Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Уже целый месяц прошел, как меня посадили. И все тридцать дней я прозябала под солнцем, поедаемая ужасными существами. А вот помыться и напиться как следует я смогла только сейчас. На какое-то мгновение я даже почувствовала себя человеком. Насколько это возможно. Да-да. Не смейтесь - даже мне иногда знакомо это чувство. Дождь начался не внезапно, но как-то несмело. Сначала это были лишь отдельные капли, правда очень крупные, а потом он, как говорит моя хозяйка, улил. М-м-м... Это было незабываемо.
Вообще, моя жизнь не так насыщена событиями, но я не жалуюсь. Это у вас, у людей, есть странная привычка: чтобы ни случилось - обязательно на это жаловаться, прикидываться несчастными, вызывая своим нытьем сочувствие у окружающих. И потом эта странная фраза - "Судьба..." Почему ее так часто произносят? Думаю, люди самостоятельно могут построить свою жизнь. Насколько это возможно. Вот у меня, действительно, выбора не так и много. Посудите сами: целых девять месяцев валяешься в сыром ящике, гадая, что же с тобой станет. Ну, там, почистят, пожарят, съедят - полбеды, но ведь могут и крысы загрызть?! И потом вдруг чудом проваливаешься сквозь гнилые рейки и закатываешься в самый темный уголок. Лежишь, сморщившись от старости, среди банок с соленьями и думаешь, что не увидишь больше света белого. Но в один прекрасный день кто-то надолго уже откроет старую крышку подвала, словно крышку гроба, и солнце начнет согревать твои давно замерзшие бока. Откуда только потом возьмется чудная растительность на теле? Кстати, я еще оказалась далеко не дурочкой (это я узнала позже), так как ростки мои - фиолетовые. Короче - не блондинка я. Чуть позже сладостный мальчишеский голос: "Бабуля, гляди какая классная картоха!" и все. Тебя кидают в землю, и жизнь начинается. Это, кстати, наше главное расхождение. Люди считают, что в земле их жизнь заканчивается, но я-то прекрасно знаю, что это только начало главного пути. К сожалению, первое время придется вываляться в навозе, но вы же понимаете, что прежде чем возродиться, нужно хлебнуть немало дерьма?!
Мне еще повезло: хозяйка моя, хоть и старая, бабулька закалки советской - огород не забывает. Ее габаритный зад, пардон, вижу я каждый божий день. Но самое главное, что уход отменный. Все, как говорится, своими руками. Никакой тебе отравы, химии и прочего... Веником по морде - и жуков ненавистных как не бывало. С ними у меня отношения особые, но об этом позже...
2
Акничил
Первые дни я мало что могла понять: было темно и постоянно болела голова. Вокруг ползали странные существа, скользкие и извивающиеся. Но странное дело - после их визитов дышать становилось легче. Разве вы не испытываете облегчения, когда уходят противные вам создания? Но в основном в детстве особых трудностей не было. Это пора, когда все кажется замечательным, потому что не знаешь, кто есть кто на самом деле. Колорады, самые главные наши враги, казались мне тогда совсем безобидными, полосатыми козявками. Я часто болтала с ними, играла. Они и были моими первыми друзьями. Только потом я поняла, почему все время чувствовала боль рядом с, казалось бы, очень дорогими мне существами. Друзья жестоки, особенно в детстве.
Была у меня еще одна подружка, но не из крылатых. Я в то время вообще не знала ее точного происхождения. Она представилась мне - Акничил. Я влюбилась в нее с первого взгляда. Помню, как она появилась, вся в белом, переваливаясь своим немного полноватым, рыхлым телом. Акничил стала для меня старшей сестрой, первым учителем и наставником. Она рассказывала столько интересного! Если бы не она я, наверное, вообще плохо представляла себе окружающий мир. Но в этом была и моя слабость: долгое время потом я видела этот самый мир ее глазами. Это главная ошибка молодости - создание кумира, вождя, кого-то, кому ты слепо веришь, следуешь, слушаешься во всем. Даже если им станут твои родители - уже промах. Нет на свете Существа, способного сделать все идеально, а стремление к идеальности только жалкая иллюзия из-за нежелания признать свое несовершенство. Но это естественно, совершать ошибки. Упав, надо просто встать. Как бы тяжело не было. Насколько это возможно.
Сегодня Акничил опять отправилась к своим знакомым. Она вечно пропадала у них допоздна, а я не могла заснуть, с одной стороны страшно за нее переживая, а с другой - завидуя, мечтая стать такой же взрослой, независимой и красивой. А она приползала уже немного уставшая и рассказывала, как опять приставал какой-то придурок, клялся ей в любви и все прочее.
- Как мне надоел этот сброд! Одни идиоты кругом! Пришлось лизаться с этим уродом. Фу!
- Он тебе совсем тебе не нравится?
- Что хоть за вопросы?! Нравится - не нравится: не в этом дело!
- А в чем тогда, объясни...
- Отвали... Ты не поймешь. Тебе при твоей внешности это вообще не грозит. А мне это нужно. Ну, нравиться и все такое. Как тут сказать? И потом, это так сложно... Я боюсь потерять...
