Шмаков Сергей Львович : другие произведения.

Алые паруса

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

     — Значит, вы обратили на неё внимание ещё в толпе перед входом, Захар Янович? — уточнил Тим, болтая соломинкой в бокале с коктейлем.
     — Да, — ответил его собеседник. — Видишь ли, меня уже не удивишь летне-девичьими раздёжками — всего навидался, особенно в такую жару, — он сделал жест рукой, обмахиваясь. — Так, посмотреть могу — мол, не зря старалась, и только. Но она… Она из толпы выделялась.
     Они сидели в летнем кафе городского парка, изнемогая от жары конца июля. Плавился асфальт, кипел, пенясь, квас в бочках. Тим приехал в это пекло, чтобы встретиться со своей девушкой Настей — оба жили в деревнях, но по разные стороны от областного центра, а домами ещё не дружили, гостить друг к другу не ездили. Впрочем, это время было не за горами. На улице, совершенно случайно, они увидели Зайца с его невестой Милой, бредущих по другой стороне. Преподаватель работал в приёмной комиссии, уехать на отдых не мог, и Мила время от времени наезжала к нему из своего райцентра, пытаясь уговорить погостить у неё хотя бы август. Родители её очень хотели познакомиться с будущим зятем…
     Студенту-сыщику пришлось «вести» Зайца по параллельной стороне улицы целый квартал, прежде чем подвернулась возможность переправиться через дорогу. Перебежать перед носом машин он не решался — Настя ломанулась бы за ним и могла попасть в беду. И вот во время этой вынужденной слежки наш герой заметил, по мимике и жестам, что преподаватель порывается, но не решается что-то рассказать своей спутнице. А Мила ничего этого не замечала, оживлённо жестикулировала, беззаботно наслаждалась обществом любимого человека.
     Тим на пару с другом Ником уже способствовал счастью этой парочки, спасая её любовную записку от чужих глаз. Надо быть последовательным. И поэтому, перейдя наконец дорогу и поздоровавшись со знакомыми, он предложил пойти в городской парк неподалёку и хорошенько повеселиться. А уже в парке все они отправились кататься на водных велосипедах — неспроста же на девушках под платьицами были купальники на прозрачных лямочках (позже Настя пояснит, что обычное бельё плохо выдерживает намокание потом, противно липнет тут и там, становится прозрачным, просаливается, высыхая, а купальник — ну, это профессионал намокания, друг воды. И когда пот катится градом, бикини становится просто незаменимым. А то, глядишь, найдётся место, где на себе можно оставить только его…) Но вот денег у мужчин почему-то наскреблось лишь на два билета. Тогда джентльмены галантно приняли одежду, проводили своих дам до ворот и проследили, чтобы им достался один двухместный аква-байк, а сами расположились в летнем кафе на берегу пруда. Оттуда они с девушками перемахивались, посылали воздушные поцелуи и, наконец, смогли без помех поговорить.
     Оказывается, Заяц, работая в приёмной комиссии факультета, несколько дней назад дежурил на экзамене-тестировании по истории у политологов, и там одна абитуриентка, кажется, положила на него глаз. В тот день от неё удалось отделаться, но послезавтра — снова тестирование, по иностранному языку, и велика вероятность новой встречи. Эту угрозу ещё более усилила… жара. Стараясь побыстрее освободиться, главный из химиков сказал секретарю приёмной комиссии, что ни на математику, ни на физику их назначать нельзя — они все эти предметы знают, могут не сдержаться и подсказать. Но хитрость не удалась. Порывшись в своих бумажках, секретарь радостно воскликнула: «Есть ещё политологи, иностранный язык, и как раз четверо дежурных нужно». Блин, доигрался старшой! И снова он встретится с той самой девицей.
     — Вы об этом и хотели Милке сказать, да? — спросил Тим. — Как честный жених?
     — Не только сказать, — ответил Заяц, — у меня ещё задумка появилась. Но как её осуществить — ума не приложу. Трудности со всех сторон. Может, ты чем пособишь?
     — А что за план?
     — Чтоб девочка та иллюзий не питала, ведь поговорить я с ней смогу только после трёх часов дежурства, я хотел выдать Милу за члена приёмной комиссии и свою жену одновременно, дежурить вместе с ней. Причём так дежурить, чтобы ни у кого не оставалось сомнений — мы муж и жена! Понимаешь, Тимофей, вдруг я в ситуации плохо разобрался и ту девочку не так оценил — вслух-то прямо ей не скажешь, что я помолвлен, повода просто нет. А тут всем всё ясно, положила на меня глаз та девочка или обмишурился я. Во всяком случае, в ситуацию глупого объяснения я точно не попаду.
     — Ну, и какие трудности?
     — Со всех сторон они. На Милу пропуск получить не смог, а подделывать не умею. Потом, ей в городе летом негде жить, а экзамен только послезавтра. Утром сегодня она приехала со мной повидаться, вечером я её на поезд провожу… Общежитие-то на каникулы закрывают, сам знаешь. И никак не решусь спросить: согласится ли она на глазах абитуриентов со мной миловаться? Ведь там же целый библиотечный зал будет, это полтораста мест! Правда, в одну сторону смотрит только половина сидящих… Вот и не знаю, что делать.
     — М-да… Покумекать надо.
     Тим встал, прошёл к перилам и облокотился на них. Мечтательно посмотрел вдаль. С пруда раздавался девичий визг. Настя уже бултыхалась в воде, зацепившись ногами за аква-байк, а Мила отчаянно крутила педали, описывая круги с головой подруги в центре. Потом они поменялись местами, успели помахать нашему герою и стали отбиваться от какого-то настырного мальчишки, норовящего подплыть поближе и дёрнуть за завязки бикини.
     Через некоторое время Тим очнулся от раздумий и прошёл к буфету. Купил баночку лимонада и вернулся к столику. Вокруг сидели отдыхающие в плавках и купальниках.
     — Поступим так, — решил он. — Вместо Милы с вами пойду я!
     — Как преподаватель? — удивился Заяц. — Но ты же…
     — Как абитуриент. Сяду рядом с вашей воздыхательницей и по ходу дела намекну ей, что знаю вас, что вы женаты и всё такое. Абитур абитуру всегда поверит, я-то ещё помню время, когда сам таким был. Притворюсь столь же новеньким, как и она, а новенькие друг к другу всегда тянутся.
     — И послезавтра специально приедешь?
     — Приеду, конечно, с Настей заодно встречу назначу на после экзамена.
     — А как же ты попадёшь в библиотеку? Имей в виду, там порядки строгие: охрана в камуфляже, абитуру выкликают строго по фамилиям и проверяют паспорта, у членов комиссий специальные пропуска. Обычного студента… да что там — преподавателя обычного не пустят!
     — Ну, это мои проблемы. Детали согласуем позже. А пока расскажите мне всё о том вашем дежурстве. Им, — он посмотрел на часы, — ещё полчаса дурачиться.
     Так и начался рассказ дежурного члена приёмной комиссии Захара Яновича, первые фразы которого мы уже слышали, а студент внимательно слушал и задавал время от времени вопросы.
     — Так вот, бегу я, значит, за коллегами, подбегаю к библиотеке и вижу — стоит вокруг входа толпа.
     — А почему вы бежали за коллегами? — перебили его. — И вообще, расскажите мне обо всём поподробнее, как это тестирование сейчас проходит. Я ведь, когда поступал, сдавал обычные экзамены, устные и письменные, и еле прошёл по сумме баллов. Двенадцать, как сейчас помню, набрал, с нами, межебалльниками, ещё собеседование проводили, чтоб так-себейных от совсем уж хреновых отделить. А сейчас люди, слышал, за двадцать баллов набирают и не проходят. И где-то я слышал о сотенной системе…
     — Изволь, поподробнее так поподробнее. Но о системах баллов давай попозже поговорим, когда к нам девчонки вернутся. В целом картина такая. Каждый назначенный день к восьми тридцати мы, дежурные члены приёмных комиссий, собираемся в комнатке близ штаба ЦПК и проходим процедуру «развода караула». Секретарь приносит толстые папки, читает по порядку, скажем, «Физика», и говорит: «Бибзал такой-то, двух англичан и одного немца», «География — актовый зал, трёх физиков» и так далее. Чтоб предмет и преподаватели не по профилю были. Понял? А спешил я потому, что лучше пост охраны проходить гуртом, тогда они проверяют только первого, а остальных пускают так. И ещё — там всегда толпа абитуры, приходится раздвигать, продираться, и если за коллегами толпа сомкнётся, толкайся сам как знаешь.
     — Да, толпа — это толпа, знаю. Не забыл ещё, как сам толкался. И что, тогда вы её и заметили?
     — Когда поближе подбежал. Издали подумал, что в последнем ряду стоят самые скромные, самые стесняшечки, еле слышат, как техкомиссия фамилии цедит, не расслышивают, испуганно друг у дружки переспрашивают, а мы их сейчас толкать-пихать будем. И верно — стоят только девчушки молоденькие, в джинсиках или бриджах, блузочки скромненькие, ручки тоненькие за спину. Одна, правда, в юбке, но — длинной. Все, в основном, в белом — жара ведь, и на фоне этого белого — малиновое пятно. Ну, подбежал ближе, наши их уже раздвигать стали, чтоб пройти, девочка эта боком поворачивается, и что же я вижу?
     — Да, так что вы увидели, Захар Янович? Кстати, как её зовут, а то всё «та девочка» да «та девочка»? Вы узнали?
     — О, у неё запоминающееся имя — Юлиана. Это я потом в её листке подглядел.
     — И главное — по сезону. Июль ведь на дворе. Да, так что насчёт её одежды?
     — Ну, верхняя половина спины у неё голая, как и у всех, у кого прыщей и родинок нет, и загар лишь чуть-чуть. Самую малость девочка загорела, всё больше занималась, думаю. Волосы тёмные, как потом оказалось — длинные, но тогда она их подобрала, так что со спины я её хорошо разглядел. На ней был розовый лифчик с широкими бретельками, что через плечи, что поперёк спины. И поверх него — вишнёвый топ на тонких бретелечках, причём шли они аккурат посерёдке тех розовых, широких. Наверное, дорожка там сделана или скреплено чем незаметненько. Так вот, вишнёвый этот топик на два пальца обнажает розовую ткань лифчика. И если издали видна малиновая маечка на бледном теле, то ближний взгляд улавливает переход цветов: телесный в розовый и вишнёвый, и обратно — в розовый и телесный, как взгляд по телу не веди. Я, правда, только один и бросил, прежде чем начать протискиваться. Но так всё это аппетитно выглядело! Словно зефир. И впрямь, грудки-то у неё и по форме зефирные. Это я потом разглядел, украдкой, когда по рядам ходил.
