Шостик Мария Александровна : другие произведения.

Гаигрисс. Глава 10

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Ридера напряжённо вглядывалась в каменный, укутанный тенью потолок пещеры, страшась
  блеска двух красных глаз. Она знала, что монстр затаился между двумя огромными сталактитами,
  чьи концы, словно гигантские клыки на морде Шогула, касались неровного пола грота, усыпанного
  мелкими камешками и осколками сталагмитов, отколовшихся под тяжёлыми когтями монстра,
  когда тот взбирался по ним наверх.
  Ридера не помнила, как вновь оказалась здесь, не помнила где была до этого момента; она
  силилась припомнить что-то многозначительное, но воспоминания её не слушались, путались,
  порождая моменты из её жизни, которых никогда не было: то мелькали незнакомые лица и
  фигуры, то она была слушательницей чьего-то оживлённого спора или даже сама в нём
  участвовала. Очевидно было, что это всё фальшь, навеянная дурным сном, однако, стоило ей
  уцепиться за подлинное воспоминание, появляющееся реже липовых, оно неизменно ускользало
  со стремительностью жизнелюбивой рыбы, попавшейся на крючок, и вновь приковывало
  внимание Ридеры к сводам пещеры. Но вместо двух глаз открылся один, и глядел он
  недоброжелательно.
  Рука девушки потянулась к рукоятке верного акинака, но нащупала лишь мягкую отделку ножен.
  Ридера сглотнула подступивший к горлу комок; она не могла двинуться с места, будто вросла в
  камень. Неожиданно во владения гнетущей тишины ворвался чей-то грозный вопль и рассеял
  мучительное безмолвие. Ридера распахнула глаза и первым, что она увидела, была спутанная
  лошадиная грива. Она, облокотившись на шею лошади и упёршись в мягкую гриву лбом, уснула в
  седле и пробыла в этом состоянии последние версты. Небо стремительно темнело, в
  противоположной закату стороне одиноко мерцала первая звезда.
  - Лошади или жизнь?! - вопил, продираясь через придорожные кусты и оставляя на их колючках
  клочки одежды, совсем ещё молодой парень, бездумно размахивающий двумя ножами и смешно
  шепелявя.
  Хаур недовольно прижал уши и попытался обойти назойливое препятствие, отпихнув человека
  плечом в кустарник, из которого тот внезапно возник, да ещё и мазнул его хвостом по лицу.
  Грабитель не устоял на ногах и провалился в колючие объятия кустов, картинно вскинув руки и
  выронив ножи. Это послужило невольным сигналом для его товарищей, стерпевших целый ряд
  сокрушительных для скромной разбойничьей шайки неудач, несмотря на все их старания в
  подготовлении хитроумных засад и ловушек. Потрёпанные солидной охранной какого-то
  сановника, прогремевшего в роскошной карете через их территорию три дня назад,
  растратившие разбойничий энтузиазм и исчерпавшие колодезь подлейших идей, стойкие
  рыцари ночи поленились устраивать проезжающим "тёплый приём" и устало распластались на
  влажной ещё земле неглубокого оврага, выставив неусыпного часового. Вопреки возложенным
  на него надеждам, караульщик немного приснул и за малым не проворонил двух всадников.
  На его крик и сдавленные ругательства тут же откликнулись товарищи и поспешили на помощь.
  На тракт высыпало около шестнадцати человек, по испытанному за века - саму практичному-
  методу, беря жертв в классическое окружение.
  Ридера, впервые попавшая в такое затруднительное положение, беспокойно оглядывалась, не
  зная с какого из врагов начать агрессивную оборону, когда её взгляд попал на прямую спину
  Ктаеры и её расправленные плечи - непоколебимое спокойствие и образцовый самоконтроль,
  присущие всё повидавшим "тёртым калачам", рефлексивно усвоила Ридера.
  Она выпрямилась, но всё ещё нервничала, и, хотя старалась скрыть это, украдкой огладывалась.
  Грабители явно не ожидали нежданно-негаданно нагрянувшей работы, и немного растерялись.
  Впрочем, недолгое замешательство скоро сменилось привычной цепкой хваткой. Предводитель
  разбойничьей шайки важно выступил вперёд, заткнул руки в карманы и вежливо
  поинтересовался, под подлаивание дружков:
  - Не помочь ли дамам спуститься?
  - Не стоит - дамы сами к вам спустятся, - серьёзно ответила Ктаера, легко спрыгивая с коня.
  Ридера осталась в седле, уловив в тоне спутницы скрытую угрозу.
  - Меч не мешает?, - насмешливо бросил лохаг, протягивая руку к плечу Ктаеры с намерением её
  обезоружить.
  Ктаера среагировала мгновенно: она выбросила согнутую в локте руку вперёд и ребро её ладони
  угодило в уязвимую точку, выше схождения ключиц, - кадык лохага. Тот нелепо раскрыл рот
  и хрипя повалился на спину. Не теряя драгоценных секунд, Ктаера отбросила врагов
  заклинанием ударного типа и освободила плечевые ножны. Одни прокатились вдоль тракта
  аршинов на десять, с трудом затормозив, других забросило в овраг.
  Все, кто устоял на ногах, не попав в радиус действия заклинания - их было меньшинство - нервно
  сжимали оружие, пытаясь подступиться к девушке. Один из них решился на выпад старым тупым
  мечом. Ктаера присела и отбила лезвие вверх - её собственное взметнулось вслед за вражеским и
  обрушилось на плечо потерявшего равновесие неприятеля. Увлекшись, она позабыла про Ридеру.
  Оборачиваясь вслед за прыгающим туда-сюда шепелявым парнишкой, она заметила, к своему
  удивлению, неплохо справляющуюся Ридеру. Та юрко уходила из-под ударов и умело отклоняла
  меч противника.
  Успокоившись, Ктаера вернулась к неспокойному, явно испуганному подростку - тот держался от
  неё на расстоянии, сжимая в грязных кулаках ножи, которыми не умел владеть.
  Парнишка бросился вперёд, размахивая ножами как ветряная мельница. Ктаера подалась в
  сторону, противник по инерции вперёд, и она, развернув меч плоскостью лезвия, впечатала
  его в живот парня.
  Ридере победа давалась тяжелее: к её основному противнику присоединился вооружённый
  дубиной товарищ. Теперь ей оставалось только отступать как можно дальше, быстрее и
  проворнее. Она порядком устала: не имея возможности контратаковать из-за проносящейся
  перед ней дубины, ей приходилось сбивать удары одного противника, следя за вторым,
  отпрыгивая, когда тот размахивал дубиной, стараясь обрушить её на Ридеру или от влечь её
  внимание от своего товарища.
  Запястье размахивающегося разбойника пробил метательный нож с тонкой рукоятью. Брызнула
  алая кровь, мужик выронил дубинку, упавшую ему на ногу, и перемешивая ругательства с
  проклятиями, схватился за прошитую насквозь руку.
  Ктаера установила равные условия для двух противников, но всё ещё сомневаясь, окружила
  Ридеру "Бронёй" - заклинание класса "Щит", охватывающее тело заклинателя или выбранного
  объекта, как настоящая броня.
  Ктаера была из тех, кто умел выбирать подходящий момент для демонстрации своих
  способностей, сочетая оный с необходимостью разрешать проблемную ситуацию. Такой момент
  наступил.
  Ктаера оглянулась: одни резво отступали, проламываясь через преграждающий им путь редкий
  кустарник, другие, чья бандитская гордость была столь позорно задета и требовала реванша,
  осторожно приближались с искажёнными злобой лицами и оружием наготове.
