Гарман проснулся от приятного ритмичного постукивания. Бедуин сидел в изголовье спящего Ахмеда и толок в ступке кофейные зерна, виртуозно выстукивая высоким медным пестиком замысловатую мелодию. Солнце уже взошло, видимо, путник совершил намаз и решил таким оригинальным способом всех разбудить.
Вежливо поприветствовав Салима, юноша получил в ответ лишь молчаливый кивок и мрачную ухмылку. Пляшущие языки пламени в очаге рвались к потолку, отбрасывая на стены причудливые тени. Казалось, что осиротевшая без Ахмеда мастерская объята огнём. Ученик за много лет привык, просыпаясь утром, видеть учителя за работой. Старик всегда поднимался с рассветом, а то и вовсе не ложился спать, засидевшись за очередным заказом.
На сердце у Гармана было неспокойно, пока учитель был скован беспробудным сном. Не зная, как отреагирует на пропажу ключа грозный бедуин, юноша бодро вскочил на ноги и с энтузиазмом взялся за приготовление лепешек. На языке у него вертелся вопрос о том, почему до сих пор не проснулся Ахмед, но бедуин первым нарушил молчание:
- Поведай мне, юный друг, что случилось с тобой в последние дни. От тебя веет тревогой - ты упираешь свой взгляд в пол.
- Простите меня, уважаемый Салим, сейчас я всё расскажу. Только один вопрос - что с Ахмедом? Он бредил, звал вас по имени, кричал об огне и других странных вещах. Я беспокоюсь.
- Воду в чашу ты подливал до того, как он выпивал всё до дна?
- Да, чаша ни разу не обсохла. За эти дни ушло около трех кувшинов, не меньше. Только учитель совсем ничего не ест, это не опасно?
- Всё в порядке, ты справился. Не волнуйся, учуяв запах отличного кофе, он проснется свежим и бодрым, как никогда. А сейчас меня интересует ключ. Слушаю тебя.
Поборов необъяснимый страх, который внушал ему друг учителя, парень рассказал всё как на духу. Затем принёс из закрытой на засов лавки шкатулку и отдал бедуину, приготовившись ждать его гнева или одобрения. О маске он не упомянул потому, что с нетерпением ждал пробуждения Ахмеда. К неожиданному заказу кузнеца бедуин не имел никакого отношения, поэтому мальчик решил позднее обсудить это с учителем.
Салим вертел в руках дубликат ключа, рассматривал сквозь лупу детали и даже попытался сравнить с гравюрами нанесённые Гарманом символы. После, отложив ключ и попросив принести ещё немного верблюжьего помета для растопки, он принялся варить кофе в старом закопченном кофейнике с длинным носом. Бросив в напиток щепотку каких-то специй и сахар, бедуин подозвал мальчика и велел тому присесть рядом.
По жилищу стремительно разносился резкий и дразнящий аромат кофе. Как только Гарман устроился рядом с чашками, подносом с финиками и лепешками, учитель глубоко вздохнул и открыл глаза. Осторожно повернув голову к присутствующим, Ахмед пошевелил левой рукой, согнул правую в локте и попытался подняться.
Обрадованный ученик бросился к очнувшемуся старику, чтобы помочь встать. Заботливо поддерживая сильно исхудавшего учителя под локоть, юноша проводил его за занавеску в углу мастерской, где можно было умыться и привести себя в порядок. Парню казалось, Ахмед слишком ослаб - двигался он чересчур медленно. Однако, тот отстранил мальчика, сказав хриплым спросонья голосом, что через некоторое время присоединится к ним.
- Как чувствуешь себя, друг мой? - участливо спросил бедуин, когда в левой руке учителя оказалась чашка с обжигающим ароматным кофе.
- Странные ощущения. Ничего не болит, почти не чувствую горячее рукой, - ответил старик. - Даже не знаю, рад ли я, что проснулся здесь и сейчас. Может быть, я все-таки умер от старости?
- Всё получилось, мой друг, всё отлично! - заулыбался Салим. - Ты теперь будешь жить и здравствовать еще как минимум пару десятков лет. Также как и я тогда - после живительной воды из этого сосуда. Быть может, наконец, женишься и вернешься в родные края...