     — А снизу — какая одежда?
     — В том-то и дело, что повторила она там перелив цветов: поверх вишнёвых бриджей высовывается поясок розовых трусиков, босоножки красные на розовых носочках. Так что не случайный этот колорит. Я ещё подумал — может, она в худшколе училась. Потом на титульном листе прочитал — какой-то лицей, с уклонами языковым и художественным.
     — Я всё же не понял пока, Захар Янович: кто на кого положил глаз? Вы так подробно её описали…
     — Ну, рассмотрел-то я её хорошо только на экзамене. Привели нас в зал, раскрыли мы папки свои толстенные и стали не разгибая спин трудиться. Каждый титульный лист гнули вдвое и вкладывали оранжевый бланк, белый лист для свободного ответа и серый — черновик.
     — Погодите — а тесты?
     — Нет, тесты мы потом отдельно раздавали, когда они уже заполнили титул и верх бланка. Так вот, тружусь я не покладая рук, а листы-то зацепиться норовят, слипнуться, дело замедляют. Спине невмоготу, разогнулся я с трудом и вижу — стоит Юлиана и на меня смущённо так смотрит. От неожиданности поздоровался я с ней и уже потом разглядел другую абитуру — их техкомиссия привела. Я думаю: чего она улыбается, может, я её толкнул, когда протискивался? Но ничего не говорит. Ну, рассадили мы их и… Ладно, это потом.
     — Наверное, поближе к себе?
     — Нет, просто рукой показывали, куда проходить и садиться. Да и что значит — «к себе»? Мы же не сидим на месте, у нас указание — больше двигаться, не позволять шпаргалить. Ну, и ещё давать советы по заполнению бланков, пока абитура зелёная их не испортила.
     — И что же Юлиана?
     — Вот она-то бланк и запорола. Мы вообще-то русским языком, чётко объясняли: заполнять только код и название предмета, а когда раздадим тесты — ещё и номер варианта. Прохожу, смотрю — моя розо-бело-малиновая уже успела фамилию свою накатать и имя.
     — А это нельзя?
     — Ещё бы! Ведь специально же титульный лист ввели, на нём и пишутся паспортные данные, включая школу и год окончания. Лист этот сгибается вдвое, я уже говорил, и в него вкладываются результаты тестирования. Потом всё это шифруется, ответы разлучаются с титулами и проверяются анонимно. И когда уже отметка выставлена, не вырубить её топором, происходят дешифровка — выставленные баллы находят своих хозяев. А тут грубо ломается вся анонимность!
     — Как вы считаете, Юлиана об этом знала?
     — Тогда я подумал — нет. Кое-кто из абитуры проходил ЕГЭ, а там как раз эти поля и заполняются. Ну, и когда они видят похожий оранжевый бланк, рука сама тянется. Потом, в этих библиотечных залах так неудобно ко всем обращаться! Я встал посередине сидящих и, пока говорил, крутился волчком, чтобы все слышали.
     — Та-ак… А ещё кто-нибудь портил бланки?
     — Да, одну девчонку мой коллега прямо за руку схватил — номер региона она писать вздумала. Конечно, бланк насмарку.
     — А какое поле раньше идёт — этот код или ФИО?
     — Э-э… Код, кажется. Ага, понимаю, что ты имеешь в виду.
     — Дальше давайте. Заменили вы бланки?
     — Да, обеим заменили, но сказали, строго так, что больше не дадим. Я над Юлианой встал и командовал ею, потом ручку из рук выхватил и бланк подальше отодвинул. И строго-настрого велел крестики в квадратики ставить чёткие и буквы писать строго по шаблону.
     — Ага. Уделили девочке внимание, значит. А потом подходили, проверяли?
     — Ещё как часто подходил! Это ж не шутка — запороть бланк. Потом и не обменяешь, ругают нас. Правда, к той, второй, я тоже присматривался.
     — Понятно. Подходили, заботились, переживали за растяпочку… А кроме контроля — советы какие-нибудь давали?
     — Как и всем, пожалуй. Отодвинуть подальше бутылочку с питьём, чтобы, не дай бог, не опрокинулась, не размазывать написанное, больше думать и не спешить заполнять бланк. Ну и тому подобное.
     — И как она — следовала советам?
     — В общем-то, да. Всё у неё было красиво, не смазано. Вот только в части А, где ставят крестики в квадратики, она три последних вопроса пропустила.
     — Как? Почему?
     — Они были на другой странице. Вообще, тесты эти какие-то несуразные: раскрывай их как газету или карту, верти туда-сюда, складывай не знай как… Кроме Юлианы, ещё человека два на это попалось. Ну, и многие ответили не на все вопросы части В — оставляли клеточки пустыми.
     — И вы…
     — Конечно, мы же всё проверяли. Не только я — все мы, дежурные.
     — Но свою работу она именно вам сдавала?
     — Да, мне. Я проверил и обнаружил недочёт. Предложил снова сесть и ответить на последние вопросы. Вернее, спросил, намеренно ли она не ответила, и после «Ой!» и больших глаз уже предложил.
     — Бедная девочка, вероятно, оценила заботу?
     — Ну, какая там забота, мы же многих спрашивали, умышленно ли они что-то пропускали, особенно в части В, или просто недосмотрели. Вообще, это работа наша.
     — Но вы умеете быть заботливым, предупредительным, правда, Захар Янович? Быстро она закончила?
     — Довольно быстро. Но когда снова стала сдавать, выяснилось, что развёрнутый ответ части С не написала — лист чистый. А это, учитывая их конкурс, — чревато.
     — И тут, наверное, вы переборщили с заботой?
     — Тогда я так не считал. Просто обидно стало, что хорошая девчонка просто так баллы потерять может. Отвёл её в сторону, чтобы другие не слышали, и сделал внушение. Что, говорю, совсем ничего не знаешь? Не верю! Наверняка знаешь, только привыкла к заголовкам в учебниках, а чуть вопрос по-другому сформулирован — и пасуешь. Не дури, садись и вспоминай, к какому разделу учебника это относится! Время ещё есть.
     — И она…
     — Да, послушно села и накатала-таки на целый лист сочиненьице. Знала, всё она знала, только кочевряжилась, что не знает!
     — Важный вопрос, Захар Янович: а других вы тоже заставляли свободный ответ писать?
     — Нет, знаешь, как вышло: кто по одиночке с середины экзамена уходил, у тех всё это было, хотя порой и кратко, а когда ближе к концу пошли сдавать толпой, тут уж не до заботы — проверить бы, нет ли мазни. Успевали только спрашивать, намеренно ли они оставляют лист пустым, и заставлять писать номер варианта — многие и это ленились делать.
     — Понятно. И когда Юлиана подошла к вам в третий раз…
     — …то меня чёрт дёрнул. Вроде, проверять больше нечего, но я смотрю — в части В у неё написано СТАЛИН. Ну, я заинтересовался, небось даже в тестах грязь на него льют, развернул. Там — отрывок из отзыва какого-то деятеля о другом и речь вроде бы идёт о Временном правительстве. Спрашиваю: почему Сталин? Она показывает пальчиком на слова «культ личности». Я хотел было возразить, но тут уже потянулись вереницей сдавать — время приспело, я успел только пожелать ей успеха, и на меня насели. Вот, собственно, и всё, что было между нами там, в зале. Вовсе я не хотел её привадить, поверь!
     — Ну, если взглянуть на дело её глазами… А что случилось вне зала? Я так понимаю — после экзамена.
     — Мы запарились принимать ответы. Потом с техкомиссией понесли их в административный корпус, в ЦПК. Шли быстро — так положено. Пришли, сдали всё секретарю и освободились. Вышли все вместе. Смотрю — под деревом стоит моя розо-бело-малиновая. Ну — улыбнулся ей, рукой махнул. Дошли мы с коллегами до перекрёстка, распрощались. Я — по Бермудской, а им всем к «фуражке» — Фуражному рынку.
     — И вот когда вы остались один…
     — Да, тут-то продолжение и наступило. — Заяц устремил взгляд вдаль и задумался.

     Тогда он спешил побыстрее затениться аллеей после душной, несмотря на открытые окна, библиотеки. Перейдя улицу, краем глаза заметил, как меняется цвет светофора и машины начинают приходить в движение. И тут за его спиной послышался визг тормозов и шофёрская матерщинка. Заяц быстро обернулся, шагнул назад, к дороге, и буквально выдернул за руку попавшую меж двух грузовиков девушку, оказавшуюся всё той же Юлианой. Ругань шоферов перекинулась на молодого человека, заставила его закрыть спасённую корпусом и отвести подальше, к началу аллеи. Шоферня не унималась, но тут им забибикали сзади, и постепенно дорожное движение восстановилось.
     — Тебе что — жить надоело?! — испуганно заорал Заяц банальности. — Чего под колёса суёшься?!
     — Я… нет, я… — завсхлипывала девушка, потом обречённо уставилась ему в лицо. — Я боялась вас потерять, Захар Янович!
     — Как — меня? — оторопел тот. — Так ты бежала за мной? И знаешь, как меня зовут? Ну-ка, отойдём! — Они уже начали мешать прохожим.
     — Слышала, как вас коллеги называли. — Цок-цок-цок каблучки.
     — Непорядок, — нахмурились мужские брови. — Мы для вашего факультета — чужаки и должны остаться инкогнито, объективности ради. Да, так что… э-э… ты хотела мне сказать?
     Он заколебался — два раза назвав на «ты», давать задний ход неудобно. Вообще-то не полагается, надо бы поофициальнее, но ладно, видимся в первый и последний раз.
     — Я хотела крепко поблагодарить вас, Захар Янович, за заботу и чуткость. Ещё никто ко мне так душевно не относился, как вы.
     Наш герой немного испугался, будучи наслышан о провокациях. Скажи он «да-да, пожалуйста», и пожалуйста — дело о необъективности готово! Соглашаться ни в коем случае нельзя! Но где нет согласия, там — спор, слово за слово и…
     — Это моя обязанность, — осторожно возразил преподаватель. — Мы с коллегами стараемся хорошо исполнять своё дело, и благодарить тут совершенно не за что. Тем более — с риском для жизни. Видишь — никто больше за мной не бежит.
     — Неблагодарные потому что, — с горечью сказала Юлиана. — Или недальновидные. Я вот думаю: если бы не вы, я бы сколько-то баллов потеряла. Вы в ту сторону идёте? Тогда идите, а я рядом. — Цок-цок-цок каблучки. — Так вот, эти баллы мне, может, решат поступление. А я так поступить хочу!
     — Ты, наверное, слышала, как я многих сдающих работы спрашивал: «Вы уверены?» В том, как пишется то или иное слово и тому подобное.
