Шляхов Анатолий Анатольевич : другие произведения.

Умалишение.(дискриминация и пытки художника англией)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   Умалишение.(дискриминация и пытки художника англией)
  
   Mental clinic HA1 3UJ
   020 8864 3232
  
  
  
   В четверг,
   мне было великодушно разрешено, оставлять английский сумасшедший дом.
   В дневное время и только на несколько часов.
   Причём же здесь "только"?
   Это уже огромное достижение,
   после трёх недель полного заточения, с десятидневным моим голоданием в знак протеста.
   Причём же здесь "знак".
   Вот язык,
   великий и могучий,
   туда его в качель, в виде протеста.
  
   Окрылённый свободой,
   помчался домой,
   как же там дом, сам себя чувствует,
   ведь он,
   три недели без меня, заскучал, небось.
   Три недели не топлен, не согреваем теплом телесным, не убираем, хотя и при мне он чистотою не блистал.
   Не блистал, это мягко, мягко сказано,
   слишком мягко.
   Грязнуля, однако, несусветный.
   А может сусветный.
   Грязнулька художественно-сусветный (с.б?)
  
   Окрылённо, домчался.
   Вот,
   повстречался.
   Убирать,
   смысла нет.
   Всё равно никого нет.
   Удовлетворённый, состоянием жилища. Есть,
   и на том спасибо,
   лёгкий и весёлый,
   за исключением спинной хандры.
   Ну, это сзади, ну это... что ж теперь поделать, это уж надолго, может навсегда, да.
  
   Возвращался назад,
   слегка взмок,
   отвык от длительной ходьбы, за четыре недели, в сумасшедшем доме.
   Там все,
   включая охрану и мед, персон,
   страдают гиподинамией,
   которая, как я выяснил, здоровья не прибавляет, а даже, как раз наоборот,
   убавляет.
  
   Попался, мне взмокшему, навстречу,
   прохладительный, восьмиградусо-весенний, девяти-метрово-секундный ветерочек.
  
   А тут ещё, сокамерник по палате, капрал,
   и он действительно капрал, шестнадцать лет в британских ВС, инструктор миномётного, дела 4 допуска.
   На Фолькленско-Мальдивских островах воевал.
   Но, тоже крыша поехала, слегка, а может не поехала,
   а может не слегка.
  
   Вообщем капрал Раймонд, четыре дня, как гриппует.
   Контакт у меня с ним близкий,
   сосед по кровато-нарам, да и рюкзак у него, полон всяких штучек преинтересных.
   Он, глаза мне, на аглицкую жизнь открывает,
   хоть, как и я,
   чихвостит правительство английское в хвост и за загривок.
   Ну, я, то понятно,
   мне вообще, всё не нравится.
   Всё человечество,
   не только одно правительство.
   Но и он,
   Тоже, на восемьдесят пять процентов разделяет мои взгляды.
   Вот мы об этом с ним языки и чешем,
   он любо говорливый,
   как вишь давеча мне сказывал.
  
   - Я с тобой, Анатоли, много говорю, что бы тебе было легче общаться по-английски.
   Тренирую, как инструктор миномётного дела, займи мне пятёрку до среды.
  
   Став смирно, я отрапортовал.
   - Ес-с,
   что по ихнему "да",
   и пошёл доставать из заначки пятёрку.
  
   Так вот значит, в четверг,
   в шесть вечера,
   меня начало знобить, затем жар,
   лёг у койко - нары, жар больше и больше.
  
   Встал с постельки,
   нары такие, облегчённо обмягчённые, и направился по длинному коридору в поисках дежурного мед, братка Амброса с Нигерии.
  
   Отыскал его, аж в курилке и говорю
   - У меня, кажется,
   температура тела высокая
   ( в английском надо всё обговаривать, чего температура высокая, тела или глаза, или ещё чего-с).
   Амброс отвечает
   - Подойди, через двадцать минут, к мед, кабинету.
   Я, буду там,
   через двадцать минут, и измерю твою температуру.
   - Хорошо.
  
   Подхожу, через двадцать минут, медбрата ещё нет.
  
   Жду,
   через десять минут, подходит,
   открывает мед, кабинет,
   заходим.
  
