Штиль Андрей Викторович. Без права на прошлое

Без права на прошлое

"Любезный друг мой, Степан Андреевич! Пишу к Вам с искренним приветом, хотя и несколько второпях. Стыдно признаться, но я бегу. Постыднейшим образом бегу из имения, и не только из имения, но и из губернии вообще, ибо стали происходить там события, перенести кои мой скудный рассудок не в состоянии. О, Cher ami, все переплелось столь удивительным и пугающим образом, что я запутался окончательно. Впрочем, по порядку.

Третьего дня из столицы прибыл с депешей верховой. Губернатор наш, Алексей Кириллович, будучи уже в летах и тяжел на подъем, сорвался, однако, и отбыл в Петербург незамедлительно, вместе с супругой. Содержания депеши не раскрыл никому, но среди дворового люда пошли упорные слухи о болезни и возможной скорой кончине князя Н, являющегося ему родственником. Не могу сказать определенно, что отъезд его знаменовал начало событий, которые я спешу изложить, однако же, mon dieu, в чем я вообще могу быть уверен сейчас?

Утром все было как будто обыкновенно. За утренним чаем, Софья Алексеевна как раз успела только надкусить первый пирожок с ревенем, меня известили об отбытии Алексея Кирилловича. Вы знаете, друг мой, что в его отсутствие, я, как правило, принимаю на себя разрешение неотложных дел в уезде, буде таковые случаются. Однако лето нынешнее выдалось до того знойное и засушливое, что всякая жизнь у нас словно замерла, не в силах шевелиться под палящим солнцем, так что опасаться каких-либо неожиданностей и забот не было никаких причин. Софья Алексеевна премило пересказала мне анекдот, случившийся с губернатором накануне на приеме у генеральши Лазаревой, и завтрак, таким образом, прошел в прекраснейшем ключе. Однако, сразу по его окончании, все закружилось с такой невообразимой скоростью, что я только успевал поворачиваться.

Едва я расположился разбирать письма, доставленные утром, как камердинер мой, Никита Михайлович, доложил, что прибыла та самая генеральша Лазарева, о которой я упоминал давеча, и просит принять по спешному делу. Я был несколько удивлен столь ранним визитом, но, разумеется, распорядился впустить. В прошлое Ваше посещение нашего имения, я, кажется, имел честь представить Вам ее. Вы помните, верно, что супруг ее, генерал Лазарев, погиб под Севастополем, и оставил ее вдовствовать, с немалым, однако, состоянием. Надо сказать, что особа она несколько взбалмошная, но строгая и с хваткой, что позволяет ей получать неплохой доход с имения, небольшого в общем, но насчитывающего порядка четырехсот душ. Дотошна она неимоверно, и, говорят, за крестьянами своими трясется лично, не доверяя этого управляющим. Рассказываю я это исключительно для того, чтобы объяснить причину ее появления, ибо для простого обывателя столь внимательное отношение к мелочам, как правило, все ж таки не свойственно.

Причиной же послужило то, что в одной из деревень генеральши, и даже не в деревне самой, а в близлежащем леске, объявился странного вида старец, вроде как полоумный или юродивый. Нашел его один из крестьян, забредший в лесок в поисках пропавшей коровы. Что уж там у них произошло со старцем неизвестно, однако, вернувшись в деревню, крестьянин тот навел немалый беспорядок, бегая по дворам, крича невразумительно и ежеминутно осеняя себя крестом. Мужичонка, впрочем, был, по всей видимости, пьян изрядно, или же просто умом тронулся, ибо под конец заперся в доме, да и подпалил его вместе с собой и со всем своим семейством. Слава богу, сенокос уже миновал, иначе, по причине отсутствия дождей, по жухлой траве пламя бы неминуемо перекинулось на другие дома, и вся деревня выгорела бы непременно. Огонь погасили, и большого ущерба хозяйству он не нанес, однако генеральша пребывала в беспокойстве, так как крестьяне наотрез отказывались ходить в лес.

Вы уж, любезный друг Степан Андреевич, не обессудьте, но мысли мои столь беспорядочны, и сам я нахожусь в таком душевном неспокойстве, что изложение, возможно, грешит некой сумбурностью. Опущу здесь нашу беседу с генеральшей, ибо она не представляет особого интереса. Замечу только, что результатом оной стало мое обещание непременно послать в лесок кстати случившегося у меня в гостях Владимира Семеновича Андреева, управляющего нашей жандармерией.

