Шнейдеров Леонид Исаевич : другие произведения.

Подмена

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 1.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Экс-президенту США Джорджу Бушу, в ком столько же искренней, чарующей глупости, сколько её есть и в герое этого романа, простодушном американце Барни Кинге, - с глубоким пониманием и состраданием, посвящаю я этот роман. Автор

  "Величье мира этого невечно,
  Всё в нём неверно, бренно,
  быстротечно".
  
  Саади (из Бустана)
  
  
   Экс-президенту США Джорджу Бушу, в ком столько же искренней, чарующей глупости, сколько её есть и в герое этого романа, простодушном американце Барни Кинге, с глубоким пониманием и состраданием, посвящаю я этот роман.
  
  Автор
  
  Леонид Шнейдеров
  
  ПОДМЕНА
  
  Гротесковый роман-мениппея
  
  Глава первая
  
   Сверкая никелем, "Ягуар" легко обходил одну машину за другой. Приняв его вызов, вишневый лимузин упрямо пытался вырваться вперёд. В боковом зеркале машины Говарда мелькнуло перекошенное от напряжения лицо водителя лимузина.
  - Давай, Дик, давай, ты из тех, кто привык всегда и во всем быть первым, - пробормотал Говард, увеличивая скорость.
  Стрелка спидометра поползла вправо. Со свистом, рассекая воздух массивным бампером, "Ягуар" мчался по залитой солнцем бетонке. Дик хорошо знал эту трассу, все ее повороты и коварные места. Справа показались знак ограничения скорости и яркий щит с выразительной надписью: "Человек не машина - в магазине не купишь". Решив не искушать судьбу, Он плавно сбросил газ, подставляя разгоряченное лицо прохладной струе кондиционера. Ревя, как разъяренный бык, мимо промчался настырный крайслер, щедро рассыпая по бетонке мелкие искры.
  Оставалось еще 120 миль, и потому резонно было заехать в городок Милтон, расположенный неподалеку от трассы. Изредка, когда появлялось свободное время, Дик, наведывался в этот патриархальный уголок, затерявшийся среди шумных, пульсирующих городов-гигантов. Он решил, что хорошо было бы подкрепиться в уютном, с претензией на старомодность, ресторане "Скромная обитель", где кормят вкусно, дешево и посетителя не оглушают децибелы музыкальных новинок. Предмет особой заботы и гордости владельца ресторана, француза Поля - фонотека. Тоскующий по старине завсегдатай может прослушать здесь пластинки с песнями и мелодиями, некогда веселившими душу отошедших в небытие прародителей.
  "Может быть, в "Скромной обители" что-нибудь дельное придёт
   в голову, - с надеждой подумал Дик. - Время пока терпит. В запасе у меня полдня и ночь. А если и тогда ничего не проклюнется, значит - это судьба. Обмануть ее так же невозможно, как генерала Эдвардса"...
  Он отчётливо представил гладко выбритую, благообразную физиономию увядшего джентльмена. Насмешливые серо-зеленые глаза, полные губы бывшего бабского угодника. Невысокую плотную фигуру человека, привыкшего повелевать, знающего себе цену и цену всем, кто вращается в орбите его служебных отношений. Далеко не многие, даже в высшем свете, знали, что этот почтенный, респектабельный мужчина, маскирующийся под вывеской удачливого бизнесмена, - один из самых влиятельных боссов Конституционного Управления стратегической информации (КУСИ). С момента основания управления директоров сменилось немало. Приходили, принимали дела, с блеском проваливали какую-нибудь ответственную операцию и уходили в отставку. Выскакивали, как из обоймы отстрелянные гильзы. Однако директорская чехарда не затрагивала первого заместителя, генерала Эдвардса, прочно просидевшего на одном месте около тридцати лет. Секрет его устойчивости и непотопляемости оставался для сотрудников непостижимой загадкой. Это дало повод одному из местных шутников придумать афоризм: "Чем чаще меняются директора, тем дольше работает заместитель". Перед Эдвардсом заискивал каждый очередной директор управления, а о начальниках отделов и говорить не приходилось. Те просто трепетали, как новобранцы перед служакой капралом.
  Свет "божественного" ореола, исходящий от серебристой шевелюры Эдвардса, распространился даже на Дика, хотя он состоял при генерале всего лишь референтом-аналитиком, так сказать, "мозговиком" на побегушках. Начальники отделов, ранее в упор не замечавшие майора Говарда, теперь, когда он получил новую должность, при встрече первыми протягивали руку, как достойному уважения счастливчику, облеченному доверием самого Эдвардса. А прочая служебная мелюзга просто шарахалась в сторону, не рискуя, как бывало раньше, пригласить его на рюмку-другую аперитива или просто поболтать. В начале карьеры это приятно щекотало нервы, но со временем Говард привык и даже поверил в собственную значимость. И все же ему до сих пор не дает покоя мысль: чем вызван массовый синдром идолопоклонства перед внешне безобидным, мягким в движениях джентльменом с доброй и немного лукавой улыбочкой. Если разобраться, и сам он восхищается шефом-благодетелем и не на шутку побаивается его, справедливо рассудив, что, вероятно, Эдвардс еще в младенчестве заключил сделку с дьяволом и под его покровительством вершит земные дела...
  Время неумолимо отсчитывало мили и минуты, а в голову ничего не лезло, кроме будущей встречи с шефом.
  "Сгинь! Изыди, вампир" - беззвучно ругался Дик. Высказываться вслух было рискованно. Кто знает, может, в машине вмонтирован чувствительный микрофон... Он закурил, покачал головой, стараясь отогнать неприятные мысли, и сквозь чистое лобовое стекло, словно на экране телевизора, увидел кабинет Эдвардса.
  ...Генерал, бесшумно ступая по ворсу персидского ковра, критически осмотрел своего референта и, хлопнув ладонями, воскликнул:
  - Дик, мой славный парень! Загорел, посвежел. Так - так. Ну, а девчонку какую-нибудь осчастливил? Признавайся, шалопай ты этакий? - При этом генерал Эдвардс многозначительно прищурил правый глаз и выразительно подмигнул...
  - Никак нет, ваше превосходительство, не до шалостей было.
  - Эх, ты, растяпа! Я тебя, с каким уговором посылал на дачу: развлекаться и думать. Талант совмещать полезное с приятным не каждому дан. В этом, мой мальчик, и состоит секрет долголетия...
  Такой вполне могла быть прелюдия встречи со старым оборотнем. Первый акт встречи на этом завершится. Далее генерал обязательно поинтересуется:
  - И что же за дичь мы закладываем в "Ларчик Пандоры?
  - Я пока не придумал ничего стоящего. Если можно, прощу дать мне еще пару дней.
  - Дик, ты позволил себе не выполнить мое распоряжение? Ты исчерпал себя?
  - Никак нет. Скорее всего, переоценил свои возможности, решив, что это пустяковое задание, но теперь убежден в обратном. Со всей ответственностью заявляю: сейчас мы не располагаем нужным агентом.
  - Блестящий, убедительный вывод, поздравляю...
  Дик не только представил, но и почувствовал, как глаза генерала с сузившимися зрачками, словно две острые булавки, впились в него...
  Увлекшись, он чуть было не проскочил ведущий к Милтону поворот.
  Ряд ухоженных коттеджей, крытых яркой черепицей и утопающих в зелени, радовали глаз. Где-то на окраине города заботливо сберегли старинный бревенчатый домик. Попав в Милтон, жители многоэтажных бетонок охотно фотографируются на фоне замшелых бревен, вдыхая запах столетий, испытывая непреодолимую тягу к той славной, неотвратимо исчезнувшей эпохе, когда закоренелый враг человечества - двигатель внутреннего сгорания, - еще не паскудил воздух.
  Мощеная булыжником дорога привела его к "Скромной обители". Обычно Дик ставил машину на площадке между рестораном и зданием публичной библиотеки. Но за последние несколько месяцев даже в такой сонной заводи, как Милтон, произошли значительные изменения. У входа в библиотеку красовалась внушительных размеров вывеска с надписью: "Управление политической контрразведки". В простонародье представителей этой службы именовали упэкушники. Они по-хозяйски обосновались в Милтоне, прибрав к своим рукам ничейную автостоянку, на которой теперь высился знак: "Только для служебных машин".
  Недолго раздумывая, Говард въехал на эту площадку, выключил зажигание и, выйдя, закрыл дверцу на ключ.
  - Эй, приятель, ты что, разучился понимать знаки?
  Дик обернулся. На крыльце стоял грузный пожилой мужчина в синей форменной рубашке с закатанными рукавами. Прикрепленный над дверью новенький государственный флаг осенял отполированный временем массивный череп охранника.
  - Есть исключения из общих правил, - сказал Дик и, небрежно поигрывая нанизанными на цепочку ключами, направился к ресторану.
  Упэкушник, резко бросившись навстречу, загородил ему путь.
  - Какой шустрый выискался, - негодуя, прохрипел он. - Я таких умников быстро укрощаю.
  - Приятно, когда есть чем похвастаться, - не скрывая издёвки в голосе, произнес Дик, - вероятно, вы тоже исключение из правил.
  - Не дури, парень, отгони машину и проваливай, покуда цел ...
  И тут под лакированной оболочкой черепа возникла дельная мысль:
  - А ну покажи документы, - потребовал страж государственного порядка, - что ты за птица такая?
  Из окон ресторана выглядывали любопытные. Хорошо было бы полюбовно завершить этот затянувшийся инцидент.
  - Так и поступим, - усмехнулся Дик, бодро зашагав, к резиденции Милтонского отделения политической контрразведки. Лысый упэкушник, торжествующе сопя, последовал за ним.
  В помещении, уставленном столами и сейфами, двое здоровяков в штатском играли в шахматы. При виде угрюмого лица своего коллеги они вскочили и молча окружили незнакомца, готовые по сигналу приступить к более активным действиям.
  - Спокойно, парни, праздничный салют по моим ребрам отменяется, - насмешливо проронил Дик, предъявил служебный жетон и, повернувшись к одному из агентов, милосердно разрешил: - Играйте, играйте, но только, по-моему, белым следует укрепить королевский фланг.
  - Ну, чего вылупились? Поговорить не дают, - напустился старший агент на своих помощников. Те безмолвно вернулись к столу и склонились над доской. - Могли бы сразу представиться, господин майор, - укоризненно произнес лысый.
  - Ваше отделение подчиняется Норфорту? - спросил Говард, решив окончательно добить присмиревшего упэкушника.
  - Ну, допустим, - угрюмо пробормотал тот.
  - Некий Майкл Стюарт вам знаком?
  - Он заместитель начальника управления.
  - Это мой закадычный друг, - вдохновенно соврал Дик, с отвращением представив себе физиономию одноклассника, которого всегда терпеть не мог.
  Поверхность черепа его собеседника покрылась испариной.
  - Ей богу, господин майор, я совершенно не собирался вас обидеть.
  - Напротив, старина, я очень рад нашему знакомству, покровительственно изрек Дик. - 0бязательно скажу Майклу, что парни из Милтонекого отделения всегда на своем месте.
  - Спасибо, - облегченно выдохнул цербер, - мы обязаны помогать друг другу.
  - Других мнений быть не должно, - кивнул Дик, - и потому будьте так любезны, присмотрите за моей машиной.
  В ресторане было немноголюдно. Кондиционеры навевали прохладу. Облокотившись на стойку бара, какой-то небритый мужчина в полосатой тенниске задумчиво уставился в пивную кружку. За столиком, неподалеку от музыкального автомата, расположился местный пастор и, сладко причмокивая, поглощал содержимое салатницы.
  - Добрый день! Приятного аппетита, - сказал Дик, направившись к столику в углу зала.
  Небритый даже не соизволил обернуться. Пастор же улыбнулся:
  - Господин Ренсом, давненько вы не заглядывали в наш заповедный утолок.
  В Милтоне Говарда знали как представителя крупной страховой компании. Размышляя о будущем, о неизбежной старости, он мечтал именно здесь купить участок и, выйдя в отставку, построить коттедж. Хотя бы остаток своей бурной жизни провести в блаженном спокойствии.
  - Вы все продолжаете заниматься своим делом? - осведомился пастор, не без сожаления заглядывая в опустевшую тарелку.
  - Да, преподобный отец, - вздохнул Дик, - у нас ведь схожи профессии, вы страхуете душу человека от происков лукавого, я же все остальное, включая личный транспорт.
  Хмыкнув, пастор погрозил ему пальцем, давая понять, что по достоинству оценил ответ, и тут же назидательно заметил:
  - Нельзя смешивать такие, далеко не равнозначные понятия, как душа человека и, скажем, автомобиль.
  Дискуссия не получила должного развития. Официантка в накрахмаленном переднике подкатила к столу пастора никелированную тележку со снедью. А к столику Говарда спешил хозяин заведения, легко неся нагруженный поднос. Этой высокой чести удостаивались далеко не все уважаемые гости. Как правило, только инспектора управления налогов.
  - Рад вас видеть, господин Ренсом. Имеется бордо тридцатилетней давности, или вы по-прежнему ни-ни?
  - Спасибо, Поль. Очень жаль, я опять за рулем. Как ваши дела?
  - Все зависит от настроения клиентов. Будет настроение, появится аппетит. А уж накормить и напоить - моя забота.
  Поставив на стол тарелки с закусками, Поль наклонился и доверительно зашептал: - Я видел, как этот лысый разбойник требовал, чтобы вы отогнали машину. Как вам удалось его убедить?
  - За наглостью всегда скрывается трусость, - также шепотом ответил Дик. - Парень сразу скис, как только услышал фамилию моего давнего товарища, занимающего в этой конторе высокий пост.
  - О, мистер Ренсом, я давно понял, что вы человек с обширными связями, - откровенно польстил Поль. - Этому лысому не нравится моя французская физиономия. Докапывается, кто мне помог с гражданством.
  - Не волнуйтесь, Поль, - успокоил он хозяина ресторанчика. - Не выдумывайте себе врагов. Все гораздо проще. Эта наглая бестия мутит воду, чтобы поживиться на дармовщину. Я постараюсь оградить кассу ресторана от его притязаний, а вы, используя свое влияние в Милтоне, подыщите мне участок для застройки. Ну что, по рукам?
  - Готов помочь. Одобряю ваше намерение купить участок. Поспешите, не то в самое ближайшее время цены на землю опять подскочат. А также прошу обратить внимание на спаржу, - во всеуслышание объявил Поль. - Именно в таком виде ее обожал Юлий Цезарь. Что ни говорите, а древние римляне знали толк в еде.
  - Что ж, воздадим должное спарже, - вслух согласился Дик, вооружившись вилкой, и подумал: "Итак, вернемся к точке отсчета".
  В прошлый четверг директор управления и генерал Эдвардс были приглашены в Президентский дворец. Вернувшись во второй половине дня, генерал приказал адъютанту никого не впускать и временно отключить телефоны. Старый лис был явно взволнован, хотя старался не подать вида.
  - Скажи, Дик, ты слыхал, чтобы пушер взял бы к себе в компаньоны офицера из управления по борьбе с наркотиками? - спросил генерал.
  - Весьма парадоксальная ситуация. Впрочем, если они снюхаются, такой альянс может их устроить.
  - Допустим. Но, согласись, что при таком раскладе пушер вынужден, будет часть своей прибыли отдавать компаньону, не так ли?
   Привыкнум к подобного рода психологическим практикумам, Дик моментально включился в игру.
  - Полагаю, что бывалый спекулянт пожертвует частью, чтобы сохранить целое. Прошу прощения, ваше превосходительство, нам поручили борьбу со спекуляцией и взятками?
  - Избави боже от подобной ереси! Это так же невозможно, как закрыть собственной задницей кратер вулкана, - воскликнул генерал. - Ладно, усложняю задачу. Представь, что у твоего кошелька появился второй владелец. Какая в этом случае сложится ситуация?
  - Удручающая для меня и приятная для второго владельца, но я никогда не смирюсь с подобным унизительным положением.
  - Запрыгал, когда дело коснулось своих денежек, - засмеялся довольный генерал. - Теперь проблема станет ближе. Так вот, шеф политической контрразведки потребовал включить своих агентов в наши резидентуры и ввести своего представителя в Совет управления. Что скажешь?
  - Страдающему манией величия контрразведчику надоело копаться в национальном дерьме, мечтает о международных масштабах.
  - Пожалуй, ты, верно. заметил, но все же главная пружина его очередной интриги заключается в другом: в ассигнованиях на разведку. Свободный обмен информацией - всегда, пожалуйста, но в одной упряжке нам не ходить. Мы, и только мы, определяем политику государства, и тут на одном полицейском усердии далеко не ускачешь.
  Говард понимающе кивнул.
  Болезненно постанывая, генерал помассировал суставы - он страдал отложением солей. Затем, улыбаясь, возвестил:
  - А чтобы усердствующему наглецу не было повадно заглядывать в наш кошелек, я решил проучить его. Думаю всучить ему слабительное, прочищающее заодно и мозги. Этакую семейную пилюльку.
  - Вы хотите ликвидировать его с помощью последних достижений нашей химлаборатории?
   - Не будь наивным, мой мальчик. Если бы со смертью дураков также благополучно исчезали порожденные ими проблемы, отпала бы всякая необходимость в нашей службе.
  - У вас есть конкретные предложения? - спросил Дик.
  - Всего лишь голая идея. Наша пилюлька - это весьма соблазнительная приманка... Надо им подбросить нечто эдакое... Итак, твой вариант?
  - Лжешпион?
  - Затасканно, - поморщился генерал, - хотя, при талантливом исполнении, может пройти с блеском.
  - Мы подберем агента, - подхватил Говард, - снабдим его железной легендой. Упэкушники клюнут на приманку. А дальше...
  - Они начнут потрошить жертву. Агент, сломленный морально и физически, покапризничав для приличия, примет их условия. Последует газетная шумиха, победные реляции. А в финале спектакля мы спокойно и квалифицированно уличим их контору в подлоге.
  - Ловко задумано, - польстил Дик шефу.
  - Дело покажет, - спокойно заметил генерал. - Если задумка окажется бездарной, я отделаюсь угрызением совести, а вот если исполнение позорно провалится, ответственность падет на тебя. Вот и вся разница.
  - Хорошенькое напутствие, - пробормотал Говард.
  - Впредь льстить будешь с оглядкой, - добродушно улыбнулся генерал. - До поры не отчаивайся. Покопайся в картотеке тайных агентов, подыщи что-нибудь стоящее. Разрешаю оформить командировку в тихое, уютное местечко. Отдыхай и думай над планом операции, которую я условно назвал "Ларчик Пандоры". Ступай. Я устрою отличную погоду.
   - 2-
  
  Главный архивариус, подслеповато щурясь, ознакомился с письменным распоряжением генерала, дающим право на посещение картотеки. Физиономия его, всем известная как "Крысиная мордочка", покрылась розовыми пятнами. То ли от благоговения перед ажурными завитушками факсимиле Эдвардса, то ли от профессиональной лихорадки бдительности. Говарду вдруг показалось, что архивариус мучительно борется с желанием сделать стойку и по-собачьи обнюхать подателя ответственной бумаги.
  - Остались еще некоторые формальности, - прошелестел хозяин картотеки. Проведя майора в свой кабинет, он протянул листок, заполненный типографским текстом. - Изучите и подпишите инструкцию о неразглашении государственной тайны.
  Пока Дик выполнял указание, архивариус, вооружившись лупой, старательно исследовал удостоверение, хотя знал референта генерала не первый год. Подписанная инструкция тотчас исчезла в чреве сейфа.
  - Выложите на стол пишущие предметы, - безапелляционно произнес архивариус. - Сейчас вы пройдете досмотр, специальную обработку, смените обувь...
  - "Бумага не терпит инфекции", - с чувством процитировал Дик одно из его любимых правил, запомнившееся ему еще во время первого визита в картотеку. Архивариус снисходительно усмехнулся и тотчас ответил:
  - Порядок остается неизменным для всех.
  - Именно в этом превосходство нашей системы информации, - резюмировал Дик, подумав про себя, что вряд ли генерала Эдвардса будут окуривать вонючей смесью и просвечивать рентгеном. У сильных мира сего свои понятия о порядке для всех.
  Прокатившись на скоростном бесшумном лифте, они оказались во владении "эльфов" управления. По коридорам бетонных подвалов бесшумно сновали безмолвные существа, облаченные в темные халаты, на которых, отливая фосфорическим блеском, светились служебные номера. Вскоре, тщательно обысканный, просвеченный и благоухающий сложной аэрозольной смесью, Говард смиренно стоял перед круглой бронированной дверью, словно истовый католик перед вратами собора святого Павла. Надпись над входом заставляла задумываться: "Все тлен - слово вечно".
  - Во всей Айтенике только три таких двери, - не без гордости сообщил архивариус, колдуя над электронным замком.
  Дверь плавно подалась, и они вошли в помещение, уютно сочетавшее тишину склепа с деловой обстановкой банковского хранилища. Ровный свет ласкал никелированные ручки металлических ящиков. В помещении поддерживалась постоянная температура, тщательно очищался воздух. Известно, что с такой предосторожностью берегут шедевры живописи.
  Один зал следовал за другим. Здесь хранился архив управления стратегической информации, собранный за многие годы. Для писателей, историков, кинематографистов эти ящики представляли бесценный материал.
  Картотека досье тайных агентов хранилась в отдельном зале, отгороженная стальной дверью. Открыв ее, архивариус подвел майора к столу, включил настольную лампу.
  - Здесь находятся сотни тысяч досье,- торжествующе провозгласил хранитель купленных душ, позволив себе улыбнуться, - чтобы ознакомиться с ними, не хватит всей вашей жизни. Моя задача облегчить ваш труд. Вас интересуют агенты внутри страны или за ее пределами?
  - Только местные.
  - Прекрасно. Это намного упрощает дело. Теперь, чтобы выбрать достойную кандидатуру, скажите, это связано с риском, применением оружия?
  - Нет. Мой агент будет действовать в спокойной обстановке. Он должен обладать артистичностью, быстротой реакции, умением произвести впечатление, а главное - быть убедительным в суждениях.
  Архивариус кивнул.
  - Подождите несколько минут. Я заложу данные в компьютер.
  "Если содержимое архива и картотеки досье перевести в деньги, интересно, в какую сумму это выльется? - размышлял Говард. - Пожалуй, наберется несколько миллиардов фартингов. Не зря все же упэкушники пытаются запустить лапу в кошелек управления".
  Появился архивариус, бережно прижимая к груди пачку папок.
  Дик взял первую попавшуюся, прочел кличку "Цирцея". Открыл досье. Полюбовался фотографией. Молодая красивая женщина улыбалась доверчиво и просто. Без особого труда он узнал популярную актрису. Несколько блестяще сыгранных ролей в телесериалах. Главная роль в нашумевшем фильме "Верхом на дельфине". Промелькнула мысль: "Зачем этой красивой женщине, при ее гонорарах, осложнять себе жизнь..."
  Ощущая настойчивый взгляд архивариуса, Говард бегло просмотрел анкету. Когда и где родилась, вероисповедание, кем и когда завербована. Перелистал досье. Пробежал глазами обязательство о сотрудничестве с КУСИ, скрепленное подписью актрисы, впредь нареченной кличкой "Цирцея". Путешествовала, встречалась с деятелями искусства и культуры различных стран... Долгое время была любовницей сенатора Харпера... И этот, сугубо личный факт биографии нашел свое отражение в досье.
  "Сенатор - личность известная. - подумал Дик, - Кажется, он баллотировался от провинции Колдуэлл. Как же "Цирцея" отзывается о своем любовнике? Вот интересная выдержка: "Сенатор назвал президента мешком с ветошью, покрытым фальшивой позолотой".
  Пожалуй, вполне справедливое замечание, - мысленно согласился Говард и с удовлетворением прочитал еще одну выдержку: "Давно пора пнуть это ничтожество под зад". Рисковый парень этот сенатор. Видно, сам не прочь прыгнуть в президентское кресло. Спит с шикарной женщиной, делает ей подарки, изливает душу после любовных упражнений. А все сказанное тщательно фиксируется на пленку"...
  - К досье прилагается кассета. Прослушивание только в пределах картотеки, - подсказал архивариус.
  - Благодарю. Если понадобится, прослушаю.
  Он перелистал последние страницы, аккуратно вклеенные расписки о получении денег, корешки оплаченных чеков, а также характеристику Цирцеи, написанную сотрудником, проводившим вербовку.
  "Ну что ж, коварная соблазнительница государственных мужей, сейчас мы заглянем в то, что именуется душой человека"...
  ...Эксцентрична, тщеславна, склонна к интриге, неразборчива в связях, сладкоежка, употребляет наркотики, в результате чего подвержена приступам внезапного страха, тоски, мнительности, легко поддается гипнозу. Вполне подготовлена к программированному воздействию методом телепатического внушения для совершения любых акций...
  - Скорее всего, женщина не подойдет, - вздохнул Говард.
  Архивариус тотчас отобрал треть папок и вернул их в металлические квартиры. Говард листал одно досье за другим, втискивая на полки памяти всю необходимую информацию, фотографируя хрусталиками глаз поток лиц: молодых, старых, угрюмых, веселых, интеллигентных, вульгарных, отталкивающих и привлекательных. Он тасовал папки, словно карточную колоду. Кого тут только не было: юристы, врачи, банковские служащий, владельцы ресторанов, отелей, инженеры, адвокаты... Шестерки, валеты, короли, но ни одного туза. "По всей видимости, досье на тайных агентов из числа сенаторов, членов палаты представителей Национального собрания и ближайшего окружения президента хранятся в особом шкафу, куда имеет доступ только генерал Эдвардс", - подумал Дик.
  Изредка попадались досье на служителей церкви. Интересы управления стратегической информации представляли три пастора-протестанта, два пастора-миссионера, иезуит со скорбным выражением лица и проповедник-сектант, официально провозгласивший себя наследником Иисуса Христа. Для всех разноликих агентов единой оставалась только формулировка личного обязательства: преданно служить интересам КУСИ...
  Реально наметилось одиннадцать претендентов, а пожертвовать следовало одним. Именно пожертвовать. Даже в том случае, если агент успешно выполнит задание, его ликвидируют в угоду восстановление добрососедских отношений двух конкурирующих фирм. Во все времена жертвенная кровь умиротворяла отношения небожителей...
  Говард запомнил клички и на следующий день вновь спустился к "эльфам" управления. Повторилась та же обязательная церемония досмотра, окуривания неизменным аэрозолем. Вновь перед ним распахнулись врата бумажного чистилища.
  - Сегодня истекает срок письменного распоряжения его превосходительства генерала Эдвардса, - со злорадством напомнил архивариус.
  Дик безошибочно назвал клички одиннадцати тайных агентов. "Крысиная мордочка" заметно стушевался, но выполнять распоряжение отправился торжественной походкой "лорда-хранителя печати".
  Пока он кружился возле стола, майор прилежно штудировал папки. Наконец, пришло время покинуть картотеку. Архивариус был так любезен при прощании, что у Дика, возникло смутное подозрение: не обуревает ли стража пороков вожделение уничтожить свидетеля бесценных сокровищ управления, как это в свое время делали превосходно обученные египетские жрецы, хранители казны фараонов.
  Он поторопился покинуть сумрачное обиталище вербованных душ и в тот же день выехал на дачу
   -3-
  
  Его дьявольское превосходительство господин генерал не подвел. За все время пребывания на отдыхе ни одно пятнышко не замутило чистый колер небесной лазури. Убаюканный солнцем океан безмятежно дремал, накатывая редкую сонную волну. Неумолчно солировали цикады. Изредка над задумчивыми, обросшими клочьями шерсти пальмами пролетала серенькая носатая птичка и весело выкрикивала: Жди, жди, жди.
  Двухэтажное здание было надежно укрыто высоким бетонным забором от непрошеных визитеров. Телекамеры позволяли молодцеватому сторожу вести наблюдение за всей территорией, даже не выходя из приземистого домика, расположенного вблизи ворот. Под стать сторожу был садовник, вооруженный шлангом для полива и револьвером, нахально выпирающим из-под рубашки. Табличка на воротах гласила, что вилла "Серебряный одуванчик" принадлежит госпоже Бетси Уильям. Говард не раз слышал, как генерал, разговаривая с женой по телефону, называл ее: Бетси, девочка моя. А в особых случаях "мой серебряный одуванчик". За время работы с генералом референт впервые удостоился чести быть приглашенным на виллу шефа. Великодушный жест командировки в это поистине райское местечко следовало расценивать как проявлений высочайшего доверия.
  Левое крыло виллы предназначалось гостям, правое занимали домочадцы и родственники Эдвардса.
  Вся прелесть этого заведения заключалась в том, что никто никому не мешал заниматься своим делом. Немногим постояльцам, не считавшим нужным появляться в столовой, горничная доставляла еду в номер. Одну такую таинственную личность, прятавшую глаза за темными очками, Дик опознал. Это был лидер профашистской молодежной организации "Штурмовики нации". До того дня, когда Говарду предложили должность референта, он работал в отделе тайных операций, возглавляя бюро психологического анализа, где составлялись досье на всех экстремистски настроенных вождей политических организаций. Ни управление политической контрразведки, обязанное следить за экстремистскими группировками, ни контора Говарда не пресекала деятельность наглевших с каждым годом коричневых. Практиковалась только ненавязчивая слежка. А на всякий случай специалисты КУСИ внедрили свою агентуру во все три крупные фашистские организации, обосновавшиеся в пределах Айтеники.
  На ослепительных "Роллсах" и потрепанных, облезлых пикапах на дачу закатывали какие-то суетливые субъекты, заглядывали в номер к лидеру штурмовиков и, пообщавшись с ним, тут же исчезали. Чем занимались остальные некоммуникабельные постояльцы, оставалось лишь догадываться.
  На второй день пребывания Говарда под сенью гостеприимного "Серебряного одуванчика" в бухту вошла красавица яхта "Анаконда". Персонал виллы вышел встречать генеральшу. Дик, нежась на песочке, наблюдал за этим волнующим зрелищем. Привлекательную даму неопределенного возраста бережно вел под локоть семейный проповедник, упитанный моложавый мужчина. Его задорно выпирающий животик явно свидетельствовал не в пользу аскетического воздержания. Садовник нес в руках внучат генерала. Парадным шагом следовали камергер и камеристка госпожи генеральши. Гувернантка, высоко вскидывая голенастые ноги, замыкала эскорт. Вечером мелодичное пение цикад было нарушено монотонным бормотанием гувернантки, уговаривающей малышей уснуть, и сочным баритоном проповедника, читающего вечернюю молитву. Изредка слышались томные вздохи и восклицания госпожи. Вероятно, она уточняла некоторые не совсем понятные ей места из священного писания.
  Просеяв одиннадцать претендентов через сито надежд и сомнений, Дик по разным причинам отсортировал шестерых. Но и оставшаяся пятерка не вызывала ничего, кроме чувства досады и разочарования...
  Когда надоедало мерить шагами номер, он отправлялся на пляж. Но вскоре убедился, что в это же время там всегда появляется гувернантка. И хотя Дик не давал ей ни малейшего повода, она, тем не менее, проявляла завидную настойчивость. Ее наивная методика неискушенной соблазнительницы раздражала и забавляла его. С наигранным отвращением к одежде сбрасывался на песок купальный халатик, и гувернантка, зябко подергивая плечиками, прельщала его видом костлявого тела. Иногда Говард, завидев ее, сидящей обхватив руками коленки и опустив на них голову, испытывал что-то похожее на жалость. В другой обстановке он, возможно, и приласкал бы ее, но сейчас его голова была занята другими мыслями...
  Вскоре гувернантка, устав от бесполезных попыток завязать знакомство, сменила график выхода на пляж. И Дик был снова предоставлен самому себе. Однажды, разомлев от влажной духоты океана, он вздремнул. Проснулся оттого, что кто-то швырнул в него горсть песка.
  Дик открыл глаза и остолбенел. На него, улыбаясь, уставилось прелестное создание, достойное украсить обложку популярного молодежного журнала "Интимные встречи". Девушка бесцеремонно разглядывала его ясными бойкими глазенками. Затем она упруго опустилась рядом и, одаривая рекламной белизной зубов, сообщила, что её зовут Кристи и что она убежала от прокисших зануд папочки и мамочки. При этом она выразительно махнула в сторону соседних вилл.
  Они поплавали вместе, выкурили по сигарете. Уверенное начало позволило Кристе бросить в наступление все очарование молодости и красоты, против которого мог устоять лишь опустошенный старец или скопец. Восхищаясь загаром Дика, она провела мягкой ладошкой по его груди. Пожаловалась на родителей, погрязших в болоте мещанства, на смертельную скуку и, заглядывая в глаза, призналась, что готова убежать куда угодно. При этом, она устало склонила головку на грудь Дика.
  Усилием воли он обуздал себя и вежливо отстранился. Останавливала мысль, что вилла и богатые родители - это только легенда, а чарующая сирена Кристи - всего лишь штатная "обезьянка" из питомника служебных соблазнительниц. Непонятно только, кто ее подкладывает, свои или упэкушники, присматривающие за генеральским приютом. В этой ситуации здравомыслие подсказывало отказаться от желания затащить Кристи к себе в номер или побродить с ней в уединенных уголках побережья.
  Ссылаясь на дела, он удалился. А когда вечером, Дик отправился на пляж подышать прохладой, на подмостках причала скучала Кристи. И все повторилось сначала. Выкурив по сигарете, болтали ногами в океанской купели. Кристи, прижимаясь, прошептала:
  - Милый, хочешь, я отдамся тебе между небом и водой?
  - Не будем осквернять природу, - с грустью прошептал он, проклиная в душе свою работу и ее профессию.
  Убедившись, что ее ухищрения бесполезны, она презрительно обронила, перейдя на жаргон уличных девок:
  - Надо же, повезло, нарвалась на "голубого".
  Конечно, следовало бы ей отвесить пару оплеух за такой нелицеприятный отзыв, но Дик прекрасно понимал её душевное состояние. Девчонке платили только за обольщенную жертву.
  - Ты ошиблась, крошка, я не голубой, а лиловый. Сейчас это модно в сексе, - тоном проповедника произнес он и, не оглядываясь, пошел к вилле. Оставалось утешить себя тем, что если кто-то и ведет на него досье, оно не украсится пикантными уликами.
   -4-
  
  Все пять квадратиков, аккуратно вычерченных на салфетке, были перечеркнуты крест-накрест. Круг блужданий и поисков замкнулся на той самой точке, откуда он начал подготовку к операции.
  Мысленно проведя серию допросов с каждым из пяти претендентов, Говард пришел к неутешительному выводу, что по роду своей деятельности все пятеро должны были оставить в "банке данных" упэкушников дактилоскопические оттиски или же отпечатки голоса. Ввести в заблуждение профессионалов-криминалистов смог бы только агент, не числившийся в списках миллионной картотеки упэкушников, способный в поединке умов и нервов сбить следователя с прочных позиций отработанной схемы допроса. В настоящее время майор не располагал таким агентом...
  Из состояния задумчивости его вывели голоса. В ресторан вошли несколько человек, в том числе посетитель, при виде которого майора пробрала дрожь. Вошедший был худощав, сутуловат. Сев за ближайший столик, он уткнулся взглядом в меню. Подошла официантка, приняла заказ и, выполняя просьбу клиента, направилась к музыкальному ящику. После короткого шипения иглы, коснувшейся заезженной пластинки, послышались аккорды бетховенской "Лунной сонаты". Дик с жадным любопытством и брезгливостью рассматривал профиль этого невзрачного на вид мужчины. Да, несомненно, это был "Техник" Джо. И хотя майор видел этого человека второй раз в жизни, он хорошо запомнил это костлявое, лишенное мускулов лицо. Казалось, его череп и острые скулы обтянуты мертвой кожей. Темнорыжие, отливающие красной медью мохнатые бакенбарды сбегали к скошенному подбородку. Музыка совершенно преобразила угрюмый лик Джо. Откинув голову и прикрыв веки, он чему-то улыбался. Тонкими, длинными пальцами Джо отбивал такт, словно мысленно проигрывал особо дорогие ему места. Если бы сидевшие в зале люди знали истинное лицо этого любителя музыкальной классики...
  Тайну "Техника" Джо открыл Говарду майор Ральф Мур, под началом которого тот служил в бюро психологического анализа. Хотя Ральф всего на три года был старше Дика, он охотно признавал его превосходство над собой, восхищался острым критическим умом, эрудицией, независимостью суждений своего начальника и друга. К мнению Ральфа прислушивалось и руководство. Майор Мур был одной из самых замечательных личностей управления, разумеется, после генерала Эдвардса. Дик, сдружился с Ральфом, что было против правил их конторы, где почти все относились друг к другу с подозрительностью и предубеждением, - среда обитания формировала свои взгляды и традиции.
  Незадолго до гибели Ральф находился в командировке в одном карликовом государстве, где специалисты управления по-соседски помогали тамошнему диктатору покончить с повстанческим движением. Ральф вернулся весь какой-то издерганный, постаревший и сразу же потащил Дика по забегаловкам. И раньше поговаривали, будто бы майор Мур склонен к выпивке, но то, что предстало глазам Говарда, превзошло все его ожидания. Они сменили несколько экзотических подвальчиков и баров, где пили такие крепкие напитки, что после этого Дику долго казалось, будто его желудок наполнили горячим свинцом. А Ральф тогда здорово мучился оттого, что не мог довести себя до нужной кондиции, и Дик, пытаясь сменить программу вечера, предложил провести время в обществе двух премиленьких сестричек из госпиталя для ветеранов войны.
  - Согласен. После всего, что я видел, шлюхи - лучшее снотворное, - мрачно согласился Ральф. - Давай - ка заглянем в ближайший дансинг, я дерну еще стаканчик рома, может, он взбодрит.
  Пока они шли к дансингу, Дик не отваживался спросить, что послужило причиной угнетенного состояния Ральфа, но тот заговорил первым:
  - Ты когда-нибудь видел нашу столицу с борта вертолета?
  - Нет, не приходилось.
  - С высоты птичьего полета видно, что улицы расходятся по окружностям. Мне они напоминают круги ада, где нам всем уготованы места. Слушай, Дик, мы делаем дерьмовую работу. Зачем ты полез в наш вертеп?
  - Боялся прокиснуть в прокуратуре, и, чего греха таить, здесь прилично платят, - признался Говард.
  - Дурашка, удирай пока не поздно, - усмехнулся Ральф и с болью в голосе произнес: - А вот мне уже не вырваться, наверняка, спикирую на кладбище.
  В дансинге было полным полно народу. Дик заказал себе мартини, а Ральфу - ром.
  - Твое здоровье. Помнишь у Горация: "Carpe diem", - сказал Ральф.
  Они выпили, закурили. Неожиданно Ральф, стиснув до боли запястье друга, едва слышно прошептал:
  - Обрати внимание на парня у стойки. Запомни его, Дик.
  В дансинге долго не засиживались. Когда вышли на улицу, Дик раздраженно спросил:
  - Для чего я должен запоминать такую гнусную рожу?
  - Это "Техник" Джо, - вполголоса произнес Ральф. - Настоящего имени этого ублюдка я не знаю.
  - Не много ли чести для какого-то техника?
  - Джо - штатный палач управления. Ликвидирует своих и чужих. Вполне возможно, этот стервятник кружит и над моей головой, - дрогнувшим голосом пробормотал Ральф.
  - На ком же замыкается эта тварь? - спросил Дик взволнованно (он впервые видел волевого, энергичного майора Мура в состоянии такой депрессии). - Кто хозяин Техника? - настойчиво повторил он.
  Ральф оглянулся по сторонам, пожал плечами.
  - Не знаю. Предполагаю, один из боссов управления.
  - Неужели милый старикан Эдвардс? - предположил Говард.
  - Глупо гадать, - поморщился Ральф, - может Эдвардс, а может кто другой. И в свите папы римского, вероятно, есть такой незаметный с виду серый человечек, перед которым наместник Бога испытывает священный ужас. Старайся, Дик, меньше во все вникать, не раздражай хозяев жизни, держи язык на замке, и услуги Джо на тебя не распространятся.
  - Ничего не скажешь, веселенькая профессия у парня; но как же ты вышел на него?
  - Этого тебе не следует знать, - коротко отрезал Ральф, - забудь этот разговор, ради всего святого.
  Прошло несколько дней и Ральф погиб в автомобильной катастрофе. Перед сотрудниками выступил генерал Эдвардс. Он сообщил, что вскрытие показало высокую степень алкогольного опьянения.
  - Мы потеряли прекрасного специалиста, а семья - кормильца, - сказал генерал и предложил собрать деньги.
  Сам он пожертвовал тысячу фартингов. Пример генерала впечатлил. Собранную сумму положили в банк на имя единственной дочери майора. Для Говарда гибель друга долгое время оставалась загадкой, которую он мучительно пытался решить, но нахлынули новые проблемы - и все связанное с жизнью и смертью Ральфа Мура осело в архивах души и памяти...
  Убедившись, что "Техник" Джо всецело поглощен обедом, майор покинул ресторан. Мелькнула мысль проследить маршрут штатного палача, но, поколебавшись, он решил не привлекать к себе внимания. Не исключено, что у техника есть помощники, страхующие каждый его шаг. Вполне вероятно, что рыжий "стервятник" мог оказаться в Милтоне всего лишь с единственной целью отдохнуть и вкусить тишины...
  Через несколько минут "Ягуар" мчался по трассе. До Глодстона, столицы Айтеники, оставалось около сотни миль.
  
  
   Глава вторая
   -5-
  
  Жарким июньским днем на одном из участков трассы, ведущей к Глодстону, показался путник. Мокрый от пота серый хлопчатобумажный комбинезон стеснял движения. Человек размахивал руками, бормотал, плевался, вытирал ладонью разбитые в кровь губы. Под левым глазом, наливаясь яркой синевой, разбухал внушительный отек. Широкий, чуть приплюснутый нос пересекала свежая царапина. Все эти "знаки боевого отличия" он получил после непродолжительной дискуссии и яростной схватки с тремя поклонниками культа Сатаны. Ему прилично досталось, и в довершение всего дружная троица сатанистов вышвырнула его из автобуса.
  - Паршивцы, чертовы коты, - ругался пострадавший, сдувая капельки пота, сбегавшие на кончик носа. - Жаль, негде было развернуться, а то бы я показал этим молодчикам, как дерутся солдаты экспедиционного корпуса. Все же их главарю я врезал промеж ног. Небось до сих пор скулит.
  Он с любовью скосил глаза на стоптанные армейские бутсы.
  Мимо, шелестя протекторами, проносились автомобили. Водители не обращали внимания на отчаянные призывы остановиться.
  "А ведь на такой бешеной скорости они запросто могут отправиться к праотцам", - рассуждал путник и, не собираясь предаваться унынию, затянул густым, баритоном:
  - Мои глаза узрели приход Господа! Слава! Слава! Аллилуйя! Слава! Слава! Аллилуйя!
  Какая-то полуголая, хмельная девица, выглянув из малолитражки, показала ему язык. Он вежливо откозырял ей. Огрызок банана, направленный меткой рукой из голубого форда, оставил на щеке дорожного певца влажный след. Путник вздохнул и стоически произнес:
  - Иисусу Христу было во сто крат горше. Он ведь тащил тяжеленный крест, а у меня из поклажи лишь одна солдатская фляжка, и та не полная.
   -6-
  
  Прогнав 60 миль, Дик завернул на ближайшую бензоколонку. Шустрый мальчишка заправил машину и теперь усердно вытирал с нее дорожную пыль. Майор, устроившись здесь же в кафе, пил апельсиновый сок и просматривал политический еженедельник. За исключением нескольких страниц, отведенных под рекламу, журнал был посвящен предстоящим президентским выборам. Претендентов, выставивших свои кандидатуры, демонстрировали по канонам рекламы, как прочий товар.
  Среди дюжины фотографий участников президентского ралли красовалась физиономия сенатора Харпера. Дик решил, что у любовника секретного агента "Цирцеи" немного шансов обеспечить себе необходимое количество голосов. В этой схватке умов, денег и деловых связей личное обаяние играет немаловажную роль. На фоне своих симпатяг-соперников сенатор выглядел тускло. Приплюснутый нос, выпирающие скулы, глубоко запавшие глаза. Такая физиономия вряд ли будет эффектно смотреться с экрана телевизора. Пусть даже у сенатора семь пядей во лбу, не поможет и мощная финансовая поддержка: симпатии, а значит и голоса, достанутся тому, кто сумеет обольстить толпу приятной внешностью, ослепительной улыбкой, запоминающейся, бьющей в глаза добропорядочностью. Взять, к примеру, нынешнего президента. Ведь полное ничтожество, но зато как красиво умеет преподнести себя, как значительно улыбается...
  Посочувствовав обиженному судьбой сенатору, Говард расплатился и продолжил путь. Напоенный досыта, "Ягуар" легко отсчитывал мили. Промчавшись мимо аллеи алюминиевых шестов, на которых провисли полинялые государственные флаги Айтеники и всех ее провинций, Дик увидел, что впереди на проезжую часть выскочил пешеход.
  "Пьяный, или полоумный?" - подумал Дик и, на всякий случай сбавил скорость, просигналил, стараясь аккуратно объехать человека, но тот, вместо того чтобы остаться на месте, ринулся к машине.
  Он резко крутанул руль вправо. Пешеход отпрыгнул и, оступившись, угодил в кювет. Затормозив, Дик выскочил из машины.
  - Какого черта! - рявкнул он, доставая дрожащими пальцами сигарету. - Руки, ноги, голова целы?
  - Все на месте, - сморщился тот, потирая ляжку. - Немного ушибся. Сегодня жарковато, не правда ли? Не желаете разделить со мной компанию до Глодстона? Вы мне кажетесь чертовски симпатичным парнем.
  - Похоже, вы проехались физиономией по бетонке?
  - О, пусть вас это не беспокоит. Физиономию мне подпортили еще до нашей встречи. Так вы берете меня в попутчики?
  - Оружие есть?
  - Есть, но только дома. Квач и стальной трос для прочистки унитазов. Не смейтесь, этот набор действует безотказно. Как-то я испробовал его на одном гангстере. Полагаю, малый надолго потерял вкус к вымогательству. Хотите, я буду развлекать вас пением?
  Озадаченный обильным словоизвержением, Дик не знал, как поступить: взять ли этого говоруна или покатить домой самому. Вне всякого сомнения, попутчик будет болтать всю дорогу, мешать сосредоточиться. И не взять неудобно. Все-таки пострадавший. Он нерешительно произнес:
  - Сейчас не то время, когда подбирают всякого встречного.
   - Совершенно с вами согласен. Нынче пакостников развелось больше, чем тараканов. Так и норовят застрелить, зарезать или ограбить, но за меня можете не беспокоиться. Я не бродяга. Слава богу, живу по-христиански.
  - Судя по вашей визитной карточке, это весьма заметно, - улыбнулся Дик, - ладно, поехали.
  - Вам совестно будет смеяться, если узнаете, что я пострадал за святую веру, - с обидой в голосе произнес пассажир. - Надеюсь, вы тоже добрый христианин? Протестант или католик?
  - Протестант.
  - Славно! Значит мы единоверцы и потому столкуемся. Хотел бы я знать, как бы вы поступили, назови кто-нибудь нашу пречистую матерь божью грязной шлюхой? - прищурился он.
  - Мне еще не приходилось попадать в подобную ситуацию. Вероятно, я бы тоже оскорбился.
  - Еще как бы оскорбились! А если вам пытаются доказать, будто непорочное зачатие - сущее враньё, а святая голубица, Дева Мария, понесла не от Господа Бога, как это сказано в священном писании, а от самого Сатаны? Как вам эта история нравится?
  - Ну, это уже форменное безобразие, - произнес Дик серьезно.
  - Послушать этих паскудников из храма Сатаны, так получается жуткая картина, - обрадовавшись внимательному слушателю, разглагольствовал пассажир. - Выходит, что святой младенец Иисус вовсе, значит, не божий сын. Я, конечно, не стерпел такого богохульства и врезал им, а эти парни все вернули с процентами и вытолкнули меня из автобуса. Когда я еще впервые увидел их рожи, то понял, что драки не миновать. Знаете, как по этому поводу высказался некий Мориаччи, владелец ресторана в пригороде Норфорта, когда его сородичи устроили грандиозную попойку по случаю крещения малютки Феличе?
  - Я не имел чести присутствовать на крестинах, - задумчиво обронил Дик, чувствуя, как у него начинает каменеть затылок.
  - Тогда вам будет интересно. Так вот. Провидец Мориаччи заявил: "Боюсь, что эти шумные крестины обернутся поминками". Перепившись, макаронники затеяли свалку. Перебили стекла, посуду. В суматохе ухлопали двух официанток и счастливую мать вместе с малюткой Феличе. Старик оказался прав.
  Говард только неопределенно хмыкнул. Тогда пассажир продолжил:
  - Я чувствую прохладу в салоне. Такое впечатление, будто мы оказались в раю.
  - Кондиционер спасает, - объяснил майор и, не без иронии в голосе, заметил: - Уверен, что защитнику святой веры, господину Барни Кингу, мусорщику из Норфорта, в раю будет уготован отдельный номер.
  - О, вы, наверное, ясновидящий или агент бюро внутренних доходов? - пробормотал изумленный Барни. - Если так, то могу заверить, что задолженности по кредиту у меня нет, а все виды рассрочек выплачены.
  - Успокойтесь, господин Кинг, я всего лишь скромный чиновник страховой фирмы. Зовут меня Дик Ренсом.
  - Ради всего святого, господин Ренсом, откуда вы меня знаете?
  - Этом нетрудно, - снисходительно кивнул Дик. - На правой лямке комбинезона имеется эмблема мусорщика, на левой прикреплен значок "Я люблю Норфорт", а на внутренней стороне вашей армейской кепи имеется надпись: "Рядовой четвертого полка Барни Кинг". Достаточно?
  - Вполне, господин Ренсом. Почему бы вам ни стать гадальщиком или хиромантом. Небось, фартинги бы кучами загребали? - простодушно засмеялся Барни.
  - Может быть, - ответил Дик, - но мне хватает своего жалованья.
  - Прекрасная у вас машина, господин Ренсом, - восторгался Барни. - Наверное, стоит сумасшедших денег?
  Дик скользнул по безмятежно-наивному лицу Барни быстрым взглядом.
  - Вы правы, обошлась она недешево. Мне повезло, получил небольшое наследство и потратил его на своего "Ягуара".
  - Когда есть деньги, почему бы их не тратить или не помогать ближнему. - Философски заметил Барни. - Недавно у нас в Норфорте загнулся крупный гангстер. По их бандитским меркам, вроде нашего армейского генерала. Я сроду таких шикарных похорон не видывал. Понаехало бандюг чуть ли не со всех концов земли. И все на таких моторах, как ваш "Ягуар", а то ещё и покруче. Такой плач подняли, будто бы покойный все их денежки на тот свет утянул. Вот ведь, жулики, а как здорово умеют похороны обставить!
  Майору показалось, будто его голову набивают ватой. Испытывая огромное желание вытолкать надоевшего пассажира и остаться одному, он не мог взять в толк, что заставляет его слушать фантастические бредни. Повинуясь какому-то наитию, незаметно включил записывающее устройство. Барни, наслаждаясь терпением слушателя, вдохновенно продолжал:
  - Полиции на кладбище набилась тьма-тьмущая, да еще жен с детьми прихватили. Плачут все, как по родному.
  - Полицейским, с какой стати грустить? - с недоверием спросил Дик. - Радоваться должны были, что избавились от такого негодяя.
  - Кому негодяй, а кому благодетель, - лукаво прищурился Барни. - Говорят, усопший не жалел для полиции ни денег, ни подарков. Как по такому щедрому человеку не скорбеть. То, что свои ему памятник отгрохают, само собой разумеется. Интересно, а полицейские что-нибудь соорудят кормильцу? Как вы полагаете, господин Ренсом?
  - Вы всегда такой разговорчивый или, может быть, жара возбуждающе подействовала? - спросил майор.
  - Всегда, при любой погоде, - подтвердил Барни. - Раньше я воспитывался в приюте для дефективных и был ужасно молчаливым. Знаете, есть такие придурки, из которых слова не вытянешь. Но после контузии я стал совершенно другим человеком. Барни потер розоватый рубец, пересекающий лоб. - Видать, я так шмякнулся башкой, что все провода перезамкнулись. Потянуло на разговор, как пьяницу на спиртное.
  - А вот я до сего времени считал, что ударяться головой опасно.
  - Это уж кому как повезет, - авторитетно заявил Барни.
  - Не огорчайтесь, согласитесь, что в наше время трудно найти абсолютно нормального человека. У каждого из нас есть свой пунктик, - усмехнулся Говард, подумав о том, что если этот назойливый тип его провоцирует, тогда - он выдающийся актер. Если же на самом деле мусорщик естественен и откровенен, то он - невинное дитя, что в наше время является исключительной редкостью.
  - А вы мастер пудрить мозги, - нарочито грубо произнес Дик, - даже ребенку ясно, что в армию бы вас не взяли.
  - Верно. Армия - ведь не приют для дефективных, - согласился Барии, - они ещё сдуру перестреляют друг друга. Меня вначале погнали взашей, но я настырный и напросился-таки добровольцем в экспедиционный корпус. Медкомиссия признала годным по всем статьям. Когда мне подписали повестку, врачи устроили в мою честь банкет.
  - И все-таки, что вас побудило взяться за оружие и отправиться в джунгли?
  Барни широко улыбнулся.
  - Мечтал стать морским пехотинцем. Форма у них загляденье: фуражка и перчатки белые, мундир синий, пуговицы золотом горят. Против такой формы ни одна девка не устоит. В морскую пехоту меня не взяли. Отслужил год в обычной. Имел шанс выслужиться до капрала, но не повезло...
  "Недурственно закручено", - мысленно одобрил Говард, задав новый вопрос: - После контузии полагается пенсия? Пусть президент и парни из министерства обороны платят за увечье.
  - Хоть и пустяковая, но, конечно, же, пенсия полагается, только я отказался по чисто политическим соображениям.
  - Не понял.
  - А что тут мудреного, - хмыкнул Барни,- если каждому контуженному платить за ушибленные мозги, не хватит золотого запаса страны. Мы сразу станем банкротами и легкой добычей врагов.
   - С этим трудно не согласиться, - пробормотал Дик, придя в совершенный восторг. Последовал еще один провокационный вопрос:
  - Скажите, вам нравится президент? Многие почему-то дурно о нем отзываются.
  Барни укоризненно покачал головой, с жалостью посмотрел на Дика.
  - Президент - не потаскушка, чтобы кому-то нравиться, а кому-то нет. Раз привели его к присяге, ясно, что это не какая-нибудь, прости - Господи, шантрапа. Отцом нации дурака не поставят. По этому поводу хорошо сказал сержант Роллер в учебной команде пехотного полка.
  "Все, пошла снежная лавина, спасайся, кто может", - мысленно прошептал Дик, опасливо втягивая голову в плечи.
  - Как сейчас помню, прошелся сержант перед строем новобранцев и говорит: "с этого дня, поросята вы этакие, я вам вместо родного отца, а кого это не устраивает, схлопочет в морду"...
  Барни зевнул. День, полный приключений, утомил его, и он был не прочь подремать, убаюканный сопением кондиционера.
  Изучая физиономию мусорщика, Дик, вдруг пришел к неожиданному выводу, что где-то уже её видел, хотя был абсолютно уверен, что с Барни они никогда не встречались.
  - У меня такое ощущение, господин Кинг, будто я знал вас раньше? Вот только не пойму, на кого из моих знакомых вы похожи?
  - Всё правильно, - стряхивая дремоту, согласился Барни. - Наградил меня Господь близнецом. Вроде из одного куска теста слеплены. Вы, слыхали про сенатора Харпера?
   - Да, кое-что слышал, - пробормотал майор, поражаясь изумительному сходству. - Вы должны гордиться, сенатор весьма популярен.
  - От его популярности в кармане не бренчит, - усмехнулся Барни, - пришлось мне сбрить усы, а то чего доброго примут за сенатора. Хлопот не оберешься.
  Показались пригороды Глодстона.
  - Сколько я вам должен за проезд? - спросил Барни.
  - Оставьте условности, господин Кинг. Надеюсь, мы еще встретимся. Я частенько наезжаю в Норфорт. Могли бы пропустить по стаканчику.
  - С превеликим удовольствием. Я черкну вам свой адрес.
  - Не хочу показаться навязчивым, господин Кинг, но может я смогу оказаться для вас полезным. Что за дело привело вас в Глодстон? - Как бы, между прочим, поинтересовался майор.
  - Хочу потолковать с президентом, - с неподражаемым простодушием сообщил Барни, словно ему предстояло встретиться с близким родственником.
  - Вот как? У вас имеется договоренность о встрече?
  - Нет, я хочу сделать ему сюрприз, - доверительно объяснил Барни.
  - Вы надеетесь, что президент примет вас?
  - Я уверен, "отец нации" не откажет мне. Как-никак, я ветеран войны, награжден серебряной медалью.
  - Это значительно повышает ваши шансы, но президент практически не бывает на месте, - подзадоривал майор.
  - Тогда я позвоню ему.
  - У вас, вероятно, жалоба?
  - Да, пожалуй, так, - уклончиво ответил Барни, - но я попридержу язык за зубами. Лишняя болтовня во вред.
  Показалась симметричная громада "Олимпа" - самого дорогого и фешенебельного отеля страны. Запестрели знаки: "Только для служебных машин". Открылся во всей строгой красе фасад президентского дворца, знакомый каждому айтениканцу по фотографиям и репортажам. Истекая потом, у входа патрулировали морские пехотинцы в парадной форме. Как золотые фартинги, сверкали на солнце надраенные пуговицы их мундиров.
  "Ягуар" обогнул западное крыло, выехал на улицу, где располагались различные службы министерства иностранных дел. Высадив Барни и показав ему, как пройти в бюро жалоб и прошений, майор отправился к себе.
   -7-
  
  Прежде, чем загнать машину в гараж, Говард позвонил адъютанту Эдвардса и сообщил о прибытии. Через некоторое время адъютант вызвал референта на связь и передал, что его превосходительство желает видеть господина майора в своем домашнем кабинете не позднее двадцати часов. Это было еще одно приятное, убедительное подтверждение тому, что Говард официально зачислен в разряд любимчиков.
  - Люк, будь добр, сделай одолжение, - попросил майор. - Выясни, с каким прошением обратился на имя президента некий Барни Кинг из Норфорта. Время подачи - сегодняшнее число.
  После продолжительного сидения за рулем немного пошатывало, угнетала жара, грезился прохладный душ. Дик жаждал охлажденного пива и любви. Встреча с Кристи не прошла бесследно. Он решил позвонить на телевидение редактору Милли Уэйбрич. Ему повезло, она оказалась на месте. Услышав в трубке знакомый голосок, он сообщил, что приехал и ждет ее после работы.
  Милли - уже третий год его любовница. Подтрунивая над ним, она называет себя "постельная подружка". Пользуясь служебным положением, он многое о ней знал, что было немаловажно для сохранения душевного покоя. Она самостоятельна, умна и сексуальна. Если верить тестам интимного календаря, они - идеальная пара, но, вкусив прелести свободной жизни и сохранив желание распоряжаться деньгами по собственному усмотрению, пока не торопятся составить юридическое целое.
  Он поспешил к своему подъезду, с удивлением заметив, что даже вечнозеленый синтетический покров клумбы, ранее раздражавший его видом бездушной зелени, теперь вдруг радует душу. В почтовом ящике ожидало письмо от сына. Мальчик писал, что отчим ведет себя хорошо, не дерется, не обижает маму, а когда выпьет, любит стрелять по воробьям и кошкам. Прочитав письмо, Дик с удивлением подумал, что совсем не тоскует по сыну, и почти забыл его лицо. Вспомнил и своего отца, доживающего горькие старческие дни в одном из домов престарелых. Впервые за много лет, Дик, вовремя не поздравил отца с праздником.
  "Пошлю телеграмму и денежный перевод", - успокоил он себя.
  Принял душ, опорожнил банку датского пива и забылся коротким сном.
   -8-
  
  Барни с благоговением рассматривал фасад дворца и знаменитый проезд, по которому всегда следовал парадный кортеж вновь избранного президента. Он настолько увлекся созерцанием местности, что не сразу почувствовал легкий шлепок полицейской дубинки.
  - Ты чего тут вынюхиваешь, парень? - вкрадчиво спросил полисмен.
  - Собираюсь, подать прошение Верховному главнокомандующему, - торжественно объявил Барни, чья неподражаемая, по-детски счастливая улыбка могла смутить даже железобетонную душу главного тюремного инспектора. И блюститель порядка поддался обаянию этой улыбки.
  - Смотри, веди себя прилично, а не то я пощекочу тебе ребра, - ласково пообещал он, и дубинка нежно приподняла подбородок Барни.
  - Полезная штуковина, - произнес Барни, поглаживая дубинку.- Лечит при вывихах суставов, головокружении, искривлении позвоночника. У её хозяина, надеюсь твердая рука и меткий глаз.
  Полисмен недоуменно хмыкнул, почесал затылок и милостиво разрешил проследовать к дверям. Табличка, украшенная государственным гербом, гласила: "Каждый гражданин может подать письменное прошение президенту или побеседовать с ним по телефону. Это право даровано самой демократической конституцией. Гордись этим, гражданин!"
  Барни толкнул дверь и вошёл. Небольшая приемная. Два клерка. Направо вела дверь, обтянутая темной кожей. Надпись на табличке гласила: "Кабина телефонной связи". Возле двери стояло широченное кресло, вместившее в себя необъятную тушу секретного агента - хранителя правительственного телефона.
  Полюбовавшись портретом нынешнего президента, прозванного в народе "Господин улыбка", Барни на цыпочках подошел к деревянной стойке и стал терпеливо ждать, когда клерки обратят на него внимание.
  Неизвестно, сколько бы пришлось простоять Барни, но, на его счастье, один из клерков чихнул.
  - Крепкого вам здоровья, ваша честь! - гаркнул Барни во всю силу легких. В ответ клерк безучастным голосом спросил:
  - Какое у вас дело?
  - Я два раза писал господину президенту, но не получил ответа, - объяснил Барни.
  - Просителей миллионы, а президент один.
  - Верно, заметили, ваша честь, - охотно согласился Барни. - Небось, у нашего президента ни одной свободной минутки нет. Все дела да дела. Ей-богу, я бы не хотел быть "отцом нации". Хлопотливая должность.
  Первый клерк дипломатично промолчал. Вмешался второй.
  - У вас есть пожелания?
  - Желаю побеседовать с господином президентом.
  - Не стройте иллюзий, - вновь подключился первый клерк, - Вы будете девяностопятитысячным по общей записи. А в месяц разрешается не более пяти телефонных прошений и бесед.
  Барни прикинул в уме, разочарованно хмыкнул:
  - Эге, пока я дождусь своей очереди побеседовать, кто-то из нас двоих протянет ноги. А вдруг, не дай бог, мы вдвоем загнемся. А как тут насчет льгот ветеранам войны? - строго спросил Барни.
  - Вы являетесь ветераном? - осведомился второй клерк.
  - Говорить правду - это такое же богоугодное дело, как одаривать милостыней нищего или посадить дерево, - провозгласил Барни, доставая удостоверение и медаль. - Самый, что ни на есть натуральный ветеран: обстрелянный, контуженный и награжденный.
  Первый клерк внимательно ознакомился с наградным удостоверением, погладил медаль.
  - Это значительно повышает ваши шансы, господин Кинг. Я зарегистрирую вас. Изложите суть прошения. Так положено.
  Когда обязательная процедура оформления была соблюдена, клерк сообщил, что теперь следует заплатить пустяковую сумму за почтовое уведомление, которым господина Кинга вызовут в столицу.
  Барни достал купюру достоинством в сто фартингов. Это вызвало у клерков прилив уважения к посетителю. В нетерпении, раскачиваясь на стульях, они с обостренным вниманием следили за хрустящей бумажкой. Купюра их явно завораживала.
  - Какая жалость, у нас не найдется сдачи, - развел руками первый.
  - Прямо-таки досадное недоразумение, - пролепетал второй клерк.
  Барни отпустил купюру, и она медленно спланировала на стол первого клерка. Тот ловко накрыл ее ладонью.
  - Мы сделаем все возможное, чтобы устроить вам беседу с президентом сегодня, хотя это чертовски трудно.
  - Это просто фантастически тяжело, но вы такой славный парень, так храбро воевали, - прожурчал второй клерк, - а сдачу мы вышлем...
  - Раздайте ее нищим. Пусть они помолятся за всех нас, - предложил Барни.
  - Какое возвышенное благородство! - радостно воскликнул первый клерк. И, движимый состраданием к нищим, он, бережно разгладив, спрятал в бумажник ассигнацию, достал из сейфа ключ от кабины телефонной связи. Второй клерк, подарив Барни обнадеживающую улыбку, отправился готовить к встрече компьютер.
  Первый клерк, Барни и агент вошли в просторную кабину. Представляя закон и правосудие, агент следил за тем, чтобы проситель не нанес оскорбления личности президента. На столике черного дерева стоял телефонный аппарат. В специальную панель было вмонтировано светящееся табло: "Не более пяти минут" и расположены три лампочки: зеленая, красная и желтая.
  - Похоже на светофор, - заключил Барни, по-хозяйски осматривая кабину.
  Загорелась жёлтая лампочка, и табло возвестило: "Внимание! Аппарат включен, снимите трубку". Первый клерк коротко махнул рукой, словно рефери на ринге. Барни поднял трубку, осторожно кашлянул в нее. Слышен был ровный гул свободной телефонной линии. Погасла жёлтая лампочка, и тотчас внутри трубки мелодично пропел зуммер. В затылок Барни ровно дышал агент-хранитель. Загорелась зеленая лампочка.
  - Не спешите начинать, он должен заговорить первым, - шепнул клерк, брызнув слюной в свободное ухо Барни.
  - Алло! Вас слушает президент страны. С кем имею честь говорить? - раздался в трубке уверенный, благозвучный баритон, знакомый по программам телевидения и радио.
  У Барни от волнения язык прилип к гортани.
  - Говорите, что же вы, ей-богу, - зашипел клерк.
  - Это я, Барни Кинг, вероисповедания протестантского, тружусь мусорщиком в Норфорте. Ветеран войны. Контужен и награждён серебряной медалью.
  - Тронут до глубины души. Рад, что вы нашли время позвонить мне.
  - И я рад, господин президент, - в приступе восторга заорал Барни.
  - У вас жалоба или прошение на мое имя?
  - Прошение, господин президент. Но дело не во мне. Я, слава богу, всем доволен и на здоровье не жалуюсь. А как вы, господин президент, не болеете? Я недавно видел вас по телевизору в новых ковбойских сапогах, видно вы их разнашивали, потому, как чуть прихрамывали. Наверное, натерли мозоль на пятке. Есть верное средство от мозолей: сушеную жабью шкурку растолочь с медом и попарить ноги...
  В трубке что-то щелкало и хрипело. Сбитый с толку компьютер мучительно искал ответ.
  - Излагайте суть дела. Куда это вас несет? - хрипел от негодования клерк.
  - Да отвяжись ты, не мешай! - рявкнул разошедшийся Барни и виновато выкрикнул: - Это не вам, господин президент.
  Агент-хранитель для порядка ткнул Барни под ребро.
  - Говорите только по существу. У меня очень мало времени, - произнес голос.
  - Господин президент, на окраине Норфорта живет в ржавом автобусе девятилетняя Лилиан Кори. Она мне чужая, но я ее люблю, как родную дочь. Отца девочки, журналиста Ричарда Кори, несправедливо обвинили и приговорили к пожизненному заключению. Мачеха забрала у крошки Лилиан дом, имущество и деньги отца.
  - Печальная история. Сколько еще злых людей на земле, - вздохнул расчувствовавшийся компьютер.
  - Помогите, господин президент, вы ведь все можете. Освободите отца девочки, Ричарда Кори. Пусть пересмотрят дело.
   - Сохраните надежду, друг мой! Верьте в торжество справедливости. Я буду думать о вас. Жму вашу руку.
  - Дай-то вам бог здоровья, господин президент, - произнес растроганный Барни.
  Зажглась красная лампочка, связь прекратилась.
  - Вы слышали, он сказал, что будет думать. Значит, он поможет? Ведь президент слов на ветер не бросает? - вопрошал возбужденный Барни.
  - Безусловно, поможет. Поздравляю, вы произвели на него неизгладимое впечатление, - усмехнулся клерк, настойчиво подталкивая просителя к выходу.
  - Поможет, - счастливо бормотал Барни, очутившись на улице и восторженно разглядывая дрожащие в зыбком знойном мареве контуры дворца. - Поможет! - заорал он, щедро выплескивая нахлынувшие чувства, - и тотчас дернулся от боли, прикусив язык. Дубинка полисмена возвратила Барни на грешную землю.
   -9-
  
  За полчаса до визита к генералу Говард отправил отцу деньги и поздравительную телеграмму.
  - Приют для престарелых, - звонко уточнила адрес кокетливая девушка в окне.
  - В тексте все указано, - раздраженно буркнул он, торопливо покинув почтовое отделение.
  После смерти матери отец, никогда ранее не отличавшийся покладистым характером, стал просто невыносимым. Его гипертрофированная обидчивость, приступы старческой раздражительности совершенно измотали младшую сестру, и она робко предложила отцу пожить немного в Глодстоне. Но тот наотрез отказался, заявив ей, что не нуждается ни в чьем снисхождении. Известие о том, что отец, покинув фамильный дом, определился в приют, лишая себя и без того скудных радостей домашнего очага, Дик воспринял, как пощечину, но изменить ситуацию, зная упрямый нрав родителя, даже не пытался. Успокаивая совесть, он уверял себя, что все равно бы не смог ухаживать за стариком, учитывая сложную специфику своей работы, и каждый раз давал себе слово провести с отцом отпуск, чтобы хоть как-то скрасить угнетающую обстановку богадельни. Но, увы, все знаки сыновнего внимания сводились к письмам и переводам.
  ...В сравнении с грандиозными архитектурными ансамблями последних лет, особняк шефа выглядел патриархально. Но это старинное родовое гнездо, считавшееся по нынешним меркам роскоши просто допотопным сараем, имело прочные корни. Когда в холодную погоду курились каминные трубы, кирпичный дедушка напоминал своим гордым обликом вождя краснокожих. Привратник открыл дверь и попросил немного подождать. Затем Дика, проводили через анфиладу комнат в кабинет.
  Генерал, облаченный в шелковый японский халат, возлежал в шезлонге. На коленях у него покоился раскрытый том семейной Библии. Референт поздоровался. Эдвардс приветливо улыбнулся:
  - Прекрасно выглядишь, Дик. Погода не капризничала?
  - Была как по заказу.
  - Вот видишь, я же обещал, - лукаво прищурился генерал.
  Слуга вкатил тележку. Поставил перед гостем рюмку с коньяком, вазочку с фруктами. На тележке остался стакан простокваши и две тощие тартинки. Пожелав генералу здоровья, Дик выпил. Эдвардс, морщась, прожевал тартинку и предложил послушать текст из Екклесиаста. Водрузив на нос очки, он перелистал объемистую Библию.
  "Демонстрирует свою отрепетированную эрудицию и пытается убедить собеседника в том, что тот полнейший профан", - с раздражением подумал Говард.
  "Сердце мудрого по правую сторону, а сердце глупого на левую", - проникновенно молвил генерал.
  Дик подметил, что голос шефа приобрел оттенок кротости, столь несовместимой с его повелительной манерой держаться.
  - Каково подмечено? - восхитился генерал. - Как ты думаешь, что это означает?
  - Полезный совет интеллектуалам не прислушиваться к голосу сердца, а уповать только на разум, - подумав, определил Дик.
  - Ответ, достойный моего референта, - подмигнул Эдвардс и задумчиво произнес: - Можно приобщиться к величайшей мудрости бытия, но, увы, никому не дано познать бессмертия.
  Он бережно отложил Библию.
  - Мне сдается, твоя поездка была не напрасной?
  Говард доел сандвич с телятиной и выложил на стол кассету.
  - От насущных проблем никуда не скроешься, - вздохнул генерал, - будь добр, возьми в секретере магнитофон.
  Достав магнитофон, Дик вставил кассету. Эдвардс слушал, не перебивая, изредка усмехаясь. По окончании записи произнес:
  - Своеобразный тип. Коктейль из наивности, глупости и здорового практицизма. Ты уверен, Дик, что раздобыл ту самую пилюльку?
  - Он естественен, как бабуин на свободе, - с гордостью за своего подопечного произнес Говард. - Крупный специалист словесной жвачки.
  - Что же, получается, - сдержанно засмеялся генерал, - мы всегда стремились привлечь к работе самых способных агентов и вдруг собираемся воспользоваться услугами воспитанника приюта дефективных. Это что, новое веяние в разведке? А как же тогда понимать народную мудрость: "Лучше с умным потерять, чем с дураком найти"?
  - Уверен, что лучшие следователи упэкушников обломают о нашего дурачка свои закаленные клыки.
  - Не зарекайся, потом пожалеешь, - усмехнулся генерал. - Прокрути еще раз тот кусок, где Барни рассуждает о президенте.
  Поманипулировав клавишами, Дик воспроизвел изречение Барни, заинтересовавшее генерала.
  Слушая разглагольствования Барни, Эдвардс неожиданно вспомнил о совершенно секретном досье, хранившемся в его служебном сейфе. Несколько лет назад генерал лично изъял его из картотеки тайных агентов. Те, кто составлял досье, были ликвидированы как нежелательные свидетели. Ну, кто бы из специалистов вербовки мог предположить, что бездарный адвокат, ставший штатным сотрудником КУСН, когда-нибудь будет избран президентом страны? Эдвардс запомнил исчерпывающую характеристику, данную этому агенту: "Импульсивный демагог, способный воздействовать своим обаянием на окружающих". Генерал был в числе немногих, кто знал подноготную президента и представлял те могущественные силы страны, которые привели это уникальное ничтожество к присяге.
  - Оставь кассету, - сказал генерал. - Завтра я привезу ее в управление. Он щелкнул пальцами, вспомнив еще одну деталь беседы с мусорщиком. - Твой подопечный утверждает, будто внешне он - вылитый сенатор Харпер. Это действительно так?
  - Поразительное сходство, - подтвердил референт.
  - Родство исключено?
  - Думаю, что исключено. Скорей всего, шутка природы.
  - В свое время служба безопасности третьего рейха провела интересную операцию под кодовым названием "Двойники", - сказал генерал. - Суть ее заключалась в тщательном подборе людей, обладающих внешним сходством с резидентом или агентом разведсети, которых надлежало срочно внедрить и законсервировать. В гитлеровской разведке работали выдающиеся, тонкие специалисты. В свое время они задали жару нашим парням из управления спецслужб. Но, впрочем, и мы в долгу не остались.
   -10-
  
  Отпустив майора, генерал взглянул на часы и, дотянувшись до стола, нажал кнопку дистанционного управления. Шла обычная пятнадцатиминутная телевизионная программа новостей. После передачи сводки о дорожных происшествиях за истекшие сутки диктор объявил экстренное сообщение: "Вторгшийся из южных широт циклон "Монти" обрушился на провинцию Колдуэлл. В течение суток разбушевавшаяся стихия уничтожила большую часть посевов цитрусовых, виноградников. Тропический ливень вызвал в ряде районов наводнения. Имеются человеческие жертвы. Парализована работа транспорта. В эти напряженные, полные драматизма дни, - продолжал диктор, - сенатор Харпер возглавил правительственную комиссию по спасению людей и материальных ресурсов". В кадрах обозрения мелькала коренастая фигура сенатора. Он давал распоряжения армейским офицерам, чьи подразделения были срочно переброшены в район наводнения, координировал действия спасательных отрядов и всей своей кипучей деятельностью оттеснил в сторону губернатора провинции.
  Эдвардсу было совершенно ясно, что энтузиазм сенатора попахивает тщательно продуманным рекламным шоу. Но в предстоящем сражении за верховную власть каждое слово, жест или поступок должны целить в десятку, вызывать восхищение толпы. Таковы апробированные временем законы и традиции.
  "Всем хорош парень: умен, целеустремлен, энергичен, жаль только вывеска у него простенькая", - рассуждал Эдвардс, аристократ до мозга костей, разглядывая плебейскую внешность сенатора.
  Привыкнув оперировать цитатами из Библии, генерал вспомнил слова пророка Исайи о будущем Господе: "Нет в нем ни вида, ни величия". Но, в конечном счете, не импозантная внешность, незаурядные деловые качества претендентов определяют успех на президентских выборах. Итог подведут те немногие джентльмены власти, чей выбор определит кандидатуру президента. А миллионам простых смертных не возбраняется считать, что именно их голоса предопределили успех народного избранника.
  Эдвардс был осведомлен, что в ближайшее время окончательно определится главный претендент, и неожиданно пришел к выводу, что такая существенная деталь, как внешнее сходство мусорщика Барни Кинга и сенатора Гарольда Харпера, может принести результаты в деле дискредитации упэкушников. В любом случае, станет ли Харпер президентом или останется сенатором, участь главы руководства политической контрразведки будет решена, если появятся хоть какие-то, даже прозрачные намеки на то, что готовилась операция с целью скомпрометировать личность одного из претендентов на пост президента. Сенатор все же принадлежит к правящей партии консерваторов. И это чревато шумным политическим скандалом. Пусть потом корифеи контрразведки доказывают сенатору и президентской комиссии, что они были далеки от мысли причинить моральный и политический ущерб сенатору Харперу.
  Генерал едко усмехнулся. Он всегда оставался, верен своей отработанной годами тактике: никогда не проявлять снисходительность и уступчивость там, где удобнее всего употребить силу и жестокость.
   -11-
  
  На экране телевизора шла заключительная серия триллера "Похождения мохнатого чудовища". Дик досмотрел финальную сцену, где спасенная леди Джейн доверчиво и просто отдалась победителю, выключил телевизор, мигом разделся и на цыпочках проследовал к дивану, где в позе обнаженной махи дремала убаюканная телестрастями Милли Уэйбрич. Искренне пожелав красавцу Гарри новых приятных ощущений, он нежно обнял сонную Милли.
  - Что с леди Джейн? - опросила Милли, потягиваясь и зевая.
  - Не волнуйся, детка, она попала в надежные руки, - взволнованно произнес он.
  - Не забудь меня проводить пораньше, - напомнила Милли. - У меня завтра ответственный день - интервью с Гарольдом Харпером.
  - А ты его раньше знала?
  - Немного. Он несколько раз выступал на телевидении.
  - Как ты его оцениваешь?
  - Пообщаюсь, потом скажу. Слушай, что за идиотская привычка устраивать политические дискуссии в постели.
  - Молчу, дорогая, - смиренно произнес он...
   -12-
  
  Побродив по Глодстону, Барни купил на последние деньги билет на самолет и возвратился домой.
  Норфорт встретил его духотой, ревом транспорта, светящейся мозаикой рекламы. Барни направился к станции метро и через некоторое время, предвкушая встречу со своей подружкой Сэнди, топтался возле двери, до отказа нажав кнопку звонка. Ему никто не открыл. Воспользовавшись ключами, он вошел. Сэнди, нисколько не отреагировала на его появление, отрешенно курила длинные дамские сигареты "Утеха", небрежно сбрасывая пепел на стол. Перед ней стояла наполовину опороженная бутылка виски.
  - Эй, подружка, по какому поводу праздник? - спросил Барни, щелкая по горлышку бутылки.
  - Отвяжись, - устало обронила Сэнди. - Не видишь, что ли, душа болит.
  - В таком случае лучше всего помогает крепкий старый ром, - авторитетно заявил Барни. Он шагнул к холодильнику, достал пакет молока, открыл его и с наслаждением выпил.
  - Я беседовал с президентом, - с гордостью поведал Барни. - Встреча прошла на высшем уровне. Он обещал помочь Лилиан.
  - Ухлопал кучу денег на какую-то бродяжку, суетишься, смешишь людей. Тебя скоро или прихлопнут, или поместят в психушку.
  - Там собираются очень приличные люди, - невозмутимо ответил Барни. - Сэнди, пойми, я не мог не помочь Лилиан. Это мучило меня, как нарыв. А теперь мне так хорошо, так радостно, что даже петь хочется.
  - Так в чем же дело? Пой, придурок!
  - Сэнди, старушка моя, а может, мы удочерим Лилиан? Я знаю, ты ласковая и добрая. И когда я спешил домой, мне сердце отстукивало, как будильник: Сэн-ди, Сэн-ди...
  - Я не собираюсь стать нянькой чужому ребенку, - обронила она.
  - Тогда почему нам не завести нашего ребёнка? Я тебе все-таки не чужой. Хочешь, обвенчаемся?
  - Даже последняя шлюха желает родить от любимого мужчины.
  Барни дернулся, сжал кулаки.
  - Что же, ты не дашь мне по морде, не упрекнешь, что я живу за твой счёт и не вышвырнешь за дверь? - издевательски прошептала Сэнди.
  - Бог с тобой, милая, ты его по-прежнему любишь? - приглушенно спросил Барни.
  - С чего ты взял? Ненавижу вас всех, котов проклятых.
  - И меня ненавидишь?
  Барни, не дождавшись ответа, разделся, лёг в кровать и отвернулся. Сэнди докурила сигарету и протяжно простонала:
  - Барни, не слушай пьяную потаскуху. Ты самый лучший из всех мужчин, кого я только знала за всю свою гнусную жизнь. Прости меня, Барни.
   -13-
  
  Утром Говард отвез Милли на телестудию, а оттуда направился к себе в управление. Адъютант генерала, Люк, был уже на месте и протянул Дику донесение сотрудника управления, которому было поручено выяснить причину визита Барни Кинга в Глодстон.
  Поблагодарив исполнительного Люка, майор прочел донесение и тотчас позвонил в организационный сектор, отдав распоряжение срочно подготовить ему данные на некого Ричарда Кори, уроженца Рестона - столицы провинции Колдуэлл.
  Через некоторое время он получил следующую справку: Ричард Кори, 39 лет, профессия журналист, вероисповедание католическое. Никогда не состоял членом коммунистической партии, неофашистских и ультраправых организаций. Не привлекался к работе в разведке по линии управления стратегической информации и не обслуживал политическую контрразведку. Окончил местный колледж. Сотрудничал в провинциальной прессе, публиковался в престижных столичных журналах. Автор многих статей по охране окружающей среды, а также книги "Смерть голубого озера". В настоящее время отбывает пожизненное заключение в тюрьме для особо опасных преступников.
  Дик обратился в служебную библиотеку и заказал каталог печатных трудов бывшего журналиста Ричарда Кори. Через некоторое время Люк пригласил референта в кабинет генерала.
  - Как ты считаешь, Барни страдает психическим отклонением или же его пространные, порой убедительные умозаключения - особый вид душевного юродства, своеобразная защитная оболочка? - спросил Эдвардс.
  - Несомненно, одно: мы заполучили уникум сногсшибательной, неподражаемой глупости, - высказал Дик свою точку зрения. - Вопросы следователя Барни воспримет как своеобразную, забавную игру.
  - Полагаю, что удивительное сходство мусорщика с Гарольдом Харпером - главная пружина нашего эксперимента, - произнес генерал. - Жаль, что у нас ограничено время. Может, все-таки передать Барни нашим психоаналитикам? Есть ли смысл запрограммировать его?
  Интуитивно, Дик почувствовал, что шеф подбрасывает свою очередную каверзу, дабы лишний раз убедиться в понятливости референта.
  - Какой смысл нам пичкать Барни наркотиками и воздействовать на его психику массированным гипнозом? Проведя биохимический анализ, упэкушники без труда докажут принадлежность Барни к нашей конторе, - твердо возразил он. - Вручим пилюльку в первозданном виде.
  - Это .славно, что ты настроен по-боевому, - улыбнулся генерал. - Поезжай в Норфорт. Не останавливайся в нерешительности, ибо, кто наблюдает ветер, тому не сеять, и кто смотрит на облака, тому не жать. С богом, мой мальчик!
  
