-Дамы и господа! Позвольте нам начать! - выкрикнул с самодельного помоста щёголь ведущий, галантно раскланялся присутствующим, и, летящий походкой подойдя к приготовленному патефону, поставил пластинку.
Старый патефон заперхал, скрипнул, и извлёк-таки высокую ноту.
-Дамы и господа! - прокричал ведущий, поправляя галстук, надетый поверх щёгольского зелёного кителя - да начнутся танцы?
Крутиться пластинка, играет скрипка, раздвигаются стулья, молодые люди в новой, с иголочки тёмно-зелёной форме приглашают дам, снуют пугливые официанты, разнося шампанское.. Сидящие за столами посетители кафе хлопают и подбадривают танцующих..
Крутиться пластинка. Звук всё чётче, всё быстрее, темп танца ускоряется, надрывается скрипка, многие посетители встают из-за столов и присоединяются к танцующим лицеистам.
-А сегодняшний, прощальный вечер мы посвящаем нашему дорогому Саше, и его замечательным стихам. - кричит ведущий, перекрикивая изнемогающую скрипку - мы понесём свет цивилизации нашим заблудшим братьям, и мы просто не имеем права забывать о культуре! - прокричал ведущий, и вдруг схватил кого-то в толпе- Саня, иди сюда... Да хватит вырываться, давай-давай... - и, выхватив таки из танцующих смущённого виновника торжества, ставит рядом с собой. Поэт застенчиво отмахивается, а ведущий, довольно улыбаясь, предлагает:
-Господа! Давайте же похлопаем!
Компания замирает, раздаются нестройные аплодисменты, к которым присоединяются повеселевшие посетители кафе. Поэт бормочет что-то несвязное про "ну ладно вам, подумаешь", а патефон продолжает играть..
-А теперь - давайте веселиться! - провозглашает ведущий, выпуская поэта из цепких лап, и широким жестом приглашая всех продолжить танцы.
Между танцующими бегает бедно одетый паренёк - студент, щёлкая всех желающих своим "полароидом"
-Пятьдесят копеек снимок! Здесь и сейчас проявится! Товарищ лейтенант, не желаете ли фотокарточку даме подарить? Да-да, видите она улыбается, ну что вам, такая память будет.. Улыбнитесь-ка! - Щёлчок - и вот она, карточка... Благодарю.
Товарищ лейтенант принимает карточку, дама заглядывает через плечо, и что-то говорит, смеясь, указывая пальцем куда-то на фотографию, а кавалер, не слушая, отвечает невпопад, слушая мелодию, льющуюся из старого патефона.
Танцы в самом разгаре, кто-то открывает шампанское, с хлопком вылетает пробка, и льётся на пол пена...
-Дамы и господа! Позвольте, пользуясь случаем... - пытается взять слово ведущий, попутно вытаскивая из толпы еще одного упирающегося поэта. Бывшие лицеисты и посетители кафе, хлопая в ладоши, подбадривают молодое дарование, которое, чуть ли не выскакивая из рубашки, с красным, как раскалённая сковородка лицом, пытается улизнуть.
-Да постой же, Андрейка, дай я тебя представляю...
Патефон доигрывает мелодию, и устало замолкает. Срывается со сцены очередной поэт, гости устало смеются, и рассаживаются по плетеным креслам, а господа выпускники, разбиваются на мелкие кучки, и рассаживаются по двое, по трое.
Ведущий устало осматривается, и, убедившись, что больше никому не нужен, подсаживается к самой шумной компании.
За столом сидят трое выпускников. Как и остальные - одетые в новую, инструкторскую форму. Один лежит, гордо развалившись в кресле, и выпятив грудь, дабы все могли видеть медаль "за отличие в учёбе", второй хмуро смотрит в стол, вяло ковыряя вилкой омлет, а третий увлечённо теребит пачку "Казбека".
