Удар. Брызги крови мелкими точками ложатся на белую рубашку. "Не отстирается" - сокрушалась бы жена, как делала всякий раз, когда Илье случалось посадить на одежду пятно. Но нет - сейчас ей тоже было не до чистоты.
Еще удар. Человек, прижатый к стене подъезда, не пытается вырваться, только дрожит, порываясь закрыть лицо руками. Илья тоже дрожит - и от ярости, и от страха.
- Где она?! Говори, ублюдок, что ты с ней сделал?!
- Я... Я не знаю! Я ничего...
Следующий удар не дает договорить. Человек у стены вскрикивает. Кровь бежит из уголка его губ. Все соседи вольно или невольно слышат происходящее, но вряд ли хоть кто-то попытается помешать Илье.
Новый жилец, теперь машинально прислонивший ко рту ладонь, с самого начала не вызывал доверия. Одинокий мужчина сорока с лишним лет никому не доставлял проблем - напротив, вел себя подозрительно тихо. Был вежлив, но на приветствия и расспросы отвечал с опаской, и разговоров по возможности избегал.
- Вы вообще откуда будете, Олег Евгеньевич? - Предводительница скамеечной гвардии, баба Марфа, всякий раз пыталась остановить соседа. Лица ее подруг в тот момент, как по команде, принимали одинаковое елейно-заискивающее выражение, вероятно, призванное показывать доброжелательность, однако, не справляющееся с задачей.
- Я местный. - Всякий раз вопросы подъездного поста почему-то ставили мужчину в тупик.
- А отчего сюда переехали?
- Мне здесь нравится. Район спокойный. - Он отвечал будто бы виновато, всего пару раз оторвав взгляд от собственных ботинок, и, пользуясь паузой, скрывался в спасительном подъезде. Загадок становилось все больше. Тем более, назвать этот район спокойным ни у кого в городе не поворачивался язык.
Версий было множество - от алкоголика, хоть Олега Евгеньевича никто ни разу не видел пьяным, до иностранного шпиона, хоть прямых доказательств этому тоже не нашлось. Многие жильцы не воспринимали подозрений всерьез, однако случайно вскрывшаяся правда заставила пожалеть о беспечности всех без исключения.
Новый сосед недавно освободился из мест лишения свободы. От тюрьмы и сумы зарекаться не следует - могли бы снова отмахнуться вечно занятые и скептичные. Но отбывал наказание гражданин Тарасов не за какую-нибудь банальную кражу. Изнасилование несовершеннолетней - куда уж серьезнее.
- Участковый врать не будет! Он сказал, ей одиннадцать всего было! - Баба Марфа собрала у подъезда стихийный митинг. По-видимому, происходящее ей несказанно нравилось - столько внимания ее персона не знала давно, а теперь все жильцы - не только опостылевшие пенсионеры - смотрели на нее, по меньшей мере, как на мессию.
- Ерунда. Не похож он на педофила. - Попробовал возразить Валера, тридцатилетний менеджер, въехавший во второй подъезд после кончины своей двоюродной бабки.
- А много ты их видел?!
- Тебе, бездетному, легко говорить.
Валера только махнул рукой. Он до сих пор не обзавелся семьей, потому поспешил удалиться, пока и его ненароком не записали в извращенцы. Градус народных волнений нарастал.
- Помните, весной в посадке девчонку мертвую нашли?..
- Что делать-то теперь, Господи?..
- Он у твоей Таньки что-то расспрашивал на днях. Сама видела!
Разговоры смолкли, когда во дворе показался Олег Евгеньевич. Он шел привычным быстрым шагом, но у подъезда приостановился - по меньшей мере десять пар глаз были направлены на него.
- Здравствуйте. - Обреченно сказал он, словно все понял сразу.
Мертвая тишина буквально через пару секунд переросла в многоголосый крик, будто два цыганских табора вдруг решили выяснить отношения. Наконец, Илья, тоже оказавшийся среди неравнодушных, сумел сформулировать вопрос:
- Скажи мне, Олег Евгеньевич, ты девчонку насиловал?
