В правом колене отвратительно щёлкало. Каждая каменная ступень, стёсанная до блеска тысячами шагов, давалась с трудом. Словно издеваясь над берущим вершину человеком, гладкие поверхности камня специально меняли уклон, заставляя непослушную ногу искать опору понадежней и стискивать перила мертвой хваткой. Выщербленные от времени выступы как нарочно цепляли носки стоптанных ботинок, замедляя и без того мучительный подъем. "Нечего тебе там делать, - презрительно шуршали истёртые ступени. - Надоел! Всё ходишь и ходишь сюда годами напролет, старый дурак".
Климентий упорно переставлял ноги, досадуя, что не взял с собой трость, хотя чем бы она помогла ему в битве с массивными лестницами. Да, древний Дом культуры, видимо, сильно недолюбливал своих прихожан. Он демонстрировал равнодушие обвалившейся на фасаде штукатуркой, натужным скрипом мощных дубовых дверей трехметровой высоты, потускневшими от времени стенами и постоянными сквозняками. На втором этаже монументального строения не меньше четырех десятков лет работал клуб, где шла ожесточенная игра. Сколько судеб и жизней было прожито в тех бессчётных турнирах, никто и не сосчитает.
Возможно, Клим и мог бы назвать точное число тех, кто начинал здесь смолоду, а покидал клуб глубоким стариком, таким же, как он сейчас. Вот только память отказывала старику, да и к чему теперь эти цифры. Казалось бы, подняться вверх на каких-то четыре лестничных пролета не так и сложно. Но когда сердце отбивает девятый десяток, правая нога не гнётся, требуя покоя и войлочного тапка, каждый шаг приближает победу. Клим полз наверх, безнадежно пытаясь сосчитать, сколько раз он штурмовал эти лестничные марши. Лет сорок он посещал клуб, где провёл, пожалуй, лучшие и самые яркие часы, дни и годы своей жизни.
Старик выбрался из дому пораньше не потому, что боялся опоздать. Он всегда приходил в клуб задолго до того, как тот наполнится невинной болтовнёй, смехом и серьёзными дебатами заядлых игроков. Сидел в одиночестве и перемешивал карты, наслаждаясь затишьем перед игрой. В добрые старые времена здесь бурлила самая настоящая, яркая и притягательная жизнь. Именно та, которая заставляла проживать сильнейшие эмоции, испытывать восторг и отчаяние, негодование и блаженство. Звенели чашки, постукивали бутылки, хрустели обертки шоколадок, заглушая призывный шелест и хруст карточных колод. Но вот гортанный крик распорядителя, поспешная рассадка по местам, и над столами испуганно повисала тишина. Начиналась игра.
Большой зал освещался неважно. Давно не мытые светильники, где не всякая лампочка желала гореть, с трудом позволяли разглядеть карты и выражение лиц противников. Только в солнечный день здесь не было мрачно, жаль, здесь чаще играли вечерами. Высоченные потолки, притаившиеся остовы замурованных в стену колонн, скрипучий дубовый паркет, так и не дождавшийся циклевки. Скупой антураж помещения создавал какое-то отрешённое настроение. Здесь не было ничего, на чём бы мог задержаться взор искушенного в прекрасном человека.
Случайный посетитель, заглянувший сюда, видел лишь большое помещение со стенами, выкрашенными в странный персиковый цвет, придуманный в творческом порыве бездарным маляром. Да, красота и гармония явно проскочили мимо, с опаской обойдя это место стороной.
Мебель в зале и вовсе смущала воображение - прозаичные квадратные столы на металлических ножках, будто позаимствованные в старой столовой, древние стулья с потрепанной обивкой, пара вешалок для верхней одежды и угрюмый комод с большими ящиками без ручек. Казалось, этот мебельный монстр никогда не покидал свой уютный угол, накапливая посуду, какие-то бумаги и прочий хлам. В противоположном углу облюбовал себе место большой старый рояль, обшарпанный, но прилично настроенный и вполне годный к использованию.
Клим как обычно пришел первым. Партнер его давно умер, поэтому в последнее время играть приходилось от случая к случаю, с теми, кто тоже осиротел и не прочь тряхнуть стариной. Одиночкам в этом бою не место, без партнера игра невозможна. С незапамятных времен по воскресеньям в клубе проходила большая игра. Сегодня, как помнилось старику, был особенный день, должны были играть только ветераны. Никаких новичков, шумно обсуждающих свои бестолковые действия, мешающих думать, просчитывать сложную карту и получать от этого удовольствие. Начинающие игроки всегда раздражали дурацкими вопросами, отвлекали, сбивали концентрацию, но с этим приходилось мириться.
В следующем году вряд ли удастся доползти в клуб без посторонней помощи. Поэтому Климентий пришел вроде как попрощаться, сыграть напоследок и, конечно, от души поболтать с давними знакомыми. Каждый из старой гвардии знал друг о друге всё. Не то что бы они крепко дружили, но чересчур много времени проводили лицом к лицу. Никакая работа или праздный отдых не может так сблизить людей, как эта сложная и непредсказуемая игра.
Клим проковылял к окну, отодвинул тонкую занавеску и замер. Внезапно он вспомнил, что клуб уже не работает. Ещё в прошлом году всё было закрыто, и сегодня сюда никто, совсем никто не придёт! Как же он запамятовал? Да, вахтерша в стеклянной загородке у черного входа, привычно кивнула, не отрываясь от телевизора, и выдала ему ключ. Конечно, они ведь знакомы не один десяток лет, обычное дело. Но что привело его сюда именно сегодня? Память - штука лживая и вредная, но не до такой же степени.
Огорчённый Климентий с трепетом подумал о ненавистных ступенях, которые он недавно штурмовал, и вздохнул. Придётся спускаться, вновь проклиная капризное колено. Бросив прощальный взгляд на пыльный рояль, старик мысленно пожелал инструменту удачи. Ничего, пусть себе стоит. Кто-то ещё может играть на рояле, кто-то - биться насмерть в настоящие карты, значит жизнь продолжается.
Что ж, последняя игра не задалась, его ошибка. Но ведь как было много всего! Триумфальные победы и поздравления, тягостные поражения и отчаянные ссоры с партнером, веселые попойки с друзьями по поводу и без. Этого с лихвой хватило на очень долгую, интересную и яркую жизнь. Грех жаловаться, и несправедливо корить себя за забывчивость. Клим улыбнулся. Он молодец, собрался с духом, в последний раз посетил святое место, которое всегда было важнее, чем дом родной. Игрок запер тяжёлую дверь и, прихрамывая, направился к коварной лестнице.