История слепа 

Конкуренция и жизнь

     Время от времени поражаешься не то что не логичности, но откровенной глупости исторического процесса, и тогда невольно приходишь к выводу, что далеко не всегда разум им управляет, и, более того, чаще всего оказывается, что разум появляется в историческом процессе в результате очередной глупости, которую ему приходится исправлять.
    В историческом процессе следует выделять две противоположные тенденции. Разумность исторического процесса связана с напряжением, с работой, с созиданием. И в этом смысле разумность утомляет. Поэтому разумность имеет своё оправдание в условиях существующей отрицательности. Так, например, возьмём существование в условиях конкуренции. Ведь конкуренция - это нехорошо, это утомляет. Хорошо было бы, если бы её не было, потому что она создает отрицательное рассогласование, с которым приходится постоянно бороться. И поэтому в условиях конкуренции приходится быть разумным, приходится напрягаться, развиваться, созидать. Вот как у каких-нибудь там немцев, о которых говорит Достоевский в "Игроке" - ведь у них там терпение и труд ради будущего. Или возьмите глупого китайца, который, по Аверченко, возьмёт какую-нибудь дурацкую фигуру, и корпит над ней годами.  А русской душе это не подходит. Русское сердце хочет всё иметь здесь и сейчас. Оно хочет иметь молочные реки и кисельные берега, и чтобы всё это было бесплатно. Так что начинаем мы трудиться тогда, когда уже деваться больше некуда. Тогда, конечно,  приходится. Я хочу сказать, что конкуренцию мы не любим. Я вот по себе сужу: нет, не люблю никакой конкуренции. И поэтому конкуренцию мы из своей жизни старательно изгоняем, о чем свидетельствует и вся наша российская история, что царская, что советская, что современная. Например, возьмите современную историю. Хоть Путина. Ведь теперь он будет сидеть там, наверху, до скончания века, потому что изгнал, истребил любую возможную себе конкуренцию. В этом отношении - я имею ввиду изгонять конкуренцию, мы доки. Мы хотим жить здесь и сейчас, а не в каком-то отдаленном будущем. И живём, как можем. На нас обстоятельства давят, а мы всё равно живём. Так мы сделаны, такая наша природа. Ну, и, что ни говорите, а раскинулись мы всё же "От Москвы до самых до окраин". Правда, всё это у нас больше как-то экстенсивно получается.

Сознание и жизнь

     Иногда сознание и жизнь мирно сливаются друг с другом. Например, сознание как бы инстинктивно говорит нам, что там, наверху, люди думают о нас, о стране, и эта мысль вносит чувство гармонии в жизнь. Живешь в каком-нибудь насквозь продуваемом бараке с туалетом во дворе, приезжает высшее лицо, спрашивает, в чем нуждаетесь, в чем проблемы, а ты ему: "Только бы не было войны". Он удивляется ответу, а ты думаешь: ну, если война еще будет, так вообще хана. Так что пусть они там борются против войны, а мы уж тут как-нибудь.
    И самого себя рассматриваешь как человека, который движим высоким сознанием и идеями. Изредка только наталкиваешься, что нужно сделать в соответствии с разумом, а не можешь, натура не позволяет. А потом обнаруживаешь, что многое хочешь сделать разумное, доброе, вечное, а не можешь, и всё из-за натуры. И в конце концов махнешь рукой и живешь, как бог на душу положит, и только что мечтаешь о высоком, разумном, и вечном.
   И, наконец, приходишь к мысли, что и там, наверху, всё то же самое. На самом деле никто ни о ком не думает, а думает только о себе. И если кому-то о ком-то и приходится думать, то это единственно потому, что обстоятельства вынуждают, потому что место хорошее, и жалко его потерять. Так и оказывается, что история слепа.