     — Слышала, — улыбнулась девушка. Сейчас, на солнышке, она выглядела ещё аппетитнее. Розовая, схватывающая груди ткань поблёскивала, вишнёвый цвет смотрелся малиновым и блестел до рези в глазах. — Вы и меня так спросили. Насчёт Сталина и Временного правительства.
     — Ну так вот, а вы уверены… то есть ты уверена, что хочешь поступить именно на политологию?
     — На «ты», на «ты», пожалуйста…
     — Ты знаешь, какие предметы придётся изучать, куда идти работать после окончания? По душе ли будет работа?
     — Ой, нет. Расскажите, а! — Она взяла его под руку.
     — Но я же уже сказал, Юлиана, что совсем с другого факультета. Бросили нас на вашу группу — вот мы и познакомились. Я просто имею в виду, что рано или поздно учёба или работа может тебе надоесть, осточертеть, и ты пожалеешь, что поступила. И если, как ты считаешь, — он всё ещё опасался провокации, — я помог тебе поступить, мне и шишки от тебя ловить. Может, это перст божий заслонил от тебя те последние, неотвеченные вопросы, спутал в голове все мысли перед свободным ответом, а тут вмешался я, неразумный и слабый человек, и нарушил планы Провидения.
     — Это целиком моя вина будет. — Она отвернулась и прошла несколько шагов, потом снова повернула голову к Зайцу: — Вы тогда начали говорить что-то про Сталина, да помешали нам. Я что, не так написала, да?
     Они медленно двигались по аллее посреди Бермудской улицы, и разговор не видел конца-краю. Наоборот, похоже, он только начинался. Начинался с осознания того, что это — никакая не провокация, девочка искренна.
     — Понимаешь, Юлиана, — медленно произнёс Заяц, — твой подход чем-то напоминает «Что? Где? Когда?». У знатоков считается шиком запрятать ответ в вопрос и густо припудрить посторонними словами, запутать следы. Ты находишь, как тебе кажется, эти запрятанные слова — «культ личности» — и отбрасываешь всё остальное, считая, что оно только для отвода глаз.
     — А разве нет? — Большие, ну очень большие глаза. И красивые…
     — Нет! Такой подход к реальным текстам неприменим. Я не знаю, кто автор той цитаты, по которой вы должны отгадать исторический персонаж, но в любом случае он старался не для клуба знатоков. Надо принимать во внимание все, повторяю — ВСЕ слова из цитаты, ничего не игнорируя. Подсказало тебе что-то версию — хорошо, но проверь её, убедись, что она не противоречит ничему из отрывка, тогда и вписывай буковки в клеточки. Нет — ищи что-то другое. Ведь там стояли слова «военный министр» и «министр-председатель», а никаких таких должностей в сталинском СССР просто не было. Это характерно для Временного правительства или даже для монархии Николая II.
     — Но я не знаю никого, кроме Сталина, к кому применяли бы слова «культ личности», — как-то жалобно произнесла девушка.
     — Ох, Юлиана ты, Юлиана! Чего на знаешь, значит — нет? Давай подумаем. Вот если ты хочешь кого-нибудь припечатать солёным словцом, ты выдумываешь это слово сама или пользуешься уже готовым?
     — Конечно, готовым! Чего тут придумывать?
     — Правильно. Готовое слово знают все, его смысл общепонятен, объяснять не надо. Готовые слова можно хоть в три этажа сложить. И вот когда Хрущёв решил на XX съезде припечатать Сталина, он готовые слова взял или сам придумал?
     — Ой! Наверное, готовые. Что же, выходит, «культ личности» до того ко многим людям применяли, а потом это забылось и остался только Сталин?
     — Не знаю, ко многим ли, но кое к кому — это точно. Поэтому надо было вперёд решить, какое это время, какое правительство у власти и кто в этом правительстве мог нос задирать. Конечно, и тогда ошибиться можно, но, по крайней мере, проверяющие над твоей писаниной смеяться не будут.
     — Вы… вы — просто гений, Захар Янович! — вдруг с каким-то придыханием выпалила Юлиана.
     И тут Заяц ощутил, что на его локте лежит маленькая девичья ладошка. И лежит там уже некоторое время, а он только сейчас это осознал. Преподаватель слегка вздрогнул…

     Тим слегка коснулся локтя задумавшегося Зайца, и тот вздрогнул, очнулся от своих воспоминаний, слегка потёр щёку.
     — Ну, она меня догнала на улице, поблагодарила, — с неохотой вспомнил он. — Потом разговор зашёл о её ошибке в тесте, она там Сталина не ко двору вписала. Слово за слово — заговорили и о самом Иосифе Виссарионовиче, хорошо так поговорили. Ну, а на прощанье она говорит — а вас, мол, через несколько дней опять в нашу группу дежурить пошлют, хорошо-то как будет! Тогда уж я вас с бланком не подведу. И вообще — не подведу. Досвиданькнулась и убежала. Я вот и думаю — что бы значили её последние слова? В каком смысле — не подведёт?
     — Только поэтому задумались, Захар Янович?
     — Что ты имеешь в виду?
     — Чмокнула она вас на прощанье?
     — Ну-у… Э-э…
     — Да чего там, догадаться легче лёгкого. Просто из-за «не подведу» вы бы ни перед Милкой не мучились, ни меня бы приглашать не стали. Думаю, всё ясно. Кстати, а чего вы ей про Сталина наговорили? Может, перевернули вверх дном все девочкины представления, вот головёнка у неё и закружилась?
     — Не то чтобы так уж и перевернул. Она и сама, похоже, не верит во всю эту муть, что льют на голову Иосифа Виссарионовича вот уже двадцать лет. Навязчивость отталкивает. Но вот позитивной информации явно не хватает. Я и порекомендовал ей книгу Ю.И.Мухина «Убийство Сталина и Берия», А.Б.Мартиросяна «22 июня. Правда генералиссимуса», книги Суходеева, сайт «За Сталина!»
     — И как она? Память девичья — записала небось?
     — Нет, она только головой кивала, а потом говорит: мне в Интернет негде выходить, а вам? Я тогда к вам на кафедру в сентябре и приду!
     — Хорошо!
     — Что же хорошего, этого мне только не хватало!
     — Я не о том. Хорошо, что ваши показания непротиворечивы. Если бы вы в начале поклялись, что ничего в руках у неё не было, а потом сказали, что она стала рыться в набитой сумочке в поисках блокнота, то…
     — Нет-нет, ничего у неё с собой не было.
     — Вероятнее всего, она уже проходила такое тестирование, знала, что можно, а что нельзя.
     — И всё же испортила бланк?
     — И всё же испортила бланк. Ладно, давайте планировать следующее ваше дежурство. Послезавтра, говорите? Сначала надо проверить, прошла ли она в следующий тур.
     — Проверил уже, — вздохнул Заяц. — Озирался, как шпион какой, боялся с ней там столкнуться. Прошла она. Баллов маловато, если в конце концов зачислят её, то действительно, мне благодаря.
     С воды донёсся особенно истошный визг. Мужчины повернулись. Тот самый хулиганистый мальчишка вцепился в аква-байк и шатал его из стороны в стороны, Настя с Милой визжали, вцепившись кто куда. К берегу подбежала какая-то широкобёдрая девушка в жёлтом бикини, закричала на парня, тот с неохотой отстал и энергично поплыл к центру пруда. Визг затих, заработали красивые девичьи ножки, крутя педали, забрызгала вода из-под лопастей.
     — Та-ак… Теперь уточним технику дела. Абитуриентов выкликают из толпы по фамилиям. И что делает человек после паспортного контроля?
     — Проходит в холл и ждёт, пока наберётся целая группа, тогда их техкомиссия ведёт в зал.
     — И они друг друга не знают?
     — Ну, бывает, что школьные друзья вместе поступают или девчонки познакомились на почве косметики или бутылочки с водой. Но в общем и целом — не знают. Кроме того, они ведь друг дружке конкуренты.
     — Ясно. А вы уверены, что следующий экзамен тоже будет в библиотеке?
     — Это традиция для гуманитариев. Их поступает много — только бибзалы и вмещают. Нет, я уверен, что именно там всё будет происходить.
     — Тогда поступим так. Я проникаю в холл и смешиваюсь с абитурой. Вы мимо нас проходите — меня не знаете. Юлиану могут ещё не вызвать или она будет стоять не на виду, так что постараюсь опознать её по одежде. А если не получится, то она мне сама поможет — поздоровается с вами, вы её до стула проводите, а там и я рядом сяду. Ну, а дальше — дело техники.
     — А как ты проникнешь в холл? Там охрану ставят, строгий пропускной контроль. Я же говорил.
     — Разные есть способы, Захар Янович, — ушёл от прямого ответа сыщик. — Применю один из них. Помните — мы не знакомы, я — всего лишь один из абитуриентов. И коллегам скажите, чтобы не признали меня.
     — Коллеге? Скажу. Постараюсь попасть в пару с человеком с педотделения, он тебя и так не знает. Ну, если выгорит — я у тебя в долгу!
     — Какой там долг! А вот и наши девчонки.
     Они подскочили в ярких бикини, энергично встряхнулись, игриво забрызгав окружающих каплями, весёлые, раскрасневшиеся, и сразу же защебетали, закружили мужчин, отвлекли их от мыслей о заговоре. У Зайца с плеч свалилась гора, и он всецело отдался развлечением с невестой.

     Научно-художественная библиотека представляла собой высокое здание с двумя длинными крыльями под углом, выстроенное ещё в довоенные годы. Время сурово обошлось с ним… Зато чуток помогло местоположение: библиотека стояла на главной магистрали города, по которой с вокзала везли всяких высоких и не очень гостей. Поэтому круглая центральная башня и одно крыло всегда сияли свежим ремонтом. Крылу, протянувшемуся вдоль боковой улицы, повезло значительно меньше, ну, а о тыльной стороне и говорить нечего. На задворках царила самая настоящая разруха. Щербатые стены с вылетевшими кирпичами, давно облезшие рамы с грязными, треснувшими, залепленными скотчем или даже «советской» изолентой стёклами, полные мусора подвальнооконные ямы, ломаные двери, ведущие в подвалы и служебные помещения…
     Одна из таких дверей вдруг со слабым скрипом приоткрылась, и два настороженных глаза быстро и цепко оглядели двор. Поблизости — никого. Взвизгнули петли. Через секунду снаружи у двери уже стоял Ник в типичной позе лентяя, подогнув ногу и давя на дверь башмаком. Просто гуляющий среди хлама молодой человек, остановившийся ненадолго, чтобы, скажем, закурить. Но наш спортивно сложенный герой не курил. Наоборот — он был атлетом, но сегодня оделся так, чтобы атлетичность свою приглушить. Вернее сказать — он оделся под зелёного абитуриента.
