Иванпетрович отложил в сторону карандаш и задумался. До конца его последней книги, "книги-которая-перевернет-сознание" оставалось потрудиться совсем чуть-чуть, но что-то категорически не ладилось. Цельная картина в голове и математическая стройность суждений - качества, которыми Иванпетрович традиционно был так силён, почему-то буксовали здесь, на последних страницах его самого главного труда. Видимо, очередное бездонное погружение в увлекательный мир собственного повествования на этот раз выбило Иванпетровича из колеи и поэтому он не мог понять, как быть далее. Может быть, отдохнуть? Выпить чаю? Или смотаться в горы на пару недель (с рюкзаком)? А может быть, почитать что-нибудь?
Последняя книга, которую он прочёл, оставила глубокий след в Иванпетровичевой душе. Книга называлась "Облако", и была про какое-то пресловутое "облако счастья". Справедливости ради стоит сказать, что 99(9) (девяносто девять и девять в периоде) процентов текста этой книги были беспросветной ахинеей и, чтобы Иванпетровича окончательно не накрыло этим "Облаком", он даже собирался делать паузу и отложить книгу в сторону, однако... внезапно встретил глубокую и серьёзную мысль.
Можно даже сказать, что виновницей оказалась не мысль, а лишь одна запятая, поставленная автором по ошибке в месте важном и значительном. В месте, где вселенский Разум не мог допустить запятой. В месте, которое, по мнению Иванпетровича, ни при каких обстоятельствах запятой обусловлено не было бы. Никогда. В краеугольном месте. А здесь запятая была. "...необусловленность," - вот как было написано в книге. Запятая после слова "необусловленность", чорт побери. "...необусловленность,"...
необусловленность,..
,
,
,
...
Как будто бы необусловленность, настигшая лирического героя (и Иванпетровича вместе с ним), не была "растворителем всего" и венцом творения, а была чем-то, имеющим продолжение. Позвольте, но ведь необусловленность отрицает какое-либо отношение тебя к чему-либо в дальнейшем. Ты необусловлен. Необусловлен страстями, заботами, мыслью, болью. Если грубо, то бабки тебе не нужны. И бабы тоже. Ты не стеснен никакими обстоятельствами и ничто тебя не смущает. Необусловленность отражает состояние, когда тебя даже и нет уже, вроде. Ничего не болит, не ноет и НЕ ОБУСЛАВЛИВАЕТ...
Хмм... Иванпетрович будто зацепился за эту запятую. Кстати, вот эта запятая: , ...
...вы только вчитайтесь: ,
Будучи прочитана, запятая своим острым крючком вонзилась Иванпетровичу под кожу и теперь ныла там, как старая заноза, да так, что Иванпетрович три дня беспросветно бухал и тоже... ныл. Грёбаная запятая! Своим существованием она звенела о том, что есть нечто, следующее за необусловленностью. Продолжение. Вторая серия... "Необусловленность и..." - вот что означала эта запятая. Сериал, бля...
Между тем Иванпетровичу, многократно состояние необусловленнсти испытавшему (и успешно из него возвращавшемуся), такой оборот никак не был по душе. Получалось, что состояние, которое он считал конечным, могло длиться дальше. Состояние, когда нет ничего: ни да, ни нет и, одновременно, всё это есть; состояние, когда ты - это весь мир в мелочах и в целом; состояние, лишенное состояний, неописуемое-невыразимое, следствие-причина - вот это состояние имело продолжение, чорт возьми. А, значит, имело отличия, которые можно было почувствовать, ощутить и, может быть, достаточно убедительно выразить.
И сейчас у Иванпетровича не клеилось именно по этой причине. Ведь он писал книгу, но, возвращаясь к грёбаной запятой, каждый раз понимал, что уже не может писать так убедительно, как раньше. Ведь раньше ему нужно было всего лишь сходить за необусловленностью, и он мгновенно приобретал кристально чистое мышление и трезвость. Терминологический аппарат работал как идеально смазанный печатный станок и штамповал изящные сбалансированные предложения, создавая увлекательную вязь повествования... Да что там писать. Иванпетрович теперь банально запятую нигде не мог поставить. Он даже на работе на бланке увольнения по собственному написал без запятых: ".... заебало бля", вот до какой степени он не мог теперь писать с запятыми! А без запятой увольнительная выглядела совершенно неубедительно и директор её не принял. Подумал, коллеги пошутили.
Что значила грёбаная запятая для жизни Иванпетровича? Да очень много. Она значила, что всё продолжается. Что вслед за необусловленностью он, определённо, что-то испытает. Что Иванпетровичево состояние будет менять форму и было бы слишком самонадеянным считать состояние "необусловленности" конечным. Запятая значила, что книга Иванпетровича пока не будет дописана. Амбициозная "книга-которая-перевернет- сознание" будет пылиться пачкой мятых листов в столе. Потом дети потырят из нее страницы, чтобы порисовать на обороте, или сделать журавликов... а то и жена достанет листок-другой, положит на стол и сверху кружку чая поставит. Это ведь Жизнь, и она длится, и после слова, означающего Жизнь, запятая всегда будет.
Иванпетрович грустил. Мысли командовали в его голове: "Молчи, если тебе стало тесно среди слов. Бывая необусловленным, а потом и наднеобусловленным, как сможешь ты вернуться в состояние с меньшей энергией, чтобы убедительно рассказать об этом тем, кто только ещё пытается? У тебя не получится! Для описания системы высшего порядка требуются средства высшего порядка. А раз так, то лучше не говорить, потому что врать - это плохо."
С другой стороны, - думал Иванпетрович, - возможно, если все страницы, которые когда-то не были написаны, сложить в одну книгу и подвергнуть авторитетной редакторской правке, то в ней останется один лист, на котором можно будет разобрать единственное слово, зачеркнуть которое не хватило чернил: "думай!"