-Ну что, товарищи инструкторы - довольно подмигнув, обращается ведущий к компании, и кидает на стол некую бумагу весьма внушительного вида, подкреплённую массой тяжеловесный печатей.
-Читайте, господа!
До этого хмуро ковыряющий омлет "господин", брезгливо поморщившись начинает хрипло зачитывать, откуда-то с краю:
-Ротапринт ОДээМПэ улица Октября... Мнэ... зак нумер четыреста двадцать девять, доп экз нумер...
-Ай, дай сюда! - обрывает его ведущий, и принимается с надрывом читать:
"Товарищи выпускники! Решением ЦК КПСС на вас наложена громадная ответственность. Вы, как военные советники, отправляетесь на помощь нашим собратьям в демократической республике..."
-Хватит эту муру читать - прерывает хмурый выпускник, махнув на ведущего вилкой - Адреса, пароли, явки, когда едем?
-В самом деле, Саша - обращается к ведущему увлечённый "Казбеком", вытаскивая папиросу - наслушались мы уже. Давай к делу?
Ведущий пожал плечами, и начал объяснять:
-Послезавтра выезжаем в Тушино. Всё выдадут, с собой ничего кроме документов и тёплых вещей брать не надо.
До сих пор молчавший счастливый обладатель медали широко улыбнулся, и с размаху хлопнув соседей по спинам (соседи чуть было не нырнули в тарелки - силища у гордого была поистине богатырская), и заявил:
-А какая там погода, представляете? Там, наверное, жарко как в Сочи!
-... И поэтому нам сказали тёплые вещи с собой брать... - продолжил мрачный, снова уставившийся в тарелку
-А, что б тебя... Умеешь ты настроение портить - с укором заявил гордый, и, вдруг посерьезнев, продолжил - но мы ведь туда не отдыхать едем, да, ребята? Я вон матери так и сказал, делу, мол, время, а потехе час - мы, мол, будем страну подымать!
-Не урони главное, домкрат - огрызнулся мрачный
-И как тебя в инструкторы пустили, Павлуша? - в который раз уже спросил увлечённый, докуривая папиросу
-Это всё не важно! - провозгласил ведущий, и забрал у протестующего мрачного извещение. - Главное, что мы едем, ребята! Мы ведь столько этого ждали!
-Мы-то ждали - побыстрее согласился увлечённый, не дав мрачному вставить очередную колкость. - А нас там... Ждали?
-Конечно, ждали! Они же только избавились от этих проклятых капиталистов, теперь мы им поможем подняться с колен...
-Да тебе, братец, учебники по истории КПСС надо писать... Еще бы сказал "сбросив оковы капитализма"... Понабрался на лекциях... Тоже еще, энтузиаст нашелся, счастье всем, даром раздавать... - мрачный брезгливо хмыкнул, и уставился на бегающего с "полароидом" мальчишку.
Ведущий пожал плечами, и вытянул у увлечённого папиросу.
-Вечно ты так... Не понимаю я тебя, Паша. Мы же людям помогать едем, а тебе лишь бы изгадить всё... Мы их учить будем, культуру им принесём, свет науки... Понимаешь ты, голова ты садовая? Вон, Андрейка им свои стихи будет читать, я им расскажу, как наши деды с фашизмом боролись, Никита - Ведущий кивнул гордому - научит их себя защищать... Людей из них сделаем, понимаешь? Людей, с большой буквы, людей, равных нам...
Мрачный громко сплюнул на пол, вытащил любезно поданную увлечённым сигарету, и, затянувшись, заявил:
-Время нас рассудит. Но потом не говорите, что я вас не предупреждал.
После чего мрачный встал, отряхнул брюки от пепла, и вышел из кафе, провожаемый недоумёнными взглядами посетителей.
-Ну его... Ничего, сам скоро увидит... Ребята... Представляете? А ведь мы будем первыми! Нет, вы только подумайте, мы, именно мы, выведем их из ужаса гражданской войны, и приведём в светлое будущее! Надо только чуть-чуть подождать...