     Только что Ник «очистил» своему другу Тиму проход из подвала в холл библиотеки. Подвальные двери рассохлись, из-под ног порскали мыши (крысы?), и единственным настоящим препятствием служила толстая ржавчина на замках. Впрочем, последний замок, в двери с задней площадки в холл, был в хорошем состоянии. Хотя народ здесь по отсутствии вахтенной будки в обычные дни и не пускали, дверь служила свою службу на различного рода конференциях и «открытых дверях». И сейчас Тим стоял за нею, маскируясь, как заправский шпион, и выжидал момент, чтобы скользнуть в холл и смешаться с толпой абитуриентов. Интересно, а есть там уже она, эта толпа?
     Ник отряхнул колени, на которых стоял, возясь с последним замком, чтобы его не увидели из холла, и повертел головой. Двор библиотеки от дорожки, соединяющей это читальное учреждение с административным корпусом, отделяла мощная, чугунного литья стена, и все проходы в ней были наглухо заварены. Не дай бог, начальство какое собьётся с пути истинного и познакомится с изнанкой вуза! Конечно, наш атлет, если надо, мог бы в два счёта преодолеть эту преграду даже без шеста, но… сейчас не стоило привлекать к себе внимание. Его миссия ещё не закончена. Обойдём легально, с другой стороны.
     Ник вышел на боковую улицу и медленно побрёл вдоль крыла, находящегося в умеренно плачевном состоянии. Вот уже и башня, окна холла в ней. За мутным стеклом маячит какая-то фигура с пучком волос на затылке. Наверное, продавщица книжного прилавка. Интересно, он даже в такие дни работает, когда абитуре не до покупок?
     Абитуре действительно было не до книжных сокровищ. Девочки и мальчики кучковались там и сям, чаще — с родителями, дающими последние советы, оправляющими одежду, сующими бутылочки с водой и веера. Ещё немного — и родители отойдут на задний план, а молодёжь столпится возле крыльца, напряжённо вслушиваясь в выкрикиваемые фамилии и иногда, разволновавшись, не сразу узнавая свою.
     Пока же на крыльце стояло несколько дюжих охранников в камуфляже и смотрело куда-то в заоблачную даль, людей упорно игнорируя. Кое-кто ромбом сцепил руки за спиной, другие просто крепко расставили ноги. Надо успеть насладиться минутами власти, сознанием того, что можешь крикнуть любому «Куда?!» Но никто не рвётся, и власть чисто условна. Ждём-с…
     Ник осторожно обошёл кучки людей, кося под абитуриента. Никто из девиц не был одет в бело-розо-малиновое, хотя бело-кисейного и чисто розового хватало. Поэтому он занял позицию недалеко от начала дорожки к административному корпусу и стал там нервно похаживать. Обычно нервность сыщику надо скрывать, здесь уникальный случай — нервничай сильнее!
     Жаркое июльское солнце стояло уже довольно высоко, хотя ещё не было девяти, и то там, то сям слышалось бульканье. Рановато они надуваются, в туалет потом не пустят. Говорят, один раз дело дошло до мокрых джинсов — выписывание ровных буковок с высунутым от усердия язычком отвлекло от сжатия самых важных в тот момент мышц… А вот, кажется, кто-то любит шоколад, может даже, уповает на него. Огромная коробка шоколадных конфет высовывалась из сумки какой-то толстой тётки, расположившейся неподалёку от нашего наблюдателя. Рядом с нею смиренно стояла невинного вида девочка с длинными прямыми русыми волосами, в низких джинсах и остроносых туфельках. Вырез её тонкой нежно-розовой блузочки был довольно широким, но на декольте не тянул, раскинувшись по плечам, и крохотные холмики терялись в свободных складках шёлка. На плечах, пересекая вырез, в лучах солнца ярко блестели пластиковые лямочки — настолько ярко, что бросались в глаза и теряли смысл своей прозрачности. Девочка явно нервничала, стискивала в руках паспорт, мать ободряюще похлопывала её, а потом выхватывала носовой платок и вытирала пот.
     Поразившись различию между щуплостью розовой девочки и громадностью коробки конфет, Ник нарочито зевнул, повернулся — и вздрогнул. На противоположной стороне дорожки стояла девушка с длинными тёмными волосами, чья одежда в точности подходила под описание. В ярком солнечном свете эффект бело-розо-вишнёвого зефира был просто потрясающим, солнце так подчёркивало тенью рельефную ложбинку между пышными «зефиринами», что у нашего героя потекли слюнки. Юлиана (вероятно, это была она) заметила, что на неё смотрят, и Ник по-дружески подмигнул ей, потом отвёл взгляд. Почему бы пареньку и не полюбоваться на красивую девушку, тем более, что она так соблазнительно оделась?
     Он посмотрел на часы, потом устремил взгляд вдоль дорожки. Из административного корпуса начали выскакивать люди с толстыми папками в руках и расходиться в разные стороны. Кто-то пошёл и по дорожке, но знакомых среди них не просматривалось — залов в библиотеке хватало на несколько экзаменов.
     На крыльце тем временем появились члены технических комиссий и, прокукарекав (традиция вуза!), стали выкрикивать фамилии. Они пытались перекричать друг друга, потом, видать, договорились и установили очерёдность. Абитура сбилась в толпу, оттеснив родичей назад, но розовая девочка с матерью остались стоять у дорожки, а Юлиана только чуть-чуть прошла к крыльцу, не вливаясь в толпу.
     Ник последовал её примеру, держась на расстоянии. По другую от него сторону к крыльцу двигалась маленькая группка абитуриентов, в которой выделялась до черноты загоревшая девушка с выкрашенными в три цвета волосами и в каком-то газовом платье, державшемся непонятно как. К ней Ник и обратился, придав голосу тревожность:
     — Не видали, Людмила Леонидовна не проходила?
     — Какая ещё Людмила Леонидовна? — прозвучал естественный встречный вопрос, вверх взметнулись брови, тоже оказавшиеся трёхцветными.
     — Ну, жена Захара Яновича, — как нечто само собой разумеющееся пояснил сыщик и с удовлетворением отметил прерывистый вздох с другого бока, где шла Юлиана.
     — Не знаю никакого такого Захара, — отрезала «шоколадка». — Они нам вообще не представляются, если хочешь знать. Топают по аудитории, как слоны, во все щели нам заглядывают, — она пригладила разлетающееся платье, — а мы там сидим, как голые на ярком свету. Как тут сосредоточишься, знания покажешь? И жаловаться не на кого.
     Ник хотел спросить, не путает ли она тестирование с солярием топлесс — признаки именно такого загара обнаруживал ветер, развевающий незначительную одежонку экстравагантной девицы. Но тут, как бы в подтверждение её слов, мимо них, чуть не оттолкнув, прошло несколько незнакомых мужчин с папками, стали раздвигать толпу. Кто-то, вероятно, толкнул и Юлиану, она пошатнулась, вскрикнула, и мгновенно обернувшийся Ник пришёл ей на помощь, поддержал. Теперь уже вблизи он увидел, как хорошо пригнаны узенькие вишнёвые лямочки к широким розовым, как спереди край топика повторяет чарующие изгибы чашек-«зефирин». Потанцевать бы с такой! Староваты для неё преподы… Но он ограничился тем, что отряхнул её бриджи — девушка коленкой угодила в грядку газона, по закону подлости оказавшуюся свежевскопанной и политой.
     Отвлёкшись на джентльменство, наш герой заметил Зайца только тогда, когда тот сошёл с дорожки и направился к крыльцовой толпе. Преподавателя сопровождал какой-то незнакомый человек среднего возраста с лысиной через весь затылок, в тёмных «шпионских» очках. Ник заметил, что Заяц слегка притормаживал, поджидая своего более грузного напарника. Юлиана радостно вскрикнула и направилась к объекту своего обожания.
     Сыщик мгновенно изготовился к действиям прикрытия, но его опередили.
     — Захар Янович! — послышался голос, сопровождавшийся шлепками старых, разношенных туфель.
     К удивлению Ника (да и оглянувшегося Зайца), голос принадлежал той самой тётке с конфетами. Теперь коробка была у неё в руках, и она пошла вровень с преподавателем.
     — Мы с дочкой просто обязаны вас поблагодарить!
     Розовая девочка двинулась вслед за матерью, и вдвоём они совершенно заслонили Юлиане кратчайший к преподавателю путь. Мгновенно соориентировавшись и поняв, что теперь объект надо прикрывать от двух атак, Ник, ловко ступив, с одной стороны, помешал Юлиане зайти к Зайцу с открытой стороны, а с другой — перекрыл путь розовой девочке, вынудив её отойти от матери и подойти к Зайцу с опасной, открытой стороны. Она пошла в ногу сбоку, спереди пыхтел человек в тёмных очках, а Ник поспешил сзади, как бы спеша влиться в толпу — он же «абитуриент»! Бедная Юлиана оказалась вне игры и бессистемно закружила вокруг.
     Тем временем тётка говорила, не уставая совать коробку в руки Зайцу:
     — Ия у меня такая рассеянная, такая беспомощная, если бы вы не помогли ей, она бы экзамен совсем завалила, наверняка. Десять вопросов девочка просмотрела, ну поди ж ты! Спасибо вам огромное, Захар Янович! Конфеточки-то возьмите, возьмите, полакомьтесь сладеньким.
     Заяц пошёл на хитрость — ухватил папку, которую нёс, обеими руками, но заботливая мать попыталась положить коробку сверху. Тогда он накренил папку, отнекивался, но женщина наседала. Впрочем, это длилось очень и очень недолго.
     Когда до крыльца осталось всего ничего и Юлиана ну никак не успевала пробраться к прикрываемому объекту, Ник вдруг увидел, что она разговаривает с охранником (!), но тут же понял, что это ложная тревога — просто немного похожая одежда. Тогда он принял меры к отражению остающейся атаки. Для этого пришлось прибегнуть к хулиганству: он шагнул вбок, оказавшись за спиной розовой девочки, просунул согнутые указательные пальцы между блестящими на солнце лямочками и ключицами, резко поднял и отпустил: «Щёлк!»
     — О-ой!!
     Крошечные холмики прочертили по колышущейся ткани путь вверх-вниз, девочка схватилась за свои прелести, словно они могли куда-то улететь. Когда она повернулась к обидчику, глаза её горели мягким гневом:
     — Ты чего дёргаешь?! Мама!
     Толстая женщина обернулась, и Ник с удовлетворением заметил, что конфеты остались в её руках, а спина Зайца уже растворяется в толпе.
     — О-о… Извини, пожалуйста! — сказал он Ие, игнорируя начавшую уже было ругаться разгневанную фурию. — Я думал, что это моя одноклассница. Мы с ней так здороваемся.