Три сестры

    "Три сестры" - это из передачи Малахова "Пусть говорят" Там три сестры из-за дома переругались. И присутствовавшие на передаче недоумевали, как это так можно до такой взаимной ненависти дойти родным людям. Кавказцы говорят: нам стыдно за вас. О нас говорят: "Понаехали тут". А понаехали - потому что друг другу помогаем, живем сначала  по двадцати человек на десяти квадратных метрах, а потом вы же нам и завидуете, что мы хорошо живём. Но тут кто-то догадался: ведь человек живет для счастья. И если сёстры так переругались и находятся в этом состоянии уже лет двадцать, так, значит, они счастливы этой жизнью. Не было бы дома - было бы что-то другое, но было бы то же самое. И, значит, не дом важен сам по себе, а душевное состояние переживаний. Вот они их для себя и создали. Недаром же говорится, что мы сами для себя создаём проблемы, чтобы иметь возможность их героически преодолевать.  Неважно, что ты делаешь, важно, какие чувства ты при этом испытываешь. Не вещи для нас важны, а наши душевные состояния.

Александр Дюма-отец

    Александру Дюма-отцу ставили в упрёк неправильное им понимание движущих сил истории. Де по Александру движущей силой истории являются страсти человеческие и, соответственно, возможности человека, так что если ты герцог Букингем, то можешь объявить и войну Франции в качестве отместки за невозможность реализации своей любви к королеве Анне. Или что-нибудь в этом духе. То есть история определяется не мыслями о благе народа, и даже не мыслями о собственном благе, но единственно страстями. Пожалуй, кто-то скажет, что это не так, что это - глупость, но, как правило, глупость-то как раз и оказывается истинной правдой, а ум - всего лишь приложением к ней, формой её превратного явления. А так как явление приятно, а сущность явления  пугает, то мы с радостью и принимаем явление за сущность, и кроме него ничего больше не хотим видеть. Человеку свойственно отвращать свой взор от неприятного и обращать к приятному. В любом случае, что бы человек ни делал, он может это делать, лишь удовлетворяя себя, и при этом неважно, делает он нечто по принуждению или по своей воле. Это уж как придется. Но между мыслью и страстью существует соответствие: страсть определяет себя в мысли, а мысль для своей реализации ищет страсть.

Страстное отношение к реальности

    Человек в его страстном отношении к реальности не отделим от реальности. Его целью является удовлетворение своей страсти посредством реальности, поскольку иных способов её удовлетворения у него нет. И при этом оказывается, что ему безразлично, что делать в реальности, важной является только возможность удовлетворения своей страсти в ней. Поэтому его страсть является тем оселком, которым определяется, что делает человек в этой жизни.

Потребности и их удовлетворение

     Человек в своих действиях движим потребностями. Сами по себе потребности разбиваются на два противоположных класса - потребность в потреблении и потребность в действии. У человека положена та или другая потребность: в действии или потреблении. И тогда другая сторона является средством для её реализации. Так, если человек движим потребностью в потреблении, то он вынуждаем к действиям ею. Если же он движим потребностью в действиях, то ведь чтобы действовать, то уж питаться нужно во всяком случае, так что приходится действия заворачивать на потребление. Словом, всегда у человека потребность заставляет человека формировать соответствующие ему цели.
   Значит, если у человека возникает потребность, то он должен организовать её удовлетворение. Например, если у него есть потребность в потреблении, то он должен составить план действий и должен заставить себя действовать в соответствии с планом. Оно бы лучше гораздо, если бы "так", но если "так" не получается, то приходится себя заставлять. И, точно также, с другой стороны, если у человека существует потребность в определенных специфических действиях, то он должен обеспечить физические условия для их реализации, которые ведь тоже занимают время, и, может быть, такое, что на любимые действия времени и не остаётся. Так что человек оказывается замкнут на физиологические потребности своего тела. А если для этой цели использовать труд других людей? Допустим, что это подлость, но ведь это - приятная подлость, и, главное, необходимая подлость. Можно, конечно, чувствовать себя святым и жертвовать своей потребностью "ради человечества", но для этого сама по себе жертвенность ради человечества должна быть потребностью, так что если её нет, то и вопрос о жертвенности отпадает. А так, благодаря эксплуатации других людей, появляются дополнительные возможности удовлетворения своих потребностей. А так как потребности определяются возможностями, и чем больше возможностей, тем больше потребностей, так что этот процесс в принципе безграничен, то чем больше людей удается эксплуатировать, тем больше и лучше собственных потребностей удается удовлетворять.
    Или, скажем, потребность во власти. Её же тоже нужно как-то реализовать, так что потребность во власти становится движущей силой, определяющей действия человека.
   Итак, труд человека оказывается распадающимся на две разные части: непосредственный труд по производству благ и труд, связанный с организацией труда. Ведь другого человека не заставишь на себя просто так трудиться, как просто так не заставишь трудиться самого себя. Мало существования вынуждающей потребности, нужно ещё суметь заставить себя приложить усилия для её удовлетворения. Значит, в самом этом отношении между потребностью и её удовлетворением лежит опосредующее звено насилия над собой либо над другими, насилия, которое  воспринимается не только как средство удовлетворения, но и как отрицательность. Поскольку пока что воздух у нас еще бесплатный, то и естественно, что основной инстинкт человека - на бесплатность, на минимизацию необходимых, принуждающих действия, которые человек воспринимает как отчуждение своей самодеятельности. Поэтому если он и действует притом, что действие не является его потребностью, то тут уже присутствует отрицательность, импульс, направленный на то, чтобы минимизировать действия, отчуждающие человека от его сущности, от его самопроизвольности. Так что этот момент отчуждения человека от самого себя существует изначально, и человек стремится к его преодолению. А как это можно сделать, как не принудив других людей работать на себя. То есть как не начав заниматься насилием по отношению к другим людям и трудом по организации их работы на себя.
   Поэтому, независимо от того, трудитесь вы на самого себя, или вы входите в социальную систему, в которой часть людей занимается трудом, связанным с насилием над другими людьми и организацией их труда, всегда присутствует эта отрицательность, эти два противоположные полюса - полюса принуждающего, полюса насилия, и полюса, принужденного подчиняться насилию, и всегда присутствует отрицательность между этими двумя полюсами уже в каждом индивиде сверху донизу в той мере, в какой самопроизвольность индивида отчуждена от него в виде той или иной формы  труда.