Владимир Семенович, человек в высшей степени образованный и учтивый, навещал меня с намерением получить совета, в связи с участившимися в соседней губернии непорядками. С месяц назад завелась там шайка бомбистов, безуспешно, но настойчиво ловимых. Был даже прислан специальный человек из Петербурга, некто Полянский, имеющий большие связи в столице, дабы навести в губернии порядок, однако покамест никаких решительных действий предпринято не было, и Владимир Семенович обеспокоился, как бы волнения сии не перекинулись в нашу губернию. Впрочем, это так, к слову. Повествование мое не коснется этих событий, ибо случившееся весьма и весьма страннее и тревожнее, нежели кучка бунтующей черни.

Владимир Семенович несколько изумился такому поведению генеральши, но просьбе моей, разумеется, оказал понимание. Около полудня он отправился в лес, находясь при этом в весьма благодушном расположении духа: постоянно шутил, что, слава богу, в нашем уезде, у жандармерии и нет иных забот, кроме как успокаивать мужиков и помогать убогим.

Не было его долго, и мы уже стали беспокоиться, когда к обеду он объявился. Вид имел хмурый, я бы даже сказал, задумчивый. Софья Алексеевна поинтересовалась об успехе поездки, на что он не по обыкновению странно отреагировал - рассмеялся, и, направляясь к себе в комнаты, крикнул нечто несуразное насчет того, что обрел понимание грешности мира, и большего успеха ожидать не смел. Софья Алексеевна, в силу собственной деликатности, пропустила столь неучтивый ответ, списав его на утомление путешествием, однако, как стало понятно позднее, вовсе не усталость стала причиной такого поведения.

Дабы не утомлять Вас предисловиями, Cher ami, скажу сразу, что Владимир Семенович, к обеду не вышел, заперся в своих комнатах, чем, разумеется, изрядно обеспокоил нас, и более того, спросил чернил и бумагу, и весь вечер писал. Позже мы нашли кипу исписанных, и почерканных листов на его столе, вымаранных, однако, столь старательно, что разобрать написанное не представлялось возможным. Я пытался выведать у него, что произошло с ним в имении генеральше Лазаревой, но он только кричал из-за дверей: “Завтра!” и объяснений никаких не давал. Утром же следующего дня, едва только рассвело, дом огласил звук выстрела. Поднялся страшный переполох. Никита Михайлович безответно стучал в комнаты Андреева и, наконец, приказал ломать дверь.

Владимир Семенович сидел на стуле, обратив взор в раскрытое окно. Руки его были испачканы чернилами, по полу беспорядочно разбросаны листы бумаги. На лице Андреева застыла странная усмешка, и струйка крови, стекшая по наклоненной голове от виска к губам, как бы продлевала линию рта, производя жуткое впечатление.

Софья Алексеевна лишилась чувств, да и я, признаюсь, почувствовал себя дурно. Бог мой, Степан Андреевич, как это страшно, когда столь знакомый тебе человек, разом переменившись, совершает абсолютно противоестественные, богопротивные поступки. Я был поражен, поражен до глубины души, хотя и помыслить не смел, что самоубийство это - ничто, по сравнению с тем, что ожидает меня в скором времени.

Поезд мой направляется в Швейцарию. Возможно, там я смогу отойти от всего этого, успокоить расшатавшиеся нервы, любуясь голубыми озерами и белоснежными вершинами. Не знаю. Сейчас, заново переживая все это, я не нахожу ответа на один вопрос: что заставило меня отправиться в этот проклятый лес? Видимо, я находился в некотором памороке, так как до сих пор не помню, каким образом я оказался на окраине леска в имении генеральши Лазаревой. Мне трудно удерживать письмо в спокойном ритме, мысли мои мечутся, перескакивая с одного на другое, я не в состоянии заставить себя поверить в то, что мир наш, Россия, оказались не чем иным, как...

Нет, нет. По порядку. Простите, любезный друг мой, еще раз простите. Я, верно, болен. Право же, мне проще поверить в то, что рассудок мой отказал мне, нежели в правдивость увиденного и услышанного. Это настолько невозможно, настолько чудовищно, что...