- Потерять что?
- Потерять? Боюсь? Дурочка, я ничего не боюсь.
Это был единственный раз, когда она проговорилась...
Мы часто вместе засыпали, обнявшись. Мне снился дождь, утренняя роса, стекающая по волосам...
- Акничил! Можно я тебя поцелую?
- Валяй.
Я прижималась к белой щеке...
Вечер был немного прохладным. Я играла с колорадами в съедобное - несъедобное. Мы смеялись, как сумасшедшие. Игра не получалась, потому что они все время называли меня, а я не понимала, почему...Они ведь не люди и не едят картошку. А потом они забросали меня какой-то оранжевой гадостью. Короче мы поссорились. Ветер трепал мою зеленую шевелюру. А я все ждала, когда же приползет Акничил.
Баба Клава поливала морковку. За забором ее сосед Тихон, как всегда пьяный вхлам, кричал что-то своей матери:
- Да пошла ты, бл... Что ты сказала?.. Я не понял, падла, кто напился?.. Ты сама алкашка гребаная...
- Тишка! Ты че буянишь? Никто тебя не трогал, оставь мать в покое, - как всегда вмешалась моя старуха.
- А ты вообще заткнись!
- Ой! Клава, да оставь ты его... Иди спи, сынок. Иди уж, иди. Я тебе постелила на терраске. Ложись...
- А, дуры старые... сходи купи мне чекушку, пока магазин не закрылся...
Спотыкаясь на каждом шагу, "сынок" с трудом достиг двери дома и скрылся внутри. Наверняка завалился на старый диванчик, сбив при этом со стола аккуратно поставленную вазочку с цветами, и захрапел. Ночью он проснется, но подниматься в туалет ему будет лень и он нассыт, пардон, прямо на диван.
- Клава! Знала б ты, как мне надоел этот изверг.
- Так и отправь ты его ко всем чертям!
- Ты что! Жалко. Он же без меня пропадет.
- Бабу ему надо!
- Не... Так-то лучше, когда при мне и... Ой! Побежала я, а то в магазин не успею...
Скрипнула калитка, и баба Клава смачно выругалась себе под нос.
В тот момент я решила, что заводить детей вообще не стоит. Родишь - и мучайся целую жизнь. Можно, конечно, и помучиться, только ради чего? Ради стакана воды в старости? Самоудовлетворения? Чтоб избежать одиночества? Для себя? Чтоб было? Чушь!!!
Если рожу, то только в радость. И себе, и самому дитятку. Надо найти в себе силы, создав что-то, понять, что ничего нам не принадлежит. Дать жизнь и отпустить, не потребовав ни гроша взамен - вот сила. Пока это удалось только Богу. Результат скверный: люди, которых он создал, стали сволочами. Свободными сволочами. Благодарных - единицы, но тем и ценнее эти единицы и милосердней Бог. В этом его гений.
Тихон проснется завтра. Ему будет стыдно смотреть на мать. Он обожает ее и ненавидит одновременно. Больше всех он ненавидит себя. Слабого и ленивого. Он не подойдет к зеркалу. Начнет собирать осколки разбитой вазы и, вдруг порезавшись о толстое стекло, зарыдает, уткнувшись в коленки. Потом снова даст себе слово сегодня точно не пить, хотя бы потому, что у матери день рождения, но, увидев купленную ею же бутылку, с яростью и обидой открутит пробку.
- На зло... Все тебе на зло... Сама купила - так получай!
Это не так глупо, как кажется со стороны, убивать себя на зло родным. Иногда это единственный способ не причинить его другому, не творить его в мире...
Вот заблуждение слабых и зависимых. Нелегко срубить ветку, на которой сидишь, чтобы самостоятельно взлететь. Или даже упасть. Это не важно. Сук даже на очень сильном и красивом дереве - всего лишь сук, без корня и свободы. Попробовать оторваться необходимо. Насколько это возможно.
Акничил застала меня среди раздумий. Она ползла не одна, а с какими-то очень на нее похожими насекомыми: ее компания. Они смеялись, кричали. Все вертелись вокруг моей подруги, а Акничил продвигалась с гордо поднятой головой, лишь иногда бросая пару слов своим ухажерам.
- Привет! Ты ко мне? - спросила я.
Но Акричил почему-то не ответила.
Потом она что-то шепнула остальным, и все заржали.
- Это еще кто? - услышала я.
- Да...дурочка какая-то. Вечно липнет ко мне, как лист к мокро... - донеслось из толпы. Они скрылись из виду. Дурацкая потом была ночка, не хочу вспоминать. Снилось солнце, такое яркое, так сильно палящее, что даже во сне казалось, что я умираю, засыхая.
На следующий день она снова болтала, как ни в чем не бывало, а я...я простила ее, хотя она вообще-то и не просила прощения. Любовь слепа. Истинная любовь слепа.
Правда с тех пор дождь совсем не снился. Во сне мы дрались с Акричил. Она была сильнее, но последний удар был за мной. Просыпалась я в ужасе и снова прижималась к рыхлому телу.
