы на поднятой у щеки руке, показывал Босс, -- ему поначалу холодно от железа, когда самоудовлетворяется, а? -- кажется, всю толпу потянуло на смех.

-- Понятия не имею.

-- Хотя... Зато после похмелья нужная рука не трясётся точно -- в толчок попадает в ста процентах случаев, сто пудов... Короче, старый: прямо сейчас предлагаю разойтись друзьями. Не гарантирую, что не скажу Эволюции о том, где ты, и с кем работаешь, когда вернусь в Делавэр, и не пристрелю, если увижу после, но прямо сейчас стрелять не буду... За что ты, кстати говоря, должен быть благодарен. Не, даже не так -- пиздец, как благодарен.

-- Он благодарен, -- мгновенно и быстро протараторил тут же Айви. -- Если нужно -- поблагодарю за него. От него благодарности... как это... хрен дождёшься, -- толпу вновь пробрало на смех.

-- Интересный у тебя пацан, старик. Так что?

-- Твоя машина.

-- Чего?

-- Мне и Братьям нужна твоя машина -- мустанг -- одноразовое ТС для операции. В обмен возьми джип, у которого мы стоим -- ты и так понял, что он принадлежит мне.

-- Ха-ха-ха... Ты охерел?! Ты вообще понимаешь, как просто мне?..

-- Тебе же выгоднее -- доберешься до Делавэра даже по самой дерьмовой грязи, верно? К тому же, твоя развалюха -- действительно развалюха, а за этой следили лучше, чем ты за своими зубами, -- в ответ Босс мерзко облизнулся, улыбнувшись. -- Нам обоим выгодно.

-- Да, но вот одного я вдуплить не могу: с чего бы это?..

-- Эй, Босс, тут!..

Билли не успел договорить, как из-за крупного джипа, загораживающего во всю обзор, показались две фигуры -- Братья, оба во всеоружии, нацеленные на стрелка и толпу.

-- Вы что-то перепутали, мальчики, -- шепнул Илай, впритык подходя к двум, стоящим сзади Уилла, амбалам, -- они -- наши.

-- Да мы уж поняли, -- Босс опять принялся чесать щёку.

-- Тогда вы сейчас или осторожненько опустите оружие, или... -- в тот момент у мустанга раздался оглушительный гул -- стрелок, целящий в толпу, упал, выключенный ударом Чарли. -- Или вот это. Что, Уильям, какие-то проблемы?

-- Слишком длинный список, чтобы перечислять. Босс, -- старик осторожно и незаметно для Илая вытащил ключи от джипа из внутреннего кармана плаща, делая вид, что прячет пистолет, -- по рукам?

Позади толпы медленно нарастал треск дерева и скрип железа. Обернувшись, предводитель шайки Эволюции увидел, что мост, наконец-то, начинал опускаться.

-- По рукам! -- парень, выкинув оружие, подошёл к Хантеру и что есть силы обнял его, просовывая правой рукой ключи в карман. -- Не думай, что я не догадался, -- шепнул он тому на прощание. -- Но хрен с тобой -- жить нам обоим больше, чем перестрелять друг друга, хочется. Парни! Стволы в кобуры -- валим!

-- Вот и чудненько... -- шепнул старший Брат, убирая ружьё. -- Погоди, какого?!

Прогремел выстрел. Уилл отлично понимал, что Братья, очевидно, мгновенно раскроют подвох, так что в тот момент, когда двигатель мустанга заревел, а мост опустился, он приказал Айви, сидящему на сиденье штурмана с канистрой топлива и рюкзаком, пригнуть голову и выстрелил в колесо массивного джипа -- только из него, как он понял, Илай успел бы достать винтовку. Сам же выстрел не только замедлил преследование на час или более, но и заставил часовых города Кав принять роковое решение -- вновь поднять мост. Мустанг, поднимая пыль, медленно удалялся прочь под крики старого охотника:

-- Да! -- Уильям "Из Джонсборо" Хантер и молотил по рулю кулаком от радости, когда Жемчужина Оклахомы осталась позади. -- Да-а-а-а-а-а! Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Да, да, да, да, да, сука! Да! Кх! -- через секунду он уже забылся в порыве кашля. -- Пацан, живой?

-- Д-да... Кажется... Живой! -- собеседник тоже улыбнулся. -- Погоди! Мы же могли просто убежать! Зачем был весь этот цирк с машинами?!

-- Затем, кх, парень, что те двое -- с ожогом и железной рукой -- Братья, чёртовы элитные наёмники. И, уж поверь... Кх-кх-кх! Уж поверь, если они, в своё время, смогли достать автомобиль с водородным двигателем, то достать жучок для них -- вообще пара пустяков.

-- "Жучок" -- это?..

-- Средство слежения. Это как... Забей. Штука в том, что они могли отслеживать ту машину, на которой мы приехали. Но теперь-то... Теперь да, блять, да! -- он ещё раз ударил ладонью о руль. -- Теперь осталось добраться до Картрайта.

-- Ну, а это то что?! -- совсем ничего не понимая, возмутился Айви.

-- Небольшой городишко в Канаде... Или большая земляная коса. Но не суть. В общем, нам нужно туда -- доставим тебя оттуда прямо за чёртово море. Ах, да... В общем -- о том безопасном месте: если верить Александре и Салливану (а ты, как я понял, веришь им куда больше моего), то ты окажешься в самом безопасном месте на планете -- твоя точка маршрута закончится на самом большом острове на земле под названием "Гренландия". И, если всё окажется правдой, то, уверяю: любой позавидовал бы твоей нынешней судьбе...

*ivy (англ.) -- плющ.

**hunter (англ.) -- охотник.

========== Глава 15. 208IV ==========

Родина -- это то место, где пришлось родиться.

Обитель -- то, в котором было решено жить.

Дом -- куда хочется возвращаться.

Гул авто приятно разбивал утреннюю тишину. Среди голых деревьев и почерневших, сгнивших от постоянных дождей листьев было мало чего приятного глазу: пустые поля, пустые ветви, потрескавшиеся и обветшавшие редкие дома. В воздухе витал запах поздней осени -- прекрасный своей свежестью, сулящей скорые перемены, и отвратительный своей сыростью с привкусом влажной земли. Тот запах всегда говорил только об одном: всё умирает, и всё точно умрёт, отдав своё место под жизнь. Пока шины старого, практически раритетного мустанга разгребали под собой слои грязи, Уильям внимательно следил за тем, чтобы двигались они в правильном направлении -- он гнал практически точно на восток, взяв лишь немного севернее.

-- А далеко до этого самого Картрайта?

Голова его была забита мыслями о грядущих проблемах и уже существующих. Их было много. Даже слишком много. Такой снежный ком препятствий вполне мог бы задавить даже нескольких человек, неготовых, но стоящих на пути. Наёмник себя таковым не считал. Да, он знал, что путь, предстоящий им -- это путь не из лёгких в самом прямом, физическом смысле, но всё то меркло перед другими мыслями -- о том, что же делать после этого пути.

-- Уильям?! -- голос прозвучал громче и уверенней.

-- Что?

-- Как далеко нам ехать? До этого "городка, в смысле?

-- Около четырёх тысяч километров, -- водитель, посмотрев на своего собеседника, не находил в его глазах понимания. -- Два часа от реки Ред до Гатри -- это всего двести десять, -- позади послышалось скромное "ого". -- Но сначала мы направимся не в Картрайт, а в Вашингтон -- столицу бывших Соединённых Штатов Америки. Не рассчитывай, что всё будет быстро -- я понимаю, что для тебя это мягкая поездка с лёгкими подёргиваниями из стороны в сторону, -- съязвил он, минуя очередное препятствие, -- но для моих глаз -- это пытка. Нужно следить за дорогой всё время, сохранять внимательность, напрягать зрение. Если поначалу всё нормально, то через три часа эта самая внимательность понижается, через шесть -- детали картины начинают сливаться, а через восемь и вовсе не будет смысла ехать дальше, так что мы...

-- Так научи водить! -- тут же подхватил инициативу Парень.

-- Нам проще тратить остаток дня на отдых, чем убиваться обоим сразу. Потому что!.. -- Айви хотел было что-то возразить, но не успел. -- Потому что на следующий день всё равно настанет утро, и всё равно нужно будет вести машину. Я буду в состоянии это сделать. Ты -- вряд ли. Без обид или чего-то ещё -- ты этого не сможешь просто с непривычки.

Дорога продолжилась. Утреннее солнце уже поднялось достаточно высоко и даже через тучи освещало дорогу достаточно хорошо, чтобы даже малейшую деталь можно было заметить невооружённым зорким глазом. "Ха... -- думал про себя охотник. -- "Без обид", -- с чего бы это я?"

Было примерно три часа дня к тому моменту, когда машина впервые остановилась. Учитывая время года, день уже был куда ближе к закату, нежели к пику. Перед Айви, открывшем глаза от короткого сна, предстало одинокое одноэтажное здание, что то ли было коричневым, то ли стало таковым из-за грязи и пыли. Знай Мальчик обычаи Старого Мира, он сразу же догадался бы, чем служил тот, окружённый редким кладбищем, дом.

-- Где мы? -- заспанным голосом произнёс тот.

-- Только что проехали Спрингфилд, Миссури. Прямо сейчас стоим перед церковью. Вернее, этот сарай когда-то был таковой.

Уильям прошёл мимо самого здания и, зайдя на кладбище, точно и уверенно направился к одной конкретной могиле. На мемориальной табличке, висящей на плите, было выгравировано: "Джоэл Миллер, лучший отец", -- достав нож, он начал методично откручивать винты, которыми та самая табличка крепилась к мрамору.

-- Мы грабим могилы?

-- Нет. В той церквушке находится тайник. Здесь -- ключ.

-- И что в нём? Еда?

-- Лучше -- бензин. У нас расход тринадцать на сто, -- кивнул водитель в сторону мустанга, -- всего шестьдесят литров. Сейчас там почти пусто -- меньше десятки. Да, наша канистра даёт нам ещё сорок, но этого мало. Даже для того места, куда мы движемся, -- он снял табличку, в небольшой выбоине в мраморной плите лежал ключ; взяв его, он направился к церкви. -- В каждом штате у меня есть места, подобные этому -- каждое желательно посетить. Парадоксально, но большинство из товаров, находившихся там, я, так или иначе, распродал или использовал -- оружие, амуниция, медикаменты, но не топливо.

-- Понятно. Погоди... А почему топливо не распродал? Мы же отдали за него!.. Мы же то ружье за него отдали...

Двойная деревянная дверь, поросшая лозой, со скрипом открылась. Перед путниками предстал идеальный, слегка припорошённый пылью порядок -- все скамьи были ровно выставлены на своих местах; постамент, с которого должен был вещать проповедник, также находился в целости и сохранности; даже окна были без единой трещины -- лишь полностью покрытые с наружной стороны грязью от дождей. Осмотревшись, наёмник неспешно пошёл между скамьями -- его интересовала комната за постаментом -- "гримёрка".

-- В тридцатых годах Япония представила формулу, -- начал тот, отвечая на вопрос, -- существенно увеличивающую срок годности горючего. Даже несмотря на то, что в то время весь мир массово заполняли альтернативные источники энергии, это было настоящим прорывом для тех стран, что не могли себе позволить электродвигатели, водородные, воздушные или прочие, --! гримёрка" открылась. -- Учитывая потребление в США, основные склады с запасами "обновились" довольно быстро, так что Золоту, пришедшему в государственные склады, просто очень повезло. Но именно срок годности топлива давал и даёт мне повод не избавляться от него, -- отвечающий отодвинул один из комодов, стоящих в комнате, под ним находился люк, ведущий в подвальное, редкое для таких зданий, помещение. -- В Кав-Сити топливо я купил лишь затем, что не планировал пересаживаться на заправленный мустанг -- лишь на почти пустой джип. Кстати говоря, тебе не кажется, что ты слишком сильно засыпаешь меня вопросами? Если следовать твоей системе, то ты мне должен уже очень-очень много.

-- Вообще-то... -- кажется, собеседник опомнился в тот момент. -- Да... То есть, система хорошая, но не сейчас -- ты же знаешь очень много, а я...

-- А ты просто ходячий сборник вопросов, поглощающий информацию, как губка. Нужно думать прежде, чем предлагать.

Замок спал с люка, и охотник медленно пошёл вниз по знакомым ступеням, скомандовав напарнику ожидать. "Помещение" представляло из себя просто пространство в фундаменте -- голая земля, бетонные стены и такой же потолок, скрывающийся сверху под деревянным каркасом.

Хантер, ища канистры, всё вспоминал о рассказе Вейлона -- тот утверждал, что когда он только-только обустраивал тайник, то нашёл тело в выцветшей рясе, сидящее где-то под церковью. Поначалу это казалось Уильяму смешным -- проповедник ведь, в таком случае, должен был попасть в ад, но потом, с возрастом, он осознал одну простую вещь: для кого-то ад проник в жизнь куда раньше, чем та самая жизнь закончилась.

"Рискну предположить, что мальчишку держали где-то взаперти, -- вновь обдумывал он шрам в виде четвёрки. -- Это бы объясняло, почему он слишком многого не знает, но не считает себя рабом. Не то, чтобы я ему верил насчёт этого -- самолюбие у подростков всегда высокое. Быть может, это был какой-нибудь паж, по типу того, что имеет при себе Генрих? Но на востоке? Должно быть, кто-то вёл очень зажиточную жизнь, -- взяв канистру, он выдохнул и пошёл обратно наверх -- у него было ещё примерно три часа на езду. -- Но тогда почему Четвёртый? И почему "наследник"? Нет, Генрих мог и соврать -- не стоит учитывать его слова. Но даже так -- всё равно нескладно как-то... Может, действительно -- просто вырос в какой-то долбанутой семейке? Тогда зачем он этим туристам? Надавил на жалость, пока меня не было? В принципе..."

-- Уильям! -- раздался крик из люка прямо в лицо поднимающемуся старику, отчего тот пошатнулся и чудом не лишился равновесия. -- Я придумал, как сделать систему справедливой! Ха!

-- Ох уж эти дети... -- посмотрев на энтузиазм своего собеседника, охотник так же меланхолично продолжил подниматься по лестнице.

-- Эй! Дети -- это!..

-- Это до восемнадцати, -- они вышли из церкви и направились к машине. -- Подрастёшь -- станешь "Мужиком", а не "Пацаном". Впрочем, к тому моменту, мне уже будет всё равно.

-- Говоришь точно так же, как один старпёр!.. То есть... Я имел ввиду, что...

-- Ты ведь уже сказал -- чего оправдываться? -- двигатель мустанга заревел спустя доли секунды после поворота ключа в зажигании. -- Джеймс меня вообще подкалывал на эту тему всякий раз, как мог: "Ты что, забыл про свой склезор, Хан?", "В твоём возрасте нужно сидеть в кресле-качалке да тапочки шить, а ты выделываешься", "Дай угадаю, раньше было лучше, верно?", -- он не упускал ни единой возможности, чтобы... Так в чём новшество в твоей системе?

-- А... Ну, я подумал, что лучше будет так: давай обменивать вопрос на вопрос только в личных темах. То есть... Мне же нечего, практически, тебе рассказать, кроме личных деталей, а ты... -- Хантер, выдохнув, открыл рот, дабы ответить. -- Я не совру! Пожалуйста. Тут же столько всего -- у меня слишком много вопросов, чтобы я хоть когда-нибудь смог узнать всё от тебя, если будем продолжать так же, так что...

-- Согласен, -- на лице собеседника застыло подобие удивления. -- Веришь или нет, но я родился не пятидесятилетним, и мне тоже было интересно. Есть одно но: прежде, чем я приму твою поправку, ты ответишь на один мой вопрос (бесплатно, разумеется). Почему ты ничего не знаешь?

-- Это лич!.. А... Ну да. Но я ведь... Отвертеться не выйдет, угадал? Это... Только... Ты только никому, ладно?.. Вообще, это сложно -- слишком широкий вопрос и слишком... Слишком неприятный. Делом в том, что я... Всё дело в том... Я вырос... -- рассказчик вдохнул и, задержав воздух на секунду, очень громко выдохнул, смотря в пол. -- Считай, что я вырос в четырёх стенах -- редко видел окружающий мир, кроме одной маленькой зоны, и ещё меньше знал о том, что происходило вокруг. То есть, конечно, я знал, что настал конец света; знал, что что-то лучшее было до всего этого, но... Это, как ты сказал, были очень узкие знания... Как это... Абстрактные? Ты думаешь, что знаешь о том, что происходит в мире, а на деле -- составляешь свою странную, чудаковатую картину из слухов и рассказов, просто пялясь на одни и те же помещения одного и того же дома. Всю жизнь. Сначала ты их любишь, потом -- привыкаешь, думаешь о них, как о части себя, о рутине, а потом они тебе осточертевают. Что же до остальной информации, то её были просто крупицы -- какие-то старые книги, учебники, если везло, картинки или фотографии... Рабом я не был -- даже не заикайся снова, но... выбора -- оставаться там или нет -- у меня не было. Странно, наверное, такое слышать, но это... Это была моя жизнь -- почти вся... Доволен?

-- В твоём рассказе нет ничего странного, -- водитель смотрел на дорогу, но видел перед глазами совершенно другую картину -- бункер. -- Многие люди в этом мире живут в забвении. Некоторые рады этому, некоторые всю жизнь рвутся из обстоятельств к свету знаний, а у остальных просто нет другого выбора -- в своё время я... бывал во многих таких местах -- изолированных искусственно, закрытых. Возьми тот же Кав-Сити -- большинство из людей не знает ничего, кроме куска суши пять на пять, и рады этому. Да, когда площадь меньше -- радоваться тяжелее, но... Люди как-то умудряются. Поверь мне. В любом случае, это хорошо, что ты тянешься к знаниям, обретя своего рода свободу. Это не просто полезно -- это естественно, -- в ответ не раздалось ничего. -- Ты был заперт по воле семьи или?..

-- Нет, -- едва выдавил тот из себя. -- И это уже другой вопрос.

"Этот ответ не дал мне абсолютно ничего, -- Уильям "Из Джонсборо" Хантер выбивал ритм пальцами по рулю, перебирая мысли, -- но для него он был очень трудным и, наверное, очень важным... Сложно быть ребёнком в этом мире. Впрочем, именно из-за этого многие из них и взрослеют так быстро -- учатся молча вытирать кровь из носа о рукав после падения и идти дальше, потому что никто руки не подаст и соплей не вытрет. Но не этот. Этот жил взаперти, отделённый стенами не только от знаний, но и от проблем. По крайней мере, в плане конца света -- по-детски наивен и не по-детски глуп. И всё же... Если такая безмятежная жизнь подкреплена отсутствием выбора -- это не лучшая жизнь. Ха... Хотя, не мне жаловаться -- кому угодно, но точно не мне".

-- Эй, -- обратился охотник к Пацану, отвернувшемуся к окну. -- Есть у меня одна глупая шутка: что самое худшее в том, чтобы услышать, что у тебя Альцгеймер?.. То, что тебе наверняка говорят об этом не в первый раз.

-- Пф, ха... -- усмехнулся тот. -- Действительно -- глупая шутка.

-- Я о чём, -- и пускай в тот момент Айви был повёрнут к собеседнику затылком, Уильям краем глаза отчётливо видел улыбку и думал об одном: "По крайней мере, он знает, что такое Альцгеймер".

***

-- А вблизи она ещё больше, чем казалась издали. Я бы сказал "ого", но ты же знаешь, Ви, -- я видел её до всего этого.

Уильям Хантер стоял с Вейлоном Тедарком прямо под Стеной. Огромная, почти исполинская, больше пятнадцати метров ввысь и толщиной в более, чем сорок сантиметров, она тянулась вширь по обе стороны настолько, насколько хватало взгляда. Сама конструкция была сделана из прямоугольных блоков с треугольными стендами внизу -- новыми, поставленными для поддержки конструкции. Со стороны бывших США копошились люди, латая трескавшиеся куски, подставляя опоры и строя небольшие вышки на примерно одинаковом расстоянии.

-- Ага, -- поддержал двухметровый мужчина собеседника. -- Но всё равно она впечатляет. Каждый раз.

-- Меня куда больше эти ребята удивляют, -- указал Уилл на строителей. -- Пекутся так обо всём этом. Слышал, они даже в Аризоне за ней следят? -- Ви кивнул. -- Теперь мне не сильно то смешно от тех речей, будто весь штат им принадлежит -- по крайней мере, ведут они себя подобающе.

-- Формально, он им и принадлежит -- не знаю, как там у них в Аризоне, но здесь слишком многие решения зависят от их мнения, слишком много людей зависит. Но пока всё это остаётся на уровне формальности -- никто не против, -- парень ничего не ответил, смотря на то, как какой-то пехотинец Золота сваривал трубы для строительных лесов, придерживая автомат, падающий со спины. -- Скажи, у тебя же были доступны учебники истории? В твоей базе данных? Как они описывали Стену?

-- Как вынужденное временем, но очень смелое решение.

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха, -- громко рассмеялся бородач. -- Это какого года было издание?

-- Двадцать седьмого.

-- Кто бы сомневался, -- Вейлон медленно пошёл по направлению к Стене, Уильям же поплёлся за ним.

-- Ну, зато теперь можно сказать спасибо за то, что её не снесли после в двадцать девятом... Или когда её там хотели?..

-- В тридцать первом. После того, как зачинщик всего этого бреда, -- указал на конструкцию кивком головы рассказчик, -- что каким-то чудом прошёл на второй срок, ушёл со сцены насовсем. Ничего удивительного, что он выиграл второй раз -- другой вариант снова был ещё хуже. Знаешь, во время своего первого срока все эти его речи про стену были простой фальшей -- одним из пунктов предвыборной кампании, завлекающей республиканцев (не повернётся у меня язык назвать "Стеной" тот бред, что был). Но после военного конфликта в Иране, после попытки убийства сорок шестого мигрантом, после повышения нестабильности в мировом обществе и первых ростков Третьей Мировой он всерьёз взялся за то обещание. В то время это казалось пиком паранойи -- тратить столько денег, чтобы разобщить страны и людей. Более того -- он поставил её по всей территории границы, а не на половину, как обещал -- даже перед реками и в горах. В разумных глазах это было почти потаканием терроризму, -- Хантер внимательно слушал рассказчика и, пускай не подавал виду, поражался Стене. -- Теперь же... Да, сохранись цивилизованное общество до нашего времени -- всё это просто снесли бы, называя все те года периодом больших ошибок, но случилось то, что случилось. Впрочем, решения одних маразматиков по отношению к другим маразматикам оправдываются лишь тогда, когда общенародный уровень маразма становится критическим.

-- Вот это закрутил.

-- Зато правильно.

Парень и его проводник прошли в одну из трещин стены и официально оказались в Мексике. Однако даже если бы пресловутого обещания одного из президентов США не было -- любой человек всё равно довольно легко заметил бы разницу между странами: степи, столь же бесконечные, сколь и горные массивы, на территории Мексики уже через половину километра сменялись мелкими, низкими, но густыми городками и сёлами -- вполне можно было сказать, что это дикари в своих пустырях Техаса огородили себя от цивилизации, а не наоборот. Однако в Новом Мире было и другое отличие, весьма разительное -- постоянные крики заражённых и сонаров, раздающиеся почти со всех сторон.

-- А почему бы им просто не заделать всё полностью? Зачем оставлять редкие входы?

-- Глупый вопрос. Как думаешь, в каком штате останутся орды, если не смогут пройти на юг?

-- Нет, а если это сделать зимой -- пока орды за Стеной?

-- Пробовали уже. Поверь, ты бы не хотел видеть, как сотни, действительно сотни тысяч мертвецов просто наслаиваются друг на друга, набегают по головам к этой стене, пытаясь перепрыгнуть. Самое страшное в том, что им это удавалось. Во время одной из таких попыток пара бетонных блоков упала, и зомби хлынули в Техас, Аризону и Калифорнию по совершенно новым картам миграции -- много людей, просто стоявших на пути орд, погибли в те времена. Тогда и было решено просто оставить всё, как есть -- их маршрут не меняется год от года, так что проще всего, как всегда, спрятаться -- сидеть и не мешать природе, пока та творит свои чёрные дела. Лучше скажи, как тебе Сходка?

-- Кислое зрелище. Стоят себе люди с кризисом средних лет, говорят пафосными речами об убийствах и хвалятся тем, что вышли сухими из воды. Я понимаю, что тебе там проще и привычнее -- многих знаешь, выпить немного успел, расслабить рефлексы, но я там чуть от скуки не сдох.

-- Да ну? Если я ничего не просмотрел, то ты от Элис просто отлипнуть не мог.

-- Может всё из-за того, что она там была ближе всех мне по возрасту? Что вообще там делает девчонка лет... я не знаю... восемнадцати?

-- Двадцати пяти.

-- Охренеть. А она не выглядит на двадцать пять.

-- Так говоришь, будто ты выглядишь на двадцать два. Говорил же -- побрейся, -- в ответ путник Вейлона лишь самодовольно фыркнул. -- Она -- наёмник. Перспективный, между прочим. Была за стеной почти столько же, сколько и я сам -- только за ней, считай, и работает.

-- Опасная деваха... Но горячая, блин.

Первую Сходку золото объявило в две тысячи сорок третьем году -- ровно через шесть лет после вспышки вируса. В те времена как раз начинали появляться первые ходячие, сбиваться в стаи и гнить коллективно, так что Чёрному Золоту (даже на тот момент -- очень влиятельному) нужны были люди, не боящиеся грязной работы. Первые несколько лет собирались сотни желающих -- мужчины и женщины с крайней степенью отчаяния, среди которых были лишь единицы действительно умелых. Впрочем, суицидальные миссии быстро отсеивали то самое большинство, а если какой-то новичок и выживал после испытания Золота, то новичком уже ни для кого не считался.

-- А далеко ещё до твоего загадочного ответа? -- спросил парень спустя полчаса. -- Мне как-то не по себе здесь.

-- В чём дело? Климат не твой? -- Уильям не всегда мог отличить сарказм от серьёзности Ви, так как шутил тот довольно редко.

-- Нет -- крики. Звучат отовсюду, но... Я никого не вижу. И люди, насколько я знаю, здесь не задерживаются -- такое ощущение, что мёртвые сами себя рвут на части, оттого и орут -- от боли.

-- Ха... Было бы неплохо, если бы так, но...

-- Я знаю, что причина не в этом, знаю -- просто отделаться от мысли не могу.

Много вопросов у Уильяма из Джонсборо возникло, когда он первый раз увидел Сходку: он не понимал, почему ни у одного наёмника не было настоящего имени и фамилии -- только клички или прозвища; не понимал, как все те люди не боялись собираться в одном месте без оружия, зная, что всё может быть засадой; не находил логичным и то, что ни один человек от Чёрного Золота не появился на мероприятии -- опаснейшие убийцы просто выпили и приятно поболтали, раззнакомившись с новыми протеже коллег; но самый главный вопрос -- тот, что так и остался без ответа: почему у Вейлона во время карьеры наёмника было прозвище "Папа-Медведь".

Впрочем, тот вопрос оказался из тех, что не нуждались в словах для ответа. Вернее, он стал таковым ровно в тот момент, когда путники пришли к своей цели -- за рекой Рио Гранде, когда-то служащей природным барьером между Эль-Пасо и Сьюардом-Хуаресом, около безымянной дороги и облезлых вывесок магазинов, вблизи поросшего сухой травой асфальта и поваленных светофоров стоял небольшой безымянный крест.

-- Вот тебе и причина моего прозвища, -- сказал мужчина, скинув косу с плеча. -- Теодор Ромеро. Я нашёл этого мальчика в Мексике очень много лет назад. Ему было всего восемь в то время. Не знаю, какого чёрта он здесь делал, но почти одичал -- грязная мордашка, растрёпанные волосы, дикий взгляд -- знаешь, как мы, если пару дней без еды побудем, -- Уильям усмехнулся. -- В общем, здесь не было людей, доверенных мне людей, чтобы отдать его им, а оставлять... Не моё, как ты уже понял. В тот момент, когда мы с ним вернулись в США через Калифорнию, а я уже подумывал всучить его кому-нибудь, он рассказал то, почему оказался за Стеной один: со спокойным, даже немного счастливым лицом он мне заявил, что был перебежчиком -- мол, родители его только из-за этого и бросили -- не хотели видеть, как постепенно умирает их ребёнок. Это объясняло то, как он выжил -- такие слух, зрение, обоняние, сила, какие у перебежчиков... таких результатов не достигнуть обычным людям -- сам знаешь. В общем, я оставил его рядом с собой, не прекращая быть псом войны -- всё думал, что осталось ему совсем не много, а "дарить" кому-то умирающего... Он прожил ещё семь лет.

-- Нихрена себе.

-- Представь? Взрослые едва-едва живут десять -- если им очень сильно везёт -- живут, а этот мелкий... -- Вейлон рассказывал всё с лёгкой улыбкой на устах, держа глаза внизу -- подальше от вопросов. -- В итоге, здесь он и умер. Мы шли с очередного задания, как он просто упал -- сердце не выдержало. Ничего примечательного, ничего пафосного, опасного или героического -- в полной тишине, на обрывке какой-то нелепой фразы. Помню, в тот момент, для меня весь мир оборвался на секунду, словно и держался на нём... Прозвище мне дали из-за его имени в первый же год. Теодор -- Тедди -- лучшее имя для маленького медведя. Его так и звали: Тедди. Меня же, из-за роста и телосложения, прозвали Папа-Медведь -- прижилось.

-- Сочувствую, -- коротко ответил Уилл. -- Я не...

-- Незачем сочувствовать. Если этот мальчишка чему-то меня и научил, так это не горевать по смерти. В любом случае, тебе сюда идти со мной не обязательно -- просто в этом году это как... вынужденная мера, обстоятельства. Да и прошлое лучше не держать в секрете -- однажды ты бы всё равно задал мне вопрос, на который я не смог бы ответить, утаивая, -- тишина какое-то время заполнялась только шумом ветра. -- Помню, он когда-то мне сказал одну фразу -- в самом начале нашего пути... Такое мог сказать только ребёнок -- ещё не понимающий ценности слов, но уже знающий, как работает мир. Догадаешься, что он сказал?

-- Может?..

-- "Все умрут, -- он сразу дал понять, что вопрос был риторическим. -- Рано или поздно. Готов ты к этому или нет. Так что лучше просто помнить эту мысль -- с ней всегда будет проще: все когда-нибудь умрут".

Через несколько минут Уильям из Джонсборо и Папа-Медведь двинули обратно. И пускай первый ничего не сказал, но именно в тот день младший из них понял, что Теодор Ромеро, кроме всего прочего, стал переломным человеком и в его жизни -- именно благодаря тому мальчику один очень-очень чёрствый наёмник привык к тому, что рядом кто-то был, а следующим "кем-то", благодаря фатуму, стал именно он -- Уилл Хантер. И именно в тот день родилась одна из его мыслей, ставшая после столпом мышления: "Всё рождено из эгоизма".

***

-- Настолько устал, что тянет всё время спать?

Парень протёр заспанные глаза и посмотрел в окно -- день уже завершал этап сумерек, а впереди только чёрная, почти зимняя ночь. Они с Уильямом стояли на небольшой развилке -- от основного шоссе шёл небольшой, даже узкий поворот влево и, судя по направлению колёс, туда водитель и собирался.

-- Мы уже в другом... штате?

-- Нет -- всё ещё Миссури. Впереди -- относительно небольшой безымянный городок. Вернее, он просто не подписан на этом куске дерьма, -- ткнул тот в самодельную карту. -- В любом случае, его мы пересечём завтра. А сегодня...

-- Спать? -- подхватил собеседник, всё ещё зевая.

-- Именно. Вон в том направлении, -- указал он на градусов тридцать левее от дороги, -- дом. Относительно далеко от проезжей части, так что в нём и переждём ночь.

Путники проехали чуть более половины километра и действительно наткнулись на двухэтажный деревянный дом с тёмно-зелёной, скорее всего, черепицей. Хантер сразу же приметил гараж, но, открыв его, обнаружил, что тот был занят заржавевшим автомобилем. Вытолкнув развалюху на дорогу, он загнал мустанг в помещение и уже было пошёл к главному входу, как его попутчик занервничал:

-- В этом доме кто-то есть.

-- Бред, -- тут же ответил Уилл, но револьвер достал. -- Тут не может...

-- Клянусь -- я слышу кого-то. Такое, как... не человек. Давай... осторожнее.

Старик медленно-медленно зашагал к двери, вслушиваясь -- он не мог уловить ничего, кроме осеннего ветра, пытавшегося сорвать листья с земли, -- лёгкого, неприметного во время разговора, но занимающего весь фон шумов, когда нужно было сосредоточиться. В окнах же не было ничего -- столь же пыльные, сколь и целые, они давным-давно не видали человека. Вполне было возможно, что Уильям "Из Джонсборо" Хантер и Айви "Пацан" были первыми за всё время Нового Мира, кто посетил тот дом. Они расположились по обе стороны от входной двери и приготовили оружие -- Мальчик неловко, но всё же самостоятельно отвёл затвор и снял кольт с предохранителя. "Он приближается", -- шепнул тот, сам же Хантер всё ещё не слышал ничего. Доверившись, он дёрнул что есть силы дверь и тут же прицелился в проём. "Грозный враг" появился спустя секунду, рыжим пятном промелькнув мимо людей и убежав по ступенькам по направлению к лесу, перебирая когтистыми лапками.

-- По крайней мере здесь действительно кто-то был, -- он спрятал оружие и вошёл внутрь.

-- А-а-а-а?.. -- смотря то на своего проводника, то на зверя с пышным хвостом, пытался сообразить парень, растягивая удивление. -- А что это было?!

-- Лис -- обычный лесной зверёк. Кстати, тебе повезло -- этот дикий, мог и напасть. Пошипеть на тебя, ещё чего-нибудь -- ты был в большой опасности.

-- Разве звери не спят зимой? То есть... Мне рассказывали.

-- Не знает, как выглядит лис, но знает, что звери впадают в спячку -- странные у тебя были учебники, -- охотник вслушался в тишину и ещё раз убедился, что здание пустовало. -- Во-первых, сейчас ещё не зима -- спячку не зря называют "сезонной", а во-вторых, лисы не впадают в неё -- только некоторые звери спят.

-- Как с мёртвыми? На твоей речи -- ты сказал, что только?..

-- Именно. Очень похожий процесс -- и так пониженный уровень метаболизма замедляется ещё сильнее, снижается температура тела, сердцебиение, без того редкое, становится ещё реже -- самая натуральная звериная спячка.

Дом оказался практически нетронутым -- мебель, вещи, техника -- всё было на месте. Даже мох, сырость, грибок и лоза проникали только через входные двери -- те, что хозяева в спешке забыли запереть. Первым делом Уильям осмотрел камин -- целый, отодвинул заслонку и взглянул вверх -- дымоход тоже оказался не засыпанным. "Практически королевские условия, -- пронеслось у него в голове. -- Теперь осталось..."

-- Люди бежали в такой спешке... -- голос раздался из-за спины -- Айви держал в руках старую семейную фотографию в рамке, коих наверняка раньше было много в каждом доме. -- Оставили не только вещи, но и воспоминания, -- он вытащил фото и взглянул на дату. -- Две тысячи двадцатый. Неужели всё было так плохо?

-- Трудно сказать наверняка... Ачхи! -- старик утёр нос от пыли и двинулся дальше исследовать дом. -- Когда паразит проник в США, все оглядывались на Китай и Индию -- на их скорость заражения. Официальный БПР поднимал нехилую панику, так что все те, кто был охвачен паранойей, рванули на север при первой же возможности. Это вполне могла быть семейка из таких, -- он открыл подвал и, достав фонарь, медленно пошагал в темноту, слушатель двинулся следом. -- И да, БПР -- это базовый показатель репродукции -- количество людей, которых ты заразишь до того, как умрёшь сам. У токсоплазмы хомус (так назвали) этот показатель в самом начале был более двадцати. Учитывая густонаселённость стран, где впервые обнаружили вирус, это вполне логично, -- взгляд Хантера упал на кучу старых досок, валяющихся в углу, -- но от паники это не спасло. Тем более, после закрытия границ. Помоги мне вытащить это наверх.

-- А почему... Ого -- тяжёлые, -- парень взял распиленные куски дерева и медленно поплёлся обратно наверх. -- А почему ты его называешь то вирусом, то паразитом, то бактерией?

-- Потому что я привык, что все знают, что это, так что нет смысла в точной формулировке назва... Ачхи! В действительности это паразит. Вернее, модифицированный одноклеточный паразит, перекочевавший от кошачьих. Просто... Ачхи! Просто привыкаешь со временем, что все вокруг коверкают название, но понимают, о чём речь.

-- Но ведь...

-- Слушай, -- Уильям бросил доски у камина и размял спину, -- давай ты оставишь вопросы по заразе для Вашингтона -- там будут те, кто тебе о нём расскажут не только подробнее, чем я, но и правдивее. Был бы у меня мой "Бестиарий" -- блокнот, что я таскал с собой -- было бы проще. Прямо сейчас я бы не отказался отогреться, поесть и упасть спать, а не языком чесать. Пока я ищу пилу, либо топор, либо колун, если повезёт, ты будешь искать трут -- сухие мелкие ветки, кору. Хочешь -- пробежись по дому, поищи книги или старые газеты -- тоже сгодятся.

-- Хорошо. Но... Уильям, из твоей семьи кто-то был заражен этим... паразитом? -- наёмник оглянулся, отпрянув от камина и золы. -- Если уровень заражения был такой высокий? Ты же... если тебе было четыре на момент начала, то?..

-- Сказано же: не болтай. Иди наружу и постарайся найти хоть что-то стоящее, совсем скоро стемнеет окончательно.

В камине приятно трескали доски, высвобождая из себя влагу. В небольшой кастрюле прямо над огнем грелись консервы -- мясо и суп. Хантер, сморенный естественной усталостью и работой топором, сидел за дряхлым бордовым креслом, собирая своим плащом пыль, а Айви же, набегавшись по лесу, сидел ближе к самому камину -- отогревался.

-- Почти как нормальные люди, -- шепнул Уилл то ли от удовлетворения проделанной работой, то ли просто из-за хорошего настроения.

-- Прибраться бы только, -- тут же подхватил собеседник. -- Пыль просто ужасная.

-- Ещё несколько слоёв, и она обретёт разум... Ты не слышал, как я чихал, пока ты там по лесной свежести прогуливался. Наверное... -- он ещё раз почесал нос -- тот, казалось, чесался уже просто по-привычке. -- Наверное в тех досках хранился запас пыли для какой-нибудь очень маленькой страны. Ватикана или... Кстати, у меня вопрос, -- он снял нагревающиеся консервы и подал банку с супом Мальчику, -- я видел, как тебя воротит от мяса -- даже в Ирене, несмотря на качество приготовления, ты ел его как-то с неохотой -- чем ты питался, пока жил в своих четырёх стенах?

-- Тоже мясом.

-- Оттого и воротит? -- он, используя найденную ложку, отчерпывал блюдо. -- Странно. А что конкретно так не понравилось? Курятина, говядина, оленина или?..

-- Мясо, -- вновь коротко ответил собеседник, быстро отпив. -- Всё. Смотреть на него не могу. Так что просто мясо.

Охотник пожал плечами и, быстро доев свою порцию, расположился на диване в гостиной. Пацан же занял то кресло, на котором недавно сидел его попутчик -- оно оказалось раскладываемым.

-- И снова маленький диван? -- улыбнулся Айви, смотря на Уилла.

-- И снова маленький диван. Я уже как-то ужился в мире до-метра-восьмидесяти-пяти -- смирился.

-- Но лодыжками -- ты всё ещё бунтарь, -- парень указал кивком на ноги охотника, свисающие с дивана.

-- Ха. А неплохо, неплохо... Завтра нужно будет пополнить запас воды у небольшого озерца к северо-западу отсюда -- здесь как раз можно будет прокипятить её. А ещё я нашёл ножницы -- в кой-то веки можно будет себе "виски подровнять"... Подстричься, -- засыпал он всего с одной мыслью: "А ведь до Джонсборо меньше часа езды...".

На следующий день большая стая, проходившая мимо, заблокировала шоссе с самого утра и, судя по скорости их ходьбы и численности, не собиралась освобождать его ещё минимум несколько часов. Решив воспользоваться удачным стечением обстоятельств, путники пошли к озеру и, набрав достаточно много воды, прокипятили её, использовав оставшиеся дрова. Уильям занимал тишину тем, что объяснял разницу между стоячей пресной водой, солёной и проточной.

Следующим пунктом была стрижка: наёмник стригся так же, как и всегда -- длину оставлял до нижней челюсти, местами состригая непослушные пряди -- всё для того, чтобы, при надобности, можно было завязать небольшой хвост на затылке, бороду же ровнял совсем немного -- ходить бритым он, парадоксально, не любил; для Мальчика тот процесс оказался труднее -- он очень долго рассматривал свои длинные чёрные локоны, перекидывая их из стороны в сторону, но, в итоге, состриг их все -- оставил совсем немного, сантиметров шесть, так что дуги превратились в торчащие, почти острые пики.

-- Как тебе? -- Айви струсил стриженные волосы с головы и выровнялся.

-- Лучше, в каком-то смысле -- выглядишь теперь на свой возраст. До этого тебе было... хрен его... лет четырнадцать? Большие глаза, длинная причёска, удивлённый и немного растерянный взгляд -- очень детское лицо. В любом случае, с возрастом это...

-- А как мне... Как мне этими ножницами? -- Парень елозил лезвиями по щекам и подбородку, пытаясь состричь редкие темные волосы.

-- Ха-ха-ха-ха. Никак -- используй нож: возьми немного воды, намочи лицо, подставь лезвия под углом в пятнадцать градусов и...

-- Каким углом?

-- Как "Каким"?.. А... А, ну да... Смотри, -- он достал нож и перевернул его лезвием вверх, -- это ноль. Каждый градус -- это миллиметр поворота. То есть пятнадцать градусов это, -- он тут же правильно развернул лезвие, -- примерно полтора сантиметра поворота. Подставь к щеке и сделай так же. Только не порежься, -- разумеется, он порезался -- больше всего проблем было с нижней челюстью, у перехода к шее.

До следующего тайника по картам было три с половиной часа пути. То снова был небольшой домишко на границе штатов в Эвансвилле -- между Сен-Луисом, Иллинойс; Луисвиллом, Индиана; и Кастл, Кентукки. Если первые два были заброшены и являлись исключительно местами для поиска нужных ресурсов, то последний был важной торговой точкой -- бывшей резиденцией Единства. Однако он был не единственным препятствием -- река Огайо, большая и полноводная, осаженная переправами, также стояла на пути -- приходилось ехать по её границам в поисках разрушенной, заброшенной, пустой или дружелюбной точки для пересечения, однако на каждой их отказывались пропускать люди Единства, требуя либо принадлежности к их касте, либо очень большую дань. И только у Уобаша -- маленькой речушки, впадающей в Огайо, всё оказалось проще -- люди были заняты восстановлением моста из руин, так что запретить проехать было просто некому.

-- Слушай, Пацан, -- сказал охотник, перед наполовину разваленным мостом, -- если твоя метка как-то связана с Единством, или они ищут тебя -- сами или вместе с кем-то -- самое время сказать.

-- Никто меня не ищет.

-- Я не шутки тут с тобой шучу, -- старик развернул мальчика к себе и взглянул в тому в бездонные серые глаза. -- Если они посчитают меня или тебя подозрительным или хоть немного важным -- один из нас умрёт, а жизнь второго станет хуже, чем смерть.

-- Я понял! -- тот оттолкнул руку Уильяма. -- Сказал же: не ищут они меня -- поехали.

"Надеюсь, меня тоже, -- пронеслось у водителя в голове. -- Хотя, с чего бы им? Братьев же отправили. Но всё равно -- рискованный ход".

-- Они такие одинаковые, если не присматриваться... Ну -- эти... Группы людей. Объединения? Как это сказать? Единство, Золото -- они одинаковые, если о них ничего не знать -- стоят себе на местах, копошатся, ограждаясь. Делают всё, что...

-- Что и любые нормальные люди? -- Уильям по сигналу одного из людей медленно и осторожно поехал по мосту. -- Да. Большинство из группировок преследуют одну и ту же цель -- расширить влияние. Но различаются как методы, так и цели. По крайней мере, для простых рядовых, как эти, -- он кивнул на мужчин и женщин, варящих балки. -- К примеру: Единство и Эволюция.

И Уильям "Из Джонсборо" Хантер, бывший пилигрим, начал рассказывать о двух организациях, больше всего повлиявших на его жизнь, пока Айви наблюдал за реконструкцией моста. Он был в чём-то прав в своём убеждении -- внешне все люди были одинаковые -- грязные, уставшие, старающиеся прожить ещё один день. Но, как гласило правило: если живёшь в картине -- будь добр присматриваться к деталям.

-- Первые -- самые лояльные к новоприбывшим из всех, кого я знаю. Эти сволочи могут принять почти кого-угодно, так как ритуал принятия -- битва один на один с одним из "врагов веры" -- человеком, которого до этого содержали в адских условиях настолько, что он и ходить едва может -- благородное зрелище, в общем. Само название "Единство" пропагандирует "враждебность человека к паразиту, единение физическое и духовное против новой угрозы" -- люди верят, что болезнь либо можно победить, либо подчинить с помощью веры -- отсюда и перебежчики-идиоты, которых в Единстве скромно называют "высшими" -- люди, которые смогли попасть в своего рода симбиоз с паразитом. Это сложный процесс, так что давай... -- в какой-то момент Хантер переглянулся с вооружённым охранником и, замерев в затишье, поехал дальше. -- Давай без подробностей -- всё дело в количестве активных и спящих клеток заразы в теле. А ещё... Скажем так: это отличный способ устранять неугодных, так как в процессе ты либо умираешь, либо, в итоге, проживёшь максимум одну декаду, но и ещё более идеальный для сдерживания толпы -- показываешь людей, переборовших паразита, ставших сильнее, выносливее, улучшивших почти все свои физические показатели, преподносишь как силу веры -- готово. У них всего пара небольших городов в Кентукки и Теннесси, но и куча людей в штате, невольно примкнувших к ним. Такой малый размах дал им возможность систематизироваться -- общество поделено на классы. Забудем о том, что делёж совершается главами секты -- напыщенными и алчными идиотами -- никто из рабочих пчёл не сидит без дела.

Сбоку от машины раздался крик -- один из сварщиков сорвался с опоры моста и полетел вниз. Зевающая толпа перегородила дорогу, пока несколько коллег с той же опоры, оставив снаряжение, кинулись в ноябрьскую воду.

-- Другое дело -- Эволюция, сборище фанатиков-фриков. Эти ставят в основу своих идей, казалось бы, прямо противоположное -- всесилие вируса над человеком, полное и заранее известное поражение над ним, но у них есть свои методы борьбы с этим: они считают, что если ты убиваешь человека и ешь его, то ты перенимаешь не только его силу, но и становишься более закалённым -- как наработанный иммунитет. Добро пожаловать в вуду-магию двадцать первого века.

-- Мерзость.

-- Это не самое интересное. В отличии от Единства -- миленького, казалось бы, сборища уродов, Эволюция есть почти на всём восточном побережье: Флорида, Джорджия, Южная и Северная Каролина, Вирджиная, Мерилэнд и Делавэр. От походов выше их останавливают только редкие военные, вычищающие подобную шваль, вроде них, и другие группировки -- Псы Войны и Свобода. Но такая разница, несмотря на более жёсткие и нецивилизованные методы, всё же весьма объяснима из-за одного простого факта: все те, кто не согласен с проповедями Джорджа Дарвина, хрен знает его настоящую фамилию, попадают на обеденный стол -- ты либо свой, либо обед. Общество у них разобщено и, чаще всего, предоставлено само себе -- захваты новых территорий вознаграждаются титулами, снабжением и дарственными рабами. Иногда через радиовещание даже собирается жалкое подобие армии, выступающее куда-то на запад, но ничем успешным это ещё не заканчивалось. Захватывают, в основном, ради дани и набора новых кадров, так что и восстанавливаются после нападений очень быстро. Ритуал принятия, разумеется, -- трапеза, -- человека достали из воды, и старик, воспользовавшись пустотой на дороге, надавил на газ, вылетев из переправы.

-- Дважды мерзость, -- Айви даже немного потрясло от мурашек по телу.

-- Добро пожаловать в реальный мир. В итоге получаем вот что: все хотят власти, все растят фанатиков, и у всех разнятся лишь способы. И если тебе вдруг показалось, что твоё общество не такое, что тебя, в отличие от других, никто не заставлял, но тебе всё нравится -- поздравляю, система работает.

Через около половину часа они уже были на месте -- в парке Бердетт, запад Эвансвилла, Кентукки. Точно так же, как и в прошлый раз, тайник находился в неприметном домике к югу от ещё более неприметного озера Мейн -- того самого, у которого и было решено отдохнуть, когда топливо уже было загружено.

-- Красиво здесь, должно быть, летом...

Парень смотрел на листву, покрывшую озеро и на деревья, ветвями протыкающие солнечное небо. На глади воды было идеальное, нереально чёткое отражение. И не было ни единого шума вокруг -- словно весь мир замер, ожидая чудес -- замер навечно.

-- Здесь всегда красиво. Нужно просто знать, куда смотреть. Вот скоро настанет зима, пойдёт снег, и всё это будет покрыто белой, блестящей на свету коркой. Будет очень тихо, свежо...

-- И холодно.

-- Да. Ха... Да, и холодно.

Остановились они между Луисвиллом и Хантингтоном, где-то на шестьдесят четвёртом шоссе, проехав поперёк до этого пятьдесят седьмое, шестьдесят девятое, шестьдесят пятое и семьдесят пятое. Точкой для отдыха оказалось такое же безымянное, как и в прошлый раз, но куда более мелкое селение, прямо под развилкой с шоссе на более мелкую дорогу восемьсот один.

-- Смотри, Уильям, -- дорожный знак. На... юг, правильно? -- тот кивнул. -- Фармерс, а на север -- Шарки.

-- Если бы мне это ещё что-то давало... Здесь есть только шоссе, -- пробубнел он, пялясь в кустарную карту, -- спасибо хоть, что пронумерованы по-старому. В любом случае, мы минули Луисвилл недавно -- где-то в часе езды от Западной Вирджинии. Я хочу до завтрашнего вечера прибыть на место.

Укрытие, чтобы расположиться, пришлось искать долго -- старый автосалон оказался большим, но пустующим помещением -- большинство мест предназначалось машинам, так или иначе исчезнувшим из здания, а остальные помещения представляли из себя обычные офисные кабинеты -- тесные, без вентиляции и, если не повезёт, со скрипящими стульями. В конце концов, был найдет зал ожидания -- просторная комната на втором этаже. Уильям уступил диван попутчику, так как тот оказался ещё короче, чем предыдущий и, усевшись в кресло, тут же приготовился ко сну.

-- Знаешь, а ты стал разговорчивее, -- вдруг сказал парень сонным голосом. -- То есть... Человечнее, что ли?

-- Не люблю молчать в дороге. В принципе не люблю.

-- По тебе и не скажешь.

-- Не было бы тебя -- говорил бы сам с собой. В этом и причина того, что я стал для тебя человечнее -- ты единственный, с кем я могу говорить, а я -- единственный, с кем можешь ты. Мы, считай, в клетке с тобой -- я и ты, так что это неминуемо.

-- Ну и сравнил.

-- Зато правильно. Даже ты за последний день сказал больше, чем за первые три нашего знакомства. Теснота... сближает, в каком-то смысле. Заставляет объединяться.

-- Ну, раз уж мы "в клетке", тогда главное -- не отвернуться друг от друга. Будет скучно просто стоять и молчать спина к спине.

-- Хорошо сказано, -- старик лёг на бок и, смотря на ночной горизонт, погрузился в глубокий сон.

***

-- Опускайте ниже.

Он открыл глаза и тут же закрыл их обратно, стиснув зубы. "Сон, -- повторял он себе. -- Сон", -- но сколько не открывал после этого -- картина не менялась: решётки клетки. Толстые, шириною в три пальца, сваренные в форме, наподобие человеческой стоящей фигуры.

-- Но так нельзя, Наставник. Он же только ребёнок. Тем более, что...

Однако, худшее дожидалось внизу, под самой клеткой -- гнездо. Совсем небольшое, спрятанное темнотой и холодом старого склада, но смертельно опасное. Единство, в своё время, собственноручно перенесло несколько живых маток в тот склад. Совсем свежих, ещё брыкающихся своими многочисленными глотками в ответ. Поговаривали, всякий житель Хоупа, кто видел то зрелище, опорожнял желудок через несколько секунд. Не верить тому не было причин.

-- Это не ребёнок, брат мой! Это враг! Он покусился не только на жизнь наших общих братьев и сестёр, но и на мою! Было бы тебе легче, будь он сейчас наверху, а я -- в могиле?

-- Никак нет, Наставник.

-- Так опускай.

Клетка на цепи медленно начала опускаться вниз -- в темноту. Охотник откинулся назад и замер от удивления -- он столкнулся спиной с чём-то тёплым. Повернув голову, он увидел высокого, не намного ниже, чем он сам, темноволосого мальчика, сжимающего сталь камеры настолько сильно, что на руках возникали синяки. Исхудавший, избитый, запуганный, он кричал что есть сил о том, чтобы прекратился тот спуск, но ни сам Хантер, ни те, кто был наверху, не слышали этих криков.

-- Погоди-ка. Эй, Ли! -- цепь остановилась в десяти метрах над землёй.

-- Пожалуйста! Не надо! Не надо!

-- Хватит вопить, мальчик мой, хватит, -- темнокожий старик медленно присел над пропастью, убрав с головы белую широкую шляпу, -- ты сидишь так низко, что никто тебя не слышит, никто не сможет. Лучше скажи: на что ты готов, чтобы подняться наверх? Что ты сделаешь ради этого?

-- Я... Я...

Уильям резко повернул голову, краем глаза заметив Джефферсона Смита наверху. "Ублюдок, -- пронеслось у него в голове. -- Это единственное место, где ты ещё дышишь".

-- Стой, -- сказал он самому себе из-за спины. -- Я знаю, что ты хочешь сказать, и я знаю, о чём ты думаешь, но послушай меня: это обман. Думаю, ты ощущаешь это лучше, чем я -- он просто хочет посмотреть, как низко ты падёшь ради спасения. Так же, как и во многие и многие предыдущие разы. Избивая тебя кнутом, тормоша головой твоего папаши перед твоими глазами, заставляя есть помои из собачьей миски -- он желал и желает видеть глубину твоего падения, -- он положил руку себе на пульс -- бешеный темп. -- Мы всё равно окажемся внизу, что бы ты не ответил -- не в этот раз, так в следующий. У меня для тебя есть только одно предложение -- единственный достойный ему ответ, -- Уильям из Джонсборо развернулся и прошептал Стреляному Ли на ухо те слова, что он когда-то сказал Смиту, будучи подвешенным. -- По крайней мере, об этом после мы сожалеть не будем.

-- Ну так что, Ли?!

-- Если меня поднимешь, я... -- мальчик снова обхватил решётку и взглянул в глаза своему врагу.

-- Ну, говори!

-- Я не убью тебя взамен.

-- Ха-ха-ха. И ты ещё сомневался, Роджер?! Луи, опускай ты. Я вернусь через пару часов.

-- Нет! Нет, пожалуйста!

Пока парень вопил, а цепь медленно-медленно удлинялась, приближая обоих к "неминуемой смерти", Хан смотрел вниз, обхватив решётку руками и повторял себе: "Я в безопасности. Я в безопасности..." -- верить в то его разум не хотел.

Три метра -- ровно столько оставляли до дна. Подобная процедура в Единстве была более направлена на психологическую атаку -- никому не нужны были "враги", если они представляли из себя простых заражённых. Нет, нужен был человек, сломленный морально и изнеможённый физически -- само олицетворение отсутствия веры и преданности идеалам. Таких делали именно в подобных местах.

Да, позже Хантер узнал, что того расстояния до гнезда и того количества маток, которые там были, не хватило бы для его заражения -- концентрация клеток-паразитов в воздухе становилась крайне низкой на высоте более двух метров, но в тот момент, будучи ещё мальчишкой, он считал, что каждый вздох, каждый взгляд на заражённого мог убить его. И тот, чей мерзкий голос приказывал приближать мнимую смерть, отлично знал о том, используя всякий доступный раз.

Страх, ощущаемый в тот день, Уилл чувствовал даже во сне -- сердце колотилось так сильно, словно внутри всего тела, кроме него, ничего не было; руки и ноги были холодными, ватными и непослушными -- они не двигались, сколько голова не приказывала; а глаза, пускай и смотрели в одну точку, не видели ничего -- хотелось просто бежать, хотелось разорвать клетку и, вырвавшись, устремиться что есть сил куда-нибудь -- куда угодно, лишь бы не вниз.

Но никому не уйти от реальности, никому не разжать металл голыми руками, никому не сбежать -- синяки на ладонях говорили об этом лучше, чем что-либо. Оставалось лишь просто сидеть и смотреть прямо на свою смерть. Смотреть внимательно и тщательно, так, как никогда в жизни, боясь упустить момент, потому что страшнее взгляда на ту самую смерть была только подлая мысль о том, что стоит отвернуться, как она тут же сделает шаг на тебя.

-- Папа... -- шептал Ли, не смыкая век. -- Папа... Пожалуйста...

-- Наш отец мёртв, -- Уильям смотрел на бездну более спокойно, ощущая не только отчаяние, но и смирение. -- Эти два часа пройдут быстро, поверь мне.

-- Пожалуйста... Папа!

-- Я так не могу, Луи! -- раздался голос сверху. -- Нахер всё -- я его поднимаю!

-- Ты хочешь висеть рядом с ним, а?! Потому что я вот нихрена не хочу! Сказано же: он -- враг!

-- Какой, к хренам, враг?! Этого пацанёнка из бункера вытащили! Он всю свою грёбаную жизнь в стенах провёл, а первые люди, что пришли снаружи, расстреляли его отца! Какой враг?! Враг чего?! -- клетка медленно начала подниматься.

-- Тебя опустят тебя к нему -- помяни моё слово. Он же пытался пристрелить...

-- Да, а Смит пытался пристрелить его в ответ, так что всё честно. Как только доложат, что кто-то приближается -- спустим его обратно. А теперь не будь мудаком -- помоги.

"Не будь мудаком", -- повторил про себя старик. -- Какой же это день? "Не будь мудаком", "не будь мудаком", "не будь..." Сука! -- цепь, стремительно поднимающаяся до этого вверх, заклинила, так что камеру немного потрясло. -- Нет... Нет, нет, нет..."

-- Какого хрена ты остановился?!

-- Я? Я думал, это ты.

-- Ладно. Поднажали, -- наверху что-то явно заскрипело. -- Один рывок и...

Уильям вспомнил, что это был за день. Ещё до того, как одиночный металлический звон раздался у самой крыши, а потом, рикошетом от стены, упал на пол; ещё до того, как его камера, почувствовав свободу, стремительно полетела вниз, а он даже не осознал, что произошло -- это был тот день, когда он столкнулся с зараженным в первый раз.

Гул металла от удара о пол заполнил голову. Вокруг поднялась странная, немного красноватая пыль, облаком разбредаясь по помещению. Там, среди того красного тумана, послышались неестественные, почти нечеловеческие хрипы. Клетка упала таким образом, что Уильям оказался внизу -- ближе к полу, а Ли -- наверху -- так же, как и в тот день. Старик смотрел на бетон и видел, как растёт та самая тень -- от гигантской, гнилой, почти зелёной руки.

Криво сломанные пальцы с висящими напоказ жилами, длинные, поломанные где-попало ногти, вздутые насыщенно-синие артерии. Хантер понимал, что в тот день просто очередная голодная матка подползла к нему, пытаясь отхватить сочный кусок, но то, как он это видел и ощущал, невозможно было передать словами.

Заражённая женщина закрыла своей ладонью свет от дыры наверху, а воображение извращало картину реальности -- фигура казалась мальчику гигантской, отвратительной и всесильной, и она тянулась за ним. Казалось, ещё секунда, и она порвала бы в клочья ту самую клетку. Порвала бы, потому что в глазах той женщины отсутствовало что-либо -- ни страха, ни боли, ни сомнений -- только цель, отражающаяся от бледных зрачков. Ещё секунда, и она дотянулась бы до него, сжала бы и просто проглотила, даже не заметив, даже не пережевав кровоточащими и гнилыми зубами, даже не попробовав на грязный от земли язык.

-- Что произошло?!

-- Гребучий стопор оборвался! Я тяну -- хватай ствол!

О да, ещё ровно один момент -- она протянула руку через прутья, Уильям почувствовал, как Ли вжимается в противоположную решётку, вдавливая туда и его самого. Не было сил прокричать, не было сил даже двигаться. Единственная причина, по которой он смог отпрянуть от решётки вниз -- та же самая рука просто подталкивала его ногтями, пытаясь зацепиться за рваную кофту. "Ещё ровно один момент". Выстрел.

***

Уильяма "Из Джонсборо" Хантера рывком выбросило из сна. В помещении было так же темно и пыльно, как и вечером. Он взглянул на часы: четыре тридцать утра. Спать не хотелось. Пройдясь по автосалону, он обнаружил, что его попутчик также не спал -- сидел у большого панорамного окна и смотрел вдаль -- на дорогу и звёзды, совсем скоро исчезающие за тёмным лесом.

-- Почему не спишь? -- шепотом спросил Хан.

-- Был плохой сон -- не особо хочу спать. А ты?

-- Тоже. Через время это состояние пройдёт -- сонливость опять вернётся. Можем либо поспать ещё, либо начинать завтракать, оставив пару часов для дневной передышки.

-- Тогда давай завтракать.

Маршрут через Западную Вирджинию оказался самой лёгкой частью путешествия. Несмотря на то, что Эволюция, как и многие другие, но малочисленные группировки, промышляла в тех краях, она была довольно разобщена. Уильям не мог не удивляться тому, что по пути им не встретилось ни одной западни или засады -- были времена, когда очень-очень многие отряды выживших только и делали, что селились возле крупных дорог и, прокладывая шипы на трассу, ждали у моря погоды.

Впрочем, те времена прошли -- количество тех самых выживших сократилось до мизерных значений и не собиралось останавливаться. Да, никто точно не знал, сколько всего людей на планете осталось, никто даже предположить не мог о том, сколько в отдельно взятом штате бывших США, однако если бы кого-нибудь -- любого здравомыслящего человека -- спросили о том, то он бы без угрызений совести ответил вечно правдивое и краткое: "мало".

Айви половину пути просто проспал, не сумев справиться с сонливостью, а вторую же -- восхищался. Он вовсе не пытался скрыть то вдохновение и воодушевление, что давали ему пейзажи штата. Не зря Западную Вирджинию называли "Мать гор" или же, более ласково "Горная мама" -- таких переливов рельефа, такой разнообразного ландшафта, что был там, не было больше нигде: огромные холмы, покрытые столь же гигантскими деревьями, наслаивались друг на друга, уходя далеко за горизонт; величественные горы, через которые пролегала маленькая, совсем узенькая дорога, казались полноправными хозяевами тех мест; и даже сами шоссе с их крутыми поворотами и вечными изгибами будто говорили: "Вы проходите не там, где вольны, а там, где способны пройти", -- человек казался совсем маленьким в той картине, совсем неважным и слабым, а природа же наоборот -- вечной и величественной. Даже города (как совсем маленькие посёлки, так и крупные, занимавшие многие километры площади), казалось, совершенно слились с тем местом -- покрытые лозой, мхом, опавшими листьями они словно желали исчезнуть в пелене времени, оставив только самое лучшее глазу редкого живого человека.

Старик по дороге рассказывал о штате -- о системах пещер, простирающихся в горах, о водопадах, спрятанных в холмистых местностях вечнозелёными деревьями, о истории о том, как небольшое событие там помогло развязать Гражданскую Войну за свободу -- обо всём том, что знал, а в какие-то моменты и сам просто затихал -- то ли давал насладится моментами, то ли наслаждался ими -- ему трудно было ответить на тот вопрос для себя, но, к счастью, его попутчик делал это за него всего одной фразой:

-- Знаешь... здесь и правда всегда красиво, -- к сожалению, в Западной Вирджинии они так и не остановились.

Машина затормозила лишь около ещё одной церкви, что была недалеко от Страсберга, Вирджиния -- в штате-соседе Горной Мамы, что, впрочем, не столь сильно выделялся. В этот раз Хантер оставил Парня у входа, войдя в церковь сам.

-- Не самое удачное место, -- раздалось у того из-за спины. -- В смысле, первый тайник тоже был в церкви, но её без наводки даже не найдёшь -- стоит одна себе в лесу, ждёт; в парке домик я бы даже обыскивать не догадался, а здесь...

-- А что здесь?

-- Не знаю... Домов десять? Выглядит достаточно масштабным, чтобы попробовать что-то найти.

-- Прошло пятьдесят лет, Пацан, эти домишки начнут обшаривать только, если кому-то срочно понадобится что-нибудь, либо если кто-то захочет здесь поселиться. Оба варианта маловероятны.

-- А почему церковь? Ты не похож на суеверного или верующего человека... Совсем.

-- Не моя идея -- я просто пользуюсь уже готовыми наработками. Сиди здесь -- скоро вернусь.

Дверь в старую церквушку с хлопком захлопнулась, вскружив груды пыли в помещении. Уильям надел маску себе на нос и, поправив волосы, медленно пошёл между скамей. Долгое время, он молчал, свыкаясь с тишиной -- вновь вспоминая то, как там шумел ветер в щелях, как колыхались деревья за резными окнами. "Уникальными вещи делают лишь пережитые обстоятельства", -- та фраза подходила к тому месту лучше, чем что-либо. Да, таких тайников было много, но тот был особенным.

-- Здравствуй, Вейлон, -- голос его эхом отдавался от голых деревянных стен. -- Давно не виделись. Сказал бы я, что ты даже не представляешь, что произошло в моей жизни, но, уверен, ты представляешь -- не такое переживал, -- старик смотрел в пол, стараясь не поднимать глаза на деревянные кресты, висящие на стенах, вглядывался в пыль на рядах скамеек так, будто там было зашифровано послание всей его жизни. -- Я стал наёмником -- так, как и предполагал. Хреновая жизнь. Особенно после проверки Эволюцией -- с той поры я и человеком себя не чувствую. Теперь понимаю, почему ты соскочил, -- он сел в первом ряду и уставился на постамент. -- И да, я работал на Эволюцию. Ха... Ты, наверное, сейчас бесился бы, как чёрт, а я не избежал бы затрещины... Жаль, что я не узнал о том, что это они подставили Алису... Прибил бы их хренового проповедника, когда стоял перед ним на одном колене. Угу -- представь, они настолько старомодны... Сборище ублюдков.

Он поднялся со скамьи и пошёл в восточное крыло -- то служило чем-то вроде кладовой. Да, тот тайник, тот небольшой городишко действительно был особенным -- в нём когда-то родился человек, которому повезло.

-- Нашёл себе напарника. Задался себе целью найти его после первого же набега на меня убийц -- рискованно было работать после моего небольшого бунта самому. Мы с ним были... два года. Даже два с половиной, -- в кладовой пыли было ещё больше, чем в основном здании -- её Уилл посещал куда реже. -- Славный был малый -- тебе бы понравился. Работать с ним было чистейшим удовольствием -- так материться во время паники умел, что даже меня в краску мог вогнать... А так это были... Четыре хреновейших года моей жизни. Да, у меня определённо бывали деньки и похуже, бывали недели, но не года, -- он достал канистры с топливом из-под кучи ковров и поплёлся обратно. -- Рассказал бы я всё тебе в деталях о том, от чего тебя так же, как и меня подташнивает, да меня там ждёт один шкет, -- пыль осела, так что он снял маску. -- О, этот -- просто нечто. Считай, что это я в самом начале нашего с тобой пути, только в разы и разы глупее. Ещё и обижается на то, что называю его ребёнком.

Он снова сел на скамью, но на этот раз из-за постамента было видно небольшую полусфеерическую выбоину в стене, а в ней -- урну с пеплом. "Всегда предпочитал кремирование простому захоронению, -- говорил как-то Тедарк. -- Люди и так сейчас гниют в большинстве своём, так что... Хотя, рано мне об этом думать".

-- А ведь этому Пацану всего семнадцать. Знакомая история, а? Хотел бы я знать, чем всё это закончится. Я сейчас на очень странной дороге, Ви. Она, конечно, смотрится благородной со стороны, но это лишь иллюзия -- не могу перестать чувствовать, что что-то здесь не так. Как паранойя из-за каких-нибудь обстоятельств, но глобальная... Уверен, ты бы понял, в чём все дело. Куда быстрее, чем я. Впрочем, я согласен и подождать для того, чтобы рассмотреть всю эту картину. Лишь бы не оказалось поздно. Как для меня, так и... Тебе не говорили, что подслушивать -- нехорошо? -- краем глаза Уильям заметил, как мелькает полоса света от двери. -- Если совать нос в чужие дела -- можно его лишиться.

-- Я... Я просто хотел узнать, с кем ты говоришь, -- голос звучал глухо -- дверь всё ещё была закрыта. -- Сам говорил, что тяга к знаниям -- это естественно.

-- А ты говорил, что границы дозволенного человек должен видеть невооружённым глазом. Как думаешь, сколько границ ты сейчас пересёк?

-- Много, наверное. Но если бы ты не заметил...

-- Но я заметил. Скройся. Сказал же -- сейчас буду, -- Мальчик отпрянул от двери, а Хантер подошёл к урне и положил два пальца на её обод. -- До встречи, друг. Надеюсь, не прощаемся.

-- Говорят, если ты говоришь сам с собой, то ты долбанутый, -- дверь распахнулась и свет ударил по глазам охотнику.

-- Да? Кто так говорит?

-- Тот старик из Кав, что с тобой в отель пришёл.

-- А, ну да -- этот может такое сказать. Да и вряд ли найдёшь большего психа, чем он сам.

-- Но... Он, вообще-то, говорил о тебе, -- Уильям немного помолчал в ответ, пока тишина не стала неловкой. -- Уильям

-- ...Поехали.

Двигатель машины ревел под капотом, заглушая все остальные шумы. Водитель гнал вперёд и думал только о том, чтобы в Вашингтоне всё было в порядке -- его разъедала мысль, тревожная паранойя о том, что что-то могло быть не так, что какое-то событие или обстоятельство, произошедшее в его отсутствие, переменило положение вещей в негативную сторону -- он попросту боялся за одного человека, пускай и не сознавался себе в этом.

Единственным минусом долголетия в Новом мире было то, что приходилось всё время переживать других -- наблюдать за тем, как умирают родственники, друзья, знакомые, враги или недруги -- наблюдать, гадать и бояться о том, кто же будет следующим.

-- Скажи, ты же из Вашингтона, верно? -- обратился Уильям к Айви. -- Знаешь, как там обстоят дела?

-- Я... Ты же потом ответишь о том, о чём я спрошу? -- тот кивнул головой. -- Нет.

-- Тогда где вырос-то? По тому, как вы шли с братом относительно солнца -- либо Мэриленд, либо Делавэр, либо Нью-Джерси.

-- Мэриленд. Напротив Делмарва -- у самого берега, но я...

"Вся территория по западному берегу от Чесапикского залива занята Эволюцией, -- тут же вспомнил он. -- Всегда была -- там одна из "живых" АЭС, за которой они принялись следить. Либо это было чрезвычайно опасным соседством, либо..."

-- ...да и выбираться куда-то нам не то, чтобы сильно давали, так что нет -- я не из Вашингтона.

-- То есть ты вырос в грёбаном Мэриленде, но ни разу не слышал, что происходит в столице? Это как жить в Лондоне, но не слышать про Биг Бен.

-- Спасибо.

-- Я не в этом смы... Вообще ничего? Ни про Белый Дом, ни про Здание Верховного Суда, ни?.. -- по взгляду был понятен ответ. -- Ну, тогда то, что я тебе расскажу, не будем таким уж захватывающим. Люди, к которым мы едем, обосновались в самом центре Округа Колумбия, и не где-нибудь в случайном здании -- они взяли себе два из трёх домов Библиотеки Конгресса. Не зря...

-- Серьёзно?! Да ладно! Там же сотни тысяч!..

-- Ты же сказал, что не знаешь ничего о Вашингтоне!

-- В смысле? Ты спросил, не знаю ли я, как там обстоят дела -- не знаю. Но, ясное дело, я слышал о Библиотеке Конгресса -- как я и сказал, там же сотни и сотни тысяч...

-- Несколько миллионов книг, да. В общем, этих ребят называют Библиотекарями -- там, конечно, старожилов уже не осталось, но несколько лет назад были люди, осевшие там ещё в тридцать восьмом -- во время карантина.

-- Охренеть. Но как?

-- Сказать по-правде, я и сам не знаю -- так получилось. Вначале не было особо желающих полакомиться знаниями. Да, кто-то проникал в здания и воровал особо ценные образцы, думая, что деньги ещё когда-нибудь возымеют значение (иногда это были даже работники и охрана), но основная масса сохранилась. Редкие налёты рейдеров были действительно редкими -- кому нужны книги, верно? А потом уже появилась возможность укрепиться -- прямо под зданием поставили заграждения, провели к ним электричество, спустились в подвалы и заварили все проходы...

-- Скажи, что мы там надолго! -- разумеется, он ответил "нет" -- в лучшем случае, он планировал там пробыть всего несколько дней. -- Тогда... Мой вопрос: с кем ты говорил? Только честно.

-- Пф -- так и знал. Неужели трудно догадаться?.. Ладно. В общем, я...

-- Заткнись, -- вдруг прошептал голос совсем рядом, и шепот этот был больше похож на угрозу.

-- Был когда-то один человек...

-- Заткнись, заткнись, заткнись!

-- Очень важный для меня. Разумеется, он умер -- ты видел, что кроме меня там никого не было -- лишь урна с пеплом, но... У меня вошло в привычку с ним говорить. Да и он сам...

-- За-ва-ли!

-- Он сам когда-то сказал, что хотел быть похороненным там, и чтобы я, в случае чего, говорил с ним о всяком разном, когда его не станет -- сказал, это помогает разобраться в себе. Не соврал -- очень часто помогало. Он был довольно мудрым человеком -- знал, как правильно жить эту чёртову жизнь. Правильнее, вернее.

-- Не думаю, что у жизни есть правильный путь.

-- Тогда откуда, по-твоему, столько проигравших? Правильность -- это не какой-то особый путь, не выбор профессии или моральные устои. Правильность -- это умение не совершать ошибок. Особенно -- ошибок предшественников.

-- А кем он тебе приходился-то? Этот?.. Человек? Так же, как и я? Попутчик? Напарник, как Джеймс? -- на тот вопрос Хантер так и не ответил.

Путь к центру Вашингтона оказался более-менее безболезненным -- орды, казалось, давно прошли тот город -- типичная разруха, следы свежей крови и экскрементов на дорогах свидетельствовали за это обеими руками, однако кое-где всё же встречались редкие стаи -- некоторое время путникам просто приходилось кружить по кругу, выжидая, пока откроется хотя бы один путь в центр.

Первое десятилетие после Конца столица США пользовалась просто бешеной популярностью у всех живущих людей: выжившие думали, что там им обеспечат кров и безопасность (так и было, но очень короткий период времени); сталкеры не без повода полагали, что в заброшенных муниципальных зданиях и на аванпостах, построенных на скорую руку, было, чем поживится; рейдеры добивали оставшихся людей, что не хотели к ним присоединяться и, при этом, укреплялись недостаточно хорошо; а конспирологи-военные, принимающие за чистую монету слухи о правительстве в бункерах под белым домом, также обшаривали попутно всё, что могли. Правы ли были последние? Кто знает. По крайней мере, это точно было не так важно, чтобы переживать об этом -- было правительство или нет -- рухнувшему миру было плевать.

-- Вы кто, к Дьяволу, такие?! -- незнакомец прицелился в подъезжающую машину.

Основное здание Библиотеки Конгресса выглядело более, чем величественно: с запада обычного человека когда-то встречали статуи Нептуна, стоящие в небольшом фонтане; белые, немного потемневшие со временем лестницы были высечены ровно, без единого сучка и задоринки. Тяжёлые, как и само постижение знаний, проверенные и надёжные, они широкими пробелами вели вверх... О, и само здание: над основным его входом -- высокими и тёмными дверьми из бронзы -- стояли римские колонны, удерживая не только тяжёлую крышу, но и, при правильном освещении, все небеса; куча лепнины -- у окон, на стенах; куча резных росписей, покрывшихся пылью, и всё то когда-то было кристально белым -- цветом очищения.

Ведь действительно: знания не несут в себе эмоций, не являются порывом чувств -- это чистая информация, была и должна быть таковой. "Epistula non erabescit" -- бумага не краснеет.

Святая святых переживала явно хорошие для Нового мира времена -- она, стараниями Библиотекарей, была обнесена одной, максимально цельной системой заграждений: перед трехметровым железным забором с колючей проволокой на прутьях, что были загнуты в наружную сторону, стояли огромные ежи, препятствующие свободному проезду транспорта; у самой стены с внутренней стороны на расстоянии полуметра, были расположены небольшие возвышения, позволяющие вести огонь по мёртвым, а окна и крыша самого здания служили отличными позициями против живых; лишь в одном месте -- чуть западнее тех же самых статуй Нептуна, были расположены ворота, но и те, как и сам периметр, были под электричеством -- то была весьма надёжная, как считал Хантер, защита -- куда надёжнее, чем водный барьер Кав-Сити по одной простой причине: если здесь его кто-то захочет пересечь -- у него не получится сделать это незамеченным.

-- Ты-то сам кто такой?

Но случалось и так, как случилось в тот момент: орды, проходящие мимо здания Томаса Джефферсона -- того, что было огорожено -- натыкались на заграждение и, разумеется, получали разряд. Некоторые из них отпадали от железа и, оклемавшись, продолжали идти дальше; некоторые, отпрянув, умирали в конвульсиях от остановки сердца; но были и третьи -- те, что вообще не желали отставать от решётчатой стены. Прожариваясь несколько часов, они давали перебои питания на сеть и, что более важно, несли не самый приятный запах в округу -- кто-то должен был их снимать. В таких случаях защита электричеством временно отключалась, а за непреодолимые преграды выходили один-два человека, чтобы найти то самое барбекю.

-- Что значит "кто ты сам такой"?! Отвечай на чёртов вопрос, -- то был явно парень -- и худощавое телосложение, и высокий голос подчёркивали это, пускай лица и не видно было из-за капюшона и маски. -- Или иди нахер!

-- Если сейчас не ответишь -- я прострелю тебе ногу.

-- Грёбаный Библиотекарь! -- голос отвечающего сильно дрожал.

-- Херня -- я тебя раньше не видел. Новенький?

-- Хреновенький! Я здесь больше года! Отвечай или я уже выстрелю -- мне только спасибо скажут!

-- Ха-ха-ха-ха-ха! О, да -- такое спасибо ты долго помнить будешь -- всю жизнь, можно сказать. Оставшуюся.

-- Кто ты?! -- это было куда больше похоже на визг, чем на вопрос.

-- Уильям. Это -- Пацан.

-- Айви, -- представился тот.

-- Веди нас к Дане. Или, хотя бы, скажи, что я здесь -- она поймёт, о каком Уильяме речь, -- отвечающий долго сомневался, но, в конце концов, открыл ворота и, как только машина оказалась внутри периметра, взял водителя на мушку.

-- Значит так: я вас не знаю, но и снаружи не оставлю. Кофуку сейчас спит. Войдём внутрь -- оставлю вас на попечение, а сам разбужу её, но оружие вам придё... У вас чё, нет оружия?

-- Почти... И в смысле "спит"? -- он вышел из машины и театрально развёл руками. -- До полудня остались считанные...

-- Бурная ночка -- орда недавно проходила, так что... Там ещё сонар нас заметил у ограждения... -- отвечающий явно замялся.

Револьвер и кольт были получены парнем в маске и тот, вздохнув, наконец, спокойно, повёл двойку в здание. Библиотекарям в действительности принадлежало лишь два из трёх зданий. Самое молодое -- мемориал Джеймса Мэдисона -- пустовало после пожара и служило отличным напоминанием о том, что ничто не вечно.

Первыми Библиотекарями стали преданные рабочие и военные, поставленные защищать от вандалов национальное культурное достояние страны. После объявления ВОЗ чрезвычайного положения, после публикации настоящих статистик, показывающих всю неготовность мира к новой заразе и, как следствие, закрытия границ многих стран с обеих сторон, начались волны массовой внутренней паники. Разумеется, не сразу. Первые месяцы люди ещё пытались быть людьми -- оставались в домах в комендантские часы, редко сопротивлялись арестам по подозрению в заражении, ещё реже -- устраивали хаос или самосуд на улицах, но время шло, а паранойя росла. Кто-то считал, что лекарство от паразита уже есть за границей, а за сим пытался всеми доступными способами пересечь океан, кто-то верил в то, что полиция, задерживая заражённых, сразу убивала их, кто-то просто пользовался массовой паникой и поднимал локальные восстания и бунты, приводившие к погрому и без того переполненных больниц, убийству врачей, военных и полицейских -- просто из-за своей настоящей, звериной натуры.

Позже, когда пандемия достигала пика по количеству смертей в день, были завершены так называемые "барьеры" -- аванпосты военных, расположенные в крупных городах с целью законсервировать движение. Никто не мог въехать, никто -- выехать. У правительства, как вещали редкие оставшиеся телеканалы, был отличный план по медленной и методичной чистке городов -- квартал за кварталом, район за районом. Но с каждым днём мёртвых становилось всё больше, живых -- все меньше, а сознательных живых не оставалось вовсе. Сопротивление, оказываемое вооружённым людям, доходило до абсурда -- массовые беспорядки набрали свой пик именно тогда, когда, казалось, ни поднимать бунт, ни подавлять было просто некому.

В то время и зародились первые Библиотекари, а также сгорело третье здание из связки Конгресса -- многие, осознав то, что защищать уже было просто нечего, решили разграбить то, что осталось. Каждый американец знал, что во всех трёх зданиях Библиотеки хранились уникальные экземпляры книг и достояний культуры -- старейшие, ценнейшие, важнейшие -- они и стали целью новоиспечённых мародёров. Никто не знал, из-за чего начался пожар в здании Джеймса Мэдисона -- никто из свидетелей не выжил -- но, по некоторым версиям, завязалась драка за какие-то редкие издания газет. Несмотря на то, что постройка частично обрушилась, подвальный уровень системы -- тот, что объединял собою три постройки и хранил большее количество информации, остался цел, так что первым и самым важным долгом новых архивариусов было спасение того, ради чего теперь многие из них живут.

В последний раз когда Хантер был в Вашингтоне, численность тех самых хранителей достигала двух сотен человек -- очень много в масштабе Нового Мира и наверняка очень мало в сравнении с цифрами рабочих Старого. Находил ли он -- циничный и скептический старик -- борьбу тех людей стоящей? И да, и нет. С одной стороны, он понимал её бесцельность -- своими глазами видел и то, как многие обращались со знаниями, и то, как великие идеи -- изначально хорошие идеи -- пропадали во времени со смертью тех, кто их основывал -- как только исчезнут Библиотекари, исчезнет и Библиотека. Да, не сразу, но однажды -- случайной молнией, случайной искрой или беспощадным наводнением -- пропадёт навсегда. Но с другой стороны тоже был аргумент, и очень сильный аргумент -- то дело было правильным. "Человек, не знающий своего прошлого, не имеет будущего".

-- Уильям!

Внутри всё было ещё красивее, чем снаружи. Во время постройки первого здания Библиотеки Конгресса многие и многие деятели культуры -- художники, скульпторы, резчики -- приложили свою руку к зданию. Фрески на стенах, вещающие потрясающие сюжеты, росписи на весь потолок, посвящённые культуре, бюсты известнейших и важнейших людей времени -- словно само величие человечества замерло в стиле американского ренессанса, дабы у жителей Нового мира было, чем гордиться.