Нет. Mon dieu, я, право же, лучше прервусь сейчас и допишу позже. Мы подъезжаем к станции, и, возможно, небольшая прогулка успокоит меня. Прощайте, мой милый друг Степан Андреевич, я спешу отправить это письмо, и непременно допишу остальное после."

* * *

From: Piton
Sent: Monday, July 14, 2003 11:32 AM
To: Gluk
Subject: Такая фигня

Здорово, абрикос!

Со мной тут такая шняга вышла - ты не поверишь. Второй день хожу как обдолбаный.

Короче, зазвал меня кореш, типа, на пикник. Водка, шашлыки, девочки - все дела. Типа, в субботу, с ночевкой, в какую-то глухомань. Точнее, они-то уехали в пятницу с вечера, а я до ночи на работе проторчал, так что только в субботу, отоспавшись, ломанулся. Ну, выехал часов в двенадцать, прикинул, что часам к пяти пришкандыбаю на место. Серега, кореш мой, карту мне выдал, пункт назначения кружочком обвел - какой-то Усть-Пердюйск - там даже сотовый не берет. С утряка, конечно, влом уже было куда-то ехать, ну да, как говорится, назвался кузовом - получай груздь.

Ну, ладно, короче доехал я до этого Усть-Пердюйска, злой как собака - проколол колесо на трассе, полчаса возился - а жарища стоит - плюс тридцать в тени. В общем, затарился по дороге пивом - думаю, здесь-то уж ментов нет, можно горло промочить. Тем более что наши наверняка уже тепленькие все, мне их еще догонять и догонять.

Свернул, значит, на какую-то грунтовку. Дальше мне Серега все на словах объяснил - типа, сворачиваешь, прешь до пересечения с ЛЭПом, там развилка, поворачиваешь направо и на двадцать седьмом километре уходишь в лес по просеке - там наезжено, еще два километра и все. Пиво, водка, горячие шашлыки.

Ага. То ли он километры перепутал, то ли еще чего, только ни на двадцать седьмом, ни на двадцать восьмом, ни на тридцатом - ни одной просеки. Сплошной бурелом. Ну, я поколесил децл туда-обратно, вернулся к двадцать седьмому. Посидел, погудел, пивка дернул. Злюсь, ясен пень. Пять с половиной часов шкандыбать - и такой, блин, шашлык. Мобила в полном ауте, вокруг - ни души. Ну, думаю, ладно, пройдусь в лес на пару километров, если наши недалеко - я их услышу.

Бросил тачку, взял пару банок пива и ломанулся в эту чащобу. Ёханый бабуин! Чтоб я еще хоть раз в эту глушь приехал! Это тебе не сосновый бор, с белым мхом и вереском - сплошной бурелом и болотина. Осины всякие, кусты какие-то - пока от дороги на сто метров отполз - ноги промочил до самых ушей, футболку порвал, еще и трухи какой-то за шиворот натряс. А ведь клещи же, блин! Жарко, спина чешется, в кроссовках хлюпает - короче, картина маслом. Совсем уж решил назад ехать, но как подумал, что надо обратно через кусты ломиться... В общем, пошел поискать, где поросль пореже. Отошел еще на километр, может полтора, и тут слышу - голоса. Ну, думаю, Серега, сволочь, вот вы где! Щас я тебе покажу, шашлык! С водкой, девочками, со всеми анерами. Заглотил остатки пива, и ломанул напролом сквозь кусты. Вылетаю на поляну, уже заготовив приветственную фразу, а там...

А там, старик - полный вперед. Сцена из фильма. Посреди поляны - пень. На пне - дедуля, годов эдак шестидесяти, в обносках, патлатый, а в руках у него какая-то хрень, типа PDA. Дедуля что-то бормочет. Щас, говорит, совместим вектор, а то дискретность великовата. Кидает, говорит, меня что-то. Зато, говорит, хрен они меня возьмут, с таким разбросом. Я натурально вылупился на него, не въезжаю. "Дедуля, - говорю, - ты тут ребят наших не видел? Тут просека должна быть где-то". Он на меня посмотрел, криво как-то усмехнулся, и давай дальше чего-то на своей приблуде вычерчивать.

