Аннотация: Небольшая история, написанная под впечатлением от фотографий с западного фронта.
Сегодняшний день был отвратителен. Хотя нет. Он был ровно в той же степени отвратителен, как и все остальные. Когда же я, наконец, привыкну?
Привыкну к этим холодным земляным стенам, к чертовой красной лампочке над головой, дико режущей глаза по утрам, к тупым сальным шуткам сержантов, к этим чертовым плакатам... О, плакаты... Смешно признаться, но именно благодаря этим бумажкам я оказался здесь.
Воистину провидение неистощимо на выдумки: над моей койкой висел тот самый плакат, на который я однажды залюбовался, ожидая закупщика на Трафальгаре.
Суровый лорд Китченер указывал пальцем мне в область переносицы, а сопроводительный текст убеждал
"BRITONTS WANTS YOU!"
Ну да, я дурак. Поддался порыву, и вот теперь лежу на земляном настиле, и мрачно плюю в этот чертов плакат. Судьба проявила изрядную смекалку, так издеваясь надо мной.
Пожалуй, моя скромная персона не заслуживает подробного описания. Сын рабочего на фабрике, который в свою очередь был сыном рабочего на мануфактуре, который в свою очередь был сыном рабочего в угольной шахте, который в свою очередь... Ну, в общем, вы поняли. Моя судьба была определена еще до моего рождения. Но детское чувство непокорности негодовало! Как же так, почему я обязан идти туда работать? А может, я не хочу там работать? А может я своё дело обустрою?
После того, как "своё дело" потерпело фиаско, и принесло долгов - несколько тысяч фунтов стерлингов, пришла пора задуматься. Что делать? Идти работать? Как бы не так! Тем более, когда член палаты Лордов тычет в тебя пальцем, и предлагает весьма заманчивую перспективу несколько отсрочить свои долги.
Знал ли я тогда во что ввязываюсь? Нет, конечно.. Догадывался ли? Возможно...
Догадывался ли я, что ввязываюсь с четырёхлетнюю мясорубку, которая перемелет народы, и уничтожит четыре великих Империи? Нет. Но предчувствия определено были...
А дальше всё пошло - поехало... Вернее, пошли - поехали бесконечные обозы, палатки, телеги, грузовики...
Впрочем, нет, опять вру. Сначала был пароход.
Бывший пассажирский лайнер, теперь коряво перекрашенный в защитный синий цвет, кучи народа на пристани, провожающие судно в этот совсем не мирный рейс.
Тогда я впервые увидел Лондон по-настоящему. К кораблю мы ехали в грузовике, ночью, так что из кузова почти ничего не было видно, но здесь, на палубе...
Будто жизнь разделилась на две части. Внизу, на пирсе - мирная жизнь, город полон огней, толпы людей на улицах провожают солдат, колесят эти нелепые автомобильчики, симпатичные девушки что то кричат своим возлюбленным, взобравшись на башню ратуши. Ветер сдирает шляпки, раскачивает юбки, локоны развеваются на ветру... Кхм, а... ну да.
Но стоит повернуться назад, и увидишь грязные ящики со снарядами, вечно залитые какой-то дрянью, в беспорядке катающиеся по палубе бутылки, сомнительных личностей в сержантской форме, перекидывающихся в картишки.. Нет, лучше назад не смотреть.
Мирная жизнь начинает медленно удаляться, заволакиваться традиционным Лондонским смогом, и скоро исчезает совсем. А вот потом уже да: обозы, телеги, возня в регистратуре, таскание ящиков.. Впрочем, кого это интересует?
Главное, что я сейчас здесь под прикрытием твёрдых брёвен, около печки, а не под дождём рою траншеи.. Признайтесь себе, вы же всегда мечтали под ливнем, ночью, 6 часов подряд раскапывать сапёрной лопатой мёрзлый грунт. Нет? Вот скажите спасибо, что у вас есть выбор. Поди нашему капитану такое скажи... Руки болят, как окоченевшие, на ладонях будто отпечатался контур лопатки. Но здесь, в тишине и тепле блиндажа... Да, это то, что можно назвать счастьем. Хотя надо было в строители идти. Там тоже только и копаешь, но за это еще и деньги платят. Ах да, там тебя еще никто не пытается пристрелить. Ну кроме прораба, разве что. Но ему по рангу положено.
