Город доволен и сыт, укутался в ночь и уснул. А меня так это злит... Иду, горячий, рвотный, как солнечный плевок. Не человек, а голодная, дикая челюсть. Ногами-клыками рву мокрый асфальт, битум, как простынь, скребу с пошлых, грязных дорог. У меня по венам кипящее железо течет, а из кожных пор парит гнев и злость...
Город спит, даже не дрогнет ни одна лицевая мышца. Ни окном не моргнет, ни дверью не скрипнет. А я ору, жгу гланды так, как и тысяча самых измученных бесов не крикнет. Сердце больше не терпит, не бьет, не стучит - барабанит, боксирует, трахает, крошит грудную клетку в муку. Открывает меня и льется кровавой блевотой наружу. Обвивает и душит аортой проспекты, впивается венами в сточные трубы. Я тону в своем сердце. Меня так много, а города мало. Город спит.
Спит. И сквозь заводские трубы, вдыхает коктейли из серы и ртути. Для человека, для солнца и доброго утра, в его раковых легких места нет.
Город так крепко спит, я - нет. Из мусора, губ и зубов, ногтей и прочего фарша, пытаюсь собраться, но проще
остаться
кровавым мокрым пятном вместо солнца на асфальте. И слепить, и сжигать богу глаза, чтоб от страха и стыда открыл уже это чёртово небо, и стучать по его зрачкам, как по пальцам голодный молот.
Эй. Ты когда-нибудь видел кровавый рассвет? Доброе утро, мой город.