Я поближе подвалил, смотрю - ни фига не PDA у него. Видал я PDA, насмотрелся уж на работе, но такой хренотени, ей богу, еще не видел. На ладони у дедули лежит такая... блин, даже не знаю, как и назвать. В общем, хреновина. Размером с рубль. И над ней, сантиметрах в пяти, параллельно ладони, висит картинка. Как на проекторе. Только на что она проецируется - фиг знает. Ничего кроме воздуха там нет. И дедуля, значит, по картинке этой, как по дисплею PDA прутиком водит.

Глянул я на старичка-то, и тут у меня очко натурально на минус сыграло. Дедок-то вроде как весь расплывается, как картинка на телевизоре, когда антенна хреново воткнута. То бишь, сидит себе, сидит, и вдруг как помеха какая идет - чуть не прозрачным становится. И вся поляна вокруг - словно рябь какая по ней бегает. Потом смотрю - пень под дедом пропал. Висит дедуля в воздухе, словно Копперфильд недоделанный. Ёханый бабуин! Ну, думаю, вот оно. Пивко, да по жаре - короче, плющит меня не по-детски. Здравствуй, дурка.

Дедок тем временем закончил возиться со своим прутиком, посмотрел на меня и как начнет грузить. Старик, это был такой капитальный загруз, какого я в жизни не видел! Что он нес! И как лихо! До тех самых пор, пока

Ша, старик, босс идет. Позжей допишу. Мыль.

* * *

Дело N 782 - Б.

Донесение Стрюкина М. В.

Страница 3 из 5.

... из чего можно было сделать вывод, что старик этот явно шпионил в пользу врага. Лейтенант Васильев, вместо того чтобы по закону военного времени уничтожить лицо, уличенное в шпионаже, вступил с ним в разговор. Остатки нашей роты ушли уже далеко, во всяком случае, голоса смолкли и стрельбы слышно не было. Немцы прекратили преследование, но мы рисковали отстать от своих, о чем я напомнил лейтенанту Васильеву. Тот велел мне догонять роту, но его поведение показалось мне подозрительным, и я остался, сославшись на то, что не могу оставить командира одного с тяжело раненым товарищем. Рядовой Пилипчук так и не пришел в себя после контузии, и лейтенант Васильев продолжал нести его на спине.

Старик был похоже не из местных, так как при разговоре чувствовался легкий акцент, свойственный скорее жителям юга. Говорил он, обращаясь к лейтенанту Васильеву, причем вел явную пропаганду и охаивал Советскую власть. Как коммунист, лейтенант Васильев должен был прекратить клеветнические выпады в сторону нашей Советской родины, но он продолжал разговаривать со стариком, и даже, как мне кажется, в некоторых лживых утверждениях поддерживал его. Я не имел возможности записывать беседу, поэтому привожу ее по памяти.

Васильев: Отец, до дороги далеко?

Старик: Дороги, дороги... Какие к черту дороги. (глядя на Васильева) Что, надоело, поди, торчать в этой дыре? Хотя чего тебе. Ты ж слеп и глуп. Как там у вас говориться: малые знания - малые печали.

Васильев: Немцы близко, отец. Уходить тебе надо.

Старик (глядя на странный прибор в руке, явно не советского производства): Надо... Уходить надо, это точно. Только куда ж тут уйдешь из этой чертовой клоаки!

Васильев: На восток надо уходить, там наши. Отступаем, к такой-то матери! Прут, сволочи, изо всех щелей, как тараканы. Пол роты под поселком потеряли! Танки у них. Танки, отец!

Старик: Танки. Ты даже не представляешь, парень, в каком дерьме ты живешь. Танки! Что танки? Тебе сколько лет?

Васильев: Мне? Двадцать два. Какая разница... Не о том говоришь, старик. Сейчас всем, понимаешь, отец, всем вставать надо. Грудью вставать. За Родину. За Сталина. Прут сволочи!

Старик: Двадцать два. Снова двадцать два. Не помню. Знаю, но не помню. А ты и не знаешь. Выбираться тебе надо парень. Выбираться из этого дерьма, да поскорей. Я знаю, что ты выберешься. Знаю. А как - не помню.

Васильев: Не пойму я тебя, отец. (мне) Стрюкин! Помешанный, похоже, дедок-то. Надо с собой забрать. Убьют его здесь.