  Ридера и Ктаера оказались спиной к спине.
  Вдруг разбойников охватило пламенем - кого красным, кого жёлтым или оранжевым и даже
  синим. Разноцветные огоньки заметались, как обезумевшие светлячки, натыкаясь друг на друга,
  сбивая с ног, падая на землю и катаясь в дорожной пыли, стараясь сбить огонь. Им невдомёк
  было, что пламя - Иллюзия. На самом деле она не причиняла людям вреда- они знали, что огонь
  обжигает, поэтому им мерещилась боль.
  Ридера растерянно опустила акинак в ножны. Она понимала, что разноцветный огонь,
  несомненно, дело рук Ктаеры, но и не могла не удивляться разнообразию аспектов магии.
  Ктаера, не глядя, быстро и плавно двигая кистями рук, сделала очередной магический знак.
  Огонь исчез. Все оставшиеся разбойники вдруг принялись слаженно падать на землю, прижав
  руки к бокам или плечам, затем их с невероятной силой поволокло вперёд. Они упирались
  ногами, делали попытки встать на колени, но что-то неумолимо продолжало утягивать их по кругу,
  постепенно сужая его. Наконец они оказались тесно сидящими спиной к спине.
  - Ну вот и всё, - Ктаера подобрала мешок с деньгами, бежавший из дырявого кармана одного из
  разбойников. Она подкинула его на ладони, а изучив содержимое, осталась очень довольна.
  - Ты молодец, не растерялась, - обратилась она к Ридере.
  - Что ты с ними сделала?, - Ридера оценила пользу подобного заклинания и поразмыслив, пришла
  к выводу, что драки можно было бы крайне легко избежать. Но по какой-то задумке Ктаера
  выбрала тот план боя, участия в которых Ридера истово избегала.
  Её акинак имел стандартно-короткий клинок, из-за чего противников приходилось подпускать
  близко, что таило в себе немалый риск. Сражаться на основе физической силы она не любила,
  стараясь уходить от столкновений, что её отец решительно не принимал и заставлял дочь
  упражняться в фехтовании, твердя, что ни один навык не является бесполезным.
  - "Ловчее" заклинание. Продержится несколько дней, - нарочно громко сказала Ктаера, для того
  чтобы присмиревшие разбойники могли отчётливо всё слышать, - здесь неподалёку есть застава.
  В Кооре их втихую называют Охранками, - она продолжала, обращаясь уже только к Ридере, -
  территории, не принадлежащие ни к одному государству кишат лихими людьми. Шайки
  разрастаются, наглея и представляя нешуточную опасность.
  
  На автономных территориях, где расположены независимые города и поселения, организация
  застав лежит на плечах местных жителей. Либо же, если таковые отсутствуют, этим занимаются
  близлежащие королевства и империи, предоставляя для застав людей и... нелюдей.
  Гномы чаще остальных нечеловеческих рас попадаются на службе застав. В этот момент позади
  раздался чей-то низкий грубый голос. Девушки обернулись.
  Это был гном. Его начищенный шлем, из-под которого воинственно торчал мясистый нос, сверкал
  в лучах закатного солнца; курчавая чёрная борода болталась до самого пояса и развивалась на
  ветру, подобно волосам не стригущейся годами девицы.
  Одет он был в тяжёлую кольчугу работы лучших гномьих мастеров ( ибо других они не признают),
  поверх которой было наброшено одеяние с гербом двуглавого молота Иоклагара, обозначающим
  принадлежность к клану Серебряных Руд. От правого плеча гнома к левому перекинута и
  закреплена красная мантия с отделкой жёсткими широкими нитями, получаемыми из
  шерсти овец, (порода коих держалась в секрете) на острове Шаортал. Эта мантия обозначала
  принадлежность к верхам элитной, наравне с Аингдором, организации. Ордену Апотропеев.
  Гном восседал на мохнатом, под стать хозяину, низкорослом чубаром пони. К седлу маленькой
  лошадки были надёжно прикреплены меховые чехлы с топором и секирой. Молот, оружие
  превозносимое выше прочих, гномы не выпускали из мозолистых широких рук даже во сне или
  на смертном одре, да и после, руки гномов не всегда удавалось расцепить, чтобы взять молот
  в качестве трофея.
  Гномы признаны второй, после несметных людей, расой по многочисленности и числу
  королевств.
  Между крупными кланами нередко вспыхивают кратковременные войны за право разрабатывать
  рудники и Драгоценные Жилы. Ксенофобией, в отличие от Белых Эльфов Севера, гномы не
  страдают, проявляя к другим расам толерантность и лояльность- необходимые факторы для
  установления дипломатических отношений и налаживания торговли.
  Гномы - мастера кузнечного дела, обладающие поразительной преданностью своему народу и
  неподкупностью, что и позволяет им оставаться лучшими в своём мастерстве и сохранять
  нерушимую крепкость общества.
  
  Города гномов, устроенные в недрах гор или под землёй, объединены в независимые
  королевства, и носят названия столиц: Ноид-Глойд, Ману - Карс, Бривнделл, Глайделл, Урсилар,
  Флайкнер. Во владения королевства входят несколько городов поменьше, соединённые между
  собой прорубленными сквозь каменную толщу коридорами и многочисленными тайными
  ходами, крохотные пастбища для прокорма скота, рудники и Жилы.
  Гном сердито нахмурил густые брови и проворчал:
  - Маги честным воинам ходу не дают.
  Ктаера обрадованно крикнула:
  - Здравствуй, Дресдер. Какими ветрами тебя носит близ Аингдора?
  - Попутными. Ясновидца сопровождаю, - ворчливо ответил гном, явно не довольный возложенной
  на него миссией.
  - Полагаю, к острову Мелса? На проверку к Верховной?
  - У меня мало времени для ответов на твои вопросы, - проворчал Дресдер, и оглянувшись через
  плечо, крикнул кому-то:
  - Пошевеливайся, Мавлод! У твоей лошади ноги длиннее чем у моей, а ты плетёшься как
  хромая черепаха!
  Мавлод легонько стукнул пятками по бокам лошади, но вредная кобыла лишь повела ушами,
  даже и не думая ускорятся, очевидно, воспринимая наездника как шевелящуюся поклажу.
  Проворчав что-то по-гномьи, Дресдер шумно, если не громко, вылез из седла, бряцая
  наплечниками и щитками.
  Гном приходился Ктаере выше её плеч, вид он имел сурово - воинственный, грозно сверкая
  маленькими серыми глазами из-под кустистых бровей. Среди своих, Дресдер считался настоящим
  гигантом, достигая двух аршин в высоту, к тому же был необъятно широк в плечах и спине, за
  которой могли бы разместиться двое его товарищей поменьше.
  - На твоём, - заметив угрюмость потенциального ясновидца, Ктаера исправилась, - вашем пути
  расположена Застава. Не отнимет ли краткий визит туда много времени, верно?
  - Я их извещу. Отлавливать паразитов общества - их задача, обязанность. Хотелось бы знать, в
  какую брешь утекают налоги. Люди, - осуждающе вздохнул гном, взглянул на Ридеру, кивнул,
  приветствуя и, перекинувшись ещё парой слов с Ктаерой, к которым Ридера не прислушивалась,
  пытаясь изловить отбежавшую лошадь, с усердием, оттягиваемый назад молотом, взобрался на
  своего лохматого скакуна и махнув рукой Мавлоду, повернул направо - тракт в этом месте имел
  ответвление, которое вело к проливу Тихих вод - единственному месту, откуда можно попасть
  на Мелсу, через Сияющий Грот Орна.