  
   Глава третья
   -14-
  
  Пробегая мимо площадки, где были выставлены черные мусорные мешки, напоминавшие округлыми боками породистых свиней, хорошенькая мулатка-горничная из соседнего отеля брезгливо фыркнула.
  - Что, в носу защекотало? - засмеялся Микеле и, ощупывая ее взглядом, добавил вдогонку: - Вкусная, стерва!
  Старший мусорщик Барни Кинг отер ладонью пот, отстегнул пластмассовую флягу, отпил глоток и протянул ее Микеле. Тот поморщился:
  - Тёплая, с души воротит. О, мама миа, сейчас бы опрокинуть баночку охлажденного пива и завалиться с девчонкой на чистую постельку...
  - А кто будет возиться с этим дерьмом? - спросил Барни.
  Микеле зло пнул ближайший к нему мешок.
  - Разве это работа для приличного мужчины, но как подумаешь о четырех прожорливых ртах своих отпрысков, приходится терпеть.
  - Не отчаивайся, приятель, - сказал Барни, - мой покойный сосед в те редкие минуты, когда был трезвый, любил повторять: - Тот, кто довольствуется малым, умерен в еде, никому не завидует - всегда спокойно спит и весело умрет.
  - И что же, он весело умер?
  - Представь себе, да. Он выпал из окна во время очередного запоя.
  - Избави нас, дева Мария, от такой гнусной кончины, - прошептал суеверный Микеле и на всякий случай показал лукавому рожки.
  В проеме между зданиями показался фургон, похожий на катафалк.
  - Джим, мы здесь, - крикнул Барни.
  Машина развернулась и подкатила к площадке. В утробе фургона заскрипел транспортер. Распахнув дверцу, из кабины выпрыгнул водитель - высоченный негр. Он виновато развел руками:
  - Опять сцепление подвело. Пришлось повозиться.
  - Мы не скучали, Джим, - подмигнул ему Барни, ловко опрокинув мешок в раскрытую пасть мусоросборника.
  Машина без особых усилий жевала пластмассовую тару, хрустящие куски упаковочного пластика и, сердито повизгивая, расплющивала жестяные банки. Из одного прорванного мешка на асфальт потоком посыпались значки с надписью: "Я люблю Айтенику". Джим собрал их на лопату и отправил в мусоросборник. Барни поднял один значок, тщательно обтер и опустил в карман комбинезона.
  - Вот не знал, что ты собираешь эти дурацкие побрякушки, - ухмыльнулся Микеле. - Тоже мне коллекционер.
  - Каждый собирает то, что ему нравится, - ответил Барни, - один марки, другой значки, третий открытки с непристойными картинками.
  Они работали споро, зорко следя, чтобы шерстяное тряпьё не смешивалось с хлопчатобумажным и синтетическим. Пластмассу отделяли от макулатуры, успевая виртуозно выбирать из массы хлама алюминиевую ложку, позеленевшую от времени бронзовую дверную ручку, моток медной проволоки. Ценность отходов определялась содержанием в них натуральных веществ. Строго соблюдать эту заповедь требовал хозяин - некоронованный король свалки, владелец фабрики переработки, почетный член городского муниципалитета господин Хью Гендерсон, прозванный за глаза "Мусорный Хью". Ему же принадлежало изречение: "Без губернатора, муниципалитета и полиции Норфорт просуществует длительное время, без меня он не сможет прожить и трех суток". Кое-что из содержимого мешков перепадало и работникам Гендерсона. Так, водитель Джим облюбовал себе еще вполне приличный пиджак. Щеголь Микеле прельстился шикарной манишкой, залитой чернилами. Барни прибрал к рукам театральный бинокль с разбитыми линзами. День начался интересными находками.
  Покончив с мешками, экипаж Барни перебрался на соседнюю улицу к переполненным контейнерам, источавшим запахи, возбуждающие бродячих котов и собак. Загрузившись содержимым контейнеров, фургон покатил на 102-ю улицу, где встретил "Кадиллак" хозяина, объезжающего свои владения. Джим затормозил. Навстречу Гендерсону, вышедшему из прохладного салон роскошного автомобиля, направился Барни Кинг.
  - Попалось что-нибудь стоящее? - строго спросил Гендерсон.
  Барни отрицательно показал головой, показал найденный значок, на котором было выгравировано "Я люблю Айтенику".
   - Сволочи эмигранты! - возмутился Гендерсон. - Мы, предоставляем им возможность пользоваться благами нашей страны, а они плюют нам в душу.
  - И откуда у людей столько слюны берется? - вздохнул Барни.
  - Слушай, Барни, я окончательно решил выставить свою кандидатуру на выборах губернатора, - торжественно произнес Гендерсон.
  - Поздравляю, хозяин. Покажите всем, что вы набиты фартингами, как рождественский гусь рисом, и что можете говорить не хуже политического комментатора.
  - Все не так просто, - озабоченно произнес Гендерсон. - На это место метят два миллионера, и нынешний губернатор намертво вцепился зубами в должность. Главное - обеспечить себе голоса простых людей.
  - Были бы фартинги, а голоса найдутся, - уверенно заключил Барни. - Я и Сэнди обеспечим вам не менее полтысячи бюллетеней.
  - Привираешь, как всегда, - недоверчиво ухмыльнулся хозяин.
  - Вовсе нет, - доказывал Барни. - Лично я приведу к избирательным урнам всех друзей и соседей. Сэнди уговорит подружек из развлекательных заведений. Те прихватят своих постоянных клиентов, любовников и сутенеров. Люди эти весьма достойные, пользуются правом голоса.
  - Если бог даст, меня поддержит народ - я обещаю превратить Норфорт в один из красивейших городов мира, - пророчествовал Гендерсон. - На месте свалки будет разбит прекрасный парк, зажурчат фонтаны, откроются питейные заведения, игорный комплекс. Короче, здесь будет все, чего жаждут душа и тело.
  - Здорово придумано, хозяин! А куда же мы денем свалку? Город без нее, что квартира без унитаза.
  - Ты примитивно мыслишь, Барни. Нерентабельный мусор мы будем зарывать в землю, и топить в заливе. Прощай свалка, да здравствует Норфортский национальный парк.
  - Его назовут вашим именем, хозяин.
  - Не льсти мне. Я ведь никогда не гнался за дешевой популярностью. Черт возьми! Как неожиданно разболелась голова. Должно быть, от жары, - Гендерсон ладонью помассировал лоб.
  - Берегите, хозяин, голову от перегрева, она всем еще пригодится.
  - Это ты правильно подметил, - кивнул довольный Гендерсон. - Ты славный малый, Барни. Непонятно только, почему ты до сих пор не вступил в Национальный легион? Боишься или не желаешь?
  - Еще как желаю, хозяин. Когда легионеры маршируют под барабан и весело горланят свои песни, я опять чувствую себя новобранцем и тоскую по своей винтовке. Форма у ребят приличная, сразу бросается в глаза.
  - Так в чем же дело? Я свой человек в этих кругах. Похлопочу за тебя. Будешь бороться за чистоту белой расы.
  - Этого не следует делать, - тихо произнес Барни.
  - Почему? Ты ветеран войны, награжден медалью. Протестант. Лояльный айтениканец.
  - Нехорошо будет, если прознают, что вы привели в такую серьезную патриотическую организацию дефективного, - пробормотал Барни.
  Гендерсон растерянно засопел.
  - М- да... Трудно с этим не согласиться. Жаль, не повезло тебе с мозгами, а ведь мог бы многого достичь.
  - У каждого своя судьба, хозяин. Вам творить великие дела, мне копаться в мусоре. Отец небесный всем отмерил судьбу грамм в грамм, как жареного арахиса в пакетиках.
  - Ладно, ступай, Барни, трудись, - покровительственно махнул рукой "мусорный Хью". - Ох, до чего же разболелась голова!
  Гендерсон вздохнул и направился к своей роскошной машине. Барни, насвистывая модный шлягер, зашагал к фургону.
   -15-
  
  Получив благословение генерала Эдвардса, Говард выехал в Норфорт и остановился в третьеразрядном отеле "Новый Иерусалим".
  Начальник местного отделения КУСИ, заранее предупрежденный о приезде майора, даже не пытался скрыть свою тревогу. Он, видимо, решил, что визит референта генерала связан с инспекторской проверкой состояния оперативных и финансовых дел. Говард успокоил его, сообщив, что работает по научной программе, изучая психологию эмигрантских кругов.
  Учитывая степень секретности и ответственности своей миссии, майор поддерживал контакты только с начальником отдела тайных операций. Эта служба номинально подчинялась местному руководству КУСИ, но фактически замыкалась на штаб-квартире в Глодстоне. Конечно же, Дик, мог остановиться на загородной даче филиала управления, но Дик выбрал самый захудалый отель, зная заранее, что там не пасутся упэкушники.
  Хозяин отеля - пресвитерианец вплоть до Бог весть, какого колена, в силу своей набожности являлся духовным наставником служащих, чьи постные физиономии напоминали братьям по вере о постоянной борьбе с греховными искушениями. К тому же, воинствующий протестант украсил холл отеля фресками из жития святых пилигримов и вождей раннего пуританства, чем в немалой степени подорвал экономику отеля, отпугнув впечатлительных клиентов, ибо пилигримы выглядели настолько отрешенно, будто получили извещения о лишении их пособия по безработице.
  Говард снял номер на фамилию Джадсон, отрекомендовавшись представителем фирмы по закупке зерна. Благодаря общности вероисповедания и неподдельному восхищению пропагандистскими фресками, он быстро наладил дружеские контакты с портье. Поскольку Дик оказался первым постояльцем, высказавшим это вслух, ему тотчас нанес визит хозяин отеля. Он долго жал руку и, расчувствовавшись, прочитал занимательную проповедь, как устоять в борьбе с развратом и падением нравов.
  Говард оказался самым примерным постояльцем, не водил к себе в номер женщин, не устраивал пьяных сборищ, рано укладывался спать. Подготовка к операции "Ларчик Пандоры" шла своим чередом. Наблюдение за квартирой Барни Кинга показало, что помимо хозяина, в ней обитает некая Сэнди Рич, в недалеком прошлом официантка одного из снискавших себе дурную славу баров, где обслуживающий персонал, включая певичек и танцовщиц, появлялся перед посетителями обнаженным до пояса.
  У начальника отдела тайных операций оказалась способная агентура, и вскоре были изготовлены ключи от квартиры подопечного. Пришлось выждать удобный момент, когда Сэнди отправится прогуляться по магазинам. После чего следовало подбросить документы, свидетельствующие, что Барни Кинг связан с разведкой одной крупной недружественной державы.
  План операции - идеально примитивен. Она была разбита на несколько этапов. На одном из них следовало заполучить ксероксы протоколов допроса. Затем в финале игры на сцене должен был появиться добрый дедушка Эдвардс, спасающий честное имя сенатора Харпера от дьявольских козней упэкушников. Говарду предстояло сыграть роль посредника в обмене информацией между двумя конкурирующими конторами, используя свое знакомство с заместителем директора Норфортского отделения политического сыска подполковником Майклом Стюартом.
  Операция сдвинулась с мертвой точки в тот день, когда было состряпано и отправлено донесение на имя директора Норфортского отделения политической контрразведки о шпионской деятельности некого Барни Кинга. Этот документ подписал доверенный агент упэкушников, перевербованный за пять тысяч фартингов. После чего, - не сразу, а так, чтобы не вызвать подозрений, - этот агент попал в автокатастрофу и был доставлен в больницу в бессознательном состоянии. Еще через сутки он благополучно скончался из-за пустяковой неисправности кислородного аппарата. Расчет строился на том, чтобы контрразведчики не смогли встретиться со своим информатором и лишний раз перепроверить донесение.
  В целях маскировки, Дик приказал начальнику отдела тайных операций оставить на квартире покойного "двойника" неопровержимые улики, свидетельствующие о давних связях пострадавшего с контрразведкой Министерства обороны. В борьбе за абсолютное лидерство между тремя организациями спецслужб военные всегда поддерживали политическую контрразведку и старались очернить КУСИ в глазах президента и его ближайшего помощника, ведающего вопросами политической информации, обороны и безопасности страны. Задумка генерала Эдвардса успешно претворялась в жизнь благодаря энергичным усилиям референта и четким действиям сотрудников Норфортского филиала конторы.
  Все складывалось довольно удачно, но Дика, почему-то не покидало странное беспокойство. Поразмыслив, он пришел к выводу, что его душевные переживания связаны с вездесущим сенатором Гарольдом Харпером. На эту мысль его натолкнула книга журналиста Ричарда Кори "Смерть голубого озера". Исследование причин отравления уникального водоема читалось не менее увлекательно, чем остросюжетный детектив. Автору нельзя было отказать в смелости и объективности. Он прямо указывал на убийцу озера - химическую фирму "Фрэнсис-Ллойд", приводил убедительные выкладки, заключения известных ученых-экологов.
  Все то, о чем писал Кори, было понятно и близко Говарду. Еще мальчишкой он часто выезжал с отцом в те места порыбачить. В гигантской чаше озера вода была холодна и прозрачна. Здесь в изобилии водилась форель. Ныне же уникальный дар природы превратился в яму для отходов, что с прискорбием открыл для себя и Дик, завернув однажды в те места. Ничто там и отдаленно не напоминало о впечатлениях детства.
  Ричард Кори привел историю возникновения фирмы, основанную профессором химии Юджином Фрэнсисом. После смерти владельца контрольный пакет акций перешел по наследству дочери профессора, Доре Фрэнсис, ставшей супругой губернатора провинции, Гарольда Харпера.
  Книга была написана четыре года тому назад, но за этот промежуток времени произошли существенные изменения в жизни автора и его персонажей. Ричард Кори был обвинен в предумышленном убийстве и осужден на пожизненное заключение. Дора Фрэнсис погибла от рук местных гангстеров, вступивших в конфликт с ее мужем-губернатором. Гарольд Харпер благополучно пережил два покушения, расправился с гангстерской бандой, был избран сенатором. На правах наследника своей покойной жены он распоряжался дивидендами фирмы...
  Дик решил выявить степень причастности Харпера к отравлению озера. Через научного консультанта Норфортского отделения он получил все необходимые сведения, публикуемые в экономических вестниках торгово-промышленной палаты, а также данные компьютера экономического отдела Министерства обороны. Анализ материалов показал, что до женитьбы Харпера фирма "Фрэнсис-Ллойд" находилась в состоянии полнейшего банкротства. И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, она преодолела финансовый застой. Ричард Кори не смог определить главного виновника экологического убийства и потому предъявил обвинения дочери старика Фрэнсиса и членам совета фирмы. Но тот, кто спас предприятие от краха и загубил гордость провинции, сумел глубоко законспирироваться. Дик обратил внимание на такой любопытный факт: накануне избрания Харпера сенатором, он демонстративно вышел из наблюдательного совета фирмы, заявив в интервью столичному корреспонденту, что собирается посвятить себя политической деятельности. Вскоре "Фрэнсис-.Ллойд" получила солидный заказ от Министерства обороны. Банк-кредитор отсрочил уплату задолженности и предоставил льготную ссуду. Фирма вышла из кризиса и полностью перестроилась на выпуск химической военной продукции. Это совпало с тем, что молодой сенатор попал в комиссию Конгресса по контролю за вооружением. Через три года он стал председателем означенной комиссии, а его родная фирма переместилась в списке основных заказчиков Министерства обороны с предпоследнего места в золотую середину...
  Теперь для майора психологический портрет сенатора вырисовывался довольно-таки выпукло. Он не исключал и такой возможности, что Гарольд Харпер постарался упрятать журналиста за решетку, дабы не дать ему возможность довершить начатое. Пользуясь своим особым положением, Дик смог бы без особого труда проверить законность обвинения против Ричарда Кори и, в случае его непричастности к убийству, получить еще один убедительный факт, свидетельствующий не в пользу сенатора. Майор буквально разрывался между профессиональным любопытством и природной осторожностью. Здравый смысл подсказывал не искушать судьбу. Гарольд Харпер - человек волевой, решительный, способный постоять за себя. Это весьма заметная фигура в деловом и политическом мире страны. Но, с другой стороны. Дик прекрасно сознавал, что в случае победы сенатора на президентских выборах, "криминальное" исследование могло бы оцениваться в очень крупную сумму. Влиятельные враги Харпера сумели бы щедро вознаградить кропотливый труд исследователя...
  Правда, он пока ещё не вступал в такие сделки, памятуя о суровости возмездия. Харпер был тесно связан с военными. Парни из армейской разведки, получив согласие руководства КУСИ, моментально бы устранили опасного для их ведомства шантажиста. Обстоятельно поразмыслив, Говард пришел к выводу, что не стоит гнаться за скорой наживой, но можно и не отказываться от изучения пикантных подробностей биографии государственного мужа. Возможно, когда-нибудь это окажется полезным хотя бы в том смысле, что в орбиту наблюдения попадут не только явные, но и тайные враги сенатора. Сильные мира сего, как прочие смертные, не застрахованы от козней недругов, ошибок или случайностей...
  Он вспомнил, что Милли предстояло провести интервью с Харпером, и тотчас позвонил в Глодстон на телестудию. Милли на месте не оказалось. Говарду сообщили, что она выехала в служебную командировку.
   -16-
  
  Выгрузив полноценное сырье на фабрике переработки и набив утробу фургона отходами, экипаж Барии взял курс в сторону свалки. Шоссе привело их к огромному полю, перепаханному бульдозерами. В клубах черного дыма мелькали фигуры в специальных скафандрах, поливающих кучи мусора ослепительными струями из армейских огнеметов. Непосвященному в таинство происходящего увиденное могло бы показаться финальной картиной из Страшного Суда, с той лишь разницей, что вместо традиционных чертей огненную геенну обслуживали инопланетяне.
  Надев кислородные маски, экипаж фургона опорожнил содержимое мусоросборника. Провожаемая яростным шипением огнеметов, машина покинула обугленное поле.
  Неподалеку от свалки, в котловине, поросшей бурой, выгоревшей на солнце травой, находилось кладбище машин, где наряду с пращурами автомобилестроения ржавели немые участники дорожных трагедий. В стороне, тяжело просев на спущенных протекторах, стояло несколько обшарпанных автобусов. Возле крайнего из них фургон остановился.
  Джим остался в кабине. Микеле, постелив куртку, разлегся на траве. Барни зашагал к навесу, где у верстака возился старик в клетчатой рубашке. Услышав шаги, он повернулся, приветливо махнул рукой и крикнул:
  - Эй, Салли, Лилиан, смотрите, кто пришёл!
  Из открытых дверей автобуса выглянула невысокая старушка, из-за ее спины выскочила худенькая девочка лет восьми. Густые золотистые волосы рассыпались у нее по плечам.
  - Ой, Барни, просто здорово, что ты объявился! Представляешь, бабушка Салли сказала, будто мы тебе надоели, и ты больше к нам не приедешь, а я ей ответила: настоящие друзья никогда не надоедают, - без умолку щебетала она. Барни привлек ее к себе.
  - Верно, Лилиан, настоящие друзья не могут жить друг без друга.
  Он достал из кармана два пакетика засахаренного арахиса и пачку трубочного табака.
  - Спасибо тебе, Барни, а то без курева совсем невмоготу, - с признательностью произнес старик, суетливо обтирая трубку о штанину.
  - Беседовал с президентом насчет вашего сына, - сообщил Барни, любуясь произведенным эффектом.
  Бабушка Салли охнула, старик просыпал табак из надорванной пачки, и лишь одна Лилиан была всецело занята поглощением арахиса.
  - Он тебя принял? - недоверчиво произнес старик.
  - Боже, услышь меня, верни мне сына, а девочке - отца, - прошептала Салли.
  - Мы беседовали по телефону, - объяснил Барни. - он внимательно выслушал, обещал помочь.
  - Я всегда учил Ричарда знать свое место и никогда не трогать больших людей, - вполголоса заметил старик. - Разве закон для них преграда? Кто имеет деньги и власть - ничего и никого не боится. Дай-то тебе бог здоровья, Барни; жаль, нечем отблагодарить...
  - Чтобы ты никогда ни в чем не нуждался, имел всегда полный достаток, - подхватила бабушка Салли.
  - Спасибо на добром слове, - улыбнулся Барни. - Честно говоря, я всем доволен, но если Сэнди расщедрится подарить мне маленького, тогда я стану богаче главного банкира страны.
  Его крупная ладонь слегка коснулась роскошных волос девочки.
  - В конце этого месяца мне положен отпуск, - продолжил Барни, - Сэнди не против, чтобы мы провели его вместе с Лилиан в одном славном курортном местечке.
  Старики переглянулись.
  - Мы, конечно, не возражаем, но к чему тебе тратиться на чужого ребенка? - недоуменно покачала головой Салли.
  - Это уж моя забота, - сказал Барни.
  - А твоя Сэнди будет вести себя прилично? - Спросила Лилиан, облизывая липкие от сладкого пальцы.
  - Не волнуйся, вы сразу понравитесь друг другу.
  - Но ведь у меня нет купальника? Не стану же я разгуливать по пляжу голая, - забеспокоилась Лилиан.
  - У тебя будет самый нарядный купальник, девочка.
  - Точно такой, как у манекенщицы Шафли? - воскликнула она, подпрыгивая на месте.
  - Во всяком случае, не хуже, чем у неё, - подтвердил Барни.
  - Когда вырасту, обязательно стану манекенщицей, - пообещала Лилиан. - Я умею не хуже Шафли дрыгать ногами и подмигивать мужчинам. Заработаю кучу денег, сделаю всем подарки: бабушке пояс от грыжи, дедушке новую трубку, а что подарить тебе, Барни?
  - Твое внимание, золотце, самый дорогой для меня подарок, - ответил растроганный Барни.
  - Я куплю тебе подтяжки с красными эажимчиками. Согласен?
  - Еще бы! Всегда мечтал о таких. Ты очень добра ко мне.
  Она захлопала в ладоши:
  - Ой, я совсем забыла! - Лилиан взлетела по ступенькам автобуса и вскоре появилась перед ним в бумажной короне, разрисованной фломастерами. - Чтобы не скучать, я придумала игру, - торжественно объявила она. - Папа - король. Его заколдовали и спрятали в замок. Бабушка и дедушка - мои придворные, а ты, Барни, принц, мой будущий жених.
  - Нет, Лилиан, это должность не для меня, - вздохнул Барни. - Я уверен, твой принц будет синеглазый и золотоволосый. Он явится к тебе в парадном мундире морского пехотинца, обязательно в белых перчатках.
  - Ладно, я согласна, - царственно кивнула Лилиан, - но только, чтобы он был добрым и веселым. А кем же ты будешь в моем королевстве?
  - Личным шутом принцессы. Я стану ее развлекать, рассказывать всякие занимательные истории.
  - Ты такой понятливый, Барни! - засмеялась она. - Если бы ты знал, как мне надоел этот отвратительный автобус. Зимой в нем холодно, а летом душно. Правда, он похож на гроб, в каких хоронят людей?
  Салли украдкой смахнула слезу. Старик закашлялся и отвернулся.
   -17-
  
  До встречи майора с Фрезером, начальником отдела тайных операций, оставалось чуть больше получаса. Дик побрился, принял душ и несколько минут внимательно разглядывал себя в зеркале. Мышцы радовали упругостью, хотя кое-где прощупывались жировые складки. Постоянно следить за внешностью и фигурой, поддерживать форму он приучил себя еще с первого курса университета, поверив в неизменное преимущество физического совершенства. Активно занимался в спортивной секции. Попутно посещал курсы, где обучался манерам, умению произвести выгодное впечатление на окружающих. Во все времена, пожалуй, только искусству нравиться никогда не грозило забвение...
  Одевшись, он включил телевизор. Для многих его соотечественников регулярный просмотр утренней программы новостей стал таким же обязательным ритуалом, как омовение для брамина.
  Во втором сюжете показали здание сената. Комментатор телевыпуска прошел по тихим коридорам, заглянул в зал заседаний, где еще недавно клокотали законодательские страсти, и почтенные господа сенаторы изощрялись в остроумии друг перед другом.
  - Наступили традиционные каникулы сенаторов, - вдохновенно вещал комментатор, - через некоторое время отдохнувшие, полные сил избранники вернутся в этот зал, чтобы продолжить свою важную государственную миссию.
  На экране промелькнул столичный аэропорт, отсюда улыбающиеся сенаторы, спешили на курорты, загородные виллы или просто в уединенные уголки, подальше от правительства и вездесущих журналистов. Среди этой шумной толпы Дик, почему-то не заметил Гарольда Харпера.
  Затем на экран наплыла фотография пожилого джентльмена, окаймленная черной траурной рамкой. Диктор сообщил, что в Милтоне на 68-м году жизни погиб выдающийся ученый-химик, почетный член ряда академий, профессор Роуз Сингтон. Вначале пришли к заключению, что он застрелился, однако вскоре появилась и другая версия - о заговоре против ученого, чьи научные заслуги получили международное признание.
  Диктора сменил специальный корреспондент. Короткое сообщение сопровождали кадры. Проплыли знакомые до мельчайших подробностей улицы Милтона. Особняк Сингтона находился неподалеку от ресторана "Скромная обитель". На противоположной стороне улицы толпились жители городка. Говард заметил ресторатора Поля. Склонив набок голову, он почтительно разглядывал полицейских. Возле ступенек парадного крыльца остановился фургон с надписью на борту: "Телевидение".
  Четвертый сюжет программы новостей оказался не менее интересным. Сообщалось, что по требованию членов палаты представителей и группы сенаторов, представляющих интересы оппозиции, президент страны принял решение создать комиссию сената по расследованию деятельности КУСИ. В состав комиссии вошли эксперты министерства финансов, а также директор политической контрразведки. Честь возглавить комиссию выпало сенатору Финчу. В заключение диктор привел слова сенатора Финча:
  - Мы будем бесстрастны и объективны. Давно назрела необходимость выяснить, на какие же цели расходуют колоссальные средства эти симпатичные парни из КУСИ.
  Говард выключил телевизор, спустился в бар, выпил стакан апельсинового сока и направился к условленному месту, где стоял спортивный "форд" начальника отдела тайных операций.
  - Надеюсь, вы слышали о комиссии Финча? - настороженно спросил тот, выруливая с автостоянки. Дик молча кивнул.
  - Недопустимо, чтобы дилетанты и непосвященные инспектировали профессионалов, - заметил Фрезер. - Ведь еще четверть века назад было принято постановление о прямой подчиненности КУСИ только президенту и первому помощнику по вопросам государственной безопасности.
  Начальник отдела даже не пытался скрыть, что озабочен и встревожен, надеялся, что референт генерала сможет дать обстоятельные ответы.
  Размышляя о комиссии Финча, Говард все больше склонялся к мнению, что своим рождением она обязана директору УПК, настойчиво пытавшемуся скомпрометировать деятельность управления разведки в глазах президента. Дик, представил себе выражение лица Эдвардса и невольно зажмурился. Неужто, тигр политической интриги спасует? И волновало еще одно: сможет ли сложившаяся ситуация повлиять на ход операции "Ларчик Пандоры"? Вполне возможно, что будет отдан приказ на ее свертывание...
  - А если члены комиссии потребуют открыть им все карты? Этого ни в коем случае нельзя допустить.
  Дик усмехнулся, уловив за этим проявлением служебной осторожности, страх потерять приличную должность и преимущества, с нею связанные.
  - Им покажут только то, что сочтут нужным, - прервал майор нытье. - Вернемся к нашим насущным проблемам. Докладывайте.
  - Эксперты подготовили зашифрованное донесение. Конверт, подписанный почерком Барни Кинга, отправился в Бельгию, - скрупулезно перечислял события истекших дней Фрезер. - Затем, согласно плану, мы включили в игру нашу резидентуру в Брюсселе. Они, в свою очередь, привлекли в качестве связника садовника, работающего в посольстве.
  - Садовник местный? - уточнил майор.
  - Так точно. Он уже оказывал нашим людям ряд мелких услуг. Получив в почтовом отделении письмо, садовник отправился в посольство.
  - Вы уверены, что упэкушники проследили за ним?
  - Безусловно. Я получил шифровку. Двое агентов политической контрразведки, прикомандированные к нашему посольству, буквально сели садовнику на пятки.
  - Им ничего другого не оставалось, как выйти на него.
  - Конечно, мы сделали бы то же самое, - подтвердил начальник отдела тайных операций. - В письме зашифровано донесение о нескольких военно-промышленных объектах, не представляющих особой секретности.
  - Для нас важно, чтобы шифровка была воспринята как стопроцентная стратегическая информация.
  "Прежде чем письмо-донесение ушло за границу, упэкушники вскрыли его на почте, сфотографировали и отправились по следу, - размышлял Говард, пытаясь обнаружить уязвимые места в плане операции. - Что ж, дезинформация запущена, и остановить операцию "Ларчик Пандоры" практически уже невозможно".
  - Остается ждать ответных действий, - подвел он черту.
  Собеседник кивнул. Дик интуитивно чувствовал, что в душе он послал его ко всем чертям, с нетерпением ожидая того дня, когда столичный гость, наконец - то, уберется из Норфорта.
  "Интересно, как сложится в дальнейшем его судьба? - подумал Дик. - Скорей всего получит повышение и возглавит одну из наших резидентур за границей. Способный работник, но трус и нытик.
  Когда вечером Дик, возвратился в отель, портье протянул ему телеграмму. Она гласила, что дядя Генри желает повидать своего племянника, дабы посоветоваться о закупочных ценах на зерно.
  Комментарии были излишни. Генерал Эдвардс срочно вызывал его в столицу.
  
  Глава четвертая
   -18-
  Директор КУСИ принимал в своей штаб-квартире директора политической контрразведки. В честь высокого гостя, зачисленного волей президента в сенатскую комиссию Финча, был дан обед. Столы накрыли на просторной веранде шестого этажа. Через матовые пуленепробиваемые стекла струился зеленоватый мягкий свет, отчетливо просматривалась территория парка. Голубые красавицы сосны вплотную подступили к зданию, скрывая его от взоров любопытствующих и придавая строгой железобетонной громадине некое сходство с научным центром. В парке обитала любимица директора КУСИ ручная лань по кличке Лиззи, неторопливо разгуливала стая павлинов. Изысканность сервировки, подбор вин и закусок подчеркивали тонкий гастрономический вкус руководителя отечественной разведки. Бесшумные кондиционеры закачивали в помещение прохладный воздух. От соприкосновения с фарфоровыми тарелками нежно позвякивали серебряные вилки с монограммой управления. Два руководителя с подчеркнутой вежливостью ухаживали друг за другом, провозглашая здравицы и тосты.
  Памятуя о хроническом несварении желудка, генерал Эдвардс ел лишь одну спаржу, попивая содовую, а на десерт лакомился малиной. Откинувшись удобнее в кресле, он с раздражением рассматривал аппетитное великолепие стола, косился на шефа конкурирующей фирмы. Но более всего генерала раздражал собственный директор, не сумевший отстоять честь управления и добиться отмены назначения сенатской комиссии.
  Насытившись, шеф УПК решил блеснуть остроумием. И хотя рассказанный им анекдот имел длиннющую бороду, хозяин стола бурно выразил свой восторг, на что Эдвардс, не выдержав, едко заметил:
  - Кто-то из афористов сказал: "Острота - такая штука, которую не находишь, именно, когда старательно ищешь". Смех мгновенно утих. Гость резко вскинул голову, удивленно спросил:
  - Что вы хотите этим сказать?
  - Я только отдаю дань восхищения вашему блистательному умению пересказывать забытые анекдоты, - непринужденно улыбнулся Эдвардс.
  Желая загладить неприятный осадок, оставшийся от замечания заместителя, директор управления взглянул на часы и, обращаясь к гостю, нарочито бодро воскликнул:
  - Обратите внимание, Джордж, сейчас появится Лиззи. В это время она всегда выходит из чащи и высматривает меня.
  Все, кроме Эдвардса, подошли к окну. Действительно, спустя некоторое время появилась Лиззи, хотя не исключено, что ее могли пригнать служители. Оглядываясь по сторонам, Лиззи грациозно перебирала копытцами. Показался смотритель с лакомствами, и лань приступила к трапезе.
  - Черт подери! Недурственно вы тут устроились, - не скрывая зависти, возвестил шеф упэкушников, любуясь пейзажем. - А мы торчим в столице у всех на виду и глотаем бензиновую вонь.
  - Зато вы находитесь близко к президенту, сенату, первыми узнаете правительственные новости, - не преминул съязвить Эдвардс.
  - Вся разница между нашими службами состоит в том, что вами больше дорожат и склонны закрывать глаза на многие прегрешения, - усмехнулся Джордж.
  Не желая развивать неприятный разговор. он спросил:
  - Надеюсь, мне разрешат поохотиться в этом секретном заповеднике?
  - Сотрудникам управления категорически запрещено осквернять парк кровью несчастных животных, - вздохнул директор КУСИ, - но для вас мы готовы нарушить правила. Павлины размножаются с такой быстротой, что парочка выстрелов не нарушит биологического равновесия.
  - Для истинного охотника ручной павлин не представляет желанной добычи, - хмыкнул Эдвардс.
  - Вы правы, генерал, - кивнул Джордж. - Пощадим птичек. Я предпочитаю охотиться на диких зверей. Вам когда-нибудь приходилось стрелять в разъяренного носорога, генерал?
  - Когда мне было столько лет, сколько вам, я стрелял за женщинами,- буркнул Эдвардс, отпив из фужера содовой и подмигнув сдержанно улыбнувшемуся главному инспектору. Вскоре, сославшись на дела, тот покинул компанию.
  Кофе пили в кабинете директора управления. Мягко ступая по густому ворсу персидского ковра, Джордж убеждал собеседников:
  - Поймите, моё особое мнение во многом определит выводы комиссии. Поэтому предлагаю гибкую тактику сотрудничества и прочный оборонительный союз.
  - Расшифруйте свои предложения, - попросил Эдвардс.
  Джордж улыбнулся, показав генералу два ряда великолепных зубов.
  - Первое: вы подключаете моих агентов в зарубежную сеть вашей резидентуры. Второе: нас интересуют достижения научного центра управления, особенно в разделе исследований головного мозга и психики человека. И последнее: для успешной координации деятельности наших служб мне бы хотелось привлечь некоторые ваши финансовые фонды.
  - Иными словами, вы хотите заполучить полный контроль над управлением стратегической информации? - произнес Эдвардс.
  - Зачем же так мрачно, генерал, - усмехнулся Джордж. - Я всегда был сторонником сильного управления разведки. Готов допустить вас к нашей картотеке. "За исключением той ее части секретных досье, на которые нам не придется рассчитывать", - подумал Эдвардс, пристально вглядываясь в лицо своего директора и мысленно приказывая ему не давать утвердительного ответа, маневрировать и дипломатично уходить в сторону. У хозяина КУСИ, переживавшего ответственный момент, дрожали пальцы, пепел сигары упал в чашечку с кофе. Собравшись с духом, он заговорил:
  - Это весьма заманчивая мысль, Джордж. У нас ведь общие цели, не правда ли? К сожалению, методика работы наших служб несколько отлична. Поэтому ваше предложение следует пока тщательно обсудить и проанализировать. Торопливость всегда во вред делу.
  "Пожалуй, это самое дельное из всего, что он здесь произнес", - с одобрением подумал Эдвардс.
  - У всех нас ограничено время, - отбросил метод убеждения Джордж. - Вскоре комиссия начнёт работу. Полагаю, она накопает столько интересного, что публикация даже незначительной части материалов расследования нанесет непоправимый вред руководству КУСИ.
  Эдвардс хотел, было достойно отразить этот наглый выпад. Но его опередил директор управления. Поднявшись во весь рост и при этом пролив на роскошный ковер кофе, негодующе воскликнул:
  - Мой милый Джордж! В своей деятельности мы с генералом Эдвардсом всегда соблюдали интересы государства. Упрекать нас в нарушении этого священного принципа в высшей степени некорректно.
  "Браво! Ответ, достойный государственного мужа", - отметил про себя Эдвардс, вознаградив вспотевшего директора доброй, отеческой улыбкой. Джордж тут же отреагировал:
  - Бога ради, господа! Я никого не хотел обидеть, но давайте обратимся к истории. Вспомните, как рационально была отработана система безопасности в рейхе. Гестапо, оставаясь политической контрразведкой, полностью контролировало деятельность остальных управлений РСХА.
  - Это для нас пройденный этап, - насмешливо констатировал Эдвардс. - Вы, должно быть, слышали, Джордж, что во времена второй мировой войны я возглавлял специальную группу по ликвидации гитлеровской агентуры. В ту пору вы, кажется, были еще грудным младенцем?
  - Не совсем так. Мне было тогда восемь лет, - нахмурившись, уточнил Джордж.
  - Славный возраст, - прищурился Эдвардс. - И вы стреляли из пугача по воробьям. Детство - сладкая пора жизни...
  Джордж, от гнева покрывшись пятнами, дипломатично промолчал. Вскоре он покинул кабинет, послав Эдвардсу один из тех взглядов, который выражает состояние души красноречивей всяких слов.
  После отъезда Джорджа яркий проблеск мужества покинул директора управления. Он укоризненно выговаривал Эдвардсу:
  - Вне всякого сомнения, эти ищейки пронюхали о наших научных изысканиях по программе "Подопытный кролик". Если эти материалы станут достоянием гласности, мы окажемся в глупейшем положении.
  - Спокойствие - лучший советчик. Мы многое уже успели надежно законсервировать. Я держу это на особом контроле и постараюсь в ближайшее время локализировать комиссию или, на худой конец, заставить ее членов перегрызться между собой.
  - И поспешно созданная сенатская комиссия, и визит Джорджа, имеют в своей основе убийство Сингтона? - Задумчиво произнес директор, разглядывая с брезгливостью прирожденного аккуратиста ковер, забрызганный кофе. - Вы поспешили, Эдвардс. Я ведь просил не трогать старика. Могли бы договориться...
  - Сингтон представлял для нас угрозу большую, чем десять сенатских комиссий, - закряхтел Эдвардс, потирая занемевшие запястья. - Не забывайте, что одно время он был консультантом нашего исследовательского центра. Когда же некоторые его работы в области парапсихологии получили мировое признание, он порвал о управлением. Я надеялся на его благоразумие. Увы, старый дуралей вдруг решил публично покаяться. Впрочем, заблудшая совесть никогда не мешала ему получать от нас солидную прибавку к профессорскому окладу. Честность - понятие относительное.
  - Мне бы вашу уверенность, Эдвардс, - откровенно признался директор. - Однако ситуация обостряется с каждым часом. Общественность встревожена гибелью видного ученого. Не исключено, что люди Джорджа постараются размотать клубок. У них есть козырь: свидетель Губерт, сосед Сингтона, знает больше, чем говорит. Специалисты политической контрразведки развяжут ему язык.
  - Я почему-то не уверен, что мертвый свидетель удовлетворит их любопытство.
  - Мертвый? Разве Губерта успели ликвидировать? - растерянно пробормотал директор.
  Эдвардс пожал плечами.
  - За полчаса до визита Джорджа мне сообщили, что некто Губерт, единственный свидетель по делу Сингтона, скончался от острого приступа сердечной недостаточности.
  Директор сглотнул слюну, поморщился.
  - Гореть вам, Эдвардс, в аду синим пламенем.
  - Надеюсь, вы мне составите компанию. Ведь мы так славно сработались? - лукаво прищурился генерал.
  Директор протестующе поднял ладонь.
  - Если дело для всех нас примет нежелательный оборот, я всегда смогу доказать, что был лишь администратором.
  - Осторожность - не самый надежный гарант от проколов в работе, - возразил Эдвардс. - Мне будет очень неприятно, если вас обвинят в сознательном уклонении от прямых служебных обязанностей. В нашем деле трусость не котируется.
  Генерал пристально посмотрел на поникшего директора.
   -20-
  
  Лишить наступательной инициативы сенатскую комиссию по расследованию деятельности КУСИ мог только один человек в стране: известный финансист, достопочтенный Аллен Льюис Прайс. Теплые отношения между генералом и банкиром зиждились на прочном фундаменте. Секретная информация Эдвардса помогала Прайсу прогнозировать политику своей финансовой империи, внимательно следить за изменением в регионах, представляющих интерес для "Юнайтед бэнк оф Айтеника". Впрочем, в биографии Прайса, изданной миллионным тиражом, не прослеживалось даже намека на знакомство с Эдвардсом. Вполне возможно, что досадное упущение личного биографа объяснялось лишь повышенной скромностью генерала и забывчивостью банкира. Многолетнее сотрудничество с Прайсом сказочно обогатило Эдвардса. Его состояние только в ценных бумагах и вкладах превышало пятьдесят миллионов фартингов. Во сколько оценивалось личное состояние Прайса, знал только он сам и, может быть, еще всевышний. Директор департамента доходов, бывший служащий финансового гения, когда его спрашивали, разводил руками и отшучивался: "Что положено Юпитеру, то положено ему одному". Директору было хорошо известно, что облагать налогом гигантское состояние Прайса не представляется возможным хотя бы по той причине, что банкир большую часть денег размещает в различных благотворительных фондах, в которых он или его дети состоят единственными попечителями. Таким образом, великий Прайс мог вправе считать себя благодетелем нации.
  До начала работы комиссии оставались считанные дни, но Прайс, как назло, отсутствовал. Эдвардсу было известно, что банкир находится на одном из совещаний директората Международного валютного фонда.
   -21-
  
  На следующий день после откровенного разговора с Эдвардсом директор управления не явился на службу, известив генерала, что по требованию врача вынужден лечь на обследование в госпиталь. В кулуарах управления неожиданная болезнь директора расценивалась сотрудниками, как прямое предательство интересов родной фирмы. Поползли слухи о предстоящей чистке всего аппарата управления. Растекаясь по этажам, слухи обрастали нелепицами и, достигнув адъютанта Люка, становились, известны Эдвардсу. Вначале домыслы забавляли генерала, но когда в очередной раз Люк поведал о якобы готовящемся массовом увольнении сотрудников, Эдвардс вскипел, приказал собрать начальников отделов, секторов, служб.
  - Людям нашей редкой и нужной государству профессии можно многое простить, кроме глупости и трусости. Хочу напомнить, что властью, данной правительством руководству управления, я вправе немедленно уволить паникеров. Тем, кто ослаб духом, изнуряет себя нелепыми предчувствиями, рекомендую взять на вооружение одну из притч Соломоновых: "Веселое сердце благотворно, как врачевание, унылый дух сушит кости". Ступайте и дерзайте на благо государства.
  Никогда еще за всю свою многолетнюю деятельность на поприще разведки Эдвардс не пользовался такой авторитетной властью и почитанием, как в эти напряженные, полные тревожного ожидания дни. Даже те, кто еще совсем недавно втайне мечтал о том дне, когда занудливого старикашку спровадят на пенсию, теперь в открытую восхищались уверенностью и мудростью генерала, справедливо при этом, памятуя, что строгий Эдвардс ополчился лишь против паникеров, но ни одним словом не обмолвился о льстецах. При этом следовало отдать должное Эдвардсу: никто даже из его близкого окружения не знал, что внешне всегда бодрый генерал серьезно болен. Нервотрепка не прошла для его здоровья бесследно. Однако, несмотря на это, генерал каждое утро приезжал в управление, немного прогуливался по парку, затем отправлялся в свой кабинет, где засиживался порой далеко за полночь. С лихорадочной поспешностью, уже почти не надеясь на скорое возвращение Прайса, он готовился во всеоружии встретить сенатскую комиссию. По его приказанию программа научных исследований, которой так настойчиво интересовался Джордж, была немедленно прекращена. Материалы опытов, сотни досье на тех, кто подвергался воздействию наркотиков и массированному внушению, подлежали отправке на одну из отдаленных секретных баз управления.
  Занятый по горло текущими делами, Эдвардс, тем не менее не упускал из поля зрения и подготовку операции "Ларчик Пандоры", дотошно знакомясь с донесениями своего референта. Когда же генералу, уставшему от бесконечных бумаг, хотелось отвлечься, по-стариковски поболтать, он приглашал в кабинет главного инспектора или того из начальников отделов, кому давно симпатизировал. Но, к великому огорчению Эдвардса, никто из удостоенных его внимания не позволял себе даже единым намеком нарушить четко установленный служебный регламент отношений. Эдвардс, порой желавший простого человеческого общения, все чаще приходил к выводу, что длительное отсутствие Говарда становится нетерпимым. Во время одного из приступов меланхолии, забыв о миссии майора, Эдвардс поручил Люку разыскать референта. Обескураженный Люк подумал, что генерал чертовски переутомился. Поняв свою оплошность, генерал тут же нашелся. Когда Люк появился в кабинете, он встретил его словами:
  - Ах, да, мой мальчик, я ведь хотел отпустить тебя пораньше. Сегодня день рождения твоей матушки. Как видишь, я никогда ничего не забываю.
  - Вы так добры ко мне! - с воодушевлением воскликнул Люк, благоразумно не признавшись, что отпраздновал именины матери еще в прошлом месяце.
  - Ступай, отдыхай, - милостиво разрешил генерал, довольный своей феноменальной памятью.
  Напоследок он поручил Люку отправить телеграмму в Норфорт в отель "Новый Иерусалим" на имя господина Джадсона. В тот же день генералу стало известно о приезде его могущественного друга, и через некоторое время пронзительно зазвонил телефон.
  Эдвардс поднял трубку и услышал голос секретаря Прайса...
   -22-
  
  Подписав пухлую пачку документов, генерал отбыл домой. Камердинер, ожидавший его в прихожей, сообщил о прибытии госпожи и внуков. Из-за неплотно прикрытой двери доносились звонкий смех, чьи-то воинственные выкрики.
  - Это что еще за бедлам? - нахмурился хозяин.
  - Мальчики разучивают новый псалом, ваше превосходительство, - объяснил камердинер.
  Генерал распахнул дверь, ведущую в большой зал. Внуки увлеченно швыряли кусочки пластилина в портреты предков, отмечая каждое попадание бурными проявлениями восторга. Особенно досталось прадедушке Эдвардса - благообразному старичку в кружевном жабо. Мальчики так увлеклись, что не заметили появления дедушки. Эдвардс без всякого предисловия отпустил внукам два звучных подзатыльника и, не обращая внимания на протестующие вопли, отправился на свою половину. Приняв ванну, он залег в кресло-качалку, раскрыв роман Фолкнера. С годами у генерала появилась потребность перечитывать книги любимых писателей, каждый раз, по-новому осмысливая суть, наслаждаясь отточенностью слова.
  Едва он углубился в чтение, вошла жена. Эдвардс сделал вид, что очень увлечен чтением.
  - Генри, ты как будто не рад мне? - обиженно протянула она.
  - Прости, Бетси, задумался, - виновато улыбнулся генерал, отложив книгу. - С возращением в родное гнездышко.
  Бетси подошла к нему, распространяя вокруг тончайший аромат изысканных парижских духов, торопливо поцеловала, озабоченно произнесла:
  - Плохо выглядишь, дорогой. Совершенно изнурил себя.
  - Я немного переутомился, но ты выглядишь превосходно. Скорее даже ослепительно.
  Она приняла этот комплемент с улыбкой благодарности. Супруге генерала недавно исполнилось пятьдесят пять, но смотрелась она значительно моложе. Только очень опытный глаз мог определить размеры той упорной повседневной борьбы, которую вела Бетси с возрастом.
  Некоторое время супруги пристально рассматривали друг друга.
  "Итак, мой милый, ты окончательно превратился в развалину, - не без удовлетворения отметила про себя генеральша, - а вот я еще полна сил, желаний и намного переживу тебя".
  "Изощряйся, полируй кожу, но возраст проглядывает в глазах. Еще ни одна женщина не вымолила себе вечной молодости и не обманула смерть", - констатировал супруг.
  - Как тебе отдыхалось? - ласково спросил он.
  - Сущее наказание, - вздохнула она. - Мальчики стали несносны. Не слушают меня, не признают гувернантку. Кстати, я решила ее уволить. Эта особа хранила коллекцию порнографии. Какая мерзость!
  - Это еще не самое тяжкое прегрешение, - усмехнулся генерал.
  - Ах, оставь, Генри, я не потерплю разврата в своем доме.
  - Почему бы отцу Роланду не наставить заблудшую овцу на путь истинный? - предложил супруг. - Пастырь божий обязан следить за нравственностью верующих.
  Эдварс лукавил. Ему давно стало известно, что семейный проповедник, цветущий сорокалетний здоровяк отец Роланд, был успешно соблазнён целеустремлённой Бетси.
  - Отцу Роланду унизительно общаться с этой распутной девкой. Он слишком чист! - воскликнула Бетси. - Я знаю, Генри, ты его терпеть не можешь, но это несправедливо. Прошу тебя, стань ему другом.
  - Пойми, Бетси, я в таком почтенном возрасте, когда всякое общение, даже с такой незаурядной личностью, как отец Роланд, ужасно утомительно, - признался генерал.
  Бетси шутливо пригрозила ему пальцем.
  - Я давно замечаю, дорогой, что ты не всегда со мной искренен. Поверь мне, отец Роланд бескорыстно предан нашему дому.
  - Нисколько в этом не сомневаюсь. Как говорится, душой и телом, - не преминул съязвить генерал, с удовлетворением наблюдая за изменением выражения лица супруги.
  Она, стоически проглотив насмешку, как бы, между прочим заметила:
  - О, чуть не запамятовала. Трауберги приглашают нас в Париж.
  Генерал неопределенно пожал плечами.
  - Я не смогу принять их предложение. Дела, моя дорогая, превыше всего, к тому же мне бы не хотелось менять привычную обстановку.
  - Жаль, я не была в Париже уже целую вечность.
  - Поезжай без меня, Бетси, - великодушно разрешил генерал.
  - Ты считаешь, что отправиться одной будет вполне прилично? Трауберги могут подумать бог весть что.
  - Когда люди развлекаются, им некогда думать, - буркнул генерал. - Если одной скучно, то облагодетельствуй племянницу. Ее впечатлительной натуре Париж пойдет на пользу. А чтобы девочку не затянул водоворот развлечений, советую прихватить стойкого моралиста отца Роланда.
  Генеральша даже не надеялась услышать столь выгодное для нее предложение. Она с деланным равнодушием возразила:
  - Не думаю, что он согласится. Отец Роланд считает Париж обителью антихриста и порока.
  - Когда преподобный отец Роланд с божьей и твоей помощью заполучит сан епископа, он будет вправе распоряжаться самим собой. А пока он кормится нашими щедротами, обязан выполнять мои указания. Передай ему, что я так решил.
  - Да, Генри, ты же знаешь, что я никогда не противлюсь твоим желаниям, - смиренно ответила она.
  "Лицемерная блудница. Только ради того, чтобы не видеть твоей порочной физиономии, я готов отправить тебя с любовником не только в Париж, а к черту в преисподнюю", - подумал генерал и кивнул супруге, давая ей понять, что разговор окончен.
  Вошел камердинер и доложил генералу о визите господина Говарда.
   -23-
  
  Прихоти ради, а может, для того, чтобы досадить супруге, генерал приказал достать старинный серебряный сервиз, украшенный гербом Эдвардсов: бычья голова увенчана венком мирта. Стол на две персоны накрыли в малой гостиной, стилизованной под викторианскую эпоху. Старомодные серванты, отливающие темно-вишневым лаком, были заполнены фаянсовой посудой вековой давности. Вазы венецианского стекла стояли вперемежку с богемским хрусталем и севрским фарфором. Несколько охотничьих натюрмортов дополняли интерьер.
  Хозяин лакомился овсяной кашей. Майор Говард вкушал традиционный, истекающий кровью бифштекс, уделяя должное внимание различным салатам, острым и пряным закускам. Эдвардса, забавляла, вытянутая физиономия Дика Говарда, ошеломлённого столь шикарным приёмом в его честь. Путаясь в догадках, майор ел безо всякого удовольствия. Генерал, погладив выпуклый вензель чеканного кубка, с грустью произнес:
  - Не счесть, сколько поколений Эдвардсов превратилось в тлен, а старинному серебру нет сносу. Обидно, когда носитель разума уходит, а утварь остается. Лично для меня в этой абсурдной жизни есть лишь одно утешение: в праведной трапезе, - усмехнулся генерал, подмигивая Говарду. - Как тут не вспомнить апостола Павла: "Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет в осуждение себе". Как видишь, Дик, стать праведником не трудно. Надо только соблюдать жесткую диету.
  Поужинав, они перешли в кабинет. Говард докладывал. Эдвардс, облокотившись на спинку кресла, закрыл глаза. Казалось, он задремал. Хорошо информированный, он не слушал доклад.
  "Я пригласил этого человека не только потому, что привык к нему. Скорее всего, я сейчас острее, чем когда-либо, нуждаюсь в общении. Дик подпитывает мою убывающую энергию. Глядя на него, чувствуешь себя значительно моложе и бодрее. Я одинок, ужасно одинок и несчастен. Нет большей гнусности, чем делить кров о женщиной, которую презираешь, терпеть присутствие ее любовника ради собственного призрачного душевного равновесия, ради видимого приличия. С каким нетерпением Бетси ожидает развязки. Мой вид вызвал у нее прилив восторга. А чем дочь лучше матери? Ненавидит отца и тоже жаждет его смерти... Воистину, я взрастил врага из собственной крови. Несчастное, издерганное погрязло в распутстве, мечется от одного ничтожества к другому. Скоропалительные браки, скандальные разводы, дети от разных отцов... Ничего, кроме брезгливости, по отношению к своим отпрыскам не испытываю. Чисто по человечески внуков жаль. Им не дано изведать родительской любви. Кто их окружает? Распутная, вечно занятая мать, лицемерная эгоистичная бабушка, замкнутый, равнодушный к их детским проблемам дед. От такого набора родственников не мудрено озлобиться на весь род человеческий".
  Эдвардс вспомнил притчу, известную ему еще со школьной скамьи. В ней рассказывалось, как царь зверей лев, одряхлев, стал легкой добычей своры шакалов, некогда трепетавших от его грозного рыка. Не исключено, что у близких появятся аппетит и коварство шакалов.
  "Нельзя допустить, чтобы они застали меня врасплох", - подвел он итог своим размышлениям.
  Покончив с ужином, генерал кивнул Говарду, давая понять, что пора переходить к делу и включил телевизор. Передавали экстренное сообщение. Диктор объявил, что продолжается следствие по делу об убийстве профессора Сингтона. Новые данные позволяют предположить, что известный ученый, а также его сосед Губерт стали жертвами одной и той же преступной организации.
  - Вчера в семнадцать сорок пять сотрудники бюро по борьбе с наркотиками, получив информацию Интерпола, обнаружили конспиративную квартиру гангстерского синдиката. В перестрелке был убит некий Рудольфо Скальфари. Как выяснилось, он представлял интересы международной наркомафии, являлся посредником в крупной операции по сбыту героина. При осмотре личных вещей Скальфари обнаружены веские доказательства связей профессора Сингтона с боссами гангстерского мира, - бесстрастно вещал диктор.
  - Мафия - бессмертна. Она плоть от плоти предпринимательства, - вполголоса заметил генерал. - Вообще-то при четко налаженном полицейском аппарате деятельность гангстерского синдиката можно регулировать чисто биологическим путем.
  На какое-то мгновение Эдвардсу показалось, будто в глазах майора мелькнула искорка насмешки.
  "Этот на дешевку не клюнет. Вероятно, это мой последний референт. Как бы ни сложилась операция "Ларчик Пандоры", я сохраню ему жизнь и обеспечу продвижение по службе"...
  Еще никогда и ни с кем Эдвардс не был так откровенен.
  - Я воспитывался в очень религиозной семье,- рассказывал генерал. - Первой моею книгой было Евангелие. Но в четырнадцать лет я убедился, что всевышний - лжец, а затем окончательно прогнал его из своей души. И помог мне в этом Иов многострадальный. Ты, конечно же, помнишь историю о том, как Бог, побившись об заклад с лукавым, лишил Иова богатства, умертвил всех его близких, сжег дом и вдобавок ко всем его несчастьям наградил проказой. Я тогда спросил себя: как может отец наш небесный вершить неправедный суд над творением рук своих? Почему карает праведника, вместо того чтобы наказать погрязшего в грехах?
  - Однако, после этих тяжких испытаний всевышний все же исцелил Иова, вновь наделил его богатством и семьей, - возразил Говард.
  - Тебе не кажется. Дик, что наша фирма использует ту же методику? Но мы провоцируем агента исключительно ради интересов государства, а Всевышний подвергнул Иова испытанию, ради собственной забавы. Как видишь, разница не в пользу творца.
  Говард дипломатично промолчал.
  - Я не раскаиваюсь в своем отступничестве, ибо любая религия расслабляет волю, лишает человека свободы желаний, а значит, и всех прелестей жизни, - продолжал генерал. - Но мир так парадоксально устроен, что, взывая к мифическому богу, управлять людьми гораздо легче. Рано или поздно отца небесного все равно бы придумали и узаконили. Первыми эту необходимость осознали мудрецы, создавшие Библию - книгу о деяниях пророков и похождениях божьего сына. Удивительно, но величайший обман породил лучшую книгу человечества.
  - Если принять вашу точку зрения, то выходит, что составители Библии - сплошь безбожники и вольнодумцы, - усмехнулся Говард, убедившись окончательно, что генерал, затеяв эту нелепую проверку на веротерпимость, впал в маразм или замыслил дьявольскую каверзу.
  - Не все пророки безбожники, но лишь наиболее одаренные из них - истинные мудрецы, - терпеливо объяснял генерал. - В лучших главах Библии воспевается сила духа человеческого. В этом - высший смысл бытия. Человек сам себе господин: и в мыслях, и в делах своих. Однако этим бесценным правом обладают немногие.
  - Допустим, вы низложили всевышнего, - вкрадчиво произнес Говард, пытаясь обратить раздражавшую его полемику в шутку, - кто тогда определит степень истинной виновности каждого из нас, воздаст по заслугам? Рок, судьба или фатальная неизбежность?
  - Психопатские бредни, - усмехнулся генерал. - Выдумка для слабонервных. Есть только стечение обстоятельств: на одном полюсе - выигрыш, на другом - проигрыш...
  "Очень удобная теория для тех, в ком совесть не чиста, - подумал Говард. - а ведь генерала должны мучить кошмарные видения. Он прямо или косвенно виновен в гибели многих людей. Еще неизвестно, чем закончится авантюра под названием "Ларчик Пандоры". В любом случае я могу оказаться лишним и попасть на мушку "техника" Джо. Надо готовиться к худшему и постараться оставить старину Эдвардса в дураках"...
  Они засиделись далеко за полночь. Отпустив Говарда, генерал долго не мог уснуть. Какая-то навязчивая мысль преследовала его. Он рассеянно перелистал Библию и, отложив ее, направился к шкафу из красного дерева. Поглаживая корешки томов, Эдвардс отыскал фолиант в скромном переплете, раскрыл его и, разыскав нужную ему страницу, прочитал вслух:
  "Ни сыну, ни жене, ни брату, ни другу, не давай власти над тобою при жизни твоей, и не давай другому имени твоего, чтобы, раскаявшись, не умолять о нем. Доколе ты жив и дыхание в тебе, не заменяй себя никем... Во всех делах твоих будь главным и не клади пятна на честь твою".
  "Доколе ты жив, - задумчиво повторил генерал. - Хорошо бы умереть сразу без мучений. Безусловно, у каждого свой исход, но я почему-то не уверен, что мне выпадет такое счастье. Страшно оказаться беспомощным в полной зависимости от жены и дочери, на попечении безразличных слуг. Неужели в последние мои часы рядом не окажется ни одного по-настоящему близкого мне человека, ни одной преданной души. А ведь когда-то же меня любили самозабвенно и бескорыстно. Все ушло..."
  Эдвардс подошел к сейфу, вмонтированному в стену, отключил сигнализацию и с поспешностью одержимого принялся разбирать бумаги. Он долго возился, пока, наконец, на дне сейфа не отыскал небольшой пакет. Генерал вскрыл его и среди стопки пожелтевших, выцветших от времени фотографий выбрал одну.
  Вернувшись к столу, он внимательно вгляделся в нее. На фоне Эйфелевой башни запечатлены двое: улыбающийся мужчина в смокинге и молодая привлекательная женщина в строгом английском костюме. На обороте фотографии он прочел надпись: "Да хранит тебя бог! Люси".
  - Сколько же мне тогда было? - прошептал генерал. - Тридцать восемь. Возраст желаний. А Люси исполнилось девятнадцать. Милая девочка, единственная, кого невозможно забыть...
  Двадцать восемь лет назад Эдвардс был назначен первым заместителем директора управления стратегической информации. В тот же год он встретил Люси в ювелирном магазине Стива Макделлона, куда генерал прибыл за подарком для Бетси, заказанным в честь десятилетия совместной жизни. Близился час закрытия, когда охранники старательно выгуливают псов-волкодавов, несущих ночную стражу. Владелец магазина, прозванный "Бриллиантовым Стивом", встретил генерала, проводил его в кабинет.
  - Какая божественная чистота! Какая огранка! Алмазы притягивают, как магнит, - шептал Макделлон, лаская скрюченными от подагры пальцами бриллиантовое колье. В его выпуклых, слезящихся глазах отражались радужные блики, и весь он, невысокий, сгорбленный, с непомерно большой головой, напоминал гнома-охранителя сокровищ. - Алмазы дорожают. В них выгодно вкладывать деньги, - бормотал Макделлон, принимая от Эдвардса чек и провожая долгим, цепким взглядом коробочку с колье.
  Попрощавшись, Эдвардс направился к выходу. Заметив возле одной из витрин двух девушек, он невольно замедлил шаг. Миниатюрная шатенка любовалась жемчугом, стоя у пуленепробиваемого стекла. Ее подружка, плотная блондинка, с восхищением уставилась на кинозвезду, посетившую магазин в сопровождении свиты почитателей и дельцов кинобизнеса.
  Эдвардсу было достаточно беглого взгляда, чтобы определить типичных представительниц пролетарского квартала, посещавших шикарный ювелирный магазин исключительно из любопытства. Он всегда игнорировал связи с женщинами чужого ему мира. И все же, что-то такое в изящном облике шатенки заставило его подойти и заговорить.
  Ее звали Люси Фортас. Она работала в публичной библиотеке. Однажды, он как бы случайно заглянул в библиотеку и пригласил Люси поужинать в загородном ресторане.
  В ту пору политическую контрразведку возглавлял всесильный Эдгар Гровер, собравший обширную коллекцию досье на высокопоставленных лиц государства. Генерал Эдвардс пользовался особым покровительством главного сыщика страны, что служило своеобразным охранным векселем, и он вполне мог надеяться, что не станет объектом наблюдения агентуры.
  В молодости Эдвардс редко изменял жене, хотя мог бы себе это позволить. Женщин волновала его внешность, уверенный насмешливый взгляд. Однако превыше всяких развлечений он всегда ценил только дело, отдавая работе почти все время и силы. Знакомство с Люси нарушило привычный ритм его жизни. Их связь продлилась дольше, чем он предполагал. Эдвардс снял ей комнату в тихом районе. Он баловал Люси, не жалея денег на подарки, приятно удивленный, что она оказалась нетребовательной и неискушенной в житейских вопросах. За несколько месяцев связи он настолько привык к Люси, что даже рискнул взять ее в командировку. Через надежного человека он устроил Люси отпуск. В Париж Эдвардс прибыл под чужим именем, так что присутствие Люси в качестве прикрытия оказалось весьма кстати. Их всюду принимали за счастливых молодоженов. Развлекаясь, Эдвардс не забывал о главной цели своего путешествия, неустанно расширяя и укрепляя европейскую резидентуру КУСИ.
  Перед отъездом на родину, Люси призналась ему, что она беременна. В самолете, когда она спала, уронивв голову на его плечо, он мучительно искал удобное решение своей любовной проблемы. Продолжать отношения более не представлялось возможным. Жениться на ней - означало стать посмешищем в глазах того общества, чьи традиции и законы Эдвардс ревностно соблюдал и защищал. Сразу же по возвращении в столицу генерал объяснился с девушкой, потребовал немедленно сделать аборт, обещал открыть счет на ее имя и обеспечить будущее. Эдвардс ожидал истерики, поэтому его весьма обескуражило ее спокойствие. Когда же Люси заявила о своем желании оставить ребенка, он вспылил, нагрубил ей, предупредив, что в ближайшие дни отвезет ее к гинекологу.
  Договорившись с врачом, он приехал за ней, но Люси дома не оказалось. Он долгое время тосковал, затем успокоился и постепенно отвык.
  "Если она тогда все же решилась родить, то нашему ребенку должно исполниться двадцать семь лет, - думал генерал, высчитывая на пальцах. - Я даже не знаю, кто родился: сын или дочь? Как же все эти годы жила Люси? Как жил наш ребенок? А ведь он может оказаться самым близким мне человеком, которого сейчас так недостает".
  - Искупления хочу, искупления, - вздрагивая от острой жалости к себе, пробормотал Эдвардс.
   -24-
  
  Природа не обделила здоровьем Аллена Прайса. Был он крепок духом и телом, неутомим, энергичен. Но годы, нервные перегрузки, тяжкое бремя власти подтачивали здоровье. В канун своего семидесятилетия он перенес инсульт. С той поры стали одолевать его страх смерти и тревога за будущее миллиардного состояния. Неоднократно задавал он себе вопрос, кто же из наследников встанет у руля управления фамильной империй? Кто займет место президента "Юнайтед бэнк оф Айтеника", будет руководить мудро и властно, не позволит распылиться состоянию, подтвердит неофициальный, но такой престижный титул "Главного банкира страны".
  По традиции наследования отца должен был заменить старший сын. Ему предстояло стать надежной опорой близких родственников. Но Прайс, мысливший только реальными категориями, сознавал, что его будущий наследник по своим деловым качествам не способен к руководству. Замкнутый и равнодушный, он совершенно не интересовался ни бизнесом, ни политикой, редко появлялся в обществе. К своим прямым обязанностям представлять интересы семьи Прайсов в наблюдательных советах нескольких крупных корпораций относился с явным неудовлетворением.
  Тому, кто удостоился бы высочайшей чести сменить великого Прайса, следовало сочетать в себе гений финансиста, стратегический ум политика, чутье дипломата, обладать проницательностью и коварством. Одно из любимых изречений Аллена Прайса гласило: "Только нищему легко оставаться благородным, так как ему просто нечего терять".
  Будущий преемник Прайса должен был заменить старого банкира и на посту руководителя тайной политической организации. Впрочем, сам Прайс окрестил свое детище "Кружком истинных друзей". Кружок объединял несколько очень богатых и влиятельных бизнесменов, чьи дивиденды и власть зависели от процветания банкирского дома Прайсов. Важную роль в нем играли генерал Эдвардс, бессменный казначей правящей партии консерваторов и глава солидной адвокатской конторы. На заседаниях кружка обсуждались важнейшие вопросы внутренней политики, принимались решения о совместных действиях против конкурентов. Остается заметить, что предыдущий и нынешний президенты смогли одержать победы на выборах лишь благодаря финансовой поддержке "Кружка истинных друзей"...
  Как правило, плановые и внеочередные совещания кружковцев проводились не в главной конторе "Юнайтед бэнк оф Айтеника", не в столичном особняке главы финансовой империи, а в "Стране грез". Так прозвали друзья Прайса поместье, расположенное в пятистах милях от столицы. Во времена экономической депрессии, спекулируя недвижимостью, Прайс почти за бесценок скупил триста пятьдесят тысяч акров земли, превратив ее в сказочный уголок. Роскошный дворец был окружен уникальным парком. В прозрачно чистых озерах в изобилии водилась рыба. Рощам реликтовых деревьев не грозило истребление от рук человеческих. "Страна грез" тщательно охранялась от посторонних и любопытных. Никто, будь то президент, губернатор провинции или шериф графства, не мог появиться во владениях Прайса без согласия хозяина. Это правило распространялось даже на детей и друзей банкира. Самолеты не вторгались в воздушное пространство владений Прайса, дабы не нарушать его уединение. Привлеченные экзотикой флоры и фауны, владельцы кинокомпаний неоднократно обращались к банкиру с просьбами разрешить использовать территорию для съемок. Всем им было отказано. Лишь однажды Прайс сделал исключение для съемочной группы фильма "Иисус Христос в раю".
  ... На заседание "Кружка истинных друзей" Эдвардс прибыл с небольшим опозданием. Заняв свое постоянное место рядом с казначеем правящей партии, внимательно вслушивался в слова Прайса. Он выступал первым с информацией о своей поездке в Женеву.
  - Я остался доволен контактами с нашими финансовыми партнерами, - говорил банкир. - Мы решили повысить почти в два раза процент по кредитам. Укоротив поводок, мы сделаем должников сговорчивее...
  Далее Прайс рассказал о неофициальных встречах с руководителями ведущих швейцарских банков, о перспективах развития рынка золота. Затем предложил:
  - Вернемся к нашим проблемам. В связи с предстоящими выборами нам следует наметить кандидатуру будущего президента страны.
  - А чем плох нынешний? - спросил председатель торгово-промышленной палаты. - Бездельник, но очень обаятельный человек. Может, есть смысл оставить его на второй срок.
  - Идея фикс, - вмешался казначей. - Последний рейтинг показывает: он не соберет даже десяти процентов голосов.
  - Это тот самый случай, когда большие деньги уже бессильны, что-либо изменить, - прокомментировал глава адвокатской конторы.
  - Пусть Всевышний спасет главу государства. Поговорим лучше о его преемнике, - сказал Прайс, кивнув казначею.
  - Реально наметились кандидатуры сенаторов Харпера и Дадла. Неожиданно соизволил баллотироваться сенатор Финч.
  - Финч - парень что надо. Надо только найти к нему ключик, - благосклонно заметил председатель торговой палаты.
  - Я категорически против этой кандидатуры, - заявил Эдвардс. - Те, кто финансируют Финча, уже давно и небезуспешно штурмуют активы "Юнайтед бэнк оф Айтеника". Финч - близкий друг шефа политической контрразведки Джорджа Клайда. Этот стремится к абсолютному господству, пытается стать во главе службы безопасности, организованной по нацистскому подобию. Именно эти люди организовали сенатскую комиссию по проверке КУСИ. Ее главная задача - дискредитировать меня и передать контроль над разведкой политическому авантюристу Клайду. Если мы сейчас не отобьемся, последствия будут крайне тяжелыми для всех нас.
  Как всегда, Прайс мгновенно уловил подоплеку дела.
  - Прости, Генри, я в суматохе дел чуть было не проглядел эту злосчастную комиссию.
  Он включил переговорное устройство, приказал секретарю:
  - Найдите удобную причину пригласить ко мне на ужин директора департамента расходов, - и, выключив переговорник, продолжил: - Если только этот Финч не святой, мы очень скоро узнаем много интересного. Что же касается страдающего манией величия Клайда, я думаю, мы с помощью министра юстиции его изолируем.
  - Это совсем не так просто. Клайд женат на племяннице господина Людвига. Того самого, как вы понимаете.
  - Ах, вот где скрыта пружина, - рассмеялся Прайс, - старый мошенник жаждет править страной с помощью своего президента. Генри, прошу тебя, добудь любопытные факты. Мы науськаем на эту банду моих вкладчиков из мира прессы. Они изорвут их в клочья.
  - Итак, Финч отпал. Остались Дадл и Харпер, - задумчиво произнес владелец адвокатской конторы. - На кого из них ставить?
  - Мне импонирует Харпер, - заявил Прайс. - Это бычок с норовом, но, думаю, мы сработаемся.
  - Харпер - южанин, - напомнил Прайсу казначей.
  - Тем лучше. Не придется тратить столько денег на подкуп выборщиков из южных провинций.
  - Уж больно внешность у него непрезентабельная, - поморщился председатель торговой палаты.
  - Мы выбираем не красавца-ведущего развлекательной телепередачи, а главу государства, призванного оберегать наше право заниматься своим делом, - заключил Прайс. - Есть возражения по кандидатуре Харпера?
  Молчание укрепило банкира в правильности своего выбора.
  - Позднее мы наметим опытного политического советника, будущего лоцмана избирательной компании, - объявил Прайс. - В ближайшие дни я встречусь с Харпером, чтобы окончательно уточнить узловые вопросы взаимного сотрудничества.
  Сразу же после заседания Прайс включил на всю мощь четко отлаженный механизм связей. В своем дворце банкир принял директора департамента расходов. Очарованный королевским приемом, тот пообещал Прайсу проверить финансовую деятельность сенатора Финча. Это была услуга в обход закона. Данные секретной проверки финансовой деятельности сенатора Финча предназначались для генерала Эдвардса.
  Встречаясь с министрами, общественными деятелями, чье мнение высоко котировалось в правительственных кругах, Прайс выразил свое недовольство предстоящей ревизией КУСИ, предупреждая о возможных последствиях, которые отрицательно скажутся на внешнеполитическом курсе и престиже государства. Вскоре несколько членов сенатской комиссии обратились к президенту с убедительной просьбой не компрометировать управление стратегической разведки в глазах широкой общественности.
  Доверительная беседа с ближайшим советником президента окончательно убедила Прайса в правильности прогнозов генерала Эдвардса. Польщенный вниманием финансового гения, советник с нескрываемым раздражением поведал о том, что президент превратился в послушное орудие двух расчетливых карьеристов: сенатора Финча и Джорджа Клайда.
  - Президент желает остаться ещё на один срок, но не располагает средствами для избирательной кампании, - обстоятельно раскрывал замыслы главы государства поднаторевший в закулисный интригах советник.
  Он подтвердил, что идея подчинения КУСИ политической контрразведке принадлежит Клайду. Но президент колеблется, хочет сгладить назревающий конфликт с Эдвардсом, предоставив генералу, почетную должность вне управления разведки.
  - Этот честолюбец Клайд мечтает стать вторым Гиммлером, создать тотальную систему политического сыска. Предстоят веселые времена, - трагически заключил советник.
  - И, конечно же, на роль фюрера готовится сенатор Финч? - усмехнулся Прайс. - Но выиграет от всей этой кутерьмы старина Людвиг.
  Уповая на поддержку Прайса, генерал Эдвардс ускоренно собирал компрометирующие сведения о своих противниках. В этом тонком, кропотливом деле он всецело полагался на опыт и талант одного из своих доверенных сотрудников - начальника контрразведки КУСИ, полковника Билла Аксбергера.
  К этому гиганту с внешностью профессионального громилы и манерами буржуа среднего достатка прочно прилепилась кличка "Свирепый Билл". Интеллектуалы управления с нескрываемой брезгливостью сторонились полковника Акобергера. В немалой степени этому способствовало его полицейское прошлое. Ко всем этим прилизанным чистоплюям, получившим образование в самых престижных институтах страны, Аксбергер тоже относился с глубокой неприязнью. Директор управления КУСИ терпеть не мог "Свирепого Билла", утверждая, что тот напоминает ему добермана - пинчера. Однако Эдвардс настоял и назначил Аксбергера начальником контрразведки. За верность и усердие Эдвардс выхлопотал своему ставленнику и полковничье звание.
  До начала работы сенатской комиссии оставалось три дня, когда Аксбергер появился в кабинете Эдвардса.
  - Чем порадуешь, Билли? - с трудом сдерживая нетерпение, спросил генерал.
  Начальник контрразведки торопливо задернул шторы, озабоченно пробормотал:
  - Не исключено, что мерзавцы Клайда установили лазерное подслушивание.
  - Излишняя предосторожность, мой зоркий Аргус, - улыбнулся генерал. - На пять миль вокруг наша законная территория.
  - Для этих ублюдков нет ничего святого, - остался при своем мнении "Свирепый Билл", выкладывая на стол ролики с фотопленкой и пачку снимков, запечатлевших сенатора Финча в разгар любовной утехи.
  - Однако наш козлик - большой фантазёр, - пробормотал Эдвардс, тасуя пачку фотоснимков.
  - Так точно, ваше превосходительство, - преданно подтвердил Аксбергер. - Дурное дело не хитрое.
  - Хотелось бы узнать, на какие средства он устраивает эти праздники любви? - задумчиво произнес Эдвардс. - Напарница его - прелесть. Какая дивная грудь. Что ты крутишь носом, Билли?
  - Терпеть не могу шлюх, ваше превосходительство.
  - Всякая страсть достойна уважения, - усмехнулся генерал. - При виде таких совершенных линий и форм хочется окунуться в пучину греха. Отдаю должное вкусу Финча. Сиренам из его питомника не составит особого труда развратить наше правительство, а в придачу и дипломатический корпус. Ты выяснил, как зовут эту газель?
  - Кристи Олби, ваше превосходительство. Впрочем, ее настоящее имя известно немногим.
  - Таким агентом есть смысл дорожить. Это оружие первого удара. Как ты думаешь, Билли, ее не подкладывали кому-нибудь из нашей команды?
  - Пытались, - широко осклабился Аксбергер.
  - Кому же? - прищурился генерал.
  - Парень из псарни Клайда, ну тот самый, что устроил нам эту пленку, рассказывал, как они охотились на майора Говарда. У Кристи ничего не вышло. Майор не клюнул на приманку.
  - Приятная новость, черт подери, - взволнованно произнес Эдвардс. - Когда и где это происходило?
  - В начале прошлого месяца на вилле, принадлежащей вашей супруге.
  "Я основательно мешаю Клайду подмять КУСИ. Он ни перед чем не остановится, пока не избавится от меня", - размышлял генерал.
  - Сколько ты посулил этому парню за снимки? - спросил Эдвардс.
  - Шесть тысяч. Задаток он уже получил.
  "Свирепый Билл" опасался проницательности генерала, но смело выдержал пристальный взгляд. Часть названной суммы Аксбергер считал своей законной добычей.
  - Он получит втрое больше. Пусть только запечатлеет похождения Клайда.
  - Пока это невозможно, - развел руками Аксбергер. - Мой осведомитель не входит в группу его личной охраны.
  - Тогда добудь мне Кристи.
  - Эту стерву охраняют похлеще принцессы, - заметил полковник.
  - Действуй, как тебе заблагорассудится. Справишься, гарантирую орден "Патриот нации".
  Генерал знал уязвимое место начальника контрразведки. Он отличался устойчивостью ко многим порокам и слабостям, не был падок на женщин, умеренно выпивал, не играл в азартные игры, в разумных пределах присваивал деньги, отпущенные на подкуп агентуры. Но полковник никогда не оставался равнодушным к наградам и почетным нашивкам.
  - Постараюсь вас обрадовать, - хриплым от волнения голосом произнес "Свирепый Билл", мысленно привинчивая сверкающий эмалью и позолотой орден к лацкану парадного мундира. Он настолько воодушевился, что готов был выкрасть хоть самого папу римского.
  Генерал достал половинку фотографии, протянул ее Аксбергеру.
  - Ее зовут Люси Фортас. Четверть века назад она работала в публичной библиотеке Глодстона. Я хочу, чтобы ты отыскал эту женщину.
  Отпустив "Свирепого Билла", он тотчас позвонил Прайсу, договорился о немедленной встрече и уже собрался покинуть управление, когда адъютант принес телеграмму из Норфорта: племянник Бобби извещал дядю о том, что партия пшеницы продана по сходной цене.
  На понятном Эдварсу языке это означало, что в Норфорте арестовали Барни Кинга.
  
  
  Глава пятая
   -24-
  
  Барни Кинг отработал последний день и вместе с Лилиан прибыл в контору за отпускными. На дверях бухгалтерии красовался портрет кандидата в губернаторы Хью Гендерсона.
  - Хозяин велел всем собраться на митинг в парке Ветеранов, - объяснил бухгалтер.
  - Будет крепкая драчка, - уверенно заметил Барни, пряча в карман комбинезона отпускные. - Помнится, на прошлых выборах раздавали пакеты с жареным миндалем, а те, кому не досталось бесплатного угощения, рассвирепев, опрокинули трибуну. В суматохе одному из кандидатов каблуком распороли ухо. С такой травмой он, конечно же, не рискнул баллотироваться в губернаторы. Впоследствии этого парня избрали судьей графства. После первого же судебного заседания брат осужденного гангстера стрелял в судью. Пуля попала во второе ухо. Судью отправили на пенсию, как жертву политических интриг.
  - Пресвятая матерь божья! Спаси хозяина от напасти, - пролепетал изумленный бухгалтер.
  - Не волнуйтесь, я буду рядом с ним, - пообещал Барни.
  Через полчаса Барни и Лилиан вступили под сень парка Ветеранов, гудевшего, как потревоженный улей. Возле трибуны, с которой бесстрастно взирали на толпу портреты Гендерсона и второго претендента, Дэвида Мэрфи, суетились члены муниципалитета, репортеры, полицейские чины. Главный распорядитель митинга кричал в мегафон на своих помощников. Духовой оркестр ненавязчиво чередовал незатейливую мелодию старинной песни "Эта наша страна" с торжественными аккордами популярного псалма "Спаси меня, великий боже". Ветер играл полотнищами флагов. В толпе шныряли энергичные личности с белой розеткой на груди. Жарким шепотом они призывали голосовать за Дэвида Мэрфи.
  Мусорщики расположились вблизи оркестра.
  - Хотим Гендерсона, - нестройно выкрикивали они. Соперники-мэрфисты дружным ревом большинства заглушали шум толпы.
  - Долой мусорных вонючек. Хотим только Мэрфи, мы любим Мэрфи!
  Какой-то мэрфист, одержимый избирательной лихорадкой, опрометчиво подскочил к мусорщикам, доказывая им полную несостоятельность их кандидата. Закончилась дискуссия нокаутом. Завопив от негодования, мэрфисты выдвинулись к оркестру. Наперерез им ринулись полисмены, размахивая дубинками. Крики возмущения слились воедино с могучими аккордами. Оркестр грянул "Айтеника, Айтеника, прекрасная страна".
  С двух противоположных сторон к трибуне приближались претенденты. Торопливой походкой шагал Гендерсон. Сопровождающие его жена и дочь разбрасывали цветы. Замыкали шествие телохранители "Мусорного Хью". Появление владельца универсальных магазинов Дэвида Мэрфи напоминало триумфальное шествие полководцев времен Римской империи. В голове колонны внушительно топали грузчики. Забравшись на кузов пикапа, украшенного лентами и флажками, длинноногая девица в ультракороткой юбчонке размахивала эмблемой торгового дома Мэрфи. За машиной следовали парни атлетического сложения, высоко вздымая плакат: "Отдадим свои сердца и голоса достойнейшему из граждан!". Протягивая пакетики с засахаренными фисташками, двигались стройные когорты молоденьких продавщиц из магазинов Мэрфи. Они поочередно несли полотнище: "Мэрфи любит и понимает молодежь!"
  Приятные мордашки и выставленные напоказ прелести девчонок повергли союзников Гендерсона в уныние. Парад юной плоти, подкрепленный бесплатным лакомством, мгновенно завоевал симпатии толпы. В центре движущейся колонны находился Мэрфи, окруженный друзьями и помощниками. Он без устали пожимал протянутые ему руки, небрежно раздавал автографы и стоически позволил облобызать себя какой-то восторженной особе, по виду типичной уличной проститутке.
  Мэрфи уверенно взошел на трибуну и взмахнул рукой. Клакеры в разных уголках парка как по команде завопили: "Хотим Дэвида Мэрфи!"
  Открыл митинг чиновник муниципалитета. Он сообщил о подготовке к выборам и представил кандидатов. Первому дали слово Гендерсону. Он говорил невыразительно, болезненно реагировал на оскорбительные выкрики клакеров-мэрфистов. Убедившись, что толпа не воспринимает его ни как оратора, ни как достойного претендента, Гендерсон окончательно сник. Потеснив плечом незадачливого соперника, выступил вперед Мэрфи. Он удачно дебютировал в роли выходца из народа.
  - Клянусь богом, детьми и честью порядочного человека, я долго не решался выставить свою кандидатуру, - прижав ладони к груди, заявил Мэрфи. - Вы меня хорошо знаете, я родился в бедной семье, всего в жизни добился сам. Всевышний, устроив мое благополучие, надоумил подумать о вас. Если вы изберёте меня губернатором, я готов отдать силы для устройства полезных дел. Поработаем сообща на благо нации! - и Мэрфи театрально развел руками, показывая, что он всего себя отдает людям.
  Барни передал Лилиан флажок и, посадив ее на плечо, решительно направился к трибуне. Возле ступенек его остановил полисмен.
  - Еще один претендент явился, - ухмыльнулся блюститель порядка. - Проваливай, парень.
  - Девочка хочет подарить флажок божьему избраннику Мэрфи, - громогласно объявил Барни, встретив гневный взгляд Гендерсона.
  Мэрфи прикрикнул на полисмена:
  - Не смейте прогонять это милое дитя. Подойди ко мне, девочка.
  - Вручи ему флажок, Лилиан, - прошептал Барни, устремившись следом за ней по ступенькам. Полисмен ухватил его за локоть.
  - Куда прёшь! Разрешено подняться только девочке.
  - Без меня она стесняется, - ответил Барни и, рванувшись, оказался рядом с Мэрфи. - Я хочу выступить в поддержку кандидата, - бесхитростно улыбнулся Барни.
  Главный распорядитель митинга недоуменно пожал плечами. Мэрфи, не ожидая подвоха, великодушно изрек:
  - В нашей богом избранной стране каждый может свободно высказаться. - И, благословляя мусорщика, он дружески похлопал его по плечу.
  Барни глянул вниз. На него уставились тысячи любопытных глаз. На какое-то мгновение он зажмурился, почувствовал, что летит ввысь на бешено раскачиваемых качелях. Увидев его откровенный испуг и растерянность, в толпе засвистели. Раздались насмешливые выкрики:
  - Эй, ты, горе-оратор, успел обделаться!
  - Выбрать стоящего губернатора - это вам не с девкой переспать, - нейтрально начал Барни; но снисходительно улыбающаяся физиономия Мэрфи, вызвала у него внезапную вспышку острой ненависти, и окрепшим голосом Барни продолжил: - Если почтенному Мэрфи приспичило поделиться с ближним своим свободным временем, почему бы ему не порадовать Всевышнего. Ещё никто не построил из обещаний приют для бездомных, не сварил суп для голодных. Вспомните, как нынешний губернатор говорил: мой дом - ваш дом? Но меня почему-то он не пригласил в гости. Может, кто-то из вас удостоился приглашения? Пусть признается. Ставлю тысячу против одного...
  - Хватит, выговорился, - пробормотал Мэрфи. - Ступай отсюда.
  Кто-то из свиты владельца универсальных магазинов дернул оратора за ворот комбинезона.
  - Я ещё не успел сказать самое главное, - задыхаясь, закричал Барни.
  - Глас народа - глас божий! - воскликнул Гендерсон, пытаясь досадить удачливому сопернику Мэрфи. - Пусть говорит.
  - Пусть говорит, - на разные голоса зашумела толпа.
  - Барни, давай удерём отсюда, - взмолилась Лилиан. Но Кинг продолжил речь. Барни говорил о том, что губернаторы приходят, обещают и уходят, а новая ночлежка до сих пор не построена, метро не отремонтировано, дома ветшают. Люди страдают от нехватки воды, а средства, выделенные для нового водовода, уплыли в неизвестном направлении. Напомнил, что город захламлён. Стоит только мусорщикам хоть на день прекратить работу, обитатели Норфорта задохнутся от вони.
  - Но самый затхлый мусор скопился в нашем муниципалитете, - взывал к слушателям оратор. - Посмотрите на гладкие физиономии городского казначея, кассира. Им известно, куда уходят денежки налогоплательщиков. Только один человек в состоянии избавить нас от этого мусора. Я имею в виду Хью Гендерсона, за которого всегда могу поручиться...
  Речь Барни разожгла толпу. Люди громко высказывали свои обиды. В адрес губернатора, мэра, персонала муниципалитета полетели угрозы и проклятья. Устроители митинга озабоченно советовались с полицейскими чинами. На соседней с парком улице завыла сирена пожарной машины.
  Пытаясь вернуть инициативу, клакеры - мэрфисты старательно затянули: "Хотим Мэрфи!" Но многие из них на своей шкуре почувствовали резкую перемену настроения толпы. Те, кто еще недавно благосклонно внимал выступлению Дэвида Мэрфи, теперь почему-то усматривали в нем первопричину своих несчастий и неурядиц.
  - Подавись своей подачкой, благодетель' - пронзительно выкрикнул кто-то, швырнув в сторону владельца универсальных магазинов пакет с фисташками.
  Воспрянувшие духом мусорщики скандировали: "Хотим Гендерсона!" Толпа дружно их поддержала. Духовой оркестр затянул национальный гимн. Провожаемые величественными аккордами, Барни и Лилиан выбрались из парка. Вскоре они были уже на улице, где проживал Барни. На углу несколько простоволосых девушек из секты "Дети Христа" окружили старичка в панаме, настойчиво предлагая ему во имя спасения души пожертвовать некоторую толику денег. Старичок отчаянно сопротивлялся.
  - Эти женщины - ведьмы? - испуганно прошептала Лилиан.
  - Эй, вы, божьи пчелки, тут медом не пахнет. Ступайте с миром, - предостерегающе выкрикнул Барни.
  Сектантки неохотно отпустили свою жертву.
  - Ты подоспел вовремя, сынок. Я уже был готов отдать этим фуриям последний фартинг, - признался старичок.
  - Береги свой фартинг, Эльсинор. Не вздумай его прокутить.
  - Ты замечательный парень, Барни, - растроганно произнес старичок, галантно размахивая панамой.
  Мусорщик перечислял Лилиан достопримечательности своей улицы.
  - Днем она спокойная. Вечером иногда постреливают бандюги. Упаси тебя боже, Лилиан, прогуливаться ночью. Здесь порой бродят такие типы, по которым уже давно тоскует электрический стул.
  С шумом распахнулось окно пятого этажа. Показался молодой мужчина, обросший густой бородой. Лилиан вздрогнула.
  - Привет, Барни. Тысячу лет тебя не видел, - пробасил бородатый.
  - Привет, Кэл. Как тебе пишется?
  - Положил последний мазок. Картина получилась чудо. И название, по-моему, удачное "Искушение Кармеллы". Загляни, увидишь.
  - Как-нибудь в следующий раз. Я очень тороплюсь.
  - Тогда угости сигаретой и шагай с богом. Погоди-ка... - Художник, раскрутив бечевку, опустил к ногам Барни чайник.
  - Я уверен, что эту картину купят за большие деньги, - сказал Барни, легко расставаясь с пачкой сигарет.
  Дверь им открыла Сэнди.
  - Вот мы и пришли, - улыбнулся Барни, подтолкнув вперед смущённую Лилиан. Сэнди придирчиво разглядывала ее.
  - Я была уверена, что ты приведешь какое-то чучело. А эта хорошенькая. Просто картинка.
  - Вы тоже очень даже миленькая, - произнесла Лилиан.
  Сэнди удовлетворенно хмыкнула и повела девочку в ванную. Барни, довольный исходом встречи, принялся накрывать на стол, вполголоса напевая свой любимый псалом. Зазвонил телефон. Барни поднял трубку. Кто-то приятным бархатным баритоном спросил хозяина квартиры.
  - Слушаю вас.
  - Твой паршивый язык надо вырвать и выбросить собакам, - сообщил обладатель баритона. - Запомни, если ты еще раз станешь тыкать грязным пальцем в почтенных людей, проглотишь свинцовую фисташку.
  - Боюсь, что она мне покажется невкусной, - вздохнул Барни. - Знаете, как в этом случае ответил окружной прокурор Бенкс своему старому должнику гангстеру Фиццини, когда тот выхватил кольт?
  - Что ты мелешь, придурок? - удивленным голосом спросили в трубке.
  - Я вижу, вы человек любознательный, - с достоинством произнес Барни. - Так вот, судья категорически заявил: "Не вздумай, негодяй, попасть в желудок. У меня хроническое несварение".
  В трубке что-то булькнуло.
  - Ей богу, впервые встречаю такого клиента, - поперхнувшись смехом, бормотал таинственный баритон. - Береги себя, парень. Мне чертовски не хочется проделать дырку в твоей башке. .
  - И вам всего наилучшего. Слышать такой приятный голос одно удовольствие. Скажите, а вы не поете в церковном хоре?
  Из ванной выглянула Сэнди.
  - Что-нибудь случилось?
  - Ничего серьезного, - задумчиво сказал Барни, вешая трубку. - Такое часто бывает с политическими деятелями. Вначале их уговаривают, потом угрожают, а при удобном случае фаршируют свинцом.
  - Окончательно спятил, - пробормотала Сэ.нди.
  Затем позвонил Гендерсон.
  - Барни, случилось невероятное. Полный успех. Чем ты заворожил это стадо? Ничего не понимаю. Я выступил с программной речью - ноль эмоций. Ты преподнес им свою обычную чепуху, они визжали от восторга. Это еще раз доказывает, что в стране поголовных баранов выступления идиота принимают за чистую монету.
  - Все правильно, хозяин, - грустно усмехнулся Барни. - Идиот всегда говорит то, что думает, а это не всякий может себе позволить.
  Пожелав хозяину победить на предстоящих выборах, Барни повесил трубку. Сэнди, усадив за туалетный столик Лилиан, расчесывала девочке волосы костяным гребнем.
  - Ужин подан. Прошу за стол, - объявил Барни, включив телевизор.
  По второму каналу передавали сообщение о лесном пожаре, свирепствовавшем в северных провинциях.
  - Поищи что-нибудь легкое и приятное, - попросила Сэнди.
  Барни щелкнул переключателем. По восьмому каналу транслировалась популярная передача "Это интересно знать каждому". Диктор, загадочно улыбаясь, объявила, что Маргарет Корчес поделится своим бесценным опытом поведения в постели. Лукаво подмигивая, диктор добавила, что, несмотря на преклонный возраст, неутомимая искательница наслаждений находится еще в отличной форме. Ее советы и наблюдения помогут многим, страдающим комплексом неполноценности и застенчивости.
  - Приятного вам секса, - непринужденно закончила диктор, уступая место на экране пожилой женщине с хищным профилем.
  - Прогони эту облезлую кошку - возмущенно произнесла Сэнди. - Не дай бог, ребенок ещё наслушается всяких гнусностей.
  Барни выключил телевизор. Зазвонил телефон. Владелец фотостудии "Орион" слезно просил Барни прийти и прочистить канализацию.
  - Пошли этого пройдоху ко всем чертям, - откликнулась Сэнди.
  - Феликс мой старинный приятель, к тому же он - знаменитость нашего квартала.
  - Пусть расплачивается деньгами, а не дурацкими фотоальбомами.
  - Пожалуй, в этот раз я попрошу свои шесть фартингов, - согласился Барни, укладывая в чемодан стальной тросик.
  - И не забудь получить денежки с коммивояжера-итальяшки, - напомнила Сэнди.
  Барни вышел на улицу, совершенно не подозревая, какие превратности судьбы ожидают его в ближайшее время.
   -25-
  