И там, в центральном читальном зале -- огромном цилиндрообразном помещении, что просматривалось почти со всех, ранее туристических залов -- и встретилось первое знакомое лицо. Пробираясь сквозь груды газет и журналов (наследия того самого сгоревшего здания), перепрыгивая многочисленные столы, молодой русый парень, покрытый щетиной, улыбался.

-- Джексон! -- хлопок от удара руками эхом разнёсся по всему зданию. -- А ты возмужал.

-- Ещё бы -- два года прошло, -- волосы торчали шипами точно также, как и у Айви, но были немного длиннее сверху. -- А ты постарел.

-- И даже не спросишь, чего поседел?

-- Да грёб я спрашивать. Если ты за шесть раз в Аду не поседел, то сейчас я даже знать не хочу!

-- Что ж, и то -- верно.

-- Ты знаешь этих двоих, Ламмар?

-- Только одного, но если второй с ним -- я за него ручаюсь. Спокойно, Сэм, можешь идти, -- тот кивнул и поспешил скрыться в одинаковых рядах с книгами.

-- Кто этот Сэм?

-- А, паренёк из Эволюции. Не-не-не-не -- стоять! -- парень превентивно поднял указательный палец в ответ на удивлённый взгляд. -- Не возмущаться! Сначала я расскажу: Свободу полностью выбили из Вашингтона. Буквально полтора года назад -- Дарвин выделил людей, подкрепил существующие позиции людьми Золота, что выделил ему Совет, и пошёл в наступление. Нам дали простое условие: либо мы выгоняем Свободу из Библиотеки, либо они начинают её штурмовать. Там были огнемёты, Уилл, так что не было бы смысла сопротивляться

-- Давай дальше.

-- В общем, на север ушло много наших -- вместе с группировкой решили, что лучше отступить с честью, а потом отбить положенное им, заклеймив нас трусами. Теперь здесь меньше сотни человек. Думаю, где-то восемьдесят... восемьдесят шесть, может быть. Но это только здесь. По городу полторы сотни точно наберётся. И, конечно, Ди не хотела пускать сюда этих любителей человечины. Более того -- она и не пустила. По договору на каждого человека Эволюции приходится десять Библиотекарей. Как я и говорил, нас восемьдесят шесть, а их...

-- Восемь, -- ответил Айви, достав с полки какую-то книгу. -- Звучит, как победа. Относительная.

-- Именно. Проповедники здорового питания запрашивают у нас данные через этих людей, мы передаём их им, а они -- самой Эволюции. Как посредники, только в непосредственной близости от нас.

-- Оружие у них есть?

-- Как и у всех остальных. Не бойся. Даже если кто-то из них и знает, кто ты -- стрелять не станет.

-- Я не этого боюсь, Брюс, -- старик подошёл к Пацану и надел на него капюшон, закрыв метку. -- Впрочем, Пацан прав -- победа, но очень относительная. Назову её "временной вынужденной мерой".

-- Бу-бу-бу, -- перекривлял того собеседник. -- Всё такой же, как и годы назад. Не параной -- под контролем всё. Пошли лучше пройдёмся к Дане.

-- Разве этот Сэм не пошёл её?..

-- Даже если пошёл -- сам знаешь, сколько она наряжаться будет.

Тройка людей медленно зашагала по залам и комнатам. Их целью был церемониальный офис библиотеки -- тот, где теперь заседало лишь символическое правительство того места, но, когда-то, и довольно реальное. Айви смотрел на бесконечные полки с книгами, на стенды со странными ритуальными масками, едва-едва заметными из-за обилия макулатуры, на кучу комнат, заставленных полками, витринами и пьедесталами, на расписанные стены промеж белоснежных колон и пыльных окон -- смотрел и восхищался. Брюс рассказывал, что если бы все те стеллажи, что были там, вытащили бы и выставили в один ряд, то их протяжённость составляла бы более двух тысяч километров, и что читальный зал -- лишь один из десятка подобных. Парень был захлёстнут масштабами и едва-едва находил темы для разговора:

-- Мне можно будет здесь почитать что-нибудь?

-- Конечно, парнишка, -- мимо прошла группа людей, несущих сервера.

-- Это?..

-- А... Это те системники с Википедией, -- отмахнулся парень, -- до сих пор просматриваем. В общем, если увидишь полку, на которой всё слишком хорошо лежит -- не забудь поставить книгу на место -- это отсортированная.

-- Ага. Спасибо, Ла... Джексон? Двойная фамилия?

-- Пха-ха-ха... Не-а, -- цокнул тот. -- Просто кличка. Ну, как "просто"... Вообще, это отличная история! Шесть лет назад шло празднование моего дня рождения -- мне тогда исполнялось двадцать, а моему отцу...

-- У них между празднованиями юбилеев было меньше двух недель, -- добавил Хантер.

-- Эй!.. Так вот: мой отец, я, Алиса, Уильям -- большинство из "трезвенников знаний" напилось тогда просто в хлам, -- парень усмехнулся. -- Помню, как потом Дана нам ведро по рукам передавала... В общем, как сказал Хан, у меня с отцом тридцать лет разницы ровно, но в годовом цикле я родился лишь на полторы недели позже. И он... Короче, ты не поверишь... -- рассказчик едва сдерживал смех. -- Он был прям вылитый Уиллис Грант! Та же причёска, та же густая борода, взгляд -- ух, тяжёлый, блин, был -- точно такой же. И мы типа напились настолько сильно, что просто жопа! Как вдруг кто-то выкрикнул... Кто же это?..

-- Алекс.

-- Алекс! Да! Так вот: эта сволочь как крикнет: "Эй, смотрите: Грант изображён на полтиннике -- Джеку полтинник, похож на Гранта -- сходится. А Брюс у нас получается..." -- и тут вот эта падла, -- парень пнул старика в плечо, -- тут же, ни секунды не думая, выкрикнула: "Эндрю Джексон!" -- и все такие: "Да, это прям судьба! Грант на пятедесятке, Джекс на двадцатке!" -- мне, как я и сказал, исполнялось двадцать, папе -- пятьдесят. Потом я просто не знаю, как -- не помню -- но я просыпаюсь, а у меня на руке -- вот это.

Брюс "Джексон" Ламмар поднял рукав футболки и показал плечо -- там была выбита ровно, почти идеально, татуировка в виде двадцати американских долларов -- никогда ещё портрет Эндрю Джексона не был сделан так ровно нетрезвой рукой.

-- Молодо выглядите, мистер президент!

-- А то, -- улыбнулся рассказчик. -- С тех пор и прижилось. Единственное, что помню: сижу на стуле и стараюсь не ржать, а хочется -- мне даже кто-то рукой рот держал. И хоть бы кто-нибудь сказал, кто мне это набил -- хоть бы кто-нибудь! Но радует одно: без татуировки не ушёл никто.

-- Даже Уильям? -- Мальчик, кажется, не верил в подобное.

-- Особенно Уильям -- у него их появилось целых две! Первая... -- подзатыльник резко сбил темп повествования -- Эй! Да ладно -- любой, кто путешествует с тобой достаточно долго, видел эти татухи! -- Хантер пристально и грозно посмотрел на собеседника, довольно точно давая понять то, что он об этом думает. -- Ну, ладно, ладно. Прости, Ви... Ты же не против "Ви"? Типа "Ай-ви"...

-- Я против, -- отозвался Уилл.

-- Ты всегда против -- не считаешься. Что скажешь, парнишка?

-- Согласен, -- с улыбкой ответил тот. -- Неплохо звучит, -- старик то ли улыбнулся, то ли оскалился и молча пошёл дальше, думая о своём: "Слишком много "Ви" в моей жизни".

-- Так вот, о книгах... Первая -- "свободный", вторая -- острие стрелы! -- Ламмар ответил и тут же прикрыл голову от удара, которого, к его удивлению, не последовало. -- Что, даже затрещину не дашь?

-- А смысл? Ты ведь уже сказал. О причинах и историях татуировок молчи -- это главное.

-- Тогда ты что-то расскажи.

-- Чего рассказывать-то?.. Хочешь совпадение века? Приехали мы в Кав-Сити... -- Уилл довольно спокойно и сдержанно пересказал события последних дней. -- ...И они говорят самую подходящую фразу, что могла быть: "Они -- наши".

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Нет, я всё понимаю, но твою-то мать! Ха-ха-ха! Я должен рассказать это Алексу! Нет -- ты должен рассказать это Алексу! -- Брюс стал прямо под нужной им дверью.

-- Да-да-да. Всему -- своё... Кх! Кх-кх-кх!

Он заблокировал рукой дверь и, наклонившись, сдавленно кашлял. Ручка уже была провёрнута, а сам Хан чувствовал, как Джексон тянет дверь на себя, но он не позволял ему этого сделать. Кашель всё не хотел уходить. Даже издали можно было почувствовать, как взгляды удивления превращались в жалость, но ему было плевать -- он отпустил лишь тогда, когда полностью восстановил дыхание.

Дверь открылась. В когда-то очень важном кабинете всё было захламлено -- шкафы и столы из тёмного дерева, большие кресла и искусные росписи на стенах соседствовали с кроватью-раскладушкой, кучей вещей, валяющихся в тех же шкафах вместо книг, парой винтовок и луком на подоконнике, а также большим, просто огромным количеством макулатуры и электроники.

Посреди всего этого припрыгивала утончённая девичья фигура, пытаясь попасть второй ногой в джинсы. Бледно-русые волосы в форме каре, что в некоторых местах казались тёмными, следуя амплитуде, неаккуратно болтались из стороны в сторону. Серая хлопковая кофта с песочным воротником, застёгнутая всего лишь на пару пуговиц, также покачивалась, пускай и при той позе, что была, неплохо подчёркивала фигуру. Фыркая немного вздёрнутым коротким носом и произнося в меру широкими тонкими губами брань, девушка была полностью занята одеждой -- её серо-голубые (в зависимости от освещения) глаза заметили гостей только через добрый десяток секунд. Как только взгляды Даны и Брюса встретились, дверь захлопнулась.

-- Пожалуй, ей нужно дать ещё минуту, -- шепнул тот, неловко почесав затылок.

-- Быстро же ты сообразил.

-- Да я...

-- Двадцатишестилетний парень, который неровно смотрит на двадцатидвухлетнюю полураздетую девушку? Я уже понял. Тебе не передо мной нужно будет оправдываться.

Прошло десять минут. Дверь снова медленно открылась, а из комнаты пулей вылетела она -- Дана Кофуку. Теперь её каре смотрелось куда более, чем привлекательно, застёгнутая кофта, пускай и была свободной, но всё же подчеркивала фигуру в крайних точках, а лёгкая улыбка, казалось, предвещала чистый позитив. Первым делом тонкая ладошка со всего размаху ударила Брюса по щеке.

-- Знаешь, за что?

-- Знаю-знаю, -- смуглый парень немного улыбнулся. -- Но оно того стоило.

Дальше Дана подошла к Айви. Несколько секунд она просто смотрела на него, не признавая, а потом, осознав, что он -- попутчик Уильяма, вновь улыбнулась.

-- Привет, -- протянула она руку.

Пожав её, Пацан тоже получил по щеке. Его и без того раскрасневшееся лицо стало ещё немного краснее. Уилл, ожидая своей очереди, улыбался -- девушка была метр семьдесят пять ростом и всегда, всегда предпочитала практичную обувь без каких-либо каблуков. Она подошла к нему и, поставив руки на пояс, смотрела прямо в глаза.

-- Наклонись-ка.

Наёмник повиновался. После последнего, слабейшего удара, она обняла его, что есть сил, привстав на носки и долго-долго держала, смеясь. Он смеялся в ответ и не просто радостно, а искренне -- смеялся, потому что хотел.

-- Как же ты подросла, девочка моя, -- он смотрел в её глаза и видел там всё, что хотел, пускай и отражалось там совсем другое.

-- А ты поседел... Как ты вообще мог? -- Дана хлопнула его по плечу со всем укором, который могла себе позволить в тот момент. -- У тебя были такие роскошные волосы!

-- От старости никто не застрахован. Вон, тот же Грант -- он тоже был седой в свои пятьдесят.

-- У Гранта были не волосы, а черти-что. Прости, Джекс, -- обратилась она к парню. -- Да и все в его роду, если ему верить, седели рано.

-- Правда, -- откликнулся Ламмар. -- У меня у самого немного седых уже есть.

-- Два года... С ума сойти. И похудел как, Уилл... Мы вообще думали, что ты мог умереть!

-- Я же посылал весточки, когда мог.

-- Ага! Раз в шесть месяцев! Ну ты вообще!..

Ещё несколько минут, а после -- в любой подходящий момент Дана напоминала Уильяму о том, что ему следовало бы меньше рисковать, больше есть и присылать письма в любой возможный момент. На вопрос Айви к Брюсу о том, за что старику так достаётся, он получил весьма разумный ответ: "Она просто рада его видеть".

***

-- Наверное, по-другому и быть не могло... -- Хантер одним глотком выпил виски со дна стакана, сморщившись. -- Меня устраивает.

Не прошло и часа, как в одном из читальных залов уже было больше десяти человек, а выпивка прибывала вместе с ними. Почти все были теми, кто знал Уилла лично -- старые знакомые, так или иначе обрадованные тем, что хоть кто-то вне Вашингтона не только выжил и пришёл их проведать. Да, он мог забыть их имена, как и они -- его, но даже один образ, одно мимолётное воспоминание говорило о том, что жизнь -- вон она -- продолжается. Были и те, кого наёмник из Джонсборо встречал впервые, но они надолго не задерживались -- на один-два стакана, максимум.

-- Тихо, ребят, тихо -- идёт.

Златовласая Шерри -- сверстница Даны -- глупо улыбнулась и, чуть не уронив рюмку, пулей отошла от коридора в зал, услышав там шаги. В помещение медленно вошёл широкоплечий парень, одетый в потёртый джинсовый пиджак серо-чёрного цвета. Зевая на ходу, он привычным движением поправил свои очки, тёмная оправа в которых была перевязана по центру белой изолентой, и удивлённо взглянул на толпу таращихся на него людей.

-- Утра, народ, -- сказал тот, взглянув на часы. -- Слышал, Хан вернулся. А где?.. -- Уильям поднял руку с рюмкой, так как его самого, откинувшегося на стуле, не было видно из-за кучи столов. -- А, вот. Слушай, а тебе идут волосы.

-- Не-е-ет! -- вдруг вскрикнула половина толпы во главе с Даной, вторая же прокричала абсолютно противоположное. -- Ты должен был быть за меня, Алекс! Ты глянь на его причёску! Ну как так-то! У тебя же!.. Почти такие же!

-- Каждый имеет право на своё мнение, Ди. Моё не совпадает с твоим -- не повезло.

Девушка подошла и резкими движениями руки растрепала парню причёску. Тот, подняв глаза, будто пытался рассмотреть, через секунду вернул её назад -- тот же самый зачёс назад, что был всегда, и благодаря коему трудно было определить настоящую длину волос при любом, кроме идеального, освещении.

-- Говорил же тебе! -- Боб -- тридцатилетний темнокожий парень с настоящим бардаком на голове, называемым только им самим "афро", разговаривал нарочито громко. -- Да и Алиса утверждала, что ему пойдёт седина.

-- Алисе он любым нравился! -- Уилл улыбнулся, услышав то.

-- Так и тебе любым нравится!

-- Иди ты!

-- Я не в том смысле!

-- Поняла уже -- всё равно иди.

-- Уильям, -- шёпотом вдруг заговорил Пацан прямо позади, вернувшись с книгой. -- Кто все эти люди? Что я пропустил -- тут же были только...

-- Как и всегда в жизни, -- наёмник не особо следил за тем, сколько он выпил, -- стоит отлучиться, как случается самое важное. Ладно, смотри: в жилетке и рваной серой футболке -- Боб, самый старший из этого сборища. Не в плане всех Библиотекарей, а именно вот этой компании. Да, несмотря на высокий голос и наполовину детское лицо -- ему тридцать с излишком. Он знает эту библиотеку как свои пять пальцев. Как... Как Смит. Это что-то вроде местной легенды, -- молодые взяли новую бутылку и, смеясь, начали наливать, -- мол: работал здесь библиотекарь -- задолго до конца света. Он знал, где лежала каждая книга... Буквально мог направлять искушённых читателей. "Тяга к звёздам"? Да, конечно -- второй зал, четвёртый этаж, третья полка, пятая книга справа. Вот это -- Боб. То есть Смит. Не уверен, что Смита звали "Смит", но суть ты понял.

-- А ему это... не холодно?

-- Чёрт его знает на самом деле. Но мне от одного взгляда на него -- да. Широкая золотая коса до талии и не менее широкая улыбка -- Шерри Златовласка (прозвище, ясное дело). Да вон -- на стеллаж опирается, -- Айви бесцельно бродил глазами по залу. -- Хочешь жить -- не смей трогать её волосы. Вообще. Даже если очень сильно захочется. Даже если "чуть-чуть, одним только пальцем и..." -- есть куда более благородные способы умереть.

-- Понял.

-- Вот тот хмурый черноволосый парень, который совсем не похож на умника -- Алекс Эс. Младший из всех -- девятнадцать. Но не смотри на него, как на подходящий вариант для общения -- говорит мало, безэмоциональный, даже немного странный -- поймёшь позже. Но знает много. Чёрт, больше меня, наверное -- никогда не скажешь точно. Хотя... Он тут родился -- в самом концентрированном на знаниях месте, так что это неудивительно. Возле Алекса...

-- Уильям! -- Брюс ловко запрыгнул на один из столов, указав на того пальцем. -- Вместо того, чтобы рассказывать нам, где ты пропадал два года, ты сидишь и обсуждаешь что-то с мальчишкой?! Ты должен заплатить за такое грубое преступление! -- он подошёл и передал Хану ещё одну бутылку. -- Пей! Пей и не задавай вопросов!

-- А сколько он выпил? -- шепнул Айви.

-- Больше всех -- как всегда. За тебя, сукин сын!

Следующие несколько часов добрый десяток людей пил и веселился, рассказывая истории. Молчаливый Алекс занимал всех любопытными рассказами настолько сильно, что Шерри то и дела лезла к нему не с самыми приличными жестами внимания; Брюс заводил пополнивших компанию всякими глупостями вроде плоских шуток и лёгких издёвок; Боб и Шоу -- действительно самый старый Библиотекарь, чья седина была лишь чуть белее, чем оттенок его бледного худощавого лица с орлиным носом -- стояли в стороне и, краснея от выпивки, радовались очередной возможности собираться в месте и пить лишь из-за того, что они пережили ещё один день; Дана, слушая Уильяма, села рядом с ним, положив голову на плечо.

-- Кстати, Уильям, ты так и не познакомил остальных со своим попутчиком! -- последнее слово Ламмар почти прокричал. -- Хуже -- мы ему не налили!

-- Тебе лишь бы детей спаивать... -- Кофуку, почти уснув на плече Хантера, привычно улыбалась. -- Ему же... Сколько, Уилл?

-- Семнадцать, солнышко.

-- Милота. А выглядит на четырнадцать. Знаешь, ему бы длинные волосы пошли... Сильно. Прям чтоб ровные такие, как у тебя.

-- Веришь или нет, но до вчерашнего дня они были.

-- Пха-х... Ты что, подстриг его?

-- Он сам, -- Уильям глупо улыбнулся в ответ.

-- Но и ты подстригся, это точно -- криво, как всегда... А не бреешься. Колючий... -- она провела по его бороде рукой.

-- Я уже старый -- можно и не бриться.

-- Ребят! -- перебил тех Джексон. -- Вы там долго шушукаться будете?! Мораль успокоена -- можно наливать?!

-- А что ты нас спрашиваешь-то? Я ему не нянька, а он -- довольно сознательный. Думаю, он отка...

-- Я выпью, -- резко ответил Ви, отбросив книгу.

-- Или нет.

В конце концов, Мальчик быстро вклинился в разговоры. Казалось, он только и делал то, что расспрашивал: об электрических барьерах, где Грин -- помощник Алекса -- хвастался никель-железными аккумуляторами с накопительным зарядом и рассказывал о том, как мёртвые отлетают при пиковой мощности на несколько метров; о самом электричестве и солнечных панелях, установленных на крыше не только зданий Библиотеки, но и соседних -- Брюс, участвующий в установке, хвастал, как мог; о количестве книг и подвальных помещениях, где все пути в здание Мэдисона, кроме одного, были заделаны. Но, в конце-концов, дошло и до того, каким образом Библиотекари были связаны с Хантером, и та история объединила маленькие группки в один большой круг:

-- А действительно, ребята?! -- прокричал Джексон. -- Как мы связаны с Хантером?! Он ведь снова не рассказал о нас, верно?! -- тот кивнул. -- Верно! И не подумайте -- я не рискнул бы катить на него бочку, -- Айви уставился тупым взглядом в рассказчика, а Уилл засмеялся, -- но, думаю, раз Ви здесь, и раз он, как и каждый из нас, пьян -- он заслуживает знать!

-- Ох уж эта молодёжь... -- Шоу, опираясь на свою трость, допил рюмку. -- Совсем не умеют интриговать. Но юный Брюс прав -- наш гость действительно заслуживает знать. Подойдите все сюда и послушайте -- уверен, у вас получится дополнить то, чего я, простите, не вспомню.

Говорил старый Библиотекарь почти шёпотом и смотрел на мир через полузакрытые глаза, но каждый, кто остался -- несмотря на то, насколько сильно был пьян -- послушался его. Седой и бледный старик с пышными острыми бакенбардами и обильной залысиной в центре кивнул и пошёл к месту своего рассказа. Компания вместе подобралась к окнам читального зала, обступив рассказчика полукольцом:

-- Это было восемь лет назад. На дворе стоял две тысячи семьдесят шестой... -- старец почесал свой гладко выбритый подбородок. -- Мне тогда было... Пятьдесят восемь, наверное...

-- Мистер Даммер, рассказ.

-- А, да. Так вот... Всё началось со стрелы... А потом... А потом... А чего это я -- меня ж там не было, в начале, -- Библиотекарь улыбнулся и сипло захохотал. -- Дана, девочка моя, расскажи ты.

-- Так и знала. В общем, мы с Алисой, -- девушка заняла скамью напротив окна, рядом сидели Уилл и Айви, -- в тот день вышли, чтобы разведать север города. Прошёл год с того момента, как Эволюция пыталась вычистить Мэриленд, но некоторые маленькие группки ещё оставались в городе и бесчинствовали, насилуя и убивая людей. Это было второе сентября -- было жарко. Помню, Боб даже был в жилетке на голое тело.

-- Это была другая жилетка -- не подумайте, -- смущённо ответил мужчина, смотря на свой элемент одежды.

-- Но вкус у тебя не поменялся!

-- В общем, мы осторожно осматривали улицы, искали выживших -- мы тогда не знали, что многие ушли в Филадельфию, чтобы потом стать "Свободой" -- люди просто затаились и ни с кем не связывались, накапливая силы, оставив нас в нашей столице в полном неведении. В общем, мы дошли до университета Галлодета и услышали выстрел.

-- Я... Пользовался случаем, -- дополнил Уилл. -- Знал, что в Вашингтоне, как в самом Мэриленде было мало людей, а становилось ещё меньше -- сентябрь -- орды должны были скоро пойти. Нет, я слышал о Библиотекарях и даже когда-то контактировал с одним из них, но до того момент Библиотеку Конгресса я не посещал. В общем, расчёт был на то, что город будет пустовать, так что я...

-- Так что ты даже не приоделся, старик! -- Ламмар одним глотком осушил очередную рюмку. -- Серьёзно, я как сейчас помню: выходит из дверей что-то очень грязное, грузное, с большим рюкзаком и в земляного цвета накидке, но главное, блин -- идёт очень медленно!

-- Ага. Мы ещё помним и то, как ты чуть не обоссался от страха, Джекс, -- Боб ткнул товарища локтем в бок.

-- Да херня всё это!

-- Да не херня -- он же почти рядом с тобой вышел, а ты просто замёрз!

-- Тише, ребят, а то Ви так вообще ничего не сообразит... В общем, Уильям вышел из Университета в не самом подобающем виде и образе: весь грязный, в свежей крови, лицо было закрыто маской, но, что хуже, он молчал и просто медленно шёл...

-- Мне в тот момент кровь глаза застелила. Я пришёл в тот универ, думал найти что-нибудь ценное, а нашёл пару заражённых рейдеров -- ребята, видимо, что-то не поделили да порезали друг друга. Один умер, второй превратился. Кинулся он на меня, выбил нож первым же ударом и повалил -- пришлось стрелять. Пробил я ему лёгкое, вторым пробил сердце, а он мне в отместку как блеванет кровью прямо в глаза...

-- Оу! -- большая половина девушек невольно поморщилась и улыбнулась.

-- В сердцах дал я ему третий в голову. Осмотрел их лежбище, забрал, что надо, иду обратно, пытаясь стереть кровь, чтобы запаха не было, как тут...

-- Как тут наш мачо!

-- Ха-ха-ха-ха. Да, -- Кофуку немного растрепала причёску Айви, погладив того по голове и кивнув в сторону Ламмара. -- Брюс немного обогнал нас всех и пошёл прямо ко входу -- повыделываться хотел. Ну, встретились они с Уиллом взглядами, а наша бравая Алиса уже целила в него луком.

-- И не только она! -- заметил Хан, осушив ещё рюмку.

-- Да, и не только она, -- девушка немного засмущалась. -- А я, в общем, стояла сбоку и смотрю: тянется к Брюсу какая-то грязная фигура -- одну руку вытягивает вперёд, другую -- к лицу. "Ну, -- думаю, -- сейчас бросится". И тут Алиса как вскрикнет: "Спокойно!" -- у меня нервы и сдали.

-- А чего на самом деле то было?!

-- А чего на самом деле, Пацан? Я выставил одну руку вперёд, мол: "Спокойно, я не потянусь за оружием", а вторую поднёс к лицу, чтобы снять маску -- понимаю ведь, что вид у меня не самый товарный. И ведь вижу -- дети кругом, только одна женщина. Только обрадовался, что она меня признала, но вдруг та развернулась, закричала спокойно -- я развернулся тоже, как тут...

-- Бац! -- девушка расстегнула пуговицу на кофте и, оголив плечо, показала татуировку прямо на правой руке -- тоненька линия, в которой едва-едва можно было разглядеть заднюю половину стрелы -- с хвостовиком. -- Я выстрелила.

-- Ага. И попала... прямо сюда, -- он ткнул почти у самой шеи, немного ниже и правее. -- Лишь из-за того, что стояла ко мне немного боком стрела не задела ни лёгкое, ни само сердце, ни хребет -- только ребро перебила. Ну, покосился я от силы удара, упал, ударился головой о порог и всё. Просыпаюсь -- в бинтах.

-- Эй, ты чего ему татуировку не показал?!

-- А надо?

-- Ну, Уилл... Ну, так нечестно -- я же показала... -- она облокотилась на его плечо и начала тормошить его, словно маленький ребёнок.

-- Ладно-ладно. Вот, -- он скинул плащ, расстегнул рубаху и, оттянув её в левую сторону, указал на руку -- на левом плече была набита почти такая же прямая линия, но за одним отличием -- это была передняя часть стрелы -- с остриём.

-- А вторая? -- спросил Мальчик.

-- А что "вторая"?

Предплечьем Уильям закрывал вторую татуировку -- "FREE" на левой стороне груди. Она привлекала внимание даже невзначай, так как была набита прямо на шраме -- том, который остался после стрелы, а верхние части первых трёх букв были воолнообразными -- явно старее, чем всё остальное.

-- Что было до неё?

-- Да ладно! Сколько он с тобой ходит, Хан?!

-- Меньше месяца. И, Джекс, сболтнёшь -- язык вырежу.

-- Не вырежешь!

-- Вырежу.

-- А я сказал: не вырежешь! Там было набито "208"! Воу-воу-воу-воу-воу!..

Уилл бросил рюмку на стол и попытался накинуться на парня, но девушка перехватила его и сцепила крепкой хваткой. В какой-то момент наступила неловкая тишина.

-- Да... -- старый Шоу, наконец, включился в беседу. -- Уильям сначала и с нами был весьма щетинист, юный Айви. Помнится мне, когда он только-только очнулся -- буквально спустя пару часов -- тут же попытался сбежать от нас.

-- Я же не знал, кто вы.

-- Именно это он и повторял, когда целил в меня: "Я не знаю, кто вы", -- и в этом, скажу я тебе, весь он: пока он не "узнает" тебя -- он совершенно не тот, кем кажется. Так что, уверен, придёт время, и ты всё узнаешь.

-- Я сейчас раскраснеюсь, -- съязвил охотник и тут же получил шлепок по плечу.

-- Впрочем, сбежать ему не удалось -- смелая Алиса быстро остановила его... чем же?.. А -- стулом! Хе... Хе... Хе... В общем, мы выхаживали его принудительно.

-- Первое время, когда нас с Шерри поставили за ним следить, он был такой язвой, Ви, ты не поверишь -- каждый раз подначивал меня о том, что я стрелять не умею. Впрочем, я так особо и не полюбила это дело, зато Шерри... Кстати, а где она?

-- Там же, где и Алекс? -- улыбнувшись, предположил Хан.

-- Погодите? А где Алекс?

-- Думаю, если мы все немного помолчим и подумаем, то нам станет неловко либо из-за предположений, либо из-за стонов -- эхо здесь такое...

-- Фу, Уилл! Пха-ха! Фу...

-- Ха-ха-ха-ха-ха!

Завершался рассказ Шоу тем, что Уильям, увидев то, что большинство из Библиотекарей -- дети, остался там и помогал их обучать. Да, не сразу и да, не только ради этого: Алиса -- лидер и одна из оставшихся "старших" Библиотекарей тоже немало интересовала пилигрима не только, как человек; а Дана -- строптивая девчонка с волевым характером -- пришлась ему по-душе, и со временем стала настолько близка, что могла считаться его родной дочкой. В Вашингтоне Уильям "Из Джонсборо" Хантер провёл почти пять лет -- ровно до того момента, пока не узнал, что болен раком. Что было дальше Даммер не знал, а Хантер -- не рассказывал.

-- А что... Что значит "208"?

-- Это моя метка, Пацан, -- какое чувство подсказывало ему, что уже не было смысла скрывать, и чувством этим был Джексон, стоящий в стороне. -- Когда-то давным-давно я попал в дом рабов на несколько месяцев. Первое, что мне сделали -- нанесли мой номер, как и любому другому. "208".

-- То есть ты... как я?

-- Я не... -- он остановился на середине ответа и взглянул на своё отражение в рюмке. -- Да. В какой-то мере, да. По крайней мере, рабом я себя тоже не считал.

В конце концов, увидев то, что Айви уснул на скамье, он попросил у Брюса телефон (один из многих у Библиотекарей) и сфотографировал метку на его шее. Компания продолжила пить. Завтра их, как всегда, будут ожидать очередные рутинные дела, но этот будет только завтра, а в тот день они праздновали очередную маленькую победу -- победу над ещё одними сутками.

========== Глава 16. У цели? ==========

Когда маленькие люди начинают отбрасывать большие тени -- это значит, что солнце заходит.

-- Я думал, ты будешь спать дольше.

Алекс сидел по центру почти пустого, очень тесного прямоугольного кабинета, когда Уильям вошёл. Две деревянных двери -- прямо в центре узкой стены и немного левее от центра широкой -- были буквально провалены в книжные полки внутри, отчего помещение казалось ещё теснее. Однако несмотря на обильное наличие стеллажей -- три стены, кроме широкой без двери, буквально состояли из них -- в той комнате почти отсутствовали книги: прямо по центру стоял железный, прикрученный к полу стол с двумя стульями -- прочные, почти несгибаемые для усилия одного человека, но всё же не прочнее, чем цепи и колья, коими был зафиксирован объект интереса Алекса или же просто "подопытный".

-- А я думал, что ты устал от подобных "исследований", -- Уилл рухнул на кресло, стоящее в углу и положил свой револьвер на низенький столик рядом.

-- Скоро начну. Удовольствия от этого всё меньше и меньше.

Напротив за столом сидел худощавый мужчина средних лет. Бледный, с неестественно синеватыми переливами на коже, но всё ещё сильно похожий на человека. Длинные светло-каштановые волосы, бритые на правой половине головы, на левой падали почти до ключиц, закрывая не только светло-голубые, абсолютно человечные глаза, римский нос, но и немного раздвоенную верхнюю губу из-под которой и выпирал отвратительный, смертельно острый второй ряд дурно пахнущих жёлтых клыков.

В отличие от падали, что лишалась обоняния из-за новых зубов, челюсти взрослой особи Поколения Четыре вполне могли позволить себе содержать ещё один ряд, не прибегая к существенным изменениям.

Волдыри с новыми органами -- признаки эволюции из ходячего в матку -- почти не выделялись: тёмные, напухшие участки на туловище или длинные потемневшие линии на конечностях. В отличие от Поколения Три, подобные наросты не имели тонкой оболочки и, соответственно, мутно-жёлтого или кислотно-оранжевого оттенка. Вдобавок, особь, пойманная Библиотекарями, также была довольно "молода" -- некоторые из новых органов просто ещё не успели сформироваться. Новый выводок заражённых в принципе отличался тем, что маток среди них почти не появлялось, а "час нужды", описанный в бестиарии -- момент критического изнеможения организма -- чаще всего, не наставал. Этому был ряд весьма понятных причин.

-- Раньше было как-то проще с ними: проверяешь самые базовые рефлексы, инстинкты; убеждаешься, что не работают; признаков интеллекта или человечности нет -- всё. А теперь... Теперь если я попытаюсь ударить эту штуку -- она увернётся, -- парень хотел было замахнуться ножом -- одним из многих инструментов, занимающих бывшие книжные полки, однако передумал, только дотронувшись до лезвия. -- Но не эта. Не сейчас.

Утолщение кишечника и повышение концентрации пищеварительной кислоты дало возможность организму мертвеца противостоять всем тем бактериям, что развивались в пищеварительном тракте из-за "выключенной" иммунной системы; этот же процесс, как следствие, позволил переваривать большее количество видов клетчатки -- питаться почти всем, что было на земле. Сам процесс разложения останавливался; кровообращение и метаболизм замедлялись в связи с недостачей пищи; наработанное умение сохранять энергию и передвигаться в режиме спокойствия медленно и размеренно, засыпая по ночам, позволило избежать переутомлений, голодных обмороков и травм, связанных с переработкой мышечной системы. Единственный оставшийся очевидный признак, позволяющий называть мёртвого "мёртвым" -- частичный автолиз -- процесс самопоглощения клеток в следствии недостачи кислорода, визуально отображающийся тем, что кожа на заражённых особях теряела свой цвет так же, как и в самом начале зарождения Поколения Три, но с тем отличием, что сам покров перестал гнить, а цвет, в итоге, превратился из тёмно-зелёного в сине-белый.

Однако самой главной причиной относительно повышенной выживаемости была сама система работы паразита: если же он за короткое время занимал собою все лимфатические узлы -- так называемые "барьеры" иммунитета, содержащие в себе образцы вредоносных бактерий и макрофаги -- то особи токсоплазмы хомус просто впадали в "спячку" -- вели бесполый жизненный цикл ровно до того момента, пока иммунитет мертвеца не активировался -- при получении физического ранения или какого-либо заболевания\инфекции. Такой метод позволил паразиту продлить жизнь своего носителя на многие и многие годы, так как при разрыве цисты с будущим поколением заразы высвобождалось так же вещество, повышающее общую кислотность крови и, как следствие, ускоряло процесс распада стен сосудов и разложения в целом.

-- Кстати, а почему наш общий друг такой спокойный? -- Уилл зевнул и поставил руку под голову. -- То есть, я-то не против. Завопи он сейчас -- голова моя раскололась бы, как сухой орех, но он слишком тихий для свеженьких.

-- Он мне не друг, -- Алекс, к удивлению Хантера, взял лупу, пинцет и небольшой штангенциркуль. -- А тебе действительно стоило бы побольше поспать. Или выпить воды -- Дана всё равно появится только минут через сорок. Вон возьми -- в стакане, -- он кивком головы указал на ёмкость, стоящую прямо на столе, перед заражённым.

-- Обойдусь, -- охотник взглянул на сидящего за столом и невольно оскалился. -- И нет, не мог -- это срочно, так что... Фух... -- он потряс головой, стараясь унять головокружение. -- Как ты вообще стоишь и работаешь?

-- Странная логика, Уильям. Если это было так важно -- почему ты решил сначала напиться, а не сразу приступил к делу? И, -- словно предсказывая ответ, продолжил Эс, -- если хорошо выпить с близкими тебе людьми стало важнее в твоих приоритетах из-за эмоций -- разве не так же важно хорошо протрезветь после? То есть?.. Забудь -- это были вопросы вслух. Отвечая на твой: во-первых, мне девятнадцать -- молодость и быстрый метаболизм позволили бы мне выиграть, выпей мы равное количество алкоголя, но ты забыл про "во-вторых", -- он разложил инструменты на столе перед "пациентом" и по-врачебному протёр лупу от пыли, -- я почти не пил в прошлый вечер.

-- А, да -- ты же был занят...

-- Более важными делами, -- прядь чёрных волос упала с головы парня на лоб, а тот, в свою очередь, ловко поймал волосинку, летящую прямо на только что вычищенный стол.

Библиотекарь с большим вниманием начал осматривать лысую половину головы пациента: используя лупу, он очень долго всматривался в затылочные участки, области за ухом и время от времени проводил пинцетом по, как казалось Хантеру, абсолютно лысой голове. Далее он подходил к небольшому белому куску бумаги и, написав что-то на том, разжимал пинцет.

Хан подошёл и увидел то, чего точно не ожидал бы увидеть -- маленькую, едва заметную светло-коричневую полоску -- волосок.

-- Этот с нами месяц ровно, -- Алекс всё ещё не отвлекался от причёски мужчины, только теперь он надел перчатку и обхватил более длинные волосы, осторожно потянув на себя. -- В первый день я побрил его правую часть головы настолько тщательно и идеально, насколько вообще возможно, несколько раз проверив нужные мне зоны. Итог очевиден, -- тот снял перчатку и кинул её на стол -- на прорезиненном материале было несколько длинных волосков, -- волосы обновляются. Да, медленнее, чем у живых существ; да, не везде одинаково -- в разных зонах головы разный темп роста, но несомненно.

-- Быть того не может.

-- Не скажу, что это не было очевидно. Не поступай питательных веществ в корни -- облысели бы все давно, так что тот момент, когда веществ стало бы больше, чем нужно, был только вопросом времени. Меня интересовала лишь скорость роста -- у брюнетов, к примеру, таковая колеблется от двух десятых миллиметра до миллиметра и одной десятой, -- Эс под лупой просматривал каждый волосок, измеряя длину. -- В месяц.

-- "У брюнетов"?

-- Я ставлю подобные опыты на разных особях. Важно всё -- пол, конституция тела, врождённый метаболизм, расовые и физические особенности... Думаю, мы скоро увидим зачатки Поколения Пять -- практически людей, только немного других.

-- Не называй этих уродов "людьми".

-- Взгляни фактам в лицо, Уильям, и смирись.

-- Не понимаю.

Собеседник громко и устало выдохнул, отложив кусок бумаги с волосками на одну из полок. Говорят, только Боб знал причину того, почему тот паренёк, будучи ещё мальчишкой, сильно изменился -- стал менее разговорчивым, более грубым, замкнулся. Да, предположения были у всех, но это всё, что было -- ни какой-либо реакции, ни каких-либо оправданий или подтверждений тот, кого касались те самые предположения, не высказывал.

-- В самом начале человек умирал быстро, будучи лишь распространителем паразита, -- он принялся осматривать правый глаз подопытного -- только тогда Хан заметил, что на нём не было ресниц, -- затем -- чуть медленнее, будучи при этом чертовски выносливой машиной для убийств (до сих пор не нахожу в этом смысла, кстати говоря, но думаю, что это симбиоз от поведенческой модели токсоплазмы гондии у мышей и человека); затем -- просто гнил около десяти лет, пытаясь питаться и убивать всем и всех, что увидит, не забывая заражать местность и особей; но затем он не только перестал гнить, но и начал эволюционировать в нечто большее, чем человек (потрясающий процесс, кстати говоря). Те, кто не стал "чем-то большим" -- укрепили свой организм, не только практически восстановив былые физические возможности, но и приобретя некоторые новые. Дальше будет только хуже, только опаснее. Не только люди убавляют в количестве, но и заражённые. Либо они нас перерастут, либо проиграют. А никто, никто не хочет умирать, Уильям. Вымирать -- тем более. Судя по тому, как проходит процесс, организм Поколения Пять ждёт полное восстановления не только в плане физическом, но и интеллектуальном -- я искренне боюсь того момента, когда один из них заговорит, но я знаю, что такой настанет. Я уверен. Достаточно?

-- Вполне, -- впрочем, сам Уилл никогда не выражал тому своей гордости и восхищения -- просто, чтобы он не зазнавался в столь юном возрасте.

Следующие двадцать минут просидели почти в полной тишине -- Дана действительно не торопилась. Юный Эс замерял не только размер ногтей на каждом пальце, но и очерчивал форму -- более треугольную, острую и толстую, чем у обычных человеческих. Изучение искусственно нанесённых порезов, синяков, ссадин -- парень пробовал на подопытном всё и нисколько этого не стеснялся, попутно рассказывая о том, как "увлекательно" было экспериментировать с количеством питательных веществ у предыдущих особей и выгребать после из-под них экскременты.

-- А вот и я! -- Кофуку застыла в проходе, облокотившись на стеллаж и махнув одной рукой в знак приветствия.

-- Наконец-то, -- фраза была произнесена обеими мужчинами с потрясающей синхронностью.

-- Эй! Да я же не долго!

-- В каком-то смысле, да -- я рассчитывал на сорок минут, но...

-- Но это всё равно долго, девочка моя, -- он протёр глаза и встал со стула, разминая затёкшие ноги.

-- Фу на вас. На обоих, -- та театрально опустила голову и, сложив руки на груди, надулась. -- Ладно-ладно, в чём дело-то?

-- Закрой дверь и иди сюда, -- Хан достал из кармана плаща телефон Брюса и, кое-как разблокировав, нашёл нужное изображение. -- Есть предположения о том, кто мог это нанести и зачем?

Как только Дана увидела метку -- тут же выхватила телефон и принялась рассматривать во всех подробностях. Алекс же, немного прищурив глаза, подошёл к Уильяму:

-- Она... на парнишке, что пришёл с тобой, верно?.. -- кивок послужил ответом. -- Что он сам говорит о ней?

-- Говорит, что это "его имя" -- Айви. На все мои догадки о том, что он был рабом, отвечает отрицательно.

-- Погоди, Уилл, -- девушка оглянулась, -- ты не знаешь, кто он?

-- Нет, солнышко. Наши пути сошлись очень внезапно -- я понятия не имею о том, кем он был до меня. Слушайте... Я верю вам обоим -- каждый из нас знает друг друга достаточно долго и проверен не только годами, но я попрошу вас: молчите обо всём, что услышите. Вот, что мне известно: его знает Кардинал Чёрного Золота; он вырос взаперти -- слабые познания о мире, никогда не видел мертвецов; у него был брат -- такой же. Из предположений: я думаю, что он и ещё где-то двадцать человек разыскивались по всем США, и что у тех людей были метки от единицы до десятки попарно; а также... он ценен для весьма странных людей.

-- Что это значит?

-- Не могу сказать с уверенностью, кто они, но они не хотели, чтобы он достался Золоту -- рассматривали этот вариант только в качестве крайнего случая и только с тем Кардиналом, что знал о нём. Я должен этом людям. Обязан жизнью. Их просьбой было отвести паренька далеко на север. Прежде, чем слепо следовать вперёд, я решил обратиться к вам.

Какое-то время оба молчали, рассматривая изображение. Девушка действительно вглядывалась в картинку, словно пытаясь очертить контуры метки с технической точностью, а парень же больше "смотрел в пустоту" -- думал.

-- Он действительно не раб, -- сказал Эс после тридцати секунд молчания.

-- Чего это вдруг?

-- Цифры римские. Подумайте: если бы у вас был десяток рабов -- это бы имело смысл, но через дома рабов проходят тысячи невольников. Немногие знают, как пишутся римские пятьдесят, а если дело доходит... Чтоб вы понимали -- вот "2084", -- парень держал бумажку с надписью: "MMLXXXIV". -- Невыгодно, непрактично -- это точно не раб. Не в широком смысле слова, по крайней мере... Дальше: он с этой меткой всю жизнь. Полагаю, именно его брат сказал тому, что это -- его имя. Брат ведь старший, верно? -- наёмник кивнул. -- Значит, парнишка либо не помнит, как её выжигали, либо врёт. Даже если рассматривать узкое направление рабов -- у нас всё ещё есть Золото, что тоже как-то подвязано с этим... Мой вариант: его растили на заказ. Полагаю, что для какого-нибудь очень влиятельного Кардинала или для самого Отца -- это объясняло бы причину такого ажиотажа вокруг его побега.

-- Я думаю... -- Кофуку хотела встрять, но не успела.

-- На самом деле, за это говорит и его внешность. Вы же это заметили? Ни единого прыщика, ни шрама, ни ссадины -- никаких физических отметин, кроме клейма на его шее -- признак не только чистоты крови, но и правильного, очень качественного питания, здорового образа жизни и достойного обращения, где бы его не держали. Если бы он действительно был просто рабом -- он бы стоил целое состояние, учитывая возраст. Так что это, пожалуй, мой единственный вариант: он -- заказной, -- рассказчик повторил своё заключение и сел на стол, скрестив руки. -- По крайней мере, исходя из имеющейся информации.

-- Можно я скажу? Так вот, Уилл, я думаю, что если Ви кто-то растил, то это была Эволюция, -- девушка взяла стакан со стола и отпила воды до того, как Хантер успел её остановить. -- Ты же знаешь, что нам пришлось пустить некоторых из них к себе? Так вот...

-- А-а-а-а, -- Эс тут же смекнул и рассмеялся под себя. -- "Возрождённый сильным"?

-- Именно. Может просто совпадение, но я видела прям у всех восьмерых одинаковый шрам -- "Возрождённый сильным" на греческом. Звучит как... Как...

-- "Ксанагениффике искери", но пишется...

-- В общем, буквы "I" и "V" у них точно такие же, как здесь. И "Х" тоже есть в том словосочетании, так что... А от одного до десяти римских только эти три и нужны.

-- Точно... Вот... У этих же козлов пошла мода на шрамирование, когда с тех пор, как кто-то искромсал лицо Дарвину, превратив то в швейцарский сыр...

-- Откуда родом парнишка, Уилл? Он говорил? Намекал?

-- Мэриленд, западный берег Чесапикского залива.

-- Хм... Пока что всё сходится и, вроде бы, не слишком сложно... Однако не стоит воспринимать первый же вариант в качестве истинно верного. Думаю, лучшим решением для тебя будет спросить Айви лично. Если ты не хочешь, чтобы информация о том, что кто-то с такой меткой был в этом здании -- мы тебе ничем больше не поможем -- связи Даны с разными поселениями или мои переписки с военными-вирусологами пойдут во вред -- поползут слухи.

-- Вы уже сделали достаточно много... Чёрт, как же мог забыть про эти грёбаные шрамы?..

-- Ну, ты же не мог знать всего, Уилл, -- она подошла и, положив ему руку на плечо, протянула стакан воды; он выпил. -- К тому же, если бы знал -- не приехал бы к нам. Погоди... Так это ты теперь?..

Дверь распахнулась, в помещение влетел Сэм, явно запыхавшись от бега:

-- Кофуку! -- пытаясь выровнять дыхание, громко шипел тот. -- Там... снаружи... Ты бы не помешала. Приветствую, -- кивнул тот мужчинам и тут же скрылся.

-- Иди, солнышко, -- сказал Уильям, стараясь поставить стакан как можно менее брезгливо. -- Поговорить ещё успеем, -- как только она скрылась за дверью, он обратился к парню. -- Алекс, у меня к тебе ещё одна... личная просьба. Это... может занять несколько дней...

***

-- Сможешь это устроить?

Хантер и Эс шли по одному из многочисленных коридоров, заставленных стеллажами и макулатурой. Во время частного разговора вновь прибежал Сэм, заявив, что переполох снаружи касается Уильяма из Джонсборо напрямую, и тут же убежал. Не найдя лучшего решения, двойка просто решила пойти и посмотреть, закончив разговор по дороге.

-- За пару недель минимум -- у меня всё не так хорошо обстоит с военными, как ты себе думаешь.

-- Пары недель как раз будет достаточно. Главное -- найди её и узнай, что с ней.

-- Вот оно как... -- парень многозначительно улыбнулся. -- Скажи, тебе не надоело совершать одну и ту же ошибку? Сначала -- с нами, а потом...

-- Скоро, возможно, надоест. По крайней мере, у меня ощущение, что ещё одной я не переживу.

-- Вполне вероятно... А ведь кто-то обращается даже от пули в ногу -- одного ранения хватает, чтобы... В каком-то смысле, ты был очень везучим ребёнком.

-- В каком-то смысле, ты -- тоже.

-- Ха-ха-ха-ха-ха-ха... -- смех собеседника звучал тихо и даже немного злобно. -- Правда. Хотя в отличие от тебя, я и не...

-- Эй, Уилл, иди сюда! -- Дана, стоявшая у окна первого этажа подозвала наёмника рукой.

-- Продолжим после, Уильям. Или когда-нибудь. Я пойду закончу с телом, пока оно спит.

Алекс развернулся и неспешно пошёл назад, опустив голову и насвистывая себе под нос. Уильям "Из Джонсборо" Хантер смотрел вслед уходящему пареньку и думал: "Он мог бы быть очень опасен, окажись в неправильных руках. Всё ещё может. Воспитать кого-то интеллектуально, но не воспитать нравственно -- значит: вырастить угрозу для общества".

-- Ты чего так долго?! -- девушка расселась на окне и уже кивком головы подзывала к себе. -- Смотри.

Она указала взглядом на парадный вход в библиотеку. Выглянув, наёмник опешил от удивления -- у ворот стоял Альвелион. Более мрачный, но с той же беспечной улыбкой, с какой и был в Техасе. Рядом с ним стоял автомобиль.

-- Говорит, что знает тебя, -- шепнула Ди, -- и что хочет просто поговорить. Что делать будем?

Уильям проскрипел зубами, понимая всю опасность ситуации. Первая версия, приходящая ему на ум: Альв и был тем хвостом, что был послан, чтобы убить его, и лишь ждал, пока цель сама к нему выйдет, клюнув на удочку. Но вторая сразу же перебивала первую: парень не был глупым, не был отчаянным, и если в тот момент действительно он стоял там -- под порогом защищённого со всех сторон здания, из каждого окна которого мог высунуться ствол -- то это означало только одно: что-то случилось.

-- Поставь одного из ребят в окно с винтовкой с западной стороны. Я выйду и стану так, чтобы его было видно в любом случае. Не стреляйте, пока он не полезет за оружием.

-- А если он успеет выстрелить?!

-- Не знаю... Приноси цветочки на могилу изредка?

-- Иди ты!.. Осторожнее там, -- она схватила его за руку, когда тот уже собирался выходить и со всей серьёзностью взглянула в глаза. -- Ты мне нужен живым. Ты здесь нужен живым.

-- Не волнуйся, солнышко. Не впервой же мне.

Охотник вышел из здания и медленно пошёл по лестнице. Основной вход был с западной стороны, солнце светило с востока -- утро. Большая тень от Библиотеки пролегала на сотни метров вперёд, но кончалась ровно перед оградой. "В него светит солнце, -- раздумывал Хан. -- Неудобно видеть, трудно целиться. Если он пришёл не один, то снайперов наверняка будет видно по бликам. Да и люди Даны уже просмотрели ближайшие окна. Что-то не так. Что-то странное с ним". Уильям стал прямо на границе тени, парень смотрел на него, облокотившись на свой маслкар.

-- Рад скорой встрече, -- тот глазел в пол сквозь тёмные волосы. -- К делу?

-- Что ты здесь делаешь?

-- Значит, к делу. Хорошая у тебя машина, Уильям из Джонсборо. Откуда достал?

-- Не твоё...

-- Из Кав-Сити, верно? А что скажешь о моей? -- парень запрыгнул на крышу авто, поставив ноги в открытое окно. -- Не находишь её... визуально знакомой?

-- Я не... -- он был плох в понимании намёков, но не понять тот был просто не в состоянии. -- Но как ты выследил меня до Библиотеки, если?..

-- А вот отсюда идёт интересная часть... Отгони машину подальше, будь добр.

-- Даже мышцей не шевельну.

-- Ну, тогда, пожалуй, стоит тебя просветить в кое-чём, -- он слез с авто и, подойдя вплотную к решётке, резко помрачнел. -- Отцу конец, -- после этой фразы если не улыбка, то её жалкое подобие вновь вернулось на место. -- Одна из его игр, что он вёл, провалилась -- некий Пол взял его за горло. Отец хотел смерти этого идиота, но проиграл -- его интрижку с тем, чтобы выставить соперника в хреновом свете и вернуть Золоту рабовладельческий строй, раскрыл Совет -- сейчас его держат в клетке и допрашивают. Забавно, да -- как быстро всё меняется?.. Не думай, что ты или твой парнишка стали этому причиной, но вы станете той, по которой он умрёт, если попадётесь Братьям.

-- Да откуда ты всё это знаешь?!

-- Объясню: Пол или же Полиотэро сидел в Кав-Сити -- каким-то образом он увидел твоего парнишку и распознал, кто он. И да -- Братьям нужен не ты, -- Уильям стоял перед воротами и, смотря на своего собеседника, не верил. "Слишком много совпадений. Слишком много". -- Вернее, ты тоже. Пацана они возьмут потому что он нужен, а вот тебя будут пытать для того...

-- Чтобы узнать, почему он со мной -- знакомая штука. Что вообще... Кто этот Полиотэро?

-- Человек с... более демократичным взглядом на мир -- он почти убедил Совет в том, что если платить рабам гроши и давать им право самим выбирать, где и как жить, они будут меньше бунтовать. Плевать на то, прав он или нет, -- парень заблаговременно отвечал, экономя своё время, -- я за того, кто мне платит, так что...

-- Но почему Кав-Сити?

-- Не порть мнение о себе, Уильям из Джонсборо, и не будь идиотом. Ты же слышал свою темнокожую подружку? Как её?.. Мы ещё ехали с ней к Отцу?

-- Джанет.

-- Именно, -- щёлкнул тот пальцами. -- Каков был план Золота? Оклахома, Арканзас, оставшиеся куски Луизианы -- территория. Назови мне лучшее место в Оклахоме? Такое, что после захвата послужит крепостью с верными обезьянками? Догнал, надеюсь? Наш общий знакомый подготавливал почву. По крайней мере, я так думаю... Долго подготавливал... Ха... Небось, бесится сейчас, как последняя сучка... Есть ещё одно "но", до чего ты должен был догадаться: угадай, от кого я узнал, что вы здесь?

-- Я... -- он оглянулся на машину и понял, что Братьям хватило бы смекалки поставить жучок и на неё. -- Вот же!..

-- А раз я уже здесь -- прямо под воротами, то скоро... -- улыбка Альвелиона стала шире.

-- Блять. Блять!

-- Теперь ещё раз советую отогнать машину отсюда и по пути осознать, в каком дерьме оказался. Более настоятельно советую сделать это побыстрее. Я встретил их в Кав-Сити. Там же мне пришла депеша о том, что Генрих не так далеко от мира загробного, -- он спрыгнул и открыл дверь автомобиля. -- Надеюсь, то, что я вёл это ведро с болтами по двенадцать-шестнадцать часов дало результат, и отрыв между нами чуть больше, чем в день. У тебя меньше, чем мало времени, Уильям. Если тебе дорого это место, конечно, -- Альв сел и вставил ключ в зажигание. -- Да и, думаю, не мне тебе рассказывать, как Чарли работает с людьми, если Илай проваливается.

-- Стой! Тебе-то какое дело до всего этого?! Отцу конец -- сам сказал! При чём здесь ты?!

-- Я... Я же человек, всё-таки -- меня греет надежда, что всё, быть может, образумится. Или мысль, что в Золоте оценят мою преданность тому, кому служу... Да и есть у меня предположение о том, кто твой пацанёнок... Было бы неплохо, будь я прав... Очень неплохо... -- водитель смотрел вдаль -- на север. -- Удачно не сдохнуть, Уильям. Поверь -- это тебе понадобится.

Наёмник Генриха "Отца" Гаскойна уехал, оставляя за собой пыль и очень много раздумий, но на них не было времени. Старик, стараясь держать дыхание, пошёл обратно. Чёртовы лестницы в здание всегда казались ему слишком длинными, слишком долгими. Окон, с коих можно увидеть его волнение, его обеспокоенность и страх, было слишком много. И даже солнце -- даже оно светило слишком неправильно, погружая его в нависшую над ним, куда большую, чем он сам, тень.

"Они не могли это предвидеть, -- он шёл и смотрел на секундную стрелку на своих часах, она не бежала -- летела. -- Невозможно было предсказать, что я поменяю машину. Как? Как они вообще узнали, на какой я приехал? Могли подкупить охранников. Могли выпытать. "Полиотэро"... Джеймс и Пацан приехали за несколько дней до меня... Чёрт, я даже не знаю, на кого гадать... А смысл? Они приедут сюда. Они точно... И тогда всем здесь конец. Если не расколются -- их будут пытать и убивать по-одному, пока не получат желаемое... А Дана не даст им этого сделать. Более того -- она не сможет... Если я ей не расскажу".

-- А ты не скажешь, -- раздался голос внутри него. -- Именно. Более того -- ты должен сказать. Ты же понимаешь, что будет в противном случае? Понимаешь, что ставишь на кон, Ли?! Все твои попытки, всё это "за день до нашей смерти" -- одним махом может обрушиться в прах. Не смей!

Дверь распахнулась. Девушка сидела там же, где и до того, как Хантер вышел наружу. Она знала, он был уверен -- могла прочесть по его глазам, заглянуть в его душу прямо сквозь плоть и кровь, смотреть глубже, чем кто-либо ещё -- от неё у него никогда не получалось что-либо скрывать.

-- Что случилось? -- тут же спросила она с широко открытыми глазами. -- Мне стоит собрать всех?

-- Я...

-- Не смей! -- вновь прокричал голос. -- Не смей так рисковать!..

-- Да, солнышко. Скажи всем, чтобы смотрели по сторонам в ближайшие несколько недель, чтобы обращали внимание на любой живой силуэт и не подходили.

-- Это всё не из-за того, кто был за воротами, верно?

-- Верно. Братья. Чарли и "Илай". Они... Они идут за Мальчиком. За Айви.

-- Ты же не отдашь?..

-- Нет. Я всё ещё не знаю, кто он... Не могу понять, но... Не отдам. В любом случае. И ещё... Эх... Есть одно "но" -- нам придётся уехать. Сейчас.

Она молча поднялась с окна и крепко-крепко обняла его, прижимая к себе всей силой. В том мире, где жил Уильям "Из Джонсборо" Хантер, оставалось всего два таких человека -- что не просто понимали, но чувствовали так же, как он сам. Не трудно догадаться, кем был один из тех двоих людей.

-- Я вернусь сразу же, как закончу, -- от уткнулся носом в её макушку и закрыл глаза. -- Вернусь и никуда не уеду.

-- А как же твой?..

-- Я устал от этой борьбы. Очень устал. За эти четыре года я потерял куда больше, чем получил, и всё, в итоге, не возымело эффекта. Я знаю, что проиграю, если ничего не сделаю, но никто не сказал, что я не смогу ничего сделать отсюда.

-- Но ведь здесь ничего не поменялось -- зачем ты тогда?.. Или... Ты пойдёшь к ним?! -- она подняла взгляд прямо на него.

-- Я попробую. Даже если ничего не получится... Я бы хотел остаться здесь. Просто, чтобы жить... Или умереть... Мне всё равно больше некуда податься.

-- Знаешь, -- она вновь уткнулась ему в плечо и говорила шёпотом. -- Ты и вправду очень устал... Я верю в тебя, Уилл. Всегда буду, и ты не должен забывать это: я с тобой.

***

Отдай мне сердце -- научу, как ощущать.\Give me your hearth and I'll show you how to feel.

Он осматривал уже четвёртый зал, всё пытаясь найти Айви. Судя по разговорам Библиотекарей, Боб взял его с собой в музыкальный холл, а когда дело доходило до Боба и музыки всё было просто -- нужно было идти на звук гитары. Так случилось и тогда.

Пошли свою душу и узнаешь, как вольным летать.\Send me your soul and you'll know what it is to be free.

Нельзя было просто последовать совету Альвелиона и лишь отогнать машину куда-то в северный район. Кроме того, что тем же автомобилем нельзя было бы воспользоваться в следствии из-за почти стопроцентной засады, но также и смысла в том уже не было -- они, Братья, всё равно пришли бы в Библиотеку. Он знал это слишком хорошо и корил себя за допущенную ошибку, потому что понимал, какими будут способы их расспросов.

Нам всем нужна цель поглубже -- чиста что, правдива, ясна.\We all need a deeper purpose, the one that's true and bold.

И тот вопрос волновал его больше всего, волновал и бил прямо под дых осознанием, что именно он будет в том виноват: кого схватят Братья и будут пытать для того, чтобы узнать, куда он направился и, что куда страшнее, что сделают, если поймут, что никто не в курсе?

Единственное, что болит в нас -- то проклятье фолда.\The only thing that could hurt us is the curse of the fold.

-- Красиво... -- едва-едва шепнул Мальчик, отвлекая того от игры. -- Боб, а "фолд" -- это?.. Я просто не знаю, потому что...

-- Да ладно, -- мужчина отложил гитару и поправил причёску. -- Я сам не знал, пока Шоу мне не сказал. В общем, "фолд" -- это... Это как...

-- Сброс карт, -- Шоу, сидевший в углу, словно статуя, заставил пришедшего Хантера дёрнуться от неожиданности, -- пас в покере. А покер -- это такая старая карточная игра... Очень длинная, если играть с умом и терпением... Смысл в том, юный Айви, что человек, сбросивший свои карты, остаётся при своём -- он, как ему кажется, почти ничего не теряет, продолжая существовать так же, как и существовал день ото дня. Но за этой радостью, за мигом ликования о том, что ничего не изменилось, он не осознаёт то, сколько на самом деле потерял.

-- Много, мистер Шоу?

-- Шанс. Момент. Выбор. Всю жизнь, может быть, -- старик отложил книгу и медленно пошёл в центр. -- Страх делает нас людьми, но от человеческого до животного -- необузданного и необъяснимого -- лишь один шаг. А такой со временем порождает лишь ненависть ко всем и к себе -- в том числе. За упущенные моменты, за лишние вздохи после таких, за потери, юный Айви. Ненависть -- это месть труса, а жестокость -- его оружие.

-- Звучит... по-умному.

-- Ха-ха-ха, -- старый Библиотекарь, добравшись наконец до центра зала, сел за старый деревянный стул. -- Думаю, ум рано или поздно становится присущ всем на сегодняшний день. Кому-то -- из-за знаний, кому-то -- из-за ошибок... А вообще-то я просто достаточно стар, чтобы ещё помнить, что такое покер. Вот уж точно -- использование преимущества, ха-ха-ха... О, Уильям! Иди сюда, пожми мне руку -- я только сел, -- он подошёл и крепко сжал знакомую ладонь. -- Ну и хватка! Оторвёшь ведь!

-- Извини.

-- Ты послушать Боба пришёл или?..

-- Я за ним, -- наёмник кивнул на Айви. -- Мы уходим.

-- Как?! -- мужчина и мальчик возмутились одновременно, очевидно не понимая, что послужило резким изменениям в планах, но Шоу Даммер лишь грустно вздохнул, улыбнувшись.

-- Тёмные времена, или ты снова?..

-- А для тебя будет разница?

-- Понятно. Тогда...

-- Нет! -- почти прокричал Айви. -- Я не хочу! Давай позже! Я даже!.. Да я!.. Мне даже не рассказали, как всё началось! Ты обещал!

Уильям Хантер остановился по направлению к выходу. "Нужно идти, -- он невзначай взглянул на часы. -- Даже если очень повезёт, они будут здесь только послезавтра. Но если не повезёт, -- стрелка ползла медленнее, чем обычно, -- будет плохо. Однако... Десять минут. Максимум. Не так уж и много. Нельзя слетать с катушек с этой спешкой".

-- О чём это он, Хан?

-- О том, что... -- он сдавил порыв кашля и сделал вид, будто пыли на книгах было слишком много. -- Парнишка хочет знать, как наш прекрасный мир докатился до такой жизни -- как умерла цивилизация.

-- Да ладно? Все знают.

-- Он не знает.

-- Не заливай!.. Серьёзно? Откуда ты, Ви? Антарктида? Прости за такой вопрос и грубость -- просто каждый...

-- Думаю, что уже давно не "каждый", юный Боб. Мир меняется, мир обновляется. Ты ведь не можешь сказать, как быстро гнили листья в октябре, если сам не видел этого, а тебе никто не рассказал?

-- Нет, -- мужчина опустил глаза. -- Но я могу предположить.

-- И он может. Но он хочет знать.

-- Да, я понял -- я ведь извинился.

-- Я вовсе не порицаю тебя. Когда я умру, ты займёшь моё место, я уверен в этом. И раз это будет так, то ты должен привыкнуть к этому -- повторять одно и то же помногу раз не из-за того, что человек глуп и не понимает, а потому что знания, информация, данные -- всё это очень субъективно и различно по сложности для понимания. В этот раз, я расскажу эту историю, а ты сыграй что-нибудь, как умеешь -- лучше, чем кто-либо здесь.

Мужчина сел на стол и, взяв в руки старую, потёртую самими песками времени гитару, заиграл простые минорные аккорды. Шоу Даммер начал издали -- рассказал о конфликтах, предшествующих страшному Дню Ноль, а Уильям, облокотившись на полку, лишь вспоминал старые радиоэфиры, что он слышал в бункере -- они были ему самыми настоящими, самыми жестокими историями.

Пандемия две тысячи двадцатого, заразившая сотни тысяч людей по всему миру, дала основной толчок для вклада в медицину тем странам, что до той поры были далеки от неё и, соответственно, пострадали больше всех. Заполонившие спустя шесть лет рынок новые антибиотики, лекарства, методы роботизированной хирургии и предсказывания неизлечимых болезней с помощью искусственного интеллекта повысили длительность жизни в развитых странах до небывалых высот. В неразвитых же даже осколки подобного прогресса и процессов (поддержка со стороны более развитых соседей) создали проблему перенаселения -- при высокой рождаемости смертность становилась всё ниже и ниже. В итоге, девять миллиардов -- число-максимум, представленное аналитиками, было преодолено ещё до две тысячи тридцатого.

Странам-карликам на западе Африки, Средней Азии и Восточной в целом стало очень тесно. Кто-то бежал в Европу, кто-то пытался оттяпать кусок страны-соседа, пользуясь поддержкой запада или лучшим вооружением, но в общем итоге в мире стало нестабильно: из-за тесноты целые народы, противоречивые культуры, верования и принципы пытались схлестнуться. Симбиоза не получалось ни у кого.

В тридцатом же, словно по чумному календарю, случилась ещё одна эпидемия с единственным "но" -- болезнь была супербактерией. Кроме самых масштабных потерь в истории человечества (без учёта Конца), то событие также запустило точку невозврата в плане военных конфликтов: страны с недостаточным уровнем развития не могли использовать биофаги -- единственное средство, являющееся одним из дорогостоящих, не освоенных до конца даже в то время, направлений медицины; это приводило к дальнейшему распространению болезни и только замедляло её искоренение, чем страны-агрессоры, число коих сильно возросло, пользовались в глазах мирового сообщества -- присоединяя к себе куски территорий, а иногда -- и целые государства, они оправдывали себя повышением уровня жизни на захваченной земле -- люди проходили обязательные процедуры лечения и, так или иначе, избавлялись от одной из многих их проблем.

На фоне всего того рушилась мировая экономика, многие отрасли науки, требующие финансирования, входили в состояние стагнации из-за его отсутствия, недовольство народа (как в странах с высоким уровнем жизни, так и с низким) росло. Военные стычки на фоне всего этого, митинги, протесты и, как следствие, постоянные мобилизации гражданского населения, не делали ситуацию ни на йоту лучше.

В две тысячи тридцать втором конфликты на границах Индии и Юго-Западного Союза (Китай, Бангладеш, Бутан, Непал) достигли уровня официальной войны. Китаю, в то время забравшему половину Сибири у России и обступившего кольцом Монголию, было чрезвычайно важно сохранить действующие границы и существенно не разрывать свою армию на ещё одну войну с противником с двумя миллиардами населения. В следствии чего был создан Юго-Западный Союз (ЮЗС) -- китайские войска прибывали на территорию стран-соседей и, с их помощью и направлением, держали чрезвычайно выгодную в плане партизанской войны и стратегического позиционирования территорию гор.

Индия потеряла Гималаи полностью к две тысячи тридцать четвёртому. Непал и Бангладеш перекрыли сообщение по реке Махананда, полностью оцепив и, в конце концов, присоединив к Союзу северо-восточные районы противника. Азия использовала контекст стран-потерпевших и завоёвывала новые территории у отказывающего капитулировать врага. Меж тем ни Афганистан, ни Пакистан не желали вмешиваться, ограждаясь от более сильного соперника. США, занятые нестабильной ситуацией со штатами, желающими отделится от страны, и Европа меняли мнения и позиции, словно обувь, придерживаясь общей цели: не допустить дальнейшее увеличение территорий, подконтрольных Китаю -- одной из мощнейших ядерных государств. Так, к примеру, НАТО отправляло миротворческие операции на запад Гималаев -- бывшую территорию Индии, а США посылало десантные отряды -- невидимая в глобальном масштабе, практически никакая помощь -- просто для галочки.

И вот, две тысячи тридцать седьмой, затянувшийся конфликт всё ещё продолжался, пока всё новые и новые "острые" политические стычки возникали с обеих сторон. Шоу придерживался мнения о том, что паразит был выпущен индианцами -- проигрывающие, не поддерживаемые никем, теряющие свои территории и людей, так как с пленными китайцы особо не церемонились. Однако же история не знает настоящих виновных -- только тех, кто взял вину на себя. Были теории о том, что токсоплазма хомус была разработана южнокорейскими учёными-вирусологами, так как Индия просто не могла позволить себе подобный уровень разработки, но та теория имела прямое несоответствие с мнением рассказчика, так что он упомянул её всего в двух словах.

Итак, паразит был выпущен на спорных участках у подножья Гималаев -- прямо на линию сдерживания между войсками Индии и аванпостами ЮЗС. Как позже будут сообщать слухи, предполагалось одиночное, очень точечное применение -- изначальный период окна паразита в шесть дней гарантировал заражение всех на аванпостах и линиях обороды, а дальнейшая осада -- скорую победу. Инсайдерские новости и слухи от самих солдат рассказывали об огромных массовых кострищах, что засекали отряды разведки, а также то, что все бойцы сил Индии носили средства индивидуальной защиты как при нападениях, так и при сдерживании наступающих сил.

Однако во время одной из таких операций случилось непредвиденное -- войска не смогли удержать осаду и перекрыть сообщение между захватываемым аванпостом, в следствии, произошла рокировка -- несколько отрядов ЮЗС покинули зону боевых действий, а несколько -- дислоцировались в неё. Некоторые из солдат получили заслуженный отпуск после долгого года войны. Так восемнадцатого сентября в Китае появился Пациент Ноль -- первый человек, принятый на мирной территории в госпиталь с неизвестным заражением. Цепная реакция пошла очень быстро и, в следствии, именно китайское правительство признали виновными в распространении -- даже их методов сдерживания, сочетающих в себе передовой прогресс и всеобъемлющую диктатуру, не хватило.

Позже, многим-многим позже, вышел материал независимых журналистов, подтверждающий точку Шоу: в нём говорилось о индийских солдатах, просто пропавших на службе -- очевидные скрытия случаев заражения, но также и упоминалось, что паразит был очень сырым -- в отличие от всех фармацевтических средств, лекарств и прочих, он не прошёл все этапы проверки и был рассчитан только на краткосрочное, очень локальное применение -- такое, чтобы каждый заражённый умер в течение месяца.

Это, в каком-то смысле, тоже подтвердилось. Вначале новая болезнь была принята мировым обществом за неизвестный вирус. Индия обвиняла Китай в разработке биологического оружия и приплетала пандемию двадцатых, начавшуюся именно из китайского города, а тот, в свою очередь, публиковал открытые исследование, полностью опровергающие связь болезни с событиями прошлых лет, называя заразу итогом таяния горных шапок Гималаев, СМИ же вообще прозвали то, что случилось второй вспышкой супербактерии, что, в своё время, бушевала более, чем год. Все оказались неправы.

То, что то был паразит выяснилось довольно быстро -- спустя несколько недель после Пациента Ноль, но вместе с тем было сделано ещё несколько шокирующих заявлений: токсоплазма хомус (название было дано сразу же после выяснения природы) оказалась искусственно модифицированной версией от одноклеточного паразита кошачьих -- токсоплазмы гондии, у поздних образцов кототорой была выявлена очевидная мутация в сторону ускоренной эволюции -- паразит видоизменял собственные штаммы заражения с такой скоростью, что для разработки вакцины необходимы были титанические, просто нечеловеческие ограничения прав и свобод. Они начались очень скоро. На этом Шоу замолчал.

-- А что... Что было дальше, мистер Шоу?

-- Ничего хорошего, -- вмешался Хантер. -- Куча жалких попыток, куча запретов и их нарушений, бессмысленной жестокости и всеобщей паранойи, чтобы выжили всё равно те, кому повезло -- как всегда. Паразит изначально поражал клетки иммунитета -- селился как в лимфатических узлах, так и просто в макрофагах. Везло тому, у кого был активен иммунитет на момент заражения: нейтрофилы -- клетки-берсерки, убивающие как болезни, так и макрофаги и самих себя -- уничтожали паразита. Проще говоря: не умер тот, кто был уже болен. Но и то продлилось очень недолго. Теперь давай собираться. Дана сказала, что подыщет нам одежду потеплее, так что пойди переоденься. Не спорь.

-- Грустная история, -- сказал тот, уходя, -- получается, что люди перебили самих себя... зачем?

-- Они совершили ошибку, юный Айви, и поэтому...

-- Потому что могли. Потому что слишком много о себе возомнили, были слишком горды и эгоистичны, чтобы сдаться и признать поражение. Теперь проиграли все.

-- Грубо, Уильям. И, что хуже, субъективно.

-- Ты тоже не обошёлся без отсебятины. Объективизация предмета лишь сотрёт моё мнение и меня, как человека, в этой теме, если говорить по-умному. А если по-честному, то я имею полное право ненавидеть всех тех, кто допустил эту "ошибку". И я не буду пренебрегать этим правом -- незачем.

В ответ старик лишь тихо рассмеялся, откинувшись на стуле. Да, Хантер отчётливо понимал, насколько забавными были для него те слова -- для того, кому пришлось выживать в начале не в четырёх стенах, полных провианта и энергии, в окружении родного человека, а в заражённом Вашингтоне, где каждый, кто не умирал на глазах, пытался убить лишь для того, чтобы точно не заразиться. По столице США текли реки крови, и ни один человек, ни один спец.отряд, созданный разваливающимся правительством в экстренном режиме, не смог исправить ту ситуацию. Алые ручьи высохли лишь тогда, когда их основания пересохли.

Однако кроме этого, Шоу прожил достаточно спокойную жизнь и мог рассчитывать на такую же смерть -- небывалое везение и небывалое счастье, которое, на памяти наёмника, получила только пара человек. Так что он не смеялся в ответ -- лишь находил тот смех циничным и, не по своей воле, очень издевательским.

Парень ушёл, оставив троицу наедине с тишиной. Охотник недолго собирался с мыслями и речами, но всё равно медлил -- он понимал, что должен был сделать, чтобы избежать ошибки, но для этого, как и в случае с одной из стран в начале Конца, нужно было признать свою вину:

-- Даммер, Боб... -- начал тот. -- Через некоторое время Дана соберёт всех, чтобы сказать очень важную информацию: она попросит не контактировать со всеми живыми в течение нескольких недель. Более того -- избегать их и быть готовыми стрелять. Всё из-за меня и Мальчика -- за нами хвост. Братья.

-- Те са?..

-- Да, -- он уже порядком устал от того вопроса. -- На моей машине -- GPS-маячок.

-- Чёртовы спутники.

-- Не знаю, где он, но я уничтожу его, как только отъеду. Мне от вас нужно следующее: когда Дана будет вести свою бравую речь, вы выйдете и сообщите всем, что если они, неважно, при каких обстоятельствах, попадутся Чарли и "Илаю", то скажут: "Картрайт, Ньюфаундленд".

-- Туда лежит ваш путь, Уильям? Не сильно ли безрассудно говорить то, куда действительно направляешься, если можно соврать?

-- Ложь будет слишком дорого стоить. Я знаю Илая -- он не будет марать зря руки, но и заложника они не отпустят, пока не довершат дело. Кого бы они не поймали, он должен оставаться живым, пока я с ним не закончу.

-- Слишком благородно.

-- Заткнись. Я тут вас уберечь пытаюсь, -- он подошёл и протянул руку Библиотекарям на прощание.

-- Даже не останешься дослушать игру Боба?

-- Нет. Я знаю эту песню, она мне не нравится.

-- Почему? Слишком знакомо, Уильям? Или слишком больно? -- Хантер улыбнулся Шоу на пол лица и ничего не ответил, направившись к выходу.

-- Даммер?.. -- он вдруг остановился и оглянулся. -- Ты не хочешь отдать то, что так долго мне должен?

-- Нет. Этот долг висит на тебе самом, -- фыркнув, фигура удалилась. -- Доиграй, юный Боб. Пожалуйста.

-- Как скажешь.

***

Однажды я знал человека с огнём в глазах.\I once knew a man who had fire in his eyes.

Уильям и Айви вышли на ступеньки Библиотеки. То был длинный день, проведённый внутри безопасных стен. Длинный, но очень мимолётный. Наёмник смотрел на окна и двери, из коих выглядывали знакомые лица и понимал, что он не мог ими рисковать -- теми стенами. Что несмотря на огромное желание отдохнуть, сбросить всё с себя и остаться ещё не миг внутри, ему нужно было двигаться дальше -- к концу дороги и смыслу картины. Потом он сможет вернуться, сможет остаться, но лишь потом. А в тот момент главным было бежать -- спрятать свой хороший уголок подальше от чужих глаз.

Он убивал беспощадно с кровью на руках.\Bloody right hand, he had taken his enemies lives.

Айви также не выглядел весёлым, садясь в, казалось, отвратную ему машину. Пожалуй, если бы не обстоятельства -- не обещание, данное людям, что в глазах наёмника всё меньше и меньше выглядели благородными -- Мальчик остался бы в Вашингтоне. Это понимали оба человека в авто -- ему бы там пришлось по-душе, а его любопытство было бы сыто до самой смерти. Но нет. "Возможно, если я пойму, что к чему в будущем, -- думал себе Хан, -- и если окажется, что Гренландия -- выдумка или не самое лучшее решение... Тогда возможно..." -- двигатель завёлся, отвлекая от мыслей.

В его прошлом были лишь пытки, в грядущем -- надежд перевал.\The past was his torture, the future held his hope.

Он намеревался гнать далеко и быстро -- пока солнце не село бы. Или дольше. "День, -- звучала фраза в его голове. -- В лучшем случае, день". Ехали молча. Всякий раз, когда его взгляд и Айви сталкивался -- в те моменты, когда то самое молчание становилось слишком противным и буквально застывало вязкой массой во рту -- он видел всё ту же серость в его глазах. Не такую безразличную -- более мрачную, более... опустошённую. Надеялся, что этого не видно по нему самому.

Но пока он не выбрал путь свой, он всегда пасовал...\Until he chose his fortune has the curse of the fold...

Библиотекари снабдили путников так, как могли: тёплая капюшонка Уильяму под плащ, парка Айви, утеплённые джинсы обоим, кофты, шапки, перчатки, носки, хорошие карты и собачий свисток, за что водитель был безмерно благодарен, пускай и не мог этого высказать, но главное -- еда и топливо. Вернее: очень-очень много топлива и довольно много еды -- сидение штурмана было полностью занято канистрами, а причин останавливаться в мелких городках-посёлках Нового Мира не было вообще, но и не то, чтобы такие были на востоке Канады. Машина ехала в объезд всего, чего только можно было: к Филадельфии и Нью-Йорку было принято решение даже не приближаться, реки -- объезжать до тех пор, пока не встретится безлюдный мост, мелкие города -- обходить стороной.

Однако самым ценным подарком для старого охотника был небольшой термос с довольно неплохим фильтром внутри. "Год провалялся -- тебя ждал, -- сказала вручающая. Я же знаю, как ты не любишь пить речную воду", -- и это было чистой правдой.

Пускай чувствуешь, что время пасть, но это не истинный путь! \Although you may feel like giving up, it's not the only road!

"Они могут поймать кого-то из них. Нет, не глупи -- они точно поймают. Фактор человеческой ошибки будет решающим здесь -- обязательно найдётся какой-нибудь идиот, и потом... Будет ли она винить в этом меня? Нет, не будет -- я ведь её знаю. Но у неё будет полное право на это. Больше, чем право -- многие укажут на это, как на обязанность. Что хуже... они будут правы".

Солнце скрылось за горизонтом несколько часов назад, он всё ещё гнал вперёд, надеясь, что аккумулятор не будет терять заряд при включенных фарах. Деревья перед глазами сливались пустым чёрным фоном, а звёзды и луну закрыло быстро идущими тучами -- только темнота.

-- Уильям, я думаю, нам стоит остановиться, -- он не обратил на это внимания -- лишь потёр глаза. -- Тебе же нужно будет завтра везти нас, верно? Сбавь, хотя бы, скорость -- ты же не хочешь?.. Уильям!

В дороге, реже где идут, есть цели, смысл и суть.\The path less often traveled holds the highest, the highest of hopes.

Остановились они где-то за Гловерсвиллом -- у большого озера, названия которого никто из них не знал. Одноэтажный белый домик с пристройкой-трейлером такого же цвета рядом послужил им отличным убежищем, а осыпавшиеся ветки деревьев из-за отсутствия дождей -- хорошим топливом для костра в камине. Ветви слабо трещали в огне, излучая едва ощутимое тепло, а жучок, быстро найденный стариком под крылом заднего колеса, плавился в нём. Духота и пыль давила на горло сильнее, чем рак лёгких -- кашлять и чихать хотелось всё время. В конце концов, он рухнул в кресло, доверив следить за пламенем Мальчику и бесцельно смотрел вперёд.

-- Спросишь, почему мы так быстро уехали? -- тогда он был точно уверен: их взгляды в чём-то похожи.

-- Я молчал.

"Мог ли я предусмотреть это? Наверное, мог. Паранойя в моём случае была бы оправдана. Но нет -- недооценил. Сволочи. Нужно будет с ними покончить. "Илай"... Его брат давно напрашивался на паршивую смерть. Только после того, как отвезу Пацана. Чёрт. Не легко -- это точно не будет легко. Но выбора нет. Точно не в том..."

-- Почему мы так быстро уехали?

-- А? -- он не до конца вышел со своих мыслей.

-- Ну, ты же явно спросил, потому что хотел рассказать, верно? Я спрашиваю.

-- Потому что... Не потому, что я так захотел -- Братья всё ещё едут за нами. Похоже, они поставили жучок и на нашу предыдущую машину -- из предосторожности. Они знают наше перемещение вплоть до этой точки, но наверняка остановятся у Библиотеки -- автомобиль ведь простоял там почти два дня, так что...

-- Никто ведь не скажет им, где мы?

-- Они будут просить очень настойчиво. Поверь мне...

-- Почему мы не дали им бой? Почему не?.. Нам же могли помочь -- Боб, Алекс, Брюс, Дана -- все они...

-- Бой подразумевает смерть. Как думаешь, чья смерть вероятнее: профессиональных убийц или группы архивариусов? Я не хочу рисковать ими или давать им выбор, что делать -- лучше...