     Гнев в глазах малышки сразу потускнел, появился интерес. Она оглянулась назад, потом шепнула парню:
     — Правда? — Потёрла себя спереди. — Ну-ка, покажи ещё, а?
     — Иечка, да чего ты с ним цацкаешься, это же хулиган, по роже видать, что хулиган! Конфеты сама отдашь и иди, иди на крыльцо, там тебя, может, выкликают. А ты, хулиганюга чёртов…
     — Извините, — с чувством собственно достоинства произнёс парень. — Я хоть и хулиган, но не чёртов, как вы изволили выразиться, а хулиган хорошо информированный и не взяточник. Заберите свои конфеты, — он прямо-таки втолкнул коробку обратно в руки женщины, — не сможет их ваша Ия передать.
     — Почему?
     — Ты какой язык сдаёшь сегодня?
     — Английский, — застенчиво улыбнулась девочка.
     — А Захар Янович дежурит на немецком. На папку бы его глянули! Да, вон тебя выкликнули, беги!
     На этот раз рука хорошо информированного хулигана пришлась девочке по крепкой джинсовой попке.

     Тим прижался носом к пыльному стеклу. Эге, а прилавок-то книжный работает! Продавщицу он, правда, не видел, зато отчётливо просматривались ряды книг, уходящие вдаль, почти ко входу в холл. Мгновенно созрел план: прикидываясь покупателем, медленно двигаться от одного конца прилавка к другому, а там небольшой шаг вольёт его в толпичку испуганных, мающихся неизвестностью абитуриентов. Толпичка эта вроде бы уже начала собираться — отдельные молодые люди уже входили снаружи.
     Тим сжал в руках паспорт и гелевую ручку — реквизит легенды, резко выдохнул и проскользнул в дверь. Быстро нагнулся над прилавком, зашелестел страницами. Продавщица сонно завозилась в своём углу, потом, поняв, что угрозы её яркообложечному товару нет, снова затихла. Никто не предупредил её, что полдня торгово-потеряны из-за этих чёртовых экзаменов, и грузчиков охрана не пустит…
     Снаружи доносились выкрики фамилий тех, для кого эти экзамены были ещё более чёртовыми. Как долго они провозятся с такой толпой, краешек которой был виден в окошко рядом с продавщицей? Сначала кричат фамилию громко, но невнятно, коверканно, ждут, потом «Нет такого?». Повторяют фамилию по слогам, добавляют имя, и вот кто-то уже вопит: «Я это, я! Дайте же пройти, чего толкаетесь?!» С какой же буквы начинается фамилия Юлианы? По-моему, не с первой. Так что торопиться некуда.
     Тим сделал маленький шаг вбок, протянул руку к приглянувшейся обложке, и тут в паузе между выкриками снаружи отчётливо услышал какое-то бубнение под нос с характерным причмокиванием. Вон оно что!
     Длинный книжный прилавок брал своё начало в укромном закутке, образованном колоннами холла и углом стены, и вот в этом-то закутке сыщик и обнаружил своего однокурсника по кличке Худаныч. Долговязый, худой и рассеянный, тот слыл большим любителем детективов, за что и получил своё прозвище (Who done it?).
     Теперь он стоял, упёршись ногами в прилавок, а мягким местом — в колонну, и увлечённо читал какую-то книжку, вероятно, детектив, взятый с прилавка. Характерное бормотание говорило, что парень глубоко отключился от внешнего мира и целиком ушёл в мир вымышленный, всецело сопереживая героям.
     Тим хлопнул приятеля по плечу:
     — Привет!
     — Ох!
     Тот с трудом оторвался от страницы, поднял на товарища недоумённый, нездешний взгляд, поморгал, потряс головой. Взгляд мало-помалу обрёл осмысленность.
     — Где я? — раздалось со стоном.
     — Вы почти что в тюрьме, товарищ! — не упустил случая ввернуть реплику из «Мы из джаза» сыщик. — На пороге стоит охрана, всех впускает и никого не выпускает.
     — Правда?
     Худаныч положил книгу на прилавок, потёр руками уши, лицо, снова помотал головой.
     — А времени сколько сейчас? — спросил он.
     Тим посмотрел на часы.
     — Почти девять.
     — Блин!
     Парень хорошо разыгрывает легенду! Как натурально он изобразил отрешённость! Правда, раньше он детективными делами самостоятельно не занимался, помогал по мелочам агентству «Ник-н-Тим», но вот сейчас, видно, чего-то затеял. И как он только сюда забрался, раз не через подвал?
     — Помощь нужна? — спросил Тим как сыщик коллегу, заодно дав понять, что комедию дальше ломать незачем.
     — А… почему охрана? Труп нашли? Ещё не нашли же! — Он посмотрел на положенную книжку, на обложке которой красовался этот непременный атрибут всякого детектива.
     — Да какой труп, очнись! Экзамены тут идут, тестирование. Разве ты тут не из-за них? Мне-то скажи, чего уж!
     Они перешли на шёпот, заметив оглядывания. Тим расположился так, чтобы видеть набегающую на глазах толпичку. Девушки в нужной одежде пока не просматривалось. И что же он узнал?!
     Оказывается, Худаныч ранним утром должен был выехать на дачу, но протелился, несколько раз возвращался домой за забытыми вещами для дачи и на первую электричку опоздал. Вторая отходила через сорок минут. Лотка, который помог бы скрасить ожидание, на вокзале не просматривалось. То есть лоток был — но чисто газетный. А в десяти минутах ходьбы — библиотека alma mater с длинным книжным прилавком! Худаныч бросил вещи в камеру хранения и полетел к любимым книгам, успев до появления охраны. Книжки его и подвели. Время, названное Тимом, означало, что пропущена не только вторая электричка, но и третья, отходящая через издевательские пять минут. Четвёртая шла только через два часа…
     Конспирация помешала Тиму расхохотаться.
     — А ты-то как сюда попал, раз там охрана? А-а, понимаю — нелегально. Дело, да? Может, помощь нужна? Мне теперь спешить некуда.
     Сыщик знал, что начитанность детективами далеко не всегда идёт рука об руку с оперативным мастерством, да и не планировал он помощника, кроме Ника, действовавшего снаружи. Но… А что, если дело обернётся так, что помощник в коридоре будет полезен? Или даже — необходим. И дело не очень секретное, можно посвятить. Рискну!
     — Слушай, — губы Тима почти касались уха приятеля. — Среди абитуры есть девица по имени Юлиана. Она положила глаз на нашего Зайца на прошлом экзамене и будет приставать к нему сегодня. Я под видом абитура сяду рядом с ней и прикрою Зайца, убежу её, что он женат и дело глухо. В общем, расстрою планы. Если хочешь помочь, подежурь в коридоре, а!
     Загоревшиеся интересом глаза Худаныча с пониманием осмотрели «легендарный» реквизит, пробежали по скромной рубашечке и брючкам, помогающим косить под новичка из сельской местности.
     — Как она выглядит? — тихо, по-деловому спросил он.
     Тим коротко описал одежду. Приятель слегка повернул голову.
     — Вон там стоит такая, — всё так же тихо прошептал он. — То есть верх такой, а снизу — джинсы. Лицо какое? Глаза, нос, губы… — Он сел на своего конька.
     — Я же её сам не видел, а Заяц не сказал, — оправдывался сыщик. — Она обещала, что точно так же оденется, раз ему понравилось. Где? Хм-м… Похоже, она. Пошёл. Так ты будешь в коридоре?
     — А джинсы?
     — Ну, испачкала бриджики свои или это… Критические деньки, а под тонюсину-то ничего не подложишь. Если не появится ещё одна…
     В это время от двери послышались громкие голоса охранников «Куда?!», и через несколько секунд в холл вошёл Заяц в сопровождении какого-то типа в тёмных очках и с лысиной через весь затылок. Оба несли толстые папки.
     — Еле отвязался… — донеслось до друзей. — Шоколад… Немцы где у вас?
     — На втором этаже. Туда идите, — махнула рукой тётка, видать, вышедшая изнутри здания.
     Преподаватели прошли внутрь и застучали подошвами по лестнице.
     — Пора! — решил Тим. — Будь!
     Он медленно двинулся вдоль прилавка, а когда дошёл до конца, невинно оглянулся и шагнул прямо в гущу абитуриенток. Кисейные блузочки, проглядывающие лифчики и голые пупочки сразу же окружили его.
     От Худаныча не укрылось, что та самая девица слегка вздрогнула, увидев Тима. Чуть-чуть колыхнулась её аппетитно-розовая грудь, смутилось лицо. Погодите-погодите, но только что Тим сказал, что не видел Юлиану. А она, похоже…
     Но тут в холл вошла невысокая молодая женщина с короткой стрижкой и в джинсах. В руке у неё был какой-то листок. От абитуры она резко отличалась властностью, решительностью.
     — Немцы все собрались? — раздался её резкий голос.
     — Все-е! — нестройно ответили собравшиеся.
     Худаныч чуть не завопил, что спрашивать так бессмысленно, ибо разве могут это знать практически незнакомые друг с другом люди. Но вопрос был задан лишь для очистки совести и привлечения внимания.
     — Тогда — вперёд, на второй этаж! — скомандовала девица из техкомиссии. И уже тише: — К преподавателям по-немецки не обращайтесь, они в нём ни бельмеса не… — Конец фразы утонул в шуме, шарканьи подошв, цокоте каблучков.
     Холл опустел. Худаныч хотел вернуться к прерванной логической цепочке, но тут снаружи снова зазвучали выкрики фамилий. На этот раз старался мужской гортанный голос. Наверное, собирает «англичан», вон как напирает на конечное «офф»!
     Наш герой немного прошёлся туда-сюда. Тиму он, вообще-то, не обещал дежурить в коридоре, но что, если тот понял так, что обещал? До электрички уйма времени. Проникнуть наверх удобнее всего именно с этой группой, в которой никто его не зна…
     Он просмотрел, когда она появилась. Но сейчас она стояла в середине реденькой ещё толпички, неспособной заслонить человека. Девушка, одетая в точности так, как описал Тим. Девушка с какой-то тенью на лице, покусывающая губки и проявляющая нервозность.
     Худаныч опустил голову, устремил невидящий взор на книги и задумался. Что всё это значит и что делать? Почему девиц двое? Не окликнуть ли эту «Юлиана!»? Не ушёл ли Тим по ложному следу?
     Гортанный голос уже еле хрипел, выкрикивая последние фамилии, когда наш герой очнулся от раздумий, так ничего и не решив. Его взгляд падал на обложку какой-то книги, и он машинально отметил, что это «Алые паруса» Грина. Алые паруса… Но что же всё-таки де… Чёрт побери! Алые паруса!!!
     Худаныч схватил книжку обеими руками, приблизил к глазам, чуть не поцеловал. Заметив резкий жест, зашевелилась продавщица, встала, позёвывая.
