АРКАДИЙ БЕЛИНКОВ И "НОВЫЙ КОЛОКОЛ"
Лондон издавна был связан с русским свободным словом самых различных
направлений. Я не буду входить в историю этих связей. Достаточно упомя-
нуть, что они тянутся своими корнями далеко за пределы XX века. В XIX
веке в Лондоне, наездами или постоянно, были представлены все россий-
ские оппозиционные движения, от чисто духовных до революционных и
террористических. В ХХ веке, до октябрьского переворота 1917 года, со-
став лондонской эмиграции из России оставался в основном революционер-
ским. После 1917 года в Западную Европу хлынули волны беженцев от
большевистского режима, который утвердил себя гражданской войной и
беспощадным (уже в 1918 - 1921 гг.) террором. Евреев эта волна несла в
себе больше, чем принято думать.
Долгие годы легальная эмиграция из СССР являлась делом невероятно
трудным и редким. В конце 1920-х - начале 1930-х гг. границы Совет-ского
Союза закрылись наглухо. Шел только полуконспиративный обмен
письмами, случались редкостные побеги, чаще всего завершаемые убийст-
вом беглеца, да подконтрольные (фактически - подконвойные) визиты
иностранцев в СССР или командировки доверенных "культуртрегеров" ту-
да и обратно. И те, и другие были призваны создавать видимость свободы
передвижения и культурного обмена между двумя мирами. Иногда между
гостями и аборигенами завязывались непредусмотренные властями контак-
ты. Один из таких примеров - Анна Ахматова и сэр Исайя Берлин.
И всё-таки нити духовной связи прорастали сквозь все преграды и не
рвались в самые страшные годы.
Одним из так и не выкорчеванных большевиками символов преемствен-
ности (с одной стороны - между дооктябрьским прошлым и послеоктябрь-
скими внутренними очагами "тайной свободы", а с другой - между рос-
сийской духовной жизнью и мировой) явился изданный в 1972 году в Лон-
доне (всё в том же Лондоне!) "Новый колокол". Он был задуман как
периодическое издание, но обстоятельства сложились так, что первый его
выпуск оказался единственным. Главным из этих обстоятельств была преж-
девременная смерть Аркадия Белинкова.
* * *
Когда берёшь в руки сегодня изданый в 1972 году в Лондоне "Новый
колокол", уже одно только предисловие рождает множество
разноречивых мыслей и чувств. Я имею в виду людей, не чуждых судьбе и
мыслям Ар-кадия Белинкова, но не разделивших финала. Наш уход из жизни
не бу- дет столь трагическим уже по одной той причине, что не окажется
таким ранним, как смерть сорокадевятилетнего Белинкова. Дети многих
из нас уже старше, чем был он, уходя.
В 1972 году, когда вышел в свет задуманный и отчасти подготовленный
к печати "Новый колокол", изданный Наталией Белинковой,
идеологиче-ские и мировоззренческие различия между оппонентами
советского строя не проявлялись ещё столь непримиримо, как сегодня. Все
или почти все так называемые инакомыслящие (т.е. мыслящие иначе, чем ЦК
КПСС и Пятое управление КГБ) чувствовали себя в какой-то мере бойцами
одного фрон- та, ибо хотели прежде всего свободы слова. Но, подчеркнём,
лишь в ка- кой-то мере. Разномыслие уже проявлялось. Солженицын не
ошибался, когда предсказывал, что с обретением свободы слова это
разномыслие гро-зит стать непримиримым. Вглядитесь в 1970-е годы с
высоты (или из бездны: и в этом "согласья нет") 1999-го. Вы увидите, что
сегодня нема-лой части ещё здравствующих протестантов 1960-х - 1970-х
гг. куда род-нее по духу тогдашние представители власти и "органов", чем
- тогдашние же - соседи по камерам или коллеги по Сам- и Тамиздату.
Впрочем, отчасти грядущие противостояния и нынешние парадоксальные
"выраженья милого лица" были предсказуемы. А может быть, так видится в
ретроспективе, ибо задним умом все крепки?
Но - вчитаемся в предисловие к "Новому Колоколу", написанное
уже не А. Белинковым, а редколлегией.