  Приближался финал операции "Ларчик Пандоры". Говард чувствовал себя как солдат-старослужащий, которому последние денечки перед увольнением в запас кажутся особенно нудными. Нельзя сказать, что эта операция измотала его физически. И, тем не менее, нервы оказались на пределе. Он никогда раньше не замечал за собой приступов мнительности, но сейчас явственно ощущал тревогу, исходившую от начальника отдела тайных операций. Толковый специалист, Фрезер по-прежнему четко исполнял все указания. Но по выражению глаз, по отдельным репликам можно было догадаться, что его здорово пугает авантюра с Барни Кингом.
  В их непредсказуемой, полной неожиданности профессии звериное чутье - единственная гарантия уберечь голову от сквозной дырки. Операция "Ларчик Пандоры" была чревата большими неожиданностями. Она чем-то напоминала шахматную партию с бурным разменом фигур. Познав стиль игры Эдвардса, Говард мог быть уверен в одном: если вдруг Фрезер - один из трех главных свидетелей, - совершенно неожиданно покинет этот лучший из миров, то следующая пуля предназначена ему.
  ...С некоторых пор майор перестал восхищаться своим шефом. Более того, тот стал ему отвратителен. Как будто нельзя было наладить отношения с Джорджем Клайдом путем разумных уступок. Во всем виноват злобный, старческий эгоизм генерала.
  "Будь на то моя воля, - рассуждал Говард, - я бы категорически запретил старикам занимать ответственные посты в государстве. Какой от них прок? Они упрямы, обидчивы, как дети, склонны к мистификации".
  Он был зол на генерала и по другой причине. Тот лишил его возможности встретиться с Милли, неожиданно вызвав в столицу всего-навсего затем, чтобы выслушивать его бредовые излияния на религиозные темы. Рано утром Дик, покинул Глодстон, едва успев позвонить Милли из аэропорта, - и мог поклясться, что в ее голосе послышались нотки отчуждения.
  Они знакомы давно, достаточно изучили друг друга. Обычно, когда он звонил ей, в ее голосе звучала неподдельная радость...
  Находясь в Норфорте, он по-настоящему почувствовал, что, значит обладать женщиной, которая не только тонко реагирует на твои ласки, но и понимает тебя с полуслова, полунамека. Дик окончательно решил узаконить их отношения, если операция "Ларчик Пандоры" завершится для него благополучно. Уязвленный холодным тоном Милли, он позвонил ей из Норфорта. Стараясь придать голосу, как можно больше теплоты, спросил, не связано ли ее настроение с проблемами по службе. Он вдруг решил, что интервью с Харпером не получилось и теперь Милли страдает.
  - Приедешь - всё обговорим, - сказала она.
  Говард уловил новую, совершенно незнакомую интонацию. Насторожила поспешность, с какой Милли повесила трубку. Однако он был слишком уверен в себе, чтобы предположить неожиданную отставку.
  С женщинами Дик всегда сходился без особых проблем и также легко забывал их. Чувство удовлетворенного мужского самолюбия, сознание своей независимости приятно тонизирует и скрашивает жизнь...
  Привязанность к Милли лишала его привычного ощущения уверенности. Требовалась эмоциональная разрядка, и он решил вознаградить себя за длительное воздержание. Тем более, что на примете была подходящая кандидатура. Когда Дик, летел в столицу на встречу с генералом, он познакомился с премиленькой стюардессой. Судя по всему, он ей приглянулся. На всякий случай, он тогда записал номер телефона.
  Дик позвонил. Поговорили о всякой всячине. Она оказалась на редкость понятливой. Согласилась встретиться в субботу.
   -26-
  
  Владелец фотостудии "Орион" Феликс Кан родился в семье эмигрантов - евреев, вступивших на землю Айтеники в конце прошлого века. Дед Феликса усердно таскал на горбу громоздкий фотографический ящик, но умер в нищете. Его сын оказался удачливее и основал мастерскую по изготовлению фотоснимков для надгробий. Унаследовав дело отца, Феликс действовал в соответствии с духом времени и запросами общества. Начал с того, что основал студию. Первая партия буклета "Жизнь Клеопатры" разошлась со сказочной быстротой. Сограждане Феликса узнали много пикантных интимных подробностей из жизни египетской царицы. В отличие от стереотипных, намозоливших глаза порнографических изданий, творение Феликса открывало новую веху в изучении древней истории. С успехом раскупалась античная серия: "Похождения неистощимого Юпитера", "Артемида - эротичная охотница", "Возмездие Венеры". Заключив соглашение с торговыми фирмами, предприимчивый Феликс напичкал свои буклеты рекламой. Это значительно повысило тиражи изданий, принесло ему немалый доход.
  Смело использовал он и библейские сюжеты. В буклете "Искупление Магдалины" сцены грехопадения известной блудницы чередовались показом моделей одежды и косметических средств.
  Путь новаторства, проб и открытий всегда чреват неожиданностями. Последняя работа фотостудии " Соломон - лучший любовник человечества " оставила в памяти Феликса отвратительные воспоминания. Откуда ему было знать, что ортодоксы - евреи поднимут страшный шум, узрев любимого древнееврейского царя в кругу обнаженных жён и наложниц. Вдохновенно работая над сценарием, Феликс с удивлением обнаружил, что по данным биографоа мудрейшего и любвиобильного царя Соломона у него было две тысячи официальных жён и масса наложниц, неучтённых статистикой гарема. На роль жён и наложниц Феликс придирчиво отбирал манекенщиц и популярных профессионалок из очень приличных публичных домов. Только вмешательство главаря крупной гангстерской банды, большого ценителя фотоискусства, спасло жизнь Феликса и оборудование студии от рук разъяренных цадиков. Но ему успели сломать ключицу и лишить его почти всех зубов.
  Когда Феликс позвонил Барни, коллектив студии работал над серией " Сексуальные приключения Одиссея". Стены холла были украшены портретами героев и героинь, оставивших заметный след в популяризации всемирной истории.
  Ненадолго задержавшись у снимка, изображающего Магдалину в разгар грехопадения, Барни прошел в съемочный павильон. Там Феликс, отчаянно жестикулируя, спорил с осветителем. Увидев Барни, Кан обрадовался.
  - Замечательно, что ты не подвел меня. - Потрясая кулаками, он включился на всю мощь. - Сейчас, когда я по-настоящему взялся за Одиссея, эта греческая морда Скорапулос загадил унитаз!
  Этажом выше практиковал врач - гинеколог, эмигрант из Греции.
  - Туалет пришлось закрыть, так эти писюхи-статистки житья мне не дают, - пожаловался Феликс и, схватив раздвижной штатив, принялся яростно колотить им в потолок. - Детоубийца! Абортист проклятый!
  Из конторки, в которой находились касса и дефицитный реквизит, выглянула мать Феликса.
  - Фелинька, плюнь ты на его паршивую голову. Хочешь заработать ишемию? Умолкни.
  - Ты, таки права, мама. Этот мясник не стоит ноготка моего мизинца, - согласился Феликс, остывая.
  Засор оказался пустяковым: патентованная дамская прокладка. Вскоре Барни доложил, что унитазом можно пользоваться, а сосед тут совершенно не при чем.
  - Я так и думал, что без этих мерзавок не обошлось, - засмеялся Феликс. - Они забирают все мои силы.
  В этот момент на съемочной площадке показался рослый, обнаженный юноша. Он дебютировал в роли Одиссея. Пощипывая редкие усики, Феликс критически осмотрел его и повернулся к своему помощнику.
  - Это же типичный уголовник. Он так похож на Одиссея, как я на царя Соломона.
  - Вы хотите, чтобы за тот мизер, который почему-то называется гонораром, я пригласил суперзвезду?
  Феликс вздохнул, раскрыв режиссерский блокнот, прочитал вслух:
  - Разбуженный голосами прислужниц царевны Навсикаи, Одиссей проснулся и поднялся во всей своей ослепительной наготе. Тело его облепили водоросли. - Мама, у нас есть водоросли?
  - Откуда они могут взяться? Это же совершенно новая постановка.
  - А, может, обойдётся? - пожал плечами помощник.
  - Нет. Это существенная деталь жанра, - отрезал Феликс.
  - Что, если использовать нагрудные волосы из набора принадлежности для мужчин? - робко предложила мама.
  - Или обмазаться салатом из морской капусты, - добавил помощник.
  - Маме простительно. Она страдает склерозом, а вы интеллигентный молодой человек такое несёте, что хочется умереть со стыда, - укоризненно покачал головой Феликс.
  - Чего зря голову ломать, - вмешался Барни. - Достаньте старые чулки, обмажьте их клеем и краской. Получатся водоросли первый сорт.
  - У этого парня золотой чердак. А вас, молодой человек, я держу исключительно из уважения к вашему брату - раввину. - Феликс уничтожающе смерил помощника взглядом. - Готовьте Одиссея, а я займусь заставкой ? 5. Мама, что в этот раз мы рекламируем?
  - Драже от головной боли и противозачаточные таблетки.
  Феликс повернулся к Барни.
  - Спасибо за услугу. Я подарю тебе буклет "Искупление Магдалины".
  - В этот раз я хочу получить деньгами, - твердо ответил Барни.
  - Буклету с дарственной надписью автора ты предпочитаешь какие -то жалкие несколько фартингов, - поморщился Феликс, - Боюсь, как бы я не поменял свое мнение о тебе.
  - Мнение можно иметь или поменять, а вот деньги пока еще не отменяются, - ответил Барни, направляясь в кассу.
  Покинув студию, Барни решил навестить своего старого должника, Джилермо. Вот уже несколько месяцев шустрый итальянец не удосужился рассчитаться за ремонт смесителя. Хотя денежки у Джилермо водились. Соседи поговаривали, будто он сбывает наркотики.
  Поднявшись по лестнице, Барни отыскал знакомую дверь, нажал кнопку звонка. Щелкнул замок, дверь приоткрылась. Барни вошел и тотчас перегнулся пополам от резкого удара в солнечное сплетение. Отлетел в сторону рабочий чемодан, щелкнули замки наручников. Вскоре Барни сидел на стуле, удивленно озираясь вокруг. В комнате было трое мужчин, но Джилермо почему-то отсутствовал.
  Старший среди этой негостеприимной троицы усатый крепыш предъявил удостоверение уголовной полиции.
  - Принёс товар? - спросил усатый.
  - Очень приятно было познакомиться, - вежливо ответил Барни. - Я пришел получить свои деньги.
  - Для начала получи маленький аванс, - произнес усатый, отвесив две звонкие оплеухи.
  - Верно, мой папаша говорил: если бьют, значит, за дело, - вздохнул Барни.
  - Бывалый ублюдок, - с уважением констатировал усатый, копаясь в карманах задержанного.
  Второй сотрудник полиции исследовал содержимое чемодана, третий потрошил обувь, сорвал стельки, достав складной ножичек, проколол туфли в нескольких местах.
  - Вот хорошо! Теперь ноги не так будут потеть, - удовлетворенно кивнул Барни. - Если вас не затруднит, поколите, как следует и правый. Он почему-то жмет в носке.
  Специалист по обуви улыбнулся.
  - Никакого намека, - доложил он старшему группы захвата.
  Тот, что занимался чемоданом, с любопытством вертел в руках свернутый кольцом стальной трос, пытаясь определить его предназначение.
  - Для чего это приспособление? - спросил он, решив не затруднять себя разгадкой.
  - Этой штуковиной я прочищаю канализацию, - охотно объяснил Барни. - В каком только дерьме она ни побывала.
  Сопровождаемый проклятьями, тросик шмякнулся на пол.
  - Зачем ты припёрся к Джилермо? - спросил усатый.
  - Он должен мне пять фартингов. Я ему смеситель ремонтировал. Я живу тут поблизости. Иногда подрабатываю.
  - Ты покупал у него героин, марихуану или гашиш?
  - Я еще сам себе не враг. От этой гадости люди мрут, как мухи. Знакомый пастор рассказывал, что от дьявольских порошков слабеет мужская гордость, и рождаются уродцы.
  Сотрудники полиции отошли в сторону.
  - Парень чист, как стёклышко, - убеждал остальных специалист по обуви, поигрывая складным ножичком. - Надо предупредить его, чтобы не болтал и отпустить.
  - Ни в коем случае, - возмутился второй. - Это же типичный связник. Отправим его к Слейтону, тот разберется.
  - Джилермо обслуживал наркоманов и гомиков. Не исключено, что этот парень из его обширной клиентуры, - резюмировал усатый. - Пусть Слейтон решит, что с ним делать.
  Оставив засаду, усатый и второй полицейский отвели Барни к машине, припаркованной неподалеку от здания. Усатый сел за руль. Барни, разместился со вторым полисменом на заднем сиденье, с интересом разглядывал браслеты наручников. Он был абсолютно уверен, что скоро все уладится, ему нечего бояться. Ведь он никому не сделал ничего плохого. В полиции разберутся, отпустят домой. Вот будут смеяться Сэнди и Лилиан, когда он расскажет им, в какой переплет угодил на квартире Джилермо.
  - Я читал в одном журнале, что в оправу очков, в женские сережки или перстни помещают крошечный транзистор, - нарушил он молчание.
  - И что из этого следует? - спросил усатый.
  - Неплохо и в наручниках иметь такой приемник. Ехали бы сейчас под музыку. Глядишь, все развеселились бы.
  Усатый хмыкнул, покачал головой.
  - Ты смотри, какой разговорчивый, - пробурчал второй и, встретив незлобливый, открытый взгляд Барни, ткнул его локтем и отвернулся.
  "Бесится оттого, что у него мерзко на душе и совесть не чиста", - рассуждал про себя Барни.
  Не знал он, не мог знать, что в это время группа захвата политической контрразведки ворвалась в его квартиру и перевернула все вверх дном. Когда из потайных мест достали улики: тексты инструкций, шифры, цилиндрик с микропленкой, смертельно перепуганная Сэнди зашлась в нервной икоте.
  - Где твой дружок, потаскуха? - потрясая пистолетом, орал старший группы.
  Добившись, наконец, вразумительного ответа, он разделил группу, оставив засаду. Вскоре черный шевроле мчался к студии "Орион", не обращая внимания на сигналы светофора...
   -27-
  4
  Если учесть все статьи расходов, включая зарплату сотрудников, командировочные, вознаграждения привлеченным лицам, то операция "Ларчик Пандоры" влетала управлению КУСИ в солидную сумму. Впрочем, на то была воля генерала Эдвардса. Его незатейливое факсимиле утверждало миллионные сметы расходов. На главного ревизора управления подпись Эдвардса действовала с такой же магической силой, как перстень генерала иезуитов на служителей черного ордена.
  ...Информатор Норфортского отделения политической контрразведки, завербованный в ходе операции, согласился ответить на ряд вопросов. Измена интересам своей конторы была им оценена в кругленькую сумму. У начальника отдела тайных операций таких денег не оказалось. Дик созвонился с Эдвардсом, и через час получил указанную сумму. Через руки информатора проходили бумаги секретного отдела, оригиналы приказов и распоряжений. Он сообщил, что начальник управления находится в отпуске. Его временно замещает подполковник Стюарт, любимчик самого Джорджа Клайда. Удалось выяснить, что Стюарт подписал распоряжение об аресте Барни Кинга, подозреваемого в шпионаже. Информатор слышал разговор между Стюартом и начальником следственного отдела.
  - Я против того, чтобы привлекать людей из разведки даже в качестве наблюдателей. Они так повернут дело, что оставят нас в тени, - сказал подполковник.
  Тем самым Стюарт нарушил важнейший пункт письменного соглашения между спецслужбами. Предварительное следствие по делам вражеских агентов проводили асы контрразведки. Конкурирующая фирма обязана была ставить в известность управление стратегической информации о каждом таком факте. В случае, если агент в процессе дознания соглашался на перевербовку, он автоматически становился собственностью епархии разведки. Настоящее соглашение было утверждено координационным советом безопасности, действовавшим под эгидой президента.
  Дику предстояло встретиться с подполковником Стюартом. Когда-то в детстве они жили на одной улице, учились в одной школе. В младших классах долговязый, нахальный Майкл частенько поколачивал Дика, доказывая свое явное физическое превосходство. К восьмому классу Говард, благодаря усиленным тренировкам, окреп и возмужал. В конце концов, он свёл счеты с обидчиком, - выждав удобный момент, вздул Майкла.
  От встречи со школьным дружком во многом зависел успех операции, но организовать ее следовало тонко. Газеты сообщали, что в Норфорте состоится крупнейший за истекшие двадцать лет аукцион произведений искусства, предметов роскоши и старинной мебели. Интуиция подсказывала, что Майкл, как высший куратор городской полиции, посетит это мероприятие, чтобы быть на виду у городских властей.
  Само провидение подбрасывало Дику стюардессу. Против такой соблазнительной приманки Майкл не устоит. Говард тотчас позвонил стюардессе и перенес их встречу на два часа раньше.
   -28-
  
  В полицейском участке Барни освободили от наручников, взяли отпечатки пальцев, записали в книгу учета. Дежурный сержант, громыхая связкой ключей, открыл решетчатую дверь, и втолкнул новенького в узкий загончик, где на длинной скамье разместились несколько арестованных.
  - Привет честной компании! - поздоровался Барни. Ему никто не ответили. Каждый был занят своими мыслями. У стены расположилась женщина неопределенного возраста с опухшим, избитым в кровь лицом. Она тихонько всхлипывала. Рядом с ней, опустив лысоватую голову на плечо, дремал негр. На некотором удалении от него сидел смуглый молодой мужчина. Заложив ногу за ногу, он раздраженно постукивал пальцами по коленке. Его ближайший сосед, пожилой мужчина с безбровым лицом, неторопливо перелистывал карманную Библию.
  Щёлкнул замок, в загон втолкнули невзрачного седого мужчину. Несколько мгновений он безучастно разглядывал заплеванный пол, затем рванулся к двери. Сотрясая ее, истошно завопил:
  - Выпустите, я невиновен! Я плачу, налоги и чту закон.
  - Заткнись, а то схлопочешь по морде, - пообещал дежурный.
  - У меня диабет и почечная колика, - не унимался задержанный, тряся решетчатую дверь. - Я буду жаловаться окружному прокурору.
  - Сейчас ты выхаркаешь свои жалобы с диабетом вместе, - пригрозил дежурный. В нем боролись лень и желание избить крикуна.
  Барни не стал дожидаться развязки. Оттащив седого к скамейке, возвестил:
  - Это от страха он зашелся, господин сержант. Вы любого до смерти напугаете.
  - Можешь дать ему по морде. Это зачтется тебе в хорошее поведение, - милостиво разрешил дежурный.
  - У меня жуткие анализы. Сахар в крови и моче. А теперь это обвинение в предумышленном убийстве. - скулил несчастный старик, - Где же бог, почему он не покарает их?
  - Покарает. Но всему свое время, - радостно сообщил безбровый, захлопнув Библию. - Грядет царство Иеговы. Спустится огненная колесница Иисуса Христа.
  - Мне хоть какой-нибудь паршивенький карабин, - простонал смуглый. - Перещелкал бы фараонов, а заодно и вас, сволочей.
  - Смири плоть и гордыню. Душа зло отринет. Близится Армагеддон. Христос победит Сатану и воцарится священное царство божье на земле, - вещал безбровый иеговист.
  - Иисусу Христу нет никакого резона возвращаться на землю, - возразил Барни. - Без документов и денег его ни в один приличный отель не пустят. И в храмах божьих он не особенно-то разгонится проповедовать, потому, как все кафедры заняты. А чтобы к пастве по телевидению обратиться, об этом даже речи быть не может. Говорят, наш любимый телепроповедник, отец Фолвелл за один час пребывания на экране получает десять штук. Это же надо быть форменным идиотом, чтобы уступить такое доходное место пусть даже самому божьему сыну.
  Безбровый ошалело пожевал губами. Не рискнув возразить, он уткнулся в Библию. Остальные с недоумением рассматривали Барни. Смуглый улыбнулся. Женщина перестала всхлипывать.
  - Христос отвернулся от чёрного человека, - заговорил проснувшийся негр. - Христос - обманщик. Чёрный человек отдал сердце Мухаммеду. Он добрый...
  - Задержанного Кинга - к следователю Слейтону! - пророкотал селектор на столе дежурного.
  Молоденький полисмен, ожидая Барни, топтался возле загончика. Он провел его на второй этаж к двери, где была прикреплена табличка: "Следователь капитан Слейтон".
  - Дяденька Кинг, - позвал чей-то тонкий голосок.
  Барни обернулся. В углу коридора стоял соседский мальчишка. Его вызвали в полицию для опознания угонщика мотоцикла.
  - Передай Сэнди, что меня задержали по ошибке, - успел предупредить Барни.
  Полисмен втолкнул его в кабинет следователя. Капитан Слейтон сосредоточенно копался в картотеке идентификации личности преступников.
  - Сядь и замри, - приказал капитан.
  По общему мнению, сослуживцев, Слейтон в некоторой степени считался "знаменитостью" уголовной полиции города. Он являл в одном лице непримиримого фанатика и стойкого мученика. Главным смыслом жизни капитан считал искоренение гомосексуализма на территории полицейского участка. Еще лейтенантом он поставил перед собой цель: создать единую картотеку гомосексуалистов, с тем, чтобы в определенный момент арестовать всех сразу. Он писал докладные записки, адресуя их президенту, сенату, министру юстиции, совету церквей, страстно доказывая, что гомосексуализм - общественное зло, подрывающее устои государства.
  Лига гомосексуалистов объявила его своим смертельным врагом, обрушилась на правительство с просьбой оградить ее членов от преследований безумца. В этой борьбе лига одержала решительную победу, опираясь на авторитет и связи своих единомышленников, занимавших важные посты в государстве. По их указке полицейское начальство травило Слейтона, ему отказывали в очередном звании, грозили увольнением по служебному несоответствию. Какие-то типы дважды стреляли в него. Однажды капитан был зверски избит у себя на квартире, после чего он немного свихнулся. Начальство запретило ему заниматься разоблачением гомосексуалистов, но Слейтон продолжал пополнять свою картотеку, презрев страх быть разжалованным. Сам Иисус Христос, восходя на Голгофу, не тащил с таким терпением свой мученический крест, как это делал капитан Слейтон.
  Закончив сортировать картотеку, следователь поднял голову.
  - Странно, что среди гомиков последних лет тебя не оказалось.
  Капитан достал пустую карточку, записал фамилию задержанного. Несколько мгновений изучающе рассматривал Барни, затем строго спросил:
  - Чего тебя понесло к этому педику итальяшке?
  - Я прочищал канализацию в студии "Орион", а затем решил зайти к Джилермо и получить свои деньги за ремонт смесителя.
  - Ты меня загадками не утомляй, - зловеще усмехнулся Слейтон. - Признавайся, мерзавец, ты активный или пассивный?
  Барни развёл руками.
  - Я не знаю, что отвечать, господин капитан.
  - Только правду. Не строй из себя идиота.
  - Так бы сразу и сказали, - облегченно вздохнул Барни. - Я импульсивный.
  Слейтон удивленно покачал головой.
  - Не лги, такой классификации нет ни в одном медсправочнике.
  - Нет, есть. У меня даже хранится справка военно-медицинской комиссии, заверенная печатью, где я официально признан импульсивным идиотом. Поехали ко мне, я покажу, так сказать, в развернутом виде.
  - Хватит петь мне Лазаря! - рявкнул Слейтон. - Раскалывайся, не строй из себя "невинную задницу".
  - Это вы здорово подметили, господин капитан, - одобрительно улыбнулся Барни. - В учебной команде запасного полка я знавал сержанта Роллера. Он любил провинившегося новобранца огорошить: "Ну что, сучья задница, вляпался мордой в собачье дерьмо?"
  - Вот ты и раскололся, дружок, - торжествующе воскликнул Слейтон, лихорадочно роясь в картотеке. - Есть, нашёл. Сержант Голлер. Активный гомик. Извращенец. Значит, это он тебя развратил?
  - Я пока еще сам в состоянии развратиться - с достоинством ответил Барни. - Только моего сержанта всё-таки звали Роллер.
  Слейтон разволновался. Рот наполнился слюной. В такие моменты ему нестерпимо хотелось плеваться.
  - Врёшь ты все, сволочь, - просипел он, плюнув на стену.
  - Неплохо, господин капитан, - с уважением отметил Барни. - В моем взводе служил парень- украинец по фамилии Жуцыло. Он был чемпионом дивизии по плевкам с места, мечтал попасть в книгу мировых рекордов.
  - Ты куда клонишь, мерзавец? - нервным шепотом спросил Слейтон.
  - Самое интересное, господин капитан, впереди. Однажды отправился этот Жуцыло к своей подружке в армейский госпиталь. Идти и не плеваться он уже не мог. И случайно он попал в правый глаз командующему армией, который в этот момент вышел из машины. Генерал решил с перепугу, что в него пальнул снайпер. Такой поднялся тарарам, словно у нас в тылу высадился вражеский десант. Когда разобрались, беднягу Жуцыло упрятали в штрафной батальон за оскорбление личности командующего.
  - Закройся, - простонал измученный Слейтон. - Я понял. Тебя, говорливую скотину, специально подослали мои враги.
  В этот момент в кабинет ворвались агенты группы захвата политической контрразведки.
  - Вот где вздумал отсидеться, сукин кот, - усмехнулся старший.
  И снова на запястьях Барни щелкнули наручники.
  - Мне кажется, что эти немного жмут, - доверительно признался Барни.
  - Позвольте, это мой подследственный, - возмутился Слейтон. - Я требую официальный документ об изъятии.
  - Слейтон, - пренебрежительно отмахнулся старший, - заруби себе на носу: политическая контрразведка расписок не дает.
  - И всё-таки ты гомик! - с убеждением старого инквизитора выкрикнул вслед Барни капитан Слейтон.
   -29-
  
  В поисках свободного места Говард долго кружил вокруг здания, где должен был состояться аукцион века. Наконец ему удалось приткнуться между громоздким "Шевроле" и новенькой "Тойотой". Энн, стюардесса, прибыла на такси. Короткая расклешенная юбка открывала великолепные ноги. Блейзер, сумочка, босоножки подобраны в тон. Вне всякого сомнения, что на конкурсе стюардесс она могла бы рассчитывать на призовое место. Ее появление не осталось незамеченным. Ей сигналили одновременно из нескольких машин, восхищенно посвистывали вслед.
  Прислонившись к своему "Ягуару", Дик спокойно ожидал, когда она подойдет.
  - Какая сегодня программа? - спросила она, уважительно поглаживая лакированное крыло машины.
  - Посмотрим картины старых мастеров, поужинаем, а там, что бог пошлет.
  Энн понимающе улыбнулась, достала из сумочки пакетик.
  - Это имбирные леденцы. Хорошо освежают рот.
  С ней сразу все стало ясно. Пожалуй, на второй или на третий вечер красавица стюардесса могла бы смертельно наскучить. Дик отделался какой-то немудрящей остротой, но к леденцам не притронулся.
  Переходя от одного полотна к другому, он рассказывал стюардессе о том, что хотел выразить художник. Она слушала, забыв о леденцах. Увлекшись, Дик, заметил, что за ними следует толпа любопытных. Подошел даже смотритель зала и поинтересовался, в каком университете господин преподает искусствоведение. Пришлось назвать один из самых престижных.
  - Никогда не думала, что это может быть так интересно, - прошептала стюардесса.
  И тут в сопровождении свиты агентов появился Майкл. Со времени их последней встречи он заметно полысел, но выглядел еще вполне респектабельно. Улучшив удобный момент, Дик, поклонился ему.
  Майкл узнал старого приятеля. Подошел, поздоровался, стрельнул восхищенным взглядом по стюардессе.
  - Чертовски рад тебя видеть, Дик, - улыбнулся он, беззастенчиво пялясь на девушку и не замечая недовольной гримасы на ее хорошенькой мордашке.
  Говард представил Майкла Стюарта как своего приятеля, от которого ему частенько перепадало в детстве, но кто никогда не позволял другим обижать его. Рисуясь перед Энн, Майкл великодушно развел руками, подмигнув ей. Безыскусная лесть бывшего одноклассника пришлась по вкусу.
  - Не так часто в жизни встречаешь старых друзей. Предлагаю собраться в "Морском драконе", - сказал Дик.
  - При одном условии, если у твоей очаровательной девушки найдется подружка, достойная ее.
  Стюардесса укоризненно взглянула на Говарда, - она рассчитывала на другое продолжение вечера, - однако нашлась:
  - Я могу пригласить Дагмар. Она - умничка.
  - Договорились, - кивнул Майкл. - Я встречу губернатора, других высоких людей, проверю охрану, и мы чудно проведем время.
  Извинившись перед стюардессой, Майкл отвел Дика в сторону.
  - Где ты раздобыл это прелестное дитя? Шлюха, должно быть, высшего класса?
  Он схватил приманку, как изголодавшийся окунь. Осталось только аккуратно подсечь.
  - Если нравится, будет твоя.
  - Смотри, ловлю на слове, - усмехнулся он, поспешив к подъезду встречать высоких гостей.
  - Этот тип мне неприятен, - сказала Энн. - Ты зависишь от него?
  - Глупости, тебе показалось.
  - Вы, мужчины, во всем ищете для себя одну лишь выгоду.
  К ним подошел верзила из свиты Майкла, сообщил, что ему приказано съездить за девушкой по имени Дагмар и обеспечить лучшие места в "Морском драконе".
  - Поезжай с ним, пригласи Дагмар и ждите нас в ресторане, - сказал Дик стюардессе.
  Другого такого удобного случая могло больше и не представиться. Жаль было отдавать стюардессу. Но чтобы выиграть партию, приходится порой жертвовать ценной фигурой...
  От навязчивых мыслей его избавил шум голосов. Волна посетителей хлынула в зал. Несколько мягких кресел первого ряда пустовало. Доступ к ним охраняли люди Майкла. Главный распорядитель, помахивая традиционным молоточком, провозгласил, что нынешний аукцион станет праздником для каждого истинного коллекционера. И вдруг застыл на полуслове. Все, словно наэлектризованные, повернулись в сторону главного входа.
  - Смотрите, сам Аллен Прайс пожаловал, - экзальтированно повторял кто-то.
  В сопровождении личной охраны и консультантов знаменитый банкир проследовал к мягким креслам.
  Дик покинул зал и увидел Майкла.
  - Здесь нам больше нечего делать, - сказал тот.
  Они прошли к машине Говарда. Майкл удобно развалился на сиденье.
  - Ты видел Прайса? Сказочно богатый старик.
  - Мне кажется, он приобретет самые ценные картины.
  Майкл расхохотался.
  - Святая простота. Если потребуется. Прайс скупит все холсты, вкупе со зданием торгов и обслуживающим персоналом.
  С большими предосторожностями, рискуя ободрать бока "Мустанга", Дик выехал из скопища машин.
  - Кстати, что привело тебя в Норфорт?
  - Догуливаю последние денечки отпуска. Решил немного покутить.
  - Я слышал, ты служишь в военной прокуратуре? В каком звании?
  - Всего лишь майор, - улыбнулся Дик, радуясь в душе, что Майкл не знает о его последнем месте работы.
  - Дохлая, должно быть, работенка?
  - Пожалуй, ты прав, но зато не так хлопотно, как у тебя в УПК.
  - Я ведь заместитель начальника управления. - Майкл сунул под нос служебное удостоверение. - Но засиживаться в Норфорте не намерен. Намечается вакансия в столице.
  - У тебя, наверно, есть высокий покровитель? - изобразил изумление Говард.
  - Я всего достиг своим горбом, Дик. Но не скрою, приятно сознавать, что мой шеф благоволит ко мне. Помяни мое слово, он затмит славу своего предшественника Эдгара Гровера.
   - Джордж Клайд - парень что надо, - согласился Дик. - Военным он пришелся по душе. Под его началом можно сделать блестящую карьеру.
  Самонадеянный Майкл, заняв по отношению к однокашнику покровительственную позицию, смело откровенничал. Он, видимо, считал, что право подслушивать принадлежит только сотрудникам его ведомства. Между тем, в машине Дик, работал высокочувствительный магнитофон.
  - Шефу нужны преданные люди с железной волей и крепкими мозгами, - самодовольно улыбнулся он. - Честно признаться, я побаиваюсь повышения. А вдруг не справлюсь?
  - Справишься, - заверил Дик. - Ты еще в школе отличался необузданной волей, а, сколько девчонок из-за тебя плакало. Ловко ты им мозги пудрил и снимал пенки. Ты, случайно, не иссяк от перегрузки?
  Майкл оглушительно захохотал.
  - Что ты, избави боже, еще никто не обижался.
  Убедившись, что разговор на эротическую тему вызывает у собеседника прилив хорошего настроения, Дик, решил применять это расслабляющее средство в разумных дозах.
  У ресторана он остановил "Ягуар". Майкл засмеялся:
  - Послушай, Дик, давай заберём наших пичужек в одно уютное место. В этом ресторане чертовски дорого кормят.
  - Пусть это тебя не смущает. Все расходы я беру на себя.
  - Откуда у тебя завелись лишние деньги? - с напускной серьезностью спросил он. - Признавайся, берешь взятки?
  - Может и беру. Один раз живем и умираем.
  - Ты отличный парень. Не могу понять, почему я тебя в детстве недолюбливал.
  "Морской дракон" был стилизован под океанский лайнер. Стены расписаны изображениями морских чудищ, порожденных не столько капризами природы, сколько фантазией художника. В стеклянных колоннах, подсвеченных электричеством, плескалась морская живность. Кондиционеры навевали приятную прохладу. Пьянящая свежесть морского прибоя неповторимо сочеталась с ароматами рыбной кухни. Хозяин заведения свято соблюдал морские традиции. Отдельные кабины именовались каютами. Метрдотель пользовался серебряной боцманской дудкой. Выправка и внешность швейцара не оставляли сомнений в том, что перед вами подлинный морской волк. В одной из таких уютных кают их ожидали Энн и ее подружка Дагмар. Официант, облаченный в матросскую форму, предложил им русскую зернистую икру, суп из морских змей, рыбную поджарку, филе аллигатора - фри в соусе из амазонских трав. Мужчинам он порекомендовал новинку сезона - печень самца анаконды. Предвидя вопросы, объяснил, что это редкое блюдо содержит массу полезных гормонов.
  - У нас своих гормонов предостаточно, - безапелляционно заявил Майкл, награжденный, улыбками дам.
  Время от времени, консультируясь с компанией, он составил меню вечера. Дик не пил, объяснив, что ему придется вести машину. Майкл, решив завладеть стюардессой, пригубил шампанское.
  Залитый соусом, аллигатор-фри напоминал по виду обычную тушённую говядину. Подлинность амазонийских трав вызывала сомнение. Однако это экзотическое блюдо оказалось вкусным, хотя и безумно дорогим.
  Вечер проходил тускло, несмотря на то, что Дик очень старался, напропалую острил, рассказывал смешные истории. Энн явно игнорировала Майкла. Досадуя, он еще больше распалялся. Дагмар чувствовала себя непринужденно. Убедившись, что шансы Майкла сводятся к нулю, Дик, не стал медлить. Он заказал девушкам по рюмке крепкого французского ликера "Мари Бризар", отправил всех прогуляться на "капитанский мостик", расположенный на крыше, и, опустив в рюмку стюардессы специальную таблетку, покинул каюту. Они немного потанцевали на символической палубе под мелодию популярного шлягера "О этот нежный бриз, целует всю меня". Когда вернулись в каюту, Дик, предложил тост за женскую чуткость. Через несколько минут проявились первые признаки опьянения, а вскоре Энн уже несла какую-то чепуху, беспрерывно смеялась, щелкнула Майкла по носу, плаксиво требовала, чтобы Дик ее раздел и уложил баиньки.
  Он тотчас потребовал счет, расплатился. Не желая компрометировать приятеля, сам отвел беспомощную стюардессу в машину.
  Майкл сел за руль и пригнал "Ягуар" к своему уютному местечку. В такой скромно обставленной квартире агенты спецслужб устраивают свидания своим осведомителям или, прячась от недремлющего ока начальства, пьют, развратничают, играют на деньги. Говард записал рабочий телефон Майкла и вернулся к "Ягуару".
  - Странно, что это ее так развезло от ликера? - недоумевала Дагмар.
  - Бедняжка немного не рассчитала. Ничего, проспится, - посочувствовал Дик.
  - Почему ты не захотел с ней остаться? - допытывалась Дагмар.
  - Скорей всего потому, что мое сердце выбрало другую, - ответил он, содрогаясь в душе от фальши.
  Затасканный приём сработал безотказно. Она благодарно прильнула к нему, прошептала: "Зови меня просто Даги". Его же в этот волнующий момент больше всего занимала проблема, как попасть на ближайшую платную автостоянку.
  Он проснулся чуть позже обычного. Даги лежала рядом, положив на живот пепельницу, сосредоточенно курила.
  - "Травку" употребляешь? - спросил Дик, потянув носом воздух.
  Она смутилась, притушила сигарету.
  - Ты не думай, я вовсе не наркоманка. Предстоит кошмарная неделя. Беспрерывные рейсы. Хочется немного расслабиться.
  - Тяжелая работа? - спросил он, любуясь ее точеной фигуркой.
  - Собачья! - вздохнула она. - Летая на этих старых гробах, постоянно рискуешь разбиться. А сколько психопатов устраивает на авиалиниях всякие диверсии! Порой так вымотаешься, что хочется послать пассажиров к чертям, но приходится всем улыбаться. Недавно один старикан залез мне под юбку. Я его пристыдила. В аэропорту он пожаловался на меня. Пришлось унижаться, просить у него прощения. Выйду замуж, брошу летать.
  - Кто-нибудь есть на примете?
  - Был один парень, летчик. Думали пожениться. Он погиб над Атлантикой.
  Она вскочила, накинула халатик.
  - Прими душ, я приготовлю кофе.
  Когда пришло время прощаться, Даги, уткнувшись лицом в его плечо, прошептала:
  - Ты когда-нибудь ещё появишься?
  - Даги, ты только не обижайся, но меня волнует; застрахован ли я от всяких неожиданных сувениров?
  - Вот ты о чём... Можешь спать спокойно. Меня регулярно проверяют перед полетами.
  - Будь счастлива, девочка! - бодро пожелал он, направляясь к двери.
  - Проваливай, - процедила Даги.
   -30-
  
  Барни Кинга водворили в отдельную камеру внутренней тюрьмы, расположенной в здании политической контрразведки. Проворные, молчаливые надзиратели сняли наручники, тщательно обыскали его, прощупывая даже швы на одежде. Убедившись, что арестованный не располагает предметами, с помощью которых он смог бы лишить себя жизни, его оставили в покое. Барни пожелал надзирателям спокойной ночи, разделся и лег на узкую жесткую койку. Утомленный перипетиями суматошного дня, он, однако, не поддался унынию, подумав о том, что утром его должны обязательно отпустить. Порадовался за Сэнди, кто плохого слова не сказала Лилиан. Честно говоря, он побаивался, что Сэнди обидит девочку. Хорошо бы завтра всей семьей выехать к океану, снять уютный недорогий домик. Сэнди выберет для Лилиан нарядный купальник. А, может, к тому времени, когда закончится отпуск, решится судьба отца девочки. Президент ведь обещал помочь. И все чудесно устроится...
  Он заснул, умиротворенно улыбаясь, не услышав, как отворилась дверь. В камеру вошел представительный мужчина. Всматриваясь в спящего арестованного, прошептал: - Типично русское лицо.
  Покинув камеру, он приказал дежурному надзирателю:
  - Если арестованный сделает заявление, немедленно сообщите. Я буду в своем кабинете.
  - Слушаюсь, господин майор, - почтительно ответил надзиратель.
  "С виду простоват, но какая дьявольская выдержка, поразительная сила воли. Мне предстоит провести интереснейший поединок. Это будет допрос века", - взволнованно рассуждал майор, пересекая площадку, отделявшую тюрьму от корпуса.
  Он направился к кабинету с табличкой: "Старший следователь Конноли", отпер дверь, прошел к столу и сообщил по телефону жене, что в связи с важными обстоятельствами вынужден остаться на работе.
  Старший следователь Пол Конноли с гордостью мог причислить себя к тем немногим избранникам судьбы, кто еще в раннем детстве, выбрав свое призвание, никогда не изменял ему. Когда Полу исполнилось, пять лет, он провёл свое первое расследование. Мальчик застукал своего отца в кровати горничной и незамедлительно сообщил об этом матери. Суд был скор и поучителен. Горничную изгнали, отец отделался серией пощечин, маленький доносчик получил в награду шоколадный набор. В школе он числился любимым фискалом директора. Поступив в университет, он старательно выполнял поручения сотрудников политического сыска: выявлял инакомыслящих студентов, составлял психологические портреты неблагонадежных. После получения диплома Конноли не пришлось искать работу, как многим бывшим его сокурсникам. Имея блестящие рекомендации, он был принят на службу в управление политической контрразведки.
  Путь от младшего инспектора до старшего следователя Пол преодолел легко и уверенно. Начальство ценило его. Ему предсказывали блестящее будущее. В служебном деле Конноли, где тщательно фиксируется перечень поощрений, наказаний, составляется мнение для руководства, появилась запись: "Мыслит творчески, нестандартно. Принципам государственной политики соответствует. Честь сотрудника бережет, как зеницу ока. Репутация безупречная. Знания и подготовка отменные. Помимо практической работы, плодотворно занимается социально-психологическими исследованиями. Достоин выдвижения".
  - Постарайся его расколоть, перевербовать без применения психотропных средств, электрошока и всякой технической муры, порекомендовал следователю подполковник Стюарт. - Когда мы устроим пресс-конференцию, агент должен выглядеть свежим, как огурчик. Помни, Пол, честь нашей фирмы в твоих руках.
  Накануне ареста Барни Кинга старший следователь побывал в провинции Ута, где выяснил, что родители подозреваемого в шпионаже умерли, когда мальчику исполнилось восемь лет. Родственников не оказалось. Барни определили в приют для дефективных. Опросить кого-нибудь из бывших его воспитанников не удалось. Приют ввиду отсутствия средств был давно закрыт. Единственный свидетель - сторож приюта - показал, что Барни страдал косноязычием. У старшего следователя сразу же возникло подозрение: как мог дефективный пройти медицинскую комиссию, и попасть в экспедиционный корпус. Ветераны 4-го пехотного полка помнили рядового Кинга, как человека веселого и разговорчивого.
  Так возникла версия об использовании документов дефективного юноши Барни Кинга агентом иностранной державы.
  "Более надёжной легенды, чем мусорщик, нельзя себе даже представить", - рассуждал старший следователь.
  Для очистки совести он проверил картотеку своего ведомства, а также навел справки в уголовной полиции. Оказалось, что Барни Кинг (или, точнее, тот, кто жил по этим документам) ни в чем не подозревался. Согласно критериям инструкции-проверки на политическую благонадежность, мусорщик был чист, как слеза новорожденного. Это настораживало.
  "Сволочь! Ловко законспирировался", - возмущался Конноли.
  Материалы обыска, проведенного в квартире Кинга, окончательно подтвердили принадлежность подозреваемого к одной из разведок социалистических держав. Текст инструкции был отпечатан на бумаге явно не отечественного производства. Микроплёнка запечатлела одну из гаваней военно-морской базы западного побережья Айтеники. Пленку следовало бы показать специалистам из контрразведки ВМС, но Конноли очень не хотелось привлекать внимание родственных спецслужб. Он решил повременить с экспертизой пленки до первого допроса. В тот же день в его дневнике появилась первая запись: "Судя по ряду характерных признаков, задержанный агент - русский военный разведчик".
  Написал, озабоченно почесал переносицу. Старший следователь неустанно выявлял инакомыслящих и неблагонадежных, собирал досье на политических, государственных деятелей, профсоюзных и общественных лидеров, интересовался личной жизнью видных артистов, писателей, ученых, исследовал лояльность сотрудников государственных учреждений. Он слыл великим мастером провокаций. И если руководство поручало ему "засветить" кого-нибудь, Пол Конноли был неистощим на выдумку.
  Но ему ещё не приходилось иметь дело с русскими разведчиками. В архивах управления он разыскал инструкцию для служебного пользования, составленную безымянным специалистом в назидание потомству. Кое-что привлекло в ней внимание Пола Конноли. Приказав доставить в кабинет бутылку лимонного ликера, Пол до глубокой ночи разрабатывал схему допроса. Спал он тревожно.
  Позвонил дежурный надзиратель, сообщил, что подследственный требует встречи с главным начальником.
  - Он мотивирует свою просьбу? - спросил Конноли.
  - Так точно. Заявил, что не хочет терять ни одного дня своего отпуска и, если его немедленно не выпустят, он будет жаловаться президенту.
  - Он не лишён чувства юмора, - засмеялся Конноли. - После завтрака доставьте его ко мне.
  Смех освежил старшего следователя. Он наскоро перекусил, проверил исправность магнитофона, убрал лишние бумаги в ящик стола. Теперь можно начинать напряженный поединок умов.
  
  
   Глава шестая
   -31-
  
  Оставим на время Норфорт, где, набирая темп, протекала операция "Ларчик Пандоры", и возвратимся в Глодстон.
  Комиссия под председательством сенатора Финча приступила к расследованию деятельности КУСИ. Сенатор в резком тоне потребовал от генерала Эдвардса представить обоснованные данные расходов на разведывательно - диверсионную работу, научные исследования, содержание аппарата управления. Присутствующие при разговоре ближайшие сотрудники генерала были поражены заявлением сенатора.
  - Пришла пора непосвящённым заглянуть в "святые святых" этого тихого учреждения, - усмехнулся Финч. - Смиритесь, Эдвардс. "Всякое даяние - благо".
  - "Что делаешь, делай скорее", - процитировал Эдвардс общеизвестные слова Иисуса Христа, обращенные к Иуде.
  Сенатор, раздраженный непочтительным ответом, распорядился, чтобы ему для работы предоставили кабинет директора управления.
  - Если это будет способствовать успешной деятельности комиссии, мы согласны нарушить служебный этикет, - согласился Эдвардс, приказав открыть кабинет.
  Вскоре из госпиталя "Святой Мартин", где лечился директор КУСИ, на имя президента пришло письмо.
  "Мое болезненное нынешее состояние совершенно не оставляет надежды вернуться к своим служебным обязанностям, - писал страждущий духом и телом директор. - Прошу считать меня в отставке. Уверен, что тот, кого вы назначите моим преемником, будет с полным пониманием, всей ответственностью перед Богом, вами и государством руководить управлением стратегической разведки. Искренне ваш...".
  Отставка была принята. Президент повелел наградить бывшего директора КУСИ орденом "За безупречную службу", отправить на пенсию со всеми почестями и льготами. Нового директора почему-то не торопились назначать, что послужило причиной кривотолков...
  В преддверии съездов конкурирующих партий состоялись телеинтервью основных претендентов на пост президента. Политические обозреватели пришли к единодушному мнению, что сенатор Финч выглядит более колоритной фигурой, нежели сенатор Дадл или претендент от партии либералов губернатор Уилксон. Политическая машина выборов президента чем-то напоминает тотализатор, где опытные дельцы ставят только на фаворита скачек. Финч считался призовой лошадкой. Чувствовалось, что сенатора поддерживают финансовые силы. Так, на вопрос корреспондента крупного политического еженедельника миллиардер Людвиг заявил, что верит в организаторский гений, духовную чистоту и высокие нравственные устои самого популярного человека года, каким был признан Финч.
  Занятый подготовкой к выборам, к выступлению на съезде партии консерваторов, сенатор Финч передал Клайду свои полномочия председателя сенатской комиссии. Джордж Клайд по-хозяйски обосновался в кабинете директора КУСИ. Кто-то из его окружения усиленно распространял слухи о предстоящей отставке генерала Эдвардса, о слиянии всех служб под эгидой политической контрразведки. Кое-кто из начальников отделов КУСИ дрогнул и поспешил уведомить Клайда в своей преданности.
  По совету своего друга, сенатора Финча и влиятельного родственника миллиардера Людвига, пронырливый Джордж Клайд, сумев преодолеть барьеры отчуждения, заслужил расположение главы государства. Большую часть своего времени он проводил в обществе президента. Они часто вместе завтракали, обедали, посещали дворцовую церковь. Президент слыл набожным человеком, и любил лишний раз это подчеркнуть.
  Внешне отношения между "Главным сыщиком страны" и главой государства выглядели весьма доверительными. Однако это не мешало им втайне презирать друг друга. Президент, мечтая баллотироваться на второй срок, надеялся, что основные расходы по финансированию избирательной кампании возьмет на себя родственник Клайда, миллиардер Людвиг.
  Пытаясь извлечь свои выгоды из дружбы с президентом, Клайд усиленно проталкивал законопроект, по которому он должен был стать главой всех спецслужб страны в ранге министра. Страстный поклонник германского фашизма, Клайд с нетерпением желал перестройки общества по рецептам незабвенного Генриха Гиммлера...
  Президент любил слушать информацию Клайда о настроении народа, сената, государственного аппарата. Ему очень льстило прозвище "Господин улыбка". Джордж старался говорить только то, что приятно слушать. В последнее время президента очень занимала интимная жизнь претендентов на его кресло.
  - Как поживает Харпер? - неизменно спрашивал он. - Ведь этот замкнутый южанин - вдовец. Наверное, шалит напропалую.
  - Его давняя пассия, кинозвезда Ширли Вайль, наставила ему рога. Судя по его виду, он это болезненно переживает.
  - Бедняга, - искренне сочувствовал президент. - Предательство близкого человека глубоко ранит душу.
  Президент никогда не скрывал своих симпатий к претендентам.
  - Они славные ребята. Каждый из них обладает массой достоинств. Но вряд ли они реально представляют, на какие муки себя обрекают. Излишнее рвение, гордость, подозрительность всегда во вред. Истинный президент - тот, кто устраивает всех.
  Клайд, посмеиваясь в душе, охотно соглашался.
  В ответ на происки враждебной группировки банкир Прайс, генерал Эдвардс и полковник Аксбергер готовили ответную акцию под кодовым названием "Исповедь куртизанки".
  
   -32-
  
   Ранним, погожим утром Джордж Клайд вошел под своды дворцовой церкви. Он застал президента в обществе столичного епископа.
  - Джордж, подождите меня в беседке, - попросил президент.
  Вскоре они уединились в обвитой плющом беседке.
  - Я прошу прощения, что не принял вас в своем кабинете, но у меня возникло подозрение, что мои разговоры прослушиваются.
  - Если этот упрёк адресован мне, то вы глубоко заблуждаетесь, - обиженно воскликнул Клайд.
  - Полно, Джордж, я отношусь к вам со всей искренностью.
  - Если ваша версия подтвердится, то не исключено, что это дело рук зловредного Эдвардса, - рассуждал Клайд. - Или же у главы разведки госдепартамента проснулся вдруг интерес к тотальному подслушиванию. В стране действуют около десяти спецслужб. Я давно предлагал объединить их под властью преданного вам человека. Тогда бы вы знали всё обо всех.
  - Дельная мысль, - кивнул президент. - В нынешней ситуации даже главе государства трудно определить, кто его друг, а кто враг. Знаю, вы сторонник сильной, независимой от законодательных органов службы безопасности... - Собеседник Клайда продемонстрировал свою неподражаемую улыбку, но сменил тему. - С чем вы сегодня пожаловали, мой неутомимый и верный страж?
  - Я предлагаю назначить на пост директора КУСИ моего первого заместителя. Прошу ускорить отставку генерала Эдвардса. Он усложняет работу комиссии... И будем предельно объективны. Эдвардс просто устарел.
  Президент поморщился. Он подумал о том, что, скорее всего, именно в сейфе Эдвардса хранится то самое досье. Сколько раз глава государства давал себе слово переговорить с генералом, потребовать уничтожения страшной улики. Он ненавидел свое прошлое и проклинал ту постыдную минуту, когда написал заявление о своем сотрудничестве с КУСИ. Кто мог знать, как в дальнейшем сложится его судьба. Провидцами не рождаются.
  "Вызвать гнев Эдвардса - значит навлечь на себя большую беду, - размышлял президент, - хоть беги из страны. Только вот некуда".
  Он представил, какой шум поднимется в прессе, если где-нибудь всплывёт это злосчастное досье, и вздрогнул.
  - Простите, Джордж, кажется, разболелся зуб под коронкой.
  - Вы не ответили на мой вопрос.
  - Эдвардс - один из наших лучших специалистов стратегической разведки. Он - реликт. И, как всякий реликт, нуждается в опеке. Если обидим старика - нас неправильно поймут.
  - Не скрою, он был превосходным руководителем, - подавив раздражение, произнес Клайд, - но старость неумолима. Он стал невыносим. Вот что пишут его ближайшие сотрудники. - И Клайд протянул рапорты двух начальников отделов.
  Президент прочитал их и вздохнул.
  - Отдайте эти бумаги моему личному секретарю. Предложу генералу почетную должность, намного выше той, которую он занимает.
  - Что именно? - ревниво спросил Клайд.
  - К примеру, пост председателя комитета по использованию атомной энергии. Эдвардс будет доволен. Таким образом, мы уладим конфликт между вашими службами.
  - И спасём КУСИ от тирана и маразматика, - подчеркнул Клайд.
  - Договорились, - кивнул президент. - Теперь моя личная просьба.
  - Всегда к вашим услугам.
  - Нисколько не сомневался в вашей преданности. Я предельно откровенен с вами. Так вот, Совет Церквей обещал поддержать мою кандидатуру на предстоящих президентских выборах.
  - Совет церквей согласен взять на себя все расходы на избирательную кампанию?
  - О, нет, Джордж, это чисто моральная поддержка, отцы епископы известны своей скаредностью. Вот если бы господин Людвиг согласился помочь мне в качестве финансового гаранта, то, несомненно, я добьюсь победы на выборах.
  "Он не так глуп, как считает Финч", - отметил про себя Клайд.
  - Всё зависит от нескольких миллионов фартингов. Как видите, Джордж, о деньгах всегда говорит тот, кто в них постоянно нуждается.
  - Вы уверены, что общественное мнение и симпатии выборщиков будут на вашей стороне?
  - Уверенность - понятие расплывчатое. Мы сомневаемся в других, потому что не верим в себя, - заключил президент. - В нашем обществе, где каждый считает себя выдающимся политиком, лучшего президента, чем я, не найти. Только наивный человек, полный профан в политике, считает, что глава государства наделён высшей властью. Увы! Я всего лишь символ, яркий отблеск чужого костра. Большому бизнесу не нужен сильный, деспотичный властелин. Его больше устраивает послушный приказчик.
  - Сенатор Финч очень хочет стать президентом, - напомнил Клайд.
  - Это заметно. Если я останусь на второй срок, то предложу ему пост вице-президента. Фактически он будет управлять страной. Это позволит вам благополучно разрешить все свои проблемы. Я бы хотел, Джордж, получить ответ сегодня в шесть вечера...
  В указанное время Клайд появился в церковном дворике, но не один. Рядом был сенатор Финч.
  - Вас не удивляет присутствие сенатора? - спросил Клайд.
  - В наше поразительное время удивить может только человеческая порядочность, - с достоинством ответил президент.
  - Прекрасно, что мы все, понимаем, друг друга, - вмешался Финч. - Тем более, что у моего друга Джорджа, а также у господина Людвига нет секретов от будущего президента страны.
  - Насколько я понял вас, сенатор, вы, конечно же, имели в виду себя?
  - Вы правильно поняли, - кивнул Финч. - К сожалению, ваши условия для нас неприемлемы.
  - В таком случае дискуссия исчерпана. Простите, Джордж, я причинил вам столько беспокойства, - насмешливо произнес президент.
  - Мы предлагаем свои, не менее выгодные для вас условия, - покровительственно изрек Финч.
  - Вы предлагаете или ставите условия? - сдержанно спросил президент. - Это ведь не равнозначно.
  Он с трудом подавил желание выставить своих собеседников вон. Не лишенный художественного воображения, президент представил себя в образе могучего гризли, окруженного стаей голодных волков.
  - Мы предлагаем взаимовыгодный вариант, - подчеркнул Финч. - Зная ваше стесненное материальное положение, господин Людвиг поможет приобрести отменное ранчо. Это будет солидная прибавка к будущей пенсии. Чек можно учесть на имя вашей супруги. Гарантия тому - честь выдающегося коммерсанта и слово политика.
  - Честь коммерсанта, совесть политика - забавный симбиоз. Однако не всякий политик способен стать выдающимся коммерсантом. А вот коммерсант, если хочет удержаться на плаву, обязан быть политиком.
  - Мы несколько уклонились от темы.
  - Какую услугу взамен требует господин Людвиг?
  - Сущие пустяки. Первое - немедленно убрать из КУСИ генерала Эдвардса.
  - По этому вопросу я советовался с господином Клайдом. Мы пришли к общему мнению.
  - Это приемлемо, - кивнул Финч. - Второе. Вы назначите господина Клайда во главе всех спецслужб. Статус министра государственной безопасности выводит его из подчинения министру юстиции.
  - Я затрудняюсь ответить однозначно, - вздохнул президент. - Необходимо представить убедительное обоснование для такого решения сенату и палате представителей.
  - Подобная реорганизация - прерогатива президента. Согласно Конституции, вы являетесь Верховным Главнокомандующим и в первую голову несете ответственность за безопасность страны. Истина проста, - усмехнулся Финч.
  "Триумвират Финча, Клайда, Людвига рвется к тоталитарной власти, - рассуждал президент. - Хотят утвердиться моими руками. Этот закон автоматически поставит Клайда над государством. Я угодил между молотом и наковальней. С одной стороны - генерал Эдвардс, банкир Прайс и компрометирующие меня документы, с другой - троица политических карьеристов, которые всегда найдут способ навредить мне. Какая же из этих враждебных друг другу группировок окажется сильней?"
  - Перед казнью Христа прокуратор Иудеи Понтий Пилат задал ему вопрос: что есть истина? Сын божий не ответил. А вы хотите, чтобы я, простой смертный, смог дать вразумительный ответ, - уклонился от прямого ответа президент.
  - Вам, вероятно, легко общаться с генералом Эдвардсом? - усмехнулся Финч. - Он ведь слывет крупным толкователем Библии.
  - Набожность генерала, его преданность интересам государства не должны вызывать сомнения, - строго произнес президент. - Что касается реорганизации спецслужб, я усматриваю в этом рациональное зерно, однако хочу выслушать мнение специалистов, а также обсудить этот вопрос в сенате. Я бы не хотел, чтобы в будущем мне приписали деспотичный стиль управления. Всего хорошего, господа. Я вас больше не задерживаю.
  Он направился к галерее, ведущей из церкви в апартаменты главы государства, довольный неопределенным финалом тягостной для него беседы.
   -33-
  
   Из машины отчетливо просматривался второй этаж особняка, принадлежащего кинозвезде Ширли Вайль. Справа по фасаду три окна тщательно зашторены. В этом крыле здания расположен будуар актрисы. Сенатор Харпер провёл здесь не одну ночь и помнил каждую деталь интерьера.
  " Если все сложится удачно, сразу же после выступления по телевидению заеду к ней", - думал сенатор, с нетерпением поглядывая на зашторенные окна. В отличие от многих своих приятелей, Харпер был однолюбом. Кроме того, его воспитывали в строгих традициях протестантской морали. Даже после долгого воздержания он избегал облегченных связей.
  Скрипнула дверь машины, и агент сыскного бюро плюхнулся на заднее сиденье.
  - Все это время госпожа Вайль интенсивно развлекалась с мужчинами, - сообщил он, протягивая Харперу весомые улики: кинопленку и магнитофонную кассету. - В настоящее время у неё в спальне находится известный театральный критик.
  - Достаточно, - глухо обронил Харпер.
  - Если решите сделать новый заказ, обратитесь к шефу. Я могу быть свободным?
  - Да, конечно, благодарю вас, - не оборачиваясь, произнеё сенатор.
  Агент бесшумно исчез.
  - Домой, - приказал Харпер своему водителю и охраннику Тони. - Отдохнём и поедем на телевидение.
  Вернувшись в свой столичный особняк, сенатор с наслаждением сжёг все письма Ширли. Стойкий запах духов, пропитавших бумагу, преследовал его. Он долго мыл руки.
  В спальне сенатора висели портреты жены и сына, погибших в памятный для Харпера день.
  - Как мне не хватает вас, - прошептал он, всматриваясь в дорогие ему черты. - Дора, любимая, мне очень тяжело без тебя, - пожаловался он, смахнув слезу. - Не знаю, смогу ли я победить на президентских выборах. Сегодня состоится программное выступление по телевидению. Банкир Прайс пригласил меня на ужин в свой дворец. Я для чего-то понадобился ему. Пожелай мне удачи, благослови меня!
  В холле столичной телестудии Харпера встретил заместитель президента ведущей телекорпорации страны. Он проводил сенатора в просторный кабинет.
  - Я надеюсь, двадцать пять минут эфирного времени вас устроит?
  - Вполне, - кивнул Харпер. - Затяжное выступление утомит меня, персонал студии и телезрителей.
  - Вы не возражаете, если вопросы будет задавать женщина? Она прекрасный специалист и к тому же неплохо смотрится.
  - Я считаю, что это не имеет принципиального значения, - пожал плечами сенатор.
  - Превосходно, - улыбнулся собеседник. Нажав кнопку селекторного устройства, он распорядился:
  - Пришлите ко мне Милли Уэйбрич.
  В кабинет вошла миловидная молодая женщина.
  - Это наша перспективная журналистка, - представил её заместитель президента телекорпорации. - Сегодняшний дебют на экране подтвердит или опровергнет решение редакционного совета назначить Милли ведущей политических программ.
  Она сдержанно улыбнулась.
  "Бог мой, у неё такие же милые ямочки на щеках, какие были у моей Доры", - подумал сенатор.
  - Сенатор, вы предпочитаете записаться на пленку или же сразу выйти в эфир? - спросила Милли.
  - Как вы посоветуете?
  - Это дело вкуса и опыта, - усмехнулась Милли. - Наш зритель достаточно искушён, чтобы отличить подработанную передачу от доверительной беседы. Я лично за экспромт.
  - Возражений нет, - улыбнулся сенатор. - С вами готов выйти не только в эфир, но даже в открытый космос.
  "Он некрасив и, вероятно, нетелегеничен, но улыбка искренняя", - отметила про себя Милли.
  "Как живо она напоминает мне Дору. Сколько должно быть нежности и тепла в этой женщине" - с удовольствием заключил Харпер.
  - У нас ещё несколько минут времени. Хотелось бы познакомить вас с некоторыми каверзными вопросами, - сказала Милли, шелестя страницами тематического плана...
  Затем они спустились в студию.
  - Добрый вечер. Сегодня один из претендентов на пост президента от партии консерваторов, сенатор Гарольд Харпер примет участие в дискуссии по проблемам, которые волнуют всех нас, - хорошо поставленным голосом объявила Милли. - Сенатор, вас видит и слушает страна.
  - Добрый вечер, уважаемые соотечественники, - негромко начал сенатор, - спасибо, друзья, что вы нашли время побеседовать с нами. Я не оговорился. У меня такое ощущение, будто я вижу всех вас. Давайте же выскажем друг другу сокровенное. Я не мастер произносить замысловатые речи, но постараюсь объективно ответить на ваши вопросы...
  Через полчаса они покинули студию. Харпер щурился, задумчиво улыбался. Он понимал, что ему надо уходить, но не хотелось расставаться с Милли. Подошел заместитель президента телекорпорации.
  - Поздравляю, сенатор. Я уверен, эта передача запомнится надолго.
  Харпер проводил Милли в ее рабочую комнату.
  - Запись повторят в утренней передаче, - напомнила она, захлопнув ящик письменного стола.
  - Милли, что вы намерены делать вечером? - волнуясь, спросил сенатор.
  Она пожала плечами, устало улыбнулась.
  - Попасть в свою маленькую квартиру на Гейбл-стрит, сварить кофе по-турецки и блаженствовать с томиком Лоуэлла.
  - Вы не возражаете, если я приглашу вас поужинать? - стесняясь своей робости, спросил сенатор.
  - Возражаю, - нахмурилась она. - Я, наверное, похожа на легкодоступную женщину?
  Ей захотелось сказать ему что-нибудь резкое, обидное. Но, взглянув на его изменившееся лицо, Милли мгновенно осеклась. Сенатор побледнел, глубокая морщина пересекла лоб.
  - Видит бог, госпожа Уэйбрич, я не хотел вас обидеть, - хрипло прошептал он, - но вы так похожи на мою покойную жену, что я не смог, право, не смог, совладать с собой. Поверьте мне.
  Искренность его голоса, неподдельное волнение смутили Милли. В ней что-то дрогнуло. В глазах сенатора она прочла тоску и восхищение.
  "Он должно быть очень одинок и совсем не похож на самоуверенного покорителя женщин", - с жалостью подумала она.
  - Вы очень любили свою супругу? - с чисто женским любопытством спросила она.
  Он кивнул. Спазм волнения мешал ему говорить. И то, что он не произнес ни слова, окончательно подкупило Милли.
  - Вот что, сенатор, едемте ко мне пить кофе. У меня ещё осталась половинка божественного бисквитного торта.
  Они пили кофе, лакомились тортом. Он рассказывал ей о себе...
  Все получилось само собой. Милли не могла понять, почему она позволила сенатору поцеловать её. Почему не возмутилась и не выставила его вон, когда он прерывистым от волнения голосом шептал ей: "Дора, любимая моя!".
  Разметавшись на постели, сенатор счастливо улыбался во сне.
  Милли вышла на кухню покурить и разобраться в том, что произошло.
  "С ним было не хуже, чем с Диком. И меня почему-то не гложет совесть, - рассуждала она, рассеянно разглядывая горящий кончик сигареты. - Дик, конечно, выглядит эффектнее. С ним приятно показаться в обществе. Но разве ты не боялась, что когда-нибудь он бросит тебя? - обратилась она к самой себе. - Дик умница, красавец, но слишком эгоистичен, не способен любить самозабвенно. А ведь ты всегда мечтала только о такой любви, взбалмошная девчонка".
  В прихожей зазвонил телефон. Милли перенесла аппарат в кухню, сняла трубку, услышала голос Дика.
  - Привет, детка. Как прошла передача?
  - Спасибо. Всё нормально, - едва слышно произнесла она.
  - У тебя что, горло болит?
  - Просто я устала, - вздохнула она, косясь на дверь спальни.
  - Ты знаешь, я сделал важное открытие.
  - Какое же?
  - Я истосковался по тебе. Ей-богу, правда. Просто чертовщина какая-то, - в его голосе слышалось нетерпение. - Готовься, старушка. Я скоро нагряну. Будь в форме.
  В другое время такая своеобразная исповедь обрадовала бы её, и она ответила бы ему в игривом тоне.
  - Что же ты молчишь? - с удивлением спросил он. - Смотри, будь осторожна. Сенатор вдовец и может не устоять перед хорошенькой женщиной.
  - А если это уже случилось? - с вызовом спросила она.
  - Брось, детка. Твои высокие нравственные принципы не вызывают у меня сомнения.
  - Спокойной ночи, Дик, - сказала она и повесила трубку.
  "Я, кажется, превратилась в форменную шлюху", - с горечью подумала она. От всего нахлынувшего Милли расплакалась, уткнувшись в ладони, стараясь не всхлипывать, чтобы не разбудить сенатора.
   -34-
  
  Эдвардса разбудил телефонный звонок. Тот, кто побеспокоил генерала среди ночи, назвал свой порядковый номер в иерархии управления стратегической разведки. Генерал ответил условной цифрой.
  Звонил начальник контрразведки КУСИ полковник Аксбергер.
  - Птичка в клетке, - сообщил он.
  - Пришли мне машину, - распорядился Эдвардс.
  Он наскоро собрался. Вооруженный привратник открыл дверь и неотлучно находился при хозяине до тех пор, пока тот не сел в машину. Эдвардс мельком взглянул на часы. Без двадцати пяти два.
  "Излюбленное время нечистой силы", - подумал генерал, приказав водителю отъезжать. Из машины сопровождения выглядывали малопривлекательные физиономии доверенных людей "Свирепого Билла".
  Конспиративная база, куда полковник Аксбергер поместил похищенную Кристи Олби, находилась за городом в дачном поселке. От внешнего мира база была отделена высокой стеной. Потемневший, осунувшийся от бессонницы "Свирепый Билл" вышел встречать шефа.
  - Я надеюсь. Билли, обошлось без крови? - спросил генерал.
  - Так точно, ваше превосходительство, - утвердительно кивнул полковник. - Применили газ "Си-Эн" и одному упрямцу слегка помассировали печень.
  Они прошли в комнату, где находилась Кристи.
  - Здравствуйте, сударыня, - галантно поклонился генерал. - Приношу свои извинения за прерванный сон.
  Кристи смерила его уничтожающим взглядом, угрожающе произнесла:
  - Немедленно отвезите меня домой. У вас будут крупные неприятности.
  - В наше время даже всемогущий Джордж Клайд не застрахован от какой-либо неожиданности, - усмехнулся генерал, располагаясь в кресле.
  От его внимания не ускользнула тревога, мелькнувшая на лице Кристи. От надменного вида девушки не осталось и следа.
  - Итак, вы Кристи Олби, чью драгоценную персону так усиленно охраняли? - спросил генерал. - Назовите ваше подлинное имя.
  - Я протестую против насилия над личностью. Буду жаловаться окружному прокурору, - с вызовом бросила она.
  - Имеете полное право, - утвердительно сказал Эдвардс.
  Аксбергер положил на журнальный столик стопку бумаги и ручку.
  - Прошу вас, пишите, - радушно предложил генерал. - Напоминаю, что в прошении на имя прокурора следует указать подлинное имя, адрес, род занятий. Клички, вымышленные имена сотрудников спецслужб, осведомителей, лиц, привлечённых к работе в органах безопасности, юридической силы при составлении подобных документов не имеют.
  Кристи вздохнула и отодвинула ручку.
  - Что, возможно, то не всегда резонно, - улыбнулся генерал. - Разрешаю вам облегчить душу без применения бумаги.
  - Как вас зовут? - тихо спросила она.
  - Можете звать меня дядюшка.
  Игривый тон старика взбодрил Кристи, придал ей уверенность.
  - Я хочу курить, дядюшка, и, пожалуйста, чашечку кофе.
  - Билли, обслужите очаровательную гостью, - приказал генерал.
  Она с наслаждением отпила глоток дымящегося кофе, с неприязнью покосилась на Аксбергера.
  - Дядюшка, почему бы нам ни пообщаться в другой обстановке?
  - Разве эта не располагает к задушевной беседе?
  Кристи кокетливо надула губки:
  - Здесь неуютно, скучно, нет интимной непринужденности.
  Эдвардс развел руками:
  - Увы, плотские перегрузки мне противопоказаны. Интим не обещаю, но думаю, что общение доставит нам обоим немало приятных минут. Билли, предъяви девочке снимок для опознания.
  Аксбергер показал фотографию, где обнаженная Кристи была запечатлена в объятиях сенатора Финча.
  - Назовите своего партнёра, - потребовал Эдвардс. Кристи, затаив дыхание, рассматривала снимок. Неожиданно для генерала, она попыталась выхватить, порочащую улику из рук "Свирепого Билла", но тот был начеку. Звонкая пощечина опрокинула девушку в кресло.
  - Полегче, Билли, не злобствуй, - предостерегающе воскликнул Эдвардс. - А вы не упрямьтесь, - обратился он к Кристи.
  - Я не в состоянии запомнить имена всех тех, с кем спала, - всхлипывая, произнесла она, потирая щеку.
  - Разрешите, я освежу этой шлюхе память, - вкрадчиво предложил Аксбергер. - Один укольчик, и она вспомнит не только его имя, но также все родинки на его потайных местах.
  - Не спеши, Билли, девочка сама себя вытянет из дерьма, в которое угодила.
  - Кто вы такие и что вам от меня нужно? - устало, спросила она.
  - Мы представители комитета по наблюдению за нравственностью государственных деятелей, - вполне серьезно отрекомендовался Эдвардс.
  - Впервые слышу о таком, - недоверчиво сказала Кристи.
  - Мы не афишируем свою деятельность и подотчетны лишь президенту. Настоятельно рекомендую быть откровенной.
  - Я никому не сделала ничего плохого. Кого мне опасаться?
  - В таком случае, что вам мешает назвать имя вашего дружка? - настаивал генерал.
  - Я не знаю, как его зовут. Мы занимались любовью, а не тратили зря время на выяснения всяких подробностей.
  - Отдаю должное вашей находчивости. Послушайте добрый совет: расскажите обо всем без утайки, и тем самым облегчите свою участь.
  - Клянусь слезами богоматери, мне незачем скрывать правду, - молитвенно сложила руки Кристи.
  - Обойдемся без богоматери. Не всякая ложь искупительна, - сказал генерал. - Мы располагаем записью беседы. Хотите прослушать?
  - Нет, прошу вас, - прошептала она. - Его зовут Теодор Финч.
  - Сенатор Финч, - уточнил Эдвардс.
  Кристи послушно кивнула.
  - Кто свёл вас с ним?
  Она вздрогнула, испуганно прошептала:
  - Мы познакомились случайно. Если это для вас так важно, я постараюсь вспомнить.
  - Не стоит утомлять меня небылицами, - строгим тоном произнес генерал. - Назовите сводника, или вам предъявят обвинение в сборе секретной государственной информации. Это очень серьезно.
  - Пресвятая дева, меня обвиняют в шпионаже только за то, что я спала с господином Финчем...
  - Разумеется, нет, - возразил Эдвардс. - Спите на здоровье, с кем угодно. Это пока еще никому не возбраняется. Но тут есть один нюанс. Пребывая в расслабленном состоянии, сенатор болтал лишнее, недостойно отзывался о нынешнем главе государства. Вы старательно поддакивали своему партнеру. Отсюда вытекает, что сенатора Финча, одного из основных претендентов на пост президента, специально провоцировали с целью получения компрометирующих данных.
  Кристи молчала, она была близка к обмороку.
  - Кто заставил вас обольстить сенатора?
  Молчание затянулось. Генерал поднялся, вздохнул:
  - Прощайте, сударыня. Поручаю вас заботам Билли. Учтите, он убежденный женоненавистник, к тому же абсолютно лишён сентиментальности.
  Кристи затравленно озиралась.
  - Оставьте надежду, что Джордж Клайд вытащит вас отсюда, - добавил генерал. - Он подкладывал вас Финчу, чтобы в дальнейшем шантажировать его. Ваша преждевременная смерть определит цену их сделки.
  Кристи рухнула на колени, обнимая ноги таинственного старика, который все про всех знает, прошептала:
  - Я все расскажу. Умоляю, не делайте мне уколы. От них становятся ненормальными.
  - Будь умницей. Без моего согласия тебя никто не посмеет обидеть, - мягко сказал генерал. - Вспомни до мельчайших подробностей, где и когда ты была с Финчем и с другими, выполняя задание господина Клайда.
  Кристи утвердительно кивнула.
   -35-
  
  Банкир Аллен Прайс прислал за Харпером свой личный самолет. Уникальную машину, напичканную новейшей электронной аппаратурой, построила крупнейшая авиастроительная корпорация страны. В просторных отсеках были оборудованы спальня, кабинет, гостиная. Совершенно не ощущался шум двигателей.
  Харпер размышлял о предстоящей встрече с финансистом: "Конечно же, ужин - всего лишь традиционный предлог для встречи. Чего хочет Прайс? Не связано ли это приглашение с предстоящими президентскими выборами? Не исключено, что банкир интересуется состоянием дел в подведомственной сенатору комиссии по вооружению".
  Решив, что гадать впустую нет смысла, сенатор, улыбаясь, вспомнил свое недавнее выступление по телевидению, встречу с Милли. Уходя от нее, он сказал, что не прощается. Пообещал показать ей свою виллу в провинции Колдуэлл. Интуиция и наблюдательность подсказывали сенатору, что Милли - именно та женщина, с которой можно связать свою судьбу.
  По громкоговорящей связи пилот объявил, что самолёт пересёк границу владений господина Прайса.
  Харпер наклонился к иллюминатору. Промелькнули широкая лента автострады, ровные ряды сосен. На берегу лазурного озера высился старинный рыцарский замок. Самолет пролетел над живописной горной грядой, густым хвойным лесом, садами, виноградниками. В "Стране грез" гармонично сочеталась фауна нескольких географических поясов.
  На аэродроме сенатор пересел в автомобиль и вскоре оказался возле центральных ворот в парк. Здесь Харпера встретил привратник. Ровная, как стрела, аллея вела к парадному входу во дворец, обрамленный сверкающим ожерельем фонтанов. Привратник вышагивал нарочито медленно, предоставив гостю возможность насладиться творением рук человеческих. Статуи из белоснежного мрамора, легкие ажурные беседки времен расцвета Римской империи, клумбы экзотических цветов тонко подчеркивали колорит возрожденной античности.
  "Если бы не лужайка для игры в гольф и теннисные корты, можно поверить в то, что предо мной открылись врата земного рая, Эдема", - подумал изумленный сенатор, поднимаясь по мраморным ступенькам.
  Слуги в голубых ливреях ловко раскатали перед ним великолепный исфаганский ковер, некогда украшавший гарем шаха Аббаса. Засмотревшись на яркий орнамент, Харпер в нерешительности остановился.
  - Смелее, сенатор, топчите его, словно злейшего врага, - услышал он насмешливый голос Прайса.
  Харпер зашагал по ковру и остановился перед банкиром.
  - Рад приветствовать вас в "Стране грез".
  - Счастлив, ступить на вашу землю, - ответил сенатор, пожимая протянутую руку.
  Появился мажордом в расшитом золотом камзоле.
  - Отдохните с дороги, сенатор, - распорядился банкир.
  Мажордом отвел Харпера в апартаменты, отведенные для гостей.
  Он принял ванну, затем по старой привычке постоял под холодным освежающим душем.
  "Роскошь подавляет и отупляет, - рассуждал сенатор, нежась на громадной кровати черного дерева, инкрустированной перламутром, - нельзя расслабляться, иначе примут за жалкого выскочку. И всё же, с какой целью Прайс затеял ужин в мою честь? Ну, Гарольд, будь начеку".
  