Не помню, почему мы поссорились. В тот день в нее как будто бес вселился. Она сказала мне такое, что вспоминать об этом больно даже сейчас. В ней было столько зла, ненависти. Даже подумать страшно, как можно жить с этим внутри. Если она действительно меня ненавидела, зачем была со мной? Она ударила меня, затем начала кусать, буквально съедая заживо, но потом вдруг упала. Баба Клава с железной штуковиной прошла рядом.
- Ух! Змея... - проворчала она и продолжила махать своим оружием.
Акничил лежала в крови. Она уже не дышала. Ужасно было видеть то, что было у нее внутри. Серо-зеленая жижа медленно струилась из раны. Стоял жуткий запах, но я слабо его ощущала. Я рыдала, убивалась над своей единственной подругой. Оказывается, она могла стать жуком, красивым майским жуком, но выбрала иной путь. Хотя, чтобы стать им, ей пришлось бы съесть меня.
Я бы согласилась...
3
Любовь
У меня никогда больше не было настоящих друзей. Я боялась довериться, а потом быть обманутой. С мужским полом вообще туго. Такой замухрышке, как я, все кто был не женского рода, казались недосягаемыми. И потом, что снаружи, что внутри, я была побита и изъедена. Снаружи "друзьями"-колорадами, внутри - беднягой Акничил. Было стыдно даже разговаривать с кем-нибудь. Я прикрывала драные листочки более или менее уцелевшими, а в земле кое-как удалось загородить рану старым куском железа, который за символическую плату - три сухих листочка - приволок мне один знакомый муравьишка. Броня получилась смешная: ржавая и местами дырявая, но для непосвященных она так и оставалась железной.
Непосвященными были практически все, да нет, даже все. Ни один не знал о ранах и уязвимости. Многих это пугало и отталкивало, многих раздражало, но я все время носила этот дурацкий ржавый щит.
Феликса я увидела впервые в тот день, когда умерла Акничил. Может оттого, что надо было хоть как-то восполнить эту потерю, может от избытка нерастраченной любви, я и влюбилась по уши в этого вертихвоста. Это странно для огородного растения влюбиться в хозяйского кота, так же как многим непонятна любовь сельской девушки к парню с телеэкрана, но так уж вышло. Я не разговаривала с ним, так как было жаль тратить его драгоценное время. Я его жутко боялась, дрожала, когда он проходил мимо. Я падка на эстетику, а этот экземпляр был просто воплощением красоты и грации: дымчатая густая шерсть, пластика, сила... Он умывался только, наверное, раз десять в сутки. Каждый день я просыпалась с мыслями о нем. Был в этом какой-то особый смысл - мучить себя и упиваться несбыточными мечтами. "Ах, если бы он сказал мне это!.." "Вот бы прикоснуться к нему хоть краешком листика..."
Я рассказала об этом Надьке - моя соседка по ямке справа, она странно ухмыльнулась и сказала, что безумно переживает и хотела бы помочь, но все прекрасно знают, что Феликс уже давно приударяет за рыжей кошкой Люськой. До безродных овощей ему вообще не было дела. Не могу сказать, что Надя была моей подругой, и мне трудно объяснить, зачем я вообще доверила ей самые сокровенные свои мысли. Было необходимо поделиться с кем-то, и за капелькой росы, опьяненная утренней прохладой, я выложила ей всю душу...
Надька была не местной, даже не из нашего города. Ее привез в мешке вместе с остальными семенами сын бабы Клавы. Надька рассказывала, что до этого жила в деревне у каких-то пьяниц. Они продали ее за бесценок, чтобы купить себе водки. Надя стеснялась своего происхождения, поэтому всегда говорила с умным видом даже самые банальные вещи. Хотя к чему скрывать, все наше огородное население было от нее без ума и называло ее не иначе, как Надежда.. Для меня она, правда, авторитетом так и не стала. После Акничил, я вообще перестала признавать авторитеты. Специалистов, трудяг, талантов - пожалуйста, но только не авторитеты. Я поражалась ее уверенности в себе, своей правоте, знаниях. Секрет был в том, что она избегала тех областей, где абсолютно ничего не смыслила. Она считала себя знатоком жизни, эдаким умудренным профессором. Если у нее спрашивали о том, чего она не знала, она сразу переходила в эту область правды жизни. Буквально, как у нас говорят, толкала умные мысли. Большинство заслушивалось, я - засыпала. Но росли мы вместе, и обстоятельства сблизили нас друг с другом так, что все нас записали в лучшие подруги. Я и сама потом поверила в это, хотя вскоре поняла, что это был миф, созданный другими, даже не нами самими.
Но иногда я чувствовала, что Надя была мне необходима. Я жила в постоянной неуверенности, поиске, страхе, а после разговоров с ней жизнь казалась простой и понятной. Согласна, что, закрывая глаза на определенные вещи, так оно и было, но это самообман, ложная вера в простоту и понятность жизни, а главное, в уверенности, что ты способен сделать все как надо.
