Шляхов Анатолий Анатольевич :
другие произведения.
Зайчик солнечный
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Оставить комментарий
© Copyright
Шляхов Анатолий Анатольевич
(
mu@pop3.ru
)
Размещен: 12/04/2007, изменен: 02/07/2007. 37k.
Статистика.
Статья
:
Проза
Поэто-проза.
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Зайчик солнечный.
"...противны стали дела,
которые делаются под солнцем. "
Библия.
Екклесиаст кажись.
Енисей. Был я на нем
На Енисеюшке
Бывал.
До сих пор изгладимые впечатления памяти выстреливают картинки-былины. Сибирские горы покоя.
Тишина серой водицы, цепляет борт теплого хода речного парохода "Краснояр".
Молчаливо-угрюмые,
величественно-мрачные берега с соснами и елями.
Кедры в глубинах темноты чащ слегка высовываются из общей зеленой массы покоя,
коричневея своими шишками.
Звук далеко разливается над водным полотном
геко-кубо-кило-тонно-метров.
Но его нет, звука-то.
Полчаса нет.
Час. Полтора.
Наконец, через два часа,
уже несколько утомив меня красотой Севера,
раздается первый гудок.
Появляется слева по борту мраморная пристань Светлогорска.
Удивительно.
Маленький городишко, который и городишком можно назвать
с преувеличением.
Так.
Что-то при Светлогорской ГРЭС,
а все подходы к водным стихиям речищи
в мраморе.
Не шучу.
Лестницы широченные,
площади и фасады, обрамляющие пространства первого впечатления,
балюстрады,
лестничные ограничители какие-то с перилами
все это из белого мрамора с тонкими охристыми прожилками.
Шутки серьезного архитектора.
Хорошо хоть ступаешь черными, частично от естества, частично от грязи ботинками
по отшлифованной
и только шлифованной поверхности.
Чудно.
Над головой - бесконечная голубизна.
До ближайшей звезды не очертить, сколько световых километров.
Да и не надо.
День ведь.
А вот солнца не помню.
Где-то делось.
Сокрыто наверно.
И теней,
ползущих параллельно в углублениях, за солнечными зайцами-бликами, нет.
А под ногами мрамор.
Много мрамора и сразу.
Местами он все-таки и шлифован и отполирован.
Снова шутки серьезнейшего архитектора архитектуры.
Видимо, недалеко от этого затерянного таежного места космоса мраморный карьер открытой разработки.
Раз открытая добыча.
Значит дешево.
И недалеко.
А в пятидесяти-шестидесяти простых километрах.
Несколько вглубь от холодной воды Енисея
отстоит хутор Заречный.
Из которого и начиналась
эта нехорошая история.
Родилась в семидесятые годы советской власти в этом хуторе
девочка.
Ни больницы там, ни школы.
Ни мужа у матери-родительницы.
Рожала сама,
в своей избе.
Старушка-соседка, ветеран Отечественной. Не 812, а 945 года войны.
(Сколько их, войн-то. Запутаться можно).
Помогла эта старушка.
И плод принять.
И пуповину обрезать.
И обмыть в водице озерной, на печи пригретой. Запеленать в то, что было.
Нарекли же, девчушку некричащую, Зоинька.
Зоя Алексеевна
Алексеева.
Фамилия мамы была Алексеева. Ну и Алексеевна, в честь любимого, желанного, да не суженного Алеши.
Который ушел однажды в тайгу за дичью, да и не пришел обратно,
по неизвестной никому причине.
Может погиб.
Может, замерз.
Может просто ушел.
Даже слухов никаких не осталось.
Девочка Зоя была любима всеми женщинами, которые жили в заброшенном цивилизацией месте.
Конечно, ни бриллиантов,
ни золота там не добывала демократия ли,
власть советов
для якобы народа.
Мраморные разработки и то в сотне таежных, непуганых, нехоженых, "необлагороженных, неухоженных"
почти непроходимых километров.
Хлеб пекли сами.
Когда из муки, приносимой редкими охотниками, рыбаками.
Когда из сборов высеваемых небольших участков земли.