  ***
  Покрывало ночи опустилось на крыши города-порта Кайреки и надёжно упеленало его в своих
  объятиях, скрыв под тёмной вуалью выходящих на дело прагматичных убийц, пронырливых
  воров, бесшумно перелезающих с наружного подоконника мирно спящих соседей на территорию
  избранной цели, да и прочий "ночной люд", не придающий значения осторожности и
  скрытности на улицах этого ненадёжного города, где над чьей угодно головой мог внезапно
  возникнуть домоклов меч.
  Грег смело шагал по освещённой бледно-жёлтым светом улице, когда из-под его ноги
  вывернулась крупная бурая крыса. Грег собрался было раздавить грызуна, и уже занёс ногу,
  но крыса с грозным писком взъерошила и без того топорщившуюся грязную шерсть, став ещё
  крупнее. Грег помедлил и присмотрелся к наглому животному - у крысы были красные глаза.
  Грызун успокоился, пригладил шёрстку и куда-то побрёл, свернув лысый хвост вопросительным
  знаком и раскачивая его из стороны в сторону. После минутного промедлительного
  недоумения, Грег решительно двинулся следом, в душе терзаемый сомнениями насчёт
  правильности такого решения. Грызун изредка оглядывался и продолжал семенить своими
  крохотными лапками по тротуару.
  Крыса завела его в тёмный узкий переулок и уверенно шмыгнула за отбитый угол трёхэтажного ,
  судя по заколоченным окнам, нежилого дома.
  Темноту безлунной ночи, усиливающуюся в подобных зловещих местах, рассёк ярко-красный
  свет, исходящий от неподвижно лежащей у угла тупика громады, которую Грег изначально
  принял за кучу мусора.
  Шогул широко зевнул, демонстрируя человеку широченную зубастую пасть и чёрный острый
  язык. Попытка установить с человеком хоть какое-то подобие ментальной связи успехом не
  увенчалась, но избавляться от него Шогул не спешил. Как гурман ценит вкусовые качества блюд,
  так и он, Шогул, отбирал в ряды приспешников тех, кто обладал превозносимыми им чертами:
  завистью, эгоизмом, природной злобой, лицемерием, тщеславием, ханжеством. И непроходимой
  глупостью.
  Шогул привстал, затем чтобы перевалиться на другой бок, и коротко рявкнул. Раздался топот
  маленьких лапок, постепенно перерастающий в тревожный гул. Отовсюду сбегались крысы: они
  появлялись из дыр в деревянных заплатах на стенах, образующих проулок, спускались по старой
  водосточной трубе, пробегали под ногами Грега. Он напрягся.
  - Что. Тебе. Нужно?
  Шогул оставил вопрос и человека без внимания, обратив его на своих миниатюрны приспешников
  Монстр нагнул лобастую голову книзу и схватил нескольких крыс разом. Остальные, словно
  загипнотизированные, наблюдали смерть своих сородичей. Шогул одну за другой пожирал крыс,
  подбрасывал их в воздух и ловил челюстями, заглатывал целиком, трепал из стороны в сторону,
  как тряпичных кукол.
  Вытекший глаз Шогула вновь наливался недостающими плотью и силой, извлечёнными из тел
  крыс.
  Грег не мог пошевелить ни одной частью тела. Только глаза его испуганно провожали каждую
  крысиную тушку в пасть прожорливого монстра. Вдруг, будто по какой-то невербальной команде,
  поданной крысиным пожирателем , грызуны слаженно развернулись и сплошным, изрядно
  поредевшим войском понеслись прочь, как можно дальше от своего ужасного хозяина.
  Человек остался один на один с Отцом болезней и мора. Грег впервые за пятьдесят девять лет
  своей неблаговидной жизни, испытал чувство, присутствие которого в себе отрицал - страх.
  Шогул торжествующе взглянул на человека уже двумя красными глазами.
  И Грег услышал чей-то низкий, тяжёлый голос в своей голове. Этот голос походил на громкое,
  множество раз повторяющееся эхо, болезненно отражающееся от ушных перепонок:
  " Следует бояться. Не глуп ты."
  Грег зажал уши руками, что не оградило его от звука этого голоса, и, не сразу сообразив, откуда он
  проистекает, обернулся, но никого не увидев, дрожа и вознося мысленную молитву богам, в
  существовании которых каждодневно и громогласно сомневался, обратил взор в землю, лишь
  бы ненароком не встретиться с красными огнями глаз Шогула, будто выжигающими в нём дыру.
  "Будешь служить мне - будешь и жить. Короткую свою жизнь смертные ценят высоко".
  Грег словно очнулся.
  Из-за горизонта мягко разливался бледно-розовый свет, тянулись ввысь гладкие лучи
  просыпающегося дневного светила, разбавляя чёрные небеса яркими слепяще-жёлтыми
  полосами. Другая половина неба была всё ещё черна, и походила на тёмно-синюю неосязаемую
  ткань, покрывавшую весь мир, сверкающую миллиардами безразличных звёзд, вшитых в неё.
  Некая граница, где сталкивались утренний свет и ночная тьма, неизменно продвигалась в сторону
  последней.
  Грег стоял на коленях, зажимая уши руками. Шогул исчез. Единственный след, им оставленный,
  были пятна крысиной крови на земле и стенах. Грег поймал себя на мысли, что не видел ничего
  прекрасней этого восхода.
  ***
  Аингдор, подобно горе Огтиал, самой высокой и труднодоступной точке мира, царственно и
  единолично, пугающе и завораживающе взор, высился на высоком многоуровневом холме, по
  все видимости столь же древнем как и сам Аингдор, покрытом многолетними одинокими
  соснами и тополями; крепость у самого подножия холма окольцовывал глубокий ров, в тёмно-
  синей глубине которого загадочно блестела, отражая свет, чья-то чешуя.
  Путь к заветному холму пролегал через наклонную поверхность, выступавшую из толщи земли
  над самым рвом, соединявшуюся с мостом, ведшим к Главным Воротам, за которыми,
  собственно, и начиналась территория магов.
  Крепость Аингдор поражала воображение и превосходила фантазии на свой счёт во много сотен
  раз. Стены высоки, камни гладки, без единого выступа, не осыпаются белой крошкой, что
  является насущной проблемой для поколений зодчих и их слабым местом.
  Если присматриваться к белому мрамору несколько минут, то обязательно заметите, что в камне
  пульсируют яркие цветные жилки, а сам он испещрён рунами и причудливыми узорами, с
  ювелирной точностью. Но это не украшение, и не громкое фанфаронство, нацеленное на
  завистливое восхищение, нет. На самом деле - это сложная система защиты и сохранения камня
  от разрушительного, преюдициального влияния времени. Целостность древнего заклинания,
  наложенного на каждый отдельный камень, ещё до возведения этих стен, поддерживается
  усилиями магов, прикладывающих эти усилия аккуратно раз в четыре сотни лет.
  Стены образовывали фигуру в виде широкого круга, белой каменной лентой окаймляющей
  гигантский холм; внутри его, возведённая тысячи лет назад Белая Цитадель и по сей день
  дотягивалась остроконечным адамантиновым шпилем до небес и, казалось, рассекала им на
  две неровные половины проплывающие мимо облака.
  Аингдор раскинулся по всей обширной площади холма: комплексы строений располагались на
  неравномерно распределённых ярусах - так Белая Цитадель находилась в центре на вершине
  холма, а от неё по нисходящей, как менее крупные ягоды на праздничном пироге, расходились
  и застывали, закреплённые на своих уровнях все прочие строения, вперемешку с цветущими
  садами, чащами, водоёмами и небольшими водопадами спадавшими с высоты одного уровня
  на другой; мосты и лестницы соединяли всё это великое многообразие каменного организма,
  как вены соединяют органы живого и несут к ним кровь. Высоко в небесах над крышами Аингдора
  парили крупные птицы.