Он ничего не стал отрицать. Отвечал односложно, но, к всеобщему ужасу, утвердительно. Хотел сказать что-то еще, но не успел - Толик, молчаливый и хмурый слесарь, с размаху заехал ему в челюсть. С визгом бросилась в атаку Маришка - мать той самой десятилетней Таньки, наблюдающей за происходящим с детской площадки. Тарасову досталось крепко. Но могли и вовсе разорвать. Тогда Илья остановил разъяренных соседей, пригрозив виновнику собрания всевозможным насилием и тюрьмой, если расстояние между ним и кем-либо из детей окажется менее десяти метров.
Сейчас он продолжал избивать Олега Евгеньевича. Его дочь обычно возвращалась домой не позже девяти, а стрелки часов уверенно приближались к одиннадцати.
- Отвечай, урод, где Оксана?! Тебя видели с ней, сукин ты сын! Что ты с ней сделал?
Удар в живот. Тарасов ничего не говорил, только судорожно хватал ртом воздух. Он выставил руку вперед, словно просил не бить его минуту, пока не восстановится дыхание и речь. Но Илья не мог дать ему этой минуты. Воображение рисовало картины все страшнее. А если Оксана лежит сейчас где-нибудь истерзанная, окровавленная, и мысленно зовет на помощь отца? Ведь он всегда приходил, всегда выручал и поддерживал. Кем будет считать его жена, что металась по квартире, умоляя лишь об одном: "Найди нашу девочку!"?
После удара в пах Олег Евгеньевич вскрикнул и упал на колени.
- Я ничего не делал!
Наверное, ему стало понятно - молчание только усиливает ярость отца. Нужно говорить хоть что-то - через боль, через силу. Главное - говорить. Может, тогда он остановится, хотя бы ненадолго.
- Какого черта здесь творится?!
Олег Евгеньевич ощутил облегчение, увидев перед собой ноги в голубых кроссовках. Голос их обладательницы был ему знаком, и обещал спасение и помощь. Как в прошлый раз. Как в множество прошлых раз.
Лидочка с Леночкой - своей шестилетней дочерью - въехали во второй подъезд совсем недавно. Так сложилось, что первым их знакомым в новом доме стал именно тихий и вежливый сосед.
- Постоите с дочкой, пожалуйста? Я в магазин, всего на минуту. Будет конфеты клянчить, как обычно. Дома все есть, но такой вот у нас характер...
- Может, купили бы? - Олег Евгеньевич робко попытался возразить, однако, Лида, обрадованная возможности оставить ребенка под присмотром, только махнула рукой и вбежала в двери супермаркета. Дело было совсем не в конфетах. Она хотела купить бутылку вина, чтобы не видела дочь. Недавний развод все еще лежал на душе отпечатком обиды.
- Ты хоть знаешь, ворона, кому ребенка бросила?.. - Маришка, догнавшая Лидочку на кассе, рассказала ей историю Тарасова в красках и подробностях. По большей части, придуманных, но ужаснувших мать. Она не задалась вопросом, почему якобы сердобольная соседка сама не прогнала от девочки угрозу, а бросилась делиться сплетнями. Единственной мыслью было как можно скорее попасть на улицу, забыв о покупках и обо всем на свете.
- Мама?!.. - Удивилась Леночка, когда Лида схватила ее за руку и молча влепила Тарасову пощечину.
- Простите. - Пробормотал он вслед удаляющимся фигурам, не зная, слышали или же нет.
- Дети, за что? Что же вы делаете?! - Тогда Олег Евгеньевич так же ощущал спиной подъездную стену, наблюдая перед собой угрожающее полукольцо подростков. Снова в воздухе раздался треск электрошокера, заставивший вздрогнуть в предвкушении боли. - В чем я виноват, что я сделал?! Возьмите, что хотите. Вот, яблоки...
Лидочка как раз поднималась по лестнице. Она слышала все это, потом слышала сдавленный крик и глухой стук яблок, падающих на грязные ступеньки.
- А ну быстро прекратили! Кыш отсюда, пока задницы целые!
Хоть вид молодой женщины был более чем безобидным, в голосе слышалась реальная угроза. Потому хулиганы предпочли послушаться, чем проверять серьезность ее намерений.
- Вы чего это терпите? Чего их не прогнали? - Она набросилась на жертву малолетних агрессоров с удивленными вопросами. В самом деле, почему сорокалетний мужик никак не пытался защититься от стайки сопляков?
