Аннотация: Плохой, хороший... Этот день действительно был в чьей-то жизни.
'...я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками'. А.Грин "Алые паруса"
очень жаль, папа, что ты прожил такую короткую жизнь...
Отец для меня был самым главным человеком на всей Земле. Бабушка меня учила, мама кормила, а отец... Отец делал всё. Почему так получилось - не знаю, но всё то, чем обычно делятся по секрету с мамой, я обсуждала с папой. Все те вопросы, которые обычные девочки задают своим мамам, я задавала папе. Книжки, которые я начала читать очень рано благодаря бабушке, я всё равно бежала обсуждать с папой. Даже первую лекцию о половозрастном воспитании прочёл мне папа. Вообще-то он был врачом, и только по совместительству - неисправимым романтиком.
Наша семья переехала в этот маленький городишко в начале лета, а уже осенью мне полагалось идти в школу. Посещать подготовительную группу необходимости не возникало, потому что писать, читать и считать я уже умела. Однако в первый класс меня родители не записали, сославшись на то, что на первое сентября мне ещё не исполнилось полных семь лет. Зря, наверное, но кто знает, как кому в жизни было бы лучше?
Первое лето в новом городе пролетело в хлопотах по обустройству и не оставило о себе особых впечатлений. Запомнился первый день рожденья.
Гостей у меня не предвиделось. Все уже разъехались по домам. В нашем дворе дети приезжали на лето к своим бабушкам и дедушкам в гости. Постоянно никто не жил. День не предвещал для меня ничего интересного и я даже немного загрустила, хотя в душе очень надеялась на сюрприз.
Накануне вечером отец ходил с рулеткой у меня по комнате, время от времени замеряя окно с подоконником, и чертил на листочке какую-то схему. Через некоторое время я не выдержала.
- Па! А что ты делаешь?
- Записываю размеры подоконника.
- А зачем?
- В этом году хорошим детям разрешили поздравительного робота заказывать, а ему нужно сообщить точные координаты места, куда он будет приземляться. - Волшебник в голубом вертолёте ещё не барражировал заоблачные дали, и родителям приходилось фантазировать самим.
- А он ко мне прилетит? - Ещё ничего не случилось, а я уже начала переживать по этому поводу.
- Если посчитает, что ты хорошая девочка, и достойна получить подарки. Только форточку на ночь не закрывай.
Лучше бы он этого не говорил! Какая там форточка! Я готова была сидеть всю ночь перед открытым окном, чтобы не пропустить робота. Я обязательно должна была его увидеть! От окна меня в тот вечер оттаскивали со слезами и, если бы не папино обещание взять меня после обеда с собой на открытие мемориала, уложить бы так и не смогли.
Не помню, во сколько я проснулась, но мне кажется, что намного раньше обычного. Я подняла голову над спинкой кровати и замерла. На подоконнике стояло штук семь или восемь коробок, сложенных пирамидой и перевязанных лентой. Сверху коробок, слегка колеблясь от дуновения ветерка, парили воздушные шары. Форточка была открыта!
Теперь, по истечении стольких лет, я совершенно не помню, что это были за подарки, и как я их рассматривала, но у меня осталось совершенно потрясающее впечатление о волшебстве происходящего. Ко мне прилетал робот! От восторга у меня перехватило дыхание, и я даже не решалась подойти поближе, а так и сидела на кровати и таращилась на это чудо. Ореол таинственности не покидал меня весь день.
В обед приехал папа, и бабушка собрала меня на торжественное мероприятие. Тогда я имела смутное представление о том, что должно там произойти. Пока ехали на машине, отец успел рассказать о предстоящем митинге. На скале, чуть выше того места, куда мы ехали, можно увидеть портрет Ленина, который был написан еще в 1925 году. Это - местная достопримечательность, а в этом году достопримечательность решили подновить и заложить туда ещё какую-то там капсулу с письмом.
Мы шли пешком в гору, на которой был папин санаторий 'Ленинские скалы'. Нет, нет, не подумайте, пожалуйста, мои современники, что санаторий принадлежал моему папе. Просто он работал там врачом. Название санатория и было связано с этой самой портретной живописью.
Как мне показалось, народу собралось много. Отец быстренько поручил меня какой-то тётке и отправился, как он сказал, за немецкой делегацией.
Я стала прислушиваться. Много говорили о том, о чём мне рассказывал папа по дороге. Но вот, слово дали представителю комсомола и речь пошла о той самой таинственной капсуле. Единственное, что я тогда поняла из этого многословья: нынешние комсомольцы написали письмо для будущих поколений, закрыли в нечто, похожее на термос (выступающий долго тряс этим над головой), и спрятали в скале до лучших времён. Лучшие времена должны, по их мнению, наступить в 2000 году. Вот так, ни много, ни мало.
И невдомёк было этим комсомольцам шестидесятых, что ни страны той, ни тем более комсомола в те далёкие времена уже не будет как сущности.
Незаметно подошёл отец.
- Und überal hier sind die Leninski Felsen*, - он обвёл широким жестом окрестности, давая пояснение упитанной паре иностранцев.
То, что они - иностранцы можно было понять не только по тому, что они всё время кивали и говорили: 'Ja, ja'... Дядька был одет в шорты и сандалии на босу ногу, а тётка - в бриджи и шлёпки на пробковой подошве. На обоих красовались рубашки совершенно немыслимых цветов. У нас так не одевались. Отец пыхтел в это время в строгом костюме и рубашке с галстуком.
- Das ist meine Tochter Helen**, - с гордостью представил меня папа.
- Was führt das schönes Kind!*** - Пухлый немец едва скользнул по мне ленивым взглядом и ответил скорее из приличия.
- Скажи господину Майеру 'Ja', - добавил отец уже мне, несильно подтолкнув в сторону иностранцев.
- Guten Tag, gnadige Frau****, - сказала я, обращаясь почему-то к тётке, и сделала книксен. Ну, как учили, в общем.
Отец при этом хитро улыбался, а немец пошёл бурыми пятнами, даже обычное 'Ja' застряло у него в горле.
После этого я выложила им весь набор, имеющийся у меня в наличии: 'Я живу с мамой, папой, бабушкой и братом', 'Мне семь лет', 'У меня есть кошка и собака', 'Мой папа - доктор' и тому подобное, а добила иностранцев стихами:
- Über allen Gipfeln
Ist Ruh,
In allen Wipfeln
Spürest du
Kaum einen Hauch;
Die Vögelein schweigen im Walde.
Warte nur, balde
Ruhest du auch.*****
Уж не берусь сейчас оценивать, как я это тогда продекламировала, но надо думать, что впечатление произвела неизгладимое. Бабушкины уроки не пропали даром. Немец стал красным (теперь уже целиком) и начал как-то странно булькать, пытаясь очевидно рассмеяться и повздыхать одновременно. Совокупно с его белёсыми ресницами и рыжей шевелюрой впечатление было настолько комичное, что я засмеялась.
- Gefällt Ihnen Goethe nicht?****** - поинтересовался папа с невинным видом.
Дальнейшее меня уже не интересовало. Я погрузилась в очень сложные арифметические подсчёты. Сколько же мне будет лет в 2000 году? Это же так много! Почти старуха!
К слову сказать, отцу в тот момент исполнилось сорок шесть...
![[]](/img/s/shmidt_elena_wladimirowna/alena6/lenskal-5.jpg)