  Лишь стены да вытянувшийся за слой облаков шпиль открывались пытливому взору, всё прочее-
  Белая Цитадель и многочисленные окружавшие её башни, павильоны, сады и рощи, прозрачные
  озёра и стремительные ручейки, петляющие аллеи и ступающие по ним - находилось на
  недоступной для обозревания высоте, с того места где остановилась Ридера.
  Она почувствовала, будто земля под её ногами гудит неслышным, но отчётливо ощущаемым
  гулом, как содрогается воздух вокруг неё. Так, стоя где- нибудь вдали от дороги, можно ступнями
  почувствовать содрогание земли, вызываемое ударами копыт лошадей по ней и ощутить всем
  телом шевеление тяжёлого воздуха в середине летнего дня.
  От того места, где заканчивался спуск и тропинка принимала идеально горизонтальное
  положение, игнорируя грозное дыхание осени, зеленел сочный летний ковёр невысокой травы, с
  узорами из пробивающихся сквозь него белых ромашек и колокольчиков.
  - Пространство здесь переполнено свободной магией: бери - не хочу, - проговорила Ктаера , то ли
  обращаясь к Ридере, то ли оглашая общеизвестный факт.
  Широкий каменный мост, опоры которого выступали из рва, украшали постаменты с гранитными
  статуями крылатых существ - грифонов.
  Грифоны сидели, вцепившись когтями в камень постаментов, расправив или сложив пернатые
  крылья и обернувшись длинными хвостомами с кисточкой на конце. Благодаря филигранной
  обработке гранита неизвестным мастером, статуи в точности походили на живых грифонов,
  каждая деталь: от острого клюва и до кончика пера.
  Ридера благоговейно ступила на мост, замерла, ожидая появления какого-нибудь грозного
  стража, который тихим шёпотом или сердитым басом вопросит о цели её прибытия, или
  пробуждения статуй, которые с грохотом повернут каменные головы, когда она пройдёт рядом,
  и прочих из ряда вон выходящих явлений, достоверно описываемых в сказках о приключениях
  великих героев, слышанных ею в детстве.
  Однако, пренебрегая всеми сказочными канонами, статуи продолжали недвижно сидеть на
  прежних местах, из воздуха не материализовалась фигура стража, а мост оказался обычным
  каменным строением, а не извивающимся гигантским змеем, как то было положено всем
  порядочным мостам законами фольклора.
  Нетерпеливо шагая по мосту вслед за Ктаерой, Ридера принялась оглядывать статуи, и вдруг
  заметила, что от одной из них навстречу им движется крупная рысь.
  Кошка мягко и неслышно ступала по камню, грациозно переставляя длинные лапы. Пушистая
  серая шубка рыси особенно серебрилась на боках и вдоль хребта, от макушки до самого куцего
  хвоста. Длинные кисточки на ушах едва заметно подрагивали.
  - Это привратница. Её зовут Дарда, - шепнула Ктаера, - огласи свои цели и не вздумай лгать или
  о чём-то умалчивать, она чует неправду.
  Она остановилась напротив рыси и чуть склонила голову; кошка ответила на приветствие
  отставив назад переднюю правую лапу и коротко кивнув.
  Большие умные глаза рыси, с характерным для всех кошек вертикальным зрачком, заключённым
  в золотисто-карий ободок, выжидающе обратились на Ридеру. Дарда, приподняв переднюю
  лапу, ожидала знака приветствия от человека, и, не моргая, смотрела в глаза Ридеры.
  Ридера и Дарда обменялись приветствиями, привратница подняла уши, соединив кисточки,
  приготовившись слушать.
  - Моё имя Ридера. Здесь, в Аингдоре, я надеюсь обрести знания и обучиться магии. Но, кроме
  этого, - Ридера занервничала и сжала левую руку под повязкой, - ищу совета здешних магов,
  уповая на их могущество и обширные познания.
  Дарда оскалилась, и ,прижав уши, тихо зарычала, отступая назад.
  " Это именно то, что я думаю?" - говорил её растерянный взгляд, встретившийся со взглядом
  Ктаеры.
  - Спокойно, Дарда. Она ещё небезнадёжна, - Ктаера говорила спокойно и отчуждённо, - к тому же,
  Он следует за ней, избавляя нас от необходимости утруждаться поисками.
  Кошка продолжала глядеть недоверчиво, но всё же, негромко ворча, отступила под тень
  ближайшей статуи, запрыгнула на постамент и улеглась у лап грифона, продолжая косо
  поглядывать на Ридеру, пока та, в свою очередь, несколько раз обернувшись и встретившись
  взглядом с рысью, не скрылась из поля её видимости. А видела Дарда очень далеко.
  ***
  Кралл раздражённо перелетал с одного участка крыши на другой: то, скользя по гладкой чёрной
  черепице вниз с вершины башни, пикировал на выступающие ниже маурлэаты, отталкивался от
  них, цеплялся за карнизы, сложив за спиной крылья, под удивлённые взгляды пролетающих
  собратьев упрямо полз вверх по контрофорсу, царапая загнутыми белыми когтями камень,
  поминутно останавливался, заворожённо рассматривая гильош. Между двумя параллельными
  контрофорсами то и дело сверкали прозрачные или же цветные, мозаичные стёкла, привлекая
  внимание Кралла. Он подбирался поближе, вытягивал шею и заглядывал внутрь. Из глубин
  комнат( это были жилые помещения либо лаборатории) вылетали крики, ругательства и
  увесистые предметы домашнего обихода: ночные горшки, старые глиняные кувшины, чашки,
  ботинки и стеклянные колбы, наполненные разноцветной жидкостью. От снарядов Кралл
  уворачивался , вскарабкивался выше и наблюдал, как выброшенные предметы, не долетая до
  земли, бестолково кружат в воздухе, сталкиваясь и разбиваясь, а затем уцелевшие влетают
  обратно.
  Добравшись до мансарды, Кралл принимался бродить туда-сюда, скрипя черепицей и снова
  с интересом заглядывая через окна в маленькие мирки двуногих существ, наполненные
  странными, иногда приятными, а подчас резкими запахами. Предметы не интересовали его,
  если не вбирали в себя и не отражали свет солнца. Ну или, если невкусно пахли. Наглядевшись
  на тесные логова людей, Кралл подолгу чесал клюв о внешнюю раму, раздражая обитателей
  заоконной стороны громким скрипом, пока створки окон не распахивались и оттуда не появлялась
  метла, карательное орудие магов, размахивающее пыльными прутьями над головой грифона.
  Кралл ловил метлу, успевшую угодить ему промеж глаз, перекусывал и, выплюнув две неравные
  половинки, разворачивал крылья и отталкивался от крыши, расшвыривая кусочки черепицы.
  Лавируя между арками, грифон поднимался вместе с потоками ветра к шпилям, изгонялся оттуда
  ворчливыми старыми самками, спускался на полукруглую крышу апсиды, а с неё под невзрачный
  козырёк нагретой солнцем крыши, сворачивался клубком, накрывал уши лапами. И всё же не мог
  избавиться от голоса зовущего его человека.