- Нет, пожалуй. Время, как видишь, можно купить, но стоит ли разворачивать его обратно? - грустно усмехнулся Ахмед. - Спасибо тебе, Салим, ты человек слова.
- Не всегда удаётся сдержать данное обещание, но тот, кто не прилагает усилий, чтобы отдать долг чести, достоин презрения Аллаха.
- Как прошло испытание моего лучшего ученика?
Затаив дыхание, Гарман слушал рассказ о том, что задумали и с блеском провернули хитрые старики. Бедуин планировал выкрасть ключ, когда учитель отойдёт ко сну под действием напитка из грааля. Пройти в лавку ему удалось без всякого труда. Ахмед был уверен, что, обнаружив пропажу, ученик обязательно возьмётся делать дубликат, и не ошибся.
Восхищённо рассматривая новый ключ, учитель цокал языком и одобрительно качал головой. Сравнив копию с оригиналом, которую предусмотрительный Салим вытащил из складок плаща, Ахмед провозгласил:
- Ты мастер, Гарман, хороший мастер. Обучение закончено. Такую качественную копию кроме меня теперь может сделать ещё один мастер, и это ты.
- Учитель, неужели я свободен и могу съездить навестить отца с братом? - как дорогой семизар[8] сиял юноша. Затаив дыхание, он ждал ответа.
- Да. Поезжай, и можешь не возвращаться. Когда вернётся твой напарник, я тоже отпущу его домой, как и обещал. - Старик всё-таки не удержался и показал парню на какую-то несущественную царапину, которую никто другой не заметил бы: - Вот посмотри, здесь на внутренней стороне ключа негодная полировка. И вообще, дубликат чуть светлее. Недодержал на огне.
Ворчание Ахмеда могло бы продолжаться бесконечно, но Салим вновь принялся заваривать кофе и старик успокоился. Он протянул копию ключа Гарману:
- Держи, ты заслужил право быть хранителем грааля. Ну, скажем так, помощником хранителя, - Ахмед кивнул на ухмыляющегося бедуина.
- Учитель, но зачем мне ключ? И что это за странная чаша с водой, заставляющая спящих видеть кошмары и кричать по ночам? Мне хотелось бы знать.
- Если Салим позволит, расскажу. Твоя помощь может понадобиться в самый неожиданный момент, - задумчиво проговорил старик. - У меня нет детей, Салим тоже одинок. Мы должны кому-то передать тайну продления жизни, пока нас всех не забрал к себе Всевышний. Ты ведь как сын мне, хоть и другой веры. Но для меня это не имеет большого значения.
Как выяснилось, ключ действительно имел ценность, но отнюдь не художественную. Скорее, он выполнял роль своеобразной карты с надписями и знаками, указывающими дорогу к целебному источнику. Вода, стекающая в далекой аравийской пещере со сталактита, приобретала особые свойства только при попадании в грааль, из которого пил учитель.
Сосуд из белой глины с мелкими тёмными вкраплениями по всей поверхности особым изяществом не отличался. Он выглядел как обыкновенная высокая двуручная чаша, расширяющаяся от основания к середине и плавно сужающаяся к горловине. Объемные закруглённые ручки располагались не с двух противоположных сторон, как это обычно делается у кувшинов, а ближе друг к другу. Таким образом, наполненную доверху чашу удобно было нести перед собой, удерживая двумя руками.
Гарман давно не видел старика в таком бодром состоянии - его лицо светилось радостью, морщины чуть разгладились, а взгляд был полон жизни. Учитель находился в прекрасном расположении духа и, чувствуя прилив сил, решил рассказать о событиях давно минувших лет. Навсегда покинув аравийские земли три десятка лет тому назад, Ахмед не собирался возвращаться на родину. Он родился и вырос в Северном Йемене в семье целителя, лечившего больных с помощью каленого железа, травяных настоев и мудрой беседы.
