Выдался один из прикольных по погоде дней конца сентября. Синева безоблачного неба не притеснялась даже образцовым благолепием дореволюционной архитектуры. У акаций был вид смиренных старцев, обвешанных коричневыми стручками как веригами.
Коты позалазили на мусорные бачки и нагревались до состояния отупения. Собаки забегали в автобусы и разъезжали в них по всему городу. Глупеющие по минутам голуби совсем перестали летать, заменив полеты пожиранием наброшенной им жратвы и заклевыванием внутристайных изгоев.
Внутри остова шестиэтажного реставрируемого дома, завешанного болотного цвета ячеистой сеткой, что-то сыпалось, из пустых проемов окон поднимались признаки пыли, но ни одного рабочего видно не было. Казалось, что здание пыталось саморазрушаться произвольно, но ничего не выходило.
Старухи как по зову сирены потянулись в "Магниты" и "Пятерочки", лениво скупая не нужные им масло и яйца. Уныло выходили из забегаловок мужички, так и не захмелев. Даже крикливые студенты железобетонного техникума немного приутихли, наслаждаясь сгустившейся над ними оскопляющей атмосферой.
С утра в интернете появилась информация о работе в Госдуме над проектом закона о тунеядцах, а в проблемной Сирии кто-то занял очередную бензоколонку. Но эти события мало заботили двух корреспондентов интернет-издания "Южный узел". У них в этот день было много важных заданий редакции и даже самого главного редактора. Можно было сделать материалы о голодающих уже 20 лет шахтерах, о ненужности убранной пшеницы или бесконечных кознях халифата. Но встретились они в зале областного суда, где должно было состояться слушание дела отставного судьи Голикова, который уже несколько лет оспаривал свое отстранение от должности.
- Зачем ты пришел? - высказал нескрываемое неудовольствие Бронислав Тарзанцев, ведущий корреспондент издания.
- А ты зачем? - в свою очередь возмутился Платон Стаканов, неофит в журналистике.
Тарзанцев ничего не смог ответить. Платон уселся рядом с ним. Оба, молча, стали ждать появление судьи, уткнувшись в свои мобильники.
В зале уже сидел прокурор Волчий. Грузно насупившись, он уставился в судебные бумажки. Около него суетилась молодая девушка-секретарь, а у дверей стояли два парня-охранника.
Наконец, через час в зал вошла судья Посудникова с кипой бумаг и в безразмерной мантии. Но оказалось, что нет адвоката Голикова, Ашраума Бубняшева. Не было и самого Голикова, но это никого не волновало, так как он не появлялся уже третий месяц, ссылаясь на свою неподдающуюся лечению болезнь. Пришлось сделать перерыв еще на полчаса.
На огромной парадной лестнице бывшего особняка дореволюционного богача Гормонова, покинув зал заседаний, Платон решил выяснить у Тарзанцева, кто будет писать сегодняшний отсчет.
- Давай, я это заседание возьму, а ты завтра следующее, - предложил он Брониславу.
- Можно, - пожалел Тарзанцев товарища.
- Завтра я на халифат пойду
- Давай
Примирившиеся товарищи продолжили общение, благо времени было много.
- Что там было на конференции? - спросил Платон у Тарзанцева, который на днях летал в Москву, где руководство газеты собирало сотрудников с периферии для ознакомления с важными нововведениями.
- В первый день пирожки ели, - с ироничной улыбкой ответил Бронислав.
- С водочкой?
- Не-е-ет
- Жуть
- Да-да, - продолжал Тарзанцев. - Во второй, учили, как составлять запросы в госорганы. Сказали, чтобы дерзали.
- Да, надо попробовать, - с наигранной заинтересованностью проговорил сквозь зубы Платон, набирая очередное сообщение к своей подруге.
Наконец, через час появился адвокат Бубняшев. Посудникова открыла заседание, но тут же отложила до завтра, так как в очередной раз из-за отсутствия Голикова судить не смогла.
Платон, усевшись с Тарзанцевым на лавку около зала заседания, с самоуслаждением начал печатать в своем ноутбуке отсчет о заседании. Буквы постепенно складывались в слова, которые превращались в архиструктуру необходимых предложений. Написав, два абзаца формального вступления, Платон перешел к главному.
- Что там сказал прокурор про болезнь Голикова? - спросил он Бронислава.
- Я не расслышал, пробубнил что-то, - вяло ответил Тарзанцев.
- Голиков не отвечает на звонки, Ашраум понтуется что-то, - подытожил Платон. - О чем писать?
- Пиши, прободной лишай
- Да, смешно, - уныло усмехнулся Платон. - Сам Голиков не знает, чем болен.
- Тайная болезнь, - попытался еще раз пошутить Тарзанцев. - Даже подумать страшно.
- Ну, все, - с младенческой непосредственностью после часовой работы воскликнул Платон, ставя точку. -- Можно отправлять.
- Мне нравится ходить на Голикова. Тут весело, - подумав, добавил он.