  Противный маг наверняка намеревался выдрать пару перьев из каждого крыла Кралла. Или
  послать за тысячи миль на поиски редкого корня, удобренного помётом безрогого оленя. Или же
  мог пожелать взобраться на спину грифона, затащив туда и непропорционально длинный и
  кривой, в точности как нос мага, посох. Кралл не любил старого ворчуна. Нисколько. Да и старик
  был тяжеловат для спины и свободолюбивой натуры грифона. На ум Краллу часто приходила
  улитка, за которой он однажды наблюдал: она не могла ни протиснуться в свой домик, ни
  сбросить его. Кралл тогда проглотил улитку, избавив её от вынужденной тяжести бесполезной
  раковинки на крошечной спинке.
  Грифон развернулся под тесным козырьком, убрав внутрь свободного пространства драгоценные
  крылья, и вообразив, что где-то далеко за небесным куполом умирает старая звезда, взмолился,
  чтобы на мага в его лаборатории обрушились все его колбы, горшки и несчётные склянки.
  ***
  Створки высоченных ворот беззвучно, медленно и величественно распахнулись, открывая
  взору круглую каменную площадку. Ридера задрала голову и удивлённо хмыкнула: скоб не было.
  Тяжелые каменные створки, высотой более сорока аршин, вырастали прямо из рёбер белых
  стен; распахиваясь и сходясь, они покрывались сетью светящихся ослепительно-синим сложных,
  миниатюрных узоров, сплетающихся и разбегающихся по всей поверхности ворот.
  Когда две противоположные створки соединились, контур узкой полоски между ними вновь
  ослепительно сверкнул и рассечённый камень сросся.
  Оторвавшись от созерцания гладкой стены, Ридера окинула взглядом окружающее её
  пространство. Обычная широкая площадка, мощёная серым квадратным булыжником. По её
  краям шелестела высокая трава и покачивались цветы на стройных стеблях.
   Площадка пустовала.
  Ктаера молча указала ей на коновязь, где бродили и толкали друг друга мордами и крупами
  привязанные лошади . Перекинув ремень дорожной сумки через плечо, Ктаера потрепала своего
  коня по гриве и расседлала. Хаур побрёл к кормушке.
  Ридера заметила, что по центру булыжник был цветным: красные, жёлтые, фиолетовые, зелёные
  камни образовывали большой круг со множеством мелких овалов внутри. Ридера нагнулась и
  чиркнула ногтем по красному камню.
  - Булыжник-то крашеный, - разочарованно огласила она.
  Стоящая у каменной лестницы Ктаера вдруг засмеялась:
  - Ещё бы. Адепты красили, - сквозь смех проговорила она, - провинились перед наставниками.
  Те вручили им кисти и краски, строго-настрого запретив пользоваться магией. Большинство
  терпеливо орудовали кистью до победного конца.
  - А те, кто схитрил?, - Ридера поднялась на несколько ступенек выше.
  - Спросишь у них сама, - Ктаера обогнала её и пошла впереди.
  Лестница вела их через небольшие воротца, охраняемые двумя миниатюрными грифонами.
  Подымаясь на последнюю ступень, Ридера отчётливо слышала доносившееся сверху звуки:
  голоса, топот, свист, журчание воды и шелест деревьев . Теперь Аингдор ожил. Жизнь этого
  места тем яснее выражалась через его обитателей, чем они были активней. Аингдор спал, когда
  спали в своих комнатах неспокойные маги; когда грифоны, почистив перья устраивались на
  крышах и ветвях высоких деревьев, когда последнему из них наконец удавалось найти крохотный
  свободный участок на тесных стропилах в нутре покатых крыш; когда последняя пичуга замолкала
  и прятала клюв под крыло. И просыпался он окончательно лишь с пробуждением последнего
  элемента в этом многоярусном живом механизме. Аингдор пока лишь присматривался к новичку;
  решение о принятии или изгнании ещё предстояло утвердить.
  Несмотря на поздний час, в Аингдоре было шумно. Своевольно зажигались изогнутые фонари,
  установленные по обеим сторонам аллей и тротуарчиков; в садах раскрывались с характерным
  бледновато-мягким синим и зелёным сиянием ночные цветы и скромно подсвечивали менее
  яркие травы; над ними порхали того же оттенка бабочки и прочие ночные насекомые.
  Парки блестящими шариками заполонили сверкающие цветными брюшками светлячки;
  прятавшиеся в светящейся растительности сверчки весело стрекотали наперебой друг другу.
  У озера целым хором заходились лягушки, соревнуясь в искусстве раздувать горловые мешки;
  там же шастали длинноногие цапли-полуночницы, отлавливая наиболее неповоротливых
  квакшей.
  Срединная Площадь освещалась ни хуже Трапезной или Главной Залы: сотни призрачных
  светоносных шариков медленно парили над головами суетившихся внизу магов; они производили
  мягкий белый свет, распространяя его вокруг себя длинными лучами-ниточками. Словно по
  водной глади, между ними тихо парили крылатые фантомы.
  Цитадель безмолвствовала, возвышаясь над всеми прочими строениями и окружающим
  пространством, и заботливо подсвечивала огоньками окон для подготавливающихся к
  знаменательному событию чародеев.
  Пройдя под воротцами, Ридера попала под свет бесчисленных магических "Светлячков" и
  мигрирующих среди них фантомов, разносящих свет яркими полосами вслед за собой. Как
  маленькие кометы. Дающих свет объектов было так много, что казалось, будто неба не
  существует вовсе. "Светлячки" сгрудились, образовывая купол над площадью.
  " Интересно, это работа кого-то одного или коллективное заклинание? - про себя интересовалась
  Ридера, и сразу же переключалась на новые размышления - ни единой звезды не видно!"
  Она опасливо пригнулась, когда над её головой пролетел стремительный, искрящийся светом
  фантом. Появилось непреодолимое желание ухватить призрачную птицу за хвост, зафиксировать
  в ладонях, рассмотреть и пощупать. Но что-то похожее на отрывок одного из объяснений Ктаеры
  о природе фантомов, всплывшее из памяти, настойчиво рекомендовало при встречах с оным
  держать руки при себе, если только тот сам не решится контактировать.
  Оставив пребывающую в состоянии детского восторга Ридеру любоваться невиданными раннее
  чудесами - которыми Аингдор сегодня изобиловал, словно устроив демонстрацию для новичка -
  и, не желая выдёргивать её из пучины оживших образов самых ярких мечтаний, Ктаера тенью
  скользнула назад, вмиг затерявшись за спинами роняющих от волнения свитки и посохи магов, и
  скрылась в ближайшей аллее, через которую намеревалась срезать до входа в Цитадель, минуя
  бурлящую, как озеро лавы толпу.
  На её плечо с разбега запрыгнул некто увесистый, чью лёгкую поступь она услышала от самой
  площади. Он прибежал со стороны Главной, значит ещё ничего не разузнал.
  Кот привычно завозился, переступая с одного плеча на другое, попадая мягкой лапой то в
  капюшон, оттягивая его вниз ,то мажа по лицу длинным пушистым хвостом. Ктаера остановилась,
  постукивая левой ногой о землю. Так и не выбрав между левым и правым, кот растянулся на
  обоих плечах, укрыв шею сзади мягким белым воротником и подмяв под себя волосы.
  Голова кота оказалась рядом с ухом Ктаеры: она услышала, как он быстро двигает челюстью,
  пережёвывая что-то.
  - Что-то ты толстоват стал, дружище. Совсем как домашний, - серьёзно заявила Ктаера, двигаясь
  дальше.
  Хруст мгновенно стих. И тут же возобновился.