Я вообще не очень понимаю, куда я собственно попал. Всё что мы делаем - это копаем. Роем норы, как кроты. Посменно, почасово, посуточно... Да как угодно, как негры на плантациях... Плантация - это же тоже окоп, или я что-то путаю? Да не, они прямо у себя в окопах табак выращивали и курили. Точно помню. А у нас даже табака нет. Черт, ну почему я не негр?
В любом случае, я представлял себе войну не так. Сперва я думал, что это только мы так - копаем, а остальные воюют, ордена- медали получают, геройствуют... А вот ни черта! Весь фронт так. Да и боши тоже... Только пики на касках мелькают. Да, лопата стала солдату дороже винтовки...
Участок фронта у нас, мягко говоря, не самый важный: прикрываем фланг полевой кухни. Да, всю жизнь мечтал пасть смертью храбрых, прикрывая кастрюле- поварёшные войска.. Боже, да за что мне это?
Так, ладно. Надо взять себя в руки. А лучше - взять в руки вилку и пойти чего-нибудь перекусить. Или кого-нибудь перекусить. Это уж как кому повезет. Я голоден, чёрт побери!!
Наверное, я представляю собой страшное зрелище- голодный солдат, в грязи после работ, с недобро горящими красными глазами, и вилкой в руке. Таких, как я, надо на бошей в психические атаки посылать. Обделаются, бедные.
Однако на моих товарищей мой жуткий вид впечатления особого не произвёл, возможно потому, что сами они выглядели ничуть не лучше. Более того - у котелка с бульоном шла степенная беседа. Товарищ сержант, с одухотворённым от свежего бульончика лицом демонстрировал не по-сержантски глубокие познания в немецкой экипировке
-Товарищ сержант! Скажите, а почему у немцев на касках - пики?
-Ну... мнэ... они звание обозначают!
-Это как?
-Ну, чем больше пика - тем больше чин.
-Тогда немецких маршалов можно в штыковую... лобовую атаку кидать!
Как выглядит немецкий маршал, я представлял себе весьма смутно. Единственным немцем, которого я видел в лицо, был старый еврей из Мюнхена, державший у нас овощную лавку. Но представить его на фронте оказалось непосильной задачей для моего воображения. Тогда в ход пошел второй виденный мною немец (когда-то на старой открытке) а именно - Кайзер Вильгельм.
По моим соображениям, у немца столь высокого ранга, пика должна быть примерно метра два в высоту.
Воображение оживилось, и я представил себе кайзера, бегущего на наши позиции лбом вперед, выставив вперед пику. Усы развеваются по ветру как флаги, из курительной трубки идёт дым, будто из паровозной трубы. Но вот, Вильгельм плавно превращается в поезд, трубка - в трубу, из которой валит тяжелый дым, ноги сливаются в сплошные круги и обращаются в колеса, окончательно преображая немецкого кайзера в бронепоезд с двухметровым носом. Боже, как страшно жить... Нет, не пойду завтра в патруль.
Броне-Вильгельм так занял мои мысли, что я как-то инстинктивно вышел на улицу, похлопал себя по карманам, и только тогда вспомнил, что табачка-то у меня нет. Но возвращаться почему-то не хотелось. Мои уши уже давно уловили странный скрежет, доносившийся из-за дома, но постепенно приближающийся, мне стало любопытно - что бы это могло быть? И вот из-за угла появился железный монстр. Таких я видел только на старых гравюрах с рыцарскими поединками: грудь и ноги прикрывали куски грубо обрезанного железа, а голова была заперта в металлический куб с мелкими прорезями для глаз. Подойдя к этому "рыцарю" (передвигался он не быстрее улитки), я постучал кулаком по шлему, и громко крикнул:
-Эй! Ты что-нибудь видишь?
