Здравствуйте, Мария Семеновна! Со мной случилось то же
самое, что с тетрадкой гоголевского пасечника: у меня нет ни Вашего письма,
реакцией на которое было моё письмо, ни копии моего письма. Насчет копии я сам
виноват, не сделал копии. Что же до Вашего письма... Сколько раз говорю своей
старухе: ничего не трогай на моём столе, а лучше вообще не заходи в мою комнату.
Нет, заведется со своей уборкой. Она, видите ли, пыли не переносит. И чем,
спрашивается, так уж досаждает ей пыль: лежит, никого не трогает. И вот
результат: пропало Ваше письмо. "Наверное, я, когда у тебя убирала, его нечаянно
в мусорное ведро смахнула". Да я понимаю, конечно, что борьба с женщиной - дело
безнадежное, потому что женщина такое существо, которое человеческого языка не
понимает. Вы уж извините, это я не о Вас. Хотя, конечно, Вы, в качестве женщины,
и тут можете обидеться на меня в том смысле, что де я Вас за женщину не считаю.
Но Вы же умница, Вы всё сами прекрасно понимаете, что я хочу сказать.
Но по делу. Помню только, что в Вашем письме присутствовал некий Синеглазов, личность , о которой доброго слова сказать жалко, который, тем не менее, вызвал у Вас чувство любви к себе. И в письме сквозила ненависть к нему, генерализованная на весь мужской пол, а также
содержались генерализация и вместе с ней остережение и оправдание женского пола: мол, все мы, бабы, дуры. И у меня в письме было, что, де, любовь сама по себе, а мужчины сами по себе. И де "любовью дорожить умейте". И, видимо, добавил что-то еще противоположное, но, как видно, в виде фона. То есть, видимо, письмо
моё было реакцией на текст Вашего письма, но что это была за реакция, чем обусловлена, сказать не берусь. Во всяком случае, ведь что бы мы ни говорили, мы говорим, в конечном счете, о себе. Целью моего письма было переориентировать сквозившую в письме негативность, связанную с
вашей обидой и вызванной ею агрессией, направленной на самое себя, поскольку до Синеглазова как до Луны, его не укусишь. А всякая агрессия на то и агрессия, чтобы разрушать, и если агрессия вместо того, чтобы быть направленной на объект, направляется человеком на самого себя, то это ведь процесс саморазрушения, что, как принято говорить, контрпродуктивно.
Хотя, с другой стороны, если она направлена на объект, то тоже немногим лучше,
потому что зло причиненное обладает свойством, подобно бумерангу, возвращаться к
нам.
А так как я по жизни привык находить в отрицательном положительные стороны, то и решился
незаметно для Вашего сознания переориентировать Вас путём указания на позитивную сторону произошедшего. То есть мысли мои, как это мне представлялось, были
самые некорыстные, самые благородные. Но вот когда сейчас пишу о своем
бескорыстии и благородстве, я вдруг, к моему неудовольствию, понимаю, наконец, причину моего
"благородства",
и вижу, что его основанием явилась моя защитная
реакция себя, как представителя мужского пола, от женской ненависти, мысль сама
по себе не скажу что приятная, поскольку лишает меня ангельских крыльев.
Судя по Вашему ответному письму, если судить поверхностно о его содержании, этот разворот мне удался, потому что Вы полностью согласились со мной, что в любви самой по себе вся награда, а Синеглазов сам по себе как бы и не причем, случайный факт, вызвавший чувство любви к себе. Так что любовь сама по себе, а Синеглазов сам по себе, и эти две стороны совершенно не обязаны совпадать друг с другом, более того, Синеглазова как случайный фактор вообще можно отодвинуть в сторону: он сделал своё дело, и он может уйти. Он просто - как спусковой крючок, а там дальше любовь пошла сама по себе. А ведь мы тогда только и живем, когда любим. Нам нужно любить. Без любви что мы такое? Так, ничто, живой труп, и больше ничего. Потому что когда ты любишь, ты знаешь, для чего живёшь. А если нет любви, что ты
так, растение или бездушный механизм, выполняющий какую-то работу, и больше ничего. Человек без любви - это человек без души. А человек без души и сам по себе опасен, потому что ему всё равно, что делать. Он - равнодушный.
Однако возвратимся к тому, что моё письмо выражало моё собственное сопротивление женской агрессии, сквозившей в
Вашем письме, и поэтому о моей собственной объективности говорить сложно, поскольку я выставил себя в качестве лица заинтересованного, то есть в качестве лица, стремящегося уклониться от агрессии,
которая, хочешь не хочешь, а, будучи неявно, что еще хуже, выражена, потому что
попадает в бессознательное, попала и в меня и этим определила мой личный
интерес, а там, где есть личный интерес, там о правде говорить
не приходится, то есть там правда если и есть, то как вещь совершенно случайная и
необязательная.