Я: Так, товарищ лейтенант, куда ж мы его? Странный дед. И что в руках-то у него? Не иначе - рация. Точно - рация! Шпион, товарищ лейтенант. Как пить дать - шпион. А вы - с собой. Хотя, может - в плен? Так ведь умаемся же, по болотам с ним таскаться. Пилипчук еще вон.

Васильев: Дурак ты, Стрюкин. Может родные у него здесь? Ты с какой деревни, отец? Родные, близкие есть? Дети там, внуки?

Старик: Господи, вот идиот-то. И ведь уже двадцать два. Ты сам-то, сам-то чувствуешь, что все не так? Что не так должны жить люди? Ты по сторонам-то смотришь? С другими людьми разговариваешь? Понимаю, тебе сравнить не с чем. Но - думай! Думай, парень! Почему такое вокруг? Почему войны? Почему танки? Танки! Господи, танки! Каменный век! (глядя на прибор в руке) Тихо пока. Но, чувствую, скоро засекут. Гады. Опять. Четвертый раз. Нет уж!

Васильев: Слушай, отец. Некогда нам тут с тобой. Надо роту догонять. Пилипчука в медсанбат надо. Давай, отец, собирайся. Немцы сейчас успокоились, но с утра пойдут лес прочесывать. С собаками. Убьют тебя. Пошли, до деревни с нами дойдешь.

Я: Товарищ лейтенант! Но ведь - шпион же!

Васильев: Отец, а может, ты из плена бежал? (мне) Стрюкин, может он из плена бежал? Там, говорят, пытают страшно. Может, он от пыток умом тронулся, а Стрюкин?

Я: Да рация же у него, товарищ лейтенант!

Васильев: Да какая рация, Стрюкин. Ты что, рацию не видел? Она ж большая, рация! Игрушка это какая-то детская. Наверное, он, когда из плена бежал, спер где-то. Может продать думал. А, отец? Где игрушку-то взял?

Старик: Каменный век. Рация! Игрушка! Господи! Смотри на меня, парень. Внимательно смотри! Я - это ты. Точнее ты - это я. В третий раз. Был еще четвертый. А пятого не будет! (смотрит на прибор) Ты не понимаешь. Поэтому и говорю - думай. Двадцать два года в тюрьме живешь - и не понимаешь. Ты же не дурак, парень. Потому что ты - это я. И я отсюда выбирался. Три раза. Один раз - твой.

Васильев: О чем ты, отец? (мне) Точно - чокнутый. Идти надо, Стрюкин. Жалко бросать старика, но иначе не дойдем засветло.

Старик: Слушай парень. Внимательно слушай. Мир этот - тюрьма. Одна большая тюрьма. Есть такая мера наказания - высшая - стирание памяти. За особо тяжкие преступления. Гуманисты, мать их. Типа дают шанс прожить жизнь заново. Рождаешься здесь, и память - как чистый лист. Все стирают, под чистую. Живешь с нуля. Без прошлого. А они смотрят. Психологи херовы! И каждый раз рождаешься - опять с нуля. Пять раз, десять, сто. Пока они не решат, что ты чист. Что можешь жить как все. Вырваться из этой клоаки. В мир. К людям. Здесь все, ты понимаешь, все - преступники! Ни одного нормального человека. А если они ошиблись? Если отправили нормального в этот ад? По ошибке? Ты понимаешь? Только бежать! А за побег - высшая мера. И опять. Но бежать можно. Я три раза бежал. Ты. Потому что я - это ты. Вернее ты - это я.

Васильев: Слушай, отец...

* * *

From: Piton
Sent: Monday, July 14, 2003 04:13 PM
To: Gluk
Subject: RE: RE: Такая фигня

Не, Глюк, ты не въезжаешь.

Ничего окромя пива я не потреблял. Так что свои подколки можешь свернуть в трубочку и засунуть себе в задницу. Сидело во мне на тот момент банок пять Хайнекена, но и это все. Не, ну жара, конечно, могла подкосить, но ты ж меня знаешь - что мне пара-тройка литров. Так что шняга это какая-то.

