Никодим был серьезный мужик, всеми уважаемый. Все мужики в селе уважали его, за то как он чай пил. Никодим пил чай часто и помногу, и притом пил его очень медленно и степенно. Вроде как, сидит, ничего особенного не делает, только что чай пьет и отдувается, а посмотришь, и хоть и не хочешь, а сразу зауважаешь. А в остальном Никодим был как все, и репу под зиму сеял на грядки тоже как все - корнями вбок, чтобы лучше уродилась. Не только в селе, а и во всей округе, кроме репы ничего не сеяли, такой был в тех краях обычай. Как кому захотелось есть да пить, тут они сразу выкапывали репу из-под снега, используя французский топор и растяжные петли из стального троса. Кузнец Артемий Нестеров такие петли делал для всего села и на сушеную репу выменивал. Ни в одном дому без петли Нестерова не обходилось, потому как одним французским топором много репы из-под снега не вынешь, а снег ничем, кроме как петлей Нестерова, сдвинуть в сторону не получится. Корешки вынутой из-под снега репы шли на первое и на второе, а на десерт пили всегда только чай, опять же с репой. На чай же бабы сушили от репы вершки и кожуру.
Как-то раз Никодим решил пойти в сельпо и чего-нибудь там купить. Не так, чтобы что-нибудь определенное, а просто, для пущего уважения - а так у Никодима дома все было, что надо. Даже ключ для настройки рояля был - вещица мудреная. Самого рояля у Никодима, конечно, не было, а вот ключ был. И за это Никодима тоже уважали.
Ну значит, пришел Никодим в сельпо, и тут глаза у него разбежались по сторонам. Один глаз - налево, где в углу стоял большой деревянный костыль, а другой - направо, где на полке стоял медный сотейник. Других товаров в сельпо сроду не водилось.
- Здорово, Никодим, растудыть твою репку! - сказал Евкакий-продавец. Никак, за товаром пожаловал? - Здорово, Евкакий, репкин корень! - ответил в тон Никодим, - нам без обновки никак нельзя. - А вот костылик и прикупи. Костылик знатный - ты глянь какой! Евкакий взял из угла костыль и повертел в единственной руке. Вторую руку ему петлей Нестерова оторвало, когда он репку из-под снега тянул. Оттого его и в сельпо определили. - Вот вишь, какой костылик - всем костылям костыль! Купи, Никодим, чего тебе стоит! - На что мне твой костыль? - хмуро удивился Никодим. - Как это на что? - горячо засуетился Евкакий, - как на что? Репку им станешь дергать! - Так, на репку у меня французский топор есть - возразил Никодим, - И потом, как я с костылем в руке снег буду петлей подцеплять? Эдак я до репки всю зиму не доберусь.
Надо заметить, что в тех краях кроме зимы никакого другого времени года не было. Оттого и приходилось сеять репку прямо в снег, и из-под снега же ее дергать.
Евкакий поставил костыль обратно в угол. - А чего же ты купить хочешь? - Да все равно что, только не костыль! Да вот хотя бы сотейник. И то дело - не то что костыль! - И почем купишь? - А почем продашь? - Да за рубль продам - изволь! - Эх ты Евкакий, репкина морда! Эк сказанул - за рубль! Я этот рубль из дубовой колоды четыре зимы стамеской вырезал. Одной воды десять охапок на водяные знаки ушло - почти что весь снег из огорода на воду перетопил, чуть репку не поморозил! Такого рубля ни у кого нет, только у меня у одного. Вот копейками я тебе рубль запросто накидаю. Я их загодя насушил. Всякий раз, как репку чищу - так с каждой репки по копеечке. - А сколько в рубле копеек-то? - Да шапки две будет! Я могу еще от себя пару горстей добавить, чтобы полнее было. - Значит неси семь шапок копеек - как раз на два рубля. - Это почему такое? - Как это почему? Я инвалид, от петли Нестерова пострадавший, руки - вона видишь - нет! И сейчас тебе сотейник продам! И чего я дальше в сельпо делать буду? Один костыль продавать? Кто же меня тогда уважать будет, за один костыль? - А за два рубля копеек будут уважать? - А