-Нет, ничего не слышу!- раздался искажённый пластами железа голос
-Ну да, я так и думал, - пробормотал я, отходя.
Сзади неслышно подкрался сержант.
-Что-то не так?
-Ага. Что это за консервная банка?
-Ну а как прикажешь от пуль защищаться? Вот, как умеем, так и защищаемся..
-Да он не видит ни черта!
-Не лезь не в своё дело, боец,- неожиданно грубо ответил сержант, и выругавшись пошел к блиндажу.
Закованный в эту броню солдат маршировал, как слепой котёнок, оступался, падал, со скрежетом поднимался... мне его стало даже жалко. Я подошел, и, набрав в грудь побольше воздуха, крикнул туда, где по моим предположениям должно располагаться ухо:
- Тебе помочь?!
Он остановился, повертел квадратной железной головой и проскрипел:
-Шлем... Сними...
Я примерился было к шлему.. Дьявол, как он сниматься-то должен? А, вот заклёпка, ага...
Шлем оказался чудовищно тяжелым. Черт, да как же он всё это на себе таскает?
Под шлемом обнаружилась голова "консервного рыцаря". Это был совсем молодой парень, в веснушках, с соломенными волосами, и лоснившимся от масла лицом.
-Я Джеймс. А тебя звать как, лыцаль консервного образа?
-Зигфридом меня звать ( увидев, что я неслабо удивлён, он со вздохом пояснил) у меня родители немцы, в Англии осели лет двадцать назад.
-То есть ты у нас немец выходишь?- с интересом осведомился я
-Никакой я тебе не немец! Я в Англии родился и я - английский гражданин! Да пошли вы все!- с ненавистью глядя на меня, сказал английский немец, резко надевая шлем, и пытаясь встать.
-Эй, парень! Успокойся, я просто спросил! У меня против немцев предубеждения нет...
Зигфрид снял шлем, и недоверчиво посмотрел на меня.
-Что же ты нервный такой?- поинтересовался я
-Да достали меня просто... Ну почему моим дражайшим родителям ударило в голову назвать меня именно на немецкий манер? Что они этим хотели сказать? Черт побери, вся жизнь катится под откос из-за моих немецких корней. "Ах, как вы сказали вас зовут? Зигфрид Штрауберг? Направим вас на переднюю линию. Будете наши наработки испытывать!"- передразнил он кого-то, видимо чиновника, заведующего рекрутскими наборами.
-Ты думаешь, почему я в этом дерьме хожу? - он бросил испепеляющий взгляд на свой наряд, - оттого что мне так больно нравится?
-Да, не повезло тебе, парень. (А я на свою судьбу жалуюсь... Это мне еще чертовски повезло!)- Тебе, вообще, куда с этим нарядом идти надо было?
-Сказали, - ходи, патрулируй, вот я и хожу. В полный рост, чтобы немцам стрелять удобней было. В ней даже нагнуться нельзя!
-Снимай. Пошли к нам в блиндаж (я сделал приглашающий жест) у нас там хоть тепло... Да снимай, к нам сюда начальство не захаживает.
Он начал( не без труда) сдирать с себя куски железа. Когда он, наконец, освободился, я увидел, что он был чрезвычайно худ, и в "доспехах" казался раза в три больше, чем был на самом деле.
-Ну пошли.
С показной неохотой он поплёлся за мной.
В блиндаже было душно и витал дым - курили самокрутки. Супница уже надета на голову одному из солдат- видимо проиграл в карты.
Одновременно с нами ( только через другую дверь) вошел капрал. По блиндажу прошло неуловимое судорожное движение, бычки и окурки молниеносно перекочевали в карманы, проигравшему с силой пнули по голове (вернее по котлу, на неё надетому) и он быстро сделал вид, что просто таким оригинальным образом допивает остатки.
-Смир-р-р-на! По какому случаю балаган?
Сержант вытянулся по струнке, скребя затылком потолок, и громогласно объявил:
-Никаких балаганов! Проводил воспитательную беседу с личным составом!