  ...Оставив на время сенатора, Прайс заглянул в одну из многочисленных комнат, где его дожидался издатель еженедельника "Обозрение".
  Некогда популярный, процветающий журнал находился в кризисном состоянии. Тиражи резко упали. Издержки поглотили прибыль. Всякая отсрочка арендной платы грозила издателю новыми штрафами. Призрак разорения кружил над ним, как гриф над падалью. Чтобы удержаться на плаву, требовалась солидная финансовая поддержка. Несколько банкиров отказали журналу в помощи. Издатель на свой страх и риск обратился к Прайсу. И неожиданно получил приглашение на беседу.
  - Я ознакомился с положением дел, - сказал Прайс. - Финал предрешён.
  Издатель судорожно глотнул воздух. В его глазах застыло выражение немой мольбы.
  - Я мог бы попытаться оздоровить ваше детище, но вы должны помочь в одном деликатном деле.
  - Готов на все, но прошу стабильный процент по кредиту.
  - А вот торговаться не следует, - нахмурился банкир. - Иначе у меня пропадёт желание продолжать беседу.
  Издатель покорно склонил голову. Прайс тем временем достал из сейфа пакет, протянул его собеседнику.
  - Ознакомьтесь. Эти подлинные материалы проливают свет на деяния сенатора Финча. Пора открыть глаза общественности на махинации тех государственных деятелей, которые злоупотребляют доверием народа.
  Издатель углубился в чтение текста.
  - Какая мерзость! - прошептал он, покрываясь обильным потом при мысли, что влип в грязную историю. Только законченный психопат осмелится затронуть такого влиятельного человека, как сенатор Финч.
  Заметив растерянность на лице гостя, хозяин дворца сказал:
  - Вы вправе отказаться. Дайте честное слово, что не разгласите тайны полученных сведений. Будем считать, что никакого предложения с моей стороны не было.
  "Но кто тогда поручится, что я внезапно не умру от какого-нибудь заболевания или не попаду в катастрофу? - рассудил издатель. - Выбор ограничен. Либо выполнять прихоть банкира, либо головой в бездну".
  - Я оправдаю ваше доверие. Назовите срок публикации, - уверенно сказал он. - Беспокоит только одно обстоятельство. Каким образом я объясню читателям историю прохождения этих материалов?
  - Я вижу, что не ошибся в вас, - улыбнулся Прайс, протянув издателю конверт. - Здесь пояснительная записка офицера политической контрразведки. В силу понятных причин он пожелал остаться анонимом. Копии обличительных материалов и записка анонима отправлены президенту страны, Председателю Верховного суда и директору КУСИ. Поспешите с публикацией. Бомба должна взорваться послезавтра.
  В самолёт, увоивший издателя домой, сели трое представительных мужчин. Один из них шепнул пассажиру, что господин Прайс распорядился охранять его жизнь.
   -36-
  
  Одевшись, Харпер вышел на увитую плющом лоджию. Неутомимые крошечные колибри кружились над соцветиями диковинных растений. Отдохнув, сенатор вернулся в апартаменты, включил телевизор, послушал программу новостей. В спальне появился мажордом, провозгласив:
  - Господин и госпожа Прайс ждут вас.
  Они прошли центральной галереей, мимо стройных рядов колонн, пересекли холл, увешенный картинами великих мастеров, и вошли в гостиную. Она напоминала храм. Стены расписаны фресками, высокие потолки украшены золотой чеканкой.
  Стол был накрыт на четыре персоны. Аллен Прайс представил Харпера своей супруге.
  - Сенатор, чему вы отдадите предпочтение: французскому коньяку, нашему виски или вину из подвалов Ватикана? - спросил хозяин.
  - Благодарю вас, но я предпочитаю не пить.
  - Воздержанность - свойство сильных натур, - сказал банкир.
  - Иногда для аппетита позволяю себе выпить немного вина испанских монахов, - призналась супруга банкира.
  Откупорив темную бутылку, безмолвный слуга наполнил фужер густым рубиновым напитком.
  Четвертый прибор предназначался для дочери банкира. Вскоре Леонора появилась в гостиной, одетая в костюм для верхней езды.
  Аллен Прайс представил ей Харпера.
  - Сенатор, вас не шокирует мой вид? - насмешливо спросила она.
  - Нисколько.
  - Вы ездите верхом?
  - Я ведь урожденный южанин. В юности серьезно увлекался родео.
  - Этой сумасшедшей игрой? - удивленно спросила супруга банкира. - Но ведь это опасно!
  - В молодости опасность кажется пустяком.
  - Обожаю родео, - вздохнула дочь банкира. - Жаль, что я родилась женщиной и никогда не испытаю ощущений этой смелой мужской забавы.
  - Выйдешь замуж, напрыгаешься на шее мужа, - усмехнулся Прайс.
  Дочь внешне очень походила на отца. В течение всей трапезы Харпер встречал её цепкий, пронзительный взгляд.
  После ужина Прайс пригласил сенатора посмотреть коллекцию монет.
  - Среди частных собраний ей нет равных в мире, - не без гордости сообщил он. - Старинные монеты - моя давняя страсть.
  Коллекция банкира располагалась в нескольких помещениях. В многочисленных ячейках полированных ящиков были разложены на бархатных подушечках монеты всех времен и народов. Надпись на одной из стен гласила: "Страсть к деньгам - учредительница человеческого общества".
  - Здесь я отдыхаю от всех земных забот, - признался банкир.
  Он пригласил сенатора к одному из шкафов.
  - Взгляните, это монеты и медаль Лоренцо Медичи, главы банкирского дома из Флоренции. Известно, что благодаря банкирам в стране расцвело искусство Возрождения. Правители княжеств, мечтавшие иметь прочную экономику, всегда покровительствовали банкирам.
  - Современные банкиры не нуждаются ни в чьем покровительстве, - откликнулся Харпер. - Их дружбы добиваются сильные мира сего.
  Прайс снисходительно улыбнулся.
  - Присаживайтесь, сенатор. В тиши прошлого мы обстоятельно обсудим наши насущные проблемы накануне предстоящих выборов президента, - деловитым тоном произнёс он.
  ...Побеседовав с банкиром, побродив по залам картинной галереи, сенатор вернулся в предназначенные для него комнаты.
  "Ширма товарищеского ужина надёжно упрятала сделку, - размышлял Харпер. - Аллен Прайс - поверенный владык большого бизнеса, предложил взять на себя львиную долю расходов предвыборной кампании. Я не заставил себя долго упрашивать. В противном случае мне пришлось бы вложить все свои свободные деньги в президентское ралли, но это означает одно: проиграть схватку при остром дефиците средств. Неужели еще встречаются идиоты, кто верят в свободные патриархальные выборы главы государства, в честный турнир умов, характеров, добродетелей! Все предопределено заранее теми, кто может все и всех купить".
  Сенатор усмехнулся, вспомнив, как пытался сохранить маску независимости.
  - Я должен взять на себя определенные обязательства перед вами? - спросил он Прайса.
  Банкир был просто неподражаем, придав своему побуждению патриотическую окраску.
  - Обязанность главы государства и правительства - заботиться о процветании страны, опираясь на преданных помощников и советников, - сообщил он и изложил свой взгляд на концепцию верховной власти: - Все, что хорошо получается у деловых людей, должно государством всемерно поощряться. Мелочный контроль и унизительная опека над крупным бизнесом нарушат устойчивость экономики страны, нанесут ущерб ее финансовой системе. Руководители ведущих банков и корпораций видят в президенте строгого поборника их прав, конституции, а также главного арбитра в конфликтах, возникающих между монополиями. Кабинет сотрудников и советников так строит работу, чтобы высвободить время главы государства на решение внешнеполитических проблем...
  "Прайс и ему подобные никогда не позволят своему ставленнику проводить самостоятельную внутреннюю политику, - рассудил Харпер. - В угоду своему честолюбию, ради обеспечения своей фирме выгодных заказов, я стану почётной содержанкой. Но выбор сделан, и только одному богу известно, чем всё это для меня кончится".
  Утром Харпер позавтракал с четой Прайса, расписался в книге почётных посетителей и отбыл в столицу. В самолете он рассеянно перелистывал роскошное издание биографии финансового гения. "Моему другу-сенатору Харперу с убеждением в полном доверии и понимании" - подписал банкир на обложке книги.
  "Ловко он, сукин сын, набросил на меня золотой ошейник", - с досадой и восхищением подумал Харпер.
   -37-
  
  Церемонию награждения генерала Эдвардса высшим орденом страны и торжественные проводы из управления стратегической информации президент решил обставить с помпезностью, достойной императора Нерона. Обуреваемый столь редкой для него жаждой деятельности, президент работал в поте лица над сценарием и режиссурой своего выступления, старательно репетировал мимику. Собственноручно, чего за ним раньше никогда не наблюдалось, написал панегирик в честь генерала. В этом пространном документе он убедительно доказал, что только благодаря мудрому руководству главы государства смог полностью проявить свои качества такой превосходный специалист, как генерал Эдвардс. Президент так увлёкся подготовкой празднеств, собственным выходом на экран телешоу, что на какое-то время забыл о своём злосчастном досье, осевшем где-то в сейфе Эдвардса. Но за день до официального опубликования в печати указа о награждении, в кабинет президента явился сам генерал Эдвардс.
  - Генерал, я только подумал о том, что хотел бы видеть вас. Вы обладаете редким даром предвидения, - воскликнул президент.
  - Скорее всего, оказывается привычка чувствовать желание своего руководителя, - улыбнулся Эдвардс.
  - Не скромничайте. Одно из двух: либо вы ясновидящий, либо вам нашёптывает лукавый.
  - Меня больше устраивает второе, - вздохнул генерал. - Все эти предсказатели - сплошь авантюристы.
  "Как же подвести этого старого лиса к осознанной необходимости оставить КУСИ"? - размышлял президент.
  - Оглядываясь на свое пребывание у власти, я могу с уверенностью сказать: вы, генерал, всегда были моим надежным и верным помощником.
  - Спасибо за высокое признание моих более чем скромных заслуг.
  - Завтра будет опубликован указ о вашем награждении, - продолжил президент. - Мною разработана церемония. Уверяю, что ни один генерал-разведчик за всю историю страны не удостаивался такого внимания и почета. Ценя ваш колоссальный опыт, организаторские способности, я хочу предложить вам пост председателя комиссии по атомной энергии.
  - Тронут до глубины души, но полагаю, что не смогу принять ваше предложение
  - Почему? - настороженно спросил президент.
  - Увы, всему есть предел. Прошу считать меня в отставке с первого января будущего года, - сказал генерал и протянул рапорт. - Обещаю не писать мемуары и не требовать надбавку к пенсии. Имею просьбу.
  - Я готов удовлетворить её, - поспешно заявил президент, довольный неожиданным оборотом дела.
  - Не надо устраивать пышного награждения, записывать меня в святые. Канонизируют мучеников, но не разведчиков. Не хочу доставлять своим недругам удовольствие лицезреть мой далеко не бравый вид.
  - Мне ничего другого не остается, как согласиться и восхищаться вами, - развел руками президент, раздосадованный тем, что по прихоти упрямого старика он лишает себя возможности блеснуть с экрана.
  - Теперь, если позволите, я изложу цель своего визита. В связи с тем, что сенатор Финч скомпрометировал себя и, следовательно, не может являться вашим представителем, прошу снять его с поста председателя сенатской комиссии по расследованию деятельности КУСИ.
  - Вы располагаете доказательствами?
  - Иначе я бы не осмелился беспокоить вас, - усмехнулся Эдвардс, протягивая раскрытую папку. - Ознакомьтесь, пожалуйста.
  Президент с нескрываемым интересом рассматривал документы, компрометирующие сенатора.
  - И этому похотливому политику люди собираются доверить свои судьбы, - бормотал он. - Напомните мне, генерал, что по этому поводу сказано в откровениях Иоанна?
  - "И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своём", - с чувством процитировал Эдвардс. - Как давно сказано, но как актуально звучит.
  Президент с любопытством прочитал секретную справку департамента расходов, многозначительно хмыкнул.
  - Сенатор, нечистоплотный в личной жизни, получавший денежные подношения сомнительного свойства, не имеет морального права претендовать на высший пост в государстве.
  - По ушам осла узнают, - кивнул Эдвардс, украдкой взглянув на часы. С минуты на минуту должен был последовать телефонный звонок от Председателя Верховного суда, в кабинете которого находился Прайс.
  Президент перехватил взгляд генерала, натянуто улыбнулся.
  "Прохвост Клайд был прав, утверждая, что Эдвардс страшный человек, - подумал он. - Будь, проклят тот день, когда я, поддавшись мимолетной слабости, согласился сотрудничать с управлением разведки. Как же заполучить у них злосчастное досье?
  Собравшись с духом, глава государства заговорил:
  - Генерал, мое уважение к вам безгранично. Пока я у власти, вам ничего не грозит. Но дни моего президентства сочтены. Предостерегаю вас: не наживайте себе смертельного врага. Финч способен на всё. За спиной у него серьёзная поддержка. Закроем глаза на эти проказы...
  - И позволим Клайду прибрать к рукам государство? - насмешливо заключил Эдвардс. Наклонившись к собеседнику, он зловеще прошептал:
  - Неужели вы считаете, что я из праздного любопытства собираю описания любовных подвигов сенатора Финча и стенограммы выступлений господина Клайда в узком кругу неофашистских молодчиков? В стране зреет фашистский переворот. Финч - промежуточная инстанция. Как только Клайд подчинит себе спецслужбы страны, он устранит президента и провозгласит себя диктатором.
  Вспыхнула лампочка на телефоне прямой связи. Президент снял трубку. Секретарь доложил, что на проводе Председатель Верховного суда.
  Тот сообщил главе государства, что получил документы, обвиняющие сенатора Финча в нарушении моральных устоев, расходовании подотчетный денег, злоупотреблении служебным положением.
  - Рядом со мной находится банкир Прайс, - взволнованным голосом добавил председатель. - Он потрясает журналом "Обозрение", опубликовавшим перечень всех этих гнусностей, и требует вашего немедленного вмешательства. Проявление снисходительности будет расценено, как подрыв престижа государственной власти и демократии.
  - Передайте господину Прайсу: мы будем строги и непримиримы, - деловито произнес президент, косясь на Эдвардса.
  Он положил трубку, размышляя о превратностях судьбы.
  "Одна группа хищников пожирает другую. В этот раз, ловчила Прайс одержал верх над папашей Людвигом. Чем успешнее они уничтожают друг друга, тем больше у меня шансов остаться на второй срок президентства".
  Глава государства признательно кивнул Эдвардсу.
  - Генерал, вы спаситель нации и непревзойдённый разведчик. Кое-кто пытался убрать вас моими руками, но я всегда верил в вашу порядочность.
  Пересмотрев на столе ворох бумаг, он протянул генералу два листка.
  - На днях мне подсунули рапорты сотрудников КУСИ, которые выставляют вас в неприглядном свете. Явная фальшивка.
  Эдвардс бегло просмотрел рапорты двух начальников отделов управления разведки. Оба они были его выдвиженцами, всегда пользовались покровительством. На какое-то мгновение лицо генерала исказилось, но тотчас приняло обычный, добродушный вид.
  "Дьявол во плоти", - вздрогнул президент.
  - Долой фальшивки, - воскликнул Эдвардс, пряча рапорты в папку. Он достал из нее стопку бумаг. - Пора пресечь имперские замашки честолюбцев. Здесь гарантия спокойствия в стране, - проект постановления о подчинении директору КУСИ и его заместителю всех спецслужб страны.
  - Но ведь я еще не располагаю кандидатурой директора.
  - Согласитесь с моей рекомендацией, и вы лишний раз убедитесь в моей преданности интересам государства, - произнес Эдвардс, называя человека, близкого к окружению Прайса.
  - Я обязательно учту ваше мнение, - вздохнул президент. Он без особого воодушевления перелистал проект.
  - Подпишите, - настойчиво попросил генерал. - Это избавит вас в настоящем и будущем от любителей шантажа и сенсаций.
  - Кто же осмелится шантажировать президента страны? - неуверенным голосом спросил хозяин кабинета.
  - Не обольщайтесь, подлецов всегда предостаточно... К чему ворошить грехи молодости? Пришла пора предать их забвению.
  Президент побледнел.
  Эдвардс достал из папки запечатанный пакет.
  - Здесь то самое, в первозданном виде. Все свидетели умерли. Во мне можете не сомневаться. Я долго не задержусь на этом свете. Подпишите проект.
  Президент, словно загипнотизированный, трясущейся рукой, подписал бумаги и схватил пакет, обуреваемый желанием немедленно вскрыть его.
  - Уничтожьте это немедленно, так будет надежнее, - посоветовал Эдвардс и отвернулся, давая возможность хозяину кабинета убедиться в подлинности документа.
  Через несколько минут досье горело в фаянсовой урне для бумаг.
  - У меня ещё одна небольшая просьба, - виновато развел руками Эдвардс. - Прошу наградить орденом начальника контрразведки КУСИ полковника Аксбергера. Он многое сделал для безопасности нации.
  - Подписывать подобные реляции - всегда радость для главы государства, - заметил президент, размашисто черкнув на приказе.
  И тут ему пришла интересная мысль. Наклонившись к Эдварсу, он прошептал:
  - Генерал, у меня давно возникло подозрение, что кабинет прослушивается. Пусть мои сотрудники знают, что в деле охраны государственных тайн я всецело могу рассчитывать только на джентльменов из разведки.
  - Будет исполнено, - заверил Эдвардс, мгновенно уловив суть предложения. - Не извольте беспокоиться, я немедленно пришлю полковника.
  Получив указание Эдвардса, что "жучки" должны быть, найдены, даже в том случае, если их никто не прятал, "Свирепый Билл" явился в президентский кабинет в сопровождении группы специалистов. В присутствии понятых из канцелярии президента Аксбергер старательно обследовал мебель и стены. Вскоре он лично обнаружил два "жучка".
  Президент негодовал, метал молнии в адрес охраны дворца. Он во всеуслышание заявил, что только парни из разведки способны предотвратить утечку секретной информации из кабинета главы государства. Когда гнев президента ослаб, он загорелся мыслью лично провести церемонию награждения полковника Аксбергера. Начальник канцелярии получил указание оформить наградное удостоверение и доставить коробочку с орденом.
  В это время в приемную президента прибыл Джордж Клайд. Нервно скручивая в трубку журнал "Обозрение", шеф политической контрразведки выглядел подавленным. Молниеносный выпад генерала Эдвардса нанес болезненный укол самолюбию самоуверенного Джорджа. И хотя его имя не фигурировало в журнале, Клайд отдавал себе отчет в том, что, похитив Кристи, скомпрометировав сенатора Финча, коварный Эдвардс на этом не успокоится. Впрочем, в данный момент судьба политической карьеры закадычного друга Финча меньше всего волновала Клайда. В первую очередь необходимо было обезопасить себя. Надеясь на покровительство президента, Клайд рассчитывал ослабить натиск Эдвардса и все-таки добиться отставки своего смертельного врага. Пользуясь правом входить без доклада, "Главный сыщик" уверенно вошел в кабинет президента, но увидев ухмыляющуюся физиономию Аксбергера, напряженно замер.
  - О, Джордж, вы появились как всегда кстати, - ироническим тоном произнес президент. - Полюбуйтесь, какие сюрпризы обнаружил этот бравый полковник из разведки.
  Шеф политической контрразведки понял, что Эдвардс вновь перехитрил его. Клайд был готов поклясться, что эти "жучки" - лишний предлог, чтобы дискредитировать шефа УПК в глазах президента.
  - Мы немедленно проведем расследование, - сказал Клайд, стараясь не уронить достоинство в глазах присутствующих.
  - Вы можете поручиться в том, что наши враги ещё не успели воспользоваться секретной государственной информацией? - вкрадчиво спросил президент, наслаждаясь унижением недавнего фаворита. - Какой позор для нации! Каково мне видеть это в присутствии наших святынь!
  Глава государства повернулся в сторону государственного знамени, штандартов родов войск.
  Клайд понял, что доказывать сейчас что-либо бесполезно.
  - Как бы ни маскировался хозяин этих улик, я клянусь обнаружить его и сорвать с него маску, - провозгласил он, адресуя зловещую усмешку Аксбергеру, давая понять, что разгадал тактический ход его шефа.
  - Это ваша прямая обязанность перед государством, - строго сказал президент. - Согласуйте свои действия с генералом Эдвардсом. В целях укрепления безопасности страны я принял решение поставить КУСИ во главе всех спецслужб.
  Клайда чуть удар не хватил. Ярость и бессилие окончательно ослабили его волю. Он покинул президентский дворец, испытывая непреодолимое желание собственноручно задушить генерала Эдвардса.
  Через некоторое время, обласканный вниманием президента, сияющий полковник Аксбергер направился к своей машине, благословляя имя своего покровителя.
   -38-
  
  Покинув кабинет президента, Эдвардс зашел в протокольную часть дворца, зарегистрировал документы, подписанные главой государства. Довольный результатами визита, он прибыл к себе, в управление стратегической информации. Из приемной директора слышалась музыка. Генерал заглянул в кабинет. Сотрудники охраны Джорджа Клайда блаженствовали в креслах, слушая магнитофон. Игнорируя субординацию, они даже не шелохнулись при появлении генерала. Стойкий запах пота и табака щекотал обоняние Эдвардса. На ковре валялись окурки, бумажки от жевательной резинки. Старший помощник Клайда восседал за массивным столом директора. В кресле напротив расположился начальник двадцать восьмого отдела, написавший по совету Клайда рапорт на Эдвардса.
  - Заходите, генерал, гостем будете, - небрежно махнул рукой помощник, но тотчас осёкся под взглядом Эдвардса.
  Начальник отдела побледнел и, приподнявшись, поклонился. Не проронив ни слова, Эдвардс вышел, проследовал в свою приемную. Здесь его ожидали главный инспектор управления, несколько начальников отделов. У стола адъютанта шумно спорили начальник финансового управления КУСИ и член сенатской комиссии по расследованию Пул.
  - Люк, передай начальнику охраны: пусть выставит из кабинета директора всех посторонних. Помещение проветрить и закрыть.
  - Слушаюсь, ваше превосходительство, - отчеканил адъютант.
  - Генерал, я требую, чтобы мне предоставили точную расшифровку всех статей расхода, - заявил Пул. - Кроме того, я требую...
  - Умерьте свой пыл, - издевательски усмехнулся Эдваддс. В этом учреждении не принято требовать без разрешения руководства КУСИ.
  - Это вы говорите мне, члену сенатской комиссии, депутату палаты представителей, - багровея от волнения, выкрикнул Пул. - Вы шутите с огнём, генерал!
  - Люк, как только депутат загорится, испробуй на нем наши новые огнетушители.
  - Будет исполнено, ваше превосходительство, - улыбнулся Люк.
  - Это неслыханно... Оскорбить достоинство народного избранника? - бормотал обескураженный депутат.
  - Пусть зайдёт главный инспектор, - распорядился Эдвардс, входя в свой кабинет.
  Он раскрыл папку, протянул документы главному инспектору.
  - Вручаю вам, Томас, копию приказа президента о подчинении КУСИ всех спецслужб. Ознакомьте с этим документом начальников отделов.
  Генерала позабавило изумленное лицо главного инспектора.
  - Кстати, Томас, прихватите эти два рапорта, обвиняющие меня во всех смертных грехах. Президент не счёл должным дать им ход. Подготовьте приказ об увольнении интриганов. Перебежчиков не держим.
  Едва Томас покинул кабинет, вошли финансист управления и жаждущий объяснения, разгневанный Пул.
   - Генерал, обещаю вам, что о сегодняшнем инциденте я извещу сенатора Финча, - угрожающе начал депутат.
  - Успокойтесь ради бога, сенатору Финчу нет дела до наших дрязг, - сокрушённо вздохнул генерал. - В настоящее время он переживает большую личную драму. Кто-то правильно заметил, что всякий добрый совет содержит в себе исповедь. Как на духу говорю вам, плюньте на эту комиссию и поберегите своё будущее.
  - Я убедился, что вы шутник, но ведь есть предел всему.
  - Чего вы добиваетесь, Пул? Хотите скомпрометировать КУСИ в глазах общественности? Какого черта вам сдались наши ассигнования?
  - Разве я не могу знать подоплёку бюджета, за который голосую в палате представителей? Хватит держать плательщиков в неведении.
  - Разумеется, никто не собирается оспаривать ваше право, - усмехнулся генерал, - но ради спокойствия тех, кто доверил вам свои голоса, ради безопасности государства мои люди никогда не скажут больше того, что вам положено знать.
  - Не пытайтесь меня уговаривать - это бесполезно, - возразил депутат. - Если я не получу достоверных сведений, то немедленно вынесу этот вопрос на обсуждение парламента. Мы живем в демократической стране, вы обязаны чтить не только законы, но и законодателей.
  - Ваша взяла, Пул, - устало вздохнул Эдвардс. - Я сдался, но выслушайте одну поучительную историю.
  - Только, пожалуйста, короче, - поморщился депутат.
  - Жил милый добропорядочный юноша, горячо любимый своими родителями, - задушевным голосом начал генерал. - После смерти отца юноши, наследство досталось вдове. По истечении срока траура она решила сочетаться браком с одним достойным господином. Тогда, опасаясь, что деньги попадут в руки отчима, наш дальновидный юноша устроил свою психически полноценную мамашу в дом для умалишенных. Попросту говоря, обобрал ее до нитки. Совершив, сей мерзкий поступок, он успешно занялся адвокатской практикой, мечтая о политическом поприще...
  На депутата было жалко смотреть. Дрожь сотрясала его, лицо перекосилось, губы посинели.
  - Сколько ещё подлости в людях, - задумчиво произнёс финансист управления, догадавшись, о ком идёт речь. - Что же было дальше?
  - Ваше превосходительство, прошу избавить меня от необходимости выслушивать подобные истории, - прошептал Пул. - Я ужасно впечатлительный, боюсь, что разболится сердце. Пусть финансист управления составит справку о расходах. Я завизирую её.
  - Никогда не сомневался в вашей порядочности, - приветливо улыбнулся Эдвардс. - Вам необходимо отдохнуть, сменить обстановку...
  Провожаемый финансистом управления, притихший депутат покинул приемную. Некоторое время спустя Эдвардсу позвонил Люк, сообщил, что в приемной ждет господин Клайд.
  - Пусть войдёт.
  - Генерал, спасибо вам за все. Надеюсь, теперь вы довольны? - воскликнул Клайд, остановившись на середине кабинета.
  - "Юпитер, ты сердишься, значит,ты, не прав", - пошутил Эдвардс. - Располагайтесь удобнее, Джордж. Вы ведь впервые у меня в гостях?
  - Я знаю, вам было бы приятнее видеть меня своим пленником, как эту болтушку Кристи, - усмехнулся Клайд, опустившись в кресло.
  - Не шутите так Джордж. Я не собираюсь наносить вред руководителю нашей доблестной контрразведки.
  - И, тем не менее, выставили меня в неприглядном свете. А этот затасканный, но беспроигрышный прием с осведомлённым анонимом! Смею вас заверить, в моем окружении предателей нет.
  - Ошибаетесь, предатели есть повсюду. Разве вам не знакомы сотрудники КУСИ, написавшие на меня рапорты президенту. До сих пор не могу понять, чем это вы их прельстили?
  Клайд замялся.
  - Полностью разделяю ваше негодование. Подобный сорт людей и мне отвратителен. Хотелось бы знать, как вам удалось убедить президента реорганизовать спецслужбы? Чем вы заворожили эту "божью птичку"?
  - Джордж, не кощунствуйте. Помните, как сказано в Евангелии: "Даже в мыслях твоих не злословь царя".
  - Это не про нас писано, - отмахнулся Клайд. - Лучше поговорим о цирковом трюке с подслушивающим устройством. Сплошной иллюзион, но ловко задумано. У вас есть чему поучиться.
  - Учиться никогда не поздно, - добродушно улыбнулся генерал. - Всё зависит от желания и способностей ученика.
  - Генерал, вы красиво подсекли Финча, но почему избрали меня объектом нападок? Я ведь всегда относился к вам с почтением, даже рекомендовал президенту наградить вас высшим орденом страны.
  - С тем, чтобы дать мне крепкого пинка под зад, - добавил Эдвардс. - Спасибо, Джордж, вы ведь давно печётесь о моей персоне.
  - Меня явно оклеветали. Повторяю, я никогда не становился поперек вашей дороги.
  - Я так понимаю, дружище, что слежка за виллой моей жены либо случайная ошибка, либо очередное проявление заботы.
  - Скорей всего ложная тревога. Ну, посудите сами, что забыли мои агенты на вашей вилле?
  - Будем считать, что они оберегали мою собственность от непрошеных гостей, - сухо ответил генерал. - Но суть наших разногласий не в слежке друг за другом. Вы, Джордж, убежденный фашист. Я же к этой разновидности людей отношусь с глубоким предубеждением. Так что наша вражда зиждется, как это ни странно, на политической основе.
  - Бросьте валить с больной головы на здоровую, - процедил Клайд. - В ответ на беспочвенные обвинения я вынужден буду проинформировать президента, сенат, министра юстиции о ваших тесных связях с лидерами неофашистских организаций. Чем вы объясните их пребывание на вилле "Серебряный одуванчик"? Может, предъявить фотодокументы?
  - Это дурно пахнет, Джордж. Вы только что уверяли меня, что вашим агентам нечего было искать на вилле?
  - Я вынужден защищаться. У каждого свое оружие, - горячился директор УПК. - Но вы не ответили на мой вопрос. Что вы советуете: предоставить в инстанции, вплоть до печатных органов, эти фото или же заключим соглашение о мирном урегулировании нашего конфликта?
  - "Война - есть продолжение политики иными средствами", - так, кажется, сказал Карл Клаузевиц?
  - Возможно. К чему же мы придем?
  - Вы бездарный политик, Клайд. Ваши пресловутые фото пополнят мою коллекцию. Я действительно предоставлял свою виллу в распоряжение неофашистских лидеров - и внедрил в их тайный совет моих людей. Причём моя агентура занимает все ключевые позиции. Теперь я знаю много любопытного. Так, на одном совещании, где вы, защитник конституции, изволили присутствовать в качестве почетного гостя, главари неофашистов назвали вас своим фюрером. Может, пришла пора мне, старому солдату, нацепив коричневую униформу, заорать в диком восторге: "Хайль Клайд!"
  - Вы - чудовище! - прохрипел Джордж, подброшенный с кресла пружиной ненависти. Он шагнул к генералу, сжав кулаки.
  Эдвардс встал, отбросив ногой кресло. В этот же момент в кабинет ворвались Люк и полковник Аксбергер. Клайд стремительно вышел.
  Когда генерал остался наедине с Аксбергером, он задумчиво произнес:
  - Карфаген должен пасть.
  - Не понял, ваше превосходительство, - признался полковник.
  - Нашему общему врагу пришла пора проведать свою покойную бабушку, - с раздражением обронил Эдвардс. - Теперь понятно?
  "Свирепый Билл" утвердительно кивнул.
  После переговоров с лидером большинства в сенате и председателем партии консерваторов сенатор Финч отказался от участия в предвыборной кампании. Решив на время исчезнуть с политического небосклона, он не придумал ничего более оригинального, как залечь в госпиталь. В прошении на имя президента сенатор писал, что обострившаяся болезнь помешала ему исполнять обязанности председателе по расследованию деятельности КУСИ, уповал на доброту всевышнего и профессионализм медиков.
  Председателем комиссии по расследованию деятельности КУСИ был назначен сенатор, рекомендованный Председателем Верховного суда.
  Директором КУСИ утвердили сына одного из сподвижников Прайса.
   -39-
  
  В день открытия съезда партии консерваторов Милли была в зале.
  - Хочу видеть твое лицо среди безразличных друг другу политиканов. Это придаст мне силы и уверенность, - сказал ей Харпер накануне.
  Здание оперного театра с трудом вместило делегатов съезда. Неподалеку в ресторане отеля "Шарлотта" ускоренными темпами завершалась подготовка к общепартийному банкету. Все расходы на проведение форума взял на себя штаб избирательной кампании, на чей счет поступили солидные пожертвования от корпораций и частных лиц, делом доказавших свою преданность интересам партии. Этот полноводный поток денежных средств организовал Аллен Прайс. В день работы съезда он появился в зале театра, где моментально оказался в центре всеобщего внимания. Поднаторевшие в интригах руководители делегаций выборщиков, ведущие обозреватели столичной прессы, радио, телевидения, способные с гроссмейстерской скоростью прокручивать варианты падения и взлета политических соперников, напряженно следили, кому же из претендентов отдаст предпочтение старина Прайс.
  Банкир тепло поздравил обоих сенаторов, пожелал им удачи в честной борьбе. Одним показалось, что он чуть дольше задержал в своей руке ладонь сенатора Дадла, другие подметили, что улыбка, подаренная Харперу, выглядит более значительной. Однако, к разочарованию многих, этим всё и ограничилось. Почетный гость съезда продемонстрировал окружающим личную незаинтересованность в исходе борьбы претендентов. Окруженный доверенными людьми, банкир расположился в ложе - бенуар, которую журналисты тотчас окрестили "командным пунктом тяжелой артиллерии".
  Съезд открыл председатель партии. Поглядывая в сторону Прайса, он провозгласил, что партия консерваторов, успешно преодолев инертность последних лет, пришла к этому дню монолитная, как базальт...
  Председателя сменил владелец крупной адвокатской конторы, член "кружка истинных друзей" Прайса. Нацелив в зал палец с массивным перстнем, он проникновенно говорил о необходимости сплотиться вокруг достойнейшего из граждан, чьи добродетели должны пробудить в массах веру в силу традиций, добиться уважения к законам. При всеобщем рукоплескании он выдвинул сенатора Харпера кандидатом в президенты.
  Затем предоставили слово Гарольду Харперу. Когда сенатор вышел на сцену, многим показалось, будто он высматривает кого-то в зале. Он улыбнулся, и только Милли знала, кому предназначена его улыбка. Она подняла вверх букет гвоздик. Он заметил, кивнул ей и обратился к собравшимся:
  - Мы произносим слишком много общих фраз о народе, забывая конкретного человека с его радостями и горестями. Очутившись в лесу, мы не замечаем, что он состоит из деревьев, а ведь у каждого дерева свои корни. Лишь когда они сплетены воедино, такой лес способен устоять перед натиском бури. Если мы все, независимо от положения, которое занимаем в обществе, сплетем воедино корни наших судеб, то будем могущественны в веках. Вот почему мы неустанно должны проявлять заботу о миллионах средних айтениканцев. Они - становой хребет государства. Пока средний айтениканец способен содержать семью, покупать товары, исправно платить налоги, наше общество устойчиво. Наши предки не были так богаты, как нынешнее поколение. Кропотливым трудом некогда дикие места превращены в благословенную землю. Это стало возможным благодаря глубокой вере в справедливость, уважению к ближнему, строгому соблюдению законов, осознанной покорности своим духовным пастырям...
  В зале было душно. Старенькие кондиционеры вполсилы гоняли застоялый воздух. Сенатор вспотел. Сорочка прилипла к спине.
  Наэлектризованные речью, делегаты внимали каждому слову сенатора. Милли восторженно смотрела на Харпера. Речь преобразила его, придала облику одухотворённость, а голосу - волнующую задушевность. Он уже не казался ей непривлекательным. Милли вдруг захотелось подняться на авансцену и поцеловать его в лицо, покрытое капельками пота. Она впервые в жизни почувствовала сладостную гордость женщины, ставшей подругой необыкновенного человека, окончательно утвердилась в мысли, что быть рядом с Гарольдом, предназначено ей судьбой.
  Аллена Прайса не затронула речь основного претендента. Его раздражало скопище людей, духота, умилительная завороженность толпы, уверовавшей в обещания взвинченного честолюбием оратора. Прайс всегда и во всем привык верить только себе. Банкир изнывал от скуки, находясь в эпицентре этой большой "говорильни". Он досконально знал подноготную спектакля, именуемого демократическими выборами. Ему до мельчайших подробностей было известно, сколько голосов выборщиков получит Харпер, а сколько Дадл. Он смотрел на Харпера глазами опытного оценщика капитала, вполне удовлетворенный своим новым приобретением.
  "Когда мы по-настоящему взнуздаем этого парня, у него сразу же отпадёт охота изображать из себя пророка. Пусть ещё немного погарцует", - устало думал он и страдальчески морщился. Ему хотелось вернуться в свою "Страну грез", к любимой им коллекции монет. Обретаясь среди символов вечности, он чувствовал себя неподвластным времени.
  Харпер закончил речь под шквал аплодисментов.
  Затем председатель совета директоров автомобильной корпорации предложил кандидатуру сенатора Дадла. Зал отреагировал на выступление сенатора без особого энтузиазма. Лишь группа его сторонников и делегации выборщиков из нескольких провинций проявили заметную активность.
  По итогам голосования Харпер получил абсолютное большинство голосов. Сенатора Дадла утвердили кандидатом на пост вице-президента.
  После оглашения резолюции видные деятели партии, руководители делегаций выборщиков, представители корпораций собрались около Харпера с поздравлениями. Бесчисленные рукопожатия утомили. Он с трудом пробился к Милли, представил её председателю партии, как свою невесту. Галантно изогнувшись, тот поцеловал руку смутившейся Милли.
  Репортеры дружно защелкали затворами фотоаппаратов.
  Изрядно проголодавшиеся делегаты съезда, партийные функционеры, журналисты устремились к столам, уставленным деликатесами. Бурно обсуждая результаты голосования, делегаты кромсали тушки фаршированных индеек, жареных молочных поросят. Официанты, заученно улыбаясь, непрерывно подкатывали никелированные тележки со всевозможной снедью.
   Лихорадка насыщения охватила присутствующих. Милли недоуменно озиралась по сторонам.
  - Умоляю, увези меня отсюда, - обратилась она к Харперу-
  К ним приблизился мужчина в серо-голубом костюме, наклонился к сенатору, прошептал:
  - Я - полковник Аксбергер из КУСИ. Мне поручено охранять вас. Хочу уточнить: вы остаетесь на банкете?
  - Мы с госпожой Уэйбрич сегодня же улетаем в Колдуэлл на мою виллу. Хорошо бы незаметно покинуть это пиршество.
  - Тогда поспешим, пока все увлечены обедом.
  Они направились к выходу. На площади перед отелем толпился народ. Здесь бесплатно раздавали бутерброды и рекламные листовки, украшенные портретами претендентов. Сенатора узнали, окружили. Полная, экзальтированная дама, желая обзавестись сувениром, выхватила платок из нагрудного кармана костюма сенатора. Аксбергер оттеснил её плечом.
  Взволнованный Харпер энергично пожимал протянутые руки.
  - Почему ты ничего не сказал о тех, кто лишён работы? - спросил пожилой мужчина в полинявшей клетчатой рубашке. - Мы хотим жить, как те, кто имеет возможность зарабатывать деньги.
  - Я обязательно коснусь этой проблемы, когда отправлюсь в турне по стране, - заверил Харпер.
  - Сенатор, мы отдадим вам свои голоса и сердца, только сделайте нас счастливыми, - застенчиво улыбаясь, произнесла русоволосая женщина с ребёнком на руках.
  - Спасибо! Я сделаю всё что в моих силах. Спасибо! - повторял Харпер, мечтая поскорее попасть в свою машину.
  Полковник Аксбергер неотступно находился рядом. Два рослых сотрудника оберегали сенатора с тыла. Автомобиль сенатора находился под строгим присмотром. Взятые на учёт снайперские позиции контролировали контрразведчики КУСИ. Оставалось пройти несколько десятков метров, когда Харпер почувствовал чей-то напряженный взгляд. На какой-то миг в толпе мелькнуло смуглое, продолговатое лицо с крупными навыкате глазами.
  Харпер побледнел, до боли сжав, запястье Милли.
  Прячась за спины людей, за ним наблюдал известный гангстер Марио Горфолло. Несколько лет назад судьба сшибла их лбами в первый год губернаторства Харпера в провинции Колдуэлл. Молодой губернатор выиграл схватку, но очень дорогой ценой. Пули, предназначенные ему, поразили супругу и сына. Преследуемый властями и конкурентами из противоборствующего гангстерского клана, Горфолло убрался из столицы провинции, в которой долгое время считался полновластным хозяином. И вот он снова вынырнул из прошлого, как предвестник несчастья. Пока он живет и здравствует, сенатору постоянно угрожает смертельная опасность.
  От профессионала Аксбергера не ускользнула перемена, произошедшая с Харпером. Полковник поднял руку - его сотрудники заслонили сенатора. Отбрасывая всех, кто стоял на его пути, "Свирепый Билл" штопором врезался в толпу, стремясь, во что бы то ни стало задержать подозрительного незнакомца. Но того уже и след простыл.
  Через несколько минут кортеж машин мчался в сторону аэропорта. Сенатор, делая вид, что ничего особенного не произошло, непрерывно шутил, стараясь, развеселить Милли.
  
  
  Глава седьмая.
   -40-
  
   Покинув квартиру Дагмар, Говард позвонил Майклу.
  - Как самочувствие, блудный сын? - хохотнул тот в трубку.
  - Не жалуюсь, - ответил Дик. - Ты остался доволен?
  - Приедешь - расскажу, - пообещал Майкл, подробно объяснив, где его разыскать.
  Перед тем, как отправиться к нему в гости, Дик, проверил специальное записывающее устройство, вмонтированное в наручные часы. Прибыв на место, он припарковал "Ягуар" на стоянку служебных машин и сообщил дежурному, что вызван к подполковнику Стюарту. Тот позвонил, получил утвердительный ответ и разрешил пройти в кабинет заместителя начальника управления. Майкл небрежно поздоровался, протянул пачку сигарет. Дик, отказался, сославшись на привычку курить только свои.
  - Твоя стюардесса оказалась сущей тигрицей, - признался Майкл. - Пришлось надавать по ее хорошенькой мордашке. А ругается эта стерва похлеще грузчика.
  - Но ведь ты не жалеешь о потерянном времени?
  - Не в моих правилах о чем-то жалеть. Кстати, запиши мне адрес Дагмар. Сгодится для коллекции.
  - Вполне, - согласился Дик, протягивая листок.
  - Извини, не могу уделить тебе достаточно времени. Все эти дни буду чертовски занят. Крутим одно грандиозное дело...
  Хмель тщеславия не давал ему покоя.
  - Завидую тебе, Майкл, - с грустью признался Дик. - Ты нашёл свое истинное призвание, а вот мне не повезло в жизни. Обидно прозябать в неудачниках.
  - Плюнь на свою прокисшую прокуратуру, Дик, - посоветовал он. - Там кроме геморроя, ничего не выслужишь. Переходи в нашу контору.
  - Ты считаешь, есть смысл подать рапорт о переводе?
  - Попасть к нам, не каждому дано, но думаю, что мое поручительство будет принято благосклонно. С шефом, Джорджем Клайдом, мы живём, душа в душу. В этой конторе я кое-что значу.
  - Можешь не сомневаться, твое доверие будет оправдано, - горячо откликнулся Дик.
  Загорелась лампочка на аппарате связи. Майкл поднял трубку:
  - Слушаю тебя, Пол. Приступил к работе? Понял. Желаю успеха.
  Он положил трубку, с оттенком гордости произнес:
  - Наш лучший криминалист.
  Дик догадался, что речь идет о предстоящем допросе Барни Кинга.
  - Ума не приложу, что мне с тобой делать? - размышлял вслух Майкл. - Отправить - обидишься. Съездить вдвоем, куда-нибудь развлечься - нет времени.
  - Смутил мне душу переводом, так что теперь на правах радушного хозяина введи своего давнего друга в обитель для избранных.
  Майкл на секунду задумался.
  - Ладно, черт с тобой, цени мою дружбу, малыш. Скажи, в твоей следственной практике случалось допрашивать иностранного агента?
  - Об этом можно лишь мечтать. Попади мне такая дичь, я бы постарался выжать из неё, всё, что только можно.
  Майкл снисходительно посмеивался.
  - Молодчина, Дик. Судя по всему, ты - парень хваткий Я ценю это качество в людях. Считай, что собеседование ты прошел успешно. Как насчёт способностей держать язык за зубами?
  - Майкл, ты ведь знаешь меня с детских лет!..
  - Лишний раз предупредить никогда не вредно, - поучал он, горя желанием удивить приятеля серьезностью раскручиваемого дела. Поколебавшись ещё какое-то мгновение, он похвастал: - Мои сотрудники прищучили русского разведчика...
  - Господи, это же сенсация! - выпалил Говард.
  - Как только мы объявим об этом по официальным каналам, от газетчиков не будет отбоя. А пока предстоит ещё его сломить. - Он поднялся. - Идём, взглянем на этого типа.
  Майкл провел приятеля в комнату прослушивания. На дисплее был отчетливо виден кабинет следователя. Вскоре дежурный надзиратель привёл арестованного. Лицо Барни Кинга, обращённое к следователю, светилось почтением и доброжелательностью.
  - Вот нервы у сукиного сына. Сразу видно разведчика высочайшего класса, - с восхищением отметил Майкл.
   -41-
  
  - Присядьте, - строго сказал старший следователь Конноли, впившись в лицо арестованного гипнотизирующим взглядом.
  Барни в свою очередь уставился на следователя. Первым не выдержал и отвёл глаза Конноли.
  - Меня еще никто не пересмотрел, - добродушно рассмеялся Барни. - Ну, и жарища выдалась. Видать по всему, будет гроза.
  - Полностью с вами согласен, - кивнул Конноли, уловив в словах арестованного особый смысл и радуясь тому, что русский, не устояв под психологическим давлением, заговорил сам.
  - Вполне возможно, ураган нагрянет, - разглагольствовал Барни. - Промчится, наделает беды и так же неожиданно исчезнет.
  - Прекрасно, что вы осознали шаткость своего положения, - сказал Конноли. - Впрочем, беду можно отвести. Всё зависит от чистосердечного признания. Доверьтесь мне.
  - Я почему-то сразу понял, что вам можно доверять. Вы любого человека правильно поймёте, - подхватил эту мысль Барни. - Ну, скажите, что это за порядки, если я, отпускник, шастаю по тюрьмам и полицейским участкам? Разберитесь, господин следователь, меня явно с кем-то путают.
  - С отпуском придется повременить. Буду предельно откровенен. Если вы согласитесь сотрудничать с нами, то гарантирую отпуск на самом фешенебельном курорте, где вы сможете вкусить все прелести жизни после стольких лет напряженной, опасной работы.
   - Две недели удовольствия валяться на песочке рядом с миллионерами влетят мне в копеечку, - возразил Барни. - Всю оставшуюся жизнь придется расплачиваться.
  - Вы превратно меня поняли. Если мы поладим, заключим согласие о сотрудничестве, то все расходы по вашему содержанию возьмет на себя управление политической контрразведки.
  - Неужели ваша фирма станет оплачивать мои расходы? Как же после этого не верить в человеческую доброту? - воскликнул Барни. - Если я правильно понял, вы собираетесь предложить мне работу по специальности. Хочу кое-что уточнить.
  - Я весь внимание, - отозвался Конноли.
  - Есть гарантия, что я заработаю себе приличную пенсию?
  - Пенсию надо заслужить, - прищурился следователь. - Главное сейчас для вас - полное признание. Поймите, в ваших интересах найти во мне настоящего друга и покровителя.
  - Так в чем же дело? Пропустим по стаканчику виски, подружимся, - подмигнул Барни. - Хотите, я принесу бутылку? Тут неподалеку есть уютный подвальчик, где торгуют на вынос.
  - А вы шутник, право, шутник, - устало улыбнулся Конноли. - Я редко встречал людей с подобным самообладанием.
  Он встал, наполнил рюмки, лукаво усмехнулся.
  - Говорят, русские без выпивки не решают серьезные вопросы?
  - Пусть говорят, - отмахнулся Барни. - Лично меня это не касается.
  - Можете называть меня господин майор.
  - Ваше здоровье, господин майор.
  Опрокинув рюмку, Барни вытер ладонью рот. Не сводя с него внимательного взгляда, следователь опорожнил свою рюмку, вытер губы надушенным платком и продолжил:
  - Что, трудная работа у профессионального разведчика?
  - Нигде деньги зря не платят.
  - Вы представляете органы безопасности или военную разведку?
  Этот вопрос озадачил Барни. Спокойно встретив пристальный взгляд дотошного майора, он изрек:
  - Я представляю себя самого.
  - Ваше воинское звание?
  - Бывший рядовой 4-го пехотного полка, - скороговоркой зачастил Барни. - Вообще-то, я мечтал дослужиться до сержанта. Но после этой чертовой контузии пришлось покинуть армию. Избави вас бог, господин майор, от подобной травмы. Можно сразу свихнуться или через некоторое время, когда этого совсем не ожидаешь.
  Конноли усмехнулся, пораженный способностью русского разведчика уходить в сторону от коварных вопросов. Следователь привык видеть на лицах своих жертв страх, волнение, растерянность. В такие упоительные минуты майор остро ощущал свою значительность и охотничий азарт. Он впервые столкнулся с непостижимой для него логикой мышления. Тщательно отработанная схема допроса лопнула, как мыльный пузырь...
  - Твой хваленый следователь вряд ли чего-нибудь добьется, - обратился Говард к Майклу. - Этот разведчик умеет заговаривать зубы.
  - Ничего, как только Конноли пропишет ему пару сеансов электрошока или подержит несколько суток без сна, вся дурь улетучится. Забавная методика у этого агента. Работает под простака. Интересная находка...
  Следователь перешел ко второму раунду допроса. Он смахнул лист бумаги, прикрывавший улики, обнаруженные во время обыска в квартире Кинга. На лице арестованного не дрогнул ни один мускул.
  - Взгляните на вещественные доказательства вашей подрывной деятельности, - провозгласил Конноли. - Имейте мужество признать неопровержимый факт. Раскаяние и готовность послужить интересам Айтеники смягчит вашу вину. Мы умеем ценить специалистов...
  - Золотые слова, господин майор. Сразу видно, что вы сочувствуете простому человеку, - проникновенно ответил Барни. - По этому случаю не грех пропустить еще по одной.
  Барни наполнил рюмки. Они выпили. Пол игриво погрозил пальцем:
  - Меня радует желание довериться. Говорите открытым текстом. К чему эта игра в мусорщика? Ваша карта бита.
  Барни задумчиво почесал подбородок, осмысливая слова майора.
  Следователь истолковал молчание арестованного, как последнюю вспышку мучительной борьбы перед неизбежным признанием. Великодушно улыбаясь, он еще раз наполнил рюмку, протянул её Барни.
  - Так не годится, - запротестовал тот. - Пить так поровну, иначе поссоримся.
  - Отдаю должное блестящему артистизму, с которым вы сыграли роль мусорщика, но вас выдает военная выправка. Это неистребимо.
  - Армия - моя слабость, - улыбнулся Барни. - Если бы вы видели, как сидит на мне форма.
  - Я полагаю, в своём деле вы не ниже полковника?
  - В своём деле я генерал! - гордо воскликнул Барни. - Так утверждает мой хозяин. Давайте выпьем за него.
  - С превеликим удовольствием, - согласился Конноли, почувствовав в своих руках желанную ниточку от клубка признаний.
  - Теперь, чтобы окончательно закрепить наши отношения, попрошу вас примерить парадный мундир полковника. Право выбора рода войск остается за вами.
  - Тогда - мундир полковника морской пехоты!
  - Вы практичный человек, - кивнул Конноли.
  Он распорядился, и вскоре в кабинет доставили тщательно отглаженный мундир. Появился и замер в ожидании фотограф управления.
  Барни негнущимися от волнения пальцами погладил лацканы тужурки. Не заставляя следователя ждать, он мигом переоблачился. Конноли, инспирируя классический акт перевербовки, пытался определить психологическое состояние арестованного, мечтая увидеть тень раскаяния на лице. Однако глаза Барни светились искренней мальчишеской радостью.
   Фотовспышки следовали с короткими промежутками.
  - Не забудьте отдать мне фотографии, - напомнил Барни. - Я хочу показать их Сэнди и своим друзьям.
  - Кто такая Сэнди? - спросил следователь.
  - Это моя верная подруга.
  Майор махнул фотографу, тот поспешно удалился. Конноли потянулся к бутылке, но, обнаружив, что она пуста, решительно направился к холодильнику. Достал бутылку рому, наполнил рюмки, провозгласил тост:
  - За новую родину! Преданная служба щедро вознаграждается.
  - Может, кто и польстится на дармовщину, а только нас щедрыми посулами не сманить. Родина не ассигнация, в кошельке не унесешь. Лучше просто выпьем, как два порядочных человека, - предложил Барни.
  Конноли, побагровев от возмущения, хотел, было заявить, что порядочность и предательство - понятия взаимоисключающие, но в последний момент сдержался...
  - Этот русский - наглый до предела, - констатировал Майкл, - Ведёт себя так, словно мы ему чем-то обязаны. Окажись я на месте Пола, давно сотворил бы из него бифштекс с кровью.
  - Майор избрал правильную тактику. Следует идти путем малых уступок, - высказался Дик, мысленно аплодируя подследственному.
  ... Барни любовался обновкой. Мундир сидел на нем, как с иголочки. Изрядно захмелевший Конноли никак не мог собраться с мыслями.
  - Хватит кривляться! Вы не в примерочной, - хлопнул он по столу. - Забыли, куда попали? У нас азиатские шуточки не проходят.
  - Само собой, господин майор, - поддержал Барни. - Здесь любому рога обломают. От ваших парней даже на свалке не спрячешься.
  - Причем тут свалка? Выражайтесь открытым тестом.
  - Ну, как же, я ведь мусорщик.
  И вдруг старшего следователя осенило. Он встрепенулся, борясь с накатывающей волной опьянения. С нетерпением, желая проверить свою догадку, спросил:
  - Мне доподлинно известно, что, согласно терминологии вашего руководства, свалка - это центр, куда поступает информация. Отвечайте!
  - На свалку много чего поступает, - кивнул Барни. - Если там как следует покопаться, столько интересного найдешь, что даже представить себе невозможно.
  - Каким образом вы доставляете в центр, то есть на свалку, информацию? Назовите каналы.
  - Мусор, что ли? - уточнил Барни.
  - Конечно, пусть будет мусор, - заговорщицки подмигнул Конноли, давая понять, что он постиг тайну шифра.
  - Известно как: объезжаем контейнеры.
  - Вы можете указать места, где установлены контейнеры?
  - Почему бы ни доставить вам такое удовольствие, - ухмыльнулся Барни.
  - Мы, кажется, начали понимать друг друга, - обрадованно произнес майор, вытирая взмокший лоб. Допрос и совершенно нетрадиционная доза алкоголя основательно утомили его, но он решил не останавливаться. - Кто в Норфорте входит в ваше подчинение? Не забудьте указать национальную принадлежность.
  - Водитель фургона Джим - негр, Микеле - итальянец, младший мусорщик Луис - мексиканец. Сейчас он находится в больнице.
  Конноли наклонился к арестованному, доверительно спросил:
  - Мужчине нелегко обходиться без подруги. Вероятно, Сэнди кое-что для вас делает?
  - Почему бы и нет, если она спит со мной.
  - Я имею в виду не только секс, - усмехнулся майор, постукивая пальцем по воображаемому ключу радиопередатчика. - Полагаю, это она исполняет.
  Барни прислушался к ритму и кивнул:
  - Со слухом у неё все в порядке. Её покойный отец был пианистом.
  Следователь записал в журнал: "Группу из пяти агентов обслуживает радистка Сэнди, с которой резидент находится в интимных отношениях".
  - На сегодня достаточно. Переодевайтесь и отправляйтесь в камеру отдыхать. - Конноли с чувством исполненного долга закрыл журнал.
  Однако Барни не желал расставаться с мундиром.
  - Сейчас самое время обмыть мои погоны, - сказал он, наполнив рюмки.
  - Вы что себе позволяете? Забыли, кто перед вами? - запротестовал Конноли.
  - Пей, майор, когда старший по званию приказывает, - перешел на "ты" захмелевший Барни.
  Обескураженный такой наглостью, Пол растерянно пробормотал:
  - Не опережайте события. Президент и военный министр ещё не утвердили вас в этом звании.
  - Утвердят! - воскликнул Барни тоном, не допускающим возражения. - Я ведь согласился принять все ваши условия. Форма отлично сидит. А если президенту понадобится, он произведёт меня в генералы. Или ты считаешь, что наш президент обманщик? Отвечай, как на духу.
  - Боже меня покарай, если я позволю себе плохо подумать о главе государства, - пролепетал Конноли, поднимая рюмку.
  - За здоровье президента.
  - Умница, - резюмировал Барни, поддержав тост.
  - Плохо, что мы не закусывали. Меня, кажется, развезло, - пожаловался следователь.
  - Пустяки, не обращай внимания, - покровительственно сообщил Барни, по-хозяйски рассматривая обстановку. Его внимание привлекли два массивных шкафа. Сквозь толстые стекла виднелись полки, сплошь заполненные разноцветными карточками.
  - Для чего ты копишь этот бумажный хлам?
  - Это не хлам. Это картотека!
  Задыхаясь от гордости за свое детище, Конноли встал и тут же стукнулся об угол сейфа.
  - Хлипкий ты, пить не умеешь, а берешься, - с жалостью констатировал Барни.
  - Ну, ты, русский медведь, ты меня еще не знаешь! - запальчиво выкрикнул следователь. Он вернулся к столу, налил и залпом выпил. Шагнув к одному из шкафов, Конноли раскрыл его, достал наугад зеленую карточку.
  - Профессор права Робертс, - прочитал он вслух. - В чём виновен? Имел глупость сообщить студентам, что сотрудники политической контрразведки бесцеремонно вторгаются в частную жизнь граждан. Какие меры приняты, чтобы заткнуть рот старому идиоту? Этот сластолюбец женат второй раз на женщине значительно моложе его. Я располагаю фотографиями, уличающими ее в прелюбодеянии с неким аспирантом. Получив информацию от лечащего врача, что профессор перенёс инфаркт, можно заранее предугадать исход, если ознакомить профессора с компрометирующими материалами. Ну, как, впечатляет?
  - Ты вроде болотной гадюки, - задумчиво произнес Барни. - С виду незаметный, зато укус смертельный.
  - Точно замечено. Я всегда действую наверняка.
  Последняя рюмка окончательно лишила майора способности нормально передвигаться. Не без помощи Барни он достиг дивана. Барни присел рядом, погладил следователя по лысине.
  - Странно, что ты ещё ходишь в майорах? Видать, тебя начальство не очень ценит.
  У Конноли от жалости к самому себе брызнули слезы.
  - Все мои начальники - бездарности, ни черта не смыслящие в криминалистике, - изливал он душу. - Везде такое засилье бюрократов, что даже такой блестящий специалист, как я, если у него нет покровителя, ничего не добьется в жизни. Меня уже дважды обошли по службе. Бессовестно воруют мои идеи...
  - Не переживай, везде в стране жуткий бардак, - авторитетно заявил Барни.
  Конноли не ответил. Склонив голову на плечо, он задремал. Утомлённый беседой и выпивкой, Барни тоже смежил веки. Однако эта идиллия длилась недолго. Подполковник Стюарт вызвал охрану внутренней тюрьмы. Два надзирателя, бережно поддерживая Барни, повели его по коридору. Окончательно размякнув, он затянул строевую песню:
  "У моей подружки, весёлой девчонки,
  Есть игрушка сладкая под тонкой рубашонкой..."
  Его доставили в камеру, вытряхнули из мундира. Вокальная программа арестованного закончилась пасхальным псалмом, после чего Барни захрапел во всю мощь.
  Майкл с Говардом вернулись в кабинет.
  - Как тебе нравится этот спектакль? - спросил подполковник. - Непонятно, кто кого допрашивал? Кто мог ожидать, что Конноли окажется таким придурком? Напился, плел всякую еренду...
  - Всё-таки он добился психологического контакта, - возразил Дик. - Теперь, когда арестованный дал столько ценных показаний, полностью созрел для перевербовки, лучше передать его в управление разведки. Свою часть работы вы провели блестяще.
  - Какого чёрта я должен таскать каштаны из огня для этих белоручек? - взорвался Майкл. - Ты чего о них печешься?
  - Исключительно ради твоего спокойствия, - пояснил Дик.
  - Плевать я хотел на КУСИ, - распаляясь, рявкнул Майкл. - Их песенка спета. Скоро мы выйдем из подчинения министерства юстиции, приобретём исключительное право руководства всей сетью спецслужб. Все это паршивое дрянцо во главе с трухлявым Эдвардсом покинет насиженное место. Мы перестроим работу разведки по своему образцу.
  - У вас грандиозные планы, - заметил Дик. - Жаль, я пока в стороне, не могу посильно помочь тебе.
  - Ничего, у тебя все впереди, - успокаивал его Майкл.
  Еще немного побеседовав, они договорились встретиться вечером.
   -42-
  
  Попрощавшись с Майклом, Говард покружил по городу, проверяя, нет ли хвоста. Поставил "Ягуар" на стоянку и, соблюдая все меры предосторожности, явился в филиал управления стратегической разведки.
  Начальник отдела тайных операций был чем-то взволнован. Когда майор спросил его об этом, он молча протянул ему свежий номер журнала "Обозрение". Статью о "подвигах" сенатора Финча, иллюстрированную пикантными фотографиями, Дик прочёл с большим интересом.
  Девушка на фотографии показалась ему удивительно знакомой. Присмотревшись, он узнал Кристи. Тогда, в "Серебряном одуванчике" он пережил беспокойную ночь, а вот сенатору не повезло. Признаться, Дик, грешил одно время на Эдвардса, предполагая, что Кристи - его агент.
  - Как вы считаете, отыщут люди Клайда офицера, разоблачившего этот вертеп? - сгорая от любопытства, поинтересовался помощник.
  - При одном условии: если он вообще существует в природе, а вот то, что сенатор Финч слетит с поста председателя сенатской комиссии по расследованию и вряд ли станет баллотироваться в президенты, - по всей видимости, вопрос решенный.
  Говард во всей этой истории уловил почерк генерала Эдвардса. Идея с офицером-анонимом показалась интересной. Продумывая вариант прикрытия, Дик, решил использовать информатора из конторы Майкла.
  Суть предложения сводилась к следующему: информатор "из патриотических побуждений" посылает рапорт на имя министра юстиции, в котором указывает, что подполковник Стюарт грубо игнорирует соглашение о сотрудничестве, скрывает от КУСИ информацию о разведчике, якобы склонном к перевербовке. Рапорт будет отпечатан на пишущей машинке информатора. Кроме того, в рапорте следует сообщить, что имеется запись допроса разведчика, а также беседы Стюарта с неким офицером из военной прокуратуры и что, дескать, эта лента попадёт в надёжное место. После чего информатор должен немедленно покинуть город, получив при этом гарантию на ту сумму финансового вознаграждения, которая его окончательно устроит. В подходящий момент он будет немедленно устранен.
  В этом деле следует соблюсти два необходимых условия: информатор не будет знать о содержимом рапорта, заверенного его подлинной подписью, а также о существовании записи допроса. Он покинет службу, соблазненный деньгами и напуганный сообщением, что его тайное сотрудничество с КУСИ просочилось в штаб-квартиру политической контрразведки.
  Эту финальную операцию, Дик, условно назвал "Исход". Осталось только получить санкцию генерала. Он послал на имя Эдвардса шифровку с подробной информацией. Вскоре прибыл ответ из столицы. Говарду было приказано возвращаться. В аэропорт он прибыл под охраной сотрудников Норфортского филиала. Перед отлетом Дик, позвонил Майклу и сообщил, что их встреча откладывается на несколько дней в связи с некоторыми семейными обстоятельствами.
   - Управишься - приезжай. Помни о нашем уговоре, - ответил Майкл.
  Ключ от своего "Ягуара" Дик, передал Фрезеру, попросив его перегнать машину в столицу, и тотчпс покинул Норфорт.
  
   -43-
  
  
  Публикация в журнале "Обозрение" вызвала бурные дебаты в высшем законодательном органе страны. Сенаторы признали, что, безусловно, Финч дискредитировал свое общественное положение и доверие избирателей, однако их волновало, что обличение явно инспирировано заинтересованными лицами. Дабы пресечь всяческие попытки проникновения в частную жизнь законодателей страны, они потребовали от президента и Председателя Верховного суда провести расследование.
  Дознание под присягой решено было провести непосредственно в зале заседания сената. В этот день не явились лишь те, кто был болен. Харпер и Дадл отсутствовали по уважительной причине: готовились к предстоящим выборам. Галерка пустовала: все, не причисленные к сонму законодателей, остались за массивной дверью. Председатель Верховного суда занял место рядом с кафедрой ораторов. Процедуре разбирательства предшествовало событие, о котором не упоминалось в светской хронике. В день рождения "главного судьи страны" банкир Прайс подарил ему картину несравненного Эль Греко, приобретенную на аукционе в Норфорте.
  По соглашению с Финчем, его интересы представлял сенатор Теренс, председатель комиссии по контролю над правоохранительными органами. Накануне заседания он тайно встречался с Джорджем Клайдом...
  - Я руководствуюсь одним главным принципом: только истина права, - объявил сенаторам "поборник справедливости", распорядившись пригласить в зал заседаний издателя журнала "Обозрение".
  Положив руку на Библию, издатель пробормотал слова традиционной присяги: "Клянусь Всемогущим Богом говорить правду, только правду и ничего, кроме правды".
  - Каким образом к вам поступили материалы обвинения? - последовал вопрос.
  - Я получил на свое имя ценную бандероль.
  - Вы отдаете себе отчет, что вас могли ввести в заблуждение?
  - Я внимательно прочел, понял, насколько это серьезно, и проникся доверием к этим документам.
  - Вы советовались с кем-нибудь по поводу предстоящей публикации?
  - Нет, ваша честь. В подобном деле собственная совесть - лучший советчик.
  - Чем вы руководствовались: желанием повысить тираж журнала или стремлением оказаться в эпицентре сенсации?
  - Никогда не искал скандальной репутации, ваша честь. Как гражданин и отец семейства, я хотел привлечь внимание общественности к злоупотреблениям тех, кто обязан хранить чистоту морали и нравственности.
  Издателю велели на время покинуть зал заседаний. Затем вызвали директора департамента расходов.
   - Вы подтверждаете подлинность документов, опубликованных в журнале "Обозрение"?
  - Да, ваша честь. Сенатор Финч исказил налоговую декларацию, утаив крупные суммы денег, полученных им от частных лиц.
  - Каким образом сведения из декларации сенатора Финча стали достоянием журнала? Могло ли этим воспользоваться частное лицо?
  - Частным лицам запрещено открывать секреты налоговых деклараций. Вполне возможно, что этим правом воспользовался сотрудник политической контрразведки, пожелавший остаться в тени.
  - Поясните свое предположение.
  - Ваша честь, согласно поправке к Конституции, сотрудники КУСИ и УПК обладают правом доступа к такими данными.
  - Вы можете назвать имя своего сотрудника, предоставившего информацию анониму?
  - Боюсь, что это практически невозможно. Впрочем, я проведу внутреннее расследование. Я хочу добавить, ваша честь, что лично ко мне обратился генерал Эдвардс из КУСИ, попросив поднять налоговую декларацию сенатора Финча.
  - Чем мотивировал генерал Эдвардс свою просьбу?
  - Он заявил, что им получены анонимные данные на сенатора. Возникла версия, что политические противники организовали кампанию травли видного политического деятеля.
  Третьим свидетелем был генерал Эдвардс.
  - Объясните, что побудило вас взять под контроль финансовую деятельность сенатора Финча?
  - Я решил проверить достоверность фактов, названных в письме. Как ни прискорбно, аноним оказался прав.
  - Какой же из всего этого напрашивается вывод?
  - Сенатор Финч оказался жертвой провокации.
  - Вы не считаете, генерал, что первопричиной этой провокации послужило назначение Финча председателем комиссии по расследованию КУСИ? - выкрикнул сенатор Теренс.
  - Эта версия исключена. Сенатор попал на крючок задолго до создания комиссии, - пояснил Эдвардс.
  - О каком крючке идет речь? - раздались голоса сенаторов. - Хватит кружить вокруг да около.
  - Прошу спокойствия, господа, - хлопнул по столу Председатель Верховного суда. - Расследование провожу я.
  Он кивнул Эдвардсу.
  - Сообщите, кто организовал заговор против сенатора Финча.
  - Ваша честь, мое признание будет чревато неожиданными последствиями для многих сидящих в этом зале, - вздохнул Эдвардс.
  - Что вы хотите этим сказать?
  - С целью проверки фактов, изложенных в письме, сотрудники КУСИ арестовали любовницу сенатора Финча, некую Кристи Олби. Выяснилось, что по наущению своего хозяина она дарила любовь другим сенаторам, а также поставляла им своих подружек.
  По залу прокатился сдержанный шум.
  - В таком случае я требую доставить ее в зал заседания сената для дачи показаний под присягой, - возвестил Председатель Верховного суда.
  - Это невозможно, ваша честь, - развел руками генерал, - Испытывая глубокое раскаяние, названная здесь Кристи Олби выбросилась с восьмого этажа. Мною приняты меры, чтобы ее показания не стали достоянием гласности. В случае, если КУСИ встанет во главе всех спецслужб, мы сделаем все возможное, чтобы это не отразилось ни на ком.
  Большая часть сенаторов дружными аплодисментами выразили свое согласие с генералом.
  - Ваше превосходительство, чего добивался хозяин Кристи Олби? - спросил лидер большинства в сенате.
  - Он хотел создать картотеку досье на высших представителей власти с тем, чтобы шантажировать и устранять неугодных. Стремился к попранию нашей демократии, к установлению авторитарной власти.
  Эдвардс не назвал имя, но всем стало ясно, о ком идет речь.
  - Безобразие! Позор! Возвращаются старые гнусные времена! - откровенно возмущались сенаторы.
  Когда шум утих, поднялся сенатор Теренс.
  - Генерал, я хочу уведомить вас, что проект реорганизации спецслужб обретет силу закона в том случае, если его утвердит сенат на основании представления комиссии, в которой я имею честь состоять.
  - Что же вам мешает исполнить свой долг?
  - Я требую обоснования проекта, - громыхал Теренс. - Прихоть президента - малоубедительный довод.
  - Тот, кто живет прошлым, хоронит будущее, - возразил Эдвардс. - На современном этапе развития спецслужб КУСИ принадлежит решающее слово, ибо мы определяем международную политику государства.
  - Браво, генерал, - поддержали Эдвардса молодые сенаторы. - Долой ретроградов!
  - Признайтесь, генерал, не ваша ли неприязнь к Джорджу Клайду породила конфликт между вашими службами? - упорствовал Теренс.
  - Всевышний не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь собственной похотью, - с грустью сказал Эдвардс. - Не я тому причина, что руководство политической контрразведки грубо нарушает соглашение о взаимном сотрудничестве, игнорирует обмен информацией.
  - Факты, генерал, я верю только фактам, - пробормотал обескураженный Теренс.
  - Обещаю вам это, сенатор.
  После того, как были выслушаны еще два свидетеля, Председатель Верховного суда огласил итог расследования.
  - В действиях генерала Эдвардса и директора департамента расходов я не усматриваю нарушения законности, - заключил он. - Что касается господина издателя, то, безусловно, он руководствовался корыстью и честолюбием. Получив компрометирующие документы, вы, господин издатель, обязаны были согласовать свои действия непосредственно со мною. Публикация материалов, порочащая государственных деятелей, играет на руку нашим врагам. Счастье ваше, что я не могу привлечь вас за клевету. Журнал оштрафован на сумму 30 тысяч фартингов за моральный ущерб, нанесенный сенатору. Свидетели свободны.
   Дождавшись, когда в зале останутся только законодатели, "поборник справедливости" продолжил:
  - Учитывая степень вины сенатора Финча, я накладываю на него штраф в сумме 25 тысяч фартингов. Дальнейшую судьбу политического деятеля определят те, кто пожелает голосовать за него на выборах.
  Он торопливо попрощался и покинул зал.
  Через час за ним должен был прибыть самолет, чтобы доставить его в "Страну грез", где его ожидала охота в угодьях Прайса.
   -44-
  
  Несколько дней, которые Милли провела в гостях у Харпера, промчались, как один миг. Сенатор был неизменно ласков, внимателен. Она убедилась, что он прекрасный собеседник, их вкусы во многом совпадали. И хотя Милли не чувствовала к своему жениху всепоглощающей страсти, ей доставляло удовольствие общение о ним. Она поверила в его счастливую звезду. Мысль стать женой президента и первой леди государства приятно ласкала воображение. Привыкшая с юной поры рассчитывать только на себя, она с тихой радостью знакомилась с будущим гнездышком.
  Харпер показал ей цеха своего завода, устраивал в её честь пикники в самых живописных местах провинции. Полковник Аксбергер и трое молчаливых сотрудников контразведки КУСИ постоянно сопровождали их. Такая неустанная опека тяготила и раздражала Харпера. Он не раз высказывал "Свирепому Биллу" свое неудовольствие, но тот был непреклонен, повторяя сенатору, что отвечает за его жизнь перед богом и генералом Эдвардсом. Единственным местом, куда не заглядывал дотошный полковник, оставалась спальня.
  В конце концов, Харпер смирился с присутствием охраны. Ему импонировало, что грубый великан Билли с величайшим почтением относится к его невесте, разрешает ей подтрунивать над ним.
  Аксбергер методично изводил сенатора, настаивая, чтобы тот рассказал ему о человеке, которого они встретили на театральной площади в день работы съезда. Чутью и настойчивости полковника можно было позавидовать. Желая отделаться от расспросов, Харпер, в конце концов, рассказал все, что произошло и все, что знал о Марио Горфолло. Не ставя в известность сенатора, "Свирепый Билл" позвонил в Глодстон, приказав немедленно собрать все данные на гангстера Марио Горфолло и установить за ним наблюдение. Затем он поинтересовался, как идут дела по розыску Люси Фортас, фотографию которой вручил ему генерал Эдвардс. Аксбергер хорошо усвоил, что генерал не любит о чем-либо напоминать дважды.
  Заместитель доложил "Свирепому Биллу", что Люси Фортас скончалась десять лет назад и похоронена под фамилией Уэйбрич. У нее осталась дочь. Супруг госпожи Фортас, отчим дочери Кларк Уэйбрич скончался пять лет назад от рака печени. Папка с документами находится в сейфе, - уточнил он. На следующее утро Аксбергер привез папку на виллу сенатора. Уединившись, полковник внимательно познакомился с фотографиями, справками, письмами. Документы были похищены у двоюродной сестры интересовавшей его особы людьми КУСИ. Полковник не сомневался, что эту работу выполнили на высоком уровне. К документам прилагалась справка: Милли Уэйбрич, 26 лет, католичка, редактор Глодстонской телевизионной студии, единственная дочь вышеупомянутой Фортас...
  Следует также проверить ее нагрудный медальон, в нем хранится фотография матери. Спрятав папку в портфель, Аксбергер выбежал в сад, где Харпер играл со своей невестой в теннис. Дождавшись перерыва, полковник попросил у Милли разрешение взглянуть на ее медальон, мотивируя тем, что хочет заказать точно такой же своей супруге.
  - Ради бога, Билл, вы можете приобрести такой в любом ювелирном магазине, - улыбнулась Милли, протягивая ему медальон.
  Внутри лежало миниатюрное фото Люси Фортас.
  На другой день Милли и Аксбергер возвращались в Глодстон. Милли была озабочена предстоящим объяснением с Диком. "Свирепый Билл" напропалую шутил, чего за ним никогда раньше не замечалось. Он был чрезвычайно доволен результатами проведенного расследования.
  
  
  
  
   -45-
   Цепко ухвати в нить дознания, майор Конноли форсировал следст
  вие. По его приказу арестовали всю бригаду мусорщиков. Друзей Барни разместили в отдельных камерах. Сэнди пришлось пережить еще один визит оперативников. В поисках рации они перевернули в квартире все вверх дном. Не удержавшись, она обругала незваных гостей непотребными словами. Для острастки ей надавали оплеух и объявили, что она арестована по подозрению в шпионаже...
  Перекрестные допросы помощников "русского разведчика" завели следователя в тупик. Мусорщики клялись и божились, что ни сном, ни духом не помышляли шпионить против государства. А если Барни оговаривает их, то в этом ничего странного нет. Он известный шутник, да к тому же все знают, что у него с мозгами не все в порядке. Зверея от упрямства мусорщиков, Конноли пустил в ход угрозы и побои. Но и крайние меры не возымели желанного действия. Когда следователь раздраженно выговаривал Барни за упрямство арестованных, он предложил переговорить с друзьями с глазу на глаз. Собрав всю группу в своем кабинете, Конноли на время удалился. В целях психологического воздействия Барни попросил разрешения надеть парадный мундир полковника морской пехоты.
  Когда он появился в кабинете, арестованные чуть было не лишились чувств. Водитель Джим хлопал себя по ляжкам и непрестанно повторял: Господи Иисусе!" Луис скороговоркой бормотал что-то на родном испанском. Лишь Микеле отважился спросить:
  - Это, за какие заслуги тебя здесь так приодели?
  Барни приложил палец к губам и едва слышно прошептал:
  - Меня уговорили стать русским разведчиком, затем перейти к своим, то есть к нашим, пообещали взять на полное содержание, присвоить звание полковника. У них это быстро делается. А вообще-то мне тут уже осточертело. Ума не приложу, как отсюда выбраться?
  - Барни, ты здесь свой человек. Посоветуй, что делать.
  - Следователь требует, чтобы мы назвали какого-то резидента и постоянно спрашивает, кому я передаю информацию, - взмолился Джим. - Мы все попали в дурную историю. Я никого не знаю, и ничего никому не передавал, разве что зарплату своей жене. Как нам теперь быть?
  - Лысый майор требует, чтобы я сообщил все, что знаю о своем хозяине, - поделился Микеле. - Что я могу знать о господине Гендерсоне? А если бы даже знал, все равно лучше молчать. Я стукачом сроду не был. Итальянцы умеют держать язык за зубами.
  Барни шепотом перебил их исповеди.
  - Как говорил один мой знакомый карточный шулер: угодить в неприятность могут все, а выпутаться из неё, дано не каждому. Следователю кажется, что мы отправляем на свалку какую-то важную информацию. Доказывать и убеждать бесполезно. Валите все грехи на меня. Как только он покопается в мусоре, у него пропадет охота играть с нами в шпионов.
  После этой беседы следствие пошло быстрее. Мусорщики единодушно признали, что Барни их резидент. Вскоре глазам норфортцев открылась потрясающая картина. Десятки полицейских, руководимых оперативниками УПК, нацепив респираторы, старательно рылись в мусорных контейнерах. По городу поползли слухи, будто разыскивают крупную сумму денег, похищенную гангстерами и спрятанную ими в одном из мусорных контейнеров. Энтузиасты из местного населения тотчас включились в поиск. Операция разочаровала Пола Конноли. В контейнерах попадалось все, что угодно, кроме роликов с микропленками стратегической информации. На исходе дня, полного волнений, обнаружили скромную находку: лаковую шкатулку из черного дерева. В ней находился комплект цветных порнографических открыток и дневник, принадлежащий сыну начальника городского управления политической контрразведки.
  Судя по записям, мальчик состоял активным членом юношеской секции неофашистской организации "Штурмовики нации".
  
  
  В столицу Дик прилетел рейсовым самолетом. Первым делом
   он позвонил на квартиру Милли. Номер не ответил. Он набрал телефон дежурного по управлению, назвал свой номер и попросил выслать машину.
  Через полчаса Говард был дома. В почтовом ящике лежали газеты и конверт. Приняв душ, Дик, соорудил немудрёный ужин на две персоны. Ещё раз позвонил Милли, но ее по-прежнему не было дома. Он не стал ужинать один. Подкрепившись стаканом гранатового сока, устроился на хрустящей простыне. В прачечной комплект постельного белья пропитали какой-то душистой смесью, от которой сладко щекотало в носу.
  Вскрыв конверт, он прочитал письмо. Отец писал, что получил перевод, оказавшийся весьма кстати. Деньги пошли на уплату лечения мужа сестры Дика. "Если он не выкарабкается, - сетовал отец, - твоим племянникам придется худо. Вчера в нашем приюте умер старик, с которым я поддерживал дружеские отношения. Представляешь, он прожил с мечтой о "кадиллаке". На кладбище его доставили в шикарном "кэдди", приспособленном под катафалк... Кстати, большинство обитателей приюта престарелых умирают от одиночества. Не желаю тебе такого финала, сынок".
  Дик был не против и в дальнейшем помогать отцу деньгами, но скрасить его одиночество пока не представлялось возможным. Желая забыться, он перелистал политический еженедельник: новости, светские сплетни, хроника, воскресный фельетон, калейдоскоп рубрик, рекламных объявлений. Две страницы занимал репортаж, посвященный блестящей победе Харпера. Здесь же поместили программную речь сенатора. Она попахивала религиозной мистикой, ненавязчиво затрагивала наболевшие вопросы и в целом производила отрадное впечатление. Репортаж был иллюстрирован. На одной из фотографий Дик увидел Милли рядом с Харпером и каким-то дородным политиканом. Он с гордостью подумал, что его шустрая девчонка - прирождённая журналистка. Странно, что среди массы материалов о работе съезда он не нашел её публикаций. И тут он наткнулся на заметку, где чёрным по белому было написано: "Среди гостей съезда присутствовала госпожа Милли Уэйбрич - невеста сенатора Харпера". Об ошибке не могло быть и речи. Милли собственной персоной улыбалась читателям еженедельника. Репортер назвал ее счастливой избранницей судьбы, верной подругой сенатора, женщиной, которая вдохновляет...
  Говард бессмысленно рассматривал фотографию. Он оказался в нелепом, унизительном положении отвергнутого за ненадобностью.
  "А, может, все произошло иначе: Милли не ушла, ее сманили, вернее, купили, - рассуждал Дик. - Отравитель "Голубого озера", реальный кандидат в президенты, сильный мира сего мог себе такое позволить...".
  Утром он вызвал служебную машину и прибыл в управление. Адъютант Эдвардса встретил майора, как родного брата. Первое время, когда Говард был зачислен референтом, Люк ревновал его к генералу, держался несколько свысока. Незаметно они сработались и даже подружились к немалому удивлению шефа. Люк сообщил, что сейчас в кабинете Аксбергер. Успевая сортировать корреспонденцию, он пересказывал последние новости. К новому директору ещё не успел присмотреться. Известно только, что нынешний руководитель КУСИ долгое время возглавлял отдел информации второго по величине банка страны, затем работал в известной адвокатской конторе, где разбирались тяжбы между денежными тузами.
  Готовясь к беседе с генералом, Говард прослушал кассету с записью беседы с Майклом и невольно усмехнулся, вспомнив, как этот напыщенный индюк предлагал ему свою протекцию. На какой-то миг стало жаль его. Эта кассета могла доставить Стюарту большие неприятности. Впрочем, Дик мог значительно ослабить удар по темечку: стереть кусок пленки, где Майкл нелестно отзывался о генерале Эдварсе, рассуждая о якобы предстоящей реорганизации КУСИ. "Пусть получит сполна", - решил Дик.
  Обуздав волнение, генерал слушал доклад "Свирепого Билла". Тот кратко напомнил суть задания, протянул шефу папку. Эдвардс внимательно рассматривал фотографии: Люси с грудным младенцем... Милли - полгода, год... Четырехлетняя, коротко остриженная девочка оседлала деревянную лошадку. Милли в школьной форме, студентка колледжа, сотрудница телестудии. С кдой фотографии на генерала в упор смотрели грустные, лукавые, заплаканные, смеющиеся глаза Генри Эдвардса. Аксбергер сделал вид, будто очень занят содержимым своего портфеля. Генерал спрятал папку в сейф, только один снимок дочери оставил на письменном приборе.
  "Свирепый Билл" в общих чертах рассказал о своем пребывании на вилле Харпера. Судя по выражению лица шефа, он убедился, что упоминание имени невесты сенатора доставляет генералу немало удовольствия.
  - Она проживает в Глодстоне?
  - На Гейбл-стрит, 36. Работает на телестудии.
  - Установить негласную охрану, - распорядился Эдвардс. - Ни один волосок не должен упасть о головы будущей супруги президента.
  Аксбергер вкратце пересказал историю отношений сенатора Харпера и Марио Горфолло. Высказал опасение, что гангстер может в любой момент перейти к решительным действиям.
  Генерал нахмурился.
  - От меня требуется помощь, Билли?
  - Прикажите временно переключить на меня связь с руководством мафии и предоставить свободный доступ к картотеке.
  - Что ты задумал, Билли? - спросил Эдвардс.
  - Марио Горфолло - племянник дона Феруччо. Не хотелось бы ворошить этот вонючий муравейник.
  - Пожалуй, ты прав. Билли. Не следует портить союзнические отношения с чёрной фирмой. Действуй, как считаешь нужным. Можешь апеллировать к дону Феруччо от моего имени. Заодно пронюхай о связях "князя убийц" с людьми Клайда. Держи Джорджа на прицеле. Всегда помни: то, что падает, необходимо еще и подтолкнуть.
  Люк пригласил майора к генералу. Говард направился в кабинет Эдвардса и доложил о прибытии. Они обменялись быстрыми взглядами и улыбнулись друг другу. Эдвардс приказал Люку не беспокоить их в течение получаса, отключил телефонную связь.
  - Рад видеть тебя, Дик. Пока ты форсировал операцию "Ларчик Пандоры", тут произошло столько забавных историй. Надеюсь, ты уже в курсе многих событий?
  - Надеюсь, ваше превосходительство.
  - В одной из тюрем для особо опасных преступников высечена надпись на бетонной стене: "Тот, кто нем, глух и слеп, проживет сто лет", - улыбнулся генерал. - Однако, нам поздно следовать этому практическому завету. Что ж, включай шарманку, послушаем "благие вести".
  Дик открыл чемодан, включил магнитофон. Эдвардс прослушал запись беседы с Майклом.
  - Они всерьез готовились подмять нас, но слишком рано растрезвонили об этом, - заметил генерал. - Получив эту запись, министр юстиции и старый шакал сенатор Теренс вряд ли сумеют выдвинуть весомые контраргументы. Что касается этого бойкого подполковника...
  - Майкла Стюарта, ваше превосходительство.
  - Благодарю, я позабочусь о нем.
  По знаку генерала, Дик поставил вторую кассету с записью допроса Барни Кинга. Эдвардс слушал, улыбался, покачивал головой.
  - Воистину, глупость - праздник для малоумных.
  - Вы имеете в виду Барни Кинга? - спросил референт.
  - О, нет. Парень наивен, но чертовски сметлив. Этакий плут из народа. А вот следователь - достойный образчик служебного идиотизма. В этой записи многое по-настоящему смешно и, представь себе, очень серьезно, ибо расплодившийся в изобилии государственный дурак во сто крат опаснее для безопасности страны, чем агрессия извне. С такими вот придурками Джордж Клайд намечал захват власти! Горе человеку, если он слаб умом, но еще большее горе, если он не понимает этого...
  Генерал одобрил план финальной операции под кодовым названием "Исход", подсказал несколько интересных деталей.
  - Вижу, Дик, ты постиг искусство интриги. Должность референта тебе жмёт в плечах. Пора подыскивать что-нибудь на размер больше.
  Решив, что наступил подходящий момент, Говард тепло отозвался о Норфортском начальнике отдела тайных операций, сообщил о его просьбе получить более перспективную должность.
  - Запомни, мой мальчик, в двух случаях не рекомендуется суетиться, - сказал генерал, делая пометку в блокноте. - Когда хочешь доставить удовольствие женщине или же пытаешься совершить быструю карьеру.
  Он включил телефонную связь, подошел к сейфу, достал оттуда малиновую папку, помеченную грифом "Совершенно секретно".
  - Разгрузи старика, Дик. Здесь четвертый вариант операции "Пираньи". Ознакомься, подготовь свои соображения. Если понадобится, обращайся к автору проекта. Садись за мой стол, шевели мозгами. Я приглашён к помощнику президента, дать объяснение по материалам расследования комиссии, которую до недавней поры возглавлял сенатор Финч.
  - Основательно копнули?
  - Зачем бы я тогда протирал здесь штаны, учил вас уму-разуму? - усмехнулся генерал. - Согласно акту комиссии, можно смело требовать поощрения сотрудников управления. Впрочем, имеются некоторые злоупотребления, нарушения, недостатки. Их мы устраним в рабочем порядке.
  В дверях он подмигнул референту:
  - Кто знает, может, я доживу до того дня, когда ты займешь это место.
  Было бы наивно обольщаться на сей счет. Работая под началом этого непостижимого человека, Дик с трудом улавливал грань между искренностью и лукавством шефа.
  Потянувшись за карандашом, он увидел фотографию Милли на мраморной подставке письменного прибора. Так, еще одна загадка. С чего это вдруг старый провокатор заинтересовался ею? Как бывшей подругой его референта? Или же, как невестой сенатора Харпера? Скорее всего, как невестой будущего президента Он вспомнил досье "Цирцеи", тайного агента КУСИ. Не удивительно, что даже такой могущественный человек, как Харпер, не застрахован от недремлющего ока тотального шпионажа. А почему, собственно, он должен быть исключением? Знать всегда все обо всех - таков негласный девиз КУСИ. Неужели Милли суждено стать второй Цирцеей?
  Он набрал номер ее служебного телефона.
  - Алло, редакция политических программ, Милли Уэйбрич у аппарата. Я слушаю вас. Это ты, Дик? Не молчи, ради Бога! Нам надо увидеться и поговорить.
  Он не проронил ни слова. Если дело сделано, какой прок от душещипательных объяснений? Несколько минут спустя он позвонил в Норфорт, Фрезеру и приказал срочно начинать операцию "Исход". Лишь после этого майор открыл папку со зловещим названием "Пираньи".
  Четвертый вариант был разработан начальником сектора психологического анализа той службы, откуда Говард по счастливой превратности судьбы попал в референты к Эдвардсу. Суть варианта сводилась к диверсионно-подрывной работе, направленной против небольшого государства, расположенного вблизи южной границы. Вот уже несколько лет там шла внутренняя война между партизанами и войсками местного диктатора. Правительство Айтеники оказывало союзнику-диктатору экономическую и военную помощь, но несмотря на это, его гвардейцы терпели одно поражение за другим. Говард вспомнил, что его друг, майор Ральф Мур, незадолго до гибели побывал там в командировке. Безусловно, он имел отношение к одному из вариантов, разработанных в тиши кабинетов их ведомства. Говард позвонил преемнику майора Мура, автору малиновой папки, попросил его прибыть в кабинет генерала Эдвардса для консультации по интересующим референта вопросам четвертого варианта плана "Пираньи". Он попросил также захватить разработки прошлых лет.
  Автор не замедлил явиться. Высокий красавец с приятной улыбкой принадлежал к элитному клану. Это чувствовалось по манере держаться и одеваться. Палевый галстук, выпускника престижного колледжа страны, куда простому смертному доступ был наглухо закрыт. Костюм тонкой голландской шерсти, модные туфли. Значок на лацкане пиджака указывал на принадлежность к элитарному клубу.
  Он не был лишен воображения, разрабатывая свой вариант вторжения. Довольно-таки отчетливо проводил аналогию между действиями групп коммандос и стаями пираньи - свирепого хищника Амазонки.
  Говард объяснил ему, что, выполняя поручение генерала, ознакомился с четвертым вариантом и благодарит автора за отлично скоординированную операцию, умение видеть конечную цель глобальной задачи.
  Парень порозовел от гордости за себя и свое творение. Они разговорились. Дик попросил ознакомить его с разработками прошлых лет. Оказывается, ко второму варианту приложил руку майор Ральф Мур. Вернувшись из командировки, он подал докладную записку, в которой обосновал, что режим диктатора обречен. Помогать ему - напрасная трата сил и средств. Если три миллиона креолов, мулатов, индейцев не хотят больше жить под игом диктатуры, то с этим надо считаться всерьез. Майор Мур предложил создать на территории южного соседа парламентскую республику по образцу буржуазной демократии.
  На полях докладной почерком генерала Эдвардса было начертано:
  "Чушь! Непонимание законов эволюции. Погрязшим в дикости индейцам и недоразвитым мулатам парламентская республика так же необходима, как лошади пропеллер. Нельзя не учитывать, что вблизи нашей границы находятся залежи стратегического сырья, которые могут быть национализированы во вред нашей экономике. Докладную считать пораженческой, майора Мура от участия в операции отстранить.
  Эдвардс".
  Бедный, честный Ральф. Он забыл старую истину: нет пророка в своем отчестве. Выпустил из виду, что в их ведомстве нельзя плыть против течения, высказывать точку зрения, не совпадающую с мнением руководства. Его технически устранили, дабы в корне пресечь заразу вольнодумия...
  - Кто из наших корпораций ведёт разработку стратегического сырья? - спросил Дик.
  Собеседник назвал концерн, контролируемый банком Прайса.
  - Я полностью разделяю убеждения генерала Эдвардса о необходимости строгого контроля над стратегическим сырьем. Майор Мур наивно заблуждался, - строго сказал Говард.
  Автор четвертого варианта принял это как подтверждение абсолютной истины. Вернув ему варианты разработок, Дик сообщил, что доложит генералу о некоторых дополнениях.
  Отпустив начальника сектора психологического анализа, он восстановил в памяти свою последнюю встречу с Ральфом. Тот сказал тогда: мы делаем дерьмовую работу. Дик. Конечно же, с этим трудно не согласиться. А в остальном, работа, как работа. Может быть, более специфическая, чем остальные занятия рода человеческого. Но ради спасения собственной шкуры не следует задавать себе проклятый вопрос: во имя чего все это?
  Когда вернулся Эдвардс, Дик высказал ему свое мнение о четвёртом варианте и предложил поправки. Он пояснял, что устранение всех четырех лидеров сделает их святыми в глазах народа, ещё больше сплотит повстанцев. Места павших учителей займут талантливые ученики. Гораздо проще и надежнее перессорить лидеров между собой, употребив в качестве яблока раздора кресло диктатора. Лично Говарду больше всех импонирует епископ. Рассматривая его фотографию, он невольно отметил решительность и властолюбие, сквозящие в чертах лица. Не исключено, что "святой отец" ввязался в борьбу из-за тайной страсти повелевать. Кроме того, епископ устроит все слои населения, а это немаловажное обстоятельство.
  - Согласен по существу проблемы, - одобрительно кивнул генерал. Следует выходить на епископа и приучать его к хозяйской руке. Не зря говорят, кто кормит кошку, того она и считает своим хозяином...
  Вскоре посланец из Норфортского филиала пригнал "Ягуар" и передал Говарду шифровку от Фрезера, в которой тот уведомил его о благополучном завершении операции "Исход".
  
   -47-
  
  После выступления генерала Эдвардса в сенате престижу Джорджа Клайда был нанесен заметный урон. Потускнел блестящий ореол некогда сильной личности. Президент перестал приглашать милого друга Джорджа на семейные завтраки и воскресные прогулки. Резкое охлаждение главы государства к своему фавориту тотчас заставило министра юстиции изменить свое отношение к директору УПК. В былые времена министр частенько захаживал в кабинет Джорджа, отдавая дань уважения своему выдающемуся подчиненному. Теперь Клайду приходилось наравне с другими терпеливо высиживать в приемной министра, ожидая приглашения войти.
  Однако не эти унизительные, обидные обстоятельства угнетали Клайда. Он с горечью обнаружил, что его ближайшее окружение разочаровалось в нём, недовольно его неудачами, ждёт удобного момента, чтобы переметнуться на сторону другого, более удачливого покровителя. Разве мало хорошего он сделал для этих неблагодарных карьеристов? Еще вчера они пели ему дифирамбы, клялись в преданности. Когда-то он всерьез надеялся создать из своих подчиненных монолитную когорту единомышленников по образу и подобию эсэсовской гвардии. "На кого я рассчитывал?" - негодовал Клайд, обдумывая свои дальнейшие действия. В сложившейся ситуации он не мог даже провести чистку аппарата управления политической контрразведки от предателей, приспособленцев и паникёров.
  С неприязнью вспоминал недавний телефонный разговор с начальником Норфортского отделения. Тот жаловался ему на своего заместителя, подполковника Стюарта, отказывающегося выполнять распоряжения старшего по должности.
  Клайд симпатизировал Майклу Стюарту, считал его перевод в столицу делом решенным. Он был в курсе того, что Стюарт держит на контроле следствие по делу арестованного русского разведчика. Это был весомый козырь для поднятия авторитета УПК в глазах правительства и общественности. Клайд поинтересовался у начальника Норфортского отделения результатами следствия и был несказанно удивлен услышанным:
  - Заявляю вам, что эта низкопробная авантюра состряпана честолюбцем Стюартом и психопатом Конноли с целью получения чинов и наград. Кстати, недавно подтвердилось, что майор Конноли тайно лечится от маникального психоза, - доложил начальник отделения.
  Он не мог простить своим сотрудникам, что в их руки попал дневник сына, обнаруженный в одном из мусорных контейнеров.
  - Я обязательно разберусь в этой загадочной истории, - ответил Клайд. - Виновные в подлоге будут наказаны. Прошу вас ничего не предпринимать, нельзя допустить утечки информации по этому вопросу. Это крайне важно для всех нас.
  Попрощавшись с начальником Норфортского отделения, Клайд решил, что пора спровадить на пенсию этого старика, не способного оценить всех преимуществ авантюры, которую организовал дальновидный Стюарт.
  Джордж Клайд отчетливо понимал, что для осуществления своей давнишней мечты захватить власть в стране, необходимо сейчас удержаться на посту, скрытно накапливать силы и, главное, - устранить генерала Эдвардса. За помощью, очевидно, надо обратиться к мафии. Лучше было бы, конечно, привлечь к исполнению террористической акции своих друзей-неофашистов. Но с этой заманчивой идеей пришлось расстаться по двум причинам. Во-первых, генерал Эдвардс откровенно заявил ему, что нашпиговал неофашистские организации своей агентурой. Это значительно осложнило бы подготовку покушения. Во-вторых, неожиданно перегрызлись лидеры крупнейших неофашистских групп. Каждый из них стремился стать фюрером, объединить все группы под своей властью. Обсуждение недостатков кандидатов вылилось в смертельную вражду, закончившуюся перестрелкой и поножовщиной. У Клайда возникло серьезное подозрение, что и здесь не обошлось без вмешательства Эдвардса.
  Итак, он остановился на кандидатуре гангстера по имени Марио Горфолло. Исчезнув из глубин секретной картотеки, досье гангстера всплыло на столе директора политической контрразведки, обязанного по роду своей деятельности бороться с преступным синдикатом мафии. Клайд читал пухлое досье как захватывающий детектив. Князья мафии всегда привлекали его широтой размаха, незаурядными организаторскими способностями, умением повелевать беспощадно и властно, как восточные деспоты.
  "Сама судьба посылает мне Горфолло, - подумал Клайд, - как выяснилось, Харпер - ставленник Прайса. Таким образом, я избавлюсь от генерала и сенатора. Дуплетом двух врагов сразу".
  Его размышления прервал звонок министра юстиции.
  - Советник президента получил рапорт одного вашего сотрудника. Копия переслана мне и директору КУСИ. Своей недружелюбной политикой по отношению к стратегической разведке вы поставили меня в глупейшее положение. Кто дал вам право грубо нарушать соглашение о сотрудничестве спецслужб, утвержденное президентом?
  - Когда мы, наконец, перестанем доверять информации анонимов? - воскликнул Клайд. - Неужели вы не понимаете, что это очередная фальшивка Эдвардса? Я требую служебного расследования по всей форме.
  - Прекрасно, что наши желания совпали, - насмешливо ответил министр. - Эдвардс тут совершенно ни при чём. Рапорт подал офицер Норфортского отделения. Если факты, которые он представил, подтвердятся, я вынужден буду настаивать на вашей отставке. Всего вам доброго.
  Клайд понял, что отставка предрешена.
  .В комиссию министерства юстиции вошли: чиновник для особых поручений при советнике президента, главный инспектор КУСИ Томас, эксперты спецслужб министерства обороны, специалисты-слависты, в совершенстве владеющие русским языком. Возглавил комиссию замминистра юстиции Патрик Блэквуд, которого за глаза называли "Пеликан". Эта кличка плотно прилепилась к Патрику ещё со времен войны, когда военный разведчик, лейтенант Блэквуд появился в эфире, взяв себе такой позывной.
  Прибыв в Норфорт, "Пеликан" первым делом пожелал встретиться о автором рапорта, Фельтеном, но выяснилось, что тот несколько дней не является на службу. Дома его не оказалось, но была обнаружена записка. В ней Фельтен сообщал, что покинул город, опасаясь возмездия со стороны подполковника Стюарта и майора Конноли, что он готов приступить к исполнению своих служебных обязанностей только в том случае, если восторжествует справедливость, и виновные будут строго наказаны.
  - Парень набивает себе цену, но, тем не менее, он будет уволен за прогулы, - заключил "Пеликан", рьяно принявшись за расследование.
  Он тщательно изучил материалы следствия, в присутствии экспертов и славистов побеседовал с арестованными. Посоветовавшись с членами комиссии, "Пеликан" собрал руководящий состав Норфортского отделения.
   - У русских есть замечательная пословица: ещё курица в гнезде, а шум не стоит выеденного яйца, - блеснул он знанием фольклора. - Благодарите бога, господа, и своего офицера Фельтена, иначе, устроив пресс-конференцию для своих и зарубежных корреспондентов, ваше отделение поставило бы правительство в затруднительное положение. Стыдно, господа, желаемое выдавать за действительное.
  - А как же тогда прикажете поступить с уликами, обнаруженными во время ареста мусорщика Кинга, шифровками, его письмом, отправленным за границу? Все это подтверждается нашей зарубежной агентурой, - высказался Конноли. - Улики ведь не падают с неба.
  - Иногда прямо на головы безмозглых следователей, - уничтожающе усмехнулся "Пеликан". - Все еще не можете взять в толк, что это ловко сфальсифицированное дело. Дилетант несчастный! Легче сделать шестимесячную завивку на моей лысине, чем признать этих олухов-мусорщиков профессиональными разведчиками. Прослушав запись допроса, я пришел к выводу, что вы, господин майор, провели его в состояние, близком к белой горячке. Вот к чему приводит пьянство! Следствие по этому делу прекратить ввиду отсутствия состава преступлений. Всех арестованных освободить немедленно. Следователя уволить по служебному несоответствию.
  - Я протестую. У меня есть заслуги, опубликованные труды о криминалистике, - воспротивился Конноли. - Подам рапорт по инстанции!
  - Что! Еще один рапорт? - взорвался "Пеликан". - В медчасть майора, на психическое обследование! Кто допустил параноика к важному участку работы? Приказываю обследовать всех сотрудников отделения на психическую устойчивость...
  Покончив с Конноли, заместитель министра принялся за подполковника Стюарта. В доказательства его провокационной деятельности ему предложили прослушать кассету с оперативной записью - не указывая, естественно, на того, кто эту запись сделал. Майкл ничего не отрицал, только удивленно пожимал плечами.
  - Кто это вас надоумил принимать решения по тем вопросам, в которых вы не полномочны? - строго спросил "Пеликан" - Сегодня вы собираетесь вышвырнуть вон заслуженного генерала Эдвардса, а завтра, глядишь, возьметесь разгонять правительство? Мальчишка! Глупец!
  Приказом по министерству юстиции Джордж Клайд и Майкл Стюарт были уволены. Пола Конноли перевели в уголовную полицию. По ходатайству помощника президента, лидеров сената, а также Председателя Верховного суда директором политической контрразведки был назначен главный инспектор КУСИ генерал Томас.
  