-- Как с Джеймсом? Ты говорил, что если бы он не пошёл тогда, то...

-- Да. Но Братья точно поймают кого-то из них. Будут пытать столько, сколько потребуется, а потом... Сейчас остаётся только... чувство совершённой ошибки, -- иногда всё же костёр громыхал слишком громко. -- Того, что ты уже допустил и не можешь изменить -- просто сидишь и наблюдаешь за последствиями. Думаю, ты понимаешь, о чём я говорю -- когда у чьей-то могилы просто смотришь в пустоту -- это чувство совершённой ошибки. Сильнее, слабее -- оно всегда отвратительно. Но это не потомучто я хотел уехать -- я просто...

-- Не было выбора -- понял, -- Мальчик подкинул дров и сел у камина. -- Хотя лучше от этого понимания не становится... -- "Это точно". -- Знаешь, это первое место, где никого из нас не пытались убить.

-- Да ну? Разве не?.. Неужели в поместье Отца были настолько опасные коровы?

-- Пф... Что?.. Нет -- тебя тот длинноволосый парень на мушке держал.

-- А-а-а... Да. Да, точно. Я не замечаю этого уже -- привыкаешь как-то к оружию, как к способу убеждения. Не думаю, что он бы выстрелил.

Через несколько минут за окном совсем потемнело, а из приоткрытого окна повеяло влагой и свежестью. "Наверное, дождь пройдёт мимо... В любом случае, лень вставать, чтобы прятать автомобиль".

-- Уильям?.. -- вновь отвлёк его собеседник. -- А коровы бывают опасными? Как... заражённые коровы?

-- Нет, -- сдерживая улыбку, ответил тот. -- Заражённых коров нет. Но ты всё равно поосторожнее с ними -- мычат они очень угрожающе.

***

Ночью Хантер был разбужен грохотом грома. Как только он проснулся полностью -- услышал и слабое биение, молотящее по ржавой крыше. Он долго вслушивался в ритм, пытаясь прикинуть, не напоминает ли звук ему перебор костей-крюков Тени, и на секунду ему даже показалось, что... Но нет, точно нет -- то были просто капли воды. С мыслью о том, что всё-таки нужно было загнать машину в какой-нибудь гараж, он нехотя поднялся с кресла и, разминая затёкшие ноги и ноющую спину, пошёл к выходу.

На улице действительно лил едва слышимый, незаметный человеческому глазу в полной темноте, дождь. Вечнозелёные ели, перекрывающие вид на озеро, казались сплошной чёрной стеной, отделяющей от всего остального мира, а всё такой же бледно-синий Мустанг, что стоял между пристройкой-трейлером и основным домом, ощущался единственным ориентиром и связью с реальностью. Изо рта шёл белый, очень заметный пар. Он застегнул капюшонку и плащ и, всё ещё немного дрожа от резкой перемены температуры, сел в машину.

Ехать приходилось медленно, словно автомобиль был на грани поломки -- даже со включенным ближним светом был шанс попасть в какую-нибудь яму, не заметить старые, оставленные десятилетия назад дорожные шипы. Единственное, что раздражало водителя -- на следующий день им придётся ехать с такой же скоростью.

Впереди мелькали разные силуэты. Освещение фар и забытые лодки на, похоже, бывшей лодочной станции, создавали удивительные в своём страхе и своей необычности образы -- длинные тени появлялись из ниоткуда, шевелились, словно бы по велению фатума или случайного порыва ветра, и всё так же незаметно исчезали, когда их истинные контуры больше не обволакивал свет. За дождём не было слышно ничего.

"Эволюция... -- потирая глаза, Уильям размышлял о насущном. -- Не думал я, что они будут заниматься такими делами. "Взращён на заказ", -- как же отвратительно звучит. Словно речь идёт о грёбаном цветке в горшочке, -- раздался довольно шумный треск -- машина наехала на ветку. -- "Не цепляйся за очевидное решение, как за истинно правильное"... Умный малый. Неужели я стал настолько стар, что перестал замечать мелочи, вроде римских цифр? Забыл, как сопоставлять факты? Вряд ли -- я бы заметил".

Многие дома покосились или "сползли" от сильных наводнений и приливов. Некоторые гаражи были очевидно заняты небольшими лодками, которые в лучшем случае удалось бы вытолкнуть с нечеловеческими для сонного тела усилиями. Наёмник проехал уже больше сотни метров, всматриваясь в сумерки, но всё надеялся найти вариант попроще.

Его чем-то восхищало решение паразита насчёт Тени -- создать монстра, что был бы активен исключительно в ночное время, а в Аду вёл бы беспрерывно активную спячку. С виду это казалось очень простым делом, но зная то, насколько долго дыра в защите мёртвых в виде ночного цикла и лишь полудрёмы в Аду оставалась незалатанной, волей не волей он начинал не столь бояться грядущих перемен, сколь вздыхать с облегчением -- словно бы наступил момент смерти после его долгого ожидания.

Хруст снова раздался, но уже где-то вдали; старику показалось, будто бы он пропустил открытый и пустой гараж. Обернувшись, он убедился, что то действительно было так -- прохудившиеся от сырости и грибка тёмно-зелёные ворота, покрытые мхом, были лишь немного приоткрыты. Внутри бетонной коробки с крышей, покрытой треснутым всюду шифером, было пыльно и пусто настолько, насколько возможно -- даже дождь не мог перекрыть собой тот аромат времени, что витал в воздухе.

"Нужно спросить его про Эволюцию, -- в конце концов, мустанг был припаркован; до нужного дома было около двухсот метров ходьбы обратно. -- Но как? Он даже не знал, чем они отличаются от Единства. Шрамы? Нет, вряд ли его надсмотрщики стали бы примерять на себя эту моду -- это бы сильно подкосило его психику, как и предполагаемых остальных. Тогда что? -- он шёл настолько быстро, насколько мог, разгребая ботинками свежие лужи и стараясь не промокнуть. -- Эмблема? Возможно. Если ли глупость в том, чтобы носить перед детьми свой знак отличия?.. Нет. Но они в принципе используют её нечасто. Большинство приспешников Дарвина -- просто психи-фанатики либо люди, не имеющие выбора. Лишь те, что повыше простых рядовых или более верные носят этот чёртов знак, и то -- не всегда. Но... Возможно. Всё ещё возможно".

"А... это бесполезно. Так же, как и я, он вряд ли расскажет мне что-то действительно важное ему, действительно личное. Мы не знаем друг о друге ничего, зная, при этом, очень многое -- как всегда. Ни увлечений, ни предпочтений, ни страхов... Какие могут быть страхи у человека, что находится в мире всего месяц?.. А, хотя... Глупый вопрос -- один точно есть", -- он начал идти ещё быстрее.

В какой-то момент рядом с охотником раздалось приглушённое рычание. Отходя от трассы в сторону озера и покошенных в разные стороны деревьев, он приблизился к источнику звука. Несмотря на биение сотни тысяч капель воды о землю, тот рык было слышно отчётливо -- разъярённый, отчаянный, лишённый всяких надежд. Дойдя до цели, он увидел одинокого мертвеца, увязшего в грязь у воды по самые колени. Беспомощный, лишённый возможности не только двигаться, но и добывать себе пропитание, он отчаянно звал на помощь -- ещё одно доказательство присутствия у Поколения Четыре базовых инстинктов.

"Пара дней минимум -- только этот дождь дал ему желанную воду и силы кричать, ведь я его не слышал до этого... И он ещё спрашивал, почему мне не нравится песня... Спрашивал же? Чёрт... Грёбаный Даммер". Уильям достал пистолет и нацелился в мертвеца. Тот, словно в предвкушении, замер, не издавая ни звука, не закрываясь руками, не пытаясь добраться до столь желанного куска мяса.

-- Что, смирился уже? -- кажется, промокшая кофта заботила уже не так сильно. -- И правильно -- только единицы выигрывают свой шанс, и только этим единицам известна радость победы, пускай только о них, парадоксально, и говорят все наивные идиоты... Знаешь, как это называется? -- ответчик молчал, дождь лил. -- Ошибка Выжившего -- когда из общей картины известны только одни события, но они выставляются единственными произошедшими. Никто не узнает твоей истории, никто не запомнит моей -- не наша это судьба. И он ещё спрашивает, как, хотя знает ответ... Ей нравилась эта песня. И ей нравилось жить. Но ничто, в конце концов, не помогло -- выживают мудаки, как всегда. Ни один человек из того времени, ни один живущий псих не мог даже предположить того, что случится с миром... А она всё равно опиралась на песни тех, кому было не за что бороться, кроме призрачных проблем, -- собеседник всё ещё молчал; Хан убрал револьвер в карман и развернул обратно к лесу. -- Не нравишься ты мне. Удачно сдохнуть. Не подумал же, что я потрачу на тебя пулю? Брось -- ты уже мёртв. Не стоило пить воды, если так хотелось побыстрее отключиться от обезвоживания.

***

Молвили мне, что вовек не взберусь я на гору.\Some used to say that I'd never scale this mountain.

Три года назад, ровно после года работы на Чёрное Золото, Уильям из Джонсборо вернулся в Вашингтон. Его работодатели предложили ему сотрудничество с другой группировкой -- Эволюцией, но те, в свою очередь, поставили ему условия, на которые он в здравом уме ни за что бы не согласился, а потому решил просто немного отдохнуть в родных ему стенах перед возвращением на юг.

Однако по приезде он узнал, что его Алиса -- та самая женщина, что вела отряд детей, когда его подстрелили, и к коей он питал больше, чем просто дружеские чувства, была серьёзно больна: сахарный диабет принёс с собой симптом в виде туберкулёза лёгких, и состояние ухудшалось стремительно -- она увядала и заражалась одновременно.

Но вот я там -- закрыт их взор и задёрнуты шторы.\Now that I'm close they shut their eyes and draw their curtains.

Она впала в горячку в последние четыре дня своей жизни. Большее, о чём она жалела, когда приходила в сознание -- что не имела собственных детей, а потом тут же добавляла, что детям всё же не место в Новом мире, ведь многие из них умирали. Дана не раз ревела самыми детскими слезами, когда Алиса, выбираясь из бреда, невзначай называла её "дочей". Брюс, Алекс, Шерри, Боб, остальные -- это было тяжелым испытанием для всех, и сдерживаться не получалось ни у кого. Особенно -- после недавней смерти Джека "Гранта" Ламмара -- ещё одной души и ещё одного старца того места.

Те, кто верой слаб, всегда предпочтут отступать.\Those who don't believe will always encourage defeat.

В Новом мире всегда было, есть и будет место жуткому моменту принятия -- осознанию того, что человек не выживет, и его нужно пристрелить лишь для того, чтобы он не обратился -- чтобы потом не наблюдать, как тело дорогой, родной тебе души бродит по пустынным полям, превращаясь в гнилой скелет. Уильям не первым дошёл до этого принятия, не дошёл и последним, но сделать то, что нужно было, не смог.

В последний день остались он и Шоу -- самые старые из всех Библиотекарей на Земле. Они стояли перед почти мёртвой, но ещё столь живой Алисой, и молчали. Уильям собирался уйти, оставив револьвер на столе, пока Даммер отговаривал его -- он был уверен всем своим сердцем, что она проснётся в последний миг. Хантер его не послушал и пошёл прочь -- то был единственный день его жизни, когда он не мог терпеть Библиотеку.

Они будут орать и браниться -- всё свой фолд проклинать.\They'll scream and shout and scold for the curse of the fold.

Она действительно проснулась -- он узнал это по возвращению. Как утверждал Шоу Даммер: она сделала это только ради него -- идиота и остолопа, что сдался в самый последний момент. Конечно, у неё были последние слова -- обращённые к Уильяму, пускай за руку её и держал другой. Никто, кроме Шоу не знал этих слов, и никто не узнал. Старик затаил большую обиду на наёмника -- обиду, которая принадлежала даже не ему, а сам наёмник, в ответ лишь возненавидел себя ещё сильнее, ещё глубже, чем когда-либо раньше, лишь краем души невзлюбив престарелого архивариуса -- тот отделался разбитым носом за то, что вовсе не понимал глубину боли и проблемы, или не хотел понимать. Однако нелюбовь та, как и ненависть, жила сквозь года для обоих из них.

После смерти Алисы, вернее, ровно через день, Уильям к воротам Эволюции и согласился на то, о чём ему предстояло жалеть всю оставшуюся жизнь -- на то, что после и стало его новым принципом: "За день до нашей смерти".

"Все умрут", -- сказал однажды маленький Теодор Ромеро. "Все умрут", -- повторил за ним Вейлон Тедарк, хоть и понял по-своему. "Все умрут", -- прочувствовал на себе Уильям Хантер и понял, почему в жизни предыдущего обладателя той фразы "всех" было куда меньше, чем в его -- он хорошо знал боль от утраты, и ненавидел её настолько, что предпочитал чувствовать одиночество. Наёмнику одиночество, в конце концов, не подошло, так что оставалась лишь боль и куча историй о потерях, из которых, будь он хоть немного лириком, получилась бы неплохая книга.

***

Айви стоял на пороге дома и смотрел вдаль. Промокший, он вжимался в свою куртку всей силой, но не уходил обратно внутрь. Увидев наёмника, медленно идущего к дому, он кинулся на встречу.

-- Что?.. -- Хан, смотрящий в пол, услышал перед собой шум шагов. -- Что за?! Ты какого не в доме?!

Мальчик бросился к старику, обхватив того обеими руками. Кажется, он плакал -- за дождевой водой трудно было различить слёзы.

-- Я думал, ты меня бросил! -- прокричал он. -- Я думал! Я так!..

-- Успокойся.

-- Я вышел и увидел машину! Ни твоего плаща, ни оружия -- ничего!.. Ты уезжал!

"Действительно -- глупый вопрос, -- он смотрел на вжимающееся в него тельце. -- Какой ещё страх может быть у мальчика, которого выбросили в мир без единых инструкций, без цели, без объяснений и без средств? Быть брошенным. Одиночество -- не только физическое, пускай и смертельно опасное, но и духовное -- полностью опустошит его. Планы, мечты, цели -- вся жизнь его в этом мире строится на том, что он рядом с кем-то, кто проведёт. В жизни нет смысла, если в ней нет выбранной дороги. Даже самой банальной. Никто не живёт просто ради того, чтобы выжить, никто не существует лишь ради существования, и даже эгоизм всегда подразумевает личные мотивы. Есть всего три состояния, когда ничего не имеет смысла: смерть, отрешенность и счастье. Все три чрезвычайно страшны и опасны так или иначе".

-- Послушай меня... -- Хантер опустил голову и попытался вразумить Парня.

-- Прости пожалуйста за старпёра! И прости, что не хотел ехать! Я больше не буду шутить! Вообще не буду! Пожалуйста, я!..

-- Айви! -- Мальчик поднял широко открытые глаза, а у старика пронеслось лишь одно в голове: "Всё ещё лишь ребёнок". -- Я сказал: успокойся -- я лишь загонял машину в один из гаражей. Пойдём в дом, иначе тоже промокнешь. У меня хоть плащ воду не пропускает...

Они вернулись в дом и Мальчик, сморенный теплотой огня, быстро уснул. Было видно -- он хотел спросить о чём-то или что-то сказать, но либо мысли затухали в его голове быстрее, чем рождались слова, либо ему попросту не хватило смелости. Уильям лёг спать многим позже. Он всё вслушивался в шум дождя, обострял ощущение на холоде, что шёл из прохудившихся окон, и всё думал о мертвеце на берегу: "Стоило его убить".

***

-- Добро пожаловать в Канаду.

Машина проезжала близь Монреаля, что был за рекой Флов Сен-Лоран. Совсем недалеко был Оттава -- бывшая столица бывшей Канады. "Одно хорошо, -- думал водитель, -- орды уже прошли север, и сейчас они где-то в Техасе -- ползут к любезно открытым им дырам в Стене -- нас, по идее, ожидает спокойная и безмятежная дорога. И это, опять-таки, хорошо".

Он всегда считал Канаду миролюбивым, даже немного безлюдным местом. Дальше на севере не было крупных городов, не было городишек, не было людей вовсе -- ещё задолго до Конца. Там ползли лишь бесконечные невысокие горы, укрытые щебнем и галькой у берегов Лабрадорского моря, каменистые реки, извиваясь по удивительно непрямым тропам, пели свою музыку для никого, и совсем одинокие, безумно редкие деревья, росли и умирали во всё том же одиночестве, наверняка, никогда не видя человека -- там было безлюдно и прекрасно.

-- Парнишка... Эй? Подъем, -- собеседник протёр глаза и начал подниматься с задних сидений, разминая затёкшее тело. -- С добрым утром, красавица -- световой день уже подходит к завершению.

-- Ну и... Ха-а-а-а-а... -- зевал Айви очень заразительно и протяжно. Ну и что?

-- А то, что совсем скоро снова придётся спать -- нет смысла бодрствовать всю ночь.

-- Я мог бы нас охранять или... Погоди, а ты не спал?

-- На том свете высплюсь. Дни становятся короче, так что нужно просыпаться пораньше и гнать, пока можно. Да и гоним мы на север, так что ждать, отдыхать или просто тратить время -- не самое лучшее решение с любой стороны.

-- Когда ты вообще нормально спал в последний раз? Я имею ввиду: часов восемь-десять и... Ха-а-а-а... Несколько дней подряд?

-- И это нормальный сон? Да я бы, наверное, после такого не проснулся вовсе. Хм... Когда же? -- гул двигателя гипнотизировал и отвлекал одновременно. -- Наверное, несколько...

-- Не считая ранений!

-- Быстро же ты сообразил. Тогда дай подумать... В Ирене я проснулся рано, у Генриха -- тоже, в Кав-Сити вообще не спал... -- он бубнил про себя, перебирая даты. -- Где-то полтора месяца назад. Мы в двадцатых числах взяли Здание Первого Национального Центра. Вернее, не здание... А, Джеймс тебе наверняка рассказывал -- то место в Оклахоме, где сейчас осели военные. Вот там я спал, как убитый. Мы ждали их где-то полторы недели, а потом ещё почти две ждали их да-я-мать-вашу-генерала -- просыпались, когда попало, исследовали Оклахому, обновляя свои карты и данные. Думаю, часов восемь-девять я каждый день спал.

-- До сих пор не могу поверить, что они чуть не расстреляли тебя, хотя это ты и Джеймс...

-- Это вполне нормальное явление, -- он завернул на восток от Монреаля. -- Мы выполнили работу -- да, но один из солдатиков смог наговорить на меня достаточно сильно, чтобы я считался нарушителем военных законов, а нарушение -- смерть. Меня больше удивляет, что тот одноногий парнишка -- Ларри, кажется -- одумался. Подумать только -- я ведь хотел кинуть ему револьвер под ноги, когда избил его. Мол: "Застрелись лучше сейчас, если так хочешь сдохнуть, но не подставляй свой отряд". Уверен, сделай я это -- он бы застрелился.

-- Почему?

-- Потому что смерть -- самый честный выбор человека в жизни. И когда кому-то в мире не хватает справедливости, когда кто-то обманут, обессилен или брошен -- он думает, что смерть всё уравняет. Что она -- единственное, что он способен сделать, а сделать что-то нужно, потому что то состояние, в котором находится человек, думающий о самоубийстве, слишком тягостное для него -- ему слишком больно. Вот, почему он бы предпочёл умереть -- это было бы для него единственным способ двигаться дальше.

Пересекать реку Флов Сен-Лоран удалось лишь Квебеке. Когда-то населённый город почти пустовал -- не только мёртвые боялись холодов, но также, как и они возвращались на старые места каждую весну, так и у многих живущих людей была необъяснимая привязанность и повадка возвращаться в то место, где они родились.

Одинокие стаи, отбившиеся от основного потока, курсировали по старым треснувшим дорогам, пытаясь выйти на нужный им мост, одинокие ходячие и колоссы бесцельно наматывали круги, истощаясь от голода, а не менее одинокие сонары время от времени кричали для никого, призывая к себе на помощь. Никто не отзывался, и лишь тишина давила на уши сильнее любого шума. Уильям часто принимал ту тишину за затишье перед бурей -- за спокойствие, что, к примеру, мог прервать случайный колосс, появившись прямо перед машиной. Но нет. Наверное, им повезло.

Прошло ещё около часа. Световой день окончательно завершался, и мягкие сумерки превращались в непроглядную, сплошную в своей плотности тьму. Квебек давным-давно остался позади. Наёмник гнал по почти единственной доступной трассе к Картрайту, что очень большое количество расстояния проходила у побережья. Сначала -- реки Флов Сен-Лоран, а затем -- и Лабрадорского моря, омывающего Канаду с востока.

Остановиться он решил у развилки на сто шестьдесят девятую и сто семьдесят пятую трассу -- недалеко от небольшого городка, через который им приходилось делать крюк из-за отсутствия переправ в близлежащих к самому простому пути точках. Фары слабо освещали дорогу впереди, как вдруг на ней показались две фигуры.

Первая была обычным ходячим из Поколения Четыре -- доживающего, если верить Алексу Эс, свой век. Длинноволосая рыжая девушка в болотно-зелёной парке и светлом, когда-то белом свитере неспешно волочилась вперёд. Волосы удачно закрывали её зубы и бледные глаза -- можно было бы почти поверить в то, что то был человек. Несмотря на засохшую кровь от живота и ниже, обильно покрывающую одежду, несмотря на перебитую левую ногу -- колено выгибалось вовнутрь при каждом шаге, даже несмотря на куски чьей-то плоти в руках -- это всё ещё мог бы быть человек, если бы не то, что шло рядом с ним.

Саранча часто ошибочно считалась в Новом мире самой технически сложной мутацией из-за вызывающего внешнего вида -- вывернутые коленные и тазобедренные суставы, удлинённая не самым идеальным образом ступня, раздвоенная челюсть и жабий, спрятанный глубоко в глотке язык -- действительно было, чему поражаться и чего бояться.

Но только не в том случае, когда речь заходила о сонарах. Прозванные "летучими мышами" или "вампирами", они ближе всех напоминали людей по силуэту из подтипов: высокие (больше метра девяносто), скелетообразные облысевшие фигуры, часто кажущиеся очень диспропорциональными -- при всей худощавости, что впору было бы называть ярко выраженной анорексией, у них была очень широкая грудная клетка с рёбрами, обволакиваемыми толстенной кожей практически вокруг, а также -- очень длинные руки. Тот массивный, пускай и слабый каркас скрывал самое опасное их оружие -- сильные лёгкие, использующиеся, стоило их обладателям завидеть, учуять или унюхать врага просто с потрясающего для обычного Homo Sapiens расстояния.

То и было основной причиной, по которой именно подтип сонаров считался самым искусным творением эктоплазмы хомус -- чувства ориентации. Продолговатое лицо, всегда с высоким лбом, удлинённым яйцеобразным черепом и массивной, неестественно широкой нижней челюстью, оно содержало на себе всю основную работу паразита.

Уши были увеличены относительно человеческих в разы, более глубокая ушная раковина заставляла их буквально выпирать из черепа, также приобретая дополнительные "кольца" -- хрящи, из-за чего орган в анфас выглядел как высверленная буром скважина; сами мочки также росли в длину и приобретали остроугольные, очень кривые формы -- нижние, отрастая по диагонали, часто доходили до середины щёк, плотно прилегая к ним; а верхние -- почти до самого темечка, едва-едва не пересекаясь друг с другом. Щёки были тонкими, полупрозрачными при правильном освещении и очень волнистыми -- всё из-за того, что в те моменты, когда сонар издавал крик, его рот раскрывался, в буквальном смысле, дальше ушей, обнажая острые, более длинные из-за строения челюсти и клыковидные, чем у остальных, зубы -- настолько большие, что настоящие "клыки" на челюсти часто резали им губы и выпирали наружу. Человеку незнающему также вполне могло показаться, что переносица у тех существ отсутствовала вовсе, но это было не совсем так -- нос был очень задёрнутым и коротким, создавая на перегибе практически прямой угол -- такая конструкция позволяла быстрее захватывать больший спектр запахов, из коих человеческий пот и феромоны различались сонарами лучше, чем отлично.

О, и сам крик -- кричали они не только тогда, когда их большие выпученные глаза видели человека, но и просто время от времени -- в удлинённом черепе был скрыт самый подлый подарок -- эхолокация. Именно благодаря ей они так точно определяли людей, а уже потом по другим особенностям -- запаху или более быстрому сердцебиению -- определяли, что ощущают чужака. Лишь из-за одного Уильям не любил название "вампиры" -- чего-чего, а света те твари точно не боялись.

-- Уи... Уильям... Уильям! -- старик активно ковырялся в рюкзаке и не слушал. -- Уильям, там эта!.. Она смотрит! Она!..

Сонар, облачённый в явно малую ему куртку, "улыбнулся". Так называли состояние, когда то чудовище открывало рот и набирало побольше воздуха -- щёки растягивались в виде жуткой, полной острых клыков улыбке. Монстр немного приподнял плечи и опустил голову, давая понять, что до крика осталось несколько секунд, но как только Уильям замер, монстр тут же схватился за голову, пытаясь закрыть уши. Заражённый изгибался, бил своими костлявыми руками о землю и очень-очень сипло выл, пытаясь заглушить боль. Наёмник развернулся к Мальчику, в его губах был зажат небольшой свисток.

-- Держи, -- он передал "оружие" к Айви. -- Дуй не переставая.

Дверь автомобиля открылась. Первый выстрел поразил девушку, и та упала с дырой в голове, не успев даже опомниться. Со вторым стрелок медлил -- цель металась из стороны в сторону в агонии, невзначай не давая взять себя на прицел. "Когда же ты уже свыкнешься?" -- думал Хан, пытаясь навести мушку. Свыкся сонар действительно быстро -- через двадцать секунд он уже бежал сломя голову на источник звука, закрывая уши руками, и пытался врезаться в авто всем своим весом. Выстрел.

-- Чёрт! Капот помял.

Обмякшее тело упало на машину, получив четыре пули в лёгкое или сердце -- целить в голову было почти бессмысленно. Опираясь одной рукой на капот, второй оно всеми силами тянулось к лобовому стеклу, пытаясь исцарапать его ногтями, но тут же получил ногой под дых, перевернувшись на спину. Охотник поставил тому ногу на грудь и быстро нацелился -- длины рук монстра вполне хватило бы, чтобы достать до живота.

-- Ублюдок, -- два коротких выстрела довершили дело, а Уильям откинул тело прочь, чтобы не наехать на него после. -- Хватить уже дуть -- он мёртв, -- попутчик всё ещё надрывал лёгкие.

-- Фух... Я... Я чуть... Когда ты... А из-за чего он так корчился? Я же?.. -- парень ещё раз свистнул. -- Почти же ничего не слышно?

-- Это собачий свисток. Мы, как люди, улавливаем лишь частичку от всего того спектра, что он издаёт. Собаки улавливают всё это в пять-шесть раз сильнее. А вот эти твари, -- он улыбнулся и кивнул в сторону трупа, -- с ума от этого сходят. Буквально. Если не видно источника звука -- он может и расшибить себе голову о стену из-за боли, но если видно... Впрочем, ты только что присутствовал при этом.

-- Не слышим?.. Получается... А как мы поняли, что это работает? Свисток, в смысле? Просто брали собак и?..

-- Да. Как всегда. Тебе не нужно разрешение, если ты на верхушке пищевой цепи, если у тебя лучше вооружение, или если твоя вера истинно правильная относительно другой.

-- Понимаю. Или нет... Какая вера истинно правильная? -- двигатель вновь завёлся -- ещё нужно было найти дом, где остановиться.

-- Ха-ха-ха-ха... Каждая. Всё относительно. А теперь давай быстрее найдём, где остановиться -- я сейчас вырублюсь.

***

На следующий день, проехав крюк через Кеногами, они оказались за рекой Сагеней и вновь развернулись на трассу, идущую возле побережья, но само то побережье показывалось настолько редко, что забыть о том, что где-то совсем недалеко была "большая вода", было проще простого.

Как только Квебек и обжитые территории остались позади, перед ними предстал дикий -- такой, каким и был всегда -- край. Все дороги -- редкие и потрескавшиеся следы человеческого существования -- были скрыты плотными стенами вечнозелёных елей, что не просто тянулись до горизонта -- они составляли горизонт. Относительно ровная местность делала из красот Канады сплошную, не менее красивую от этого зелёную стену.

-- Слушай... -- Уильям уставал от дороги и время от времени останавливал посреди лесов -- чтобы отвлечься и отдохнуть. -- А ты вообще думал про Гренландию? То есть... Что сделаешь, если... когда там окажешься?

-- Нет, -- Айви смотрел то ли на пейзажи, то ли на пар, идущий из его рта. -- Да и как я могу? Я же ничего... А что в Гренладнии? Как там вообще?

-- Не знаю -- никогда там не был, -- мальчик в удивлении покосился на старика. -- Может, конечно, показаться, что мне должно было бы хватить всей жизни и моей любви к исследованию, но... Да и в Америке интересно. Это сейчас мы в спешке -- проезжаем много, видим мало, а когда исследуешь что-то... Мне было вполне привычно оставаться на год-другой в каком-то штате -- просто жить и наблюдать... Гренландия... Думаю, там олени. Много.

-- И всё?

-- Мало лесов, мало людей, основное блюдо -- рыба. И мёртвых там нет. Поверь, это дорогого стоит -- засыпать и просыпаться с мыслью о том, что тебе ничего не угрожает. Это хорошее ощущение, редкое, пускай и легкодоступное наивным -- ощущение безопасности. Вот оно там есть.

-- Понял, -- голос звучал монотонно, почти сливаясь с ветром.

-- Не впечатлён, да?

-- Не знаю... Всю мою жизнь мне было безопасно. Чем та безопасность отличается от моей?

-- Свободой? Разве это не то, к чему вы с братом стремились, сбежав? -- в ответ была лишь тишина. -- Почему вообще сбежали?

-- Не моя идея. Была.

-- А-а-а... Кроме твоего брата... кто-то был в вашем доме? Родители? Старики?

-- Нет -- дети. Такие же, как я. Их родственники. Редкие взрослые появлялись, и всегда -- в белом.

-- Как отель, что ли? -- пускай он и сказал "отель", но в голове вертелось совсем другое слово.

-- Что такое?..

-- Неважно. И ты ни разу не видел меток... имён на других детях?

-- Видел. Нет, я не считал это странным -- я понимаю, что ты пытаешься сказать. Ты бы удивился третьему глазу, если бы такой был у всех?

-- Понятно, -- порыв холодного ветра заставил обоих вернуться в машину. -- Давай свой вопрос.

-- Что ты будешь делать после Гренландии?

-- Это не личное -- я бы мог ответить и просто так, спроси ты невзначай. Или догадайся.

-- Но всё же?

-- Хм... Вернусь к Библиотекарям, к Дане, постараюсь договориться с Эволюцией о их чудо-инъекции или операции -- чтобы вырезали одну маленькую опухоль на другой большой, попытаюсь жить обычной, осевшей жизнью.

-- А почему именно к Библиотекарям?.. Да, они хорошие, но как вообще... За что ты?..

-- Есть такое выражение: семью не выбирают. Я говорил об этом с Генрихом: даже если бы они были убийцами или мародёрами -- они спасли меня, не требуя благодарности, поддержали тогда, когда от этого не было бы очевидной выгоды. И так годы напролёт -- проблема за проблемой, обстоятельства за обстоятельствами. Быть семьёй -- это уметь идти на самопожертвование ради другого.

-- Без выгоды для себя?

-- Нет. Выгода для себя, конечно же, будет. Очень извращённая от привычного понимания, но это будет она -- всё дело в том, что человек... -- Хан взглянул на мальчика, что-то говорило ему, что его истинные мысли -- вовсе не то, что нужно было в тот момент; двигатель завёлся. -- Без выгоды для себя. Да и не осталось у меня больше никого, а заводить новые близкие знакомства я не хочу -- больно стар я для всех этих "проверок временем".

До Картрайта оставались два безмятежных и холодных дня. В вечнозелёных лесах и горах было бы вполне легко потеряться, если бы дорога до городка не была единственной на многие мили вокруг. Более того: чудом, именуемым "людские старания" она оставалась не только целой, но и расчищенной от металлолома и упавших деревьев -- мимо путников не раз промелькивали одинокие машины, следующие на юго-запад -- подальше от приближающихся холодов.

"И снова нет засад или рэкетиров... Странно всё это", -- мысль не раз посещала водителя, но на многих милях дороги были явные знаки того, что основная "артерия", изъезженная редкими автомобилями, не только полноводная, но и нетерпимая к систематическим угрозам -- сломанные мини-аванпосты и трупы на высоких ветках служили самыми явными доказательствами того.

Айви всё больше и больше поднимал тему Гренладнии в разговорах -- его интересовало не только то, как был устроен быт острова в Старом мире, климат или особенности ландшафта, но также и те причины, по которым именно тот остров оставался нетронутым вирусом столь долгое время. Уильям же отвечал сдержанно настолько, насколько мог -- его познания об острове льдов и скал, несмотря на "зелёный" в названии, были очень слабыми (впрочем, как и у большинства людей, не связанных с ним напрямую), а что же до того, что огромный кусок земли остался цел, то во-первых, он не до конца верил в это -- находил сильное противоречие в действиях и словах Александры и Салливана, а во-вторых, единственным разумным предположением был холод и скорая замкнутость -- Гренландия быстро объявила карантин, когда чума ещё ползла по Восточной Европе, а паразит лучше распространялся и развивался в более тёплом климате -- не зря за Стеной так мало живущих людей и так много мёртвых, а подвиды появляются там куда раньше, чем во всей остальной Северной Америке. В остальном же он сам не мог ответить, и его это чертовски пугало. Хотя был и ещё один вопрос:

-- Уильям, я тут подумал... А как ты доберёшься обратно? -- до Картрайта оставалось меньше шести часов.

-- В смысле?

-- Ты же сам вчера мне сказал, что топлива у нас едва-едва хватит до этого Кар... до места. И то -- если повезёт. Как же ты?..

-- Я разберусь как-нибудь. Не забывай, что мы, в идеале, едем к тому, у кого есть транспорт и горючее, чтобы пересечь целое море (каким бы этот транспорт ни был).

-- А если этот кто-то?..

-- Ней Зильбер, -- старик сам едва вспомнил имя.

-- Да. А что, если этот Ней не поделиться с тобой?

-- Хм... Думаю, перезимую и пойду пешком, -- глаза собеседника округлились. -- В лесах полно дичи, воду можно прокипятить на костре. Холод -- главная проблема. Так что мне придётся ждать, пока он сойдёт. К тому времени, думаю, Братья меня уже давно отыщут. И либо я выведаю у них, где заложник и прикончу, либо они -- меня. Кто-то из нас должен будет умереть.

-- Ты так спокойно об этом говоришь... Мне бы было страшно, умирай я.

-- Всем страшно, когда они умирают не по своей воле. Я много раз видел эту штуку -- животный страх, смешанный с самым горьким сожалением. Когда совершаешь самоубийство -- проще: у тебя нет планов, нет "хвостов", нет того, за что ты держишься, а вот когда умираешь... Не один человек при мне превращался в самого настоящего ребёнка перед смертью. Не могу их винить за это.

-- И всё же... Когда мы доберёмся, когда сделаем всё это... Постарайся не умереть, ладно?

-- Ха... -- он искренне улыбнулся, понимая ценность этих слов. -- Как скажешь, парнишка, как скажешь.

***

Картрайт оказался совсем небольшим посёлком: расположенный на широкой земляной косе (примерно полкилометра в самом широком месте), обращённой "остриём" на запад, он занимал только левую её часть (южную), что в купе с континентальной землёй создавало некое подобие лагуны. Сто или около того почти всегда разваленных одноэтажных домишек выглядели более заброшено, чем какие-либо до этого -- было очевидно, что частые снега и оттепели почти полностью уничтожали здания; пара небольших, но, вроде бы, пустых причалов где-то вдалеке; разрушенные почта, школа, магазин продовольствия и АЗС -- все признаки небольшого, но отдалённого от цивилизации села -- всё необходимое было, но по минимуму.

Найти нужное здание было непросто -- оно не выделялось абсолютно ничем. Столь же пыльные окна, старые двери, протекающая и покрытая каким-то грибком крыша -- никто не угадал бы нужный дом по внешним признакам, стой он в ряд ещё с тремя нежилыми.

-- Готов? -- они замерли перед самой дверью.

-- Нет, -- неуверенно ответил Ви.

-- Тоже, -- стук.

Хозяин не был рад. Хозяин не был зол. Хозяин не был удивлён. Вообще Уильям "Из Джонсборо" Хантер даже при всём своём богатом опыте редко видел на людях столь каменные лица -- словно на застывшей маске, эмоции полностью отсутствовали на нём, а сами мышцы будто бы немного "висели" -- были направлены вниз. Тот мужчина средних, наверняка лишь чуть моложе, чем сам Хантер, лет выглядел усталым и очень грязным: засмоленные и криво подстриженные светло-каштановые волосы, в меру короткая, но чрезвычайно пышная борода с полосой седины на подбородке -- было заметно, что владелец тех волос недавно работал с ножницами; широкий и ровный нос, тонкие и наполовину открытые губы с бледно-розовым, почему-то кажущимся нездоровым оттенком; но сильнее всего на грязных скулах, ровных бледных щеках да сером, не столько от тяжёлых работ, сколько от отсутствия гигиены, лбе выделялись светло-зелёные, почти серые глаза, смотрящие настолько устало, насколько вообще мог смотреть живой человек.

Однако несмотря на свой внешний вид, путников уже радовало то, что такая персона с явно фальшивым именем существовала и действительно была там, где должна была быть.

-- Да плевал я, кто вы, -- затвор старого кольта глухо щёлкнул. -- Убирайтесь.

Слушать Ней не хотел. Кажется, подобного бреда он слышал много -- историй о том, что кому-то там срочно нужно понятно-куда ради какой-то невозможно важной цели -- да, мимо его ушей явно сотнями мелькали подобные сюжеты, и лишь благодарю тому, что его тёмно-бордовая, местами порванная парка дрожала вместе с ним от холода, ему -- добродушному хозяину -- пришлось впустить гостей и неохотно выслушивать их уже внутри.

Пыль. Очень много пыли. Пыльный деревянный стол, цвет коего из-за освещения даже невозможно было определить, пыльное кресло из крепко вязанной ткани, чуть светлее, чем парка, даже окна и шторы -- и те были пыльными. Чистыми были лишь два места: у камина, что, судя по количеству дров вокруг него -- по обе стены и до самого потолка -- должен был топиться всю зиму, и в котором над огнём висел казан с водой, а также у радио -- огромного нагромождения приёмников, микрофонов, различных приборов связи разной степени древности, среди которых были как старые коротковолновые радиоприёмники, так и сверхдальние военные образцы тридцатых годов.

Мужчина устало вздохнул, ещё раз осмотрев двоих людей, пришедших к нему, откинулся на кресло и запрокинул ноги на приёмник. Он был развёрнут к ним спиной, но даже с такого ракурса и расстояния в пять метров было ощутимо -- опасности он не чувствовал. Последним штрихом стал пистолет, упавший на пол.

-- Повторю, -- его голос напоминал хриплый баритон, но временами проскакивающие высокие нотки отталкивали целиком и полностью -- итог звучал даже хуже, чем у Хантера, -- мне искренне плевать на то, кто вы и с каким соплями приползли ко мне -- уходите и не возвращайтесь.

-- Возможно, если бы ты дал мне договорить...

-- О чём? Передо мной здесь недавно стояли мать с девочкой -- умоляли меня переправить их, как-то узнав о моей хибаре. Поверь, ты столько слёз в жизни не увидишь и, уж тем более, не прольёшь -- по роже вижу. Мне ни к чему ещё одни басни.

-- Александра и Салливан.

-- Джейкоб и Барбара, -- он резко махнул рукой, будто бы бросает что-то в сторону.

-- Что "Джейкоб и Барбара"?

-- А что "Александра и Салливан"? Я думал, мы именами кидаемся.

-- Винни-Салливан Синистра: белый, лет двадцать пять, блондин или русый -- хрен его знает, очень худощав. Александра: смуглая, того же возраста, черноволосая, метр шестьдесят или шестьдесят пять.

-- Вот это досье. Фамилия девушки?

-- Не назвала.

-- Ну, тогда всё -- иди, узнай, потом вернётесь. Мне же так так интересно, какая была у неё фами...

Уильям быстро подошёл к креслу и, откинув пистолет ногой, опрокинул Зильбера на пол, схватив за воротник. Тот удивился лишь слегка.

-- Слушай ты, мудака кусок, хватит из себя строить царя! Надень грёбаную картонную корону, если хочешь, но делай свою блядскую работу!

-- Ого... Да ты явно крут, -- Ней закивал головой, спокойно и медленно проговаривая предложения. -- Суровый бродяга, что не привык ни к людям, ни к гигиене -- да... Не впечатлил. Я понятия не имею, о каких двух дебилах ты говоришь. А даже, если бы имел -- что с того?

-- А то, что вот этого парнишку нужно переправить на ту сторону. Пацан, покажи ему!

Айви подошёл поближе и скинул капюшон. Полузакрытые глаза Нея Зильбера открылись лишь на пару миллиметров шире, лишь немного приоткрылся рот и приподнялись плечи, но того хватило Уильяму Хантеру -- пока хозяин дома смотрел на метку, тот смотрел на него, изучая реакцию. "Он знает, что это за хрень". Однако каменное лицо довольно быстро сгладилось от морщин, вновь вернувшись в прежнее положение. Мужчина откинул голову и, всё ещё придерживаемый за воротник немного над землёй, дотронулся темечком до грязного ковра:

-- Брехня да ещё и какая небрежная. Я такую херню, -- он смотрел на радио, что было расположено для него вверх-ногами, -- могу за углом тебе вырезать -- она даже лучше твою мордашку сделает. Больно юн он для того, чтобы это было правдой -- валите.

-- Какой же ты кусок дерьма... -- охотник бросил своего собеседника, отчего тот довольно сильно прочертил головой по ковру.

-- Ха... Ха-ха-ха... А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Ты пришёл в мой дом... В мой! -- хозяин дёрнулся на полу, указывая пальцем на старика. -- Угрожаешь мне, оскорбляешь меня, следуя своим целям, но требуешь... Чего ты там?.. -- он театрально поднял покосил голову. -- Ах, да -- понимания. Пошёл ты нахер. Веди себя, сука, уважительно перед теми, кто имеет над тобой привилегии, -- он начал подниматься, опираясь на одно колено. -- Тебя не учили засовывать язык в жопу, когда нужно? Так вот это самый подходящий момент, -- хруст спинных позвонков, казалось, мог заглушить даже вертолёт.

-- Вы готовы нас выслушать, мистер?..

-- Ней, -- оба ответили синхронно. -- А ты вообще завали! Может хоть младшее поколение знает что-то об уважении! -- мужчина вновь уселся в кресло. -- Говори, Четвёртый.

-- Как ты его?..

-- Мы пришли сюда, -- начал парень, жестом остановив Хантера, -- из Техаса. Там мы повстречали двух людей -- мужчину и женщину. Женщина -- Александра -- увидела моё... мою метку на шее и спросила, знаю ли я, откуда она, и что она значит...

-- О-о-о, очень интересно... -- Ней подошёл к камину и, взяв чашку с пола, зачерпнул кипящей воды из казана. -- Продолжай.

-- Я сказал, что это -- моё имя: Айви, но, похоже, это... Это римская четвёрка. Вы же по-этому?..

-- Разумеется, -- он открыл вакуумный пакетик с кофе, и насыпал себе немного в чашку. -- Я же не безграмотный.

-- Эти двое, -- продолжил Хан, -- знали, кто ты и где тебя искать. Всё: месторасположение, имя, род деятельности... У них также были... медикаменты -- куча лекарств, стоящих просто горы золота. Новая одежда, странные представления о... Ты уверен, что не знаешь их?

-- Нет. Что ты на меня так смотришь? Парнишка, это его обычное выраже?.. Хотя похер -- не отвяжетесь ведь... -- Ней отпил. -- Я действительно пропускал двоих людей оттуда недавно, -- мужчина кивнул головой чуть вбок, указывая на море, -- с грудой медикаментов и прочей херни, но ты их очень херово описал -- не совпадает ни внешность, ни имена, так что... Да и плевал я. Мальчишка причём?

-- Они сказали доставить его, и ты должен...

-- Нихера, -- он снова отпил. -- Я должен всем и никому нихера ровно. И вы это получите. Можно всё нихера сейчас, можно в рассрочку на пол года. Убирайтесь.

-- Хм... Тогда так, -- Уильям "Из Джонсборо" Хантер достал из-за спины револьвер и нацелил связному Гренландии в голову.

-- Ха-ха-ха... Кх-кх... Ха... А я-то уж думал -- без оружия. Ну давай. Выстрели. Как думаешь, почему ещё ни один идиот, переплывший море, не вернулся обратно? Из-за вкусного чая с сахарными печеньками? Соси, -- он поставил чашку и раскинул руки. -- Моя смерть -- ваш проигрыш. Только я знаю шифр, открывающий море.

-- Ты понятия не имеешь, как просто его достать из тебя.

-- Но также знаю и тот, что спровоцирует по этому месту ракетный удар... Рискнёшь? Ну, скажи? -- Зильбер совсем чуть-чуть приподнялся с кресла, его манера речи бесила Уильяма всё сильнее. -- Я бессмертен. В принципе. Каждая встреча людей со мной подразумевает их желание и моё превосходство -- это мне не нужно, но от меня зависят. Меня нельзя убивать. Меня нельзя пытать. Так что убери! -- он резко заорал. -- свою грёбаную пушку от моего лица! Это мой дом! Это мой город! Мой порт!

-- Давно вы здесь... один, мистер Ней?

-- Я не псих -- идите оба нахер, -- рассказчик вновь осел на свой трон, заговорив спокойно. -- Я не люблю людей. И всё. Меня нельзя в этом винить. Как и в моём, -- он очертил пальцем вокруг головы, -- выражении морды.

-- Прислать на континент человека для связи с остальным миром, который терпеть не может себе подобных -- охрененная логика у северян.

-- О-о-о-о, я, по-твоему, родился таким, а? Как думаешь, что есть решающее обстоятельство, когда речь о ненависти к людям? Ну?.. Люди, сука. Вы все... Лживые, алчные, жестокие и отмороженные выблядки. О, как рад был бы я не видеть и не знать всего того, что вы делали. Всего того, что вы, сука, до сих пор -- спустя сорок семь лет -- делаете. Но я знаю... Знаю...

-- Искренне плевал я на твои мотивы, причины и следствия. Как и ты -- на мои, -- старик всё ещё не убирал пистолет. -- Если ты здесь, то либо кто-то возвращается с континента на остров систематически и часто, либо ты кого-то должен пропускать, -- легкая улыбка возникла на жуткой гримасе Зильбера, он сцепил ладони перед собой. -- А это значит, что либо ты поступал как мудак и не связывался со своим начальством вообще никогда, кто бы к тебе ни пришёл с просьбой переправить в лучший мир, либо у тебя есть цена.

-- "Переправить в лучший мир", -- ух ты. Как гребучий Харон... -- мужчина приподнял чашку с кофе к глазам, но смотрел вдаль. -- Только наоборот. Из Аида -- в Древнюю Грецию... К вину, к распутным девкам, к оргиям... Мне нравится.

-- Твоя цена? -- тон звучал уже более грозно и требовательно.

-- Ворон, -- Уильям замолк в удивлении. -- Думаешь, ты первый такой? Кто додумался, что за всё нужно платить? Не мни себя великим. Моя цена одинаковая с семьдесят седьмого: мне нужен Ворон.

-- Ворон умер в семьдесят пятом.

-- Было бы забавно, скажи -- требовать труп? Но хрен там. Теперь не строй из себя идиота и думай: если я прошу привести кого-то, то... -- рассказчик покручивал ладонью, будто бы требуя продолжения речи.

-- Два вопроса: где он и в чём подвох?

-- Не понимаю.

-- Всё понимаешь. Семьдесят седьмой -- почти восемь лет прошло.

-- А-а-а-а-а... Он думает, я хочу его обмануть... -- Ней обернулся к Айви. -- Нет. Ты не будешь первым, кто его приведёт, если справишься. Не будешь и последним. Видишь ли... Он, в каком-то смысле, опозорил меня. Остался мне должен очень много, -- мимика этого человека поражала своим разнообразием обоих путников. -- И каждый раз, как его приводят ко мне, мы просто говорим.

-- О чём, мистер Ней?

-- О долге. Пока его ведут, он, можно сказать, делает мою...

-- Он пристрелит нас, как только завидит.

-- Кх-кх! -- простуда явно давала о себе знать. -- Он может, но мне плевать. Хотел знать мою цену -- получай. И да -- он в Монреале -- городе канадских французов.

-- Это город бывших Крыс, которые слишком много о себе возомнили, -- мужчина то ли ухмыльнулся, то ли оскалился. -- У нас не хватит топлива, чтобы мы...

-- В подвале.

-- И поедем мы только завтра.

-- Ваше право. Спите, где хотите, но не в этом доме. Рекомендую выгребную яму. И ещё: советую успеть до декабря -- море мерзнет быстро.

-- Мистер Ней... А сколько... Скольким людям удавалось привести этого Ворона?

-- Мало, -- ответил за него Хантер. -- Меня другое интересует: сколько пытались?

-- Хм... Не портить же мне интригу числами? Или портить? Не-е-е... Идите нахер.

Уильям устало вздохнул и направился к выходу. "Он знает, что за метка на Айви, -- глаза бегали по сторонам, стараясь найти в доме хоть какие-нибудь подсказки. -- Но считает её фальшивой, а его -- слишком молодым, чтобы было правдой. Александра и Салливан -- не из Гренладнии. Тогда откуда? Ворон... Грёбаный Ворон и грёбаный Монреаль... Блядство..."

-- Пошли, пацан, -- наёмник стал в проходе, как только его попутчик скрылся за дверью, он закрыл её и обратился к связному. -- И ещё одно, Ней.

-- Да? -- он уже был повёрнут к радио и всеми силами делал вид, будто только он и существует в доме.

-- Не заикайся даже при мне про гигиену -- от тебя разит как от забытого в углу хлева борова.

-- Пф, ха-ха-ха... Ты мне тоже не нравишься. Как и остальные.

***

-- А кто такой этот Ворон?

В камине одного из соседних домов трещали дрова. Уильям заставил комодом выбитое окно и, прижав его вдобавок каким-то старым ковром, вернулся к огню. В голове снова были одни вопросы, будто бы ответы только множились, но был главный -- нужна еда для обратной дороги.

-- Он... Легенда, в определённом смысле -- единственный перебежчик, что живёт, как теперь я знаю, больше тридцати лет.

-- "Перебежчик"?

-- Так называют людей, схвативших большое количество паразитов за короткое время. Они, заняв весь здоровый организм, думают, что находятся в уже заражённом -- том, что прошёл определённые мутации, из-за чего такая численность и скопилась. После этого они действуют так, как бы действовали с подтипом -- они усиливают организм. Зрение, слух, обоняние, метаболизм -- всё это улучшается у перебежчика до показателей, почти превышающих человеческие. Но и физическая сила -- они достигают максимума мышц при своём весе за считанные месяцы, укрепляются кости, некоторые набирают в росте, но несущественно. Живут, при этом, эти "люди" десять лет максимум -- сердце не выдерживает постоянного состояния напряжения. Оно бьется у них просто... с бешеным темпом. Вот, положи два пальца на шею... Нет, чуть правее. Да, где-то здесь ты должен почувствовать свой пульс. Какой он?

-- Медленный. Очень.

-- Вот видишь. Значит: ты спокоен, и ты -- человек. У перебежчиков он в разы быстрее. Всегда. Кроме этого, в семьдесят пятом Ворон, по слухам... Хм... Неважно -- слухи ведь, в конце концов.

-- Как и Гренландия?

-- О, да... Знаешь, сегодня у нас какой-то день потрясений. Не находишь? Остров, считающийся рассадником мёртвых или просто вымершим, оказался целым и невредимым; человек, контролирующий доступ к этому острову, действительно существует; а ещё один, считающийся самым опасным убийцей-перебежчиком, оказался живым спустя восемь лет после его смерти -- просто замечательно.

-- Думаешь, мы сможем его найти?

-- Не знаю. Сопротивление, как они позже назвали сами себя, объявив независимость, сидят в системе метро, что под городом -- самый лучший способ укрыться от мёртвых, не покидая своего "миллионника". Посмотрим, насколько сложно это будет, но выбора у нас нет. Ты лучше... напомни мне завтра, чтобы я попросил у того напыщенного упыря лук.

-- Лук?

-- А как же ещё он охотится? Думаю, у него есть не один такой, а даже если один -- мы всё равно вернёмся.

"Главное -- взять его живым и без сопротивления, -- Уилл немного помрачнел. -- Перебежчики сопротивляться умеют. Не хочу я спрашивать разрешения у этого палача-психопата -- слишком рискованно. Проще поймать его, связать на двадцать узлов и медленно вести за собой -- надежней. Но если..." -- краем глаза он заметил, что Айви, посматривая на него, тоже мрачнеет.

-- Эй, -- тот поднял взгляд. -- У нас получится. Я уверен. Главное -- не дрейфь и слушайся меня, когда дойдёт до дела -- не время падать у финиша.

-- Да... Как скажешь, -- мальчик немного улыбнулся и подкинул дров в огонь. -- Думаю, всё будет в порядке.

Никто из них даже не мог предположить, что ждало их через четыре дня.

========== Глава 17. Куда слетаются Вороны ==========

Комментарий к Глава 17. Куда слетаются Вороны

За основу метрополитена Монреаля будущего взят арт-проект: http://i3.photobucket.com/albums/y52/lee_haber8/metroplan.gif

-- Врежь ему.

Хантер неспешно шёл к дому Зильбера -- нужно было взять топливо, лук и предупредить о Братьях перед отъездом. Ночь прошла просто отвратительно -- в старом, гнилом деревянном доме ветер гулял сильнее, чем в голых и выжженных войной степях. Постоянно сжимаясь от холода в свою кофту, старик не раз просыпался и видел, что костёр гас, а он и его попутчик были в часе от смерти от переохлаждения в то время, как в соседнем -- в таком же, казалось бы, разваленном доме, всё точно было в порядке. "Он обветшалый лишь на вид", -- не раз за ту ночь думал Уилл, а потому, несмотря на важность и спешку, мысли его в отношении связного Гренландии были далеко не положительные.

-- Да давай, Ли. Я знаю -- ты хочешь этого!

Скрипучая дверь медленно открылась. Дремлющая фигура, разложившаяся в кресле под одеялом, сжалась от холода, проникшего вместе с порывами ветра. Внутри было всё так же пыльно. На столе, рядом с радио стоял, кажется, тот же казан, в котором кипятилась вода прошлым днём, только в нём было нечто, похожее отдалённо на бульон и на суп одновременно. Хозяин дома рассматривал в руке какой-то камень.

-- Так и проходит твоя жизнь? Сон, еда, изучение камней и радио?

-- Это минералы -- у меня их... Бр-р-р-р... Закрой двери, а потом уже вопросами закидывай, -- несмотря на просьбу, вьюга всё ещё проникала в дом. -- У тебя в расписании дня есть пункт "побыть мудаком"? Закрой грёбаную дверь.

-- Просто стараюсь соответствовать духу этого пристанища, -- раздался резкий и сильный хлопок, Нея мгновенно подкинуло из дрёмы.

-- Да что с тобой не так? -- плед слетел на пол, а фигура лениво начала вставать с нагретого места. -- Чему ты пытаешься соответствовать? Моему мнению о людях? Попал в самую точку.

-- Мне нужен лук. И топливо, разумеется -- нужно же как-то исполнять...

-- Врежь ему, -- шёпот в голове перебил поток мыслей.

-- ... твои чёртовы прихоти. К тому же...

-- Врежь, врежь, врежь, -- звук раздавался то в одном ухе, то в другом.

-- Монреаль -- бывший город Крыс, -- он невольно оскалился. -- Лучше, если у нас будет, что разменять на местные деньги, и чем защищаться.

-- Уже не такой крутой и бесстрашный?

-- Всё ещё круче тебя.

-- Пха... -- Зильбер пошёл в один из плохо освещённых углов. -- Вот и вся ваша суть -- выпендрёжники, лжецы, лицемеры, -- краем глаза Уилл увидел, как тот берёт лук из кучи одинаково плохих и охапку стрел -- десяток, максимум. -- Ничего ты из себя не представляешь -- даже за оружием ко мне пошёл, просишь помощи, чтобы пешком не тащиться, хотя я и вовсе не обязан помогать, но как тужишься, -- тон его голоса стал громче, -- чтобы показаться значимым!.. Аж увлекает.

Он выставил руку с оружием и застыл в ожидании. Когда охотник подошёл, чтобы взять "милостивый дар" хозяина дома, хозяин разжал хватку. Стрелы, упав, покатились, издавая стуки сухого, почти полого дерева. Мужчина выровнялся и, немного приподняв голову, застыл в горделивой позе. "Бери же, -- говорил его взгляд. -- Чего ждёшь?"

Первым делом, Уильям поднял лук, перекинув его себе через плечо. Затем -- стрелы: одну, другую, третью, четвёртую, пятую... В полной тишине, не произнеся ни единого слова, не двинув ни одной мышцей лица. Как только всё было собрано, он небрежно кинул то на стол с радио и направился ко входу в подвал. "Врежь ему", -- во всю шептал голос, сопротивляться которому было всё труднее и труднее, но нет -- наёмник лишь взял две канистры из просто неисчислимого количества и вновь направился наверх. Ёмкости с жидкостями довольно сильно ударили по дереву, когда упали на пол -- несколько "минералов" звонко разлетелись в стороны, отскакивая углами и вырисовывая просто потрясающие траектории.

-- Завтра, -- почти улыбаясь, начал Уилл, повернув голову к собеседнику, -- послезавтра или, быть может, неделями позже тебя навестят гости. Такие же два путника, как и я с парнишкой, но только, поверь, -- расстояние между двумя мужчинами сокращалось до тех пор, пока оно точно перестало быть комфортным для обоих, -- они не будут такими терпеливыми, как я. И если ты знаешь Ворона так хорошо, как рассказываешь, то он хоть раз говорил о них -- о дерзком зеленоглазом идиоте испанской внешности и его седовласом братце-няньке, что вечно тенью ходит за ним и латает его железную руку, когда нужно, -- хозяин дома не позволял себе даже моргнуть. -- Так вот: пускай желания набить прямо сейчас тебе рожу... очень много, я дам тебе совет вместо -- стреляй в них первым, потому что, если, повторю: "если" они доберутся сюда и найдут твою лачугу -- тебе очень не понравятся их способы благодарности за твоё хвалёное гостеприимство. Постарайся не сдохнуть до моего возвращения.

Хантер посмотрел на Зильбера сверху-вниз и, ухмыльнувшись, вернулся к своему плану. Взяв пару канистр в руки, он открыл дверь лёгким толчком ноги и направился к машине, стоящей под серыми тучами.

-- И не обольщайся, -- вдруг остановился он. -- Ты просто нужен мне живым. Пока что.

*Спустя полтора дня где-то на пути в Квебек*

-- Давай подберём их, Уилл!

-- Исключено.

-- Но они же остались там -- прямо посреди леса!

-- Тем более -- "посреди леса" -- неизвестно, кто они и как там...

-- Брось -- Ней сам говорил о них позавчера! Это точно они! Да ладно тебе, Уильям! Ты же не бросишь ту девочку на произвол...

-- Она с матерью.

-- Но ты глянь на неё -- она же была вся бледная, а ночью здесь!..

-- Раз они как-то добрались до Зильбера, то и дорогу обратно пережить смогут -- меньше всего в этом мире нужно доверять детям и взрослым с грудными детьми. Тем более -- безоружным.

-- Ага. А сам доверился сразу двоим подросткам за последние полгода!

-- Не повод гордиться, между прочим -- два раза рисковал жизнью, если не больше. Ирен тебя ничему не научил, да?

-- Это другое!

-- Это тоже самое. Просто смотри шире.

В какой-то момент в машине повисла тишина. Водитель не трогался с места, но и пассажир, судя по его виду, не собирался сдавать позиции.

-- Не поеду без них.

-- Пойдёшь пешком. Побежишь.

-- Я серьёзно! Ты помог... Да почти всем, кого я видел! Дай помочь и мне кому-нибудь!

-- Не неси чушь -- никому я не помогал. Да и у нас нет на всё это времени.

-- У нас никогда нет времени! Мы сбежали из Вашингтона, хотя и тебе там нравилось, сбежали из Техаса, даже не отдохнув, пробыли всего день в Ирене, но успели нажить себе врагов, и полтора -- всего полтора дня в том городе-острове -- мы никогда!..

-- Я об этом тебе уже говорил -- мы спешим.

-- Ты так говоришь просто из-за того, что не доверяешь им.

-- Возможно, -- про себя он удивлялся такому росту проницательности и прямоты у Айви.

-- Мы ничего не потеряем, если подвезём их. Мы... Да мы спорим дольше! Ты даже не спрашиваешь меня, когда принимаешь решения! Я... Да я!.. Ну вот что с тобой не так, а?! В какой момент твоей жизни уровень доверия ко всем людям стал переходить из крайности в крайность?! Ты же или доверяешь кому-то беспрекословно, или вообще слышать не хочешь! Ты!.. А ты чего замолчал?

-- Слушаю, -- спокойно ответил он. -- Столько эмоций, столько прямоты, честности... и всё -- бесплатно. Не прекращаю убеждаться, что некоторые речи, сказанные мною, ты воспринимаешь слишком буквально. Хорошо, мы решим этот вопрос по-мужски -- камень-ножницы-бумага. Нет способа честнее. Смотри: бьешь кулаком о ладонь два раза и потом резко "складываешь" фигуру. Бумага -- вот так -- бьет камень, камень -- просто кулак -- ножницы, ножницы -- бумагу. Кто победит -- того и слушаем.

-- "Камень -- ножницы, а бумага..." Я понял. Давай!

-- Учти -- мне часто везёт в этой игре, так что не обижайся, если что. Готов?

-- Угу. Вперёд! Раз, два!..

***

Посреди вечнозелёного леса громыхал костёр, шёл совсем редкий снег, больше напоминающий моросящий дождь. Одинокий домик, что Айви почти чудом смог разглядеть между деревьями где-то в половине километра от трассы, раздавило упавшей елью, по видимости, много лет назад -- ствол дерева давно высох и облегчал, а интерьер дома был полностью покрыт сыростью, мхом и пожухлой травой. Однако путники всё равно расположились в его остове -- просто за тем, чтобы ночной ветер не продувал до костей. Где-то вдалеке было слышно то ли койотов, то ли близких к ним кошачьих -- леса Канады были самыми густонаселёнными в плане животных на континенте -- почти некому было на них охотиться.

-- Спасибо, что подобрали нас.

Они были одеты явно не по погоде. Женщина носила на себе лёгкую тёмно-синюю парку, рваные чёрные джинсы и светло-коричневые то ли валенки, то ли сапоги, на голове была лишь какая-то тряпка, однако, по её уставшему лицу было видно, что её собственное состояние не особо её волновало; девочка на руках была закутана в тонну одежды, но, судя по цвету кожи, ей это не сильно и помогало.

-- Благодари не меня, -- кивнул старик на мальчика. -- Я бы даже не остановился. Не пойми неправильно, но одинокая женщина с ребёнком на руках в лесу выглядит...

-- Подозрительно? -- она говорила охрипшим голосом сквозь потрескавшиеся губы. -- Да. Возле нас никто не остановился за два дня, хотя проезжало много...

-- Вы... Мэм, вы шли всё это время?

-- Мы ехали вместе с моим мужем. Вначале...

-- А он?..

-- С ним случилось то же, что и с этой девочкой, -- Уильям кивнул на бледное тельце в пелёнках. -- Или мёртвые постарались. Или рейдеры. Или просто голод. Она вообще жива?

-- Уильям! -- парень возмутился и поразился наглости одновременно.

-- Я видел много родителей, не желающих признавать очевидное или, что хуже, пользующихся смертью своих детей -- женщина с ребёнком посреди леса порождает больше жалости к себе, чем такая же женщина без него, а твоя девочка всё время спит и ещё не разу не вскрикнула, не потребовала еды, не заплакала, -- Айви отстал от своего попутчика и тоже уставился на мать. -- Так не ведут себя здоровые дети, хоть и бесят криками.

-- Иногда она просыпается... -- медленно ответила та сквозь соломенные волосы. -- Но не кричит. Не плачет. Просто держит глаза открытыми.

-- Долго не протянет, -- женщина кивнула в ответ. -- Скажи, а почему вы с твоим муженьком направились не в Монреаль к Сопротивлению, а ухватились за непроверенный слух и ещё более фантомный шанс на неведомре спасение?

-- А вы? -- он немного оскалился -- не любил, когда отвечали вопросом на вопрос.

-- У нас... исключительное дело, мэм. Но... А вы же знали, что человек, сидящий там, потребует?..

-- Ворона? Знали. Мы достали его. Спокойно, не кричите, -- она поправила шапку на девочке. -- Мы просто думали, что достали его -- тот мужчина всю дорогу притворялся "Эмметом Джонсом", а потом... Потом оказалось, что ему лишь платили за то, а он сам очень устал от жизни в метро.

-- Хочешь сказать?..

-- Да. В Монреале точно несколько "Воронов" -- все на разных местах, с разной внешностью, разной историей... Мы ещё тогда удивлялись, что некоторые люди отвечают по-разному, но, думали, те просто путаются -- знаете, как это бывает.

-- Ценная информация -- спасибо.

-- Вы будете пытаться отыскать его?

-- У нас нет выбора. Лучше скажи, до куда тебя подбросить.

-- До плотины. Не пропустите -- единственная дорога.

-- До плотины? А что там?

-- Деревушка под названием "Рай\Paradise" -- я там родилась.

-- И что? Хочешь там и умереть? Смерть от холода -- не самая быстрая штука, пускай таковой и изображается.

-- А вам-то какая разница? -- в её взгляде читалось полное безразличие. -- К тому же, там скоро пройдут последние сборища ходоков -- они всегда идут уже ближе к декабрю. Они, думаю, и довершат дело.

-- А почему бы не попытаться жить дальше, мэм?

-- А ради чего? Вы даже не знаете, что творится у нас. А даже и знали бы -- ради чего мне жить дальше? Просто... Забудьте об этом -- вам же проще будет.

"Да, здесь она права, -- охотник смотрел на маленькую бледную девочку, еле-еле шевелящую губами, и печалился. -- Даже если ей и останется, за что держаться, никто не вправе её останавливать -- это только её жизнь, что бы она не решила, а если жизнь хуже смерти, то...".

-- Без проблем, -- он поднялся, как только убедился, что костёр разгорелся достаточно сильно, -- я лишь старался поддержать разговор и убедиться, что пацан в тебе не ошибся. Другой вопрос: если эта деревушка стоит на единственной дороге -- почему мы не видели её, не видели людей?

-- Плотина у дороги. Деревушка чуть дальше -- за линией первых деревьев. Вряд ли вы бы обратили внимание на одинаковые и пустые с виду домики, -- старик с неодобрением покосился на такой ответ. -- Не волнуйтесь -- никто из живущих там не смог бы даже сопротивление вам оказать, чего уж говорить о засаде, о которой вы так переживаете.

-- Допустим, -- помедлив, ответил тот. -- Я пойду, попробую подстрелить что-нибудь и, если повезёт, не сломать ещё одну стрелу в процессе. Максимум -- на пару часов. Если ничего не удастся поймать -- будем ждать до утра. Не давайте костру погаснуть.

-- Я могу поделиться с вами! -- она привстала со своего места.

-- Оставь себе. В твоём рюкзачке явно пайка не хватит на то, чтобы прокормить больше, чем тебя саму, а у тебя ещё один рот. Джей... То есть... Айви, -- мальчик поднял взгляд. -- Держи пистолет наготове.

-- Всё ещё не доверяете мне?

-- Конечно нет. Я видел женщину, что бродила с трупом своего ребёнка от села к селу, выдавая его за изголодавшегося и тяжело больного -- люди кормили её и давали еды, несмотря на запах гнильцы, который шёл впереди неё на километр. Все думали, что она просто сошла с ума от горя, что ей было больше некуда податься, что единственная её радость было в том смердящем теле... Многие любят паразитировать на детях. Да и я уже говорил: не моим решением было вас подобрать. Пистолет, пацан, -- тот достал оружие из кармана и снял с предохранителя. -- Не забывай: мы не в городе, не у военных, не в каком-то захудалом селе или Техасе -- здесь, на свободе, стреляют в спину. Очень часто.

В тот вечер Уильям "Из Джонсборо" Хантер не поймал ничего -- ни дичи, ни засады. Вернувшись, он увидел, как женщина и мальчик сидели рядом у костра, а последний разбавлял тишину старыми детскими сказками, коих, как оказалось, он помнил достаточно много.

***

Бывший пилигрим точно не знал, когда именно идея обосноваться в Монреале и не покидать город-миллионник пришла в голову больше, чем одной тысяче людей. Ему было известно только то, что зимой тридцать седьмого, когда вирус впервые проник в Канаду, бежать было особо некуда. Впрочем, вряд ли большинство пыталось -- пандемия быстро заселила мир -- быстрее, чем породила массовую панику.

Уже спустя пять-шесть лет, когда вместо того, чтобы падать замертво, заражённые окончательно превратились в бешеных псов, многие поняли, что настала пора обороняться. Люди, заседающие в своих квартирах, домах, отдалённых от города, далёких-далёких лачугах, расположенных в бесконечных лесах, осознали, что по возвращению в город их всегда будет ждать опасность, а чем она больше, тем меньше и с менее вероятным шансом им удастся чего-то вынести. Канада, как страна, всегда была расселена неравномерно -- большинство её населения скапливалось на юге и, соответственно, большинство припасов и вещей, что нельзя было изготовить кустарно, тоже находились там. В итоге, некоторые решили, что проще, чем каждый раз возвращаться в забытый Монреаль, было не покидать его вовсе.

Перед редкими выжившими предстал вопрос -- где и как именно обжиться. Вначале, разумеется, это были дома и даже небольшие кварталы -- рассказы доходили до бывшего пилигрима, но потом (очень быстро, между прочим) до какого-то отряда дошла смелая и очень рискованная идея -- оцепить кусок линии метро.

Монреальский метрополитен был шедевром искусства как в Старом, так и в Новом мире. Около ста двадцати полностью подземных (без исключений), представленных на уровне земли маленькими одно-двухэтажными зданиями, станций, внутри коих часто скрывались два-три подземных уровня торговых центров, магазинов, прилавков, тоннелей, переходов и рабочих помещений -- площади, какую было не только выгодно, но и относительно легко оборонять.

Вся та система была практически вековым трудом, служащим ещё очень долго после кончины человечества. На момент осени две тысячи восемьдесят четвёртого, людьми был забит весь метрополитен -- семь линий в сумме были подвержены адаптации и модернизации к нуждам и потребностям, хотя и на каждой из них были так называемые "безнадёжные случаи" -- станции, подверженные эпидемии или настолько частым нападениям, что использовались исключительно в качестве транзита -- восстанавливать подобные разрушения никто не хотел.

В какой-то из моментов дороги Айви спросил Уильяма о том, как сформировалось Сопротивление. Он ответил, что, несмотря на масштабы, в начале истории французско-канадского объединения всё было куда скромнее. Где-то в сороковых годах отряд некоего мародёра по прозвищу де Голль оцепил четыре станции синей ветки с востока острова -- ровно до пересечения с голубой. Сварив в тоннеле прочную железную стену и полностью забаррикадировав или даже взорвав некоторые входы наверху, он нарёк те места поэтичным названием "Стикс" -- в честь подземной реки, коей в греческой мифологии переправляли души мёртвых. Многие, узнав о настолько надёжном убежище прямо в центре города, возжелали присоединиться к отряду бесславного француза.

Вскоре их известность возросла настолько, что количественно группировка, названная Сопротивлением, начисляла в себе несколько сотен человек. Примерно в пятидесятом было решено расшириться -- люди де Голля прошли вперёд и взяли не только соединительную станцию, но и по станции вперёд в каждом направлении (на север и юг по голубой и на запад по синей), чтобы удерживать далеко не абстрактных противников в виде рейдеров, мертвецов и других отрядов, а также взяли себе все оставшиеся станции с севера аквамариновой линии -- за год количество подконтрольных группировке "точек" метрополитена выросло с четырёх до одиннадцати.

Одновременно с этим с севера пришла большая и более разношёрстная группа людей, возглавляемых каким-то стариком, прозванным Радиссоном. Они сразу же сказали, что не станут ни примыкать, ни мириться с местными порядками, так как их самих было несколько тысяч -- объединение далеких северян-отшельников из малонаселённых районов Канады, где основными проблемами были климат и голод. Впрочем, вначале всё шло хорошо -- шаткий мир был установлен на условиях взаимопомощи в случае ЧП и чётком разграничении территории. Так Бродяги к тому моменту, когда Сопротивление владело одиннадцатью станциями, стали владеть шестью -- всей оранжевой (кольцевой) линией на острове Лаваль -- соседнем с Монреалем.

Подобные темпы роста продолжались ровно до первого противостояния -- где-то в середине пятидесятых годов спором двух группировок стала станция Джин-Телон -- пересечение оранжевой и синей веток метрополитена. Между лидерами было установлено вполне разумное соглашение -- оставить станцию нейтральной территорией и использовать в качестве транзита или для временного пребывания во время тяжких условий, но спустя несколько месяцев после того самого соглашения де Голль был убит. Новый лидер -- Верн -- тут же объявил о расторжении мира и захватил нейтральную станцию. Новым планом Сопротивления было в кратчайшие сроки занять синюю ветку, чтобы перекрыть своим врагам доступ к дальнейшему беспрепятственному расселению.

Должно сказать, что пускай и ради целей насильственных, но действия нового лидера "французов" натолкнули Новый Монреаль на скачок в развитии -- у Бродяг быстро поползли слухи, что он не только смог найти где-то выше по течению несколько работоспособных ГЭС, но и запустить их, перенаправив энергию в город, так что теперь по ветвям Сопротивления могли носиться самые настоящие поезда. Было ли то правдой? Да. Пускай и длилось подобное изобилие очень недолго, но это позволило выполнить план и синяя ветвь быстро была занята и застроена -- до шестидесятых.

Первое перемирие настало спустя пол года и было обусловлено, во что никто не верил, далёким Техасом. Во время очередной зимы шестьдесят первого живущие в городе-подземелье были выбиты врасплох ордами -- десятками, если не сотнями тысяч мёртвых, что начали курсировать их насиженные места -- изменение карт миграции Золотом повлияло на весь маршрут заражённых в целом, так что и расселялись по возвращению они по-другому.

Обе группировки, грызшиеся друг с другом за территорию, объединились перед общим противником и удерживали поток мёртвых душ, пытающихся заполнить Стикс, ценой собственных жизней. Кто-то осмелился бы назвать то, что было, весьма поэтичным, исходя из названий и случайностей, но каждый человек, стоявший у ворот в "царство мёртвых" никогда бы с этим не согласился -- он называл бы те осень и весну ужасными, душераздирающими из-за потерь, пустыми, мёртвыми, жуткими, звериными, но точно не поэтичными. В итоге, пережив "кровавый год", люди были настолько ослаблены, что оказались совершенно не готовы к новой угрозе.

Крысы. Как было известно во всём Новом мире, нет лучших паразитов, чем Крысы. Дети анархии, хаоса и недальновидности, они были известны тем, что не создавали ровным счётом ничего -- только пользовались местами, куда приходили, а затем исчезали, оставляя после себя разруху и пустошь. Никто точно не знал время основания Крыс, никто не знал их лидеров, никто не знал целей -- общество касты было настолько разобщено и неконтролируемо, что даже сравнение с Эволюцией, что часто позволяла своим подчинённым полную свободу до часа нужды, оскорбило бы последних.

Однако в одном им нельзя было отказать -- они были жестоки и смертельны, а сражались так же, как и жили -- от крайности до крайности. Был известен не один случай (с небольшим метро Детройта, например), когда целую армию Крыс удавалось разогнать, перебив небольшие отряды и повесив их на столбы, предварительно распоров брюхо, но были и такие, какие пришли в Монреаль -- подобно инфекции, они быстро заполнили с юга всю континентальную часть метрополитена, а сражались так, словно планировали свою смерть на поле боя долгие-долгие годы.

По слухам, та же самая перемена карт заставила пошатнуться позиции анархистов в Нью-Йорке -- городе с самым большим метрополитеном в мире, а военные, Псы Войны и Спецотряд -- самые известные группировки тех областей -- начали стремительно довершать работу. "Некоторые не любят крыс, -- сказал как-то Вейлон Уильяму, -- но Крыс ненавидит каждый". В итоге самое большое и самое отвратительное сборище из всех сборищ Нового Мира было выбито на север -- в Канаду.

В то время между монреальцами вновь вспыхивали огни конфликтов -- после войны с мёртвыми поднялся вопрос распределения территорий, так как никто особо не смотрел, кто где воюевал. В итоге, то привело к симбиозу правил, культур и, разумеется, людей. Поначалу тот симбиоз практически привел к новой войне -- консервативные верхушки во главе с тем же Верном просто привыкли жить противостоянием, но мир сохранялся по причине того, что многие не видели врага в новых сородичах.

История Нового Мира знала несколько действительно великих объединений людей: во время падения Стены, когда ещё к молодому Золоту рвались все, в надежде раз и навсегда запереть мёртвых в Мексике; во время битвы за Вашингтон, когда военные, Свобода и Псы Войны всеми силами пытались выстоять против Эволюции; в момент создания того же Золота, как государства, что объединило два штата в один народ; при Резне Призраков Калифорнии, когда после изменения карт огромная орда попыталась пройти через штат и полегла там целиком и полностью; и то, что произошло в Монреале -- то, что принято называть "Мышеловкой".

К семидесятому году границы борьбы сместились на три точки пересечений: оранжевая-зелёная, голубая-зелёная и оранжевая-синяя. Крысам в тот момент принадлежала ровно половина метрополитена: вся бирюзовая, вся жёлтая, вся фиолетовая, часть оранжевой, большая часть зелёной и половина голубой ветви, но они слабли из-за длинного застоя. Как было сказано ранее, они ничего не создавали, так что их запасы и запасы тех, кто был найден, допрошен и без жалости вырезан, подходили к своему завершению. Им удалось перерезать линии питания электричества Сопротивления (обе группировки, по итогам переговоров, объединились в одну -- с более подходящим названием), то ли уничтожив где-то одну из электростанций, то ли раскопав и расплавив проводную сеть снабжения, тянущуюся на несколько тысяч километров по стране, так что Сопротивление тоже очень быстро истощалось и было готово к решительным действиям ради победы.

Заручившись поддержкой Золота, оно выждало момент и одной декабрьской ночью семьдесят второго начало финальную атаку -- ту самую операцию "Мышеловка". Стены на всех трёх точках были подорваны и основные силы ринулись в наступление на дизельных самодельных составах в то время как основные выходы из станций -- те самые, что было принято не заваливать, а тщательно охранять -- были заняты диверсионными отрядами, выбившими всех -- и врагов, и тех, кто пытался дезертировать.

Отступающим анархистам было, буквально, некуда отступать, кроме собственных станций. Подобная тактика давала очень сильных эффект на психику врага -- бегущие выжившие рассказывали о многочисленных отрядах противника, патруль с выходов станций не выходил на связь, а единственным ответом на все попытки переговоров были всё новые и новые составы с воинами. Однако худшее ожидало Крыс впереди: как только их всех удалось отогнать на южные материковые и островные станции метро, битвы прекратились -- наступило мрачное затишье, среди которого послышались единственные надежды на спасение -- согласие на переговоры, что были назначены в тоннелях между спорными -- основными и материковыми станциями Монреаля.

У Сопротивления эти переговоры возымели название "Диалог д'Арк", у Крыс -- факт поражения. Побеждающая сторона явилась в назначенные точки на составах, начинённых всей взрывчаткой, собранной людьми Верна и Радиссона. Бирюзовая, часть фиолетовой, часть жёлтой и две станции от голубой ветки оказались навсегда отрезанными от островного Монреаля. Говорили, именно Радиссон решил применить такую тактику во избежание больших жертв, но этому не было подтверждений. Оставшиеся на развалинах, что сами же создали, Крысы были вынуждены вернуться на юг, где их ждал новый сюрприз -- Война за Вашингтон, совсем скоро заставшая отступить на север всё тех же военных и Псов Войны, к коим также присоединились многочисленные люди Свободы, в следствии чего дети анархии и хаоса были вынуждены бежать очень и очень далеко на юг, чтобы из многочисленной армии бесноватых людей, живущих одним днём, превратиться в бледные тени на самих себя -- нищих, жалких, жестоких, никому не нужных.

-- Но учти, парнишка, -- заканчивал Уилл, когда они были в километре от ближайшей станции -- "Сувенира" на острове Лаваль. -- Культуры этих двух группировок сильно повлияли друг на друга во время продолжительных конфликтов. Сейчас в метро Монреаля хаос -- довольно грязные правила жизни, довольно развращённое и анархичное общество, да и оба лидера -- Верн и Радиссон -- скончались несколько лет назад. Пока они не найдут себе новых -- будут разобщены. Да, нам не сильно трудно будет передвигаться по станциям и открыто искать определённого человека, но ещё легче будет найти проблемы в процессе. Даже сейчас, когда мы идём к этой чёртовой станции, я понятия не имею, пропустят ли они нас в... девять тридцать.

-- А канистру топлива мы несём, чтобы платить за вход?

-- Именно. Мне военные рассказывали про Монреаль до и во время войны с Крысами -- под землю не впускали кого-попало. Не брали нищих, больных или калек -- только тех, кто мог что-то дать или послужить на благо системе. А сейчас... Сейчас посмотрим.

Нужное им двухэтажное здание очень выделялось -- среди разрушенных, разобранных каркасов одноэтажных домов, среди разбитых пыльных окон, среди свежих трупов, что ещё целую зиму будут "радовать" глаз местных жителей, то строение выглядело настоящим бункером: примерно пятнадцать на пятнадцать метров вширь, оно было явно построено в стиле модерна -- с широкими панорамными окнами, хлипкими рамами и стеклянными раздвижными дверьми, но монреальцы не поленились переделать всё до основания, выбив и заложив окна кирпичом, оставив лишь маленькие бойницы в один кирпичик на уровне глаз, сорвав двери и оставив на их месте узкий, очень легко контролируемый проход, превратив второй этаж здания в настолько хорошую стрелковую точку, насколько позволяли средства спустя тридцать (конкретно то здание было занято именно тогда) лет после апокалипсиса.

Передвигаясь между домов, Уильям посматривал наверх и искал снайпера, стрелка или разведчика, однако из-за темноты он не мог разглядеть практически ничего, так что приходилось осторожничать. Подойдя к крайнему дому, он и Айви встали за углом и вышли на контакт:

-- Эй! -- прокричал он. -- Впускаете ещё? -- в ответ из темноты не раздалось ничего. -- Эй!

Они ещё пару раз просвистели в темноту -- ничего. Спустя минуту, спустя две, спустя три.

-- Слушайте! Я сейчас выйду с поднятыми руками и пойду в вашу сторону! -- мальчик дёрнул его за рукав, останавливая. -- Постарайтесь не стрелять хотя бы первые две минуты! -- он оставил канистру пацану и, спрятав револьвер за пояс, медленно вышел. -- Ещё не один человек, идущий с поднятыми руками на стрелка не был застрелен с расстояния ста метров! Соблюдайте традицию -- выждете хотя бы до двадцати, пока слушаете, -- в ответ всё ещё раздавалась тишина. -- Нас двое, вход оплатим топливом, цель приезда: запастись припасами прежде, чем двинуть на север, -- расстояние становилось предательски маленьким, но разглядеть внутренности бойниц из-за темноты было нельзя. -- Я подхожу! Иду к двери!

