Один день из жизни немцев-переселенцев в Германии.
.
- Вон пошла...Брысь! У, зараза летучая! Дай же мне поспать. Отстань, говорю!
Маленький полный Николай беспорядочно замахал руками, будто утопающий, и окончательно проснулся. Было раннее, и довольно прохладное апрельское утро. По расцвеченным окнам было видно , как с востока в очередной раз привычно выкатывалось солнце.Николай, скосив глаза тоскливо посмотрел в ту сторону. Россия, откуда он три года назад впросился в Германию, была теперь для него страной восходящего солнца. Двуглавый орел был повернут одной стороной сюда, и смотрел на перебежчика то ли с недоумением, то ли с надеждой.
В комнате брезжил утренний полумрак и все пространство ее, от пола до потолка было аккуратно, как по линейке разлиновано узкими световыми полосками от неплотно сомкнутых жалюзи.
Николай был в квартире один. Жена еще потемну уехала на работу, она готовила завтраки в немецкой школе, дочка пошла в школу. И только безаработному Николаю, мужу и отцу, спешить было некуда..
Он спал обычно долго, но в этот раз его разбудила муха. То самое ничтожное крылатое существо, которое встречается всюду, и является космополитом. Обычная немецкая муха, неизвестно как залетевшая на высоту семнадцатого этажа.
Сперва она настырно кружилась над лицом Николая, по-немецки обстоятельно прицеливаясь хоть за что-нибудь укусить его, потом, вдруг изменив свое подлое намерение, бочком, но довольно резво спикировала к полу, и стала на бреющем полете резвится в в острых, все более разгорающихся полосках света. Маленькие прозрачные крылья ее ее то вспыхивали на мгновение блестками чистейшего золота, то угасали до прежнего унылого цвета.
Однако, лежавшего на кровати человека, она , дерзкая, в покое оставлять и не думала. Когда ей прискучивали собственные пилотные виражи, она опять с каким-то диким упоением бросалась на человека. То ли пыталась поднять его с постели, то ли требовала разделить с ней бурную радость от нового дня.
- Муха?- обратился к ней Николай.- Надоела ты мне, зараза! Как же ты будешь называться по-немецки? Что-то я никак не могу вспомнить...Муха...Муха! Цокотуха! Ну, память выручай!
Он минуты две старательно собирал складки на еще гладком, не покрытом морщинами лбу, таращил в потолок глаза, но внутренние ресурсы головы давали сбой. Что-то вертелось близко, приближаясь к языку, но исчезало, как зыбкое сновидение. Муха,между тем, усевшись на прикроватную лампу, стала энергично вычищать от пыли свои натруженные полупрозрачные крылья, шустро используя для этой санитарной цели задние, мохнатые у основания туловища лапы. Ее овальная несоразмерно большая с туловищем голова с нагло-выпуклыми глазами выражала полное равнодушие к поставленному вопросу, и вообще к судьбе человеческой.
- Господи! Я же ничего не знаю по-немецки,- ужаснулся своим достижениям в языкознании Николай, и, снедаемый досадой, безжалостно ткнул себя кулаком в подбородок.- Мать честная, я ведь уже три года живу за границей. Двое языковых курсов прошел. Жена освоила язык, дочка в немецкой школе свободно учится. Плакали поначалу, словари до дыр затирали. И ничего- добились своего. Вика сегодня ушла в школу, в седьмой класс, напевая какую-то немецкую песню. А прежде, бывало, ходила, как на Страшный суд. Бедная девочка, ей досталось от этого переезда больше всего. Четыре года училась в русской школе, а потом бац, по вине родителей- будто на другую планету высадили. Немцы -одноклассники поначалу смеялись над ее языком, а теперь у нее есть закадычные подружки. Сегодня, услышав веселый мотивчик дочери Николай сквозь полудрему порадовался за дочь. Она, уж точно, прийдется в этой стране к месту! Один я урод неподдающийся какой-то... А без языка никакую приличную работу здесь не найдешь Ни на одну фирму не возьмут. Зачем им,в самом деле, немой? Такие тут у них порядки.
