Однажды я пошел ко мне в гости. Пришел я ко мне и постучал в дверь. Дверь долго не открывали, и я подумал, что меня нет дома. А потом дверь все-таки открыли, и я тогда подумал что дверь открыл не я. А когда посмотрел, то оказалось, что это все-таки я. Я просмотрел на меня еще раз и спросил, дома ли я. Я тоже посмотрел на меня и ответил мне, что меня дома нет, но я могу зайти и подождать, пока я приду домой. Я вытер ноги об коврик и прошел в гостиную. А там в гостиной уже сидели и тоже ждали меня. В кресле сидел я и беседовал с тем, кто сидел на диване. Я посмотрел на диван и увидел, что на диване тоже сижу я. Я на диване посмотрел на меня в кресле, а я в кресле посмотрел на меня на диване, а потом я и я одновременно посмотрели на меня с кресла и с дивана. Но они мне не обрадовались, потому что они ждали меня, который должен был придти домой, а не меня который пришел к нему в гости. Это мне потом объяснил я, который открыл мне дверь. Тогда я улегся на ковре и тоже стал ждать меня, который должен был придти домой. Но я домой так и не пришел, потому что я пришел домой гораздо раньше и потихоньку повесился в спальне на крюке от люстры. Когда я об этом узнал, я встал с кресла и пошел звонить в милицию, а я тем временем поднялся с дивана, выбросился из окна и расшибся насмерть, а я все это увидел и в страхе закрыл дверь на все замки. И тогда я протянул руку, взял кусок зеленой мокрой бумаги, в которую заворачивали сыр Гауда, и не слезая с ковра, написал этот рассказ. А я в это время висел в спальне и про рассказ так ничего и не узнал. Поэтому я теперь ко мне в гости больше не хожу, но иногда я все же звоню мне по телефону, если меня долго не показывают мне по телевизору. Я поднимаю трубку и звоню мне на телевидение, чтобы я показал мне про меня телепередачу.
Так что ты не огорчайся. И ты не огорчайся. И ты тоже не огорчайся. Потому что меня все равно осталось больше, чем тебя. Или тебя. Или тебя.