я, Никодимушка, два рубля копеек в город свезу, на базар. Я там за них дырокол куплю, настоящий. Дыроколом руководить просто - одна рука только и нужна. Щелк - и нету! - Чего нету-то? Другой руки, что-ли нету? - поддел Евкакия Никодим. - Ты меня не обижай, Никодимушка! - серьезно ответил Евкакий - ты тоже еще с петлей Нестерова не расстался. Репку-то из-под снега тягаешь? Вот и тягай! И я тоже вот тягал, пока руки не лишился... Эх! Руки нету, язви ее в репку! Да не знаю я, чего еще нету! Сказано тебе: щелк, и нету! А тебе знать еще надо, чего нету! Вот ты какой допытливый! Да ничего у нас окромя репки и нету! Хоть сто раз дыроколом щелкни - не промахнешься! - Так что ж ты, голова с репку, сразу не сказал, что это такой ценный инструмент? А ну как не продадут его тебе за два рубля копеек? Это ж всего шесть шапок! - Не шесть, а восемь. - Ты что, сурепки объелся? Ты ж сперва говорил - семь. - Ну пусть будет семь. - Вот так-то! Больше не насыплю, итак много выйдет - копейки у меня усушены плотно. Так что делать будешь, если не продадут дырокол? - Как это такое - не продадут? Продадут. Городские за зиму оголодали - видел в городе вместо кустов одни пеньки остались? Продадут. Два рубля копеек - это эвон как много денег. Они их враз распарят, поедят... Городские - они ведь тоже люди! - Хорошие люди кусты до корня не изгрызут. На это дело репа придумана! - Это, брат Никодим, верно! А что с сотейником делать будешь, если не секрет? - Отчего же секрет? Чай из него пить буду, с пузырями. - С пузыря-а-а-а-а-ами? - протянул Евкакий,- эк же ты заважничал, Никодимка! Я-то думал, ты срать в него будешь! - Зачем же это я так буду? - рассудительно сказал Никодим, - Срать я на крышу вылажу, как все, чтобы в избе теплее было, и дух стоял добрый. А ты, Евкакий - тетерев! На пузыри позавидовал! Своих напускай, а на чужие пузыри нечего завидывать, репкина шелуха! Ну ладно, не хочешь сотейник так продавать - продай мне его кверху дном. - Кверху дном-то я тебе его и так отдам! Зачем он мне кверху дном-то нужен! - Ну давай мне его сюды, коли не нужен - быстро сказал Никодим, - я тогда тебе от себя горсть копеек насыплю. Евкакий обтер сотейник шершавой ладонью и подал его Никодиму. - Чудак-человек! Как же ты из него чай-то будешь кверху дном пить? - А я, Евкакушка, сам тоже кверху пузом перевернусь, так оно мне еще ладнее будет. Никодим вытряс из сапог на прилавок не одну, а целых три горсти плотно усушенных копеек, осторожно взял в руки сотейник и перевернул кверху дном. Затем он, напружив щеки, представил, как сидит дома, перевернувшись кверху пузом, и пьет чай с отменными пузырями, всем на уважение. Сотейник тускло блистал медным блеском. Мужики попрощались, и Никодим понес сотейник домой, бережно прижимая его к себе. Все прохожие удивленно застывали и долго глядели ему вслед. Потом безнадежно махали рукой и шли на окраину села в придорожный кабак.
Кабак назывался "Петля Нестерова". На его вывеске была почему-то нарисована буржуйская машина ероплан брюхом кверху. Подавали в кабаке брагу из репкиных хвостов. Брага была крепкая: со второго ведра человека выносили из кабака вон и кидали в снег - сопеть. Пьяный сопел иногда и по полсуток, а просопевшись, вставал, отряхивался от снега и шел домой - опять репку дергать.
Продавец Евкакий стоял у прилавка, опершись единственной рукой об костыль. Он вспоминал долгую дорогу в город, погрызенные до самых корней кусты, вспоминал свою оторванную петлей Нестерова руку и думал про то, как привезет когда-нибудь из города настоящий дырокол, поставит его на полку, так чтобы видно было всем, и будет им щелкать всему селу на зависть.
Евкакий все стоял и глядел в подслеповатое окно. С крыши ближайшей избы столбом поднимался теплый пар, пахнущий прелой репой - видать только что насрали. А на улице стояла суровая зима.