   -48-
  
  В этот осенний воскресный день толпы жителей Рестона, столицы провинции Колдуэлл, торопились к собору святого Марка, где сочетались браком младший сын владельца сети питейных и увеселительных заведений Алеотти и единственная дочь окружного шерифа. Высокие чистые голоса мальчиков - певчих нежно славили Господа, дарующую любовь и счастье. Проникнув сквозь цветные витражи стекол, солнечные лучи золотили тугие тела ангелочков, парящих вокруг Спасителя, озабоченно взирающего с голубого купола собора на престол священнослужителей и застывших в умилении людей. Слезы радости выступили на глазах почтенного дона Алеотти. Истовый католик, примерный семьянин, этот босс мафии пришелся жителям Рестона по душе. В отличие от Марио Горфолло, чьи оргии и скандалы стали притчей во языцех, скромный, обходительный Алеотти был воплощением добродетелей. Кто бы мог себе вообразить, что этот благообразный, седой мужчина, заботливый отец большого дружного семейства, сосредоточил в своих руках тайную торговлю наркотиками, порнографическими изданиями, получает львиную долю доходов от игорного бизнеса? Помимо сети ресторанов, дансингов, кафе, Алеотти охотно вкладывал деньги в строительство жилья, брал крупные подряды на прокладку дорог. В число его друзей входили губернатор, мэр, окружной судья. Поговаривали, будто бы политическая знаменитость Колдуэлла, сенатор Харпер дружески расположен к предприимчивому итальянцу.
  К собору подкатывали автомашины, доставляя корзины цветов: от муниципалитета, предпринимателей, правления местного банка. Корзину алых роз прислал сенатор Харпер.
  Закончилось таинство бракосочетания. Молодые в сопровождении родителей и гостей вышли на площадь перед собором. С трудом объезжая вереницы машин, показался зеленый пикап. Остановился. Несколько парней вынесли из него корзины гвоздик и направились с ними навстречу молодым. В нескольких метрах новоприбывшие выхватили из-под цветов короткие автоматы и открыли ураганный огонь. Рухнули с удивленно-счастливыми лицами молодые, рядом упал дон Алеотти, бок о бок с шерифом. Пронзительно вскрикнули женщины. Толпа отхлынула назад. Прозвучали ответные запоздалые выстрелы охранников и полицейских. Трое киллеров были убиты, двоим, удалось вскочить в пикап. Прорываясь сквозь скопище автомобилей, он на всей скорости свернул в узкую улочку, но, не вписавшись в поворот, влетел в витрину магазина женского белья. Бандиты, до смерти напугав клиенток и продавщиц, прикрываясь манекенами, как щитами, ринулись к спасительному проходному двору.
  Здесь их настигли полицейские... Трупы доставили в ближайший полицейский участок для опознания и составления протоколов.
  Узнав о готовящемся покушении на Харпера, полковник Аксбергер связался по телефону с виллой сенатора, приказал своим сотрудникам быть готовыми к любой неожиданности. Поднявшись с аэродрома военно-воздушной базы, расположенной неподалеку от Глодстона, вертолет с группой контрразведчиков КУСИ летел к Рестону.
  Перед отъездом в столицу Харпер встретился с управляющим фирмы "Фрэнсис-Ллойд", обговаривая сроки реконструкции. Ворота виллы были распахнуты. Водитель Тони протирал стекла "Линкольна". Старший охранник настойчиво уговаривал Харпера дождаться приезда полковника.
  - Хватит, надоело. Шагу ступить нельзя без ведома Билли, - негодовал сенатор. - Сами доберёмся. Садитесь в машину.
  Подъехал полицейский "шевви", из него вышли двое в форме. Один остался возле машины, небрежно поигрывая клапаном кобуры, другой зашагал в сторону виллы, выкрикивая: "правительственная депеша сенатору Харперу. Распишитесь в получении". Старший охранник, выхватив револьвер, опередил сенатора. Остальные два сотрудника Аксбергера моментально заняли удобные позиции.
  - Стоять! - скомандовал старший охранник, удерживая сенатора за локоть. - Тони, возьми пакет и распишись.
  - Приказано вручить сенатору лично, - дрожащим от волнения голосом произнес полисмен, непроизвольно хватаясь за кобуру.
  Этот жест и нервозная суетливость не остались незамеченными. Но сенатор, высвобождая локоть, протянул руку за телеграммой.
  В этот момент водитель, до этого безучастно выглядывавший из кабины, вскинул автомат. На какую-то секунду старший охранник, опередив его, в броске сшиб сенатора. Автоматная очередь насквозь прошила Тони и старшего охранника, сенатор был ранен в бедро. Стрелявшие прицельно остальные бодигарды уложили "полицейских", ранили в голову водителя. С гулким треском лопнули продырявленные пулями скаты. "Шевви" рванул с места, но, проехав несколько десятков метров, остановился. Охранники выволокли раненого водителя, затащили его на территорию виллы. Лишь после этого они закрыли ворота.
  Тони и старшему охраннику помощь была уже не нужна. Потерявший сознание Харпер лежал навзничь. Наложив давящую повязку, его осторожно перенесли в спальню. Вскоре прибыл полковник Аксбергер. Врач, вызванный из отделения КУСИ, осмотрел сенатора, оказал первую помощь.
  - Рана не смертельная, но очень каверзная. Необходимы полный покой и квалифицированный уход, - объяснил врач.
  "Свирепый Билл" обязал его не отходить от Харпера до тех пор, пока тому не станет лучше, а сам принял меры, чтобы скрыть следы покушения. Исклёванную пулями машину вкатили в гараж, следы крови присыпали песком, трупы отвезли в городской морг. "Свирепый Билл", лично перевязав раненого водителя, допросил его без свидетелей. Только после этого Аксбергер доложитл генералу о покушении.
  .Эдвардс стал постоянным зрителем телепередач, ведущей которых была Милли. Он с радостью подметил, что ей по наследству передались некоторые его привычки: покусывать нижнюю губу, рассматривать собеседника, склонив голову набок. Его восхищала эрудиция Милли, ее ненавязчивая, полная достоинства манера вести непринужденную беседу с политическими деятелями. Ему нравился ее острый, порой лукавый взгляд. Когда Милли улыбалась, она неуловимо напоминала ему Люси Фортас. В такие мгновения спазм волнения перехватывал дыхание, и генерал подолгу сидел перед телевизором, вызывая в памяти бесконечно дорогое ему лицо.
  Он теперь с ужасом думал, что его Милли могла не появиться на свет, если бы Люси уступила ему тогда, сделав аборт. Вмешалось ли провидение или принять решение помог инстинкт материнства, страх остаться одной? Содрогаясь от стыда к самому себе, он с неумолимой отчетливостью опытного в житейских делах человека представлял себе, каково же пришлось Люси, не имевшей достаточных средств, к тому же обремененной ребенком. Изучая папку, полученную от "Свирепого Билла", он узнал, что Люси вышла замуж за инженера Уэйбрича, когда Милли исполнилось семь лет. Он удочерил девочку, дал ей образование.
  "В сердце и памяти Милли всегда будет жить образ человека, заменившего ей отца. Такое никогда не забывается, - думал генерал. - Пусть память о покойном будет самой возвышенной и светлой. В отличие от инженера, не родного Милли по крови, у меня есть одно бесспорное преимущество: живые нужны живым".
  Эдвардс понимал, что ему предстоит трудный разговор с дочерью, готовился к нему, лелеял в душе надежду, что Милли, выслушав его исповедь, не отвергнет родного отца. Он сделает все возможное, чтобы обеспечить ей финансовую независимость, а также достойное положение в обществе. С нетерпением ожидал он свадьбы Милли. Как только ее супруг станет президентом, что, в общем-то, дело решённое, Милли удостоится звания первой леди государства. И тогда она, как первая среди равных, уверенно войдет в то общество, куда ее матери доступ был наглухо закрыт.
  Удивительная причуда многоликой, изменчивой судьбы, порой совершенно непредсказуемой даже для самого выдающегося ума...
  Зная, как в высшем свете оценивают нищих выскочек, Эдвардс незамедлительно привел в действие свой огромный капитал. Он приобрел роскошный особняк в престижном районе столицы, оформил на имя Милли Уэйбрич. Заново переписал завещание, по которому доля Милли составила двадцать пять миллионов фартингов в банковских счетах и ценных бумагах. Заверяя завещание, Эдвардс мстительно усмехнулся, представив разъяренные лица жены и старшей дочери, когда те узнают, какой жирный кусок наследства уплыл от них на сторону. Что ж, каждому свое. Часть денег он завещал своим слугам. После его смерти полковник Аксбергер и майор Говард должны были получить по сто тысяч фартингов.
  Не указав адреса отправителя, он послал чек на 30 тысяч фартингов родителям Кристи Олби. Последнее время его не покидали беспокойные раздумья о несчастной судьбе заблудшей куртизанки. В былые времена он никогда бы об этом не задумался. Генерал всегда неуклонно соблюдал четкие принципы своего родного детища - управления стратегической информации. При осуществлении любой операции свидетели, способные представить информацию враждебной стороне, ликвидировались. Кристи была обречена. В конторе Клайда ей давно уже вынесли смертный приговор. Слишком большую угрозу представляли ее свидетельские показания. И все же он не мог отделаться от нелепой мысли, что это может омрачить ему радость предстоящей встречи с Милли.
  "К старости я совсем размагнитился. Все, для работы я конченый человек" - размышлял генерал.
  До выхода в отставку ему оставалось три месяца. Предстояло осуществить еще несколько политических акций, закрепить за КУСИ лидирующее положение в системе спецслужб страны, помочь войти в курс дела новому директору управления, с которым у Эдварса быстро сложились дружеские отношения. Следовало подобрать себе достойную замену, позаботиться о своих любимцах полковнике Аксбергере и майоре Говарде. В разговоре с директором КУСИ генерал рекомендовал присмотреться к Говарду, предлагал назначить его руководителем группы политических акций. Эта работа требовала быстрой реакции, сметливого, отточенного ума. Он также советовал оставить Аксбергера на посту начальника контрразведки КУСИ.
  В мечтах он представлял себе, как бросит опостылевшую семью, поселится в особняке Милли. Он постарается не быть ей в тягость, не докучать капризами. Много ли старику надо? Только бы видеть и слышать близкого человека, чье присутствие радует и согревает. Иногда в бессонные ночи им овладевал беспричинный страх, что он может потерять Милли. В такие минуты он чувствовал себя беспомощным и опустошенным.
  
   -49-
  
  Когда Аксбергер позвонил в приемную Эдвардса, Люк объяснил, что генерал выехал в клинику и, вероятно, в управление уже не вернется. Ругнувшись про себя, "Свирепый Билл" набрал номер радиотелефона генеральской машины. Полковник назвал себя. Старший группы охраны ответил, что его превосходительство отбыл на процедуры.
  - Передайте господину генералу, что я должен сообщить ему экстренную информацию, - заявил полковник. - Буду выходить на связь с интервалом в двадцать минут.
  Три раза в неделю Эдвардс посещал клинику профессора Исмаила Фуада, где проходил курс лечебного массажа, иглотерапии, принимал снадобья, изготовленные по рецептам тибетской медицины. Клиника процветала. Отпрыск известной в Каире семьи потомственных врачей, Фуад практиковал в Лондоне, изучал секреты иглотерапии в Пекине, стажировался у тибетских лекарей. Особо уважаемым пациентам он лично делал массаж, в искусстве которого достиг высокой степени совершенства.
  Массируя спину генерала, Фуад рассуждал вслух:
  - Мои предки, древние египтяне, утверждали: зависть сжирает, злоба душит, ненависть испепеляет, отравляет кровь и, в конечном счете укорачивает годы. Доброта отдаляет приход смерти.
  - Легко творить добро, не имея врагов, - заметил Эдвардс, - Воистину только святой мог прожить Мафусаилов век и не стать жертвой чьих-то злых помыслов.
  - Аллах уберег его от дурного глаза и дела.
  - Аллах знает, кому помогать, - усмехнулся Эдвардс, кряхтя от удовольствия. Волшебные пальцы врача приятно разгоняли кровь по телу. - Наши мудрецы говорили: блажен тот, кто далек от дел. Скажи, Исмаил, насколько меня еще хватит?
  - Мои учителя считают, что больная душа губит тело, - признал Фуад. - Иглоукалывание вернет тебе, Генри, нормальный сон. Массаж, втирание тибетского бальзама снимут боль в суставах, очистят их от солей. Я восстановлю нормальную функцию желудка, но я всего лишь обычный смертный и не могу лечить души своих пациентов.
  Отдохнув после процедур, Эдвардс спустился к машине. Старший группы охраны доложил ему о звонке полковника Аксбергера. Генералу не пришлось долго ждать. Через три минуты "Свирепый Билл" вышел на связь. Переговорив, Эдвардс велел тому срочно возвращаться в столицу. Положив трубку, генерал уставился в лобовое стекло, осмысливая ситуацию.
  "Этот ничтожный Горфолло чуть было не спутал нам все карты. Поделом мне, старому дураку, что не пресек опасность в зародыше. Не учел, что в этой несчастной стране любой негодяй способен присвоить себе право распоряжаться чужой жизнью и смертью ..."
  Спохватившись, достал записную книжку, отыскал номер домашнего телефона Милли, позвонил. Некоторое время трубку никто не брал. У Эдвардса болезненно сжалось сердце. Затем услышал голос дочери и осторожно, словно уличенный в чем-то постыдном, положил трубку на рычаг.
  Вернувшись в управление, генерал дождался возвращения начальника контрразведки.
  - Что же ты так опростоволосился, Билли? - тихо спросил Эдвардс.
  Аксбергер только виновато развел руками.
  - Ладно. Не время разбираться. Ты абсолютно уверен, что этот негодяй скрывается на вилле своего дядюшки?
  - Так точно, ваше превосходительство.
  - Срочно собирай свою команду. Нанесёшь визит старому плуту Феруччо. Но это должно быть так исполнено, чтобы ни малейшее подозрение не пало на нашу контору. Предлог - месть старых врагов...
  К двадцати трем часам вилла верховного босса мафии была полностью блокирована оперативниками КУСИ. Технички подключились к телефонному кабелю. Раненый водитель, взбодренный возбуждающими средствами, позвонил патрону Горфолло из машины Аксбергера. Водитель назвал пароль и через некоторое время услышал голос Марио.
  - Это я, "Весельчак", - сказал водитель.
  - Расскажи что-нибудь смешное и сматывайся.
   - Дядю насмерть ужалила пчела, а мои два дружка так смеялись, что занемогли. Теперь спят, никак не добудишься.
  - Ступай, подкрепись стаканчиком виски, жди хороших вестей. - сказал Горфолло и повесил трубку.
  - Он дал понять, что сам меня разыщет, - пояснил водитель "Свирепому Биллу".
  По команде полковника группа захвата, перебросив через ограду трапы, проникла на территорию виллы. Молниеносно разоружив охранников Дона Феруччо, сотрудники полковника ринулись в многочисленные комнаты виллы на поиски Марио Горфолло. Вся операция заняла не более часа...
  По приказанию генерала трупы Марио Горфолло и "Весельчака" были доставлены в центральное отделение политической контрразведки. Утром Эдвардс позвонил своему протеже и давнему другу Томасу.
  - Генерал, прошу вас, успокойте общественность, встревоженную событиями в Колдуэлле, сообщите прессе, что ликвидирован опасный преступник Горфолло.
  - Ваше превосходительство, все будет исполнено, как вы того желаете. Руководимый мною аппарат политической контрразведки всегда готов сотрудничать с КУСИ на взаимовыгодной основе.
  
  
  Глава восьмая
   -50-
  
  Все время, пока Барни и Сэнди пребывали под крышей следственного изолятора, Лилиан оставалась в квартире одна. Еды хватило. Сэнди была предусмотрительной хозяйкой и запасла всего впрок. На деньги, что она оставила, Лилиан покупала хлеб и молоко. Арест Сэнди напугал девочку, живо напомнив ей тот страшный день, когда в дедушкин дом в Рестоне ворвались агенты полиции. Когда папу повели к выходу, он успел ей сказать: "Доченька, не верь тому, что услышишь. Твой отец невиновен".
  Её пугало одиночество. Но понемногу она освоилась и уже не вскакивала тревожно по ночам на каждый шорох, не понимая, что происходит, куда подавался Барни, почему арестовали тетушку Сэнди. Поразмыслив над всем случившимся, Лилиан решила написать президенту страны, напомнить ему про обещание помочь дочери журналиста Ричарда Кори. Бумагу и ручку она отыскала в письменном столе. Конверт с маркой купила в газетном киоске, сэкономив на пакете молока. Лилиан очень старалась. За эти три года, что она не посещала школу, почерк у нее окончательно испортился, буквы плясали вкривь и вкось. Пришлось дважды переписать письмо набело. Вот что у нее получилось:
  "Господин президент, я знаю, вы добрый и такой же забывчивый, как мой дедушка. Он все ужасно забывает, как маленький. Бабушка Салли говорит, что у него память, как затертая школьная резинка, но я не сержусь на дедушку, потому что он старенький. И на вас, господин президент, я ни капельки не сержусь за то, что вы до сих пор не помогли моему папе выбраться из этой противной тюрьмы, где живут всякие плохие люди. Помните, как мой самый лучший друг Барни говорил с вами обо мне. Если бы вы знали, какой Барни веселый и хороший парень, вы бы обязательно подружились. Вы не рассердитесь, господин президент, если я попрошу вас помочь теперь не только моему папе, но также отыскать Барни и вернуть его жену, тетушку Сэнди, которую арестовали и ударили по лицу. Ну, что вам стоит заступиться за нее и наказать тех, кто ее обидел. Хотите, я буду утром и вечером, даже по выходным дням, молиться за вас. Живите много, много лет".
  В конце письма она добавила: "Когда я вырасту, буду голосовать только за вас". На конверте Лилиан указала: "Глодстон, господину президенту от девочки Лилиан Кори, католички, девяти лет. А вместо обратного адреса уточнила: Сейчас я живу у моего друга Барни. Его тут все знают.
  Уверенная, что ей обязательно помогут, она опустила письмо в почтовый ящик, расположенный на углу улицы.
  
  - Подпишите бумагу о том, что у вас нет претензий к управлению политической контрразведки, и проваливайте на все четыре стороны, - заявил мусорщикам начальник следственного отдела.
  Покинув здание тюрьмы, они отправились по домам, договорившись встретиться на следующее утро в конторе господина Гендерсона.
  - Прощай, мундир, прощайте, полковничьи нашивки, - вздохнул Барни. - Теперь я понял изречение "Так проходит мирская слава".
  - Это из-за твоего паршивого языка наш отпуск прошел в гостях у фараонов, - буркнула Сэнди.
  На афишной тумбе красовался портрет хозяина Барни, Хью Гендерсона, избранного губернатором провинции.
  - Как добрый христианин и порядочный человек, он должен помнить обо мне, - сказал Барни.
  - Нужен ты ему, как собаке Библия, - хмыкнула Сэнди. - Меня больше беспокоит, как бы твоя бродяжка не обчистила нас.
  - Тот, кто видит в другом только плохое, сам способен на любую подлость, - вступился он за свою любимицу.
  К удивлению Сэнди, вся ее бижутерия, приобретенная в дни работы в ночном баре, оказалась на месте.
  Барни, улыбаясь, смотрел на Лилиан. Она захлопала в ладошки.
  - Вот видишь, он получил мое письмо и приказал всех отпустить.
  - О ком ты говоришь, девочка?
  - О господине президенте, о ком же еще! - воскликнула она. - Значит, и мой папа скоро вернется.
  - Конечно же, Лилиан, "отец нации" помнит о своих детях. Потерпи. Моя матушка часто повторяла: "Все хорошее приходит к тому, кто умеет ждать", - воскликнул Барни и поцеловал девочку.
  Убедившись, что с ребенком все в порядке, набрал номер Гендерсона.
  - Приемная губернатора, - раздался в трубке звучный голос.
  - Вас беспокоит Барни Кинг.
  - Кто вы? Представьтесь!
  - Старший мусорщик. Хочу поздравить хозяина с победой на выборах.
  - Если всякое ничтожество вздумает отвлекать губернатора по пустякам, тому не останется времени служить идеалам добра. Забудь этот телефон, идиот.
  Обескураженный Барни, опустив трубку, усмехнулся:
  - Молодец, правильно определил диагноз.
  На другой день, когда мусорщики прибыли в контору, управляющий объявил им, что господину Гендерсону не нужны работники с политическим душком. Их места заняты.
  - Но ведь мы ни в чем не виноваты, - взмолился Микеле. - Произошла ошибка.
  - В УПК по ошибке не попадают, - отрубил управляющий.
  - У Микеле на иждивении шесть душ, у Джима - четверо. Дети хотят есть. Я уверен, что господин Гендерсон не обречет их на голодание, - вмешался Барни.
  - Оставь свои дурацкие проповеди, Кинг, - недовольно отмахнулся управляющий. - Для тебя, как ветерана войны, хотели сделать исключение, но раз ты цепляешься за эту эмигрантскую шваль. Проваливайте все.
  - Лишить куска хлеба неповинных людей, значит, взять на себя ответственность перед богом. Я поговорю с хозяином.
  - Поторопись, он ждёт, не дождется, - рассмеялся управляющий.
  ...Барни второй час подряд прохаживался вблизи резиденции губернатора. Водители и полисмен, охраняющий доступ в резиденцию, настороженно посматривали в его сторону. Наконец появился Гендерсон в сопровождении секретаря и телохранителя.
  - Здравствуйте, господин губернатор, у меня к вам дело, - сказал Барни, поклонившись хозяину.
  Телохранитель, косясь на просителя, тренированным жестом распахнул дверь. Гендерсон, даже не соизволив повернуться в сторону Барни, сел в машину. Взревел мотор, в лицо Барни ударили вонючие выхлопные газы.
  - Эй, парень, ты чего здесь околачиваешься?
  - Пришел посмотреть на нового губернатора. Говорят, он добрый, богобоязненный человек.
  - Посмотрел, убедился? - прищурился полисмен.
  - Я от него в безумном восторге. Берегите нашего губернатора, господин полисмен, от дурного глаза, - бодро произнес Барии, понимая, что ему ничего другого не остается, как отправиться в контору за расчетом.
  - Пожалейте меня, я потерял работу, - заявил Барни с порога.
  - Я знала, что этим все кончится, - вздохнула Сэнди, потрясая пачкой счетов.- Придется, видно, мне выйти на панель. Дохлая работенка. Мужчины избалованы, они предпочитают несовершеннолетних потаскушек тридцатилетней кляче.
  - Сэнди, сбавь обороты. Девочке совершенно не нужно знать, чем ты намерена заняться. Не отчаивайся. Я найду работу, и все образуется.
  - А на какие средства ты думаешь содержать свою воспитанницу?
  Барни почесал подбородок, озабоченно развел руками.
  - Да, Лилиан, ничего не поделаешь, Сэнди права. Придется тебя отправить к бабушке Салли.
  - Я опять буду жить в этом ужасном автобусе? - прошептала она.
  - Потерпи, Лилиан, как только я найду работу, скоплю немного денег, мы с тетушкой Сэнди возьмём тебя к себе.
  - Если к тому времени мы все не протянем ноги, - буркнула Сэнди.
  Барни зарегистрировался на бирже труда, получил временное пособие. Его едва хватило, чтобы заплатить за квартиру, газ, электричество. Через неделю представитель телефонной компании известил их, что если они не погасят месячную задолженность, телефон будет отключен.
  Он часами простаивал в очереди на бирже, надеясь на счастливый случай. Но пока получал одни отказы.
  - Тридцать девять лет - критический возраст, - объяснил ему клерк по трудоустройству. - Найти приличную работу практически невозможно. Предпочтение отдают молодым.
  По совету клерка Барни обратился в комитет ветеранов войны с просьбой о трудоустройстве. Его вежливо приняли, обещали включить в списки ветеранов, остро нуждающихся в получении работы.
  
   -51-
  
  Увидев фотографию Милли на столе Эдвардса, Дик не на шутку встревожился. Было бы наивно полагать, что генерал ради праздного любопытства любуется хорошенькой мордашкой невесты сенатора Харпера. Скорей всего над ней навис колпак слежки. Будучи абсолютно уверенным, что телефон Милли прослушивается, он с опаской ждал ее звонка.
  Дик хорошо изучил характер Милли. Она противница всяческих полумер и обязательно найдет способ уведомить его о принятом ею решении обручиться с Харпером. Расчет оказался верным. Через несколько дней после приезда Говарда она позвонила. Не дав ей возможности развить разговор, он подчеркнуто вежливым тоном выразил сожаление, что девушка, вероятно, ошиблась номером, попросил ее впредь не беспокоить. В ту ночь Дик долго не мог уснуть, испытывая ощущение, будто бы наступил на горло собственной совести. Он ненавидел Милли за то, что она прельстилась сенатором, и в то же время постоянно думал о ней, желал ее. Он полюбил впервые в жизни, не предполагая, что это окажется так мучительно.
  Кажется, у нее осталась фотография, где они были запечатлены вдвоём. Следовало подумать, как избавиться от этой опасной улики.
  В последнее время Говарда настораживало странное поведение генерала. Он рассеянно слушал, брезгливо морщился, подписывая различные бумаги, которые майор приносил ему на утверждение. Лишил себя удовольствия подтрунивать над подчиненными, более того, перестал их распекать. Сразу стало заметно, что "Тигр КУСИ", некогда заставлявший трепетать всех и вся, одряхлел, утратив былую лютость. Открыто говорили, что генерал уходит в отставку. Ему пророчили неприятности за превышение власти, допущенные в работе просчеты. Дик не верил вымыслам, зная, что шеф сумеет постоять за себя, догадываясь, что тот располагает доступом к таким рычагам власти, существование которых стараются не афишировать. Никакая сила не смогла бы вышибить генерала из его кресла, разве что только смерть. И все же Говард больше, чем кто-либо в управлении, желал Эдвардсу ухода на покой. Должность референта давно уже тяготила и пугала. Удачно выкрутившись после операции "Ларчик Пандоры", он вновь подвергался опасности. Но ведь нельзя искушать судьбу дважды.
  В один из дней, когда Дик корпел над отработкой оперативной сводки, предназначенной для руководства КУСИ, Эдвардс пожелал его видеть.
  В кабинете генерала находился полковник Аксбергер. Говард давно уже понял, что "Свирепый Билл", фанатично преданный Эдвардсу - его доверенное лицо. С полковником у Дика сложились чисто служебные отношения без малейшего намека на дружеские симпатии.
  - Вы единственные сотрудники управления, которым я доверяю без колебаний, кого справедливо считаю своими лучшими друзьями. Именно это обстоятельство позволит мне обсудить с вами важнейшую государственную проблему, - несколько высокопарно начал генерал.
  Говард поразился перемене, произошедшей в нём. От прежней расслабленности не осталось и следа. Он вновь видел неукротимого властелина, готового сокрушить, уничтожить любого, кто встанет на его пути.
  - Билли в курсе событий. Это информация для тебя, Дик. Совершено покушение на сенатора Харпера. К счастью для всех нас, он только ранен. Факт покушения должен быть похоронен в этом кабинете.
  - Ваше превосходство, предполагается заговор или действовал террорист? - спросил Дик, стараясь скрыть радостное замешательство.
  - Преступник обезврежен, - строго сказал генерал. - Никогда не забегай вперед руководителя, Дик, иначе рискуешь выйти в отставку майором.
  - Виноват, ваше превосходительство.
  - В настоящее время состояние здоровья Харпера не позволяет ему принять участие в предвыборном турне по городам страны, - продолжил генерал. - Отсюда дилемма: выбыть ему из борьбы или продолжить её.
  Эдвардс внимательно посмотрел на референта, словно тот имел какое-то отношение к заговору против сенатора.
  - Хочу, чтобы вы знали подоплеку проблемы, - пояснил генерал. - Харпера поддерживают самые влиятельные круги делового мира. Я также считаю его наиболее достойным претендентом на пост президента страны. Помогая сенатору, мы тем самым укрепляем позиции КУСИ. Не сомневаюсь, что ваше личное участие будет отмечено надлежащим образом. Я надеюсь, что вы не имеете оснований упрекать меня в пустословии.
  Аксбергер отчаянно замотал головой. Дик, деликатно промолчал.
  - "Понимающий, да помнит", - усмехнулся генерал. - Теперь о деле. Просчитав все варианты, я пришел к выводу, что нам следует запустить в игру двойника сенатора.
  - Боюсь, что мы не сумеем в такой короткий срок найти подходящую кандидатуру, - озабоченно откликнулся "Свирепый Билл".
  Генерал подмигнул майору.
  - Следует отдать должное наблюдательности Дика. - сказал он и протянул Аксбергеру две фотографии. - Взгляни, Билли, что скажешь?
  - Вообще-то сходство заметно, - пожал плечами полковник.
  - Подрисуй усы двойнику, чуть измени форму носа, - нетерпеливо произнес Эдвардс, передав Аксбергеру карандаш.
  - Непостижимо! У них даже залысины одинаковые, - пробормотал изумленный гигант.
  "Вот она, насмешливая гримаса судьбы: своими руками вытаскивать из дерьма подлеца Харпера", - с горечью подумал Говард.
  - Я жду твоих предложений, Дик, - сказал генерал. - Ты чем-то расстроен или витаешь в облаках?
  - О, нет, ваше превосходительство, я предвкушаю встречу со своим подопечным. Считаю необходимым привлечь опытного косметолога. Двойника может выдать шрам на лбу. Следует также обратить внимание на различие в голосе. При небольшой тренировке это можно устранить.
  Говард поймал неприязненный взгляд "Свирепого Билла". Его задевало, что шеф уделяет майору больше внимания.
  - Итак, друзья мои, если нет возражений, мы приступим к операции, которую я условно назвал "Подмена". Надеюсь, каждый из нас осознал ответственность этого момента. Встаньте, господа, пожмите друг другу руки. Действуйте расчетливо и дружно. Помните, как сказано у Екклесиаста: "И нитка, втрое скрученная, не скоро порвется".
  Говард, почувствовав стальную схватку пожатия "Свирепого Билла", заставил себя приветливо ему улыбнуться.
  Генерал протянул референту чековую книжку.
  - Поезжай в Норфорт, Дик, уговори Барни прибыть в столицу. Сумму гонорара не оговаривай. Можешь выдать аванс, но, полагаю, не более десяти тысяч фартингов. Ступай и дерзай.
  - Теперь предстоит не менее трудная задача: уговорить Харпера пойти на этот шаг, - сказал генерал Аксбергеру после ухода майора Говарда. - Подготовь наш отъезд, Билли.
  Накануне отлета генерала в Рестон, ему позвонил директор политической контрразведки Томас, попросил его принять.
  - Дело безотлагательное? - осведомился Эдвардс.
  - Да, ваше превосходительство, и к тому же конфиденциальное.
  Эдвардс усмехнулся привычке своего бывшего подчиненного выражаться канцелярским стилем.
  - В таком случае приезжайте немедленно.
  Томас не заставил себя долго ждать.
  - Благодарю вас, друг мой, что не забываете старика. Как ваши успехи на поприще политического сыска?
  - Я признателен вашему превосходительству за все, что для меня сделали. Осваиваюсь, корчую корни Клайда.
  - Не выпускайте из виду гадюку, притаившуюся в траве, - иносказательно, но вполне понятно объяснил генерал. - Во всех своих начинаниях, Томас, вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку. Выкладывайте, что там у вас стряслось?
  - Ваше превосходительство, вчера я получил донесение из Норфорта от начальника отдела сбора информации из неофициальных источников.
  - Это имеет какое-то отношение ко мне?
  - Да, ваше превосходительство. Некий подполковник Фрезер, будучи в гостях у своей любовницы, заявил ей, что пользуется вашим особым покровительством. Он намекал, что осуществлял под вашим руководством одно деликатное дельце, повергшее в прах всех врагов КУСИ.
  Генерал, перелистывая журнал записей, беззвучно смеялся.
  - Я счёл своим долгом известить вас, - не ожидая такой реакции Эдвардса, растерянно пробормотал Томас.
  Наконец Эдвардс нашел нужную запись:
  "Подполковник Фрезер, начальник отдела тайных операций. Повысить в должности и звании!!"
  - Его любовница не доложила, что он имел в виду под деликатным дельцем? - спросил генерал, испытующе посмотрел на Томаса.
  - Ваше превосходительство, неужели вы полагаете, что я неискренен по отношению к вам?
  - Бога ради, Томас! Если не верить настоящему другу, то кому же тогда верить? Спасибо, что предупредили. Мы недавно перевели этого сотрудника на ступеньку выше, совершенно не подозревая, что он склонен к мании величия. Впрочем, при нынешних темпах работы недолго и свихнуться. Не удивляйтесь, если вдруг из ваших неофициальных источников поступит донесение, что я готовлю заговор с целью свержения нашей испытанной демократии. Советую рапорт и донесение агента уничтожить. Не следует питать злословие последышей Клайда.
  Томас достал сложенные вдвое бумаги и протянул их генералу.
  - Я решил это сделать в вашем присутствии.
  Эдвардс небрежно просмотрел бумаги и вернул их собеседнику. Тот, изорвав их в клочья, вышвырнул в урну.
  - Всего вам доброго, друг мой. Звоните, навещайте меня без приглашения, - напутствовал генерал директора УПК, провожая высокого гостя к выходу из приемной.
  Оставшись один, генерал задумался: "Тщетна наша мудрость, если в серьезном деле доверяешься никчемным, хвастливым людям. Это моя промашка. Я подключил Фрезера в помощь Дику. Нельзя запрягать в одну упряжку коня и осла". Он снял телефонную трубку, набрал номер, услышав знакомый ему голос, приказал:
  - Джо, есть работа. Предложи подполковнику Фрезеру из Норфортского филиала третий вариант убытия. Исполнение срочное.
  Эдвардс взглянул на часы. Через несколько минут должен был появиться Аксбергер. "Что дурно добыто, то дурно и расточится", - произнес генерал, перечеркивая запись в журнале текущих заданий.
  
   -52-
  
  Сенатору Харперу снилось, будто он бродит по берегу мертвого озера. Кругом, куда ни кинь глазом, бурая, потрескавшаяся земля, кое - где осиротело торчат чахлые деревца. Редкие листья почернели. Поверхность озера отливает бурым цветом. Лучи заходящего солнца, коснувшись застывшей глади, окрашивают её в алый цвет. Задыхаясь от зловонных испарений, Харпер торопливо шагал к поселку. Металлический щит возле обочины гласил: "Территория является собственностью фирмы "Фрэнсис-Ллойд". Владелец - Харпер". Над корпусами цехов повисло густое облако оранжевой пыли. Он направился в сторону поселка, поражаясь странной тишине. Двери домов распахнуты, но людей не видно. Поселок вымер.
  - Есть тут кто-нибудь?- во весь голос закричал сенатор.
  Он проснулся от этого крика и острой боли под левой лопаткой. Казалось, что в сердце впилась раскаленная игла. Харпер мучительно застонал. Вспыхнул свет, врач, склонившись над сенатором, сделал ему укол.
  - Что это было, док? - прошептал Харпер, чувствуя, как стихает боль.
  - Спазм сердечных сосудов. Закономерное следствие нервного стресса. Постарайтесь не волноваться, расслабьтесь, ни о чем не думайте.
  Он протянул мензурку с питьём. Вскоре Харпер заснул глубоким сном. Утром самочувствие сенатора несколько улучшилось, он велел позвать Тони. Служанка, всхлипнув, опустила голову.
  - Тони погиб, - сообщил врач, отправив служанку.
  - Ещё одним другом стало меньше, - прошептал Харпер.
  - Отрицательные эмоции вам вредны. Постарайтесь сосредоточить внимание на приятных вещах.
  - Док, сколько мне ещё придется валяться в постели?
  - Постельный режим продлится месяц. Затем курорт, комплекс оздоровительных мероприятий. Буду откровенен, ваше сердце меня тревожит.
  - Черт возьми, через две недели я должен твердо стоять на ногах.
  - А если в разгар выступления откроется кровотечение или прихватит сердечный спазм?
  - Это будет отвратительное зрелище. Политический деятель обязан выглядеть здоровым. Надеюсь, вы не лишите меня необходимости просматривать прессу, пользоваться телефоном?
  - Вынужден идти на уступки при условии, что вы не станете нервничать по любому поводу. Обещаете?
  - Клянусь Гиппократом, - отозвался Харпер.
  Врач перенес телефонный аппарат в спальню, подключил его в сеть. Первым позвонил председатель национальной партии консерваторов, осведомился, как идет подготовка к предвыборному турне, пожелал успеха. Вскоре раздался звонок профессора Шустера, руководителя группы политических советников и консультантов. Он сообщил, что выслал примерный сценарий предстоящего диспута с претендентом от партии либералов, просил уточнить день встречи. Позвонила Милли, сказала, что у неё появилась возможность приехать к нему на пару дней. Он, стыдясь своей беспомощности, увёл разговор в другое русло. Договорились встретиться в столице.
  "Я оказался в нелепейшем положении, - рассуждал сенатор, обдумывая ситуацию. - Отказаться от рекламного турне по городам страны - значит, подарить выигрышный шанс кандидату либералов Уилксону. Возможен другой вариант: Прайс, убедившись в том, что я не смогу участвовать в борьбе, поставит на сенатора Дадла. Правила игры суровы. Загнанную лошадь заменят свежей. Если это случится, то не следует в дальнейшем рассчитывать на благосклонность друзей банкира. Меня спишут в архив, как неудачника. Неужели все пойдет прахом после стольких трудов и унижений? Никогда еще я не был так близок к исполнению своей мечты..."
  Эта мечта была путеводной звездой всей его жизни. Он ещё в десятилетнем возрасте внушил себе, что будет президентом. Отец - скромный банковский кассир Харпер, - никак не мог взять в толк, почему это в голову его единственного, горячо любимого отпрыска Гарольда втемяшилось явно несбыточное желание. Об этом Гарольд даже заявил в классе на уроке истории. Все разразились смехом.
  - Ты, конечно, пошутил, - спросил учитель, не ожидавший, что серьезный, исполнительный мальчик, каковым он всегда считал Харпера, способен на подобное утверждение.
  - Я не люблю обещать попусту, господин учитель, - произнес побледневший от волнения Гарольд.
  И такая не детская уверенность прозвучала в его голосе, что учитель, смутившись, подошел к нему, пожал руку, как взрослому.
  А однажды, в канун Рождества, мальчика на улице остановил настойчивый звук автомобильного клаксона. Приоткрыв дверцу роскошного "Кадиллака", местный богач-скотопромышленник подозвал Гарольда. Из-за плеча отца выглядывала лукавая физиономия однокашника, прозванного Чарли-Лисенок. Гарольд поздоровался.
  - Ты тот самый парень, что решил стать президентом? - спросил отец "Лисенка".
  Гарольд с достоинством кивнул.
  Скотопромышленник достал бумажник и протянул ему банкноту:
  - Возьми, малыш, когда станешь главой государства, не забывай земляков.
  Банкнота достоинством в пятьдесят фартингов была для мальчика огромным состоянием. Подавив соблазн взять ее, он вежливо ответит:
  - Спасибо, но мой отец запретил мне брать деньги в долг.
  - Бери деньги, дурачок, я тебе их дарю.
  - Папа, брось бумажку на тротуар, пусть эта вонючка её поднимет, - воскликнул "Лисенок", нисколько не сомневаясь, что его однокашник клюнет на эту приманку.
  Гарольд ушел, не оглядываясь. С тех пор прошло много лет. Харпер стал сенатором. Чарли, унаследовав дело отца, пустился в рискованную авантюру. Расплачиваясь с кредитором, подделал чек и угодил в тюрьму.
  Задумавшись, сенатор не заметил, как в спальню вошли Аксбергер и пожилой, седой мужчина. Полковник негромко кашлянул. Харпер вздрогнул, но, увидев знакомое лицо, улыбнулся.
  - О, Билли, пропащая душа, ты все же соизволил появиться?
  - Мой шеф, генерал Эдвардс, - почтительно произнес "Свирепый Билл" и, представив своего спутника, вышел, плотно закрыв дверь.
  Харпер был осведомлен о личности генерала, хотя не принимал всерьез информацию сплетников из высшего света, будто бы Эдвардс - обладатель сказочного состояния и обширной картотеки досье на влиятельных людей общества. Официально они не знакомились, но Харпер знал, что генерал - постоянный член клуба "666", куда имели доступ немногие. После победы на съезде партии Харпер получил приглашение от председателя правления клуба оформить членство.
  - Прошу извинить, генерал, что не могу оказать вам достойного приема, - виновато развел руками Харпер.
  Эдвардс достал из объемистого портфеля несколько снимков.
  - Гангстер Горфолло мертв. Всех его сообщников постигла та же участь. Простите меня, сенатор, что я раньше не принял особых мер по обеспечению вашей безопасности.
  Харпер с любопытством взглянул на снимок, запечатлевший поверженного врага, благодарно кивнул.
  - Это я во всем виноват, ваше превосходительство, не принимал всерьез советы старшего группы охраны. Он погиб, спасая мою жизнь. Я хочу оказать его семье финансовую помощь.
  - Это лишний раз укрепит моё мнение о вас, как благородном человеке, - мягко улыбнулся Эдвардс. - Теперь о цели визита. Прошу поверить мне вовсе не потому, что я близкий друг Аллена Прайса. Вы - будущий супруг моей дочери, а её судьба мне далеко не безразлична. Да, сенатор, Милли Уэйбрич - сладкий грех моей молодости и отрада старости.
  Он показал сенатору копию акта завещания, дарственную на особняк.
  - Я решил официально объявить о своем отцовстве в день вашей свадьбы. Уверен, что Милли сумеет блеснуть в высшем обществе. Порукой тому ее очаровательная внешность, блестящий ум и миллионы отца.
  Ошеломленный услышанным, Харпер устало опустился на подушку.
  - Я утомил вас? - заботливо спросил генерал.
  - После ранения меня иногда одолевает слабость. Не обращайте внимания. Я слушаю вас.
  - Так получилось, что все эти годы Милли жила без отцовской поддержки. Она вправе оттолкнуть меня. В таком случае я рискую оказаться в смешном положении, что для меня равносильно смерти. Надеюсь, вы поможете нашему сближению?
  - Как будущий супруг Милли, я обещаю вам, что сделаю всё от меня зависящее.
  - Спасибо, Гарольд, спасибо, - растроганно произнёс генерал. - Теперь давай обсудим одно дельное предложение.
  - Заманчивая, но, увы, несбыточная идея, - вздохнул Харпер, выслушав генерала. - Мне бы не хотелось посвящать в эту историю Милли. Она изъявила желание сопровождать меня в поездках по стране.
  - Это не препятствие, - возразил генерал. - Мы отправим её на две недели в Женеву осветить работу комиссии Министерства иностранных дел на международных переговорах. Она не сможет отказаться.
  - Мой главный политический консультант, профессор Шустер, легко распознает подмену, - аргументировал Харпер.
  - Вполне обойдемся без услуг Шустера. Подберем специалиста, который не общался с тобой. Согласись, Гарольд, что другой такой случай не предвидится. Если ты снимешь свою кандидатуру, я вряд ли доживу до следующих выборов, - убеждал Эдвардс.
  - Но рано или поздно это откроется?
  - Тайна обеспечена. Я все беру на себя. Решайся.
  "Эдвардс прав. Это шанс судьбы. Она благоволит ко мне, - подумал Харпер. - Надо бороться до победы".
  Он вспомнил свой недавний визит в "Страну грез", беседу с Прайсом, напутствие банкира: "Будьте ,уверены в нас. Мы расчистим вам путь".
  - Я всецело полагаюсь на вас, - согласился сенатор.
  Договорившись с Харпером, Эдвардс в тот же день вернулся в столицу.
  
   -54-
  
  Получив задание генерала, Дик, не мешкая, позвонил в Норфорт подполковнику Фрезеру, помогавшему ему в проведении операции "Ларчик Пандоры", поздравил его с продвижением по службе. Из приказа по управлению Говард уже знал об этом. Следует отдать должное Эдвардсу, его обязательность - выше всяческих похвал. Дик намекнул, что прибудет в Норфорт сугубо по личному делу, и спросил у Фрезера, можно ли рассчитывать на содействие. Тот, не колеблясь, ответил положительно.
  Утром майор из Норфортского аэропорта позвонил приятелю. Телефон не ответил. Он тотчас связался с дежурным филиала КУСИ, сообщив тому, что необходимо срочно повидаться с подполковником Фрезером.
  - Это исключено. Он скончался, - ответил дежурный.
  Пришлось воспользоваться такси.
  - Мы уже доложили руководству о том, что мой заместитель застрелился, - известил референта Эдвардса начальник Норфортского филиала.
  - Когда это случилось?
  - Экспертиза показала, что смерть наступила в промежутке между десятью и одиннадцатью вечера. Вы прибыли расследовать эту историю?
  - Жаль, что Фрезер решился на это, - задумчиво произнес Говард, чувствуя напряженность в голосе начальника.
  - Уверен, он запутался в своих личных делах. Не нашел иного выхода, как обрубить узел одним махом.
  Решив, что майор прибыл в Норфорт по поручению руководства, он усиленно пытался внушить ему, что целиком придерживается версии о самоубийстве заместителя. Они еще немного поболтали, затем Дик, попросил предоставить в его распоряжение машину. От услуг водителя он отказался.
  Перед тем, как приступить к обработке Барни, он решил съездить на квартиру Фрезера. В самоубийство подполковника он поверил не больше, чем в бессмертие собственной души. Сутки назад, когда они беседовали по телефону, голос у Фрезера был бодрый, уверенный. Буквально, через некоторое время, у подполковника вдруг возникло нестерпимое желание покончить счеты с жизнью? Тут было явно что-то не так.
  В цветочном магазине Дик купил букет бледно-лиловых ирисов.
  Гроб, усыпанный цветами, стоял в гостиной. Возле него находились заплаканные жена и дочь подполковника, какая-то пожилая чета, по всей видимости, родители. Пройдя к гробу, чтобы возложить ирисы, майор наклонился и заметил на правом виске покойного, замаскированную цветами, присыпанную пудрой рану от входного отверстия пули.
  Дику было известно, что Фрезер левша. Следовательно, ему удобнее было бы дырявить себе левый висок.
  Гибель Фрезера подтвердила худшие опасения Говарда. Следующий выстрел предназначался ему. Возможно, не случись этой истории с Харпером, он мог бы рассчитывать на благосклонность генерала. Теперь этот шанс полностью исключен. Эдвардс поднимет Харпера на щит. Эти два хищника всегда сумеют сговориться. А всех свидетелей и участников операции "Подмена" уберут по классическим канонам КУСИ, так, что ни один прокурор не подкопается. Два года совместной работы с генералом многому научили Дика. Что ж, посмотрим, кто кого переиграет...
  Чертовски надоело быть исполнителем и постоянной мишенью. Почему бы этим господам ни уступить ему местечко в зоне для престижных смертных, куда не заглядывают убийцы типа Джо? Господи, только бы удачно завершить операцию "Подмена"! Надо сделать все возможное, чтобы Харпер занял президентское место. Тогда, обладая неопровержимыми уликами, можно будет прижать его к стенке, выдвинуть одним из главных условий уход на покой генерала Эдвардса. Харпер вынужден будет принять эти условия. Досье обойдется ему в кругленькую сумму.
  Поразмыслив, он решил привлечь Милли в качестве посредницы.
  В операции, которую он условно назвал "Бумеранг", значительное место отводилось журналисту Ричарду Кори. Он был нужен Дику, как свидетель преступления, пострадавший от произвола сенатора. В таком серьезном и щекотливом деле, какое затеял майор, трудно обойтись без надежного помощника и талантливого журналиста. Говард решил подключить все связи генерала, чтобы вытащить журналиста из тюрьмы.
  Он отдавал себе отчёт, что в сравнении с Харпером и его шефом, кто решили одурачить миллионы, он всё же мелкая рыбёшка. Малейший промах мог стоить жизни. Но не играть было столь же опасно, и выигрыш был слишком заманчив, чтобы игнорировать его...
  Наметив программу действий, он почувствовал себя значительно увереннее. Не теряя времени, позвонил Барни. Трубку подняла Сэнди. Она сообщила, что Барни должен скоро подойти и спросила:
  - Кто вы? Мне ваш голос не знаком.
  Он представился страховым агентам, давним приятелем Барни.
  - Помогите ему найти постоянную работу, - попросила она. - Приятелей много, а толку от них мало.
  - Ему как ветерану, награжденному медалью, местные власти обязаны помочь в трудоустройстве.
  - На...ть на эту побрякушку, - со злостью подчеркнула она. - Ее даже в ломбарде не принимают в залог. Разве в этом дешёвом мире существует порядочность?
  Сообразив, что женщина пьяна, он прервал разговор.
  "Потеря работы сделает Барни сговорчивее, - подумал Дик. - В его нынешнем положении и черту заложишь душу без особых колебаний".
  ...Ждать пришлось недолго. Вскоре показался Барни. Он шел, опустив голову, о чем-то задумавшись. Когда он поравнялся с машиной, Говард окликнул:
  - Добрый день, господин Кинг! Вот так встреча!
  Мусорщик рассеянно кивнул, недоуменно пожал плечами.
  - Нехорошо забывать друзей, господин Кинг.
  Он пристально посмотрел на него, широко улыбнулся.
  - Господин Ренсом, мой добрый попутчик. Видно, и вас доконал проклятый энергетический кризис. Решили сменить "Ягуар" на эту колымагу?
  - "Ягуар" в Глодстоне. Машину я взял напрокат.
  - Значит, у вас все в порядке, господин Ренсом? По-прежнему страхуете все движимое и недвижимое?
  - Всех и вся, кроме невинности и бессмертия. Ты-то как поживаешь? По глазам вижу, что бедствуешь.
  - Напротив, процветаю.
  - Вот что, богач, поехали в одно уютное местечко.
  - Что мы там будем делать, господин Ренсом?
  - Обсудим одно выгодное для тебя дельце.
  - Вы хотите предложить мне работу? - тихо спросил Кинг.
  - Настоящие друзья всегда познаются в беде, иначе люди разучатся помогать друг другу.
  Дик привёз его в уютный ресторанчик, где кормят вкусно, созданы все условия для тихой, приятной беседы. Хозяин заведения, пожилой грек, мрачно смотрел в окно на соседнюю пиццерию.
  - Как вам нравится? Эти мошенники повесили новую вывеску: "Здесь кормят с выдумкой". А старого ресторатора не обманешь. Их прогорклая пицца воняет сапожным кремом.
  - Закажите и себе новую вывеску, не хуже чем у соседей, - сочувственно кивнул Барни.
  - Вы хотите, чтобы я сменил замечательную вывеску: "Вкусная греческая кухня"?
  - Но ведь у них кормят с выдумкой, - констатировал Барни.
  - Ничего не поделаешь, людям нравится, когда их обманывают.
  Барни заметил смуглолицую официантку с бутылкой оливкового масла в руке. Его вдруг осенило.
  - У них кормят с выдумкой, зато у вас с маслом, - воскликнул он.
  - С маслом, - задумчиво повторил ресторатор, нервно похлопал в ладони, рассмеялся. - Клянусь своей жизнью, ты правильно заметил! Что может быть приятней натурального греческого масла. Так и напишем!
  На радостях, что он переплюнет конкурентов, хозяин лично накрыл гостям стол и презентовал от своего имени графинчик розового вина.
  - Это добрый знак, господин Ренсом, - сказал Барни. - Ваш приезд принесёт мне удачу.
  "Если бы только он мог предположить, в какую авантюру я собираюсь его втравить", - усмехнулся Говард и, дождавшись, когда подадут десерт, начал задушевный разговор с вспоминания о их первой встрече.
  - Поверь, Барни, мне крайне неприятно, что президент, пообещав облегчить судьбу Ричарда Кори, ничего не предпринял для пересмотра дела.
  - Сдается, вам сам дьявол нашептывает, господин Ренсом! - удивленно пробормотал тот. - Откуда вы пронюхали о моем разговоре с президентом?
  - Обычная процедура. Прежде чем принять человека на работу, любая фирма имеет право узнать всю его подноготную. Если ты еще желаешь помочь Лилиан, считай, что у тебя появился весомый шанс.
  - Что я должен для этого сделать? - не задумываясь, спросил он.
  Дик мысленно похвалил себя за правильно избранную тактику.
  - Есть одна серьезная работёнка по твоим зубам, Барни. Суть ее такова, на пару месяцев подменить заболевшего политического деятеля, выступать от его имени с речами, встречаться с избирателями. Справишься?
  - Что тут мудреного. Речи произносить гораздо легче, чем таскать мешки с мусором. Но неужели на мне свет клином сошелся?
  - Кроме тебя, нам никто не подойдет.
  - Я грешным делом подумал, что вы мне можете предложить постоянное место, - разочарованно вздохнул он.
  - Пусть тебя не смущает, что работа временная, - пояснил Дик. - Полагаю, что гонорар в пределах нескольких десятков тысяч фартингов тебе не покажется обременительным.
  - Такие деньги мне никогда не снились...
  - Чему ты так удивился? Труд политического деятеля оплачивается намного дороже, чем работа мусорщика.
  - И те, и другие копаются в дерьме, а вот платят всем по- разному, - усмехнулся Барни. - Объясните, господин Ренсом, какое отношение имеет моя будущая работа к отцу Лилиан?
  - Если ты выдвинешь как непременное условие твоего сотрудничества с нашей фирмой освобождение Ричарда Кори, мой шеф добьется этого.
  - И сделает то, что оказалось не по зубам президенту? - насмешливо уточнил Барни. - Я согласен, но где гарантия, что вы не обманете?
  Майор протянул ему чек на сумму восемь тысяч фартингов, а также две тысячи в казначейских билетах.
  Только сейчас Барни понял, что разговор принимает серьезный оборот.
  - Выходит, это мне, как задаток?
  - Когда будешь ставить шефу условия, не вздумай ссылаться на меня.
  - Конечно, господин Ренсом, вы ведь это делаете от чистого сердца, жалея крошку Лилиан.
  Дик протянул ему листок бумаги из своей записной книжки, автоматическую ручку, попросил написать расписку о получении задатка.
  - Так положено, - объяснил он, - а вдруг меня заподозрят в мошенничестве или присвоении подотчетной суммы.
  - Когда следует приступить к работе?
  - Сегодня же выезжаем в Глодстон. Если хочешь, оставь часть денег Сэнди. Скажи, что подвернулась работа в столице, но не вздумай раскрывать ей карты. Этим ты погубишь все дело и не сможешь помочь Лилиан.
  - Не беспокойтесь, я знаю, что сказать своей подружке.
  ...Перед вылетом в Глодстон Говард позвонил генералу. В аэропорту их встретили двое сотрудников "Свирепого Билла". На их машине они прибыли на одну из конспиративных баз контрразведки КУСИ.
  Дальше события развивались в бурном темпе. Прибыл Эдвардс. Он более двух часов беседовал с Барни с глазу на глаз. Затем шеф соизволил проконсультироваться с референтом.
  - Твой протеже произвел на меня отличное впечатление, - сказал генерал. - Держится непринужденно, словно мы с ним завсегдатаи одного клуба. Он принял аванс?
  Дик протянул расписку Барни. Генерал спрятал ее и сказал:
  - Сей славный мусорщик, выдвинул одно непременное условие: освободить из тюрьмы Конг-Лич журналиста Ричарда Кори. Ты что-нибудь слышал об их взаимоотношениях?
  - Да, ваше превосходительство. Они в глаза не видели друг друга.
  - Что за тайны Мадридского двора? - нахмурился генерал.
  Дик объяснил генералу, что связывает Ричарда Кори с Барни, какое место в жизни Барни занимает дочь журналиста Лилиан, но ни одним оловом не обмолвился о точках пересечения судеб Кори и сенатора Харпера.
  - Истинное благородство выше всяческих похвал, - одобрительно кивнул генерал. - Задал твой мусорщик нам работу. Легче верблюду пройти в игольное ушко, чем вытащить узника из тюрьмы Конг-Лич.
  - У вас прекрасные отношения о заместителем министра юстиции, - подсказал Дик. - Подготовим бумагу, что этот Кори согласился участвовать в наших научных исследованиях. Дескать, эта работа связана с безопасностью страны и разработкой особо секретного оружия. А потом привлечем к психологической обработке журналиста его дочь. Присутствие девочки заставит отца поверить в их добрые намерения.
  - Пусть будет так, раз нет другого выхода, - согласился Эдвардс. - Жаль, что условия игры не позволят нам быть благородными до конца.
  Дик понимающе кивнул, спокойно выдержав тяжёлый взгляд генерала.
  
   -56-
  
  Харпера и его лечащего врача доставили в Глодстон на вертолете управления КУСИ. Здоровье сенатора пока оставляло желать лучшего. Приступы сердечной недостаточности сменялись слабостью.
  В те часы, когда Харпер чувствовал себя вполне удовлетворительно, он консультировал Барни, учил своего двойника в точности повторять факсимиле, строго следил, как тот усваивает жесты, мимику, знакомые зрителям по выступлениям сенатора. Наконец, пришло время контрольного испытания. Барни появился перед группой ведущих консультантов - профессоров экономики, права, политики - и встреча прошла успешно.
  Эдвардс строжайшим образом запретил Барни болтать лишнее. В течение всего подготовительного периода он лично принимал у него зачеты по правилам хорошего тона, обучал манерам джентльмена из высшего общества. Харпер в популярной форме изложил своему двойнику основы внутренней и внешней политики правительства. Генерал в общих чертах объяснил ему структуру всех спецслужб в стране. В целях расширения кругозора Барни было ведено прочитать все последние бюллетени министерств юстиции, обороны, госдепартамента, пресс-службы президентского дворца, экономические вестники министерства финансов, ознакомиться со статьями ведущих экономистов, финансистов, политиков. Рабочий день двойника был уплотнен до предела. На сон отводилось не более четырех часов.
  Эдвардс, имевший выход на статс-секретаря президента по вопросам печати, радио и телевидения, добился того, что Милли Уэйбрич была направлена в Женеву для освещения работы совещания по ограничению стратегического ядерного оружия.
  Легко устранил Эдвардс и реальную опасность в лице профессора Шустера. Тот долгое время общался с Харпером и легко мог бы разоблачить двойника. После нескольких телефонных угроз и попытки взрыва автомобиля, профессор позвонил Харперу и заявил ему, что снимает с себя полномочия руководителя избирательной кампании. Испугавшись за свою жизнь, профессор поспешил вылететь на Багамские острова, где надеялся спокойно дождаться финала президентских выборов. Информация о мотивах, заставивших профессора покинуть страну, все же просочилась в несколько крупных газет и журналов. По личному указанию Эдвардса журналисты, сотрудничавшие о КУСИ, обрушили на читателей серию статей, в которых доказывали, что в стране имеются скрытые силы, не желающие видеть энергичного, конструктивно мыслящего сенатора на посту главы государства. Этот рекламный трюк, запущенный старым разведчиком, создал Харперу ореол политического борца с ретроградами и бюрократами.
  На пост политического руководителя пригласили популярного профессора экономики и права Гордона Смайлса. Его знакомство с Барни произошло в самом фешенебельном столичном отеле. Вскоре они приняли участие в традиционной пресс-конференции, организованной в большом зале публичной библиотеки. Харпер и Эдвардс следили за выступлением своего воспитанника по телевизору.
  Барни держался уверенно, удачно использовал несколько любимых выражений сенатора. Он даже отважился ввернуть пару библейских афоризмов из лексикона генерала. Пресс-конференция близилась к завершению, когда задал вопрос корреспондент газеты "Колдуэлл-сан":
  - Скажите, сенатор, как вы расцениваете кровавые события в Рестоне? Люди справедливо требуют от правительства предоставить им надежные гарантии безопасности.
  Эдвардс и Харпер тревожно переглянулись. Двойник не был посвящён в подоплеку событий, имевших место в Рестоне.
  Однако Барни с честью вышел из сложного положения, переведя разговор на злободневную тему ограничения продажи стрелкового оружия.
  - На северо-востоке Айтеники любят повторять: "Господь Бог создал человека, но лишь револьвер сделал его по-настоящему свободным", - рассуждал оратор. - На юго-западе бытует поговорка: "Хорош тот револьвер, который не дает осечки". В стране накоплено столько личного оружия, что мы можем перестрелять друг друга в считанные минуты.
  - Сенатор, вы хотите решить проблему, которая оказалась не по зубам всем президентам страны за истекшие сто лет. Смотрите, не переоцените свои силы, - выкрикнул кто-то из зала.
  - Айтениканцы - горячий народ. Лишить их права защищать свою репутацию с помощью оружия, значит, обратить их в рабство, - горячо заговорил корреспондент журнала "Мой безотказный, добрый винчестер". - Право свободной торговли оружием свято и незыблемо.
  - Дельная мысль, - подхватил Барни. - Сам Господь Бог не решится нарушить это право. У меня есть предложение, которое устроит как продавцов оружия, так и покупателей.
  - Вы, конечно, имеете в виду применение высоких пошлин на продажу оружия? - спросил, волнуясь, корреспондент.
  - Это поможет, как мертвому горчичник, - загадочно улыбнулся Барни. - Напротив, я сторонник свободной продажи оружия. Вся штука заключается в следующем: оружие продают частные компании, а вот приобретение патронов следует отнести к монополии государства.
  - Но ведь государство будет заинтересовано продавать патроны по высокой цене! - возразил корреспондент столичного еженедельника.
  - Тем лучше. Пусть их покупают только в случае крайней необходимости.
  - В этом есть рациональное зерно, - поддержала кандидата в президенты большая часть журналистов. - Его следует узаконить.
  - Вот когда изберете меня на пост главы государства, мы сообща помозгуем над ним. Одни благие намерения еще никого не сделали счастливым, - многозначительно улыбнулся Барни.
  Собравшиеся встретили его слова дружными аплодисментами.
  Шутка сенатора произвела впечатление. Закрывая пресс-конференцию, профессор Смайлс пригласил присутствующих журналистов принять участие в предвыборном турне сенатора.
  - Поразительно, он так быстро вошел во вкус, как будто родился сенатором, - с удивлением произнес Харпер.
  - Орел не ловит мух, - засмеялся довольный Эдвардс. - У этого парня поразительная способность к перевоплощению. Вот увидишь, Гарольд, он еще задаст жару претенденту от либералов.
  
   -56-
  
  
  Получив указание генерала ознакомиться с делом Ричарда Кори, Дик вылетел в Рестон. Бумага за подписью Эдвардса открыла ему доступ в архив суда. Суть дела оказалась такова: три года назад в своей квартире была убита двадцатилетняя Марцелла Эгер. Убийца стрелял из револьвера 22-го калибра. Подозрение пало на Ричарда Кори. Трое свидетелей видели его в день убийства, выходящим из дома Марцеллы. Нашлись свидетели, утверждающие под присягой, что Кори давно добивался близости с красивой девушкой, но был отвергнут. Из письменного объяснения журналиста Говард выяснил: Кори поддерживал с Марцеллой добрососедские отношения. Буквально за несколько дней до убийства она позвонила ему домой, предупредила, что кое-кто в Рестоне хочет закрыть рот осмелевшему писаке. Рекомендовала Ричарду немедленно покинуть город, утверждая, что те, кто хочет ему навредить, способны на все. Они договорились встретиться, чтобы обсудить, от кого же исходит угроза. Встреча не состоялась. Марцелла была убита, журналист задержан уголовной полицией.
  На суде адвокат Ричарда Кори тщетно пытался доказать прокурору и присяжным, что его подзащитный не пытался соблазнять Марцеллу, так как всему городу известно, что девушка была любовницей владельца ночного кабаре "Сладкая минутка", некоего Алоиза Пичерса. Конечно, у того имелось алиби, и под присягой Пичерс заявил, что он уже полгода, как порвал с Марцеллой. Нашлись свидетели, которые это подтвердили.
  Даже неискушенному в криминалистике было ясно: дело шито белыми нитками, следствие не утомляло себя поисками истины, а прокурор поторопился вынести обвинительный вердикт.
  Дику предстояло узнать, кто стоял за спиной убийц Марцеллы. Кто тот человек, которому все подвластно в Колдуэлле?
  Чтобы провести серьезное расследование, необходимы время и толковые помощники. Этого майор был лишен и поэтому начал с неожиданного и, пожалуй, безрассудного: нанес визит в кабаре "Сладкая минутка".
  Это был типичный для южных провинций полулегальный притон, под крышей которого мирно уживались все пороки современной жизни. Полуголые официантки бойко проталкивали меж столиков тележки с выпивкой и закусками. За созерцание прелестей официанток и просмотр стриптиз-программы полагалась наценка. В углу зала, на эстраде несколько голых девиц дрыгали ногами в такт музыки. Публика была самая разнообразная. Группа наркоманов, оккупировав два столика, бурно дебатировала. Девочки-подростки развлекали пожилых клиентов. Возле стойки по-хозяйски расположились несколько сутенёров. Потягивая коктейли, они внимательно следили за работой своих подопечных.
  Дик заметил, с каким вниманием следит за ним бармен. Косо постреливали глазами сутенеры. Здесь выработался безошибочный нюх на фараонов и агентов по борьбе с наркоманией.
  Первым поддался искушению полюбопытствовать бармен.
  - Как вам отдыхается? - приторно улыбнулся он, подсаживаясь за столик Дика. - Похоже, вы у нас впервые?
  - Здесь очень мило, - поддержал Говард светский разговор. - Скажите, ваше заведение застраховано от несчастного случая?
  У бармена запрыгали желваки на скулах.
  - Почему вы об этом спрашиваете?
  Дик неторопливо открыл кейс, достал рекламный проспект страховой фирмы, предъявил визитную карточку, где золотом было тиснено: "Ренсом - маклер страховой фирмы". Бармен шумно хмыкнул. Незнакомец не представлял угрозы его заведению.
  - Вам лучше всего подождать хозяина. Не хотите ли развлечься? Есть чудо-девочки. Исполнение на высшем уровне.
  - Пока не застрахую вашего хозяина, не соблазняйте, - отмахнулся Дик. - Мне платят за работу, а не за удовольствия.
  Тот вежливо хохотнул и направился к стойке.
  Дику повезло. Через некоторое время в зале появился владелец - щупленький шатен с желтым лицом. Высокие каблуки компенсировали маленький рост. Бриллиантовая заколка в галстуке напоминала миниатюрный национальный флаг. Алоиз торжественно вел под руку яркую блондинку, чья полуобнаженная грудь могла послужить моделью для ваятелей мадонн.
  При виде хозяина сутенеров, как ветром сдуло от стойки. Танцовщицы энергичнее задергали ляжками. Бармен метнулся, облобызал ручку блондинке и провёл парочку к столику, что - то быстро шепча хозяину на ушко.
  Дик понял, что наступил удобный момент для знакомства. Захватив рекламный проспект и бланк страхового полиса, он направился к хозяину "Сладкой минутки". Алоиз разрешил ему присесть, щелкнув пальцами. Бармен принес поднос, уставленный мороженым и коктейлями.
  - Что вы хотите мне предложить, господин Ренсом? - спросил Алоиз, оглядывая его беспокойными птичьими глазами.
  Дик выдал ему информацию, почерпнутую в рекламном справочнике.
  - Мы, южане, предпочитаем иметь дело со своими страховыми компаниями, где нет такого засилья евреев.
  - Но президент нашей фирмы - вовсе не еврей, - возразил Говард.
  - Это не важно. Значит, его советник еврей или в правлении торчат иудины дети. Все они отпетые мошенники. Вы не согласны со мной?
  - Как истинный христианин, я бесспорно согласен с вами, но не могу же я бросить работу из-за того, что у нашего главного бухгалтера горбатый нос и кучерявый затылок.
  Хозяин кабаре даже смеялся по-птичьи, вытягивая губы трубочкой.
  - Оставьте свои бумаги, господин Ренсом, я подумаю. Скажите, любезнейший, а вы страхуете от импотенции?
  - Скоро освоим и этот вид страхования, как от несчастного случая.
  - Именно так, - задергался от восторга Алоиз, тыча пальцем в сторону бармена. - Рекомендую стоящего клиента. Готовь денежки, Боб.
  Шутка вызвала взрыв смеха. Особенно усердствовали сутенеры.
  - Выпейте с нами, господин Ренсом, - сказал Алоиз. - Если вы действительно порядочный человек, можете рассчитывать на мою дружбу.
  - Я постараюсь её заслужить, - заверил Дик.
  Блондинка, украдкой от Алоиза, подарила Говарду восхитительную улыбку. Один только вышибала посматривал хмуро. Ему по службе пить не полагалось. Вдруг к стойке приблизился старик с багровым лицом.
  - Боб, голубчик, во имя искупления Иисуса, налей мне виски.
  - Гони монету, грязный пьянчужка, - невозмутимо отрезал бармен.
  - Запиши на мой счет, Боб. У меня скоро появятся денежки.
  - Я же запретил пускать эту рвань в кабаре, - загремел Алоиз.
  Старик умоляюще простёр к нему дрожащие руки.
  - Алоиз, вспомни, ведь мы когда-то были друзьями.
  - Проваливай, сучье отродье, - хлопнул по столу владелец кабаре. - Избавьте меня от вида этой нечисти.
  Вышибала пинками вытолкнул старика на улицу.
  - Кто платит, тот мой друг, - глубокомысленно изрек Алоиз. - Пейте, веселитесь, дорогие гости. Пусть каждая минутка, проведенная в моем заведении, покажется вам сладкой.
  Посидев для приличия, несколько минут, Дик откланялся и покинул кабаре. За ним на некотором расстоянии следовал один из сутенеров, посланный предусмотрительным Алоизом. Сутенер преследовал Дика до отеля, подождал, пока тот возьмет ключ у портье, затем, выяснив, под какой фамилией зарегистрировался приезжий, отправился доложить хозяину.
  Дик покинул отель, решив во что бы то ни стало отыскать пьяницу, предполагая, что адская жажда заставит его кружить возле злачных мест. Так и случилось. Он стоял возле витрины бара в квартале от "Сладкой минутки", сокрушенно качая головой. Поравнявшись с ним, Дик прошептал:
  - Идем со мной, угощаю.
  Тот, как собачка, побежал следом. Говард занял удобный столик в углу, заказал бутылку виски. Старик с вожделением уставился на ее.
  - Господин пожалел несчастного. Вы, случайно, не архангел Михаил?
  Дик наполнил рюмку.
  - Выпей. Если ты будешь умницей, я подарю тебе бутылку и еще десять фартингов в придачу.
  Старик, не заставив себя ждать, выцедил спиртное, блаженно вздохнул.
  - Немного полегчало. Сегодня мне было совсем невмоготу.
  Он не сводил глаз с бутылки.
  - Ты что-нибудь слышал о журналисте Ричарде Кори?
  - Не знаю, не помню, кто умер, кто попал в тюрьму, а я вот пью, - забубнил он.
  - Тогда проваливай.
  - Еще глоточек, щедрый господин.
  - Вспомни - получишь.
  В глазах его блеснула какая - то затаенная мысль.
   - Вы из полиции?
  - Не бойся, я журналист, друг Ричарда Кори. Хочу знать, как это случилось. Ведь Ричард не убивал Марцеллу? Кто подстроил ему ловушку?
  - Алоиз. А девчонку, с которой он спал, пристрелил его охранник.
  - У него было какое-то дело с Ричардом? Они враждовали?
  - Нет, они были не знакомы. Упрятать журналиста поручил хозяин. Я тогда ещё был уважаемым человеком. - Он грустно усмехнулся. - Ради бога, еще одну рюмочку.
  Он выпил вторую, и часто заморгал слезящимися глазами.
  - Кто хозяин? Его имя? - едва сдерживая волнение, потребовал Дик.
  - Дон Алеотти, если вам так не терпится знать, щедрый господин. В те времена Алоиз лизал мне руки. Одни гибнут от пули или ножа, а я вот сдохну от белой горячки.
  Дик поставил початую бутылку на банкноту в десять фартингов.
  - Любопытный господин держит слово, - удовлетворенно кивнул старик и моментально смахнул банкноту.
  Говард не мог поверить в то, что хозяин гангстерской семьи станет заниматься подготовкой судилища, когда ему проще было ликвидировать журналиста. И странно, что местные мафиози так ополчились на автора книги "Смерть голубого озера". Неужели их глубоко затронули проблемы экологии? Нет, тут что-то не так. Он налил старику еще одну рюмку, потребовал разъяснения. Притянув майора к себе, обдав его стойким запахом перегара и давно немытого тела, тот прохрипел:
  - Велено было его запрятать подальше. Так приказал дону Алеотти один большой человек, с которым босс вел дело.
  - Как его зовут?
  - Это знает хозяин. Ступай на католическое кладбище. Не забудь захватить бутылку старого бенедиктина. Покойный любил этот ликер.
  Старик ухватил бутылку, качнулся и, потеряв равновесие, рухнул под ноги майору. Тот быстро покинул бар.
  Кладбище находилось неподалеку от собора, где в день свадьбы младшего сына был убит глава гангстерской семьи. Кладбищенскому сторожу Дик представился журналистом. Вежливое обхождение, подкрепленное несколькими фартингами, благосклонно подействовало на хранителя вечного покоя. Он подвел майора к могиле уважаемого человека, примерного католика, уставленной венками с полинявшими траурными лентами. На одной из лент - посвящение: "Вечно скорблю о тебе. Гарольд Харпер".
  Попросив сторожа принести ему воды, Дик похитил ленту. И все же он почувствовал, что одной этой улики недостаточно, чтобы доказать связь сенатора с мафией. Ему пришла в голову дерзкая идея. Покинув кладбище, он разыскал в справочнике домашний телефон семьи Алеотти и за полчаса до вылета позвонил по этому номеру. Трубку подняла вдова. Он представился ей секретарем сенатора Харпера, господином Юдоллом.
  - Мой шеф поручил сообщить вам, что его отношение к семье погибшего друга остается неизменным. Если у госпожи Алеотти возникнут какие-нибудь затруднения, она вправе рассчитывать на покровительство.
  - Спасибо, что он не забывает нас, - растроганно произнесла вдова. Я молю деву Марию, чтобы она помогла нашему благодетелю, господину Харперу стать президентом. Уж мы постараемся, чтобы католики Колдуэлла, все наши друзья отдали ему свои голоса.
  Говард остался удовлетворен поездкой в Рестон. Запись получилась чистой. Вернувшись в столицу, Дик доложил Эдвардсу, что Ричард Кори невиновен. Он - жертва интриг мафии.
  - Мотивы? - спросил генерал.
  - Боялись публикаций о кое-каких темных делишках почтенных отцов семейств. Таких, как Кори, легче изолировать, чем купить.
  - Я давно уже пришёл к выводу, что в жизни всё поставлено с ног на голову, - заметил генерал. - Самые большие несчастья почему-то всегда выпадают на долю благородных людей, в то же время ублюдки благоденствуют под солнцем. Как видишь, Дик, страдания Христа не принесли человечеству желаемого искупления. Ты не заметил точек соприкосновения между сенатором и журналистом?
  - Нет, ваше превосходительство, - не моргнув глазом, ответил Дик.
  Впервые за два года совместной работы с Эдвардсом Говард пришел к выводу, что разговоры о поистине дьявольской проницательности и телепатических способностях шефа - явное преувеличение. Генерал в присутствии Дика позвонил заместителю министра юстиции. Майор лишний раз смог убедиться в превосходстве своей "конторы" над любым учреждением страны. Через два часа ходатайство Эдвардса о передаче КУСИ заключенного Ричарда Кори было утверждено.
  Незадолго до отъезда Дика в Норфорт Барни объяснил ему, как разыскать Лилиан. Он попросил генерала субсидировать ему в счет окончательного расчета 5000 фартингов. Эту сумму двойник предназначал в дар Лилиан. Широкий жест мусорщика не оставил генерала равнодушным. Он послал Аксбергера в магазин "Детское счастье". Тот привез оттуда великолепную говорящую куклу.
  - Скажи девочке, которая обрела отца: пусть она будет счастлива, - дрогнувшим голосом произнес генерал. Дику показалось, что в глазах старика блеснула влага. Впрочем, "адвокат дьявола", как все великие элодеи, не был лишен артистического дара. Напутствуя майора, генерал сказал:
  - Можешь сообщить журналисту, что его загадочное освобождение - дело рук масонской ложи.
  - После завершения операции "Подмена" он вернется на прежнее место? - как бы невзначай, уточнил Говард.
  - Он талантливый журналист?
  - Полагаю, что да.
  - Пусть его перо послужит интересам КУСИ. Ему все равно некуда деваться. Вольному - воля, спасенному - рай, - усмехнулся генерал.
  Судьба несчастного журналиста вызвала у Дика ещё больший прилив ненависти к Харперу.
  Родители Ричарда и его дочь, гонимые мафией, нашли себе пристанище в проржавленном автобусе вблизи Норфортской городской свалки. Прибыв на место, майор сообщил старикам, что получил приказ президента доставить их сына в кассационную комиссию Верховного суда для пересмотра дела. Потрясенные свалившейся на них радостью, деньгами и подарками для Лилиан, они едва не лишились чувств. В суматохе они даже не обратили внимания, что ходатайство на имя начальника тюрьмы написано на бланке управления стратегической информации. Предупредив стариков, что до окончательного решения Верховного суда им следует сохранять благоразумное молчание, Дик вместе с Лилиан отправился в городок, на территории которого находилась тюрьма для особо опасных преступников.
  Оставив Лилиан в гостинице, он явился в тюрьму, предъявив начальнику ходатайство.
  - Странно, что вы избрали этого слизняка, - недоумевал подполковник. - Обычно вы подбираете для своих акций бандитов экстракласса.
  - Суперзвезды уголовного мира в силу своей яркой индивидуальности сразу же бросаются в глаза, - урезонил Дик, любопытствующего "Цербера".
  - В таком случае, делайте с этим мерзавцем всё, что вам вздумается. Ему ведь вкатали пожизненный срок.
  Они оформили акт передачи, затем доставили заключенного.
  Дик знал, что к моменту ареста Ричарду было 37 лет, но в кабинет вошел пожилой, измождённый человек со следами побоев на лице.
  - У вас практикуются истязания? - раздраженно спросил Говард.
  - Видите ли, администрация тут бессильна, что-либо изменить. Уголовники испытывают животную неприязнь к интеллектуалам.
  Через полчаса были соблюдены последние формальности. Кори вернули гражданскую одежду. Бесчисленное множество раз щелкнули запоры на массивных дверях. Наконец, они покинули тюрьму. Понимая состояние своего спутника, Дик старался не нарушать молчания. На свежем воздухе у Ричарда закружилась голова. Говард успел поддержать его.
  - Не волнуйтесь. Самое страшное уже позади.
  - Кто вы? Кому я обязан своим освобождением?
  - Меня зовут господин Ренсом, но, согласитесь, что здесь не самое подходящее место для выяснения отношений. Идемте, вас ждёт Лилиан.
  - Как? Вы привезли её? - сдавленным голосом произнес он, перехватывая рукой горло.
  Предоставив Ричарду возможность встретиться с дочерью без свидетелей, Дик отправился в агентство и приобрел три билета на экспресс до Глодстона. Поужинав, они покинули пределы форта Конг-Лич. Дождавшись, когда Лилиан уснет, журналист сказал:
  - Не могу предположить, что должно было бы произойти, чтобы президент лично занимался решением моей судьбы. Как насчет официального пересмотра моего дела?
  - Пожалуйста, не старайтесь переубедить Лилиан, что приказ о вашем освобождении поступил не от президента. Детям трудно жить без веры в добрые сказки. Она уже успела рассказать вам о том, что ее друг Барни Кинг беседовал с президентом по телефону?
  - Что, в самом деле, президент помог?
  - Это легенда. На самом деле Барни оказал неоценимую услугу магистру масонов. Тот помог вырвать вас из казематов Конг-Лича.
  - Странно, что масонская ложа обладает такой полнотой власти. В это невозможно поверить.
  - Ущипните себя, и вы убедитесь, что ваше освобождение - объективная и осознанная реальность.
  - Это более, чем убедительно, - улыбнулся журналист. - Скажите, господин Ренсом, я смогу встретиться с господином Кингом?
  - Увы, это невозможно, он погиб.
  - В таком случае я могу поклониться его могиле или урне с прахом?
  - В ближайшее время это исключено. Следует вначале подумать о надежной крыше над головой, документах, работе.
  - Я согласен работать день и ночь, господин Рейсом, если только работа не будет противоречить моим убеждениям. Кстати, кому из наследников господина Кинга я должен выплатить 5000 фартингов, предоставленных в долг Лилиан?
  - Эти деньги, мой друг, Барни Кинг завещал Лилиан. Давайте договоримся, господин Кори, что пока окончательно не будут восстановлены ваши права и честное имя, вы не совершите никаких опрометчивых шагов, не посоветовавшись с доверенными людьми магистра масонской ложи.
  - Согласен, - вздохнул он. - И постараюсь оправдать доверие магистра. И все-таки это чудесное избавление меня настораживает. Не сердитесь. Поймите, я не хочу быть никому обязанным.
  Они побеседовали о политике. Дик очень осторожно перевел разговор на личность Харпера.
  - Можно не сомневаться, что он станет президентом, - с горечью произнес Ричард. - Этому человеку упорства не занимать.
  Он рассказал своему провожатому много интересных подробностей из жизни Харпера. Дик, в свою очередь посоветовал ему ни в коем случае не высказывать никому своего отрицательного отношения к сенатору.
  В Глодстоне Ричарда и Лилиан поместили в квартиру, принадлежащую управлению разведки. Барни лишний раз мог убедиться, что гарантии, данные Эдвардсом, неукоснительно соблюдаются. Там же, на квартире, две ночи подряд Говард сортировал и переписывал на аудиокассеты информацию об операции "Подмена". Много возни было и с фотопленками.
  А затем по распоряжению Эдвардса Дик был прикомандирован к Гарольду Харперу в качестве офицера связи.
   -58-
  
  
  Поезд со свитой сенатора двигался, пересекая всю страну с севера на юг. Кандидат от партии либералов, губернатор Уилксон со свитой устремились в поездку по городам Западного побережья. Затем, по замыслу устроителей, претенденты должны были встретиться в Аламасе, столице провинции Ута, и провести традиционный диспут. Телекомпании уделяли все больше внимания освещению выборов. Пресса уделяла этому важному событию неослабное внимание. Внутренний рынок был наводнен значками, флажками, сувенирами, проспектам с изображением претендентов.
  Согласно мнению ведущих политических обозревателей и комментаторов, позиции Харпера считались несколько сильнее. Уилксон высоко котировался среди студенческой молодежи и в тех провинциях, где либералы имели перевес в законодательных собраниях. Выдающийся хиромант и астролог, почетный доктор черной магии Атилла Крокус в интервью корреспонденту журнала "Гороскоп" заявил, что один из претендентов лично клеймён Люцифером. Однако назвать имя крестника, Крокус категорически отказался, мотивируя своё молчание тем, что не желает втягивать в политическую борьбу могущественные потусторонние силы.
  Поезд консерваторов приближался к крупному портовому городу. Здесь было намечено сделать первую остановку. В одном вагоне располагалась свита лже-сенатора, остальные заполнили журналисты.
  Барни, изнывая от скуки, зубрил наставления, составленные его главным политическим советником, профессором Смайлсом:
  "Будь победителем и всегда старайся выглядеть, как победитель, - бубнил лже-сенатор. - Старайся произвести впечатление компетентной и сильной личности. Умей нравится, даже во враждебной тебе обстановке. Помни, чтобы завоевать внимание толпы, ее надо обворожить и покорить, как женщину. Не позволяй себе раздражаться, сморкаться в платок, потеть, часто пить воду. Все это - признаки слабости..."
  - Послушай, Гордон, тебя отец драл в детстве? - спросил Барни.
  - Он был слишком интеллигентен, чтобы позволить себе это варварство, - снисходительно улыбнулся Смайлс.
  - Мой старикан, царствие ему небесное, сёк меня нещадно, - вздохнул Барни. - Главным образом за враньё. А тут придется врать миллионам.
  - Пусть это вас не смущает, сенатор. Эффектно преподнесённая ложь - гарантия успеха политика. Люди любят красивую ложь больше, чем уродливую правду...
  Перрон заполнили встречающие. Они размахивали яркими флажками. Повсюду виднелись полотнища "Добро пожаловать, сенатор Харпер!", "Гарольд Харпер - верный сын Айтеники!"
  "Хотим Харпера в президенты!" - добросовестно отрабатывали гонорар горластые клакеры. Все эти мероприятия подготовила специальная команда, действующая по плану, утверждённому Алленом Прайсом.
  В первых шеренгах встречающих стояли губернатор, мэр, члены муниципалитета, руководители местного отделения партии консерваторов, почетные горожане. Оркестр пожарной охраны грянул: "Благословенна земля Иисусова". Взвод морских пехотинцев взял на караул. Обменявшись рукопожатием с отцами города, Барни и губернатор направились к трибуне. Аксбергер, Смайлс, охранники следовали за ними на некотором отдалении. Когда процессия прибдизилась к взводу почетного караула, из толпы выскочил малыш-негритёнок. Смешно переваливаясь на пухлых ножках, он подбежал к морским пехотинцам и восторженно уставился на них. Пытаясь его отогнать, сержант корчил устрашающие рожи, фыркал, топал ногой, но малыш застыл, как зачарованный. Негритеёок явно не вписывался в торжественный ритуал встречи. Губернатор нахмурился, что-то кивнул своему помощнику. Первым к малышу успел подскочить полисмен.
  - Чей ребенок? - зычно выкрикнул блюститель порядка, озираясь по сторонам.
  Он повернул негритёнка, легонько шлепнул, отправляя обратно. Но малыш истошно закричал. На зов сына, расталкивая людей, спешила молодая негритянка. И тут на глазах толпы сенатор Харпер подбежал к плачущему малышу, взял его на руки, подошел к строю морских пехотинцев.
  - Когда ты вырастешь и станешь таким же сильным, как эти бравые парни, никому не позволяй обижать себя, - громогласно заявил он, ставя малыша на левый фланг строя, и гаркнул:- Здорово, ребята!
  Пехотинцы дружно ответили. Барни достал из нагрудного кармана ручку с золотым пером, протянул ее сержанту. Тот, не растерявшись, вручил высокому гостю нагрудный значок. Опустившись на корточки, Барни прицепил значок на рубашку негритёнка, затем взял его за руку, отвёл к матери. В толпе дружно аплодировали.
  Когда все, кому полагалось, поднялись на трибуну, профессор Смайлс протянул Барни тезисы выступления и успел шепнуть:
  "Браво, сенатор. Этот негритёнок принесёт нам голоса черных".
  Первым держал речь губернатор. Затем слово предоставили почётному гостю. Барни, взглянув на лениво переминающихся морских пехотинцев, скомкал в кулаке листок с текстом речи. Телевизионщики и фоторепортеры газет напряженно следили за каждым жестом сенатора.
  - Я понимаю состояние этого забавного малыша, убежавшего от матери, чтобы взглянуть на защитников государства, - начал Барни, заметив вытянувшееся от удивления лицо профессора Смайлса. - У морских пехотинцев в ходу такое выражение: "Постоять за своих". С помощью этих крепких, надежных парней Айтеника сумеет постоять за себя. Надо привить нашей молодежи уважение к воинской службе. Армия должна стать школой братства и веротерпимости, независимо от цвета кожи и религии...
  Он с резкой критикой обрушился на президента и министра обороны за их прохладное отношение к нуждам ветеранов войны, за мизерные пенсии инвалидам экспедиционного тропического корпуса.
  - Бесчеловечно, что ветераны, проливавшие кровь за интересы Айтеники, доживают дни на свалке жизни, мучаются в поисках крова и хлеба. Если всевышнему и народу будет угодно, чтобы я стал президентом, - входя в раж, воскликнул оратор, - то клянусь вам, что не пожалею ни сил, ни времени, чтобы армия Айтеники стала лучшей в мире.
  - Господи, вразуми его, - воскликнул Харпер, наблюдая телепередачу. - Ещё, чего доброго, обвинят меня в раздувании милитаризма.
  - К сожалению, Гарольд, нам не удалось запрограммировать этого упрямца, - сказал Эдвардс. - Но я не вижу особых причин для беспокойства. Для генералов речь Барни - целительный бальзам. В их дружном хоре одобрения вряд ли будет слышен писк противников твоего курса.
  