В тот раз я впервые что-то откровенно сказала Надьке, не боясь показать свою слабость. Для нее это был подарок, так сказать, повод выплеснуть свою любовь и заботу. Она начала меня успокаивать, говорить, что я не такая уж совсем безнадежная, что желает мне найти свое счастье, а то я все одна, да одна... Я уже подумала, что она сейчас пустит слезу, будто я сказала, что смертельно больна, но Надька никогда не давала себе такой поблажки - расплакаться на людях...
А я рыдала. И не раз...Но не при Наде. Я сразу поняла, что с ней надо держаться на равных. Где-то приходилось играть, чего я терпеть не могла, но показать слабость, значило бы поддаться ее влиянию, стать одной из ее пешек. Такой роскоши я не могла ей позволить - у нее и так хватало марионеток.
И все же она мне была нужна... Хотя бы для того, чтобы, видя напирающую силу, самой становиться сильной и противостоять напору извне. Но чаще я просто впитывала как губка абсолютно ненужную информацию...
- Ну, как у тебя дела-то?
- Да нормально. Вчера опять видела Феликса. Хотела даже попробовать погово...
- Не думаю, что тебе стоит это делать. Если бы ему надо было, сам бы подошел и вообще. Представляешь, сегодня послала с Федором письмо Петьке. Ну, помнишь, я рассказывала? Тот, что на третьем ряду живет. Это уже четвертое. Он, правда, еще не отвечал, но учитывая мужскую психологию... Я вот недавно слышала по радио, что мужики, которые сами делают первый шаг, на самом деле не имеют никаких серьезных намерений. Я полностью разделяю эту точку зрения, а ты?
- В разных случаях по-разному, нельзя всех под одну гребенку. Я много чи...
- Кстати мы это обсуждали с Юлькой. Она согласна со мной. Но у нее в семье вообще критическая обстановка. И с мужем проблемы, и с детьми. Но я уже давно ее предупреждала, что это просто бессмысленное увлечение, и заводить семью не стоит. Теперь пускай сама пожинает свои плоды. Утром сегодня разговаривала с Леней (это еще какой-то ее знакомый), он меня уже достал: выходи за меня, и все тут. Ага. Щаз-з-з. нет, неужели я похожа на дурочку, которая повесит себе такую петлю на шею?
- Может он просто...
- Ой! Надоело это все. Вот Петька мой - мужик, мне и свадьбы никакой не надо. Лишь бы со мной рядом был. Если не ответит и на этот раз, я ему такое передам!!! Ты- то все горюешь или уже остыла?
- Я тебе же начала гово...
- Понятно. Ну, ладно. Все будет хорошо. Я что-то спать так хочу. Опять весь вечер одна я проговорила. Надо тебе меняться, подружка, а то ты все молчком да молчком. Я за тебя возьмусь!
- Сладких снов!
- Ага, и тебе. Да. Забыла сказать - Феликс завтра уезжает.
У меня даже ствол затрясся от ужаса:
- Как? Куда? Надолго?
- Да не кудахтай уж так! Завтра сын бабы Клавы в деревню к родственникам жены едет. Павлушу берут с собой. А он, естественно, без Феликса никуда. Вот и решили его забрать до конца лета. Может, увидишь его еще, а может, и выкопают нас к тому времени. Лишь бы сегодня дали поспать, а то будут с Люськой всю ночь орать - прощаться.
А...забей, отдыхай. Жизнь прекрасна...А-а-а, - широко зевнула Надя и захрапела.
Да... Надежда, вы меня оставили без надежды. Что хоть делать? Ума не приложу. Сначала, как всегда, заплакала. Глупо, конечно, по-детски, но сдержаться не смогла. Потом начала строить нереальные планы, но, в конце концов, пришла к выводу, что все это ни к чему и лучше оставить все как есть. Долго не могла заснуть, все ждала, что Феликс устроит концерт с серенадами, но ночь была на удивление тихой. Где-то около Надьки трещал Федор - наш местный почтальон. Днем он частенько разносит сообщения с одной грядки на другую, даже с огорода на огород, а ночью мстит всем своим клиентам. Слышала от бабы Клавы, что дед ее "храпит, как сволочь" и заснуть в доме невозможно, но что такое храпеть, я не знаю. Правда, с Федором та же катавасия. Поэтому, наверное, он и не женат...
Разбудил меня посреди ночи странный шум: кто-то осторожно пробирался по междурядью. Я ожидала кого угодно только не... Феликса. Он ступал осторожно своими пушистыми лапками. Кот был один. Не знаю почему, зачем, для чего это произошло тогда, но как сейчас помню, как он вдруг лег, свернувшись клубком, прямо под моей листвой. Я затаила дыхание. Описать чувство, когда с тобой рядом любимое существо, просто невозможно. Стыдно, но роса от волнения просто ручьем с меня текла. Я рассматривала моего кумира, боясь пошевелиться и нарушить его покой, нечаянно спугнуть. Я сразу решила, что говорить ничего не буду. Когда мечта так близко, понимаешь, насколько она реальна, насколько глупы твои прежние мысли. Но было уже поздно, и говорить что-либо, а тем более раскрывать сердце было не место и не время. Но это была самая волшебная ночь. Я навсегда запомнила каждую ворсинку его шерсти, каждую ресничку, каждый усик... Если бы я представляла собой что-то, была не просто картохой на грядке...Но тогда я была никем. Без мечты, без дела. С мешком грез и соплей, пускаемых по ночам. Я поклялась стать значимой, умелой, талантливой, удачной. Пока я была ничтожеством. Феликс знал это . Утром, открыв глаза он увидел просто зеленый куст и... присел на корточки! Спасибо, милый за удобрение!!!