Итак:
5 (1)(2) 11
И далее опять от редколлегии:
6(1) 6
Вот они сегодня и не соглашаются почти ни в чём, причём с такой яро-
стью, что на деятельность конструктивно-созидательную времени остаётся
примерно так же мало, как денег (1999).
Далее авторы предисловия пишут:
6(2) 5
Действительно, вопреки некоторым бытующим ныне воззрениям, в СССР
конца 1980-х - 90-х гг. не было революционной ситуации и не произо- шло
революции. Крах советского социалистического гиганта был полу-финалом
того вырождения жизненных сил страны, которое было обуслов-лено победой
коммунистов во всероссийской смуте 1917 года. Правда, весы судьбы (то ли
тупик, погибель, то ли спасение) колебались, начиная с февраля 1917 года
по "год великого перелома". К этому году (1929) окончательно и
бесповоротно было добито крестьянство и уничтожены прежние
просвещённые слои общества. Ко второй половине 1980-х гг. возможности
партократической цекагебистской давильни иссякли. Система,
построенная большевиками по рецептам Утопии-Оборотня, рухнула не в
результате атаки со стороны инакомыслящих и революционеров. Диссиден-
ты-правозащитники, инакомыслящие всех разновидностей, Самиздат, Там-
издат, несомненно, ускорили этот крах. Но не более того. К тому же ни
чётко выстроенной программы реформ, ни сил, организованных для их
проведения, у инакомыслящих не было. Немногие созидательно-прагма-
тичные программы тонули в потоке обличительного свободословия. Это бы-
ла не революция, а продолжение катастрофы 1917 года, финал которой не
ясен ещё и сегодня (1999).
Примечательно, что требования, заявленные в предисловии к "Новому
колоколу", были удовлетворены почти полностью ещё в горбачёвские
вре- мена. Судите сами (цитирую):
7 (1) 15
Всё это осуществилось. И сверх того: произошли изменения, о которых
из членов тогдашней редакции "Нового колокола" мечтали лишь едини-
цы. Аркадий Белинков был из числа этих немногих.
Прислушаемся к тому, что говорит уже после смерти своего мужа и ду-
ховного руководителя Наталия Белинкова:
198(1) 6
Но, может быть, ещё важнее слова, сказанные выше и принадлежащие тому
же автору:
196 (1) 3
К великому сожалению, о чём неоднократно писал Солженицын, этого ещё
не достаточно. И сама Наталия Белинкова постулирует эту недостато-
чность в выделенных нами словах:
Свободная и гласная мысль, то есть свобода слова, есть
необходи-
мое, но недостаточное условие для воссоздания жизнеспособного
обще-
ственного организма на обломках Голема, натужно сколоченного утописта-
ми и подпиравшегося деспотией почти восемь десятков лет.
Развалины рухнувшей махины, как это ни горько, состоят не только из
пустующих и ржавеющих, зарастающих бурьяном и плохим лесом "матери-
альных объектов", испоганенной природной среды и т.д. и т.п. Их со-
ставляют ещё и миллионы обескураженных людей, чувствующих себя, как
рыба, выброшенная, пусть из плохих, но всё-таки водоёмов на берега.
Среди миллионов людей после крушения большевистского эксперимента не
оказалось жизненно необходимых нормальному обществу социальных слоёв.
В обществе, изнасилованном и истощённом утопией, нет земледельцев-
собственников. В нём крайне тонок слой нравственной, духовно просвещён-
ной (не "образованщины" и не политизированной "интеллигентщины", а)
истинной интеллигенции, с глубокими корнями в мировой и отечественной
культуре. В этом поверженном в страх и недоумение обществе нет так
называемого среднего класса, многочисленного, функционально разнооб-
разного и морально надёжного. В нём нет или почти нет просвещённой и
преданной долгу бюрократии. Нет ко всему прочему ещё и законодательст-
ва, рассчитанного на переходной период от противоестественного к нор-
мальному государству, от анормального к здоровому социуму. Да мало ли
чего ещё в этом обществе нет? Всё перечисленное и многое сверх того
приходится выращивать чуть ли "in vitro", и это - при российских мас-
штабах, многоэтничности и разнообразии как природных условий, так и
образов жизни.