Ахмед был младшим сыном в семье, но первым помощником отца - старшие братья разъехались кто куда, не желая заниматься врачебным делом. Юный лекарь взрослел, учился и набирался опыта. Он неплохо умел лечить переломы и вывихи, простуду и лихорадку. Ему часто приходилось вместе с отцом делать кровопускание, вскрывать воспаления и стягивать раны. К тому, что Ахмед был левшой, местные жители относились настороженно, но других знахарей в округе не было и многие закрывали глаза на суеверия.
Пришло время, и молодой лекарь взял в дом жену, родившую ему сына. Отец старел, глаза подводили его, поэтому Ахмеду пришлось взять на себя всю лечебную практику. Когда старого знахаря забрал к себе Аллах, сын уже слыл уважаемым и известным на всю округу целителем - смерть всегда обходила стороной его пациентов.
Однажды ночью в дверь к знахарю постучались путники, одетые как бедуины из Аравийских пустынь и вооруженные до зубов. Гости очень спешили, были суровы и немногословны. Их прислал шейх, у которого тяжело заболела дочь. Девушку через неделю отдавали замуж за брата влиятельного шерифа соседских земель - породниться с потомком пророка считалось большой честью. Срочно требовалась помощь опытного лекаря, поскольку девушке с каждым днём становилось хуже.
Разыскивая хорошего лекаря, путники добрались через горный перевал и систему подземных переходов из провинции Абха к единственному известному им знахарю в трех днях пути. Не спросив согласия Ахмеда и отказавшись от традиционного угощения, воины потребовали, чтобы он взял собой всё необходимое. Они намеревались немедленно отправиться в путь, прихватив с собой врача. Тот едва успел предупредить жену об отъезде, пока поили лошадей, и отряд тут же двинулся в обратный путь.
Спустя несколько дней они прибыли к шейху. Наскоро подкрепившись и выпив чашку крепкого кофе с инжиром, Ахмед с расстроенным отцом больной прошли на женскую половину. Едва взглянув в лицо девушке, знахарь понял, что её жизнь в серьёзной опасности. Несчастная лежала без сознания, с трудом вдыхая клокочущими лёгкими воздух. На потемневшем отёчном лице были заметны странные пятна.
Ахмед подозвал шейха и попросил разрешения осмотреть девушку в его присутствии - требовалось послушать сердце и провести массажные процедуры в области спины.
Убитый горем шейх с трудом понимал, о чём идёт речь. Он заставил знахаря поклясться Аллахом, что дочь выздоровеет, иначе лекаря и его семью ждёт беда. Попытки Ахмеда объяснить, что пациентка находится в двух шагах от смерти и дорога каждая минута, натолкнулись на полный боли и ярости взгляд шейха: 'Я буду стоять здесь и смотреть, как ты лечишь мою девочку! Она должна выжить! Через три дня свадьба!'
Ахмед потребовал немедленно разжечь большой огонь, куда положил разогреваться металлические прутья, и принести много воды. Битва за жизнь больной продолжалась почти сутки. Лекарь прижигал каленым железом ушные раковины и стопы, делал массаж и обтирания, заливал кровоточащие ссадины от металлических прутьев смолой. Девушку удалось напоить настойкой из трав, привезенных знахарем. В результате та ненадолго пришла в себя, узнала отца, ее дыхание стало глубже, а лицо порозовело. Казалось, болезнь отступает, но опытный лекарь знал, что не всё так просто.
Шейх молча следил за работой знахаря, практически не отходя от ложа дочери. Когда та уснула, Ахмед попытался объяснить отцу, что надежды на выздоровление немного: слишком сильный отек легких, лечение калёным железом и травами может не принести результата. Но шейх лишь неистово молился, внешне никак не выражая своего отношения к происходящему. Им принесли кофе, после чего измученный знахарь прилег отдохнуть рядом с ложем больной.
Ранним утром девушка умерла, не приходя в сознание - Ахмеда привезли слишком поздно. Стремительно развивающаяся болезнь не оставила дочери шейха никаких шансов. Знахарь сделал, всё что мог, но гнев отца был ужасен: 'Ты шайтан, специально пробравшийся в мой дом, чтобы принести горе и смерть! Пусть отсохнет твоя левая рука, умертвившая мою девочку. Я казню тебя, это мой святой долг, но сначала ты увидишь смерть своей семьи!'
