Он как всегда встречал ее на остановке, каждую среду и пятницу, когда она возвращалась в город. Обычно перед возвращением она звонила по мобильному. Он доставал черную гладкую коробочку, поющую долгожданную знакомую мелодию и в предвкушении смотрел на маленький блестящий дисплейчик, и уже потом, вздохнув с облегчением нажимал кнопку приема. Перед тем, как услышать ее голос, он уже мысленно представлял остановку с покрытыми лаком деревянными скамейками, чистый и аккуратный тротуар, мощеный плиткой, маленькие рейсовые автобусы, аккуратно тормозящие, чтобы подобрать пассажиров, несколько огромных вязов, безучастно шевелящих листвой неподалеку.
И вот ее голос, всегда радостный и возбужденный, от которого у него немного смягчались глаза.
- Ну что, ты меня встретишь?
- Конечно. Там же, где обычно?
- Да, там же, где обычно, на остановке у парка.
- Будешь как всегда, в пять?
- Да. Я позвоню, если буду опаздывать. Ты меня любишь?
- Да. Я жду тебя.
Он потянулся и посмотрел в окно. Солнце светило на крыши домов, сгрудившиеся внизу, рядом со зданием офиса. Две кошки обнюхивались в тени старой кирпичной трубы. Он усмехнулся. Вся жизнь как эти ровные уклоны. Поскользнулся и упал. Хорошо кошкам.
После ее звонков всегда некоторое время тепло на душе. Как ей удается столько лет быть такой оптимисткой.
Без пятнадцати пять он был на остановке. Привычное место, привычное время. Такая противоположность неустойчивости вокруг. Людей мало. Молодая пара рядом ждет автобус. Молодость берет свое, они не умеют, так как он, молча и с достоинством, ждать. Их суета отвлекла его от грустных мыслей.
- Вечно ты опаздываешь. Надоело.
- Я женщина, дурачок, мне полагается опаздывать.
- Что же тогда полагается мне?
- Ждать. Разве не понятно? Один ждет, другой опаздывает.
- По-моему, это женщина должна ждать мужчину из похода. Мужчина уходит на войну, на охоту, а женщина ждет. Разве не так?
- Ну что ты милый, разве ты в походе? Я буду тебя ждать, если ты уйдешь в поход. Правда-правда.
- Сказать легче, чем сделать.
- Мне кажется, и сделать легко. Для тебя.
- Слышал уже. Ты всегда так говоришь. Ну вот сегодня почему опоздала?
- Ты знаешь, это все Лариска. Я к ней заскочила, а она на стенку пришпилила знаешь кого?
- И угадывать нечего - Брэда Питта.
- Джоконду.
- Эту, Мону Лизу что ли? Высокодуховную особу из себя корчит?
- Да, представляешь? Лариска! Ну, мы и поспорили.
- Час от часу не легче. Ты тоже высокодуховная особа?
- Ну прекрати. Не издевайся. Мы поспорили об улыбке.
- Далась вам всем эта улыбка. Идиотская улыбка.
Он улыбнулся и зябко повел плечами под теплым осенним пальто. Джоконда и ее улыбка. Когда ему было четырнадцать лет, Джоконду привезли в Москву. Как выяснилось, знаменитая улыбка не давала покоя многим. Как он считал теперь, прежде всего тем, кто хотел всеми силами выделиться из среды себе подобных. Его мать была из таких, поэтому однажды июльским утром он был разбужен и вывезен к музею, в котором проходила выставка. Несмотря на ранний час очередь была огромная. По мере того, как они продвигались к входу, толпа за ними все нарастала за счет вновь и вновь прибывающих. Именно эта толпа и вселила в него ожидание чуда, которое должно свершиться. Он видел репродукции не раз, и слышал, что это самая лучшая картина в мире, но никакие чувства не подтверждали этого. Мало ли что говорят. А теперь он ждал. Он ждал, что картина окажется действительно прекрасной. И даже те малые пятнадцать минут, которые дают на просмотр картины, не сделают ее менее восхитительной.
К полудню, когда они с матерью вошли в зал, он уже был готов к чуду. Он чуть-чуть напрягся и закрыл глаза, прежде чем посмотреть на картину. Будет ли чудо?
