Скоро, непременно скоро взойдет солнце. Скоро, непременно скоро его лучи согреют голые ветви деревьев, и моя лиственница поспешит накинуть летний наряд. Я покажу свое личико из тесного зимнего домика, я пробьюсь к свету, я вдохну воздух, я дам вам обрывок жизни!
Я знаю, что как только буду готов появиться в мире, по мне пробежит взгляд маленькой девочки в розовой кофточке, и она притащит за рукав отца и пролопочет: "Папа, папа, а что это такое?" И мужчина сдержанно, но с ласковой улыбкой ответит: "Это почка, доченька. Из нее скоро вырастет листик". И девчушка улыбнется и лукаво прошепчет: "Расти-расти. А потом мы придем и сорвем тебя! Вот!" и звонко рассмеется своим лучистым взглядом. Но почти тотчас забудет, на какой именно лиственнице небольшой аллеи увидела столь понравившуюся ей набухшую почку.
А я тем временем буду накапливать силы, чтобы вытянуть к солнечным лучам свои нежные, пока еще бледные ручонки. И я возрадуюсь порывам ветра и прошепчу в пустоту: "О, как же я счастлив..."
Я буду расти, но не стариться. Я стану, наконец, большим и красивым. Как же чудесно я буду трепетать на ветру, привлекая внимание праздных прохожих. Я буду перешептываться со своими друзьями. Они живут на соседней веточке. Это веселые ребята, с ними никогда не бывает скучно. Только когда идет дождь и они напиваются волю холодной небесной воды, они начинают вести себя как-то странно. Знай я психологию, я бы сказал, что они впадают в депрессию. Будь я знаком с чувствами, я бы понял, что им просто очень тоскливо. Но я не знаю, что это такое, и не пойму...
Есть среди них та, что особенно грустна. Хрупки ее жилки и тонка ее плоть. Она некрасива рядом с остальными, но такой глубины во взгляде, такого нежного голоса еще не видел свет у зеленого листочка. Если бы у меня было сердце, оно бы вырвалось из груди. Но у меня его нет, и мне останется лишь трепетать всем телом при ее виде и изгибаться, пытаясь поймать ее светлый взгляд и немного грустную улыбку. Если бы я был человеком, то сказал бы, что полюблю, полюблю страстно, нежно, всей глубиной своей души. Но мы не люди. Мы не умеем любить...
Я знаю, что холодным августовским вечером ее стройная ножка не сможет противиться безжалостному северному ветру, и с немой покорностью она отдастся в его руки. А мне останется с тупой болью следить взглядом за тем, как ее хрупкое тело ударит о мостовую с неимоверной силой, и ее уста издадут последний тяжкий вздох, а с лица ее, наконец, исчезнет грусть.
Я буду ронять вниз горькие невидимые слезы, я буду биться в истериках на ветру. Однажды не выдержит мое сердце, и, не в силах более бороться с болью, я сорвусь вниз, на камни, готовый отдать жизнь за то, чтобы наконец оказаться с ней рядом. Но ветер усмехнется и бросит меня на другой конец тротуара. Но я знаю, что не успею даже коснуться земли. Соседская собака схватит меня острыми зубами и отнесет хозяйке - той самой девочке в розовой кофточке. Но мои глаза не увидят вновь белокурое дитя.
Вот мои пальцы нащупывают своды временной темницы. И, будто из другого мира, раздается звонкий голос: "Папа, папа, а что это такое?"... Жить будет больно, я понимаю. Но зато я хотя бы знаю, для чего я буду жить.