По вынужденной неполноте своего исторического образования (совет-
ская школа, советский вуз, тюрьма, тюрьма, тюрьмаї) А. Белинков порой
перебарщивал в своей критике России дореволюционной. Несомненно, вре-
мя, чтение того, чего в России прочесть нельзя было, а в эмиграции ещё
не успелось, уравновесили и уточнили бы его позиции по части российской
ретроспективы. Возможно, он по-другому оценил бы (за долгие годы, ко-
торых у него впереди не оказалось) роли консервативных, реформаторских
и радикально-революционных сил в российской истории. Вероятно, мы о
многом могли бы с Аркадием Белинковым поспорить, встретясь на совет-
ской "воле", в лагере или в эмиграции. Но при перечитывании в очередной
раз его монологов для меня бесспорной, пронзительной и обжигающей душу
истиной остаются два впечатления: колоссальной талантливости, может
быть - гениальности, Аркадия Белинкова и его всезаслоняющей любви к
России. Я завершаю свой очерк его словами, сказанными в минуту прощания
и неопровержимо свидетельствующими об этих его качествах:
18 (1), 19 (1) 9
И в самом конце прощального монолога - слова, которые отвергают
всякую мысль о тождественности, в глазах Белинкова, России исторической
и России советской:
23(1) 24(1)
6
/подч. Д.Ш./.
Далее следует прямое обращение к своим вчерашним тюремщикам:
10
Несколько впечатлений от новой жизни, оказавшейся такой непоправимо
короткой:
3
И, наконец, слова, которые по сей день отдаются острой болью в наших
душах:
/Д. Штурман/
Дора Штурман (дев. фам. Шток) родилась в 1923 г. в Харькове в се-мье
врача и учительницы (Штурман - дев. фамилия матери). Детство про- вела в
г. Запорожье. После ранней трагической смерти отца вернулась с матерью
и братом в Харьков. В 1944 г. в эвакуации, после второго курса филфака
ун-та, была арестована с группой студентов и осуждена на пять
лет ИТЛ и пять лет поражения в правах за попытки анализа теории комму-
низма и советской системы, связаные с исследованием творчества
некоторых поэтов и прозаиков. После освобождения учительствовала в
сельских шко-лах Украины. Ун-т закончила заочно, в 1952 г. В 1962 г.
вернулась в Харьков. После заключения тайно продолжала свои исследова-
ния. С 1968 года часть работ Штурман (по первому мужу Кравченко)
циркулировала в самиздате под псевдонимом В.Е. Богдан. В 1977 г. со
вторым мужем, д.н. С.А. Тиктиным, с дочерью и её семьёй репатриировалась
в Израиль. Часть работ удалось переправить туда в виде микрофильмов,
часть получена только в 1992 г. (в том числе архив 1939 - 44 гг., изъятый
при аресте). В Израиле, Зап. Европе, США и России изданы в сотрудничес-
тве, а в ряде случаев - в соавторстве с мужем, С.А. Тиктиным, более 500
статей и 14 книг (считая два переиздания). Одна из них - "О вождях
российского
коммунизма" - издана в Париже под общей редакцией А.И. Солженицы-на.
Исследования Д. Штурман признаны международной научной общественно-
стью.
Аркадий Белинков и "Новый колокол", Дора Штурман (Кфар
Иона,
Израиль). Сборник статей "Новый колокол" был задуман и
частично подготовлен уехавшим из Советского Союза и рано скончавшимся
известным литературоведом А.В. Белинковым, приговорённым в сталинские
времена за антисоветскую деятельность к двадцати пяти годам заключе-
ния. Издание сборника осуществлено его единомышленниками, в основном
его вдовой Наталией Белинковой, в Лондоне, где издавался за сто с
лишним лет до этого "Колокол" А.И. Герцена. Столица Британской империи
долгие де- сятилетия была традиционным центром сосредоточения
европейской, в том числе и российской, политической эмиграции. "Новый
колокол" обли-чает преступную советскую диктатуру. Сборник этот
отразил различные точки зрения, которые тогда можно было выразить
только в условиях сво-боды. В предисловии были названы требования
редакции к руководству СССР, которые были частично удовлетворены в
горбачёвские времена. Материалы А. Белинкова говорят о его колоссаль-
ной талантливости и все- заслоняющей любви к России.