     — Покупать будете? — натужно улыбнулась она.
     — Нет! — прозвучал резкий ответ, руки вернули томик на место. — Не книгу. Дайте мне, пожалуйста, обложку для паспорта и чёрную гелевую ручку. Да, и ещё вот этот, — он ткнул пальцем, — русско-немецкий разговорник.

     Тим и Заяц не подали виду, что знакомы. Сыщику удалось на пути сюда оказаться рядом с предполагаемой Юлианой, но оставалось ещё более трудное дело — найти два места рядом. К его удивлению, девушка сама взяла его за руку и отвела к ряду через проход от раскрытого окна, быстро села на стул. Студент опустился на соседний.
     — Терпеть не могу болтать с девчонками, — послышался игривый шёпот. — За это выгоняют. А ты, я вижу, серьёзный и, — после небольшой паузы, — умный.
     Удача! Тим оглянулся на Зайца, тот кивнул и уступил этот ряд своему лысоватому напарнику, а сам перешёл на другой конец. Шаркали подошвы, шуршали раздаваемые листки, дежурные вполголоса пересчитывали абитуру.
     — Хочешь? — Юлиана протянула ему бутылочку с лимонадом. — Или, может, шоколад? — Зашуршала фольга.
     Тим, изучая обстановку, машинально взял предложенное, повертел в руках. Бутылочка оказалась невскрытой. Он вернул её соседке и предложил начать самой.
     — Я не хочу пока, — прозвучал девичий щебет. — Поставлю посерёдке, хорошо? Если захочешь — пей, меня не спрашивай. И шоколад весь твой.
     Почему весь? Но в это время Заяц громко сказал:
     — Пятьдесят семь!
     А на папке, на которую Тим, входя, бросил взгляд, значилось 61. Значит, ему без проблем достанется комплект. И правда, вскоре напарник Зайца положил перед ним тонкую стопочку листков с оранжевым оттенком.
     — Кто хочет в туалет? — прозвучал традиционный вопрос.
     — Покажи мне, а? — обратилась Юлиана к Тиму.
     В числе нескольких нетерпеливых они вышли, и студент повёл её в нужное место. Остальные отстали… Нет, не отстали — они шли за ними как за гидами! Не выдал ли он себя? Ладно, по легенде он писал тут историю и не только писал, но и писал. А Юлиана, небось, терпела или вообще не нуждалась.
     Вышедшей вскоре девушке понадобился носовой платок, который джентльмен не замедлил ей протянуть, потом, уже возвращаясь в зал, она начала оправлять одежду, да так, что Тим невольно увидел слишком много. У него вдруг мелькнула мысль, что вишнёвый цвет топика — это на самом деле облагороженный цвет женских сосков, разлитый находчивым модельером по большой поверхности одежды. Почему же она завлекает его, а не Зайца? Девушка подзатянула ремень низких джинсов, виляя бёдрами, но, кажется, не столько подзатянула, сколько ослабила, спустив джинсы ещё ниже. Не преминули выглянуть жёлтые трусики, наверное, от бикини. Где-то он такую же агрессивно-блестящую желтизну видел…
     Бросит ли она влюблённый взгляд на Зайца, когда вернётся? Хм-м, не похоже что-то. Или это хитрость? Может, она хочет вызвать его ревность, кокетничая с первым попавшимся абитуриентом? Тогда подыграю! Да так подыграю, что Заяц уверует, что это моя девушка (как неизвестного абитуриента, конечно, а не как Тима) и к ней повернётся полным нулём. Собственно, о нуле они и договаривались, вот только теперь нуль этот станет более солидным, обоснованным…
     Джентльмен чуть-чуть переставил стул леди, подальше от сквозняка, осведомился, комфортно ли ей, усадил за плечи, сел сам.
     — Не разговаривать! — неслось с преподавательского места. — Внимание! Приступаем к заполнению бланков.
     Юлиана выказывала полную беспомощность. Она не знала, что заполнять клеточки надо слева, что название предмета пишется пятью буквами, а не шестью, что номер варианта надо писать в «служебных отметках», а не в «номере варианта», и Тим несколько раз в последний момент отводил кончик гелевой ручки, грозящий запороть бланк. Заполнять (фактически — портить) свои бумаги ему было некогда. Зато контакт никогда не ограничивался мимолётностью — парень отводил не ручку, а всё предплечье девушки, гладил, шептал на ухо, как надо писать. Зайцев напарник хмурился, а однажды подошёл и сурово прошептал:
     — Вот начнётся тестирование, и вы у меня угомонитесь!
     — Заполняем титульные листы! — гремел из центра зала Заяц.
     Девушка и тут умудрилась проколоться, написав «пол-литология». Потом она усердно, высунув кончик языка, выписывала чуть ли не готическими буквами «по немецкому языку», сразу перескочила на школу, начав писать «колледж» с одним «л»… В общем, Тим усердно соединял приятное с полезным и даже немножечко устал.
     И вот, отдыхая и подумывая, не измарать ли легенды ради свой собственный бланк, он вдруг увидел, что соседка вслед за своей фамилией пишет сразу отчество, оставив место для имени.
     Ага, кокетничает, цену себе набивает! Очень мне хочется знать, как её зовут! А я в окошко попялюсь и своё имя тоже писать обожду. Эге, да она быстро накатала слово посерёдке и сунула листок под черновик. Ну, кокетка ты, кокетка!
     В ряду уже раздавали тесты. Вот суровый Зайцев напарник всё ближе, ближе, вот сунул Юлиане листки в руку, стал захватывать комплект для Тима. В это время сыщик приподнялся, протянул правую руку за тестами, а левой оперся на стол, угодив как раз на черновик соседки. Сделав вид, что поскользнулся, смахнул серую бумажку и потянул к себе титульный лист. Подыгрывать — так подыгрывать!
     — А-ай! — послышался тихий, но полный отчаяния крик.
     Девушка потянула титул к себе, а Тим, схватив бумажки и плюхнувшись на своё место, продолжал его придерживать. Серая бумага начала трещать, и тут парень отпустил её. Глаза его округлились.
     — Сильвия?! — вскричал он, забывшись.
     — Потише! — бросил раздатчик, повернув голову. Он протягивал тесты уже следующему столу.
     Девушка выждала, когда он шагнёт ещё дальше, и лукаво улыбнулась:
     — Да, меня так зовут. А тебя как?
     — Тимофей, — буркнул озадаченный парень. — Можно просто — Тим. — Он задумался.
     — Красивое имя, — томно протянула девушка. — А тебе «Сильвия» нравится?
     — Да сколько же можно предупреждать?! — вдруг взорвался дежурный. — Русским же языком сказано — не раз-го-ва-ри-вать! Тем более — в полный голос. Можно подумать, что вы сюда флиртовать пришли!
     — Молодость, — извиняюще-понимающим тоном произнёс Заяц, двигавшийся с пачкой тестов по соседнему ряду. — Весна… то есть жара, девочки полураздеты. Но вы, друзья, всё же ведите себя потише, а то мы вынуждены будем реагировать. Потом наговоритесь. — Он продолжил шествие с раздачей налево-направо.
     Юлиана, невероятным образом превратившаяся в Сильвию, наступила Тиму на ногу, лукаво улыбнулась, показала глазами на лимонад, на шоколад. Но парень мотнул головой и глубоко задумался. Тикали часы. Впереди было полтора часа.

     Зажав в руке свежекупленный реквизит, Худаныч вместе со всеми взбирался на третий этаж, уготованный для «англичан», и пытался пробиться поближе к «зефирной» девушке. Подход не получался. Они то сходились, то расходились, подчиняясь не столько собственной воле, сколько законам движения толпы. Чёрт, да ведь так он не сможет сесть с ней рядом! И тогда, в очередной раз сблизившись, наш герой протянул за чужой спиной руку и коварно нажал на застёжку ремешка сумочки. Ремешок расстегнулся, прошелестел по плечу, сумочка свалилась на лестницу и под ногами идущих взорвалась дюжиной женских мелочей.
     — Бли-ин!
     Сыщик на все сто использовал самим собою же созданный шанс. Пока остальные злорадно хрустели имуществом конкурентки, он присел и стал спасать из-под ног стада слонов всё, что можно было спасти. Владелица сумочки, чуть не плача, ползала рядом с ним, пачкая в лестничной пыли свои вишнёвые бриджи. Джентльмен, конечно, их отряхнул, потом осмотрел сумочку и со знанием дела защёлкнул так некстати расстегнувшийся замочек. Так они оказались позади всех и дальше пошли вместе, улыбаясь друг другу как старые знакомые. Идти, впрочем, оставалось недалеко.
     Когда девушка разочарованно вздохнула-всхлипнула, увидев дежурными двух женщин, Худаныч больше не сомневался, что именно она — Юлиана, а Тим пошёл по ложному следу. С трудом, двигаясь вдоль бесконечных рядов, они нашли два свободных места рядом. Англичан было гораздо больше, чем немцев.
     Дежурные не разгибая спин собирали комплекты материалов. Потом одна из них, помоложе, подняла голову и, увидев полный зал, пошла готовые комплекты раздавать. Пожилая осталась у стола и удвоила усилия, её руки так и мелькали, так и мелькали, а губы так и поплёвывали на пальчики, так и поплёвывали, со лба брызгал пот…
     Юлиана сидела как на иголках и всё время озиралась.
     — Какой большой зал! — говорила она непонятно кому. — Здесь должны дежурить трое. Нет, сюда обязательно должны прислать третьего дежурного!
     — Не пришлют! — сказал сосед с мрачным выражением лица.
     — Почему?! — чуть ли не взвизг.
     — Потому что немецкий язык сложнее английского, там больше шпаргалят, больше шпаргалки ловят и больше отсеивают. Там каждый дежурный рентабельнее. А здесь, к тому же, всё на виду.
     Действительно, столы и стулья были какими-то лёгкими, почти ажурными. Что поделаешь — финансы! На солидную академическую мебель у библиотеки попросту не хватало денег.
     Юлиана как-то жалобно посмотрела на Худаныча и отвернулась, поднесла ладошку к губам, закусила ноготки. У парня тоже были причины расстраиваться. Дежурные о чём-то пошептались, сойдясь, потом начали считать абитуру по головам. Значит, кому-то не хватило комплекта, и сейчас запросто вычислят лишнего.
     Так и произошло. Одна из женщин, с трудом сложив в голове два числа, сказала:
     — Сто тринадцать. А тестов у нас…
     — Сто двенадцать, — откликнулась вторая, взглянув на папку.
     — Да, один лишний.
     Они помолчали, потоптались. Потом пожилая неуверенно сказала:
     — Товарищи! То есть господа! Ну, в общем, дорогие абитуриенты! Вас на одного больше, чем должно быть. Никто не попал сюда по ошибке?