  За неделю до турне претендентов Прайс вместе о дочерью прибыли в столицу. Банкир преследовал две важные задачи: добиться у руководителей крупнейших телекорпораций режима наибольшего благоприятствования в освещении выступлений сенатора Харпера, и ввести свою наследницу Леонору в высшие сферы делового мира. Он постоянно приучал своих партнёров по бизнесу, что руководство финансово-промышленной империей должно перейти к его дочери, унаследовавшей не только внешние черты, но также лучшие деловые качества отца.
  В момент передачи выступления Харпера по первой национальной программе Прайс с дочерью находились в клубе "666". В этих роскошных апартаментах собирались отдохнуть и обменяться мнением высшие государственные сановники, руководители крупнейших корпораций, фирм, банков. Правила клуба, окрещённого по чьей-то злой иронии апокалипсическим числом, больше походили на суровый устав масонской ложи. Один из параграфов ограничений гласил, что вход в клуб категорически закрыт женщинам и евреям. Аллен Прайс числился почётным основателем клуба, потому на его дочь Леонору и гостя - председателя совета раввинов Давида Клопельбейна, - это не распространялось. Главного раввина Прайс пригласил, чтобы получить от него подтверждение, что голоса евреев-избирателей будут отданы Харперу; кроме того, оказывая главе синагоги честь переступить запретный порог светского клуба, банкир надеялся вызвать симпатии крупных финансистов-евреев к своей дочери.
  Прайс, Леонора, Клопельбейн и заместитель министра обороны, поджарый, лысеющий генерал, увлеченно играли в бридж. Леонора старалась понравиться главному раввину. Тот, подыгрывая ей, успел заметить, что очаровательная девушка вся в папеньку...
  - Наконец-то армия получит президента, близкого ей по духу, - с удовлетворением констатировал генерал, вслушиваясь в речь сенатора.
  - Ещё неизвестно, как наш избранник поведет себя по отношению к государству Израиль, - озабоченно высказался Клопельбейн.
  - Можете не сомневаться, Давид, сенатор Харпер испытывает те же чувства уважения к вашим соплеменникам, что и мы с Леонорой, - заверил его банкир. - Боюсь только, что святые отцы из города Личборга смутят душу сенатора докучливыми вопросами.
  - Бог не выдаст - свинья не съест, - засмеялся Клопельбейн, изящно тасуя карты.
  Речь Барни, посвященная укреплению мощи и престижа армии, вызвала горячий отклик в сердцах военных. Командир полка морской пехоты пригласил сенатора принять участие в банкете, устроенном в честь приезда кандидата в президенты. На банкете Барни откровенно признался, что с детских лет питает пристрастие к парадной форме любимого им рода войск. Растроганный командир преподнес сенатору свой парадный мундир. Барни тут же вознамерился примерить его. Смайлс был категорически против. Но Барни настоял на своем, напялил мундир, и торжественно восседал в нем за столом. Телевидение с присущей ему оперативностью передало эти волнующие кадры. Конкурент сенатора Харпера, губернатор Уилксон, усмотрев в этом переодевании скрытую угрозу существующей демократии, тотчас заявил сопровождавшим его корреспондентам:
  - С момента рождения нашего благословенного государства президенты Айтеники выступали на политической арене, как миротворцы. Справедливо ли будет доверять судьбу страны человеку, так откровенно превозносящему армию? Не вызвана ли эта патологическая страсть к мундиру стремлением к военному диктату? Я глубоко обеспокоен этим, - сетовал кандидат от либералов, печально разводя руками.
  - Это похлеще пощёчины, - забормотал на ухо своему патрону Смайлс. - Я ведь предупреждал вас, сенатор.
  Но Барни, приняв несколько фужеров с шампанским, держался очень уверенно. Он тут же сделал ответное заявление.
  - Зависть - тягчайший смертный грех, - изрек лже-сенатор, грозя пальцем в сторону телеэкрана. - На узких плечиках и впалой груди Уилсона хорошо бы смотрелся ночной халат. Я считаю, что те, у кого нестроевая фигура и больше дюжины всяких болячек, ни в коем случае не должны претендовать на пост Верховного главнокомандующего.
  Скоропалительный ответ захмелевшего сенатора заставил болезненно поморщиться интеллигентного Смайлса, но пришёлся по душе военным.
  Сцена на банкете привела Харпера в неистовство. Проклиная себя за то, что он связался с Эдвардсом, сенатор в ярости вцепился в подушку, представляя, как теперь начнут склонять его имя в либеральной печати. Чрезмерное волнение вызвало учащенное сердцебиение. Не обошлось без коварного спазма сосудов. Врачу довелось вновь изрядно повозиться со своим подопечным. Расстроенный Эдвардс запретил включать телевизор и доставлять сенатору свежую почту. Когда Харперу полегчало, сияющий генерал явился в спальню. Потрясая пачкой газет, он сообщил:
  - Гарольд, полный успех.
  Харпер читал, недоуменно хмыкая. Все непостижимое всегда удивляет. Несколько крупнейших еженедельных изданий поместили интервью с президентом Национального легиона. В свое время Харпер случайно познакомился на одном из великосветских раутов с этим выжившим из ума политиком, откровенно тоскующим по духовному наследию Гитлера.
  "Только стопроцентный айтениканец мог с солдатской прямотой и честностью национального патриота сказать о том, что волнует и радует нас, истинных сынов великой, свободной страны, - захлебывался от умиления фашиствующий старичок. - Многочисленный отряд членов Национального легиона, не раздумывая, отдаст свои голоса Харперу. Я счастлив, что при жизни встретил человека, достойного любви своих лучших сограждан".
  Самое неожиданное заключалось в том, что пресса либералов, вместо того, чтобы смешать сенатора Харпера с грязью, вполне пристойно писала о том, что поездки перспективного политика вызывают у общественности неизменный интерес.
  Разгадка этой подчеркнутой обходительности была проста и доступна. Никто из магнатов либеральной прессы не хотел ссориться с фанатиками из Национального легиона, из-за спин которых проглядывали разбойные рожи молодчиков из ультраправых формирований. Этих только спусти с цепи, вмиг подложат бомбу в редакцию или прирежут редактора.
  Пришла телеграмма в адрес сенатора и от одного из лидеров неофашистской организации "Штурмовики нации": "Наши симпатии принадлежат вам, сенатор", - красноречиво гласил текст.
  Пока сенатор смаковал хвалебные отзывы, обретая здоровье и уверенность, его двойник разъезжал по городам и весям, завоевывал сердца и симпатии потенциальных избирателей. Он выступал на нефтехимических, машиностроительных, авиационных заводах. Посетил крупнейший металлургический комбинат, беседовал с инженерами, рабочими, фермерами, учащимися, домохозяйками, отбивался от назойливых журналистов.
  В какой-то момент он вдруг остро затосковал по своей квартире, по Сэнди, по привычному миру вещей и ощущений. Мучительно хотелось сбросить чужое обличье, как обожженную, покрытую волдырями кожу. Обычно уравновешенный и неторопливый, он стал раздражительным. Душа и плоть жаждали эмоциональной разгрузки. Случай не замедлил представиться. Стоило "Свирепому Биллу" на какой-то миг ослабить контроль, как однажды, в номер гостиницы, где остановился сенатор, заглянул рослый рыжий парень в чёрной кожаной куртке. На лацкане отчетливо выделялся никелированный значок: череп и скрещенные кости.
  - Привет, сенатор, решил посмотреть на тебя, - объявил рыжий, окидывая Барни наглым, оценивающим взглядом. - Не бойся, я не вооружён.
  - Я, между прочим, не из пугливых, - осклабился Барни, намереваясь послать нахального визитера ко всем чертям.
  - Немедленно покиньте номер, - ледяным тоном произнес профессор, брезгливо косясь на пришельца.
  - Заткнись, мозгляк очкастый, - рявкнул рыжий.
  - Вон отсюда, ничтожество! - загремел побледневший Смайлс.
  - Гони ты его подальше, сенатор, - обстоятельно посоветовал рыжий. - От этих очкариков одна только вонь и никакого проку. Сейчас я ему врежу промеж ушей.
  Парень шагнул к профессору. Тот как-то сразу сник, попятился, прикрываясь рукой. Барни опередил рыжего, влепив ему так, что тот отлетел в угол, ошалело, мотая головой.
  - Ну, теперь держись, сенатор, - прошипел он, бросаясь в атаку.
  Барни вовремя увернулся от подкованного каблука, четким армейским приемом скрутил шустрого молодчика, приподнял его и швырнул на пол.
  Услышав шум и возню, в номер ворвался перепуганный "Свирепый Билл". Каково же было его удивление, когда он увидел распростёртого на полу незнакомца. Не растерявшись, он тут же поспешил к незваному гостю, намереваясь "поблагодарить" за принесенное беспокойство. Парень при виде гиганта закрыл ладонями голову, подтянул к животу ноги.
  - Обойдется без добавки, он уже схлопотал сполна, - сказал Барни, помогая парню подняться.
  Аксбергер нахмурился, скрипнул зубами, но сдержался. Обыскав рыжего, полковник отошел в сторону, внимательно наблюдая за происходящим.
  - Тебя как зовут, дружище? - спросил Барни.
  - Тимотти Кэртис, - сдавленно пробормотал парень, потирая вспухшую скулу. - Можно просто Тим.
  - Я сейчас же вызову полицию, - предложил Смайлс, поглядывая на Аксбергера. Тот кивком выразил свое полное согласие.
  - Набить человеку морду, а затем для очистки совести сдать его в полицию, что может быть проще? - засмеялся Барни. - Этот парень мой гость. Мы, пожалуй, пропустим с ним по стаканчику виски.
  Не обращая внимания на протесты Смайлса и недовольную физиономию "Свирепого Билла", он приказал накрыть стол. Возмущенный профессор демонстративно ушел. Аксбергер не принимал участия в пирушке.
  Ожесточение улетучилось, Барни с удовольствием ощущал своё благодушное прежнее состояние, удивляясь про себя, с чего это вдруг на него накатила такая дурь. С каждой выпитой рюмкой к Тимотти возвращалась его былая самоуверенность.
  - Ну, ты силен, сенатор! Надо же, вздул меня, как последнего сопляка, - восхищённо пялился он на Барни.
  - Это что у тебя за могильный значок, Тим?
  - Череп и кости - эмблема "Штурмовиков нации", - шепотом пояснил Тимотти, опасливо косясь на Аксбергера.
  - Вот, значит, с какой ты начинкой, парень, - задумчиво протянул Барни. - Ладно, допивай и ступай с богом.
  - Ребята не поверят, - счастливо улыбался, захмелевший Тим. - Дерёшься ты классно, сенатор. И вообще, ты парень, что надо. Свистни - и мы пойдем за тобой в огонь и воду. Мы поклоняемся сильной личности.
  - Ступай, Тим, пробковая твоя голова. Передай своим ребятам, что кулаки у меня тяжёлые. Кто поперек дороги встанет - вышибу мозги.
  - Святая правда, сенатор, - кивал Тим, преданно глядя в глаза новому кумиру.
  Выпроводив порядком надоевшего ему посетителя, Барни заскучал по обществу профессора. За короткий период знакомства и сотрудничества он успел полюбить его.
  - Гордон, не сердись на меня, - ласково бормотал Барни, присев на край кровати. - Ну, хочешь, я спою тебе смешную песенку, как одна старая дева соблазнила домового?
  - За какие только прегрешения всевышний послал мне такие испытания, - засмеялся Смайлс. - Взбучка, заданная этому громиле, была поучительна, но пить с этим ублюдком - это, простите, как-то не укладывается в моём сознании. Буду предельно откровенен. Ваши непредсказуемые действия зачастую загоняют меня в тупик. Видимо, следует признать, что я никудышний психолог.
  - Ты самый головастый парень из всех, кого я знаю, - возразил Барни. - Представляешь, каких бы я наломал дров, не будь тебя рядом.
  - А, может, это к лучшему, сенатор, что вы в любой обстановке всегда остаетесь самим собой. Это лишний раз подтверждает моё представление о личности главы государства. Президент, который стремится управлять страной самостоятельно, должен обладать незаурядной волей, не позволяя заправилам большого бизнеса навязывать ему свои прихоти.
  Барни удивленно покачал головой:
  - Выходит, у отца нации не такая уж сладкая доля, если ему приходится орудовать кулаками, чтобы доказать свою правоту. Я почему-то всегда считал его козлом среди стада баранов.
  - Преклоняюсь перед вашим артистизмом, сенатор. Вы так профессионально вошли в образ человека из народа, что даже пытаетесь самого себя убедить в незнании азбучных истин.
  Вскоре на пути следования поезда возник Личборг. Встречи с его обитателями профессор Смайлс боялся пуще всего. В этом провинциальном городке обосновались центры религиозных течений. Здесь были открыты духовные колледжи, имелись крупный женский и мужской монастыри. Отсюда диктовали свою волю многомиллионной пастве такие киты религии, как телепроповедник-евангелист, преподобный отец Фолвелл, неистовый отец Вуд, католический епископ, его преосвященство Карбони. Тот из кандидатов в президенты, кто сумел понравиться "святым отцам", считался выдержавшим экзамен на веротерпимость. Благословение подкреплялось голосами паствы. Отлученному от церкви или атеистически настроенному политику "святые отцы" объявляли вотум недоверия.
  Личборг встретил поезд Харпера грандиозными полотнищами. На них было начертано: "В бога мы верим!", "Религия - фундамент морали".
  После обеда, не свидетельствовавшего о чрезмерной воздержанности лидеров религиозных центров, хозяева города любезно позволили высокому гостю отдохнуть, и лишь затем его пригласили на традиционный смотр-диспут в духовном университете, принадлежащем отцу Фолвеллу.
  За два часа перед диспутом Барни и Смайлс получили инструкцию Эдвардса: ни в коем случае не соглашаться на отмену противозачаточных пилюль. Фирма, выпускающая это снадобье, входила в империю Прайса.
  Помимо лидеров религиозных течений, на почетном месте в конференц-зале восседал местный раввин. После первых ознакомительных вопросов, выявивших религиозную сущность сенатора, телепроповедник Фолвелл потребовал включить в перечень предвыборных обещаний кандидата немедленное запрещение противозачаточных средств.
  - Долой антихристовы пилюли! - истерично заорал неистовый Вуд. - Пора покончить с этой мерзостью.
  Смайлс лихорадочно пытался придумать обоснованный ответ, но Барни, не испытывая робости, ответил без всякой подготовки:
  - Истину говорите, святые отцы, зловредные эти таблетки мешают божьему делу зачатия и рождения. И всё же, что толку, если будет внесен запрет на выпуск этого зелья? Его тотчас начнут завозить контрабандно из-за границы. Говорят, своё дерьмо не воняет. Так вот, гораздо здоровее пользоваться отечественными таблетками, чем пить заморскую дрянь.
  Епископ Карбони, тесно связанный финансовыми операциями с банком Прайса, поддержал оратора. Он сообщил, что прихожанки-католички, прибегающие к помощи таблеток, всё же аккуратно соблюдают божью заповедь, и охотно рожают детей. Затем разгорелась жаркая дискуссия о запрещении абортов, и статусе незаконнорожденных детей.
  - Дни и ночи, не щадя себя, внушаем мы народу, как жить по заветам возлюбленного нами сына божьего, - страстно выступил отец Фолвелл. - Если бы государство в лице президента выполняло наши предписания, обществу не пришлось бы скорбеть о падении нравов. Разврат, пропаганда свободной любви снижают рождаемость, убивают веру в святость.
  Фолвелла сменил Вуд. Потрясая кулаками, он нещадно проклинал богопротивное учение Дарвина, разнёс в пух и прах систему школьного образования, призвал ввести во всех школах обязательную молитву.
  Едва Вуд освободил кафедру, как на неё взобрался пастор методистской церкви.
  - Поддаешься ли ты соблазнам, сын мой? - строго вопросил он.
  - Поддаюсь, святой отец, от вас разве что утаишь, - охотно признался Барни. - Плоть требует совокупления, желудок пищи, а душа - веселья. Каюсь, грешен. Не дайте пропасть, святые отцы.
  - Это хорошо, что ты искренен, - растроганно произнес пастор-методист. - Внемли всему, что ты здесь услышишь, отрекись от своих греховных помыслов, способных нанести вред святой церкви. Доверься своему духовнику. Постись и думай о Боге.
  - Государство пытается переложить на плечи церкви расходы по благотворительности и опеке нищих, - опять овладел общим вниманием преподобный Фолвелл. - Хочу заявить от имени своих братьев по вере. Мы осуждаем нищету, считаем её злейшим пороком. В нашем обществе равных возможностей человек должен трудиться, в поте лица своего добывать хлеб насущный. Тот, у кого нет денег на пропитание и постоянной работы, есть праздный ленивец, пытающийся прожить за чужой счет. Так смело отбросим ленивых, слабоумных, тупых, колеблющихся и лишенных веры. Тот, кто пытается взвалить проблемы падших людей на плечи церкви, жестоко заблуждается. Духовные заведения не станут решать социально-политических проблем. Наша главная задача - спасать души!
  "Много же ты их спас, свиная морда", - с ненавистью подумал Барни, глядя на заплывшее жиром лицо проповедника, вспоминая вереницу людей у дверей норфортской биржи труда. Ещё недавно и он стоял в этой толпе, молился, чтобы всевышний даровал ему постоянную работу.
  Почувствовав настроение сенатора, Смайлс едва слышно прошептал:
  - Умоляю вас, Гарольд, не заводитесь. Дайте этому бегемоту высказаться до конца.
  Затем однялся раввин местной синагоги и сказал, что чада израилевы будут голосовать за сенатора Харпера. Кивнул и важно удалился.
  - Раввин молодец: сказал мало, но по делу, - пробормотал Барни на ухо Смайлсу. Им обоим до тошноты надоел диспут. У святых отцов оказались лужёные глотки. Заметив, что к кафедре пробирается очередной проповедник с библией в руках, Барни применил тактический ход.
  - Святые отцы, спасибо за откровения и поучения. Душа моя возрадовалась, она жаждет очищения. Давайте споем мой любимый псалом "Восславим приход господа".
  Не дождавшись ответа, Барни запел густым, приятным баритоном. Единоверцы хором подтянули. После исполнения еще двух псалмов у проповедников пропала охота к выступлению.
  - Спасибо тебе, сын мой, господь наградил тебя прекрасным голосом, - воскликнул Вуд, большой любитель и знаток церковного пения. - Мы чувствуем, как сильна в тебе вера наших отцов и дедов. Святая церковь поддержит твою кандидатуру на предстоящих выборах.
  Барни с волнением смотрел в окно. Перед ним простирались знакомые с детских лет места. Поезд приближался к Аламасу, столице провинции Ута. Здесь уже были наслышаны о том, что Харпер получил благословение хозяев Личборга. Встречу сенатора решили обставить с пышностью, достойной самого президента. На самых видных местах красовались портреты сенатора. Транспаранты выражали чувства гостеприимных аламасцев: "Мы рады видеть вас, достойнейший гражданин и патриот нации".
  Мэр задался целью очаровать кандидата в президенты и в случае победы того на предстоящих выборах, заполучить какую-нибудь столичную синекуру. Он крутился мелким бесом вокруг Барни, млея от счастья, подставляя физиономию под прицелы фотообъективов и телекамер.
  После торжественного проезда по улицам города радушные хозяева доставили гостей в отель. Немного отдохнув, Барни решил побродить по городу. Он сообщил о своем желании полковнику Аксбергеру. Тот выслушал его без особого энтузиазма.
  - Пусть ваши агенты держатся в отдалении, - объяснил Барни, - возможно, мне захочется побеседовать с людьми.
  Аксбергер кивнул. Он с нетерпением ждал того дня, когда поступит приказ ликвидировать двойника. Независимость и самостоятельность Барни разжигали ярость полковника, успех, сопутствующий ему, вызывал острую зависть. "Свирепый Билл" возненавидел Барни всеми фибрами души. Он привык исполнять прихоти настоящих хозяев, но не подставных лиц.
  Выйдя из отеля, Барни оказался на главной улице города. Вечерело. Словно по мановению волшебной палочки, неоновыми сполохами озарялись витрины магазинов и увеселительных заведений. Пульсирующие буквы на фронтоне высокого здания предлагали вкусить жареного цыпленка по-аламаски под пряным соусом. Барни пересёк улицу, повернул за угол. Вскоре он достиг здания с вывеской "Похоронное бюро". Рядом призывно мигал фонариком китайский ресторанчик, неподалеку от него разместилась пресвитерианская церковь.
  Барни вошел в молельный зал. В этот час скамьи были пусты. Горбун-служитель ремонтировал кафедру. Барни поздоровался и спросил, может ли он увидеть пастора Адамса. Горбун, не прерывая своего занятия, объяснил, что пастор отлучен от церкви за богохульство в адрес преподобного отца Фолвелла, которого дерзкий Адамс посмел назвать "святым мошенником".
  - Где же мне отыскать пастора? - спросил Барни.
  - Там, где собираются бродяги. Адамс - проповедник уличного сброда, - усмехнулся горбун. - Кто вы ему?
  - Должник, - задумчиво произнес Барни, направляясь к выходу.
  В пору детства Барни пастор Адаме был добровольным опекуном приюта дефективных. На свои деньги он покупал детям игрушки, читал им книжки, укрощал скорых на расправу воспитателей. Он учил детей хоровому пению, старался привить им любовь к полезному труду. Второго такого проповедника Барни больше никогда не встречал.
  Покинув церковь, он отправился на соседнюю улицу, где некогда располагался приют дефективных. Здание пришло в запустение, таращилось провалами окон. Постояв немного у входа, он вернулся в отель.
  - Пока вы совершали вечерний моцион, произошла потешная история, - доложил профессор Смайлс. - В отель вломилась группа бродяг. Их возглавлял пастор явно шарлатанского толка.
  - Темноволосый, представительный? - волнуясь, спросил Барни.
  - О нет, этот прощелыга был согбен и сед, но держался с достоинством короля Лир.
  - Чего хотели эти люди?
  - Они жаждали общения с вами, но я усмотрел в этом демарше провокацию политических конкурентов. Полиция и служащие отеля действовали на редкость дружно. Что с вами, сенатор? Вы чем-то расстроены?
  Устало, плюхнувшись в кресло, Барни простонал:
  - Что ты наделал, Гордон, ты изгнал пророка божьего.
  - Что ж, остается сожалеть, что его святость не представил мне верительных грамот, - улыбнулся профессор. - Полно вам меня разыгрывать, сенатор. Вы ведь отлично знаете, что нет пророков в своём отечестве...
  Перед тем как поразить сенатора великолепием банкета, ему устроили проезд по главной улице города. После чего проголодавшихся гостей доставили к ресторану. Барни рассеянно слушал мэра, чья угодливая болтовня уже успела ему надоесть. Неожиданно внимание почетной персоны привлек нищий. Проскользнув в разрыв оцепления, он вприпрыжку направился к мусорному контейнеру. Вблизи него валялся надкушенный сандвич, на запах которого спешила такса. Нищий опередил ее и завладел добычей.
  Барни, замедлив шаг, остановился, пристально вглядываясь в лицо нищего. Ну, конечно же, это был Джимми, его товарищ детства из приюта. Нищий с жадностью стал есть, но чуть не поперхнулся, увидев, что к нему направляются полисмены. Страх погнал его вперед. Зажав остаток сандвича в кулаке, он побежал вдоль стены ресторана. Два рослых официанта в белоснежных куртках ринулись ему наперерез. Обезумевшему от ужаса Джимми ничего не оставалось, как рвануть навстречу процессии. По сигналу "Свирепого Билла" охранники сенатора, выхватив револьверы, выскочили вперед. Увидев в нескольких метрах от себя вооруженных агентов, нищий в изнеможении опустился на асфальт.
  - Не смейте его трогать, - приказал Барни, шагнув к нищему. - Когда ты ел в последний раз? - спросил он, чувствуя, как подступает комок к горлу.
  - Позавчера или вчера, я не помню, - пожал плечами Джимми, явно намереваясь улизнуть от греха подальше.
  Мэр города, расценив поступок сенатора, как очередной рекламный трюк, включился в игру, потрепав Джимми по спутанным волосам.
  - Какие мы пугливые, - зажурчал он, одаривая нищего улыбкой. - Бояться не надо. Мы ведь одна большая, дружная семья, для каждого найдется тарелка вкусного, мясного супа.
  - Ты слышишь, малыш, что говорит твой мэр, добрый самаритянин. Он приглашает тебя пообедать вместе с нами. Не стесняйся, здесь все свои, - подбодрил нищего Барни.
  У мэра вытянулось лицо, но он быстро сориентировался, кивнул своей супруге. Та подхватила Джимми под руку.
  - Идемьте, прощу вас. Вы доставите радость общения всем нам.
  Увлекаемый энергичной дамой, Джимми, глупо улыбаясь, поплелся вслед за приглашенными. Чтобы не смущать присутствующих, его посадили за отдельный стол в углу зала. Потрясенный случившимся, Джимми недоуменно разглядывал уставленный тарелками стол, не зная, с чего начать. Гости для приличия поумилялись присутствием человека из народа, а затем энергично дела приступили к трапезе.
  Изредка посматривая на своего товарища детства, Барни сосредоточенно ел и совершенно не реагировал на отчаянные попытки жены мэра обратить на нее внимание. Утолив голод, он попросил слова.
  - Господа! Здесь находится человек, чьи сокровища неисчислимы...
  Он кивнул в сторону Джимми. Тот насыщался, чавкая от удовольствия и дрожа от нетерпения. Гости улыбнулись. Кое-кто из гостей захлопал. Шутка сенатора им понравилась.
  - Я не оговорился, - сумрачно усмехнулся Барни. - Хочу напомнить слова нашего любимого проповедника, преподобного отца Фолвелла, сказавшего когда-то в адрес этого неприкаянного пареня: "Пусть у тебя нет гроша за душой и судьба к тебе немилосердна, но если ты преисполнен ангельского смирения, любви к всевышнему, знай и помни, что всё золото мира - жалкая горсть грязи в сравнении с сокровищами твой души". Наш нищий ежедневно страдает от голода, в то же время некоторые его собратья по вере мучаются от систематического переедания. Такие люди, как этот несчастный - наша совесть. В день Страшного суда, когда всех нас призовёт отец небесный, нищие будут стоять возле престола всевышнего. И тогда никто из нас не уйдёт от справедливой кары за отсутствие доброты к ближнему. Когда - то Аламас называли обителью Бога. Здесь были самые крупные в стране приюты для престарелых, инвалидов, несчастных детей, у которых господь отнял разум, но осветил душу. Теперь богоугодные заведения закрыты за ненадобностью. Неужели у хозяев города так зачерствели сердца, что они забыли о Боге?
  - Бюджет города истощён, - недовольно кривясь, пробормотал мэр.
  Барни осуждающе покачал головой: - Мы живём в богатой стране. Мне постоянно приходят письма от различных организаций. Буквально на днях меня почтили вниманием институт удобрений, ассоциация изготовителей галстуков-бабочек, общество любителей английских колокольчиков. У нас в стране есть даже почётный орден жареного гуся и союз любителей бифштекса. До слез тронули меня письма друзей морской выдры, телеграмма от комитета в защиту прав аллигаторов. Но где ассоциация любви к ближнему, где братства помощи несчастным, больным детям, сиротам. Почему бы нам ни создать такое общество на средства пожертвований? Ведь это - наш общий вклад в копилку богоугодных дел. Лично я жертвую на восстановление детского приюта пять тысяч фартингов.
  - Я дам десять тысяч, - поднялся высокий мужчина. - Запишите меня: скотопромышленник Гилдруп.
  Его поддержали местные предприниматели. Весьма скромные пожертвования поступили от мэра и членов муниципалитета. Барни, повеселев, провозгласил тост за добропорядочных и богобоязненных аламасцев.
  К мэру подошел владелец ресторана, шепнул, что бродяга убрался восвояси. Кто заплатит за всё съеденное и выпитое им?
  - Включите это в общий счет расходов по банкету, - вздохнул мэр. - Что вы хотите? Игра в благотворительность стоит немалых денег.
  
  Глава девятая
   -60-
  
  Харпер с неослабевающим вниманием следил за выступлениями двойника, пытаясь постигнуть секрет его обаяния.
  "Пришел, увидел, покорил. Как все просто и доступно, - с раздражением думал сенатор. - Пост президента - пик желаний политического деятеля моего масштаба. Сколько сил и средств надо затратить, чтобы завоевать право участвовать в поединках претендентов. И фортуна не всегда благоволит к достойнейшим. Политическая карьера сродни труду циркового артиста. Годы уходят на тренировки, а разбиться можно в считанные секунды. Стоит ли изощряться в ораторском искусстве, восхищать знаниями, остротой ума, утонченной ироничностью, если примитивный демагог обольстил толпу? Проблема содержания дефективных детей, заигрывания с ветеранами и военнослужащими, душеспасительные диспуты о противозачаточных таблетках и абортах закрыли народу глаза на состояние экономики. В стране сокращается производство электроэнергии, цветных металлов. Короли отечественной металлургии, пытаясь возместить убытки, повысят цены на металл. Это повлечет за собой новый виток цен, больно ударит по уровню жизни айтениканцев, кривая безработицы резко подскочит".
  - Ему легко швырять на ветер мои деньги, - сердито ворчал скуповатый сенатор, просматривая очередную хвалебную статью о своем пребывании в Аламасе. В то же время Харпер не мог не отметить, что речь Барни на обеде в Аламасе, где он призвал возродить приют для дефективных детей, вызвала бурный отклик у миллионов сердобольных сограждан. Газета сообщила, что в адрес учредительного комитета перечислены пожертвования из многих провинций страны. Из Женевы в Аламас, на имя сенатора Харпера прибыла телеграмма от Милли: "Читала публикации. Горжусь тобой. Спасибо за доброту. Желаю победы".
  Полковник Аксбергер, сопровождавший двойника, счёл необходимым переправить телеграмму майору Говарду. Референт генерала всё еще состоял офицером связи при особе сенатора. В отличие от "Свирепого Билла", порой утомлявшего Харпера своими грубоватыми манерами, Говард производил благоприятное впечатление. Он был в меру корректен, ироничен, исполнителен. И всё же в его присутствии сенатор почему-то чувствовал себя как-то неуютно, испытывал неосознанную тревогу.
   Вручив телеграмму, майор ожидал дальнейших указаний. Харпер прочёл, адумался. С одной стороны, ему льстил восторг любимой женщины, но в то же время огорчало то, что её слепил показной благотворительный розыгрыш, блеск фальшивых страстей и ложной добродетели.
  "А может, я чего-то не понимаю, не учитываю настроение толпы? Обыватель, как это ни странно, продолжает верить обещаниям лжепророков".
  Он поймал себя на мысли, что завидует возросшей популярности двойника, со злостью скомкал бланк телеграммы. На какое-то мгновение ему показалось, что по лицу Говарда пробежала мстительная улыбка.
  "Надо немедленно взять себя в руки, восстановить былое самообладание" - приказал себе сенатор, исподлобья посматривая на Говарда. Лицо майора выглядело безразличным к чужим душевным переживаниям.
  - Можете отдыхать. Дик. Вы мне пока не понадобитесь.
  Среди ночи Харперу приснилось, будто он стоит у края глубокого провала. Дна не видно. Достаточно одного неосторожного движения, чтобы рухнуть в бездну. Проснувшись, он со страхом ожидал острой сердечной боли. К счастью, все обошлось. Он не был суеверен, никогда не пользовался услугами хиромантов, гадалок, модных в высшем свете прорицателей. Но сейчас он бы многое дал, чтобы понять тайный смысл странного сна. Может быть, это предостережение ему, что следует немедленно прекратить опасную игру, затеянную Эдвардсом? Поздно. Жребий брошен, назад не повернешь. И все-таки не следовало поддаваться уговорам генерала, соглашаться на авантюру с войником. Нельзя было идти на поводу у своего честолюбия, вопреки закону и чести...
  Что ж, значит, так было угодно судьбе. Он, конечно же, станет президентом, но придется заплатить дорогую цену. Если нет обратного пути, то пусть исчезнут все свидетели, и в том числе, Билли и майор Говард. Эдвардс обязан пойти на эти жертвы ради счастья своей дочери. Никто никогда не узнает о том, что будет жечь президенту душу, ни Милли, ни духовник, которому он доверит свою последнюю прижизненную исповедь. Древние были правы: "Несчастна душа, исполненная заботой о будущем".
  
   -61-
  
  Накануне приезда на диспут губернатора Уилксона аламасская газета либерального направления опубликовала карикатуру на сенатора Харпера. Его изобразили в форме морского пехотинца. Сенатор держал за руку мальчугана, явно дебильного вида, другую он протягивал юноше в полувоенной форме "штурмовика нации". Надпись гласила: "Хоть вы безмозглые ребята, но я научу вас любить оружие и стрелять в цель". Из окружения претендента только один его главный политический советник болезненно воспринял этот выпад. Барни, посмеявшись, заявил, что художник - парень способный. Единственное, что ему не удалось, так это ляжки сенатора. Уж больно они оказались толсты. Но кое-кто из тех, кто симпатизировал Харперу, восприняли эту карикатуру, как оскорбление патриотических чувств нации. Вечером какие-то юнцы в кожаных куртках ворвались в редакцию, избили дежурный персонал, выбили стекла, перебили компьютеры. На квартиру к художнику явилось несколько военнослужащих - сверхсрочников. После выяснения отношений автора карикатуры пришлось госпитализировать. В адрес газеты посыпались угрозы со стороны местного правления Национального легиона, совета ветеранов - патриотов, почитателей государственного флага. Газету на время пришлось закрыть.
  К моменту проведения диспута политическая обстановка в городе настолько накалилась, что власти сочли небезопасным устраивать претенденту от партии либералов губернатору Уилксону пышную встречу. В отель, где ему и сопровождающей его свите отвели этаж, губернатора провожали симпатизирующие ему студенты аламасского колледжа и усиленные наряды полиции. Зато клакерам, провозглашавшим повсюду здравницы в адрес сенатора Харпера, открылось широкое поле деятельности. В их ряды влились горластые, добровольные помощники из ультраправых организаций, провозгласившие претендента от консерваторов любимцем флага и патриотом, достойным подражания.
  В день диспута площадь перед отелем, где остановились претенденты, была заполнена народом. Уилксон, сопровождаемый градом выкриков и насмешек, поспешил спрятаться в автомобиле, доставившем его в местную телестудию. Выход Харпера сопровождался ревом ликующих голосов. Сенатор пребывал в благодушном настроении, бодро пожимал руки, щедро раздавал автографы, напропалую целовался с женщинами, бросавшимся ему на грудь. Когда клакеры затянули национальный гимн, он громко подтянул. Неожиданно из толпы вынырнула огненная шевелюра Тимотти Кэртиса, того самого юнца, которого Барни не так давно отдубасил.
  - Сенатор, мы с вами! - восторженно заорал Тимотти.
  - А, Тим, пробковая твоя голова, - засмеялся Барни, похлопав своего крестника по плечу.
  Польщённому Тиму явно не хватало хвоста, чтобы выразить политической знаменитости своё усердие. Его дружки заглядывали сенатору в рот.
  - Вы что, спятили, Гарольд, открыто демонстрировать свои симпатии этому пакостному штурмовику? - сердито выговаривал Барни профессор Смайлс. - С каких это пор вы стали поклонником фашизма?
  - Мне наплевать на всю эту чёрную гниль. Парня жалко. Ему бы где-нибудь на ферме землю пахать. Так нет же, рыжий стервец, в политику ударился. Видно, мало я ему тогда всыпал.
  Диспут должен был вести популярный телекомментатор. Он прибыл на телестудию злой и не выспавшийся. Всю ночь ему звонили какие-то нахальные типы, симпатизирующие претендентам, и требовали провести это важное мероприятие в пользу своих протеже. Когда же телефон отключили, в номер непонятным образом впорхнула записка, в которой значилось: "Если столичный гость вздумает утомлять сенатора Харпера всякими мудрёными вопросами, то патриоты Аламаса отправят комментатора в столицу, предварительно проделав ему маленькую дырочку во лбу". После такого красноречивого пожелания журналист выдвинул властям ультиматум: или ему обеспечат должную безопасность, или он тут же вылетает в столицу. Пришлось выделить из резерва специальную группу агентов.
  Пока претенденты готовились к диспуту, привыкая к прессингу осветительной аппаратуры, перед зданием студии вспыхнуло побоище. Его затеяли "штурмовики нации", спровоцировав студентов. Те прибыли, чтобы поддержать своего кумира Уилксона. Всесторонне образованный человек, имевший степень доктора права, он пользовался непререкаемым авторитетом среди студенчества страны и прогрессивных молодежных организаций. Штурмовики, улюлюкая, обзывали Уилксона ученым-импотентом и туалетной шваброй. Студенты остроумно прошлись по адресу Харпера. От взаимных оскорблений перешли к выяснению отношений на кулаках. Студенты дрались самозабвенно. В драке участвовали и девушки. Многим из них пригодились в этот день навыки по женскому каратэ и дзюдо. Одна такая тщедушная на вид пигалица лихо швырнула через бедро Тимотти Кэртиса, а вдобавок ещё обозвала его рыжим верблюдом. Студенты нажали, и штурмовики, злобно огрызаясь, бросились наутек. Тогда местный Национальный легион поднял по тревоге всех, кто желал победы сенатору Харперу и готов был посчитать ребра этим чертовым умникам студентам. На площадь, засучив рукава, устремились члены военно-патриотических организаций. Положение студентов катастрофически осложнилось. Их плотно окружили и собрались бить смертным боем.
  В студии было уютно, бесшумно работали кондиционеры. Ведущий телепрограммы непринужденно беседовал с претендентами. Близилось время эфира.
  - Студентов убивают! - раздался чей-то истошный крик.
  Уилксон вскочил, повернул к мэру дрожащее от негодования лицо:
  - Сделайте что-нибудь. Будет ли порядок в этом проклятом городе?
  - Студенты вызвали этот справедливый взрыв возмущения, недостойно отзываясь о сенаторе, - высказался мэр. - Уж если аламасцы полюбят кого-нибудь, они готовы за ним последовать хоть в огонь, хоть в воду.
  - Соедините меня с президентом или хотя бы с губернатором, - упорствовал Уилксон. - Какой позор для демократической страны!
  - Эка невидаль, молодые люди бьют друг друга по морде. Больше разговоров, чем выбитых зубов, - насмешливо воскликнул Барни.
  В зашторенные окна ворвался с улицы пронзительный вопль.
  - Сенатор, если вы - поборник добра, то немедленно разгоните эту кровожадную банду, - потребовал Уилксон, - иначе я выйду к ним.
  - Вот этого делать не следует, - запротестовал мэр. - Вам не следует накалять обстановку. Сейчас я вызову пожарных и воинскую часть.
  Профессор Смайлс шепнул:
  - Сенатор, вы единственный, кого они послушают.
  Барни молча сбросил пиджак, закатал рукава сорочки. Не обращая внимания на предостерегающие знаки Аксбергера, он направился к выходу. "Свирепый Билл" и четверка телохранителей рванулись следом.
  Выскочив на ступеньки, Барни заорал во всю мощь легких:
  - Эй, вы, приказываю прекратить!
  Он кивнул "Свирепому Биллу", и тот выстрелил несколько раз вверх.
  - Я кому сказал: прекратить! - рявкнул, Барни. Прыгнув в толпу, он стал разнимать дерущихся.
  Освобождая ему дорогу, гигант Аксбергер отбрасывал драчунов, как котят. Сенатора узнали, драка утихла.
  - Какой умник решил сорвать диспут? - строго вопрошал Барни. - Аламасцы, славный пример гостеприимства вы показываете! Мой почтенный конкурент, губернатор Уилксон, не выносит шума, грубых выкриков, хруста выбитых зубов. Нечего сказать, веселенькую кутерьму вы затеяли!
  На балкон вышли мэр города, Уилксон и владелец телестудии.
  - Сенатор, я считаю целесообразным подключить полицию, выявить зачинщиков столкновения, - воскликнул воспрянувший духом мэр.
  Барни отрицательно покачал головой:
  - Обойдемся. Полиции здесь уже нечего делать. Эй, петухи аламасские, есть среди вас военные?
  - Так точно, есть. Сержант пограничной охраны Уильям Барч, - по-уставному доложил плотный малый, уставясь на сенатора ясным голубым глазом; второй закрывал свежий кровоподтек.
  Отозвалось ещё несколько бывших капралов, ефрейторов и рядовых.
  - Пока жив хоть один сержант, армия бессмертна, - изрек Барни. - Сержант Барч, приказываю подобрать крепких помощников, навести порядок. Студентов отпустить, раненым оказать помощь. Всякого, кто затеет драку, направлять в участок. Я обязуюсь доставить вам пиво. Промочите глотки и охладите боевой пыл. Мэр, запишите ящики с пивом на мой счет. Если губернатор пожелает вступить в долю, возражать не буду.
  Толпа дружно загудела, одобряя решение сенатора.
  
  .Через несколько дней в стране начались выборы главы государства. Сенатор Харпер победил с рекордным за последние двадцать лет преимуществом. Ему отдали свои голоса 77 процентов избирателей. Как только был опубликован специальный бюллетень, президента Харпера и его главного политического консультанта, профессора Смайлса пригласили в "Страну грез", где в честь нового главы государства банкир Аллен Прайс устраивал торжество. Аксбергер с группой охраны, не получив пропуск в резиденцию банкира, вернулся в распоряжение генерала Эдвардса.
  
  
  Харпер прощался со своим лечащим врачом.
  - Можете быть уверены в том, что ваше таинственное исчезновение ни в коей мере не отразится на служебной карьере. Об этом позаботятся мои друзья. На счёт вашей супруги перечислены деньги. Учитывая ваше старание, я удвоил сумму гонорара. Надеюсь, вы не станете возражать?
  Обреченный растроганно улыбнулся, благодарственно бормотал:
  - Берегите себя для всех нас, для пользы нации. Вас будут окружать светила отечественной медицины, но знайте, что скромный военный врач готов явиться к вам по первому зову.
  - Благодарю. Я в этом убедился. Вы славный, отзывчивый человек, превосходный специалист. Ступайте, друг мой, а не то я совсем раскисну.
  Харпер испугался. Если это тягостное для него прощание ещё немного затянется, он пойдёт на попятный, и тогда предательская жалость возьмет верх над здравым смыслом. Боясь обнаружить перед врачом нервный озноб, он дружески обнял его, подвёл к двери кабинета. Там его ожидал "Свирепый Билл". Полковник заранее объявил врачу, что лично проконтролирует его вылет в Рестон на служебном вертолете КУСИ.
  - Только бы не запомнить его лицо, глаза, только бы не запомнить, - исступленно твердил Харпер. - Вытравить его из сознания, вырвать, как занозу из тела, - иначе как же жить дальше, мыслить, работать?
  Сенатор давно уже пришёл к твердому решению, что как только примет присягу и вступит в должность президента страны, продаст свой столичный особняк, дабы ничего не напоминало о страшных днях вынужденного заточения. Жить можно будет в апартаментах президента, наведываясь, время от времени на виллу, подаренную Милли генералом Эдвардсом.
  Но пока вступит в силу этот желанный распорядок, пройдёт не менее двух месяцев. Вступление в должность и принятие присяги произойдут в последней декаде января, а сейчас только середина ноября.
  Никогда еще за всю свою полную неожиданностей жизнь Харпер не чувствовал себя таким одиноким и опустошенным. Ему не хотелось никого видеть и слышать, кроме Милли. Однако встреча с невестой откладывалась на неопределенное время, так как Барни Кинга, его двойника, изволил пригласить к себе в "Страну грез" банкир Прайс.
  Поначалу приглашение всесильного финансиста до смерти напугало Харпера. А вдруг Барни проколется на какой-нибудь чепухе? Эдвардсу пришлось напрячь все свои душевные силы, чтобы успокоить единомышленника, заставить его поверить в благополучный исход. Уверовав в удачное стечение обстоятельств и возможности генерала, Харпер не без зависти к двойнику и сожаления к самому себе представил картину чествования президента. Уж конечно, Прайс не поскупится, чтобы пустить пыль в глаза, воскурить фимиам. И безусловно, в подходящей обстановке он всё же даст понять своему гостю, кто является истинным хозяином страны. Харпер до мельчайших подробностей вспомнил свой приезд в "Страну грез", ужин в кругу семьи банкира, осмотр шедевров, покровительственный тон банкира, его уверенный, чуть насмешливый взгляд человека, постигшего тайны мироздания. И вот теперь он не без злорадства подумал, что самоуверенный властитель судеб Аллен Прайс ловко одурачен каким-то ничтожным мусорщиком. Очевидно, если бы Прайсу открылся факт подмены, он бы потерял дар речи от стыда и негодования. Остается только диву даваться, как искусно сыграл свою многотрудную роль двойник. Нет ли в этой сверхудачливости проявления каких-то мистических сил, предзнаменования свыше? Не таит ли в себе фамилия двойника, дословно означавшая "король", фатальной неизбежности крушения законного претендента? Но, представив себе мусорщика, исполняющего сложные обязанности президента, принимающего послов и премьеров, он долго и облегчённо смеялся. Как сказано в притчах Соломоновых: "Противно земле: раб, когда он делается царем, глупец, когда он досыта ест хлеб". Эта библейская истина в какой-то степени успокоила его, избавила от неприятных уколов зависти.
  Интуиция подсказывала, что следует форсировать финал операции "Подмена". Пора поставить в этой истории долгожданную точку.
  
   -62-
  Эдвардс готовился к предстоящему разговору с Милли. Отныне всё свободное время он проводил в особняке, оформленном на её имя. Его неожиданные приезды, въедливая дотошность, с какой он вникал во все мелочи быта, издергали прислугу. За короткое время Эдвардс рассчитал трёх садовников, неспособных создать из оранжереи и стеклянной пристройки зимнего сада неповторимый уголок чарующей природы. Пришлось за большие деньги нанять личного садовника банкира Прайса. Решив до определенной поры не ставить супругу перед фактом развода, раздела имущества и капитала, генерал предложил своей Бетси съездить в Швейцарию, развеять скуку, навестить дальних родственников по линии Эдвардсов. И, конечно же, в роли неизменного спутника Бетси отправлялся семейный духовник, отец Роланд, судя по его постной физиономии, утомленный связью с экзальтированной пожилой женщиной.
  Супруги Эдвардс не выказывали своего огорчения по поводу предстоящей разлуки, так как давно уже стали чужими друг другу, и ничто, кроме обоюдной ненависти, не связывало их. Отправив супругу и её любовника, генерал вывез из дома библиотеку и те семейные реликвии, которые были ему особенно дороги. Он заказал модному живописцу воспроизвести с цветной фотографии портрет дочери. Пользуясь отсутствием супруги, генерал охотно располагался на ночлег в особняке Милли и пришел к убеждению, что здесь ему гораздо спокойнее, не так донимает бессонница.
  За два дня до вылета Милли из Женевы он приехал в особняк, расстроенный беседой с Харпером. Страх разоблачения иссушил душу Гарольда. Генерал пришёл к неутешительному выводу, что его единомышленник и партнёр подвержен губительному воздействию маниакального синдрома.
  Его прежние отношения с Гарольдом, возникшие на почве взаимного уважения и доверия, после опубликования результатов президентских выборов претерпели заметное изменение. Теперь в голосе Харпера слышались повелительные нотки, а порой, забываясь, он позволял себе даже прикрикнуть на старика. В любой другой ситуации самолюбивый Эдвардс не стерпел бы подобного к себе отношения, но в данный момент он был вынужден смириться, зажать гордость в кулак.
  Пытаясь хоть как-то отвлечь себя от неприятных мыслей, генерал посмотрел по телевизору сладенький, развлекательный мюзикл о бедной, но высоконравственной девушке, осчастливившей пожилого, изнемогающего от страсти к ней миллионера, перелистал на сон грядущий Библию. Не найдя в "Ветхом завете" ничего такого, что соответствовало бы его нынешнему состоянию духа, генерал обратился к книге "Деяния апостолов", где обнаружил в первом послании апостола Павла коринфянам заинтересовавшее его изречение: "Посмотрите, братия, кто вы, призванные? Не много из вас мудрых во плоти, не много сильных, не много благородных, но бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал бог, чтобы посрамить сильных".
  "Черт возьми, напрашивается мысль, будто евангельский апостол трактует содержание операции "Подмена", - усмехнулся генерал. - Немудрое мира - это Барни Кинг, а под немощным следует понимать мою персону. Если это верно, то можно считать, что мы с плутом Барни - божьи избранники. В принципе так оно и есть: мусорщик дурачит народ. Я же представляю главную пружину этого великого обмана. Все это напоминает мне известную шутку. Если нельзя, но очень хочется - значит, можно. Можно, господин апостол, посрамить мудрых и сильных, не прибегая к услугам всевышнего или сатаны. А вот нужно ли это - вот вопрос?".
  Словно опытный дирижер, мысленно проигрывающий партитуру сложного музыкального произведения, генерал разбирал свои операции, предвосхищая ид финал, своевременно выявляя ошибку, закравшуюся при планировании. По логике всё складывалось предельно просто. Аксбергер ликвидирует двойника и майора Говарда, после чего "Техник" Джо устранит "Свирепого Билла". Незадолго до того, как Аксбергер покинет земную юдоль, ему предстоит выполнить важное поручение - убрать Джорджа Клайда. Пока живёт и здравствует бывший директор политической контрразведки, Эдвардсу нечего и помышлять о спокойном уходе на заслуженный отдых. И хотя усилиями генерала Клайд выключен из общественной жизни, данные контрразведки позволяют судить, что он по-прежнему устраивает на вилле своего тестя-миллиардера сборища единомышленников, усиленно вербует сторонников из правительственных сфер.
  - Мало изгнать гада - необходимо размозжить ему голову, - с ненавистью прошептал Эдвардс.
  Решив не спускать с Клайда глаз, генерал вернулся к своему последнему разговору с Харпером. Вне всякого сомнения, поведение жениха Милли вызывает тревогу. Страх и мнительность доконают сенатора раньше, чем он приступит к своим обязанностям президента. Кто бы мог предположить, что Гарольд, выдержавший в свое время схватку с мафией, окажется таким болезненно мнительным? Не понятно только, что его гложет: позднее раскаяние или сомнение в благополучном исходе невиданной политической авантюры? И вдруг генерал с предельной ясностью понял, что странное беспокойство, которое он испытывал, соблазняя Харпера на операцию "Подмена" - это предчувствие близкой, неотвратимой беды.
  - Господи, убереги Милли от всякой напасти и дурного глаза. Все плохое, что предназначено ей, готов принять на себя, - бессознательно пробормотал он и на какое-то мгновение оцепенел, крайне изумленный неожиданным проявлением презираемого им мистического страха.
  "Глупости, какие! Только бездеятельные, слабые натуры охотно пресмыкаются перед Господином Никто. Людям моего склада ума и характера несвойствен этот душевный порок, расслабляющий волю. Все будет так, как мною задумано. Харпер требует неукоснительного соблюдения секретности. Что ж, я выполню свои обязательства - за исключением того, что претит моей воле. Я многое прощаю Гарольду, исключительно ради своей дочурки, но никто не заставит меня отдать то, чем я дорожу. Мой референт, черт побери, не разменная монета", - думал он.
  С генералом произошло то, чего он раньше никогда за собой не замечал. Он по настоящему крепко привязался к майору Говарду. Эдвардс вовсе не идеализировал его, верно, подмечал слабости и недостатки, но в то же время всегда болезненно переживал отсутствие Дика, откровенно радовался возвращению того из командировок. Это было тем более странно, если учесть, что за всю жизнь генерал никогда не имел задушевного друга. Все те, кому он симпатизировал, как правило, находились в его подчинении. Естественно, это вызывало сомнение в их подлинной искренности. Как случилось, что Дик, несмотря на столь короткий срок их сотрудничества, стал ему близок, оставалось для него непостижимой загадкой.
  "Он должен жить. Слишком много я вложил в него. Надо убедить Харпера, что лучшей кандидатуры на должность начальника личной охраны президента, чем майор Говард, не сыскать. Памятуя о моем добром отношении к нему, Дик будет также преданно служить Гарольду и Милли, как когда-то служил мне. Значит, быть по сему!" - решил Эдвардс.
  
   -63-
  
  Коллекция улик Говарда обогатилась фотографией врача. Число свидетелей операции "Подмена" ускоренными темпами шло на убыль. С точки зрения Дика, наступила пора покидать благословенную Отчизну.
  Стараясь не вызвать ни тени подозрения, он заранее готовился к спасительному бегству. Под предлогом покупки особняка в Милтоне, перевёл все свои средства в наличность. Вкупе с акциями различных компаний, которых у него набралось свыше сотни, капитал майора составил сорок тысяч фартингов. Совсем не густо, если учесть, что он отправлялся в неизвестность. Но когда у затылка маячит револьверная мушка, о будущем благополучии как-то не задумываешься.
  Успех операции возмездия и обогащения, Дик связывал с активной помощью Милли. Именно через неё он намеревался воздействовать на Харпера и получить желаемую компенсацию за свое молчание, коллекцию улик и вещественных доказательств состава преступления. Осталось лишь претворить в жизнь некоторые технические детали. Выйти на Милли и склонить ее к сотрудничеству стало для него первостепенной задачей. Когда же генерал поручил ему встретить её в аэропорту, Дик, в первый момент, здорово струхнул, решив, что старому оборотню стало известно о бывшей связи референта с невестой президента. Однако, поразмыслив, понаблюдав за генералом, он убедился, что это ложная тревога. Просто ему доверили задачу, ранее поручаемую "Свирепому Биллу", так как тот в настоящее время выполнял какое-то секретное задание их щедрого на выдумки шефа.
  Перед поездкой в аэропорт генерал передал майору корзину восхитительных роз и сообщил, что ему вменяется в обязанность контроль за охраной квартиры госпожи Уэйбрич. Генерал, конечно же, не подозревал, какую неоценимую услугу оказал Дику. А Говард не замедлил этим воспользоваться и, забрав у старшего группы охраны запасные ключи, обследовал знакомую ему до мелочей квартиру, пытаясь отыскать "клопов". К своему удивлению, он ничего не обнаружил. Страхуя себя от неожиданностей, Говард выяснил в техническом отделе, включена ли в сеть прослушивания эта квартира. Получив отрицательный ответ, он был немало озадачен.
  Самолет, на котором Милли возвращалась из Европы, опаздывал на полтора часа. Все это время он торчал в зале ожидания. Корзина с розами всех цветов и оттенков источала тонкий аромат, вызывая у представительниц слабого пола многозначительные улыбки. На фоне благоухающего подарка жениха букетик алых гвоздик майора выглядел непритязательно.
  Вынужденное ожидание только усилило его волнение. Наконец, объявили о прибытии рейсового "Боинга". Пришлось еще немного подождать, пока пассажиры пройдут таможенный досмотр. Вскоре торопливыми ручейками они хлынули в зал. Милли,у лыбаясь, переговаривалась с какой-то пожилой женщиной. У дверей, ведущих на привокзальную площадь, они расстались. Милли направилась к ближайшему креслу, поставила чемодан и огляделась, стараясь увидеть того, кто должен был её встретить. Заметив Дика, она вздрогнула и опустилась в кресло.
  Держа на вытянутых руках изрядно опостылевшую корзину, Говард подошел, вручил цветы и негромко произнес:
  - С приездом на обетованную землю, госпожа Уэйбрич! Разрешите преподнести вам розы от президента и эти скромные гвоздики от себя.
  Опережая вопросы, он продолжил:
  - Господин президент поручил мне встретить вас и доставить на Гейбл-Стрит.
  - Разве ты, простите, вы, знакомы с ним? - растерянно прошептала она.
  - Я служу ему.
  Она пожала плечами.
  - Ничего не понимаю. Вы разве уже не работаете страховым агентом?
  - Я офицер КУСИ и отвечаю за вашу безопасность. Следуйте за мной, госпожа Уэйбрич.
  Он подхватил чемодан, Милли - цветы, и они направились к машине. Агенты-телохранители "Свирепого Билла", временно подчиненные майору, экскортировали их на двух машинах. Вскоре они оказались в квартире.
  Теперь предстояло самое трудное: открыть Милли глаза на проделки жениха и заручиться ее поддержкой.
  Говард заметил, что его присутствие волнует Милли. Стараясь обрести душевное спокойствие и уверенность, она украдкой помолилась иконе божьей матери, доставшейся ей на память от матери, истовой католички.
  - Я надеюсь, что офицер для особых поручений не станет возражать, если невеста президента пригласит его выпить чашку кофе?
  Этими словами она давала понять, что прошлое навсегда отменяется.
  "Погоди, милая, когда ты узнаешь всю страшную правду о своем женихе, ты запоёшь по другому" - мстительно подумал он, поглаживая рифленую ручку "дипломата".
  Истолковав его молчание как знак согласия, она сварила кофе, пригласила Говарда к столу. Пили молча, стараясь не встречаться глазами. Затянувшееся молчание нарушил телефонный звонок.
  Милли подняла трубку.
  - Да, слушаю. Здравствуй, Гарольд.
  Лицо и шея её мгновенно вспыхнули. "Интересно, с чего бы это: от радости, что услышала любимого, или же от неловкости передо мной?" - спросил себя Дик.
  - Спасибо за цветы и внимание. Поздравляю с победой. Ты звонишь с виллы Прайса? Поняла. Что я сейчас делаю? Пью кофе с офицером для особых поручений, встретившим меня в аэропорту. Кто? Генерал Эдвардс? Меня совсем не прельщает эта встреча. Ну, хорошо, если ты так настаиваешь, я жду его завтра в десять утра.
  Она повесила трубку, потерла пальцами виски.
  - Странно, какие дела могут быть у меня с вашей службой? - спросила она.
  Дик открыл кейс. Милли внимательно следила за ним.
  - Я устала с дороги. Вам пора идти.
  - Подойди ближе и старайся говорить шепотом.
  Она отрицательно покачала головой.
  - Это совсем ни к чему. Прошу тебя, уходи.
  - Иди же сюда. Я тебе кое-что покажу, - потребовал Дик.
  Она приблизилась.
  - Милли, твой жених - гнусный обманщик. Он только что звонил тебе из своего столичного особняка, в котором ты не раз бывала.
  Она дёрнулась как от удара.
  - Тебя не должны волновать наши отношения. Если это всё, что ты хотел мне сказать, я тебя больше не задерживаю.
  Она ещё пыталась сохранить статус невесты президента. "Бесполезно, моя неверная девочка. Узнав содержимое досье Харпера, ты уже не прельстишься званием первой леди. Сейчас ты будешь корчиться от обиды, стыда и негодования, испытаешь такое же разочарование, какое уже пришлось пережить мне, когда я узнал о твоем выборе. За боль и унижение платят той же монетой", - мысленно обратился к ней Дик.
  Он достал фотографии Барни Кинга и объяснил Милли суть операции "Подмена". По мере того, как открывалась завеса тайны, зрачки Милли расширялись, словно она вдохнула дозу кокаина.
  - Боже мой! И это цвет нации, поборники добра и справедливости.
  - Ты как будто только на свет родилась. Это же хозяева жизни, им всё дозволено. Впрочем, тебе нечего опасаться. Невеста президента вне подозрения, - съязвил Говард.
  - А что же будет с тобой? Неужели тебя ожидает участь этого несчастного мусорщика?
  - Не строй иллюзий, в моей среде существует непреложное правило - свидетелей убирают. Тут ничего не поделаешь. В этом мире, где сильные пожирают слабых, надо чётко знать свое место.
  Она прижалась к нему.
  - Это я во всём виновата. Мне казалось, что я нужна тебе только для забавы. Пойми, это больно... Его же я пожалела, решила, что он избранник божий, что принесёт людям счастье. Поверь, меня тяготила эта связь. - Она обняла его и прошептала: - Дик, родной, мне плохо без тебя.
  Он почувствовал, что ещё немного - и он пошлёт ко всем чертям Эдвардса, плюнет на свои амбиции, заберет Милли и рванет с ней куда глаза глядят, подальше от этих жутких мест. И она словно прочла его мысли:
  - Мы уедем вместе, правда, любимый? Я мигом...
  "Глупышка, - подумал майор, - ей ничего не стоит разрубить одним махом сложный узел проблем. Я же не могу себе позволить отказаться от этих выстраданных миллионов фартингов награды за опасный труд. На одни только проценты с этой суммы можно жить припеваючи. Слава богу, что мой приступ любовного безрассудства длился какое-то мгновение".
  Говард осторожно отстранился.
  - Нехорошо думать только о себе, - заметил он. - Надо успеть спасти Ричарда Кори и его дочь Лилиан.
  - Прости, я совсем потеряла голову. Что я должна делать, скажи?
  - Вначале я определю в надежное место журналиста с дочерью, затем незаметно покину Айтенику.
  - Почему ты не хочешь, чтобы мы вместе выехали? - с обидой в голосе спросила она.
  - Это невозможно. Мы не успеем сделать двух шагов, как угодим в капкан Эдвардса. Невеста президента находится под неусыпной охраной.
  Не без трепета он подвел ее к главному содержанию его задумки:
  - Весомые улики заставят Харпера быть сговорчивым. Мои условия таковы: в счет уплаты, ну скажем, пяти миллионов фартингов, я верну ему оригинал досье. Деньги он перечислит на твое имя в один из швейцарских банков. Ты подтвердишь получение указанной суммы, и переоформишь вклад на меня. Затем я отправлю досье Харперу, сохранив копию на случай возможных провокаций со стороны Эдвардса. После завершения дела мы сможем наконец, устроить свою жизнь так, как давно этого заслуживаем.
  - Дик, о каких деньгах ты говоришь? Харпер - государственный преступник. Он предстанет перед судом.
  - Девочка, наш фиктивный президент - ставленник денежных тузов. Они используют закон, как туалетную бумагу.
  - Дик, тебя заворожили его миллионы. Не уподобляйся высокопоставленным негодяям. Ты ведь порядочней их во сто крат. Эти деньги испачканы кровью и грязью. Они не принесут нам счастья. - Она прижала его ладонь к своей груди: - Прошу тебя, откажись от этой безумной затеи.
  Он резко выдернул руку, погасив, желание оттолкнуть Милли.
  - Во имя чего? Упустить свой единственный шанс? Ни за что! Хватит тратить лучшие годы жизни, энергию ума ради прихоти сановных мерзавцев. Независимости, свободы действий - вот чего я добиваюсь. Неужели тебе безразлично наше будущее?
  Она подошла к столу, склонилась над цветами, потерлась о них щекой, склонив голову на плечо, затем посмотрела на майора исподлобья.
  За годы их связи он уже давно подмечал за ней эту странную манеру сосредоточенного внимания, словно она взвешивала слова собеседника. Говарда это всегда почему-то раздражало. И сейчас он испытывал смутное беспокойство, как будто его уличили в чем-то постыдном.
  - Ты мне нужна, Милли, - взволнованно произнес он.
  - О, нет. Дик, тебе никто не нужен, кроме желанных пяти миллионов. Деньги ослепили тебя.
  - Глупости. Просто я смотрю на многие вещи трезво. Ложная порядочность претит мне больше, чем откровенный цинизм.
  - Дик, ты не прав. Не старайся убедить меня в благопристойности твоей конечной цели. Твой способ возмездия поможет преступникам похоронить истину, выкупить грехи и тем самым избежать справедливой кары. Не взыщи, но я вынуждена обратиться в Верховный суд.
  Проклиная в душе ее упрямство, он решил любой ценой склонить Милли на свою сторону.
  - Всевышний справедливо обделил женщин умом, - усмехнулся Дик. - Харпер неподсуден. И к тому же, героическая девочка, без моих улик твое заявление будет расценено, как попытка очернить главу государства. Тебя тайно придушат в психушке.
  - Что же делать. Дик?
  - Слушай меня во всём, - воскликнул он. - С волками жить, по-волчьи выть. Бить эту свору надо их же оружием. В данном случае любой способ оправдан. Ты, ведь согласна мне помочь?
  - Я не уверена. Дик, смогу ли выполнить твое поручение. Умоляю тебя, не толкай меня на это. Может быть, есть другой способ?
  - Нет. Впрочем, я не настаиваю. Оставайся безучастной свидетельницей. Так намного спокойнее и безопаснее. Прощай.
  - Дик, неужели тебе не жаль меня? Ты не хочешь понять, что может случиться непоправимое.
  - Не бойся, Харпер не посмеет тебя тронуть. Ты - спасательный круг, брошенный утопающему. Вся эта история не займет много времени и сил. Ты только представь себе, как нам хорошо будет вдвоем в Женеве. Кстати, у тебя есть там надёжный человек?
  Она кивнула и достала из сумочки записную книжку.
  - Мари Ланн, журналистка из швейцарского телеграфного агентства АТП. Запиши ее телефон.
  Он поцеловал Милли.
  - Все будет отлично, вот увидишь. Я позвоню тебе накануне моего отъезда. Сохраняй решимость.
  В прихожей Говард, вспомнив о предстоящем визите Эдвардса, счел своим долгом предупредить Милли.
  - Мой шеф ищет этой встречи с единственной целью сделать тебя осведомительницей КУСИ. Он не поскупится на обещания и обеспечит тебе финансовую независимость.
  - Ты придумал это, чтобы окончательно запугать меня?
  - Какой смысл мне тебя дурачить? - возразил он. - Согласись, иметь своего человека в постели президента - золотая мечта всякой спецслужбы. Когда Харпер еще был сенатором, ему подсунули актрису Ширли Вайль. В нашей картотеке она числится агентом-осведомителем под кличкой "Цирцея". Ну, что достаточно?
  - Можешь не сомневаться, я выставлю его за дверь.
  - Ни в коем случае. Этот одиозный старикан - самый страшный человек в стране. Дьявольски умен, злопамятен и мстителен. Постарайся перехитрить его. Будь любезна, дай ему понять, что не против поддерживать с ним доверительные отношения. Убеди его, что ты не любишь спешки в том серьезном деле, о каком он поведет речь. Ничего, мы еще посмеемся над этой бандой хищников. Будь умницей. Да хранит тебя бог.
  Он оставил Милли в полной растерянности, но к его великому сожалению, уже не было времени успокоить и ободрить ее. Говарда ждали в особняке Харпера.
  - Как отнеслась госпожа Уэйбрич к тому, что я не встретил её в аэропорту? - спросил Харпер.
  - Она не сочла нужным объяснять что-либо незнакомому ей человеку. Но я абсолютно уверен в одном: мое появление её явно разочаровало.
  Харпер не смог удержать довольной улыбки. Он вдруг встал и, чего Говард никогда не ожидал от него, пожал ему руку.
  - Скажи, Дик, о чём это вы так долго беседовали с невестой президента? - вкрадчиво спросил генерал.
  Майор похолодел. Неужели квартира Милли прослушивалась? В таком случае, ему отсюда не выйти живым.
  - Я имел неосторожность спросить госпожу Уэйбрич, останавливалась ли она в Париже.
  - И что же она сказала? - прищурился генерал.
  - Что остановка была кратковременной, но впечатляющей. Госпожа Уэйбрич порекомендовала мне непременно посетить Париж и оставить там частицу своего сердца.
  У Дика был очень жалкий вид. Они переглянулись и рассмеялись.
  - Я понимаю тебя, Дик. Понравиться достойному человеку - не последняя честь. Отдыхай, сынок.
  "Посмотрим, как вы запоёте, господа, когда я предъявлю вам ультиматум. Хорошо смеется тот, кто смеется последним", - подумал он.
  Выйдя на улицу, Говард опустил конверт в почтовый ящик. Утром вместе с газетами и корреспонденцией он попадёт на стол к Харперу.
  Путь назад был отрезан навсегда.
  .Дик заказал два билета до Монреаля на имя господина Ренсома и его дочери. Женевский аэропорт Куантрен не принимал в связи с нелетной погодой. Говарду пришлось оформить себе билет до Парижа на имя Джадсона, предпринимателя из Норфорта. Затем отправился на конспиративную квартиру, где временно проживали, Ричард Кори и Лилиан.
  На его настойчивые звонки дверь открыл сонный, туповатый охранник. Дик объяснил ему, что генерал Эдвардс велел доставить журналиста с дочерью на одну из секретных баз управления. Но ни служебный жетон, ни удостоверение личности не вызвали у охранника должной почтительности.
  - Я не получил приказа своего начальника, подтверждающего распоряжение генерала, - последовал ответ.
  - Вы отказываетесь выполнять приказ заместителя директора?
  - Я обязан позвонить своему начальнику.
  Повернувшись к майору спиной, охранник снял телефонную трубку. Говарду ничего не оставалось другого, как стукнуть его по затылку рукояткой пистолета. Когда бдительный страж распростерся у ног, Дик связал ему руки брючным ремнём, затем вырвал телефонный шнур из розетки.
  Из спальни вышел Ричард, щурясь от резкого света.
  - Собирайтесь немедленно. Мы покидаем Глодстон, - приказал Дик, пряча пистолет.
  - Я никуда с вами не поеду и требую, чтобы по отношению ко мне были применены юридические санкции.
  Нервы майора окончательно сдали. Он сорвался на крик:
  - Живо в машину! Или я разобью твою глупую голову.
  Журналист не струсил. Скрестив на груди руки, хмуро смотрел на него.
  - Ричард, дружище, собирайся, - взмолился Говард, опомнившись, - Харпер пришел к власти. Нам грозит смерть.
  - Кто вы, господин Ренсом? - приглушенно спросил он. - Масон или сотрудник КУСИ? Друг или враг?
  - Я офицер управления стратегической информации, но вам я друг. Верьте мне, Ричард. Прошу вас, разбудите Лилиан.
  Вскоре они мчались по направлению к аэропорту.
  - Если вы собираетесь втянуть меня в грязные дела вашей конторы, я решительно протестую. Работать на КУСИ категорически отказываюсь. И к вам у меня нет доверия. Единожды солгав...
  - Меня всю жизнь обманывают, но, как видите, это не отразилось на здоровье, - пошутил Дик, протягивая ему документы и билеты. - В Монреаль вы отправитесь по паспорту Ренсома. В конверте - письмо для надежного человека. Адрес указан. Поживите пока у него. Когда обстановка прояснится, я немедленно дам знать.
  - Вы убили этого парня? - спросил он. - Охранника?
  - Нет, только оглушил. Я противник крайних мер.
  Журналист утвердительно кивнул.
  - Не сочтите мой вопрос наивным, но вы никогда не задумывались о том, что происходит вокруг? Почему у людей накопилось столько ненависти и злобы? Ради чего все это? Может, действительно уже близится Армагеддон?
  Что Говард мог ответить ему? Чем утешить?
  Они мчались со скоростью сто десять миль в час. Впереди появились разноцветные огни аэропорта. Их зыбкий отсвет успокаивал и вселял надежду на успех предприятия...
  Проследив за вылетом Ричарда и Лилиан, Дик позвонил Милли. Странно, но она почему-то не подняла трубку. Он подумал, что Милли во второй раз предала его.
  
   -64-
  Впечатление от "Страны грез" оказалось настолько сильным, что Барни долго не мог уснуть, потрясённый великолепием увиденного.
  Президенту предоставили апартаменты, обставленные с утонченной роскошью. Осматривая убранство спальной комнаты, Барни никак не мог взять в толк, зачем одному человеку такое огромное ложе? Затем он с профессиональным интересом разглядывал унитаз странной конструкции, затем решил опробовать его. Но как только он коснулся задом планки, зазвучала музыка, и нежный женский голос объявил: "Будьте здоровы". Он вскочил, поспешно натягивая брюки, осмотрелся и, убедившись, что рядом нет никого, рассмеялся: "Надо же, додумались! Всё не как у людей"...
  В эту ночь Барни приснился Норфортский "блошиный рынок", где торговали всякой дребеденью, достойной украсить городскую свалку. Едва выдавалось свободное воскресенье, он отправлялся на это нищее торжище, влекомый отнюдь не коммерческим интересом, а жаждой познания жизни. И всякий раз, возвращаясь с "блошиного рынка", он с чувством глубокого удовлетворения осознавал, что ему пока не грозит такое отчаянное положение, когда приходится выставлять на продажу собственные дырявые башмаки или же изношенный пиджак. Проснувшись, Барни недоуменно разглядывал высокий лепной потолок, пытаясь понять, где находится. Вспомнив, набросил халат и выглянул в коридор в надежде увидеть Смайлса, чтобы поделиться с ним впечатлениями последних дней. У дверей апартаментов, ожидая пробуждения высокой особы, неторопливо прогуливался мажордом. Поклонившись, он заученным голосом произнес:
  - Доброе утро, господин президент. Прикажете завтракать?
  Барни кивнул, блаженно потянулся, прогоняя остатки сна и, подмигнув мажордому, отправился в ванну. Пока он плескался в шестиметровой, из цельного куска мрамора ванне, ему накрыли стол. Мажордом подал легкий пушистый халат, спросил, какое вино предпочитает господин президент: малагу, рейнвейн или французское шампанское.
  Барни покосился на ряд бутылок.
  - Пить с утра неприлично, но немного виски для аппетита не повредит, - заключил он, пожелав пригласить профессора Смайлса.
  - Господин профессор завтракает в своем номере.
  - Позовите его. Мне тут одному не справиться.
  - Особы, занимающие королевские покои, обслуживаются отдельно от прочих лиц, - отчеканил мажордом.
  - Ну, раз так принято, нарушать этикет не будем, - послушно согласился Барни, озадаченный тем, что его принимают с королевскими почестями. И добавил: - Выходит, что короли, как горькие пьяницы, пить должны в полном одиночестве. - Но, заметив кривую усмешку мажордома, обронил. - В таком случае - исчезни.
  После завтрака Леонора пригласила господина президента и профессора Смайлса отдохнуть в парке, поиграть в гольф. Барни, не имевший навыка игры, неумело посылал мячи, вызывая заразительный смех девушки. Красота Леоноры, томная грация аристократки возбуждали его.
  Устав от игры, они отправились в картинную галерею. Затем побывали на ферме, поставляющей к столу банкира свежие продукты. Перед тем, как отправиться на банкет, Барни принял ванну. Мажордом доставил в апартаменты накрахмаленные сорочки и смокинг. Барни, напряженно улыбаясь, ткнул в смокинг пальцем.
  - Придется натягивать на себя эту штуковину?
  - Да, господин президент, позвольте вам помочь?
  - Сделайте одолжение, - с облегчением вздохнул Барни.
  Он разглядывал себя в зеркале. Пригладил "бабочку", чуть сдавливающую горло, задумчиво почесал лоб в том месте, где когда-то был шрам от контузии. Лицо было своим до мельчайшей черточки, - и в то же время в нем проглядывало что-то незнакомое, чужое. Барни погладил мягкие, ухоженные руки. Неужели, после такой удивительной, сказочной жизни, ему вновь предстоит грубая работа? Возвращаться в Норфорт совсем не хочется. Странно, что он еще недавно скучал по квартире, по Сэнди.
  - Сволочи, как будто сладкой отравой опоили, - прошептал он, и впервые, за все время работы по контракту подумал о своей дальнейшей судьбе. - Может быть, на полученные от Эдвардса деньги открыть ресторан... А вдруг проторгуешься? И что тогда? Опять искать работу? Нет, лучше всего положить деньги в банк, а жить на проценты. Правда, капитал невелик. Но все-таки лучше иметь что-то, нежели ничего.
  Он вдруг с жалостью подумал о пяти тысячах фартингов, подаренных Лилиан. Неслыханная щедрость, а еще большая глупость швырнуть, как горсть песка, столько денег. Лилиан вполне могла бы обойтись суммой в несколько раз меньшей. Какой щедрый миллионер выискался! Но, представив улыбку золотоволосой девочки, вспомнив, как близко принимал он к сердцу Лилиан, ее детские горести и радости, устыдился своей скупости. Бог с ними, с этими деньгами, пусть ребенок помнит добро...
  И всё же мысль о безвозвратно потерянных пяти тысячах почему-то неотвязно преследовала его, и он так и не смог окончательно её вытравить.
  В банкетном зале гостей встречал хозяин дворца, представлял их господину президенту. "Кружок истинных друзей" банкира Прайса явился почти в полном составе. Отсутствовал только Эдвардс. Сославшись на плохое самочувствие, генерал отклонил почетное приглашение отужинать с новым главой государства. Среди приглашенных был Председатель Верховного суда, полюбивший богатую охоту и рыбалку в тихих заповедных местах "Страны грез". И несколько крупных предпринимателей - постоянных финансовых партнёров банкира Прайса. Особняком держались лица духовного звания: главный раввин Клопельбейн, преподобный отец Фолвелл. Прайс уже давно намеревался приручить воинствующего проповедника, используя для блага своей финансовой империи возросшую популярность "святого отца". Отдавая дань этикету, Фолвелл облачился в смокинг, на обшлаге которого резко выделялся значок с надписью "Иисус превыше всего". Пожимая пухлую руку Фолвелла, Барни подмигнул ему, как старому знакомому.
  Последним президенту представили бритоголового, бровастого мужчину.
  - Ответственный сотрудник инвестиционного банка. Крупный специалист валютно-кредитной системы, - аттестовал его Прайс. - Рекомендую на должность советника по финансам. Возьмёте, не прогадаете.
  - В денежных делах без толкового помощника не обойтись. Я не возражаю, пусть работает, - великодушно согласился Барни.
  Появилась Леонора. Великолепное платье открывало взору плечи и грудь. Девушка подала руку господину президенту, подвела его к столу. Гости ели, пили, провозглашали здравницы в честь главы государства, банкира Прайса, его супруги, дочери. Барни, испытывая острую потребность в женской ласке, тоскливо поглядывал на прелести Леоноры. Он сравнивал себя с попугаем, заточенным в золочёную клетку. С этими поездками, диспутами, банкетами некогда почувствовать себя мужчиной.
  После десерта все вышли на галерею полюбоваться хрустальными каскадами фонтанов. Слуги разнесли кофе, прохладительные напитки, коктейли. Раввин, стараясь заслужить улыбку Леоноры, безудержно острил. Прайс пригласил Фолвелла осмотреть коллекцию старинных монет и заодно побеседовать по душам.
  Пользуясь возможностью обратить на себя внимание, бритоголовый финансист принялся излагать господину президенту свою теорию контроля над экспортом капитала, делая упор на том, что давно уже следует проучить нахальную японскую иену, дестабилизировать евро, и ещё раз устроить русским сокрушительный дефолт. Барни, окончательно запутавшись в мудреных рассуждениях бритоголового, но, боясь показать свою неосведомленность, решил немедленно избавиться от присутствия назойливого умника.
  - У хорошего хозяина финансы всегда должны быть в полном порядке, - покровительственно изрёк он. - Вы всё говорили правильно, хотя для меня это не новость. Кстати, я вспомнил одну детскую загадку. Как вы думаете, что это такое: "без ног, но скачет, без крыльев, но летает, без документов, а путешествует?".
  Финансист натянуто улыбнулся.
  - Видите ли, господин президент, я привык иметь дело с конкретной ситуацией.
  - А вы подумайте, пошевелите мозгами, - усмехнулся Барни, поглядывая на Леонору.
  Бритоголовый заморгал, наконец, вымученно улыбаясь, сдался.
  - Деньги, что же ещё! - воскликнул Барни.
  - Да-да, я понял, вы сторонник поливалютного инвестирования...
  - Подумайте об этом, - важно сказал Барни, - а сейчас, я вас не задерживаю...
  Пожав плечами, тот поспешно покинул галерею.
  Ближе к полуночи в парке погасли все огни. Прорезая темноту ночи, с шипеньем уносились ввысь разноцветные ракеты. В огненной карусели фейерверка ослепительно промелькнули буквы, составившие имя президента. Довольный результатом переговоров с проповедником, Прайс подошёл к Барни, дружески взял его под руку, тихо спросил:
  - Вам нравится?
  - Здорово, ничего не скажешь! Даже в День независимости я такого салюта не видел.
  Прайс недоуменно покачал головой.
  Когда банкет завершился, Барни, распаленный многозначительными улыбками Леоноры, долго не мог уснуть, ворочаясь на пышном королевском ложе.
  Утром Леонора пригласила господина президента совершить прогулку по живописным местам "Страны грез". Не имевший понятия, с какой стороны садиться на лошадь, Барни с опаской принял предложение. Ему тотчас доставили одежду для верховой езды.
  На его счастье, английская кобыла, которую ему подвели, отличалась спокойным нравом. Насмешливо наблюдая, как её спутник неловко усаживается в седло, Леонора гарцевала на гнедом мускулистом жеребце. Тот нервно прядал ушами, косился на кобылу. Дочь банкира, подождав, пока президент разберется с поводьями, пустила жеребца галопом. Его призывное ржание подгоняло флегматичную кобылу. У Барни с непривычки закружилась голова, он чувствовал себя очень скверно. В довершение ко всему, он отбил себе зад о луку седла.
  - Сука игривая, - нещадно ругал он Леонору.
  Проскакав несколько миль, они приблизились к остроконечной башне. Серый, покрытый зеленой плесенью камень указывал на почтенный возраст сооружения.
  - Старинный рыцарский замок, - объяснила Леонора, поглаживая круп жеребца. - Его по частям вывезли из Нормандии и здесь собрали.
  Встретившие их слуги приняли лошадей. Леонора повела гостя в центральную залу, стилизованную под эпоху раннего средневековья. Барни с интересом разглядывал закопченный камин, грубо сработанную мебель.
  Неутомимая Леонора искусно разнообразила досуг господина президента. Неподалеку от замка находилось озеро. Они катались на лодке, ловили форель. Вернулись в замок только вечером. Поужинав, Леонора ушла в свою спальню, пожелав гостю спокойного сна и приятных сновидений. Через некоторое время Барни, набравшись духа, наведался к ней. Переодевшись в кимоно, Леонора возлежала на диване и читала книгу. Барни присел рядом, вроде бы невзначай положил руку на округлую коленку девушки. Она лукаво улыбнулась.
  - В прошлый приезд вы рассказывали о своем увлечении родео. Доставьте мне такое удовольствие. Не ферме есть необъезженные жеребцы - сущие дьяволы. Выбирайте любого и укротите его.
  Не очень хорошо понимая, куда это клонит взбалмошная девица, но уязвленный её насмешливым тоном, изнемогая от желания, он сиплым голосом пробормотал:
  - Сдались вам эти жеребцы. Как будто нельзя по-людски удовольствие доставить, - и, побаиваясь в душе, он с нетерпением принялся снимать с нее кимоно.
  - Что вы делаете, господин президент? - возмутилась Леонора, помогая ему освободить себя от одежды. - Осторожно, вы сломаете мне шею. Неужели вы считаете, что вам всё дозволено?
  - Конечно, ведь я теперь Верховный главнокомандующий, - дрожащим от нетерпения голосом прошептал он, обнимая её...
  Среди ночи он проснулся. Леонора исчезла. Одевшись, Барни прошел к мосту, висевшему на массивных цепях, и спустился к озеру. Лунная дорожка серебристой змейкой пересекала тускло блестевшее зеркало воды.
  В тишине послышался дробный конский топот, и вскоре Леонора осадила жеребца в нескольких метрах от Барни. Он протянул руку, чтобы помочь ей. Жеребец дико всхрапнул, крутанул головой, намереваясь укусить его. Барни успел отскочить в сторону.
  Леонора легко спрыгнула, погладила жеребца, и тот радостно зафыркал, перебирая ногами.
  - Он ужасно ревнив, как все азиаты, - засмеялась Леонора. - Ахалтекинец. Чистокровный скакун.
  Она подошла к воде.
  - Хотите искупаться?
  Барни потрогал рукой воду, вспомнил о радикулите, полученном на службе у Гендерсона. Передёрнув плечами, зябко поежился:
  - Прохладно.
  - Вы лишаете себя многих приятных ощущений, - вздохнула она. - В таком случае, подержите мою одежду.
  Она разделась донага, зашла в воду по пояс, поплыла к середине озера. Жеребец тревожно заржал, словно просил хозяйку быть осторожной.
  Барни держал кимоно Леоноры, остро пахнущее конским потом и думал о превратностях судьбы, забросившей его в гости к миллиардеру. Ему вдруг захотелось сказать этой дерзкой девушке что-то обидное, увидеть растерянность в её надменных глазах. Он живо представил себе, как гримаса злости исказит хорошенькое личико Леоноры, если она узнает, что её ласкал не президент. И папаша её устраивал фейерверк, расшаркивался не перед главой государства, а всего лишь перед мусорщиком...
  Но, немного остыв и рассудив здраво, что откровенность может обернуться для него большой бедой, он прогнал шальную мысль.
  Когда Леонора, тяжело переводя дыхание, вышла на берег, её ждала горничная. Она обтерла госпожу, укутала её в теплый халат и, забрав одежду, ушла. Так же неожиданно появился слуга и увёл упирающегося жеребца. Леонора погладила Барни по щеке, прижалась к нему.
  - Бедненький главнокомандующий, я лишила тебя сна. Идём, сейчас самое время заняться любовью.
  Леонора вернулась во дворец, когда Барни, утомлённый сладостными утехами ночи, видел седьмой сон. Первым делом она направилась в кабинет отца. Банкир привык вставать рано и работать несколько часов кряду, просматривал корреспонденцию, отчеты президентов и директоров своей громадной, но тщательно отрегулированной финансовой машины. В такое время его никто не смел беспокоить. Исключение составляла любимая дочь, будущая продолжательница дела.
  Войдя, она поцеловала отца, села в кресло напротив.
  - Тебя очаровал наш гость? - насмешливо спросил банкир.
  - Ты же знаешь, папа, я не увлекаюсь примитивными мужчинами.
  Прайс смотрел на нее с затаенной грустью, мысленно видел ее маленькой девочкой, засыпающей на его руках. "Как непостижимо быстро растут дети, как нетерпеливы они, в своем желании познать вкус и смысл жизни, - размышлял он, любуясь красотой дочери. - Как грустно привыкать к мысли, что твой уход из мира света в непробудную тьму предрешен".
  - Я рад, что ты научилась разбираться в людях. Это искусство дано немногим и позволит тебе правильно ориентироваться в жизни, в выборе нужных и полезных людей. По моей просьбе институт политических исследований подготовил характеристику нового президента. Сегодня прислали любопытную карточку.
  "Гарольд Харпер: прямой, общительный, живой, уравновешенный, скорее догадливый, чем мудрый, далеко не робкий. Не склонен к употреблению наркотиков, не увлекается азартными играми, психических отклонений не наблюдается. Многословен, обожает музыку духовых оркестров, военную форму. Сентиментален, бывают краткие вспышки гнева, отходчив, не злопамятен. Не обладает фундаментальными познаниями, легко поддается лести, в силу своего происхождения любит простонародные шутки, тяготеет к чтению нравоучений. Умерен в употреблении спиртного. Легко попадает под влияние более сильных волевых натур".
  Леонора утвердительно кивнула головой.
  - В прошлый приезд он произвёл на меня лучшее впечатление. Тебе не кажется странным, что южанин не умеет скакать верхом? В гольф он играет, как беременная кухарка. Неужели, человек может так измениться?
  - Молодость всегда нетерпима к чужим недостаткам. Ты узнала его ближе и теперь разочарована. Нынешние мужчины напоминают мне неустойчивую валюту. При обращении они быстро обесцениваются. Пусть тебя не смущает недостаток интеллекта. Для того, чтобы служить нам, не обязательно обладать энциклопедическими познаниями.
  