Мотор барахлил. Из под капота струился белый дымок, периодически что-то внутри неприятно щёлкало.
Впрочем, до ближайшей деревни оставалось всего ничего, что-то около километра. Вполне можно было, при случае, дойти пешком. Но не хотелось. Ни ехать, ни идти. Ничего хорошего нас там не ждёт. Договариваться с боевиками бессмысленно. И так уже всё запустили, народ в кишлаки загнали, в горы, города в руины превратили... Стал бы я на их месте договариваться? Да ни за что.
Машина трясётся на грунтовке, и приходится сидеть, скрючившись, вцепившись пальцами в ручку двери, и всякий раз втягивать голову в плечи, что бы не задеть головой неестественно низкий потолок грузовика. Какой садист придумал эту адскую машину?
А за окнами продолжает тянуться всё тот же угрюмый зимний пейзаж - хмурые, занесённые снегом поля, брошенные, похороненные под толщей снега комбайны, списанные как морально устаревшие еще лет двадцать назад, и воронки-воронки-воронки. Иногда встретиться разбитый, и растащенный до досок сарайчик - и всё. И снова поле, снова заваленный снегом метал комбайнов, и снова уродливые язвы от снарядов в земле. И глазу зацепиться не за что... Что мы здесь забыли? Зачем пришли в эту страну? Принести им мир? Принесли, нечего сказать.
Водитель толкнул меня в бок локтем, прервав мои размышления, и мрачно ткнул пальцем куда-то в сторону горизонта.
Некоторое время я пытался понять, что за нелепое пугало стоит на обочине, а потом махнул водителю рукой, и выскочил из останавливающегося грузовика.
Трудно сказать, сколько здесь провисел этот бедолага. Большая часть костей давно рассыпалась, и скрылась под толщей снега, остался лишь череп, венчающий столб, и кисти рук, прибитые к перекладине. А, ну и тряпьё, конечно. Ветер безжалостно трепал остатки некогда ярко-зелёного кителя инструктора.
Ставший серой тряпкой обрывок рукава болтался на ветру, и наполовину оторванная желтая звезда болталась на нескольких чёрных нитках.
Некоторое время я рассматривал крест, потом решил рассмотреть поближе.
-Стойте, товарищ лейтенант, минируют же их, г-доны такие...
Я остановился перед крестом, достал из кармана портсигар. Почему-то захотелось курить.
Обточенный ветром череп взирал пустыми глазницами куда-то вдаль, за горизонт, куда-то в сторону вымершей Ераты, стёртой с лица земли ковровой бомбардировкой на прошлой неделе.
Некоторое время я стоял перед этим своеобразным памятником первым инструкторам, прибывшим в эту страну.
-А ведь я предупреждал... - грустно усмехнувшись, заметил я. На ответ я, разумеется, не надеялся. Быть может, мы были с ним даже знакомы - не так уж много было нас, первых инструкторов, прибывших учить "дикарей" цивилизации. Вот, пожалуйста. Научили.
-Товарищ лейтенант! - Хлопнул меня по плечу водитель - Гляньте туда...
Честно говоря, очень не хотелось оборачиваться. Я и так знал, что увижу. Колонна старых ЗИЛов, и сидящих на них боевиков меня ничуть не удивила. Нас они уже заметили - бойцы соскакивали с подножек, доставали автоматы, что-то кричали друг другу на своей нелепой тарабарщине...
-Ну всё. Хана нам... - простонал водитель, утирая пот со лба. Я потянулся к пистолету на поясе - дикарям нельзя сдаваться живым.
-А договориться нельзя? - с надеждой спросил водитель, нехотя стаскивая с плеча автомат.
-Нельзя, Саш, нельзя... Они не договорились - я кивнул на крест - и нам не судьба...