   Амброс,
   открывает ключом шкаф,
   достаёт блестящий, белый, электронный термометр, с шестидесятисантиметровым (с. б?) гибким датчиком.
   Кладёт, всё это хозяйство, на покрытый белым пластиком, стол.
   Затем,
   достаёт из того же шкафа,
   пакеты стерильных наконечников, отрывает в указанном месте кусок верхнего пакета,
   достаёт наконечник, надевает на гибкий датчик термометра
   и говорит
   - Открой рот.
   - А-а-а.
   Всовывает наконечник.
   - Закрой рот.
   - У-у-у.
   Ждём 25 секунд.
   - У тебя нормальная температура, 36 и 5.
   - Но у меня жар.
  
   Снимает, использованный наконечник, и бросает в мед. спец. контейнер. Отрывает кусок другого пакета, надевает другой наконечник.
   - Расстегни ветровку.
   Расстёгиваю до пупа.
   Всовывает наконечник, мне под мышку.
   - Прижми и держи.
   Щёлкает электроникой термометра,
   на серебристом табло, побежали чёрные жидкокрестолические цифры
   1-2-3-5-10-20-30-40-60-78, стоп.
   - тридцатьшесть и пять (с.б?)
  
   Солоно не хлебавши,
   вместе с жаром,
   возвращаюсь в камеру-палату,
   "мог бы и не менять наконечник, я не брезгливый и после моего рта, моя подмышка, совершенно бы не обиделась".
  
   Но, однако,
   что-то не так,
   в британском королевстве,
   у меня уже десять лет не было температуры 36 и 5,
   самая низкая это 36 и 9,
   и то редко.
   Но, сейчас не мешало бы, позаботится о самой высокой.
   Завтра, с утра, смена Стива, с Тайваня, попробую, обратится к нему, а сейчас отбой.
  
   Ложусь, впадаю в забытье,
   то сон, то бред,
   то сон, то wаkе up.
   Пролетели сутки, жар не спадает.
   Утро хоризматически хрустальное. Шкандыбаю к мед, кабинету.
  
   Стив, как раз подходит к нему, с другой стороны коридора, где топают только мед, работнички.
   - Хеллоу Стив,
   у меня кажется температура тела высокая.
  
   Стив проговаривает с утренней хрипотцой и прохладцей.
   - Подойди, через двадцать минут к мед, кабинету, я буду тут через двадцать минут, и измерю твою температуру.
   - Хорошо.
  
   Подхожу через двадцать минут, мед. Стива ещё нет.
  
   Жду,
   через пятнадцать минут подходит,
   открывает мед. кабинет,
   заходим.
   Стив, открывает ключом шкаф,
   достаёт блестящий, белый, электронный термометр, с шестидесятисантиметровым (с. б?) гибким датчиком.
   Кладёт, всё это хозяйство, на покрытый белым пластиком, стол.
   Затем,
   достаёт из того же шкафа, пакеты стерильных наконечников. Отрывает в указанном месте кусок верхнего пакета.
   Достаёт наконечник, надевает на гибкий датчик термометра
   и говорит
   - Открой рот.
   - А-а-а.
   Всовывает наконечник.
   - Закрой рот.
   - У-у-у.
   Ждём 27 секунд.
   - У тебя нормальная температура, 36 и 5.
   - Нет, у меня жар.
   Снимает,
   использованный наконечник и бросает в мед. спец. контейнер.
   Отрывает кусок другого пакета, надевает другой наконечник.
   - Расстегни ветровку.
   Расстёгиваю до пупа.
   Всовывает наконечник мне под мышку.
   - Прижми и держи.
   Щёлкает электроникой термометра,
   на серебристом табло побежали чёрные жидкокрестолические
   цифры 1-2-3-5-10-20-30-40-60-78, стоп.
   - У тебя нормальная температура тридцатьшесть и пять (с.б?)
  
   Слов нет,
   остались только слюни, и я, молча шкандыбаю на завтрак.
  
   Отметившись, после перекусона,
   бреду домой,
   беру обычный градусник, купленный в обычной английской аптеке.
  
   Сколько было нервотрёпки, пока мне его продали.
  