  Узенькая аллея кривотелой змеёй извивалась между кустарниками и низенькими деревцами,
  ставшими жертвами топиарных инноваций в исполнении юных дарований, решившихся
  заняться модификацией данного искусства. Судя по разнообразию видов узлов, в которые
  связывались стволы кустов и декоративных деревьев, талантливые ученики яростно
  соревновались и во многом преуспели. Листья, скрученные в одну сторону, один к одному,
  образовывали фигуры животных, птиц и даже подобие человеческих бюстов. Кое-где унылые
  скелеты растений женская рука украсила скромной россыпью маленьких цветов.
  Ктаера мельком глянула на полную луну - та медленно ползла по ночному небосклону, точно
  плоская камбала в мутноватой воде. Маги погоды потрудились на славу: ни тучи, ни её обрывка
  не дрейфовало в ночном небе. Эта полнолунная ночь ознаменовалась редчайшим событием -
  явлением Белой Луны - уникальность коего по своей значимости соотносили разве что с
  появлением единорога.
  Извлекаемые из летописных источников разных времён достоверные описания Белой Луны
  сходились в одном: в определённую ночь любого времени года( высчитывать который
  приходилось по специальному календарю) ночное светило, дойдя до средины неба, начинало
  источать слепящий белый свет, яркий как солнечный, настолько, что глядя на него приходилось
  прикрывать глаза ладонью.
  В этом году ночь Белой Луны выпала на осень. Этим и объяснялась непривычная рассеянность и
  суетливость магов. Предполагалась иная дата, однако её точное определение неожиданно
  изменилось за несколько дней до самого события. Приготовления, со всей своей важностью и
  торжественностью, обычно начинаемые за месяц до праздника Белой Луны, сменились
  беспорядочной беготнёй, всеобщей паникой и торопливыми сборами.
  Со спехом, неправильно добавленными ингредиентами и сломанными черпаками готовились
  зелья, что называется, на скорую руку; аккуратно, но спешно фиксировались слова "свежих"
  заклинаний на новой бумаге ослепительной белизны; извлекались из закромов припасённые,
  пока ещё пустые заготовки для будущих амулетов.
  Любой предмет, сделанный магом, при условии, что он имеет малую часть магической силы
  вложенной в него создателем, многократно увеличивает её под холодными лучами Белой Луны.
  Эльфы Каландейля, известные своим запредельным почтением к различного рода святыням,
  восторженным шёпотом произносили: " Кеас" кеа" - "Щедрая"; суеверные трусливо молвили:
  " Слепая" - зажигали по одной свечке в каждом углу дома, увешивались сушёными дольками
  яблок и успокоенные наличием предпринятых мер безопасности, усаживались пересчитывать
  жёлтый горох, тревожно вслушиваясь в тихую жизнь ночи за стенами своих жилищ, дабы не
  пропустить первый вой собак и третий крик петуха. Их Домовые над этим только посмеивались,
  от чего хилое пламя свечей колыхалось, побуждая хозяев быстрее перекладывать горошины.
  Не только благочестивые, чистые душой и помыслами волшебники не смыкали глаз в ту ночь -
  бессонница овладевала и разумом их инверсных коллег, ведущих недобросовестный образ жизни
  и соответствующие ему деяния.
  Чародей поспешно раскладывал на треножных стеклянных подставках, заранее вынесенных на
  улицу, камни в причудливых оправах и шнурках всевозможных форм - заготовки под амулеты -
  рядом с ними занимали отведённые им места бутыли и неправильные колбы с зельями и
  микстурами, посохи устанавливали в специальные стеклянные зажимы, гладко выступающие из
  стеклянной поверхности подставки; свитки разворачивали, их края прижимали небольшими
  стеклянными квадратиками.
  Нервный колдун, перекладывая книгу в тяжеленном переплёте с места на место, бранил
  безответственных бесов за разлитую на пол воду: коварная жидкость подмыла границы
  пентаграммы. Злопамятная нечисть пакостила нарочно, возлагая надежды на демона из
  колдовского круга.
  Некромант, сцепив костлявые руки на потрёпанной книжонке, отрешённо взирал на суетящихся
  слуг своих из-под надвинутого на глаза капюшона, прикрывавшего позорную лысину,
  приобретённую им в комплекте с Великим знанием. Краем глаза он следил за бесом,
  крутившемся рядом с жертвенным поросёнком. Красноречивый взгляд бледно-голубых глаз
  некроманта сулил лично бесу множество неприятностей, в случае превышения им полномочий;
  бес невербальным угрозам внимал, но на поросёнка поглядывал.
  Ведьма, тиская ручную летучую мышку-крылана - свою любимицу, наподобие тех пушистых
  болонок, которых обожают столичные модницы, - вся увешанная стеклянными и деревянными
  побрякушками, костяными бусами и браслетами, кружилась в безумном танце, выкрикивая
  заклинания и разбрасывая свои украшения вокруг. Прислуживающие ей коловёртыши
  в испуге шугались из-под её ног.
  Луна не утруждала себя выбором "достойных" и отсеиванием "недостойных": силу её света
  черпали представители обеих категорий. Поэтому, склонные верить и подражать чужим фобиям,
  называли её "Слепой". Не совсем справедливо, но и небезосновательно.
  Ктаера пошарила по малым отделам походной сумки, похлопала себя по карманам куртки,
  заглянула в укреплённый на поясе кошель, не нашла ни одной подходящей вещицы, а выудила
  только кожаный мешочек составляющими своего доэтгина; он показался ей тяжелее. Она
  распустила горловину и заглянула внутрь: под вороньим черепом, приминая перья, лежал
  идеальной круглой формы камушек, гладкий и полированный настолько, что искажённо отражал
  окружающие предметы. Ктаера осторожно вынула загадочный предмет и оглянулась на кота -
  у того глаза сделались в два раза больше обычного. Этот камушек она подобрала на площади
  в деревне у Косогор, во время разговора с драконом Килайтаром. Она сжала камень в руке: он
  был холодным, как твёрдый ком снега. Она покатала его на ладони. Кот выжидающе смотрел
  на неё, нервно перебирая лапами по ткани куртки. Загадочно хмыкнув, Ктаера спрятала
  раздражавший и её и кота чёрный шарик обратно в мешочек, к уже испорченным частям
  доэтгина. Она не была уверена, что верно определила принадлежность этой непонятной
  вещицы к чему бы то ни было, но точно знала, что доэтгина призывать не стоит теперь и пытаться.
  ***
  Фонтан, в котором вода с плеском и шумом не изливалась вниз, а бесшумно поднималась
  вверх по невидимым воздушным спиралям, и его брат-близнец, точно такой же, с разницей
  лишь в физическом состоянии жидкости, всецело завладели её вниманием. Ридера металась
  между фонтаном восходящих спиралей и фонтаном с ледяной конструкцией, образованной
  застывшими струями воды, как голодный кот между мисками с похлёбкой и сливками,
  прихлёбывая то из одной, то из другой, пока не будет прерван появлением хозяина, то есть,
  мага.
  Некто обратился к ней из-за спины, с просьбой чуть-чуть потесниться. Теснясь, Ридера пребольно
  врезалась в чьё-то плечо; обладатель оного не замедлил изъяснится по поводу столкновения.
  - Советую получше присматриваться к тем, кого толкаешь! Иначе плечи перекосятся! - злобно
  прорычал лохматый рыжеволосый парень, не двинувшись при толчке с места, даже не
  шелохнувшись - пострадавшей была, скорее, Ридера, нежели рыжий грубиян.
  Маг, носящий витиеватое имя Валтазар, весьма талантливый и подающий надежды чародей,
  неустанно покоряющий Путь Разрушения и взявший на прицел Путь Иллюзии и Обмана, в меру
  заносчивый, но не честолюбивый, сообразительный и крайне упрямый молодчик, выделяющийся
  вечно растрёпанной рыжей шевелюрой, достававшей ему до лопаток, привыкший прежде
  бросаться грубыми фразами дворовой ругани, чем раздумывать над степенью их приемлемости
  в разговоре с тем или иным оппонентом.