4
Карьера
Это доселе неизвестное слово стало кредом моей молодости. Разочарование в мужиках, капризных детках и "верных" подругах обозлило и закалило меня. Верить не хотелось ни во что и ни в кого. Слепое желание стать значимой, умной и независимой. Все! Начинаю новую жизнь. Сегодня и сейчас. Беру лист, пишу план на неделю. Пока на неделю. Надо много успеть. Профессию я себе уже выбрала - бизнесвумен. Нет, бизнескартошка....нет...бизнес...короче предприниматель...
Дело, конечно, нелегкое. Что производить? Где достать сырье? И кому все это продавать? Понятия денег у нас, к счастью, не существует. Если что-то продается или покупается - только за определенные услуги. Расплачиваемся натурой. Мне же хотелось славы, быть полезной, чтобы я была необходима, чтобы шли ко мне, были со мной. Любовь? Абстрактное понятие, слишком красивое, чтобы быть реальностью. Я поняла это и перешла в мир материи, где все просто и понятно. Да, теперь я как все. Но хотелось быть среди первых этих всех. Начинаю сразу работать над формой: с утра и на ночь - 10 грамм росы для очистки, солнечные ванны, навоз обещал раздобыть Федор. Естественно не за спасибо: теперь снимает мои апартаменты - трещит только под моей листвой. На третий день усиленной работы уже появились бутоны. Я расцветала словно роза в мае, но приходилось постоянно бороться с колорадами (в этом нелегком деле частенько помогала родная бабуля), да и засушливое лето совсем не благоприятствовало полному моему расцвету. Надо было еще налаживать связь с клиентами. Для меня это было самое трудное, так как с новыми знакомыми я всегда чувствовала себя неуютно. Постоянные страхи, неуверенность... работа предстояла колоссальная. Кое-как (спасибо Федору) раздобыла осколок зеркала. Каждый божий день, глядя в него, я твердила себе, какая я замечательная, красивая, общительная и т.д., и, потом, мне помогал матушкин завет. "Никогда не высказывай истинных чувств. Жизнь - игра. Твоя удача зависит лишь от твоего актерского мастерства",- говорила она. Короче, надо играть на публику. Как это делать я знала плохо. Решила взять пример со стороны. Другие, всегда кажется, умеют что-то лучше. Их мнение дороже. Я присматривалась, прислушивалась. Я практически вживалась в них, чтобы стать ближе. Больше всего меня восхищали люди: существа хоть и странные, но абсолютно на нас не похожие... внешне.
Вечером я внимательно слушала разговоры бабы Клавы с ее гостями. Они частенько ужинали на огороде, где стоял деревянный столик и несколько кресел. Особенно оживленно проходили беседы с сыном и невесткой. Но многие вещи я понимала с трудом. Инициатива, конечно, была в руках женских, точнее языках. Дед едва ли произносил пару слов за весь ужин, и, поев, удалялся в дом. Пару раз он все-таки промелькнул в огороде: спилил пару веток на старой груше и полил помидоры. Но даже тогда от него разило спиртным. Баба Клава постоянно пилила его за пьянку, безделье, но в огороде ковырялась одна и на стол сама выносила бутылочку самогонки. Старый дедов "Москвич" давно гнил в гараже. Старик с удовольствием ковырялся с ним в свободное от безделья и упреков время. Но завести так и не смог. Думаю, не хватило воли. Безобидное хобби так и не стало делом. Скорее всего он боялся, что однажды это корыто зарычит как в молодости, зажжет фары, но надо будет куда-то ехать , что-то менять... Это не входило в планы пятидесятилетнего "старичка"... Помню, однажды он с закрытыми глазами гладил уже проржавевшую поверхность автомобиля, словно ласкал мечту. Рука с крупными венами и выбитыми костями плыла, как у гитариста по струнам. Он помолодел лет на двадцать. Зрелище еще то!!! Пил, правда, он немного. Никогда не валялся, не ругался. Просто молчал. Иногда вспоминал что-то и увлеченно рассказывал. Жизнь его была интересной, но сейчас, видимо, ему понравилась политика самосохранения. "Отдохни", - лепетала баба Клава. И он отдыхал. Просто, чтобы подольше побыть на земле, как будто дело в количестве дней, а не в их качестве. Наверное, мне проще рассуждать, потому что наши дни ограничены. Мы точно знаем, сколько отпущено и спешим использовать каждую секунду. Сегодня опять дед мой раньше срока поспешил к телевизору, бросив взгляд на желтый "Москвичонок".
- Кошмар, сколько можно торчать у этого ящика? Ведь ни в чем не помогает, Свет, представляешь? А.. все они, мужики такие...