- Муха? А ты небось с подружками своими по-немецки разговариваешь? Тут и воробьи-то по-местному чирикают И вроде даже листья на деревьях и то кажется шумят по-немецки.
Муха ничего не ответила, а только снявшись с лампы, на лету довольно остро цапнула его за ухо, и полетела к телевизору.
- А мелка ты будешь против наших российских мух,- стал унижать ее национальное достоинство Николай,- а все потому что у немцев мало свалок для твоего прокорма. Каждый день метут и мусор вывозят. Если хочешь- лети ко мне на родину, там ты втрое крупней будешь. У нас не мухи, а звери.. На свалках даже бомжи запросто прокармливаются. Вот так!
Муха, точно оскорбившись, что ей предлагают изменить отечеству, опять сделала короткий бросок на жертву, и в изящном полете спланировала на плоское стекло телевизора, здраво рассудив, что если Николай и в самом деле надумает изночтожить ее, то на экране он этого делать не будет. Телевизор для безработного упитанного мужика, день-деньской просиживающего дома-единственное развлечение.
- А я тебе, тварь ничтожная, все же досаду принесу,- сказал Николай, и нажал кнопку на пульте управления. Большущий телевизор мягко крякнул и уютно зашелестел, сразу пошла уже привычная, но в большинстве речевых нюансов все же незнакомая чужестранная речь, затем экран осветился четким, до мельчайших цветов и оттенков различимым изображением.
На этот телевизор семья копила деньги несколько месяцев. Намучившись в России с плохими, функционировавшими лишь после удара кулаком телеагрегатами, здесь купили огромный, чуть ли не впол- стены телевизор. В России на такой аппарат потребовалась бы голодать годика два, а здесь купили на пособие по безработице довольно быстро.
Пошла реклама немецких товаров. Муха черной точкой шустро засеменила по всем направлениям экрана словно пыталась запомнить, и потом приобрести все предлагаемое. Ни шум, ни свет ее нисколько не смутили. Она даже еще больше оживилась, будто экранное излучение добавило ей энергии.
Николай не любил роскошные немецкие магазины. Изобилие товаров раздражало его. Дело было в особенной покупательской психологии бывшего советского человека.
В те времена у всех имелись в достаточном количестве деньги, чтобы приобрести любой товар, имеющийся в любом магазине. Хоть ковер, хоть пылесос, или красивую одежду. Проблемма была в одном- этих товаров не было в достаточном количестве. Все приходилось не покупать, а доставать с боем в бесконечных, агрессивных очередях, где случались не просто ссоры, а настоящие мордобои. Из знаменитых советских очередей немало клиентов было увезено не только в больницы, но и прямиком на кладбище.
И здесь, на Западе все хотелось, согласно въевшейся психологии приобрести, купить, стать обладателем полюбившегося товара, но не было достаточных средств. Это и приводило в состояние некоего психологического ступора.
- Муха? Муха? Как же ты, вредная насекомая, ничтожество этакое, будь ты неладна называешься в ихнем языке?- продолжал шевелить полными губами обескураженный, Николай.- Убей не вспомню. И чего вспоминать, если я никогда этого и не знал. Вот проблемма! А может у меня вовсе нет способностей к иностранным языкам?А что? Бывают же такие люди! Сколько не изучай- результат ноль. К тому же мне уже сорок лет через пол-года будет. Какое тут обучение? Тупой до конца жизни. Вот бы мне такую справку от врача иметь! Не способен, мол, и точка! Нету нужных извилин! А может у меня в жизни было сотрясения мозга? А я про него уже забыл. Надо вспомнить. Ведь чего только со мной в жизни не бывало!
И он, не сводя глаз с беззаботно резвящейся мухи, откинулся на подушку и начал перебирать отдельные эпизоды своей уже довольно пространной биографии. Наконец, его осенило! Армия! Вот что повредило его мозги. Он служил на постройке знаменитой в те времена железной дороги- БАМа.