Ну ладно. Короче, пошел мне дедуля лапшу на уши вешать. Типа, он это я, только в далеком будущем. Мол, Земля - что-то типа лагеря для заключенных, куда их отсылают пока не встанут на путь истинный. Чтобы, как говорится, на свободу - с чистой совестью. Мол, по жизни, нормальные человеки помнят все свои предыдущие воплощения, а у тех, кто провинился - ну, пришил там кого или еще чего - память стирают. Навзничь. Короче, вот такая вот Бхагават-Гита. И что в принципе, можно отсюда, из тюрьмы этой, ноги сделать. Типа сам он, и я, стало быть, тоже, уже три раза отсюда ласты клеил. И вот, говорит, типа, взяли его опять. И хотели снова на Землю отправить, мозги предварительно промыв. А он, типа, из-под стражи свалил, как раз когда его на Землю везли. Спер у них эту хрень, которую я за PDA принял, она что-то там с временными каналами делает, и ломанул. Но, говорит, когда он сматывался, они его успели какой-то своей пушкой задеть, которая как раз память-то и стирает. Вот говорит, такая фигня. Про прошлые разы он вообще ничего не помнит - ни как валил с Земли, ни как тут жил - ничего. А про меня помнит, поскольку после этого ему капитальной зачистки не делали, но урывками, и только то, что было после того как он отсюда выбрался. И типа, говорит, понял он, что единственный путь все это прекратить - рассказать людям правду о том, кто они, где и за что сюда попали. Типа он это только сейчас понял. Меня, говорит все равно рано или поздно возьмут, я говорит, не успею, но ты, мол, здесь еще долго проваландаешься, давай, мол, неси людям правду.

Не, Глюк, ну ты прикидываешь? Ясен палтус, я решил, что это за мной белочка пришла. Или за ним. Или за нами обоими.

Говорю ему, мол, дедуля, ну че ты гонишь. Я тебе что, далай лама какой-нить? Меня ж враз в дурку упекут, скажи я кому-нить, что я в лесу себя встретил, и сам себе такого наговорил. Сам-то соображаешь или нет?

Тут он еще больше разошелся, орать на меня стал, что, мол, некогда ему тут с идиотами разговаривать и очевидные вещи доказывать. Вот, мол, говорит, смотри - сейчас я говорит, свалю на пять минут, а потом снова появлюсь. Чего-то на своей хреновене начертил, и испарился. То есть был - и нету.

Пока я зенками хлопал, он снова появился. Что, говорит, убедил я тебя? Это, говорит, кивая на приблуду свою, специальная хрень для перемещения во времени. Я, говорит, не для того сюда приперся...

И тут, старик, вообще полный атас начался. Поляна задрожала, в глазах у меня все стало двоиться, троиться - короче, полная шиза. Пень, на котором дед сидел, вдруг в дерево превратился. Смотрю - на поляне кроме нас с дедом еще несколько пиплов образовалось. Трое солдафонов каких-то, двое своим ходом, третьего один из них на спине тащит. Еще чел какой-то - тот вовсе как из кино выскочил - прикид на нем - охренеть можно. Сюртук какой-то (Точно, сюртук! Все слово не мог вспомнить), рубаха кружевная. Короче - полный отпад. Смотрю - солдафоны за автоматы схватились. Ёханый бабуин! А ну как сейчас палить начнут! Думаю - все, триндец мне настал. А дедуля вопит - мол, все, накрыли, сволочи! Проецируют! Стягивают мол, все временные точки, где я побывал в одну проекцию, сейчас брать будут.

Гляжу, еще четверо из ниоткуда нарисовались. И тоже прикинутые на полный комплект. В комбезах по типу водолазных, все в каких-то лампочках, и у каждого приблуда вроде дедовой в руке. Дед как заверещит - мол, валите все отсюда, сейчас рванет!

Ё-моё! Глюк, я в жизни так не бегал! Через кусты, по болотине, в мокрых кроссовках - бежал как от смерти. Не помню, как до тачки добежал - мотор завел и ломанул назад в город. Короче, страху натерпелся - не передать. Вот такая вот шняга. Сижу теперь, и думаю - что это было то?

* * *

Начальнику 4го департамента по надзору

Майору Бламину Н. В.

От капитана Прокопенко Б. К.