  По этой причине ранимые натуры всячески избегали его компании, вспыльчивые, чьё самолюбие
  не терпело попирательств, напротив, искали предлог для стычки с ним, что содействовало
  сужению и без того узкого круга приятелей и терпеливых знакомых Валтазара.
  Он часто обретался один, изучением материала занимался самостоятельно: обложившись
  в дальнем углу Читальной залы кипами книг и увенчав это подобие бумажной крепости
  развёрнутыми свитками, исчезал из поля зрения окружающих( чему те несказанно радовались) и
  подолгу оттуда не вылезал. К умудрённым жизнью старцам, да и просто старшим магам, если
  чего не понимал, он обращался редко, нехотя, при этом чувствуя себя униженным и глупым.
  Достижениями Валтазар считал те результаты, которых достиг самолично, без чьей -либо
  посторонней помощи.
  " То, что даётся просто, не есть настоящее достижение. Лишь то, что приходит с изнурительным
  трудом - вот истинное достижение!" - говорил он сам себе, чтобы взбодриться, когда веки
  против воли наползали на глаза, и буквы расплывались по странице, смешиваясь друг с другом,
  а голова устало клонилась на грудь. Встряхнувшись и распределив по полагающимся им местам
  разбежавшиеся по чужим строчкам буквы, Валтазар вновь утыкался в книгу. От бессонных ночей
  он был мрачен, как пожжённый солнцем вампир, угрюм, как изрядно подзадержавшийся на
  этом свете двухсотлетний старик, несколько скандален и остёр на язык, как долго
  сдерживавшийся отшельник, чей духовный баланс расшатали настойчивые поборщики налогов.
  В перепалки он вступал неохотно, но если успевал войти во вкус - его уже было не унять.
  Однако на праздник Белой Луны Валтазар явился, ко всеобщему удивлению, смирен и спокоен,
  на подначки отвечал снисходительно и кратко, и даже получив толчок в плечо от какой-то
  незнакомой девчонки, ограничился только скупой угрозой.
  На попытки Ридеры вызвать у Валтазара приступ раскаяния неумело брошенной в ответ
  встречной угрозой - обратить его, подающего надежды, самопровозглашённого светилу боевой
  магии, в обрубок жабьего хвоста , - угрозой, равной по абсурдности лепету уверенного в своей
  фантазии ребёнка, тот осклабился, как почувствовавшая молодого русака опытная гончая, и
  приготовился излить на жертву горькую желчь, при малейшем её движении, когда явилась
  Идрагура - неукротимая альтруистка, заступница новичков, невесть как ею чувствуемых.
  Её за глаза звали Наседкой; она брала под свою защиту всякого беднягу, притесняемого
  бесчувственным социумом, преследовала всякого одиночку, стараясь ввести его в дружный
  круг собранной её "семьи", взывала к дремлющей совести последнего эгоиста и готова была
  встать на защиту каждого из них, немедля выдвинув безупречную апологию, при этом забывая
  интересоваться мнением подопечных.
  В своё время Валтазару невероятных усилий стоило вырваться из-под её обширного крыла,
  где со временем становилось всё теснее, делая пребывание под ним ещё более невыносимым.
  Валтазар терпеть не мог и не допускал опеки над собой.
  У Наседки не было собственного выводка. Поэтому она опекала чужой. У неё не было ни близких,
  ни дальних родственников. Поэтому она искала своих среди чужих. И находила. В общем,
  собирала вокруг себя семейство, члены которого и не подумали бы окрестить себя таковым.
  Рослая Наседка вклинилась между Валтазаром и незнакомой, которой он уже мысленно
  посочувствовал, полностью закрыв спиной недоумевающую по поводу неожиданно прибывшей
  подмоги Ридеру; уперев полные руки в не уступающие им бока, всем своим видом демонстрируя
  непоколебимость в решении усовестить негодяя, как строгая мать глядит на ребёнка, который
  всегда был воспитанным тихоней и вдруг неожиданно сорвался и нагрубил соседке - взглядом
  сулящим отнюдь не сласти - Идрагура выбрала из всего своего арсенала зрительной мимики
  именно этот.
  Валтазар был сиротой, и взгляд этот ему был не знаком. Он лишь лениво поворошил спутанную
  копну волос и собирался уже сострить что-нибудь насчёт подёргиваний левого глаза Наседки и
  как-то связанной с этим маниакальной склонности к самоотверженной защите окружающих,
  но она плюнула желчью первой:
  - И не совестно тебе?
  - По поводу?, - вздёрнул бровь Валтазар.
  -Убеждать незнакомцев в наличии среди нас невежественного отребья вроде тебя!
  - Ничуть, - коротко ответил Валтазар, устремляя взор к небу, в привычной ему манере прервав
  разговор игнорированием собеседника.
  Идрагура молча отвернулась.
  - Ему не хватает воспитания, - обратилась она к Ридере, глазами указывая на бесцельно
  бредущего среди суетящихся волшебников Валтазара, - Он вырос сорняком, без родителей. Его
  уже никто не изменит.
  - Что выросло, то выросло, - это высказывание Ридеры часто слышала от матери и сама не зная от
  чего любила пускать его в ход. Она подозревала, что относилось оно именно к ней, когда будучи
  чем-то раздосадованной она принималась капризничать.
  - Смотри-ка! Небеса увенчались луной. Вот-вот начнётся праздник Белой Луны.
  ***
  Миновав очередной лестничный пролёт, перемахнув последние ступени через перила, Ктаера
  попала в просторную залу, откуда несколько крепких дубовых дверей вели в другие залы,
  комнаты, галереи и коридоры. Она остановилась, несколько раз резко повернулась вокруг своей
  оси, вынуждая кота отчаянно вцепляться когтями в куртку и недовольно ворчать, воспроизводя
  в памяти схематичный план крепости: затруднение заключалось в перепланировке,
  осуществлённой в её длительное отсутствие. Между дверьми - переходами в жилые помещения,
  в каменной стене, ранее завешенной дорогим гобеленом, появилась ещё одна, неотличимая от
  своих дубовых сестёр, только лишь новая. Расположение комнат никогда не менялось, в отличие
  от их внутреннего обустройства и содержимого. Последнее, будь оно маленьким и компактным,
  поочерёдно тайно переносилось и тщательно перепрятывалось, стоило появиться или
  освободиться очередному тайнику.
  - Придётся побегать. Наверняка старый Маоркайин самолично запрятал в какую-нибудь щель или
  яму и замуровал, - Ктаера побрела вглубь коридора; насчитав ещё одно лишнюю дверь, она
  вздохнула, жалея, что задумала всё это.
  - Что-то потеряли?, - явившейся из ниоткуда посреди залы Маоркайин произвёл должное
  впечатление, но недолгое.
  - Всё порталами балуешься? Это опасные и неустойчивые магические феномены. В этот раз
  твой балахон слегка подгорел, а в следующий раз вспыхнешь сам. Или нестабильный портал
  захлопнется, - говоря это Ктаера увлечённо жестикулировала, сводя и разводя ладони, показывая
  как именно это произойдёт,- пространство сожмётся и сожмёт тебя, а затем благополучно
  вернётся в исходное состояние, поглотив твои изуродованные останки.
  Маоркайин трижды хлопнул в ладоши, поражённый глубиной познаний Ктаеры.
  - Что тебе нужно здесь? - холодно вопросил Маоркайин, незаметно шаркая ногой по дымящемуся
  краю балахона.