-Ну-ну, вижу, как ты её проводил, - проворчал капрал, косясь на "супноголового", - значит так, сержант. Вон отсюда, иди посты обойди.
-Есть!- рявкнул сержант и тут же испарился за дверью.
-Так солдаты... Что этот олух вам тут рассказывал?
Солдаты некоторое время думали, потом самый смелый сказал:
-Рассказывал - зачем немцам пики на касках.
-Ну и зачем же?
-Они звание обозначают!
-Вот вы его побольше слушайте.. Он вам про тактику борьбы с пулеметом не рассказывал, я надеюсь?
Солдаты переглянулись. Убедившись, что все в одинаковом неведении, все хором воскликнули:
-Нет! А в чём она заключается?
-Ну он нам всё хвастался, что тактику придумал. Идти на пулеметчиков в полный рост, плотными группами, не стреляя, чтоб, значит, немцы испугались и побросали свои позиции.
Некоторое время все переваривали.
-Э.. Да нас же так перебьют, как щенков! Может, он немецкий агент?
-Нет. Он просто идиот. Ладно, пойду я, но вы того... И насчёт его тактик - я вас предупредил
Оттряхнув штаны, капрал встал, достал сигарету, и, обдав нас клубом дыма, вышел.
Мы с Зигфридом присели на край скамейки.
-Кто таков?- спросил один из солдат, адресуя свой вопрос к моему новому знакомому.
Еще до того как он успел открыть рот, что бы ответить, я быстро выпалил
-Зиг его зовут.
На меня все посмотрели с удивлением. И солдаты, и сам Зигрфрид.
-Странное имя.
-Ну, какое ни есть. А он вообще неразговорчивый, так что вы его особо не донимайте
-Не будем.
Зиг понял мой замысел, и благодарно кивнул. Ну да, было бы неприятно, если бы они узнали, что он немец. Чертовы предрассудки!
Разговор шёл о чём то отвлеченном: немецких ДОТах, линиях окопов, пулеметах новой системы и "дадут ли нам сегодня пожрать?".
Мы просто сидели, прислушиваясь к довольно однообразным разговорам. Внезапно с улицы раздался жутки свист...
Артподготовка. Это слово раньше не имело для меня ровным счётом никакого значения. Теперь, испытав на себе подавляющий огонь немецкой артиллерии, я до сих пор вздрагиваю, вспоминая.
Сперва был грохот. Страшный гром, будто выбивающий барабанные перепонки в ушах, подхватывающий и вбивающий тебя ударной волной в стену. Снаряд ударил в пяти метрах от блиндажа, но нас снесло чудовищной ударной волной.
Бревна с силой ударили в спину, заставив позвоночник захрустеть. Стены вынесло взрывом, и куски дерева засыпали людей. Пыль улеглась и несколько секунд стояла тишина.
Солдаты, оглушенные взрывной волной начинали приходить в себя. Слышался кашель, кто то стонал от боли..
-Кха... Газ! Они пустили... гха... гхаз!
Небо застилал тяжелый дым. Сначала я принял его за дым от пороха, но нет, слишком тяжелым и ядовитым он был- он стелился по земле, будто прижимаясь к ней, и с чудовищной силой раздирал лёгкие. Бежать.
Двое встали, шатаясь, направились к выходу из траншеи- с немецких позиций раздались два сухих щелчка, и эти двое повалились наземь.
Нам чертовски повезло, что это был не боевой фугас, а только газовый снаряд. Так нас не разорвало мгновенно на куски.
Я пошатываясь начал привставать. Многие пришли в себя, и пригнувшись, разрывали портянки, смачивая их в разлитом супе, и прикладывая ко рту.
Я разорвал рубашку, и начал возить по растёкшейся жиже, пытаясь не дышать.
-Вот, так-то лучше- подумал я, прикладывая мокрую повязку ко рту. Заодно и супа "поел".
Все расползлись по углам, подальше от дымящей воронки. Всюду слышался кашель, кого-то рвало.