Газеты и телевидение твердили, что это комсомольская стройка, что магистраль от Байкала до Амура строит молодежь по комсомольским путевкам. Это не было сплошным враньем, но и правды в этом утверждении было мало. Основные тяжкие на трассе работы выполнили солдаты стройбатальонов и заключенные. Они вкалывали по принуждению, а комсомольцы ехали на БАМ добровольно. Сотрясения мозга, как такового у Николая не было, но его бедной головушке солдатской досталось немало. Стройбатовцы жили прямо на трассе в больших армейских палатках, где под утро было так холодно, что волосы примерзали к подушкам. Приходилось с треском отдирать их от наволочки, как ледяные макароны. Вот и простудил мозги. И лысина теперь от этого растет. А какая была у него шевелюра. Проклятый БАМ. Строили, строили, по нескольку раз отспыли в болотах полотно, уходившее неизвестно куда, летом парились в ядовитых туманах и кипящих облаках гнуса , верили, что эти новенькие блестящие рельсы сделают страну счастливой а дорога, говорят, теперь и никому не нужна... Рельсы заржавели, костыли расшатались, шпалы коробит вечная мерзлота.
Мухе скоро надоели утомительные гонки по экрану и она, отлипнув от стекла, бодро рекламирующего немецкие газонокосилки, и зубные щетки нам батарейках, , бочком перелетела на книжную полку и уселась на семейную фотографию Николая. Эту фотографию он привез с собой, вправил в изящную рамочку и поставил на видное место.
-Вот это правильно! Полюбуйся Россией, родиной моей.- сказал мухе Николай.- Видишь тайгу, речку, сопки... А впереди моя семья. Если бы ты разумела по-русски, я бы многое чего мог тебе порассказать. Детская еще фотография. Здесь все пока живые. Дед с бабкой, дядя Яков, отец , мать, старшая сестра, и я собственной персоной. Небольшой еще тут совсем. Только шесть лет. Меня дед с бабкой в то время хотели научить немецкому языку, да отец не разрешал. Он был русский, фронтовик. Женился на матери-немке, потому что она его от туберкулеза вылечила. У него дыра была в легком от пули. Мать козьим молоком отпоила. Он потом стал большим начальником, в партию вступил, но немецкий язык не разрешал учить. Меня даже отколашматил однажды крепко. Может уже тогда отбил он мне мозги. " На кой черт,- говорил он,- нужен этот немецкий язык, если советская влась утвердилась на веки. Скоро и в Африке будет социализм, и все негры станут говорить по-русски!" А на руках у меня маленький поросенок , видишь? У вас в Германии поросята в рекламах снимаются. Вот если бы мой поросенок до этих времен дожил! Он бы такую вам рекламму показал...
Фотография была сделана весной, во время посадки картошки. Взрослые работали, а он с поросенком носился по огороду. Николай до сих пор помнил, как он спотыкался и падал, а поросенок с азартным визгом налетал на него, и и с каким-то диким упоением принимался подтыкать мальчишку со всех сторон своим холодным жестким носом, требуя продолжить гонки. Николай не просто это помнил, он даже как будто и сейчас ощущал на теле эти упорные толчки маленького хрюкающего рыльца.
Николай вздохнул, припоминая эпизоды из своего детства.
Первым отчего-то вспомнился брат матери, дядя Яков, самый душевный человек в семье. Он то делился воспоминаниями о Германии, куда его со всей семьей забрали с оккупированной территории, то и о первых годах ссыльной жизни на Северном Урале, после возвращения на родину.,где они очутились, вопреки ожиданиям. Их не вернули на прежнее место, а увезли на Север.
" Тогда законы суровые были.- рассказывал дядя Яков,- Уже с раннего возраста человек считался взрослым. Я не скажу за всех, но мы немцы, должны были с четырнадцати лет должны были ходить на основную работу. А у нас одна была работа-лес валить. В первую зиму меня поставили сжигать на делянке сучки. Целыми днями ползал я по шею в снегу, складывал еловые лапки в большие кучи и жег костры...Уставал так, что дома не было сил раздеться. Меня мать будила и заставляла силой поужинать. К весне я так ослаб, что еле ходил.