Вход представлял из себя очень узкую и толстую железную дверь, через неё в распахнутом состоянии можно было пройти только боком, и ни зазора, ни окошечка не было. "Практично с одной стороны, а с другой... как они туда что-нибудь проносят? Через крышу? Серьёзно -- это просто не может... Точно -- это не основной вход! Но... Не охраняют спину, не откликаются на человеческие крики? -- он вновь взглянул в темноту бойниц. -- Что-то здесь не так", -- уже не проронив ни слова, Уильям подошёл к двери и потянул её на себя -- открыто.

Прямо напротив чёрного входа через двадцать метров здания располагался основной -- широкие двойные ворота, распахнутые настежь. Луна хорошо освещала два тела, лежащих у входа, превращая алую кровь в чёрную нефть своим слабым светом. Осознание того, что то была охрана, пришло сразу, но ярким доказательством служила нашивка на правом плече каждого -- белая королевская геральдическая лилия -- часть флага как провинции Квебек, так и Монреаля.

"Не взяли форму, но взяли оружие и патроны. Судя по тому, что нет звуков паники, либо всех перебили, либо станция пустовала изначально. Не поставили охрану снаружи, не убрали тело -- не полномасштабная операция, это точно. Тогда остаются... мародёры", -- он вышел наружу и взмахами руки подозвал мальчика к себе.

-- Ну что тут?

-- Рейд. Заходим внутрь. Тихо.

-- А нам не проще пойти на другую станцию?

-- Пройдём здесь -- не нужно будет платить за вход, сможем потратить эту канистру на что-то полезное. К тому же... Неважно. Позже скажу. А сейчас пошли.

Он ещё подошёл к телам и всмотрелся в кровь прежде, чем спускаться вниз: некоторые капли образовали пятна, что обозначало, что после убийства прошёл минимум час, но не больше -- кровь была всё ещё вязкая.

Сувенир оказалась очень маленькой, но глубокой станцией -- несмотря на отсутствие подземной парковки рядом или обширной площади, спускалась она довольно низко -- один неработающий эскалатор уже вёл вниз на добрые двадцать метров. Когда-то белые или, наверное, кремовые стены немного потускнели от времени, где-не-где на потолке виднелись следы сражений -- застывшая кровь, которую так и не удалось отмыть, а повсюду царил лёгкий, свойственный Новому миру бардак -- пыль, старые бумаги, чьи-то вещи, находящиеся там, где они были, непонятно, зачем; старые и сгнившие рюкзаки, сумки, коробки, бутылки -- ничего полезного. "Значит, станция пустовала? Тогда зачем? Нападавшие не могли этого не знать". Турникеты были полностью демонтированы. Небольшая будка, где когда-то сидел диспетчер, пострадала не сильно и превратилась во что-то, очень похожее на каморку, где можно было бы вздремнуть, -- один труп, нелепо раскинувшийся на куче стульев и пледов был тому доказательством.

-- Смотри -- карта, -- Айви шёпотом указал на стену, Уилл кивнул в ответ.

Они были на третьей из шести станций на северной стороне кольцевой. В самом начале, когда нужно было выбирать, с какой стороны зайти, наёмник ориентировался исключительно по устаревшей карте, полученной от Библиотекарей -- её печать датировалась двадцать каким-то годом, так что многих станций метро на ней помечено не было и был выбор межу тем, чтобы попасть на синюю или зелёную ветви через Монреаль или заехать на Лаваль и попасть сразу на кольцевую Монтоморенси -- четвёртую станцию на всё той же оранжевой по северной её стороне. Он выбрал второе, пускай и промахнулся немного.

"Могли пойти как направо, так и налево. Если знали, что здесь пусто -- пришли только за пушками и бронежилетами. Вот уж хреновая смерть, не хотел бы я из-за своего плаща сдохнуть. Однако, логичнее будет..." -- додумать он не успел -- мальчик с ошарашенным видом кивал куда-то в сторону угла.

Второй уровень станции представлял из себя Н-образный этаж, где единственным пустым местом был широкий соединительный тоннель между двумя прямыми, вдоль коих со стороны стен когда-то располагались ряды магазинов, а ближе к окнам, выходящим на третий уровень -- уровень метро -- лестницы туда же. Холл после эскалатора примыкал к той конструкции как раз по центру, так что единственным, что видел старик до того, был тот самый соединительный коридор и куча поворотов.

Прямо за ближайшим левым углом раздавался сиплый хрип. В одной из "коробок", где, судя по пустоте, когда-то были то ли спальные места, то ли торговые лавки Бродяг, сидел раненный мужчина. Держась за полноватый торс, он задыхался, а под ним собиралась приличная лужица крови. По форме одежды было ясно, что он пришёл снаружи -- тёплая куртка, пара штанов, ботинки, но Уильяма смешило другое -- пожелтевшая хоккейная маска, лежащая возле него. Он тихо подошёл к раненому, пока тот смотрел в пол, и, достав нож, присел рядом с ним на корточки.

-- Нахрена маска, если живых не оставляете? -- брюнет резко поднял голову и, остолбенев, хотел закричать, но не получилось -- Хантер перекрыл тому рот рукой, так что вместо крика его пухлые щетинистые щёки лишь немного набухали. -- Да, да, да -- я тоже рад тебя видеть, -- нож у горла заставил рейдера быстро замолчать. -- Теперь слушай: я осторожно убираю руку, чтобы ты мог говорить. Захочешь взвизгнуть -- перережу горло быстрее, чем ты рот полностью откроешь. Я бы не стал играть в героя ради тех, кто оставил тебя здесь подыхать даже без пистолета, пока сами они то ли дальше пошли, то ли трусливо сбежали. Итак, сколько вас?

-- Шестеро, -- голос был таким же сиплым и низким, как и кашель.

-- Где остальные? -- ответчик молчал. -- Ну?!

-- Бернард... лёг на входе.

-- Тогда вас пятеро, а не шестеро -- не трать моё время.

-- Я... Да... Пятеро. Остальные пошли вниз -- в тоннели.

-- Куда именно?

-- Не знаю.

-- Куда именно?!

-- Я не знаю! -- почти прокричал он и попытался подняться, но лезвие и остановило, и усмирило его пыл. -- Не знаю -- всего этого не было в плане.

-- Ах да -- план. Поделись-ка с идиотом вашей мудростью и скажи, зачем нападать на пустую станцию? Стоили пушки и бронежилеты полторы ваших жизней?

-- Мы не знали... Не знали, что она пустая.

-- Бред да и только.

-- Мы были здесь много лет назад! А-а-а, -- он выгнулся, хватившись за ребро, и немного осел. -- После Крыс, когда многие ушли из-за разрухи и бедности -- мы ушли тоже. Только оказалось... А-а-а! -- Хану снова пришлось закрыть отвечающему рот рукой, пока тот жестами не остановил его. -- Нормально... Фух, нормально... Оказалось, что севернее обжитых городов жизнь тоже не сахар. Особенно зимы -- это чистое выживание. Но у нас нет выбора -- Сопротивление сослало нас в одно "райское" местечко -- наших стариков, наших больных детей, калек, что стали такими после войны -- просто выгнало прочь, так как они перестали приносить пользу и прибыль!.. В этом году был неурожай, а на дичь не хватало патронов. Кто мог -- ухал на юг. Остальных нужно целую зиму чем-то кормить, чем-то лечить... Вот мы и решили взять справедливость в свои руки, -- дыхание мужчины становилось всё тише и тише.

-- Сдохнуть здесь самим, чтобы родственники сдохли от голода за тех, кого вы убили здесь. Согласен -- очень поэтическая справедливость.

-- Иди в жопу. У тебя не умирали на руках дети -- ты этого всего не видел...

-- Мне нужно хотя бы предположение, куда твои люди могли двинуться.

-- Марк... Кажется Марк... Да. Он сказал, что-то про Чоудей -- к Монтоморенси быстро пришла бы подмога в случае чего.

-- Пошли через тоннели?

-- Да. Менее охраняемы, темно, можно застать врасплох, -- Уильям взглянул на часы -- без пятнадцати десять.

-- Вот и хорошо. Пацан, отвернись, -- он вдавил нож в шею раненому и посмотрел на него.

-- Вот ты сволочь... Я же рассказал всё, что ты хотел!

-- Ничего -- мне в Аду зачтётся. И, кстати, в чём-то ты прав: дети не умирали у меня на руках -- они умирали от моих рук.

Старик надавил на рукоять и одним резким движением перерезал больше половины шеи. Мужчина вначале попытался закричать, но тут же схватился за шею, пытаясь остановить кровь -- тщетно. Спустя двадцать или чуть более секунд он покосился на бок и окончательно упал, окунув часть лица в собственную кровь.

-- Он бы всё равно закричал?

-- Даже если бы и не закричал -- его бы убил патруль, что перебьёт его друзей-альтруистов; он бы умер от кровотечения до того, как его друзья нагулялись бы и вспомнили о нём; или и вовсе какой-нибудь случайный мертвец, забредший в эти стены, прервал бы его жизнь -- бери любую отговорку, но помни правило: "Если ты подставил нож к горлу человека, с которым у тебя нет минимум доверительных отношений -- не стоит оставлять его в живых после". Теперь пошли. И, желательно, быстрее.

Они спустились на третий уровень и почти бегом рванули на восток -- в сторону Монтоморенси, однако уже через пятнадцать минут ходьбы -- когда в тоннеле была обнаружена небольшая комната, полностью забитая ржавыми идущими трубами водоснабжения, Уильям сказал остановиться, и они засели там в ожидании.

-- Когда я ещё жил у Библиотекарей, был там один "свободовец", любящий поговорить о войне. Он раньше состоял в Сопротивлении, но ушёл оттуда, как только Крысы сбежали из Монреаля -- рвался добивать их и гнать всё дальше и дальше на юг. Так вот, он мне много рассказывал об этих местах. Один факт я помню -- пересменка у патрулей и охранников происходит между десятью и одиннадцатью часами. Лучшее, что мы можем сейчас сделать -- пропустить патруль, а внутренней охране станции сказать, что они нас встретили и дали добро на проход.

-- Это хитро.

-- Не просто хитро -- это единственный вариант. Если действительно встретим людей Сопротивления раньше времени -- есть шанс, что мы не успеем затеряться, и тогда трупы на Сувенире скинут на нас. Вернее, и на нас тоже. Так что ждём.

***

-- Эй, кто там? -- крик шёл со стороны станции.

-- Люди, -- ответил старик в капюшоне и маске-бандане.

-- Ха-ха-ха. Точно люди?

-- Точно люди! -- глухо подтвердил идущий с ним мальчик.

-- А какого хрена дрезиной не воспользовались?!

-- Торопимся. Да и не было возможности обменять топливо на... Что у вас тут в качестве валюты?

-- А, приезжие! -- прямо у конца тоннеля виднелись небольшие ворота, голос раздавался прямо из-за них. -- Тогда понятно, почему оба в масках. Эй, мелкий, тебе не жарко в этой херне для хоккея?

-- Нормально.

-- Ну, нормально, так нормально -- чё неразговорчивые такие?.. Эй, Гривс, давай поднимайся! Нет, не опять -- снова! Давай, поднимай свою!..

Заграждения медленно раздвинулись и перед двумя приезжими тут же предстала куча людей, стоящих по обе стороны от путей. Кто-то -- с пожитками, кто-то -- без, но большинство толпилось и толкалось за место на той самой дрезине -- довольно широкой, где, учитывая багаж, поместилось бы не больше десяти человек, а нескольким путь явно не понравился бы -- машина была на рычажной тяге. Чуть-чуть полноватый мужчина в военной форме с нашивкой подал путникам руку и помог забраться на платформу. Основное освещение составляли тусклые лампы, проведённые прямо на стенах и запитанные невесть какими генераторами.

-- Говорил же тебе -- всё не так уж и плохо! -- охранник обратился к своему напарнику, повёрнутому к миру спиной -- худощавому бритоголовому мужичку, что, как только представилась возможность, вновь раскинулся на шатком деревянном стуле, закинув ноги на стол. -- Кто-то уходит, кто-то приходит.

-- Да, да, да, -- голос у него был очень "скрипящим" и высоким -- словно бы ему зажали нос прищепкой. -- Только уходит сто, а приходят двое. И то -- временно. Думаешь, они сюда на жизнь долгую? Спроси. Эй, вы двое! Эй! -- старик, поставив канистру с топливом, обернулся. -- На сколько вы сюда?

-- Тебя не касается.

-- Пожалуйста! Как, Райан, всё может быть не плохо, если даже элементарного уважения нет? Раньше эта нашивка много значила, -- ткнул он себе в плечо, -- а теперь это лишь признак того, что ты впахиваешь за гроши. Чёрт, да раньше мы бы этот сброд даже не пропустили. Идите с глаз моих со своими масками!.. Оба.

-- С удовольствием. Но прежде, раз уж заговорили: как здесь проще всего найти человека?

-- И пальцем не пошевелю ради...

-- А я и не к тебе обращаюсь. Ты, -- кивнул Хантер на полноватого охранника и достал клипсу револьверных патронов, -- можешь помочь в этом? Представь, что ты жил полноценной жизнью многие годы, а потом тебе пришлось застрять здесь и волочить своё скромное, незаметное для мира существование -- что ты бы точно посетил, кем бы стал?

-- Ха. Охранником на пол ставки, -- тут же улыбнулся лысый.

-- Завали, Гривс!

-- "Завали", -- больно, что ли? Мы, по-твоему, были солдатами... чтобы теперь продаваться за горсть патронов?!

-- Бордель, -- проговорил тот, выхватив клипсу. -- Я бы точно посетил бордель на Берри-ЮКАМ. И спросил бы Аврелию. Двенадцать станций на восток от текущей -- даже ветку менять не нужно. Можете...

В тот момент худощавый напарник охранника встал со своего стула и направился к путникам. Только в тот момент можно было разглядеть, что всё его лицо было покрыто разными резными шрамами, из которых во многом были составлены оскорбительные слова или словосочетания, а на правой щеке и вовсе отсутствовали части кожи, создавая кривую королевскую лилию. Он вырвал из рук сопротивляющегося Райана клипсу с патронами и бросил её к ногам наёмника.

-- Мы не шлюхи, -- сказал тот, щурясь. -- Ты мог просто и спросить.

-- А ты мог воспринять это не как подачку, а как благодарность.

-- В гробу я видал твою благодарность. И тебя тоже. Убирайтесь.

-- Гордость во время лишений -- это почти погибель, -- он поднял патроны с пола и кинул в карман плаща.

-- Зато она будет полностью моим решением, а не твоей милостыней.

-- Ха. Как знаешь. Пошли, пацан.

-- Мистер... А вас... Кто оставил на вас... Кто сделал вам эти метки? Что они значат?

-- Вы бы действительно шли, -- Райан тоже подталкивал. -- Не стоило...

-- Враги. Кто же ещё? -- вновь шагая к стулу ответил Гривс. -- Попадаешь в плен, и всё -- хороший остаток жизни тебе гарантирован. В лучшем случае, тебя просто быстро убьют, когда вытащат всё, что хотели. Мне не повезло, -- Уильям, обернувшись, понял, почему мужчина не покидал пост -- он хромал на обе ноги. -- Допросив и осознав, что я бесполезен, меня оставили в качестве игрушки. Травили, резали, били, ломали, кормили дерьмом, прижигали. Даже глаза оставили лишь ради того, чтобы изредка мне своё отражение показывать.

-- И вы выдержали?

-- Я же сижу здесь -- что за вопросы? Солдат всегда должен быть солдатом -- я лишь хотел немного благодарности за всё то, что пережил.

-- А может быть такое... Могут метки поставить те, кто любят?

-- Нет. Ни в коем случае.

-- Почему? -- Хан, понимая, к чему идёт речь, развернулся и попытался отдёрнуть мальчика от беседы -- безуспешно.

-- Потому что это не признак какой-то там извращённой любви, типа: "Мы с тобой навсегда вместе", -- это признак собственности. Так показывают: "Я владею кем-то" или "Кто-то владеет мной". Тот, кто любит, не нанесёт боли без причины, не попытается тебя ограничить или заклеймить. Даже когда мы бранимся с моей дорогой, мы оба чувствуем боль, оба потом извиняемся и жалеем о своих словах, а метки... Хотя, неважно. Ты же просто татуировки у кого-то одинаковые видел, да?

-- Почти.

-- Ну вот я и говорю... А какого лешего, собственно? Идите уже -- твоего старика, небось, тошнит от моих разговоров. Тем более, что это его работа -- объяснять подобные вещи. Купи кольцо, если сильно хочешь показать всем, что кто-то с тобой связан, но не меть его на теле -- люди очень изменчивы. Давай, седой, бери своего сынишку и проваливайте в ваш бордель -- надоедайте тем, кто берёт за это деньги.

***

-- Почему он назвал меня твоим сыном?

Дрезина с десятью местами (пять по обе стороны) и большим багажным отделом сзади неспешно двигалась по оранжевой линии вниз по восточной стороне. Стоило добавить немного местной валюты -- маркированных гильз -- как извозчик тут же принял путников без очереди. Серые, пустые тоннели давили на сознание Уилла немного сильнее, чем само понимание того, где он находился, но от того понимания его успешно отвлекал его попутчик.

-- Потому что это самый логичный вариант. Рабство, как и работорговля, здесь запрещены. Любой раб, попавший сюда, тут же может объявить себя свободным (на бумаге). А кто ещё по-твоему, кроме отца и хозяина, будет заботиться о ребёнке?

-- Ты заботишься?

-- Ну, ты сыт, одет, с оружием и небольшой толикой знаний, что тебе так нужны. Это подходит под твоё понятие заботы?

-- Да... -- чуть более скромно ответил тот. -- Хотя мог бы и рассказывать побольше. А что будет, когда... -- он подвинулся поближе и перешёл на шёпот. -- Когда патруль увидит станцию?

-- Думаю, ничего. Я не зря прихватил тебе маску, чтобы ты не светил лицом... Не показывался перед охранниками, то бишь. Кстати, дай её сюда -- я выброшу.

Они сошли за одну станцию до нужной и, сняв комнату за пятнадцать гильз, легли спать. Следующим утром их ожидал поход в бордель.

***

-- Аврелия? Да ну... А она вам точно подойдёт? -- заведующая борделем похабно провела по щеке Хантера рукой. -- Такие, как вы, ей... редко интересуются.

-- "Такие" -- это с деньгами? Давай Аврелию.

Станция Берри-ЮКАМ состояла из четырёх уровней: на трёх нижних, в основном, находились платформы у тоннелей разных ветвей -- оранжевой, зелёной и жёлтой соответственно -- никаких выделенных мест под магазинчики, лавочки или чего-либо прочего -- только небольшой уголок на переходе между оранжевой и зелёной, и тот занимала "госпожа".

Впрочем, любовь, как всегда, нашла выход -- все переходы, все повороты и гражданские тоннели у платформ были наполовину сужены -- там, где раньше могли пройти восемь человек в ряд, проходило всего три, пока места у стен были забиты маленькими, настолько кустарными, насколько можно было представить, комнатками: хлипкие, тонкие стены, немного дырявые дверцы (если не просто шторы), из-за коих вечно раздавались шёпот, цоканье стекла, крики, стоны, охи, ахи или просто пустые разговоры -- удовольствие получалось самыми разными путями. Именно тоннельные переходы было решено отвести под комнаты, а первый уровень под землёй -- самый верхний -- превратить в большую гримёрку и бар: так "девочки" (и парни) соседствовали с очень большим количеством охраны, что без устали охраняла их и входы в станцию, а также -- с многочисленными перспективными или бывшими клиентами, проводящими приятно время вне маленьких комнат.

Аврелия выглядела именно так, как себе её представлял Уильям: худощавая, очень уставшая, с немного засмоленными русыми длинными волосами. Она взглянула на очередного клиента, покосив сероглазый, абсолютно холодный взгляд, и, натянув лёгкую, немного игривую улыбку, поманила пальцем к себе, второй рукой скидывая с плеча кофту. В сравнении с ней заведующая борделем с её формами и лицом выглядела словно греческая богиня, но даже дураку было понятно, по какой причине была такая разница.

-- А мальчику? -- томным голосом спросила та.

-- Ничего.

-- Вам одну на двоих? Это стоит дороже.

-- Нет. Он не пойдёт со мной и не возьмёт себе заказ.

-- Я... Да. Я посижу наверху.

-- Уверен? -- она взяла руку мальчика и провела по своим бёдрам до талии. -- У нас много хороших девочек и мальчиков, а плохих -- ещё больше.

-- Уверен, -- быстро ответил он и, немного покраснев, отдёрнул руку.

-- Сама невинность, -- она залилась звонким, несравненно умилительным и фальшивым смехом. -- Ладно -- иди наверх в бар. Я пришлю к тебе кого-нибудь поболтать, чтобы скучно не было, -- подмигнув, госпожа вызывающей походкой покинула комнату.

-- Она, -- потянул мальчик, -- она такая...

-- Во-первых, она старше, чем хочет казаться. А во-вторых, не забывай: она зарабатывает на этом. Сиди наверху и жди.

В нужной комнатушке, расположенной где-то в повороте на уровне зелёной станции, стоял тёмно-синий, покрытый редкими пятнами диван -- единственное украшение комнаты. Если рассуждать в рамках борделя, то было довольно скромные место для уединения: стены были сделаны то ли из фанеры, то ли какой-то очень тоненькой древесины, неловко сбитой вместе из мелких кусочков; опоры представляли небольшие деревянные брусья, а дверью была тёмно-розовая штора, едва-едва достающая до щиколоток. Однако, несмотря на это, на стене были расположены небольшие фотографии в скромных рамочках; на какой-то из полок, прибитых к углу, стояло зеркальце и масляной фонарь -- единственный источник света, а на другой -- пепельница; под диваном валялись простыни и одеяла, некоторые части весьма необычной одежды и даже наручники, что старик заметил лишь благодаря тому, что те блеснули в тусклом свете редких ламп, когда штора открылась -- работницы по-женски пытались приспособить под себя даже самые жуткие условия.

-- Это правда, что ты приехал издалека?.. -- она сидела на диване, всё ещё облачённая в лёгкую полосатую кофточку, доходящую ей до середины бедер. -- Почему именно я?.. Ты слышал обо мне?.. Кто-то порекомендовал?.. Брось, не молчи -- приезжие всегда берут подороже, покрасивее, -- он закрыл штору и развернулся к ней. -- Как ты любишь? Побыстрее? -- девушка поднялась и, подойдя к наёмнику, залезла к тому под рубашку, поглаживая ногтями торс. -- Или помедленнее? А, быть может, когда сопротивляются? Я очень маленькая, по сравнению с тобой -- сможешь крутить меня, как захочешь, -- руки медленно спускались вниз, -- уверена, тебе понравится, но учти: ты заплатил только за классику.

-- Я здесь не за этим, -- Уильям остановил руку Аврелии, когда она уже держала лямку его пояса. -- Мне нужна от тебя информация.

-- Я что, настолько плоха? -- она отпрянула от него. -- Или ты хотел посмотреть только на ожоги? Хотел посмеяться?

-- Нет, я... -- буквально за миг девушка развернулась и, схватив старика за плащ, повалила на диван, сев сверху.

-- Или так тебе нравится? Любишь игры? -- она склонилась над ним, обжигая ухо своим дыханием. -- Притворимся, что тебе всё это не нужно, а потом?.. М-м-м, мне нравится, только ты предупреждай, а не сразу к делу...

-- Эммет Джонс, -- сказал наконец тот. -- Пара слов, и всё.

-- Я же говорила -- объясни, прежде чем... Погоди, ты серьёзно?

-- А тебе не будет приятно отдохнуть час или немного больше заработать вместо того, чтобы ублажать меня?

-- Сколько заботы, -- она выровнялась, но продолжала сидеть на нём. -- Это заводит. Действительно хочешь просто поговорить, а не?..

-- Да. Меня ждёт парнишка снаружи.

Перекинувшись, она ловко схватила простыню из-под дивана и, упав рядом, всё так же легко улыбнулась, щекоча его ногтями по щетине.

-- Тогда скажи ещё раз, пожалуйста. Пойми правильно: у многих из нас привычка такая -- отключать голову во время процесса. А как тебе вообще с таким ростом живётся, а?

-- О дверные проемы не бьюсь -- давай не будем об этом. Да и скоро стану ниже -- старость не радость, в конце-концов.

-- А по твоему телу не скажешь... -- та вновь приблизилась к его лицу.

-- У тебя привычка, что ли?!

-- Ну прости, -- она по-детстки откинулась подальше на диван и закинула на Уилла ноги. -- Знаешь, сколько людей сюда заходят только по-делу? Всего одна, и она берёт с меня деньги, -- он улыбнулся. -- Давай, рассказывай.

-- Эммет Джонс. Мужчина, темноволосый, лет... Нет, возраст не знаю... Тридцати?

-- А у тебя много информации... Дай-ка мне небольшую коробочку. Вон -- сзади, -- Аврелия достала из коробочки карандашик для теней и начала чиркать что-то у себя на предплечье.

-- "Эммет Джонс"... -- повторила она. -- Посиди здесь.

-- Разве ты сама не знаешь его?

-- Может и знаю -- проверю свою записную книжку, поспрашиваю подружек, выпью, -- перечисляла жрица любви нарочито томным тоном, -- не так уж и часто мне платят за то, чтобы отдохнуть, -- он лишь предположил, что чаще, чем кажется -- больно быстро девушка сориентировалась. -- Жди здесь, а я... Поработаю, -- подмигнув, она выбежала и, кинув на Хантера простыню, тут же удалилась.

Прошло пятьдесят пять минут. Жрица любви, вернувшись, куда больше напоминала жрицу любви -- облокотившись спиной на верной косяк, она немного съехала по нему вниз и, придерживая себя рукой, поправила растрёпанные волосы, нелепо улыбаясь -- она была немного пьяна.

-- Я вернулась, -- шепнула та, смотря на своего "клиента", что снял кофту и плащ, периферийным зрением. -- Ну и заставил ты меня попотеть... Поумолять, пошептать, покричать, даже немного постонать и посмущаться -- как на работе, -- та перекинулась со спины на локоть и, всё ещё улыбаясь, оттянула кофту, показывая на зоне декольте разные надписи карандашиком, -- только приятнее.

-- Рад, -- коротко ответил тот. -- Что с информацией?

Аврелия оттолкнулась от дверного проёма и, взяв откуда-то снаружи недопитую бутылку непонятной жидкости, пошла к Уильяму вызывающим шагом. В какой-то из моментов он даже подумал о том, что о большего тогда и не хотел бы -- весёлая, немного игривая девушка, немного алкоголя и взаимное желание, но его тормозило понимание очевидного, пришедшее к нему если не с возрастом, то с совершением многочисленных ошибок: час, оплаченный им, кончится быстрее, чем она скинет с себя одежду. Как только девушка вновь хотела повалить его на диван, он исхитрился перехватить её и, уложив на спину, склонился над ней.

-- Сказала же, -- захохотала та, -- сможешь вертеть, как захочешь.

-- Информация.

-- Вот ты как, а? Весь серьёзный такой, бдительный -- я чуть не пролила, между прочим, -- она поставила бутылку на полку и стянула с себя кофту, оставив руки над головой. -- Читай.

Глаза Уильяма случайно, словно подчиняясь какому-то из нелепых инстинктов, опустились вниз: по худощавому, немного подтянутому женскому телу мягко лился свет, скрывая своим углом мелкие, почти полностью выцветшие шрамики, ссадины, едва заметные синяки из разряда тех, при которых кожа только немного желтела, а не покрывалась синевой -- многие из тех изъянов очень легко было упустить, не заметить или притвориться, что не заметил в мягкой, почти вязкой темноте; на её левой груди были небольшие красные точки и полосы -- следы от зубов, какие-то были даже слишком явные -- с посиневшей по контурам кожей, засосы у шеи, ключиц. Всё будто бы говорило о том, что чем меньше цена у девушки, чем более она доступна "местным" постоянным клиентам, тем больше в ней видели не человека, а услугу.

И всё же она улыбалась. Смотря на очередного незнакомца, почти не зная, что можно было ожидать от него, понимая, что с ней могут обращаться, как с куклой для утех, она всё равно продолжала... жить, а не существовать. Тот самый ожог начинался с левого бока и талии и уходил далеко за спину. Он провёл по нему совершенно случайно и тут же отстранился:

-- Тебе не?..

-- Не больно, -- сразу ответила та. -- Ты даже не представляешь, насколько он древний.

-- Значит, не "на работе" получила?

-- Не-а. Не смотри на меня сверху вниз -- здесь порядочные клиенты. А если попадаются непорядочные -- парни Марии быстро приводят их в чувства.

-- Тогда откуда все эти отметины? Синяки, засосы?

-- Загорелся, да? -- она как бы невзначай потянулась к пуговицам его рубашки. -- Мне доплачивают немного. За все эти "развлечения".

-- И ты совсем не?..

-- Забыл, да? Мозги -- щёлк, -- чем дальше, тем более тихо звучал её голос.

"Э. Джонс, -- гласила первая надпись -- самая глубокая. -- белый, черноволосый, спортивный, метр семьдесят, боец арены. Э.Джонс -- чёрный, седой, метр девяносто, худой, побирушка из Пил. Э.Джонс, -- его глаза поднимались всё выше и выше, пока её пальцы ловко расстёгивали пуговицы, -- белый, лысый, полноватый, метр семьдесят, охранник на Шибруке. Э.Джонс -- белый, черноволосый, бывший челнок на зелёной линии, мёртв".

-- Четверо, -- произнёс тот, -- неплохо.

-- "Неплохо"? Даже не удивишься? У меня почти глаза на лоб полезли, когда я узнала от Луиса о том, что таких людей больше двух. И это только то, что я смогла найти за час.

-- Найди ещё -- я доплачу.

-- Не-а, -- Аврелия расстегнула последнюю пуговицу и повела руками по торсу.

-- Почему?

-- А не хочу!

-- То есть разрешаешь себя кусать и давить за дополнительную плату, но не хочешь искать человека?

-- А может мне приносит удовольствие, когда меня кусают!

-- Но не приносит удовольствие, когда пьешь? К тому же, сама сказала, что мозги отключаются во время процесса.

-- Я могу сделать исключение... -- она подтянула его к себе за воротник.

Он смотрел в её глаза и понимал: нет, не сможет. Даже если она очень сильно постарается изобразить то самое исключение -- то будет ложью. Ей всё ещё было максимум тридцать, а ему -- пятьдесят один; от неё пахло частым душем и алкоголем, от него -- золой из костра, сыростью лесов и потом; она была в хорошей физической форме, почти идеальной; а он был стар. Но было и несколько "но": она так же была той, которой было это нужно, и он -- тоже; она получила бы от того удовольствие финансовое, он -- физическое; она настаивала, а он -- не сопротивлялся.

-- Да ладно тебе, волчонок, -- одним лёгким движением жрица любви плотно прижала наёмника к себе, -- твой пацан не прождёт долго, обещаю, -- Аврелия получила свои деньги за ещё один час, оставшееся после процесса время осталось ей в виде чаевых.

***

-- И ты совсем не видела, что снаружи?! -- голос мальчика звучал чуть громче, чем обычно.

-- Нет, -- ответила она. -- А что?..

В заполненном верхнем этаже метро скопилась добрая сотня человек. В основном, мужчины, но и женщины, и работники станции с охраной также были в одном большом пабе, протянувшимся вдоль на несколько сотен метров и имеющего, кроме финансовой, также тактическую выгоду -- защиту. Большинство жителей Монреаля, как и всего Нового Мира не расставалось с пушками даже во сне -- своя лачуга, отдалённый остров где-то у побережья, старый бункер, о существовании коего уже точно никто не знал -- неважно. Однако носить ствол тем, кто проводил большую часть дня полуголым или и вовсе обнажённым, было довольно затруднительно, так что было решено, кроме основной охраны, создать защиту гражданскую -- запускать тех, кто мог бы себе позволить такую роскошь, как, хотя бы, пистолет. Итог получился не плачевным, но и явно не тянул на успех -- завсегдатаям барной стойки и столов было куда проще умереть, чем держать пушку ровно.

Найти Айви было на досаду трудно -- он расположился в квадратной комнатушке, что когда-то была одним из многочисленных магазинчиков, а после была превращена в какое-то подобие частного зала: несколько столиков-бочек по краям узких стен, пара стульев, но всё же блаженная, в сравнении с главным помещением-тоннелем, тишина. В тот момент, когда Уильям вошёл, там было практически пусто -- восемь незанятых столов на два занятых, находящихся параллельно по краям стен.

-- Как "что"?! -- продолжал он. -- Там так красиво! Просто невероятно! Мы были в Западной Вергилие, и это просто... Это просто!..

Она рассмеялась в ответ, её смех звучал точно так же, как смех Аврелии или госпожи. Прямо напротив мальчика сидела девочка лет четырнадцати-пятнадцати, одетая в вызывающе расстёгнутую рубашку, рваные чулки и короткие шорты. "Вот, кого прислала Мария...".

Они оба поддерживали беседу очень увлечённо, не обращая внимания на окружающий мир. Айви был повёрнут лицом к внутренней стене, а присланная девочка не знала, кто и зачем стоял в двери. Немного подумав, наёмник присел за столиком сзади и решил подождать.

-- Я бы... Зачем вообще сидишь здесь? Это же просто дыра...

-- Дыра?

-- Ну да -- здесь сыро, грязно, всегда опасно, плохо пахнет -- что здесь такого?

-- Сам как думаешь?

-- Не знаю... Вот и спрашиваю! Что, семья? Да ты бы не была здесь, будь ты с семьей! Уильям, подобравший меня пару месяцев назад, не отправил бы меня продавать те... нет -- сбывать... пере...

-- Торговать. Торговать телом.

-- Именно! Что тебя здесь держит? Что может держать?! -- уже в этот момент Уильям понял, что искусству притворятся и не говорить на личные темы ей нужно ещё поучится, а ему -- как эти сами темы не задевать через больные места.

-- Дурак ты, -- она встала и пошла прочь.

-- Но что? Что я сказал не так? Подожди!.. Уильям?

-- Советую тебе остановится и успокоится.

-- Но я!..

-- Людей ты знаешь плохо, их чувства -- хуже, в девушках и их сердцах не понимаешь вообще. Сядь, -- Айви сел. -- Лучшее, что нужно вам обоим -- время. Кроме того, что вы оба остудите пыл, у каждого ещё и будут слова, которые, как вы посчитаете, нужно будет сказать при следующей встрече.

-- Мы вернёмся?

-- Да. Я... Попросил Аврелию, чтобы та узнала о Вороне больше. Когда закончатся те варианты, что она нашла сегодня -- вернёмся сюда.

-- А если один из... "вариантов" будет правильным?

-- Исключено. Человек, желающий спрятаться, не будет вести громкую жизнь. А если и будет -- не под своим именем. Если он додумался до десятка подставных лиц -- додумался и спрятать настоящее. А теперь пошли -- у нас есть четыре новых друга...

***

Вой. Истерический крик сотен голосов, слившихся воедино, заполнял пустые тоннели и расходился далеко за пределы небольшой станции. Арена считалась развлечением и способом заработка исключительно для местных по ряду причин: во-первых, мелкий масштаб -- всё проводилось на платформе между двумя тоннелями на станции Принца Артура, так что самое большое количество зрителей -- человек пятьдесят без учёта ВИП-мест, коими считалась лестница из станции; во-вторых, расположение -- жёлтая линия считалась самой маленькой, а после разрыва с материковой частью метрополитена и вовсе воспринималась, как транзитная, так как почти везде пересекалась с другими линиями метро, кроме двух точек, а на одной из них и была арена -- не самое популярное, откровенно говоря, расположение; и в-третьих, мелочность -- мало кому из местных хотелось погибать или получать травмы, ведущие к риску мутации, за мизерный процент от выигрыша, а чужакам такая идея и вовсе должна была бы быть чуждой (как и смотреть на простой мордобой, столь частый в Новом мире); в итоге, всё свелось к тому, что большинством бойцов были известные и битые профессионалы со своей аудиторией поклонников, а единственный плюс и повод редким новичкам -- то, что на них вряд ли кто-то поставит.

-- Первый -- боец на арене, -- они шли по пустому тоннелю -- дрезины не ходили по двум "самостоятельным" станциям да и идти было недалеко. -- Будем надеяться, что у него здесь есть гримёрка, комната или что-то вроде того -- не хочу драться с ним.

-- А если нет? Может, проследуем до его... жилища на другой станции?

-- Это что, была умная идея? -- он улыбнулся. -- Нет, тоже не вариант -- он может жить в самом отдалённом месте этого муравейника, а все четверо сосредоточены у юго-востока кольцевой. Значит, либо только эти четверо Джонсов были в борделе, потому что им ближе, либо настоящий Ворон тоже где-то здесь.

-- Но Уильям... Драться с тем, кто всю жизнь дрался -- это не лучшее решение.

-- Ха. "Всю жизнь"... В его случае, это десять-пятнадцать лет слабенького и редкого рукопашного боя. От силы.

-- Ты так говоришь, будто ты больше дрался... Да ладно?! Когда ты всё это успеваешь?! Где вообще?.. -- всю оставшуюся дорогу Айви сетовал на жизненную несправедливость и засыпал Уильяма вопросами о его распорядке дня.

***

-- Я хочу выйти на бой. Один раз. Один на один. Мой противник -- Эммет Джонс.

Гримёрка действительно имела место быть -- одна большая общая комната где-то в бывших рабочих помещениях, куда не пускали кого-попало, а даже если бы и пускали -- она всё ещё оставалась общей комнатой. Краем глаза Хантер видел своего будущего противника -- такой, каким и описала Аврелия: метр семьдесят, чуть широкоплечий, с выбритыми висками и затылком, но всё ещё темноволосый.

В небольшой кибитке организатора "соревнований" было очень тесно. Фактически, то был просто прилавок, у коего располагалась свиного вида туша, поросшая бородавками и сальной щетиной. Боров с фальшивым безразличием взглянул на наёмника. Было сразу понятно -- оценивал. Впрочем, за плащом трудно было увидеть телосложение, а немного впавшие щёки играли старику как раз на руку.

-- Кто вообще такой? -- глухим и странно чавкающим тоном проговорил он.

-- С севера. Бежал на юг, как и все, но сломалась машина. Пока дошёл -- кончилась еда. Слышал, здесь можно подзаработать немного, а мне нужно пацана кормить.

-- Вот оно как, -- мужчина даже и не подозревал, что щёки делали его "лёгкую улыбку" радостью до самих ушей. -- А почему Эммет Джонс?

-- Это же побирушка какой-то, я правильно слышал? Не потяну я с кем-то сильным драться.

-- По?.. А, да... Да, он, в каком-то смысле, побирушка. Ты же в курсе, что все новенькие вносят залог в восемьдесят гильз?

-- У меня нет денег. И нет, не слышал. Странно вообще, что ты только сейчас об этом упомянул.

-- Ну, я...

-- Сколько я получу, если выиграю?

-- Много больше, думаю. Сто с-с-с, -- боров тянул букву, прицениваясь, -- сорок. Сто сорок гильз получишь точно.

-- Вычти восемьдесят из них.

-- По рукам. Выйдешь через час-полчаса -- как ставки соберём. И учти: без оружия.

-- Опять вовремя говоришь самое важное?

-- Не наглей. Ты -- чужак, а здесь каждый знает: без ножей, без пушек, без без цепей.

***

"Без цепей. Ага, конечно же. Без цепей он, блять, будет, -- Уильям смотрел на своего противника, в правом кулаке того блестел кастет с молотообразными выемками в районе костяшек пальцев. -- Ага. Не цепи, но этой хернёй рёбра он мне точно сломать сможет. Вот ведь жирный ублюдок".

Арена представляла из себя квадратную клетку в центре платформы. Общее пространство -- где-то двенадцать на двенадцать метров, засыпанное то ли песком, то ли землёй. По все четыре стороны были поставлены лавки и стулья в подобии амфитеатра -- на бочках, столах, полках, прочих возвышенностях сидели те, кто платил скромную цену за зрелище. Всего десяток патронов с каждого тела и, в итоге, собирался приличный банк, а частота боёв говорила о практически абсолютной выгоде от дела.

-- Ну давай... -- прошипел соперник.

Он был действительно хорошо сложен: широкие плечи, сильные руки, в меру накачанные ноги -- всё тело, исписанное ссадинами, шрамами и плохими татуировками, было подготовлено к рукопашному бою лучше, чем у Уильяма, однако даже в том случае "Эммет Джонс" не поскупился на жульничество.

-- Уважаемое Сопротивление! -- начал боров, подойдя к двери клетки. -- Сейчас вы увидите странный, возможно быстрый, но очень кровавый бой: Джонс Челюсти против... Белого Волка!

Ворота закрылись, а толпа тут же сомкнулась, перекрывая выход. Уильям, скидывая с себя плащ, нащупал в кармане ту самую хоккейную маску, что не так давно носил покойный рейдер, и без промедления напялил на себя. "Челюсти, говоришь?" -- тут же подумал тот. Скинув кофту и рубашку, немного стесняющие движения, он остался с голым торсом, и уже в тот момент организатор кажется понял, что наёмник был вовсе не тем, за кого себя выдавал.

-- Что за херня? И это "изголодавшийся старпёр"? -- противник улыбался широкими и пухлыми губами. -- Ладно, хрен с тобой -- и не такое бил. Скажи лучше, как оно? -- они медленно начали сближаться, стоя в стойках и делая очень короткие шаги. -- Перед смертью, а? Сделал всё, что хотел? Завещание составил?

-- Тупее твоей внешности только твои речи -- заткнись, если даже раззадорить не можешь.

Челюсти начал с правой, ударив короткой двойкой в район, как ни буквально, верхней челюсти. Волк легко отбил тот удар своей ладонью и тут же ощутил на ней всю боль от кастета. "Нужно уводить его за кисти и запястья, -- тут же подумал тот, -- иначе он мне всё перебьёт". Уильям ударил в ответ, на что получил железом прямо в костяшки пальцев. Осознавая своё превосходство, мужчина перешёл в наступление -- кроме того, что его шаги в стойке стали шире, он двигал корпусом и головой из стороны в сторону при ходьбе, пытаясь не дать своему сопернику сосредоточиться на цели и оставляя отступление единственной разумной тактикой. Старик так же быстро отходил.

-- Хватит бегать, старпёр! -- крикнул он на радость толпы, выпятив грудь вперёд. -- Дерись или сдохни!

ЭТ было ровно тем, на что рассчитывал Уильям -- его противник остановился. Одним широким прыжком он попытался сделать Челюстям подсечку, но тот, отступив, совершил контратакующий рывок вперёд. Лёгкая боль от удара и дезориентация прошли сквозь маску и отдавались в голове тупой болью. Джонс тут же хотел нанести удар левой, но Хантер, предсказав, схватил его за руку и, потянув на себя, подставил подножку, отправив соперника в пыль.

-- Убей его! -- позади "Эммета" возник высокий тёмный силуэт и, ловко обхаживая поднимающегося мужчину, хохотал. -- Давай же! Он явно напрашивается!

-- Он мне живой нужен.

-- Чё ты... там пробормотал?! -- он поднялся и сжал кулаки. -- Нападай!

Уильям подошёл на достаточно близкое расстояние, увернулся от удара правой сбоку, и, согнувшись, рывком рванул под соперника. Заблокировав левую руку, он пригнулся так сильно, как мог, и, обхватив тело за талию, побежал с ним прямо на решётки. Раздался глухой удар, который тут же перекрыл рёв толпы. Челюсти оказался прижат к стене, но тут же обхватил голову охотника, свободным локтем нанося удары по спине. Один, другой, третий. Скрипя зубами, старик поднял бойца по решётке над собой и, пытаясь подставлять торс, а не рёбра, под удары коленом, оттолкнулся ногой назад. Эммет полетел лицом прямо на землю, в то время, как Уилл -- спиной. Первый поднялся быстрее -- по нему даже было видно, что он так падал не в первый раз. Хоккейная маска слетела прочь.

Разумеется, легко было предсказать, что должно было дальше -- Джонс, сев на грудь врагу, перекроет тому руки и начнёт просто забивать череп в землю, так что единственное спасение было в том, чтобы встать раньше, чем он это сделает. Когда Челюсти уже не просто стоял, а шёл вперёд, охотник был на коленях. "Дальше два варианта. Бей ногой. Бей. Ногой", -- и он ударил левой ногой. Как только мужчина размахнулся и вынес икру вперёд, старик, убрав голову с зоны поражения, обхватил конечность и отвёл её за себя. Его противник "разъехался", упав на колени, и тут же получил прямо по носу. Дважды.

-- Вставай! -- звенело у него в голове. -- Вставай -- второго шанса он тебе не даст!

Подойдя к Челюстям, что уже практически поднялся на ноги, Уильям что есть сил вдарил тому по затылку, но это не только не возымело эффекта -- следующий удар мужчина уже сумел перехватить и, подтолкнув охотника в себе, удариться лбом о лоб. Гул усилился.

-- Получи, сука!

"Хороший кулачный бой, обычно, длится около тридцати секунд, -- гласило неписанное правило. -- В лучшем случае, если оба бойца подготовлены, он длится около минуту-полторы. Профессиональные боксёры в строго контролируемом правилами бою могут выстоять три. Если к завершению этого времени оба ещё стоят на ногах -- значит, нужен всего лишь один толчок, чтобы вывести из игры окончательно любого из них. Главное -- подобрать момент и помнить: всё дело в общей усталости мышц и сбитом ритме дыхания".

Джонс согнувшись, попытался проделать ровно тот же приём, что делал Хан -- прошмыгнув под ударом, он обхватил старика за талию и всем весом надавил вперёд -- к решёткам клетки. Понимая, что ботинки предательски скользили на песке, наёмник, используя преимущество в росте, выгнулся, схватил врага за спину и рывком перебросил через себя, вновь рухнув. Боец, ударившись о клетку, упал, перевернувшись на живот. Медлить было нельзя.

-- Блять...

Пытаясь побороть звон в голове, Хантер перекатился к своему противнику. Зрение гуляло. Понимая своё положение, он схватил и вывернул ступню, заставляя того перевалиться на спину. Когда речь шла о нейтрализации цели, ему было точно известно: лучше метить в ногу. Сцепил руки над коленом и, поставив пятку соперника себе на правое плечо, он надавил.

-- Давай! -- кричал тому силуэт, стоя прямо над ним. -- Жми!

"Эммет" закричал и начал бить рукой о землю, но Уильям и не думал останавливаться. Как только он ощутил, что его собственная хватка начала ослабевать, он совершён финальный рывок -- коленный сустав хрустнул и нога вывернулась в обратную сторону. Толпа просто завывала от зрелища.

-- Кто ты такой?! -- прокричал Джонс, когда его болевой шок сошёл. -- Кто ты, блять, такой?!

Волк осторожно поднялся с земли, стряхивая с себя пыль и грязь, вытаскивая из волос и карманов какие-то мелкие камешки. "Это было быстро, -- подумал он сам себе. -- Разница в росте неплохо сыграла при захвате". Оклемавшись, он, вымотанный битвой, развернул Челюсти на живот и, заблокировав руки, обхватил шею.

-- Говори своё настоящее имя.

-- Что?! Что ты?.. А-а-а! -- старик надавил на шейные позвонки, давая понять всю беспомощность в таком захвате.

-- Быстро.

-- Ник! Ник Скраер! А-а-а!

-- Кто платит тебе за то, что притворяешься другим? Кто сказал это делать?

-- Кончай его! -- раздалось из толпы. -- Да, давай! Я на тебя поставил! Вали его!

-- Какой-то мужик нашёл меня! Сказал, что он -- от Эммета Джонса! И если я!.. Ай, сука!.. Если я буду притворятся им, то буду получать нехреновую такую прибавку к заработку!

-- Где этот "Джонс"?

-- Я не помню! Я!.. Нет-нет, подожди! Тот мужик говорил, чтобы я шёл на Шибрук, если что, и искал там какого-то охранника! Пожалуйста, пощади!.. Пожалуйста! А-а-а!

-- "Пощади"? -- он зажал врага в удушающий и ждал, пока тот ослабнет. -- Говоришь так, будто бы ты сделал то же для меня. Думал -- не пыльная работёнка другое имя носить?

Старик быстро переложил руки на макушку и подборок, а потом резко отдёрнул голову противника в сторону -- шея была сломана. Челюсти издал свой последний вздох, глупо и нелепо таращась на своего убийцу, без единой возможности как-то демонстрировать боль, агонию или беспомощность -- просто умер для всех остальных. Белый Волк, сняв один кастет с покойника, пошёл к выходу из арены, толпа у которого расступилась так же быстро, как и собралась. "Волк! -- скандировала публика. -- Волк!" -- а наёмник лишь думал про себя: "Кто бы знал, что это прозвище вызовет у меня отвращение?"

Двери открылись. За ними стоял перепуганный организатор -- он явно не ожидал такого поворота, так что просто держал гильзы перед собой.

-- Здесь, -- промямлил боров. -- Двести. Двести гильз без твоего залога -- хватит, чтобы...

Раздался глухой стук. Из носа мужчины хлынул поток крови, а его тело, накренившись, завалилось прямо на импровизированные ряды-лавочки, повалив некоторые из них. Хантер подошёл к телу и, схватив за волосы, нанёс ещё один удар.

-- Без цепей, без ножей, без пушек, -- пара кастетов упала рядом с воющим от боли телом.

***

-- Эммет Джонс? -- Уильям и Айви стояли перед охранником, что только-только вышел с уборной.

-- Да, а кто спра?..

Наёмник одним пинком отправил охранника обратно в кибитку и, кивнув мальчику, зашёл внутрь, закрыв дверь следом. Ви стал под дверью и всеми силами делал вид, что создал очередь.

-- А теперь настоящее имя.

-- Я же только что сказал! Помоги!.. -- нож тут же отнял у мужчины желание кричать.

-- Правда сейчас хочешь сдохнуть за гроши?

Наёмник из Джонсборо прекрасно понимал, насколько грязно играл настоящий Ворон -- он подкупал кучи, буквально десятки людей за считанные гроши, прося об одной простой услуге -- представляться незнакомцам чужим именем и наверняка обещая большую награду тому, кто не только будет играть свою роль до конца, но и доложит, кто и зачем его искал. В большинстве случаев и с большинством людей такая тактика сработала бы наповал -- даже Белый Волк благодарил каких-нибудь вымерших богов за то, что покойный Ник Скраер быстро и без сопротивления раскололся, осознавая, в какой опасности находится -- он подходил под внешность перебежчика куда больше, чем полноватый и облысевший, а не лысый мужик -- настоящий перебежчик быстрее умер бы от разрыва сердца, чем его тело и обмен веществ докатились бы до такого состояния. Но чтобы понимать это нужно было знать две вещи: о том, что ворон был перебежчиком, и о том, что такое перебежчик вовсе.

-- Клянусь! Я -- это он!

-- Не надоедай мне -- у меня есть ещё два Джонса, рыщущих в округе. Если не сознаешься на три -- я режу. Раз, два!..

-- Ладно-ладно, не надо! Чёрт возьми... Дориан! Люциус Дориан! Я не тот, кто вам нужен! Отпустите!

-- Кто заплатил за ложь?

-- Какой-то мужик пришёл! Сказал -- от Джонса, и чтобы...

-- Чтобы ты обращался к нему, в случае чего?

-- Откуда?.. -- Хантер надавил лезвием на горло. -- Да! Да, так и сказал!

-- Как выглядел?

-- Не помню! Не помню, клянусь! Я напился в стельку в борделе -- он сам меня нашёл! Утром вижу -- гильзы и записка, что буду получать столько же каждый месяц!

-- Ясно. К кому велел обращаться?

-- К какой-то торгашке на Сент-Лоуренс! Пожалуйста! Прошу, не убивайте!

-- Знаешь, несмотря на то, что я, кажется, понял, как работает вся эта схема, есть у меня одно правило...

Наёмник слегка повернул голову назад, вход в уборную был плотно закрыт, но у него не исчезало ощущение, что кое-кто за ним наблюдаел, и это, парадоксально, останавливало его почти на самом высоком уровне. "Совесть? -- тут же подумал он. -- Нет. Просто это будет плохим примером для него", -- подтянув напуганного охранника, он взглянул тому прямо в глаза и начал медленно и глухо проговаривать речь:

-- Если ты в ближайшие сутки даже подумаешь о том, чтобы отправится на Сент-Лоуренс или искать того мужика, что заносит тебе твои копейки, -- я вскрою тебе брюхо и, зацепив кишки за стрелу в тоннеле, начну тащить тебя по рельсам, пока из тебя не вывалится вся требуха, кроме лёгких и сердца, а тебя заставлю смотреть на всё это до тех пор, пока ты не сдохнешь, и многим после этого. Надеюсь, я достаточно понятно объяснился? -- он ослабил хватку и оттолкнул мужчину. -- Теперь вали.

Дориан вылетел из кабинки, чуть не зашибив мальчика, и, панически оглядываясь по сторонам, побежал прочь настолько быстро и стремительно, что путники были уверены -- он сам не знал, куда бежал.

-- Вот это у тебя речи, -- прошептал Айви, стоя столбом и смотря вдаль убегающему притворщику, -- у меня аж мурашки по коже пошли.

-- Либо умеешь говорить с людьми, либо умеешь делать им больно -- одно обязательно нужно уметь.

-- Почему не убил его, если?.. Сам же сказал, что есть правила?

-- Да, есть, -- кивнул тот головой, -- но всё не так просто. Один человек -- тот, с которым я говорил в церкви -- научил меня в своё время очень важному принципу: оправданная жестокость. Он значит, что если ради большей цели нужно совершить меньшее зло -- оно будет оправдано, пускай и всё равно останется злом, что если станет выбор между большим и меньшим злом -- нужно будет выбирать меньшее, потому что не выбирать вовсе -- самое большое из зол. Но... Вместе с тем, это значит, что если вдруг твои планы не осуществляться, если твоя цель окажется ложной, то всё, тобою совершенное, вновь станет просто злом -- корыстным, бесполезным, существующим лишь ради существования -- ни к чему жестокость, если ты не можешь её оправдать.

-- Прямолинейно.

-- Зато честно. Этот бегущий идиот не просто никому не скажет о том, что с ним произошло -- он на имя Эммет будет не оборачиваться, а бледнеть.

-- Видимо, твой человек был очень умным.

-- Ага. Умнейший из всех, кого я знал. Вы бы поладили. Он, конечно, не был любителем длинных речей, но стоило его разговорить, как он... Эх...

-- А что с ним случилось? То есть, мне-то понятно, но как он? От старости?

-- Он? Нет, -- помрачнел резко старик. -- Его повесили.

***

-- Хочешь сказать, что ты -- Эммет Джонс?

Уильям и Айви стоял перед прилавком различных инструментов, выкованных из железа и его сплавов, кожаных ремешков, кобур, сумок и подсумков, а довершала всё это коллекция безделушек с поверхности, очищенных и отполированных до состояния зеркал. За прилавком стояла крепкая телом рыжеволосая девушка, фартук на чьем теле выглядел если не откровенно, то точно вызывающе.

-- А что? Не похожа?

-- Нет, -- оба ответили синхронно.

-- Хи-хи-хи. Ну, что поделать, верно? Жизнь не всегда оправдывается.

-- К тебе подошёл какой-то мужчина, предложил гильзы и указал на настоящего Эммета, верно?

-- Ух ты... Если так много знаете -- чего пришли ко мне?

-- К кому тебя направил этот мужчина, и как он выглядел?

-- Ну, не знаю... Не помню, наверное... О! Может, купите что-нибудь? Не смотрите на ценники -- я вам назову свою.

Старик пробежался глазами по прилавку -- основной ассортимент его не интересовал: клещи, плоскогубцы, ключи разводные, газовые, торцевые, механический домкрат -- всё то, несомненно, интересовало бы осевшего выжившего, чьи проблемы были во много раз более приземлёнными и рутинными, но не его, так что в конце-концов он остановился на коллекции побрякушек.

-- Заколка. Вон та -- с серо-голубым камнем.

-- И кто же из вас носить её будет? -- рассмеялась та. -- О-о-о, теперь поняла -- с охоты пришли, да не поймали ничего?

-- Что? Как ты вообще до этого дошла?

-- Так ты на себя глянь -- грязный весь, лук за плечами, и сынишка твой тоже уставшим выглядит, а Джонс, насколько я знаю, у половины метро денег занял -- он же то ли пьянь, то ли игрок где-то в Пиле. Если не выбьешь из него долг -- принесёшь любимой заколку -- извинение за плохую охоту, да?

-- Я... Смотри и учись, пацан. Вот это была женская логика.

-- Потрясно.

-- А то! -- она улыбнулась и передала заколку. -- А парнишка тот, что мне деньги приносит, немного ниже тебя -- где-то метр восемьдесят, длинноволосый -- почти до плеч, чернявый. И глаза у него... Ой, как лёд, ты не поверишь. И всегда блестят! Он посмотрит -- аж холодно становится.

-- Имя у этого парнишки есть?

-- Хотела б я знать. Он как приходит -- дар речи теряю. Ну его, вообще-то -- с такими людьми связываться -- но деньги лишними не бывают, сами понимаете.

-- Ладно -- уже хорошо. Сколько мы тебе должны?

-- Ну, много я с вас не возьму -- тридцатки хватит, -- они оставили тридцать маркированных гильз и пошли прочь. -- Эй! Если найдёте -- не говорите, что это я, ладно? Удачи!

***

-- Эммет Джонс?

За небольшим столиком, сделанным из картонной коробки и небольшой фанеры сидели двое людей и играли в карты. Оба -- в обмотках, оба -- преклонного возраста. Стулом первого -- лысеющего белого старика в перчатках без пальцев и тёплой песочной куртке -- был ящик из-под боеприпасов, а второго -- чёрного длинноволосого, но такого же седого бродяги в рваном пиджаке и смердящей рубашке -- настоящее кресло, пускай тому и было лет сорок.

-- Зависит от того, -- сказал тот, передвинув гильзу в центр фанеры, -- кто его спрашивает.

-- Друг.

-- Друг знает друга в лицо, -- сказал второй, тоже передвинул гильзу, -- а мой друг, уверен, не знает ни одного из вас.

-- Верно, Ричард, верно -- впервые вижу этих джентльменов. Вскрываем?

-- Мы ищем того, кому в действительности принадлежит это имя.

-- О, то есть вы знаете, что мой друг -- не тот, кто вам нужен, но всё равно пришли к нему? Отрадная глупость, отрадная. Вскрываем.

-- Две пары, -- старик в пиджаке раскрыл карты с пиковой и крестовой девятками. -- Как видишь, математика на моей стороне.

-- Твоя правда. Везение -- на моей. Стрит, -- на стол упала дама червей и бубновая десятка.

-- Хм... Аплодирую стоя, -- он действительно привстал и похлопал. -- Такое хладнокровие, такой контроль микромимики -- ты явно стал лучше играть, друг мой.

-- Всё благодаря твоему учению.

-- Мы вам не мешаем?

-- Знаете, раз уж вы спросили... -- начал тот, что в перчатках.

-- Спокойно, Ричард. Гости тоже пришли за знаниями. Судя по форме их одежды, они либо бродяги, как мы, либо и вовсе не отсюда, так что знания им в корне необходимы и более приоритетны, чем наша с тобой игра. Иди, неси в мир свои навыки. Увидимся... позже. На перекрёстке с восточным тоннелем, -- "Джонс" отправил своего партнёра по игре подальше, а сам раскинулся в кресле. -- Ну, чем я вам обязан?

-- Настоящий Эммет Джонс и\или имя того, кто тебе платит за то, что выдаешь себя за него.

-- "И\или"? А вы весьма умны. Что для вас есть настоящий Эммет Джонс?

-- Белый, лет тридцать, чёрные во...

-- Нет-нет-нет, я не об этом. Скажите, что было бы, если бы нашли человека, абсолютно внешне вам подходящего, но оказалось бы, что это -- совсем не тот, кем вы его представляли. Остановились бы вы на этом Джонсе?.. Не понимаете? Впрочем, неважно. Видите ли, вы попали в замкнутый круг -- он собрал карты со стола и, осторожно выровняв их, кинул в карман, -- один Эммет ведёт к другому, другой -- к третьему, и так далее, пока вы не выйдете на печально известного Джонса, что умер года три назад от какой-то несчастной пустой оболочки там -- наверху. Сдадитесь ли вы на том человеке?

-- Имя того, кто тебе платил. Как он тебе представился?

-- Белый жилистый мужчина лет тридцати с тёмными волосами, впавшими щеками и голубыми глазами, в которые лучше не смотреть? Этот мужчина? Или это -- вовсе не он?

-- Тебе виднее, но советую поторопиться.

-- Вижу, что к взаимовыгоде вы не настроены... -- он привстал и поправил верхнюю пуговицу на рубашке. -- А дальнейший разговор пользы мне точно не принесёт... Ищите в баре "красных фонарей" нашего замечательном метро. Ищите "Калеба". Думаю, вы с ним либо хорошо поладите, либо убьете друг-друга в конце-концов -- есть у вас что-то общее во взгляде. Что-то... звериное, я бы сказал.

-- Учту. Скажи лучше, чем этот Калеб вообще руководствовался, когда набирал вас всех? Только один действительно отрабатывал свою плату, пока остальные...

-- А о чём кричат вороны, собравшиеся на лесных ветвях? Я не понимаю зверей, незнакомец. И, думаю, остальные тоже -- они просто ведутся на олово, что блестит для них золотом.

***

Уильям и Айви вновь вернулись в бордель, вечерело. Старик и подумать не мог, что понадобится всего день -- один жалкий день для того, чтобы найти целую легенду. Подходя к станции, он всё больше убеждался, что вся схема Ворона, вся та хитрая и изощрённая ловушка с бесконечными Джонсами, ведущая в никуда, была рассчитана только для Нея Зильбера и тех, кто доберался до него -- мало знающих, отчаявшихся, уставших или просто неподготовленных -- тех, кто и знать не знал, кем и чем был Ворон на самом деле.

"Но восемь лет, -- думал он себе. -- Неужели не нашлось того, кто захотел бы убить его за восемь лет? Если он где-то в борделе -- среди толпы -- то как?.. И, при этом, кто-то умудрялся даже привести его в Картрайт, если верить тому олуху. Нет, верить ему не стоит... Хм, возможно, он здесь и не был всё время. Интересно, почему же он не убежал в Гренландию, если начал бегать? Казалось бы, нет места безопаснее, надёжнее? "О чём кричат вороны", -- действительно -- хрен поймёшь".

-- Уильям? -- до станции оставалась пара шагов.

-- Чего?

-- А что я должен буду ей сказать? -- говорил он, смотря в пол.

-- "Ей" -- это?

-- Ну... Той девушке, с которой я...

-- А, да, -- Хантер действительно даже не вспоминал о том маленьком для него инциденте. -- Погоди, ты даже не знаешь, как её зовут?

-- Мы не представились... Но это неважно! Что мне ей сказать?

-- Я-то по чём знаю?

-- Как?! Ты же говорил, что...

-- Что нужные слова найдутся, и это значит: "найдутся у тебя в твоей голове без чьей либо помощи". О чём я могу сказать девочке, если видел её всего полторы минуты? Хочешь совета старика? Я бы извинился.

-- Я не виноват, -- голос его тут же стал немного ниже.

-- А я и не говорил, что виноват. Я сказал, что тебе стоило бы извиниться.

-- Не понимаю.

-- Люди так работают: либо кто-то из двух делает шаг навстречу, либо расстояние между людьми медленно начинает увеличиваться. Упустишь момент, и того шага, что ты будешь готов сделать через время, уже будет недостаточно -- нужно будет сделать много больше. И так всю жизнь -- либо пересилишь себя и сделаешь сразу, что должно, либо не преуспеешь уже никогда.

-- Это тоже тебе твой человек сказал?

-- Нет -- это подсказка от опыта, от своих и чужих ошибок -- единственная их польза. Учитывай их, бери во внимание, но путь ищи свой. И бей свои шишки -- полезно.

-- "Учитывай ошибки и опыт" -- получается, ты учёл всю мудрость того человека из церкви и стал ещё мудрее него?

-- Мудрее Вейлона? Ха. Если бы, пацан, если бы.

Они запрыгнули на станцию и тут же направились к Марии. Мелькающие одинаковые комнатушки и одинаково улыбающиеся лица источали какое-то странное чувство кипящей жизни, потока, что мог либо подхватить и унести, оставив чувство времени позади, либо выкинуть на какой-то маленький островок спокойствия, где уже ждали бы те, кто был на нём всегда.

Рабочий день на станции Берри-ЮКАМ подходил к концу -- мужчины и женщины, одетые уже в самую обычную, ничем не выделяющуюся одежду, быстро разбредались по своим станциям (если у них не было жилья прямо "на работе"), не забывая, уходя, отдавать процент от заработка своей госпоже, а та, в свою очередь, навещала и искала тех, кто, по глупости своей, осмелился предположить, что она забудет о них -- пропустит сбор дани хотя бы на один день, но этого никогда не случалось -- её работа состояла в том, чтобы не забывать.

-- Эй, Джилл. Джилл, я тебя вижу! -- Мария стояла в дверном проёме одной из комнат, положив руку на бедро. -- Давай-давай, ты сегодня весь день была занята.

-- Но, Мари, так нечестно! Этот ублюдок не заплатил мне!

-- А сидела и молчала до конца дня ты из вежливости ради? -- госпожа смотрела свысока и с большим презрением. -- Сама знаешь, как это работает: либо ты вежливо его приглашаешь пройтись после всего и приводишь к Тиму и его ребятам, либо находишь Тима и его ребят и показываешь на "ублюдка" быстрее, чем он успеет слинять со станции, ну либо, как ты сейчас, платишь тот же процент, что и все.

-- Но он бы просто придушил меня! Я же не!..

-- Ты занимала комнату пять часов, -- краем глаза она заметила мужчин, смотрящих в её сторону, но ни на йоту не переменилась в лице. -- Значит: платишь за пять часов.

В проёме появилась темноволосая заплаканная девушка в повседневной одежде. Она бросила связку гильз, аккуратно нанизанных верёвочку через небольшие отверстия в них, и уже хотела в сердцах быстро уйти, но тут рука госпожи остановила её настолько молниеносно и холодно, что даже Уильяму стало не по себе:

-- Ты знаешь, что это -- правила, -- сказала та, крепко придерживая свою работницу. -- Правила одни для всех. Если ты увидишь его здесь или на любой другой станции -- дай мне знать. В лучшем случае, получишь свои деньги, в худшем -- будешь знать, что эта мразь заплатила куда больше, -- глаза ночной бабочки были полны то ли страха, то ли благодарности. -- Поняла? Поняла, дорогая моя?! Отлично. А теперь иди и умойся прежде, чем уходить -- не позволю своим девочкам шастать от станции к станции с таким лицом.

Девушка кивнула и почти побежала уже в противоположную сторону. "Вот уж правда, -- подумал охотник, смотря на строгую, почти воинственную фигуру госпожи Марии, что смотрела вдаль за подопечной, -- страшнее оскорблённого мужчины может быть только озлобленная женщина". Лёгким, чрезвычайно воздушным движением закинув прядь волос за плечо, она развернулась к перспективным клиентам и вновь заговорила более высоким и жизнерадостным голосом:

-- Знала, что вы вернётесь -- от нас так просто не уходят. Простите, мальчики, но у нас на сегодня всё.

-- А где мы можем най?..

-- А Аврелия ушла ещё минут сорок назад, -- она обошла путников и приобняла обоих; Уильяма -- за талию, Айви -- за плечо. -- Приношу извинения от её имени и имени заведения. Неужели так хороша? Вы -- первый чужаки, что возвращается сюда на следующий день.

-- А неужели по нам так заметно, что мы не отсюда? -- и наёмника, и мальчика интересовал тот вопрос. -- Я всё гляжу, и не могу понять -- все с оружием, все в куртках, все в тёплой обуви и где-то даже видел чудика в двух шапках, но почти каждый, с кем я говорю...

-- Ха-ха-ха, -- улыбнулась та. -- Великая женская магия -- что я ещё могу сказать? На самом деле, всё проще: от вас пахнет по-другому -- дождём, сыростью, свежестью, -- Айви попытался понюхать своё плечо, -- вы щуритесь почти всегда от плохого освещения -- живущие здесь давно уже так не делают; ну, и главное -- в тот момент, когда я назвала вам цену Аврелии, вы не сделали то, что свойственно всем нам -- вы...

-- Не торговались, -- довершил тот.

-- Именно. Но запаха, вообще-то, достаточно -- местные пахнут духотой и пылью все, как один. А придя снаружи, спешат умыться, чтобы вновь примерить на себя этот отвратительный запах. Люблю иногда выходить по-ночам на один из постов охраны и просто дышать -- сразу чувствую себя такой свободной...

-- Живёшь здесь?

-- Агась, -- ловким пируэтом Мария отпустила обоих и стала перед ними с руками на талии, приподняв подбородок. -- Всё моё, пока мои мальчики и девочки ходят по ночным заказам. Заметь: их чистая прибыль -- мне они платят только за комнаты, в которых приобретают себе что-то, что ценнее денег -- репутацию.

-- Стало быть, можно снять у тебя комнату, чтобы переночевать здесь?

-- Ух ты. Просто комнату? Без человека, без?.. Так бывает вообще? Ха-ха. Берите любую, но только до утра. Цена будет ниже, чем с эскортом, ясное-дело, но деньги вперёд, -- они условились о цене и наёмник тут же заплатил. -- Я передам Аврелии утром, где тебя искать.

-- А можете!.. -- парень окликнул уходящую госпожу. -- Та девушка, которую вы прислали... Дайте мне поговорить с ней ещё раз!

-- Без проблем, дорогуша, но только через пару дней -- её отец опять... -- её голос немного затих. -- Неважно. Пару дней.

-- Она в порядке? -- госпожа отдалялась, будто бы не замечая вопроса. -- Где я смогу её найти?! Ответьте! -- она обернулась в последний раз и, как показалось Хантеру, впервые улыбнулась искреннее.

Охотник уснул в той же комнате, что снимал за день до того, мальчик уснул в соседней. Сон накрыл его настолько быстро, насколько то вообще было возможно. Когда-то он читал, что для того, чтобы заснуть, взрослому человеку требовалось лишь семь минут. В тот день ему явно не потребовалось и двух.

***

Аврелия пришла рано утром и думала, что вовсе не разбудила охотника тем, что резко открыла штору. Волосы, завязанные в хвост, довольно "воздушная" тёмно-зелёная куртка, рабочие, немного поношенные штаны -- то была совсем не та девушка, что пришла вчера по велению госпожи. Но главное, конечно, было в её взгляде -- лёгкий, непринуждённый, тусклый, но свободный. Тихо засмеявшись, она скинула с себя небольшой рюкзачок, скинула куртку и, упав на диван рядом, прошептала наёмнику в самое ухо:

-- С добрым утром, соня. Ты занял мою комнату.

-- У меня был веский повод, -- ответил тот сонно, -- никто, кроме владелицы борделя, не сдал бы мне комнату в полночь.

-- И всё же будь добр освободить, как я вернусь, ладно? -- тот слабо кивнул, не открывая глаз. -- Зачем хоть пришёл? Насчёт Эмметов? Решил вне рабочее время поймать, чтобы сэкономить?

-- Я запла...

-- Я же шучу, -- она толкнула его в плечо, от чего сонливость начала исчезать ещё быстрее. -- Не так уж, знаешь, и сложно подойти к бармену и попросить того поспрашивать людей, пока он на ночной смене. Сейчас я схожу к нему, и...

-- Подожди, -- он взял её за руку, когда та уже собралась вставать. -- Калеб. Тридцать лет, белый, жилистый, с длинными тёмными волосами, голубоглазый.

-- Я... Знаешь, нет, -- Аврелия вновь села на диван. -- не припомню никого с таким именем.

-- Может прозвучать странно, но говорят, что у него... очень необычный взгляд. Глаза будто бы светятся -- очень проницательный, очень... Звериный.

-- Вот это ты сказал.

-- Ну представь, что ты смотришь в глаза человеку, и вних, казалось бы, нет ничего обычного, но тебе страшно. Брось -- должен быть какой-то завсегдатай вашего бара, что был бы хотя бы похож.

-- Так он ошивается у нас в баре?

-- Я же сказал: да.

-- Ты не говорил.

-- Я... -- Хантер прищурил глаза и с удивлением уставился в пустоту. -- Сказал же вроде? Я же?.. Да неважно -- он должен быть где-то здесь.

-- Ну... А слушай... Вот, когда ты сказал про взгляд... Его могут звать не "Калебом", а как-нибудь по-другому? Допустим?..

-- Да.

-- Тогда один есть, -- резко ответила девушка и осторожно привстала с дивана. -- Каждый четверг вечером, предпоследнее место от барного стола справа. А потом, когда найдёт "соперника" -- за второй стол.

-- Имя? -- Хантер поднялся за жрицей.

-- Тебе оно не поможет -- каждый раз говорит другое. -- Ты же убить его хочешь?

-- Ого...

-- Хочешь? -- она развернулась к нему, в её глазах витала злость.

-- Откуда такая ненависть? Он что?..

-- Сам увидишь. Ты вообще не найдёшь никого, кроме алкашей, кто симпатизировал бы ему, так что... Без него это место станет куда чище, поверь мне. И спасибо тебе.

-- Я ещё ничего не сделал.

-- А я вижу, что сделаешь, -- она вновь спокойно откинулась обратно, -- в глаза смотрю и понимаю, как ты и сказал.

-- Что ты понимаешь? -- Аврелия развернулась к нему и посмотрела прямо в глаза, застыв на несколько секунд.

-- Что будь я твоим врагом -- я бы тебя боялась.

***

-- Где мальчишка? -- Уильям бесцеремонно зашёл в комнату к госпоже, разложившейся в кресле.

В её обители, стоящей на лестничных пролётах между уровнями, было особенно уютно -- там не было кровати, но было шикарное, по меркам Нового мира, тканевое кресло, одноместный диван, расположившийся у стены, столик с вазой у входа, рабочий стол с записями, стул, пара тумб, в одной из которых наверняка было что-то вроде сейфа, но главное: все стены были обвешаны тканью, коврами или одеялами -- чтобы температура была достаточной для того, чтобы ходить разутым.

-- А мне-то по чём знать? -- сладко потянувшись, ответила она.

-- Потому что вчера ты нихрена не ответила, лишь улыбнувшись в ответ, а сегодня я уже не могу найти его по всей станции.

-- Раз такой догадливый -- чего не догадался, где он?

-- Догадался. Именно за этим здесь: где живёт эта девочка и что не так с её отцом?

-- То ли контузило, то ли ранение, то ли просто, -- она подставила ладонь к голове и прокрутила ей, -- мозги от войны помутнели -- всякое бывает.

-- Ваша война кончилась двенадцать лет назад -- пора бы выздороветь от психоза.

-- Для большинства -- да. Для станций Жан Дрепо -- нужной тебе, эль Эглис и... Мулен, кажется... Да. Вот для них война не кончалась ещё очень долго -- их всё время выбивали те Крысы, что не сбежали на юг, их тоннели начало подтапливать и разваливать из-за взрывов, а мёртвые по весне семьдесят второго и вовсе устроили им ад. Нет, я не оправдываю чужой психоз -- просто сам факт. Не будешь хоть спрашивать, почему некоторые не ушли оттуда, а? Почему четырнадцатилетняя девочка стала шлюхой?

-- Нет, -- оскалился тот.

-- Вот и отлично.

-- Но спрошу другое: что такого мог бы натворить её отец, чтобы она не пришла к тебе на станцию?

-- Чаще всего -- он её просто бьет. Я сказала, чтобы она не появлялась в таком виде клиентам, потому... Тебе стоило бы это видеть, вообще-то -- мрак, а не ссадины...

-- Это то, с чего стоило бы начать ещё вчера, -- Уильям развернулся и уже собирался входить прочь, отдёрнув занавеску. -- Это же нужно так -- иметь свору амбалов в подчинении, но не послать их просто поговорить с отцом девочки, чтобы тот перестал её избивать... Потрясающе, блять.

-- Ой, а ты решил пойти и строить из себя Мать Терезу? Сюда не от хорошей жизни идут, знаешь ли. Поймай любую или любого и спроси об их проблемах -- у каждого будет к тебе историй на весь день, -- говорила Мария, лишь слегка повернув голову. -- Единственное, что я могу и буду им обеспечивать: условия и безопасность на моей станции. А остальное -- ни твоё мнение, ни их жизнь за этими стенами -- волновать меня не должно. Убирайся!

Старик не ответил ничего и удалился из помещения -- он прекрасно понимал, что если бы ей -- женщине, убившей и спасшей наверняка больше жизней, чем он сам -- было бы нечего сказать, то она бы просто промолчала, наслаждаясь победоносной тишиной. Спрыгнув на рельсы жёлтой станции, он зашагал в сторону юга -- к станции Жана Дрепо. До вечера четверга оставалось ещё шестьдесят два часа.

========== Глава 18. Выпивая с живым мертвецом ==========

-- Ты обещал.

-- Ничего я тебе не обещал.

-- Вейлон, у меня ещё нет проблем с памятью: семь лет назад, пятьдесят четвёртый год, октябрь -- мы тогда ещё впервые с тобой в Техас пошли.

-- Вообще ничерта не помню о том походе в Техас.

-- Ты не умеешь врать -- хватит отмазываться.

-- С чего ты?..

-- Начинаешь матерится всякий раз, когда пытаешься из-за вранья быстрее закончить разговор.

-- Я... -- он на секунду замолчал. -- Вот засада.

На дворе стоял конец ноября, две тысячи шестьдесят первый, вечер. Двое мужчин сидели в домике на дереве одного небольшого лагеря близ Дарема, Северная Каролина. Заходящие внутрь люди время от времени люди интересовались различными товарами первой необходимости -- медицинским спиртом, дезинфицирующими средствами, бинтами. В обмен приносили стрелы и дичь, что после должны были пойти на обмен в другом, ещё более мелком поселении, что откровенно не успевало подготовится к зиме.

Вейлон сидел и, в привычной себе манере, молчал, перебирая барахло на продажу, подшивая или отчищая свою одежду, заплетая волосы в длинную густую косу. Но больше всего двадцатидевятилетнего Уильяма забавляло то, насколько бережно его попутчик и спаситель обходился со своей пушкой -- за все те годы и километры, что они прошли вместе, им пришлось сменить ни один десяток стволов, обменивая старые на новые, перепродавая нуждающимся, просто отдавая за гроши или еду в голодные времена, но со своим револьвером Папа Медведь не расставался ни за какую цену.

Smith&Wesson 625-7: сорок пятый калибр -- идеальный для того, чтобы при попадании в голову гарантировать уже одним выстрелом скорую смерть; металлический, отполированный до блеска ствол, на коем сохранилась заводская надпись с логотипом компании-производителя; чёрная пластиковая ручка вместо оригинальной деревянной, что не только улучшала хватку, но и служила куда дольше; барабан на шесть пуль с механизмом выбрасывания "лунных" (шесть патронов) и "полу-лунных" (три патрона) клипс, который позже был немного модифицирован и, благодаря более широкому кольцу, спокойно выкидывал простые, неукомплектованные патроны; вечно поднятый предохранитель слева от взводного механизма, в половине секунды и одном движении большого пальца сохранил свою шершавость; и даже мушка прицела всё ещё имела на себе пару люминесцентных полос, накапливающих солнечный свет, чтобы можно было целиться при плохом освещении -- любой сознательный американец, взглянув на тот револьвер, сказал бы, что его только-только достали с какого-нибудь прочного сейфа и открыли ему дивный Новый Мир, но нет -- модель Вейлона была ещё из прошлого тысячелетия.

-- Отдам завтра, -- тихо сказал тот, вернув барабан на место. -- Если позволишь, конечно.

-- Да ладно тебе, не начинай -- я просто к слову вспомнил. Мы же не пошли в этом году в Техас.

-- А я давно забыл. И зря -- словно нужно держать, -- на несколько секунд в доме повисла неловкая, напряжённая тишина.

-- Кто бы мог подумать, что Золото всё-таки это сделает, да?

-- Я? Ты? Все? Ты же сам мне как-то сказал, что это неизбежно: "С таким уровнем влияния, как у них, проще будет...".

-- Помню-помню, -- Уильям почесал коротко стриженный затылок. -- Просто не думал, что это будет так скоро. Теперь весь континент только об этом и трубит... Ну, и об очередной миграции, конечно. "Золото, Золото, Золото", -- мировая известность, построенная на массовом захвате людей -- охренеть можно просто... А что ты сам думаешь об этом? Как тот, кто раньше на них работал?

-- Мы и сейчас с ними время от времени работаем -- не забывай об этом. А так... Не люблю, когда в мире что-то меняется, -- он подошёл и выглянул в окно -- на людей, снующих в лагере. -- Приходится меняться вслед за миром. Строишь себе планы на год вперёд, на два, а потом какое-то обстоятельство рушит их, словно ветер -- карточные домики, и всё приходится продумывать сначала -- изменения редко проходят гладко и никогда не бывают полностью позитивными.

-- Может в этот раз будет по-другому?

-- Может и будет, но только для тебя. Я уже видел столько перемен за жизнь, что они кажутся рутиной, пускай и насильственной.

-- Ха. Кажется, я нашёл единственную привилегию старости.

-- Всего сорок девять -- не такой уж я и старый. Можно сказать, половина молодости ещё есть.

-- "Половина молодости"? -- на лице мужчины появилась ухмылка.

-- Вот увидишь -- я и в восемьдесят пробежаться смогу... Знал я одного азиата, так он в свои семьдесят шесть...

В комнату вошёл очередной "покупатель" и доложил, что очередная туша лежала в сумках у лошадей. Выглянув, оба торговца убедились, что так и было, и выдали женщине её долю. Условия сделки с подобными лагерями всегда были очень выгодными -- довольно просто было договариваться с теми, у кого наступали времена отчаяния. Как только она вышла, Хантер тут же вернулся к теме оружия:

-- И, кстати, ты обещал рассказать, почему тебе так важна эта пушка.

-- Не лучшее время.

-- А когда?

-- Никогда.

-- Не канает -- давай рассказывай.

-- Будет достаточно, если я скажу, что из него застрелился близкий мне человек?

-- Это ты мне и раньше говорил -- давай детали, -- Уильям обернулся на своего собеседника. -- Впрочем, если тебе тяжело вспоминать -- я не настаиваю.

-- Прошло слишком много лет, чтобы мне было тяжело вспоминать. А если бы действительно не настаивал -- остановился бы ещё после первого отказа... Есть такая игра: "Месяц памяти", -- интерпретация Русской Рулетки. Её суть заключается в том, чтобы заполнить револьвер тремя патронами через один каждый и, подставив к виску да прокрутив, нажать на курок. В первый раз шансы твоего выживания будут пятьдесят процентов -- три из шести, но на этом не останавливаются. Если ты выжил -- крутишь дальше и снова нажимаешь, -- Папа Медведь прокрутил барабан и тот, издавая щёлкающие звуки, завертелся. -- Шанс выжить после двух таких попыток -- один к четырём (пятьдесят процентов умножаются на пятьдесят процентов -- сам знаешь, как это работает). Но и на этом...

-- И на этом не останавливаются, верно?

-- Верно. Хотя большинство из тех, кто пробовал при мне, останавливались именно там. Один к восьми на то, что после трёх вращений наполовину заполненного барабана ты останешься жив -- одна жизнь за жизнь случайных восьми проходящих. Стоящая сделка, верно? Дальше -- один к шестнадцати и один к тридцати двум. Считается, что если ты выжил после этих пяти вращений, то ты пережил тридцать человек -- целая танковая рота погибла бы на твоём месте, но не ты. Значит: не твоё время умирать. В честь каждого, что погиб бы на твоем месте, ты проживаешь один день -- целый месяц на то, чтобы найти, зачем жить. И это очень помогает, когда совсем отчаялся -- осознание того, что многие уже умерли бы по велению судьбы, но не ты. Это то, что обязан делать каждый прежде, чем сводить с жизнью счёты. Хотя, как я и сказал, многие останавливаются уже на втором щелчке.