-Кхе.. Ребята, мы по уши в..кхе-кхе.. формалине.
-Ты это..кха! Тем вон, "ребятам" скажи- раздражённо просморкался кто-то из угла.
Да, положение- ниже среднего. Высунемся- башку снайперы снесут. Будем сидеть здесь- угорим.
Внезапно в одном из углов что-то двинулось, и я увидел испытателя новых средств индивидуальной защиты( попросту говоря- консервных банок) Зигрфрида Штрауберга, ползущего прямо под огонь, к выходу.
-Стой! Стой, твою мать!
Нет, не слышит.. Черт, да его же там пристрелят!
Повинуясь порыву, я пополз за ним. Может, успею схватить?
Зигфрид полз впереди, разгребая свободной от тряпки рукой мусор. А я за ним, пытаясь ухватить за ногу. Что ему, мозги вышибло снарядом? Куда его несёт?
Я полз всё-таки быстрее. Еще чуть-чуть и он оказался бы на простреливаемом участке. Но я успел. Мои пальцы крепко сомкнулись на его ноге
-Отцепись, сволочь!
-Куда.. тебя.. несет?!- процедил я сквозь повязку
-Броня!
-Что?
-Броня! Я за неё головой отвечаю- прокричал он, ќ кивая на свои нелепые доспехи, лежащие впереди.
-Ты что, спятил? Забудь о них!- проорал я, продолжая держать его.
-Отцепись, сволочь!
Он кричал что-то еще, пытался пнуть меня левой ногой, когда небо вдруг снова разрезал ужасный свист..
-Пригнись!- крикнул кто-то сзади, из блиндажа.
То что со мной происходило дальше трудно описать словами- газовый заряд ударил в метре от нас. Мне будто зажали лицо подушкой- с силой вдавили её в лицо, лишив возможности дышать. Всё застилала серая пелена дыма и ничего не было видно. Да и не слышно ничего. Органы чувств будто отключили- молочно- белая пустота вокруг, и сдавленные лёгкие.
Потом кто-то схватил меня за шкирку , и куда-то потащил..
Себя я обнаружил уже в другом блиндаже- лежащим на груде постеленных холщёвых мешкав. Меня мутило. Перед глазами всё плыло, а голову будто изнутри накачали гелием. Воздух со свистом исторгался из лёгких, да и сами лёгкие будто зажали в кулак. Я приподнялся на локтях (ну слава богу, руки не оторвало, целы еще мои руке..) и внимательно оглядел свои конечности.
Ноги были на месте. Только на них лежали разбухшие и потемневшие от воды и крови, и тряпки, напоминающие гигантских пиявок.
Пахло вокруг отвратительно. Смесью спирта, марганцовки , гнили, хлора и мочи.
Вокруг лежали такие же пострадавшие от артобстрела, облепленные такими же уродливыми пиявками, покачивающимися на телах в такт дыханию. Лежали двумя кучами- одной пострадавшие от снарядов и пуль, в другой- угоревшие от газа.
Была еще третья куча, у входа, которую я сперва не заметил, так как она не шевелилась. В ней лежали обезглавленные, расстрелянные, разорванные снарядами и бледно- зеленые, с широко раскрытыми в ужасе и боли глазами, и сомкнутыми на горле руками.
Живые кучи раненых шевелились, монотонно мычали, бессмысленно водили руками, некоторые, которым выжгло глаза, корчили жуткие гримасы, отчаянно двигая мышцами лица, тщась открыть уже не существующие глаза, и отказываясь поверить, что ослепли навсегда.
Кто-то из раненых попытался встать, споткнулся, и упал на остальных, раненые захрипели от боли, раны начали кровоточить, послышалась ругань, и сохранившие ноги с проклятиями вбили несчастного пинками в угол.
Дверь открылась, ослепив полоской света с улицы.
В блиндаж вошли трое- две санитарки с красными крестами на рукавах, и офицер в звании капрала.