Эдик молчал, не вставив и слова за отца. Он вообще не разговаривал во время вечерних посиделок. Сидел, грустно опустив голову.
- Полностью согласна, - это уже Светлана, невестка,- Вкалываешь как лошадь, а им хоть бы что! Бедная вы, мамочка, как со всем этим управляетесь? Не знаю...
- Да, ладно, ты-то сама, несчастная, угробляешься: и Павлуша на тебе, и этот обалдуй, - баба Клава махнула в сторону сына, - от них, как от козла молока, помощи не дождешься.
- Да уж. Хоть бы кто подумал о моей нелегкой жизни..,- и Светлана, как всегда, пустилась в сопливые рассуждения о собственных страданиях и переживаниях, где ребенок - поросенок, а муж - большая свинья. И мне было непонятно, как, по ее словам чуть ли не святой мученицы, оказалась такая семейка.
Вдруг в двери снова показался дед.
- Ну что тебе опять неймется?
- Да я это...хотел шины подкачать...
- Какие шины, на ночь глядя? Павлика разбудишь! Совсем сдурел на старости лет!
Эдик вскочил с места:
- Пойдем, па, в шахматы партейку сыграем.
Мужики удалились, а жены опять затянули про нелегкую жизнь. Я задремала от скуки, так и не поняв, кто играл на публику, а кто говорил правду. Проснулась, когда уже стемнело. Возле грядки с морковкой я заметила два силуэта. Один немного шатался - Эдуард, другим, судя по всему, была Светка. Он пытался обнять жену, но та лишь отталкивала захмелевшего супруга.
- Да пошел ты... Как только угораздило выйти за тебя замуж? Все мамаша твоя долбанная! "Светочка, да Светочка", - пела мне, чтобы я согласилась. А что ты без мамочки своей можешь? Фу! Как я устала от этого быдла народного! Чего ты сам-то хочешь? Нажрешься, и лезешь как кобель. Отвали! - жена, толкнув поддавшего Эдика, скрылась в темноте. Стало вдруг очень тихо. Потом неловкий удар ногой о стенку гаража и совсем незнакомый всхлип. Я впервые слышала, как рыдал мужчина. Звучало трогательно, но почему-то противно. Излишки силы прощаются легче, чем излишняя слабость.
Я вспомнила Федора, Акничил и тоже зарыдала. Орала как идиотка, но слышался только шелест листвы одинокой картошки. Мне казалось, что сейчас придет мой конец. Было жалко и Эдика, и себя саму. Через полчаса я уже глубоко спала, забывшись от усталости.
Утром семейство опять вышло на улицу - завтракать. Павлик носился по огороду, Светка накрывала на стол. Она слишком суетилась в тот день. Оказалось, вечером она повздорила со свекровью, та обиделась и демонстративно не вышла к столу. Вообще все было слишком демонстративно, и чувства, и особенно слова. Дверь в дом напоминала занавес на сцене. Актеры практически не менялись, но постоянно играли разные роли. Я так запуталась, и потом, голова так ужасно болела, что на время выключилась из процесса. Скорее всего, это был солнечный удар...Последнее, что помню, как баба Клава гладила Эдуарда по голове, провожая в дорогу, приговаривая, как нелегко ему с такой змеей, как Светлана и т.д. Эдик молчал. Потом устало чмокнул мать, и занавес опустился. Стало тихо, я отключилась, но тут прискакал Федор - сказал, что нашел мне клиентов. Я с ужасом вспомнила, что с утра не выпила росы, не пошевелила листочками, чтобы размяться. Весь мой распорядок на неделю провалился уже на третий день. Я, признаюсь честно, не очень огорчилась. Решила подарить зеркало Надьке, а сама принялась заниматься любимыми делом - растила клубни под землей, пока никто не видел. Это единственная вещь, которую я могла себе позволить для собственного удовольствия. Это был труд в радость. У людей он называется развитием, творчеством. Но мысль о том, чтобы стать нужной еще и другим, меня не покидала. Поэтому я согласилась на встречу с клиентами. Цветочки мои, хоть и немного увяли, еще хранили красивый фиолетовый оттенок.
Пчелы, с которыми я собиралась наладить отношения, обещали прилететь вечером. Моя задача заключалась в том, чтобы суметь буквально "впихнуть" свои цветочки покупателям, убедив их, что могу медоносить. За услуги я просила охранять меня от колорадов (слышала, что у пчел есть какое-то тайное оружие) и разнести весть обо мне на другие огороды, чтобы там стали интересоваться, писать письма и заказывать цветы уже для себя. Нужно было торопиться, так как период молодости недолог, и надо было скорее использовать его "по назначению" - а то вот-вот поблекнет, осыплется листва, увяну я и все. Обманывать, конечно, не хотелось. Любая ложь противна. Но, как сказал Федор, обман всегда условен. У любой медали две стороны, все зависит от того, с какой стороны к ней подойти. Он частенько стал бывать у меня. Ночи напролет мы болтали, и он учил меня жизни. Рассказывал о местах, куда успел допрыгать, их обитателях, нравах, обычаях...
