На душе было муторно. Мужчина бродил по квартире, вёл беседы с котом, маялся от безделья. Знал, что в таком состоянии к своим подопечным лучше на глаза не появляться. Чувствовал себя бесконечно старым и одиноким. Задумался, а что он станет делать потом, когда важная и ответственная работа в агентстве закончится? Сидеть сложа руки вряд ли сможет, не привык. Он вечно куда-то бежал, а когда не работал, возился со своим автомобилем. О таких говорят - человек с шилом в известном месте.
Вспомнились музыканты из подземного перехода. Освоить гармонь, как Лариса Петровна, ему точно не светит. А вот исполнить соло на бутылках... Валера приободрился. Собрал по квартире более-менее подходящие ёмкости: высокие чашки, стаканы, бутылки и вазочки. Наполнил водой, нашёл пару карандашей и начал экспериментировать. Менял уровень воды, пытаясь выстроить звук, переставлял сосуды местами, выстукивал ритмы, подкладывал разделочные доски и пластик.
В голове звучала прекрасная музыка, и мужчина пытался её воспроизвести. Но извлечь из стекла удалось лишь "В траве сидел кузнечик". Остальные мелодии не давались. Хэмингуэя охватила бессильная ярость. Он представил, как замахивается тростью и сносит бесполезные склянки на пол.. Приступ отчаяния прошёл быстро. Он аккуратно вылил воду из посудин, расставил всё по местам. "Бездарь и посредственность, - проклинал себя Валера, - прав был папаша насчёт музыкальной школы".
В чате было тихо, значит, справлялись без него нормально. Глянул, что обновилось в базе данных опроса. Анкеты исправно заполнялись, число жаждущих скидок приближалось к тысяче. Книга сожалений разрасталась. Люди каялись, сокрушались, кривлялись и жаловались. Мужчины - всё больше о несделанном: не прыгнул с парашюта, бросил институт, не смог извиниться, зря женился, напрасно уволился, не оказал помощь.
Женщины горевали о том, что сотворили по глупости, от жадности или сами не зная, почему. Слабый пол казался намного более деятельным: согласилась, отказалась, опоздала, поспешила, не подумала. Среди этой аудитории чаще встречался ответ - не сожалею ни о чём.
Валера задумался. Он не ощущал себя ни психологом, ни социологом, ни судьёй. Читал и многим людям сочувствовал. Жалел, огорчался вместе с ними, переживал за их ошибки, пытался понять. Людям хотелось сэкономить, и они честно заполняли анкету, раз поставлено такое условие. Большинство откликов - настоящие, искренние. Может быть, их раньше некому было высказать? Неужели никто не спрашивал? И вот он, рядовой сотрудник агентства читает откровения человечества, в каком-то смысле. Идиотизм. Ему что ли люди жалуются? Он кто такой?
Почувствовал себя неуютно, до мурашек по коже. Представил, что сидит в какой-то церкви и принимает исповедующихся. К нему вьётся длинная очередь без конца и края. А он самозванец, нет у него полномочий... Был дальнобойщиком, актёром на побегушках, бестолковым мужем и негодным отцом. Сейчас - хромой инвалид, незадачливый ухажёр, рекламщик и новый хозяин брошенного кота. Ничего выдающегося. Он даже толком не знал, о чём ему сожалеть. Обо всём и сразу, что ли? Большого смысла в этом не было.
Видимо, потрясения последних дней сделали его слишком сентиментальным, но не хотелось оставлять всё как есть. Нужно найти того, кто имеет моральное право читать это. Может, священнику отнести? Валерий был неверующим, храмы не посещал. Решил, доберётся до работы, распечатает файл и отнесёт в церковь. Возможно, батюшка согласится прочесть. Люди вроде как покаялись. Или плюнуть, пусть искусственный интеллект возится? Но затея показалась выполнимой, и мужчине стало легче.
На работе его заждались, пришлось впрягаться по полной. Надо было развезти ребятам зарплату, дать новые планы по точками, сверить отчёты и сделать ещё много всяких дел. "Победа" шумела и ликовала, всем выплатили приличную премию, никого не обделили. Хэмингуэй нуждался в совете, но к Светлане идти не осмелился. С Игорем перекурили, обсудили идею с храмом. Друг в целом одобрил. Посоветоваться с опытным товарищем, полагал он, не помешает. Да и Валере на душе полегчает, если сделает что-то полезное.