Не знаю, что толкнуло этих дамочек идти в санитарки. Едва дверь открылась, одна из них, обмякла, сраженная запахом и открывшимся аппетитным видом, и слабо застонав, сползла на пол.
Вторая брезгливо наморщила аристократический носик, и чётко, сквозь зубы, процедила:
-Какая мерзость.. Капрал, я просила привести нас в лазарет, а не в морг! И поднимите Катрин, ей дурно.
Капрал более- менее аккуратно прислонил слабонервную сестру, к косяку двери, и, оправдываясь сказал:
-Сударыня, у нас нет отдельного лазарета. Здесь у нас всё- и морг, и госпиталь, и церковь и кладбище.
-Возмутительно- со злостью процедила сестра милосердия.- могли бы здесь хотя бы убрать! Нам же это снимать! Я так поняла, туалет у вас тоже здесь?- гневно воззрилась она на капрала. Тот только виновато развёл руками
-Так.. Скоро придёт оператор, нам нужно снимать. И что бы этих (она обвела рукой раненых) здесь не было!
-Но как же, сударыня..
-Как? Руками!- прокричала она в лицо растерявшемуся капралу.- наш фонд выплачивает в армию огромные фонды и нашим вкладчикам будет очень интересно, куда идут их деньги! И не надо думать, что я не заметила ваш новый смокинг (капрал залился краской). Так что убрать отсюда это дерьмо, и приготовить всё к сессии.
Некоторое время капрал стоял, сраженный этим напором, потом пришел в себя и рявкнул:
-ДЕНЩИК!!
Денщик капрала явился почти мгновенно, отдал честь, и стал ожидать приказаний, которые тут же последовали:
-Их нужно отсюда убрать (он обвёл рукой кучи людей) позови ребят из сан бата. Оставьте троих, которые выглядя наиболее прилично. Вымойте, смените бинты.. Э... тряпки.
-Есть!
Один за другим в блиндаж заходили бойцы в грязных, заляпанных кровью фартуках, поднимали раненых, взваливали на плечи, и складывали возле дверей. Раненые стонали, когда их поднимали, кричали, пытались драться, но ребята из сан. бата отвечали на сопротивление ударами кулаков.
Меня подхватили одним из последних, и когда меня подхватили под мышки, и потащили к выходу, будто стальная игла вонзилась мне в ноги...
Какая боль, черт возьми. Пока нас, как брёвна сваливали под дверью, пошел дождь. Мы лежали один на другом, раненые грязно ругались, стонали, на моего соседа справа уложили обезглавленного покойника, и с обрубка шеи на него лилась кровавая смесь. Из-за начавшегося дождя, и разбереженных переноской ран, начала распространялся неимоверная вонь.
Блиндаж вымыли (правильнее было бы сказать - вылизали) и теперь он почти сверкал. На белых, выстиранных простынях лежали "поцарапанные" бойцы. Вокруг них порхали две санитарки, что-то ласково приговаривая, и кормя с ложечки лекарствами. В дверях стоял оператор, и крутил ручку новомодного изобретения- переносного киноаппарата. Да, хорошо, что эти штуки не передают запах. Бедные держатели фонтов сдохли бы от удушья.
И еще, пожалуй, хорошо, что в синематографе нет звука. Иначе уши несчастных зрителей отмерли бы, заслышав потоки отборной брани, которой раненые сопровождали каждое действие медсестёр.
Примерно через пол часа, всё стихло. Медсёстры устали порхать вокруг избранной троицы, и утомлённые, присели на груду брёвен, стараясь не смотреть на копошащуюся кучу тел.
В конце концов, главная сестра скомандовала "по машинам", и все пятеро, включая оператора, собрав вещи, погрузились в автомобиль и уехали.
Я лежал некоторое время, думая - когда и нам уже помогут? Но никто не шевелился..
Вдруг справа раздался знакомый кашель - обернувшись я увидел своего недавнего знакомого
Зигрфрид выглядел ужасно- красное, раскалённое как сковорода лицо было покрыто желтыми волдырями от химических ожогов. Глаз не было- на дне глазных провалов плескалась светловатая жидкость.