Весной как-то приходит в нам комендант, и говорит, что дает мне ответственное задание. Надо мол, перегнать корову из нашего поселка в другой поселок. Он назывался Богатырево и тоже стоял на реке. Только за сто километров вверх по течению. Толку мол, от тебя в лесу мало, того и гляди помрешь, поэтому собирайся в путь. Корова нужна в том поселке для детдома. На лодке ее не повезешь, пароходов у нас нет. Хоть ты и дорогу не знаешь, но с пути не собьешься, потому как все время будешь идти берегом реки. Сдашь корову под расписку и вернешься. Выполнишь задание- переведу тебя на пекарню дрова колоть. Только не забывай, что корову в пути надо каждый день доить, иначе она заболеет. Молоко хоть сам пей, хоть на землю лей...
- Но я не умею доить!
- Пусть мать научит...Даю тебе сутки на сборы.
На следующий день я вышел в путь. Собрали мне котомочку с сухарями, кружку, ведерко железное,ложку, две старые фуфайки, на одной спать, другой укрываться. Мать показала, как обращаться с коровой.
- Сынок! Если встретится медведь в тайге, бери кружку и стучи ею о пустое ведро... Как можно громче. Медведь железного шума боится, не задерет вас.
Я пригнал эту корову к месту ее будущей жизни. И шел я почти две недели. Корова паслась, ночью я лежал рядом с ней, даже грелся под боком.. А главное я доил ее два раза в день, и пил вдоволь молока.
Во встречных поселках обменивал лишнее молоко на продукты. Местные милиционеры пытались меня арестовать, но я показывал бумаги, которые выдал мне комендант, и они меня не трогали. В обмен на молоко мне давали хлеб, пироги, яйца, мед в сотах... Корова была молодая, здоровенная, молока давала по два ведра в день. Меня она , наверное, считала за своего теленка. Потому что никогда не брыкалась, когда я подбирался с ведерком к ее вымени. Вообщем, эта корова подняла меня на ноги. Я постепенно окреп. Все болячки у меня зажили, ноги стали легкими, голова больше не кружилась. И когда я зашел в последний поселок, и узнал, что это и есть Богатырево, и мне показали, где находится детский дом, я приуныл. Я готов был гнать эту корову не только две недели, но и целый год, и не в этот поселок, указанный комендантом, а хоть на край света...
- Дядя Яков, расскажи про Германию,- просил Николай, прижимаясь к нему. От дяди Якова всегда шли приятные запахи конской сбруи, дегтя, смолы. Он работал конюхом, и нет смотря на тщедушность мог объезжать молодых коней.
- Я совсем мал был тогда, ничего не понимал. Мы до войны жили в Молдавии, оттуда нас и вывезли. Помню работали в Германии у фермерши одной. Строгая такая, сухая, высокая фрау, порядок любила. У нее муж и сын в России воевали. Врать не буду, не обижала нас, мы же все же немцами числились. Но за работу спрашивала строго. У всех были свои обязанности. Мать доила коров, отец ездил в поле за люцерной, я ухаживал за птицей, бабушка была поварихой. Хозяйке она варила отдельно, и носила на второй этаж дома. На первом жили мы. После того ,как у немки погиб на восточном фронте муж, она велела себе отдельно не варить. А садилась с нами за общий стол. Иногда к хозяйке приезжали в гости на лошадях - родители мужа. Наш дед подружился очень со свекром.
- Они оба были любители выпить, а подпив, начинали политические ссоры. Старый немец не любил Гитлера, а наш дед Сталина. Сперва они собирались идти на Берлин, чтобы убить фюрера, а потом на Москву, где уничтожить Сталина. " Вы что оба в гестапо захотели?- кричали на них женщины, и опасаясь за стариков, запирали их в отдельный сарай, налив, предварительно большой кувшин вина. А весной сорок пятого года пришли к нам прямо домой представители сознических войск. Как сейчас вижу их перед собой. Все в новенькой военной форме, молодые, бравые. Русский, агличанин и американец. Сапоги вычищены до блеска, все гладко выбриты, и немного подпитые. Самую чуточку, видать за дружбую Говорят взрослым: " Война заканчивается. У вас есть выбор- или остаетесь в Германии, или хотите вернутся в Советский Союз!" Наши в голос и завыли. Хотим домой! А их вместо старого места, где у них был свой дом, увезли неизвестно куда...