Объяснительная

25 февраля 2093г. во время транспортировки осужденного Пермякова Д. А. (список предыдущих реинкарнаций прилагается) к месту отбывания наказания (Земля), вышепоименованный Пермяков Д. А. совершил побег. За проявленную халатность, охранникам, несшим вахту, во время которой был произведен побег, объявлен строгий выговор с занесением в личные дела (см. Приложение 2). При побеге Пермяков Д. А. похитил темпоральный спектропреобразователь, воспользовавшись которым, произвел несанкционированный контакт с тремя своими реинкарнациями, что, согласно статьям 1732а и 1732б уголовного кодекса карается высшей мерой наказания - реинкарнацией в колонии строгого режима, без права на прошлое.

Для поимки бежавшего Пермякова Д. А. была объявлена операция "Проекция". Осужденный Пермяков, ранее трижды судимый (смотри досье N 1547MK-2.1), во время задержания оказал сопротивление, зациклив временные вектора, в результате чего, персональной матрице Пермякова Д. А. были нанесены повреждения, исключающие последующее восстановление. Состав подразделения производившего задержание не пострадал.

В данный момент принимаются меры по пресечению возможной утечки информации. Вещественные свидетельства контактов на всем протяжении временного вектора будут уничтожены. Реинкарнации осужденного Пермякова Д. А., с которыми был зарегистрирован несанкционированный контакт, будут реинкарнированы с полной зачисткой наследственной памяти.

* * *

"Любезный друг мой, Степан Андреевич! Вот и последнее мое письмо, в коем я завершу описание свершившегося со мной казуса, коренным образом переменившего мое отношение к миру и нашему в нем существованию. Право же, Cher ami, с тех самых пор как бежал я, потеряв всякое самообладание с той опушки в леске, на окраине имения генеральши Лазаревой, не могу я найти место своей обездоленной душе. Волнение и беспрестанное беспокойство поселились в ней, и нет мне покоя ни днем и ни ночью.

Не то страшно, друг мой, что живем мы в узилище, ибо сказано, что бренное существование наше есть ничто иное, как испытание для духа, но куда более ужасно осознание того, что страдаем мы безвинно, за грехи, не нами совершенные, и пребываем в незнании вины нашей. Мысли эти преследуют меня неизбывно, и столь глубока тоска моя, что, право же, и не знаю, сумею ли обрести успокоение, даже в отдалении от отчизны, в краю озер и горных вершин.

Не знаю, право слово, не знаю. Я нахожусь в смятении. Должен ли я последовать зову духа и предаться отчаянию в полной мере, либо призвать высшие силы, и молиться во искупление грехов наших, как совершенных по незнанию, так и осознанных.

Простите, Степан Андреевич, что излил на Вас крик души моей, но верно нет мне другого выхода, как постараться забыть все это и продолжать жить, словно ничего не случилось.

За сим остаюсь, Ваш искренний друг, Алексей Николаевич Стогаров."

* * *

Московские ведомости, 12 августа, 185... года.

С прискорбием сообщаем, что экспресс, следовавший по маршруту Петербург - Цюрих, сошел с рельс в результате повреждения путей. Возникший пожар удалось потушить только через сутки. На данный момент установлены личности восьмидесяти трех погибших пассажиров, следовавших первым классом...

* * *

гражданке Васильевой М. А

Советское командование извещает вас, что ваш муж, лейтенант Васильев П. Л. Пропал без вести в боях за...

* * *

"
From: Admin
Sent: Monday, July 14, 2003 07:25 PM
To: Gluk
Subject: Undeliverable RE: RE: RE: Такая фигня

This is a return recipe from mail delivery administrator.

Your message “ RE: RE: RE: Такая фигня ” couldn't reach following recipients:

piton@pisem.net

Reason - recipient could not be found...

Март, 2003, Санкт-Петербург.

Комментарии: 62, последний от 11/12/2003. © Copyright Штиль Андрей Викторович (shtil74@mail.ru) Размещен: 22/03/2003, изменен: 08/01/2004. 28k. Статистика. Рассказ: Фантастика Фантастика Скачать FB2		Оценка: *5.2110** Ваша оценка:
Аннотация: С конкурса ЗД - 9-е место.). Опубликован в журнале Порог #1* за 2004 год.* Говорят, если провести жизнь без греха - попадешь в рай. Еще говорят, что человек, умирая, рождается вновь в том обличье, которое соответствует его делам в прошлой жизни. Это легенды. А правду - не знает никто...

Штиль Андрей Викторович : другие произведения.

Без права на прошлое