Впечатление было. Мона Лиза смотрела на него прозрачными насмешливыми глазами, откуда-то издалека, из времени, покрытая трещинками-морщинками. Улыбка была бесформенно-круглая, резиновая. А глаза смотрели светло и безжалостно, как два маяка, светящие в непонятное будущее.
Позднее он о ней почти никогда не вспоминал.
- И вовсе не идиотская. Просто счастливая!
- Если бы она была счастливая, у нее был бы рот до ушей.
- Дурачок, это когда ты не ждешь чего-то, и оно случается, вот тогда и рот до ушей. А когда ждал-ждал и дождался, тогда просто улыбнешься счастливо, и все.
- Когда наш автобус придет, мы тоже улыбнемся счастливо, и все.
- И автобус уедет.
- И мы будем с тобой стоять здесь вечно, как этот мрачный дядька.
Это о нем. Девушка украдкой рассматривала его. Она блондинка, как и его жена. Заметив, что на нее тоже смотрят, она отвернулась. Холодный ветер нес по тротуару первые опавшие листья. Еще зеленые вязы гулко махали ветвями.
- А ты знаешь, я его здесь часто вижу. Он, наверное, ждет кого-то.
- Свой автобус, как и мы.
- А может быть он ждет девушку?
- Девушку?
- А что? Может быть. Он еще крепкий дядька.
- С чего это ты стала обращать внимание на крепких дядек?
- Мне просто интересно. Стоит человек, а у него своя жизнь. Он ожидает кого-то. Девушку. Интересно посмотреть, какая она.
- А мне неинтересно. А вот и наш автобус.
Маленький белый автобус притормозил у остановки и молодые исчезли в распахнутой двери. Он украдкой помахал им вслед и вздохнул.
Пять часов. Она приезжает и появляется из дверей, сияющая как обычно. Как удивительно легко она переносит их постоянные встречи и разлуки. Когда она рядом, он тоже полон уверенности и готов ждать.
Она очень моложава и все еще красива. Светлые волосы треплет ветер, когда она подставляет губы для поцелуя.
- Ну что, скучал?
- Конечно.
- Я тоже. Пойдем в кафе?
Их постоянный ритуал. Они садятся за маленький круглый столик. Они заказывает себе ристретто, а он капуччино. Все как всегда. Жизнь устойчива и полна вкуса, как ароматнейший ристретто в его чашке.
- А ты знаешь, что я сегодня вспомнил? Как мы с матерью ходили смотреть Джоконду в детстве.
- Да? И ты тоже? И мы с матерью ходили ее смотреть. Мне тогда двенадцать лет было. Мамаша меня просто взяла и потащила на выставку.
- Ну и как?
- Ты знаешь, что-то в этой картине было. По крайней мере в то время, которое я на нее смотрела, я это ощущала. Особенно глаза. Они как будто заглядывали в будущее.
- И у меня было то же самое ощущение. А какого числа ты была?
- Слушай, не помню. Столько лет прошло. Да я и не пыталась запомнить. Кажется, был выходной. Суббота, наверное.
- Мы, наверное, тоже были в субботу. В рабочий день мать бы меня не потащила на выставку. Очередь была на полдня. Так мы с тобой стояли в одной очереди. Тебе не кажется это удивительным?
- М-да. Мы с тобой вполне могли видеть друг друга. Ты знаешь, когда я тебя впервые увидела, мне показалось, что я тебя давно ожидаю.
- Тогда, наверное, видели друг друга. Потому что у меня было такое же ощущение.
- Выходит, это Мона Лиза нас околдовала. Значит, это судьба. Вот и разгадка ее улыбки. Она столько лет ждала нас, чтобы соединить.
Они улыбнулись друг другу и почему-то замолчали. Некоторое время они смотрели как бармен протирает стойку, а потом взгляды их снова встретились. Она улыбнулась.
- Ну что, пойдем?
- Пойдем.
Они вышли на улицу. Стояли синие сумерки. Городское небо, подкрашенное огнями, было цвета зеленой бирюзы.
Два дня и она снова уедет. И он снова будет ждать. Ждать, чтобы снова ждать. Ведь вся наша жизнь, это ожидание, потому что без ожидания ничего нет, даже ожидания. Ожидание ожидания. Только в ожидании мы ценим любимых, потому что они, наши любимые, и есть постоянное ожидание.
Итак, ждать. Он умеет ждать ее. Он ненавидит все остальное, что нужно ждать. Но ее он ждет.