  - Мне вновь пришлось исполнять роль проводника. Знаешь, пришла пора вам разориться на
  указатели: желающих пожинать плоды магии в твоём разросшемся огородике с колоссальным
  магическим фоном всё больше и больше.
  Маоркаийн помнил те времена, когда Аингдор был ещё молод. Закладки и основателей он
  помнить не мог - и никто не помнил, даже друиды, Лесной приют которых в то время пребывал
  в форме переносимых птицами и лихим ветром семян. Но зато он видел, как Аингдор разрастался,
  как возле Цитадели, подобно многочисленным грибам возле могучего дерева, появлялись новые
  постройки; по прошествии многих лет и они обзаводились собственной каменной свитой; цвели
  и плодоносили роскошные сады и оранжереи, шумели водопады, ручьи и фонтаны, пруды и
  озёра безмолвствовали, аллеи и тропки ветвились во всех направлениях, каменные лестницы
  поднимались вверх и круто спускались вниз, деревянные мостки опасно качались над
  стремительными водопадами; прознавшая о незаселённом биотопе разнородная живность
  множилась с пугающей скоростью: белки и кролики заполонили рощи, за ними туда прокрались
  и рыжие лисицы; птицы смело перепархивали с дерева на дерево, покуда не явились острозубые
  хорьки и куницы, тоже неплохо освоившие древолазанье; озёра заселили жабы и лягушки,
  слетелись цапли, утки, лебеди. Маги успевали лишь разводить руками и вытравливать крыс;
  но вскоре этим занялись коты, поначалу основательно взявшиеся за дело, а позже вкусившие
  не таких агрессивных садовых белок и безмолвной сметаны со столов хозяев. Видимо-невидимо
  грифонов покинули свои гнёзда в надёжных, недоступных и вечнозелёных гигантских лесах ,
  чтобы повидать легендарную Обитель Магов. Помнил Маоркайин и явление, к великому ужасу
  грифонов, их злейших врагов, вестфоров, чернопёрых и круглорогих птицеподобных созданий.
  И так год за годом, столетие за столетием, событие за событием, виток за витком в истории
  Аингдора.
  Вереница из воспоминаний, спровоцированная безобидной метафорой, грозила перерасти в
  ностальгию о славных деяниях прошлого, но поборовший её уже не раз Маоркайин, резко
  оборвал разошедшуюся память, велев ей замолчать.
   Ктаера бродила от двери к двери и сравнивала степень обработки дерева, скребя по
  полированной поверхности ногтем.
  - Эта сработана не в пример лучше остальных, - прокомментировала она с видом знатока,
  безошибочно определяющего лучшую работу среди тусклых второсортных образцов, и
  повернулась к Маоркайину, - должно быть, за ней спрятано что-то важное?
  Бессмысленными расспросами и болтовнёй она обращала течение времени в пользу своего
  шустрого напарника, тотчас умчавшегося вверх по лестнице при появлении Маоркайина.
  Архимаг это знал. И коснувшись ногами твёрдого каменного пола, первым делом оглядел все углы
  и закутки залы, в поисках четырёхлапого помощника Ктаеры. Кота и след простыл.
  Как они согласовывали свои действия, для Маоркайина оставалось неразрешимой дилеммой:
  то ли имели один разум на двоих, то ли научились понимать друг друга с полуслова и полужеста.
  Маоркайин повторил вопрос:
  - Что тебе нужно здесь?
  Из всех непостоянных гостей Аингдора, появлявшихся раз в несколько лет, а затем бесследно
  исчезавших, будто в воду канувших, больше всего недоверия Маоркайин питал к Ктаере, хоть
  и знал её очень давно. Но, знать и доверять - не одно и то же. Он успел родиться и состариться, а
  она не изменялась внешне. Годами пропадала неизвестно где, появлялась и исчезала.
  Маоркайин пробовал искать, расспрашивал, но ни разу не сумел взять след. Став архимагом, он
  оставил игру в следопыта и навсегда осел в Аингдоре.
  - Сущий пустяк, тебе не стоило ради этого покидать своё уютное кресло, с которым ты скоро
  срастёшься.
  Маоркайин молча и пристально глядел на неё.
  - Согла"ас. Где он? Куда ты спрятал его, архимаг?
  - По какому праву ты претендуешь на этот артефакт?, - Маоркайин бросил на неё недоверчивый
  взгляд.
  - По праву хранителя. Прежний хозяин передал его мне, с официальным подтверждением в виде
  доверенности с его подписью и печатью. А я оставила свою вещь тебе на сохранение, - Ктаера
  развела руками, - как видишь, закон на моей стороне. Доверенность по-прежнему у меня.
  Согласно одному из положений Кодекса магов, артефактами, переданными или проданными
  кому- либо, при наличии письменной доверенности как главного условия владения ими, их
  правообладатели распоряжались по своему усмотрению. Как правило, в личном пользовании
  находились артефакты средней мощности, относительно безобидные; мощные же содержались
  в хранилищах, под строгим надзором Мудрецов Огтиала .
  Маоркайин выпрямился и недоверчиво посмотрел на Ктаеру. Ктаера посмотрела на него.
  - Я - архимаг, и имею основания,... - начал было Маоркайин, но был беспардонно прерван
  Ктаерой.
  - Ты - один из семи, - недовольно промолвила она, - остальные шестеро также хорошо знакомы с
  Кодексом, и твоего самоуправства могут не поддержать.
  Раздосадованный Маоркайин попытался возразить, но снова был прерван:
  - Помимо вас семерых, Кодекса придерживается Верховная. Мудрецы Огтиала - его основатели, а
  их любезные сподвижники, прозванные "блюстителями" , рьяно следят за его соблюдением, -
  подумав, Ктаера добавила: - Даже Стратиатум, дракон, безвылазно возлегающей у гигантских
  стопок книг, знаком с нашей юриспруденцией. У любого из них спроси и получишь ответ: ты вот-
  вот преступишь закон.
  В этот момент мимо Маоркайина прорысил кот: он недружелюбно скосил на архимага жёлтый
  глаз и в знак крайнего пренебрежения задрал тонкий хвост и направился к хозяйке. В зубах он
  держал тонкий шнурок, продетый в неправильный железный кругляш, негромко стукавшийся о
  пол при каждом шаге кота.
  Сказать, что Маоркайин недолюбливал кота, значит ничего не сказать. Этот кошак при желании
  в мгновение ока пропадал из виду, мог найти и стащить что угодно, умел прятаться так, будто
  проваливался сквозь землю или растворялся в воздухе; когда он желал остаться незамеченным,
  его не под силу было отыскать ни лучшему собачьему носу, ни лучшему следопыту, ни лучшему
  магу-следопыту, никому. Бывало, кот нарочно выходил из тени и неспешно прохаживался под
  окнами Маоркайина, распугивал воробьёв, шипел на грифонов, пытавшихся клюнуть его
  вившейся белой змеёй хвост, топтал цветочные клумбы, где архимаг часами возился с редкими
  заморскими растениями, и беспрестанно точил когти о молодые персиковые деревца.
  Словом, характер у питомца Ктаеры был прескверным.
  Приняв из зубов кота непрезентабельного вида артефакт, Ктаера объявила, что темы для беседы
  исчерпаны и поспешила откланяться. Поравнявшись с замершим на месте архимагом, Ктаера
  остановилась, вынула мешок с испорченными вороньими косточками и загадочным куском
  невиданной породы, и вложила его в нерешительно протянувшуюся вперёд ладонь Маоркайина,
  со словами:
  - Не клади рядом с магическим инвентарём.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"