Размышления Николая прервал телефонный звонок. Звонил его старый друг Виктор, тоже уже много лет безработный но немецкий язык знал неплохо. К тому же он был на пять лет моложе Николая. У него была другая проблемма- он порядочно пил в своем Казахстане и продолжал хзашибать здесь. Работу находил легко, но долго не держался нигде. Его на родине и казахи не признавали за серьезного работника, а уж тут подавно.
-Хочу напиться!- коротко информировал по телефону Витюха.- Депрессия у меня.
- У меня тоже!- откровенно признался Николай. отозвался Николай.- Хотел отоспаться, да муха тут одна летает..
- Давай приеду и прихлопну ее,- хмыкнул Витюха.-А если серьезно, то я тебе работу нашел. Без знания языка. Шеф у тебя русский будет...Я знаю, что ты дома один.. Поддержи кампанию!
- Ну. Давай приезжай,- обрадовался Николай.- Обнадежил ты меня насчет работы. Особенно насчет языка. А то я даже не знаю, как "муха" будет по-немецки.
- Ну ты даешь!- хмыкнул Витюха.
- У меня голова вечной мерзлотой на БАМе простужена. Там зимой минус сорок. Вечером в палатке от печки жарища, плюс сорок. Утром просыпаешься- все внутри в инее. Старшина гад, еще заставлял снегом умываться. Вот и не даются иностранные языки...
- Ладно! Приеду- поддучу тебя местному языку. Две склянки водки нам хватит?
- С запасом!
Положив телефон, Николай отычкал взглядом знакомую муху. Она уже покинула семейную фотографию и сидела на окне, рассматривая немецкие пейзажи.
-Муха! Удирай быстрее,- дал ей дельный совет Николай.-Может в форточку вылетишь сама. Мотай отсюда, пока не поздно. А то Витюха приедет он тебе быстро к высшей мере приговорит. Он суровый мужик. Но друг хороший. Работу мне нашел.
Муха, точно уловив смысл, прониклась тревогой и спряталась среди пластинок жалюзи.
Заворкотала связь домофона. Скоро ввалился и Витюха, высокий, шумный, большеносый. В руках пакеты с выпивкой и едой.
После первой, исполняя традицию, не закусили. После второй Витюха начал гоняться за мухой, приспособив вчетверо сложенную газету как орудие убийства. Жизнь мухи коротка и бесславна, но эта не хотела погибнуть от руки иностранцев. Николай с нескрываемым удовольствием смотрел на эту корриду, но когда длиннорукий неуклюжий Витюху свалил на ковер горшок с какой-то экзотической пальмой, за которой ежедневно тщательно ухаживала жена, остановил друга.
- Муха!- обратился он к своей знакомой летунье.-Тебе капут отменяется. Ахтунг, живи!
- Нет! Я ее добью!- заводил из стороны в сторону своим покрасневшим носом Витюха.- Что она подумает теперь о русских.
- Скажи лучше как она по-немецки называется? Обещал же...
Витюха опустил нос и сгорбил плечи.
- Я как пару рюмок русской водки выпью- немецкий напрочь забываю. Извини! - признался Витюха.- Зато после второй бутылки говорю лучше Мартина Лютера...
- А кто такой Мартин Лютер? Политик что-ли? Или футболист ихний?
- Дубина! Он Библию на немецкий язык перевел.
- Подучил! Теперь толкуй о работе.
- Народы Африканского континета знаешь?
- Это что вопрос?
- Правильно понял!
- Ну знаю. Их тут до черта в Германии. Ползучая интервенция. Неграми называются.
- Забудь это слово. Они афро-европейцы. Мы все дети одной планеты. Каждый имеет право на жизнь.
- Ого! Гладко говоришь! Как по-писанному...Ты давай ближе к делу. Какую работу предлагаешь?