- Они напишут заявление. А там разбираться не станут. Я не хочу снова туда. Я ничего не делал!
Затравленный сосед мелко дрожал, и слезы струились по его лицу. Кажется, он ожидал, что бить его будет и Лидочка. Ведь не может быть, чтобы спасли его просто так.
- Давайте помогу. - Тарасов долго не мог попасть в замочную скважину, потому девушка мягко забрала ключ из его трясущейся руки.
- Простите меня за тот случай. Я должен был сразу обо всем сказать. Но вы так по-доброму ко мне относились... И я не тронул бы вашу девочку. - Сидя на кухне, и уже немного успокоившись, говорил он Лиде.
- Вы правда это совершили? Может, вас оговорили, или...
- Правда. Мне очень жаль. Я всегда знал, что со мной что-то не так.
Он рассказал, как уже не надеялся дожить до выхода на свободу. Как, все же, хотел выйти. Как переехал в другой район, чтобы начать все с чистого листа. И как "новая жизнь" превратилась в кошмар.
Только очень ленивый не выместил на новом соседе злобу. Ему поджигали дверь и писали на ней всякие непотребства, прокалывали колеса машины, бросались в окна яйцами. Недавно на пороге квартиры он обнаружил мертвого кота. Это был даже не его кот, а просто дворовый, которому Тарасов пару раз вынес поесть. Общаться было попросту не с кем - люди, в лучшем случае, избегали его, в худшем - попросту били, ясно дав понять, что случится с любым живым существом, к которому Олег Евгеньевич рискнет привязаться. Его мать умерла еще во время судебных слушаний - не выдержало сердце. Последним сказанным ею было сожаление о том, что воспитала такое чудовище. Устроиться на работу удалось только благодаря брату, который ничего общего с родственником иметь не желал, и оказал содействие лишь в память о матери.
Лидочка совершенно отчетливо поймала себя на сочувствии. Скажи ей кто пару месяцев назад, что она будет жалеть педофила - назвала бы "оратора" ненормальным. Но ведь якобы нормальные люди истязают этого человека из-за банальной жестокости, плевать, что двенадцать положенных за свое преступление лет он провел совсем не на курорте. Сама Лидочка, наверное, уже давно бы вздернулась от такого. Мир ее незаметно переворачивался с ног на голову. Но, несмотря на осуждающие взгляды соседей, всякий раз, здороваясь с Олегом Евгеньевичем, она не забывала улыбнуться и спросить о его делах.
- Прекратите сейчас же! Вы чего тут устроили?! - Лидочка изо всех сил схватила Илью за плечо и попыталась развернуть на себя. После этого смелости в ней поубавилось. Во взгляде соседа не осталось ничего, кроме ярости, и на секунду показалось, что следующий удар достанется ей.
- Иди куда шла! - Выдохнул он, намереваясь продолжать.
- Ага, как же! Уже пошла! Ты же его убьешь! Совсем крышу сорвало?
- Он дочь мою похитил, дура!
Лидочке было страшно, до того, что подгибались коленки. Однако ее тактика сработала. На оскорбление взбешенный Илья ответил тем же, выпустив из внимания мишень.
- Он сам тебе сказал? Нет - звони в полицию, иначе сама позвоню! За побои сам увидишь небо в клеточку!
Полицию вызвал менеджер Валера, рискнувший, наконец, высунуться из своей холостяцкой норы. То ли чувство справедливости проснулось в нем после вмешательства Лидочки, то ли просто надоели полуночные вопли в подъезде, но факт остается фактом. Он даже ввязался в полемику с Ильей, пока девушка вытирала лицо Олега Евгеньевича салфеткой и помогала подняться на ноги. На него было страшно глянуть - подбитый глаз закрывался совсем, опухшие после удара губы едва шевелились. Но он по привычке просил прощения, хоть, по его словам, ничего не совершал.
- Вот представь - отсидел ты, допустим, за кражу, вышел, но все равно в каждом пропавшем рубле весь район обвиняет тебя. Справедливо?
- Мой ребенок - не рубль! - Свирепел Илья, готовый броситься с кулаками и на примирительного Валеру. Только что он сам позвонил участковому. Особой дружбы у них не водилось, однако, номера в телефонных книгах присутствовали.