     Огромный зал загудел. Все с недоверием оглядывали друг друга. Те, кто был рад потоптать на лестнице имущество конкурентки, сейчас злорадно предвкушали радость от того, что скоро отсюда с позором выведут их конкурента.
     — А какой язык здесь пишут? — вдруг крикнул Худаныч.
     — Английский. — И с надеждой: — Может, среди вас немцы затесались, а? Или французы?
     И тут наш любитель детективных сюжетов испытал одно из сильнейших потрясений в своей реальной жизни. Юлиана вдруг медленно встала и небывало твёрдым голосом произнесла:
     — Да, я немка. Отведите меня к… ну, туда, где пишут немецкий.
     Вот это любовь! Решиться завалить вступительный экзамен ради лишней встречи с любимым человеком… Нет, такую жертву он ей принести не даст! Худаныч тоже встал:
     — Я тоже немец. Их бин дойч, — воспроизвёл он фразу из только что купленного немецкого разговорника и поймал на себе удивлённый взгляд соседки — языка она явно не знала.
     — Это какая ещё «дочь», какая «дочь»?! — почему-то возмутилась пожилая. — Я вот покажу тебе дочь… мать… У нас тут с этими, — она агрессивно ткнула рукой в зал, — за полтора часа крыша поедет, а тут ещё и посторонние набиваются. Может, ещё кто не туда приблудился? — Под её строгим взглядом начавшийся было шумок улёгся. — Нет больше засланных? А ну, шагай отсюда, немчура рассеянная!
     Юлиана ещё больше почувствовала себя мученицей, втянула голову в плечи, но тут вмешалась молодая дежурная:
     — Погодите, Аполлинария Макаровна, их же нельзя одних отпускать! По правилам, никто из аудитории выходить не должен. Надо позвать техкомиссию или ещё кого…
     — Позовите дежурного от немцев, — отчаянно попросила Юлиана, но её никто не услышал.
     После небольшой неразберихи в зал вошла невысокая пожилая женщина, излучающая уверенность.
     — Эти? — спросила она.
     — Эти самые, — подтвердили ей.
     — Ясно. Пошли!
     Ни одного лишнего слова! Парень с девушкой под гробовое молчание зала вышли и поплелись по коридору под присмотром седовласой. Но Худаныч не собирался сдаваться без боя. Проходя мимо туалетов, он попросил:
     — Отпустите нас сюда, пожалуйста. Юлиане умыться надо, и вообще…
     — Познакомились уже, — усмехнулась провожатая. — Ну давайте, только скоренько.
     Худаныч вошёл в мужскую часть туалета. Здесь он бывал не раз и знал, что она отделена от женской не сплошной стеной, а хлипкой перегородкой, не доходящей до пола на фут, а сверху кончающейся на уровне макушки баскетболиста-рекордсмена. Подпотолочное пространство было у туалетов общим, так что завхоз экономил ещё и на лампах.
     Студент присел у прогалины внизу и прислушался. Скрип дверки кабинки и короткий льющийся звук говорили об использовании туалета по прямому назначению, потом каблучки подцокали и замолкли, видать, перед раковиной.
     — Юлиана, а Юлиана! — понижая голос, крикнул Худаныч в щель снизу.
     — А-ах! Кто… кто это? Ты что, подглядываешь?
     — Это я, твой сосед по столу. Да не глядел я, сама попробуй — голова не пройдёт. Присядь рядом и слушай меня внимательно. Присела? Так вот, я знаю, что ты положила глаз на нашего Захара Яновича, но это ты зря. Он женат и после того экзамена, когда ты его провожала, ну, о Сталине ещё речь шла, он говорил с тобой как с абитуриенткой и просто человеком, вступающим в жизнь. Мне очень жаль, но так вышло, понимаешь? Жизнь так распорядилась, что жену он раньше тебя встретил. Ты что, плачешь? Слушай, не надо, а? Возвращайся-ка ты на свой английский. Немецкого ты не знаешь, я это уже понял. Ну… Да что с тобой?
     Уже не всхлипывания, а рыдания заполняли туалет. Хорошо, что, кроме него, здесь никого не было.
     Худаныч вышел из туалета и сказал поджидавшей их провожатой, уже начавшей беспокойно прислушиваться к плачу:
     — Глупая девочка. Она ведь мне как сестра. Но вот съездила прошлым летом на экологические сборы в Германию и влюбилась там в одного немчика. Вбила в голову, что если будет сдавать экзамен не по немецкому, то как бы изменит ему. И ведь язык-то толком не знает, устно только, да «их либе дих», английский у неё основной. Еле я её затащил на него, а она вот снова в немецкость бросается. Помогите мне с ней справиться, а! Слышите, как она убивается?
     — Что ж раньше-то молчал? — Строгая тётка на глазах исчезла, перед ним стояла добрая бабушка. — Иди, внучек, иди, и за сестрёнку свою не беспокойся. Успокою я её, усажу за аглицкий этот ваш язык и сама рядом сяду. Как миленькая, напишет она тесты, никуда не денется. Иди-иди, я ею сейчас займусь.
     Худаныч ушёл, но через два шага вернулся, снова зашёл в мужской туалет и услышал весь разговор между безутешной молодой и заботливой пожилой женщинами до самого конца, до стука двух пар подошв в правильном, «английском» направлении.

     Согнутый указательный палец постучал в дверь, и сразу же за ней раздалось забавное:
     — Ку-ку! Прошло полчаса!
     Не растревожил ли он кукушку? Но вот в приоткрывшейся двери показалось красное от куковейной натуги лицо напарника.
     — Захар Яныча можно на минутку? — спросил Худаныч.
     — Момент!
     Через несколько секунд в коридор вышел размякший от жары Заяц, прикрыл за собой дверь и удивлённо уставился на студента.
     — Захар Янович, — торопливо сказал тот, — мы с Тимом работаем по вашему делу вместе, и я в курсе всего. Юлиана сейчас сидит среди англичан и пишет тест. Если вы проявите осторожность при выходе, то с ней не столкнётесь. А Тима надо отсюда увести. Она к нему липнет, да?
     — Не то слово! Но как же его отпустить? Если просто так, то подумают, что я подсуживаю ему, незаконно отпускаю «в туалет» — шпаргалить. Все сразу туда попросятся.
     — А вы его выгоните. Навсегда и бесповоротно!
     — Хм… Можно бы. А под каким предлогом?
     — Вот. — Худаныч вынул из кармана несколько листков, вырванных им из немецкого разговорника, смял в шарик. — Шпаргалка вроде. Подбросьте ему аккуратненько, а потом найдите, наорите и выгоните. И чем страшнее наорёте, тем громче мы на выходе посмеёмся.
     — Это мысль! Ты здесь будешь?
     — Пока да. Охрану, я слышал, через полчаса снимут.
     Заяц сунул смятые листки в карман, вернулся в зал. Лысая голова коллеги мелькала где-то в задних рядах, он даже отнёс туда стул и уселся. Преподаватель присел за стол, зевнул, посмотрел на часы, перебрал бумаги на столе, потом как бы нехотя встал и двинулся в очередной обход. Сильвия «липла» к Тиму, он не очень-то ей поддавался, но иногда был вынужден чем-то отвечать, дабы не быть уж очень невежливым.
     Проходя мимо них, Заяц незаметно вынул из кармана комок бумаги, уронил его себе на ботинок и слегка подфутболил под стол. Дело это было новое, силу он не рассчитал, и, главное, не видел, куда именно улетела улика. Не замедляя шаг, он двигался по рядам и буравил глазами склонившийся над бумагами народ. Ух, шпаргальщики, погодите у меня!
     Напарник тем временем встал со своего стула у дальней стены и, ускоряя шаг, двинулся по соседнему ряду навстречу Зайцу. Лицо у него было какое-то сосредоточенное. Неужто так жажда обуяла, что несётся на всех парах к бочонку с водой? У входа стоял такой с башенкой одноразовых стаканчиков рядом.
     Заяц обратил внимание на девушку, которая так улезла попкой вперёд, что почти легла спиной на отодвинутый назад стул. Предлог ясен — поближе к оконному свету, но видно же, что перекатом грудей под лёгкой тканью хочет заинтересовать сидящего рядом паренька. Сделать замечание? Нет, покашляю тактично и пойду выгонять Тима.
     Сзади вдруг послышался победный голос напарника:
     — Эге! А это что такое?!
     Заяц чуть не выругался и бросился назад. Его коллега держал в руках ту самую шпаргалку. Вот на что он кинулся, аки ястреб, с другого конца зала!
     — Где вы её нашли, Альфред Иннокентьевич?
     — Да вот отсюда выкатилась.
     Он указал на стол Сильвии и Тима. Чёрт, как сильно он двинул ногой, раз шарик пролетел под всем столом! Но сделанного назад не прокрутишь, надо выворачиваться вперёд.
     — А по какую сторону, здесь же перегородка на столе?
     — Вот по эту. Точно, по эту!
     «Этой» как раз была сторона Сильвии и Тима. Повисла пауза. Потенциальные подозреваемые склонились над своими бумажками, стараясь не подавать виду, затем всё же подняли головы, над которыми сгущались тучи.
     — Кто из вас шпаргалил? — негромко, но зловеще спросил Альфред Иннокентьевич. — Повторяю: кто именно? Или, — пауза, — выгоняем обоих.
     У Зайца отвисла челюсть, когда он увидел, как Сильвия встала и, глядя прямо в глаза мужчинам, чётко произнесла:
     — Это шпаргалила я. Он, — кивок, — тут ни при чём. — Глубокий, безысходный вздох. — Выгоняйте меня!
     Преподаватель быстро вернул самообладание и выхватил из рук коллеги шпаргалку, пока самооговорщица её как следует не разглядела.
     — Учебно-справочные материалы, как и сумочки, и сотовые телефоны полагается оставлять на столе у входа, — размеренным, «юридическим» голосом произнёс он. — Так?
     — Так. А я вот не оставила. Выгоняйте меня, не мешайте ему писать.
     — Так вот, и требования к этим вещам предъявляются одинаковые. Сумочки и сотовые вы поднимаете, показывая всем, доказывая, что они ваши. А чем ты докажешь, что это твоя шпар… учебно-справочный материал?
     Настал черёд удивляться Сильвии.
     — Но я же созналась!
     — Это ничего не значит, — продолжал Заяц, сам поражаясь собственной находчивости. — За дверью тебя, может, адвокат ждёт и он первый нас спросит, чем мы докажем, что это именно твоя шпора? И посоветует отпереться от устного, не под присягой сделанного признания. А вот ещё был случай, — сочинял он на ходу, — на одном тестировании одна девица положила глаз на шпору соседки и попыталась выхватить, но нашумела. И когда их накрыли, объявила эту шпору своей. Вылетела, конечно, зато «учебно-справочный материал» ей вернули и она с ним блестяще сдала в другой вуз. В несколько мест сразу она поступала. Так что не тяни кота за хвост и доказывай, доказывай, что это твоё.