Ну, а когда я в Вашем ответном письме увидел полный разворот и как бы полное Ваше согласие со мной, то тут со мной случилось две вещи. Одна вещь была та, что я, следуя шаблонам Милтона Эриксона, мог убедиться, что его шаблоны работают. И мог бы даже и возгордиться, и сказать, что вот, мол, посредством слов осуществил успешную переориентировку
сознания, как бы оказал помощь человеку. Но тут возникли два сомнения. Одно сомнение заключается в том, что я вообще сомневался, чтобы я что бы то ни было сделал. Потому что для меня само это согласие показалось подозрительным. Я имею ввиду закон диалога: высказывается тезис,
высказывается согласие с нем - всё, на этом диалог заканчивается, все свободны.
То есть формула получилась такая: с моей стороны было осуществлено вторжение в
чужую частную жизнь без приглашения. Мне отвечают, что во всём со мной согласны, и это
означает: уйди, не лезь в чужую жизнь, потому что если бы мне противоречили, то
тут есть о чем поговорить, о чем попрепираться, а там, смотришь, и до дела дошло
бы. А тут говорить не о чем. Другая мысль как бы промелькнула незаметно, но
всё-таки остановила на себе моё внимание, и именно такое: любовь любим, а мужчин
- нет. Как это может быть? Вообще - то довольно просто: если любовь без
мужчины невозможна, то мужчина как раз и оказывается помехой на пути к
любви, подобно пню на дороге, потому что если мы зависим от самих себя и
подчиняемся нашей воле, то с мужчиной тут проблемы, потому что у него своя воля
оказывается, и тут и возникают все проблемы. Вы понимаете, что в этой мысли если
слова "мужчина" и "женщина" поменяем местами, то получим то же самое, так
что в этом отношении налицо половое равенство. Следующее сомнение еще более
существенно. Хорошо, допустим, мной действительно осуществлена
переориентировка сознания (я так не думаю, но допустить-то это мы можем). Но что в результате этого изменилось в реальности,
кроме того, что сознание стало смотреть в другую, менее травматичную сторону, в
силу чего человек избавился от травмирующей его боли, но и не более того. Это
действительно всего лишь психотерапия. В реальности она ничего
не изменяет. И более того, она вредна, потому что человек перестает чувствовать
боль там, где у него болит, а раз он не чувствует боли, он не принимает и мер,
которые позволили бы ему избавиться от её причины. Это просто анестезия. То, что ты сделал, это -
оставил человека, под видом помощи ему, в беспомощном перед болезнью состоянии. Тобой осуществлено манипулирование сознанием, и ты
ничего не сделал для того, чтобы показать пути изменения положения человека в реальности.
И тогда не получается ли так, что ты под видом помощи ухудшаешь
объективное положение человека в реальности, обезоруживаешь его перед нею
и, в этом смысле, неважно сознательно или бессознательно, совершаешь
преступление по отношению к нему. Хотя, с другой стороны, поди разбери,
где преступление и где благо. Поэтому ну, преступление, и что из того. Мало ли,
что ли, подобного рода преступлений, которые совершаются, всеми
заинтересованными сторонами рассматривается как благо.
Хорошо, допустим, что всё правда, что действительно переориентировка сознания
совершилась. Говорить о том, что Вы ненавидели, а потом перестали, можно ли так говорить? Да
ни в малейшей степени! Вы просто вытеснили ненависть, вы просто отвернули
сознание в противоположную сторону, а ненависть как была, так и осталась, и
будет прорываться через "просветленное любовью" сознание. И здесь ведь будет
присутствовать две стороны: вы будете говорить, что любите, и будете думать, что
любите, а в одну неожиданную минутку возьмете да и убъёте предмет своей любви, и
потом скажете, что единственно от любви и убили его, а о ненависти и не
подумаете. А ведь убили то вы его от ненависти, а не от любви, и как раз ваши
проявления любви и питали ненависть к нему, потому что если вы, ненавидя, вместо
проявлений ненависти, проявляете любовь, то насколько же эти проявления должны
усиливать вашу ненависть!
В письме я писал в том смысле, что Синеглазов как бы и не причем. Ну, так уж и не причем. Ведь зацепил же он
Вас чем-то, чем вызвал соответствующие чувства. А что, если он знал, что в нём есть то, что цепляет женщин, и осознал это, и использовал это? То есть он знал, что у него есть такое качество, и он специально развивал
и использовал его в своих интересах? Вещь, как известно, самая
обыкновенная и со стороны мужчин, и со стороны женщин. На войне, как на войне.