"Сам говорил - неделю назад у Самойловых девчонка пропала. Теперь и моя! Васильич, приезжай, иначе я эту тварь здесь урою!"
Конечно же, участковый прибыл спустя десять минут, выжимая все, что можно, из старенькой служебной машины. Детали происшествия из возбужденной речи Ильи понять не удалось. Но стало предельно ясно одно - к исчезновениям детей прямо сейчас могло добавиться убийство.
"Отставить панику. Слышал, Илюха, разберемся! Не марай руки об эту мразь!" - Говорил Васильич по телефону, мысленно поминая ближних и дальних родственников всех участников процесса отнюдь не ласковыми словами.
- Ну наконец-то! - Увидев поднимающихся по лестнице стражей порядка, Лидочка первой бросилась в атаку. - Вы посмотрите, что с человеком сотворили!
Раз уж подрядилась в адвокаты, надо действовать до конца. Порой в голове мелькала досадная мысль, что каким бы ни был исход партии, житья не дадут и самой Лидочке. Вот только рядом с ней едва стоял на ногах избитый и потерянный Тарасов, клятвенно утверждающий о своей невиновности. И бросить его, спрятаться в своей квартире - означало подписать ему смертный приговор.
- Оксана домой не пришла до сих пор. Жена все телефоны оборвала - не отвечает. Говорю тебе, Васильич, тут без этого гада не обошлось.
- Как пить дать, он что-то с девкой сотворил! Я в окно видела, он еще утром ее остановил! - Скорее всего, баба Марфа поставила в своей квартире у двери табурет, чтобы ненароком не пропустить момент, когда можно будет вновь оказаться в вихре событий.
- Остановил, и что дальше было?
После вопроса участкового глава подъездного поста стушевалась и, пробормотав что-то невнятное, досадливо хлопнула дверью.
- Гражданин Тарасов, подтверждаете слова бабы Мар... Тьфу, гражданки Перебейнос?.. Ты девочку сегодня видел? - Встретившись с совершенно отсутствующим взглядом подозреваемого, Васильич дважды щелкнул пальцами возле его лица. Тот кивнул, и потерял бы равновесие, если бы не Валера с Лидой.
- Что дальше было? Где она сейчас находится, знаешь? Нахрена ж ты его так отделал? - Последний вопрос был адресован Илье. - Положенного времени с момента исчезновения не прошло, мы у тебя даже заявление принять не можем. Может, девчонка загуляла. Четырнадцать лет, себя вспомни! Ладно, квартиру его посмотрим. - Видя, что отец готов снова взорваться гневом, участковый махнул рукой. - Если гражданин Тарасов не возражает.
Дважды щелкнул хлипкий замок. "А если он и вправду виновен?" - стукнула в голову Лидочки совершенно новая мысль. Тогда хоть съезжай - не отмоешься. Но среди нехитрого убранства квартиры, всеми способами указывающей на одиночество хозяина, не оказалось никаких следов пребывания Оксаны.
- Что же он, дурак ее здесь держать?! У него еще гараж есть! Он давно машину во дворе не ставит! - Создавалось впечатление, что Илья не просто подозревал, но и хотел найти внутри тело своей дочери, и, не обнаружив его, испытал небывалое разочарование.
- Да оставь ты его в покое, папаша! Ему в больницу надо! - Втайне облегченно выдохнув, Лидочка с новой силой пошла в наступление.
- Сам-то когда видел дочь? Не говорила ничего? Никуда не собиралась?
- Утром видел, в школу пошла. Вроде, ничего не говорила.
- Так вроде, или ничего?.. - Участковый раздраженно поскреб затылок. В машине лежал не съеденный за день бутерброд с котлетой, который привлекал куда сильнее истории, становившейся предсказуемой.
- Васильич, ты чего? - Лицо Ильи то белело, то багровело, отчего он напоминал ограниченного природой хамелеона. - Почему телефон молчит? Она сроду нигде не задерживалась! Проверь гараж его, что же ты?!..
- Папа?..
Все, как один, обернулись на голос, раздавшийся с порога.
- Мне сказали, ты здесь. Мы это... Репетировали сегодня. С девчонками. Телефон сел, извини...
Вновь обретенная Оксана переминалась с ноги на ногу, понимая, что на сей раз по-крупному влипла.