Социализм

     Если мы теперь возьмём социализм, то социалистическая система точно также содержит в себе два полюса. Согласно Марксу, коммунизм представляет собой такой уровень развития производительных сил, при котором уравновешиваются между собой потребности в действии и потребности в потреблении, так что исчезает труд как форма отчуждения человека от самого себя. Но если социализм как переходная форма от капитализма к коммунизму строится в условиях низшего уровня развития производительных сил, который характеризуется не самопроизвольностью деятельности её членов, а отчуждением её от человека, принуждением его, то  социализм содержит в себе изначальное противоречие: с одной стороны, он устраняет эксплуатацию человека человеком, введя общественную собственность на средства производства и провозглашает равенство людей относительно труда, с другой стороны, он формирует класс людей, в обязанности которых входит организация насилия, которая должна компенсировать сопротивление людей отчуждению их самодеятельности от них самих и обеспечить организацию единого производства в масштабах социальной системы. Пока эта противоположность, это насилие осуществляются, система является эффективной. Однако в силу того, что сама идея социализма имеет в качестве своей цели уничтожение отчуждения самодеятельности человека от человека и психологически движется этим импульсом, с политической стороны в ней имеет место идеологический импульс отрицания существующего в ней насилия, преобразования его в фикцию "народного государства". Но как только набирает силу этого рода тенденция, так класс людей, управляющих системой, в руках которых находятся все рычаги управления системой, из управленцев преобразовывают себя в собственников, ибо возникает противоположная тенденция демонополизации власти, и у людей, находящихся в системе управления тут же срабатывает инстинкт устранения отчуждения труда от них самих, который реализуется путем приватизации средств производства в их частную собственность. И т.о. запускается  процесс распада социалистической системы и переход к капитализму, поддерживаемый снизу доверху. Сверху - страстью приобретательства, снизу - стремлением к избавлению он насилия, связанного с отчуждением труда. Всё это происходит при условии наличия высокого уровня производства и с приходом к власти среднего человека. Эпоха социализма - это эпоха героев. Как только система укрепляется настолько, что "ею может управлять кухарка", герои вытесняются средним человеком, а средний человек в качестве своей цели не имеет, подобно героям, общество в целом, но - самого себя в первую очередь.
   Сам этот процесс происходит в условиях, когда система управления заполняется обычным средним человеком, когда система лишается своих героев. Средний человек отличается от героев тем, что его целью является он сам. У него нет идеологии, или его идеология - его единичное "хорошо".

   11.01.10 г.