Что мы получаем? - то, что и в женщине, и в мужчине есть то, что цепляет
противоположный пол. И если женщина или мужчина знают, чем они это делают и
умеют пользоваться этим, то они вооружены. Но что это за отношения? Это такие
отношения, при которых и те и другие, я имею ввиду, и мужчины, и женщины,
рассматривают особей противоположного пола как средство, но уж никак не как
цель, а если даже и вынуждены рассматривать как цель, то опять таки, имея ввиду,
что эта цель предоставляет им в руки средства для самореализации собственных
интересов, как они ими самими понимаются. Вы чувствуете, как всё
мистическое и непонятное в любви
переворачивается и становится понятным. Это и есть рыночная культура, т.ск.,
обмен рыночными стоимостями, денежными и потребительными, где всё понятно и всё вполне рационально.
Но это
всё-таки не по-русски, потому что русской душе тесно в рамках рынка. Русской
душе любовь подавай. А что такое любовь. Вот возьмите, опять-таки,
хоть Ваш пример с Синеглазовым. Ведь с чего всё началось? С фантазии, с
собственного Вашего сочинительства. Так как я и сам такой, кажется, мог бы понять, как
всё происходит. Однако понять это оказывается совершенно невозможно. Наверное,
потому, что невозможно быть и рассуждать о бытии одновременно. Либо то, либо другое.
Получается так, что у нас вроде бы одно сознание, которое может либо жить, либо
наблюдать за жизнью, но не то и другое вместе. Если я делаю, то не знаю,
что делаю, а если знаю, что нужно делать, то не делаю. В данный момент времени
возможно либо то, либо другое, но не то и другое вместе. Выход из положения
заключается в введении параметра времени, а это значит, и памяти. Я могу
подумать, что нужно сделать, и, подумав, сделать. Или я могу сделать, а потом
подумать, что я сделал. Но вместе, одновременно то и другое сделать невозможно.
Где-то в какое-то мгновение
упал в человека любовный идеал, который вызван каким-то человеком, и
мы принимаем этот идеал за самого человека, и всё, мы пропали как разумный человек, потому что идеал
заполнил все поры нашего сознания и выступает в качестве критерия относительно
всего, что касается предмета нашей любви, так что
вот этот человек начинает выступать в качестве воплощения идеала, и всё, материя
и идея сошлись в своём единстве в земном воцарении. Ведь это же чудо, божество,
в смысле, божественная материя. И, т.к. идеал выступает в качестве критерия, то
и вы не слышите противоречий, на которые натыкаетесь, потому что ваше сознание
повернуто в сторону идеала, и, точно также, когда ваши друзья указывают вам на
то, что "вы всё неправильно понимаете", то, т.к. в качестве критерия в вашей
голове выступает созданный вами же самими идеал, то вы ваших друзей начинаете
считать вашими первейшими врагами.
И потом человек начинает натыкаться на материю.
Натыкаться и спотыкаться о неё. И, конечно, страдать от этого несоответствия
между идеалом и материей. Наконец, получается так, что от идеала отделяется сам
человек, который первоначально выступал в качестве непосредственной
материализации идеала, а мы всё ещё пытаемся привести человека в соответствие с
нашим идеалом. Вот так пытаемся, пытаемся, и однажды всё рушится, исчезает идеал
и остается перед нами просто человек. Оно, конечно, может быть, и это
неплохо, кажется, можно было бы удовлетвориться и тем, что имеешь. И, кажется,
можно и любить то, что имеешь. Но, что ни говорите, а это земная любовь, а она ох
как отличается от любви небесной. Всё-таки она пресная. И снова мы что-то сочиняем... и, кажется,
можно было бы понять, что это - очередной обман, мираж, и бога никакого нет, что
уж говорить обо всём остальном. И бог - обман, а нам как раз и нужен этот обман,
его то мы и желаем, как манны небесной, потому что только в этом обмане у нас и
возникает чувство жизни. "То взлет, то посадка, то снег, то дожди. Сырая
палатка, и писем не жди..." И мы взлетаем в очередной раз в небо, и в очередной
раз падаем на землю, и разбиваемся о неё, и думаем, что это - всё, что это - в
последний раз, и радуемся, что всё кончилось, и обман раскрылся, (и все мужчины
- сволочи, и все женщины - твари). Но проходит
время, и нам становится скучно жить. И тогда мы начинаем искать очередной обман.
За сим, заканчиваю моё письмо.
Целую ваши любимые пальчики, милая Мария Семеновна.
Всегда ваш (подпись)