Именно Федор и помог мне с пчелами. Вести переговоры одной у меня бы не хватило смелости. Помню, с какой страстью описывал он мои достоинства, подпрыгивая, взмахивая крыльями и выгибая в обратную сторону свои смешные коленки:
- Это особый вид картофеля. Мы уже продали часть пыльцы на соседнюю пасеку, но приятнее иметь дело со своими земляками...
- Какие у вас гарантии? -
- Как это, какие гарантии? Прилетайте где-то в начале сентября, если вдруг что-то пойдет не так.
- Но ведь..., - начала, было, я, но Федор грубо укусил меня за ствол.
- Хорошо. Мы согласны. Но что требуется от нас?
- Сущие пустяки: во-первых, избавить нас (он так и сказал: "нас"!) от колорадов; о ваших жалах мы наслышаны. Во-вторых, найти еще клиентов. Пересылкой писем, оформлением заказов и оплатой я займусь сам.
- По рукам, тьфу, по крыльям. Короче, договорились, - отрезала самая толстая пчела, которая за время переговоров не произнесла ни слова. Оказывается. Она и была боссом. Остальные - так, рабсила, рабочие крылья, хоть и жужжали без умолку.
И началось...
Я превратилась в самую настоящую складскую базу, где всем заправлял Федор. Засыпанная письмами, бумагами, я выполняла тысячи различных упражнений, развивая тело, совершенствуя только лишь зеленый стебель с кучкой листьев и несколькими цветками. Пустая красота, которая помогла понравиться окружающим. То там, то здесь начала я ловить на себе восхищенные, а чаще похотливые взгляды. Но на душе было паршиво. Вся эта суета не прибавила мне ни капли уверенности и счастья, ни малейшего удовольствия. Я как будто шла чужим путем, механически выполняя действия, которые задавал Федор. Только он, наверное, и чувствовал себя в своей стихии. Потихоньку богатея, он становился известным. Его повысили до управляющего почтовыми связями всего нашего огорода, но мечтал он, как я потом узнала, перебраться за забор. Жизнь на чужбине казалась ему легче, а главное, престижней. Тем более, что соседом справа от нашей бабули был один крупный предприниматель. Но я никогда его не видела - на огороде он не появлялся. Зато жена постоянно возилась на грядках, потому все там и дышало чистотой и порядком. Мне даже казалось, что Лариса постригала под один размер всю морковку, свеклу и остальных своих питомцев. Да-да, именно питомцев. Она сама их так называла, разговаривала с ними, как разговаривают одинокие люди с домашними животными. И не одинокие, кстати, тоже: баба Клава частенько рассказывала Феликсу о своей молодости, жаловалась на цены. Ругала правительство. Каждую браваду она заканчивала: "Вот при коммунизме-то мы жили как у Христа за пазухой..." Кошмар!!! Даже я знала, где этот долбаный коммунизм, и, причем тут Бог, было не понятно. Но в последнее время она только тяжко вздыхала и времена красных больше не вспоминала...
А Лариса раньше, оказывается, была манекенщицей, но после свадьбы муж строго-настрого запретил вертеть попой перед чужими мужиками. Так творческая натура нашла выход на сельскохозяйственном поприще: грядки ровные, как подиум, сверкают разными цветами, и Лариса с лейкой в руках плывет по междурядью - картина Репина "Докатилась...".
Однажды к нам в гости прискакал старый приятель Федора. В том году он перебрался за забор и вот решил посетить родные места. Федор был чрезмерно любезен, про все расспрашивал, прощупывал почву. Я таким еще его не видела, тем более что до этого "друзья" виделись от силы раз в месяц...
Приятель долго разглагольствовал о прелестях Родины, но не прошло и трех дней, как ускакал, бросив коротко на прощание: "Жду в гости". И скрылся. Федор был в трауре.
5
Жизнь
Вскоре начали приходить письма с жалобами. Обман не мог пройти незамеченным. Федюня (я стала его так называть, чтобы хоть как-то сбить маску серьезной деловитости) очень нервничал, но легко уходил от ответственности, сваливая вину на простых почтальонов, обвиняя их в халтурном, недобросовестном отношении к работе. Высокая должность и связи делали свое - ему поверили.
День ото дня мне становилось все хуже и хуже. Ужасно хотелось бросить всю эту затею, но я боялась рискнуть, потому что не знала, чем заняться потом. Не хватало смелости остановиться и посмотреть со стороны на то, что мы натворили. Я бежала, бежала... так быстро... так быстро... как белка внутри своего маленького колеса.
...В то утро опять должны были прилететь пчелы: добить последних жуков. Я не любила эту процедуру. Приятно, конечно, избавиться от врагов, но смотреть потом на их трупы страшно. Я зажмуривала глаза, чтобы не видеть скорчившиеся тельца, подергивающие лапками.
Настроение, на удивление, было веселым. Я трепалась без остановки, улыбалась, смеялась, а когда прилетела "группа захвата", наконец набралась смелости задать давно мучивший меня вопрос - почему из улья присылали только самых больных и старых пчел.
- Не знаю, деточка, - прохрипел полосатый старичок, - нас посылают, мы и летим. Только почему-то с этих полетов еще никто не возвращался.