   Аптекари, всё хотели, как иностранцу,
   всучить градусник за 110 фунтов.
   - Это самый дешёвый, 110 фунтов и других у нас нет.
   Пришлось, у Романа, одолжить на время, простой градусник, зайти с ним в другую аптеку и сказать.
   - Я хочу купить такой градусник.
   Покопавшись под прилавком, мне градусник преподнесли.
   - Как много?
   - 2 фунта, 80 пенсов.
   - Заверните.
  
   Вот, а теперь,
   Меня, нервотрёпачный градусник, выручает.
   Вправляю его в защитный футляр, кидаю во внутренний карман куртки.
  
   Быстрой трусцой на метро,
   опаздываю на вечер, поэта Суворова, в центр лондона.
  
   Возвращаюсь заполночь,
   ничего; не фиксируют опоздание, хоть и, прохлождается в сумке, приготовленная кем - то, большая шоколадка.
   На всякий,
   непредсказуемый всесведушим всевышним случай.
   Видимо для другого раза пригодится.
  
   Ставлю,
   в два ночи, под мышку,
   домашний градусник, стряхнув его вначале нежности, до 34.
   Градусник, типа советского, но капризнее,
   жуликоватей и тоньше,
   да и результат, надо ждать пятнадцать минут, иначе врёт.
   Жду,
   через 15 минут,
   надеваю очки, и по мере подъёма взгляда по столбику ртути, самопроизвольно поднимаются и они,
   температура 40 и 8.
  
   Облегчённо вздыхаю,
   хоть что-то выяснено.
  
   Иду, по позавчерашнему коридору, высматривая мед. сестрёнку Дороси, шриланкийка.
  
   Нахожу её в полусонном, полулежащем состоянии и, извинившись, вопрошаю
   - Извиняюсь, я имею температуру моего тела, 40 и 8.
   - Не может быть.
   - Может быть, вот градусник.
  
   Сонно осматривает градусник, который, по-моему, она видит впервые.
   - Ну, 37 это нормальна температура.
   - 37, это не нормальная температура, а красная, видите, она и помечена красным, и всё что выше 37, тоже не нормально,
   смотри, где конец ртутного столбца,
   (в английском "ты, вы" одно местоимение, следовательно, можно читать и как смотри, и как смотрите),
   вот, здесь ртуть упёрлась в 40 и 8.
   - Пойдём, я измеряю тебе, температуру.
  
   Идём к мед. кабинету, в пути она окончательно проснулась.
   - Стой здесь, я вернусь за ключами.
   Стою здесь.
  
   Возвращается,
   открывает,
   входим,
   открывает шкаф, достаёт блестящий, белый, электронный термометр, с шестидесятисантиметровым гибким датчиком,
   кладёт, всё это хозяйство на покрытый белым пластиком, стол.
   Затем,
   достаёт из того же шкафа пакеты стерильных наконечников,
   отрывает в указанном месте кусок верхнего пакета.
   Достаёт наконечник, надевает на гибкий датчик термометра и
   говорит.
   - Открой рот.
   - А-а-а.
   Всовывает наконечник в рот.
   - Закрой рот.
   - У-у-у.
   Ждём 29 секунд.
   - У тебя нормальная температура 36 и 5.
   - Да,
   но вот, английский градусник, купленный в английской аптеке, вот чек,
   и он показывает 40 и 8.
  
   Она, снова внимательно,
   под всеми видимо-невидимыми углами зрения, рассматривает градусник, нехотя беря его у меня из рук.
   Затем, помыслив, обдумывая,
   возвращает.
   Снимает с больничного термометра наконечник и выбрасывает в мед. спец. контейнер.
   Отрывает кусок нового пакета с наконечником, достаёт стерильный наконечник и надевает на удлинитель электронного термометра, электронного датчика.
   - Расстегни ветровку.
   Расстёгиваю до пупа.
  
   Всовывает новый стерильный наконечник мне под мышку.
   - Прижми и держи.
   Прижал и держу
  
   Щёлкает электронной шкалой, 1-2-5-10-20-30-50-60-78- стоп.
   - У тебя нормальная температура 36 и 5.
   - Но у меня же жар, и температура у меня 40 и 8, а твой градусник надо выкинуть на помойку.
  
   Подозрительно-внимательно, и совершенно недовольно на меня зрит.
  
   Они, в англии, не любят разговоры про помойку.
   - Ок.
  