- Пойдешь в услужение к афро- европейцам. У них свой хайм есть, общежитие... Убирать за ними надо. Туалеты чистить, душевые, всякие места общего пользования...Усекаешь?
Николай вскочил с кровати, и как был, в одних трусах и майке нервно забегал по комнате, как недавно суетилась муха. Только муха была тощая, а Николай в хорошем теле. Витюха, тупо уставившись в одну точку, следил за ним одним перемещением зрачков, даже не поворачивая головы.
- Я , бывший советский...Я русский. Приехал из лучшей в мире страны, и буду служить чернокожим. Туалеты им чистить. Да я из тебя сейчас котлету сделаю за такое оскорбление...
- Придурок ты советский!Тебя коммунисты зомбировали... Русский, лучшая в мире страна... Короче я передаю тебе свою должность. С шефом все обговорил. Африканы- хорошие ребята, языки легко осваивают, только у них свои странности африканские бывают. Могут, например большую нужду в душевой кабине справить, а потом смотреть на тебя с невинным видом.
- О, господи!-простонал Николай.- За этим что-ли я сюда ехал...
- Воспитывай в себе толерантность!
- Чего? Переведи на русский.
- Терпимость к другим народам. Мы тут за границей со своими старыми профессиями никому не нужны. Я вот к примеру каменщиком раньше был. Хотел как-то устроится здесь на строительство. Шеф говорит- покажите свое умение. Нас было два претендента. Один немец молодой безработный и я. Дали спецодежду, инструменты, кирпич, раствор. Ну, думаю, покажу им сейчас класс. Я на родине не один десяток домов пост роил. Знакомое дело. Могу с завязанными глазами стену ровно вывести. Накинул ихнюю робу, схватил мастерок
- и за пол-часа справился с заданием. Я уже заканчиваю работу, а немец, соперник мой едва половину сделал. Радуюсь, что утер им нос. И что ты думаешь. Взяли немца , а не меня. Он, прежде чем работать, надел акукуратно форму, застегнулся на все пуговицы, разложил инструменты. Если раствор упадет, сразу убирает за собой, каждый кирпич прежде чем класть общупает, проверит. Я конечно этого не делал. По-русски работал. Шеф потом сказал. Этот молодой еще не настоящий каменщик, но его можно научить хорошо работать, мы его на курсы пошлем ,а вас уже никогда не переучить... Такие у них тут приколы!
- Знаю я ихние порядки!- сказал Николай.- В одной школе хотел дворником подработать. Хаузмайстер спрашивает: "Подметать умеете?" " Умею, чего тут хитрого!" И пошел метелкой туда-сюда дорожки мести. Он как закричит. " Хальт! Вы и этого делать не умеете! Зачем вы мусор разбрасываете, его же собирать надо!" А ты почему работу с Африкой бросаешь?
- Берут на фирму одну пузыри мыльные делать.
- Пузыри?
- У них все серьезно. По науке. Растворов больше, чем в аптеке. Пузыри любых размеров, форм, окраски и даже толщины...Можно гирлянды разноцветные выдувать. Все качество приборами меряют... Два химика в лаборатории колдуют... Ну я пошел, а то у тебя жена скоро вернется, разнос нам устроит...
- Да уж, извини! Пьянки она не любит. А на работу я завтра схожу. Разведку пока сделаю.
Витюха быстро выглотал остатки водки и ушел. Николай, забыв про муху, уснул. И снилось ему, что он подметает большой метлой Африку. Пустыни и саванны. Метет, метет, а она, Африка, никак не кончается. А над ним неустанно вьется муха цэ-цэ. Вьется настырно, преследует как тень, пытаясь укусить. .Последнее, что он расслышал сквозь сон был оглушительный хлопок.Это вернувшаяся с работы жена, прихлопнула таки немецкую муху. Он как будто услышал даже ее предсмертный крик, слабый такой, глухой, будто лопнул мыльный пузырь. И пожалел.
- Die Fliege ,- вот как называется по-немецки муха, неожиданно, будто в озарении вспомнил он, и счастливый заснул уже до следующего, приходящего с востока рассвета.
-