-- Стоило бы назвать это "Воскресением" -- в честь одного мужика, что умер и воскрес на тридцать третьем году жизни. Звучит лучше, по крайней мере. А как эта игра?..

-- Я как раз собирался рассказать. В мирное время -- ещё до того, как случилась эпидемия, мой отец работал дальнобойщиком. Я тебе уже рассказывал -- гонял различные грузы из штата в штат и, в принципе, был доволен жизнью. От него я много узнал о своей собственной стране, многому научился и не видел себя, живущим на одном месте, пускай мать была двумя руками за то, чтобы я никогда не покидал свой родной городок. По крайней мере, её можно было понять -- она меня, считай, воспитала и вырастила. Когда в начале тридцать восьмого по всей стране объявили чрезвычайное положение, он приехал, усадил нас в фургон, и мы помчали прочь -- на север, как и все остальные. Далеко, как понимаешь, не уехали -- встали на границе с Канадой, где уже тоже было неспокойно. Он вышел, пошёл на пропускной пункт пешком, провёл там целый день, а когда вернулся -- усадил нас в задний отсек, съехал с дороги и погнал в обратную сторону... Он был умным человеком. Может, и не гением мысли (иначе -- не работал бы дальнобойщиком), но достаточно умным, чтобы двенадцатилетний парнишка мог на него равняться. Мы доехали до какого-то домишки, чьи хозяева уехали в спешке, он открыл нам двери и, только сделав это, заперся в гараже.

-- Он заразился.

-- Точно. Тогда же на всех не было нормальных фильтров и защиты, а какая-нибудь тряпка на лице не сильно-то спасала. Он выжидал целые полторы недели -- чуть меньше, чем, по официальным заявлениям, было нужно для перехода из инкубационного периода. Пока мы таскали еду из наших запасов в машине и бегали к ближайшим заправкам, он просто сидел там в одиночестве -- общался с нами через дверь с небольшими стёклышками. У него проявились симптомы. В довольно тяжёлой форме -- естественная сопротивляемость его организма была низкой, так что он стал умирать прямо у нас на глазах. Мать... Предлагала, конечно, отправится в забитые больницы, говорила что-то о слухах о вакцине и прочем -- продолжала бороться. Но по его состоянию, по его одному взгляду было видно, чем это закончится -- он кашлял кровью, его кожа всё время была красная от жара, артерии на руках и даже капилляры в глазах вздулись, а десна всё время кровоточили... Вирус... можно контролировать, можно понятно лечить. Паразита -- нет. В его последний вечер он и научил меня этой игре -- когда я в слезах просил его принять помощь. Он сказал, что если сейчас выиграет, то согласится на всё, что угодно -- примет любое предложение, попытается попытать счастья в любой больнице, даже если его откажутся пускать на порог, а если нет -- чтобы я берёг мать и не забывал говорить о том, что люблю её, -- Уильям смотрел на своего собеседника и не понимал -- в глазах того не отражалось абсолютно ничего. -- Улыбнувшись, он завесил окошко своей кофтой и предупредил, чтобы мы уезжали и ни за что не заходили, в случае чего, в комнату. Он проиграл. С первого же выстрела.

-- Жестоко.

-- Хуже всего то, что я, понимая, что нам пригодится оружие, зашёл в ту комнату на следующий день. С одной стороны, это было моей самой большой ошибкой -- чудо, что такой тупой пацан, как я, не заразился, просто прикрыв лицо кофтой, а с другой... Это теперь моя единственная память о семье. Как-то так.

-- "Как-то так"? И как ты вообще мог поставить такую вещь на глупый спор? -- от растерянности и печали мужчину быстро бросило в эмоции. -- Прости меня, Ви, но ты настоящий придурок -- единственную память...

-- Он и так рано или поздно станет твоим, -- он поднялся и потянулся.

-- Имея хоть что-то от моей старой семьи, я бы не отдал это ни за что в жизни -- я его не возьму.

-- Возьмёшь. Не сейчас, так рано или поздно -- когда мне он уже не понадобится. И это будет уже напоминание обо мне, рассказывающем когда-то эту историю. Так воспоминания и живут сквозь поколения.

-- "Когда мне не понадобится", -- ха. Если верить твоему энтузиазму, я сам состариться к этому времени успею. Кто тогда его возьмёт?

-- Ну... Придётся тебе найти какого-нибудь парнишку, убить его семью и взять на воспитание -- не пропадать же добру.

-- Прямо вижу: "В чём смысл твоего существования? Ты должен оберегать этот револьвер, щенок".

-- Вот видишь -- даже идею схватил на лету.

-- Пх-ха-ха... -- Уилл, наконец, расслабился и сел рядом. -- А почему хотел отдать его завтра? Ты же не охотишься, а просто сидишь и?..

-- Да там... Одни обстоятельства появились -- у наших ребят из соседнего лагеря теперь какие-то претензии к сделке. Я, конечно, не суеверный, но в переговорах ствол всегда понадобится... Забудь -- разберусь сам, пока ты с лагерными на охоте.

***

Уильям докрутил барабан револьвера, вставив последний патрон, и, вернув оружие за пояс, вышел из тоннеля.

Станция Жана Дрепо никогда не считалась канадцами подходящим для жизни местом и была больше транзитной, чем жилой -- одно жалкое помещение с тоннелями длинной в шестьдесят метров и шириной в двадцать, одна лестница, идущая прямо от эскалатора, один вход -- в таком месте не смогла бы нормально поместиться и сотня людей. Но была и обратная сторона медали -- местонахождение той самой станции, островок Сент-Элен. После операции "Мышеловка", когда мосты на континент были подорваны, Сент-Элен стал почти самым безопасным местом у Сопротивления. Ещё бы -- неприступный с материка, осаждённый водой со всех сторон, а для того, чтобы добраться до него с Монреаля, нужно было, в прямом смысле, прошагать весь город -- никто из разумных людей не стал бы рисковать так ради нескольких парков и музеев, пускай те и поражали своей красотой.

-- Эй. Я ищу одного человека.

На двух платформах по обе стороны от рельс -- единственном пригодном месте для подземной жизни, копошились всего две-три фигуры. Их быт был обустроен очень просто -- котелки на подставках, огонь, обложенный кирпичами, простая тканевая палатка в качестве жилища и старый матрас, пожелтевший и потускневший от самого времени. Одним из таких людей был старичок интеллигентного вида в небольших очках-каплях. Наёмник всегда выбирал людей в возрасте, когда у него был выбор собеседника -- они шли на контакт куда охотнее, а относились ко всему куда проще -- у них была их собственная рутинная жизнь, а остальное мало волновало.

-- И кого же?

-- Мужчина с четырнадцатилетней дочкой. Имеет какие-то неполадки с головой и, возможно...

-- Можешь не продолжать, -- сказал тот, пошевелив поленья в костре кочергой. -- В зданиях за парком, как и другие. Ориентируйся на большую такую серую сферу, сделанную из железных труб -- не пропустишь. Или просто иди вдоль берега -- он живёт в домишке у моста.

-- Знаешь, что у него с головой?

-- А ты, стало быть, ищешь и не знаешь? -- старик в очках то ли удивился, то ли улыбнулся. -- Точно не могу сказать. Молод он для Альцгеймера, травм головы ни во время войны, ни после не получал. Есть вариант, что он когда-то съел не то мясо, и теперь его мозги неспешно пожирает прион. Как же его... Болезнь Крейтцфельда-Якоба.

-- Ты его родственник, что ли?

-- Это место умирает, -- с грустью заметил тот. -- Не так уж и много людей осталось, чтобы не знать, с кем делишь землю. К тому же, живу я у самого выхода, как видишь -- редко кто со мной не переговорит. Кстати, осторожнее с ним -- его девочка, конечно, старается, средств им на еду хватает, но это только до тех пор, пока он что-нибудь не учудит. Глупец-Стив... Думает, что война до сих пор идёт, видит везде то ли врагов, то ли заговорщиков. Один раз даже чуть мне очки не разбил... Если ты его плохо знаешь или не уверен, что он знает тебя хорошо -- лучше не подходи близко сначала.

-- Хм... А дочь он за что бьёт?

-- Как "за что"? Негоже его девочке торговать телом, когда армию Сопротивления должны снабжать едой и припасами. А то, что припасов долго нет, как и других солдат -- пустяки, то просто Крысы отрезали станцию, и теперь где-то в этих тоннелях идёт ещё одна "нечеловеческая борьба за миллиметры бетона".

-- Сложно всё у вас.

-- Да нет -- проще, чем кажется -- просто очередной отец бьет очередную дочь. Все семьи, в каком-то смысле, одинаковы. В счастье и несчастье -- нужно просто шире смотреть.

Выход из метро наружу оказался практически в самом центре острова. На юг через небольшой пустырь вела дорожка к ещё более мелкому озерцу, с востока и запада -- гора парковок, построенных ради Complexe aquatique -- комплекса бассейнов с небольшим особняком рядом, и Биосферы -- того самого огромного шара, примерно в пять-шесть этажей в высоту. "Наверное, это красиво светилось ночью", -- подумал себе охотник и пошёл прямо через парк Жана Дрепо, занимающий почти половину острова с севера.

"Вейлон не вмешался бы, -- он шёл мимо голых деревьев и опавших листьев. -- Сказал бы, что моя проблема -- только моя проблема, и если я решил ввязаться, значит рассчитал свои силы и пришёл к выводу, что смогу справиться сам. И я справлялся? Да нихера я не справлялся -- тоже по носу получал чаще, чем хотелось бы, -- он ускорил шаг. -- Но у нас двоих есть принципиальная разница -- пацан свои силы не рассчитывает". Где-то в конце пути, он услышал девичий крик и тут же переключился на бег:

-- Папа, хватит!

-- Не позволю моей дочери снюхаться с Крысой! Убью!

Он выбежал из лесной завесы и увидел, что из дома у моста (больше похожего на каморку обслуживающего персонала) -- первого и ближайшего дома к парку, выбежал Айви с окровавленным охотничьим ружьем в руках. За ним тут же вылетела девушка, которой он бросил ружье и замер у выхода.

-- Мистер Роббинсон, я не желаю ни вам, не вашей дочери зла -- как вы не понимаете?! Я просто хотел извиниться!

Из гаражных дверей -- тех, что находились немного дальше основных, вышел мужчина. Полноватый, с засмоленными волосами и полуоткрытым ртом, он с большими усилиями перебирал пальцами правой руки, пока в ладони зиял нож, отданный Уильямом парню.

-- Мне Крыса будет говорить, как дочь воспитывать?! -- он схватился за рукоять и, преодолевая боль, принялся вытаскивать лезвие. -- Не позволю! Ложь! Бред! Дезинформация! -- Хантер достал револьвер и, став за деревом, прицелился мужчине в голову.

-- Отец, прекрати! Он уже уходит! Беги, Ви! -- она попыталась толкнуть его в сторону, но тот стоял, как вкопанный.

-- Если я сейчас убегу -- он убьет тебя.

-- Волновать тебя не должно! Беги! Он не убьет! -- даже Уильям мог разглядеть синяки на её лице, так что не удивился, когда парень не сдвинулся с места.

Айви замолчал и встал в стойку, очень похожую на то, как стоял Челюсти. Роббинсон вытащил из ладони нож и, обхватив его левой рукой, молча пошёл на врага. "Помни, -- говорил как-то Уилл Джеймсу, -- если человек угрожает тебе, орёт, размахивает перед тобой руками и пытается нарушить твоё личное пространство -- он хочет тебя запугать, он не готов драться. Если же кто-то молча идёт на тебя с каменным лицом, лишённым всех эмоций -- бей или стреляй без разговора -- он хочет тебя убить". Только наёмник хотел выстрелить, как увидел, что девушка сама прицелилась в отца.

-- Пожалуйста, остановись! -- по её глазам явно текли слёзы. -- Хватит, папа!

-- Вот оно как... Собственная дочь... Предатель... Шлюха... За что ты так со мной?! Я воспитывал тебя так, как мог и умел! Я любил тебя!

-- Просто остановись! Стой!

Разумеется, он не остановился, а она не выстрелила. Хантер взвёл курок, нацелился и замер. Стрелять не хотелось от слова совсем. Один его выстрел мог лишить девушку отца, парня -- девушки, а его самого -- уважения со стороны парня. "До первого рискованного момента, -- думал тот, не сводя глаз с цели на мушки. -- Хотя вся грёбанная ситуация рискованная. Главное, чтобы он его не повалил".

Стив шёл вперёд очень странно -- едва переваливаясь с ноги на ногу, часто перекашиваясь вбок, но всё же шёл, бубня что-то себе под нос. Охотник не много знал о прионных заболеваниях, но точно помнил, что они убивали очень жестоко, со временем превращая человека в овощ. Нарушение мышечной координации, потеря памяти, ложные воспоминания, деменция. Пускай он и понимал, что парню противостоял не совсем бывший солдат, револьвер он всё же не убирал.

Первым же ударом мужчина попытался пробить череп противнику -- неспешно замахнувшись ножом, он резким движением провёл прямую на уровне его головы, но промахнулся -- его повело в правую сторону. Второй удар последовал прямо после разворота, и вновь Айви удалось отпрыгнуть назад, не подставив брюхо под лезвие. "Сука!" -- тут же выругался про себя стрелок -- он осознал, что выстрелить в ногу было бы куда безопаснее, но теперь тело его напарника перекрывало ему цель.

Третий удар был колющим -- Роббинсон поднял и вытянул левую руку так быстро, что сам старик едва успел среагировать на движение, но в следующую секунду нож уже валялся на земле -- Ви не только успел увернуться, но и, сцепив руки, что есть сил ударил по запястью сопернику. "Повторяет всё, что видел. Неплохо, пацан". Как только нож выпал, а Стив схватился за руку от боли, последовал один размашистый удар под челюсть -- завершение быстрой, но не очевидной битвы.

Соперник упал на пол, и Айви тут же сел ему на грудь, но допустил ошибку и не перекрыл тому руки -- дотянувшись до ножа, отец девушки замахнулся и вновь нанёс колющий удар. Парень схватился одной рукой за лицо, а второй держал руку нападавшего. Наёмник, воспользовавшись тем, что оба замерли, выстрелил в лезвие.

-- А ты ещё кто?! -- прокричала она, переведя ружье.

-- Уже -- друг семьи.

Он спрятал револьвер и, подойдя к девушке, забрал у неё ружье. Ви всего этого просто не замечал -- казалось, что как только по его щеке потекла кровь, весь мир для него чрезвычайно сузился, так что он схватил Роббинсона и, ударив по челюсти, просто заорал на него с бешеными глазами:

-- "Любил тебя"?! Как ты вообще можешь знать, что такое любовь?! Любовь -- это не боль! -- струйка крови капала прямо на лицо его сопернику. -- Она делает всё для тебя! Ты даже не представляешь, что делает! Она любит тебя через то мучение, что ты ей причиняешь, а ты!.. -- тот попытался вырваться из захвата, но тут же получил по носу. -- Ничего не останется после тебя! Ты понимаешь это?! Ничего! Ни война! Ни ты! Ни всё, что у тебя есть! Всё это будет неважно, как только ты упадёшь и начнёшь гнить! Ты даже не представляешь, сколько боли ты ей принесёшь просто тем, что умрёшь! Что однажды не сможешь произнести её имя! Как ты можешь?! -- он схватил испуганного мужчину за воротник. -- Как можешь ранить так собственную дочь?!

Отец девушки в ответ лишь ударил соперника по челюсти, чем допустил роковую ошибку -- словно озверев, парнишка бил его, не переставая кричать, так что Уильяму пришлось быстро действовать:

-- Любовь -- это не боль! -- заорал тот. -- Ты ранишь не во благо, а лишь потому что ты -- это ты! -- снова раздался хлопок от удара. -- Ты чудовище! И даже не хочешь понять!.. Не хочешь любить!

-- Успокойся! -- Хантер один движением поднял пацана и откинул его прочь.

-- Пусти! -- он хотел подняться тот с земли, но старик тут же наступил ему коленом на грудь. -- Ты вообще за кого?! Ты не знаешь, что он!..

-- Я знаю! -- оба замерли. -- Но если ты сейчас продолжишь, то станешь в глазах той, ради кого это делал, ещё большим чудовищем, чем он, -- охотник говорил достаточно тихо. -- Остановись.

Они оглянулись и увидели, что девушка сидела над своим отцом на коленях и плакала. Мужчина явно получил лёгкое сотрясение, так что просто напоминал рыбу, валясь оглушённым.

-- Вот тебе ещё один урок, -- он говорил уже совсем шёпотом, -- любовь -- это не только забота и ответственность. Это также умение идти на уступки и терпеть ту самую боль, потому что за ней может ожидать нечто куда большее. Чем сильнее боль человек терпит, тем более сильной и безответной его любовь является. Это неправильно, бесполезно и вредно, да, но это -- его выбор. И ты никто, чтобы заставить кого-либо изменить это. Никто, слышишь? -- тот лишь кивнул в ответ. -- Вот и хорошо. Эй, Девочка! Твой отец в порядке? Сама дышишь?

Она очень долго не отвечала. Сжимая ружье и смотря в пол, она просто заливалась слезами. "Всё ещё ребёнок", -- тут же подумал Уильям.

-- Уходите, -- едва выдавила из себя та.

-- Но, Лилия, пожалуйста! -- Ви явно не понимал всей ситуации.

-- Уходите.

-- Уйдём, как только занесём его в дом. Ты же... Тебе же нужна помощь в этом, верно? -- ответом служил немой кивок.

Они взяли мистера Роббинсона под руки, затащили внутрь и, не произнеся не слова, пошли прочь. Оборачиваться не хотел никто.

***

-- Как это вообще началось?

Двое путников шли по тёмному тоннелю. Айви придерживал рукой с тряпкой правую скулу, кожу на коей неглубоко рассёк удар ножом.

-- Он вообще-то был тихий всё утро -- её отец, -- парень отвечал, не поднимая головы. -- Просто сидел себе и пялился в окно, мычал иногда что-то под нос, но... В общем, я проговорился, что я не из Монреаля -- даже среагировать не успел, как он тут же переменился в лице и... Только сейчас понимаю, где ошибся.

-- Ты же в курсе, что он болен, верно? -- тот кивнул. -- И что, скорее всего, либо скоро умрёт, либо превратиться в овоща?

-- Угу. Жуткая смерть. Хуже всего -- об этом знает и Лилия. Лучше всех знает... Как думаешь, я всё правильно сделал?

-- Всё -- это пробил ладонь её отца-инвалида и избил его до сотрясения мозга?

-- Я... Он когда меня порезал, во мне будто что-то зажглось, но... Я же не хотел этого.

-- А я и не сказал, что хотел -- я спросил: всё ли это?

-- Что? Нет, конечно. Я про то, что я ей сказал.

-- А я знаю, что ты ей сказал?

-- Ну, ты же появился из ниоткуда -- я подумал, что ты...

-- Что я следил за тобой с самого начала? -- старик неодобрительно покосился на мальчика. -- Брось. Лучше скажи, почему ты пошёл к ней один и не узнал у многоуважаемой Марии, что именно "чудит" этот горе-отец?

-- Ты же буквально недавно говорил, что мне нужно будет всё сделать самостоятельно -- про опыт, ошибки и...

-- А ещё я говорил, что некоторые мои речи ты воспринимаешь слишком буквально. И, поверь, появился я в очень удачный момент -- он вполне мог нанести тебе ещё пару лишних ударов ножом.

-- Я просто отвлёкся -- не думал, что он сможет ударить в такой момент, когда, казалось бы, поражение очевидно.

-- Именно в такие моменты и открывается знаменитое второе дыхание человека -- жить всем хочется... -- в ответ не раздалось ничего. -- Неплохая реакция для домоседа, кстати говоря. Заметил, ещё когда ты у меня смог револьвер выхватить в Оклахоме, но списал всё на адреналин. Она у тебя врождённая, или вас как-то тренировали в твоём "доме"?

-- Он просто был очень медленным -- какая реакция?

-- Благодаря какой он и был для тебя очень медленным. Я просто мог подумать, что... Лови! -- Уильям откинул патрон в сторону попутчика, тот поймал его быстрее, чем он пролетел его голову. -- Вот об этом я и говорю.

-- Это... Само по себе получилось, -- он отбросил патрон обратно. -- Так что насчёт моих слов?

-- Я не слышал -- появился как раз, когда вы к драке перешли. Полагаю, если вы мило болтали до всего того экшена, а она, в итоге, не проклинала тебя, то это можно считать в своём роде успехом. Дальше два варианта -- либо она согласится на ещё одну встречу, либо попытается избегать тебя всеми возможными методами.

-- Думаешь?

-- Знаю. В таких вопросах не бывает середины -- либо успех, либо провал.

-- Это хорошо -- значит, у меня ещё есть шанс исправить всё... Ещё раз, -- Уильяма смешил подобный оптимизм. -- А как у тебя? Ты узнал, где настоящий Ворон?

-- Да. Он, если верить Аврелии, сам придёт в бар борделя в вечер четверга и... вытворит что-то по-пьяни, если я правильно думаю -- его не особо любят жители станции. Мне всего-то нужно будет дождаться, пока алкоголь подействует на его не совсем человеческий мозг, а после -- вытащить из бара, связать и потащить куда-нибудь подальше. Я не собираюсь отнимать у тебя попытки встречи с первой, как я понял, интересной тебе девушкой (да и не особо ты мне будешь нужен, чтобы тело тащить), но весь завтрашний день мы проведём в подготовке -- нужно сделать всё так, чтобы когда я притащил его к машине, у нас не было причин возвращаться в Монреаль в ближайшие дни. И... Если что-то останется из местной валюты -- отдашь своей пассии.

-- Кому?

-- Лилии. И не смотри на меня с таким благодарным выражением лица -- я сейчас передумаю и сошью из лишних линз ожерелье, -- тот тут же снова опустил взгляд. -- Итак, план таков: сначала возьмём топливо на обратную дорогу, и дотащим его в машину; перепрячем машину поближе, купим верёвки, снимем комнату Аврелии у Марии на весь день. В свободное время ещё нужно будет закупить патронов и еды. В четверг каждый сам по себе, но в шесть утра пятницы я жду тебя в комнате Аврелии. Понял?

-- Понял. Неплохо звучит.

-- Ещё бы всё это работало -- мне в последнее время в планировании не особо везёт...

***

Оказалось, что бар назывался "Жаждущий Аид"; оказалось, что завсегдатаев в нём не так уж и много (если не считать охрану станции); оказалось, что самый отъявленный алкоголик того места свободно владел русским, лучшая, после госпожи, девочка -- итальянским, а лучший мальчик -- французским; оказалось, что если собрать все долги с должников бара, то тоннель на любом из уровней станции можно было бы усыпать гильзами; оказалось, что во время войны с Крысами бордель был единственной нейтральной территорией и причиной для Крыс принимать душ -- слишком грязных не пускали к плотским развлечениями, а среди "приезжих" слишком грязными были всего-то все -- чего только не узнал Уильям, пока сидел и неспешно потягивал рюмку самогонного виски, ожидая прихода Ворона. Бармен (коего, как оказалось, звали Джорджем) направо и налево делился слухами, сплетнями, рассказами или байками -- тем, что и так знали все. Вокруг играла тихая, едва заметная гитарная музыка, к которой иногда подключались скрипка и барабанные, развлекая толпу.

Того, кого ждал Уильям, оказалось, звали не только Калебом -- он представился так в том месте лишь единожды. "Каждый раз он называет новое имя, -- шептал паренёк, протирая какой-то железный стакан. -- Калеб, Шоу, Данте, Ламберт, Вик -- сколько уже от него я разных имён услышал. Даже некоторые новые для себя открыл -- "Вергилий". Не, ну ты прикинь, а? Это какими родителями нужно быть, что бы... "Вергилий"... Но первый раз, когда я его увидел, я помню отлично -- ещё тогда думал: "Нормальный мужик, только бледноватый да слишком уставшим выглядит -- рюмочка-другая его исправит", -- но он подошёл, молча спихнул какого-то спящего клиента со стула и, короче, таким, знаешь, глубоким голосом -- хрен пойми, как объяснить -- не низким, а именно глубоким, сказал: "Я Лост. И я буду водку", -- у меня аж мурашки пошли, ну его нахер. Это потом он принялся вести себя, как грёбаный маньяк, и я понял, что он -- та ещё сволочь, а так...".

Вокруг Ворона всегда ходило великое множество слухов. Даже его имя и фамилия -- Эммет Джонс -- ставились под сомнение теми, кто прожил чуть больше тридцати лет -- они убеждали тех редких людей, что ещё интересовались слухами, будто бы тем именем Ворон представился Эволюции, когда только-только пришёл к ним. О его силе, о его способностях и о его деяниях, разумеется, ходило и того больше, но подтверждений им, впрочем, как и в случае с именем, не было никаких -- люди просто принимали истории за чистую монету, пытаясь заполнить пустоту.

Самый удивительные из рассказов были о рождении того чудовища -- один из Кардиналов Золота, близко работающий с Эволюцией, как-то утверждал, что Ворона в младенчестве мать бросила в гнездо к матке. Мол: настолько тяжёлыми были времена или настолько сильно заболел ребёнок, что ей было проще оставить того на съедение мёртвым, чем смотреть, как он умирает, но королева гнезда была настолько слаба, что просто лежала себе на земле, низвергая паразитов в воздух, и ждала, пока ей в рот насыпят мясо, смотря на мальчика своими гниющими глазницами. Юный Эммет тоже просто лежал и, принимая в себя паразита, кричал, а потом, когда голод стал слишком сильным, начал питаться травой, насекомыми и самой маткой, пока его не нашёл какой-то мужичок.

В то же время другие шептали, что он родился от женщины, что была здорова на момент его зачатия, но заразилась, будучи беременной. Так что когда какие-то случайные люди пристрелили её, они заметили чрезмерно большой живот, а потом, увидев, что он ещё шевелиться, вскрыли его и нашли в нём человеческого, казалось бы, ребёнка.

Третье вовсе рассказывали, будто бы он сам на протяжении многих лет целенаправленно ходил в гнезда и дышал паразитами -- закалял свой организм до неведомых обычным людям порогов и, в итоге, стал не просто перебежчиком, а настоящим симбиотом, чей разум был освобожден от воли токсоплазмы, но тело было улучшено ею же.

Затем, спустя большой пробел, он стал самым молодым и самым успешным из воров, убийц и наёмников, что брала к себе Эволюция. Вероятно, это был единственный стопроцентный факт: Ворон пришёл в обитель Джорджа Дарвина ещё в четырнадцать лет и два месяца своей жизни -- именно это Уильям из Джонсборо, будучи наёмником, слышал ото всех, но за границами того, вероятно, факта, всё вновь разнилось.

Одни говорили, что он улыбался, проходя проверку секты, другие -- что сделал это быстрее любого живущего на свете, третьи и четвёртые -- что наоборот -- растягивал удовольствие, разнясь лишь в методах того, как он достигал цели. В любом случае, проверку Джонс прошёл успешно, и с того времени до две тысячи семьдесят шестого длилась его большая, полная крови и убийство дорога, что оборвалась также внезапно и туманно, как и начиналась, чтобы возобновиться в глазах Хантера через восемь лет вне территории США -- когда в одном из углов бара раздался мужской сдавленный крик -- по одной лестниц, ведущих с уровня земли вниз, прокатился темнокожий паренёк в форме охранника, явно сбитый чьим-то сильным ударом. Все посетители (даже вовсе не видевшие, что произошло) уставились в сторону шума.

-- Кто-то ещё хочет узнать, быстрее ли он вытащит пушку? -- голос со ступеней звучал хрипло и глубоко, хотя по тональности вполне походил на обычный мужской. -- Или заявить, что мне здесь не место? Отлично... Гребучие любители со своими гребучими девичьими ударами...

После тех слов начали раздаваться шаги. Хантера охватывало довольно сильное ощущение, будто бы по лестнице шагал какой-то ковбой или пёс на привязи -- странное металлическое цоканье, разрезающее всё ещё абсолютную тишину, раздавалось в такт каждому шагу. Из сумрака внешнего мира очень устало выступала фигура, закрытая накидкой и шляпой, из-под которой виднелись чёрные длинные волосы, а на плече висела автоматическая винтовка. По мужчине было видно, что он многое пережил прежде, чем прийти в тот бар -- кровь и грязь на накидке, смрад влажной земли на подошве, короткая грязная борода, блестящая в переливах света, жёлтые, выставленные напоказ то ли лёгкой улыбкой, то ли оскалом, зубы -- он явно не был в цивилизации уже долгое время. Не замечая никого, он дал пинка под зад поднимающемуся охраннику и в той же давящей тишине пошёл прямо к центру бара.

-- Музыку, парни! -- молвил он навеселе, кинув музыкантам пару гильз. -- А то у вас скучновато.

После того, как тишина рассосалась, а люди вернули привычный балаган на место, всё успокоилось. Фигура прошла мимо Уильяма и стала у барной стойки. Покрутив головой то вправо, то влево, она увидела, что на втором месте справа сидел какой-то мужичок, по чьей одежде явно можно было сказать одно -- приезжий. У наёмника же не осталось никаких сомнений в том, что пришедшим был тем самым Вороном -- пускай и лишь на секунду их взгляды пересеклись, но того хватило -- блеск фосфоресцирующих глаз нельзя было спутать ни с чем другим.

Эммет Джонс стал у стойки и скинул плащ на пол. Кроме чёрных узких штанов и серой водолазки, из-под коей выглядывала ещё какая-то кофта, на нём был светло-коричневый кожаный ремень, удерживающий с помощью вставок четыре обоймы прямо на груди; пояс на талии -- широкий и толстый, чуть темнее наплечного -- хранил на себе пару пистолетов; на бёдрах, так же, как у Хантера когда-то, были нож и тесак, а довершал всё это странный бледно-синий шарф, висящий на шее и падающий за спину. Он поправил широкую шляпу, проверил пистолет и подошёл к приезжему, словно ожидая, что тот подвинется. Простояв тенью минуту, он, наконец, вскрикнул и ударил своим М-16 по дереву:

-- Один шот виски для меня, второй -- моему новому приятелю!

Посетители стали перешёптываться -- они явно знали, что должно было случиться дальше, но то ли весёлая гитарная музыка, то ли всеобщий хаос останавливали кого-либо от каких-либо действий, так что шёпотом всё и ограничивалось. Хантер всмотрелся в фигуру Ворона: бледная подтянутая кожа, худощавое лицо с ярко выраженными скулами и впавшими щеками, жилистые руки и даже ладони, но самое главное -- глаза: бледно-голубые, бездонные, с тёмно-синими кругами у глазниц -- будто бы Джонс не спал целую вечность. Да, он действительно выглядел как обычный уставший мужик, но даже слепому было видно -- с ним было что-то не так.

-- Я продолжу пить свою текилу, -- занимавший второй стул оттолкнул тот самый железный стакан с выпивкой.

Именно в тот момент Уильям осознал, почему бармен, услышав голос вблизи, решил, что не стоило связываться с его обладателем -- смех Ворона был настолько громким, настолько низким и неестественно опасным, что нельзя было сказать, смеется ли он искренне или просто хохочет перед тем, как вонзить тебе нож в горло.

-- Я выбрал, что тебе бухать, -- резко прошипел он, ударив стаканом о стойку, -- ты выбираешь -- пить или сдохнуть. Либо сейчас мы с тобой выпиваем, пока один из нас не упадёт, либо выйдем на улицы города, и ты, сволочь, будешь стреляться со мной в священном, для этого места, праве выбить из тебя всё дерьмо.

Старик невзначай перевёл взгляд на часы и прошептал: "Без шести полночь". Сидящий напротив перебежчика был самым обычным приезжим мужиком -- коротко стриженным, среднего телосложения да с густой бородой. И, как и любой приезжий, он не терпел наглости в свою сторону от кого-попало:

-- Да кем себя ты возомнил, угрюмый сукин сын?!

-- Моё имя -- Коттон Кри, -- его глаза были широко открыты, а губы растянулись в улыбке, -- и я умер восемь лет назад! Был обычным наёмным солдатишкой-пешкой, которого не нужно просить дважды, но один раз меня подло обманули. В итоге, я пристрелил всех четырнадцать нанимателей, но меня расстреляли за то, что пятнадцатый, порубленный мною на мелкие лоскуты, остался жив и превратился в короля. Теперь я обречён вести скудную загробную жизнь и ставить на место каждого ублюдка, что додумается занять моё место в этом баре! Давай -- пей, как я, или станешь тем пятнадцатым и займёшь своё место в могиле! Пей с живым мертвецом!

-- Мелкий жулик и пройдоха, что хочет выпить за чужой счёт -- вот, кто ты! -- тот опять откинул стакан. -- Как бы я не любил бесплатный виски -- я не настолько пьян и безумен, чтобы состязаться с трезвым!

Ворон вытащил свой пистолет и направил на гостя. В ответ охрана нацелила на него:

-- А я не сказал, что даю тебе выбор, -- он снял шляпу и положил её на винтовку. -- Видишь ли, любой идиот уже выучил, что всякий, кто займёт это место в вечер четверга или место рядом с ним, должен будет пить до дна со мной. Так что давай пей или сдохни. Рюмка за рюмкой, шот за шотом. Победишь -- сможешь уйти и, если будешь совсем наглым, даже пристрелить меня. А нет -- сдохнешь. Сейчас шесть по полуночи -- лучше тебе заткнуться и пить, если хочешь успеть до утра.

Ситуация накалилась -- даже музыканты остановили и замерли, смотря на двойку у бара. Возможно, мужчина и рад был бы отказать Ворону или пристрелить того на месте, но пистолет, направленный в лоб, был хорошим демотиватором. В Монреале действительно была система, позволяющая вызвать на дуэль любого человека -- достаточно было доказать толпе, что он оскорбил тебя на людях. А что, по той же логике, могло быть оскорбительнее, чем отказаться от бесплатной выпивки? Тем более, когда оскорбившимся был чуть ли не лучший стрелок Северной Америки -- вряд ли кто-то решился бы отстаивать честь якобы обидчика.

Но вдруг один из стариков, сидящих где-то на задворках, встал, проскрипев стулом о плитку, и неспешно зашагал в центр станции. По нему ясно было видно -- он не боялся, не дрожал и не сомневался -- он просто хотел выпить.

-- Виктор! -- прокричал Эммет. -- Я знал, что эта чёртова шавка, превратившаяся в дрова от двух рюмок, не оставит тебя в стороне!

-- Шёл бы ты отсюда, чужак, -- сказал седой, грязный и, разумеется, пропитый старик приезжему.

-- Не-не-не, -- остановил тот уже поднимающегося мужчину, -- наш общий друг сидит с нами. Выиграю -- пристрелю его к чёртовой матери.

-- Ты уже четвёртый раз хочешь меня перепить, пернатый, -- безразлично ответил Виктор, переключаясь на какой-то славянский язык. -- И всё тешешь себя надеждами?

-- А ты четвёртый раз не пристрелишь меня после моего проигрыша, а отпустишь, потому что слишком добрый. О, или, наконец, сдохнешь сам! Ну же!

Он поправил явно великоватую ему рубашку, материал, что цветом и текстурой чем-то напоминал джут и, ковыляя босыми ногами, поплёлся к стойке.

-- Бармен! -- прокричал он самым хриплым голосом на свете. -- Выпивки! -- бармен, осознавая положение, кивнул. -- Будем, как всегда, пить с тобой рюмка за рюмкой даже если один из нас захлебнётся, -- он поднял стакан над собой. -- За здоровье!

***

Виски, текила, водка, ром и джин -- на всём континенте Хантер не встречал такого человека, что мог бы влить в себя столько алкоголя за раз, но в ту ночь их было аж двое. Повеселевший Виктор и не менее весёлый, пускай всё ещё в своей манере, Эммет сидели друг напротив друга за маленьким столиком, на котором уже не было места от пустой тары. Приезжий, сидящий рядом со стариком, бледнел хуже мертвеца, смотря на то, как человек, заступившийся за него, проглатывал очередную порцию алкоголя, занюхивая собственным рукавом.

Под столом скопилась целая гора гильз -- вначале платил только Джонс, но уже спустя одиннадцать рюмок весь бар подключился, продлевая развлечение за, буквально, копеечные суммы. Толпа окружила их со всех сторон -- все глазели то на мужчину, что, придерживаясь двумя руками, старался стоять над своим соперником, то на старика, что вольно сидел на бочке, закинув ногу на ногу.

Спор затянулся -- было уже около четырёх утра, однако не стоило хоть в какой-то пропорции приводить время к количеству выпитого алкоголя -- соперники долго спорили, входили в словесные и почти кулачные перепалки под самыми неведомыми углами и с самыми странными поводами, будто бы хотели придраться к друг-другу за самую мелочную вещь в мире. О, о чём только не были их темы, какие стороны Нового и Старого мира не задевали, но, в основном, всё сводилось к подколам, угрозам и фразе "ещё одну".

-- Ещё одну, Виктор?! -- почти прокричал тот.

-- Да. Ещё одну, -- подтвердил тот с лёгким акцентом и заплетающимся языком. -- Бармен!

Тот подал им ещё по рюмке виски. Бар был настолько опустевший, что даже тару для жидкостей пришлось брать с того же стола и протирать, пока все застывали в давящем ожидании. В конце-концов, напиток был поставлен на расчищенный центр стола. Эммет обхватил левой рукой обод, придерживаясь, как мог, а трясущейся правой потянулся за рюмкой. Виктор, скидывая с себя затёкшую ногу тоже поднялся -- гора тары просто загораживала ему доступ к следующей порции, пока он сидел -- и, взяв рюмку, немного покосился.

-- Ведешь себя так, будто тебе предлагают пить австралийское пиво! -- Ворон влил в себя порцию и попытался раззадорить соперника.

-- Ведёшь... будто знаешь об Австралии что-то, кроме названия и стереотипов!

-- Да я... встралиец до мозга костей!.. До самых пяток!

-- Тогда я -- француз! -- тот выпил следом. -- Грёбаный Верн, будь он неладен!

-- Говори, блять, по-английски!

-- Понимай, блять, по-русски!

-- Да ты!.. А аргументный аргумент! Тогда ещё по одной -- глядишь, начну! Хватит протирать, Джордж! Неси! Сюда! Грёбаную! Водку! -- под каждое слово раздавался удар пустым стаканом о дерево.

На стол стали две железных ёмкости (назвать их "стаканом" не повернулся бы язык ни у кого), жидкости в них было куда больше, чем достаточно. Казалось, Джордж был опытным в том деле -- разбирался, когда "шоу" подходило к завершению, потому что как только он отпустил тару, то тут же принялся убирать всё стекло со стола.

-- Крис хочет выпить! -- поднёс Ворон рюмку над собой и прокричал, толпа ликовала.

-- Ты же сегодня был Коттоном?!

-- Ха-ха-ха-ха-ха! А всем похрен! Коттон-Карен-Крис-Коул, мать его, Кеннеди!..

-- Ну-ну.

-- А ты так и не понял?! Не осознал эту великую идею?! -- мужчина помрачнел. -- Всем плевать, как тебя зовут! Всем плевать, что ты пережил, кем был или можешь стать -- всех этих грёбаных людей интересует только!..

-- "Только сегодняшний день. Потому что из прошлого они забывают то, из чего следовало бы вынести урок, а в будущем не предсказывают то, где эти уроки им пригодились бы", -- ты это каждый раз говоришь перед проигрышем. Думаешь, я этого не помню? -- он упал на стул, держа перед собой ёмкость и указывая свободным пальцем на мужчину. -- Я всё помню. О всех тех, на кого ты жаловался, и всё то, на что ты жаловался. Или, ты думаешь, я не знаю, как тебя зовут?

-- О, именно поэтому тебе и не жить. Рано или поздно.

-- Скорее уж поздно, потому что добьет меня цироз печени, а не ты, пернатый.

-- Нет! -- Джонс вскричал и ударил по столу так, что всё, что не успел собрать Джордж, посыпалось. -- Я убью тебя!.. И докажу!.. Тебе и всем им! О, все те люди, которые считают, что я монстр -- я докажу им, как сильно они правы!.. А ты!.. Ты... Блять...

Он взглянул на стакан водки, стоящий перед ним, и его взор медленно устремился в небо. Покосившееся тело упало прямо на стол, опрокинув как верхнюю его часть, так и ящик, что служил подпорой. Водка перелилась прямо на Эммета, а тот, в свою очередь, выключился, сплющив собою несколько стаканов.

-- Кто бы мог подумать... -- Виктор в подобающей ему манере допил стакан и бросил его на пол. -- У нас есть победитель!

Он поднял руку того, за кого заступился, в воздух, и толпа взревела в последний раз. Крики, визг, свист и вопли десятков голосов в такой сумасшедшей, апокалиптической, в своём масштабе, радости, что, казалось, то каждый из них выиграл тот спор -- спор на жизнь. Приезжий, вдруг, схватил пистолет со стойки, принадлежащий Ворону, и с истерической, почти безумной гримасой пошёл обратно. Уильям поднялся со своего места, размял затёкшие ноги и также, как и Виктор, поспешил наперерез. Не успел.

-- Куда это ты собрался, крысюк вонючий?! -- старик был груб с приезжим, словно сам хотел убить его.

-- Я выиграл! Я убью его!

-- О-о-о, как разогнался. "Я выиграл"?! Тебе ничего только что не показалось, а?! -- тот отнял пистолет и пригрозил им. -- Я выиграл. Я спас твою дырявую жалкую шкуру не ради того, чтобы умер он, а как раз наоборот -- чтобы сегодня не умер никто.

-- Этот ублюдок!..

-- Повторюсь, чужак, -- Вик нацелил в него. -- Я бы на твоём месте шёл отсюда подальше. Шёл с большой благодарностью -- такой, на которую твоя тупая рожа просто не способна. Меня ещё хватит, чтобы перепить и тебя или пристрелить, но... Думаю, это не понадобиться.

-- Ты прав, -- Уильям подошёл сзади, он был на полторы головы выше мужчины. -- Не понадобиться. Вали отсюда, выживший.

Тот, осознав ситуацию, быстро ретировался; Джордж уже убрал все ёмкости -- стаканы, рюмки, кружки, бокалы -- и поднял стол; толпа рассасывалась, возвращаясь на станции, так как была уже даже не поздняя ночь, а раннее утро; лишь Виктор и Уильям остались стоять над лежащим в отключке и дрыхнущим телом.

-- А ты кто такой? Не помню, чтобы пернатый о тебе рассказывал.

-- Я его забираю.

-- Самоуверенно. У меня всё ещё есть пистолет.

-- Как и у меня, -- Хан немного отдёрнул плащ, показав на револьвер за поясом.

-- Неплохая пушка. Ты -- один из тех, что ведут его в Картрайт?

-- И об этом он рассказывал пьяным?

-- Вроде того. Шёпотом. Очень-очень тихо, думая, что даже я его не слышу... Ты же в курсе, что он уже был там? Что он всё равно возвращался сюда, в отличии от тех, кто его забирал?

-- Я в курсе. Мне всё равно. Я его забираю.

-- Опять самоуверенно. Но допустим. Осторожнее с ним. Рекомендую накинуть ему повязку на глаза до того, как он проснётся. И связать.

-- Связать? А ты хороший друг, я погляжу.

-- Лучший, что у него есть. Это, чтоб ты понимал, ради его собственного блага и немного -- ради вашего.

***

-- Ты опять украл у меня комнату? -- Аврелия пришла ровно в шесть -- ни секундой позже. -- Что это за череда со?.. Господи.

На её диване сидел связанный Ворон, пока вещи того валялись за диваном. Его волосы были собраны за уши, на лбу красовалась красноватая ссадина и кусок ободранной кожи, но, главное, на его подбородке и короткой бороде было всё то содержимое желудка, что не долетало до небольшого железного ведёрка, стоящего под ним.

-- Извини за запах, -- сразу предупредил Уильям.

-- Запах слышишь только ты, романтик, придерживающий волосы, а я сейчас от концентрации алкоголя в воздухе опьянею. Ну, оно и к лучшему -- вонь действительно ощущается не так сильно. Думала, ты убьешь его, -- Джонс что-то буркнул в ответ.

-- Он мне живой нужен.

-- Зачем? -- он молчал в ответ. -- Ну, скажи хоть, кто эта сволочь? Может, хоть начну понимать, зачем он убил столько наших клиентов, споив их перед тем, сопереживать начну -- Стокгольмский Синдром получится.

-- Не получится. Он -- обычный пьяница и животное, что никогда не было человеком. Настолько падкий до крови и хорош в её добыче, насколько ты -- до заигрывания.

-- Ты сейчас меня сравнил с ним?

-- Нет. Я сказал, что ты -- профессионал своего дела.

-- Неплохо выкрутился, -- засмеялась та. -- Мария сказала мне, что ты "украл" меня до полуночи -- верно?

-- Верно.

-- А что после?

-- Я исчезну вместе с ним, -- Хантер кивнул в сторону дремающего тела.

-- И не вернётесь? Я ведь уже видела, как его уводили прочь со станции -- он всегда возвращался. Через месяц или позже. А те, кто его уводили -- не возвращались никогда.

-- К чему ты ведёшь?

-- Ты -- первый чужак, с которым я познакомилась за жизнь, и... Ты не кажешься мне таким уж плохим, а если бы улыбался чаще... Сделай так, чтобы вместо него вернулся ты -- все будут куда счастливее.

-- "Все"?

Та немного раскраснелась и засмущалась. Переведя взгляд с Эммета на Аврелию, Уильям невольно удивился, потому что смущение от ночной бабочки -- меньшее, что он мог ожидать.

-- Я -- особенно, -- едва пересилив себя, добавила та.

***

Было около семи часов утра, Айви всё ещё не было. Наёмник дремал, сидя напротив дивана -- после бессонной ночи у каждого человека наступал момент, когда его клонило в сон сильнее всего. В организме Уильяма же такой момент наступал ранними утрами -- когда долгая ночная дорога, обычно, подходила к завершению. Проснулся он от невнятного хрипа, похожего на дыхание человека с тяжёлым заболеванием лёгких, а позже к нему подключились и слова:

-- Ярко... Слишком ярко, -- в тот момент старик понял, что забыл надеть на глаза Джонсу повязку. -- Виктор. Виктор! -- тот закрыл глаза и, сморщившись, попытался подняться. -- Ярко! Убери всю эту хрень от меня!

Единственным освещением в комнате был всё тот же масляной фонарь, стоящий на полке за диваном, и если тот свет Ворон называл "ярким", то, по его же логике, в баре он должен был бы ослепнуть. Хан потянулся к фонарю, чтобы прикрутить его, а, заодно, достать свою повязку -- для этого ему нужно было буквально перекинуться через диван и потянуться к полке. Стоило ему это сделать, как Джонс оттолкнул его, из-за чего всё содержимое повалилось и перекатилось на пол, а потом попытался сбежать. Раздался треск стекла. Примерно у шторы, что служила дверью, охотник схватил его за руки, связанные верёвкой за спиной, и откинул обратно в комнату -- прямо на пол. Вновь раздался треск

-- Сука! -- глаза тот были всё ещё закрытыми. -- Пусти, я убью его! Этот ушлёпок наверняка не ушёл далеко!

-- Хватит выделываться -- наверняка понял уже, что я не Виктор.

В какой-то момент в комнате повисло напряжённое молчание. Эммет сидел то ли в удивлении, то ли в ступоре несколько секунд, но позже помещение разразил его медленный и низкий смех -- тот самый, что заставлял мурашки выступить на теле.

-- Да, тут ты прав, -- всё ещё сидя на полу, ответил тот. -- У Виктора шаг легче будет и сердцебиение повышенное, а тут... Ещё и знаешь, кто я... Что же ты за мудак такой?

-- Это не так важно, -- Хантер поднял своего заложника обратно на диван и принялся поднимать с пола на удивление целый фонарь, кучу маленьких треснутых зеркал, косметики и осколков из фоторамок.

-- Точно... А вообще-то -- нет. Не тот ли ты мудак, что?.. Ай! -- старик сделал из платка, что он использовал под бандану, небольшую повязку и нацепил тому на глаза. -- Вовремя.

-- Лучше -- поздно.

-- Херня. Если поздно -- значит, уже не нужно. Надеюсь, ты взял мои шмотки? Они денег стоят, знаешь ли, и вообще... Фу, блять, где тут ведро? Подай ведро -- я сейчас... -- подать ведро он не успел.

***

-- Уильям... Уильям... Уильям-Уильям-Уильям. Уиль-ям. Уильям! Уи-и-и-ильям...

-- Завали.

-- Мы сидим целый час и молчим, всё это время я нихрена не вижу, а мои запястья сдавливает верёвка -- поговори со мной, -- ответом была тишина. -- Как ты вообще можешь сидеть и молчать?

-- Я думаю. Волновать тебя не должно, о чём, -- он отвечал на упреждение.

-- Ой, да расскажи хоть что-нибудь -- может, я передумаю тебя убивать.

-- Хорошая шутка.

-- Я шучу, по-твоему? Слушай, тебе вообще страшно бывает, а? Ты же в курсе, что я всегда возвращаюсь сюда? Что меня, несмотря на мою охренительную систему маскировки, уже находили и отводили к Нею, но я всегда возвращался. А те, кто меня приводил к нему -- нет.

-- И? Мне стоит боятся того, что люди всё-таки переправились в Гренландию?

-- Ха-ха-ха-ха-ха. Хорошо, даже, если ты настолько наивен, поясню: прежде, чем отправится, нужно будет кое-что сделать. Нужно будет меня привести. И сколько бы ты верёвок на меня не нацепил -- Зильбер меня отпустит. Не страшно, Уильям?.. Не отвечай -- слышу, что не страшно. Псих -- вот, кто ты... Мне нравится. Ты знал, что именно психи ощущают не весь спектр эмоций, а? Что именно им не присуща эмпатия и страх в любом виде, но они чрезвычайно высокомерны. Никого не напоминает? -- ответом вновь служила тишина. -- Эй! Я, блин, не смогу развлекаться, если ты будешь молчать! Говори!

Ворон подпрыгнул с места и тут же получил по челюсти.

***

-- "Услышь, лжец, слушай вор, в нищеты что взят плен: как приду в жизнь твою я -- так не встанешь с колен"...

Эммет напевал что-то себе под нос в то время, как вечер неминуемо приближался. Лишь в восемь двадцать -- уже тогда, когда Уильям сам хотел идти с пленником на привязи на поиски -- Айви вбежал в комнату. Сказать, что парень светился от счастья -- означало не сказать ничего.

-- Где ты был?! -- злобным шёпотом спросил того Хан.

-- Уильям, я... Извини. Но Лилия! Она... Она...

-- Что?!

-- Она поцеловала меня! -- глаза того горели настоящим юношеским огнём.

Старик замер если не в удивлении, то в гневе -- смешанные чувства возникали одно за другим, потому что с одной стороны, он был по-человечески рад и соблюдал некую неизвестную никому в первозданном виде, но непоколебимую мужскую солидарность, а с другой -- он очень не любил, когда кто-то нарушал данное слово. Но тишину разбавил всё тот же отвратительный, тихий и даже подлый, как показалось, смешок -- Ворон, опустив голову, слабо хихикал.

-- Это он?

-- Это он.

-- Это я! -- наигранно серьёзно подтвердил Джонс, не поднимая головы. -- Ха-ха-ха-ха. Ты бы хоть поздравил пацана -- добился своей девчонки. Она хоть красивая, а?

-- Она красивая!

-- Это хорошо. Получается, у нас тут хладнокровный псих и какой-то странный парнишка... Интересная парочка. Ты же с ним, верно? Ты не отсюда?

-- Не отвечай на его вопросы, -- Уильям загородил Ворона спиной. -- Чем меньше знает -- тем лучше.

-- Как грубо!

-- Заткнись!.. А ты опоздал. Сильно опоздал. Я мог его прозевать, мог уснуть из-за усталости и пропустить момент -- всё ради того, что бы ты!.. Эх... В одиннадцать -- ближе к пересменке охраны, мы выведем его из станции, посадим в машину и умчимся прочь. Сделай мне одолжение: оставайся до этого времени здесь. А я пока... -- он заметил, что Ви практически не слушал. -- Ты вообще здесь?!

-- Уильям, я думаю, что-то не так, -- он глядел на полку позади двоих наёмником. -- С ним.

-- О чём ты? -- тот сразу обернулся на Эммета. -- Это точно настоящий, поверь мне. Он даже...

-- Нет-нет -- я не об этом. Он мне только что сказал мне: "Взгляни на фотографии", но с ними... всё в порядке?

Он сразу же обернулся и взглянул на фото, что стояли на полке: несколько треснувших фоторамок, в некоторых разбилось стекло, когда Уильям смёл её рукой во время падения -- фото всё так же было рамке, а осколки лежали возле него.

-- Я ничего не слы...

В один миг раздался глухой треск, и Хантера крепко обхватили руки вокруг шеи. К его артерии был приставлен маленький, чуть больше, чем две фаланги пальца, кусок стекла. Джонс со всё теми же завязанными глазами дышал ему прямо на ухо запахам алкоголя и, как был готов поклясться сам Хан, улыбался.

-- Вот теперь тебе страшно. О, теперь тебе действительно страшно... -- Уилл видел перед собой Ви, тянущегося за пистолетом. -- Ты всего лишь человек.

-- Каким бы быстрым ты себя не мнил -- не успеешь прирезать меня и не словить пулю при этом.

-- Ты меня недооцениваешь. Поверь мне, я успею. Если я успел встать, то успею и убить тебя. Верно, парнишка? Скажи мне, ты видел то, как я поднялся? -- Айви медлил. -- Это был вопрос, если что.

-- Видел, -- прошептал тот, ещё дальше заводя руку за спину. -- Но сделать ничего не мог.

-- Верно. Твой мозг и тело явно не привыкли к таким ситуациям, а реакции у твоего попутчика явно недостаёт, если он сонный. Есть ли смысл тогда пытаться застрелить меня? Ты можешь гарантировать, что я не успею перерезать ему глотку, а? Ха-ха-ха... Кстати говоря, я нужен вам живым -- так, если забыли.

-- Нам нужно доказательство, что мы тебя нашли -- эта условность легко обходится отрубленной головой на верёвке.

-- Сра-а-азу видно -- наёмник. Наёмник и пацан... Я так гордился тем, что вырезал вас всех... Ха-ха-ха-ха. Сдёрни с меня повязку, старый.

-- Чего?

-- Я сказал: сдёрни грёбаную повязку!

Как только ткань слетела с головы Эммета, Айви ужаснулся. Боялся ли он того взгляда, что смотрел на него, или то было нечто, чего Уильям не мог увидеть -- он так и не узнал, но выражение страха на лице своего попутчика он видел отчётливо.

-- Ну, привет. Скажи: тебе страшно прямо сейчас?

-- Я...

-- Ответь!

-- Да, -- едва слышно ответил он.

-- Да... Это хорошо... Что же мне с вами обоими делать? Столько вариантов, -- он вдавил осколок в шею, -- столько возможностей, столько неопределённости и непредсказуемости от одного моего решения... Ха-ха-ха-ха... Люблю наёмных убийц. Что с ними не делай -- совесть не мучает... Вначале, прошу обратно мои вещи, -- он достал из кобуры Уильяма револьвер и ткнул тем ему в спину. -- Пушку, плащ и шляпу.

-- Плащ за диваном. Пушку перекинешь с меня на себя сам.

-- А шляпа?.. Ты что просрал мою шляпу?! Да я её подбирал дольше, чем знаю тебя -- проявил хоть немного уважения к чужой собственности!.. Вот... Блять... Ладно, пройдёмся.

-- Что ты?..

-- Я сказал: пройдёмся. Парнишка... Не, херня. Имя есть?

-- Айви.

-- Отлично, Айви. Пойдёшь впереди. Не поворачивайся ко мне полностью торсом ни в коем случае, иначе всё это закончится очень печально.

***

Они шли по тоннелю на Шибрук -- станцию севернее по кольцевой. Молчали. Всякий раз, когда Уильям хотел что-либо предпринять, он чувствовал, как револьвер утыкается ему в позвоночник -- трудно было играть против противника, что мог слышать сердцебиение людей вблизи. "Как же я пропустил этот чёртов осколок?! -- бесился про себя он. -- Обыскать всё до миллиметра, чтобы, в итоге, пропустить огромный кусок стекла, на который он просто сел. Чёрт, -- путники подошли ко входу на станцию. -- Теперь выбраться бы как-нибудь из всего этого. Нужно было просто приставить Зильберу ствол к виску, и дело с концом!.. Нет. Судя по его взгляду, его вообще мало бы это встревожило. Чёртовы флегматики".

Ворон шёл явно навеселе -- насвистывал какую-то незамысловатую мелодию. Казалось, у него было всего два состояния: полная, почти нечеловеческая апатия -- её Хантер видел ещё в те моменты, когда тот был готов пристрелить человека, занявшего его стул в баре; и лёгкое, смертельное в своей двоякости веселье, настолько сильно граничащее с неконтролируемой жестокостью, что невольно становилось страшно.

-- Напомните-ка, как долго вы знаете друг-друга? -- Уильям молчал в ответ, позади него щёлкнул курок револьвера. -- Это тоже был вопрос, если что -- вам по два раза повторять, что ли, нужно? Обычно, у людей есть всего три минуты, чтобы очеловечить себя перед потенциальным убийцей -- рассказать о том, как они пекутся о своих умирающих родителях, даже если те умерли декады назад; наплести о голодных детях, ожидающих их возвращения, даже детей не было даже в планах; поведать об обязанностях перед обществом, о свежей любви -- сделать так, чтобы тому, кто в них целил, расхотелось стрелять. Но вы какие-то пофисты, я погляжу. Пожили достаточно, да?

Они вошли на станцию и, поднявшись на платформу, зашагали на уровень выше. О том, куда они шли, Уилл мог только догадываться, но выходило то у него очень плохо -- понимание психопатов никогда не было его сильной стороной.

-- Ну, скажи хоть что-нибудь, пацан. Ладно, этот старпёр не говорит -- он строит из себя гордого. А ты чего?

-- Страшно, -- коротко ответил тот.

-- Ха-ха-ха... Страх свойственен обычным людям, но не тебе... Я имею ввиду, ты же ходишь с наёмником, верно? Неужели до сих пор не разучился бояться?

-- Всем свойственно бояться. А мы ходим месте всего полтора месяца -- недостаточно, чтобы...

-- Вот! Неужели нельзя было ответить "полтора месяца" сразу, а? Это было так сложно, Уильям? -- произносить имя Хантера Джонс пытался с максимально наигранным британским акцентом.

-- Я не понимаю, что тебе это даст.

-- Тебе, блин, не нужно понимать. Я же объяснял: всего три минуты, чтобы... О, а вот и он. Айви, скажи мне, тебе кажется знакомым во-о-о-он тот полноватый мужчина?

Охранник сидел в своей будке, что находилась на уровне над тоннелем, и был очень увлечён какой-то пожелтевшей книгой. Разумеется, Хан узнал его -- то был второй "Эммет Джонс" -- первый, отпущенный живым. Кажется, судьба некоторых людей и вправду была предопределена.

-- Да, -- чутка помедлив, ответил парень. -- Это один из тех, что притворяются тобой.

-- Гениальная схема, скажи? Сколько меня -- столько и шансов на то, что люди остановятся, так и не осознав истину. Я так понимаю, вы взаимодействовали с кем-то из моих крысёнышей. Он был среди них?

-- Был.

-- Вот и отлично... Возьми свой нож и перережь ему глотку, -- парень хотел было обернуться в удивлении, но не успел. -- Не оборачивайся, а возьми свой нож, что держишь за поясом, войди в его будку и перережь ему глотку быстрее, чем он вскрикнет.

-- Не тронь пацана -- я сам это сделаю, -- наёмник шагнул вперёд, но его тут же остановила крепкая рука.

-- Я знаю, что ты можешь убивать -- это не новость. А вот может ли он?..

-- Но зачем тебе это?!

-- Потому что я -- грёбаный садист, пьяница и животное, что никогда, сука, не было человеком, -- охотник понял, что Эммет слышал его разговор с Аврелией, -- а ещё потому что мне не нужен бракованный материал, готовый продаться под ножом или за две гильзы, хотя я платил ему как раз, блять, за то, чтобы он этого не делал! И вообще... -- он громко выдохнул и успокоился, -- будьте лучше меня и перестаньте тошнить своими вопросами, когда вам отдают прямой приказ -- действуйте.

На втором уровне было совсем немного людей -- снующие туда-сюда коренные жители Шибрука, редкие челноки, собирающие вокруг себя настоящую неконтролируемую толпу из желающих купить-что угодно, и ещё более редкие охранники. Единственное, что приходило в голову Уильяму, когда он видел всё то зрелище: Монреаль без сердца в лице лидера Сопротивления медленно умирал, погружаясь в хаос -- становился той крысой, мышеловку на которую ставил не так давно.

-- Я... Не могу... Пожалуйста, я не могу.

Уильям из Джонсборо ощутил лицом лёгкий удар -- его прижали к стене, а ствол револьвера направили прямо на голову.

-- Советую смочь. Считай, что у тебя простой выбор: либо я убью твоего попутчика, либо ты убьешь моего предателя. И да, промедление -- это тоже ответ.

Айви достал нож и осторожно, с большой опаской и нежеланием пошёл вперёд.

-- Ты ведь даже не знаешь, кто он, верно, Билли? -- Эммет очень тихо шептал тому на ухо. -- Небось, нашёл пацана где-то на севере США, приютил и решил, что он -- самое обыкновенное дитя? Знаешь, что то за метка на его шее? О, знаешь, уверен. Готов спорить, он тебе наплёл многое, но точно не правду о том, что же это на самом деле такое, -- дверь в будку открылась. -- Смотри: сейчас он войдёт туда и расправиться с той тушей быстрее, чем ты успеешь моргнуть. Сколько ему лет, а? Ты хоть это знаешь?!

-- Семнадцать, -- недоумевая, ответил тот.

-- Неверно! О, только не говори, что пропустил его День рожденья! Ха-ха-ха-ха, -- шёпот всё больше походил на злобный. -- Хочешь слышать, что он сейчас говорит? Хочешь?! Он плачет. Ревёт: "Простите", -- настолько часто, насколько ему хватает воздуха, чтобы говорить.

-- Останови его!

-- И не подумаю! Ты лишь полагаешь, что спас человека... А на деле... О, на деле я дам тебе возможность полюбоваться на плоды своих трудов... -- послышался стук железа -- в комнатушке что-то упало. -- Я, кстати, неспроста ему дал нож. Во-первых, я должен убедиться, что не ошибся, а во-вторых, сейчас мы с тобой медленно пойдём, и ты всё увидишь.

Они медленно зашагали вперёд -- к будке, из которой раздавался монотонный глухой стук. Хантер уже знал -- догадывался о том, что происходило за дверью. Да, он уже видел, как это происходило -- в тот момент, когда Ви получил всего лишь лёгкий порез. Но вместе с теми чувствами, что одолевали его, вместе с яростью и отвращением, он также испытывал странный в своей природе страх. "Нужно было спросить, кто он, давным давно! Наплевать на все правила приличия, на чувства, на... да на всё! Почему я этого не сделал?!"

-- Всем известно, почему ты этого не сделал, -- тень возникла рядом с ним и шагала в такт. -- Потому что тебе это не было нужно! Потому что любая версия из тех, что ты предполагал, подходила тебе в качестве истины... Да потому что тебе вовсе не нужна была истина! -- за дверью раздался ещё более громкий, более смертельный удар. -- Всё, что тебе нужно было -- это шанс на искупление за давнюю ошибку! Одна спасённая жизнь за десятки сгубленных, и даже здесь ты умудрился провалиться! -- звук доносился всё реже. -- Грёбаный "За день до нашей смерти"!.. А теперь ты на волоске! Теперь, когда пистолет у твоего виска, когда нож у твоего горла, а ты до сих пор не знаешь, кто он такой, потому что просто поверил в догадки!

-- Толкни дверь, -- скомандовал Джонс.

-- Но хуже того -- ты не знаешь, что он такое... Хотя, уверен, догадываешься...

Посреди небольшой будки лежало тело, на нём сидел Ви. Откинув стул, он взобрался на охранника и продолжал механично, но жестоко наносить удары, не замечая никого и ничего вокруг. Лицо лже-Эммета превратилось в кровавую кашу -- пробитые глазницы, напоминающие разбитое яйцо, разрезанные десятки раз губы и щёки, походящие на свежую вырезку, выбитые потупленным лезвием зубы, пробитый череп -- ни один разумный человек, взглянув на то месиво, узнал бы ни лицо, ни того, кому оно принадлежало.

В глазах парня не было ничего. Даже меньше, чем ничего -- тот самый серый взгляд, что пугал своей пустотой, в те моменты обращал в ужас бесчеловечным холодом, что исходил от него -- словно само убийство было сделано по-приказу, словно для того, кто его совершал, ничего не происходило, словно какой-то демон вселился в тело и вторил свою чёрную работу, пока настоящий человек витал где-то в небесах. Когда нож в очередной раз вонзился в раздробленные на десятки мелких ошмётков рёбра, он, Уильям "Из Джонсборо Хантер", понял, у кого видел такой взгляд -- именно им смотрел на посетителя бара тот, кто прямо в ту секунду держал его на мушке.

-- Ви! -- прокричал он. -- Хватит! Стой! Ви, он мёртв!

Будто бы сдерживая себя от следующего удара, он остановился и повернул голову. Да, в тех глазах не было ничего -- даже слёзы, лившиеся, по словам Ворона, в самом начале, уже застыли на щеках, но было кое-что другое -- белок его глаз был полностью залит кровью, как если бы несколько сосудов лопнули одновременно. Не произнеся ничего, он лишь крепче ухватил нож и ринулся вперёд -- на Уильяма. Нож удалось остановить буквально в миллиметре от брюха -- охотник обхватил запястья своего соперника и крепко-крепко держал их, пока тот просто давил всем своим весом, пытаясь достать лезвием до плоти. Абсолютно пустой, жуткий взгляд.

-- Стой! -- старик поражался той силе, с которой старался давить Айви. -- Стой, идиот!

-- Он не остановиться, -- шепнул Джонс. -- Уверяю тебя, -- до рубашки оставалось совсем немного. -- Знаешь, это будет очень... очень глупая смерть.

Быть перебежчиком, как и в случае Ворона, означало -- всё время находится в балансе между жизнью и смертью. Повышенная реакция, обострённые чувства ориентации и максимум физических возможностей давались за счёт ускоренного сердцебиения, что разгоняло паразитов по всему телу. Чем быстрее билось сердце -- тем менее невосприимчивым к боли и прочим внешним факторам становился человек, так как болезнь полностью окутывала спинной и шейный мозг, отключая рецепторы. Но если "высший" перебарщивал -- он умирал либо от разрыва сердца, либо достигал "точки невозврата", когда количество активных и неактивных клеток переставало находится в балансе, и через время, становился заражённым-диссидентом -- всё той же машиной для убийств, только неконтролируемой.

В тот момент, когда Айви смотрел на Уильяма своими залитыми кровью глазами, у последнего не было сомнений -- парнишка был перебежчиком. Тот окровавленный взгляд, те вздутые вены и безумную из-за напряжения мышц гримасу нельзя было спутать ни с чем другим. Это создавало ещё больше вопросов, хоть и отвечало на другие -- откуда у того были столь поразительный слух и реакция. Понимая, что парень не только не контролирует себя, но ещё и держит оружие в руках, Хан отпрыгнул в сторону, пропуская того к Эммету. Конечно, рассчитывать на то, что лучший убийца континента не увернётся, наёмник не стал -- ему нужно было просто, чтобы тот отвлёкся. Как только Джонс начал уворачиваться, Уильям схватил его за руку, держащую револьвер, и попытался выхватить пушку.

-- Ах ты, сволочь! -- тот попытался нанести в ответ удар кулаком, но не успел -- старик подбил его ногой прямо в колено.

В ту секунду Ви вновь попытался задеть хоть кого-то ножом, так что Ворон разжал хватку и отпрыгнул -- лезвие было направлено на него. "Вот и победа!", -- тут же пронеслось в голове Уилла, ведь ему оставалось всего-то нормально взять револьвер и выстрелить, но нет. Одним резвым движением соперник перепрыгнул через парня, оттолкнув того прочь, и, приземляясь, схватил пушку. Вывернув руку с ней, он ударил второй Хантера прямо в грудь. Следующего удара не последовало -- старик перехватил кулак и, потянув на себя, врезал Эммету головой. Впрочем, тот и не пошатнулся.

Айви уже снова побежал на сцепившихся. От режущего удара Хан увернулся, сделав всего шаг в сторону, не забывая тянуть за собой соперника, но колющий удар пробил плащ почти насквозь -- нож по самую рукоять застрял в ткани и коже, так что владелец того самого плаща, пользуясь ситуацией, пнул Ви ногой по рёбрам -- тот отлетел прочь.

-- Хочу себе такой же!

Джонс улыбнулся и ловким движением схватил рукоять ножа, но тут же вновь получил по лбу головой. Оскалившись, он что есть сил упёрся ногой в торс Уильяма и, оттолкнувшись, отпустил его руку с пистолетом. Дезориентированный охотник тут же схватился за револьвер нормально и прицелился в цель, но стоило ему это сделать, как он увидел, что Ворон, оттолкнувшись, схватил парня, приставив тому нож к шее тупой стороной лезвия.

-- Хорошая рокировка! -- засмеялся тот, спрятавшись за головой Ви. -- Мне так даже больше нравиться. По крайней мере, теперь ты точно перестанешь возникать, -- парень пытался молотить мужчину руками и ногами, но был в слишком неудачном положении, чтобы хоть что-то предпринимать.

-- А теперь слушай, что я скажу: этот мелкий -- не просто высший, как ты мог подумать, и это далеко не простой ребёнок, если твои куриные мозги ещё не дошли до этой мысли -- он рождён Эволюцией.

-- Это я знаю. Отпусти его!

-- Нет, ты знаешь, но не понимаешь -- он не человек! Он -- это я.

-- Бред!

-- "Бред"? Давай спросим его самого.

Ворон ещё сильнее надавил ножом на горло. Чем больше пацан терял силы, тем сильнее на его лице проступали слёзы и сожаление. В конце концов, он просто "повис" на тупой стороне лезвия, никак не сопротивляясь и бормоча себе под нос:

-- Простите... Простите... Простите... Простите... Простите...

-- Так-то лучше. У тебя есть мать, Айви? Есть отец? -- тот молчал и лил слёзы. -- Отвечай мелкий! Если долго висеть на ноже -- можно на него напороться.

-- Я обещал брату... Обещал... Никого не убивать... Простите... Простите меня.

На какой-то миг улыбка с лица Ворона исчезла. Ровно на мгновенье он посмотрел на тело, к коему приставил нож, самым человечным взглядом из всех, что у него видел Уильям, но, переведя взгляд, тут же переменился в лице:

-- Значит так, -- начал он более серьёзно и более тихо. -- эта программа существует уже сорок два года. Вначале она была типа-государственной -- осколки учёных умов пытались всё делать самостоятельно, но Эволюция быстро взяла их под своё крыло. Каждые четырнадцать лет выводиться новое поколение из двадцати детей -- десять мальчиков и десять девочек. Каждый раз над ними ставят эксперименты, пытаясь достичь их максимального порога сопротивляемости паразиту -- превратить их не просто в "высших", как их называет Единство, а в следующую ступень симбиота. Цифры от одного до десяти на шеях обозначают количество повторяемых опытов и их периодичность. Чем больше цифра -- тем чаще с ребёнком обращаются, как с животным.

-- Но зачем?

-- Я к этому и подвожу -- не ломай темп. Всё затем, чтобы потом, если ребёнок выживет, конечно, взять гены мальчика, оплодотворить девочку и получить новое поколение людей, чей организм имеет врождённую сопротивляемость вирусу.

-- Он имеет в теле... вакцину?..

-- О, нет. Изначально, нет, но он может ей стать.

Время замерло. "Не может быть, -- то была единственная мысль, долго занимающая главенствующее место в голове старика. -- Не может быть. Но... В Аду... Вот, почему я видел его без противогаза живым! Он... Он не просто перебежчик! Он ведь не сошёл... Не сошёл тогда с ума, не обезумел от ярости... Не может быть! Двадцать детей... С иммунитетом! С антителами!.. Нет. Действительно не может быть".

-- Не верю, -- выдавил он из себя.

-- Подойди. Подойди сюда и поставь руку ему на пульс. Если у него будет больше двадцати ударов в минуту -- можешь меня пристрелить.

Он с большой опаской подошёл вперёд и поставил Айви пальцы на артерию на шее. Не больше двух ударов на десять секунд. Каждый раз. "Не перебежчик. Не человек".

-- Слышишь это, верно? Знаешь ведь, что если положить руку мне на шею, то мой пульс будет под сто восемьдесят? Вот и отлично -- сделай выводы.

-- Зачем?.. Зачем ты мне это рассказываешь?

-- Во-первых, чтобы Зильбер, наконец, от меня отстал. Во-вторых, чтобы ты понимал ценность этого гадкого утёнка. То, что ты хочешь забрать с собой в Гренландию не просто обеспечит вам обоим достойную жизнь и смерть -- это может спасти очень много людей и порушит все планы Эволюции на этих детишек. Ты же знаешь, что Гренландия сотрудничает с Дарвином только из-за них? Знаешь?!

-- Знаю.

-- Тогда для кого, я, блять, распинаюсь? Что тебе известно ещё?

-- То, что его узнали какие-то мужчина и женщина, что якобы приплыли оттуда. А ещё его хочет заполучить один Кардинал Золота, а второй наоборот -- пытается сделать так, чтобы первый облажался.

-- Это игры гиен и грифов -- не наше дело, а вот мужчина и женщина -- послы. Каждые семь лет из Гренландии присылают всё необходимое для проведения дальнейших экспериментов. Они могли бы сделать всё сами, если бы знали, что делать -- им предоставляют только визуальные результаты. Никаких отчётов. Никаких данных -- только показательны шоу, но очень убедительные.

-- Да откуда ты всё это?..

-- Он -- это я. Я же сказа, -- хладнокровие и мрачность вновь вернулись в тон Джонса. -- Я один из тех, кто двинул тот эксперимент одним своим существованием. Он -- мой. И вот, что я скажу: это не я пойду с вами, -- он убрал нож от горла Айви и, пнув того вперёд, улыбнулся. -- Это вы пойдёте со мной. Каждый ваш шаг будет полностью подконтролен мне, если хотите исполнить свою чёртову мечту о спокойной жизни. Каждая моя просьба будет приказом, а каждое желание -- законом. И если... Только если вы поведёте себя нормально -- я, так и быть, смогу убедить Зильбера в том, что мы с ним расходимся на веки вечные... Идёт?

Разумеется, Уильям не верил. Вакцина всегда была лишь бредом, сказкой, о коей мечтали уже сорок семь лет к ряду. Но, с другой стороны, он не мог найти другого рационального объяснения ни поведению Ворона, ни тому, что происходило с парнем.

Конечно, до конца так и не понимал, где именно во всей той большой картине была ложь, но верить до конца вору, убийце и авантюристу -- смертельно опасное развлечение и непозволительный для него риск. Однако одно он знал точно: если Ворон, самый неконтролируемый и, как оказалось, сумасшедший маньяк из всех, о которых по континенту шли хоть какие-то слухи, предлагал пойти туда, куда нужно, самому -- права не соглашаться просто не существало.

-- Идёт?!

-- Идёт! -- прокричал он.

-- Ха-ха-ха! Вот и хорошо, ублюдки. А теперь вперёд -- я хочу найти свою шляпу и убраться из этого гадюшника.

========== Глава 19. Рай ==========

Ворон отпустил Айви, и тот упал на колени. Задыхаясь от недостачи воздуха, смотря на свои руки, покрытые кровью, он выглядел абсолютно опустошённым. Словно с убийством, им совершенным, умер и он сам. Словно обещание, как оказалось, данное его брату когда-то, давало ему тот самый смысл идти вперёд -- тот, что он так боялся потерять. Уильям, стиснув зубы, смотрел то на него, то на Эммета, но сделать ничего не мог -- в конце концов он ведь только что заключил сделку с тем чудовищем.

-- Давайте... Без этого. Я знаю, о чём вы оба думаете, -- он вытер пот со лба и ловко закинул нож себе в кобуру, -- но у меня не было другого способа убедится в своей правоте.

-- Ты мог просто завести его в любое гнездо, -- не разжимая челюстей, прошипел старик. -- Нескольких вдохов хватило бы, чтобы...

-- В гнезде... Вы не в курсе, но лучше побыстрее уйти отсюда, -- он одним движением поднял парня и направился к лестнице на тоннельный уровень. -- Так вот: в гнезде мне и самому не слишком хорошо становится. Да и пройти мимо охраны с заложником, чтобы меня не прибили... Ты же сейчас не серьёзно такую херню сморозил, а просто в сердцах бредил?

В ответ никто ничего не сказал. Они молча спустились в тоннель и пошли обратно в сторону борделя. Уильям брёл по темноте перехода и смотрел на слегка фосфоресцирующие голубые глаза Ворона, смотрел на лёгкую улыбку, никогда не спадающую с лица, и, в то же время, слушал абсолютно холодный, "глубокий", как выражался бармен Джордж, голос. "Нет в этих глазах ничего человеческого", -- думал он себе и, одновременно, понимал: тот был прав в своей речи -- не было другого выбора, не было другого способа проверки, и если всё то, что он сказал после, было правдой -- оно того явно стоило. Только лучше от осознания того всё равно не становилось.

-- Да, первое убийство -- кто бы мог подумать! -- улыбался мужчина, держа Айви за плечо. -- Я даже в чём-то поддерживаю тебя, Ви, но прими мой совет: не стоит...

-- Заткнись, -- отрезал Уильям.

-- Чего ты там сказал?

-- Я сказал, что тебе лучше бы заткнуться. Тем более, если речь идёт об убийствах. Особенно, если речь идёт об убийствах.

-- О, то есть ты -- ещё один идиот, верящий, будто бы высшие ничего не чувствуют? Тебе не кажется, что даже на примере нашего парнишки можно сказать, что ты и тебе подобные целиком и полностью ошибаются?

-- А я говорю не о парнишке и не о каком-нибудь перебежчике -- я говорю о тебе, -- ухмылка Джонса стала ещё шире. -- И тебе лучше бы молчать.

-- Забавно слышать то, как чьи-то чужие чувства защищает охотник за головами. Всё равно, что мясник, что пёкся бы о настроении коров да свиней.

-- В чем проблема печься о тех, что никогда не пойдут под нож? Ты подгоняешь всех под одну линию -- для тебя абсолютно нет разницы в том...

-- А её и нет, -- он, всё ещё держа парня, повернул голову к собеседнику. -- Враг -- это друг, что, пока-что, не напал на тебя. И ты никогда не сможешь сказать, когда это измениться. Не сможешь сказать, в ком это измениться. Каждый, живущий рядом, есть и друг, и враг; каждого от той самой линии, под которую я, как ты выразился, всех подгоняю, отдалят лишь один шаг -- почему бы не быть готовым? Почему бы не жить так, будто каждый день может стать последним? И знаешь: однажды так оно и окажется, а я буду готов к этому.

Одним размашистым движением Ви сбил руку Эммета со своего плеча и, достав второй свой нож из его кобуры, приставил тому к горлу. Сам Эммет даже не вздрогнул.

-- Будешь готов, да?! -- лезвие ещё плотнее прижалось к коже.

-- Айви!.. Он нужен живым.

-- Вот ведь незадача, а, парнишка? Ха-ха-ха, как инкассатором работаешь -- куча денег, да все не твои.

-- Как же... я тебя ненавижу. Ты даже представить себе не можешь... Всё, что оставалось от моего брата -- это обещание. А ты... А ты!..

-- Веришь или нет, -- он взял руку парня и ещё сильнее прижал к себе нож, -- но легче тебе от этого не станет.

-- Айви...

-- Молчи, Уильям! Даже ты!.. Вы оба ведёте себя так, будто ничего не случилось! Человек умер! -- он на секунду перевёл взгляд на Хантера. -- Я целый день говорить не мог после того, как выстрелил Хансу в живот! Я спать не мог! А ты... Вы оба! Как животные... Вы будто просто сломались где-то внутри! И ещё ваши цели... -- он взглянул Эммету в глаза. -- Ты так стараешься не умереть просто так. Тоже так отчаянно ищешь себе достойное, не одинокое завершение жизни... Надеюсь, ты умрёшь один. Никем не узнанный. Никем не признанный. Забытый. А я о тебе... даже не вспомню!

Ви рывком убрал нож от горла мужчины. Тот смотрел на парнишку несколько секунд, медля, а только потом заговорил всё так же спокойно:

-- Вот и договорились. Не забудь забывать о мне почаще -- мне будет приятно. А теперь пошли уже -- у нас есть дела.

Наёмник постоял немного и пошёл следом. Хуже мысли о том, что Ви действительно был чем-то схож с Вороном, была мысль о том, что он сам -- старик -- был тоже чем-то на него похож. "Одни и те же цели...".

-- Я... -- начал он спустя минуту, шагая сзади. -- После своего первого убийства тоже не мог нормально уснуть. Им был мой надзиратель из дома рабов -- тот, что набил мне... моё "208", -- Джонс хотел было что-то сказать, но смолчал. -- Он был тем ещё ублюдком. Несмотря на все те муки совести, что я испытывал после, он действительно был тем ещё ублюдком. В момент убийства я даже ощутил эту... энергию, уходящую от него ко мне. Весь этот адреналин, превосходство -- ощущение чужой увядающей жизни даёт тебе абсолютно противоположное: ты чувствуешь себя живее, чем когда-либо, но от этого становится только страшнее, потому что ты понимаешь, что тебе, пускай и на короткий миг, принесла удовольствие чужая смерть. Многими днями и ночами после я грел себя мыслью о том, что поступил правильно. Что справедливость, может и извращённая, спасла очень много жизней... Но это не сильно помогало. В последующие разы становилось проще -- оказывалось, что часто либо другого выхода просто нет, либо у тебя не оказывается времени, чтобы пожалеть о содеянном. Привыкаешь к запаху крови. Привыкаешь к вкусу. И от этого никуда не денешься. Но в первый раз, я, наверное, чувствовал то же, что и ты: страх и стыд.

-- Ого... До чего же занимательный рассказ -- расплачусь сейчас.

-- Да? А что чувствовал ты? Кем был первый, кто умер от твоих рук? -- Ворон медлил в ответ.

-- Кто?.. Моя мать. Что я чувствовал?.. Отдачу. В этом, Уильям, ты точно прав: и тогда, и во все последующие разы я чувствовал только отдачу -- в этом мне, в отличии от вас, несравненно проще.

***

-- Значит, идёшь с ними по воле своей? -- Виктор одним залпом половину рюмки, его руки стали трястись хоть немного слабее. -- Что-то странное с тобой. Ты вчера, когда головой падал, случайно не?..

-- Ка-а-ак остроумно, Вик. В твоей ли привилегии удивляться, если я, по твоим словам, каждый раз так падаю? Мои мозги давно остались на том полу.

-- Тоже верно.

Он сидел почти в центре бара, за столиком, что стоял в углу. Его компанией, как ни странно, было одиночество -- ни простые люди, ни приезжие, ни такие же алкоголики, как он сам, не присоединились к нему в тот вечер. Бармен при виде Джонса заметно занервничал, но то ли вид Уильяма и Айви рядом, то ли просто осознание того, что четверг кончился, уняли его волнения.

-- Но ты же явно неспроста ко мне заявился? Неужто чувства заиграли, и решил таки попрощаться со старым алкоголиком?

-- О, да. Я же так за тебя переживаю, друг. Каждый раз думаю: "А вдруг у тебя всё хорошо?". Перебьешься, -- он взял рюмку старика и допил её содержимое. -- Шляпу, будь добр.

-- Какую шляпу? -- хитро улыбнулся тот. -- Понятия не имею о шляпе.

-- Она тебе даже не идёт. Мог бы просто из вежливости примерить сначала.

-- Всё равно не верну. Позже -- как придёшь обратно.