   Открывает шкаф,
   достаёт бумажный термометр, с температурочувствительными коричневыми крапинками, в два квадрата,
   четыре по три, итого двадцать четыре крапинки, для двадцати четырёх температур.
   Разрывает вверху,
   тонкую провощенную бумаженцию, достаёт градусник.
   - Открой рот.
   - А-а-а.
   - Подними язык.
   - О-о-о.
   Всовывает бумажный термометр, под язык.
   - Прижми языком, закрой рот и держи одну минуту.
  
   Сверяет по секундомеру,
   держу ровно одну, как ей видится, минуту.
   Забирает изо рта градусник.
   Крапинки посинели, последняя посиневшая на 38 и 9.
  
   Открывает шкаф, достаёт ящичек, достаёт из него упаковку парасентомола.
   - Протяни ладонь.
   Протянул обе,
   Отклацивает, в ладони, две больших таблетки парасентомола, сантиметр в диаметре.
   Выжидающе интригующе смотрит.
   Вбрасываю в рот, таблетки и запиваю водой.
   Из, поданной ею, полиэтиленовой, минзурки-стаканчика.
   Проглатываю и открываю рот.
   - Ок.
   - Спасибо большое.
  
   Иду в камеру-палату,
   быстрей на нары и забыться. " Две таблетки парасентомола трёхдневный жар не победят.
   Надо будет завтра идти домой.
   Там,
   у меня,
   в холодильнике, есть немного амоксилина, от Дж. пи., (семейный врач так называется).
  
   Надо будет принести эти коричнево - жёлтые капсулы, показать,
   и попытаться уговорить, что бы мне дали новые.
   Иначе труба,
   да ещё грипп даст осложнение куда-нибудь,
   а у меня именно грипп, вне всяких сомнений, бардак.
   Ладно, покой, до завтра".
  
   Сна совсем нет,
   голова - чугунок и колокольно гудит.
  
   В семь утра пью горячий, очернённый кофе без сахарина.
   В восемь тридцать, пью тоже самое, с ломтиком хлеба.
   Путешествую вдоль серых холодных ласковых стен.
   Отмечаюсь, на вахте,
   и айда в путь.
   Опять к дому.
   В поисках здоровья. Ну, а о счастье; и рассуждать не стоит.
   Сколько раз твердил Господу:
   За, что? За чем? Никого ж не убил; не обижал. Даже.
   Сильно.
   Даже.
  
   Нет. Молчит.
   И колотит.
   Молчит.
   И колотит.
   Молчит.
   И колотит.
   Всё болит уже. А, Ему всё мало.
   Что ж тут поделаешь.
   Бог есть любовь.
  
   За такими,
   весёлыми рассуждениями, не заприметил, как и пузырёк,
   взял из холодильника.
   Да назад, сквозь вахту проскользнул.
  
   Точно, сумасшедшим скоро стану, возле ласковых холодных стен.
  
   В девять потопываю до мед, кабинета.
   Слава святым,
   дверь нараспашку.
   Показываю Джейн, сегодня её смена, пустой тёмнопрозрачный коричневый пузырёк с наклейкой " шляхов. амоксилин.15 капсул".
   - Мне хорошо бы вот это лекарство.
   - Что чёрт, это такое, кто чёрт, тебе это дал.
   - Мой семейный врач.
   - Я не могу это дать.
   Это должен выписать, твой лечащий врач, Хусни.
   - Но, я его увижу лишь в среду, а сегодня только суббота.
   - Ничего не могу сделать, жди.
   - Но у меня начался болезненный кашель с мокротой.
   - Отвали,
   вон пациенты ждут,
   нагибается к столу, с раскрытым журналом и ящичком лекарств.
   Стой, тебе прописан, парасентомол.
  
   Берёт, блестяще - скрипучую пластинку,
   отклацивает мне,
   в уже протянутую руку,
   две таблетки,
   чёркает в журнале против фамилии шляхов.
  
   - Как произносится твоя фамилия, кш..киши..чишик-лякхов?
   - Да, вроде того
  
   - Держи,
   протягивает мензурку с водой.
  
   Выпиваю,
   глотаю,
   делаю "а-а-а" для осмотра рта.
  