Игорь понимал, другу сейчас не сладко, потому тот и мечется. Но что-то было в этом порыве. Сисадмин даже чуть позавидовал Валере, сам он читать ничего не собирался, берёг свои нервы. Распечатали ответы, убрав пустышки, явный сарказм и откровенные глупости. Оставили только важное и то, где про материальные блага. Пусть, если это сокровенное.
Хэмингуэй решил вписать в таблицу и свой ответ. Хотел быть на равных с такими же как он бедолагами, которые отвечают искусственному интеллекту в анкете. Врать, что жалеть не о чем, как многие, не стал - решил ответить по-настоящему. Вспомнил музыканта, извлекающего в промёрзшем переходе из бутылок чудесную музыку. Жаль, что так и не нашёл у себя никаких талантов. Наверное, плохо искал.
Однажды Ирина упомянула о церкви неподалёку от дома. Ходила туда свечки ставить за здоровье, за девочку свою. Валера немного поблуждал по району, пока среди домов не блеснули жёлтые купола. Игорь посоветовал взять с собой денег, сказал, так принято. Кто ж станет отпускать такое количество грехов бесплатно, священнику тоже надо на что-то жить.
Небо сверкало яркими звёздами, белел снежок, на улице было светло. Сильно подморозило, роскошная борода и усы Хэмингуэя покрылись инеем. Издали он походил на заблудившегося Деда Мороза, с большой сумкой, посохом и блестящей бородой. Брёл туда, где его не ждут и знать не знают.
Мужчина замедлил шаг, разглядывая белые стены храма. Дальняя стена у забора была ободрана до кирпича, к ней прислонились покосившиеся строительные леса, утонувшие в высоких сугробах. Пара фонарей освещали заботливо очищенные от снега дорожки, правда ни одно окошко не светилось. Может, там никого нет?
В такое позднее время ворота храма были прикрыты, но в невысоком домике на территории свет горел. Сторож не хотел его пускать, но Валера настаивал. Видимо что-то в спутанных объяснениях визитёра показалось охраннику важным, а может вид странного бородача вызвал сочувствие. Дозвонились по мобильному батюшке, объяснили срочность визита. Священник согласился принять позднего гостя. Наверное, решил, что какой-то паломник прибыл издалека.
Встретил гостя радушно, пригласил пить чай с пирогами, угостил церковным вином. Святой отец оказался человеком нестарым и вполне современным. Проблемой гостя проникся и всё сокрушался о людях. Не знают, куда идти, кому плакаться. Времена дурные, вот и выползают на свет божий искусственные интеллекты да поклонники золотого тельца.
Проговорили с батюшкой долго, о разном. Тот произвёл впечатление очень мудрого человека, несмотря на возраст. Пожертвование на храм принял с благодарностью, пообещал прочесть за людей все их сожаления, и за каждого попросить. Покидал храм Хэмингуэй, пребывая в глубокой задумчивости.
Напоследок моложавый священник произнёс важные и неожиданные для Валерия слова: "Людям не нужно покаяние, и не прощения они ждут, отвечая на твой вопрос. Пожаловаться можно только человеку. Те, кому такой не встретился, и пишут в анкету. Им повезло, ты наделён редким даром - умением искренне сопереживать. В миру это называют эмпатией. Только храни себя, силы душевные не беспредельны".
Валерий ощущал странное умиротворение, не чувствуя ни радости, ни печали. Словно завершил какую-то неприятную, но важную миссию. Верно говорят про камень с души. Теперь Хэмингуэй знал, что делать. Пусть люди пишут книгу сожалений, он обязательно прочтёт. Помахал рукой сторожу, глубоко вдохнул морозный воздух и заковылял домой. Сюда он больше не вернётся и никаких анкет приносить не будет. Оказалось, ни к чему это. Сам справится.
Время было совсем позднее, да ещё некстати разболелась нога. Тяжело опираясь на трость, мужчина подошёл к дому. Кот встречал у порога, видимо, давно ждал под дверью. Валерий прошёл в кухню, налил себе чаю, но допить не смог. Клонило в сон, и он с наслаждением улёгся на кровати в комнате. День выдался непростой, но ничего, завтра на работе его не ждут.
Должна приехать сестра Ирины, ей наверняка понадобится помощь. После он, конечно, уберётся с котом восвояси. Надо будет собрать питомцу имущество: миски, подстилки, игрушки.. "Ничего страшного, - размышлял Хэмингуэй, - коммунальным псам придётся привыкнуть к новому обитателю". В темноте блеснули два кошачьих глаза, раздался шорох - Базилио поудобнее устраивался в ногах у нового хозяина.