-- Не зазнавайся, старик. Вполне вероятно, что я не вернусь вовсе -- меня иногда так тошнит от твоих речей, что я подумываю о солнечной Мексике, как о рае на Земле.

-- Вот поэтому твоя шляпа и остаётся со мной -- чтобы ты тоже не зазнавался, -- Уильяма, в каком-то смысле, удивляла такая наглость и своевольность Виктора, но как только он вспоминал, что тот в здравом уме четырежды садился пить с перебежчиком на спор -- всё становилось на свои места. -- К тому же, для мексиканца ты слишком бледный.

-- "Бледный"? Ха-ха-ха. Может ещё "белый"? Это, между прочим, раси!.. -- он резко повернул голову на почти полный вечерний бар и замолчал. -- Знаешь... Налей-ка ещё. И себе -- тоже.

-- Что, опять? -- он быстро достал бутылку.

-- Опять. В третий раз. Никак они, блядь, не научаться.

Уильям услышал шаги только через двадцать секунд, а несколькими позже -- увидел их обладателей. На верхний уровень станции Берри-ЮКАМ -- в бар -- поднималось шестеро человек. Никто из них не был разодет, как типичный охранник сопротивления, но оружие и грозный вид, парадоксально, были у всех.

Во главе шёл низкий и коренастый темнокожий бугай, стриженный под полубокс. Он явно смотрел в сторону Ворона с нескрываемой ненавистью. Остальные пятеро -- те, что были на голову-две выше своего предводителя -- шли следом более холодно и очень часто осматривались, будто бы прореживая взглядом толпу на наличие в ней знакомых лиц.

Хантер инстинктивно потянулся за пояс -- как он и говорил ранее: "Мне проще говорить, когда в меня не целятся, либо когда я целюсь в ответ", -- почему-то тогда у него было ощущение, что те "милые люди" не собирались долго разглагольствовать. Однако Эммет, улыбнувшись в своей манере, жестом остановил его.

-- Может, скажешь тогда, что это за отморозки? -- он всё ещё не убирал руку из-за пояса.

-- Тим, Джекс, Лорран, По, Эйден и Ли. Много тебе это дало?

-- Тим? Тот, что с владелицей? Неужели, это ты тот придурок, что не заплатил ночной бабочке?

-- Не в этот раз. А даже, если б и так -- я считал бы, что у нас всё было в обоюдном порыве чувств.

-- Первый человек на земле, считающий, что в борделе может быть что-то в обоюдном порыве чувств.

-- Ой, иди-ка ты нахер, а. Учитывая те эпитеты, которыми они все засыпают своих клиентов во время секса, и их "неподдельное удовольствие" -- могли бы хотя бы скидку давать.

А шестёрка, тем временем, пробивалась через нетрезвую толпу, буквально раскидывая всех на своём пути. В какой-то из моментов поднос с пивом, почти ставший на стол, улетел с подачи одного из шестерых, больше всего похожего на "По", так что к идущим присоединились ещё трое -- те, претензии коих были направлены уже к Тиму и его ребятам.

-- Ты! -- коренастый резким движением указал на Эммета и перешёл на порывистый шаг. -- Хватит с нас твоего своеволия!

-- Воу-воу-воу-воу-воу! Понятия не имею, о чём вы. Кто вы?

-- Не прикидывайся, Калеб!

-- Это Вергилий, -- сказал один из компании, что обступила троицу полукольцом.

-- Не -- это ж Марк.

-- Завалите все! Ты! -- ткнул он мужчину пальцем в плечо. -- Ты довыёбывался! Собирайся -- пойдёшь с нами!

-- Я не знаю, кто вы, -- тут же ответил Ворон и отбил руку Тима прочь. -- Я просто пришёл сюда выпить. Эй, ты, -- обратился он к одному из троих, что стояли позади, -- по-твоему, разве есть преступление в том, что человек хочет выпить?

-- Да плевать я хотел -- я хочу деньги за своё пиво! -- старичок положил руку на плечо "По".

-- Отвали!

-- Не беси нас, мелкий, -- Джонс едва скрыл улыбку после тех слов, -- все эти твои игры со смертью уже порядком приелись! Припёрся хрен знает, откуда; не стоишь абсолютно ничего; никогда никем не был, кроме грёбаного животного, но успел забрать жизни нескольких хороших людей! Если ты сейчас не пойдёшь с нами -- я научу тебя уму-разуму прямо в этом грёбаном баре, да так, что тебе падать на наш пол ещё долго не будет нравится!

-- Я правильно понял, -- он начал настолько громко, что его слышали все, -- вы пришли, разлили чужое пиво, за которое отказываетесь платить, а теперь решили избить меня просто по воле прихоти? Разве так обращаются своими братьями в Сопротивлении? -- кто-то из пьяных обернулся. -- Разве так поступают с ребёнком войны?

-- Кто там гонит на солдат?! -- какой-то мужик встал и начал подтягиваться к толпе.

-- Какой ты, к херам, ребёнок войны?! Здесь тебя каждый знает, ублюдок! И каждый!..

-- Моё пиво...

-- Отвали, я сказал!

-- Хочешь сказать, что я вру?! Хочешь сказать, что у кого-то здесь есть доказательства того, что я не воевал?! Что я не подрывал тоннели и не лежал в госпитале, пока мои перебитые ноги заживали от открытых переломов?! Ты хочешь сказать, что все военные и их дети -- лжецы?! -- послышался скрип ещё нескольких ножек стульев о пол, бар накрыла мрачная тишина.

Уильям "Из Джонсборо" Хантер молча, почти в остолбенении смотрел на Эммета "Ворона" Джонса, пускай и старался не подавать виду удивления. Тот поток лжи, что лился с его уст, его чёткость и скорость, работа эмоций и мимики -- не каждый игрок в карты мог врать настолько быстро и слаженно, как то делал бывший убийца Эволюции, не каждый вообще мог врать, не покраснев при том. Но нет -- мужчина всё ещё легонько улыбался, пока ситуация вокруг него накалялась до невозможности.

-- Или ты хочешь сказать, что мой друг, -- показал он на Хана, -- гнавший подлых Крыс до самого Орегона, тоже не воевал?! Ты хочешь сказать, что все наши шрамы, наша боль -- пустяк для тебя?!

-- Тим, заткни его, -- один из шестёрки явно нервничал. -- Ситуация...

-- Я в курсе! Слушай ты, лживый кусок дерьма!..

-- Как ты его назвал?! -- раздался старческий голос. -- Он -- такой же, как мы!

-- Да!

-- Он солдат!

-- Где ты был, пока мы воевали?!

-- Да заткнитесь вы все -- вы знаете меня! Я был здесь с вами с самого рождения! С самой, сука, первой секунды!

-- Да, знаем! -- прокричал кто-то ещё. -- Ты -- Тим Хукер! Тот самый, что во время войны только усы отрастил и по девкам бегать начал! Я когда с твоим батей на передовой был -- тебя там не было!

-- Моё пиво...

-- Да съебись ты уже отсюда!

-- Господа товарищи! -- Ворон явно поймал кураж. -- Всё, что я вижу сейчас -- это то, что меня -- обычного мужика-вояку, пришедшего выпить, пытается избить какой-то подхалим! Что этот подхалим!..

-- Заткнись! -- схватил Тим Эммета за воротник.

-- ...Совсем не уважает ни меня, ни вас! -- кричал он тому прямо в лицо. -- Что даже пиво ни он, ни его люди, не хотят компенсировать! Он не хочет извинятся перед нами! Он слишком высок для этого!

-- Клянусь, я!.. -- коренастый вытащил пистолет, но тут же получил лбом по носу.

-- Видите! -- поднял он выхваченную пушку над собой. -- И даже до убийства, защищая своё лицемерие, он готов пасть! Он ненавидит вас! Он презирает вас!

-- Трус! -- прошипел кто-то.

-- Ублюдок! -- пьяных и очень пьяных голосов становилось всё больше, а шестёрка не сразу осознала, что оказалась зажата в другое -- ещё большее полукольцо.

-- И у меня к вам только одно рациональное предложение, чтобы восстановить справедливость и мир в этом баре! Скажем так, мой девиз по жизни для всяких ублюдков!..

Виктор, словно по команде, осушил свою рюмку и отодвинул на край стола, Ворон среагировал мгновенно. Вместе с гранённым стеклом, разбившимся о голову одного из шестерых (Ли, наверняка), разбилось и общее терпение толпы.

-- Бей всех, кто не Эммет Джонс!

От шестёрки не осталось и следа. Как только завязалась общая, коллективная драка, они тут же стали мишенью для всех в ближнем ряду. Пернатый схватил "По" за воротник и, подкинув над собой, разгромил им стол рядом. Подняться тот не смог -- Вик, взяв вторую рюмку с пола, ловко размозжил её прямо тому о темечко.

-- Да, сука! -- вскрикнул он своим пропитым голосом. -- Пиздить каждого! -- Джонс, кивнув тому на прощание, включился в драку, словно и не хотел просто создавать фон для побега.

Никто особо не разбирался, с кем нужно было драться. Во-первых, в адовом столпотворении из полусотни пьяных и полупьяных тел трудно было отличить своего от врага, а во-вторых, многие молотили друг друга лишь ради синяков. Старик был готов поклясться, что если для того бара, как для любого другого постоянные драки не были привычным явлением, то то был явно ненормальный бар. "Старая добрая пьяная потасовка, -- сцепив ладони, Уильям ударил по макушке какого-то случайного завсегдатая и тут же отправил его в нокаут. -- Прямо как во времена моей молодости".

И всё же, он не мог не поражаться смекалке перебежчика и его красноречию. Даже себя, став наёмников, он считал исключением из правил в этом -- большинство псов войны, как и людей в Новом мире вовсе, не тяготели к знаниям. Они не желали ни развиваться, ни учиться, ни, что уж там, познавать новое. Как следствие, редко кто умел красиво говорить, редко кто хотел это делать, а времена, когда ребёнок больше не мог расшифровать аббревиатуру "США", приближались всё ближе и ближе.

Страшно было признавать, но образованность больше не считалась необходимой -- мир сделался куда более простым, чем был во времена цивилизации. Можно было знать три языка, но проку от того, если на деле нужно было знать лишь пару видов съедобных грибов? Можно было бы исследовать всю историю "великой свободной страны", но в чём был смысл, если многие люди не знали даже того, что творилось у них за заборами? Можно было бы обладать навыками, достаточными, чтобы склонить толпу на свою сторону, но зачем, если всего-то нужно понимание того, куда бить, чтобы быстрее вырубить?

Того, что больше был похож на Лоррана, схватили под руки двое бравых молодых ребят и начали быстро и машинально наносить удары по грудной клетке. Переломы ребер, повреждения диафрагмы, отбитые почки -- в лучшем случае. В худшем -- пробитое лёгкое и смерть. Ровно через один миг какой-то залитый старик снёс всем весом одного из них, но избитому то уже не помогло -- Лорран осел на пол и больше не вставал.

Айви схватил кто-то за плечо со спины и тут же об этом пожалел -- парень перехватил ладонь противника и, резко дёрнув на себя, ударил того затылком, тоже вклиниваясь в общий бой. Хантер, увернувшись от бутылки, отлично осознавал, что его протеже в те секунды обосабливал собой всё грядущее поколение -- в свои семнадцать он не знал банальной математики и даже родного языка, но зато отлично понимал, как драться, и знал, каково было убивать. Впрочем, никого, кроме них -- поколения Уильяма -- нельзя было в том винить. Младшие не стали ныть по поводу того, что им не дали знаний и воспитания -- они просто приспособились.

Однако что-то требовалось взамен. Что нужно было человеку, не имеющему знаний? Пожалуй, простота. Именно она. Стоило дать любую упрощённую систему мира, объясняющую самые банальные действия и потребности, как он тут же верил, и не просил большего -- как слухи о том, что всё, кроме США, лежало в ядерных руинах; как мысли, что больше ни в электричестве, ни в морали не было нужды. Стоило вбить в голову идею -- патриотизм, идеалы или веру -- как знания больше не были необходимы. Более того -- они становились противопоказанными. Ведь... что делали знания? Они толкали к движению, к развитию. А движение мысли -- это сомнение, критика, инакомыслие -- всё то, что человек Нового мира так часто не мог себе позволить, если принадлежал к стаду. Потому и нельзя было сомневаться. Нельзя было спрашивать себя: "А зачем мы дерёмся в этот момент?" -- нужно было просто бить, потому что били все. И все действительно били.

"Охрана!" -- раздалось откуда-то из толпы. К тому моменту уже все из шестёрки, кроме Тима, были на полу. Кто-то разбил собою столы, получив многочисленные ушибы и сотрясение; кто-то налетел хребтом на барную стойку и, будто бы по магии сломанной спины, тут же упал на пол, взвизгнув от боли; а кого-то и вовсе просто затоптала толпа, выбив половину зубов, -- нужно было лишь дать слабину, лишь на секунду упасть, чтобы потом уже не подняться.

Но только не Тим -- он явно не мог позволить себе такой роскоши, потому что с его телом рухнула бы и его репутация. Он крепко стоял на земле, отбивая, без преувеличения, ленивые удары Джонса. Более того -- низкорослый мужчина достал нож и всеми силами пытался хоть как-то задеть перебежчика -- бесполезно. Хантер знал, что то было невозможно, что он сам остался жив после драки лишь из-за того, что Эммета интересовал Ви, но не более.

Как только раздался крик о том, что стражи порядка были на подходе, Ворон перестал играть -- парой размашистых ударов он отбил руку с лезвием так сильно, что через звуки битвы можно было отчётливо различить хруст лучевой кости. Как только нож выпал из хватки, высший схватил запястье и, вывихнув то, ударил прямо по локтю -- сустав вылетел. Через секунду уже вылетел ещё один -- то самое запястье было вывернуто под слишком неправильным углом.

Схватив сломанную конечность и наступив на носок врага своей ногой, он начал резко и быстро ломать своего противника -- челюсть, рёбра, колени, плечи, ключицы -- всё то сопровождал монотонный, смертельно отвратительный хруст костей, пока тело превращалось в тряпичную куклу, нелепо свисающую в захвате. Лишь в тот момент, когда изо рта Тима полилась вязкая и немного коричневая пена, тот остановился, замерев в стойке для удара. Секунда, другая... Хан отчётливо понимал -- не мог знать точно, но имел полное право предполагать: Джонс слушал, как останавливалось сердце его врага и наслаждался -- нельзя было забываться о том, кем он был, даже при восхищении; нельзя было пропустить мысль о том, что он в любой момент мог перерезать кому-либо глотку просто ради веселья; нельзя было давать слабину.

-- Скажем, что сам так упал, если спросят, -- в тот момент, когда он обернулся, его улыбка действительно внушала страх. -- А теперь пошли, пока нас всех не повязали.

Он отпустил тело, тут же упавшее на пол, взглянул на редких пьяниц, оставшихся в строю и не прекращающих драться между собой, да направился прямо к выходу -- на его счастье, охрана шла не с верхнего уровня, а с нижнего. И, разумеется, никто из стражей порядка на верхнем уровне не хотел с ним связываться после вчерашнего.

***

Шёл дождь. Очень холодный, очень пронзающий, но редкий дождь. Троица двигалась к машине, перепрятанной в одном из внутренних дворов. Айви всё так же молчал.

-- Так что это был за правительственный проект? -- Уильям ощупывал плечо и спину, на судьбу коих пришлась пара ударов. -- Меня интересуют детали.

-- Разве того, что я уже сказал раньше, тебе не было достаточно?

-- Конечно, нет.

-- "Конечно, нет", -- какая напыщенность. Может, мелкий сам тебе всё расскажет? -- тот молчал. -- Ах, да -- у него же глубокий внутренний стресс на фоне его первого убийства -- того, что делает, блядь, каждый уже с пелёнок, потому что окно Овертона для убийств давным-давно прошло.

-- Я, по-моему, говорил тебе заткнуться на эту тему.

-- А я говорю, что власти у тебя надо мной никакой -- я в любой момент могу послать наше общее соглашение.

-- Тогда неудивительно, что единственные люди, терпящие тебя -- это конченый ублюдок и престарелый алкаш, -- в ответ раздался лишь противный низкий смех.

-- Дай ему сказать... -- вдруг вклинился парень. -- Уверен, он знает больше меня.

-- О как... Что ж... Нихрена не ожидаемо, но ладно...

-- Просто рассказывай.

-- Я и собирался!.. В общем, вначале эта программа была правительственной -- очередной эксперимент на людях во имя демократии, -- он откинул мокрые волосы назад и взглянул на небо. -- Но, как ты, старпёр, помнишь, от правительства быстро ничего не осталось -- только потерявшие свою власть седые мужчины да женщины с целлюлитом на боках и тремя подбородками на тупой голове. Первое десятилетие после, это всё было чем-то вроде извращенного хобби для оставшихся учёных -- эксперименты: умирали испытуемые часто, а финансирования не было вообще, -- завидев впереди дремлющую стаю, они свернули за угол. -- Однако всё изменилось, когда несколько из одной исследовательской группы объединились с мародёрами-дебилами в Мэриленде -- они предоставили им результаты своих исследований, в ходе которых, всего-ничего, смогли превратить обычного человека в высшего (знать я не знаю, как они их тогда называли). Как ты понимаешь, тупой сброд очень впечатлила перспектива получения сил и возможностей, так что они стали работать вместе. Если не вдаваться в подробности, я только что тебе описал становление Эволюции -- за первые пять лет к ним примкнуло такое количество людей, отупевших от слухов о невиданной силе, что просто было страшно сказать, но...

-- Но все передохли, как мухи. -- Джонс рассмеялся в ответ.

-- Верно. В следующую половину декады все те, что были наняты и превращены ранее, начали умирать по двум общим причинам: болезни сердца; и заражение без видимых источников -- как неожиданно!.. -- вскинул он руки к небу. -- Разумеется, все быстро поняли, в чём была причина, но это, в большинстве своём, не оттолкнуло преданности к исследователям. Более того -- большинство новичков сознательно отказалось от "силы", предлагаемой им, и начало работать исключительно из-за принадлежности к стаду -- так это и стало сектой.

-- Тогда получается, что Единство?..

-- Именно, -- он остановился и, жестом остановив попутчиков, вслушался в ночь, однако ничего не произошло. -- Осознав всю опасность такой "силы", они откололись от Эволюции и основали группировки с абсолютно противоположной идеологией, где превращение -- способ медленно убить неугодного им. Но мы не об этом -- мы о том, что именно после массовых смертей опыты приобрели такой вид, какой имеют сейчас.

-- Если всё началось в сорок втором, плюс пять-десять лет... Ты же появился в дверях Дарвина примерно тогда?

-- Динь-динь -- найдена "Правильная мысль", предмет эпической редкости!.. Да. И именно из-за этого я довольно много знаю. В то время, как я прошёл их проверку, второе поколение детей было уже на подходе. Помнится мне, тогда их было гораздо больше двадцати -- у них не было чёткой технологической схемы, но они додумались "вывести" (хорошо, что я при этом не присутствовал) из почти-высших новых детей, предположив, что те будут обладать неким процентом симбиоза с паразитом.

-- И?

-- Что "И"? Или ты не видишь того, кто идёт от тебя по левую руку? Отчасти, правда. Я не особо вчитывался во всю ту научную муть, что видел в макулатуре, но речь шла о генетических изменениях в цепочке ДНК у новорождённых, -- голос Ворона постепенно становился хриплым на морозе. -- Плюс, их начали подвергать "испытаниям" с самого детства -- в то время, когда шло развитие их организма. А, кстати, второе поколение -- это "отец" Айви и его братишки. Впрочем, как и все остальные -- детей начали собирать в "братьев" да "сестёр", вне зависимости от их родства -- просто для того, чтобы старшие смотрели за младшими, исполняя роль нянек и внушая некую бессознательную правильность всего происходящего. Что же до меня... Все в Эволюции знали, кто я такой, или, как ты выражаешься, что я такое, а потому вместе с опытами им начали вливать и мою кровь, -- Ви оглянулся. -- Я же сказал, парнишка: ты -- мой. И твоё поколение -- третье, как я понял -- является, пока что, последним.

-- Зачем это Дарвину и его дружкам, если детей всё равно ничему не обучали, и они, как ты выразился, "изначально не вакцина"?

-- Обучают искусству убивать и прочим наукам только самых лояльных и только после того, как выведут новое поколение -- я сам учил нескольких. Зачем это Дарвину, а позже и Отцу? Как я сказал, ребята отчаянно пытаются вывести вакцину, работающую превентивно -- ещё до заражения. Но они хотят её только для себя. Почему "изначально" нет? Умолчу -- моё право не говорить. Скажу лишь, что это -- один из их удачных экспериментов, -- внутренний двор одного из двухэтажных домов, наконец, показался. -- Даже, вернее, не совсем их. Если отправить Ви к Гренладнии и рассказать, каким методом проходят опыты -- они больше не будут нуждаться в напыщенных ублюдках из США. И да, я сейчас это не просто из-за желания поделиться рассказывал -- мотай на ус, парень, -- тот непонимающим взглядом таращился на Эммета.

-- Запоминай, -- перевёл Уилл. -- И всё же одного я понять не могу: за что ты так ненавидишь Эволюцию? Ты же был с ней... декады? Разве?..

-- За то же, что и все, -- перебил его Ворон. -- Только во много раз больше. Хочешь потешить любопытство -- используй слухи. Захочешь узнать правду -- будь готов за неё умереть, -- они сели в машину, и двигатель заревел. -- Конкретная развалюха, -- прокомментировал тогда Джонс, занимая сиденье штурмана. -- Мне нравится.

Некоторые время пришлось колесить по городу -- стаи, сновавшие тут и там, искали себе пристанище на ночь. "Середина ноября, а они ещё здесь... Не всем хватает места на тёплом юге", -- и действительно: с каждым годом заражённых становилось всё больше. Они были здоровее людей физически, не болели многими болезнями, что были столь присущи людям, а есть могли куда более разнообразные блюда, так что то, что Канада в середине ноября была полна мертвецов, уже давно не удивляло.

"Вы будто просто сломались где-то внутри, -- слова всё не уходили у Уильяма из головы, пока тот вёл. -- Вы будто просто сломались где-то внутри...", -- насколько нужно было быть сломанным, чтобы заметить это? Чтобы другие заметили? Насколько было нужно низко пасть, чтобы осознать глубину своего падения?

Он смотрел вдаль с мыслью о том, что уже давно ничего не чувствовал, убивая. Каждое его нажатие на курок, каждая отнятая человеческая жизнь с самого сентября и много лет до этого -- всё происходило, как должное, как... само собой разумеющееся.

Насколько было известно Уильяму, никто вообще старался не думать, нажимая на курок, потому что то приносило боль. "У него есть родственники"? Но и у того, кто жал на курок, они тоже наверняка были. "Это необязательно"? С того момента, как один оказался на мушке другого, это уже не необязательно, а неизбежно. Как лев-вожак, убивающий всех львят предыдущего вожака; как птенцы, выталкивающие своих братьев и сестёр из гнезда с самых первых секунд рождения; как акулы, убивающие друг-друга ещё в утробе -- убийство стало просто инструментом влияния, неизменным способом изменить надоевший порядок вещей или склонить весы на свою сторону.

Нельзя было точно сказать, когда это произошло -- никто не заметил. В тот момент, когда люди начали убивать ради забавы? В тот, когда убийство стало обрядом посвящения? Ещё раньше -- когда убивали, потому что боялись заразиться? Когда военные палили по гражданским, отказывающимся соблюдать изоляцию? Когда во время разграбления магазинов в первые месяцы кого-то случайно затаптывали в давке? Когда?

А, быть может, всё было ещё раньше? До паразита? До пандемии? До цивилизации? Всё своё существование Человек Разумный старался показать своё превосходство над животным -- интеллект, культура, мораль, философия и понимание собственной важности -- люди отрицали свою звериную сторону настолько сильно, насколько прогрессировали вперёд. Но... смогли ли они это сделать хоть в одну секунду своего существования? Удалось ли им, и правда ли, что то, чем стали люди в две тысячи восемьдесят четвёртом, было лишь вынужденной мерой? "Да... Мы точно просто сломались где-то внутри".

*Через четыре часа, Санон, пригород Квебека*

-- Всегда говорил: я предпочитаю лошадей -- Ворон держал ворота гаража, пока Уильям загонял авто. -- Давай быстрее -- спина и у высших болеть может!

-- Не ной. Вообще повезло, что на дорогах нет рейдеров.

-- "Повезло", -- ага. Повезло ему, -- с глухим ударом и грудами пыли вход внутрь оказался вновь закрыт. -- Так говоришь, будто все люди исчезли по магии своей -- каждый, кто пытался так наживаться, заканчивал на дереве с кишками наружу. Это как камни в почках -- рано или поздно вымываются, если не становятся слишком большими.

-- Тебе ли говорить о?..

-- Нахер иди, а? Лишь бы прикопаться. Нет, чтобы вынести главную мысль, понять мораль -- ты, как пристарелый старпёр просто... -- Эммет, активно размахивая руками и бубня себе под нос, поплёлся в треснутый от оползней дом.

-- Пошли, пацан... -- Айви всё также молча сидел в машине. -- Знаешь... Нельзя вечно...

-- Замолчи, -- отрезал он. -- Пожалуйста.

-- Хорошо. Я же совсем не... Хорого. Тогда я... Пойду, пожалуй? -- кивок послужил ответом. -- Если что, мы...

-- Иди. Я догоню.

"В каком-то смысле, он лучше нас обоих, -- Хантер открыл дверь в дом и пошёл на шум и брань. -- Лучше многих в этом мире. Возможно, он и не знает многого; возможно, он глуп и наивен для этого мира не по годам, но... -- Ворон осматривал прогнивший от сырости диван и разодранное какими-то мародёрами кресла и кровати. -- Но он больше человек, чем кто-либо в его возрасте. Он выше на голову не умом, но сердцем... Хорошо, что Гренландия существует -- здесь ему было бы слишком тяжело".

Мужчина собрал всё покрывала и вообще любые ткани, что смог найти в доме, и радостно, почти по детски плюхнулся на распоротую кровать. Действительно: если бы не глаза, его нельзя было бы отличить от самого обычного жителя Нового мира -- уставшего, находящего счастье в каждой положительной мелочи, живого... Но это только, если бы не его глаза -- в них отражалось слишком много, а жестокая правда будто бы светилась изнутри.

-- Вот это я понимаю -- условия! -- постучал он ладонью по старой мебели. -- Как в чёртовом королевском дворце, да простят меня англичане!

-- Ага. Охренеть просто, -- он сел за старый деревянный стул, скрипящий и шатающийся от самого ветра.

-- Не бузи.

-- Констатирую.

-- Ты родился с такой серьёзной мордой, что ли? "Констатирую", -- констатируют смерть, -- тот беспечно улыбнулся. -- Впрочем, не в наши времена -- в наши только проверяют контрольным выстрелом.

-- Остроумно. И да, я роди...

-- Боже... А где в твоей голове функция "юмор"? Включи, будь добр, -- Уилл лишь сказал себе, что не стоило расслабляться ни при каких обстоятельствах. -- Ещё и этот чёртов дождь.

-- О, ну уж это скоро пройдёт -- можешь не жаловаться.

-- Кто знает, кто знает... Знаешь, дождь может идти вечно. Об этом не все в курсе, но я точно знаю: дождь может идти вечно, -- охотник лишь ухмыльнулся в ответ и вспомнил, что приобрёл пару самодельных спальных мешков в Монреале -- наконец его ждал здоровый сон. -- Скажи... Между нами, как говорится, -- вдруг приподнялся Ворон. -- Ты же соврал насчёт своего первого убийства?

-- Отвали.

-- Я же это не для того, чтобы потом пацану разболтать -- просто ответь мне... как человек, что ли? Как тот, кто не я: тебе действительно было трудно убивать впервые, или это был просто способ подбодрить?

Хан молчал, смотря в пол. В его воображении вновь возникали те самые картины -- отрезанная переносица и выпавший глаз Габриэля, катящиеся по пыльной земле. Он стоял и думал, изменилось ли что-то в его мыслях со временем, изменилось ли отношение к поступку, совершенному им. Он вновь взглянул на своего собеседника и произнёс ответ, но адресован он был вовсе не сидящему на диване перебежчику, а ему самому -- Уильяму Хантеру:

-- Нет, я не чувствовал ничего. Моё первое убийство действительно оказалось правым для меня делом, так что оно очень помогло мне переступить тот порог морали, к пересечению коего меня готовили всё сознательно детство. И так все последующие разы -- я просто старался представлять людей врагами того же уровня, на котором был мой надзиратель, и становилось гораздо легче. Единственное, что я ощущал, забивая его до смерти -- злость. Но не на него или на мир -- на себя. За то, что не мог причинить ему ещё больше боли. Что мои удары кнутом были всем, на что я был способен в отместку за все те пытки. Так что, отвечая тебе: злость. Больше ничего.

-- Хм... Благородно было соврать.

-- Никто не нуждается в правде -- всем нужно лишь подтверждение собственного мнения. А теперь... зачем тебе это было нужно?

-- Да так... -- он задумчиво взглянул в сторону. -- Считай, для подтверждения собственных догадок -- было бы очень обидно, если бы я действительно в тебе ошибся.

Старик оскалился, идя обратно, а мужчина лишь улыбнулся в ответ. Нет, в той улыбке было явно нечто большее, чем просто внушающий страх смех, нечто настолько отвратительно чужое для наёмника, что он просто не хотел для себя осознавать, чем же было вызвано то отвращение, но был уверен: во время своего первого убийства Ворон всё так же улыбался. Вся их схожесть в фатализме и прагматичности мышления разбивалась об один простой факт: в тот момент, когда Уильям кричал бы от злости, Эммет смеялся бы и смотрел вдаль -- так же, как и всегда.

Парень всё ещё сидел там, где и сидел. Казалось, он вообще не сдвинулся с места, не пошевелил ни мышцей лица, ни даже глазом -- он просто смотрел в одну точку, находя в серой треснутой стене с облезлой краской почти весь свой мир.

-- Слушай... Тебе действительно стоило бы пойти и лечь. Спальные мешки -- помнишь? Сон в машине -- дело, конечно, хорошее, но...

-- Что такое окно Овертона? Он сказал, что оно у всех прошло по поводу убийств, так что все теперь убивают спокойно... Что это?

-- Это... -- понимая, что разговор выйдет долгим, наёмник сел на трубу рядом с машиной. -- Это... как концепция... Схема того, как неприемлемое становится обыденным, -- Ви молчал в ответ. -- Смотри: ровно в начале всего того... апокалипсиса, что начался, бравые американские солдаты не убивали гражданских ни за какие награды -- ни один человек в форме не мог бы даже представить себе случай, когда отряд военных заходит в деревню, и выбивает всех её жителей до единого, потому что разведчики засекли признаки заражения у церковного священника. Не совсем сочетается с тем, что меня хотели расстрелять не так давно, не правда ли? Командование знало, что это рано или поздно станет необходимым, так что оно подхватило информационную повестку -- они на своих военных частотах часто устраивали балаганы и проповеди о том, насколько это плохо -- убивать невиновных. Рядовые, офицеры, генералы -- все рассказывали о принципах морали общества, попутно насвистывая что-то о пережитых операциях. Думаешь, это было правильным делом? -- Айви оглянулся. -- Меньше года потребовалось на то, чтобы вопрос морали предстал перед солдатиками остро, но неоднозначно -- многие так часто слышали об убийствах, что просто понимали: "Да, это плохо, но для некоторых это бывает неизбежно", -- они начали обсуждать убийства, их причины, их обстоятельства. А обсуждение -- это ровно то, что нужно для первых этапов. Потом понеслись рассказы и истории о том, что у многих действительно не бывало выбора, что убийство было броском монеты -- либо умираешь, либо убиваешь. Это... стадия нейтралитета, если хочешь. И даже больше -- пошли рассказы о том, что "убийство этих рейдеров, совершающих налёты, сделает местные лагери более счастливыми", -- убийство стало... приемлемым, частично разумным делом. На тот этап, как ни странно, ушло больше всего времени -- чтобы люди воспринимали всё... как инструмент. А потом случилось то, что случилось с Иреном: "Если все всё равно умрут -- почему бы это не использовать в своих целях?" -- всё стало... Стало поощряемым. Стало настолько обыденным, что больше не было крайностью ни для кого. Вот это и есть окно Овертона -- это прямая, на чьих краях одна и та же вещь может быть как абсолютным злом, так и абсолютной нормой -- всё зависит от времени, обстоятельств и усилий.

-- Но почему именно убийства за?..

-- Зашли так далеко? Не знаю... Правда. Думаю, мы просто ошиблись где-то -- моё поколение и наши отцы. Последним развязали руки от морали и законов, и они тут же начали воплощать свои идеи об идеальной жизни, а мы... Мы не учли их ошибок и не дали этих знаний вам. Ещё до Конца... наша страна была своего рода абсолютом -- "свобода и глупость". Но как свобода мысли и прав не освобождает от нужды быть благоразумным, так и абсолютная свобода действий не освобождает от ответственности за них, за груз, что придётся нести после их свершения. Все мы... были очень глупыми.

-- И теперь... наша очередь? Наши ошибки?

-- Угу. Я уверен, что однажды весь мир образумиться -- когда лучшие придут, когда их окажется большинство. Такие лучшие... Знаешь, какие считают убийство неправильным. Такие, что не могут после него спать, -- парень немного удивился. -- Такие, что смогли бы пойти на него только в случае крайней, очень крайней необходимости, а после его свершения всё равно считали бы себя виноватыми -- в мире с такими людьми будет безопасно. А до тех пор... До тех пор будем мы. Наши изменения и наши ошибки -- некого винить в том, что мы боимся живых больше, чем мёртвых, кроме нас самих, так что... Учись, что ли?.. -- он утёр лицо от усталости и взглянул парню в глаза. -- Пошли уже, а? Я правда валюсь с ног.

Он согласился, бросив спальный мешок старику в руки. Уильям не знал, помог ли тот разговор осознать Айви, что у него действительно не было выбора, но точно знал, что когда он сам, будучи ещё мальчишкой, очень нуждался в таком диалоге, Вейлон смолчал. Да, это, в каком-то смысле, сделало его сильнее, но ранило и изменило куда глубже. Так что он, буквально, делал то, о чём и говорил -- старался не совершать ошибок предшественников.

***

Уильям проснулся от редких хлопков, как от взрыва гранаты -- он прекрасно отличал выстрелы от любых других шумов. На часах было шесть сорок, в доме, кроме него самого, не было никого -- только облака пыли медленно курсировали из "оттуда" к "туда" в солнечном свете, что пробивался из окон.

Он выглянул наружу и увидел, что стрелял Ви, а Ворон, стоящий рядом, подкидывал что-то в воздух. Несколько минут сонного протирания глаз ушло на то, чтобы распознать в объекте гильзы от пистолетных патронов. В каком-то смысле, ему было понятно то, почему парня интересовал перебежчик -- потому что он сам осознал лишь вчера, что являлся таким же самым мутантом, а с другой... В какой-то мере, старика пугала подобная переменчивость. Успокаивало лишь то, что даже его парнишка пытался сначала застрелить, а потом же спас от пули.

Он накинул на себя кофту, плащ, перчатки и стал спускаться вниз, думая лишь об одном: "Нельзя забывать о том, кто он такой".

-- Попал!

-- Да не попал.

-- Да попал! Мне солнце вид закрыло, -- указал парень на горящий шар в небе, -- пуля совсем немного вправо ушла!

-- Так твои проблемы -- я засчитываю только прямые попадания.

-- Зануда.

-- Чего?! -- наклонился Эммет. -- Чего-чего?! Это ты, бродящий с вечно бузящим стариком, меня занудой назвал?! Да у меня минимум слов за день больше, чем у вас обоих за месяц -- давай стреляй, а не трещи!

Он запустил ещё одну гильзу в воздух, раздался выстрел. Хантер, стоящий позади, прекрасно понимал, что если не они оба, то Джонс точно слышал его. "Чего он добивается? В его бы случае просто молча сидеть и ждать, пока его довезут, и он сможет вернуться обратно, но нет... Что же в нём не так?".

-- И долго ты будешь там стоять? -- не оборачиваясь, спросил он. -- Давай, скажи что-нибудь на своём... на занудном языке. Что думаешь?

-- "Бесполезная трата патронов", -- вот, что я думаю, -- он на секунду закашлялся. -- Будет забавно смотреть на твою улыбку, когда сюда стая сбежится.

-- Я в тебе не сомневался! -- он вновь бросил гильзу в воздух, прозвучал выстрел. -- А у пацана потенциал, между прочим. Стреляет, считай, как заправский техасский ковбой под двумя литрами бурбона -- промазывает часто, потому что руки трясутся и целит неправильно, но пули близко к цели летят.

-- Ви, зачем тебе учиться стрелять, если?..

-- "Такие, что смогли бы пойти на него только в случае крайней, очень крайней необходимости", -- не оборачиваясь, ответил он. -- Так что если мне и придётся, то я хочу...

-- Тебе не придётся -- в Гренландии...

-- А если я не захочу оставаться в Гренландии? -- он обернулся. -- Если я захочу вернуться оттуда? В Библиотеку, в метро? Да даже в Ирен? Ты не думал, что я не захочу там оставаться? А как жить мире, где убийства, это норма?

-- Мы можем отложить это до того момента, когда ты вернёшься.

-- Я не могу. И если ты мне не поможешь -- я сам.

-- Хочешь сказать, хочешь научиться убивать?!

-- Я хочу научиться защищаться.

"Вот, к чему привёл мой разговор, -- Хантер смотрел на целящегося Айви и не мог понять, где же ошибся. -- Он понял не только то, что у него всегда есть выбор того, быть ему "лучшим" или нет, он также и осознал, что если он захочет остаться здесь, то будут момент, когда этого выбора не будет", -- но от мыслей его отвлекли медленные, протяжные, почти издевательские хлопки ладоней.

-- Браво! -- хлопал Ворон, выдыхая пар. -- У тебя всё-таки может биться сердце! Ты же слышишь это, Айви? В этом седом и угрюмом камушке есть жизнь!

-- Я не... -- он отстал от мушки. -- Я не слышу его сердцебиения -- не настолько хороший слух, чтобы...

-- Оу... Сюрприз, что ли? В нём есть жизнь! -- указал мужчина на старика.

-- Бесишь.

-- "Бесишь", -- перекривлял того Джонс, -- вот это, блин, прямолинейность. Как ты с девушками в молодости знакомился? "Привет. У меня сильное сексуальное влечение к твоему телу, -- говорил он нарочито низко и серьёзно. -- А также мощный приток крови во вторичные половые органы. Не чувствуешь ли ты взаимности и желания к плотским утехам со мной?" -- так, что ли?

-- Поехали уже -- с таким шумом до стаи действительно недалеко. И ещё: я всё ещё в этом был лучше, чем ты -- это же нужно было предположить, что в борделе кто-то будет спать из настоящий чувств.

-- Не-не-не-не-не -- это был подкол, старый. Неужто ты этого не понял?!

-- Поздно, -- почти незаметно улыбнулся тот. -- Будешь сегодня лузером и поедешь на заднем.

***

-- "Что ж, я просто был занят делами, когда увидел сбоку краем глаза тень", -- Джонс разлёгся, окружив себя канистрами с топливом и напевал какую-то песню, поставив ноги на боковую дверь. -- "О, я видел тот силуэт раньше. Как мой старик умер -- ровно в тот самый день".

В основном, Уильям молчал и был сосредоточен на дороге. С одной стороны, после первого же взгляда на Ворона, его главным желанием стало как можно быстрее добраться до Картрайта, а с другой он отлично понимал, что фразы Айви о том, что он вернётся, не стоили ничего -- никто не возвращался с острова льдов и оленей, только вот он сам -- Хантер -- забыл упомянуть об этом. Была ли то ложь во спасение? Возможно. Скорее, так просто было проще.

Даже мотивы Александры и Салливана интересовали уже не так сильно, хотя догадки о них и не уходили из головы -- главное, что он, старик, делал правильное дело. Главное, что оно оказалось глобальным, и, что главнее, что он смог пересилить себя и вернуться в Вашингтон. Пересилить? Конечно, нет -- просто его чувство вины угомонилось, а любовь к местным никогда не утихала.

Всё то казалось ему достойным завершением, достойным искуплением -- место, жаждущее создать вакцину и распространить её, получит её; парень, лишившийся брата, найдёт безопасность, покой и, если повезёт, знания; память о Джеймсе, отдавшем свою жизнь за благородное дело, будет почтена, а его воля будет выполнена; Девочка, получившая ранения из-за глупого наёмника, будет спасена и сможет примкнуть к Библиотекарям; а он сам, тот самый наёмник, получит душевный покой, к коему он и так был уже очень близок -- его "за день до нашей смерти" будет исполнен. Да, в какой-то момент дороги ему действительно показалось, что если не копаться в прошлом, если не думать, что многое можно было изменить, как он и советовал Отцу Генриху, то все те обстоятельства, что вели к завершению пути, действительно были идеальными.

-- А почему именно "Ворон"? -- спросил вдруг Ви. -- И почему тебе не нравится, когда тебя зовут Эмметом -- от чего вообще?..

-- Я не особо разделяю своё "сценическое имя" от настоящей личности, -- он лежал и, прикрыв шарфом глаза да закинув руки за голову, улыбался. -- Я с детства Ворон, а потому мне и привычнее им быть. Отсюда же и ответ, почему именно "Ворон" -- я, будучи мальчишкой-подростком, хотел себе что-то невъебенно крутое... Ха-ха. Такое, знаешь, что звучало бы устрашающе-пафосно. И я вспомнил один момент из своей жизни: когда я был совсем один, израненный и уставший, надо мной всё время кружил один ворон. Не ворона, а именно ворон -- здоровый такой, чёрный и мрачный, как сама чёртова ночь. И я подумал: "Да, это, блин, точно оно!" -- тебе лучше не слышать, как надо мной смеялись в первые года из-за прозвища. Зато теперь... Кстати, Уильям, -- он ткнул сиденье пальцем, -- неужто просто "Уильям"? Не поверю, что у наёмника нет сценического прозвища, потому что даже у парней из деревушек Алабамы есть, хотя их лучше не слышать.

-- Из Джонсборо, -- едва ответил тот.

-- Чего?

-- Уильям из Джонсборо.

-- Как же хреново звучит-то, боже... Нет, ты действительно серьёзно? -- ответом служила тишина. -- Оно же даже не скрывает твоё настоящее имя -- описав тебя и назвав просто Уильямом, я смогу объяснить любому, о каком именно Уильяме речь -- никакой анонимности, никакого креатива, ника... Ты когда наёмником-то стал?

-- Четыре года назад.

-- О, тогда всё понятно. Согласись, ты назвал себя так, потому что у тебя старческий маразм начал развиваться. Ну какое ещё "Из Джонсборо"? Ты в курсе, сколько городков и сёл с таким названием в Америке? А в курсе, что всем вообще пофиг на любое Джонсборо, на какое не ткни? -- Хантер молчал. -- Нет, знаешь, это пиздёжь какой-то -- ты мне явно кого-то напоминаешь, но точно не "Из Джонсборо". Кого же?..

И так они продолжали езду, сопровождаемую частой тишиной и редкими переговорами. И если бы не чудовищно сильная и прекрасная атмосфера умиротворения, что царила в лесах Канады, терпение Хантера точно бы лопнуло от подколов Джонса. Но нет. К счастью, нет.

***

-- Давай поведу, -- когда Хан решил остановиться, прохлада уже казалась довольно сильным холодом, а сумерки -- темнотой -- было около пяти вечера.

-- И не мечтай.

-- То есть ты сознательно отказываешься провести большинство ночи в тёплой машине, а потом днём выслушивать только мой храп, а не разговоры, я правильно понял?

-- Решил зайти с козырей?

-- Можно и так сказать. И это не жест альтруизма, если что -- просто переспал немного, так что в сон не клонит.

-- Перебьешься.

-- Да ладно тебе, мистер недоверчивый, я же просто... Притормози.

-- Я не...

-- Сказал: стой! -- Уильям резко затормозил и выключил фары. -- Смотри на мост.

Они стояли где-то в километре от весьма масштабной плотины. Высокое, нет, даже очень высокое бетонное сооружение -- около двухсот метров в высоту -- встало перед самим горизонтом, словно загораживая и, одновременно, поддерживая его. Даже в темноте и издали можно было разглядеть диагональные очень широкие бетонные подпоры, выведенные в форму арки между собой -- то было действительно исполинское в своих масштабах и трудах строение, один из редких памятников былому человеческому величию.

Прямо перед машиной уже начиналась зона электростанции, привычно прилегающей к плотине -- старые, местами заброшенные здания, похожие своей формой и архитектурой то на склады, то на даже на простые амбары. Некоторые из них плотно заросли стеной деревьев, некоторые покрылись мхом и ржавчиной, а некоторые и вовсе осыпались, если не были разобраны -- природа взяла своё даже в таких суровых условиях.

Но странность была в другом: на небольшом мостике, что был сразу за электростанцией, но всё ещё где-то в половине километра от самой плотины, виднелись человеческие фигуры. Их невозможно было бы отличить или распознать невооружённым глазом -- на переправе не было никаких источников света, а расположение людей там уж очень напоминало засаду, чем простые посиделки, но всё же речь шла о Вороне -- том, чьи глаза всегда светились далеко не от счастья.

-- В прошлый раз их не было, -- тут же заметил Хантер.

-- В этот -- есть.

-- У нас не особо много вариантов. Либо так, либо по плотине, но, уверен, они стоят и там. Мы не проедем через такой плотный лес.

-- Уильям, -- вмешался Айви, -- а разве та женщина с девочкой, которых мы подобрали, не говорила об этом месте?

-- Неужто в вас так много благородства, что вы ещё и решились подбросить незнакомых вам людей, что шли по глухому лесу?

-- Не до шуток сейчас. Да, было такое. Она ещё сказала, что где-то здесь их деревушка... Но мы высадили её в километрах от этого места, и... Вот ведь сучка.

-- Ух ты! Чего это?

-- "Никто из живущих там не смог бы даже сопротивление вам оказать, чего уж говорить о засаде, о коей вы так переживаете", -- Ворон лишь рассмеялся в ответ своим нечеловечески жутким смехом.

-- Что делать будем, Уильям?

-- Не знаю, Ви, не знаю... Это единственная дорога. Даже на новых картах. Придётся рискнуть -- подъедем к ним и будем уповать на благодарность той отчаявшейся мамаши, если она ещё здесь.

-- Смешно, -- кивнул Джонс. -- Погоди, ты же не серьёзно, да? То есть ты действительно решил?.. -- охотник надавил на газ, и машина тронулась с места. -- Вот как... Кого-то ты мне всё-таки напоминаешь...

На мосту по обе стороны стояли баррикады из плохо связанных деревянных кольев, образуя Z-образный коридор. Было видно -- всё то делалось наспех, потому что ни укрытий, ни достойных заграждений, ни даже каких-либо мест для стрелков не было -- только несколько стариков ютились у ограждения, изредка плюя в воду.

-- Кх-кх! Стой! -- раздался сиплый голос с моста, Уильям положил револьвер на колени. -- Тормози!.. Кх-кх!.. У кольев!

Он затормозил. Один из мостовых, хромая, пошёл за машину, один -- с тростью -- стал впереди. Ворон, скинув шарф с глаз, увидел, что Айви достал пистолет.

-- Вы знаете, кх, зачем мы вас остановили? -- спросил тот, что стоял спереди.

-- Неделю назад мы подобрали в лесу и подвезли одну из ваших -- женщину с девочкой на руках. Так что, думаю, было бы справедливо...

-- А, вы и есть те старик и мальчик... -- раздался голос позади. -- А ты не такой уж и старый, для "старика". Ну и как? Нашли своего "Ворона"?

-- Я, вообще-то, здесь. -- он показал средний палец, опустив заднее боковое окно. -- Видишь? Это тебе сигнализирую, между прочим.

-- Кх-кх-хк-кх!.. Фух... А ваш дерзкий... Думаю, -- он достал ружье и прицелился в парня, -- вам лучшей пойти с нами.

-- Сэр, разве вы не слышали, что мы сделали?! -- возмутился Ви.

-- Слышал, сынок. Именно поэтому, кх-хк, и использую оружие -- Карен важно, чтобы вы не проскочили мимо, думая, что так будет проще.

-- С той секунды, как ты достал оружие, это действительно проще! Джонс, -- шепнул Уильям тому, не поворачивая головы, -- тебе не кажется, что пора вмешаться?

-- И пальцем не пошевелю -- больно интересно, куда это приведёт.

-- Издеваешься?! -- старик с ружьем подходил всё ближе.

-- Ха-ха, да, немного. А ты наблюдательный, как я погляжу! Но не настолько, -- услышал тот щелчок револьвера. -- Чтобы увидеть ещё троих за мостом -- у электростанции. Проскочишь мимо трёх винтовок? Пристрелишь троих сразу?

Хантер смотрел на хромающего к ним старика. Его не покидала обидная мысль о том, что он не только сам заехал в западню, но и, более того, она была устроена благодаря тому, что он уступил своим принципам и доверился мальчишке. В голове кровью бил план о том, что действительно проще было бы выстрелить во впереди идущего и, опустив головы, миновать коридор и западню на большой скорости. Однако, обернувшись, он отчётливо увидел, как Айви, смотря на него, просто отрицательно кивал. В тот момент он был явно в меньшинстве.

-- Блядь, -- выдохнул Хан и спрятал оружие за пояс.

-- Да ладно -- уверен, будет весело.

***

Старики и инвалиды. Все трое, что были с винтовкой, оказались либо такими же дряхлыми и престарелыми, как и тот, что вёл диалог на мосту, либо и вовсе находились в инвалидной коляске. "Не понимаю, -- думал водитель, проходя мимо стрелков. -- Не понимаю". В домишках, что были спрятаны за первым рядом деревьев, было точно также -- в стенах, поры в коих закрывал лишь мох, ютились, в основном, старики и инвалиды -- словно все нормальные люди резко исчезли из того места или, судя по быту, там их никогда не было -- даже порога у входных дверей не существовало.

Однако было одно разительное отличие от Монреаля -- электричество. Как только все покинули машину, и станция, и домишки буквально засияли изнутри. Лампы освещения у моста, на плотине, на дороге -- огромная территория начала освещаться просто идеально, не допуская даже малейшего шанса на элемент неожиданности.

Он посматривал на вооруженных стариков -- то были действительно ребята "старой школы": куча татуировок по всему телу, любовь к бижутерии, вычурным причёскам. Но его, ясное дело, больше интересовало другое -- любовь к современному оружию: голографические прицелы, полимерные ручки и корпуса, светло-чёрная, очень похожая на серую краска и, разумеется, у одного из них был вариант "новомодного" лазерного оружия. "Против таких пушек будет сложно честно воевать".

Заведя их внутрь домишки и усадив за стол, сторожевые моста попросили сдать оружие. Джонс, пытавшийся протестовать, тут же получил по затылку, а стволы всё равно отобрали и, покинув здание, приказали ждать, выставив охрану.

-- Вот уж райское местечко! Мало того, что силой затащили в избушки, так ещё и сиденья жёсткие. Я, конечно, ничего не... Да ладно! Прикиньте -- у них есть консоль! -- Ворон, откинувшийся на скамье, вдруг почти подпрыгнул с неё и указал на стену у небольшого телевизора. -- Ха-ха-ха! Охренеть -- контраст. Гляди, пацан. Да быть того не может -- работающая! Интересно, а у них...

"Погоди-ка, -- для старика словно бы замолк весь мир. -- "Райское местечко" -- так же назвал свой дом рейдер, что пришёл в Монреаль, и он... Именно в ту деревушку Сопротивление ссылало всех, что!..".

Через секунду двери отворились, и в них вошла она -- та самая женщина, что неделю назад шла посреди леса ребёнком, замотанным в кучу пелёнок. В сопровождении троих охранников-стариков, она медленно провела коляску со старушкой на ней. Все они выглядели очень уставшими от жизни самой, от её правил и реалий. Старшие -- особенно.

Уильяму всегда казалось, что самых обычных, выживших людей Старого мира апокалипсис уничтожал морально. Словно им открылась устрашающая истина, что проще было поддаться тому урагану, что пронёсся по планете, и, взлетев в небо с порывами ветра, никогда больше не ступить на землю -- лишь бы не видеть последствий, лишь бы не отдавать их своим детям, что уже просто не могли познать "нормальной" жизни. Он -- Уильям Хантер, родившийся в Старом мире -- не видел такого в себе, но часто видел в Мафусаиле и, что странно, увидел в глазах той женщины, когда она села напротив него.

Её светлые волосы без платка казались абсолютно растрёпанными, хоть и были собраны сзади в хвост; взгляд, пускай и смотрел вперёд, виде куда дальше и глубже -- страх глядеть в него в ответ был куда сильнее, чем перед взглядом Ворона, потому что от её глаз веяло потерей и болью, тогда, как от взора перебежчика -- лишь животным страхом. "Вот как выглядит мать, потерявшая дочь".

-- Значит... -- начала она. -- Вы нашли его?

-- У "него" есть имя, дамочка, -- Джонса силой усадили за стол.

Она перевела взгляд на Эммета. Разумеется, перебежчик и знать не знал, кем он был для неё. Не отворачивая головы, она трясущейся рукой достала самопальную сигарету. Один из стариков -- тот самый, что часто кашлял -- машинально дал огня.

-- Уверен, что это он? -- та выдохнула густой клуб дыма под себя.

-- Просто взгляни ему в глаза и скажи, что в них есть хоть немного от человека, -- Ворон то ли улыбнулся, то ли оскалился.

-- Видела. Но я бы не была уверена. Я ни в чём сейчас не уверена.

-- Эй, леди, если ты нас позвала на милую душевную беседу плюс чай с сахаром, то я не особо в настроении.

-- Заткнись.

-- Он же не в курсе ваших потерь, мэм. Он же... не знает.

-- Пха... -- опустив голову, она слабо улыбалась. -- Говоришь так, будто бы они его волновали, знай он. Эта улыбка... Боже... Знаешь, я хладнокровнее в мире ничего не видела... Хладнокровная улыбка, -- женщина выпустила дым прямо Эммету в лицо, тот не шелохнулся. -- Бред, да?

-- Зачем ты устроила на нас засаду?

-- Засаду?

-- Кхм, прости, Карен, -- отозвался старик-охранник. -- Я всё-таки выставил эти колья, потому что...

-- Чёрт, Хорт... -- говорила она шёпотом. -- Чёрт... В общем, да, -- опустив голову на стол, Карен сцепила руки над ней и смотрела в дерево. -- Да, да, да, это можно считать засадой.

В домишке повисла тишина. Несмотря на современное, по меркам Нового мира, обустройство -- консоль, телевизор, холодильник, плита, проектор, прочее -- на стене также висели старые, уже точно антикварные часы: покрытым лаком деревом и резными рисунками в стиле классическом английском стиле. Их бой казался самым громким звуком из всех на планете. Самым давящим. Будто бы какие-то злые силы специально задерживали маятник, чтобы очередная секунда продержалась подольше.

-- Нам нужна помощь, -- выдавила, наконец, из себя она. -- От вас троих.

-- Потрясающий ход.

-- То есть всё это было устроено только ради того, чтобы попросить у нас помощи?

-- Именно. Скоро здесь пройдёт несколько стай -- все те, что вы двое видели по пути из Картрайта. Нам нужно защитить это место.

-- А как вы, блядь раньше справлялись, дамочка?!

-- Большинство наших мужчин пропали вместе с оружием! -- Карен ударила по столу. -- Умерли, понятно?! Пополнить запасы провизии в Монреале и увезти наших отцов и матерей в посёлок за плотину было единственным шансом! А теперь знаешь, что нас ждёт?! Нас ждёт голодная зима, ублюдок! И детей не осталось! Все умерли! Всё из-за тебя!..

-- Кхм, в общем, -- начал старичок с длинными волосами назад. -- Мой Джонни с его пацанами поехали, чтобы запастись с одной из станций Монреаля запасами на зиму -- едой, оружием, топливом... Кх-кх-кх... Транспортом, если бы повезло, -- он сел за стол и поправил длинные густые усы и бакенбарды. -- Скажем так: это была бы достойная плата за то, что эти гребаные недофранцузы-недоканадцы ссылали всех "больных и немощных" сюда, чтобы мы тут якобы доживали свои дни. Но есть одна загвоздочка: Джонни опаздывает...

-- Хорт... -- потянулась к тому старушка на коляске. -- Ты же знаешь, что...

-- Заткнись, карга старая. Кх-кх-хк! Он наверняка чилит себе где-нибудь по дороге... потому что всё гребаное топливо замёрзло. Короче, пока мой сынишка решал за дела, Карен отправилась в другую сторону -- она взяла всех детей и отправилась к тому ублюдку из Картрайта.

-- У ублюдка тоже имя есть, старпёр.

-- Но показалось ещё одно "но": когда она добралась до туда, он потребовал себе свою игрушку -- Ворона...

-- Ей, блядь!

-- Замолчи! -- ткнул того Айви в плечо. -- Не время выделываться.

-- Значит, в этот раз вы всё-таки не "поймали его"? -- обратился Хантер к женщине, та отрицательно закивала.

-- Наша девочка понадеялась на сердце того сукина сына. Зря, как понимаешь. По дороге чёртов старый кадиллак накрылся жопой, так что она повела всех пешком. И ты, блядь, можешь себе представить -- он их даже не накормил, когда они к нему пришли!..

-- Нет у нас больше внуков, -- прошептала старуха. -- Нет?

-- Нет, дорогая, ответил второй. -- Но есть дети, и их нужно вразумить.

-- Здесь, кх-кх, остались только старики и женщины. Нам не выжить без припасов за плотиной, нас слишком много, чтобы просто охотится в тех лесах, а уходить женщины не хотят. Да и... отправлять их одних в тот угрюмый хутор? Короче, вот, что я предлагаю нам всем сделать...

В тот момент начал раздаваться едва слышимый низкий смех. Постепенно становясь громче, он приобретал настолько жуткие, чуждые тамошним жителям тональности, что большинство из них невольно поморщилось и отстранилось от его источника -- Эммета Джонса.

-- Вы же понимаете, -- начал тот, -- что, фактически, сами загнали себя в могилу? Вместо того, чтобы вместе просто собраться и свалить, обеспечив себе очень тяжкую, но весьма реальную для преодоления зиму, вы решили рискнуть одновременно всеми мужчинами и детьми. И вот теперь!.. Ха-ха, когда остались только старики и женщины, вы просите помощи у тех, кого взяли сначала на мушку, а потом -- в плен! Ха-ха-ха-ха-ха!

-- По-твоему, лучше, если бы мы все просто умерли?! -- вспылила Карен

-- Да срал я на вас всех! -- в одну секунду Хорт вытащил пистолет и нацелил на Эммета, отчего тот рассмеялся ещё сильнее. -- Вы вообще понимаете!.. Ха-ха... Фух... Погоди секунду, старый -- дыхание переведу... Итак: вы вообще понимаете, что только что сделали? Вы попросили помощи у людей, что были у вас на прицеле две минуты назад.

-- Я уже сказал, зачем мы это сделали, малец.

-- Но сам факт! Тебя не поражает данная глупость, а?! Ты готов отдать оружие человеку, в которого целил. В которого целишь, блин, сейчас! Как ты можешь гарантировать, -- он медленно приподнялся со стола, -- что я не всажу тебе пулю в голову, как только получу свою винтовку обратно?

-- Тогда, может... Слушай, ты же чёртов перевёртыш, верно? По слухам? Так сделай нас такими, как ты! -- взгляд Джонса резко изменился. -- У нас рядом есть рассадник. Мы сможем защищаться до своего последнего дня -- нам не долго осталось! Как там: "Накорми человека кукурузой, и он будет сыт один день, но научи человека выращивать кукурузу, и он сможет быть сытым до конца жизни"!

-- Накорми человека свинцом, и он будет сыт до конца жизни. Заткнись, -- первый раз за всё время Ворон не улыбался. -- Я и пальцем не пошевелю ради вас, идиотов. Тем более, в том ключе, что ты предлагаешь. Вот что я вам скажу: вы мне надоели. Либо сейчас вы отпускаете нас всех и забываете о ваших гениальных планах, либо я возьму тот канцелярский нож, что лежит на полке слева и перебью им каждого из вас, как свиней. Тот, кто встанет на колени, умрёт быстро, а тот, кто будет упираться -- медленно. Ваш выбор?..

По комнате вновь раздался смех, смешанный с кашлем -- то уже была Карен. Задыхаясь от дыма очередной сигареты, она, казалось, находилась в лёгком подобии помешательства.

-- Да... Ты точно привёл того Ворона, о котором говорил тот ублюдок. Кха-кха-кха... Просто потрясающе.

-- Ваш выбор, господа?

-- А что ты, наёмник? -- обратилась она к Уильяму. -- Ты поддерживаешь его? А твой сынишка?

-- Во-первых, он прав -- вам ни за что не выстоять против нескольких стай, а целить в нас и давать оружие после -- значит, подорвать доверие с обеих сторон. И во-вторых, что бы там не надумала, он мне нужен живым.

-- Всё ещё желаешь получить сладкую жизнь бесплатно, да?

-- А ты, вроде бы, завидуешь? -- она по-странному улыбнулась.

-- Может быть. Моя девочка уже могла быть там -- за морем... Каталась бы в снегу... Лепила бы, -- на её глазах выступили слёзы, -- снеговика... Смеялась бы... Знаешь, чего мне хочется больше всего на свете после её смерти?

-- Догадываюсь.

-- Я хочу видеть его мёртвым, -- ткнула она на Джонса. -- Но только его. Мне... не нужно больше. Но есть обстоятельства: не поможете -- все умрём, -- Эммет вновь тихо захохотал. -- А раз нам умирать, тогда и вам -- тоже. Либо он труп, а ты наш друг, либо вы оба отправляетесь в рассадник -- решай.

-- Мэм, без этого можно обойтись!

-- Нет, Айви, нельзя. Просто взгляни ей в глаза и скажи, что в них есть хоть немного от человека, -- та лишь оскалилась в ответ, а Джонс улыбнулся.

-- Думай быстрее.

"Совру в обоих случаях, что бы я ни ответил. Этот самоуверенный ублюдок нужен мне живым. Чёрт, ещё и оружие отобрали... В любом случае, было бы проще освобождать его из гнезда с пушками. Но тогда я не узнаю, где гнездо. Плюс, его могут там сразу и пристрелить. А если откажусь? Нет, меня не должны убить сразу -- она сказала: "Вас обоих", -- значит, хочет оставить пацана в живых. Скорее всего, они попытаются просто запугать меня, заставить передумать, потому что... Потому что они обречены без нас", -- он взглянул на Карен самым холодным и уверенным взглядом из всех, на кои был способен, и ответил:

-- Повторю: он нужен мне живым, -- в её глазах в ответ читались боль и непонимание. -- Не советую облегчать боль от собственной неудачи, создавая такую же другим -- подсядешь быстро, но окружение твоё поредеет быстрее.

-- Вот как. Тогда ты... ничем не лучше, чем он.

-- Я в курсе. Рад, что почти все здесь стоят на одной линии -- значит то, что я ничего не чувствую к твоей потере, взаимно.

-- Ах ты!.. Дядя Джек, Хорт, ответите этих двоих в рассадник. Вы же не выбили тот, что?..

-- Нет, Карен, он ещё там.

-- Вот и отлично. Знаете, что делать.

-- Но, мэм, я!..

-- Сиди, Айви, -- они заговорили синхронно, но продолжила женщина. -- Сиди ради своего же блага, -- парень, посмотрев на Уильяма, увидел, что тот легонько кивнул.

Ворону и человеку из Джонсборо связали руки за спиной и повели прочь. Гнездо находилось в пяти минутах ходьбы за плотиной.

***

-- Сюда!

Их поставили на колени в отдалённом и заброшенном домишке, из заколоченных окон коего выходило небольшое красное облачко. Прямо в центре его гостиной, покрытой пылью, зияла огромная дыра -- пол первого этажа полностью ушёл в подвал, где лежала слабая и одинокая матка, пожирающая своих сородичей, что так же, как и она, не смогли найти выхода.

-- Все окна отсюда заколочены, -- сказал старик, ставящий Уильяма на колени, -- все двери, кроме той, в которую мы вошли, забиты. У вас десять минут. Очень советую передумать, -- он и его напарник вышли наружу и, как послышалось, закурили.

Ночь полностью вступила в свои владения, и лишь слабый лунный свет, что пробивался сквозь лесные массивы и доски на окнах дома, освещал помещение. Странно, но вся мебель, что стояла по контурам обвала, осталась на месте: шкаф, ковёр, свисающий в "пропасть", картины на стенах -- словно о домишке после обвала все резко просто забыли.

-- Вот уж безрассудство, скажи, а? Подставлять высшего прямо к его "кормушке"?

-- Думаю, ты первый перебежчик на их веку -- не стоит удивляться их незнанию.

Джонс смотрел в яму со столь же безразличным взглядом и с той же застывшей улыбкой. Уильяму казалось, что если бы тот человек говорил всё то, что думал, то он предстал бы перед всеми в совершенно другом свете. Только то, каким бы был тот свет, он не мог сказать.

-- Ха... Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!.. Ачхи!

-- Чего?

-- Да так -- вспомнил, на кого ты всё это время был похож, -- Эммет попытался утереть нос о плечо. -- Спрут! Ахчи!

-- Не-е-ет.

-- Да!

-- Нет! Спрут был смуглым итальянцем.

-- Так я и не за внешность говорю, я -- за повадки и черты характеры. Ты вообще можешь назвать человека, что также сильно не любил бы шутки о себе самом? Что всё время тоже ходил бы с каменной мордой? Блин и шутки ещё такие классные были, типа... Типа...

-- "Вероятность того, что Спрут возьмётся за задание, зависит от того, насколько далеко от задания розетка".

-- Ха-ха-ха-ха-ха! Точняк! Ачхи!.. Грёбаная лазерная винтовка -- на нём всегда было такое количество аккумуляторов, что не смеяться было просто невозможно.

-- Зато убийства выглядели эффектно.

-- Ещё бы! Стоит перед тобой какой-то мужик и просто целит пушкой, как вдруг -- бац, твоё лицо беззвучно начинает плавиться за доли секунды! Я, блядь, гарантирую, что это было эффектно!.. Ачхи! Слушай, -- шепнул он резко тому, -- ты же понимаешь, что к чему, и просто ждёшь, пока они вернуться, чтобы? -- он взглядом указал на пропасть.

-- Угу.

-- Это хорошо. А то мало ли -- вдруг ты... В общем... Да.

На какое-то время в доме повисла неловкая тишина.

-- Знаешь, -- начал Хан. -- а ведь Спрут действительно ни разу не улыбался. То есть... Я видел его однажды лично -- ещё до того, как стать наёмником, и все эти дни он...

-- А я о чём.

-- Похоже, со всеми наёмниками что-то да случается. Ну, почти со всеми...

-- Что, опять о том, что высшие ничего не чувствуют?

-- Ага. А ещё о том, что счастливые люди не улыбаются двадцать четыре на семь.

-- Считаешь?

-- А ты утверждаешь обратное?

-- Нет -- я просто продолжаю улыбаться.

Однако охраны всё не было. Минуту, две, пять...

-- Знаешь, после того, как я покинул Эволюцию в семьдесят шестом... В тему об улыбках, так сказать... Так вот: я кое-что понял. У меня ушло на то много лет, но я осознал, что на деле всё то время я был абсолютно несчастлив. И хуже того -- до того момента, как осознать гениальную мысль, я всегда думал, что всё было в порядке. Я спорил с Виктором часами напролет на эту тему, думая, что до моего "инцидента" я был счастливейшим человеком на Земле (или, хотя бы, в Северной Америке). Но...

-- Но?

-- Помог он мне -- этот странный старик. Сказал как-то: "Если в твоём понимании всё было так идеально, то почему ты каждый раз возвращаешься к тому времени с сожалением? Говоришь, что нужно было сделать "не так, а эдак", сказать "не то, а вот это" -- почему для тебя существует столько вещей, которые следовало бы изменить?".

-- Это... -- на самом деле Уилл сам помнил с десяток таких моментов у себя. -- Умно?

-- Вот именно! И я действительно понял! В какой-то грёбаный момент я осознал, что всё то моё "счастье" было лишь попытками договориться с собой, принять ту действительность, куда я сам себя загнал, за счастье! И главная мысль сразу за ней: если я смог обмануть себя на таком уровне... Если я смог настолько поверить... Так переиграть, что вечность готов был отстаивать свою правоту... То насколько же, в самом деле, всё было плохо? Во все моей жизни? Насколько я был не на своём месте и, что важнее, остался ли я там?.. Вот с той поры я стараюсь и не думать -- достаточно умен, чтобы осознать своё несчастье, но слишком глуп, чтобы понять, как его избежать. Стараюсь... просто улыбаться.

Ворон по-прежнему смотрел в яму -- на матку, смотрел с нечеловеческим хладнокровием и всё так же смеялся. Но взгляд... Если бы Уильям был суеверен, то он был бы готов поклясться, что глаза Джонса немного потускнели -- именно так он выглядел, когда узнал, почему Айви не хотел убивать людей.

-- Вау...

-- "Вау"? -- поднял он голову. -- И всё?.. Я тут, вообще-то, душу тебе излил, старпёр, а ты: "Вау"?! -- он вновь стал самим собой. -- Вот это действительно "вау", Уильям! Давай рассказывай, что у тебя!

-- Что у меня?

-- Хочешь сказать, ты от хорошей жизни с каменной мордой ходишь?

-- А, ты об этом...

-- О чём же ещё?!

-- Ответ: нолновать тебя не должно.

-- Не-не-не-не-не -- не катит. Даёшь равноценный обмен, потому что я от тебя не отстану. Давай!

-- "За день до нашей смерти".

-- Тоже не хватит. Что это?

-- Это... Мой принцип и долг. Если я скажу, что это связано с проверкой Эволюции -- тебе точно хватит.

-- С провер?.. А... А-а-а-а... Ух ты. Понимаю. Наверное. А пацан в курсе?

-- Нет. И незачем ему.

-- Хм... Как знать, как знать... Впрочем, не мне судить, да?.. Но этого опять мало! Я хо... -- позади начали раздаваться частые, очень осторожные шаги. -- Наконец-то... Но вот только не думай, что я не вернусь к этому вопросу, потому что я о... Эй, вы что там третьего решили привести?!

В комнату действительно вошли трое. Осторожными, слишком мелкими для людей, контролирующих ситуацию, шагами. Обернувшись, Уильям увидел, что одного старика держал в заложниках никто иной, как сам Альвелион. Второй же, сохраняя поразительное спокойствие, молча шёл впереди.

-- Развяжи их, -- шепнул тот.

-- Не знаю, кто ты там, но это явно лишнее -- мне бы и хватило того, что они завязали мои руки не за спи... Оу... -- Джонс обернулся. -- Ох ты ж, мать моя пингвин -- вот это!.. Нет, погоди! Ты -- парень?! Да иди ты нахер -- половина девочек из монреальского борделя не обладает таким личиком!

-- Остроумно, -- взмах лезвием, и охотника стал свободным от пут. -- А теперь советую поторопиться -- с севера на это место движется очень большой отряд muertos. Надеюсь, у вас есть машина?

-- Ещё и испанский знает. Ох, сука-судьба, ты почти уговорила меня сменить ориентацию!

-- Есть. Но есть и одно "но": нам нужно на север.

-- Ты хочешь быстрее сдохнуть? Сказал же...

-- Нет выбора -- топлива хватит ровно на нужную дорогу. На крайний случай, можно переждать стаю в лесу.

-- Просто возьмём мою машину.

-- В любом случае, советую вам перерезать глотки этим молодым немолодым людям, -- Эммет, всё ещё связанный, сидел над пропастью. -- Потому что пристрелите меня, если хоть один из них не додумается либо воспользоваться, либо испортить вам колёса, пока вы будете пытаться отсюда свалить.

-- Правду говорит, кх-кх, -- сказал заложник. -- Останьтесь с нами и защищайтесь!

-- Вы так и не поняли?! -- вспылил Хантер. -- Вы обречены! Вы сами обрекли себя, пытаясь цепляться за лучшую жизнь!

-- Тогда мы и умрём, цепляясь за неё.

Так и застыли все участники той перепалки. Уильям из Джонсборо смотрел на стариков и понимал, что Ворон был прав в своих изречениях -- убежать в лес и оставить хоть кого-то из жителей Рая в живых означало: лишиться машины, оружия и припасов, а попытаться сбежать на машине Альвелиона означало: иметь шанс схватить пулю из-за поднятой тревоги, если охранники останутся в живых. И именно из-за того в его голове часто и громко раздавался подлый голосок, звучащий будто отовсюду: "Они всё равно скоро умрут".

Но все его размышления были излишни. Сколько он не планировал, всё, что у него получалось -- выживать посреди хаоса, пока планы рушились. Должно быть, в том и был смысл жизни -- в попытках найти порядок меж волн энтропии. В дом ворвалась Карен, держащаяся рукой за разбитый нос; Айви, чьи руки были связаны стяжкой; и ещё пара жителей:

-- Хорт, дядя Джек, у нас нет времени -- нам нужно!.. Лиам?! Что здесь, мать вашу, произошло?!

-- Рокировка, -- ответил Альв и перевёл пушку на женщину. -- И да, чтобы прояснить всем: я не совсем Лиам.

-- Стреляй, девочка моя!

-- Вернее, попробуй, -- Уильям стал рядом с Джонсом, между ними и Карен было всего три метра чистого расстояния.

-- Будь уверен, у меня быстрая рука!

-- Ха-ха-ха-ха-ха! Какая же ты всё-таки самоуверенная идиотка, дамочка.

-- Заткнись, Джонс. Сказал же: они не знают, что ты такое!

-- А я сейчас не только об этом.

-- Самое время им было бы объяснить, Уильям из Джонсборо, пока...

-- Кх, стреляй, Карен! Нам один хрен дохнуть!

-- Я!..

-- Хватит! -- Айви встал между двумя группами людей и прокричал, по обе стороны воцарилась тишина. -- Прекратите вести себя как звери! Что с вами со всеми, а?! Мы все умрём сейчас, если не будем действовать вместе! Вы понимаете это?! Вы! -- ткнул он на жителей Рая. -- Даже если убьете их -- не сможете сбежать всем вместе, а потом всё равно умрёте от голода на чужой земле и без энергии! А вы! -- ткнул на наёмником. -- Всё равно не сможете убить всех так, чтобы никто не успел повредить ваши ценные машины! И топлива не хватит, если начнём бежать от стаи на юг! Перестаньте орать друг на друга и подумайте своими, блядь, головами!..

В доме вновь повисла тишина, разбавляемая только шумом ветра за окном. Группа стояла, целясь и угрожая друг в друга, пока драгоценное время буквально протекало у них между пальцами.

-- Ого, -- наконец сказал Уильям.

-- Это точно -- ого. Я-то думал, старпёр, твой парнишка материться не умеет.

-- Можно не об этом?!

-- Джонс прав, Айви. Они уже мертвы. Как бы они не хотели по-другому -- здесь только женщины и старики. Одни не прокормят себя в лесу, а мы не отдадим ни наши машины, ни наши припасы -- здесь нет шансов выжить всем.

-- Кхм... Ну, а если, предположим, кхм... речь идёт не о всех?

-- Хорт!

-- Слушай, девочка, я тебя люблю, как и все здесь, но ты действительно иногда ведёшь себя как наивная дура -- нам не так далеко до смерти, чтобы ради нас рисковать вами. Скажите, люди с оружием... -- обратился он к наёмникам. -- Что, если бы вместо восемнадцати стариков, нужно было бы спасти всего шесть женщин?

Уильям с Альвелионом посмотрели на Джека -- тот кивнул. Однако план всё равно не приходил в голову.

-- Тогда они смогут взять мой маслкар, -- отозвался Альв. -- При условии, что этим троим вы возвращаете оружие и машину со всеми припасами, что были в ней. И да, все из всех остаются живыми.

-- Идёт.

-- Не идёт! -- прокричала Кармен. -- Так нельзя!

-- Нельзя родителям хоронить своих детей -- вот это нельзя. Кх-кх-кх... А остальное -- это так... Допущения в планах.

-- И нам всё ещё нужно проехать на север, не отъезжая, при этом, на юг.

-- Наёмники всегда такие незапасливые?

-- Только когда денег мало. То есть да, всегда.

-- У меня есть на это план, -- отозвался Джек. -- Но только после того, как женщины уедут.

-- Это тот самый, что?..

-- Да, старина. Я... Мы об этом думали уже очень давно - с тех пор, как сыновья уехали. И, видимо, так всё и придётся сделать. Если моя девочка здесь, то мертвяки от нас в десяти километрах ровно -- сработал датчик, что ставил Марк в восемьдесят седьмом. Быстрым шагом десять километров они пройдут за...

-- Полтора часа.

-- Вот и отлично. Девочка моя, собирайся.

***

Никакие споры не смогли сдвинуть железное мнение отцов и матерей. Тем более, тех, чьим дочерям угрожала опасность -- все восемнадцать человек, услышав о предложении Джека и Хорта, одобрили его. Все шесть детей, услышав одобрение, пытались противиться -- напрасно.

-- Смотри мне, девочка моя, -- Джек стал перед заведённой машиной и как можно строже пытался смотреть на водителя, -- не вздумай даже сворачивать.

-- Поехали с нами! Я... Никто из нас никогда там не был -- мы ничего там не знаем!

-- Чушь да и только. Зима в ненавистном тебе в Монреале лучше, чем смерть вне его. К тому же... тебя тот город действительно ждёт. Ты уж смотри, чтобы мать с отцом гордились тобой, когда вы вернётесь обратно.

-- Кхм, Мари, Сюзан, Алекса, Ума... И, Энн, доченька... Не давайте ей оглянуться, -- добавил Хорт. -- А сами... не злоупотребляйте этим. Как бы ни хотелось.

Машина тронулась и все жители вышли на мост, провожая младшее поколение в последнюю дорогу. Никто старался не подавать виду, но каждый из них знал, пускай и не осознавал до конца, что то был последний вечер, когда они видели друг-друга живыми.

-- В общем... -- как только машина скрылась за лесополосой, Джек повернулся к наёмникам. -- Вот мой план...

***

-- Не расскажешь, как ты здесь оказался?

Уильям, Эммет, Альвелион и Айви стояли прямиком за машиной с краю плотины с востока -- перед самым заездом, у коего в несколько рядов были поставлены заграждения из колей.

План был предельно прост: заманить все стаи на дорогу вниз по течению -- ту, что шла параллельно заезду -- и частично рассредоточить их. Пока небольшие группки побежали бы в дома, отвлекаемые их жильцами, основная масса ринулась бы в водный шлюз, что находился в половине километра от заезда, и была бы смыта прямиком на пики, случайным образом раскиданные в сухом устье реки, высвободившимся потоком воды. Те же, что находились в домах, должны были быть сожжены, либо застрелены -- всё зависело только от стариков.

-- Да так... -- парень поправил винтовку на своём плече. -- Всё, как всегда, проще, чем кажется: зная наводки Padre, я поехал сразу в Картрайт и прибыл туда на день-другой раньше вас. Как только туда, не пойми, каким образом, заявились Братья (они, кстати, там) я рванул прочь, чтобы сообщить об этом тебе, и остановился в этом чудном местечке, жители которого не только жаждали помощи, но и мечтали перехватить "старика, мальчика и типа-Ворона", что обязаны были проехать здесь... И да, "Лиама" я выдумал на ходу -- не люблю представляться собственным именем.

-- Оно и понятно, красавица, -- подошел Джонс. -- Аль-ве-ли-он -- если быстро повторять, то напоминает пьяный эпилептический припадок.

-- А ты, я так понимаю, Ворон? -- Эммет улыбнулся на пол лица в ответ. -- Разочаровывающее зрелище.

-- Осторожнее, моя испанская подружка. Для многих это зрелище было последним, -- в ответ Альв лишь самодовольно фыркнул и уставился в темноту дороги.

Уильям стоял у края и смотрел на юг -- где-то там, внизу, почти на четверть тысячи метров ниже ютились небольшие точки -- самые большие герои в жизни для тех, кто только что покинул Рай. Те старики, буквально, подписали себе смертный приговор, сославшись быть приманкой -- как-то ведь нужно было заманить мёртвых в тоннели и дома, верно? Кому-то знающему нужно было где-то провернуть вентиль, кому-то умелому нужно было расстрелять десяток трупов в доме или поджечь его вместе с собой -- всё ради того, чтобы выполнить свою часть сделки, и дать возможность наёмникам проехать на север.

Но больше его поражало то, как моментально все согласились на тот план -- на собственную смерть. Никто не задал ни одного вопроса, никто не усомнился, никто не струсил -- в воздухе витал странный дух альтруизма, самопожертвования, что в Новом мире почти никогда не ощущался из-за вони пепла и крови, застывших на долгие лета.

-- Безумие, -- Айви оперся на перила и тоже взглянул вниз. -- Я ведь вовсе не это имел ввиду -- я хотел...

-- Чтобы выжили все те, кто должен был? Это, считай, и происходит.

-- Всё так быстро меняется... Я... Я будто не успеваю за ними. Вспышка -- и всё, новая проблема, новое решение.

-- Пару лет -- станешь таким же.

-- Не уверен. Не думаю, что когда-нибудь смогу так же, как они -- стоять там, внизу, и просто ждать момента, чтобы умереть.

-- Стоит различать адаптивность и самопожертвование -- адаптивным становиться каждый из нас. А они... Они так поступают, потому что им есть, за что погибать, потому что существует более высокая, чем их жизнь, цель для них -- это... Это приходит с возрастом -- принципы, устои, ценности -- когда всё остальное перестаёт иметь значение.

-- Это как с твоей философией? "За день до нашей смерти"?

-- Это... Может и... Кх! Кх-кх-кх! -- он взглянул на свою руку и увидел кровь. -- Да... -- медленно выдавил Хан из себя. -- Прямо как в ней.

***

Небо затянуло тучами, но дождя не было. Перед хорошо освещаемой плотиной и электростанцией находилась чёрная, абсолютно неразличимая для того, кто стоял в свете ламп, темнота. "Темнее всего -- под фонарём", -- гласила одна старая пословица, и она попадала в самую точку в тот момент. Находящиеся под фонарём наёмники были ближе всех к идущим стаям -- они могли отчётливо слышать многочисленные шаги, пробивающиеся сквозь них редкие крики, многочисленный топот и дыхание мёртвых душ -- всё из той же самой темноты.

С переправы вниз вели всего две дороги. Первая уходила в лес, и была огорожена упавшим деревом, вторая, проходящая прямо параллельно мосту, и была путём-приманкой. Когда всё заражённые повалились бы на ограждения, Хорт должен был выбежать с флаером и переманить внимание большей части заражённых на себя, а дальше -- бежать прочь.

-- Идут, -- шепнул Ворон, всматриваясь в полтора километра тёмной дороги. -- Грёбаное безумие у нас, а не план, должен сказать -- в самый раз подойдёт, чтобы быстро закончить жизнь.

В часть плана со стороны наёмников также входило обезвреживание сонаров. Достав свою винтовку, Альвелион нацепил глушитель и меткими выстрелами начал высекать глаза у огромного чудовища, именуемого толпой. Первый выстрел, второй, третий -- стая переключилась на бег. Альв окрикнул Хорта и поспешил спрятаться за машиной.

Старик стал прямо перед заграждениями и зажёг фаер. Каждый из наёмников, прячущийся неподалёку, понимал: тот не сможет пробежать пятьсот метров на перегонки со стаей. Но по его взгляду было понятно: он хотя бы попытается.

Когда оставалось ровно пятьдесят метров расстояния, старик рванул вниз по пыльной дороге. Угол наклона прибавлял ему скорости, но из-за явно пожилого возраста он всё равно не мог быстро бежать. Рывок, другой -- предельно очевидным было то, как сильно он замедлялся и, в то же время, как отчаянно пытался пересилить себя.