Ослепленного горем отца невозможно было переубедить, он не желал слушать никаких объяснений. В сопровождении отряда всадников шейх лично повёз Ахмеда обратно в горы. Расположившись в пещере, воины надели связанному лекарю мешок на голову и бросили в темный угол, после чего шейх потребовал привести из селения его родных.
На этом месте повествования голос Ахмеда задрожал:
- Я вылечил многих людей в своей прошлой жизни. Спасал детей, помогал роженицам. Все знали, что я левша. Многие считали, что моей рукой управляет нечистый, но принимали помощь. Случалось, больные умирали, но никогда - из-за моей работы. Та девушка умерла не по моей вине, её сразил один из страшных недугов пустыни, который разносят южные ветра.
- Что случилось с твоей женой и дочерью, учитель? - спросил мальчик.
- Их зарезали на моих глазах, а меня шейх бросил умирать связанного в пустыне Руб-эль-Хали.
Старик замолчал и, мужественно сдерживая слёзы, взялся за приготовление чая с травами. Рассказ продолжил Салим, всё это время задумчиво перебиравший чётки.
- Мы вели торговый караван из Наджрана, стараясь держаться ближе к горам в дневное время. К ночи уходили глубже в пустыню - в этих местах неспокойно. Шейх не пропускал кочевников мимо своих земель без большой дани. Однажды утром солнце исчезло - нас внезапно нагнал самум[9]. Все оказались застигнутыми врасплох налетевшей с небес свирепой песчаной бурей.
Салим вспоминал, как они пытались поставить палатку и сбить в кучу верблюдов, которые ревели и падали на песок, зарываясь в него головами. Однако мощный теббад[10], дующий со всех сторон одновременно, разметал груз и буквально похоронил заживо большинство торговцев и верблюдов с товаром. Бедуина с проводником чудом вынесло на вершину высокого бархана. Оттуда было видно, как воронка до небес, танцующая на острой тонкой ноге свой смертельный танец, будто взрывает оранжевые пески вместе со всем, что попадается на пути.
Вдалеке спасшиеся заметили группу всадников на лошадях, мчавшихся прочь от смерча по склону дюны, но беглецам не повезло. Песчаный ураган превратился в сумасшедшее трио пляшущих демонов пустыни и быстро настиг воинов в черных плащах. За считанные минуты на месте, где только что мчался отряд, образовалась огромная песчаная гора. Затем смерч развернулся, словно выискивая очередную жертву, и неумолимо начал приближаться к чуть живым от ужаса караванщикам.
Больше Салим ничего не помнил до того момента, как в какой-то пещере ощутил на треснувших от зноя губах капли воды. Он понимал, что умирает - легкие, нос и глотка насквозь пропитались песком и кровью, дышать не получалось. В следующий раз из смертельного сна его вывела ужасная боль, пронизывающая всё тело. Несчастному чудилось, будто его голову с остервенением клюют сотни раскаленных клювов железных птиц смерти.
Казалось, мучениям не будет конца, даже если умолять Аллаха забрать его к себе. Бедуин не мог кричать, веки не поднимались, тело не слушалось, но он изо всех сил боролся за жизнь - будто против чужой воли. В какой-то момент невыносимые страдания умирающего прекратились, словно терзающий тело палач утомился. Проваливаясь в долгожданное забытье, он знал, что ещё будет пересчитывать на ночном небе пустыни тысячи звезд.
Салим умолк, видимо, вспоминая события тех далеких дней. Невозмутимое лицо рассказчика ничего не выражало, будто речь шла о ком-то постороннем. В тишине мастерской слышался лишь хруст костяшек пальцев, с неимоверной силой сжимавших четки.
[8] Семизар - традиционная посуда для приготовления чая на Востоке, прообраз самовара. Изготавливается из меди
![[]](/img/s/shtorm_z/004/3bedouin_coffee_hospitality.gif)
![[]](/img/s/shtorm_z/004/3sandstorm_rub_al_khali.gif)