  
   -65-
   Эвардс, задумчиво улыбаясь, наблюдал за тем, как садовник терпеливо и вдохновенно подбирает цветок к цветку, составляя букет для Милли. Закончив работу, он вопросительно взглянул на генерала.
  - Жаль, что такая красота недолговечна, - вздохнул Эдвардс.
  - Зато она, как ничто другое, радует и согревает душу, - улыбнулся садовник.
  - Если душа отвыкла радоваться, что же, согреет ееё - спросил генерал. Не получив ответа, приказал: - Несите цветы в машину.
  Он вернулся в кабинет, достал из письменно стола коробочку с бриллиантовым колье - свадебный подарок Милли, - полюбовался игрой света и спрятал подарок во внутренний карман пиджака. Взглянув на часы, Эдвардс нахмурился: Аксбергер опаздывал на три минуты. И вдруг неожиданно - так же, как несколько дней назад, - нахлынуло предчувствие неотвратимой беды...
  Эдвардс рассудил, что время ещё терпит, - до Гейбл-стрит, где живёт Милли, ехать несколько минут - и, чтобы отвлечься, включил телевизор.
  Диктор сообщал последние новости:
  - Вчера вечером во время охоты погиб бывший руководитель политической контрразведки Джордж Клайд. Смерть наступила в результате выстрела из охотничьего ружья. Убийца не опознан. Полиция проводит расследование. По непроверенным источникам, ответственность за это убийство взяла на себя террористическая организация "Штурмовики нации"...
  - Рим высказался, дело закончено, - удовлетворенно усмехнулся генерал. - Каждому, да воздастся сторицей.
  Послышались торопливые шаги и в кабинет вбежал "Свирепый Билл". Эдвардс решил для порядка устроить ему взбучку за опоздание, но, увидев бледное лицо полковника, пробормотал: - Мне отказали в приеме, Билли?
  - Несчастье, большое несчастье, - сказал Аксбергер, качая головой.
  - Что случилось? Объясни толком.
  - Госпожа Уэйбрич отравилась газом...
  Генерал почувствовал удушье. Массируя рукой горло, спросил:
  - Её еще можно спасти? Что же ты молчишь, Билли?
  Аксбергер, судорожно вздохнув, отвернулся.
  Генерал встал, направился к выходу. В машине "Свирепый Билл" сообщил Эдвардсу подробности. Около восьми утра соседи, услышав запах газа в подъезде, вызвали аварийную службу. Поиск источника аварии привёл в квартиру госпожи Уэйбрич. Руководитель группы охраны запретил аварийщикам взламывать дверь, и позвонил госпоже Уэйбрич. Однако она не реагировала на звонки. Имея запасной ключ, старший группы охраны проник в квартиру, перекрыл газ и вызвал врача из спецмедчасти КУСИ...
  Эдвардс вошёл в квартиру. Окна были распахнуты, но стойкий, раздражающий запах ещё не успел улетучиться. Врач, узнав Эдвардса, встал, поклонился. Дверь в спальню была открыта. Кровать была покрыта простыней, под которой отчетливо проступали очертания тела.
  Генерал шагнул в спальню, приподнял простыню.
  По всей видимости, с момента наступления смерти прошло уже несколько часов. Казалось, что Милли крепко спит, хотя опытный глаз мог определить, что сон этот продлится вечность, а характерный цвет кожи говорил об отравлении газом. Рассматривая труп дочери, он искал следы борьбы: ссадины, царапины, синяки. В глаза бросилась крупная родинка под правой ключицей. Он вздрогнул. Точно такая же приметная родинка была у его возлюбленной Люси Фортас.
  - Не о такой встрече я мечтал, доченька, - прошептал он, чувствуя, как слабеют ноги. Его качнуло, но Аксбергер успел подставить ему стул.
  - Я полагаю, ваше превосходительство, что моё присутствие здесь излишне? - спросил врач.
  Эдвардс обернулся.
  - Вы уверены в суициде?
  - Типичное самоубийство. Впрочем, если вы сомневаетесь в причине летального исхода, сделаем вскрытие.
  - О, нет, я не позволю её кромсать, - поморщился генерал, разрешив врачу удалиться. Некоторое время он сидел, закрыв лицо руками, но когда встал, глаза его были сухи и воспалены. Передвигался он неуверенно, словно боялся поскользнуться.
  - Как могло такое случиться, Билли? Почему не досмотрели, почему не уберегли?
  И добавил после паузы: - Я должен знать, кто убил её.
  - Но ведь врач утверждает, что это самоубийство.
  - У всякой смерти есть своя причина. Кто откроет мне истину, Билли? Молчишь? Что ж, для начала послушаем старшего охранника.
  Аксбергер пригласил того войти.
  - В день приезда госпожи Уэйбрич, кто из ваших людей заходил в квартиру? - спросил генерал.
  - Им это категорически воспрещено. Запасные ключи от квартиры хранятся у меня. Но незадолго до приезда госпожи Уэйбрич, майор Говард потребовал передать ему ключи.
  - Он мотивировал свой приказ?
  - Никак нет.
  - Сколько времени он пробыл в квартире?
  - Пожалуй, около часа.
  Эдвардс и Аксбергер переглянулись.
  - Интересно, что можно делать столько времени в чужой квартире, - вслух рассуждал генерал. - Он что-нибудь искал здесь?
  - Не могу знать, ваше превосходительство.
  - Когда Говард покинул квартиру?
  - Приблизительно в двадцать один час.
  - Больше он здесь не появлялся?
  - Ваше превосходительство, могу поклясться здоровьем своей матери, что после 21 часа никто не входил в квартиру госпожи Уэйбрич.
  - Как знать, - прищурился генерал, все напряженней думая о том, что Говард был последним, кто видел Милли живой. - Без моего разрешения никого не пускайте, - приказал он старшему охраннику. И скомандовал Аксбергеру: - Привези гроб и всё, что полагается для похорон.
  Оставшись один, Эдвардс позвонил директору управления и сообщил, что в связи со смертью близкого ему человека он возьмёт отпуск на неделю. Директор выразил заместителю искреннее соболезнование и спросил, может, ли он чем-нибудь помочь.
  Эдвардс поблагодарил, сказал, что помощь ему не потребуется. Потом генерал набрал номер телефона адъютанта, объяснил ему порядок распределения наиболее важных документов между начальниками отделов. Лишь после этого велел соединить его с майором Говардом. Но оказалось, что тот не явился в управление. Люк пытался связаться с ним по домашнему телефону, но ему никто не ответил.
  "Дьявольщина, куда это мог запропаститься Дик?" - недоумевал генерал, вспоминая недавний разговор с Говардом в присутствии Харпера. Именно тогда генералу бросилась в глаза странная растерянность майора. Интересно, чем это он был так озадачен после встречи и беседы с Милли?
  Эдвардс приказал немедленно разыскать референта.
  "Что же делал Дик в квартире Милли?" - задавал себе один и тот же вопрос генерал, пытаясь постигнуть причину, заставившую майора взять запасной ключ у старшего группы охраны. - Старый осёл! - нещадно ругал он себя. - Почему сразу не поставил квартиру Милли на прослушивание? Теперь бы не мучился разгадкой тайны её смерти".
  Он лихорадочно просчитывал одну версию за другой. Что заставило её решиться на самоубийство? Милли не наркоманка, не рефлексирующая психопатка. Кто-то шантажировал её, угрожал? Кто этот человек? Говард? Аксбергер, Харпер? Генерал припомнил выражение лица Харпера, когда тот беседовал с Милли по телефону. Нет, Гарольд отпадает. Его чувства к Милли подкреплены её миллионами. Этот не станет действовать вопреки здравому смыслу. И Аксбергер - вне подозрения. У него стойкое алиби. В этот злосчастный вечер приезда Милли, он всецело занимался Джорджем Клайдом. Остался Говард. Они ведь не знакомы. Нет, тут что-то не стыкуется.
  "Проклятье, обладать такими возможностями, и не уберечь самое дорогое, что осталось у меня в этой мерзкой жизни, - подумал генерал. - Неужели тайный враг, нанесший такой удар, останется безнаказанным?"
  - Улики, миллион за улики! - воскликнул он, принявшись, исследовать содержимое чемодана Милли. Внимательно осматривал каждую вещь. Старательно переворошил содержимое письменного стола, секретера.
  Ничего существенного...
  Устав, он присел на стул, на котором висел дамский жакет из коричневого твида. Скорее интуитивно, чем осознанно генерал сунул руку в карман жакета. Какие-то квитанции... несколько ассигнаций... смятая бумажка...
  Развернув ее, Эдвардс прочитал вслух:
  "Дорогая Мари, когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых. Вот видишь, я оказалась лгуньей: приглашала тебя на свадьбу, и сбежала навсегда.
  Только сейчас я поняла, как мерзко поступила, дав Гарольду увлечься мною. Лицемерить не буду. Перспектива стать его супругой льстила моему самолюбию. Волей судьбы я оказалась в роли Золушки из милой сказки детства. Но времена добродетельных принцев прошли. Еще вчера я уговаривала себя, что Гарольд станет мне дорог. Мы еще не успели обменяться кольцами, а я уже его презираю. Что же делать? Надо или принимать жизнь такой, какая она есть, лгать всем и в первую очередь себе, или же сопротивляться злу из последних сил... Но дело не только в моем бывшем женихе. Все вдруг сплелось в такой тугой узел..."
  Следующая строчка была перечеркнута. На этом текст письма обрывается. "Кто такая Мари? Где она проживает? В Женеве? ВПариже? Или Глодстоне?", - размышлял генерал. Взяв, сумочку Милли, он раскрыл её. Внутри оказалась записная книжка в кожаном переплете. Эдвардс перелистал её, нашел запись: "Мари Ланн, собственный корреспондент АПС, Женева, ул. Монблан, 47, кв.13.".
  Генерал вызвал руководителя группы охраны.
  - Где тут поблизости почтовый ящик?
  - На углу этого дома, ваше превосходительство.
  - Вы по-прежнему утверждаете, что после 21 часа никто не входил в квартиру госпожи Уэйбрич?
  - Так точно.
  - Вы лжёте! - сердито воскликнул Эдвардс. - Госпожа Уэйбрич ненадолго отлучалась. Почему, вы скрыли этот факт от меня?
  - Как я могу скрыть то, чего не было, ваше превосходительство?
  - Мудрец Соломон утверждал, что рука прилежная будет господствовать, а ленивая будет под данью. Мне представился случай убедиться в истине этих слов, и проверить вашу добросовестность. А пока сдайте мне ваш служебный жетон, и уповайте на справедливость.
  Эдвардс тотчас позвонил Люку, велел выяснить, когда забирают корреспонденцию из почтового ящика на Гейбл-стрит, 36 и поручил адъютанту заняться розыском письма госпожи Уэйбрич, адресованным в Женеву.
  Вскоре возвратился Аксбергер. Вдвоем с водителем генерала они внесли полированный гроб. "Свирепый Билл" доложил генералу, что похоронщики прибудут через час и все устроят надлежащим образом.
  Оставив квартиру на попечение агентов, генерал и Аксбергер отправились к Харперу сообщить о постигшем их несчастье.
  
   -66-
  
  Приезд Милли взбодрил Харпера. На какое-то время он забыл свои страхи, обрел былую уверенность.
  Его деятельной натуре была чужда праздность. Вынужденное безделье угнетало так же сильно, как и угрызения совести. Уверовав в благополучный исход операции "Подмена", он с удвоенной энергией принялся за составление программной речи по случаю вступления в должность. Эта работа захватила его целиком. Гарольд окончательно решил, что только полная отдача духовных и физических сил помогут исцелить душу. В конечном счете, о президентах судят не по результатам выборной кампании. Высшим критерием оценки деятельности лидера считается богатство и мощь страны. Он поклялся памятью покойной жены, что, как только займет по праву главный кабинет страны, то станет трудиться, не покладая рук, и завоюет любовь народа. Безусловно, предстоит огромная работа. Пора покончить с коррупцией, давно назрела необходимость отрегулировать систему финансов, оградить средних предпринимателей от монополий. Конечно же, самостоятельность не понравится господину Прайсу, но ведь давно уже пора восстановить приоритет государственной власти, строго следовать букве закона, начертанного кровью нации на страницах Конституции.
  "В управляющие к Прайсу я не нанимался, - с неприязнью подумал Харпер о всесильном банкире. - Пора сузить круг его великодержавных интересов до пределов территории "Страны грез".
  Увлеченный работой над программной речью, он писал до глубокой ночи. Проснулся позднее обычного. Позавтракав, решил просмотреть почту. Внимание Гарольда привлек плотный конверт без марки и почтового штемпеля. На нем твердым крупным почерком было выведено: "Г.Харперу. Строго, конфиденциально". На какой-то миг ему захотелось отложить конверт в сторону, и дождаться генерала, но любопытство взяло верх.
  В конверт было вложено письмо, написанное тем же почерком:
  "Уважаемый господин президент! Вы, юрист, хорошо знакомы с таким выражением: "Кто пользуется своим правом, тот не нарушает ничьего права", - прочитал Харпер, чувствуя, как учащенно забилось сердце. - Случилось так, что я решил воспользоваться своим правом и тем редким случаем, который мне, незаметному человеку, великодушно подбросила судьба. Полагаю, что вы на моем месте поступили бы так же. Мои побуждения продиктованы не столько корыстью, сколько желанием сохранить свою жизнь и не стать очередной жертвой безумных интриг небезызвестного вам генерала Эдвардса"...
  Харпер судорожно вздохнул, прижал дрожащими пальцами послание к столу и стал читать дальше:
  "Я не собираюсь утомлять вас долгим вступлением. Пора поднять забрало и представиться. Думаю, что вам не придется напрягать память. Мы знакомы, я имел честь некоторое время пребывать при Вашей особе. Конечно же, вы легко меня узнали. Все правильно, я майор Говард. В настоящее время нахожусь вне пределов досягаемости законов и карающей десницы Эдвардса, и это дает мне основание быть откровенным с вами. Покидая нашу благословенную родину, где меня ожидала печальная участь вашего лечащего врача, я прихватил с собой Ричарда Кори, временно избавив его от ужасов и лишений каторжной тюрьмы, куда по вашей прихоти упрятали невинного человека. Кстати, я выяснил, что убийство жительницы Рестона Марцеллы и как результат - осуждение автора книги "Смерть голубого озера", - были инспирированы людьми дона Алеотти. "Ищите и обрящете", как любит повторять большой знаток Библии, генерал Эдвардс".
  - Всё! Это конец! - прохрипел Харпер.
  Строчки поплыли перед глазами, слились в копошащееся, отвратительное существо. Воображение швырнуло его на дно зловонной страшной ямы, приснившейся однажды. Яма и злорадные лица сенаторов...
  - Господи Исусе, смилуйся, пощади жалкого раба своего! - взмолился Гарольд, отчетливо услышав в тиши кабинета торопливые, глухие удары. Ему показалось, что это качнулся маятник настенных часов, остановленный в день похорон Доры и сына.
  Харпер решил, что это - знамение Божие.
  - Господи, я много раз предавал тебя, лицемерил и жаждал власти. Я виноват в смерти и страданиях невинных людей, но ведь и я страдал. Однажды ты уже лишил меня жены и сына. Господи, я прошу смерти, как избавления, не делай меня посмешищем в глазах людей...
  Он прислушался и понял, что эти удары отбивает не маятник чудом оживших часов, а его сердце. Оно колотилось так сильно, что казалось, еще миг и, пробив грудь, вырвется наружу.
  "Если случится криз, я погибну. Что ж, это будет весьма кстати", - подумал он, но тотчас вся его сущность восстала против этого. Забрать Милли, уехать немедленно, сейчас... Но, прежде всего надо узнать, чего же добивается Говард, - решил Харпер, вчитываясь в страницы послания.
  .Пять миллионов фартингов за оригиналы досье. Вот цена, которую заломил Говард. "Если мы придём к согласию в решении вопроса, волнующего обе стороны, я обещаю вам, что укажу место, где скрывается Ричард Кори", - подчеркивал майор.
  - Подонок, шантажист, - заскрипел зубами Харпер от ярости. - Он считает меня таким же законченным негодяем, как вся эта гнусная братия из ведомства Эдвардса. Пять миллионов фартингов. С ума можно сойти. Это почти весь мой капитал. Бандит! Хочет обманом присвоить то, что я кропотливо собирал годами, отказывая себе во многих радостях жизни...
  "Странно, что он требует деньги с меня одного, - промелькнула здравая мысль, - По справедливости, генерал Эдвардс, втравивший меня в эту историю, обязан понести равные расходы. Каким же образом вымогатель собирается получить деньги? Если им движет только корысть, дело не так уж безнадежно"...
  Он продолжил чтение. Дик предлагал Милли в качестве посредницы.
  "Вас может удивить этот выбор, - писал он, - но и в этом случае я не нарушил ничьего права. Мы жили с Милли несколько лет. Вполне возможно, что мы поженились бы, но появились вы, и она предпочла престиж. Такова природа женщин. Все значительное их ослепляет. Счёл нужным быть откровенным с вами до конца, ибо в столь щепетильной ситуации откровенность - лучшая гарантия для обеих сторон".
  Харпер был потрясен до глубины души. Ему казалось, что лицо его горит от пощечин. Неслыханный позор и унижение. Милли, кого он считал средоточием женской добродетели, его Милли, нежная, добрая, чистая - бывшая любовница Говарда! Почему же генерал Эдвардс не пресёк эту связь в самом начале? Трудно поверить, что он допустил бы такое. Скорее всего, это неправда. Или же это позорное письмо инспирировано генералом? Во имя чего? С какой целью? Старый авантюрист хочет взять президента за горло, превратить его в послушный инструмент своих желаний?
  Эдвардс - доверенное лицо Прайса. Вот где таится причина...
  - Будьте вы прокляты! - выкрикнул Харпер, комкая письмо и потянулся к телефону, чтобы позвонить Милли, добиться от неё подтверждения или опровержения, но резкая боль в сердце парализовала его.
  Горячая волна разлилась в груди.
  Жадно хватая воздух широко открытым, перекошенным ртом, Харпер бессильно уронил голову на стол...
  
   -67-
  
  Когда генерал позвонил из квартиры Милли своему адъютанту, их разговор был записан на пленку.
   Впервые, за много лет пребывания на руководящем, посту в управлении стратегической информации, Эдвардс лишился статуса неприкосновенности и стал жертвой электронного надзора. Охоту на "тигра" отечественной разведки повёл директор КУСИ, откровенно подчеркивающий дружеское расположение к заслуженному генералу.
  Новый директор КУСИ был властолюбив, хитер и предприимчив. В отличие от своих предшественников, довольствовавшихся ролью почетных наблюдателей, он решил стать хозяином. Досконально изучая структуру управления, пытаясь постигнуть "святая святых" вверенного ему ведомства, он все более убеждался, что рычаги власти сосредоточены в руках Эдвардса. Исследуя финансовые документы, дотошный директор пришёл к выводу, что некогда в управлении существовал специальный отдел, замыкавшийся на главном инспекторе. Затем этот отдел по указанию Эдвардса был засекречен и подчинялся непосредственно генералу. Директору стало ясно, что отдел тайных убийц позволяет Эдвардсу держать в страхе Управление, ликвидировать неугодных сотрудников КУСИ, а также своих врагов.
  Вполне естественно, что самолюбивого руководителя раздражала независимость Эдвардса. Данные слежки убеждали, что генерал усиленно опекает вновь избранного президента. Это противоречило утверждениям Эдвардса о том, что через месяц он будет готов сдать дела и уйдёт на заслуженный отдых... Директор отдавал себе отчет, что наскоком генерала не свалить, а потому действовать надо исподволь, накапливая факты, перевербовывая его подручных. Директор был глубоко убеждён, что главное оружие Эдвардса - личная картотека досье на политических и государственных деятелей. Мечтая о полноте власти, директор загорелся желанием страстного коллекционера заполучить архив старого разведчика.
  Выполняя приказ генерала, Люк изъял письмо госпожи Уэйбрич. Проделав эту несложную операцию, он покинул пункт почтовой комплектации, направился к своей машине. Каково же было его изумление, когда он застал в ней помощника шефа КУСИ! Доставив Люка в управление, помощник закрыл за ним дверь директорского кабинета. Руководитель КУСИ приветливо кивнул, разрешил сесть и потребовал письмо.
  - Я получил приказ его превосходительства генерала Эдвардса, и обязан доставить письмо только ему, - пробормотал обескураженный Люк.
  - Правом, данным мне, я освобождаю вас от этого приказа.
  - В таком случае, разрешите мне при вас связаться с его превосходительством, и получить от него разрешение.
  - Мне импонирует ваша преданность генералу, но порой обстоятельства сильнее наших желаний, - вздохнул директор. - Если вы будете упрямиться, мне придется употребить силу, а затем уволить вас со службы.
  - Но когда генерал выяснит, что письмо находится у вас, я лишусь не только работы, но и головы, - взмолился Люк, поняв, что оказался между Сциллой и Харибдой.
  - Мы не станем его информировать об этом. Старому человеку опасно нервничать, - засмеялся директор. - Учтите, Люк, ваш шеф через месяц уходит в отставку, а вам ещё далеко до пенсии и ваше дальнейшее благополучие зависит от меня.
  Люк, удрученно, кивнув, протянул директору письмо. Тот удалился в комнату отдыха, расположенную рядом с кабинетом. Через некоторое время он появился и вернул письмо.
  - Теперь можете доставить его генералу. Помните, с этого дня вы - мой личный наблюдатель. Прежде всего, меня интересуют взаимоотношения вашего шефа с Аксбергером и Говардом. Действуйте, Люк...
   -68-
  
  - Пульс не прощупывается, - констатировал "Свирепый Билл", опустив безжизненно свисшую руку Харпера. На лице президента застыло выражение ужаса и боли, в уголках губ запеклась кровь.
  - Он скончался незадолго до нашего прихода, - определил Эдвардс. - Итак, ещё одна загадочная смерть. Черт возьми, Билл, я не удивлюсь, если кто-то из дьявольского отродья, вздумал пошутить со мной.
  Увидев на столе скомканное послание, генерал расправил бумагу, прочел её залпом и, застонав от стыда и бессильной ярости, рухнул в кресло, как подкошенный. Предчувствия, терзавшие его в последнее время, воплотились в реальность.
  "Где же взять силы, чтобы пережить все это? Где мне взять силы?" - мысленно вопрошал Эдвардс. "Свирепый Билл" поднял отброшенную шефом бумагу. Прочитав её, он покрылся холодным потом. Перед его взором промелькнули очертания электрического стула.
  - Ты всё понял? - глухо спросил его генерал.
  - Да, ваше превосходительство. Кто бы мог подумать...
  - Теперь поздно думать, Билли, пора действовать.
  Генерал с трудом поднялся, чувствуя, что ноги плохо повинуются ему.
  - У Говарда живёт сестра в трехстах милях от Рестона, - припомнил Аксбергер. - Не исключено, что он прибегнет к её помощи.
  Генерал болезненно поморщился.
  - Я тебя очень прошу, Билли, никогда больше не упоминай его имя. Всему можно найти оправдание на земле, кроме предательства. У нас имеется один, но выигрышный козырь. Этот ловкач многое предусмотрел, всех нас перехитрил, но не рассчитывал на две эти внезапные смерти. Алчность окончательно лишит его осторожности.
  - Что делать с трупом? - спросил Аксбергер, стараясь понять ход мыслей генерала.
  - Сбрить усы, соответствующим образом приодеть, доставить в Норфорт в квартиру Барни Кинга. Под этим именем он будет похоронен. Видно, таков его жребий.
  - Значит, мусорщику суждено занять место покойного президента? - не скрывая разочарования, воскликнул Аксбергер, ненавидевший Барни Кинга. - Неужели, вы допустите такое?
  - Не вижу другого выхода. Тебе ведь без разницы, от кого получить генеральский чин. Настоящий и фальшивый президенты без твоих услуг пока ещё не обходились. Погоди, какое сегодня число?
  - 25 ноября, ваше превосходительство.
  - Сегодня последний день пребывания президента в "Стране грез". В двадцать три часа он прилетит в Глодстон. Встретишь и доставишь в особняк Харпера. Береги его, как зеницу ока.
  В этот поистине черный день генерал получил одновременно несколько ударов судьбы. Однако самое горькое разочарование испытал он, ознакомившись, с письмом Милли, доставленным на Гейбл-стрит, 36.
  Отпустив адъютанта, Эдвардс вскрыл конверт, сверил почерк письма с черновиком. Убедившись, что письмо и черновик написаны одной и той же рукой, он принялся читать:
  "Извини, что пишу сумбурно, но я очень тороплюсь. Мари, ты знаешь историю моего детства. Родного отца я не знаю. Мама говорила, что он умер. У неё не сохранилось ни одной его фотографии. Как память о нём, мама хранила нитку розового жемчуга. Даже в самые трудные для нас дни она не решалась ее продать. Воспитывал меня отчим. Чужой по крови, он стал мне родным. Несколько месяцев назад я узнала от своей родной тетушки, что мой отец благополучно здравствует и занимает важный пост в управлении стратегической информации. Через своих коллег-журналистов я навела справки и выяснила, что он очень влиятельный человек. Один из тех, кого принято называть "сильный мира сего". Вначале у меня возникла мысль встретиться с ним. Поразмыслив, я оставила эту затею. О чём я могла говорить с тем, кто оставил маму и меня без средств к существованию? Я ведь рассказывала тебе, как мы нуждались, пока инженер Уэйбрич не сделал маме предложение. А теперь, представь себе, Мари, мой родной отец вдруг стал искать встречи со мной. Но вовсе не затем, чтобы пролить слезы раскаяния. Он ни сном, ни духом не ведает, кем я ему прихожусь - он собирается предложить мне роль его личной осведомительницы, с тем, чтобы в дальнейшем шпионить за Гарольдом.
  Мари, ради бога, не сочти меня сумасшедшей. Проникновение в частную жизнь приняло в наши дни характер стойкой эпидемии. Тот, кто предупредил о цели визита моего отца, знает его лично...
  Случилось так, что этот близкий мне человек вынужден покинуть страну. Не исключено, что ему понадобится твоя помощь. Будь так добра, не откажи ему.
  Прощай, Мари, прощай, моя милая подружка. Не осуждай меня. Жить дальше противно и бессмысленно. Я уйду незаметно, никого не потревожив. Знаешь, у Роберта Лоуэлла есть такие строки:
  "Моя душа - болезнь рыдает в каждой клетке крови, как если б я ей горло сжёг".
  Душа... ад - это я...".
  "Значит, мне суждено пережить ещё и это, - подумал Эдвардс. - Чья неумолимая сила привела меня на Голгофу страданий, кто избрал Дика орудием мести?".
  Весь этот долгий изнурительный день Эдвардс провел в квартире Милли. Как только стало известно о кончине невесты президента, на Гейбл-стрит устремились люди. Возле гроба, усыпанного цветами, дежурили коллеги Милли. Похороны были назначены на утро следующего дня. В сутолоке глазастые репортеры не обратили внимания на присутствие столь известной личности, как Эдвардс. Впрочем, трудно было узнать в этом сгорбленном старике с потемневшим от горя лицом энергичного, всегда улыбающегося генерала. Многие с нетерпением ожидали появления Харпера, высказывая самые разнообразные суждения о причине смерти его невесты. Сплетни, одна за другой рождаясь у изголовья гроба, растекались по городу. Суть их сводилась к одному: невеста президента покончила с собой в приступе ревности. Всплыла история отношений Харпера и актрисы Ширли Вайль. Имя скандально известной звезды экрана склоняли на разные лады. Спившаяся актриса ухватилась за эту версию, как утопающий за соломинку. Ей уже чудились новые контракты, прежняя благосклонность продюсеров. Ширли рассказала по секрету наиболее симпатичным ей репортерам, что чувства Харпера к ней остались неизменны, и что рано или поздно - она все же станет первой леди страны.
  Вся эта кутерьма не достигла слуха генерала. Раздраженный любопытствующими физиономиями незнакомых ему людей, он терпеливо ждал, когда квартира опустеет. К восьми часам вечера последними ушли коллеги Милли, и Эдвардс смог, наконец, проститься с дочерью без свидетелей.
  В комнате, где стоял гроб, пахло свежими цветами и ещё чем-то пряным, от чего кружилась голова. Глядя на обрамленное венчиком роз, застывшее лицо дочери, Эдвардс вспомнил вдруг смерть своей старшей сестры, скончавшейся от полиомиелита в шестнадцать лет. Заново переживая ощущения той далекой поры, он зримо увидел выпуклый, словно высеченный из мрамора, лоб сестры, услышал приглушенные рыдания отца, голос матери, читающей псалом над гробом. Юный Генри, сжимая руками свечу, со страхом и жалостью ожидал того момента, когда сестру отвезут на кладбище, где придадут земле. Капельки воска застывали на пальцах мальчика. Он хмуро следил за исказившимся лицом матери, повторявшей вслед за пастором слова ненавистных ему псалмов. Любовь к религии прививали упрямцу Генри плёткой и утомительными назиданиями...
  Слуга, зажигая погасшие свечи, печально прошептал:
  "Наша жизнь - цветок, но никто не знает, когда суждено осыпаться его лепесткам".
  - Несправедливо, когда такой цвет осыпается раньше положенного срока, - прошептал генерал, отгоняя видения прошлого. - Что же всё-таки побудило тебя, доченька решиться на такое? Безысходность? Отчаяние? Представляю, как ты презирала меня, сделав всё возможное, чтобы избежать встречи с отцом-извергом. Я действительно желал убить тебя, ещё, когда ты находилась в утробе матери, но поверь и в то, что я искренне хотел искупить свою вину перед тобой. Мечтал увидеть тебя первой среди достойнейших, хотел сделать тебя богатой и счастливой. Только теперь, потеряв тебя безвозвратно, я понял, как дурно, бесполезно я жил...
  Настойчивая трель телефона вывела генерала из состояния глубокой задумчивости. Он поднял трубку:
  - Алло, Глодстон, госпожу Уэйбрич приглашают к разговору. Париж на линии, - бодро возвестила телефонистка.
  Эдвардс промолчал. В трубке послышался знакомый голос Говарда:
  - Алло, Милли, ты слышишь меня? Что, не хватило духу принять моё предложение? Молчишь? Ладно. Обойдусь без твоей помощи. Прощай!
  - Рано пташечка запела, - пробормотал генерал, опустив трубку. - Презренный негодяй, ты обманул и предал благодетеля. Берегись...
  Через некоторое время за Эдвардсом заехал полковник Аксбергер. Он доставил генерала в особняк Харпера для встречи с двойником президента.
  Свыше двух часов беседовал генерал с Барни Кингом, затем новоявленный глава государства отправился спать, по-хозяйски расположившись на постели покойного Харпера. Генерал вернулся в квартиру на Гейбл-стрит.
  Загадочная смерть невесты президента вызвала бурный интерес общественности. Задолго до появления траурной процессии столичное кладбище заполнили толпы людей. Все, кто жаждал увидеть сцену прощания президента со своей невестой, удовлетворили свое любопытство. Барни Кинг выглядел неподражаемо в роли скорбящего. Ему было, искренне жаль эту молодую красивую женщину, рано ушедшую из жизни, жаль себя, обреченного скрываться под чужим именем, свою подружку Сэнди, с которой он никогда уже больше не встретится... Вид плачущего президента растрогал толпу. Даже наиболее ретивые журналисты не решились задать ему провокационные вопросы о мотивах самоубийства госпожи Уэйбрич.
  Женщины были шокированы появлением на кладбище актрисы Ширли Вайль. Однако президент даже глазом не повел в сторону своей бывшей пассии. Директор КУСИ, снедаемый приступом любопытства, тоже явился на похороны. Он решил задать генералу несколько вопросов, но, рассудив, что кладбище не место для выяснения обстоятельств, отложил разговор.
  
   -69-
   10
  В ночь накануне похорон Милли во двор особняка Харпера въехал фургон. В него погрузили длинный ящик, после чего фургон отбыл на закрытый аэродром, принадлежащий управлению стратегической информации. В ящике находился труп президента, облаченный в костюм, в котором мусорщик Барни Кинг приехал в столицу по приглашению Эдвардса.
  На аэродроме ящик перенесли в вертолёт. Груз у "Свирепого Билла" принял "техник" Джо. Вертолет взял курс в сторону Норфорта.
  Прибыв на место, Джо вместе с помощником поместили ящик в коричневый "Понтиак". Через полчаса Джо позвонил в квартиру Барни Кинга.
  Открыла ему заспанная Сэнди.
  - Уголовная полиция, - представился Джо, небрежно помахивая удостоверением.
  По его знаку помощник и водитель внесли ящик в квартиру.
  - Вы приходитесь женой господину Кингу? - уточнил Джо.
  Сэнди смутилась, робко ответила:
  - Вообще-то мы состоим с ним в гражданском браке.
  - Эти условности меня не интересуют, - процедил он, кивнув помощнику. Тот открыл крышку.
  - Будьте любезны, удостоверьте труп вашего супруга, - вежливо попросил Джо. - Похороны за наш счёт.
  Сэнди склонилась над телом Харпера.
  - Милый мой муженёк, на кого ты меня покинул, - запричитала она.
  - Тише, пожалуйста, вы поднимете на ноги весь квартал, - сердито прошипел Джо.
  - Я тебя так ждала, - всхлипывая, прошептала она. - Погодите, куда это девался шрам на лбу? Рубец от контузии. Кого вы мне подсунули?
  Это были её последние слова...
  
   -70-
  
  Вылет из столичного аэропорта прошёл без приключений. В парижский аэропорт Орли Говарда доставил лайнер, на фюзеляже которого был начертан знак банкирского дома Прайсов. Пока всё шло нормально, не было никаких причин для беспокойства. Наконец-то, он обрёл желанную независимость, и избежал участи остальных участников операции "Подмена". Единственное, что отравляло настроение - трусость Милли.
  Отдохнув немного в гостинице, он заказал разговор с ней. Абонент поднял трубку, однако не соизволил ответить ему. Это окончательно убедило Дика, что у Милли никогда не хватит решимости отстаивать его интересы. Дальше любовных излияний её преданность не распространялась. Он уже сожалел, что столь опрометчиво доверился ей, и посвятил в свои планы. Размышляя в спокойной обстановке, Дик понял, что зря тешил себя иллюзией совместной жизни. Всё равно он никогда бы не простил ей близости с Харпером. И вообще давно уже следовало признать, что по-настоящему он никогда не любил Милли...
  Странно, ведь ещё недавно он бесился от одной только мысли, что она спала о Харпером, а теперь чувствовал абсолютное равнодушие к ней. Более того, он с ужасом подумал о том, что её присутствие могло бы стеснять его действия. Пусть живет, как знает. Вне всякого сомнения, президент потеряет интерес к своей невесте. Тут уж ничего не поделаешь. Милли посвящена в его политические плутни и прочие мерзкие дела. Такие, как Харпер, боятся свидетелей своих преступлений больше, чем черт освященного распятия.
  Париж - город соблазнов, но тот, у кого ограничены время и деньги, рискует стать жертвой собственной невоздержанности. Дик пообещал себе, что наступит день, когда он восполнит пробел в познании этого удивительного города. Но сейчас остановку в Париже он использовал сугубо в познавательных целях, для изучения деятельности швейцарских банков. За консультацией он обратился в консалтинговую фирму. Там ему объяснили, что Швейцария - единственная страна, где свято соблюдается абсолютная банковская тайна и где вкладчики пользуются секретными счетами, исключающими всяческую возможность проникновения в тайну вклада, посоветовал обратиться в Женевский частный банк "Пикте Э и К ".
  Женева встретила беглеца проливным дождём. Расположившись в одном из залов международного аэропорта Куантрен, он по путеводителю выбрал отель, рассчитанный на клиентов среднего достатка. Один из таких современных постоялых дворов пришёлся ему по душе.
  Из номера просматривалась панорама Женевского озера. Дул пронизывающий, холодный ветер. Поверхность озера бурлила, словно адское варево в котле Люцифера. Вскоре густые хлопья тумана накрыли озеро пушистым одеялом. Спал Дик урывками, тревожно. Часто просыпался, проверяя, на месте ли кейс. Лишь на рассвете сон окончательно сморил его. Проснулся беглец от яркого солнечного света, распахнул окно, выглянул наружу и замер, потрясенный открывшейся картиной.
  Набережная утопала в зелени. Гирлянды цветов свисали с балконов. Светло-голубую чашу озера оттеняла легкая дымка. Разноцветные паруса яхт казались невесомыми ленточками серпантина. В прозрачном воздухе отчетливо виднелись снежные шапки горных вершин. Но заметнее остальных, словно крупный алмаз в папской тиаре, сверкал на солнце Монблан.
  Позавтракав в ближайшем кафе, Дик остановил такси и отправился в "Пикте Э и К?". Внешне семиэтажное здание частного банка походило на обычный офис. Никаких архитектурных излишеств, никакой парадности. На фасаде - скромная металлическая табличка с именем владельца. Решетки на окнах и массивные двери тамбуров подчеркивали неприступность этой денежной цитадели. Культ Маммоны не терпит суеты.
  Он заглянул внутрь и был поражен ошеломляющей роскошью. Декоративные резные вазоны с экзотическими цветами и растениями украшали просторный холл. В отделке интерьера преобладали редкие сорта мрамора, ценные породы дерева. Осмотрев достопримечательности холла, Дик вошел. Служащий, кратко осведомившись о цели визита, провел Говарда в отдел кассовых операций. Там миловидная Гретхен в строгой блузке со значком банка пригласила гостя в мини-кабинетик. В мгновение ока на столе появилась чашечка кофе, бисквиты, фужер сока. Ритуал приема в храме Маммоны предполагал и такие приятные мелочи.
  Как только Говард вкусил от щедрот банка, появился клерк рангом повыше, тоже с форменным знаком на строгом пиджаке.
  На первый взгляд, ему было лет тридцать. Звали его Юлиус Обер, швейцарец немецких кровей, что было очевидно по внешности и швабскому акценту. Дик сообщил, что хочет открыть вклад на сорок тысяч фартингов, взнос наличными, и что ожидает крупного перевода в той же валюте. Герр Юлиус, склонив голову с аккуратным, как по ниточке, пробором, заполнил учетную карточку, принял деньги, и уведомил господина Джадсона, что при намерении клиента получить кредит, банк вправе располагать информацией о его платежеспособности и недвижимом имуществе.
  Дик ответил, что пока не видит необходимости в кредите, и попросил герра Обера абонировать сейф для хранения некоторых документов, представляющих для клиента особую ценность.
  Бегло проверив, нет ли в кейсе взрывоопасных предметов, клерк выразил согласие и торжественно объявил Дику, что банк "Пикте Э и К?" открывает на его имя счёт ? 862444. Обер предложил также придумать пароль для ведения кассовых операций. Дик, подумав, выбрал пароль "Феникс".
  Покончив с формальностями, Обер пригласил господина Джадсона проследовать в хранилище.
  В просторных залах подземелья, снабженных кондиционерами, царил полумрак. Индивидуальные сейфы вкладчиков были вмонтированы в стены и декорированы красным деревом. Каждый такой сейф напоминал роскошно оформленный алтарь. Предоставив спутнику, возможность полюбоваться отделкой, Обер многозначительно заметил, что, как только банк учтёт вклад клиента на несколько миллионов фартингов, господину Джадсону будет выделен один из таких красавцев сейфов. Клерк не преминул подчеркнуть, что женевские частные банки ещё никогда не терпели краха.
  Юлиус подвел его к стене, где размещались сейфы попроще, открыл массивную дверь, выдвинул нижний ящик, в который Дик положил кейс. Верхнее отделение предназначалось для денег и ценных бумаг. Говард запомнил номер сейфа: 056423. Обеспечив сохранность документов, он решил вызвать клерка на откровенность.
  - Скажите, господин Обер, возможно ли учесть чек на определённую сумму в каком-нибудь из частных банков, а затем секретно перевести эту сумму в сейф, который вы столь любезно мне подобрали?
  - Нет ничего проще, - утвердительно кивнул тот. - Выбор банка - дело добровольное. У вас возникла необходимость зашифровать вклад?
  Этот флегматичный с виду немец понял всё с полунамека.
  "Тем лучше для нас обоих, - подумал Говард. - Чтобы встретиться, наконец, с долгожданными миллионами, мне позарез нужен именно такой проводник", - и подтвердил предположение герра Юлиуса.
  - Тогда вам лучше всего обратиться в банк "Хэнтш Э и К?" или же в Цюрих, в банк Видемана. Там виртуозно умеют прятать концы в воду.
  - Вы не возьметесь помочь мне?
  - Я могу быть вам полезен лишь в том, что не выходит за рамки моей компетенции, не повредит интересам банка, который я имею честь представлять. Не заблуждайтесь, я всего лишь клерк. Обратитесь к старшему счетоводу или вице-президенту банка.
  - Порой незаметный человек способен совершить то, что не под силу влиятельному лицу, - как бы, между прочим, ввернул Дик.
  - Я придерживаюсь другой истины, - усмехнулся Обер. - Если не хочешь потерять то, что имеешь, не поддавайся соблазну.
  Говарду ничего другого не оставалось, как согласиться с доводами собеседника. Возвращаясь в зал кассовых операций, он спросил клерка:
  - Всё же, куда мне лучше обратиться - в "Хэнтш Э и К?" или банк Видемана?
  Обер неопределенно пожал плечами:
  - Особой разницы нет, но предпочтительнее "Хэнтш Э и К?".
  Дик догадался, что именно там, у клерка есть свой надёжный человек. Покинув банк, Говард решил позвонить в Глодстон, выяснить обстановку. Чтобы сбить со следа ищеек Эдвардса, он съездил в Лозанну, отыскал удаленный от центра города отель, где заказал телефонный разговор. В ожидании вызова провел несколько томительных часов. Наконец, абонент ответил. Дик поднял трубку, услышал рыкающий бас "Свирепого Билла".
  - Пригласи хозяина, Билли, - потребовал Говард.
  - Дик, дружище, как славно, что ты объявился. Мы оплакиваем тебя, а ты, небось, прохлаждаешься с бабами. Ну, и паршивец же ты, Дик!
  - Хватит паясничать, - жестко оборвал майор. - Мне нужен хозяин. Учти, это в его интересах.
  - Хорошо, - послушно ответил Аксбергер. - Только прошу тебя, не исчезай.
  Прошло несколько секунд, и Говард услышал знакомый до мельчайших оттенков голос генерала Эдвардса.
  - Привет, Дик. Спасибо, что позвонил. Хозяин поручил мне вести переговоры. Ты не возражаешь?
  - Нет, ваше превосходительство, - брякнул он по старой привычке.
  - Я ознакомился с твоим ультиматумом. Ничего, толково составлено. Условия нам подходят. Кстати, твоя протеже отказалась взять на себя миссию посредницы. Назови другую кандидатуру.
  - Обойдусь без посредников. Гонорар перечислите в женевский банк "Хэнтш Э и К?".
  - На чьё имя? - уточнил генерал.
  - Не считайте меня слабоумным, - огрызнулся Говард, досадуя на себя, что никак не удается преодолеть нервное напряжение. - Чек отправьте на номерной счет. Его цифры идентичны номеру досье "Цирцеи", бывшей подружки Гарольда. Не забудьте указать пароль "Феникс".
  - Ты многому успел научиться. Дик, многое познал, - глухо заметил Эдвардс. - Только к чему всё это? Познание умножает скорбь.
  - Получу искомое - заберёте в указанном месте товар. Если со мной вдруг произойдет несчастный случай, документы станут достоянием гласности. Я работаю с подстраховкой.
  - Ты фактически лишил нас надежной гарантии, - вздохнул генерал. - Кто поручится, что мы не приобретём фальшивку?
  - Ничего не поделаешь. Придется уповать на мою порядочность. Адрес журналиста сообщу дополнительно. Если через неделю не получу обещанное, то документы будут переданы в пресс-центры крупнейших европейских телеграфных агентств. Всего хорошего.
  - Прощай, Дик, ты заблуждаешься. Богатство, нажитое неправедным путем, ещё никому не принесло счастья.
  В его словах прозвучала такая обнаженная тоска, что Говарду вдруг стало не по себе. Невразумительно буркнув, он повесил трубку и поспешно покинул отель. В автобусе, увозившем его в Женеву, он никак не мог отделаться от назойливого ощущения неприязни к самому себе. Дик представил, каково сейчас приходится генералу, как терзает его раненая гордость. Наверное, очень горько чувствовать, что тот, кто был тебе ближе других, предал. Угрызения совести и жалость к генералу впились в его сердце, как голодные грифы. Он почти физически ощутил, как страдает Эдвардс.
  "Неужели муки раскаяния - это худшее возмездие! Если так - тогда можно понять, какие адские страсти жгли душу Иуды...".
  Но когда Дик окончательно размяк, упрекая себя в поспешности содеянного, перед ним зримо возник простреленный висок подполковника Фрезера, партнера в операции "Ларчик Пандоры". Под впечатлением этой картины все терзания и сомнения майора развеялись, как пыль на ветру. Дик, без особого труда, внушил себе, что он не более безнравственен, чем Харпер, Эдвардс и другие законодатели государственной морали.
  "Все мы заражены одним вирусом собственной значимости" - рассудил Говард.
  
   -71-
  
  Юлиус Обер жил в старом городе. Женевцы называют этот район благочестивой старины: Сите. Здесь расположены магистратура кантона, святыни протестантов: собор святого Петра и Аудитория Кальвина. После безликих бетонных монстров Глодстона, его широких авеню, узкие, мощеные камнем улочки Сите, ухоженные дома - свидетели эпохи Возрождения,- вызывали у Дика восторг. Впрочем, это ощущение быстро рассеялось: он почувствовал себя неуютно на узуом тротуарчике, когда мимо проносились автомобили. Приходилось прижиматься к спасительным вековым стенам. Переполненный впечатлениями, он решил отдохнуть и пообедать в кафе "Бавария", где собрана превосходная коллекция карикатур на политических деятелей различных стран. Отсюда он направился в Старый город, где в доме напротив мэрии проживал Юлиус Обер.
  Его адрес, Дик определил очень просто. Вначале разыскал домашний телефон в городском телефонном справочнике, затем позвонил его матушке, сообщив, что ему необходимо встретиться с Юлиусом. Она дотошно выспрашивала, какая надобность заставила иностранца обратиться к её сыну. Устав от скверного немецкого произношения Говарда, но, поверив в его добрые намерения, матушка клерка, сообщила свой адрес.
  Наступил час закрытия частных и государственных учреждений. Покружив у входа в мэрию, где стоят под навесом старинные пушки, некогда защищавшие Женеву от притязаний европейских венценосцев, Дик пересёк улицу, заняв наблюдательную позицию в подъезде дома.
  Через некоторое время появился Юлиус. Дик шагнул ему навстречу, поздоровался. На какое-то мгновение лицо клерка вытянулось от удивления, и вновь приняло невозмутимое выражение.
  - Рад вас видеть, господин Джадсон, знакомитесь с достопримечательностями Сите?
  - Ждал вас, - ответил Говард, не мудрствуя лукаво, и предложил клерку пройти во внутренний дворик.
  - У нас не принято, чтобы банковский служащий встречался с клиентом вне службы, - назидательно заметил Юлиус, но, тем не менее, последовал к скамейке. - Чем вызван ваш визит?
  - Обстоятельства заставили меня довериться вам, господин Обер.
  - Как же объяснить такое расположение к моей скромной персоне?
  - У меня сложилось впечатление, что вы порядочный человек.
   - В наше время это не гарантирует от неприятностей, - насмешливо произнес тот.
  - Тогда к черту все условности. У меня нет выбора. Вы первый, кто мне подвернулся. Я предлагаю сделку.
  - Это уже похоже на правду, - снисходительно кивнул Юлиус.
  - Через несколько дней в банк "Хэнтш Э и К?" на известный мне номер счета и пароль поступит чек на 5 миллионов фартингов, - продолжил Дик. - Необходимо проследить за поступлением этой суммы.
  - В принципе здесь нет ничего сложного, но, полагаю, это не самое главное в вашем предложении?
  Этот флегматичный с виду немец обладал чутьем гончего пса.
  - Как только чек учтут, предстоит перебросить деньги на мой номер счета в вашем банке, но проделать эту операцию надо так, чтобы отправитель не смог бы определить путь следования денег. Теперь о комиссионных. Как вы думаете, Юлиус, 50 тысяч - вполне приличная сумма?
  - В какой валюте?
  - Это как вам будет угодно.
  - Я предпочитаю швейцарские франки. Самая стабильная валюта, - ухмыльнулся он. - Однако что касается дела, то, увы, неприятно отказывать вам, но сделка не состоится.
  - Почему? - нервным шепотом пробормотал Дик. - Неужели, моё предложение показалось вам не реальным?
  - О, нет, ничего особенного. Обычный "бланшиссаж".
  - Не понял.
  - Это французское слово означает: отбелить грязные деньги. У Интерпола более в ходу термин "отмывка". К этой практике прибегают те клиенты, чьи деньги добыты нечестным путём.
  - Я надеюсь, вы не относите меня к этому сорту?
  - Как я могу что-либо утверждать, если совершенно не знаю вас? Да будет вам известно, господин Джадсон, что существует письменное указание председателя Ассоциации швейцарских банкиров: не принимать вклады, если они дурно пахнут. Иными словами, если возникнет малейшее сомнение в их честном происхождении.
  - Простите, Юлиус, я обидел вас, предложив всего 50 тысяч. Сумма гонорара удваивается.
  Клерк украдкой облизнул губы. Искушение получить солидный куш лишило его тренированного самообладания и напускной честности.
  - Право даже не знаю, как быть? - возбуждённо кашлянул он. - Не хочу рисковать, боюсь потерять место...
  Юлиус собрался уйти. Говард придержал его за локоть.
  - В таком случае знайте, что ваш отказ сулит мне гибель, но вы умрёте первым.
  Клерк хмыкнул, недоверчиво покачал головой:
  - Вы не похожи на маньяка. На меня такие розыгрыши не действуют.
  - Напрасно вы так думаете, - угрожающе прорычал Дик. - Когда человек теряет свой последний шанс, он готов на всё.
  Исчерпав словесные доводы, он выхватил из кармана пиджака зажигалку, выполненную в форме миниатюрного браунинга.
  В лице Обера не дрогнул ни один мускул. Он протянул Дику руку.
   - Ладно, согласен, вам помочь, господин Джадсон. Признаться, я принял вас за секретного агента банковской полиции. К их услугам прибегают, чтобы вывести на чистую воду недобросовестных служащих.
  Говард ответил энергичным пожатием:
  - Теперь убедились, что я вам не враг?
  - Говорят, утопающий хватается за соломинку, - улыбнулся Обер. - Если вы решили застрелить меня из безобидной зажигалки, значит, доведены до крайности. Я привык больше верить поступкам, нежели словам.
  
  
  Глава десятая
   -72-
  
  Смерть Милли и предательство Дика окончательно подорвали здоровье генерала. Стрессовое состояние усилило бессонницу, окончательно измучившую Эдвардса. Вдобавок нарушилось кровообращение левой руки. Испугавшись, что паралич настигнет его раньше, чем завершится поимка майора Говарда, Эдвардс срочно отправился в клинику Исмаила Фуада.
  При виде своего пациента, которому он ещё недавно проводил курс иглотерапии, профессор был потрясён.
  - Прости, Исмаил, но я не смог выполнить всех твоих предписаний, - виновато произнес генерал, - помоги, дружище, коню, павшему на четыре ноги.
  - Клянусь пророком Али, я постараюсь сделать всё, что в моих силах, если только не слишком поздно.
  Симпатизируя, друг другу, они были по-мужски откровенны.
  - Мне надо продержаться несколько дней, - объяснил Эдвардс.
  - Два часа сна восстановят силы...
  Пока генерал почивал, усыпленный наркотическими пилюлями, Исмаил Фуад обследовал его - и в специальном журнале учета пациентов против фамилии генерала вывел единственное слово: безнадежён.
  После процедур самочувствие генерала несколько улучшилось. На прощанье Фуад снабдил его таблетками от бессонницы.
  Эдвардс отдавал себе отчет в том, что документы, которыми располагает майор Говард, не просто улики, изобличающие политическую аферу, а взрывное устройство колоссальной силы. Если оно сработает, будет скомпрометирована правящая партия. В эпицентре взрыва окажется Прайс, покровитель Харпера. Авторитет великого банкира рухнет, как карточный домик. Разъяренная толпа потребует казни лже-президента, а также главных организаторов операции "Подмена". Верховный суд удовлетворит требования народа... Но не возмездия боялся Эдвардс. Его страшил тот политический ущерб, который может быть нанесен стране, государственной системе, чьи принципы вот уже тридцать пять лет он свято отстаивал.
  Результаты поиска не устраивали генерала. Группа агентов спецотдела во главе с "техником" Джо сбились с ног в поисках майора Говарда. Квартира женевской подружки Милли, журналистки Мари Ланн, находилась под постоянным наблюдением. Однако Говард не выходил на контакт с журналисткой. По-прежнему оставалось не уточненным, где же скрывается опасный беглец: в Париже, Женеве или Цюрихе. По приказу Эдвардса главный резидент КУСИ в Швейцарии нанес визит руководителям политической полиции. Его внимательно выслушали, но скорых результатов не гарантировали, ссылаясь на объективные трудности: страна наводнена туристами, что усложняет поиск. Кроме того, сложность заключалась еще и в том, что Дик мог легко выехать из Швейцарии - безвизовый режим.
  Генерал нервничал, обдумывал удобный предлог для командировки в Женеву. Однако необходимость в этом отпала. Дик объявился неожиданно и дерзко. Позвонил из Лозанны, потребовал перевести деньги на счет одного из Женевских банков. Эдвардс, не мешкая, отправился в "Страну грез", где в общих чертах изложил Прайсу подоплёку дела, заметив, что есть только одна реальная возможность обезвредить государственного преступника: заручиться поддержкой женевских банкиров.
  - В финансовом мире действуют свои законы, - глубокомысленно изрек Прайс. - Пора бы тебе знать, Генри, что любой частный банк - это государство в государстве. Мы умеем хранить свои секреты надежнее, чем твоя контора, но престиж банка может в один момент рухнуть, если посторонние вздумают устроить ревизию номерных счётов. Только ради нашей старой дружбы я обращусь к председателю ассоциации швейцарских банкиров. Будем надеяться, - сказал Прайс, протягивая руку к телефону, - что он не станет выискивать убедительный повод отказать мне...
  После обмена приветствиями Прайс изложил свою просьбу.
  - Кто выедет в Женеву представителем от твоей службы? - шепотом спросил он Эдвардса, прикрывая ладонью трубку телефона.
  - Полковник Аксбергер, - не задумываясь, сказал Эдвардс.
  Разговор завершился приглашением председателю Ассоциации посетить "Страну грёз" в удобное для него время.
  Прайс был настолько любезен, что проводил старого друга к машине. Глядя со стороны на согбенного Эдвардса, банкир вздохнул:
  - Ты плохо выглядишь, Генри. Неужели эта история с шантажистом так повлияла на тебя?
  - Я многое передумал, и пережил за последнее время, - уклонился от прямого ответа генерал. - Собираю камни, а это мучительно трудно.
  - Время неумолимо. От него ничем не откупишься. Ты ведь знаешь, я начинал с нуля. Когда порой думаю об этом, дух захватывает. Господи, достичь такой вершины за одну жизнь! Я никогда ни перед чем не останавливался, никому не позволял согнуть себя, был неукротим в своем желании, достичь высот. Я жил этим, всегда видел цель. А теперь впереди темная стена без единого просвета. Старость - хуже банкротства. Нет ничего более отвратительного, чем ощущать это на своей шкуре.
  - И концом радости бывает печаль, - усмехнулся Эдвардс.
  - Слышал, что ты уходишь в отставку. Надеюсь, уже подготовил себе достойную замену?
  - Свято место пусто не бывает.
  - Это не ответ, Генри. Ты обязан оставить за себя человека, преданного интересам "Юнайтед бэнк оф Айтеника". Или ты другого мнения?
  - Благо отечества - высший закон, - ответил Эдвардс. - В нашем возрасте единственное, чему остаешься, верен, так это принципам прошлых лет, и старому испытанному другу.
  Не уловив иронии в его словах, Прайс благосклонно кивнул головой.
  - Твоего преемника надо представить Леоноре. Я окончательно решил передать ей бразды правления. Генри, ты единственный из моих друзей, кто не льстит мне. Скажи, ты одобряешь мой выбор?
  - Не всякая дочь достойна своего отца, - пожал плечами Эдвардс, - однако в Леоноре можно не сомневаться. Из множества твоих достоинств она унаследовала главное.
  - Что же именно? - переспросил заинтригованный Прайс.
  - Безжалостность, - не колеблясь, ответил генерал.
  - Пожалуй, ты прав. Спасибо за откровенность, старина. Помни, ты мне всегда нужен.
  "Банкир даже на смертном одре останется банкиром, - размышлял Эдвардс в самолете, увозившем его в Глодстон. - Он всегда печётся только о своем благополучии. Такова природа его души, изуродованной накопительством. Как только я выйду в отставку, сразу же перестану быть полезным господину Аллену Прайсу. Я отработанный материал. В значительной степени благодаря моим консультациям и прогнозам активы его банка так высоко подскочили. Чего же я добился для себя за все эти годы сотрудничества: мрачной известности, богатства, не принесшего мне радости".
  Эдвардс вспомнил, что ещё в юношеском возрасте он мечтал стать адвокатом. Встреча с Прайсом предопределила выбор профессии.
  "По большому счёту, это Аллен искалечил мою судьбу, - подумал генерал. - Не сведи меня с ним случай, всё могло быть у меня иначе".
  Лекарство профессора Фуада помогло генералу одолеть давнишнюю мучительницу - бессонницу. Таблетки навевали сны, полные фантастических видений. В этих снах генерал ощущал себя молодым, сильным, уверенным, встречался с теми, которых уже давно похоронил. Несколько ночей подряд ему являлась Люси Фортас. Однако после волшебных снов одолевала слабость, и ломило в суставах, как при обострении ревматизма.
  Пожелав удачи "Свирепому Биллу", отправляющемуся в Женеву, генерал поспешил принять таблетку. В этот раз ему приснилась охота в заповедных лесах "Страны грез". Несколько всадников во главе с Прайсом преследовали красавца оленя. Охотники дружно палили из винчестеров, но неутомимый олень оторвался от преследователей, направляясь к темневшей вдали, спасительной чаще. Эдвардс испытывал неизъяснимое наслаждение от этой бешеной скачки. Он первым догадался помчаться наперерез оленю, не давая ему возможности скрыться. Охотники настигли выбившееся из сил животное, окружили его плотным кольцом. Эдвардс спрыгнул с лошади, вошел в круг - и увидел, что вместо оленя на траве лежит Милли. Десяток стволов наставлено на неё в упор.
  - Не стреляйте! - закричал он, закрыв лицо руками.
  Дружный залп оглушил его. Когда Эдвардс открыл глаза, он понял, что ошибся. Застрелили не его дочь, а Кристи Олби, бывшую любовницу сенатора Финча. Ту самую, от которой получены сведения, которые помогли генералу расправиться со своими смертельными врагами.
  Он проснулся, чувствуя ноющую боль под лопаткой, сухость во рту, ломоту в суставах.
  - Сторицей воздалась мне гибель этой распутной девчонки. Это её кровь пролилась на Милли, - прошептал генерал. - Какой жуткий сон! Что это - предупреждение свыше о скорой расплате, или галлюцинации воспаленного мозга? Что ж, я готов ко всему.
  Генерал не был мистиком, презирал слабодушных и суеверных. Опыт разведчика подсказывал, что причина особенных, ярких снов - доза опиума в спасительных таблетках Фуада. Понимал и то, что прибег к этому средству врач, понимая, что дни пациента сочтены. И все же не мог освободиться от раскаяния...
  
   -73-
  
  Председатель Ассоциации швейцарских банкиров с любопытством рассматривал посланца Прайса.
  - Вы, должно быть, физически очень сильны, господин Аксбергер?
  - Не жалуюсь, сэр, - ухмыльнулся "Свирепый Билл".
  - Последнее время участились случаи вооруженных нападений на филиалы банков. Интерпол и уголовная полиция кантонов, к сожалению, ещё не обеспечивают должной безопасности. Такие бравые молодцы, как вы, господин полковник, смогли бы оказать швейцарским банкам посильную помощь в защите от грабителей.
  - Нет ничего проще, - ответил польщенный Аксбергер, принимая шутливое предложение за чистую монету. - Как только выйду в отставку, организую частное сыскное бюро. Мы расшибём голову любому, кто вздумает посягнуть на ваши денежки.
  - Хорошо, мы будем иметь вас в виду, а пока знакомьтесь с руководителем секретной банковской службы.
  Председатель нажал кнопку вызова. В кабинет вошел худощавый мужчина в элегантном сером костюме.
  - Мсье Ламетр окажет вам всяческое содействие, проведёт в банк "Хэнтш Э и К?".
  Председатель набрал номер и сказал в трубку:
  - Жан-Клод, ещё раз добрый день. Представитель господина Прайса и мсье Ламетр направились к вам. Да, благодарю.
  Владелец банка "Хэнтш Э и К?" тепло принял "Свирепого Билла", но высказал ему свое мнение:
  - Мы не сторонники подобного расследования - это отпугивает клиентов. Вы должны правильно понять, что вклады, поступающие из различных уголков мира, выглядят,, как обычные транзитные переводы и потому не представляется возможным установить происхождение денег. Но просьба нашего давнего друга господина Прайса - редкое исключение из общих правил. Мои служащие предупреждены. Как только указанной суммой поинтересуются, вы будете извещены.
  Аксбергер наведался в управление политической полиции. Договорившись о координации совместных действий, "Свирепый Билл" разыскал "техника" Джо, вручил ему предписание генерала и подчинил себе группу агентов спецотдела. На другой день Аксбергер позвонил Ламетру, и тот ответил:
  - Приезжайте, рыбка клюнула.
  Шеф секретной службы, встретив "Свирепого Билла" в вестибюле, сообщил ему, что кто-то интересовался, поступил ли чек из Глодстона.
  - Он не назвал себя?
  Ламетр, разгладив лакированным ногтём щеточку усов, пояснил:
  - Согласно положению о номерных счетах, клиенты банков охотно пользуются шифром и паролем, прибегая к полной конспирации. Подождём. Не исключено, что этот тип, получив радостное известие, засуетится.
  Он проводил Аксбергера в помещение, где была установлена аппаратура для прослушивания телефонных разговоров. Прошло не более полутора часов, и один из помощников Ламетра протянул шефу трубку. Судя по выражению его лица, "Свирепый Билл" догадался, что на этот раз картина прояснилась. Прослушав разговор, Ламетр отозвал Аксбергера в сторону.
  - Клерк банка "Пикте Э и К?" Юлиус Обер позвонил своему знакомому счетоводу Ланге и попросил его перевести 5 миллионов фартингов, полученных из Глодстона на пароль, в Цюрих, в частный банк Видемана.
  - Какое отношение имеет Обер к этому чеку? - спросил Аксбергер, окончательно запутавшись в финансовых вопросах.
  - По всей видимости, клерк выполняет поручение своего клиента.
  - Так что же вы медлите? Тряханите клерка, - взорвался "Свирепый Билл", недовольный пассивностью шефа секретной службы.
  - Спокойно, господин полковник, - урезонил его Ламетр. - У нас своя методика дознания. Оставайтесь на месте, и ждите моих указаний.
  Покинув взбешенного гиганта, невозмутимый швейцарец выехал в банк "Пикте Э и К?", откуда интересовались чеком. Спустя некоторое время за полковником прислали машину, проводили его к владельцу банка. К своему удивлению, Аксбергер увидел там заместителя начальника политического сыска, с которым координировал поиски майора Говарда.
  - Удалось выяснить, что пресловутый чек на 5 миллионов фартингов был затребован по распоряжению вкладчика банка "Пикте Э и К ", - доложил собравшимся Ламетр. - Он скрывается под именем Джадсон. В его сейфе действительно хранится кейс с документами.
  - Я не буду возражать против вскрытия сейфа, - подытожил владелец банка. - Однако капитал в сумме 40 тысяч фартингов, принадлежащий Джадсону, вправе востребовать только сам вкладчик. Таков незыблемый закон сохранности денежных средств.
  - А клерк не предупредит "Джадсона" о последствиях моего визита? Кто поручится, что они не в сговоре? - спросил Аксбергер.
  - О, это исключено. Мои служащие - проверенные люди, - заверил полковника владелец банка.
  - Но прежде, чем вы получите документы, я должен убедиться в том, что они не нанесут ущерб суверенитету моей страны, - вмешался представитель родственной Аксбергеру профессии.
  - А вот это уже совсем не по-джентельменски, - сердито пробурчал "Свирепый Билл", недовольно посмотрев на любознательного коллегу.
  Они спустились в хранилище. Клерк открыл сейф Джадсона. Беглый осмотр фотографий и выписок из приказов КУСИ убедили специалиста политической полиции, что документы не представляют угрозы для престижа и суверенитета Швейцарской федерации. Поворошив груду кассет, он захлопнул крышку кейса, и передал его представителю КУСИ.
  Покинув банк, "Свирепый Билл" поспешил связаться с Эдвардсом. Генерал приказал форсировать поиск Говарда, а документы передать Люку, который ожидает в отеле "Де Берг". Такой неожиданный поворот событий озадачил "Свирепого Билла", обиженного недоверием шефа.
  Эдвардс, всегда откровенный со своим ближайшим помощником, в этот раз не счел нужным раскрыть ему карты. От преданного ему сотрудника, работавшего в канцелярии директора, генералу стало известно, что руководитель КУСИ проявляет повышенный интерес к деятельности своего первого заместителя. Уже заготовлен приказ об аресте полковника Аксбергера. У Эдвардса уже не было ни сил, ни желания вступать в борьбу с директором. Генералу оставались считанные дни до выхода в отставку, но чтобы устранить угрозу разоблачения, упростить ситуацию, ему не оставалось ничего другого, как пожертвовать ценными фигурами. Нельзя было допустить, чтобы Аксбергер и "техник" Джо заговорили.
  
   -74-
  
  Рассудив, что Юлиусу понадобится несколько дней, чтобы благополучно завершить отмывку денег, Дик выехал в Ниццу подышать воздухом миллионеров. Любопытствуя, он посетил несколько игорных заведений, наблюдал, как развлекаются состоятельные люди. Его скудный наличный капитал не позволял ему попытать счастья за ломберным столиком. Возвратившись в Женеву, Говард тотчас позвонил Юлиусу. Клерк сообщил ему, что всё устроилось наилучшим образом, и теперь господин Джадсон вправе претендовать на более престижный сейф.
  Дику в какой-то момент показалось, что в голосе Юлиуса звучат напряжённые нотки, однако он не придал этому значения. Клерк спросил, какие будут распоряжения, и как скоро господин Джадсон появится в банке.
  - Думаю, мне следует получить несколько тысяч наличными, - констатировал Говард. - Накопились кое-какие долги. Хочу покончить с ними одним махом.
  Юлиус порекомендовал зайти часам к шестнадцати. В это время посетителей уже немного. В указанный час, Дик прибыл в старый город. Площадь перед собором святого Петра заполнили туристы. Они усердно клацали затворами фотоаппаратов и кинокамер. Повсюду звучала разноязычная речь. Прошла группа соотечественников Говарда, шумно обмениваясь впечатлениями. Он долго смотрел им вслед. Через некоторое время они вернутся на родину. Ему туда путь заказан навсегда. Он вспомнил популярный латинский афоризм: "Vestigia nulla retrozsum" - "Никаких следов обратно". Еще предстоит переболеть ностальгией, привыкнуть к новой среде обитания. Трудно сказать, куда приведут его скитания: в Австралию, Сингапур или Новую Зеландию. Возможно, след его затеряется в густонаселенных кварталах Гонконга, на Филиппинах. Одно Дик твёрдо знал: из Женевы давно пора уносить ноги.
  Взяли его профессионально. Один из посетителей, сидевших рядом за столом, рывком запрокинул голову Дика, другой молниеносно защелкнул наручники на руках.
  - Спокойно, политическая полиция, - шепнул ему стоявший за спиной агент, столкнув задержанного со стула. Провожаемые любопытными взглядами посетителей и персонала, мастера захвата повели Дика к выходу.
  Его усадили в машину, задернули на окнах шторки, чтобы арестованный не мог определить маршрут движения.
  "Если меня выдал Обер, приняв за крупного гангстера, то, причём тут политическая полиция?" - рассуждал Говард, оценивая ситуацию.
  Ехали не менее получаса. Наконец машина остановилась. Один из конвоиров вышел. Слышно было, как где-то поблизости гудят самолеты.
  - Выходи, - приказал второй агент.
  Дик вышел и осмотрелся. Справа, в полумиле, сверкали под солнцем стеклянные плоскости аэропорта Куантрен. По взлетной полосе плавно разбегалась серебристая "Каравелла". А здесь, совсем рядом, стоял ДС-3 с опознавательными знаками военно-воздушного флота Айтеники. На ступеньках трапа застыла монументальная фигура мужчины в тёмном плаще.
  При виде ухмыляющейся физиономии "Свирепого Билла" Говарда прошиб холодный пот. Агенты повели его к самолету. Один из них передал Аксбергеру бумагу. Тот расписался в ней, дружески кивнул на прощанье швейцарским коллегам, и обратился к Говарду.
  - Привет, дружище. Хватит шляться по зарубежным притонам, пора домой.
  Они поднялись в самолет. Это был обычный трудяга -транспортник, возивший почту и медикаменты. Рядом с кабиной пилотов находилось два отсека. В одном из них устроился "техник" Джо со своими подручными. Штатный палач КУСИ улыбнулся Говарду, как старому знакомому.
  Дик отвернулся. Его затошнило.
  "Старина Эдвардс привлёк к облаве лучших стервятников, - подумал он. - Какую же смерть назначил мне неистощимый на выдумку генерал?".
  "Свирепый Билл" провел пленника в свободный отсек, достал банку с пивом, вскрыл её, опорожнил в два глотка.
  - Сними наручники, - попросил Говард.
  Аксбергер ловко расстегнул металлические браслеты, протянул Дику банку с пивом.
  - Скажи, Билли, это клерк банка вывел вас на след? - поинтересовался Говард, утолив жажду.
  - Какое это сейчас имеет значение? - подмигнул ему Аксбергер.
  Дик вспомнил последний разговор с клерком. Он ведь ещё тогда почувствовал фальшивую нотку в бодром голосе Обера. Интуиция тогда не подвела, Почему же он не прислушался к внутреннему голосу?
  - Проклятое немецкое отродье! - с ожесточением выдохнул Дик.
  - Осторожно, парень. Помни, что мой папаша - выходец из Германии, - нахмурился Аксбергер. - Клерк тут ни при чём. Тебе, видно, в голову не пришло, что генерал обратится за содействием к женевским банкирам. Ещё не родился человек, способный перехитрить его превосходительство.
  - Блефуй, но знай меру, - возразил Говард. - Могущество и связи Эдвардса бессильны перед банковской тайной.
  Аксбергер, поигрывая наручниками, презрительно фыркнул:
  - На шефа не распространяются общие правила. Чтобы тебе окончательно стало ясно, знай, что именно я выудил твой багаж из сейфа банка "Пикте Э и К?", где так надежно хранятся тайны вкладчиков. Можешь не сомневаться, товар в сохранности и попал к генералу. Не взыщи, но с гонораром придётся повременить...
  Говард молча уставился в иллюминатор. Самолет набрал высоту. Под крыльями простиралась снежная гряда облаков. Дик почувствовал непреодолимое желание из тесного отсека стремительно нырнуть вниз. Смерть наступит мгновенно. О такой смерти можно только мечтать...
  "Свирепый Билл" хлопнул его по плечу, многозначительно обронил.
  - Не ты первый, не ты последний, кому выпал проигрыш. Сохранить тебе жизнь я, разумеется, не в силах, но если мы договоримся, гарантирую легкую смерть. Подумай, у тебя еще есть время.
   - Что ты хочешь, Билли?
  - В сейфе известного нам банка хранится твой вклад на 40 тысяч фартингов. Тебе эти деньги уже ни к чему, а мне пригодятся. В обмен на номер счёта, пароль и шифр я обеспечу тебе приятный переход в иной мир.
  - Пожалуй, это самый лучший вариант, - пробормотал Говард, обескураженный деловитостью Билла. - Меня не прельщает встреча с твоими костоломами.
  - Славно, что мы так легко столковались, - обрадовался Аксбергер. - Ты ловкий парень, Дик, и ума тебе не занимать. Жаль, не повезло, а ведь козырная карта сама просилась в руки. Признайся, ты ведь спал с Милли Уэйбрич ещё до того, как она стала невестой Харпера?
  - Тебе очень хочется вывернуть мне душу наизнанку? - задыхаясь от ненависти и сознания собственного бессилия, прохрипел Говард.
  - Погоди, не кипятись. Узнаешь всю правду, не так запрыгаешь, - пообещал Аксбергер. - Так вот, малыш, твоя Милли Уэйбрич - внебрачная дочь генерала Эдвардса. Она же его наследница. Такая информация стоит больших денег, не правда ли?
  - Советую продать её президенту Харперу. Он по достоинству оценит твои услуги, - съязвил Говард.
  - Учат вас всякой чепухе, - обиделся Аксбергер. - Привыкли на всех смотреть свысока, не замечаете, что творится у вас под ногами.
  Он вытащил портмоне и протянул Дику две фотографии. На одной из них, пожелтевшей от времени, был запечатлен мальчик лет пяти, на другой - девочка примерно того же возраста, верхом на деревянной лошадке.
   - Узнаешь?
  - Похоже, что это Милли. Как тебе удалось заполучить этот снимок?
  - Не задавай непотребных вопросов, - поморщился Аксбергер, тыча пальцем в фото мальчика. - Как ты полагаешь, кем приходится девочке этот милый мальчуган?
  - Брат исключён. Но сходство потрясающее, - вслух рассуждал Говард. - Чего ты скалишься, Билли?
  Аксбергер протянул фотографию оборотной стороной. Дик с трудом прочел выцветшую надпись: "Генри Эдвардс - сын Джеральда и Аннабелл. Расти преданным истинной вере. Всегда помни о страданиях Спасителя и своем сыновнем долге".
  - Боже, что я натворил! - простонал ошеломлённый Говард.
  Аксбергер торжествующе улыбнулся, вложил фотографии в портмоне.
  В этот миг что-то глухо треснуло у них под ногами, словно рухнуло на землю спиленное дерево. Самолет резко завалился на правое крыло.
  Последнее, что увидел Говард, было багровое, перекошенное от ужаса лицо "Свирепого Билла".
  
   -75-
  
  Наземные станции слежения потеряли связь с транспортным самолётом, летевшим из Женевы в Глодстон, когда тот находился в нескольких десятках миль от Бермудских островов. Эдвардс понял, что воды Атлантики надежно укрыли тех, кого терпеливо дожидались в национальном аэропорту Глодстона агенты директора КУСИ. "Теперь некому меня предавать", - подумал генерал, с нетерпением поглядывая на дверь. Он знал, что самолет, доставивший адъютанта в столицу, благополучно совершил посадку. Люку выпало самое легкое задание - привезти кейс Говарда.
  Утром Эдвардс чувствовал себя плохо, и только крайняя необходимость заставила его прибыть в управление. Он хотел согласовать с директором кандидатуру своего преемника, пересмотреть материалы, подготовленные к передаче дел, и лично уничтожить опасную коллекцию улик, собранных коварным референтом.
  Обычно пунктуальный, Люк почему-то опаздывал. Эдвардс, стараясь не обращать внимание на приступы одуряющей тошноты, освободил письменный стол и сейф от частной переписки и бумаг, предназначенных для отправки в измельчитель. Покончив с этим, генерал раскрыл массивный книжный шкаф черного дерева. Книги он решил оставить преемнику.
  Попрощавшись с тем, что было ему дорого в этом кабинете, Эдвардс собрался позвонить директору. Словно в ответ на его желание, вспыхнула лампочка на панели директорского телефона. Генерал снял трубку.
  - Ваше превосходительство, немедленно явитесь ко мне, - приказал руководитель КУСИ.
  "Он никогда не разговаривал со мной в подобном тоне, - размышлял Эдвардс. - Надо полагать, что этот настырный молодой человек, отбросив правила приличия, жаждет вручить мне ультиматум".
  Узнав о том, что самолет с людьми генерала потерпел катастрофу, директор КУСИ пришёл в бешенство. Он не мог себе простить, что ядовитый старикашка, как втайне величал он своего первого заместителя, перехитрил его. Охота на Эдвардса стала первой тщательно организованной акцией руководителя КУСИ. Вот почему он так болезненно переживал свои промахи и неудачи. Однако приступ самобичевания длился недолго. Кейс Говарда, привезенный Люком, возвратил директору боевой настрой.
  Не желая стать свидетелем позора генерала, Люк дважды просил позволения покинуть кабинет, но безрезультатно. Занятый просмотром документов операции "Подмена", шеф КУСИ в упор не замечал присутствия своего информатора. Не выдержав, Люк снова взмолился, чтобы его отпустили. Директор, решив унизить строптивого генерала, намеренно задерживал его адъютанта. Когда же секретарь дал знать, что Эдвардс прибыл в приёмную, руководитель КУСИ поблагодарил Люка за честную службу, и пообещал достойно вознаградить его за проявленное усердие. Уловка удалась. Столкнувшись со своим начальником и покровителем лицом к лицу, Люк сильно побледнел и, стремглав выскочил из приемной. Эдвардс убедился, что напрасно ждал своего верного адъютанта. Суетливость Люка, его лицо, искаженное стыдом и муками раскаяния, многое объяснили генералу.
  "Вот он финал, достойный матерого душегуба, - горестно размышлял Эдвардс. - Воистину прав Екклессиаст: "Ходящий кривыми путями упадёт на одном из них".
  Директор был в немалой степени разочарован спокойствием Эдвардса. Он решил, что старик явно не подозревает, в какой капкан угодил.
  "Судя по алчному блеску глаз, он всерьёз готовится выпотрошить меня, - определил генерал. - Имея такой багаж улик - это совсем несложно. Схватка будет короткой. У меня нет ни единого шанса на ничью.
  - Ваше превосходительство, за последние два месяца резко возросли потери личного состава управления в авиационных катастрофах. Вы не находите в этом странную закономерность? - начал разговор директор.
  - Увы, я не прогнозирую степень риска авиарейсов, - непринуждённо ответил Эдвардс.
  - Хорошо, я изменю формулировку. Что побудило вас ликвидировать полковника Аксбергера, выполнявшего специальное задание в Женеве? О вашем бывшем референте, майоре Говарде, пойдёт особый разговор. Я назначаю служебное расследование катастрофы ДС-3 с номерным знаком 726444 и всей вашей деятельности в организации государственного переворота. Вас не страшат последствия расследования операции "Подмена"?
  - Когда готовишься пересечь границу страны вечности, единственное что страшит - длительная агония в пути, - усмехнулся генерал.
  Директор встал, подошел к сейфу, открыв его, показал заместителю чёрный кейс с рифленной ручкой.
  - Я по достоинству оценил вашу изысканную ироничность, теперь воздайте должное моей информированности. Как вы оцениваете трофей, ваше превосходительство?
  - Поздравляю с удачным приобретением. Но вношу поправку. Дубинку, украденную одним вором у другого, нельзя считать трофеем, добытым в честном бою.
  - А вот дерзить не следует. Лучше представьте, какой ажиотаж вызовет у сенатской комиссии по контролю за деятельностью спецслужб, знакомство с документами операции "Подмена", - отчеканил директор. - Ловко вы устроили этот маскарад с двойником. Уверен, что все ранее известные грандиозные аферы тускнеют в сравнении с вашим детищем.
  - Многословие - злейший враг деловых людей, - поморщился Эдвардс. - Пора перейти от обвинительной части к заключительной. У вас есть конкретные предложения?
  Директор потёр ладонью об ладонь.
  - Согласен бросить вам спасательный круг, генерал, при одном условии: вы передадите мне личную картотеку досье.
  "Очередная жертва досужих вымыслов, распространяемых моими доброхотами. Вот, оказывается, что годами работало на мой престиж, создало ореол сильной личности, - думал Эдвардс. - Эту несуществующую картотеку будут упорно разыскивать и после моей смерти. Странно, почему этот целеустремленный петушок мечтает об этом. Разве ему мало того, что накоплено в хранилище управления? Он непоколебимо уверовал в эту идею-фикс, полагая, что я шантажировал Харпера, используя накопленный компромат. Глупо не использовать такой редкий шанс".
  - Видит бог, мне совсем не хочется отправить вас на скамью подсудимых, - сокрушенно вздохнув, продолжал директор. - Как патриот КУСИ и приверженец устойчивого правопорядка, заверяю вас, что смогу обеспечить документам надежную сохранность. Трудно себе вообразить, что может произойти в стране, если тяжкий груз страстей и ошибок станет достоянием интриганов от политики.
  "Как напоминает он "незабвенного" Клайда. Тот же взгляд, те же манеры, - размышлял Эдвардс, не торопясь ответить. - Проклятая тошнота выворачивает наизнанку. Как бы не потерять сознание. Непростительно мне, старому разведчику, валяться в ногах у этой лакированной гадины".
  - Так вы принимаете моё условие? - откуда-то издалека послышался раздражённый голос директора. - Вам плохо, генерал? Вызвать врача?
  Эдвардс вытер платком обильную испарину:
  - Не обращайте внимания. Такое случается с пожилыми людьми.
  Директор сочувственно кивнул.
  - Вы переволновались. Давайте всё уладим по доброму согласию, побережём ваши нервы. Простите, если я был резок или категоричен.
  Эдвардс не притронулся к стакану и насмешливо взглянул на шефа.
  - Хотите дельный совет? Будьте всегда осторожны с женщинами и стариками. Они почти безошибочно отличают истинную искренность от ложной. Увы, вынужден разочаровать вас. Картотека после моей смерти станет собственностью масонов. Надеюсь, великий магистр сумеет правильно использовать бесценные сокровища.
  Вдоволь полюбовавшись поскучневшим лицом директора, генерал продолжил:
  - Кстати, недавно любопытства ради, я полистал досье на вас. Встречаются забавные эпизоды.
  - Вы отдаёте себе отчет, кому угрожаете? - воскликнул директор. - Я очень щепетильно отношусь к вопросам нравственности.
  - К чему бравировать показной порядочностью, - язвительно произнес генерал. - Я никогда бы не предложил вашу кандидатуру президенту, зная заранее, что вы безгрешны, как новорожденный младенец.
  - В таком случае документы операции "Подмена" завтра же попадут к Председателю Верховного суда.
  - Зачем откладывать на завтра то, что следует сделать сегодня, - поддел его Эдвардс. - Поторопитесь - и братья-масоны, опутавшие незримыми нитями все этажи нашего управления, проводят вас с почестями в сектор столичного кладбища, где покоятся многие знаменитости. Теперь выслушайте главное, а затем избавьте меня от затянувшейся беседы.
  Директор никак не мог сообразить, что происходит. Почему Эдвардс, припёртый к стенке неопровержимыми уликами, вдруг повел себя с такой вызывающей самоуверенностью? Кто стоит за этим? Великий магистр масонской ложи или другая, ещё более одиозная, фигура?
  Мысль о том, что на него заведено досье, отравляла настроение. Неужели сотрудники Эдвардса следили за каждым его шагом, осмелились проникнуть в "святая святых" - семейный альков? Какая нечистоплотность! Теперь надо предпринять всё возможное, чтобы оградить себя...
  - Публикация документов операции "Подмена" повредит авторитету банкира Прайса, - объяснил Эдвардс. - Это он рекомендовал сенатора Харпера на пост президента, организовал финансирование избирательной кампании. Не думаю, что ваше разоблачение вызовет бурный восторг у руководителей правящей партии. Они никогда не простят купания в грязной луже, устроенного по вашей милости. Да и вы лично не обделены милостями Прайса. Поймите, что суровая необходимость заставила нас подменить заболевшего Харпера двойником. Пост главы государства остался за ставленником Аллена Прайса, и это не позволило финансовой группировке, конкурирующей с банкиром, навязать нам своего претендента.
  - Трюк блестяще удался. Двойник Кинг сработал артистично. Мне кажется, у вас было ограничено время на его подготовку?
  - В этом и состояла вся сложность. Жаль, пришлось пожертвовать толковым парнем, - посетовал Эдвардс.
  Генерал просчитал: Говард не знает о смерти Харпера. "Свирепый Билл" - мертв. Директор, решив, что двойника ликвидировали, будет считать Харпера законным главой государства. Удивительно всё же сложилась судьба этого симпатичного мусорщика. Кто знает, может, именно он станет править страной лучше, чем все его предшественники? - размышлял Эдвардс.
  "Я теперь знаю, как делают у нас президентов, - удовлетворённо отметил про себя директор. - Говард неплохо потрудился. Его данные позволят мне держать президента на коротком поводке".
  Всё сказанное генералом казалось настолько убедительным, подкреплялось такими неопровержимыми реалиями, что директору ничего другого не осталось, как отказаться от идеи загнать Эдвардса в стальной капкан.
  - Ваше превосходительство, согласитесь, что нам удалось бы избежать конфликтной ситуации при полном доверии сторон? Я не привык чувствовать себя в роли ширмы.
  - Вас хотели уберечь от копания в грязи. Но если желание велико, впрягайтесь в ярмо. Одна известная французская кокотка утверждала, что только первый шаг труден.
  Директор стоически перенес колкость, вяло улыбнулся.
  - Будем считать, что в дальнейшем уже ничто не омрачит наши дружеские отношения, а злосчастный кейс я упрячу на дно своего сейфа, подальше от жадных глаз общественности.
  "Я добился для себя всего лишь отсрочки, позволившей без особых юридических осложнений покинуть земную юдоль", - пришел к выводу Эдвардс, ответив директору без всякого напряжения в голосе:
  - Весьма признателен, что вы избавили меня от Сизифова камня. Остерегайтесь, эти документы ещё многих утянут в могилу.
  После короткой дискуссии они определили преемника Эдвардса. Выбор пал на начальника отдела планирования управления стратегической информации. Директор пожелал устроить в честь Эдвардса торжественные проводы. Генерал отклонил лестное предложение.
  - У меня есть просьба к вам.
  - Постараюсь сделать все, что в моих силах.
  - Я хочу сохранить Люка его старушке-матери. Он - единственный её кормилец.
  - Разве ему что-то угрожает?
  - Люк - человек долга и совести. Эти жернова перемелют его, - объяснил Эдвардс. - Пригласите его в кабинет. Пусть он убедится, что между нами установилось полное взаимопонимание. Я предложу ему подать в отставку. Вы утвердите ходатайство.
  - Вы уверены, что Люк не откажется подать в отставку? - не без удивления опросил директор.
  - Он прислушается к моему совету.
  - Не имея выслуги лет, Люк потеряет право на пенсию. Вы обрекаете его на нищету.
  - Я ещё в состоянии помочь тому, кто пострадал из-за близости ко мне.
  - И это утверждаете вы, профессионал, знающий цену предательству? Кто убедит меня, что Христос простил Иуду?
  - Вам никогда не понять моих побуждений, а мне вовек не постичь душу Спасителя. Одно знаю: божьему сыну было проще нашего судить о человеческих слабостях. Он ведь творил только добро. Пригласите Люка, - настойчиво повторил генерал.
  Директор пожал плечами и отдал распоряжение.
  Прошло несколько минут. Хозяин кабинета недовольно посматривал на Эдвардса, пытаясь определить, какую цель тот преследует.
  Вскоре на экране интеркома появилось изображение дежурного по управлению. Он доложил, что адъютант застрелился в холле.
  - Я хочу попрощаться с ним, - сказал генерал и, пошатываясь на затекших от долгого сиденья ногах, побрёл к двери.
  Люк лежал в правом углу холла, возле вазонов с пальмами. Ярко надраенной медью отливали над ним крупные буквы на темно-сером мраморе стены: "И ты познаешь истину, и она сделает тебя свободным".
  Эти слова из Евангелия, некогда пленившие Эдвардса глубоким философским смыслом, были начертаны по его прямому указанию в год строительства нового здания управления стратегической информации. К ней, к этой надписи, таящей в себе библейскую мудрость, устремилась религиозная натура Люка, чтобы покончить счеты с жизнью. Он выстрелил себе в висок. Кровь тонким ручейком разлилась по розовой мозаике пола.
  При появлении Эдвардса сотрудники управления почтительно отошли в сторону.
  "Нет конца кровавой жатве и остановить её невозможно, - с ужасом подумал Эдвардс. - Прости, Люк, я не успел тебе помочь..."
  Появился директор. Мельком взглянув на труп, вполголоса произнес:
  - Совесть окончательно доконала беднягу. Таков удел слабых натур.
  - Неправда! Люк - сильная натура. Его вынудили оступиться, но не заставили предать. Ведь должен быть в этом проклятом мире хоть один верный человек!
  - Брависсимо! - ухмыльнулся директор. - Трогательная литургия над телом добродетельного клерка. Бросьте юродствовать, ваше превосходительство, радуйтесь, что его смерть избавила вас ещё от одного опасного свидетеля. Древние, несомненно правы: "Каждому своё".
  - Им же принадлежат и другие пророческие слова: "Каждому назначен свой день". Берегись, твой день близок!
  Увидев близко немигающие глаза генерала, директор вздрогнул.
  - Безумец! - прошептал он, пятясь. - Остановите его...
  Эдвардс, забыв надеть пальто, направился к главному входу. Огромная стеклянная дверь легко подалась в сторону.
  Обернувшись, он увидел мраморную стену и отсвечивающие кровью буквы на ней...
  Водитель помог генералу сесть в машину. В последний раз перед взором Эдвардса промелькнули шпалеры канадских мачтовых сосен, обрамлявших дорогу от здания управления стратегической информации до большой развилки, откуда начиналось шоссе, ведущее в город.
  - "И ты познаешь истину", - бормотал генерал, пытаясь вникнуть в смысл загадочного выражения.
  Погруженный в свои думы, он не заметил, что рассуждает вслух. Водитель обеспокоено взглянул на него. Он впервые видел всегда сдержанного генерала в таком возбужденном состоянии.
  Приступ тошноты сменился жжением в желудке. Густая, теплая масса мягко обволокла сердце, затрудняя дыхание. Потемнело в глазах.
  - Останови, - слабеющим голосом произнес он.
  Водитель затормозил и связался с дежурным опецмедчасти. Голова Эдвардса покоилась на кожаном валике сидения, глаза были полуоткрыты. Водитель наклонился над ним, услышал короткие хрипы, увидел, как судорога удушья искривила посиневшие губы. Понимая, что уже ничем не помочь старику, водитель покинул салон "Линкольна".
  Но Эдвардс был ещё жив. Удивительная картина внезапно открылась ему. Он увидел себя вблизи широких каменных ступеней. Они вели к террасе, стены которой были увиты буйной порослью хмеля, трепетной виноградной лозой. Солнце стояло в зените, но жара совсем не ощущалась. Голубые потоки света, пронизанные золотистыми искорками, струились вокруг, улетучиваясь незаметно, как дым. Предвкушение радости, глубокого удовлетворения сладко стеснило грудь.
  - Генри Эдвардс, торопись, тебя ждут, - раздался негромкий, выразительный голос.
  Генерал оглянулся, но рядом никого не было. И тут он заметил, что мимо колонн проследовали две женщины. Он узнал их. Облокотившись о козырек террасы, Люси Фортас и Милли смотрели в его сторону. Голубой свет ярко озарял их. Смущенный этой неожиданной встречей, он тщетно пытался найти в их лицах неприязнь и презрение.
  - Тот, кто любил и страдал, умеет прощать, - послышался все тот же голос. Он звучал не громко, но мелодичное эхо серебристыми колокольчиками доносило его до ушей генерала. Эдвардс понял, кому принадлежит этот печальный, тихий голос.
  Не испытывая боли в ногах, он зашагал по ступенькам, повторяя с тихим восторгом: "И ты познаешь истину, и она сделает тебя свободным". Так вот, оказывается в чём разгадка: в счастье любви. Как просто и убедительно. Почему раньше это не приходило ему в голову? Эдвардс радостно засмеялся от сознания того, что осталась последняя ступенька. Теперь он освободится от всяких мерзостей и нелепостей прошлой жизни...
  Но едва он поднялся на галерею, как тьма поглотила его.
   -76-
  Похороны Эдвардоа прошли скромно. В разделе светской хроники еженедельной столичной газеты появился короткий некролог. Скупое сообщение о кончине одного из основателей КУСИ прозвучало в теленовостях. Председателем комиссии по организации похорон назначили заместителя министра юстиции. В прошлом участник второй мировой войны, соратник Эдвардса по борьбе с агентурой абвера, он был одним из немногих, кто искренне сожалел о кончине заслуженного генерала. Группу офицеров КУСИ возглавил преемник Эдвардса. Супруга и дочь генерала не сочли нужным проводить его в последний путь. Всех близких и дальних родственников покойного представлял семейный проповедник отец Роланд. Истосковавшись в будуаре генеральши по общению с аудиторией, отец Роланд так бурно скорбел, читая заупокойную проповедь, что умудрился исторгнуть слёзы даже у суровых ветеранов КУСИ. Аллен Прайс прислал траурный венок, увитый роскошными розами. Но приехать на кладбище не соизволил. Вид покойника мог бы расстроить пораженную мнительностью нервную систему банкира. Постоянные консультации со светилами медицины отвлекали Прайса от руководства финансовой империей. Он перестал появляться в своей столичной штаб-квартире, временно возложив обязанности президента банка на Леонору. Его наиболее доверенные советники опекали наследницу, следили за каждым её шагом.
  Быстро постигая премудрости банковского дела, познав вкус власти денег, дочь Прайса настойчиво рвалась к пульту управления "Юнайтед бэнк оф Айтеника". Её дерзкие эксперименты не на шутку перепугали опекунов. Предпринятая реформа повышения учётных ставок крупной страховой компании "Золотой полис", вызвала резкий отпор со стороны её президента. В "Страну грез" полетели тревожные телеграммы. Прайс не придавал им большого значения, полагая, что не следует сдерживать инициативу дочери. Пусть привыкает к самостоятельности. Но когда ему стало известно, что Леонора готовит массовое увольнение банковских служащих, проработавших не один год, он решил срочно наведаться в столицу.
  Незадолго до отлёта банкир получил телеграмму от директора КУСИ, в которой тот просил принять его по чрезвычайно важному делу.
  Решив по тактическим соображениям не ставить Леонору в известность о своём визите, Прайс был весьма удивлен, когда дочь встретила его в аэропорту. Для него осталось загадкой, кто же из доверенных сотрудников уведомил её о приезде отца. Покинув аэропорт, они прибыли в один из столичных особняков, подаренных Леоноре в день её совершеннолетия. Отказавшись отдохнуть с дороги, Прайс пожелал немедленно объясниться. Однако, разговор пришлось отложить. Вошел камердинер и объявил, что прибыл директор управления стратегической информации.
  - Джеффри, впервые вижу вас таким озабоченным. Что стряслось? Раскрыт грандиозный заговор? Японцы готовят взрыв на фондовой бирже? - такими шутливыми вопросами встретил Прайс директора КУСИ.
  - Увы, все больше убеждаюсь, что самые крупные неприятности, как это ни странно, исходят от соотечественников, - пожаловался директор, тревожно покосившись в сторону Леоноры. - Приношу тысячу извинений, но у меня строго конфиденциальный разговор.
  Прайс снисходительно улыбнулся:
  - Леонора моя правая рука и верная единомышленница. Мы готовы тебя выслушать.
  - В следующее воскресенье состоится официальная церемония вступления в должность нового президента, - взволнованно начал директор. - Как вы думаете, кто станет у кормила власти?
  - Бог с вами, Джеффри! Чем это вам не угодил Харпер?
  - Мертвых не обсуждают.
  - Что? Харпер скончался! Какое несчастье! Когда это случилось? Почему нет правительственного сообщения, не объявлен траур?
  - Конечно, это досадное упущение, но теперь нет необходимости устраивать ему пышные похороны. Гарольд Харпер покинул нас полтора месяца назад, а точнее, 25 ноября.
  - Вы в своем уме, Джеффри? Я отлично помню, что именно в этот день завершился его визит в "Страну грез".
  - На самом деле, Гарольд Харпер не принимал участия в избирательной кампании. Следовательно, он не мог быть вашим почётным гостем.
  - Допускаю, что вы говорите правду. Кого же я тогда принимал в своем дворце? Тень Харпера, его зеркальное отражение?
  - Вас посетил его двойник, некий Барни Кинг, безработный мусорщик из Норфорта.
  - Возможно ли такое? Я устраивал приём для подставного лица, какого-то мусорщика? - брезгливо поморщился банкир. - Вы ничего не перепутали, Джеффри? Ошибка исключена?
  - Я располагаю неопровержимыми фактами, - возмутился директор, щелкнув замками портфеля.
  - Вспомни, папа, я ещё тогда обратила внимание на поведение гостя. Он старался произвести впечатление, но плебейский дух неистребим.
  - Вы совершенно правы, - удовлетворенно кивнул директор. - Помните у Эмерсона: "хорошие манеры складываются из мелочей?"
  - Кто посмел направить ко мне этого мусорщика? Ввести в заблуждение избирателей, правительство? Неслыханная провокация! - прошептал взбешенный Прайс.
  Его возмущение было настолько естественным, что директор окончательно убедился в непричастности "великого финансиста" к преступным деяниям Эдвардса.
  - Чтобы разобраться в этой дьявольски запутанной истории, условно названной операция "Подмена", позвольте мне изложить суть дела.
  Слушая руководителя КУСИ, отец и дочь изредка обменивались выразительными взглядами.
  - Вот что сулит народу авантюризм некоторых руководителей спецслужб, - мрачно констатировал Прайс. - Как вам удалось, Джеффри, установить, что именно Харпер умер?
  - Восстановим события. Итак, двойник Харпера, он же мусорщик Кинг, находился 25 ноября в "Стране грез"...
  - Это я уже слышал, не повторяйтесь, - перебил его Прайс.
  Директор обстоятельно объяснил, как Харпер стал жертвой притязаний генерала Эдвардса, поставившего своей целью захват власти в стране. Утверждение Эдвардса, что Барни Кинг ликвидирован, оказалось ложным. Для проверки пришлось, соблюдая все меры предосторожности, пойти на вскрытие военного мемориала в Норфорте. Эксперты, используя материалы медицинских осмотров сенатора Харпера, установили полную идентификацию их с данными обследования покойного.
  - Если не принять меры, то к присяге будет приведен политический авантюрист, - подчеркнул директор.
  - Однако, вы не станете отрицать, что он добился ошеломляющего успеха на выборах, - вмешалась дочь Прайса.
  - Леонора права, - оживился Прайс, кивнув, дочери. - Как же ему удалось очаровать миллионы избирателей? Талантливых людей из народа необходимо привлекать на службу общества. Я всегда отстаивал эту мысль.
  - Полностью с вами согласен, - поддакнул директор. - Двойник несчастного Харпера, несомненно, обладает феноменальными способностями воздействовать на массы. Стихийный харизматик. Отчетливо сознаю, что расследование этого дела вызовет ужасный резонанс, но разве мы имеем моральное право, скрывать от народа правду?
  Лицо Прайса выражало растерянность и тревогу. Впервые за долгие годы вседозволенности и безнаказанности каприз изменчивой судьбы подстроил "финансовому гению" коварную ловушку. Банкир понимал, если эта грязная история выплеснется на страницы газет, он станет притчей во языцех. Обязательно найдутся свидетели частых поездок Эдвардса в "Страну грез". Эксперты министерства финансов без особого труда установят банк, взрастивший кругленький капитал генерала, всю жизнь, получавшего оклад государственного служащего. Всё это позволит врагам и завистникам утверждать, будто бы главным организатором заговора против Конституции и демократических свобод является банкир Прайс. Кому потом докажешь, что он сам - жертва политического обмана. Его акции, которые сегодня котируются по самому высокому курсу, мгновенно обесценятся, и тогда наступит крах "Юнайтед бэнк оф Айтеника".
  - Всё должно остаться на своих местах, Джеффри, - тоном, не допускающим возражения, приказал банкир. - Разоблачение заговора Эдвардса явит всему миру беспомощность нашей политической системы, скомпрометирует правящие круги, партию консерваторов, усилит позиции левых в стране. Правда, о президенте Харпере должна остаться тайной за семью печатями.
  - За сокрытие истины я, как руководитель КУСИ, буду с позором уволен или ещё того хуже - предан суду. Вправе ли я взять на себя всю меру ответственности? Кто оценит степень моего риска?
  - Всякий риск может и должен компенсироваться. Отныне ваши материальные проблемы мне не безразличны.
  Директор несколько секунд обдумывал ответ, затем сказал:
  - Мечтаю приобрести на подставное лицо фирму бытовой электроники "Маргроу". По некоторым данным, эту фирму собирается поглотить крупная японская электротехническая компания.
  - Она ваша. Вопрос решён. Сообщите только имя доверенного человека. У вас все?
  - Не сочтите назойливым, но попрошу ещё о небольшой услуге. В одном из столичных отделений "Юнайтед бэнк оф Айтеника" имеется закладная на высотное здание, расположенное в западном секторе города.
  - Эту закладную собирается выкупить страховая компания "Золотой полис", - напомнила Леонора, с ненавистью посматривая на директора.
  - "Золотой полис" переживёт эту потерю, - стоически улыбнулся Прайс. - Вы молодец, Джеффри, живете с перспективой. Земля в этом секторе вновь поднимается в цене.
  - Я покидаю ваш дом, господин Прайс, с чувством глубокой признательности и удовлетворения. Незадолго до смерти Эдвардс признался мне, что поручает заботам великого магистра масонской ложи свою картотеку досье. Не исключено, что там собраны сведения о каждом из нас. Предлагаю объединить усилия для изъятия этой опасной коллекции.
  После ухода директора Прайс долго молчал, раскаиваясь в том, что сделал Леонору свидетельницей неприятного разговора. Но разве мог он предположить такой поворот событий? Нет ничего горше, чем убедиться в коварстве человека, которого ты считал самым преданным другом.
  - Не слишком ли быстро ты пошёл на уступки этому вымогателю? - спросила Леонора.
  - Он запросил за свое молчание гораздо меньше, чем мог бы получить, - пробормотал Прайс, опустив глаза под суровым взглядом дочери.
  - У тебя были какие-то тёмные дела с Эдвардсом?
  Он неопределённо пожал плечами.
  - Ты должна понимать, что громадные состояния не создаются на пустом месте. Эдвардс знал много такого, что не подлежит огласке. Хитрец Джеффри явно темнит: мне кажется сомнительной эта версия с картотекой досье. Властолюбивый Эдвардс не терпел над собой хозяев. Вряд ли он пошел бы на поводу великого магистра - этого вздорного и мстительного интригана.
  - Ты слишком доверчив, папа. Твой "кружок истинных друзей" давно уже превратился в банду прихлебателей, льстецов и завистников. Если эти господа вкупе с директором КУСИ и великим магистром вздумают шантажировать, нам грозит банкротство. Но я умерю аппетит каждого из них.
  - Мне кажется, ты сгущаешь краски, дитя мое. Я пока не вижу серьезных оснований для беспокойства. Великий магистр не решится сделать мне что-нибудь во вред. Деньги видных масонов хранятся в сейфах нашего банка. Я много лет субсидировал их тайную организацию.
  - Папа, имей мужество признать единственно верную точку зрения. Пробил мой час отстаивать интересы "Юнайтед бэнк". Согласись, что сегодня я сделаю это лучше, чем кто-либо другой. Я требую всей полноты административной власти. Двух королей на одном троне не бывает.
  Прайс, сгорбившись, пристально разглядывал руки. Неотвратима разрушительная сила старости. Кожа на них ссохлась, покрылась коричневыми пятнами. А ведь эти руки столько лет удерживали штурвал могучего корабля, чьи трюмы доверху набиты золотом. Он резко спросил:
  - Ты считаешь, что мне следует, отстранится от дел?
  Именно в эту жизненно важную для него минуту Прайс остро нуждался в сочувствии и понимании, ждал от дочери тёплых слов утешения.
  - Да, папа, так будет лучше для нас двоих, - твердо произнесла она, не испытывая ни малейшей капли жалости к поникшему старику.
  