Но произошёл роковой поворот -- Хорт споткнулся. Пролетев несколько метров, а после и прочертив столько же по земле, он выронил привлекающий мёртвых фаер перед собой. Секунда, другая... Он перевернулся на спину и, как видел Уильям с моста, просто прицелился в толпу. За секунду трое из мёртвых упало. "Лазерное оружие!" -- тут же смекнул он и был прав: нечто, похожее на компактную операторскую камеру не издавало в руках старика ни звука, но заражённые, бегущие на него, стабильно падали по двое-трое за секунду. Много? Возможно. Но не достаточно. Окружённый полутора десятками трупов, Хорт просто исчез из поля зрения, будучи задавленным толпой -- только его крики раздавались из-под тяжести тел ходячих.

-- Эй! Сюда! -- ещё одна старушка из Рая выбежала из своего дома и, подбежав прямо к стая, подняла фаер с земли. -- За мной!

Толпа тут же ринулась за ней. "Сюда! Сюда!" -- раздавались всё крики из лесу, из домов. Отряды заражённых направлялись в небольшие лачуги, что тут же заполнялись криками и выстрелами. Дом за домом, метр за метром.

В той толпе действительно было несколько стай -- больше сотни заражённых одновременно бежали за одной престарелой женщиной, буквально обжигая своим дыханием её шею, пока домишки загорались один за другим. Какие-то -- лишь вспышками, какие-то -- настоящим огнём. И в каждом владелец умирал один за другим. Рай горел.

В какой-то момент из толпы отчётливо показалась саранча. Быстрая, смертоносная, она перепрыгивала через своих сородичей, кроша и раздавливая их черепа, если они не убегали с её пути. Джек, стоящий прямо у тоннеля, старался выстрелить её до того, как она настигнет старуху, но его меткости явно не доставало.

-- Альв! -- крикнул Уильям, указав на монстра.

Стая уже полностью сошла с дороги на плотину, так что можно было не прятаться -- парень поставил сошки своей винтовки на заграждения и прицелился. Промах. Промах.

-- Слишком сильный ветер.

Хантер стал вместо него к прицелу и, следуя его наводкам, прицелился. "Примерно двести метров", -- шепнул Альвелион, наёмник навёл прицел и застыл. Саранче оставалась буквально пара прыжков, но он всё ещё медлил -- нельзя было промахиваться. Все кости подсказывали ему, что ветер шёл с северо-востока на юго-запад. Довольно сильный, но... насколько сильный? В искусстве стрельбы на дальние дистанции было важно всё, но самым важным параметром всего было время -- работа снайпера часто заключалась в том, чтобы сидеть и десятками минут, часами сидеть и выжидать идеального выстрела, практически мгновенно решая у себя в голове математические уравнения для того, чтобы прицелиться правильно. В тот момент на то времени не было.

Примерно прицелившись туда, куда должен был попасть следующий прыжок чудовища, охотник взял немного выше и левее и стал выжидать. Монстр приземлился на задние "лапы" точно в нужное место и не медлил ни секунды, заходя на следующий прыжок. Выстрел.

Крупнокалиберная пуля попала прямо в тазобедренный сустав когда-то человека, раздробив кость и перекрутив тело того под неведомым углом. Но, к несчастью, в момент выстрела оно уже было в полёте. В прицеле отлично было видно, как саранча, упав на землю, перебила своим весом женщине ногу.

-- Лови! -- последнее, что та успела сделать -- откинуть фаер в сторону Джека.

Уилл принялся отстреливать мертвецов, что живо обступили кольцом женщину. Одного, второго, третьего -- они отрывали от неё по куску каждый, изрядно изголодавшись, перебивали её старые кости.

-- Хватит, Уильям, -- остановил его наёмник Отца. -- Она уже труп.

Он был прав. В том побоище нельзя было падать. Нельзя было останавливаться, мешкать или даже думать -- нужно было просто стрелять. Каждый, кто оступился -- труп. И таких трупов было всё больше и больше в Раю -- на его пыльных кровавых дорогах, в горящих и заполненных заражёнными домах -- крики были тому лучшим доказательством.

Фаер упал в смесь земли и грязи, коей было иссушенное устье реки, и погас -- больше, казалось, не было очевидного способа привлечь к себе внимание, кроме одного: Джек закричал, поднял автомат над собой и начал выпускать патроны в воздух:

-- Эй, ублюдки! Э-э-э-э-эй! Сюда! Блюдо, блядь, не должно приглашать ваш на ваш же ланч! Сюда!

Он достал карманный фонарь и к прочему шуму добавился и свет. Эффект был ошеломляющим -- вся стая, забыв о только что убитых, ринулась на него. Доля Джека была самой печальной в том плане -- он гарантированно должен был медленно умереть. Заманим всех зараженных в тоннель, он должен был прожить столько, сколько нужно было бы одному из его близких сожителей на то, чтобы открыть шлюзы. Как только первые мёртвые забежали за ним, с плотины начали раздаваться выстрелы.

Финальный этап плана лежал на наёмниках -- им нужно было подать сигнал старикам на электростанции, что мёртвые вбежали в скрытый от их зрения тоннель -- им необходимо было расстрелять освещение на своей переправе, после чего они могли уезжать.

И вот, над Раем повисла чёрная, исполинская тень, закрывающая горизонт -- сигнал был дан, и настали минуты чудовищного бездействия. Из некоторых домов всё ещё доносились выстрелы, но, по большей части, они уже горели. Крики людей -- старых, но всё ещё живых -- разбивали умиротворение осенней ночи на осколки, что уже нельзя было сложить обратно. Наконец-то там стоял знакомый Уильяму запах -- кровь и пепел. И даже ему, стоящему на двухсот пятидесяти метровой возвышенности было слышно эхо из тоннелей -- последние крики последнего героя.

Через вечность из шлюзов вырвалась вода. Как и было спланировано, она снесла большинство мёртвых просто своей массой, унося вниз по течению по уже давно проложенному маршруту. Какие-то заражённые натыкались на колья в полнейшей темноте, но их тут же смывало вместе с ними, обеспечивая ещё более гарантированную смерть; какие-то, оставшиеся у более узких, чем раньше, берегов, просто утопали в грязи, намертво застряв ногами; а какие-то и вовсе горели в домах со своими жителями -- разделяли с ними всю ту агонию и боль, которую, как ходили слухи, они не умели чувствовать. Рай выстоял в тот день, но Рай умер в тот день. Наёмники не двигались с места, наблюдая за тем поражением человечества.

***

Через час пошёл он -- первый снег. Накрывая всё ещё горячие, но уже выгоревшие крыши домов, он словно говорил: "Всё это лишь мгновенье, всё это пройдёт, а ещё через одно мгновенье обо всём этом и вовсе никто не вспомнит", -- самое страшное в том, что он был прав.

-- План выполнен, -- сказал Альвелион, облокотившись на перила. -- Можем ехать.

-- Нет, не можем. Осталось ещё кое-что, ребятки.

Ворон стоял и смотрел на пепелище, смотрел на привычно текущую реку, в которой не отражалась Луна, и всё ещё улыбался. Чем дольше смотрел Хантер на ту улыбку, чем сильнее пытался понять, тем больше осознавал, что она означала для самого Эммета.

-- И что осталось, Ворон? -- спросил того Ви.

-- Ну... -- он вытащил из кобуры пистолет и медленно выдохнул из себя пар. -- Я же обещал этим ублюдкам быструю смерть, если они упадут на колени, да? А никто из них не стоит, вроде бы, сейчас, -- он отвёл затвор и посмотрел вниз -- на лежащие на дороге тела. -- Нужно же мне убедиться в выполнении своего обещания.

========== Глава 20. То, что осталось ==========

Эммет медленно шёл к деревушке по дороге, истоптанной сотнями трупов, пока остальные плелись за ним. Лёгкий ветер разносил первый снег на юг, покрывая им тела. Легко было отличить заражённого от человека -- на трупе последнего снежинки таяли. Медленно, но таяли.

Первым на его пути оказался Хорт. То, что от него осталось. Разумеется, он был мёртв -- не было никаких сомнений в том, что то, что лежало на земле, физически не могло жить, но нет -- Ворон всё же навёл пистолет. "В наши времена не констатируют смерть, -- вспоминал его слова Хантер. -- В наши только проверяют контрольным выстрелом в голову", -- вспоминал и благодарил всех богов за то, что тот был повёрнут к нему затылком, и его улыбки не было видно. Выстрел.

-- Я иду сквозь долину Смертной Тени -- иду, -- его напев -- странный, грустный и, одновременно, весёлый -- практически утопал в шуме лёгкого бриза. -- И не вижу я зла, так как слеп ко всему.

Второй была та самая женщина, чьего имени никто так и не узнал, её остатки лежали рядом с телом поверженной саранчи. Обоих обглодали практически до костей. Да, в том аду точно нельзя было падать, нельзя было останавливаться, нельзя было думать -- нужно было просто пытаться выжить, сосуществовать со всеми, потому что если кто-то не был со всеми -- он был против всех.

-- И мой разум, мой ствол мне покой принесут, -- выстрел. -- Ведь знаю я: убью я всех врагов, когда они придут.

Уильям шёл позади и не мог проронить ни слова, как и любой другой -- ощущение присутствия самой смерти было настолько сильным, что он просто шёл и старался сопротивляться ему -- тому подлому осознаю, что все могут закончить точно так же: планировать свой вечер и будущий завтрак, чтобы через час уже умереть мучительной, самой мучительной смертью и принести ею ещё больше боли живым.

Казалось бы, кого можно было добивать в сгоревших развалинах? Но всё же мужчина пошёл туда -- будто видел, что из окон, из дверей, под столами, в выжженных комодах -- всюду были когда-то люди, что до последнего боролись за жизнь. Все те россказни о том, что их смерть была близка, так что не нужно было рисковать ради них, а просто дать им умереть, были лишь ложью самим себе. Идеальной, чистой и безгрешной ложью -- никто, кроме них, не верил в то, что они говорили.

-- Милость, благословение -- те всё со мной, -- поправив волосы, он зашёл в сгоревший дом, из которого раздались хрипы заражённых, тут же смешавшиеся с выстрелами, -- до конца моих дней. И буду я бродить Землю сотню всех вечностей.

Другой дом, третий -- в каждом находился кто-то живой. В каждом находился кто-то, кто должен был умереть. И каждый умирал, пока убийца возвращался лишь с их оружием, перекинутым через плечо -- мёртвым пушки были ни к чему. "Знал ли он, что так случиться? -- охотник смотрел на идущую в лес фигуру. -- Что его обещание станет таким, каким оно стало сейчас? Нет. Конечно, не знал. Но всё равно решил его выполнить", -- выстрелы.

-- Иду я сквозь омут тот, что залечит от ран. И знаю: правым путь не может быть, ведь я неправ.

Ворон остановился перед одним из домишек -- в нём горел свет. Сквозь ели, поросшие у дороги, было видно старуху на инвалидной коляске, что сидела в дверях, а рядом с ней, у входа, на пол осел какой-то старик, держать рукой за разодранное горло, и не шевелился. Эммет медлил всего пару секунд, после чего вновь возобновил шаг.

-- Стой! -- прокричал Ви. -- Они же живы!

-- Нет, -- не оборачиваясь, ответил тот. -- Они уже мертвы.

-- Я!.. Ты не!.. Уильям, да скажи что-нибудь!

-- Эх... -- перебежчик остановился и громко выдохнул. -- Ну да -- давай... Давай-давай-давай-давай -- скажи. Скажи, что они ещё живы, ведь ты видишь их живыми.

-- Но это так, -- тот тихо и сдержанно засмеялся в ответ.

-- Какие же вы все идиоты. И ведь правда -- неужели для вас всех жизнь является настолько текущим, настоящим и непредсказуемым процессом, что вы не можете увидеть её через день? Через два? Через месяц? Вы правда настолько глупы, чтобы жить только в сегодняшнем? -- в противовес не раздалось ничего. -- Так и думал, -- он возобновил шаг и уже было продолжил напевать.

-- Стой, -- раздался голос парня позади, реакции не было. -- Я сказал: стой!

Зимнюю тишину вновь разбавил тихий смех, но Ворон не успел дальше сделать и шага -- никто не заметил, никто не смог бы усмотреть, как Айви, рывком подбежав к тому, развернул его и врезал в щёку кулаком. Второго удара не последовало -- Джонс, перехватив руку, прошмыгнул под парня и, перекинув того через себя, уронил спиной на землю, наступив коленом на грудь. Альвелион и Уильям одновременно навели на того оружие.

-- Ты так и не понял, да?! -- шептал он сквозь зубы. -- Этого не избежать! Никому в этом мире не уйти от убийств себе подобного, как бы ты этого не хотел! -- глаза его сияли ярко-голубым в темноте. -- Никому не избежать смерти! У них нет шансов. Нет вообще! Старик уже мёртв из-за недостачи крови, а старуху ждёт медленная, очень мучительная голодная смерть. Думаешь, это её жизнь, и ей решать, да?! Люди -- трусы. Они придумывают себе отговорки, выдумают лживые цели и играют в русские рулетки лишь ради того, чтобы не сводить счёты с ненавистной им жизнью. Или ты правда хочешь мне сказать, -- капля крови с разбитой губы упала на лицо Четвёртому, -- что ей, потерявшей мужа, детей и внуков есть за что жить?! Что она сможет жить и выживать дальше?!

В одну секунду Эммет резко переменился, "спрятав" зубы и вновь заулыбавшись. Уильям был уверен в своей догадке: тот увидел себя в отражении глаз Айви. Старику даже показалось, что перебежчик ненавидел себя куда сильнее, чем его ненавидели остальные, но не показывал этого -- то просто ощущалось в его словах, в действиях, в самом воздухе вокруг него.

-- Я спрошу её, -- сказал, наконец, тот, убрав ногу. -- Чтобы твоя грёбаная совесть точно могла спать спокойно. А вы забыли, что ли? -- обратился он к наёмникам. -- Я вам живой нужен. Ладно -- испаночка этого не знает, но ты, старпёр? А, хотя... Неважно. Забей. Это даже хорошо, что ты в меня нацелился -- обиднее было бы, если... Да. Это даже хорошо.

Он проверил магазин пистолета и направился к дому в полной тишине. Закрыв собою старушку, он прошептал ей что-то -- никто не услышал его вопрос, но вот ответом было отчётливое и громкое: "Да". Он завёз её в дом и двери закрылись за ними. Выстрел. Выстрел. "Люди может и трусливы во времена отчаяния, -- тут же пронеслось в голове Уильяма. -- Но больше они импульсивны".

-- Странника с вершин холма как-то я повстречал, -- он вышел, утирая скулу от капель крови, брызнувших на неё, вновь тихо и хрипло напевая песню. -- Спасителем людей всех он себя называл.

Он скинул с себя кучу пушек, собранных с домов, под ноги своим попутчикам и пошёл на электростанцию -- там должен был быть последний, тот, кто и пустил воду; кто тоже стал убийцей.

-- Мол: "Пришёл от разрухи, боли мир сберечь я". А я ответил: "Мир не сберечь от самого себя".

Минута, другая -- выстрела всё не было слышно. Снег, усиливаясь, засыпал собою тела, будто покрывалом. Тогда, смотря на всё то зрелище, старик поймал себя на мысли, что Рай и Ад отличались лишь одним -- цветом: Ад засыпал мёртвых красным, а Рай -- белым, но живым там всё так же было не место.

Ворон вышел, бросил один из пистолетов у открытой двери, и направился прочь:

-- Чтобы похоронить всех здесь, он выбрал жить, -- констатировал тот. -- И да, он попросил оставить ему ствол с одним патроном в нём. Моё обещание выполнено, кучка олухов. Можем ехать, -- в какой-то миг он поймал на себе взгляд Альвелиона. -- На что засмотрелся?

-- Понять тебя не могу. Но это и неважно -- трое из нас, как минимум, всё равно попадут в Ад после смерти, что бы ни сделали.

-- Вот и хорошо. Значит, в Аду я буду в приятной компании. Поехали.

***

Всю ночь вёл Ворон, пока Альв сидел за сидением штурмана, а Уильям с Айви в компании кучи припасов и топлива расположились сзади. Утром они поменялись местами. Ни стай, ни даже проезжающих на юг машин больше не было на той дороге -- весь мир бежал от надвигающегося холода, пока они лишь ехали на него в полном умиротворении.

Двенадцать часов езды, десять, восемь -- до Картрайта оставалось всё меньше и меньше. "Кто бы мог подумать, что всё так закрутиться? -- спрашивал себя Хан, выискивая, где бы припарковаться на последнюю ночь. -- Никто, наверное. От мести убийце моего отца к передаче вакцины цивилизованному, оказывается, острову. Вот уж точно: жизнь -- странная штука". До Нея оставалось примерно шесть часов езды, когда путники остановились на ночлег посреди заброшенного и разваленного хутора.

-- Быстро управились, -- наёмник Отца смотрел на дрова, древесину и ветки, что притащили Уилл и Ви.

-- Это точно, красавица. И уже завтра в Кратрайте... -- Ворон сел прямо под проваленной крышей и, закинув голову вверх, смотрел на падающий снег. -- Прикинь -- получается, они умудрились привезти меня всего за... два дня? А найти... за три, да? Побили все рекорды. У меня в жизни не было такого прозрачного намёка на то, что пора бы уже пересмотреть свою систему маскировки.

-- Это не было быстро, -- отозвался Уильям, осматривая револьвер. -- Полтора месяца -- долгий срок.

-- Ой, да можно подумать, старпёр, ты всё это время пытался выслать своего пацана куда-нибудь, -- Айви многозначительно взглянул в ответ. -- А ты, оказывается, та ещё не компанейская сволочь!

-- И всё же, это ещё не всё.

-- Да ну? О чём это ты?

-- Альвелион, скажи ему.

-- Ах да, ворона же не в курсе, -- ехидно и презрительно улыбнулся тот, но тут же переменился в себя обычного и принялся разводить костёр дальше. -- Братья. Там, в Картрайте сидят Братья.

-- Братья? -- замешкался тот.

-- Братья -- ты должен их знать.

Какое-то время Ворон молчал. Костёр уже неплохо разгорелся, громыхая и треща досками, полными влаги.

-- Братья. Братья, Братья, Братья... Братья как "Братья" или действительно просто братья?

-- Братья как "Братья".

-- Ну, я... Тогда я... А можно по именам?

-- Младшего зовут Чарли или Чарльз, -- Уильям поставил небольшую кастрюлю с водой на огонь, -- а со старшим... Там не очень...

-- А-а-а-а, -- глаза того немного расширились. -- Ха-ха-ха-ха! Ты серьёзно? Красавица, ты испугалась отцеубийцу и инвалида без руки?

-- Уже -- с рукой, -- спокойно ответил тот. -- Довольно неплохой, скажу я тебе.

-- Да какая, мать твою, разница?! Боже... Погоди, неужели у Золота так плохо с оловянными солдатиками, что эти двое стали образцом профессионализма? Мать моя пингвин... -- закинул тот волосы назад. -- "Братья", -- ха-ха-ха... Блин, как же приторно звучит-то...

-- В любом случае, мы нужны им живыми, -- наёмник Отца искренне удивился. -- Ах, да. Они... упомянули это в разговоре с нами в Кав-Сити -- их оплата прямо пропорциональная нашему самочувствию.

-- Вы умудрились поговорить с ними и просто уйти?

-- Дважды! -- вклинился Ви. -- И это было прям...

-- И это было прям то, что мы назовём это "чистое везение". А что насчёт тебя? Ради чего тебя за мной послал Генрих?

-- Ну, а это то, блядь, кто такой?! -- Эммет вскинул руки к небу.

-- Затем, чтобы убедиться, что ты довезёшь мальчишку. Айви, я же правильно услышал? Креативно, -- тот улыбнулся и инстинктивно дотронулся до шрама.

-- Ты же сказал, что мы не при чём к его играм с Полом?

-- Ещё и Пол -- Санта-Барбара, блин. Кто-то же ещё помнит, что это такое?

-- Я сказал, что вы будете при чём, если попадётесь.

-- Но сразу поехал в Картрайт? А если бы мы попались по дороге?

-- А вот это ты мне ответь, потому что я вообще не понимаю того, как Братья...

-- Бла-бла-бла-бла-бла-бла-бла. Нихрена не понятно, но охренеть как интересно! Какое же увлекательное занятие, оказывается -- выяснение причин и следствий.

-- Есть тема лучше?

-- Конечно, есть, старпёр! Мы ведь так и не договорили, -- он закинул в кипятящуюся воду немного кофе, что привёз с собой Альвелион, -- что такое это твоё: "За день до нашей смерти"?

На какой-то миг в разваленном здании повисла тишина -- кое-кто не хотел говорить, а кое-кто и вовсе не понимал, о чём шла речь.

-- Погоди, ты рассказал ему про "За день до нашей смерти"?! Ты даже мне об этом не говорил!

-- Ты не спрашивал.

-- Спрашиваю!

-- Это же строка из клятвы к Эволюции? -- вклинился Альв.

-- Заткнись.

-- Ха, так и знал! То-то думаю: "Знакомо звучит"!

-- А что?.. Какое значение?..

-- И знаешь, старый, ты бы мог как-то менее явно...

-- Так, блядь! -- вспылил Хан и привстал со своего места. -- А ну заткнулись все! Есть в мире чёртовы границы, которые нельзя просто так нарушить по прихоти своего долбанутого характера! -- ткнул он пальцем на Ворона. -- И есть правда, за которую ставят слишком большую цену, чтобы её платить. Так что умерьте своё любопытство. Все трое! Как дети малые, блин...

Он выдохнул и сел на место. Кофе медленно кипело над огнём, немного испаряясь.

-- Чё-ё-ёрт... -- Джонс первым отлил себе напитка в стакан, найденный в доме. -- Такой кайф обломал.

-- Наёмник, ненавидящий Эволюцию, но использующий для чего-то цитату из её клятвы -- Padre явно стоило о тебе рассказать побольше.

-- Я же просил вас заткнуться, -- он налил кофе в термос, подаренный ему Даной.

-- Я и заткнулся. Это так -- мысли вслух, -- Альв снял кастрюлю с огня и, налив Айви, отхлебнул прямо с неё.

Следующую вечность сидели молча. Уильям смотрел в треснутое от оползней окно и понимал, что вкус напитка не приносил ему удовольствия. Более того -- вкуса просто не было. Действительно, в его жизни было полно сакральных вещей: только для него; для него и ещё кого-то; для целых групп людей -- они составляли сложную и запутанную паутину того, что можно было, а чего нельзя было говорить одному или другому человеку. Всё то казалось ему невероятно важным в разное время -- личные, даже интимные знания, что люди, обычно, хранили подальше от других. Но с тем же течением времени приходило и другое осознание: когда человек умирал -- всё становилось ненужным. Все его секреты, все его отношения к кому-либо или себе самому, все его слова -- ничего больше не имело значения, ничего не могло вернуть его.

К примеру, он сам: сидящий в разваленном доме старик, умирающий от рака, у коего точно было, что рассказать -- вряд ли кто-то, кроме него самого, помнил бы о Вейлоне, о его отце, о Джефферсоне Смите, о Джеймсе -- сколь ситуативными не были бы знания, ему было обидно, что все они могли исчезнуть с его смертью. Что все они точно исчезнут. Однако мысль о том, что "За день до нашей смерти" -- явно не то, о чём стоило бы рассказывать, всегда была сильнее, и он всегда молчал, рассказывая о чём угодно, но не о том. Была.

***

Через час настала пора идти за дровами -- Ворон и Альв поднялись и вышли практически синхронно. По парню было видно, что он не находил себе места -- глаза бегали от стены к стене, чашка кофе, всё ещё полная, но уже холодная не хотела удобно ложиться в руки, а стул, на коем он сидел, похоже, давил при любой позе.

-- А если... -- начал Айви, смотря на костёр и слушая треск досок. -- Если я скажу, что это будет мне подарком на мой день рождения? У меня же он был, верно? Ворон сказал, что...

-- Ты что не знаешь, когда у тебя день рождения? -- тот отрицательно закивал.

-- Мне просто всегда говорили, что я родился осенью -- не выносили... знаешь, сам факт рождения, как что-то особенное. Теперь думаю, что это, наверное, было затем, чтобы мы не просили чего-нибудь особенного... Не знаю... Свободы, например? Новых книг? Мороженое? Что раньше просили на дни рождения?

-- Ха... Хотел бы я знать. Помню... У меня из детства был только один подарок. Остался, вернее -- большой игрушечный мишка, -- Ви улыбнулся. -- Мне же было четыре, когда всё это началось, так что не бери особо в голову -- наверняка я просто заревел, когда увидел его, и решил, что он обязан быть у меня... Мой последний подарок на день рождения.

-- А дальше что? Что, все твои родители?.. Они?..

-- Нет -- отец был. Просто он... был человеком другой закалки -- всегда готовился к худшему и верил, что детям не место в том мире, что пришёл на замену Старому. Решил... что пора бы мне побыстрее взрослеть. Ха-ха, четырёхлетнему пацану... Хорошая семейка, что ещё сказать, да?.. Но у него получилось. Вернее, у меня. Должно быть, это и был самый чёткий признак взросления, что я осознал: ты взрослеешь, когда больше не ждёшь подарков.

Доски приятно трещали в огне, наёмники, вышедшие за дровами, явно не торопились.

-- Ну так... что? -- Уильям лишь громко выдохнул в ответ. -- Да почему? Что в этом такого?

-- Это не то, о чём стоит рассказывать.

-- Но ведь это же твой главный принцип жизни! На протяжении... я не знаю... скольких лет? Почему?!

-- Потому что в основе этого принципа лежит ужасная ошибка, Айви! -- немного вспылил тот. -- Потому что то, что я тебе расскажу, не поможет её загладить, а только оттолкнёт.

-- Но почему?!

-- Да потому что... Блядь... -- он утёр лицо руками -- слова трудно давались, когда речь заходила о тех днях. -- Потому что... то, что я тогда сделал, не имеет ничего общего с тем, кем я являлся... И я не хочу... чтобы у кого-нибудь... Чтобы у кого угодно возникла мысль, что я хотел этого, что я был бы на это способен при других обстоятельствах. Потому что... это не я. И это не был я.

-- Так почему... Почему бы и не рассказать мне о то, кем ты даже не был?

Снег снаружи перерос в настоящую метель. "Они бы точно поладили с Вейлоном, -- думал он, смотря на пацана. -- О, точно поладили бы -- мастера наглости, упёртости и прямолинейности. Что бы ты сделал, Ви? Что бы ты сделал?.. Да, глупый вопрос, как и всегда, -- он набрал ещё немного кофе и сел прямо напротив Айви. -- К тому же, он ведь исчезнет... Как и многие другие. Нет, не так, как многие -- он точно останется жив. И, как ты и говорил, так память будет жить через поколения... Если это можно назвать памятью. Скорее, истории о чужих ошибках".

-- Ты же знаешь, -- начал он, -- почему я был с Библиотекарями -- как оказался у них? -- тот кивнул в ответ. -- Но ты не знаешь, почему я ушёл. Когда я обнаружил у себя рак -- в две тысячи восьмидесятом, я ещё был с ними -- всё та же сплочённая компания, что и всегда. Как подобает олуху, я долго молчал, перебирая варианты -- рассказал, когда уже не было смысла ничего скрывать... Разумеется, мне сказали идти к Эволюции -- будто бы я об этом не думал и не пошёл бы, будь всё так просто. Кроме того, что я тебе рассказывал об этих сектантах, ты также слышал Джонса: те из последователей Дарвина, что обладают мозгами и не жрут себе подобных, чаще всего возглавляют отряды, что прислуживают учёным -- одним из лучших докторов на континенте, из оставшихся в живых. Ясное дело, лекарств у них тоже навалом -- очень редких, почти уникальных препаратов... Но они видели во мне только наёмника. А то... что поручает Эволюция наёмникам... через что заставляет пройти... Скажу так: наёмник Эволюции -- это последнее чудовище, которым я хотел бы тогда себя видеть.

-- "Эволюция" -- получается, это те же, что нанесли мне мой шрам? -- кивнул уже Уилл. -- Точно -- звери... Но... ты же стал им? Этим... наёмником? Что-то же изменилось после?

-- Да. В восемьдесят первом -- после года работы на Золото, они мне тоже предложили работать с Дарвином, узнав о моей проблеме. Я отказался, и они отправили меня в "отпуск" -- отпустили до следующей Сходки за неимением дел, так что я двинул в Вашингтон. Когда пришёл, оказалось, что одна... Что Алиса -- женщина, что была мне очень дорога -- умирала. Несмотря на все связи Библиотекарей, несмотря на влияние, никто ничего не смог сделать, никто не нашёл лекарство, а позже... Позже один человек не сказал мне её последние слова -- слова, адресованные мне.

-- Из Библиотекарей?! Но кто? Они же все...

-- Не суть важна. Важно то, что после... Трудно это объяснить, но я не мог там оставаться -- я чувствовал, что всё то время, пока был наёмником Золота, я должен был быть там -- с ними. Что вместо попыток спасти свою жизнь, я должен был спасать её -- я чувствовал себя виноватым, лишним -- я ушёл... А потом, когда боль ещё не прошла, но вернулся разум я понял, что если и я умру, то моя Дана... останется совсем одна. И опять буду виноват только я. Так что пошёл к Эволюции и попросил у них работу, -- парень молчал в ответ. -- Их проверка... весьма простая и ужасающе жестокая: она состоит в том, что тебе указывают на деревню -- обычную, казалось бы, деревушку, что либо отказывается платить дань, либо полна "инакомыслящих"... И тебе приказывают вырезать там всех до единого, -- выражение ужаса застыло на лице Айви.

-- Но ты?..

-- Я согласился, -- он отвёл взгляд и посмотрел прямо в огонь. -- Согласился. Не мешкая, не думая, не переживая, потому что в тот момент думал о совсем другом... Потому что в тот момент мне самому было больно -- согласился. Такие... операции чаще всего проводили с группой зачистки -- просто заходили и не оставляли никого за несколько минут. Но со мной сделали исключение: они просто окружили небольшую деревушку и запустили меня внутрь. Никто из тех, кто попытался бежать, не смог бы этого сделать, но убить обязательно должен был я. Тридцать два человека ровно... Помнишь, я рассказывал тебе про оправданную жестокость? Херня всё это. Мне выдали всего двенадцать патронов, нож и сказали: "Крутись, как хочешь", -- термос всё никак не умещался удобно в руке. -- В тот момент, когда я резал им глотки... Я не смог себя уверить в том, что всё это окупится. Так и не смог. Но продолжал -- нельзя было отступать назад. С той секунды, как прервалась первая жизнь, было уже поздно, потому что иначе мёртвых просто стало бы тридцать три... Но хуже всего... -- он шептал, пытаясь не оскалиться. -- У ликвидационной группы был список всех тех, кто должен был умереть -- количество и имена жителей посёлка. Когда я, якобы, закончил -- убил двадцать восемь, мне сказали, что четверых не доставало. Через полчаса они зашли в деревню и нашли в подсобке под полом одного дома этих четверых -- одного взрослого и троих детей... И их... выставили передо мной... сказали: "Делай свою работу, Уильям из Джонсборо". У меня... не было выбора. Не было выбора... Я откинул барабан своего револьвера и увидел то, чего боялся увидеть -- там отсутствовали патроны... Меня приняли в Эволюцию безо всяких проволочек.

-- Уильям...

-- И сразу же дали следующее задание. Я определенно стал чудовищем ровно того уровня, чтобы меня боялись и презирали даже те, кто со мной работал. "Оправданная жестокость, -- всё время говорил я себе. -- Это не ради тебя, это ради неё", -- успокаивал этой мыслью всякий раз, когда было слишком плохо. Но через пол года... через пол года один человек, претендовавший на моё место, попытался убить меня -- мы просто вышли на якобы совместную миссию, и он напал исподтишка. Он проиграл. Я взял его в плен и начал пытать -- тот рассказал, что это сама Эволюция послала его, что она с самого начала знала, кто я -- протеже Вейлона, один из Библиотекарей, для чьего лидера именно они не выдали лекарство, союзник военных учёных -- было слишком опасно мне доверять, слишком опасно оставлять в живых после того, как они увидели, на что я был способен. Именно ради того, чтобы отречься от меня, они устроили именно такую проверку -- думали, что я сдамся... А я должен был сдаться.

-- Тогда и всё то?..

-- Всё то, что я сделал, стало в один миг напрасным -- не было больше никакой оправданной жестокости, никакой защиты от той правды, что стояла прямо перед моим носом... Тогда я и выдумал это. Вначале я попытался уничтожить Эволюцию -- поехал к их городу у АЭС и, пользуясь тем, что ещё никто не знал о провальном покушении, освободил всю их "еду" -- там начался настоящий хаос... Но мне пришлось быстро осознать, что первым местом, куда они могли бы прийти за мной, была Библиотека, а если бы хаоса было слишком много -- они бы просто выжгли её в поисках меня... И я просто сбежал. Затаился и пустил слух, что мёртв, а позже придумал это -- "за день до нашей смерти". Вернее, дошёл до этого, каждый раз заново переживая тот день: дело в том, что один пацанёнок из тех детей... пытался так сберечь жизнь своей сестры -- он божился в верности Эволюции, повторяя их клятву, и даже предлагал убить того старика, что поймали с ними... Но когда он повторял эту строчку: "За день до нашей смерти", -- он будто инстинктивно закрывал её тельце собой, -- тот сделал жест рукой, словно отводя от себя воздух. -- Он был готов на любое зло в своих глазах и в глазах окружающих, был готов стать любым чудовищем, но его сестра, в конце-концов, осталась бы жить, была бы той, кто знал бы правду. "За день до нашей смерти" -- это следующий этап оправданной жестокости, это ситуация, когда зло, совершенное тобой, так и остаётся злом. Для тебя, для окружающих -- для всех. Ты понимаешь глубину своего падения, ты ощущаешь его... Но если... Если ты сделал это ради кого-то, если хотя бы один человек сможет увидеть сквозь зло то, ради чего ты это сделал -- ты сделал это не зря. Это...

Издали начали раздаваться два знакомых голоса -- громко спорящий Эммет и всё такой же тихий Альв пробивались сквозь метель.

-- Если бы меня спросили, о чём это -- эта история, этот девиз -- я бы ответил, что о сожалении. Об отчаянной попытке слишком многое искупить и перекрыть собой... Но на самом деле, Айви, "за день до нашей смерти" -- это лишь попытка откупиться. За всё то, что натворил, и за всё то, что натворишь после. От мира, от людей, от самого себя. И я... Я не хочу, чтобы ты думал... что всё то, что я делаю... через что мы прошли -- что это лишь ради этого -- ради искупления. Ни в коем случае.

-- А ради чего же тогда?

Тот поднял глаза и взглянул на старика. Уильям Хантер ответил не задумываясь:

-- Ради чего-то большего... В конце-концов, если бы это было не так, ты бы этого не знал -- ничего из этого. А поверь, -- он посмотрел на него и пошёл к двери. -- Никто, вообще никто, кроме тебя, ничего из этого не знает.

-- И я не скажу никому.

-- Знаю, -- схватил тот ручку двери. -- С прошедшим днём рождения, пацан.

Дверь отворилась. Сквозь слабую метель отчётливо виднелись две идущие фигуры:

-- А я тебе говорю: если тот "Отец" оказался не-Отцом -- все должны называть его "Дядей"!

-- Padre тебе язык отрежет быстрее, чем ты додумаешься, что не так сболтнул.

-- Так ведь я прав, красавица! Он вообще понимает, что он не Отец? Что никогда им не был? И как ваши новоприбывшие вообще не путаются в этих Отцах?

-- Просто: одного никогда не видели, а второй -- в инвалидной коляске; один тебя повесит, другой -- сожжёт заживо. Весьма разительные отличия, поверь мне. И как тебя вообще терпели в Эволюции с полным отсутствием этикета?

Они вошли внутрь и, бросив кучу веток и дров с соседних домов у "сухой" стены, уселись на свои места.

-- О, ответ простой: я был незаменимым. А незаменимых будут терпеть столько, сколько потребуется. Это ж очевидно, нет? И даже фраза "незаменимых нет" говорила о том, что на деле, в конкретно ту секунду и в тот момент я был незаменим, потому что лояльность к человеку и пассивные угрозы в виде: "Мы не будем от тебя избавляться, пока что, но мы можем", -- очень плохо сочетаются, они говорят о точке, когда отношения достигли исключительно "сделаем своё дело и разойдёмся", но тот, кто сказал мне "незаменимых нет", на деле всё ещё не мог без меня -- я был эксклюзивен, моя испанская подружка.

-- Не совсем то слово, но...

Споры на разные темы продолжались ещё очень долго. Альвелион оказался тем парнем, что был весьма разговорчивым, стоило его завести. Уильям лишь сидел и думал о следующем дне. В одном наёмник Отца точно был прав: Братьев Ворон недооценивал, но, глядя на улыбающегося парнишку, мир для коего стал если не чуть светлее, то точно чуть понятнее, он будто чувствовал: всё будет нормально, всё получится.

***

Машина приближалась к Картрайту. Город казался всё таким же тихим и пустым -- таким же, как и в тот момент, когда Уильям и Айви покинули его десять дней назад. Снег покрыл крыши домов шапками, засыпал редкие тропинки, наверняка вытоптанные самим Неем, убил возможность даже предполагать о том, что там когда-то была жизнь. То было бы просто очередное забытое селение, трещащее по швам и вростающее в землю всё сильнее и сильнее с каждый секундой, если бы не одно но: из дымохода одного домишки шёл дым.

Наёмники остановились ещё у заезда в посёлок и пошли к земляной косе пешком, взяв с собой ту самую лазерную винтовку. Каждый шёл настороже -- засада могла прийти откуда угодно. Уильям из Джонсборо не раз ловил себя на мысли, что куда эффективнее было бы устроить засаду до въезда в Картрайт -- когда никто, казалось бы, её не ожидал. Шипы на дороге, "случайно" упавшее бревно или просто удачно замаскированная снайперская позиция могли бы решить "проблему" Братьев куда эффективнее, чем просто приезд к Зильберу -- туда, куда и просил отослать их наёмник у Библиотекарей; туда, где их точно будут ждать.

Но лучшим ориентиром того, была ли засада или нет, являлся Эммет -- пока тот шёл, всё так же хладнокровно и спокойно улыбаясь, остальным тоже не приходилось сильно нервничать. Однажды Уильяму удалось успешно пообщаться с мирными перебежчиками -- острота слуха каждого разительно отличалась и была как слабой -- обычной человеческой, так и невероятно сильной, когда кто-то слышал чье-то сердцебиение даже за стенами. Нельзя было точно сказать, к какой именно группе принадлежал Ворон, и то, следовало ли уповать на его слух, но охотник отлично помнил, как мужчина умудрился выделить его шёпот в шуме полного бара с расстояния десятка метров и точно повторить: "Без шести полночь".

Один дом, другой, третий, четвёртый -- проходя мимо разваленных и заброшенных зданий, никто из людей не слышал ничего. Хруст веток от ветра предательски напоминал чужие шаги, мыши и белки, прячущиеся в деревьях, казались самыми меткими и терпеливыми стрелками, что всего-лишь ждали, пока пройдёт тот мимолётный ветер. Снег мог бы выдавать грядущую засаду -- следы шагов, передвижения машины, слишком чистые ветви деревьев -- хоть что-нибудь. Но ничего не было.

В конце концов, они увидели то, чего никто из них не мог ожидать -- перед самым домом Нея Зильбера стояла машина Братьев, припорошенная снегом. Следов ни вокруг неё, ни вокруг дома не было. Стало ясно -- никто не покидал то строение в прошедшие несколько дней. Но было и другое -- самое странное: клочок белой ткани, висящей у двери.

-- Я же не один думаю, что это пиздец как странно? -- Ворон смотрел на подобие белого флага и не скрывал своего скептицизма.

-- Не один, -- подтвердил Хантер. -- Не похоже это на стиль старшего... И, уж тем более, младшего. В этом всём... нет для них смысла.

-- Значит, уже есть, Уильям. Даже интересно -- сколько им заплатили, что они решились на это безумие?

-- Больше, чем тебе, испаночка?

-- Несомненно. Хотя, судя по моим действиям...

-- Что делать-то будем? -- парень стал возле машины и взглянул на дверь.

-- Спереди окон нет -- вряд ли они нас видели.

-- Типа, если бы они нас видели, что-то бы поменялось?

-- Да, Джонс, они бы увидели, что мы смогли доставить тебя, и то, что к нам присоединился Альвелион.

-- То есть?..

-- Хочешь организовать засаду на засаду, Уильям?

-- Именно. Белый флаг -- знак переговоров. С Чарли, конечно, нельзя быть спокойным, но вот Илай действительно оправдывает репутацию профессионала, так что шанс на то, что он попытается взять нас живыми и получить больше, весьма велик. Зайдите с другой стороны дома, через окна и другие комнаты, пока мы...

-- Рискованный план. Предлагаю просто перестрелять их, воспользовавшись элементом неожиданности.

-- Поддерживаю испаночку -- пара выстрелов да решаит нашу последнюю проблему.

-- Нельзя. Дело в том... Они тоже нужны нам живыми.

-- Чего, блядь?

-- У них двое заложников. Один из них -- твой Зильбер. Не знаю, насколько сильно ты им дорожишь, но пароли и коды для отмены ударов по объектам, приближающимся к Гренландии, якобы, знает только он, -- Эммет только шире улыбнулся в ответ. -- А второй -- это кто-то из Библиотекарей. Велика вероятность, что он не здесь, либо вообще мёртв -- мне нужно знать, кто это и где он, если жив.

-- Получится только лишний риск, если окажется, что оба из них мертвы, старпёр. Да и свой код для северян я знаю.

-- Неужели тебе настолько на него плевать?

-- Если убьем Братьев будет куда больше шансов на то, что все из живых останутся живы в последствии.

-- Не вариант. Тем более, если мой человек жив, и они оставили его в каком-то селении на поруки, пообещав выплату. Ещё хуже будет, если кто-то просто спрятан где-то здесь. Да и к тому же, Джонс, ты что, сомневаешься в том, что сможешь сладить с этими двумя? Что окажешься медленнее, чем "инвалид и отцеубийца"?

-- Это сейчас было взятие на понт, старый. Я всё ещё за то, чтобы просто пристрелить их.

-- Повторю: один из них нужен живым. Будьте готовы. Услышите "тридцать три" или почуете, что дела идут плохо -- действуйте.

Условившись, они разошлись. Уильям с Айви переглянулись и, кивнув друг к другу, пошли ко входу. "Нет другого решения, -- думал себе охотник. -- Наверняка они уже знают о нашем прибытии -- датчики движения не так-то сложно достать. Как только войдём -- возьму их на прицел. Хотят говорить -- пусть говорят. Пока ещё могут".

Хантер достал револьвер и первым пошёл вперёд. Из дома не раздавалось ни единого звука. Ни шёпота, ни даже шагов -- только едва слышимые радиопомехи, что постоянно гудели ещё тогда, когда путники приехали в Картрайт впервые. Дверь медленно отворилась.

Посреди главной комнаты спиной ко входу всё так же сидел Зильбер, словно загипнотизированный радиопомехами; в правой стороне всё так же трещал досками камин, а слева были всё те же проходы в другие комнаты и каморку -- всё казалось точно таким же, как и полторы недели назад, если бы не осознание того, что всё таким же точно не было.

Наконец-то из одной из комнат начали раздаваться шаги -- кто-то шёл очень медленно, громко, размеренно и, что было вообще наглостью, по-домашнему.

-- Эй, Зильбер, где они? -- шепнул тому Хан, тот не отвечал. -- Зильбер?! Оглох, что ли?!

-- А я всё думал, что вы не зайдёте через парадный вход, -- из-за двери раздался голос Илая. -- Стареешь, Уильям, слишком доверчивым становишься.

-- Если бы не твоя репутация, Илай, я бы просто изрешетил этот дом к чертям, завидев вашу машину.

-- Ах, да -- репутация... -- он медленно вошёл в гостиную, держа в руке чашку Нея, наполненную кофе. -- Вот об этом я тебе и говорил в прошлый раз. Твоя репутация, к примеру, шепчет о том, что ты бы не побрезговал зайти с чёрного хода даже тогда, когда на парадном висит белый флаг.

-- Где младший?

-- В соседней комнате -- тоже тебя поджидал. А что? Ты же только что говорил о репутации?

-- Я говорил о твоей репутации, -- тот, казалось, легонько улыбнулся. -- Репутация твоего брата -- это тот уровень, до которого даже мне очень далеко. А учитывая то, что вы бродите вместе, он часто перекрывает тебя, -- Уильям нацелился Илаю промеж глаз. -- Так что собирай семейку в кучу, будь добр.

-- Хм... Тоже верно, -- тот снова отпил. -- Что поделать -- не всегда же я имею на него влияние... Чарли!

В комнату вошёл младший Брат. На его лице, чуть ниже левой скулы красовался новый, очень странный и глубокий шрам -- будто бы он ударился об угол стола или ещё чего-нибудь.

-- Я же говорил, о старший и мудрый брат, что он достаточно туп, чтобы войти через дверь, -- Айви тут же прицелился в Чарльза. -- Здаров, мелкий.

-- Заметь, в данном конкретном случае, этот ход оказался весьма и весьма умным -- они смогли взять нас обоих на прицел, пускай и не последовали этикету переговоров.

-- Будто бы вы этого не сделали, влезь мы через окна. К чему вся эта хрень с переговорами? Что с Зильбером?

-- С переговорами -- подожди секунду, Уильям. Мы уже сообщили, что ты здесь, так что осталось подождать, пока с нами свяжутся, -- указал тот на радио. -- А с Зильбером... Скажем так: мы...

Младший молча подошёл и одним рывком уронил кресло. Ней упал вместе с ним. Взгляду Хантера и Ви открылось привязанное к креслу тело, настолько бледное и сильно избитое, что цвет кожи его напоминал заражённого -- бело-синий. Конечно, если его удавалось разглядеть из-за застывших струек крови и кровоподтёков повсюду.

-- Переборщили чутка, -- завершил он речь своего брата. -- Кто бы знал, что наш связной мальчик таким слабеньким окажется, верно? Хотя стоит отдать ему должное: нихера он нам так и не сказал о кодах -- только отметину мне своими гребучими камнями поставил.

-- Зато поведал о том, как однажды один "нуждающийся в помощи" пристрелил его жену, а ему перебил ноги -- тоже весьма занимательная история. А так, да -- было предсказуемо, что у связных Гренландии должна быть отличная выдержка.

-- Предсказуемо?! Чего ж тогда избивал его, братец? -- улыбнулся тот.

-- Того, что он нам живым не нужен -- это, скажем так, часть плана "Б": если ты, Уильям, и парнишка окажетесь слишком тупы и упрямы.

-- Вас здесь всего двое? -- Илай кивнул, Уильям не поверил. -- Тогда где человек, что сказал вам, куда нужно ехать? -- те переглянулись. -- Я спросил, -- тот отвёл курок револьвера, -- от кого вы узнали, куда нужно ехать, и где этот человек?

Радиоприёмник, стоящий на столе, зашипел по-другому -- сквозь помехи отчётливо начала пробиваться человеческая речь: "Приём". Старший Брат осторожно пошёл к столу.

-- Отвечай на грёбаный вопрос! -- вновь нацелил в него Уилл.

-- Спокойно, -- поднял тот руки. -- Отложим это ненадолго. А сейчас я просто иду к тому столу, чтобы прокрутить ручку, настроить волну и включить микрофон -- кое-кто хочет с тобой поговорить.

"Кое-кто хочет со мной поговорить -- что за бред?! -- охотник не сводил мушки со старшего. -- Кто вообще?! Генрих? Нет, вряд ли -- Братья играют против Генриха. Получается... Полиотэро", -- он был и прав, и ужасно ошибался -- из рупора раздался очень знакомый, до боли знакомый голос:

-- Уильям? Уильям, старик, ты здесь?!

Он слушал его и не мог поверить. Во всём мире не хватило бы столько удивления, чтобы хоть как-то сопоставить его с удивлением Уилла -- он слышал голос Мафусаила, его "брата".

-- Джек?! Какого хрена?!

-- Сейчас... не время для этого. Слушай! Вам с Четвёртым нельзя в Гренландию.

Да, он точно не мог в то поверить. "Джек и Братья. Джек и грёбаные Братья. Что происходит?" -- не дожидаясь ответа, пилигрим продолжил:

-- Это ради общего блага, брат. Отступите -- езжай прочь или, что лучше, отдай мальчика Братьям -- они знают, что с ним делать.

-- Ради общего блага? Ради общего, блядь, блага?! Что ты несёшь?! Что ты вообще?.. Где ты?!

-- Я... Я в Техасе, старик. Меня держат в цепях прямо рядом с тем старым ублюдком, что и уговорил тебя всё похерить -- с Генрихом.

Удивление росло в настоящее оцепенение -- только инстинкты, казалось, не позволяли ему убирать пушку от лица Илая, не позволяли забываться о том, где и с кем рядом он находился. Но только инстинкты -- разум был в полном непонимании: он, словно подлый предатель, предлагал всего один ясный вывод -- вывод, к которому очень не хотелось приходить.

-- Скажи... Как тебя зовут, Джек? -- выдавил из себя Хан. -- У них? Какой твой позывной?

-- Речь сейчас не об...

-- Какой у тебя блядский позывной, ублюдок?!

-- Я... -- рупор на мгновение затих, распространяя лишь помехи в тишину. -- Полиотэро, Уильям. "Старейший" с греческого. Я -- Кардинал Чёрного Золота.

Время замерло. Даже сама пыль, летающая в свете горящего огня камина, замерла. Ни одна муха, ни один порыв ветра, ничто в мире не посмело бы разрушить ту тишину, в коей из тьмы разума пробивалось лишь одно слово: "Предательство".

-- Может, вы отложите ваши семейные разборки? -- Илай многозначительно постучал часами по своей руке. -- Пол, переходи к проблеме, потому что обстановка здесь... не лучшая.

-- О, да... -- Хантер немного потряс оружием. -- Лучше бы тебе действительно переходить к проблеме, брат.

-- Уильям, -- шепнул тому Айви. -- Это же тот самый старик, что?..

-- В общем... Что ты знаешь об этом мальчике, Уилл? Ответь честно, потому что иначе я не смогу понять, почему ты поступаешь так глупо.

-- Глупо? Глупо?! Ты был Кардиналом сколько... Всю жизнь?! Ты знал, когда мне нужна была помощь, и!..

-- Уильям, -- успокоил того Илай. -- Не играй с жизнями -- отвечай.

-- Да что отвечать?! Вы же сами, суки, всё знаете! Он -- чёртова вакцина! Ваша же вакцина! В его крови!

Братья переглянулись между собой, не скрывая удивления. Рупор молчал. Долго молчал.

-- Скажите, -- то было обращено явно не к Картрайту, -- я могу ему?.. Да ладно -- он уже в курсе того, что... По крайней мере, я... О, отлично. Вот и отлично. Кхм, слушай, Уилл... -- голос стал явно громче. -- Да... В каком-то смысле, ты действительно прав -- в нём есть тела, останавливающие размножение активных клеток паразитов, но он не вакцина.

-- Ты же только что сказал...

-- Не для людей, Уилл. Ты... Ты даже не представляешь, что подумают в Гренладнии, когда увидят, чем является этот пацан...

-- Ну так ответь -- какого хрена из тебя нужно всё клещами вытаскивать?!

-- Я!.. Перебежчики! -- выдохнул, наконец, тот. -- Высшие! Он -- вакцина для них! Вакцина, позволяющая не умирать через, максимум, десять лет!

-- Но...

-- Нельзя влить его кровь в кровь обычного человека -- он обратиться, -- Ви слушал и, казалось, бледнел. -- Только высшие... В их крови уже и так достаточно паразитов -- сам знаешь: активные клетки всё время борются за популяцию с пассивными и...

-- Но зачем это вам?!

-- А ты подумай, старик! Перебежчик -- это идеальный организм! Никто не хочет умирать от ржавого гвоздя, потому что не был привит! Никто не хочет слечь от кори или краснухи, что просто перерастёт в заражение! Верхушка Золота, Эволюции, Единства -- все высшие до единого! Всем нужна эта грёбаная кровь! -- на другом конце послышался щелчок затвора. -- В общем, этот парень, он... Он -- всего лишь сосуд с кровью, брат. Кровью, которую нужно вливать перебежчикам регулярно, потому что иначе они обратятся. У нас есть вакцина, старик, мы работаем над ней. Но в нём не она. Остановись.

"Нет, -- думал всё он. -- Это не может быть правдой. Слишком просто. Слишком сложно. Слишком не честно".

-- Зачем это Генриху? -- едва ответил тот. -- Почему я встретил людей, что шли с Гренладнии, но их внешность позже не узнал их же связной?!

-- Генрих, он... Чёрт... Слушай, Уильям, ты... Ты... Ты попал меж двух огней. Эти якобы-посыльные, что ты встретил -- это его люди. У нас с этим испанским ублюдком была маленькая война, а я... Я ответственен за этих детей. Когда настала пора их перевозить от Эволюции к Золоту -- он напал на колонну, разбил её, а потом начал отлавливать ребят и держать их на переправах какого-то мудака в Центральной Америке. Якобы-посыльные нужны были, чтобы окончательно испортить все исследования -- яды вместо медикаментов, бомбы в электронике -- это был настоящий отряд самоубийц, -- Уильям всё ещё не верил.

-- Руки! -- прокричал Ви, нацелив на Илая.

-- Спокойно, парень -- у меня штаны от напряжения спадают, только и всего, -- он поправил пояс и засунул руки в свою куртку. -- Расслабься.

-- Сам разберусь!

-- В итоге... всё это я смог распутать благодаря тебе -- когда увидел в отеле мальчишку, что ты привёл с собой. Я понял, что сигнал, что подавала колонна, был фальшивым, быстро разобрался в чём дело, допросил, кого нужно, атаковал переправы... Чёрт, да даже Генриха я смог заковать в цепи благодаря тебе! Остановись, прошу! Это всё... просто чёртова ошибка, Уильям! Нельзя давать его Гренландии -- нельзя, потому что мы близки к настоящей вакцине, как никогда! Мы можем лишиться финансирования!

-- Вакцине, что достанется Золоту?

-- Да какая, блядь, разница?! -- заорал Джек во всю силу. -- Мир будет спасён! Наконец спасён! Разве тебе не нужна нормальная жизнь?!

Он взглянул на Айви -- в глазах его читался настоящий страх. Страх быть преданным, оказаться настолько ненужным и неважным, что от него отказались бы прямо на финише всего пути. А с другой стороны... С другой стороны на расстоянии тысяч километров сидел брат Уильяма Хантера, чья жизнь, как понял тот самый Хантер, зависела только от его решения -- поверит он или нет. И он точно знал ответ -- тот словно отражался от крови, залившей его глаза:

-- Не верю, -- сквозь зубы сказал тот. -- Не верю!

-- Брат, прошу...

-- Просишь?! Сколько лет ты Кардинал, Джек? Десять? Двадцать?

-- Я... Восемнадцать лет. Меня сделали им в семьдесят шестом -- когда существование и исследования Эволюции оказались под угрозой.

-- Значит, восемнадцать лет. И ты знал, когда мне нужна была помощь...

-- Я не...

-- Ты знал, когда Алисе нужна была помощь! Ты мог её оказать, ублюдок!

-- Я не мог, чёрт побери! Ты понимаешь, на чём строились все мои действия?! Никто не должен был знать, кем является человек, пытающийся бороться с рабством! Никто не должен был знать того, кто был связующим звеном во все разработке этой грёбаной крови для высших! Я не мог так рисковать! -- позади послышался какой-то шум и микрофон затих.

-- А теперь можешь, да?! -- злость заставляла его зубы буквально скрипеть. -- Только теперь, когда именно твоей шкуре угрожает смерть. Ты обманывал меня двадцать лет. Возможно, обманывал куда больше. Ты видел, как умираю любимые мне люди, как умираю я, и не пошевелил пальцем!.. Я тебе не верю, Джек. Я тебя не знаю. Мальчишка идёт со мной.

-- Это точно, -- вклинился Айви. -- Пошли вы все на...

Выстрел. Ви запнулся. На куртке Илая появилась небольшая дырочка. Уильям переводил взгляд и чувствовал себя, будто в замедленной съемке -- он видел, как парнишка начал падать, видел, как наливалась кровью его куртка, но поделать ничего не мог.

Выстрел. Следующая же пуля вонзилась ему прямо в колено. Было больно? Нет -- страшно. И далеко не за себя. Он рухнул на живот и уставился назад -- на упавшего Ви.

-- Прости, Уильям, -- старший Брат вытащил свободной рукой из-под куртки небольшие наушники и выкинул их прочь. -- План "Б" разрешен.

-- Нет... -- он испуганными, полными сожаления глазами глядел позади себя. -- Нет!

Внезапно, стена напротив Чарльза абсолютно беззвучно обзавелась новой дырой, а кисть его железной руки, словно по магии, расплавилась.

"В итоге, здесь он и умер, -- слова Вейлона били по самой подкорке Уильяма, в агонии он развернулся и пополз к мальчику. -- Мы шли с очередного задания, как он просто упал, -- полз и молился, чтобы Илай смазал, чтобы то пятно, что он увидел, шло не от сердца. -- Ничего примечательного, ничего пафосного, опасного или героического, -- но парень, как на зло, не шевелился -- лишь слегка подёргивался, лёжа на спине. -- В полной тишине, на обрывке какой-то нелепой фразы...".

За Илаем обрушилась стена -- Ворон, буквально, выбив плечом "фанерный" перестенок, всем весом рухнул на старика, выхватив у того пушку. Альвелион, выйдя через ту же дыру, один ловким ударом по затылку вырубил Чарльза, остолбеневшего от удивления и держащегося за остатки своего протеза. Довершив дело, он подошёл к радио и выключил у того микрофон.

-- Нет, нет, нет, нет, нет...

На Айви не было лица -- бледный, он смотрел в одну точку на потолке и, казалось, видел сквозь него -- смотрел мимо серых туч на самое небо и знал, что завтра, несмотря ни на что, что может случиться, будет светить солнце. Старик расстегнул на нём куртку, расстегнул капюшонку -- он уже видел, куда попала пуля. Видел, но не хотел верить.

-- Держись, Ви!

Он молчал. Кровь, залившая его одежду, залила и его язык. Он старался смотреть на Хантера, но было видно -- даже движение глаз приносило ему сильную, смертельную боль.

-- Держись! -- он снял со своей руки перчатку и попытался надавить на рану. -- Только попробуй сдохнуть здесь!

Всё было бесполезно -- кровь всё лила и лила. Ручей за ручьем, поток за потоком... Уильям не хотел верить. Кто угодно, только не парнишка. "Он точно будет жить, -- его собственная мысль, промелькнувшая только вчера, болела сильнее простреленной ноги. -- Он точно будет жить".

"Нет, так точно не должно было быть! Где же я ошибся?.. За что?! Почему именно его?!" -- Уилл держал перчатку на его груди и отчётливо понимал, что был готов умереть сам, лишь бы не терять парня. Что всё то, что он сделал, вновь окажется бесполезным, если дыхание того прервётся. Что все его попытки сделать правильные вещи, оборвались ровно одним выстрелом, потому что не осталось ничего, из сделанного им, что было бы однозначно правильным.

"Плевать на это всё! -- кровь просачивалась через перчатку ему на руки. -- Плевать! Не надо! Пусть я буду монстром! Пусть я умру монстром! Не надо!".

Вдруг Ви схватил того за руку. Будто бы придя в себя лишь на миг, чтобы сделать это -- просто взять его за руку. В его глазах читалась точно такая же боль, точно такое же сожаление. Никто не хочет умирать. Все боятся смерти. И он -- тоже. Уильям взял холодную ладонь и посмотрел в те глаза. Боже, ему никогда ещё не было страшнее в них смотреть. Нельзя было не боятся этих глаз. Нельзя.

По щеке старика медленно скатилось одинокое сожаление и испуг -- самые сильные из всех, что были в его жизни, самые громкие -- о том, в чём он, как думал, был единолично виноват. Боль подступала к горлу кислым комом, боль давила на шею и губы, пытаясь выдавить из нутра самый отчаянный крик. Боль была сильней.

-- Мы с тобой... обязательно выкарабкаемся, Ви, -- он сжал его руку крепче. -- Ты вернёшься с Гренландии, и мы с тобой... обязательно увидимся. Обязательно!..

"Догадаешься, что он сказал? -- хватка парня ослабевала мгновение за мгновением. -- Он сказал: "Все умрут. Рано или поздно, -- Уильям старался не отводить от него взгляд, давил в себе тот самый ком так, будто от того зависела его жизнь, пытался держать свою боль. -- Готов ты к этому или нет. Так что лучше просто помнить эту мысль -- с ней всегда будет проще, -- в конце-концов, Айви отпустил его -- больше некому было держать его, больше нечему было держать его -- за день до своей смерти он умрёт так, как никогда не хотел жить. -- Все когда-нибудь умрут".

Нет, в тот день точно нельзя было верить -- это был только сон. Это был страшный, жуткий кошмар, преследующий его за все грехи -- нужно было только понять, нужно было только проснуться, и он уже будет сидеть в той заснеженной сторожке, где сидел вчера. Он будет ещё раньше -- в Вашингтоне, засыпая в обнимку с Даной, в одиноком заброшенном городе, будучи пилигримом; в походе с Вейлоном; в доме рабов, просыпаясь от ударов петли; в самом чёртовом бункере -- где угодно, но не там. Всего того точно не было, всё то точно было сном.

Он стоял на коленях и смотрел на свои руки, смотрел на него -- кровь, только кровь. Ни дыхания, ни жизни, ни будущего -- кровь. "Терять кого-то это как идти по зубьям пилы -- ты долго-долго поднимаешься вверх, привыкая к человеку, принимая его к себе в сердце и в голову, а потом, когда ты оказываешься на вершине, оказывается, что следующий шаг ты должен сделать в обрыв -- опуститься на тот же уровень, с которого начинал. Шаг и всё -- нет человека. И начинаешь сначала. А на конце этой пилы -- пусто. Нет там ничего -- всеми богами поклялся бы, если бы верил -- только смерть".

Он совсем не замечал то, как темнели его руки, совсем не увидел, как силуэт, появившийся сзади по левое плечо, полностью слился с ним -- он совсем не чувствовал той тьмы, что обволокла его -- только боль, только потеря от следующего шага, сделанного в пропасть: "Как и отец, как и Вейлон, как и Алиса -- как и все они...".

И не было больше никого в том доме: был только он, был Айви, и был Илай -- тот, что и выстрелил исподтишка. Уильям смотрел на него, поднявшись на колени, и не мог понять. Нет, ему было отчётливо ясно то, зачем выстрелил старший Брат -- ему было неясно другое: как он сам это допустил? Эмоции мешались одна с другой, сливались в непонятную простому человеку смесь агонии и ярости, боли от утраты друга и злобы от приобретения врага, непонимания от несправедливости мира и осознания, что только он мог стать той самой справедливостью. Лишь две вещи были однозначными в его внутреннем мире: сердце билось всё быстрее, а тьма всё крепчала.

-- Ты же знаешь, что я не мог по-другому, -- Илай стоял с руками за спиной, придерживаемый Вороном. -- В конце концов, это было тем, за что мне заплатили.

Нет, он точно не знал, что нельзя было по-другому, точно не мог осознать то, что тот выстрел был сделан только ради денег -- человек не стреляет в детей, человек не падает так низко только ради выгоды -- это доступно лишь чудовищам. Таким, как он, таким, как его брат... Нет -- таким, как они все -- наёмники, убийцы, монстры...

Он едва ли ощущал боль от колена, поднимаясь на ноги, он едва ли вообще мог что-либо ощущать -- он лишь видел его, видел Илая перед собой, понимал, что ни он сам, ни его брат не должны были пережить паренька, что они точно не переживут его надолго.

-- Нихрена себе, -- шепнул Альвелион, увидев то зрелище -- Уильям Хантер, оскалившись, стоял на прострелянной ноге, из которой ручьем сочилась кровь. -- Уильям, тебе нужно...

Он его не слышал -- он только видел перед собой цель, видел через тьму, видел вместе с ней. Только одно спасало Брата Илая от мгновенной смерти -- револьвер улетел слишком далеко, так что он, хромая, медленно шёл на него. Столько хотелось сказать, хотелось открыть те чёртовы глаза тому чудовищу на то, сколько же он разрушил одним движением пальца, сколько надежд, сколько стараний, сколько радости и чистоты умерло вместе с тем парнем, но нет -- приходилось лишь давить в себе тот подлый кислый ком, подступающий к горлу.

Хотелось разорвать мир на части, порвать на клочки весь холст, чтобы тот увидел, что натворил -- чтобы в пустоте, оставшись наедине со своими мыслями, осознал, сколько уничтожила его жадность. Но его ли?.. Нет -- их обоих. Жадность одного побольше заработать и жадность другого никем не рисковать -- они уничтожили тот мир. Теперь первому ни к чему деньги, а второму... второму и рисковать больше некем.

-- Сделай это быстро, -- кивнул он охотнику, не поднимая глаз. -- Без долгих речей и пафо...

Удар. Казалось, человек не может бить так сильно. Старик переклонился, освободившись от хватки Ворона, но свобода была недолгой -- Уилл схватил его за шиворот и бросил на ближайший стол.

Одна из ножек треснула от веса наёмника, и стол покосился. Минералы, как их называл Ней, десятками посыпались на пол, принося падающему на них Брату острую, очень похожую на шрам младшего, боль. Охотник тут же последовал за ним, упав на колени и схватив того за воротник. Удар, удар. С каждой мимолётной болью в костяшках, с каждым резким выдохом тень в нём становилась всё сильнее, агония становилась крепче. "За что?! -- не мог понять он. -- За что?!"

Удар, удар, ещё удар -- словно динамическая медитация, они приносили покой и умиротворение в тот хаос, что творился в голове, были слабеньким белым парусником посреди бесконечного шторма -- удары по живому человеку.

В одну секунду старший смог оклематься, смог вырваться из паники и схватить один из упавших камней. Лучше бы он этого никогда не делал -- моральная боль только укрепилась физической; тень, полностью обволокшая тело, словно закричала: "Свободен!" -- перехватив камень, Хантер бил прямо по глазам Брата, и в тех ударах была вся его ненависть -- он бил не именно по Илаю, он бил по всем: по Эволюции, по Золоту, по нему, по Чарли, по Джеку, по Генриху, по Александре и по Салливану, по себе самому -- в том замахе, нацеленном в левое око, была вся его тьма, и он был нацелен на всех. Удар.

-- Стой!

Что-то крепкое держало его хватку, сдерживая окровавленный камень. Что-то тёмное -- темнее, чем он сам -- оно источало из себя невиданное количество энергии, невиданное количество ненависти ко всему -- Ворон. Кусок минерала буквально врезался ему в ладонь, костяшки пальцев трещали одна за другой, но он держал и, оскалившись, шептал, пытаясь не дать пересилить себя:

-- Слишком... лёгкая... смерть.

"Нет! Он должен! Должен сдохнуть сейчас! Каждая секунда! Каждое мгновение! Это неправильно!", -- пытался шепнуть Хан, но не мог -- ведь он понимал, что тот Дьявол был прав. Дьявол всех дьяволов в мире был прав в тот момент -- то была слишком лёгкая смерть. Тень, окутавшая охотника, глядела на Эммета и понимала: такого нельзя пересилить, с таким нельзя бороться. Многих людей смёл бы тот поток ярости и боли, что шёл от Хантера, но только не его -- того, чья боль и ярость ко всему, какие бы слухи не ходили, точно была сильнее; того, чья тень была куда более тёмной и осязаемой; того, кто сам был собственной тенью.

На место злости и ярости медленно приходила она -- обида, самая сильная из всех, самая долгая. "Это не честно, -- била та в самое сердце. -- Не честно". Уильям отпустил оружие, упав на пол рядом с Илаем. На его глаза наворачивались слёзы, из его рта вырывался одновременно и смех, и крик -- больше нечего было терять, больше нечего было давать. Больше не было "дня до его смерти", а в своих собственных глазах -- в тех, в которые будет смотреть Дана, будут смотреть все те, кому он дорог -- он навсегда останется тем монстром, что решился стать таковым и ничего не получил. Да, он смеялся и плакал одновременно, постепенно затихая.

-- Приём, Брат Илай, -- раздалось из наушников. -- Приём. План "Б" выполнен? Приём?

Альвелион поднял наушники и, слушая, долго молчал -- он смотрел то на угасшего Уильяма, то на убитого Айви, то на Ворона, в чьи глаза всё ещё не стоило смотреть, и не знал, что предпринять -- вместе с тем выстрелом оборвалась и его линия судьбы: Генрих был раскрыт и схвачен, его враг -- Полиотеро, сидел рядом с ним, а он сам, если его наниматель раскололся о нём, провалил своё последнее задание ещё в Раю -- он не смог не вмешаться.

-- Что... Что мне им ответить? -- шёпотом спросил тот.

Но Хантер будто не слышал его -- он всё смотрел наверх -- сквозь крышу, смотрел туда же, куда глядел Ви в свои последние секунды, смотрел и думал: "Стоит ли жизнь того, чтобы завтра светило солнце?"

-- Скажи Джеку... -- всё ещё давя в себе ком, шепнул он. -- Скажи им...

Он не смог то сказать -- лишь передал Уиллу наушники. В мрачной тишине эфира, в смертельно опасном для обеих сторон ожидании раздался его голос, наполненный желанием отомстить:

-- Четвёртый жив.

За тем последовала лишь тишина. Уильям знал: его брат наверняка будет мёртв, а наёмник Отца понимал -- ему больше некуда было возвращаться.

-- Ради твоей же сохранности прошу не предпринимать попыток доставить Четвёртого в Гренландию, -- раздался чужой голос из рупора. -- Я знаю, что связной мёртв. Группа захвата прибудет через несколько недель. Если ты... -- но он лишь отбросил наушники прочь, и это было его ответом.

***

Настало утро следующего дня. Братья были перенесены на старый склад и связаны там, тело Нея Зильбера Ворон сжёг, тело Айви Уильям из Джонсборо решил похоронить сам. Троица стояла на распутье: Хантер -- у дома, Альвелион и Эммет -- у машины. Молчали. Долго.

-- Жаль, что там вышло, -- в конце концов начал Джонс. -- Получилась бы хорошая история -- даже детям рассказывал бы, будь они у меня...

-- Ты же сказал, что знаешь коды? Мы ещё можем отправить тебя вместо него. Мы ещё можем...

-- Я знаю коды, но не знаю каналов связи; не знаю, где спрятан транспорт; не знаю, сумею ли я им управлять, а если это лодка, то тем хуже -- море замерзает.

-- Но ты же знаешь коды! Мы можем попытаться! -- он говорил, скрипя зубами.

-- Йота-мю-лямбда-омикрон-сигма-тау -- вот тебе мой код. А теперь скажи: как он нам поможет?

-- Ты не!..

-- Он прав, Уильям. В этом всём уже нет смысла. Связной мёртв, Айви мёртв, а он -- не Айви. Мы не можем...

-- Да что ты можешь знать?! Ты же просто следовал приказу Генриха, как послушный пёс! Как ты можешь хоть что-то предполагать?!

Тот замолчал на мгновение, опустив голову.

-- Моим... приказом было просто следить за вами. Не вмешиваться, что бы то ни стало, даже не показываться на глаза, а в случае вашей смерти -- просто отправить Золоту это письмо, -- он развернул бумажку с печатью. -- Но ты прав -- я всё ещё лишь простой парень из провинции, не заслуживающий знать эксклюзив. Знаешь, даже немного обидно, -- он взглянул на идущие тучи своим привычно холодным взглядом. -- Ведь, в конце концов... ничего не изменилось. Нужно жить дальше.

Он протянул руку на прощание и застыл. Уильям даже не поднял головы -- он не чувствовал того, что ничего не изменилось -- только холод, пронзающий до костей. Наёмник похлопал того по плечу, шепнув: "Свидимся, если повезёт", -- и пошёл прочь.

-- Его выдержке можно позавидовать, -- Джонс стал рядом с Хантером, смотря на то, как младший из трёх садился на сиденье штурмана. -- Поверь, ему больших сил стоит сохранять такое хладнокровие, но он куда больше потеряет, если его не сохранит, -- тот молчал в ответ. -- Знаешь, Ней, на удивление, много мне рассказывал -- какое время мы держали друг друга на плаву, даже невзирая на то, что я... несмотря на то, что когда-то я пристрелил его жену. Вот, откуда появилось это его "условие": "привести Ворона живым". В первый... Ты слушаешь?

-- Да, -- коротко ответил тот.

-- В первый раз, когда какой-то суровый дядька привёл меня сюда, я был уверен, что так и закончу свои дни -- буду убит в праведной мести, в правильной мести... Но он не смог -- вместо того, он сел и начал говорить со мной. И так каждый раз -- каждый раз, когда меня приводили к нему, он просто со мной говорил. В какой-то момент я понял, что это и был его Ад, его крайняя степень отчаяния -- он так разочаровался в людях, так боялся что-то приобрести и снова потерять, что единственным, кому он мог доверять, был убийца его жены...

Ворон смотрел вдаль -- на серое небо, разрезанное верхушками елей, и старался улыбаться. Уильяму казалось, что слишком много судеб оборвалось в Картрайте, слишком много хороших людей исчезло, а просто людей исчезнет ещё больше.

-- Год за годом... -- продолжил тот. -- Он был одним из самых сильных людей, что я знал, потому что он понял одну простую истину: если человек погрязнет в мести, если утонет в крови достаточно глубоко, то вынырнет из неё уже не он, а демон, что поселился в нём. Это, буквально, он мне и говорил: "Словно самая чёрная в мире тень, он займёт твоё место, а ты поймёшь это лишь тогда, когда будет слишком поздно -- когда солнце не будет тебя слепить, а будет лишь отражать тебя от этой тьмы". Годы ушли на то, чтобы в его глазах появилось смирение, а не гнев. Сейчас я вижу в тебе это, вижу демона внутри тебя.

Он развернулся и взглянул на Хантера. "Все мы уже демоны", -- подумал тот.

-- Если ты думаешь, что на этом всё, то ты ошибаешься -- через год, в День Ноль, Гренландия пришлёт нового связного -- как только поймёт, что их старый перестал выходить на связь, она начнёт готовить нового... Я вернусь сюда через год. Веришь ты мне или нет. И я хочу видеть тебя здесь, чтобы закончить начатое, -- тот взглянул на Эммета, -- чтобы моё искупление перед Неем и твоё обещание Айви не растворилось в воздухе. И когда я вернусь, я хочу видеть тебя человеком, а не демоном, -- Ворон взглянул наёмнику из Джонсборо прямо в глаза, а второй впервые видел из-за слепящей синевы то, что в них действительно скрывалось. -- Вот, чего я хочу от тебя за эти девять месяцев, Уильям: выживи, как человек, или умри, как человек.

Уильям вновь ничего не ответил. Мужчина выдохнул и медленно поплёлся к машине. То всё точно был только сон...

-- Скажи ещё раз свой код, -- попросил того Хантер.

-- Зачем? Он него же пользы...

-- Скажи.

-- Эх... Йота-мю-лямбда-омикрон-сигма-тау.

Двое наёмников сели в машину и очень быстро скрылись из виду. Старик стоял перед порогом дома, где лежало тело, и понимал, как трудно будет выполнить просьбу, данную ему самым страшным убийцей своего времени -- остаться человеком.

***

Солнца не было. В огромных и тяжёлых тучах, скопившихся на небесах, казалось, была вся вода земли -- серые, практически чёрные облака нависли над миром и только ждали повода, чтобы заплакать. Любой нормальный человек, посмотрев на то небо, точно заявил бы, что пойдёт дождь -- ничего другого не могло появится из той темноты, ничего другого не стоило ожидать, но он, конечно же, знал: не будет дождей, пойдёт только снег.

Он стоял посреди степи, держа в руках лопату, и смотрел на мёрзлую землю, покрытую инеем. Складывая доски в прямоугольнике, чтобы избавить грунт от мерзлоты, он отлично понимал, что с таким количеством древесины, можно было бы просто сжечь тело, но он банально не решился то сделать. Струсил, глядя на то, как горело тело Зильбера -- представлял, как с черепа слоями неспешно слезала кожа, как огонь медленно, но верно делал свою работу, превращая тело в труху. Ему казалось, что так от человека не остаётся абсолютно ничего, что он просто исчезает в пепле и золе дерева, потому и боялся -- боялся не того зрелища, от которого можно было отвернуться, а осознания, что всё исчезнет насовсем, так что он лишь складывал древесину на земле, готовясь её "прогреть".

Ему многих пришлось хоронить именно так. Пятьдесят один год -- достаточно в Новом мире, чтобы поведать множество смертей зимой, достаточно, чтобы стать безразличным к запаху костра, к смраду земли -- не чувствовать ни отвращения, ни отчуждённости от мира живых -- только печаль, только сожаление.

Прошли часы. Угли давно потухли, а ветер развеял пепел -- пришла пора браться за работу. Каждое движение лопатой, каждый звук среза земли -- сырой, отвратительной, мёртвой земли -- был будто ударом плети по спине, скрипом цепей на весах Фемиды, ударом судейского молота: "Виновен. Виновен. Виновен".

Его не покидала та мысль с самого выстрела -- подлое осознание, что если бы он действительно послушал себя, если бы сдался и остался в Вашингтоне годы назад, то всего этого не было бы. Не было бы столько сломанных судеб, столько забранных им жизней, не было бы того, о чём можно было бы сожалеть. И "за день до нашей смерти" тоже не существовал бы.

Словно бы весь мир обозлился на него. Будто какой-то из многочисленных творцов, придуманных человечеством, годами выстраивал ему сладкую месть, подгоняя к той могиле. "Выруби он его, а не убей, -- вспоминал он. -- Выруби, а не убей".

Но больше некого было винить, больше некуда было прятать правду -- всё было мертво. Люди, идеи, столпы мышления -- всё лежало в руинах, сломленное выстрелом, одним движением пальца, одной лишь жадностью.

И вот, когда тёплая земля кончилась, когда его руки, зудящие от усталости, не могли выбить и миллиметра земли, он просто упал на колени и закричал. Долго и протяжно, искренне и честно, потому что это всё ещё было труднее, чем казалось -- оставаться человеком. Кричал, потому что его точно никто не слышал, а он так того хотел -- чтобы на тот крик в ответ раздалось хоть что-нибудь...

Он нёс его на руках и старался не смотреть тому ему в глаза. Он знал, что в старом мире предпринимали некоторые процедуры, чтобы глаза мёртвых оставались закрытыми, но не знал, какие -- в Новом мире некому было обеспечить такую роскошь, приходилось отворачиваться, приходилось боятся. Но именно тогда, именно с ним он отчётливо понимал, в чём же на самом деле был его страх -- в том, что в тех зрачках, зрачках мёртвых и заражённых, была чужая не прожитая жизнь. Были цели, амбиции, чувства, были скорбящие близкие, были осознающие пустоту друзья и враги -- было всё то, чему уже никогда не быть, что уже никогда не увидеть обладателю тех самых глаз -- в них был конец жизни, в них была та самая душа, замкнутая навеки трупом.

***

Закапывать всегда было проще -- каждое движение лопатой приближало всё к завершению, каждый кусок земли возвращал круговорот на своё место: весной земля зарастёт травой, летом её съедят, осенью оставшаяся пожухнет, а зимой умрёт. Да, закапывать было всегда проще, забывать было легче.

В конце концов, он вбил в землю небольшой деревянный крест. "IV" -- было вырезано на нём ножом, и от того становилось ещё больнее: от осознания, что для следующего, пришедшего к тому кресту, это станет просто римской четвёркой, как и с любым другим человеком -- просто имя между датами, просто неважная надпись, просто тень от былого -- прошлое имеет ценность только, если за него держаться.

После он долго сидел рядом и смотрел то на могилу, то на небо. Столько мыслей проходило через него, столько эмоций хотелось пережить, столько слов сказать, но он лишь молчал и смотрел вперёд, понимая, что ни одна мысль, ни одна эмоция или действие не могли родится из пустоты -- смотрел, потому что то было единственным, на что он был способен. Слушал шёпот ветра, тишину неба, шелест лесов -- надеялся найти в них ответ на простой вопрос: "А что же мне делать дальше?"

Неверный ответ напрашивался сам собой -- он сидел в старом складе, поделённый надвое комнатами. Сидел и ждал его. Его последнее незаконченное дело "Значит, вот, куда меня всё это привело -- снова месть...".

Уильям из Джонсборо поднялся с досок, отряхнул с края плаща немного земли и взглянул вдаль -- там точно не было другого ответа, не было другого решения, ведь в конце концов, ему всё ещё нужно было узнать, кого схватили Чарли и Илай; узнать, что произошло с тем человеком; узнать, где он, в каком бы состоянии ни был; и, конечно же, убедиться... Быть абсолютно уверенным в том, что каждый из них прочувствует его боль.

Наёмник поднялся, тень поднялась вместе с ним. Он отлично понимал, что это действительно будет труднее, чем казалось -- остаться человеком...

========== Глава 21. Эпилог. Мононокэ ==========

Обакэ или бакэмоно -- существа, представляющие сверхъестественную сторону японской мифологии. Буквально: "То, что меняется", -- то, что чуждо человеческому миру или стало таковым.

Ёкай -- это призраки в мире обакэ. Начиная от странных девятихвостых лис кицунэ и заканчивая злобными демонами о?ни. Все духи противоестественны, опасны простым людям, и со всеми рекомендуется избегать встречи ради собственного блага.

Но худшие из ёкаев -- мононокэ, демоны, рождённые ненавистью, злостью, ревность или завистью. Куда сильнее обычных ёкаев, мононокэ представляют из себя вполне материальных когда-то людей, реже -- животных, чье нутро прогнило и видоизменилось настолько, что повлияло на их физический вид. Лишь единицам по силам справиться с теми демонами, и ни один из тех единиц не является человеком. Вся суть жизни мононокэ -- убийство тех, кто заставил его видоизмениться, подавление своих негативных чувств путём кровопролития.

Из японской мифологии

*Двадцать седьмое ноября две тысячи восемьдесят четвёртого года*

Илая рывком выбросило из сна холодной, практически ледяной водой. Та обжигала его лицо, принося онемение, проходящее до самих костей. Он закричал от удивления -- разумеется, он не мог ждать этого. Прохлада и духота склада действовали на него, как снотворное, так что он, похоже, вырубился после десяток, если не сотен бесконечно долгих попыток освободится от пут. Но то было бесполезно -- узлы вязал один наёмник, проверял другой, а туже затягивал третий -- шансы потерять конечности от недостачи крови были куда более реальны, чем шансы освободиться.

Уильям стоял перед ним и безразличным взглядом наблюдал за тем, как тот дёргался, пытаясь стряхнуть воду. Что-то не так было в том безразличии, что-то странное просматривалось в вымазанном землёй лице -- что-то новое. Впрочем, сам Илай точно не разглядел бы того -- левый глаз, тот, коим он и пытался смотреть на Уилла, практически ослеп.

-- Какого хрена?! -- прокричал старший Брат, ещё раз отряхнувшись. -- Мог бы просто затрещину влепить!

Хантер смолчал в ответ -- он лишь поставил ведро под стол и, сняв с правой руки перчатку, что есть сил ударил старика по челюсти. Скула старика завыла от боли, позвонки шеи из-за фиксации тела хрустнули громче, чем когда-либо за всю его жизнь, волосы, развеявшись по-инерции, закрыли ему взор, а боль затуманила разум.

В помещении, где он очутился, стояла пыль и духота, подкреплённая стойким запахом бензина и сырой земли. Он наверняка с первых секунд понял, что сидел в том самом подвале, где Зильбер хранил топливо. Низкие и маленькие комнатки, когда-то полностью забитые канистрами и бочками, почти пустовали -- старший Брат видел в "своём" помещении только небольшие столик и стул, стоящие в углу; прямо напротив него была дверь в следующую комнату, а за ним была лестница наверх.