Освобожденной от бурелома таежного, в давние времена становления хутора.
А зачем он был там, на том месте обустроен.
Знания эти затерялись в двадцати двухлетиях
да шести девятилетиях прошлых непятилеток.
У Зои рано появились веснушки,
солнечные меточки на тельце.
"Богоизбранница"- ласково говорила, крестясь, старушка-соседушка,
в редкие теплые летние пустые дни,
сидя на обглоданном временем бревне возле полянки, где в белом платьице бегала за большими для нее
белыми бабочками
Зоя-зайчик солнечный.
Росла она быстро.
Как многие дети.
Окромя тех, что загибаются, так и не встав с четверенек.
Или только встав,
и сразу в небытие.
Небыль
Нашу.
А может как раз именно там и есть
Быль.
Худенький ребенок с по-детски осознанных лет отвечал на любовь лаской
и своей посильной помощью окружающим женщинам.
Да и всему
миру.
Как-то у нее не получилось никого обидеть.
Не получалось.
Воду стала пытаться из колодца носить.
Ее вначале журили за это.
Но потом выменяли у кого-то ведерце, для ее тельца соответственное.
С этого и началось ее хозяйское,
уже не совсем беззаботное,
а совсем ответственное
за всех детство.
Помогала мамочке. Помога...
А Вы знаете выражение : "Ставить на комара".
Уверен.
Пол истории отдаю
На откуп.
Не знаете.
Но об этом как-нибудь в иной нехорошей истории...
Помогала старушке-соседке.
Помогала прочим женщинам.
Когда последить за кастрюлями-чугунками, чтоб не сбежало варимое,
пока те ходили за дровами и хворостом,
да по делам прибрежным неотложным.
В студеные холодные вечера.
Одета в телогреечку по росту.
Справили ей хозяюшки сибирские все по росту:
душегрейку, ватник, сапожки.
Не кирзуха, хром чистый.
Черный, правда, но хром.
Колготок,
в которых французские модницы век назад начинали модничать,
она вестимо не знала.
Да и иных, не французов, колготок, она тож не видела долго.
Зато платьица льняные летом,
исподнее хлопчатое да портяночки к хромочам, не переводились.
Какая из женщин, в пустые вечера...
Кто сказку расскажет, про колобка, по сусекам скребенного, например,
про курочку-рябу.
Кто про волка серого северного матерого и красную шапочку,
а то приключения какие, всамделешние.
В пример, как соболя из силков вытаскивала на морозном, скрипучем, колючем с корочкой заснежении.
Учили ее с добром, основательно,
по-сибирски.
Всему, что сами знали и делать умели.
Школы не было.
Мужчин, она почти тоже не видела.
Так; изредка зайдет кто-то, обменять, что на меха,
или еще по какой надобности.
По орехи ходили поздней осенью, к кедрачам, с преогромным молотком.
Колун-громыхач зовется.
Деревянный весь.
С одной стороны резиной оббит, чтоб не так больно кедру было.
Стукнешь по стволу,
посыпались шишки наземь,
сплошь многолетними слоями иголок хвойных укрытую.
Соберут шишки в корзину, да в сторону.
А там, подложивши под себя ватник, сидит Зоя маленькая.
Лущит шишки из корзины.
Пустые раскрошенные шишки - вон, орехи - в подол.
Затем горсть за горстью в мешок полотняный опускает.
А когда - белкам вон кинет.
В лесу сумрачно, сыро.
Женщины грохают колуном.
Корзины подносят.
Белки врассыпную.
Не любят громкого стука. Пугливы пушистохвостые (сб.).
Вот когда по грибы ходят.
То дружно, с песней.
Тихой, грустной.
"Ой, мороз, мороз. Не морозь меня. Не морозь меня-а-а-а. Моего коня....".
А Зоя, глазки молодые,
глазки острые,
зайчик солнечный, веснушчатый
тихо средь них идет.
Слушает.
Коня-то она никогда не видела.
Медведя видела.
Рассомаху - злючку вредную - видела.
Волков, собак сколько хочешь.
А коня - нет.
Так и пролетели три ее детства.
Первое пеленочное.