  
  Глава одиннадцатая
   -77-
  
  В один из воскресных январских дней над Глодстоном прокатилась гулкая канонада. Залпы салюта возвестили о том, что вновь избранные президент и вице-президент официально вступают в свои права.
  Холодные отблески зимнего солнца скупо озаряли золотое шитье офицерских муниров, надраенные пуговицы и бляхи солдат. Представители всех родов войск стройными шеренгами почетного конвоя окружили президентский дворец. Рослые, как на подбор, морские пехотинцы с покрасневшими от холода лицами, усердно ждали команды "На караул".
  Кавалькада машин медленно катила к резиденции президента. В просторном салоне правительственного лимузина находился Барни Кинг. По правую руку от него восседал ближайший помощник - профессор Смайлс. Напротив расположился "Господин улыбка".
  - Вы позволите в эти значительные для всех нас мгновения называть вас просто Гарольдом? - спросил виновника торжества бывший глава государства.
  Барни смущённо кивнул. В присутствии подлинного "отца нации" он чувствовал себя неловко.
  - Вы довольны, Гарольд, достигнув, пика своей мечты?
  - Я доволен, а вот что думают они по этому поводу? - Барни указал рукой на жителей столицы, заполнивших тротуары центральной авеню. - Этого даже профессор Смайлс не знает, а он, пожалуй, поумней нас.
  "Господин улыбка" скорчил обиженную гримасу. Гордон Смайлс, привыкший к неожиданным умозаключениям своего патрона, промолчал, озабоченно размышляя над тезисами доклада. В своей первой пресс-конференции президент выдвинул программу экономического развития.
  - Не хочу прослыть мрачным оракулом, но, увы, действительность угнетает. Индекс оптовых цен, опубликованный в последнем номере "Экономического вестника", вызывает тревогу, - сказал "Господин улыбка". - Моя администрация сделала всё возможное, затормозив спад производства, сдержав вал инфляции. Ваша миссия намного сложнее.
  Барни вспомнил, как полгода назад приезжал в столицу, чтобы подать прошение президенту. В ту пору у него и в мыслях не было, что "отец нации", облеченный высшей властью в стране, способен бросать слова на ветер. Обещать, но не выполнять. Но правду не перехитришь. "Господин улыбка" пальцем не пошевелил, чтобы облегчить участь семьи журналиста Кори. А кому из миллионов простых людей, остро нуждавшихся в помощи и защите, помог этот представительный, улыбчивый мужчина с холёным, тщательно выбритым лицом? Барни усмехнулся, подумав о том, что ещё вчера портреты "Господина улыбки" могли вызывать у него чувство восторженного умиления. Да, за эти полгода он многое увидел, многое познал, насмотрелся, в какие одежды наряжают истину. Но самым удивительным впечатлением этого бурного времени оказалось открытие, что большинство простого люди всё еще верит в непогрешимость и справедливость таких вот "отцов нации". Добрых и доступных, лишь на экране телевизора.
  У главного входа во дворец агенты внутренней охраны и полицейские сдерживали толпу репортёров. Барни в сопровождении "Господина улыбки", профессора Смайлса и начальника личной охраны направились к месту принятия присяги. К ним присоединился вице-президент Дадл. Как только Барни вступил на парадный ковер, упруго пружиня штиблетами из кожи неродившегося теленка, оглушительно грянули орудийные залпы. Пронзительно тонко зазвенели окна, качнулась старинная Библия в сафьяновом переплете, уложенная на специальную подставку.
  Вперив глаза в национальную святыню, президента поджидал исполненный величия Председатель Верховного суда. По одну сторону ковра выстроились сенаторы, члены палаты представителей, министры, советники, сотрудники канцелярии президента. У каждого в петлице - традиционный флажок. Руководители крупнейших корпораций, верхушка правящей партии, известные общественные деятели расположились на противоположной стороне. Корзины с цветами и пышные букеты в руках празднично одетых женщин придавали конференц-залу сходство с оранжереей.
  И тут, как назло, вспомнилась Барни притча о замечательных свойствах государственной Библии: "Стоит только мошеннику коснуться переплета, пальцы прилипают, а на лбу выступает чёрный пот". Расплата последует мгновенно. Ему вдруг показалось, что присутствующие на церемонии уже заподозрили подмену...
  Первый судья государства, подбадривая отеческой улыбкой заметно оробевшего президента, попросил его приблизиться для принятия присяги.
  Сколько раз мысленно и на репетициях Барни повторял этот обряд, готовясь к предстоящим торжествам с группой опытных консультантов!
  Зажмурившись, он положил левую ладонь на Библию, правую вскинул на уровне головы. Ничего страшного не произошло, разоблачение не состоялось. Набрав больше воздуха, осмелевший Барни, старательно повторил текст присяги:
  - "Я торжественно клянусь, что буду добросовестно исполнять обязанности президента, и по мере своих сил и способностей защищать завоевания Конституции...".
  Когда он повернулся лицом к публике, чтобы принять поздравления, увидел перед собой Леонору Прайс. Он кивнул ей, испытывая непреодолимое желание повторить ночь, памятную ему по визиту в "Страну грез". Внезапно его словно током ударило: среди множества молодых и старых лиц промелькнула физиономия Хью Гендерсона. Бывший хозяин Барни взирал на президента о откровенной завистью.
  Пожимая руки и расточая улыбки, президент направился к трибуне. Ему не хотелось никого видеть и слышать. Но программа дня еще была не исчерпана. Ему предстояло произнести речь по случаю вступления в должность, принять военный парад, присутствовать на грандиозном банкете, устроенном в его честь.
  
   -78-
  
  Среди ночи он проснулся. Любуясь из окон спальни заснеженным парком, расцвеченным огнями иллюминации, вспомнил свою прошлую жизнь, встречу с Диком Ренсомом. Маклер страховой кампании произвёл тогда на него неизгладимое впечатление. Значительно позже он узнал, что его веселый, обаятельный спутник - офицер КУСИ. И если вначале неискренность Дика вызывала раздражение, то теперь Барни привык не обращать внимания на подобные пустяки. Он давно уже уяснил себе: чем более высокий этаж власти занимает человек, тем больше у него всяких житейских масок. Иметь единственное лицо - удел тех, кто добывает хлеб насущный за пределами башни власти.
  Он размышлял о том, что прошло почти два месяца, как Говард куда-то исчез. Барни в суматохе дел не успел даже спросить у Эдвардса, где это пропадает его референт. После смерти генерала, Говард и полковник Аксбергер - единственные свидетели. От их молчания зависит теперь не только судьба, но и жизнь Барни. Суд будет скор и справедлив. Политическое мошенничество наказуемо гораздо строже, чем финансовые махинации. Но ни Говарду, ни Аксбергеру нет нужды предавать того, кто может осыпать их благодеяниями. Скорей всего они просто не решаются напомнить президенту о своём существовании. Напрасно они такого мнения. Власть не вскружила ему голову. Он не стал хуже, чем был. Не забыл ещё тяжести мешков с мусором. Все эти дни Барни не раз ловил себя на мысли, что ждет втайне момента, когда хрипло проурчит старый домашний будильник, годами поднимавший хозяина на работу, и Сэнди, шумно зевая, потягиваясь со сна, пробормочет: "Хватит дрыхнуть, опоздаешь".
  Но будильник навсегда остался в квартире мусорщика Кинга, в спальне президента ему не звенеть. И Сэнди вовек не выбраться из-под пласта кладбищенской земли. Он прошёлся босиком по ковру, постоял возле сигнального шнура. Стоит его дернуть - сбегутся слуги. Он скажет, что болит сердце, и тотчас к нему пригласят самых знаменитых врачей. Разве не чудо всё, что происходит с ним? Разве это не волшебный сон, ставший явью?
  - Господи, всемогущий! За какие деяния ты удостоил меня таких щедрых милостей? - прошептал Барни. - Вот увидишь, господи, я буду справедливым "отцом нации". Правда, у меня не бог весть какие способности. Что поделаешь, чем ты наградил, на то и приходится рассчитывать. Но в одном я уверен: сил и желаний у меня хватит, чтобы позаботиться о тех, кто взывает к твоей помощи. А если я возгоржусь и забуду о своем долге, прошу тебя, швырни на меня самый тяжелый мешок с мусором.
  
  
   -79-
  
  Не без душевного трепета переступил Барни порог рабочего кабинета президента. Он был ему хорошо известен по многочисленным телерепортажам, фотографиям из рекламных справочников. Он ласково потрогал мягкую кожу старинного кресла-вертушки, повидавшего на своем веку многих президентов. Одни, возвеличивая себя и страну, уходили из этого кресла в бессмертие, другие - наподобие "Господина улыбки", отбыв положенный им срок президентства, исчезали незаметно, оставив о себе скупую запись в учебниках истории.
  Налево от кресла, вдоль стены стояли святыни государства: личный штандарт президента, штандарты родов войск. Поклонившись символам воинской мощи и доблести, Барни остановился возле окна, из которого отлично просматривался розарий. В это зимнее утро в Глодстоне была зарегистрирована необычно низкая температура, а здесь в райском уголке дворца бутоны роз всевозможных цветов и оттенков ласкали глаз...
  Барни представил себе, как страдают от холода нищие, бездомные, как жмутся они к вентиляционным решеткам метро в надежде хоть немного согреться, и нежная красота тепличных цветов как-то сразу поблекла.
  В кабинете появился личный секретарь. Терпеливо выждал, когда господин президент, пребывающий в задумчивости, вернется к массивному дубовому столу, и неуловимым жестом опустил на сукно три папки. Барни прочитал на металлической пластинке, прикрепленной к первой папке: "Только для президента. Информация по внешней политике".
  "Дай-то бог с внутренними проблемами разобраться, - рассудил про себя Барни. - В международную политику мне пока ещё рано вникать. Без светлой головы Смайлса мне тут долго не продержаться. Знать бы раньше, что стану президентом, сколько бы полезных книг прочитал".
  Во второй папке находились экстренные материалы на подпись. В третьей - план проведения первой пресс-конференции.
  - Художник интересуется, когда вы соизволите позировать ему, - доложил секретарь.
  - Если его устроит, то начнем завтра в семь утра, но учтите, что в 9.15 прибудут для доклада министры торговли и финансов.
  Секретарь пометил в блокноте, сообщил:
  - Необходимо записать ваш голос для бюро жалоб и прошений.
  Встретив откровенно недоумевающий взгляд президента, объяснил:
  - Голос главы государства записывается и воспроизводится компьютером. Это практикуется исключительно ради того, чтобы оградить президента от возможных стрессовых ситуаций.
  - Разве для "отца нации" нет более важной цели, чем помочь обездоленным и утешить страждущих? - запротестовал Барни. - Во второй половине для дел будет поменьше, поеду, проверю "электронного обманщика". Но только мой визит должен остаться в тайне.
  На панели телефонного аппарата зажглась лампочка. Звонил руководитель аппарата сотрудников дворца.
  - Президент "Юнайтед бэнк оф Айтеника" и самая очаровательная женщина в стране желает увидеться с вами, - прозвучало в трубке.
  - Но ведь я отдал распоряжение не допускать ко мне посетителей вплоть до завершения пресс-конференции. Это касается всех, даже хорошеньких женщин. Как же мне теперь быть? - спросил Барни.
  - Внесите чрезвычайную поправку в своё распоряжение и проблема исчерпана, - незамедлительно последовал ответ.
   - Будь, по-вашему. Согрешим против совести, уподобимся господам сенаторам, большим умникам по части всяких поправок к постановлениям. Передайте госпоже Прайс, что я приму её немедленно.
  Положив трубку, Барни обратился к секретарю:
  - У вас есть при себе что-нибудь режущее?
  - Перочинный нож.
  - Никого не впускайте, а я тем временем наведаюсь в розарий. Как вы думаете, садовник простит мне эту бандитскую выходку?..
  
  - Какая прелесть! Как вы догадались, что розы мои любимые цветы?
  - Это получилось само собой, - смущенно признался Барни, пододвигая кресло и, задержав ладонь Леоноры, свободную от букета, прошептал: - Может, мы пообедаем вместе и так же славно проведем время, как в мой приезд к вашему отцу?
  Она высвободила руку. Пристальный, холодный взгляд молодой женщины лучше всяких слов свидетельствовал о непозволительности вольностей.
  - Сейчас самое главное для нас,- назидательно сказала Леонора, отложив в сторону букет, - убедить общество в вашей полной состоятельности государственного деятеля. Глава государства в нашей стране, прежде всего политик. Он обязан реально оценивать ситуацию, не принимать желаемое за действительное. Мне стало известно, что в связи с некоторым повышением цен, правительство собирается, преподать суровый урок корпорациям-поставщикам стали, меди, алюминия. Этого не следует делать. Вы заблуждаетесь, попав под влияние профессора Смайлса. Его взгляды вредны. Ориентировка на среднего и мелкого предпринимателя - ошибочна. Корпорации и крупнейшие банки - реальная, могущественная сила. Внутренние и международные рынки, коммерческие и финансовые биржи находятся под нашим контролем. Мы - альфа и омега делового мира, и с этим надо считаться. Почему бы вам ни прислушаться к мнению тех членов кабинета, которые настоятельно требует уволить Смайлса?
  - Дай волю этим крикунам, и они уволят всех, кто с ними не согласен, - усмехнулся Барни. - Взять, к примеру, министра финансов. Набожный человек. Молится по несколько раз в день, а в перерывах между молитвами не устает повторять, что государство не в состоянии выделить средства всем тем, кто погряз в пороках нищеты. Разве нищета - худший из пороков, осуждаемых нашей святой церковью?
  - Сострадать и заботиться обо всех нас - ваше неотъемлемое право, господин президент.
  Леонора с трудом сдержалась, чтобы не высказать этому авантюристу, возомнившему себя "благодетелем нации", всё, что она о нем знает и думает. Но её визит предусматривал чисто воспитательную цель, и она придала голосу больше теплоты и мягкости.
  - Мои друзья весьма обеспокоены возросшим числом нищих и бездомных. Конечно, это прискорбно, но жизнь - огромный аукцион. Кому-то повезло больше, кому-то меньше.
  - Один знакомый пастор часто повторял: "Когда у людей горе - иди к ним и плачь вместе с ними, если же люди радуются - радуйся вместе с ними, - задумчиво произнес Барни. - В канун моего вступления в должность цены на цветные металлы подскочили на четверть. Это вызовет новое удорожание предметов потребления, резко подскочат цены на продукты питания. Кто оградит бюджет людей от непомерных расходов? Когда-нибудь алчность ваших друзей погубит всех нас...
  - Президенту не следует диктовать свои условия большому бизнесу. Проводите умеренную налоговою политику, помогите нам свернуть голову руководству профсоюзного движения. И, в конечном счете, совместными усилиями мы создадим общество изобилия и процветания.
  - Жаль только, что не все доживут до этого прекрасного времени, - откровенно засмеялся Барни.
  Леонора наклонилась к нему, игриво прошептала:
  - Плохо, что Верховный главнокомандующий решил воевать, не собрав преданную армию. Не отчаивайся, я не оставлю тебя одного.
  Она щелкнула замком сумочки, достала сложенный вдвое листок.
  - Здесь список тех, кто обновит правительство. Обрати внимание на Николаса Флэригана. Он заменит Смайлса. Ты, безусловно, прав: министр финансов устарел. На этом посту должен быть политик, мыслящий нестандартно. На каждого из рекомендуемых, ты можешь вполне положиться. Они обладают незаурядными организаторскими способностями.
  Барни улыбнулся своей соблазнительной покровительнице.
  - Если не возражаешь, я предложу тебе непыльное местечко в моем штате. Как ты смотришь на должность секретаря по светским делам? Вполне приличная работа для такой шикарной женщины. Оклад, правда, не велик, но зато есть свои преимущества. При желании можешь часто видеться с президентом. Ну, что, по рукам?
  Лицо Леоноры перекосила гримаса острой ненависти к этому бестактному мужлану, уверенно восседающему в традиционном кресле президентов, но тактика грубого нажима пока ещё не входила в её расчеты.
  - Я живу по принципу: или всё, или ничего. Кто знает, может именно мне суждено стать первой женщиной-президентом в нашей, богом взлелеянной стране, где пока ещё абсолютно властвуют мужчины.
  Она поднялась, прервав аудиенцию. Барни проводил её к двери.
  - Помните, господин президент, что Леоноре Прайс не безразличны ваши горести и радости.
  Спустя некоторое время после ухода Леоноры в кабинет порывисто вошел профессор Смайлс.
  - Я опять схлестнулся с "медными королями". Удавятся, но не уступят ни единого фартинга за тонну металла.
   Он непрерывно поправлял очки, что явилось признаком крайнего возбуждения. Барни с нежностью смотрел на своего помощника и друга.
  - Остынь, Гордон. Эту публику, словом не прошибёшь. Погоди, вот вставим фитили зачинщикам искусственного повышения цен, тогда они поймут, что нынешний президент не позволит им безнаказанно плевать на законы. И всё же не могу понять, что их толкает на жульничество?
  - Но ведь это проще, чем проглотить сырое яйцо, - укоризненно заметил профессор. - Ещё пять лет назад десятипроцентная прибыль на вложенный капитал считалась хорошим показателем. Сегодня двадцатипроцентная - только возбуждает аппетит промышленников. Гонку цен породили банкиры. Многие крупные банки возглавила плеяда молодых хищников. Эти не брезгуют ничем. Старик Прайс, ушедший на покой, был последним из могикан финансовой эпохи. Он еще соблюдал пределы нормы. Вместе с ним мы похороним идею свободной конкуренции.
  Помолчав некоторое время, Смайлс спросил:
  - Вас посетила девица Прайс. Чего желает банковская волчица?
  - Полной свободы действий. Предложила обновить правительство. Посмотри список. Тебе знакомы эти имена?
  - Дельные парни, ничего не скажешь, - вздохнул Смайлс, пробежав глазами листок, оставленный Леонорой. - С некоторыми из них я учился, о других наслышан. Вся эта команда - ставленники большого бизнеса. Прежде в,сего они будут защищать интересы своих корпораций, где сохраняется за ними право на получение приличных окладов.
  - Отметь в списке тех, кто может оказаться полезным. Если им не хватает на жизнь, пусть получают деньги хоть в преисподней. Наша обязанность заставить их работать на пользу государства, - сказал Барни. - Я не дождусь того дня, когда разгоню всех выкормышей "Господина улыбки". Первым из этой компашки вылетит министр финансов.
  - Остаётся только приветствовать решительность, с какой президент очищает правительство от прогнивших демагогов, - иронически заметил первый помощник.
  Президент и профессор погуляли немного по парку, сыграли пару партий в шахматы. Причём, оба раза президент проиграл. Смайлс был силён не только в экономике. После обеда Барни провел совещание с ведущими сотрудниками министерства сельского хозяйства, подписал срочные бумаги, ежедневную корреспонденцию.
  - Звонил преподобный отец Фолвелл. Его тревожит затянувшееся отсутствие духовного наставника, - информировал личный секретарь.
  - Святому отцу доброты не занимать, - хмыкнул Барни. - Печется о нас грешных, как о своих ближних родственниках.
  - Если вам будет угодно принять предложенную отцом Фолвеллом кандидатуру, то пастор из Личборга прибудет не позднее воскресенья.
  - Далеко не всякому священнику предначертано врачевать души. Есть у меня на примете один человек, которому отец наш небесный вложил в руки золотой ключик. Срочно найдите пастора Адамса из Аламаса. Он станет моим духовным наставником.
  До закрытия государственных учреждений оставалось не более получаса, когда Барни толкнул памятную ему дверь бюро жалоб и прошений. Начальнику личной охраны и агентам сопровождения было приказано остаться в машинах. Остановившись посреди комнаты, он поздоровался. Клерки, увлеченные чтением, не обратили на него внимания. Барни с любопытством осмотрелся. Здесь ровным счётом ничего не изменилось, разве что покинул стену портрет "Господина улыбки".
  - Я хочу побеседовать с президентом!
  Старший клерк недовольно вскинул голову, но, увидев хорошо одетого господина, ответил сдержанно.
  - Пока ремонтируется телефонный кабель, придётся подождать. О времени сеанса связи сообщим дополнительно.
  - Как долго это продлится?
  - Вы - нетерпеливы. У нас ждут столько - сколько положено, - строго напомнил младший клерк.
  - Я не для того голосовал за президента, чтобы ждать месяцами, когда он соизволит выслушать мою просьбу, - заявил Барни, потянувшись к стоявшему на столе телефону.
  - Куда это вы собираетесь звонить по служебному телефону? - тревожно спросил старший клерк.
  - В приемную президента.
  - Я запрещаю вам это делать, - чуть заикаясь от волнения, сказал старший клерк. - Нельзя нарушать инструкцию.
  - Тогда сами наберите номер коммутатора.
  - Вам объяснили, что кабель неисправен, связь прервана, - раздраженно пробормотал младший клерк, - оставьте свой адрес, мы вышлем почтовую открытку.
  - Сдается, парни, вы пудрите мне мозги. Скорей всего, у вас нет плёнки с записью голоса нового президента. Признайтесь честно, тогда многое вам простится.
  - Кто вы такой, чтобы всех поучать?
  - Меня все знают, - улыбнулся Барни, сняв цилиндр.- Вижу, что от безделья и сладкой жизни вы заболели "куриной слепотой".
  - Какую организацию вы представляете? Кто вас прислал? - допытывался младший клерк.
  - Апостол Павел поручил мне выяснить, чем вы тут занимаетесь. По какому праву обманываете людей!
  После этих слов клерки и хранитель телефона, словно по команде, набросились на странного посетителя, подталкивая его к выходу.
  - Сейчас загремишь к самому Саваофу!
  От падения Барни спас начальник личной охраны.
  - Господин президент, я нарушил ваш приказ, но мне показалось, что вам угрожает опасность.
  - Вы появились как нельзя кстати. Эти милые ребята устроили мне теплые проводы, - засмеялся Барни, подмигнув хранителю телефона.
  Оцепенев от неожиданности, тот издавал какие-то лающие звуки. Нервный шок прихватил его надолго. А вот находчивые клерки не растерялись и на все лады запричитали об удивительном розыгрыше и артистизме президента.
  - Я восстановлю добрую традицию прямых телефонных разговоров с главой государства, - торжественно пообещал Барни. - Вы получите письменное указание, в какие дни президент сможет отвечать на вопросы.
  Его так и подмывало спросить о судьбе своей банкноты, переданной в июне прошлого года. Он тогда попросил раздать деньги нищим.
  - Если мне вдруг станет известно, что вы берёте взятки, можете не сомневаться, взыщу по всей строгости закона. Зарубите себе на носу: "отца нации" обмануть невозможно!
  Довольный посещением, он направился к машине, насвистывая:
  "На родине милой, в далеком краю,
  Любил я прекрасную Дженни мою".
  
   -80-
  
  В субботу первым авиарейсом из Аламаса в столицу прибыл пастор Адамс. Барни с жалостью разглядывал любимого проповедника. Время и невзгоды изменили внешность пастора. Лицо ссохлось, щеки ввалились, некогда густые волосы - предмет тайной страсти аламасских прихожанок - поседели, поредели, превратились в блеклую паклю. И только голос, по-прежнему молодой и приятный, звучал бодро, воскрешая те далекие годы детства, когда пастор учил приютских детей петь псалмы и гимны.
  - Признателен за честь и доверие, какие вы оказали скромному божьему слуге, бродячему проповеднику, - без всякого заискивания сказал Адамс. - Но прежде, чем утвердить свой выбор, подумайте о последствиях. По настоянию отца Фолвелла я отлучён от церкви. В миру меня зовут пастором уличного сброда.
  - Разве уличный сброд не есть плоть от плоти нации, кому служат и президент, и пастор, и тот же Фолвелл, погрязший в словоблудии и накопительстве?
  - Святая правда, сын мой, перед богом, законом и совестью все равны.
  Барни с чувством пожал руку пастора.
  Несмотря на преклонные годы, Адамс обладал завидной энергией, и проявлял повышенный интерес к деятельности правительства. Он горячо одобрил предложенный профессором Смайлсом план оздоровления экономики, и проект социальной программы, разрабатываемый группой оперативного планирования по личному указанию президента.
  Вскоре пастор подготовил свою первую проповедь для членов правительства - протестантов. Страстное выступление Адамса разительно отличалось от преснятины ортодоксальных догм пресвитерианства и ханжеских песнопений преподобного Фолвелла.
  Духовник президента говорил о тягчайших преступлениях перед богом, об извечной борьбе добра и зла, бичевал корыстолюбие светских владык, взывал государственных мужей к милосердию и справедливости, требовал покончить с нищетой и ее самыми отвратительными порождениями - детской преступностью и проституцией. Он во всеуслышание заявил, что конторы крупных банков и корпораций давно уже превратились в любимую обитель дьявола. Оттуда, из этих мерзких гнезд вселенского разврата, исходит угроза спокойствию, здоровью и благополучию людей.
  С презрением отозвался пастор о тех священнослужителях, чьи души разъедает искус алчности и властолюбия. С болью и негодованием говорил он о том, что повсеместно унижается и оскорбляется человеческое достоинство. Именно это позволяет торжествовать потомкам Каина на земле. Расползлись они, подобно хищной саранче, души их черны, помыслы грязны. Отсюда истоки садизма и человеконенавистничества, захлестнувшие страну. Предупреждая о неминуемой расплате за порочный образ жизни, равнодушие к бедам обездоленных, страждущих, мукам голодных, пастор предрекал: "Бог послал Ною знак в виде радуги: воды больше не будет, в следующий раз - пожар!"
  Члены правительства и сотрудники президентского дворца в смущении покинули церковь. Взволнованный, гордый за пастора, Барни спросил у Смайлса, какое впечатление на него произвела проповедь.
  - Я слишком рационален, чтобы верить в небесного старца, его благополучно воскресшего сына, земных чудотворцев, апокалипсических бледных коней. Однако не могу не признать правоту пастора в отношении мерзавцев с явно выраженными каиновыми наклонностями. Их расплодилась тьма. Бороться с ними становится всё сложнее.
  Убедившись, что президент не внял совету Леоноры Прайс, представители шести основных корпораций по производству меди и алюминия предложили главе государства обсудить в узком кругу наболевшую проблему. Президент согласился принять их в своем рабочем кабинете. Потрясая статистическими выкладками и таблицами компьютерного анализа, "медные короли" с пеной у рта отстаивали свое извечное право устанавливать цены на выпускаемую ими продукцию.
  Смайлс без особого труда опроверг их доводы. В его арсенале были точные факты, цифры, глубокое знание действительности.
  Дискуссия затянулась. Побагровевшие от злости и досады лица "медных королей" не предвещали ничего хорошего. Новый министр финансов, явно симпатизируя бизнесменам, посетовал на объективные трудности, испытываемые корпорациями, на усилившийся рост забастовочного движения, вызвавший колоссальные финансовые и материальные потери.
  Видя, что переговоры зашли в тупик, один из бизнесменов предъявил ультиматум: если правительство не оставит в покое механизм ценнообразования, ведущая шестерка резко сократит производство стали и цветных металлов. Это незамедлительно приведет к спаду производства в ряде отраслей экономики. После этих слов в кабинете установилась долгая пауза.
  - Теперь я понимаю, какой "отец нации" вам по вкусу, - с горечью произнес Барни. - Он должен быть слеп и глух. Так знайте, мое решение неизменно. Но если вы все же решитесь закрыть заводы, оставить без куска хлеба сотни тысяч людей, я прикажу министерству обороны расторгнуть с вами все контракты. Цветные металлы закупим за границей по ценам мирового рынка. Посмотрим, кто останется в накладе.
  Угроза вызвала смятение дельцов. Они попросили предоставить три дня на обдумывание, но и в этот раз президент проявил стойкость.
  - Чего зря голову ломать? Ещё, упаси боже, перессоритесь. Трёх часов вполне хватит.
  Предприниматели торопливо покинули кабинет главы государства. Когда истекло отведенное время, президента уведомили, что цены на сталь и цветные металлы останутся пока на уровне прошлых лет. Эта схватка с акулами большого бизнеса продемонстрировала волевые качества президента, но подавляющее большинство министров втихомолку осудили столь смелые его действия, окрестив эту победу политикой диктаторской дубинки.
  - Как тебе нравится это ходячее кладбище политических шлюх, - жаловался президент Смайлсу. - Смотрят преданно в глаза и норовят укусить за пятки.
  - Я не совсем ясно представляю себе мертвых шлюх, разгуливающих по кладбищу, - усмехнулся профессор, - возможно ли такое?
  - У нас всё возможно, - убежденно подтвердил Барни. Потому и разгуливают, зловредные, что похоронить их некому.
  Барни серьезно готовился к предстоящему выступлению, советовался по тексту доклада с профессором Смайлсом, делал выписки из писем, доставленных из бюро жалоб и прошений. Он даже перестал посещать кинозал дворца, где специально для него крутили любимые им вестерны и мюзиклы. Вечера он проводил в обществе пастора. Во время этих бесед пастор никогда не навязывал своего мнения собеседнику, не пытался поучать его. Барни не раз хотелось спросить у Адамса, помнит ли он воспитанника детского приюта Кинга, но для такого разговора не было убедительного повода. Однажды они засиделись до глубокой ночи.
  - Правительство напоминает команду игроков, которые подкуплены устроителями матча, - рассуждал Барни. - Одни меня открыто ненавидят, другие осуждают, третьи выжидают, чем все это закончится. Как ты думаешь, выступят ли они открыто против меня на пресс-конференции?
  - Сын мой, ты - народный избранник. Путь истинного служения Богу и людям всегда тернист, а порой и опасен. Повсюду будут подстерегать тебя козни врагов. Готовься постоянно пить из чаши скорби. Я видел тех, в которых ты сомневаешься, заглядывал им в глаза. С виду они благопристойны и богобоязненны. Но души их опалены презренным металлом. На них нельзя положиться. Они предадут тебя в любую минуту.
  - А Смайлс?
  - Он горяч и честен. Но человек без веры подобен щепке в океане. Сомнение и малодушие в нас от безверия. В этом первопричина пороков наших. Надо верить в то, что составляет суть доброты и справедливости. Защищая эти добродетели, взошел на Голгофу сын божий. Каждая капля крови Спасителя, пролитая им во имя людей, светится в душах избранников божьих, словно яркая, неугасимая свеча. Редко кому из смертных выпадает такое счастье ощущать в себе дух бессмертного страдальца...
  Слушая Адамса, Барни зримо представил далекую пору детства. Сколько несчастных детей одарили эти руки, густо иссечённые вздувшимися венами. Пастор в молодости был очень привлекателен. Почему он не создал семью, не жил в свое удовольствие? Что заставило его идти в приют, тратить время, деньги, помогая чужим детям? Долг служителя Бога или обычная человеческая жалость? Барни с трудом обуздал желание поцеловать эти родные ему руки, и неожиданно спросил:
  - Скажите, пастор, вы помните воспитанника вашего приюта Кинга?
  Адамс задумчиво улыбнулся, пристально взглянул на него.
  - Я знавал его. Зачем ты спрашиваешь, сын мой? Ты знаком с ним?
  - Я случайно узнал о его судьбе, и она взволновала меня. Странно, что умственно неполноценный юноша был призван в армию, воевал. Его, кажется, наградили серебряной солдатской медалью.
  - Он не был умственно неполноценным. Его родители были моими прихожанами. Мальчик рано остался сиротой. Спасая Барни от голодной смерти, я устроил его в приют
  дефективных. Я потом жалел, что не усыновил этого на редкость доброго, одаренного мальчика. Он обладал отличной памятью и необыкновенными музыкальными способностями. Сын мой, если бы ты слышал, как Барни пел в хоре. Вот он жалкий жребий бедняка: загублен редкий талант. Есть и моя доля вины в этом. Я спас его от голодной смерти, но большего сделать не смог. Я поклялся служить только Господу. Семья могла быть серьезной помехой. Что с тобой, сын мой? Ты плачешь? Тебя расстроила судьба этого несчастного? Не стыдись слез, пролитых сострадательной душой. Да укрепит тебя господь во всех твоих помыслах и начинаниях!
  
   -82-
  
  Наступил торжественный момент открытия пресс-конференции.. Телекамеры взяли под прицел сцену, где расположились глава государса, министры, помощники, советники, и прочие официальные лица. Интерес к выступлению членов кабинета был огромным. Первым выступил с кратким обзором экономических проблем профессор Смайлс. Затем на вопросы журналистов ответили члены кабинета. Большинство из них, словно сговорившись, подвергли сомнению суть доклада профессора Смайлса.
  Президенту было невмоготу слушать следующего оратора, директора административно-бюджетного управления. Казалось, что этот очередной представитель политического пустословия выплескивает свою речь одновременно из двух объемных сосудов. В одном - благовонный елей для заправил "большого бизнеса", в другом - зловонная жидкость для Смайлса. Поглядывая в сторону нахмурившегося профессора, Барни думал о том, что Адамс оказался прав, пророча отступничество ближайших помощников. Грозной нотой прозвучало в их речах скрытое предупреждение президенту: отступись, одумайся, пока не поздно. Для большинства присутствующих стало понятно, что проект оздоровления экономики, строго регламентирующий права и обязанности "большого бизнеса", потерпел крах.
  После перерыва председательствующий на пресс-конференции министр социального обеспечения предоставил слово президенту.
  Он начал свою речь запомнившейся ему цитатой известного французского публициста: "Нация тогда едина, когда процветание каждого связано с процветанием всех". Во время выступления Барни внимательно следил за залом. Большинство "стальных баронов", автомобильных, медных, нефтяных, фармацевтических и прочих "королей", магнатов прессы, владельцев самых крупных в стране телевизионных корпораций вело себя вызывающе, так, словно встретились после длительной разлуки в одном из своих закрытых клубов. А те, кто все же следил за выступлением, не скрывали своей откровенной насмешки, как будто видели перед собой не президента, а посыльного из третьеразрядного офиса. Самолюбию Барни был нанесен чувствительный укол. Он изложил основные пункты социальной программы, предназначенной поправить материальное положение тех слоев населения, чьи доходы оказались ниже черты бедности, увеличить размер пособий по безработице, количество рабочих мест в ряде отраслей промышленности.
  Затем президент ответил на вопросы журналистов. Особенно донимал его один из них, чья манера постукивать автоматическим карандашом о переплет блокнота раздражала, сбивала с мысли.
  В эту ночь Барни приснилась Норфортская свалка. Он шел по смрадному полю, задыхаясь от нестерпимой вони горящего мусора. На ступеньках проржавевшего автобуса стояла Лилиан. Черные хлопья сажи кружились над ней, медленно опускаясь на золотистые волосы девочки. Он поспешил к ней, но сплошная стена огня и дыма встала у него на пути...
  Ранним утром президент позировал художнику. Сеанс был кратким, и они не успели надоесть друг другу. Барни с любопытством всматривался в свое изображение, заметил отсутствие привычного шрама над переносицей, но тут же вспомнил о пластической операции. Убедился, что усы ему идут, и пригладил их мизинцем, копируя привычку Харпера, и совсем не удивился этому. Раздвоенность между собой и тем, кто покоился под бетонной плитой Норфортского мемориала, уже не угнетала Барни, как раньше. Образ покойного сенатора воплотился в осознанную реальность.
  Поблагодарив художника, президент направился в свой кабинет. День обещал быть хлопотным. Ему предстояло ознакомиться с проектом бюджета на новый финансовый год, утвердить смету расходов на содержание сотрудников дворца. Он вспомнил о том, что еще два дня назад поручил личному секретарю разыскать офицеров КУСИ Говарда и Аксбергера и пригласить их к воскресному обеду.
  Едва Барни появился в кабинете, его известили о том, что госпожа Прайс дожидается в приемной по срочному делу.
  - Пусть войдет, - распорядился он, сожалея, что нет времени нарезать букет роз. Барни приказал секретарю никого больше не впускать в кабинет. Дождавшись, когда они остались одни, он шутливо сказал:
  - Кажется, ты все же решилась пригласить меня на уикэнд.
  Однако, увидев выражение ее лица, встревожено спросил:
  - Что-то случилось?
  - Ты не внял доброму совету, голосу разума. Чего ты добиваешься?
  - Уважения к законам и справедливости для всех.
  - Оставь лозунги предвыборных обещаний доверчивым избирателям. Симпатии толпы вскружили тебе голову. Не обольщайся, преданность толпы очередному кумиру - сродни чести проститутки. Как реальный политик, ты проиграл. Глупость и самомнение привели тебя на край гибели. Ты без пяти минут труп. Слышишь звуки реквиема на смерть героя?
  - Терпеть не могу эту тянучку. Скребёт как ножом по стеклу. Если хочешь доставить мне последнюю радость в жизни, разыщи бродячего музыканта - старикашку Тома. Он бесподобно исполняет похоронные песни. Вот послушай: "Ты меня в земле сырой, под каштанами зарой, чтобы поезда гудок на заре я слышать мог", пропел Барни
  -А потом, как ни в чём не бывало, спросил:
  - Значит, твои друзья считают меня слабым политиком?
  - Мнение моих друзей - это закон для всех, - усмехнулась она.
  - Зря они паникуют. Никто не собирается притеснять корпорации, но закон не огородное пугало, над которым смеются хитрые зайцы. Пусть я оказался бездарным политиком, но кто из вас может упрекнуть меня в том, что я нарушил хоть один из пунктов Конституции?
  - Интересно, как ты собираешься повелевать теми, кто во сто крат богаче, умнее и сильнее тебя? - стараясь больнее унизить его, сказала Леонора. - Кого ты хочешь противопоставить этой силе: искалеченного жизнью Смайлса, выжившего из ума, старикашку пастора? Глупец, кто дал тебе право диктовать нам свою волю?
  - Та самая толпа, с которой вы снимаете самые жирные пенки прибыли. Разве ты не видела, как люди голосовали за своего президента?
   - Они голосовали за сенатора Харпера, но не за мусорщика Кинга, - мстительно улыбнулась Леонора, точно рассчитав удар.
  Барни, до боли сжав ручки кресла, напряженно думал:
  "Кто проболтался? Говард или Аксбергер? Вот и закончилась моя сказка. Прав Адамс: "У каждой неправды есть свой палач"...
   Когда схлынула волна оцепенения, он глухо спросил:
  - Чего вы добиваетесь, госпожа Прайс?
  - Абсолютного повиновения, мой дерзкий главнокомандующий, иначе я швырну тебя под ноги толпе. Ей не привыкать рвать в клочья своих любимцев. Отныне ты принадлежишь мне безраздельно вместе с этими знаменами и государственной печатью. Теперь ты убедился, что миром правят банкиры. Им надо повиноваться беспрекословно. Профессор Смайлс и пастор Адамс сегодня же покинут дворец.
  - Неужели этот несчастный старик представляет для вас опасность?
  - Он - песчинка. Никакая проповедь не сотрясет устои моего банка, но преподобный отец Фолвелл настроен против этого самозванного оракула. Это окончательное решение. Ты всё понял?
  Барни устало кивнул.
  - Место Смайлса займет Николас Флэриган. Он будет руководить кабинетом министров как твое доверенное лицо, а ты улыбаться народу. Но чтобы тебя не занесло, куда не следует, я буду следить в оба.
  Довольная успешным укрощением строптивого, Леонора непринужденно похлопала Барни по плечу:
  - Всё твои неприятности, друг мой - следствие неуемной энергии. Тебя пора женить. Президенту неприлично быть одиноким. Я позабочусь о достойной подруге.
  Шок, вызванный откровением Леоноры, не прошёл.
  "Значит, тайны "Подмены" больше не существует, - размышлял он, все еще крепко сжимая подлокотники кресла. - Теперь уже не важно, кто раскрыл её: Аксбергер или Говард. Настораживает другое, почему Леонора пощадила его? Что же помешало ей расправиться с ним окончательно? Ведь он, как бельмо, на глазу ее друзей. Ловко они, стервецы, его взнуздали: ни шагу лишнего ступить, ни слова сказать наперекор".
  Секретарь появился, как всегда, бесшумно:
  - Господин президент, офицеры КУСИ Аксбергер и Говард погибли в авиационной катастрофе в декабре прошлого года.
  "Интересно, он, когда-нибудь смеется, плачет, грустит?" - почему-то подумал Барни, искоса поглядывая на него. И приказал:
  - Сегодня вы можете быть свободны.
  Затем позвонил руководителю президентской администрации:
  - Подготовьте приказ: профессор Смайлс уволен. Его сменит Николас Флэриган. Положив трубку, уткнулся лицом в ладони и прошептал: "Прости, Гордон, прости, если сможешь. Меня вынудили предать тебя".
  Адамса он разыскал в библиотеке. Старик с упоением читал какую-то книгу. Барни сел рядом, сокрушенно вздохнул:
  - Что тебя мучает, сын мой?
  - Пастор, я не в силах что-нибудь изменить, не осуждайте меня.
  - Я понял, не продолжай. Я не вправе осуждать тебя. Надо спешить туда, где меня ждут отчаявшиеся, стоящие у края бездны. Всегда помни об их существовании, сын мой.
  Ночью, когда пастор спал, Барни пробрался в его комнату и вложил крупную сумму денег во внутренний карман сюртука, сшитого для духовника президента лучшим столичным портным. Но пастор не надел его. Ранним утром он покинул дворец в той самой, затасканной до дыр одежде, в какой привык его видеть нищий люд Аламаса.
  Вскоре голос президента записали на пленку, которую затем передали в бюро жалоб и прошений. Ответы нового главы государства не претерпели изменений со времён правления "Господина улыбки".
  
  Первым президенту представился Николас Флэриган. Барни понравилась его приятная располагающая внешность, деловая, ненавязчивая манера вести беседу, уверенность при изложении своей точки зрения. А вот пастор из Личборга, рекомендованный преподобным Фолвеллом в духовники, произвел отталкивающее впечатление. Тощий, длинный, с заострённой к макушке головой, он напоминал дождевого червя. Пастор бойко принялся излагать программу духовного совершенствования президента. Барни почти не слушал.
  - Скажите, преподобный отец, - елейным тоном произнес он, - вас часто мучают запоры?
  Пастор изумленно уставился на президента:
  - Сын мой, отбрось суетность, мы ведь беседуем о Боге.
  - За всевышнего я спокоен, у него желудок работает нормально. А вот вам я советую обратиться к моему лечащему врачу.
  Злобно пробормотав о дьявольских кознях, пастор убрался в дворцовую церковь. Время от времени он пытался наставить президента на путь истинный, но Барни прерывал скучные монологи каверзным вопросом...
  Леонора не забыла о своем обещании устроить личную жизнь президента. Она выразила удовлетворение тем, что Барни легко сработался с Флэриганом, и сообщила, что дочь крупного нефтепромышленника Алиса Перси пригласила её и президента на свой день рождения.
  - Алиса ведет монашеский образ жизни. Много читает, интересуется политикой. Книги, цветы и, конечно же, твое присутствие будут лучшим подарком для нашей образцовой скромницы, - поучала его Леонора.
  В назначенный день она заехала за ним. Расположившись в уютном салоне президентского лимузина, Леонора убеждала Барни в преимуществах женитьбы на дочери Перси.
  - Алисе - тридцать лет. Не красавица, но достаточно привлекательна. Я противница браков по любви. Это занятие для нищих и тех экзальтированных особ, которые живут по закону сердца, но не разума. Алиса - лакомый кусочек для многих. Ей отойдет по праву наследования полтора миллиардов. Поистине, друг мой, ты - любимое дитя фортуны, твоя сверхудачливость вызывает у меня мистический ужас.
  Барни слушал, думал о своем. "Теперь ясно, почему они пощадили меня. Им стыдно открыто признать тот факт, что человек из народа управляет государством. Сколько их, гордых и недоступных, считали за честь пожать руку президенту. Надо же так оконфузиться, господа! Вы себе по гроб жизни не простите, что пожали руку мусорщика. Честную рабочую руку".
  Устраивая это знакомство с дальним прицелом на сватовство, Леонора руководствовалась отнюдь не благородными мотивами. Она стремилась заполучить в свои сети такую крупную рыбину, как отец Алисы. Нефтепромышленник Перси высоко котировался на деловом Олимпе, но его корпорация издавна пользовалась услугами банков, конкурирующих с финансовой империей Прайса. Леонора неоднократно предлагала сыну нефтепромышленника войти в совет директоров "Юнайтед бэнк оф Айтеника". Однако, ей неизменно вежливо отказывали. Желание заключить контракт с Перси и тем самым нанести конкурентам ощутимый удар не оставляло ее ни на миг. Так возник план сватовства. И хотя роль сводни Леонора исполняла впервые, она всё организовала профессионально, как будто только и занималась тем, что устраивала счастье других.
  Пунцовый от гордости, что их удостоил внимания президент, Перси - отец встретил гостей на крыльце своего особняка, проводил в гостиную. Там находились именинница и ближайшие родственники. Леонора поздравила Алису, подарила ей изящный карманный молитвенник, украшенный золотой застежкой. Президент преподнёс несколько старинных книг, иллюстрированных гравюрами. Корзины цветов от президента Харпера и госпожи Прайс соперничали между собой красотой оттенков.
  Стол был накрыт на двенадцать персон. Пройдя школу хороших манер под руководством таких наставников, как генерал Эдвардс и сенатор Харпер, Барни чувствовал себя уверенно, не впадал в отчаяние при мысли, что не тем ножом разделывает паровую форель. Несколько раз он встречался взглядом с именинницей, заметив, как розовеет лицо Алисы.
  Поглощая с аппетитом черепаховый суп, он пришёл к выводу, что богатая наследница, далеко не лакомый кусочек. Её портил выпуклый, нависший лоб, рот был чересчур большой, причёске не хватало пышности. Она очень проигрывала в сравнении с Леонорой и женой брата, голубоглазой красавицей скандинавского типа. Алиса, видимо, сознавала это, но никак не могла примириться с такой несправедливостью, она хмурилась, часто кусала губы.
  Стараясь создать непринужденную обстановку, Леонора рассказывала светские сплетни. Заговорили о вкусах и привычках. Вспомнили одного столичного нувориша, разводившего мурен в бассейне по обычаю римских патрициев. Барни рассказал забавную историю, как некий владелец отеля тайных свиданий разводил тарантулов и скорпионов. Однажды, пользуясь небрежностью прислуги, ядовитые существа покинули свое жилище и расползлись по комнатам, где посетители в это время занимались любовью. Барни ярко живописал картину нашествия насекомых, уморительно копируя владельца отеля, кричавшего в мегафон:
  "Господа, сохраняйте спокойствие, оставьте, дам в покое. Пожалуйста, не делайте резких движений".
  Особенно хохотали хозяин дома, и его хорошенькая невестка.
  После десерта Алиса пригласила гостей посмотреть ее зимний сад, послушать певчих птиц. Леонора дипломатично отказалась, предоставив Барни возможность побыть наедине с именинницей. Когда они покинули гостиную, хозяйка дома, не скрывая волнения, обратилась к Леоноре:
   - Вы заметили, что президент не сводил глаз с Алисы?
  - Они очень подходят друг к другу, - ответила Леонора.
  - Женщины всегда любят опережать события, - усмехнулся нефтепромышленник. - Ради бога, не превращайте именины в помолвку.
  - Президент тяжело переносит свое затянувшееся вдовство. Его скромность и набожность не позволяют ему размениваться на мимолетных женщин, - вздохнула Леонора. - Гарольд очень страдает.
  - Мне рассказывали, что его невеста отравилась газом, приревновав его к вам, это правда? - простодушно спросила невестка.
  - Я консультирую Гарольда Харпера по финансовым вопросам, но это не повод для сплетен, - резко ответила Леонора.
  - Мэгги, вы позволяете себе лишнее, - строго заметил Перси.
  - Многие девушки и молодые женщины из очень приличных семей мечтали бы связать свою судьбу с Гарольдом, но я думаю, только Алиса, достойна, стать избранницей его сердца и первой леди страны, - заключила Леонора. - Президенту нужна не красивая пустая безделушка, а верная, умная подруга. Достойнее претендентки, чем Алиса, я пока не вижу.
  - Я никогда не мог представить, что вы так высоко оцениваете мою дочурку, - растроганно сказал отец. - Алиса - действительно необыкновенный человек. Господи, дай-то им счастья, а вам, любезная Леонора, всего, что вы себе желаете. Можете рассчитывать на мою поддержку.
  Она ни единым жестом не выразила своей радости, хотя в душе всё ликовало. Блистательная победа над конкурирующей группировкой была одержана без потерь.
  Птичий уголок напоминал огромную клетку со стеклянной крышей. Снаружи помещения металась февральская поземка, внутри поддерживалась постоянная температура, кондиционеры закачивали свежий воздух, лился ровный мягкий свет, шумно выражали радость бытия пернатые: крошечные колибри, дрозды, синицы. Грациозно раскачивались на кольцах амазонские красавцы-попугаи. Их африканские сородичи, потряхивая хохолками, оглашали воздух гортанными криками. Серый попугай Жако спланировал на плечо Алисы, с любопытством разглядывая Барни крупными бусинками глаз, а потом хрипло буркнул: "Живи, радуйся".
  - Мой любимец, - объяснила Алиса. - Он выглядит скромно, но гораздо умнее своих великолепных соплеменников. Зачастую природа обижает людей, наделяя бесцветной внешностью тех, чьи сокровища ума и запасы душевной красоты неистощимы. Вы не согласны со мной?
  Барни утвердительно кивнул.
  Отчаянный шум, писк раздался у нее за спиной. В кормушку к скворцам влетел воробей. Скворцы дружно атаковали непрошеного гостя. Рассерженно чирикая, забияка успел залететь в беседку, избежав трепки.
  - Эту смешную птаху я подобрала полуживой на подоконнике нашего дома, - улыбнулась Алиса. - Он ведет себя, как настоящий уличный бандит, совершенно не испытывая робости перед благородными птицами.
  "Меня тоже занесло не на свой этаж", - подумал Барни.
  - Вам, наверное, скучно, господин президент? - спросила она, наблюдая за выражением его лица.
  - О, нет, госпожа Перси, я рад, что у меня появился друг, с которым можно поговорить по душам.
  - Я вам верю, - улыбнулась она. - Самое страшное, что происходит сегодня между людьми, - это утрата откровенности. Вот почему у меня нет подруг, по этой причине мне, очевидно, суждено остаться старой девой. Ведь хотят не меня - вы, должно быть, успели заметить, я некрасива, - домогаются моих миллионов. Можете посмеяться над вздорной Алисой Перси, но я глубоко убеждена, что богатство унижает порядочного человека так же сильно, как и бедность. Свои лучшие годы я провожу в этом зимнем саду, но я не одинока, уверяю вас. Мои друзья - птицы и книги. Иногда мне кажется, что я понимаю язык пернатых. Если представить, согласно индуистскому верованию, что в каждой из моих птиц поселилась чья-то душа, я окружена друзьями, правда, господин президент?
  Она была близка к истерике, но всё еще силилась улыбнуться. Почувствовав ее душевное состояние, Барни наклонился и поцеловал Алису.
  Когда пришло время прощания, она спросила, будет ли он хоть изредка навещать её.
  - Я теперь буду частенько наезжать к вам, - серьезно пообещал Барии, - ведь моя душа осталась в том воробье, которого вы спасли от смерти.
  
   -83-
  
  Постепенно первая скрипка правительственного оркестра, Николас Флэриган уверенно перебрался за дирижерский пульт власти. Ко всем своим многочисленным хлопотам и обязанностям он взвалил на себя тяжкое бремя главного арбитра. Его подпись имела решающее значение в разборе спорных ситуаций и тяжб между правительственным аппаратом и корпорациями. Именно к нему на прием спешили крупные предприниматели, чтобы получить разрешение на выгодный контракт или уладить конфликт с государственной службой. Виза Флэригана на проекте, деловой бумаге, договоре считалась окончательной.
  После откровенного разговора с Леонорой президент редко появлялся в своем рабочем кабинете. Обо всех важнейших событиях он узнавал из устных докладов Флэригана и программ телевидения. Подражая затворнице Алисе, Барни пропадал в своей библиотеке, наслаждаясь одиночеством, покоем, радуясь тому, что редко приходится видеть опостылевшие ему физиономии высокопоставленных сотрудников аппарата. Не менее двух раз в неделю бывал в гостях у нефтепромышленника Перси. Здесь его встречали неизменно приветливо, терпеливо ждали, когда же он решится попросить руки Алисы.
  Мартовская оттепель сменила февральскую стужу. Дыхание весны стало ощутимее. Барни затосковал по Норфорту, по своему бывшему кварталу. Захотелось увидеть соседей, поболтать с "божьим одуванчиком" старикашкой Эльсинором, встретиться с художником Кэлом. Иногда, проснувшись среди ночи, он уже не спал до утра, вспоминая, какие интересные люди собирались в устричном баре японца Такэси: моряки, докеры, коммивояжеры, не брезговали заскочить клерки и чиновники высокого ранга.
  Он тосковал и по Сэнди. В той прошлой жизни Барни не имел таких шикарных женщин, как Леонора, не общался с такими умницами, как Алиса, но те женщины, с которыми он когда-то встречался, были проще, понятнее. Он многое бы сейчас отдал, чтобы кто-нибудь из его бывших подружек оказался рядом.
  В эти дни вынужденного безделья он много читал. Роман Виктора Гюго "Человек, который смеётся" Барни проглотил на одном дыхании. Гуинплен потряс его воображение. В их жизни было много общего: и тот и другой с детства воспитывались у чужих людей, познав в полной мере унижения и позор нищеты. Дойдя до того места в романе, где Гуинплен обращается к надменным лордам, Барни живо представил свое выступление на пресс-конференции, ироничные усмешки друзей Леоноры, их беспощадные, враждебные глаза. Он бродил по залу, повторяя, как заклинание, монолог Гуинплена: "Милорды, народ - это я. Сегодня вы угнетаете его. Сегодня вы глумитесь надо мной, но впереди - весна!.. Наступит час, когда страшная судорога разобьет ваше иго, когда в ответ на ваше гиканье раздатся грозный рев... Трепещите, близится неутомимый час расплаты...
  Устранившись от дел, он был в курсе того, что происходит в стране, читая письма, привезённые им из бюро жалоб и предложений. Для того, чтобы помочь просителям, ему следовало употребить власть, но он был лишен такой возможности, скованный запретами Леоноры...
  Ему осталось вскрыть несколько писем. Он наугад выбрал одно. Прочитал на конверте: "Господину президенту, сугубо лично в руки". Адрес был столичный, отправителя звали Терни Сэнфорд.
  "Господин президент, я с большим энтузиазмом голосовал за вашу кандидатуру. Хочу надеяться, что у нас появился сильный и справедливый глава государства, способный проводить независимую внутреннюю политику. В интересах государства и народа я должен сообщить вам ценные сведения. В целях своей личной безопасности сообщу их вам только с глазу на глаз. Если захотите встретиться со мной, позвоните. Я - пенсионер и постоянно нахожусь дома".
  Письмо заинтересовало. Барни тотчас позвонил из библиотеки. Трубку взял господин Сэнфорд. Барни назвал себя, договорились о времени встречи. Через пару часов он прибыл на место.
  Сэнфорд жил в доме, построенном для персонала, обслуживающего комиссии сената и палаты представителей. Тщательно сверив портрет президента, напечатанный в газете, с оригиналом, Сэнфорд, смущенно покашливая, пригласил высокого гостя пройди в кабинет.
  - Я внимательно следил за ходом пресс-конференции. Нетрудно понять, что у вас осложнились отношения с представителями "большого бизнеса", - первым начал автор письма. - Мне знакома тактика их борьбы с любым инакомыслящим. В свое время я работал главным советником в комиссии палаты представителей, готовил слушание спорных дел, опрашивал свидетелей. Иными словами, копался в грязи. Мой младший брат Мортон был доверенным человеком Прайса в его сделках со швейцарскими банкирами. Мортон имел доступ к секретным счетам, с которых тайно перевели миллионы фартингов в банки Женевы и Цюриха, уклоняясь от уплаты налога с прибыли. Мой брат знал слишком много недозволенного, чтобы дожить до глубокой старости. Он успел оставить мне списки тайных вкладчиков. Все эти господа несут ответственность перед законом, предоставив ложные декларации о доходах. Все они - преступники. Эти сведения послужат вам в борьбе за укрепление государственной власти.
  Получив тетрадь и поблагодарив Сэнфорда, Барни направился к Алисе.
  - Вы чем-то взволнованы, Гарольд? - спросила она.
  - О, нет, все хорошо. Пожалуйста, Алиса, сыграйте мне что-нибудь.
  Рассеянно слушая звуки фортепиано, он перелистывал тетрадь. Мелькали знакомые имена. Против каждого стоял номер счета и сумма тайно переведённых денег, сокрытых от бдительного ока департамента налогов.
  Он прочел краткое пояснение Мортона. Утечку капиталов в Швейцарию обеспечивали три крупных банка. Среди них особое место принадлежит финансовой империи Прайса. Двадцать восьмым в списке стоял преподобный отец Фолвелл. Он утаил от обложения налогом 18 миллионов фартингов. Просмотрев списки, Барни откинулся в кресле. На какой-то миг память отчетливо высветила конференц-зал, самоуверенные лица друзей Леоноры. "Посмотрим, как вы запляшите, если я обнародую эти списки", - злорадно подумал он. Неожиданно перед ним возникла совершенно другая картина: хор приютских детей поет псалом, сочиненный пастором Адамсом. На фоне дрожащих голосов уверенно звучит чистый альт Барни.
  Он коснулся руки Алисы.
  - Попробуйте подобрать мелодию к этим словам, - попросил он запев вполголоса "Боже всемогущий, боже милосердный,
   Пожалей несчастных, убогих детей,
   Мы не знаем счастья, мы не знаем ласки.
   Лишь одно умеем - терпеливо ждать.
   Кто познал невзгоды, перенес страданья,
   На того прольется божья благодать".
  Барни поспешно отвернулся, чтобы Алиса не увидела его глаза.
  - Какая странная песня, - прошептала она. - Что вас мучает, Гарольд?
  Он поднялся, улыбнулся ей:
  - Немного сдают нервы. Мне надо покончить с одним запутанным делом, после чего я приеду просить вашей руки. Ждите меня, Алиса.
  Теперь он знал, что делать. Тетрадь Мортона представляла грозное, неотразимое оружие. Он вернулся в свой рабочий кабинет, просмотрел срочные бумаги. Узнав, что его помощник Николас Флэриган поставил визу на проекте новых видов вооружений, Барни пригласил к себе министра обороны, Флэригана и помощника министра финансов.
  - Во сколько этот проект обойдется налогоплательщикам? - спросил президент.
  - В сорок пять миллиардов фартингов, - доложил министр обороны.
  Президент тотчас отдал распоряжение сотрудникам комитета планирования выяснить, как эта сумма отразится на социальной программе.
  - Но через несколько лет новое оружие устареет, - сказал Барни.
  -Такова суровая неизбежность всего нового. Военно-технический прогресс развивается по восходящей, - объяснили президенту.
  - Я не очень силён в математике, но полагаю, что через несколько лет средства, отпущенные на новые проекты вооружений, удвоятся. Что же нас ожидает через десять - пятнадцать лет?
  - Армия живет сегодняшним днём, и Верховный главнокомандующий отвечает за обороноспособность государства в конкретный период времени, - сердито возразил министр обороны.
  - Уверяю вас, что сенат и палата представителей одобрят этот проект, - вставил, заметно нервничая, Флэриган.
  - И все же мне никто не ответил, что нас ждет в будущем, когда государство окажется не в состоянии выделить нужную сумму на оборону?
  - Этой же проблемы не избежать и нашим врагам, - ответил помощник министра финансов. - Думаю, что тогда придет эра разоружения, если только раньше не наступит конец света.
  Вошел сотрудник комитета планирования, протянул президенту карточку. Барни прочел вслух:
  "В результате сокращения расходов на социальную программу больше всего пострадают те слои населения, которые имеют самые низкие доходы. Около 857 тысяч человек потеряет право на получение продовольственных талонов, более 680 тысяч человек будут лишены пособий по социальному обеспечению, 4 миллиона школьников перестанут получать бесплатные завтраки...".
  - Неужели, какие-то школьные завтраки лишат армию нового эффективного оружия? - усмехнулся министр обороны. - Решая глобальные задачи, приходится чем-то жертвовать.
  - Для Верховного главнокомандующего здоровье будущих солдат не менее важно, чем перевооружение армии, - нахмурился Барни. - Пересчитайте стоимость проекта таким образом, чтобы сумма государственных субсидий, отпущенных на школьное питание, осталась без изменения. Я не хочу, чтобы дети плохо думали обо мне.
  Впервые на лице Флэригана Барни прочел откровенную гримасу ненависти. Отпустив всех, президент велел секретарю соединить его с Гордоном Смайлсом. Через полчаса дежурная телефонистка правительственного коммутатора известила президента, что профессор на линии.
  - Привет, Гордон, прости, что не смог тогда отстоять тебя.
  - Здравствуйте, господин президент, - послышался взволнованный голос профессора. - Я не сержусь на вас.
  - Гордон, ты мне нужен. Возвращайся.
  - Нет, господин президент, лбом стену не прошибешь. Я устал быть объектом травли.
  - Они больше не посмеют диктовать мне свои условия. То, чем я сейчас располагаю, заставит их покориться. Мне нужно посоветоваться с тобой. Приезжай немедленно.
  - Спасибо, что вы еще помните обо мне. Я вылетаю утренним рейсом.
  Отдав распоряжение, секретарю обеспечить безопасность вылета и встречу профессора Смайлса, президент покинул рабочий кабинет.
  Ранним утром он принял несколько посетителей, просмотрел почту. В девять сорок сообщили, что самолет, на котором летел Смайлс, приземлился в столичном аэропорту. Изнывая от нетерпения, президент расхаживал по кабинету. Наконец, телефон зазвонил. Барни поднял трубку.
  - Несчастье, большое несчастье, господин президент, - услышал он голос начальника охраны дворца. - Какой-то маньяк обстрелял пассажиров самолета. Профессор Смайлс тяжело ранен. Мы доставили его в госпиталь Святого Мартина.
  - Это случайность, или кому-то понадобилось убрать Смайлса? - спросил президент.
  - Мне трудно что-либо утверждать. Взять террориста живым оказалось невозможным. В перестрелке мои агенты прикончили его.
  Вскоре стало известно, что состояние профессора Смайлса вызывает серьезные опасения. Пулевые ранения задели жизненно важные органы. Идет подготовка к операции. Барни представил себе лица жены и детей Смайлса, когда им станет известно, чем обернулось для их семьи приглашение президента, и застонал. Пребывая в состоянии полнейшей прострации, он даже не заметил, как в кабинет вошел преподобный отец Фолвелл.
  - Сын мой, скорблю вместе с тобой.
  Барни машинально пожал пухлую ладонь популярного телепроповедника, соображая, что же заставило эту жирную пиявку нанести визит .
  - О чем это вы скорбите, преподобный отец?
  - О смерти достойного человека, профессора Смайлса. Всё произошло из праха, и всё возвратится в прах...
  - Что вы так спешите похоронить профессора, преподобный отец? - зловеще усмехнулся Барни, надвигаясь на Фолвелла. - Откуда вам известно о его приезде в столицу?
  - Сын мой, божье предначертание не подвластно воле смертного.
  - Это ваших рук дело, - с глубокой убежденностью сказал Барни. - Вам всей жизни не хватит замолить свои грехи.
   - Сын мой, я не сержусь на тебя, ты в тумане сомнений. Опомнись, внемли голосу разума. Не заводи новой тяжбы с людьми знатными и сильными. Они возьмут перевес над тобой. "Мудрость смиренного вознесет голову его и посадит его среди вельмож".
  - Меня запугиваешь, а самого от страха всего колотит, - хрипло рассмеялся Барни. - Убирайся в Личборг, Фолвелл, не путайся под ногами у президента, иначе я не смогу лишить себя удовольствия отдать тебя под суд за неуплату налогов с прибылей. Можешь передать своей благодетельнице, что мне известны номера секретных счетов и точные суммы денег, спрятанных в швейцарских банках. Прочь с дороги, жирный паук!
  Несмотря на свою тучность, телепроповедник стремглав выскочил из кабинета президента.
  Теперь Барни уже нисколько не сомневался, что покушение на Гордона было организовано. Но кто спровоцировал его? Леонора, Фолвелл или любимчик богачей, расчетливый Николас Флэриган? А ведь кто-то предупредил их заранее о приезде Смайлса. Кто это мог сделать: личный секретарь, телефонистка, начальник охраны? Каким мощным кольцом врагов он окружен. Где взять преданных людей? Кому довериться?
  Он вызвал к себе руководителя аппарата сотрудников и приказал ему провести служебное расследование об утечке информации из кабинета главы государства. После чего поручил министру юстиции установить личность убитого террориста, выяснить, куда тянутся следы покушения.
  После разговора с министром юстиции ему сообщили, что некая Алиса Перси усиленно добивается встречи с ним. Барни ответил, что примет её незамедлительно. Он встретил ее в холле дворца, проводив свой кабинет. Алиса заметно нервничала.
  - Гарольд, милый, что происходит?
  - Ничего особенного, если не считать, что тяжело ранен мой лучший друг, профессор Смайлс.
  - Опять этот Смайлс. Тебе было так спокойно, когда он подал в отставку и покинул столицу.
  - Меня заставила его уволить приятельница твоего отца Леонора Прайс. Разве не она приказала тебе спасти меня? Отчего же ты молчишь?
  - Гарольд, заклинаю тебя, покорись им. Эти люди способны на все. Я видела дурной сон: женщину с бледным, как смерть лицом. Тебя никто не поддержит. Уступи им ради нашего счастья.
  - Здесь, во дворце, я действительно одинок, но когда я обращусь к народу, и расскажу им всю правду о проделках тех, кто пытается сделать из президента послушного приказчика, увидишь, сколько у меня появится сторонников и друзей. С этой силой нельзя не считаться.
  Позвонил руководитель аппарата сотрудников, доложил президенту, что профессор Смайлс скончался, не приходя в сознание.
  Телефонная трубка выскользнула из рук Барни:
  - Фолвелл заранее знал, чем это кончится. Мерзавцы, волчья стая...
  Алиса с жалостью смотрела на него.
  - Извини, я вынужден покинуть тебя. Надо проститься с Гордоном.
  Проводив Алису, Барни отправился в госпиталь Святого Мартина. Отбросив простыню, накрывавшую труп профессора, Барни, не отрываясь, вглядывался в заострившееся, восковое лицо Гордона, вороша в памяти все, что было связано с этим человеком от первого дня их знакомства до последнего... Вернувшись во дворец, он отдал распоряжение пресс-секретарю пригласить съемочную группу телевидения для трансляции важного заявления. Согласовав время телепередачи, он завизировал приказ о проведении похорон бывшего помощника главы государства по разряду высших государственных служащих, подписал текст правительственной телеграммы, подготовленной для отправки семье Смайлса. Президент отдал распоряжение в экстренном порядке оформить документы, дающие право вдове и детям погибшего на получение пенсии.
  Затем вновь встретился с министром юстиции. Тот доложил ему, что группа оперативного поиска политической контрразведки установила личность убийцы. Им оказался некий Тимотти Кэртис, католик, двадцати семи лет, боевик полулегальной неофашистской организации "Штурмовики нации". Министр предъявил две фотографии. На одной из них Кэртис был запечатлен мертвым, с другой фотографии улыбалась нагловатая физиономия парня, знакомого президенту по инциденту, случившемуся в гостинице одного из городов Восточного побережья, где Барни останавливался во время рекламного турне накануне выборов.
  Он долго рассматривал фотографию бесшабашного рыжего парня, которому задал тогда хорошую трёпку. "Тим, пробковая твоя голова, зачем ты это сделал?" - мысленно вопрошал Барни, поражаясь роковому стечению обстоятельств. Министр заверял, что ни одна из версий не указывает на заговор с целью устранения профессора Смайлса. Как выяснилось на допросах дружков убитого Тимотти, он, наркоман, часто подвергался приступам ярости. В тот момент, когда Кэртис решился открыть огонь, на него, по всей видимости, нашло состоянии агрессии. Вскрытие показало, что Кэртис находился под воздействием солидной дозы наркотика.
  "Попробуй теперь доказать, что убийство лучшего из граждан этой богом наказанной страны, организовано теми, кто его боялся и ненавидел, - размышлял Барни, оставшись один в кабинете. - Мой враг многорук, многоглав и к тому же умеет быть невидимым..."
  Своё предстоящее выступление по телевидению Барни решил обдумать в спокойной обстановке. Тетрадь взял с собой. В нескольких метрах от библиотеки ему встретился тощий духовник. Увидев президента, он проворно шмыгнул в сторону.
  "Завтра же выгоню его к чертям", - устало подумал Барни, захлопнув дверь и повернув ключ.
  Для начала он еще раз внимательно перечитал тетрадь и вдруг натолкнулся на фамилию Председателя Верховного суда. А ведь этому главному законнику предстоит отдать тетрадь, дабы он властью, данной ему Конституцией, привлек к ответственности всех, кто попал в списки, скрупулезно составленные Мортоном Сэнфордом!
  "Кто же тогда их будет судить, если сам Председатель Верховного суда по самую манишку в дерьме?" - обескуражено пробормотал Барни.
  С ужасающей ясностью он понял, что из его затеи ровным счетом ничего не выйдет, а его обращение к народу останется гласом вопиющего в пустыне. Любой другой законник, не состоящий в списках Мортона, которому президент поручит провести расследование, спустит на тормоза это дело, докажет, что списки явная фальшивка, вымысел врагов нации, решивших поссорить президента с людьми достойными. Конечно, у консерваторов и группировки Прайса есть политические противники, есть враги, но кто они? К кому сейчас обратиться? И лучше ли они, чем эти...
  Только сейчас Барни осознал, какую непростительную ошибку сделал, позвонив Смайлсу и вызвав его в столицу. Предупредил врагов! Смерть Гордона останется черным пятном на совести...
  Ощущение собственной беспомощности, вины и раскаяния окончательно подавили страсть к борьбе и жажду возмездия, которые еще совсем недавно толкали его к активным действиям. Он направился в спальню, мечтая выспаться. Надо успокоиться, терпеливо ждать удобного момента, если только он когда-нибудь появится. Он пока бессилен, что-либо изменить. У него одно сердце, одна жизнь, а врагов - легион. Такого надежного друга, каким был для него Гордон, больше уже никогда не будет...
  Но ведь и в окружении врагов есть люди, которым не безразличны судьбы простых айтениканцев. Нужно помогать их продвижению. Может, именно в этом его главное оружие в борьбе с друзьями Леоноры?
  Добьется ли он победы? Кто поручится, что ему удастся обуздать откровенно презирающих его самоуверенных господ, каждый из которых могущественный правитель в пределах своей корпорации или банка, облаченный такой полнотой власти, что президенту и не снилось? Тысячу раз прав пастор Адамс, утверждая, что кабинеты владык делового мира - любимое место нечистой силы. Отсюда выползает порождение ехидны: ядовитая, желтоглазая алчность, отравляя разум и совесть людей...
  Без Смайлса ему будет неимоверно трудно жить и работать. Гордон, как никто другой, знал всю подноготную друзей Леоноры, изучил их звериные повадки. Теперь придется быть очень осторожным. Нельзя постоянно держать их в напряжении. Легче склонить перед ними голову, чем потерять ее. И надо искать сторонников, создавать свою команду...
  "Ещё немного - и я стану настоящим политиком, - усмехнулся Барни. - Оказывается, это не такое уж трудное занятие. Надо с улыбкой делать то, что против твоей совести. Поощрять и расхваливать тех, кого следует предать немедленному суду, скрывать свои намерения, подбирать людей по принципам личной преданности, возможно, привязывать их, ставить в особую зависимость".
  Стол ему накрыли в маленьком кабинете. Только сейчас президент почувствовал, как проголодался и устал. Он съел сандвич с ветчиной, два кусочка, аппетитно подрумяненного яблочного пирога, отпил глоток молока. Хотелось прилечь, но какая-то навязчивая мысль не давала ему покоя. "Отчего они устроили покушение на Смайлса в столичном аэропорту? Если им так приспичило, могли бы прикончить Гордона в его родном городе незадолго до вылета в Глодстон, - рассуждал Барни. - Всё это не так просто, как может показаться".
  Он постарался восстановить в памяти события дня. В восемь десять он был в своем кабинете, просматривал бумаги. В девять часов заглянул Николас Флэриган. Он доложил свои соображения по проекту перевооружения армии. Представил список фирм-заказчиков. Николаса сменил руководитель аппарата сотрудников дворца. Тот был в кабинете минут пятнадцать, принес на подпись смету расходов на содержание личной охраны президента. После его ухода Барни собрался в аэропорт встречать Смайлса, о чём ещё накануне уведомил секретаря. Но запланированную встречу в аэропорту пришлась отложить. Консультант по международным вопросам попросил аудиенции. Обсудив с ним некоторые аспекты нового внешнеполитического курса, Барни отпустил его в девять часов тридцать пять минут. Ехать в аэропорт уже не имело смысла.
  Выходит, те, кто санкционировал убийство Смайлса, знали, что президент собирается встретить своего друга и единомышленника. Знали они также, что агентов охраны будет немного. Когда ещё мог представиться такой удобный случай?
  Он вспомнил зловещую ухмылку Фолвелла, когда в запальчивости дал ему понять, что знает о тайных вкладах в швейцарские банки. Теперь, когда вспышка ярости прошла, Барни понял, что этого не следовало делать. Все, кто числится в списках тетради Мортона, уже своевременно проинформированы "святым отцом". Страх разоблачения подстегнет их ускорить развязку. Легче взять эту тетрадь у мертвого президента, чем униженно вымаливать себе прощение. Ждать больше нельзя. Они могут забрать эту тетрадь в любое время...
  Ему вдруг послышались приглушенные шаги. Превозмогая дрожь и слабость, он заставил себя выглянуть в коридор. Поклонившись, поспешно прошмыгнул его духовник.
  Барни захлопнул дверь, устало опустился в кресло. Никогда еще он не чувствовал себя так тоскливо и одиноко. Предчувствия, одно страшнее другого, терзали его воображение. И раньше в его жизни случились опасные ситуации. Когда под Данангом его взвод наскочил на минное поле, рядовой Барни Кинг чудом уцелел. Но даже тогда, улепетывая впотьмах по незнакомым ему местам, ежеминутно рискуя получить пулю в спину или подорваться на мине, Барни не испытывал такого панического ужаса, как сейчас в президентском дворце, где все выходы и входы охраняют вышколенные агенты секретной службы и бравые морские пехотинцы.
  Дальнейшее ожидание становилось невыносимым, и он понял, что надо не мешкая избавиться от тетради. Он интуитивно почувствовал, что лишь тогда обреттё полное спокойствие, когда лично передаст её Леоноре. Ему стало стыдно, что он идет на попятный, но очередной приступ страха... а может, благоразумия? - приглушил робкий голос протеста. Можно победить, можно выиграть большую партию, но начинать многоходовую и многолетнюю комбинацию надо с эффектной жертвы.
  Президент распорядился немедленно отправляться в штаб-квартиру "Юнайтед бэнк оф Айтеника". Через несколько минут три машины с номерными знаками, хорошо известными постовым полицейским, проследовали в деловую часть города. Президентский кортеж мчался без ограничения скорости, но Леонору Прайс уже успели уведомить о внезапном визите главы государства.
  В холле президента встретил управляющий Глодстонским отделением банка и проводил высокую персону в кабинет госпожи Прайс. Поклонившись, управляющий закрыл за собой дверь.
  - Что вас привело к нам, господин президент? - спросила Леонора, стараясь говорить спокойно и приветливо, но руки выдавали её волнение.
  - Пусть ничто больше не омрачает наши отношения, - сказал он, протягивая ей тетрадь. - Я постараюсь быть впредь более сдержанным и рассудительным.
  Не скрывая любопытства, она перелистала тетрадь, удовлетворённо кивнула:
  - Я рада, что ты самостоятельно пришел к этому мудрому решению. Вот видишь, общение с нами пошло на пользу. Теперь я за тебя спокойна. Прошу тебя, вспомни об Алисе. Бедняжка вся измучилась. Я не подталкиваю тебя к женитьбе, но как твой искренний друг считаю Алису именно той женщиной, с которой ты будешь по-настоящему счастлив.
  Леонора даже не могла представить, насколько ее слова совпадали с намерениями Барни - и чем все это, в конце концов, обернётся.
  Президент приказал доставить его в особняк Перси. Президент спешил к Алисе с твёрдым намерением предложить ей руку и сердце.
  
  
  
  Саарбрюкен
  
Оценка: 1.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"