Он был крепко связан по рукам и ногам, сидя именно в том кресле, в коем любил сидеть покойный связной острова оленей -- от мебели всё ещё пахло кровью. Его кисти, предплечья, плечи, бёдра, икры, голени -- всё было связано несколькими слоями, всё было закреплено даже слишком надёжно.

-- Слушай сюда, -- хромая, охотник вышел из-за спины и стал прямо перед связанным пленным, закрыв собою свет единственной тусклой лапмы, висящей на голом проводе. -- Сейчас ты мне скажешь имя человека, от которого вы узнали, куда нужно ехать за мной. Имя, внешность, статус и местоположение. Нет -- я начну отрывать от твоего брата ногти, -- он взял своего коллегу за волосы и поднял его взгляд на себя, -- потом снимать кожу с пальцев, а потом -- отбивать и отрезать сами пальцы. И так -- пока не услышу то, что мне нужно. Имя?

-- Где Чарли? -- едва вымолвил тот.

-- Имя, Илай.

-- Где Чарли?! -- голос того становился увереннее.

-- Кажется, ты не осознаешь собственного положения...

Он достал из-под стола ведро и, крепко обхватив, вдарил ободом по пальцам пленника. Стиснув зубы и прокусив губу, тот завыл от боли.

-- Ты не в праве задавать вопросы, -- Хантер обхватил его челюсть и направил на себя. -- Не в праве проявлять даже каплю воли. Уверен, через несколько минут тебе это станет более, чем понятно, но если нет -- я это оглашу официально: сейчас ты -- никто.

Наверняка заплывший левый глаз -- тот, коим и пытался глядеть Илай -- не позволял ему увидеть; наверняка его уши, в коих звенело от удара и гудело от сонливости, не позволяли ему услышать; наверняка его сердце, занятое волнениями о брате, не позволяло ему почувствовать -- что-то странное было в голосе Уильяма, что-то чуждое было в глазах и что-то необычайно жестокое в движениях -- что-то тёмное.

-- А теперь, видимо, придётся перейти к основной программе.

-- Где он?! -- в ответ раздался лишь смех.

-- Какая забота, -- голос казался хриплым и слишком спокойным -- ещё более противным, чем всегда.

-- Если ты хоть что-то!.. -- Илай попытался дёрнуться, но у того не получилось и мышцей шевельнуть.

-- Спокойно, заботливый братец, -- он отошёл к двери и остановился, провернув ручку. -- Убить его было бы слишком просто.

Дверь открылась. В соседней комнате -- той, что была видна Илаю только через дверной проём, на старом деревянном стуле прямо под лампой сидел связанный Чарльз. Остатки его протеза были полностью демонтированы, его верхняя одежда, как и обувь, была снята, а сам он надёжно крепился к своему месту кучей кожаных ремней и полос, завязанных и скреплённых разными способами. Но, что настораживало, глаза и рот того тоже были крепко связаны.

-- Чарли! -- прокричал старший. -- Чарли, как ты?!

-- Не стоит кричать, -- он отошёл, давая рассмотреть всё получше. -- Рано ведь ещё.

-- Да какого дьявола?! Развяжи ему глаза, дай ему со мной поговорить!

-- Знаешь, почему ты именно здесь? -- он исчез на секунду из вида и вернулся с небольшим низким столиком, полных ножей, крюков и игл. -- Почему не на том же складе, где ты очнулся вчера? Почему не на первом этаже? Низкие потолки, -- он с большой лёгкостью дотянулся рукой до пола первого этажа и провёл по нему. -- Чем более замкнуто помещение, тем менее комфортные мысли посещают человека, тем меньше свободы он ощущает. Ещё и запах бензина -- какой подарок.

-- Ублюдок...

-- Но главное -- эта дверь. Тебе, конечно, ещё не совсем понятно, но увидишь, это даст эффект.

-- Ничего ты от него не узнаешь, -- проскрипел тот сквозь зубы. -- Он умрёт быстрее, чем скажет тебе хоть что-то!

Он не ответил -- просто вошёл в комнату и взял пассатижи в руки. Удивительно, насколько опасным и безопасным мог ощущаться один и тот же предмет -- они бы не вызвали ни капли страха в руках человека, чинящего генератор, но зато там, в полудрёме подвала их лёгкое пощёлкивание наводило настоящий ужас.

-- Я в курсе, -- наконец прошептал Уильям. -- Если ты не заметил по его завязанным глазам и рту -- я не с ним буду вести беседу. Помнишь ведь, как мы с тобой "мило пообщались" в городе Кав? Ты пообещал убить всех, кто мне дорог из оказавшихся рядом, а я -- медленно исполосовать вас обоих, -- лицо Илая в один миг переменилось. -- Мне не нужно ни слова от твоего брата -- он нужен только для одного: для того, чтобы заговорил ты, -- тот взглянул на Чарльза и застыл. -- Жаль, что у него всего лишь одна рука.

-- Нет! Не вздумай, Уильям! -- тот ещё сильнее задёргался на стуле, скалясь и пытаясь сорвать скотч. -- Без этого можно обойтись!

-- Если бы без этого можно было обойтись -- ты бы уже просто ответил, а не оттягивал.

Он посмотрел на левую ладонь связанного мужчины и застыл. Он медлил: "Без этого можно обойтись. Да. Уверен, без этого всего можно было бы обойтись. Не выстрели он. Или выстрели в меня. Но нет -- он пожадничал. Теперь остались только я и он... Столько боли, что просто не с кем разделить", -- медленно поддев ноготь безымянного пальца, охотник зажал его меж губами плоскогубцев и осторожно потянул на себя.

Чарльз замычал, пытаясь прокричать хоть что-то через туго завязанный жгут. Получилось откровенно плохо, но очень эффектно -- жилы на его шее вздувались, лицо краснело, руки, вернее -- рука вцеплялась свободными пальцами в стул так, будто хотела разломать его на части, но не было лучшего показателя, чем крик -- высокий, пускай и сдавленный, порывистый и отчаянный крик...

Здоровые ткани всё не желали отделяться от мяса и даже тянули за собой "лишний" ноготь -- тот, что находился под пальцем. Подобный метод пытки был одним из самых тяжёлый в физическом плане -- нужно было тянуть достаточно медленно, чтобы просто не обломать ткани, и достаточно сильно, чтобы всё-таки выдернуть их полностью. Но неужели сын солдата, ученик наёмника, наёмник и просто лишённый всего старик не сладил бы с той проблемой?

Ему было действительно жаль, что тот не мог кричать. Смотря на бледно-жёлтый, немного окровавленный ноготь с кусочками мяса на внутренней стороне, Уильям действительно жалел, что его обладатель не имел возможности кричать -- может быть, хоть так его злость, его боль и ярость немного поутихли бы -- от вкуса чужих страданий.

-- Ублюдок, -- старший Брат, опустив голову и отвернувшись, шептал сквозь зубы. -- Ублюдок.

-- Имя?

-- Имя?! Да я убью тебя!

-- Убьешь? -- покосился он на того через плечо. -- Ну давай. Давай. Могу даже оружие одолжить, -- он подошёл и, вытащив револьвер из кобуры, положил его старику на ноги. -- У тебя тридцать секунд. А пока ты убиваешь меня, советую начать говорить, -- младший рывками пытался вырваться из пут, буквально подпрыгивая со стулом, пока Уильям всё рассматривал ноготь. -- Разве тебе не хочется разбавить ожидание следующего ногтя приятной беседой?

-- Пошёл ты!

-- О, я то пойду.

-- Нет! Стой! -- тот остановился. -- Давай... Давай поговорим...

Хантер улыбнулся и кинул инструмент на стол. Вольно, очень неспешно он вернулся в соседнюю комнату и, сев рядом с Братом, осторожно закинул ногу на ногу:

-- Давай. О чём?

-- Я... не знаю.

-- Ты же предложил, -- он покосил голову в откровенно фальшивом удивлении. -- И не знаешь, о чём будем говорить?

Чарльз метался из стороны в сторону, пытаясь вырваться и скуля от боли. Его брат смотрел на него широко открытыми глазами, в коих легко можно было прочитать страх и шок, и сжимал ручки кресла почти до крови.

-- У тебя есть любимая песня, Илай? -- тот никак не отреагировал, пялясь на вырванный ноготь, лежащий на полу. -- Илай!

-- Что?..

-- Песня? -- кивнул он на него. -- У тебя есть любимая? Мелодия, может быть?

-- Я не... Как ты можешь оставаться таким спокойным?

-- Интересное название. Автор?

-- Я спросил: как ты можешь оставаться таким спокойным?! -- в его голосе слышался отчётливый надрыв.

-- А что? Неужели в ваших делах всю подобную работу делал он? -- кивнул Хантер на дверь. -- Это всего лишь ноготь -- подумаешь. Восстанавливаемая, скажем так, часть тела.

-- Это живой человек! -- Уильям резко помрачнел от тех слов и, поднявшись, пошёл к пленнику. -- Мы приступаем к такому только тогда, когда нет другого выбора! Если бы можно было не стрелять твоего пацана, мы бы не!..

Раздался звонкий хлопок от удара. "Ты не смеешь... Не смеешь!" -- скалился на того охотник. Он рывком вошёл в другую комнату и, схватив плоскогубцы, вцепился в ноготь. Пассатижи задевали кожу на пальце, но его это не волновало -- сцепив руки, он одним резким движением вырвал кусок Чарльза с ошмётками последней фаланги среднего пальца. Сдавленный и приглушённый крик заполнил помещение перед ним, а мольба и брань -- позади него. Когда он уже обхватил мизинец и потянул на себя, к нему неожиданно пришло осознание, что вот она -- ярость, пришедшая на место боли. Нельзя было ей поддаваться, нельзя было давать волю своей тени. Держа инструмент одной рукой, он тихо засмеялся под себя, его голос отчётливо напоминал ему о ком-то другом.

-- Он мертв. Мне плевать на то, какие у вас там моральные устои заведены -- парнишка, в которого ты выстрелил, мертв. А россказни о том, что у тебя не было другого выбора -- просто ложь. Жалкий самообман, прикрытый гордыней и жадностью. Ха... -- он выровнялся и щёлкнул зубами инструмента. -- В тему о самообмане, кстати: мертвецы ведь не рассказывают сказок, -- успокоившись, он зашёл Чарли за спину, похлопав того по плечу, -- некому поведать о ваших неудачах, запятнать ту драгоценную репутацию, что ты так восхваляешь -- лживый образ, созданный тобою для себя же самого. Репутация... Это благодаря тебе репутация твоего брата такая хреновая -- не давал ему "довести всё до конца" и, в итоге, получал живых свидетелей его зверства? -- тот молчал в ответ. -- Вот это поэтично -- один не даёт другому стать чудовищем, а второй не забывает напоминать первому, что тот не человек. Эх... Как же жаль, что у него одна рука, -- он похлопал того по щеке, -- как же жаль, что она у него одна.

-- Те же понимаешь, что это была просто работа... -- всё повторял тот. -- Ты же понимаешь... Ты же сам творил то же, что и мы!

-- То есть... -- он бросил плоскогубцы прочь и по-хозяйственному начал раскладывать иглы на столе. -- Если поставить на моё место любого другого в идентичных обстоятельствах, то он просто уйдёт, услышав твою отговорку? -- Брат застыл. -- Да, я делал то же, что и вы, но даже при всей своей... непрофессиональности, как ты сказал бы, я знал одну простую вещь: в работе нельзя всецело полагаться на план и нельзя оставлять свидетелей. Тебе стоило пристрелить сначала меня, но нет -- вы решили... убить двух зайцев. Меня -- живым к Джеку, а Ви -- мёртвым к... к кому там?

-- Лучше тебе не знать.

-- О... -- тот скорчил серьёзную гримасу, обхаживая младшего. -- Это точно -- лучше мне и не знать. Джек наверняка мёртв, Генрих -- тоже. Все мои нити, ведущие к Золоту, как к заказчику этого убийства, оборваны -- нечего вить новые.

Он взял со стола несколько игл и подошёл к Чарльзу. Всё то можно было бы сделать просто молотком -- один удачный удар вогнал бы иглу под ноготь так глубоко, что вытаскивать её пришлось бы уже щипцами, но нет -- старик предпочитал медленно заводить её, смотря на небольшую струйку крови.

-- Ты ведь понимаешь, что это история о жадности? -- шепнул он, вонзая вторую в указательный палец. -- Твоя и твоего братишки? Что если бы вы решились сразу убить нас обоих, то остались бы в выигрыше?

-- Мы не хотели!..

-- Заткнись уже со своей лицемерной человечностью, -- резко обернулся он. -- Я слышу это в твоём тоне голоса -- оправдание. Жалкое, неуверенное, натуженное. Вам плевать. Вам было плевать. Да и о чём это я? Ты ведь застрелил его. Прежде всего ты решил, что лучше было бы угодить всем сразу ради наживы, что лучше бы угодить самому себе, а не думал о том, правильно ли это, -- Чарли кричал всё сильнее. -- Вы оба заслуживаете умереть.

-- Так убей!

-- Ха... Ха-ха-ха-ха-ха... Сколько верности своему делу.

В какой-то миг он взглянул на Чарльза -- пальцы того сильно пульсировали, а те, что были с иглами -- медленно напухали. Казалось бы, достойное начало, хорошая расплата за то, что сделал Илай, но боли от того меньше не становилось -- не Чарльз произвёл тот выстрел, не Чарльз должен был сидеть на том стуле. Всякий раз смотря на лицо старшего Брата, Уильям думал, что стоило покончить с ним ещё там -- добить его камнем на полу.

"Слишком лёгкая смерть", -- Джонс действительно был прав в своем изречении, но он не учёл обстоятельства. Слишком лёгкой была смерть именно для Илая -- того, кто, по задумке, не должен был пострадать ни в коем случае, ведь именно его слабость была самой очевидной, пускай и лежала не в физической боли. Он стоял в дверном проёме и отлично понимал, что именно там и застрял -- между желанием и потребностью, между вынужденными пытками и праведной местью, между виновным и невиновным Братом. Лишь мысль о том, что, принося боль соучастнику, он ещё больнее ранил убийцу, грела Хантера достаточно сильно, чтобы он не сорвался. Но только она.

-- Держись, братишка, держись... -- тот смотрел в пол и тихо кашлял, стараясь не поднимать глаз. -- Мы выберемся отсюда.

-- Имя, Илай.

Но ничего не раздалось в ответ. Уилл кивнул и неспешно пошёл к выходу -- ему нужен был перерыв. Духота помещений, замкнутость, запах крови -- если тот, кого пытают, превращается в мученика, то тот, кто пытает, часто превращается в животного в подобных условиях. Ещё в далёком детстве он видел один фильм о таком -- как общество людей, замкнутое и освобождённое от законов, очень быстро сошло с ума. Нельзя было поддаваться тени, нельзя было поддаваться ярости.

Поход по лестнице наверх давался тяжело -- боль в ноге часто была куда более, чем сильная -- нестерпимая, очень острая. Она напоминала ему, зачем он это делал, за что он это делал -- чтобы тот же запах крови не взял над ним контроль окончательно.

-- Скажи, -- вдруг заговорил старший, -- а то я всё понять не могу: ты правда поверил в то, что пацан носил в себе вакцину? Прямо как в старых фильмах -- один единственный на весь мир, да? -- Уильям остановился на лестнице, но молчал. -- Надеюсь, что нет, потому что... Какой же бред... Впрочем, как и попытки твоего брата или кто он там был вразумить или обмануть тебя -- я им сразу сказал, что ничего не выйдет. "Мы работаем над вакциной"... Сорок семь лет прошло. Неужели, имея средства, кто-то не сделал бы её уже? А даже, если так -- пойми, что парнишка был одним из многих, просто результатом селекции, если я правильно понял. Нет никаких шансов на то, что он хоть что-то значил для мира, и нет смысла горевать из-за упущенного шанса, потому что... Чёрт, да шанса даже не было как такового -- тебе в принципе должно быть плевать! Ты!.. Ты вообще здесь? -- он попытался оглянуться, но не смог увидеть Хантера прямо позади себя. -- Скажи хоть что-нибудь.

Он молчал. Конечно, это была провокация, конечно, не стоило на неё обращать внимания, но боль была не согласна, и тень была не согласна -- старик отчётливо видел тёмную фигуру, стоящую перед Илаем, и она полосовала его всеми существующими в мире лезвиями, избивала, ломала каждую кость и клеточку, извивалась от всего того, что приходилось держать внутри себя.

Однако он лишь улыбнулся. Всего-то взглянув вперёд себя, на Чарли, он улыбнулся -- может быть в том, что он делал, и не было той справедливости, что так требовалось его нутру, но было ли то приятно -- заглушать свою боль чужой? Несомненно. Если кому-то хреново, а другому плохо, то второму всё ещё лучше относительно первого.

Вернувшись обратно в комнату, Хантер приложил к мизинцу младшего Брата лезвие своего ножа и незамедлительно ударил по нему второй рукой. Раздался хруст кости, затем -- дерева, а только затем -- хриплый стон. Небольшая струйка крови тут же была остановлена, а рана -- прижжена наживо зажигалкой. Наёмник бросил старику отрубленный палец на ноги и вновь поплёлся прочь.

-- Думай в следующий раз, -- хлопнул он того по плечу, пока тот всеми силами пытался вырваться. -- Скоро вернусь. А ты поразмысли пока над тем, что у твоего братца не так много пальцев, чтобы вот так препираться.

***

В кастрюле над камином кипела вода. Вернувшись с охоты, он сидел в абсолютной тишине и, смотря на огонь, слушал, как Илай пытался достучаться до Чарли, как пытался сорвать с себя многочисленные путы. Надежда -- это было самым сильным оружием старшего Брата. Не выдержка, не подготовка, не упёртость, а именно она -- надежда. Пока он считал, что есть шанс выбраться, пока он думал, что растягивание времени поможет ему -- он не стал бы сотрудничать. Его слепая, безнадёжная, казалось бы, вера подкреплялась и одним простым осознанием: они не нужны Уильяму "Из Джонсборо" Хантеру -- ему от них нужно только одно имя.

Сделав себе кофе, он сел напротив кучи различных радио и прочих приборов связи -- то был его козырь. Он не был уверен до конца, осознавал ли Брат Илай то, что мог, по-факту, соврать и назвать любое имя, но та куча электроники, груда настоящего золота в две тысячи четвёртом году была его тузом в рукаве -- он мог связаться с Библиотекарями.

У кого же ещё, казалось бы, можно было узнать, кого похитили Братья? Но он боялся даже прикасаться к тому столу -- его пугало осознание того, что похищенным мог оказаться кто-то из близких ему. Шерри, Боб, Брюс, Алекс, Дана -- любой из них по неосторожности мог быть схвачен, мог быть убит. И страх заключался даже не в том, чтобы услышать это собственными ушами, а в том, чтобы услышать, что ему скажут за это. Обвинят ли они его -- остальные? Возненавидят ли? А если и нет -- искренне ли они его простят? Потеря одного означала бы потерю всех, так что он просто бездействовал -- смотрел на подаренный ему термос и молился, чтобы тот, кого схватили, будь то даже Сэм из Эволюции, был жив.

Тихий шёпот превратился в настоящий крик -- Илай пытался взывать к своему брату, но тот, разумеется, даже не реагировал. Да, кто угодно, взятый в плен теми двумя выблядками, должен был быть жив, но всё ещё нужно было узнать, кто это. И если первый вариант был: спросить у Библиотекарей подтверждения слов старшего, то второй, увы, был навсегда недоступен после вчерашних подготовок -- спросить у Чарли.

Уильям то ли улыбнулся, то ли оскалился, слушая крики. В нём боролись два равносильных ощущения -- отвращение от того, что он сделал, и удовольствие от того, что испытывал убийца Ви. Но нужно было продолжать. "Помни, -- взял он кофе да ещё один стакан с жидкостью и пошёл к лестнице. -- Это не ради тебя".

***

Он неспешно вошёл в подвал, вспоминая текст какой-то незамысловатой песни. От спокойствия и уверенности Брата не осталось и следа -- он метался из стороны в сторону, напрягал все силы и кричал, словно загнанный зверь. Ответом была только тишина.

-- Почему он меня не слышит?!

-- Водички? -- Уилл поднял стакан чуть выше.

-- Я спросил: почему он меня не слышит?! -- с уст Илая срывалась слюна.

-- Учти вот что, -- он сел на стул и, поставив стакан на столик рядом, надпил из термоса, -- человек может жить без еды индивидуально долгий промежуток времени -- зависит от организма, а вот без воды -- пару дней, максимум. И это явно не столько, сколько ты хочешь, чтобы он продержался. Ты же в курсе, что ты-то останешься жив до конца в любом случае? А вот он может и...

-- Что с ним?!

-- А вот он может и умереть. Когда угодно. Вскоре ему придётся ампутировать пальцы, потому что наверняка пойдёт инфекция, воспаление и, как следствие, гангрена. А мне придётся перейти на запястье. На кисть, на плечо, на торс... Пара ржавых ножниц прикончит твоего братишку с небывалой жестокостью -- очень медленно. И главное, что во всём этом будешь виноват только ты, -- улыбнулся тот. -- В конце концов, у него ведь нет выбора.

-- Хватит давить мне на жалость, ублюдок! Думаешь, я не понимаю, что стоит мне назвать имя, и ты нас прикончишь?!

-- А если не назовёшь? Тебе хватило ума понять, что сотрудничество со мной гарантирует смерть, но не хватило, чтобы осознать, что игнорирование -- тоже. Только более медленную, более изощрённую. Поверь, он не продержится до прибытия Золота сюда. Не продержишься и ты, если мне придётся переключится. Сотрудничай... И да -- что там с любимой песней?

-- Иди к чёрту!

-- Уверен? Точно уверен? -- тот молчал, скалясь. -- Хорошо. Но прежде: водички? -- тот всё ещё молчал. -- Так и знал, что ты не согласишься.

Он рывком поднялся из-за стола и, войдя в другую комнату, прыснул содержимое стакана в лицо Чарльзу. Илай даже не успел понять, в чём дело, как охотник достал зажигалку и поднёс её к лицу младшего.

-- Не назовёшь имя? -- глаза старшего забегали, он не знал, что ответить. -- Ты же не можешь быть уверенным в том, что это не бензин -- запах стоит повсюду. Стоит ли так рисковать, а? Думаешь, зря упомянул, что могу переключится на тебя? О, и это, кстати, будет куда приятнее и куда медленнее, потому что мне это будет в кайф! Потому что ты, выблядок, этого заслуживаешь! Ну так что, а? Давай я даже посчитаю до трёх. Раз, два...

Но старший лишь молчал -- его испуганный взгляд вмиг превратился в то же самое хладнокровие, что было у самого Хантера.

-- Столько распинаться о том, что ты попытаешься сохранить его живым подольше, чтобы потом выплеснуть ему бензин на лицо и поджечь? -- на лице старика появилось подобие улыбки, пробивающееся через страх. -- Нет, Уильям, не верю -- это вода. Нет и шанса, что ты повредишь его лицо.

Хантер тоже улыбнулся -- разумеется, тот был прав. Но мгновением позже, он отбросил стакан и нанёс резкий удар прямо по носу младшему. Тот замычал от боли, а из носа и по контуру переносицы начала сочиться кровь.

-- Язык твой -- враг твой.

-- Я... Ты... Ты же понимаешь... Осознаешь, что ничего тебе не скажу, если он заразиться?!

-- Очень глупо звучит с твоей стороны. Мне ведь от тебя только и нужно, чтобы ты мне сказал имя, а ты не хочешь смерти своего брата, хотя именно твоё молчание её приближает -- то, что ты сейчас пытаешься ставить мне ультиматумы, -- подошёл он к нему, -- не только не разумно, но ещё и очень абсурдно, ведь всему виной здесь только твоя твердолобость. Всё держишься своей хвалёной человечности, всё пытаешься обвинить меня в чём-то. Я, вообще-то, даже диалог пытаюсь завести, -- он присел на одну ногу, поравнявшись взглядом, -- понимаю, что ни к чему запугивать того, кто знает, как работают пытки, но ты строишь из себя типичного заносчивого идиота, -- он приблизился к нему вплотную. -- Поверь, мне больших усилий стоило не прирезать тебя ещё спящим, как грёбаную свинью, больших усилий стоит терпеть твою приторную упёртость прямо сейчас, а ещё больших -- не думать о том, что я могу убить вас обоих в любой момент. Сделай мне одолжение -- перестань выёбываться.

Но Илай лишь молчал, высоко задрав нос. В каком-то смысле, это было даже хорошо.

-- Ты знаешь... -- он сел на стул рядом и взглянул на своего врага. -- Ещё позавчера я копал могилу. Долго, даже слишком долго. Мокрый, местами, снег, холодная и твёрдая, как камень, земля... Спросишь, зачем я это сделал? Я не смог его сжечь. В какой-то момент я подумал, что... Раньше у меня как-то хватало на это смелости. Раньше я удивлялся тому, почему некоторые предпочитали рыть могилы, ведь это, как я считал, служило напоминанием о человеке, о его смерти и жизни в целом... Оказалось, что я был полностью прав -- это служит напоминанием о человеке, о его жизни и о его смерти, но именно это и является той причиной, по которой люди не хотят кого-либо сжигать... Такая... Перемена мысли, что ли? Смена приоритетов? Ничего не стало другим, но изменилось слишком многое... Кажется, я становлюсь старым.

Илай, улыбнувшись, легонько закивал, но тут же забылся в кашле -- он тоже был стар для того, чтобы начинать заново. Слишком стар.

-- А ты? Ты смог бы сжечь его? -- кивнул Уилл обратно. -- Если бы пришлось?

Старший долго молчал. Непонятно, то ли считал тот вопрос проверкой, то ли сам никогда не задумывался над ответом -- старшие ведь всегда умирают первыми, верно? Всегда должны.

-- Если бы смог добраться до тела, -- медленно и осторожно начал он. -- Если бы у меня было время... Нет -- всё равно сжёг бы. В любом случае.

-- Это хорошо, -- Уильям, приложив усилия, встал на ноги и, прихрамывая, пошёл к выходу. -- Учитывая то, что от него останется, я выполню твоё желание, -- голос вновь звучал слишком спокойно. -- Продолжим завтра.

***

Он всё не спал, слушая треск дерева в камине, посматривая в окно на светлую и безмятежную ночь. Держа в руках тот самый камень, коим он бил Илая, Уильям чувствовал, что его нельзя было взять нормально, им нельзя было пользоваться, как оружием -- угловатой формы, с острыми краями, очень широкий он всё выскальзывал из ладони и почти не помещался, но стоило ему услышать его стук о дерево, как он тут же видел перед собой ту картину -- как он замахивался им, как наносил удар, слышал выстрел.

Трудно было спать. Нет -- спать было невозможно. Всякий раз, когда он закрывал глаза, он слышал крик сотен и сотен голосов: о том, что это он был виноват; о том, что старался недостаточно; он том, что позже был недостаточно жесток. И пускай он знал, ощущал по своему сердцебиению и агрессии, что это говорил не он, отделаться от тех голосов он не мог. Все те его усилия жить с его недугом, все те старания лопнули в момент выстрела, как и во все предыдущие разы -- всякий раз, когда он переживал сильный стресс, ему приходилось вновь бороть это в себе -- свою тень.

"В вас будто что-то сломалось внутри", -- о, он точно был прав. Как добродетель порождает добродетель, так и насилие порождает только насилие; кровь живёт в крови, а жестокость рождается из жестокости -- у всякого дерева есть корни, но когда они полностью заполняют человека, когда он не представляет, что от кого-то другого может исходить что-то другое, что его злобу попытаются простить или его протянутую руку отгрызут, оставив ему лишь мясо -- вот тогда он ломается, перестаёт воспринимать мир таковым, какой он есть, и начинает жить в собственной правде, в собственных цветах. А у того, кто живёт в собственной правде, не существует неправоты, не существует лжи от себя, потому что никогда не было истины -- только его правда. "И не вижу я зла, так как слеп ко всему".

Так и случилось со многими людьми -- у них исчезла истина. Правильно ли было убить Ви? Смотря, для кого. Правильно ли было не убить? На то тоже не дать однозначного ответа. Уильям сидел и, пялясь в пустоту, отчётливо понимал, что Илай не считал себя неправым -- для него это действительно было просто работой. Впрочем, как и он сам не считал неправым себя. "А если взглянуть со стороны морали?" -- но в том и была проблема -- не было морали, не было каких-то рамок, был только он -- эгоизм. Желание одного оказалось доступнее желания другого.

Хуже всего было то, что именно эта схожесть, это почти идентичное мышление двух похожих по характеру людей и отвращало Уильяма -- ему была противна мысль, противно само осознание того, что так, скорее всего, поступил бы он сам. Более того: что он так уже поступал. Нет, не он. Это точно был не он -- кто-то другой, кто-то более корыстный, кто-то, не знающий никого, кроме себя -- не он. Теперь он бы так не поступил... Он бы так не поступил?

*Двадцать восьмое ноября две тысячи восемьдесят четвёртого года*

Дверь в подвал со скрипом открылась, тут же прыснув на Хантера волной духоты и жара, исходящей оттуда. Сонный, он едва перебирал ноги и, стараясь не опираться на прострелянное колено, тащил за собой старый лом. Ступенька за ступенькой, ступенька за ступенькой.

Ему так и не удалось поспать. Каждую минуту, каждую секунду, приближающую новый день, в нём боролись два существа -- Уильям из Джонсборо, желающий как можно более кровавой расплаты за всю ту боль на пару с напрасно отнятыми жизнями, и Уильям Хантер, понимающий, что если бы Ви был рядом, если бы он хоть как-то мог повлиять на то, что должно было произойти -- он бы не дал ему превратиться в чудовище, он возненавидел бы его за это. Справедливость и прощение никогда не идут в вместе, и, как бы ему ни хотелось остаться посередине, приходилось выбирать.

-- Утречка, -- щека старика вновь завыла от удара. -- Продолжим?

-- Воды... -- едва выговорил тот. -- Дай ему воды.

Тот открыл дверь и взглянул на младшего: как и ожидалось, пальцы с гвоздями опухли; отрубленный и прижжённый после неровно покрылся коркой после, судя по полу, небольшого кровотечения; пальцы без ногтей выглядели совершенно нормально -- с высохшей кровью по краям, немного набухшие.

-- Он в порядке, -- ответил Уильям.

-- Здесь же невозможно дышать, а у него... -- старший тоже покрылся потом из-за духоты. -- У него ещё может быть жар из-за воспаления -- дай ему воды.

-- Подождёт полудня. Да и вообще, если мне не изменяет память, вчера ты отказался от воды.

-- Это было вчера!

Он зашёл тому за спину и, взяв инструмент, потащил его к своему столу.

-- Хорошо сказано -- "вчера"... Перейдём к сегодняшним правилам, -- он задрал рукав рубашки, и поправил свои часы. -- Сейчас я запущу секундомер. Всякий раз, когда кто-то из нас будет говорить, я буду останавливать его. Как только он достигнет пяти минут, я сломаю твоему брату палец на ноге, -- кивнул он в сторону Чарльза, -- и счёт пойдёт заново. Никаких исключений, никаких перерывов, а счётчик будет идти даже во время получения нашим Чарли наказания. Хочешь спасти своего брата? Говори, -- он снял часы с руки и нажал на копку секундомера. -- Отсчёт пошёл.

Но старший, как ни странно, всё равно молчал -- он пристально смотрел в глаза Уильяму, на чьем лице сама собою появилась лёгкая полуулыбка, и ждал. "Думаешь, не ложь ли всё это? -- тот смотрел на Илая и тоже не издавал ни звука. -- Хочешь проверить, зная, что ломать будут не тебя? Вот это забота".

Стрелки медленно подходили к нужному числу. Четыре, четыре тридцать -- из-за тишины время тянулось, словно резина, а лёгкий ветерок потоков пыли, курсирующих от стены к стене, казался настоящим грохотом. Это было войной на истощение -- заговоривший первым признался бы, что нуждался в беседе больше, чем второй, что был готов стерпеть собственные гордость и предубеждения. Уильям не был готов на такое -- он скорее выбил бы Илаю пару зубов или вырвал пару ногтей, чтобы тот тоже почувствовал вкус своего любопытства; скорее бы убил, но не дал даже шанса предполагать, что у того было преимущество.

Пять. Поднимаясь на ноги, он сбросил секундомер и тут же запустил его заново, неспешно и очень демонстративно нажимая на кнопки. "Ты сам виноват в этом", -- говорили его движения. Он взял лом одной рукой и неспешно пошёл в соседнюю комнату, волоча его по полу. Шаг, шаг, шаг. "Думаешь, я остановлюсь? -- он смотрел на спящего Чарли и старался не оборачиваться. -- Очень зря. Очень зря".

Мужчина действительно спал. Обливаясь потом из-за духоты и жара от ран, пытаясь ворочаться в путах, чтобы хоть как-то размять затёкшие конечности, всё равно спал. Боль вызывала стресс, стресс вызывал усталость, а усталость -- сонливость. Многие так и умирали -- получив сильное ранение, просто засыпали навсегда, но не этот.

Уильям предусмотрительно разул того ещё два дня назад -- все всегда начинают с пальцев, всегда начинают с ногтей. Смотря на лицо младшего Брата тот очень жалел, что тот не мог кричать, но более жалел лишь о том, что снимать кляп с его рта было нельзя -- столько целых зубов было и было полным-полно времени, чтобы то исправить. Он обхватил инструмент двумя руками и, подобно кувалде, занёс себе за плечо.

-- Нет!

Удар. Металлическое эхо от удара по кости безымянного пальца почти мгновенно исчезло в деревянном полу, но осталось звенеть в ушах ещё на целую вечность. Чарльз, выброшенный из сна резкой болью, практически свалился вместе со стулом. С его уст раздавался порывистый и оборванный крик, прерывающийся кашлем и рвотными позывами. Он пытался вырвать свою правую ногу из пут, пытался выломать её, лишь бы хоть как-то освободиться, потому что мозг считал, что освобождение снимет боль -- очередной самообман.

От пальца не осталось практически ничего -- кость переломало в нескольких местах, ноготь треснул, сухожилия были либо разорваны, либо выставлены напоказ из-за сползшей кожи -- такой проще было отрубить, чем залечить.

"Неужели, ты настолько боишься смерти? -- обернулся тот на Илая, но не проронил ни слова. -- Так испуган тем, что твоя жизнь закончится, что готов дать своему брату страдать днями напролет? -- старший опустил голову, стараясь не смотреть на то зрелище, и шепотом повторял лишь одно слово: "ублюдок". -- Как же сильно это идёт вразрез с твоей хвалёной заботой".

Когда Хантер сел обратно, поставив окровавленный лом возле себя, прошло уже тридцать секунд. Связанный старик всё ещё пытался выровнять дыхание, но, как надеялся охотник, понимал: всех пальцев на ногах и руке хватит только на один час, зубов -- максимум на три. Всего четыре часа молчания из долгого-долгого и, что хуже, очередного дня.

"Думаешь, многого добьёшься своим молчанием? -- он смотрел то на Брата, то на часы. -- Конечно -- тебе ведь неизвестно, что я могу узнать половину из того, что хочу узнать от тебя, в любой момент. Но если этот кто-то жив -- мне нужно знать, где он находится. Так что ты заговоришь. Рано или поздно. При живом брате или мёртвом -- у тебя нет выбора, ублюдок".

Пять. "Ви не одобрил бы этого, -- подумал он, перезапуская таймер. -- Сказал бы, что есть другой путь, а я не стал бы считаться. Не стал бы? -- колено сильно болело всякий раз, когда он пытался опереться на него, но выбора не было -- нужно было вставать, нельзя было не вставать. -- Всего полтора месяца... Почему он так сильно повлиял на меня? -- он взял инструмент и пошёл в соседнюю комнату. -- Джеймсу такого не удавалось за два года. Не удалось ли?.. Не знаю. Явно не так быстро", -- замах, удар, крик.

Лом попал вновь прямо по безымянному пальцу -- тому, что от него осталось. "Неужели, я промазал? -- удивлялся сам себе Хан, совсем не замечая, как от сонливости закрывались глаза, руки тряслись от усталости, а голова кружилась от стресса. -- Нет. Не мог промазать", -- он вновь замахнулся и, приложил больше сил, нанёс удар -- мизинец переломало прямо с частью ступни.

-- Ублюдок! -- раздался отчаянный крик сзади. -- Ты же обещал отбивать по одному пальцу!

Он стоял, уронив инструмент на пол, и слушал своё сердцебиение. Всякий раз, когда он думал о том, что Ви бы этого не позволил, сотни и сотни голосов повторяли ему одно и то же: "Но он мёртв. И это позволил ты".

-- Один, два... Какая разница? -- выдохнув, он вновь поставил таймер на паузу и захромал обратно. -- Если ты не собираешься говорить -- их всё равно не останется до конца этого утра.

-- Ты не можешь! Не можешь!..

-- Продолжай молчать и посмотришь -- могу ли я. Из пятнадцати пальцев в сумме осталось двенадцать. Думаю, на руке я сначала сдеру с них кожу.

-- Животное... -- он то ли плакал, то ли смеялся, стараясь сдержать эмоции. -- Просто ёбаное животное.

-- Как и ты. Как и твой брат. В этом доме нет людей -- только ёбаные животные... То, что происходит сейчас с вами, можно даже назвать подкупом -- ценой за то, что вы продолжаете дышать. Ты же понимаешь, Илай, что вы оба должны были умереть ещё три дня назад? -- он достал нож из кобуры и взглянул на его лезвие. -- Ты должен был быть забит камнем до смерти, а твой брат -- превращён в труху лазерной винтовкой. Всё, как и подобало бы животным. Каждый ваш вздох за эти три дня не принадлежит вам, за каждый платит один из вас: либо ты -- словами, либо он -- чем-попало.

-- Мы не такие, как ты! Если все те слухи о тебе правдивы, то мы точно...

-- Ты правда будешь отпираться? Ты, пристреливший ребёнка на моих глазах? -- тот замолчал. -- Вы точно такие же -- убийцы. Отнятой жизни всё равно на методы её отнятия -- убийство всегда является убийством, нажал ты на курок или исполосовал кого-то ножом для масла. Ты смотришь с позиции того, кто убивает, -- он зашёл тому за спину и приставил лезвие к горлу, -- а вот с позиции того, кто мёртв, всё одинаково -- есть только палач, оставшийся в живых.

-- По-твоему, всё равно, что ты сделаешь с человеком, если потом его убьешь?!

-- Именно. Несмотря на мои методы работы с людьми, на которые ты пытаешься давить, итог нашей работы одинаковый -- люди мертвы. Да и, к тому же, тебе ли меня упрекать? Тебе -- брату этого отморозка?

-- Заткнись! Ты не знаешь его!

-- Зато слухи его знают. Слухи знают его и нас самих лучше нас обоих... Время, -- он обновил таймер и пошёл за ломом.

-- Нет! Стой! Я же просто думал, что ответить! Я же просто!.. Ты не можешь! -- удар, звон, крик. -- Сука! Сука!

-- Советую, -- он вновь отбросил лом в сторону, -- думать быстрее.

"Расширенные методы допроса", -- это понятие, когда к заключенным в тюрьмах спецслужбы США применяли различные методы пыток, для добычи информации. Наслышанный о подобном от отца, Уильям впервые прочувствовал на себе те самые расширенные методы, когда попал к Джефферсону Смиту.

"Весь мир -- театр", -- несмотря на всю ненависть к бывшему лидеру Единства, охотник отчётливо понял, ещё будучи Стреляным Ли, что за ликом самодурства и священного садизма крылся очень холодный расчёт и мастерство манипуляции -- именно при безумном, казалось бы, Джефферсоне, Единство приобрело чёткую систему классового распределения, укрепило территории и отладило систему "внешних" отношений с прочими группировками. О нет, тот человек был холоден и жесток, и пытал он, соответственно, почти искусно.

В первый раз, когда Уильяму из Джонсборо пришлось прибегнуть к пыткам, он сказал себе, что раз уж ему довелось опуститься до такого, то он следовало держать такой же уровень, как и у убийцы его отца -- искусный, следовало быть не хуже своего первого врага... Он преуспел. Один из слухов, ходивший о нём, говорил, что ни один человек, в итоге, не смог не расколоться. О самих методах, разумеется, слухов было куда больше.

-- Продолжим? -- тот всё ещё переводил дыхание. -- Кажется, я советовал тебе думать быстрее, верно? Знаешь, мне даже смешно от того, как быстро улетучилась твоя самоуверенность -- от образа старого ковбоя, коим ты был в баре, не осталось и следа.

Илай поднял глаза на Хантера и то ли оскалился, то ли улыбнулся. Можно было что угодно увидеть в том взгляде -- ярость, сожаление, гнев, отчаяние, злость -- что угодно, но только не отсутствие гордости.

-- Да? -- едва выговорил тот. -- Точно так же, как и ты перестал быть самодовольным ублюдком, когда я выстрелил твоему пацану в сердце. Жаль, что ненадолго.

Подвал накрыла тишина. Старший Брат мог ожидать чего угодно, но только не того -- старик тихо засмеялся, не отводя от него глаз. В том низком и издевательском смехе точно было что-то чужое, точно было что-то более жестокое, чем тот, кто впервые вошёл в домишко в Картрайте, но Илай не мог знать, что это было, не мог даже предполагать. Смех стоял очень долго, был очень протяжным и надменным. "Зря, -- подумал наёмник, смотря на тень позади Илая. -- Зря".

Смех резко прервался действиями -- Уильям подскочил со стула и, схватив инструмент на бегу, рывком произвёл замах. Удар. Удар. Удар. В абсолютной тишине, прерываемой лишь стонами боли, без единой эмоции на лице -- только очередной замах, только очередной удар.

"Убей! Убей! Убей! Убей!" -- голос вопил в нём всё сильнее с каждым ударом. С каждой каплей крови, оказавшейся на его лице, с каждым взмахом он целил его на голову всё сильнее и сильнее, но старик понимал, что нельзя было этому поддаваться, нельзя было просто убить в урагане эмоций, потому что мысль, озвученная Джонсом, засела в нём слишком сильно: "Лёгкая смерть".

В полной тишине, он отбросил лом прочь, и тот ударился о стену. От левой ступни Чарли не осталось ничего -- то была мешанина из голых, покрытых кровью и жилами костей, разорванных или перебитых остатков мышц, треснутых и расколотых на несколько частей ногтей, что вцеплялись в кожу и разрывали её, когда та натягивалась от очередного удара. Красной, местами вязкой и липкой крови, оставшейся на полу и на волосках ноги, было слишком много -- запах железа буквально застывал в комнате и оседал на языке.

Упав на одно колено, Уильям из Джонсборо схватил ремень, удерживающий лодыжку ноги у стула, и что есть силы затянул его, превратив в жгут. Вернувшись обратно, он так же спокойно, как и минутами до этого, смотрел то на Илая, то на часы, таймер на которых всё ещё шёл. Лишь через вечность охотник коротко и сдавленно захохотал, пытаясь совладать с порывом кашля:

-- Одного понять не могу -- ты его спасти или убить хочешь? -- тот ничего не отвечал. -- В любом случае, ступню придётся отрезать, потому что то, что от неё осталось... -- он наклонился на стуле, пытаясь ещё раз взглянуть в проём, -- не поддаётся лечению.

Илай по прежнему молчал, но это был первый раз, когда наёмник наслаждался подобным молчанием, потому что чувствовал, ощущал в дуновении сквозняка и в самом пыльном воздухе -- боль, страх, переходящий от комнаты к комнате, отчаяние обоих. Словно будучи транзистором всех тех чувств, ему нужно было лишь немного собственной силы воли, чтобы продолжать, чтобы держаться и направлять эти боль, страх и отчаяние.

"О, да -- это точно, -- думал он, глядя в ответ. -- Слишком лёгкая смерть для таких ублюдков. Я знаю: тебе больно, старый ты кусок дерьма. Как бы ты ни пытался скрывать волнение за своего братишку за пеленой хладнокровности, как бы ни старался молчать, когда хочется кричать от страха -- я всё ещё помню, как ты взывал к нему часами, пытаясь услышать хоть слово, я помню то чувство, исходящее от тебя, когда ты их так и не услышал. Двуличная сволочь".

-- Во время Второй Мировой Войны, -- продолжил Хан, -- нацисты проводили многочисленные испытания на пленных в своих специализированных лагерях. В цивилизованном мире, что настал позже, считалось неэтичным ссылаться на их исследования, но глупо отрицать, что некоторые из опытов подарили человечеству поистине уникальные данные. Например: сколько времени человек может жить после переохлаждения, сколько времени способен провести в ледяной воде до остановки сердца, как на него повлияют различные отравляющие вещества вроде газов и цианидов, прочее. Но один из них я, став наёмником, всегда находил весьма полезным: сколько раз можно сломать одну и ту же кость прежде, чем её придётся ампутировать. Как думаешь, -- кивнул он в сторону другой комнаты, -- я сейчас превысил лимит? Догадаешься?

Уильям поднялся на ноги и потащил за собой свой стул. Хромая к Чарльзу, он отчётлив понимал, что была пора со всем тем заканчивать -- психологический порог Илая явно был слишком близко, чтобы брезговать моралью или совестью.

-- Эксклюзивное предложение, -- он подошел и рывком ударил по остаткам ступни, от чего Чарли перешёл на настоящий вой, -- говори, или пальцев у него не останется. Хватит пустой болтовни -- ты даже беседу поддержать нормально не можешь. Сейчас либо я услышу от тебя имя, либо не остановлюсь.

Он поставил стул рядом со стулом пленного и, присев рядом, ухватил безымянный палец -- мизинец уже был им отрезан. Одним взмахом он провёл дугообразное движение, срезав кожу почти по диаметру, и, поддев лезвием, схватил пассатижи.

-- Остановись! Остановись! -- краснея, кричал старший Брат.

Но он не останавливался -- не его упёртость привела к этому решению, не его жестокость привела. "Это не ради тебя, -- оттягивал он кожу всё сильнее и сильнее. -- Это не из-за тебя".

Остриём ножа приходилось всё время проникать под кожу, снимая её с тела. Палец обзавёлся тонким вертикальным разрезом во всю длину -- чтобы сразу же сдирать поддетые части. Чарльз брыкался, словно бешеный зверь, а кричал как самый страшный мученик из всех святых писаний в мире, но это не остановило Уильяма из Джонсборо -- он знал, что нельзя было останавливаться, что если сейчас он остановится, то уже не будет смысла продолжать дальше, потому что риск, на который он шёл был игрой на повышение ставок.

-- Имя?! -- ещё раз произнёс он.

Но ответа не было. "Люди не ведут себя так, -- била кровь в его голове. -- Люди не молчат, когда их любимым больно... Инстинкты. Простые животные инстинкты... В этом доме нет людей".

Рывком поднявшись, он отбросил от себя стул и схватил повязку, удерживающую рот Чарли. "Это не ради тебя... -- он стоял и не двигался, пытаясь бороться с собственной яростью. -- Это не ради тебя". Одним резким движением он сорвал кляп и тут же ударил ножом по крайней фаланге пальца без кожи.

Крик. Страшный звериный крик. Настолько громкий и отчаянный, что, казалось, ни одно живое существо не могло так молить о пощаде. Картрайт явно жил тише этого крика все пятьдесят лет Нового Мира, большинство городов и городишек явно жили тише этого крика, так что в том подвале был лишь он -- ни смех Уильяма, ни визг Илая не могли его перекричать.

Удар за ударом, фаланга за фалангой, палец за пальцем -- рука младшего Брата постепенно превращалась в жалкий обрубок, а её окончания -- в ровные красные кубики, чем-то напоминающие зефир, падающий на пол. Удар за ударом, удар за ударом.

Уильям не ощущал ничего, но чувствовал всё сразу -- злость, ярость, радость, благодарность и отвращение одновременно, окутавшие его и оставившие прямо в центре того шторма. Злость за то, убийцы Айви остались в живых и пережили его; ярость от того, что все его попытки сделать что-то хорошее были обесценены, а сам он так и остался монстром; радость, потому что он, хотя бы, мог нести собою правосудие; благодарность за такой скорый шанс его нести; и отвращение к самому себе, потому что он стал ровно всем тем, что ненавидел.

В конце концов, он вонзил нож прямо в бедро младшему и медленно покинул комнату. По щекам Илая текли слёзы. Опустив голову, он просто отказывался смотреть и верить в то, что видели его широко открытые глаза, отказывался понимать то, что твердил ему его собственный мозг:

-- Имя, Илай, -- Уильям сказал ему это хладнокровно и спокойно, но верить в то хладнокровие было просто невозможно.

-- Мы всё равно не уйдём отсюда живыми... Мы всё равно не уйдём отсюда живыми... Мы всё равно не уйдём отсюда живыми...

-- Взгляни на него! -- старик поднял голову старшего и направил на связанного Чарльза. -- Взгляни! Вот оно -- всё то, за что ты бьешься. С каждой секундой, с каждым мгновением, что ты так боишься потерять, оно всё сильнее и сильнее теряет свой облик! Это уже не тот братишка, за которого ты был готов отдать жизнь -- это искалеченное и больное тело, ждущее собственной смерти! Скажи, как часто ты о нём думал за эти два дня?! -- Илай пытался вертеть головой, но хватка охотника была нечеловечески железной. -- Отвечай! -- тот заплакал ещё сильнее. -- Он не видит тебя. Он не слышит тебя. Он никогда не позовёт тебя. Вслушайся... Вслушайся, я сказал!

Чарли кричал, что есть сил. То явно был самый дикий и неразборчивый человеческий крик, но после слов Хантера Илай побледнел -- он начал слышать, как через странные и извращённые визги и стоны пробивалось его собственное имя. Дёрганое, равное... звериное.

-- Весь день, пока ты лежал в отключке, ушёл на него. Я пробил ему уши, отрезал язык, обработал раны и перевязал глаза так крепко, -- Уилл смотрел прямо на Чарльза и тон его становился всё более спокойным, -- что даже если снять с него эту хрень, то ещё долго не будет видеть. И сейчас, пока ты ещё не начал упираться, я предлагаю тебе подумать с его стороны: он сидит в абсолютной тьме, полной боли. Настолько беззвучной и безобразной, что ни один из нас не в силах её представить. Всё, что он чувствует -- это боль. Всё, что он получает -- это боль. Ему больше никогда не услышать тебя. Он даже не знает, жив ли ты. Не знает, сука, за что с ним происходит всё это, и кто именно это творит -- просто существует, застыв в вечной и чистой агонии... Он куда мертвей, чем ты себе это представляешь, заботливый братец.

Уильям из Джонсборо находился прямо у уха Брата Илая, но даже оттуда он мог слышать ту бешеную частоту сердцебиения, видеть бледное, словно смерть, лицо.

-- Если ты сейчас промолчишь, то всё пойдёт по-новой. Ты выиграешь день или два своей мелкой и жалкой жизни, прикрываясь собственным младшим братом, пока он будет всё так же мёртв. Я не предлагаю тебе смерть в случае сотрудничества -- я предлагаю завершение его мучительного существования. А теперь взгляни на него ещё раз и ответь на вопрос: стоит ли твоя жизнь его смерти?

Но тот молчал. Застыв, словно статуя, он всё не отводил взгляда от той картины, что предстала перед ним, не шевелил даже мышцей, застыв в выражении невыносимого, нестерпимого ужаса. Так шли секунды, показавшиеся вечностью. Шли минуты, ощущающиеся, как целая жизнь. А когда же что-то треснуло в Илае, то он практически не изменился в лице -- он закричал.

Пронзительно, словно маленький ребёнок; отчаянно, как будто узрел саму смерть; искренне, потому что уже совсем не имел сил притворятся. Кричал, визжал, молился и божился, пока его голос, истерически сорвавший, не сошёл на нет -- всего лишь ещё одну вечность. Да, так точно кричал тот, кому было не плевать на брата, так точно визжал тот, кому было не менее больно, так точно ревел тот, кто осознал глубину своего падения.

Ощутив тишину, Уильям из Джонсборо сел на одно колено прямо перед Братом. Да, теперь он точно был демоном в его глазах, теперь точно смерть была меньшим злом. Он долго-долго молчал, смотря на те слёзы, что лились каплями на пол, вспоминал, что единственное, на что хватило его самого после смерти Ви, Алисы и Вейлона -- это только одна слеза. Так, как выл Илай, сам он плакал лишь при смерти отца. Наверное, тогда и кончились все его слёзы, фальшивыми они были или нет, тогда и пропал Уильям Хантер, оставив за собой лишь Стреляного Ли -- Уильяма из Джонсборо. Зато его слёзы -- слёзы чудовища -- точно были самыми ценными.

-- Имя? -- спросил он и получил ответ.

***

Пустота. Он сидел перед радио и, слушая шум нужной ему передачи, ощущал в себе только пустоту. Нет, то всё точно было только сном. Жизнь не могла бы быть так жестока, не могла бы быть так несправедлива. Он сидел и слушал все те слова, что говорил Илай несколько часов назад -- все его оправдания тонули в шуме помех, всего его извинения и мольбы о смерти исчезали ровно так же, как и рождались -- он слышал лишь одно: "Прежде всего: этот человек мёртв".

"Мы не хотели никого убивать. Вначале, всё было в порядке -- мы получили о тебе информацию, все вели себя, как шёлковые. Но потом... Потом она попыталась сбежать. Не я охранял её в ту ночь, и мне незачем врать об этом. Он полагал, что у Библиотекарей есть с тобой какая-то прямая связь... Он так мне сказал, по крайней мере -- думал, что как только она убежит, то тут же свяжется с тобой, и мы потеряем весь элемент неожиданности. Он не хотел... Что же до имени... Её звали... Она сказала, что её зовут...".

-- Приём. Приё-ё-ём?.. Приём, кто здесь?

-- Уильям из Джонсборо, -- прошептал он в пустоту эфира. -- Алекс, это ты?

-- Это я. Где ты? Откуда ты вообще?.. Ты знаешь, что у нас здесь?..

-- Скажи, Алекс... -- голос срывался, так что приходилось делать длинные паузы. -- Кого они взяли?

-- Они... Ты же уже знаешь, Уильям. Брось -- я слышу по тебе, что ты...

-- Просто скажи это!

-- Уильям... -- в какой момент в эфире повисла тишина. -- Дану. Они взяли нашу Дану. Мы ищем, Уильям. Не перестаём уже несколько недель -- где бы они её ни спрятали, кому бы ни отдали...

Писк. Он слышал лишь тихий, нарастающий где-то за стенами писк, что пробивался через его всхлипы. Вездесущий, он перекрывал его дыхание, перекрывал чужие слова, перекрывал шум ветра снаружи -- было слышно только биение сердца. Нет, всего того точно не могло быть.

"Она сказала, что её зовут Дана Кофуку. Средний рост, худощавая, белая, светлые волосы и голубые, даже больше синие глаза. Совсем ещё девчонка... Я понятия не имею, почему она попыталась сбежать. Понятия не имею, зачем. Всё было под грёбаным контролем -- мы собирались оставить её у Филадельфии в небольших лагерях Эволюции, как она... Ёбаная шутка... Это всё просир... Если бы он просто не угрожал ей, что убьет!.. Да никто и не хотел её убивать! Он стрелял в колено, а когда она упала с этой чёртовой лестницы!.. Пожалуйста, убей быстро. Пообещай быструю сметь. Пожалуйста!..".

Он отказывался верить во что-либо, произошедшее с ним за последние четыре дня, но в то, что услышал в тот момент -- особенно. Словно всю его боль, всю его горечь и злость перекрыла одна сплошная пустота, образовавшаяся за жалкий миг. Как взрыв, поглотивший собою всё, как чёрная дыра, оставшаяся после смерти звезды, одно её имя, произнесённое устами убийц, забрало с собою всё, поглотило в прочь в темноту. И лишь одна мысль пыталась заполнить всё прочее: "Этого точно не может быть".

Уильям Хантер стиснул зубы, тихо то ли всхлипывая, то ли смеясь себе под нос. Многое пыталось сломить его за жизнь, многие пытались сломать -- получилось только у той, кого он любил больше всех. Получилось благодаря двум людям, и оба они были у него в плену, обоих он обещал пытать за громкие слова -- ещё никогда в его судьбе не было столь жестоких, столь странно справедливых совпадений, но ему всё равно было больно. "К чёрту справедливость. К чёрту это всё".

-- Уильям, ты здесь? -- всё повторяло радио. -- Уильям Хантер?

Он мог сделать с ними, что угодно -- он, буквально, сам непроизвольно произнёс лучший план мести при встрече с ними, но он просто сидел и боялся спускаться вниз, боялся шевелиться или дышать -- вдруг то действительно был просто затянувшийся кошмар, а он был так близко к тому, чтобы открыть глаза? А даже если нет, даже если остался только он и возможность истязать двоих самых страшных чудовищ после него самого, всё ещё оставался один просто вопрос: а зачем ему то теперь?

-- Я здесь, Эс, -- едва ответил он. -- Я здесь.

-- Говорю тебе: мы найдём её. Просто... приезжай обратно, ладно? Мы сможем преодолеть это всё, если будем вместе, -- но он молчал.

-- Вы же уже её нашли. Верно ведь?.. Вам же даже не нужно было её искать?

"Мы... Не смогли её похоронить. Оставить тело гнить я не разрешил -- мы же знали, кто она такая. Так что мы нашли какой-то ковёр, завернули её, и... отдали им перед самим отъездом -- оставили тело прямо у ворот. Это больше, что мы... Мы не хотели этого, Уильям. Не хотели!".

-- Уилл, -- голос из радио звучал очень тихо. -- Приезжай... Нам не...

Он выключил радио и долго-долго молчал, пялясь в пустоту. По его щекам монотонно текли холодные слёзы, пока он сам всё ещё не чувствовал абсолютно ничего. Глядя на тёмное небо, он отчётливо понимал: эти слёзы были не его, а он сам бесследно пропал в той самой пустоте -- осознании, что ему тоже больше некуда возвращаться.

*Двадцать девятое ноября две тысячи восемьдесят четвёртого года*

Была полночь. Он шёл вниз и не слышал собственных шагов. Скрип старых деревянных ступеней, шум небольших кусочков земли, падающих с них от его поступи -- всё исчезло в той пустоте, в том потоке мыслей, где из разумных и читаемых выделялась лишь одна: "Зато на утро пойдёт снег".

Илай не спал. По его красным от напряжения и слёз глазам было отчётливо видно, что он не спал -- опустив голову, он всё так же старался не смотреть на своего брата, старался выбраться человеком из того шторма, что окружил и его. Да, они точно были слишком похожи между собой.

-- Теперь собираешься пытать, чтобы узнать, сказал ли я правду? -- старший Брат едва-едва заговорил сорванным голосом, услышав шаги. -- Пытай меня. Пожалуйста, не трогай его уже -- это мои слова, мои...

-- Я узнал правду, -- Хантер взял стул и поставил немного левее двери. -- Связался с Библиотекарями и проверил -- я знаю, что ты не лжешь.

Связанный старик долго молчал, смотря в пол, а затем тихо рассмеялся. Надрыв в смехе прослушивался слишком очевидно.

-- А я всё думал, что ты переговорил с ними ещё до того, как начать нас пытать...

-- Невелика разница.

-- Раз невелика -- почему не связался сразу? -- Уилл не ответил. -- Понятно... Что будешь делать сегодня?.. Ха, чёрт -- как неправильно звучит... Я имею ввиду... пытки? Какие?

-- Что насчёт любимой песни, Илай?

-- Ха-ха-ха-ха-ха, -- смех раздирал тому пересохшее горло, но, казалось, старик смеялся искренне. -- Неужели это всё, что?.. Ха-ха-ха... Джей Росс -- "Ослепший на войне", -- в ответ рассмеялся уже Уильям.

-- Гитара и лирика -- кто бы мог подумать.

-- А ты чего ожидал?

-- Не знаю... Кантри?

-- Иди нахер... -- ответ заставил обоих улыбнуться. -- Это... Это же конец, да? Ты узнал, что хотел, так что уже нет смысла...

-- Да, -- кивнул тот. -- Это конец.

-- Знаешь... Однажды я слышал, что Ворон в семьдесят шестом явился в штабы Эволюции и перебил там всех -- учёных, солдат, управляющих и даже самого Дарвина, как поговаривали, он исполосовал... Но было там то, во что я не верил: слух о том, что он собственноручно пристрелил несколько десятков детей. Мол: они были частью какого-то эксперимента, но сами детишки оказались подставными -- о предательстве как-то смогли узнать заранее... Как думаешь, среди них мог бы быть твой мальчишка?.. Я к тому, что... Просто задумайся: если бы один человек был бы хитрее восемь лет назад, то ничего бы этого не было. Если бы сам Ворон не пошёл к Эволюции с ложной надеждой сделать из своей крови вакцину для человечества, то ничего этого тем более бы не было -- именно его кровь, если ты не знал, толкнула всё это вперёд... То есть, а кого же ещё? Он -- единственный в своём роде высший... Просто... Так странно осознавать, что вся твоя жизнь, все твои решения и их последствия перечёркиваются из-за чужих решений... Из-за чужих ошибок. Так обидно...

Уильям ничего не сказал, но, промолчав, ответил на многое. Теперь он точно понимал, что было в тех глазах -- в глазах Ворона -- сожаление. Он вошёл в соседнюю комнату, освободил Чарли от пут и, взяв на руки, понес наверх. Да, со всем тем точно была пора заканчивать.

-- Куда?.. Куда ты его? -- но он по-прежнему молчал. -- Ты же обещал... Обещал быструю смерть... Ты обещал, Уильям.

-- Не волнуйся, Илай, -- он прошёл мимо него и остановился прямо за спиной. -- Ты получишь свою быструю смерть.

***

Он сидел на берегу Лабрадорского моря и смотрел в сторону Гренландии. Его и его вчерашнюю цель отделял массивный, никогда не останавливающийся поток воды, никогда не замерзающий. "Всего-то", -- казалось тогда ему. Что же он пытался увидеть на том берегу? Он сам не знал -- просто смотрел вдаль, надеясь увидеть хоть какое-то решение.

"Всё должно было быть по-другому", -- его не покидало ощущение того, что всё изменил один глупый роковой шаг -- одно движение, перед медленным падением в самую бездну. Но где оно было, он не мог понять -- смотрел на очертания горизонта, скрывающегося за водной гладью, и старался найти ответы в них. Не получалось.

Его окутывало странное, пугающее его самого спокойствие -- он глядел холодным, очень уставшим взглядом; таким, какого не ощущал у себя ещё никогда, но ощущал на себе. Будто бы все те трещины на нём, все те раны, созданные его же жизнью, одновременно пустили кровь, одновременно раскололись и открылись, превращая его самого в одну большой сломанный силуэт, залитый собственной кровью. Должно было быть больно, но было лишь пусто. Казалось, что у него просто кончилась боль, что на одного человека физически не могло быть столько боли. Не должно было бы быть.

Ещё десять лет назад он благодарил бы всех богов за такую возможность -- за возможность самой сладкой мести. Оба Брата были всё ещё живы, оба были достаточно целы, чтобы держать их живыми и истязать месяцами, но он не хотел, не тогда -- тогда он лишь сидел и понимал, насколько сильно ему хотелось забыться, насколько сама его судьба была ему противна, насколько неважной и отвратительной была сама месть, ведь, в конце концов, он и начал с неё свой путь туда -- в Картрайт. Всё сводилось к банальной крови.

-- Прости, -- наконец выдавил он из себя, слушая холодный ветер. -- Уверен, ты бы плакала на моём месте... Ты бы кричала, чтобы каждый слышал, божилась бы сжечь весь мир, чтобы изменить хоть что-то.

Ответа не было -- только ледяной прибой беспощадно бил низкими волнами берег -- для мира ведь ничего не изменилось.

-- Думаю, мне правда стоило бы это делать -- злиться. Всё было бы куда проще... Помню, как кричал, увидев Вейлона на дереве. Помню, как плакал после, как во мне кипела эта злость, как я искал и убивал причастных к ней... После смерти Алисы, после моего испытания Эволюцей, после их предательства -- всегда было, за что зацепиться; была причина, зачем цепляться, а с ней... Всё было куда проще с ней.

Он оглянулся на линию леса и увидел одинокого ворона в ветвях -- то был один из редких своих собратьев, не улетевших прочь. Они глядели друг на друга, и человек понимал, что же на самом деле скрывалось за пеленой чёрных глаз -- то же, что и было у человеческого Ворона -- смирение. Не хладнокровная жестокость, не животный инстинкт, необремененный чувствами, а именно простое, но очень тяжёлое в достижении смирение. "Все когда-нибудь умрут", -- было похоже, что даже самый страшный убийца понял ту мысль и поселил её прямо у себя в душе -- старался улыбаться, потому что всё остальное было бесполезно.

-- Мне стоило бы видеть твою смерть, -- осознал наконец он. -- Стоило бы видеть твоё тело. Я бы мог... нормально попрощаться. А сейчас нет просто ничего -- тебя нет... Словно бы человека взяли и просто вычеркнули из мира, -- он достал из кармана своего плаща незамысловатую заколку с серо-голубым камнем -- ту самую, что приобрёл в Монреале как незначительный сувенир. -- Думаю, вот то, почему я чувствую лишь пустоту внутри себя. Нет ни хорошего, ни плохого -- ничего нет... Только этот день. Всё, что осталось от меня.

Вдруг в один миг ему вдруг стало понятно, почему Айви держался его, почему так редко говорил и почему был так изменчив ко всем вокруг -- он тоже чувствовал ту самую пустоту, тоже пытался заполнить её всем и всеми, кого встречал -- просто не знал, как называлось то, что он чувствовал. "Забавно, -- пронеслась мысль у него и тут же утонула в пустоте, отозвавшись лишь слабой улыбкой. -- Как мы похожи... Как же мы все, на самом деле, похожи...".

-- Всё было так понятно раньше... Есть заказ, есть цель, есть стимул, есть стремление... А теперь... Золото готово меня пристрелить, ты мертва, возвращаться мне просто некуда и бороться с раком незачем. Впервые за многие годы своей жизни... я абсолютно не знаю, зачем жить дальше.

Ворон, сидящий позади, вскрикнул и, взмахнув крыльями, унёсся прочь -- в сторону Картрайта, лежащего за лесом.

-- Ах, да... -- кивнул он тому. -- Кроме этого -- последнее дело. Он ведь всё ещё сидит там, ждёт... Они ждут... Я ведь это... не ради себя, верно? Ради вас с Ви, ради справедливости, ради... ради мести... В этом всём больше нет смысла, -- он взглянул на заколку, но увидел в ней её глаза. -- Что мне делать? Скажи же: что мне делать дальше?

Ответом была лишь тишина -- самым громким, самым честным в мире ответом.

***

Чарли лежал окраине леса, а рядом с ним стояла канистра. Положив того на мокрый снег и влажную землю, Уильям завязал ему верёвку на талии, а второй её конец обвязал вокруг одинокого сухого дерева, стоявшего прямо на границе, и оставил. Приближался рассвет. Холодный, невзрачный, но всё же такой же самый, как и в день до этого. "В конце концов, ничего не изменилось, -- вспоминал он слова Альвелиона. -- И нужно как-то жить дальше".

Он вернулся со стороны леса и сел рядом с ним, лежащим на траве. Оба смотрели куда-то на восток, в ожидании солнца.

-- "Я всегда с тобой", -- вдруг заговорил он. -- Это то, что она мне сказала перед моим отъездом. Последнее, что я от неё слышал: "Я всегда с тобой", -- Чарли лишь изредка мычал, пытаясь избавиться от верёвки. -- А потом... Потом я ей ответил, что мне всё равно некуда идти. Или перед этим? Ха... Ха-ха-ха... -- по его щеке покатилась одинокая слеза. -- Как глупо получилось... Никогда не был хорош в этом -- в прощаниях. Думаю, мне правда... стоило сказать что-то получше. Что-то... более родное. Что бы ты сказал ему?.. Своему брату? Не уверен, но ты точно выглядишь тем, кому непросто показывать собственную любовь... Я так и не успел. С самого начала моего рака и до самого конца... Всё это было бесполезно. Цель ради цели, жестокость ради жестокости, жизнь ради жизни... Всё это не имело смысла -- нужно было просто чаще говорить ей, как я её люблю.

Солнце медленно начало подниматься, обжигая зрачок. Старик снял мужчина повязку и, смотря на страх того, просто сел. Каждый заслуживает увидеть солнце -- незачем умирать в темноте.

-- А ещё это... "За день до нашей смерти". Я сказал Ви, что это лишь попытка откупиться ото всех, попытка очистить себя и свою совесть... Это ложь, -- он глядел прямо на огненный шар, а тот совсем его не слепил. -- "За день до нашей смерти" -- это сожаление. Это попытка что-то предпринять, когда на самом деле делать что-то уже бесполезно. Нужно было... остаться тогда -- услышать её последние слова, прожить с Даной короткую, но счастливую жизнь. Это... о попытке обмануть самого себя. Перехитрить мир и рискнуть всем ради счастливого завтра, когда на самом деле завтра никогда не наступит -- ты проснёшься на следующий день, откроешь глаза, увидишь солнце и подумаешь: "Сегодня". И так будет всегда. "За день до нашей смерти" -- это когда уже слишком поздно...

Он поднялся и, взяв канистру, подошёл к Чарльзу. Тот не мог бежать. Ни физически, ни морально у него не было сил сделать хоть что-нибудь, так что он просто уворачивался от потока горючего, стараясь кричать подобия слов. А когда же Уильям остановился, тот бросился ему в ноги, плача и молясь словами, которые старик не мог разобрать.

-- Прости, -- отошёл тот от него и зажёг коробок спичек. -- Вначале, я даже подумывал соорудить тебе гроб и закопать живьем, а потом... Прости.

Всё то время, пока младший горел, Уильям из Джонсборо не сводил с того глаз. Нет, он по-прежнему не чувствовал ничего, но даже тогда ему не хотелось давать и шанса на то, чтобы хоть один из Братьев остался жив. Так что он стоял и смотрел.

*Тридцатое ноября две тысячи восемьдесят четвёртого года*

-- Алекс?.. Алекс?

Весь прошлый день он спал словно убитый, проснувшись только под вечер. Даже во снах, обыденно-обезличенных и бесцветных снах его мучил один и тот же вопрос: "А что делать дальше?". Он всё мечтал о кошмарах, закрывая глаза, о лёгком уходе от реальности, потому что ни один сон не мог быть страшнее неё. Не получилось -- в конце всегда приходится просыпаться.

"Я бы даже отпустил его, -- думал Уильям, смотря на подвал и слушая помехи. -- Выкинул бы где-нибудь посреди дороги и оставил с мыслью, что на его глазах умирал его же брат, пока он был абсолютно беспомощным. По крайней мере, это было бы справедливо, это было бы честно. Но нет. Конечно, нет -- таких, как он, всегда нужно добивать до конца. И я добью".

-- Приём, Уильям, -- раздалось наконец в ответ. -- Я тебя слышу.

-- Я хотел сказать, что... Как там остальные?

-- Держатся, -- ответил тот после непродолжительной паузы. -- Сам понимаешь -- всем нелегко от этого.

-- Да... -- он старался держать голос нормальным. -- Я хотел сказать, что я разобрался с ними -- с Братьями. Они мертвы.

-- Они ме?.. Где ты?

-- Картрайт, Ньюфаундленд.

-- То есть ты всё-таки преуспел? Ты доставил парнишку?

-- Я... Нет, Алекс. Всё пошло прахом. Ви мёртв, Ней мёртв, несколько Кардиналов Золота мертвы -- все мертвы.

"И Дана тоже мертва", -- Он смотрел в окно, смотрел на идущий снег -- через день-другой ни от трупа Чарли, ни от могилы Ви не останется и следа.

-- Скажи... -- продолжил он. -- Что мне делать? Что делать дальше?

-- Я же уже говорил: вернись.

-- Чтобы умереть или быть изгнанным вместе с вами? Заканчивай. Ты же всегда был выше этого -- ты был выше эмоций. Пойми, что мне нельзя возвращаться к вам -- каждый уже наверняка знает, по чью душу приходили Братья, каждый уже точно знает, что из этого получилось. Вам придётся стать стеной между мной и вашими же людьми, а если и выиграете... Ты можешь гарантировать то, что никто из вас самих меня не возненавидит? Что в один момент не придёт осознание того, что терять целую жизнь ради умирающего от рака старика было излишним? -- тот молчал. -- Ты сам знаешь, что мне нельзя возвращаться, Алекс. И потому я спрашиваю тебя: что бы ты сделал на моём месте?

Эс долго молчал. Словно сам Уильям, он перебирал вариант за вариантом, осознавая, как рвутся все нити, связывающие охотника с миром -- одна за другой, одна за другой...

-- Не знаю, -- прошептал тот. -- Не знаю.

"Вот именно. Ни одной цели, ни одной причины -- как бы я ни старался, я не могу...".

-- А что насчёт?.. -- на какой-то миг его глаза засияли. -- Ты... Скажи, ты преуспел в том, что я тебе поручил?

-- Да.

-- И?

-- Мне жаль, Уильям. Когда всё-таки нашли тот авианосец, на который прилетел вертолет с ранеными, то оттуда пришёл ответ, что девочка не выжила -- не выдержала перелёта. Позже с нами связался какой-то генерал и спрашивал, кто запрашивал информацию, но... я ему не ответил -- итог ведь был известен, верно?

"Я не удивлён. Почему?.. Почему я не удивлён? -- подумал он себе. -- Почему мне кажется, что так и должно было быть? Ви мёртв, Дана мертва, Девочка тоже мертва... Похоже, это замкнутый круг -- круг возмездия. Так же, как и я убил чьего-то ребёнка, кто-то убил моего; как я лишал людей смысла жизни, так и меня лишили; и все те потери, что я создал, пытаясь продлить себе жизнь -- те тоже вернулись ко мне. Да, это точно замкнутый круг -- возмездие для меня самого, месть мира мне одному...".

-- Слушай, а ты не мог бы... рассказать, как всё это произошло? С самого начала? Уверен, если бы остальные услышали твою версию...

-- Они не услышат. Сам знаешь, сколько должно пройти.

-- Верно... Но для остальных? Если я позову сейчас тех, кого ты назовёшь, и ты расскажешь им, что ты пережил... может, они... и не будут тебя ненавидеть?

И он согласился, но назвал только одного: Алекс Эс. На протяжении всего следующего дня, он пересказывал ему последние месяцы своей жизни. Поначалу, он очень сомневался в том, откуда стоило начать -- не с похорон Джеймса, не со стычки с его ранения, и даже не со встречи с Хэнком, что тоже сыграла немаловажную роль, нет -- он решил начать именно с мести.

Словно исповедуясь, он рассказывал о том, как прошёл его путь, как он чувствовал его, и как он его изменил. Чем больше он вспоминал, тем больше корил себя, тем больше ошибок и глупостей видел в себе самом. Да, точно некого было винить, кроме него самого, потому что никого не осталось. Незачем было искать крайних, незачем выдумывать иллюзий.

Именно тогда в его собственных переживаниях, в том странном бреду из совпадений, жестокости и эгоизма он и начал видеть ответы -- начал понимать то, почему же та картина, за взор на которую он был готов отдать так много, всё не складывалась у него перед глазами -- он был в ней лишним. Начиная от Хэнка, что просто ждал по приказу, заканчивая топящим правду в бутылке Вороном -- всё шло бы своим чередом, не окажись он там, всё было бы так, как должно было быть: Смит умер бы от старости, Ви стал бы просто очередным ребёнком из двадцатки, созданной "только для крови", Генрих и Джек продолжили бы вести свою кровопролитную и грязную войну, но главное -- Дана прожила бы жизнь, долгую, счастливую и местами горькую жизнь -- всё было бы, не будь его самого -- одного оплота эгоизма, рушившего всё на своём пути.

-- Я приеду, -- вдруг раздалось из рубки. -- Попробуем выкрутиться как-то из этого и най...

-- Нет.

-- Но ты даже не дал мне договорить.

-- Нет, Алекс. В любом случае. Уверен, когда ты приедешь, то вряд ли застанешь меня в живых.

-- Не говори так! Тебе незачем!..

-- Если не я -- то рак... Знаешь, что я заметил, рассказывая тебе это всё? Я не кашляю. Уже больше нескольких месяцев. Больше сплю, быстрее устаю... Никогда не думал, что скажу это, но даже моя кожа кажется мне желтее, чем раньше, но я не кашляю.

-- Ты просто ищешь причину, чтобы...

-- А ты дай мне причину не искать. У меня не осталось ничего, Эс!.. И... знаешь, что я от тебя хочу? Чтобы когда ты сюда приехал, а потом вернулся, то сказал всем, что бы ни увидел, что нашёл здесь тело.

-- Так нельзя, Уильям!

-- Можно. Сейчас, когда я прерву связь, я спущусь в подвал к Илаю, я добью его, а потом сыграю в одну игру... Скажу тебе так: если мне повезёт, то мы ещё повоюем, а если нет... -- он взглянул в окно и увидел осевший на земле снег, -- значит, всё стало так, как должно было быть. Прощай.

-- Нет, Уильям! Подожди! Подожди!

Но он не подождал. Выключив радио, он поднялся со стула и медленно пошёл вниз. Его тень пошла вместе с ним.

***

-- Где Чарли, Уильям? Где... Где он?

Уильям медленно спускался в духоту подвала, волоча на плече винтовку, взятую из машины Братьев. Он помнил -- именно ею целился Чарли в Кав-Сити.

-- Где он, Уильям?! -- тот собирал свои последние силы, переходя на крик.

"Это неважно". Он уже не боялся входа в подвал, не боялся радио. Та пустота росла быстрее чувств, быстрее мыслей -- он просто шёл, потому что должен был идти, говорил, потому что должен был что-то сказать. "Это ты, -- повторял голос ему. -- Всему виной и причиной только ты".

-- Пожалуйста... Дай увидеть его! Дай хотя бы взглянуть на него перед смертью...

"Это то, что ты делал эти два дня. Никто не надышится перед смертью, Илай".

-- Пожалуйста! Так нельзя, Уильям! Тебе от этого нет никакой пользы! Ты!.. Да скажи ты хоть что-нибудь!

Он встал перед ним и, сняв винтовку, приложил её к плечу. Повисла тишина.

-- Что-нибудь? -- шёпотом переспросил он. -- Что угодно?

-- Да... Скажи мне... хоть что-то.

-- Тебе стоило бы меня пристрелить, -- Илай молчал, не зная, что ответить. -- Стоило бы побрезговать своим этикетом и репутацией до самого конца, а не трусить всю жизнь, как я. Что же до твоего брата... Если ты ещё не понял, то в этом суть -- в твоём посмертном осознании того, что ты никогда не сможешь быть уверен в том, что с ним случилось. В конце концов... ничего не изменилось -- я всё ещё должен тебя ненавидеть, -- он нацелился и замер. -- Увидимся, Илай.

Выстрел. Он нажал на курок и тут же отпустил -- одна пуля точно в голову, один выстрел ровно. "Всё, -- шептал голос в нём, пока из старика на пыльный воздух текла потемневшая струйка крови. -- Всё...". Через секунду, он зажал курок и закричал. Тело старшего Брата превратилось в решето.

-- Вот и всё, -- повторил он за голосом, выбросив оружие прочь. -- Всё.

"Тебе от этого нет никакой пользы... Да. Даже если я сейчас выиграю, даже если вернусь в Вашингтон -- меня повесят как того, из-за кого убили их лидера. Меня возненавидят все они, если не ненавидят уже. Шерри, Боб, Брюс, даже Шоу... Зачем возвращаться, если я не смогу смотреть на них? Если я... А даже, если они меня простят -- какой в этом смысл, если я не прощу себя?".

Он взял свой револьвер с колен брата и зашёл в соседнюю комнату. Упав на пыльный стул, он посмотрел вокруг себя и подумал: "Тесно. Как же тесно".

Пули начали заполнять барабан через одну. "Есть такая игра: "Месяц памяти", -- вспоминал он. -- Её суть заключается в том, чтобы заполнить револьвер тремя патронами через один каждый и, подставив к виску да прокрутив, нажать на курок. В первый раз шансы твоего выживания будут пятьдесят процентов, -- первый патрон упал в барабан. -- Если ты выжил -- крутишь дальше и снова нажимаешь. Шанс выжить после двух таких попыток -- один к четырём. Один к восьми на то, что после трёх вращений наполовину заполненного барабана ты останешься жив. Дальше -- один к шестнадцати и один к тридцати двум, -- он взглянул на второй патрон и, помедлив миг, тоже зарядил его. -- Считается, что если ты выжил после этих пяти вращений, то ты пережил тридцать человек, а значит не твоё время умирать. В честь каждого, что погиб бы на твоем месте, ты проживаешь один день -- целый месяц на то, чтобы найти, зачем жить. И это то, что обязан делать каждый прежде, чем сводить с жизнью счёты".

-- Месяц памяти... -- он держал в руках третий патрон.

"Смит, Хэнк, Эллиот, Бенни, Чарльз и его напарник, Джеймс, Саймон, Девочка, Александра и Салливан, двое человек из Кав-Сити, десять солдат из Оклахомы, двое связных Золота, один водитель, двое "Эмметов Джонсов", один житель Рая, Ней, Айви, Дана... Тридцать два ровно. Неплохо получилось", -- третий патрон тоже скользнул в барабан -- всё было готово.

-- Кто бы мог подумать... -- от откинулся на спинку и взглянул прямо на свет лампы, слушая её слабый треск и шум пыли. -- Знаешь, Алиса, моя дорогая, я никогда не думал, что окажусь здесь через четыре года. Что моя жалкая попытка дать нашей девочке отца, который не загнётся от рака, выльется в это, -- он взглянул на револьвер. -- Мне правда тогда стоило остаться с ней, остаться с тобой. Наверное, вот, что ты мне сказал: "Они тебе нужны, так что не смей оставлять их"... Жаль, я не додумался до этого раньше. Одного хочу, если останусь жив -- взглянуть Джеку в глаза. Если того тоже не убили, конечно... Но для этого придётся... слишком многим пожертвовать.

Он подставил револьвер к своему подбородку и, прокрутив, застыл. Он отлично знал -- ему нечего было терять. Ни его тень, пытающаяся его остановить, ни кто-либо другой не могли уже ничего изменить. Как бы они не хотели, Уильям Хантер умер годы назад -- остался только Уильям из Джонсборо, и ему было больше некуда податься.

-- Выживи человеком или умри человеком... Попробую.

Щелчок... Щелчок... Щелчок... Щелчок...

*Многим после*

-- А дальше, Алекс?

Мужчина поднял глаза от обшарпанной тетради и взглянул на путников. По ним было видно -- они ожидали продолжения.

-- А что дальше? Разве вы пришли не за этим? Всё, что было после разговора со мной, я вообще только предполагать могу, -- он встал и, положив макулатуру на одну из многочисленных полок, обернулся.

-- Да, но... ты нашёл его? Когда приехал туда, верно? Что ты увидел?

-- Разве это важно? Как бы мы с вами не хотели, Уильям умер в тот день -- морально или физически, но от него прежнего точно не осталось ничего. Однако...

-- Однако?

-- Ха. А ты, я вижу, не теряешь надежды. Однако, отвечая на твой вопрос, скажу: тело, -- он взглянул на девушку со всей уверенностью, что мог себе позволить. -- Приехав туда поздней весной, я нашёл лишь его тело...

Конец.

За день до нашей смерти: 208IV.

Автор: Alex Shkom.

Оставить комментарий © Copyright Shkom Alex (shkom.alex@gmail.com) Размещен: 28/07/2020, изменен: 06/08/2020. 1832k. Статистика. Роман: Фантастика Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: США, 2084-й год, осень. Паразит изничтожил большинство людей полвека назад, наступила стагнация человечества, больше напоминающая его закат. Оставшиеся в живых давно смирились и, адаптировавшись, ожесточились как к своим заражённым сородичам, так и сами к себе. История повествует о человеке, существующем с одним простым осознанием: совсем скоро он умрёт; о его попытках предпринять что-то до его собственной смерти.

Shkom Alex : другие произведения.

За день до нашей смерти: 208iv