- Вино, или покрепче? - Участковый принюхался, безошибочно определив запах алкоголя. - Выпори ее, Илюха, как сидорову козу. А еще раз устроишь самосуд - поедем в отделение. Репетиция, твою бабушку...
- Эй, куда?! А заявление у нас принять не хотите? - Лидочка водрузила свою реплику, как флаг, и как гарантию, что "сторона обвинения" точно и немедленно покинет квартиру.
- Спасибо. Не надо в больницу. - Выдавил из себя Олег Евгеньевич, откинувшись на диване.
- Ну, вы тут сами как-нибудь.
Валера поспешил уйти, не дожидаясь благодарностей. А Лидочка не знала, как быть дальше. Настенные часы выбрасывали секунды в пустоту. И, вроде бы, требовалось что-то сказать, однако, слов не находилось.
Тарасов болезненно морщился, когда смоченная йодом ватка касалась его лица, но переносил процедуру молча. Поначалу даже порывался отослать Лидочку домой, говорил, что беспокоиться не о чем, однако, она была неумолимой.
- Я плохой человек. Но что я могу поделать?..
- Молчите, и держите лед. Станет хуже - вызывайте "скорую". Я зайду позже.
На лестничной клетке Лидочка закурила. Год держалась, но снова сорвалась - вытащила сигарету из пачки Олега Евгеньевича, брошенной возле зеркала. Плевать, что баба Марфа буравит взглядом глазок. Пусть только попробует что-то сказать. Чувство всесильности захлестывало, растягивая губы в улыбке, будто за ниточки. Так, наверное, ощущают себя адвокаты, не просто выигравшие громкое дело, а схватившиеся против всех за справедливость и одержавшие победу. Будущее не заботило, прошлое позабылось. А настоящее вызывало восторг.
***
- Как ты здесь? Прости, что вчера не зашел - были проблемы. Ладно, договорились же - ничего от тебя не скрывать. У соседа пропала дочь, и он подумал на меня. Как видишь - разбираться не стал. Но ты не волнуйся - это пройдет, бывало и хуже. Когда-то мне сломали обе руки одновременно - вот что было действительно неудобно. Я девочку не трогал. Мы с ней случайно пересеклись, утром, у подъезда. Она назвала меня старым козлом, как обычно. И пошла дальше. А папаша участкового вызвал, и так далее. Как я устал от всего этого, не представляешь... Ты, наверное, хочешь есть?
Десятилетняя Лиза Самойлова молча взяла из рук Тарасова сверток и бутылку воды. Кричать бесполезно - она поняла еще две недели назад, когда впервые очутилась в этом гараже. Наручники, связавшие ее ногу с металлической трубой, не снять и не перепилить. Никто не придет, кроме странного мужчины, представившегося Олегом. Он не делал ей больно, прикасался только по мере надобности и с осторожностью. Просто каждый день приносил еду и говорил о жизни. Просьбы Лизы отпустить ее домой его расстраивали. Он извинялся, что не может принести игрушек - иначе сразу попал бы под подозрение.
- Ты знаешь, я даже не думал, что так возможно. До сих пор сомневаюсь, наяву ли это было. Одна девушка, тоже моя соседка, вступилась за меня. Поверила, что я не виновен. Она и раньше приходила на помощь, помнишь, я рассказывал? Но то были мелкие случаи, а сейчас...
- Так значит, вы меня отпустите? - Девочка оживилась. Этот мужчина говорил, что среди взрослых никто его не понимает, все только осуждают и причиняют боль. Потому ему и нужна была она. Но теперь, когда появилась какая-то добрая девушка, все могло измениться.
- Не могу, Лизонька. Они чуть не нашли тебя. Мне так жаль... Только я не хочу опять в тюрьму, теперь особенно. Я ведь хотел начать все заново. Жить, как все люди, как нормальные. Может, теперь все получится... Если тебя не найдут. Ты прости, пожалуйста.
Она с удивлением видела, что Олег Евгеньевич плачет, но не успела спросить, почему. В следующую секунду руки, до сих пор не причинявшие девочке зла, сомкнулись на ее шее.
- Прости, Лизонька. - Все повторял Тарасов, даже после того, как его жертва обмякла и затихла.
Говорят, если дать человеку надежду, он становится способным на то, что раньше считал немыслимым.