   Иду от мед. кабинета,
   "не въехать бы, до среды, в крупозное воспаление лёгких, что-то уж больно рёбра болят, при кашле чахоточном".
  
   В час дня, получаю, от Джейн, ещё два парасентомола.
  
   В десять вечера, уже другая смена,
   подхожу к мед, кабинету, на вахте Лиса из Ирландии.
   - Мне бы парасентомол.
   - Только ко-праксомол.
   - Но, он не сбивает температуру, а у меня 39 и 6,
   показываю свой градусник.
  
   Смотрит на градусник в моей руке, на меня
   и недовольно-сквернеюще молвит фальцетиком.
   - Подойди через двадцать минут.
  
   Подхожу, через двадцать минут,
   достаёт из шкафа,
   белый блестящий электронный термометр с шестидесятисантиметровым гибким датчиком
   и начинается.
  
   В четвёртый раз,
   тоже,
   что было уже описано трижды,
   только в этот раз, я парасентомол на ночь не получаю.
  
   Возвращаюсь к себе в камеру-палату,
   достаю из внутреннего кармана, зависнувшей, на неопределённое,
   ими,
   время,
   на больничных плечиках, кожаной куртки,
   последнюю капсулу амоксилина.
  
   Возвращаюсь к Лисе и показываю.
   - Если бы не это,
   я бы от вашего лечения уже ноги протянул, Харроу госпиталь называется, на Northwick park station.
   - Отдай мне сейчас же, это что.
   - Амоксилин,- вбрасываю в рот и глотаю.
   - У тебя ещё есть.
   - Вот, на этот вопросик,
   я отвечать не буду.
   Чахоточно раскашливаюсь,
   прикрываю рот рукой и уплетопчиваюсь в камеру-палату.
  
   В камере, уже чихают и кашляют все,
   то есть три сокамерника,
   "толи ещё будет толя, ой, ёй, йой".
  
   Толя это я.
   Забавно, находясь в госпитале,
   можно быстрей загнуться, нежели вне его.
   Там, на воле,
   я бы уже имел и амоксилин и горчичники, а здесь до среды кукиш без масла и серо-зелёной икры.
  
   Ну,
   я то ладно,
   а каково настоящим, стоящим заключённым и преступникам,
   ведь это же садизм.
   "Садизм - это когда тебе, не дают лекарств, при сильных болях, сознательно или не сознательно,
   обрекая тебя,
   на ужасные страдания,
   медленно и постепенно ведущие к летальности ментальности".
  
   Кстати, читатель,
   а может и не, кстати, кстати.
   Мы с капралом-миномётчиком Раймондам,
   долго дискутировали:
   Вы знаете,
   почему в Европе, отменили смертную казнь.
   Сейчас все конечно проворкуют "великий гуманизм человечности человеческой расы",
   Кукиш,
   без чёрной икры и большого ногтя.
   Я, как раз,
   об этой гуманности гуманистов гуманоидов и пишу эту историю.
  
   Американцы подсчитали
   (не не служебные сведения парламента RU,
   от писателя Приставкина),
   смертная казнь, в с.Ш. А.,
   стоит 1.5 миллиона $,
   а пожизненка один миллион $.
   Вот и все парадоксы с хомо-сапиенс и добротолюбием
  
   А известно ли Вам,
   что в U.S.
   пожизненку, можно получить за кражу джинс или велосипеда,
   не знаете.
   Зря,
   про развесёлою дермократию, надо всё знать.
   Всё,
   о чём в газетёнках,
   независимые журналисты, никак писать не хотят.
   Всё, писать не хотят,
   хотя всё знает, видимо никто.
   Газеты и журналы всех мастей, описывают с удовлетворённым удовольствием,
   голые задницы,
   отфотографируют вначале.
   И,
   начиная со второй страницы оттерражируют,
   да давай описывать;
   вот, мол, какие они розовые, загорелые, упругие и эластичные,
   нежные и неиспражняющееся.
   А аромат от них - чистейший, вечерний, среднеземноморский прибой
   с амбре от амбры мускусной антилопы.
   Можно помыслить,
   что никто на свете не видел голых ягодиц.
   Ну а антилоп, тем паче то точно.
   Да ещё мускусных.
  
