На днях прошло сообщение. Совершенно малой, незаметной строкой. О договоре
с немцами. Об оккупации. Немцами России. В этот же день я увидел входящие
в город немецкие войска: танки, бронепехоту, артиллерию. Войска вошли и
растворились, их не стало видно. Но от того, что они стали незаметны, они никуда
не делись. Но, хотя я их теперь и не видел, во мне возникло отчаяние отчуждения меня от меня самого, потому
что теперь, за всем тем, что я считал своим, родным, стояли чужие. И я не мог
понять, как это русское правительство могло допустить, чтобы Россией управляли
немцы. Правда, я и раньше слышал высказывания: вот пришли бы к нам немцы, они
навели бы у нас порядок. И вот, так как немцы перестали быть видны невооруженному
глазу, я подумал: может быть, мне всё привиделось. И раз я не вижу немцев,
оккупировавших Россию, невооруженным глазом, то не могу ли я сказать самому
себе, что никаких немцев в России нет, а всё как было, так и есть. Словом,
во мне возникло сомнение. И стал я жить в сомнении. Которое раздирало меня на
части. Потому что вроде бы внешне ничего не изменилось. Поскольку Россия
освободилась от бремени большевиков, о которых мне сказали, что они -
кровопийцы, что они кровь пьют из народа, потому что они жить народу не давали.
Что они явились с идей равенства для трудящихся, и в результате массы
стали править страной , а так как массы тупы, то они уничтожали элиту русского
общества - кулаков, помещиков и капиталистов, и носителей культуры - русское
дворянство, и носителей духовности - духовенство, - как класс,
поставив их в условия существования, в которых жили сами массы, и даже еще в
худшие, лишая их гражданских прав. Тех же из них, кто пытался протестовать,
сажали в тюрьмы, а тех, кто пытался очень сильно протестовать против идеологии
равенства проклятого большевизма, даже расстреливали. И вот высокие умы от бога
и Освободитель Святой России великий Борис
Николаевич Ельцин поднял народ против ненавистного большевизма, и
наступила свобода, и все стали свободны. И теперь всякий мог делать,
что хочет, и наступили благолепие и благодать, и стало человеку жить
хорошо, и стал человек свободен, и не стало нужно теперь Человеку
работать, потому что мог он заставить работать на себя человечишек,
и не нужно теперь ему было работать на государство, то есть на всех людей, и
стал он работать на себя. Правда, на содержание государственного аппарата ему
приходилось всё же отстёгивать 13 процентов, но зато остальные 87 процентов были
его, и мог он тратить свои деньги, на что только душе угодно. И наступило для
Человека Царство божие на земле, и поэтому стало всем очень хорошо, и Человекам, и
человечишкам. Человечишкам же стало очень хорошо, потому что и они могли не
работать, и никто не заставлял их работать, и могли они воровать и развратничать
и наркоманить, и ничто из этого не воспрещалось, потому что наступило царство
свободы в России, а всякий запрет нарушал бы Права Человека. И человечишкины
женщины рожали детей и бросали их в помойки, и им грозили пальчиком, но на
вопрос относительно того, почему женщины бросают детей в помойки, вместо того,
чтобы лелеять и баловать своих деточек, от этого вопроса. Человеки
отворачивались, потому что это грозило им не 13, а всеми 90 процентами налогов,
а какого же ты дурака найдешь, который бы от денег отказывался. И
развелось по стране множество бездомных детей, и Человеки стали продавать их в
другие государства, говоря умильно, что там им будет лучше. И стало модно жить
мужчинам с мужчинами и женщинам с женщинами, и это почиталось за должное, жить
же мужчине с женщиной стало не модно и порицалось. И вот я жил в этом царстве
свободы, и умилялся тому, что живу в этом царстве. И тут вдруг это незаметное
сообщение об оккупации. И немецкие вооруженные силы. Да было ли всё это, были ли
немцы, потому что всё растворилось и не вижу я ничего больше. И тут случился случай
проверить мои сомнения. Полагалась мне привилегия - потому что в Свободной России и человечишки имеют привилегии. И эта привилегия состояла в том, что мне положены были шесть цветных иллюстраций журнального формата, причем, иллюстрация может быть на одном листе
лощеной бумаги, но также могут быть иллюстрации на обеих сторонах листа. Так что свои права, после того, как немцы оккупировали Россию, я досконально прочитал, потому что у немцев основное - порядок,
после чего отправился в службу привилегий для человечишек, и не столько для того, чтобы получить свою привилегию, сколько для того, чтобы точно уже
узнать, какой порядок в России - русский или немецкий. И вот прихожу в эту самую службу, подаю паспорт и тётка выносит мне мою привилегию. И я вижу, в этой привилегии только одна иллюстрация, а остальные листы - простые журнальные листы, на которых тексты какие-то напечатаны. Я успокаиваюсь: значит, никаких немцев не было, и в России остаётся русский порядок. Однако, для того, чтобы окончательно убедиться и расстаться уже навсегда с сомнениями, я говорю: "Согласно Российско-Германскому договору, я должен получить шесть цветных иллюстраций
на лощёной бумаге, каждая из которых выполнена либо на одном листе, либо на двух сторонах листа выполнены две иллюстрации". И происходит неожиданное. Тётка, как только услышала о Российско-Германском договоре, тут же озаботилась, сделала
согласное лицо, скрылась в конторке и через какое-то время вынесла мне иллюстрации, всё как положено. Значит, получается, что в России действуют два порядка: русский для русских, и немецкий для тех, кто читать умеет. И
действительно, после этого я стал замечать редкие, но, тем не менее, проявления в России немецкого порядка: то заводят дело относительно Человека, какого-нибудь предпринимателя, поднявшего дебош в самолете и избившего стюарда-человечишку, то запретят курение в разных общественных местах, то вдруг примут какой-нибудь там закон имени погибшего Димы Яковлева.
Но я понимаю, что всё это - немчура, немчурские законы, а в России как действовали, так и будут действовать законы русские, и поэтому когда Жириновский говорит: "Им своих детей жалко, так они русских детей усыновляют для того, чтобы издеваться над ними" -
то, хотя сами по себе слова ужасны, но произносятся они как семечки, и они и воспринимаются как семечки: пощёлкал, ядрышко съел, а кожуру выплюнул.
В смысле: всё это - слова, обычный русский трёп, и больше ничего. Сначала
вшей разведут, а потом укусившую лично их вошь выловят, щёлкнут между
пальцами и кричат на всю Россию: мы со вшами боремся!