     На них пялился уже весь зал, гудя.
     — Ну, опиши её, — посоветовал ошарашенной девушке Альфред Иннокентьевич, чтобы разрядить обстановку. — Это «гармошка» или блокнотик?
     — Это… это… несколько листков, вырванных из книжки, — медленно, как по минному полю шла бедная девочка. — Да?
     — Верно, — нехотя согласился Заяц. — А сколько листков?
     — Сколько? Я вырвала… да, кажется, четыре или пять. Я смотрела только, чтоб весь материал захватить. — В носу у неё защипало. — Да нет у меня никакого адвоката, — вырвалось истерическое. — Если не выгоните — сама уйду!
     — Спокойно, спокойно, — попридержал Захар Янович её за плечи. — Все говорят, что у них нет адвоката, и все потом претендуют на моральный ущерб. Не нервничайте, — он заглянул в её титульный лист, — Сильвия Брониславовна, и скажите, из какой книжки вы рвали… э-э, экстрагировали листки.
     Девушка упала духом.
     — У меня… такая немецкая книга, без переплёта… не знаю, как называется…
     — Хитрости не помогут, Сильвия Брониславовна. Назовите нам книгу точно.
     Она обречённо вздохнула.
     — Коллежский учебник Пиркешвайера.
     Повисла пауза. Заяц разгладил листки, присмотрелся, наморщил лоб.
     — Неправда! — вдруг послышался из-за двери ликующий голос Худаныча. — Русско-немецкий разговорник Реваншке! Страницы с такой-то по такую-то. Куплен в холле.
     Все растерялись. Заяц проверил страницы — всё точно. Нашёл даже колонтитул крошечным петитом — и вправду, Реваншке.
     — Нехорошо, Сильвия Брониславовна, — покачал головой Захар Янович, чувствуя себя настоящим прокурором. — Вводите дознание в заблуждение. Очень нехорошо.
     — Тогда выгоните меня за враньё! У меня и вправду где-то шпаргалка спрятана. Из учебника Пиркешвайера как раз. Я думала, это она вылетела. Где же она у меня? — Руки с трудом провернулись в карманах джинсов, потом завозились под топиком, чуть его не стащив.
     Внезапно Альфред Иннокентьевич взял её за запястья и положил ладонями на стол, прижал к нему.
     — Только нам стриптиза не хватало!
     — Подержите, подержите её чуток, пусть угомонится. А вы, молодой человек, — Заяц с трудом подавил смех, — поскольку быть этой шпаргалке больше ничьей, ну-ка, марш отсюда!
     — Тим, не уходи, они не имеют права!
     Студент замешкался, но тут сообщник ему чуть-чуть подмигнул, кивнул на приоткрытую Худанычем дверь и был правильно понят. Понурив голову, изображая великую вину, Тим медленно вышел.
     Сильвия разрыдалась. Заяц пожал плечами и пошёл успокаивать взбудораженные ряды, а Альфред Иннокентьевич сел на освободившееся место и долгим отеческим взглядом посмотрел на безутешную девочку, потом что-то сказал ей на ухо, положил перед ней отодвинутые в пылу страстей листки, подал ручку. Она кивнула и вытерла слёзы услужливо поданным носовым платком. Послышался прерывистый вздох, скрипнул стул, ручка зависла над черновиком. Дело шло на лад.

     Сильвия вышла на крыльцо, улыбнулась солнышку. В туалете она смыла все следы слёз, и теперь о перенесённом потрясении напоминали только редкие конвульсивные вздохи.
     А это кто стоит там, на дорожке? Неужели Тим? Тим ждёт её! Её, хоть она и не смогла защитить его! А что это за долговязый рядом с ним?
     Долговязый, когда она со смущённой улыбкой подошла, ловко шагнул и оказался у неё за спиной. И вдруг ухватил её за топик ниже подмышек, не задев широких розовых лямочек, движением вверх выдернул из-под джинсов и затрепетал, затрепетал лёгкую ткань. По малиновому морю пошли волны, налетавшие и разбивавшиеся о два розовых валуна. Почуяв щекотку, Сильвия рассмеялась, но из хулиганских рук вырываться не стала.
     — Алые паруса, да? Алые паруса? — приговаривал тот, шутовски дуя на ткань.
     Тим, улыбаясь, протянул ей книжку, купленную-таки с того самого прилавка.
     — Держи! Алые паруса! И кто же из нас Грэй, а кто — Ассоль?
     — Ой, не могу! — визжала счастливая девчонка. — Щекотно же, ну! Пусти, пусти же. Ай! — Она аж присела, но одежонку её продолжало парусить.
     Наконец Худаныч отпустил её. Задыхающийся смех стал счастливым, потом начал утихать. Немногие прохожие косились на балующуюся молодёжь, но здесь и не такие сцены разыгрывались, когда оглашались результаты тестирования.
     — Пойдёмте в летнее кафе!
     — У меня электричка, — предупредил дачник.
     — Ну, пять минут-то посидишь, с меня угощенье. А Сильвия покажет, где она сидела там, в кафе аква-парка, когда подслушала мой с Зайцем разговор.
     — Вы… всё знаете? — Парни дружно кивнули.
     — Знакомься — это большой любитель детективов Худаныч, — сказал Тим. — Заметил в холле, как ты вздрогнула, увидев меня. А ведь Юлиану я никогда не видел, и она меня тоже. По логике, где-то Заяц должен был мне всё рассказать. Сложил два и два — что получается?
     — Да, я сидела за соседним столиком и всё слышала, — призналась девушка. — Может, ты меня и видел — спиной, в жёлтом бикини, когда я к воде выбегала. Не обижаешься на меня? Ты мне с первого взгляда понравился, Тим, а тут как раз такое совпадение — на тот же факультет поступаю, что и Юлиана. Тот, постарше который, только одежду описал, вот я и подсуетилась. — Она заправила топ в джинсы, поправила бюстгальтер. — Похоже? А кто из вас видел Юлиану?
     — Я видел, — признался Худаныч. — Верх почти такой же, только бюст у неё… — Он замялся.
     — Пышнее?
     — Нет, у тебя пышнее, — соврал джентльмен и тут же перевёл разговор на другое. — А низ чего не подобрала?
     — Ой, не успела! Полдня пробегала, пока верх купила, а учить-то надо. Прикинулась, что у меня… того, даже прокладку сухую втиснула, чтоб правдоподобно было. Заметно? — Она расставила ноги, подвигала крепко обтянутыми джинсой бёдрами. — Вот здесь тронь.
     — Сильвия, — медленно и осторожно проговорил Тим. — Одна из девушек, что тогда катались на байке, а потом подсели к нам, — это моя девушка Настя. Ты рассказы о нас читала? Пусть Худаныч тебя щупает.
     — И пощупаю, — расхрабрился тот, но от его рук абитуриентка увернулась.
     — Она твоя окончательная девушка или просто так, для развлечений? Развлечь я тебя и сама могу, даже похлеще. — Девичье лицо напряглось в ожидании ответа.
     — Давай останемся друзьями, Сильвия, а там время покажет, — предложил Тим. — Я тебе очень благодарен — и за воду, и за шоколад, и за самоотверженность. Но я не понял: ты же знала, что я не абитуриент, зачем же ты взяла вину на себя? Мне ведь ничего не грозило.
     — Как — ничего? Ты просто не понял, Тим! Ты ведь студент, да? И часто тут ходишь, верно? А на лбу у тебя не написано, с какого ты курса. И вот кто-нибудь из тех увидит тебя и скажет: «Блин, его с тестирования выгнали, а он поступил!» И пойдёт дурная слава, пальцами на тебя будут показывать, в прошлом копаться.
     — Но я же не историк! С меня как с гуся вода.
     — Тем хуже для вашего Захара Яновича. Если дознаются, что он посторонних, да ещё знакомых на тестирование пускал — такой вой поднимется, что держись! Особенно если встретит тебя кто-то из провалившихся. Апелляции, иски, требования перетестирования… Затаскают вас по инстанциям. А мне так ваш второй понравился… как его, Альфред Иннокентьевич. Так он ко мне по-отечески отнёсся!
     — Чёрт! — стукнул Худаныч кулаком по столу (они уже сидели в летнем кафе). — Обо всём я подумал, даже разговорник допетрился купить, — он выложил на стол растерзанную книжечку, — а что Тима могут опознать аутсайдеры — не дошёл. Обогнала ты меня, Сильвия! И как только сумела?
     — Женское сердце, — развела руками девушка. — Мужчинам трудно понять.
     — А оно подсказало тебе, откуда взялась шпаргалка?
     — Нет, — призналась она. — По ноге стукнула и отлетела в проход. Я только поняла, что кто-то меня или тебя подставляет — случайно шпоры так не летают. Хотела схватить, спрятать, а Альфред Иннокентьевич уже увидел, со стула вскочил и бежит. Каким он мне тогда противным показался! А оказалось — добрейшей души человек.
     — Доброта к честным как раз и означает беспощадность к нечестности. Но тебя же могли выгнать с экзамена!
     — Да, но если это было понарошку, то мне ничего не грозило. А если это и вправду был выпад против тебя, я бы тебя защитила. Любишь — защищай, разве нет? И потом, сидела-то рядом с тобой якобы Юлиана! Если бы я титул хитрее спрятала, ты бы так и думал. А она считала тебя настоящим абитуриентом, вы же с Зайцем так всё ловко спланировали, как только мужчины умеют.
     — Сударыня, вы нам льстите!
     Они ели мороженое, пили лимонад, жевали резинку.
     — Мне пора, — посмотрел на часы Худаныч. — Электричка. А может… махнём все ко мне на дачу сегодня, а? Сильвия, у тебя купальник с собой?
     Девушка положила пальчики на розовые чашки, посмотрела вниз.
     — Нет. Конечно, нет. Лифчик бельевой. Только трусики от того самого бикини, жёлтенькие, чтоб тебе напомнить при случае. Но я и не могу ехать — меня дома мама ждёт и брат.
     — Младший?
     — А как ты догадался? Младший у меня братишка.
     — Защищать ты рвёшься как-то привычно. Разве нет?
     Она рассмеялась.
     — А ведь это именно он едва не опрокинул водный велосипед, не утопил твою Настю. Плавает как дельфин, без ума от моря, Грина любит, особенно «Золотую цепь». Я и зову-то его Санди. Мы с ним вместе ходили покупать шёлк для этих вот, — она взяла в щепоть топик под мышками и побултыхала, — «алых парусов».

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"