Тем не менее, я решился окликнуть его:
-Эй! Зиг!
Зигфрид вздрогнул и повернулся на голос
-Где я?
-У своих. Всё хорошо.
Он некоторое время молчал, потом, сглотнув, решился:
-Слушай, Джеймс.. Я глаз не чувствую. Это же не.. (голос его оборвался, он сглотнул, облизал пересохшие губы, и продолжил как мог более твёрдо) ты скажи честно, Джеймс, только не лги- у меня с глазами всё в порядке?
Лгать в такой ситуации я считал для себя недопустимым.
-У тебя их больше нет, Зиг.
Зигфрид не шелохнулся. Ни единая мышца на лице не дрогнула. Видимо, он и сам это понял, но хотел терять надежды.
Он просто лежал, повернув голову к небу и молчал.
-Спасибо что сказал. (сказал он мне) Что ж, глупо было ожидать чего-то другого.
Говорил он это вроде равнодушно, но голос его дрожал. Смог бы я так себя держать? Едва-ли..
Я больше не мог на него смотреть. Отвернув голову я увидел вдалеке облачко пыли несущееся на нас. Облако приближалось, и через пару минут я уже смог различить силуэт всадника.
Всадник был ранен в руку, которой держал какой-то пакет. Прискакав, он спешился, подбежал к капралу, и молча сунул ему пакет, пытаясь отдышаться.
Капрал разорвал пакет, достал письмо, и некоторое время молча вглядывался в строчки текста. Судя по выражению его лица, ничего хорошего эта телеграмма нам не сулила.
-Дьявол! (прокричал он, оборвав чтение на середине)- немцы наступают на наши позиции! -Мы-же в тылу, откуда здесь немцы?! Так ладно (сказал капрал пытаясь собраться с мыслями)- их не так уж много, мы можем отбиться. Значит так, бойцы! Отступать мы не можем, не успеем. Так что остается только обороняться. Те у кого есть хотя бы одна рука и глаз- в ружьё! Покойников выложить рядом, сидим в траншее в соотношении один к двум- один живой, по бокам- покойники. Выполнять!
Расчёт капрала был прост - покойников было раза в два больше чем живых, так что наступающие немцы, примут мертвецов за живых, и потратят время и патроны на них. Так что у нас появляются шансы выжить за счёт трупов. Было в этом что-то мерзкое, но по-другому - никак.
Я (как и все остальные) лёг на дне разбитой траншеи, и достал винтовку. Впереди была изрытая воронками равнина, а еще дальше- покрытые лесом холмы. За одной из ёлок раздался щелчок, и сверкнула вспышка..
Слева от мне, с трупа сорвало каску.
-В укрытие! Снайперы!
Раздалось еще несколько щёлчков, пули с чмоканьем вошли в мёртвые головы.
Все залегли, уже на самое дно окопа, нырнув уже в самую грязь, и стащили за собой трупы
Капрал, стоящий в блиндаже, закричал:
-Выставляйте трупы! Надо их одурачить!
Последующий ритуал трудно назвать просто омерзительным - солдаты вытаскивали павших товарищей на свет, и ждали когда их расстреляют
Один старик, лежащий рядом со мной, со слезами приподнимал своего убитого друга над траншеей, приговаривая:
-Прости Вили, (пуля с хрустом пробивает череп), прости Вили- до тех пор, пока Вили не оторвало голову.
Наконец, выстрелы прекратились- то ли у снайперов кончились патроны, то ли они заметили, что их дурачат, и что стреляют они по трупам.
Несколько минут стояла тишина, потом за холмами раздались приглушенные хлопки, и взвились облачка дыма.
-Миномёты!- проорал капрал - ложись!
Маленькие черные точки взвились из-за холмов, и по дуге полетели к нам. Я как мог, зарылся в землю, ожидая, что меня разорвёт на куски.
Но мины, упали не на нас, а в метрах десяти перед нами, хлопнули разрываясь. Но это была не взрывчатка - вокруг взрывов расплылись облака дыма.