   Или свободным журналистам, в свободное время,
   в свободной прессе,
   свободно писать не о чем.
   О чём же писать,
   всё уже описано.
   И про пожизненку, стоимостью в миллион,
   миллион раз писали,
   и про распрекрасную демократию с дамократией и демагогией, и про танкер "Престиж", по чьей вине он затонул.
  
   Или, как в 97 году,
   выгнали из англии английского профессора Пустера,
   за то, что он,
   обнаружил, доказал и показал, разрушительно-пишеварительную силу генетически модифицированных продуктов.
  
   Это Раймонд,
   показывал журнал "new science",
   да радио d.w.,
   редким месяцем, проворкует крупинку правды,
   всё реже и реже правда.
  
   Мне то что, от меня взятки гладки, как гальки,
   я в сумасшедшем доме и так уже сижу,
   дальше не сошлют, не за что.
   Хотя дерьмократы с демозалысенами всё могут, ой как могут.
  
   Могут и пристукнуть,
   так что всю правдицу, я тоже писать не могу, боюсь демократии.
   Трус я,
   что ж сделаешь,
   а то бы такое.. и про Блэрчика-примъерчика, и про пряную принцессу
   с принцами... а - ту меня,
   молчок,
   рот на замок.
  
   Понедельник,
   шестнадцать нуль ноль,
   сходил в аптеку и купил аспирин.
   Ведь парасентомола не дождаться пока, а может и без пока.
  
   Заодним, купил аспирина и Раймонду,
   тоже загибается миномётчик.
   Ему, кстати, как и мне,
   трижды измеряли температуру, тем же электронным измерителем
   с электронно-выверенным методом,
   по схеме слово-руко-тело-движений,
   результат был всегда корректно трагикосмически
   поразительно одинаков - 36 и 5.
  
   Моя же температурка,
   после четырёх легкорастворимых и разжёванных в слюнном растворе крупногабаритных аспиринчиков,
   несколько спала,
   преобразовавшись в сильнейший насморк с чиханием.
  
   Надо будет завтра из дома прикантовать пяток картофелин.
   Посидеть и подышать,
   над варенно-картофельным паром, где-нибудь, как-нибудь,
   изловчится.
   Изловчился,
   в ваннотуалетной, кипитильничек маленький включил,
   в кружку большую, с водой, с картошкой опустил,
   и надышался.
   Вроде, полегчало.
   Слил, всё в унитаз,
   попрятал амуницию по закуткам, да пошёл в длинный коридор,
   направляясь в курилку.
  
   В коридоре,
   уже половина тихих сумасшедших и половина мед.персонала покашливает и почихивает - это когда не полностью чихаешь,
   как с ума сшедший Инн,
   разбрызгивая зеленовато-желтоватые сопли по периметру радиусом метр
   и присоединяя к периметру холодные ласковые стены, бытовую утварь,
   одушевлённые предметы,
   как-то одомашненные, напольные растения
   и меня.
   А почихиваешь просто - п-чи, п-чи, п-чи,
   без сопле-слюне-прикладства.
  
   Пар помог,
   болезнь пошла на неестественную убыль,
   здоровье на поправку с выправкой.
   Аспирин и старый амоксилин,
   тож подсобили.
   Надо будет запастись амоксилином, каким-то образом.
   Каким, пока не знаю,
   но надо, ели б не он, хоть и старый, было бы хужее.
  
   Вот такая,
   английская медицина, в north west london hospital,
   оборудованном по предпоследнему слову техники техничкой.
   Полный, штилеобразный идиотизм,
   переходящий в частнособственнические трагика комедии.
  
   Надеюсь,
   что читающий и слушающий,
   частенько простывают,
   не все, но большая часть меньшинства.
  
   Искренне желаю прочитать, осознать, принять на ум.
   Иначе и парасентомол не сглотнуть при нужде.
  
   Так- таки, в английском north west london, Northwick park hospital на Watford Road Harrow Middlesex HA1 3UJ,
   телефон 020 8864 3232,
   меряют обычную, обыкновенную, простую температуру,
   простого тела.
   Писать же и говорить, о других анализах
   бесбесбессс-полезнн-Но!
  
  
   Ашляхов
   Имена не все реальные.Часть забыл.
   лондон
   www.auau.tv .................. ил. 'У'.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"