- Как это так? А где же они все? А дед Гришка? А Темка с оторванным крылом? А...
- Ох! Не знаю, не знаю. И тебе спрашивать не советую. У нас это запрещено.
Дед выпустил жало, жук сморщился и рухнул на земля, тщетно пытаясь зацепить лист. Потом посыпались остальные. Рой поднялся и улетел. Но на этот раз я не стала закрывать глаза, а пристально следила за улетающими насекомыми. Они двигались подозрительно медленно и вдруг все разом упали, скрывшись в ботве свеклы. Я заорала не своим голосом. От страха дрожало все тело...
- Пчелки! Пчелки! Ну, где же вы? - не унималась я.
- Заткнись, идиотка, - прыснула дряхлая колорадина на соседнем ряду.
- Сама заткнись. Они упали!
- Ай-яй-яй! Упали! А ты чего хотела, чтобы они плясать начали? Все. Конец. Царство им теперь небесное. Не знала что ли? Они живут только со своим оружием. Отдав его, они погибают. Ты согласилась бы жить, не имея возможности защищаться?
- Я... я... Федор! - крикнула я так громко, что даже в глазах потемнело.
- Чего тебе, - оторвался от дел вечно занятый кузнечик.
- Ты знал! Клянусь, ты все знал!
- Что знал? Чего разоралась?
- Ты знал, что они... умирают, - выдавила я из себя.
- Все умирают. И я, и ты, и они тоже не исключение. Рано или поздно умирают все. А их судьба уже давно решена. Мы только себе на благо использовали их последние дни.
- Это не благо. Ты опустил их до вещей: взял, попользовался и выкинул за ненадобностью. Ты... да нет, не ты - мы. На мне тоже их кровь.
- Ты сошла с ума. Заткнись и слушай сюда. Только попробуй бунтовать. Я лучше знаю, что делать. Пора выходить из детства, - отрезал "Федюня" и спокойно вернулся к своим бумагам.
И я заткнулась. Молча взяла осколок стекла и, не смотря в него, подставила под палящие солнечные лучи. Загорелась бумага, письма: загорелось все. Вся моя листва была в огне. Федор бросился бежать. Пламя охватило все мое тело, но я не могла сдвинуться с места и убежать. А если и могла бы, не сдвинулась бы ни на миг. Я просто закрыла глаза и заткнула рот веточками, точнее тем, что от них осталось.
Змея, снимая кожу, одевается в новую. Ящерицы, отбрасывая хвост, тоже отращивают второй. Пчелы, теряя жало, умирают... У меня не было ни второй кожи, ни запасного хвоста, ни запасной листвы в старом чемодане, но я не умерла - на поверхности еще оставались сухие былинки. А внутри под землей я обнаружила куда более ценные вещи, чем вся эта внешняя мишура: свою душу, своих детей, свои мысли и желания... Это было все, что от меня осталось. Но для меня это очень, даже очень много. До конца лета, нет, до конца жизни я растила детей и развивалась сама, внутри себя взращивая самые плоды моей, как казалось когда-то, никчемной жизни. Я дарила тепло и согревалась сама. Я просто любила. Без любви у меня бы ничего не вышло. Были, конечно, и промахи: Пашка, например, несмотря на огромные размеры, внутри оказался пустым, Танька с Люськой все следили за фигурами и совсем не выросли. И потом, в последнее время, стал часто лить дождь. То, что было счастьем моего детства, превратилось в беду для моих собственных детей. Приходилось отдавать в три раза больше тепла, чтобы они не начали гнить под напором извне.
А по ночам стал дуть холодный ветер. Он трепал мою седую шевелюру, и я вспоминала прошлое. Не знаю, как называют его люди, но для меня это был ветер жизни, моей настоящей жизни.
6
"...Ты помнишь, как все начиналось"
4 сентября. Мои похороны. И все не как у людей: их зарывают, а меня наоборот вытащили на свет. Видок у меня ужасный - никто не стал тратиться на заморозку, красивую ботву, макияж... Да мне и надо это меньше всего. Я только с опаской поглядывала на детишек. Забрали всех. Понятия не имею, что дальше с ними будет, но уверена, что все послужат хозяевам на благо. Ненавижу это слово - слишком плохие ассоциации. Федю...дор, кстати, перебрался на соседний огород, только не к бизнесмену, бабе Маше. Там устроился в каком-то ресторане - играет на трещотках. Сказали, что он делает это мастерски, но оклад маленький. Надеюсь, ему все равно...
Всех наших тоже выкопали, так что валяемся вместе, несмотря на возраст, происхождение, внешность, способности. И чего только Надька боялась?
Феликс? Я так его и не увидела... его оставили в деревне, а к нам привезли нового котенка, со странным приплюснутым носом. Только бы дочуры не влюбились.
Старя я какая-то стала... Все время охаю, кряхчу. Но никто уже не слышит, и я тоже никого не слышу. А, нет - неправда. Сегодня услыхала одну песню по радио. Что-то там такое, точно не помню: "Ты помнишь, как все начиналось...".