Бог любит троицу? Впрочем, странно это, странно это.
В первый раз я просто пошел на завод. Взял в отделе кадров направление и отправился по корпусам посмотреть, что и как изменилось за время моего отсутствия. Завод съёжился, как шагреневая кожа. От прежнего громадного отдела по обслуживанию станков с программным обеспечением осталось человек десять. Внутри завода появилось множество фирм и фирмочек, арендующих заводские площади. Прошел по заводу, обиделся за державу, с отвратительным чувством тошноты вышел и решил никогда больше
сюда не возвращаться, чтобы в очередной раз не расстраиваться, наблюдая
пришедший конец света в Россию. А эти идиоты ожидают конца света, когда он идёт полным ходом. Впрочем, как говорится, раз пришел конец света, значит, кому-то это нужно, а ведь нужно то, что выгодно. Ну, самоеды.
Но "неведомая сила" продолжала влечь меня, и эта неведомая являлась ко мне в образах громадного завода с автоматизированными линиями, с инженерным персоналом, и
она заставила меня снова отправиться на руины, оставшиеся от бывшего "светлого будущего",
которое мы строили, в надежде на то, что то, что я увидел в прошлый раз,
всего лишь сон. Тем более, что жизнь в России - это непрекращающийся
всеобщий праздник, всеобщее шоу и расслабленность. Хотя, впрочем, как еще и
встречать конец света, как не всеобщим весельем. Пир во время чумы.
Во второй раз, получив пропуск, я отправился прямо к Харченко, ставшего главным инженером в этой теперь уже забегаловке. То да сё, обменялись лживой радостью
по поводу встречи и, получив приглашение от главного инженера, снова прошел по заводу и снова поклялся себе никогда больше
здесь не появляться.
И снова перед моими глазами стояли программы, стояли станки, автоматизированные линии, которые были когда-то моей жизнью, и, движимый этими видениями,
не удержался и отправился на завод в третий раз.
Взял направление теперь уже прямо в группу обслуживания станков с программным управлением, но долго еще слонялся по заводу, из осиротевших стен которого меня выталкивало,
хотелось вырваться прочь, наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха, потому что невозможно дышать воздухом запустения и смерти.
Но тут я уже скрепился. В конце концов, сколько можно болтаться. Нужно причаливать к какому-то берегу, да или нет. Может быть, когда начну работать, во мне снова пробудится интерес, пусть всего лишь интерес к работе
самой по себе - на хотя и умирающем, хотя и находящегося при последнем издыхании, но
всё еще
заводе.
Нет, у меня не было высоких мыслей. Я думал только о себе. Ведь я всю жизнь был частью завода, и без него умирал. Так что я пытался продлить, сколько мог, мою собственную жизнь.
И я направился в группу. В комнате находилось несколько человек, среди них один - старый знакомец, Саша Невода. Поздоровались. На мой вопрос, кто начальник группы, Саша сказал: "Анна Борисовна, пойдем, я тебя провожу". Мы вышли, и тут же столкнулись с молодой женщиной, которая тут же заговорила с Сашей о сбое шлифовального станка. Саша стал потихоньку показывать
мне на неё, что это и есть Анна Борисовна, а когда увидел, что я не реагирую,
даже тихонько прошипел в мою сторону "Анна Борисовна", показывая пальцем на неё. Тогда я обратился к женщине, и обращение моё могло показаться странным, как странным оно показалось и мне. Я выразился
в том смысле, что меня направили в её группу, но что если в группе нет вакансий, то я с удовольствием ретируюсь, и эти слова и "с удовольствием", и "ретируюсь" сказали мне, насколько я бессознательно не хочу, чтобы меня приняли на работу и практически упрашиваю, чтобы мне отказали. Но не тут-то было: "Раз технический отдел тебя
направил, значит, проблем нет"- ответила Анна Борисовна, и я почувствовал, как она внутренне буквально
уцепилась за меня, и мне не оставалось ничего другого, как покориться, как покорялся я моей судьбе всю мою жизнь.
Как и всю мою жизнь не я что-то делал, а что-то делали со мной за меня и вместо меня.