По ряду раненых прошло синхронное движение- бойцы прикручивали штыки.
В дыму ничего не было видно, но все напряженно вглядывались в клубы дыма, пытаясь разглядеть неведомых врагов.
Метрах в пяти от нас, что-то будто мелькнуло. Будто огонь. В воздухе разнёсся запах гари.
Из дыма выходили существа, страшнее которых я в жизни не видел ничего.
Мне до сих пор не вериться, что это были люди. Из дыма вышли высокие фигуры, облачённые в одинаковые, серые комбинезоны, и в одинаковых уродливых противогазах.
Они шли цепью, держа наперевес подключённые к бакам за спиной трубы, поминутно выхаркивающие всполохи огня.
-ОГНЕМЁТ!- крикнул кто-то сбоку. Уже через несколько секунд его догадка блестяще подтвердилась.
Огнемётчики были над нами, и вдавили курок синхронно, обдав нас ливнем огня.
Дальнейшую бойню подробно описывать не вижу смысла
Нас жарили как свиней, мы пытались отстреливаться, но выглядело это жалко.
Отвратительный запах горелого мяса преследует меня до сих пор, стоит мне вспомнить об этих событиях.
Некоторое время мы просто метались, как жуки, которых жгут лупой, потом кто-то сумел вскинуть винтовку, и выстрелить огнеметчику в баллон за спиной. И грянул гром.
Даже сквозь противогаз мы услышали дикий вопль немца. Баллон разорвался у него за спиной, разорвав хозяина на куски, и обдав остальных водопадом огня. Другие огнемётчики тоже загорелись, пусть и довольно слабо (комбинезон прикрывал от огня, но от такого натиска спасти не мог), и подобно живым факелам заметались по окопам, пытаясь скинуть пламя, спотыкались о мёртвых, падая, метаясь... И не успев выключить огнемёты. В аду, наверное, и в половину не так жарко, как было там. Последнее что я помню - это до ужаса знакомый свист летящих в нас артиллерийских снарядов.
Как ни странно, я выжил. Вместе со мной выжило еще четверо раненых, и один немецкий огнемётчик. Потом был немецкий плен, наложение швов на разорванные снарядами ноги (ноги остались при мне, но ходить я уже не мог), полевой госпиталь, бесконечные пересадки кожи с обожжённых участков.. Когда я вышел из госпиталя, война окончилась. Германия проиграла. Начались массовые похороны. Немцы хоронили бывших солдат , в одну братскую могилу. Вперемешку - бельгийцы, погибшие здесь в 14-м, французы лежащие здесь с 15-го, и мы, полк инвалидов как нас потом назвали, и немцы, все в одной яме. Смерть уравняла всех, да и узнать кого- либо зачастую было нереально. Разве что Зигфрида я нашел. Он уцелел лучше остальных его даже можно было узнать. Меня положили на камень, и я, как мог, раскопал для него могилку. Неглубокую, не больше метра - больше не смог. Кидая кучи земли, я, помню, приговаривал:
- "Вот ты и стал английским гражданином.. Ты ведь этого хотел? Похороним тебя как английского солдата.."
А потом я снова вернулся в Англию - на том же самом пароходе, только уже под покровом глубокой ночи, и никто нас уже не встречал. Просто прибыли, отчитались- и всё. Но я не жалею.
Сейчас мне 32 года, хотя я выгляжу как глубокий старик- седой, и езжу в инвалидном кресле. Но повторяю, я ни о чём не жалею. Из пятерых инвалидов, выживших тогда, нас осталось трое, и мы с ними каждый месяц собираемся в кафешке на углу, и вспоминаем боевых товарищей. Когда я пошел на войну, мне было 18. Я был глуп, молод...Но мне не в чем себя упрекнуть. У меня подрастает сын, ему уже 10, и я знаю, что я и мои товарищи сделали всё, чтобы у него было мирное будущее. И я счастлив за него, что ему не доведется испытать то, что испытал я.
1931