Штыров Валерий Яковлевич : другие произведения.

    И вот, на пике чистой мысли, ощущения собственной духовности впадаешь в самый обыкновенный разврат.
    Возьми, к примеру, Ницше. Ведь это же глыба, это человечище. Залезет на горные вершины, где холодный прозрачный воздух. Я имею ввиду,  вершины духа. И - одиночество. И от одиночества начнёт спускаться вниз, на равнину, к людям, и увидит людей, и охватывает его отвращение к ним, потому что дух его не выдерживает людей. Словом, конечно, это проблема. Но дух-то какой. Ведь это сила.
    А тут всё думаешь, как бы добраться до духовности. И вот карабкаешься, карабкаешься, и только почувствуешь, что вот она, духовность, только залезешь на какую-нибудь там горку, на какой-нибудь там пригорок, только почувствуешь себя чуть больше человека - хлоп, сорвался. И как сорвался - не то, чтобы на чуть-чуть, не на равнину падаешь, а падаешь в самую бездну бездуховности,  в самую что ни на есть пропасть. А там, в пропасти, у тебя уже   никакой духовности, никакой мысли нет, и ты так, кусок желающего живого мяса и больше ничего. Уже и не человек даже, так что теперь до человека  еще добраться нужно, что уж тут говорить о сверхчеловеке. Вот это больше всего и обидно, потому что из пропасти ведь еще нужно подняться на равнину, и только с неё снова карабкаться на свои горки-пригорки.
    А что такое вся твоя бездуховность? Это, конечно, женщины, и даже не женщины, а сексуальность. А тоже ведь строишь из себя умника, в некотором роде даже исследователя. Держишь в руках женскую грудь, ощущаешь процесс связи каких - то энергий и думаешь: вот, смотри ты, какой процесс. Ну, и всё такое прочее.
    И вот что характерно. Нет, чтобы с какой-нибудь хорошей девочкой. Вот с Татьяной, например. Она тебе и про Нефертити расскажет, и так вообще культурная. И она даже нравится тебе. Так нет же, снимет тебя без всякого сопротивления с твоей стороны какая-нибудь лярва распоследняя, то есть только что плюнь да брось, а это-то как раз тебе и нравится, это-то как раз тебя и привлекает.
    И ты, конечно, тоже хорош. Знаешь, это вот на картинах там всякие нарисованы. "Святая Магдалина" -  глаза закатит, святая и всё тут. А это-то тебе и сладко, эта святость в её глазах, тут-то её и хватай, потому что ты в грубости своей  эту её святость переводишь как "она хочет". И сладко, конечно, эту святость распробовать, ох, как сладко.
    Да и на наших девок посмотри, ты знаешь, я этого раньше не замечал, акцент у них какой-то появился, слова просто так не скажет, всё через сю сю сю,  а отвернёшься - и слышишь от неё:  "ёб твою мать".
    Но  я тебе скажу, а когда ты сам-то залез на какой-то свой очередной пригорок, как ты думаешь, какое выражение приобретает вся твоя физиономия, и особенно глаза? - совершенно верно, святости, и вот тут-то эта самая святость и привлекает к себе всякую стервозную грязь, потому что нет ничего слаще испробовать эту святость. Вку...снейшая вещь!
    Вот так и живу, то есть в постоянной борьбе. Сизифов труд, потому что хожу по кругу. И как-то хочется даже и некоторого покоя, некоторого постоянства, потому что иначе одно беспрерывное и ни к чему не ведущее беспокойство. Живешь на равнине, потому что ведь всё-таки твоё среднее - это равнина, так, кажется, успокойся уже, не рыпайся, живи спокойно, "без революций и потрясений".
    А ты знаешь, я пришел к некоторому выводу.
    Отчего все эти колебания? От отсутствия параллельности. Что я хочу сказать? Что секс надоедает. То есть не то, чтобы надоедал секс с одной и той же женщиной, а надоедает секс сам по себе. То есть скучнейшее занятие. И когда возникает это ощущение, что секс надоел, тогда и начинают привлекать горные вершины. И бросаешь весь этот секс и отдаешься страсти скалолаза. И вот лезешь, лезешь на эти скалы, и хлоп - обязательно где-нибудь оступишься, и опять целуешь женский живот, и пошла прахом вся твоя духовность.
    Но ты думаешь, это только с моей стороны так? Со стороны женщины то же самое. Потому что и она точно также срывается со своих скал, и ты точно также сбрасываешь её с её скал, потому что тебе нужна её святость как самая что ни на есть вкусная пища. И когда ты таким образом сжираешь сверхчеловека в ней, она раздражается и начинает мстить тебе, начинает пожирать тебя своим непрекращающимся раздражением. А раздраженная женщина, это, извините, фуй. Это не дай бог. И всё это раздражение можно убирать только одним способом, потому что это её раздражение - это бессознательная попытка взобраться на свою вершину, и единственный способ её успокоить - снова опустить, столкнуть её в пропасть. И если это периодически повторять, то она привыкает к этому своему положению, потому что рефлекс соответствующий образовался, рефлекс безысходности, и вот она чувствует свою духовную нереализованность, но это её чувство всё дальше и дальше удаляется от неё и превращается, наконец, в призрак того, чем бы она могла быть и чем не стала, и от всех её бунтов остаются  только сожаления о своей нереализовавшейся духовной жизни.
   Вот что во всём этом интересно сравнительно с наркотиками, это я относительно джемсовской структуры личности как состоящей из познающей и познаваемой частей. Сексуальное отношение - это отношение познания. Как ни крути, а это - отношение познания, типа, "и познал Иаков жену свою". И в то же самое время это - жизненное отношение, это реализация жизнью жизни, реализация того, что познается, ибо "и родила она ему сыновей". В сексуальном отношении реализует себя жизнь. Тогда как духовностью жизнь убивается, ибо духовностью в сексе как отношении  жизни отделяется и позиционируется удовольствие и используется удовольствие ради удовольствия, тогда как воспроизводство жизни выносится за скобки.  Чистый дух убивает жизнь. Возьми хоть Вейнингера. Умнейший человек, духовнейшая личность, и вот дух-то и убил его, ибо показал ему, что "всё суета сует" и ничто ничего не стоит. То есть с точки зрения духа жизнь не имеет смысла вне самой жизни. Она - плесень на нашей планете. Жизнь имеет смысл и значение только для себя. И если дух возвышается над жизнью, то он убивает жизнь. И если подумать, то что такое человеческая цивилизация - это всё то же хождение по кругу, ибо она своей духовностью убивает жизнь, а убитая, не воспроизводящая себя жизнь с необходимостью пожирается чужими жизнями. Поэтому я думаю, что через какое - то время белая раса на земле исчезнет, и не варвары будут причиной этого, её смерть заключается в ней самой, в её всё возрастающей духовности, отрывающейся от жизни, становящейся над ней.
    Сексуальное отношение заключает в себе отношение разума к своему объекту, то есть к познаваемому. Наркотик характеризуется противоположной сущностью. Покурил травки, закатил себе дозу - и кайфуй. Захотел в Лондон - вот тебе,  пожалуйста, Лондон, вот ты гуляешь по улицам Лондона, вот едешь в лондонском такси. И ни в какой Лондон ехать не нужно. Он вот он, уже с тобой. Ты можешь оказаться в любой реальности, которую только ни пожелаешь. Наркотик, в отличие от секса, характеризуется тем, что он непосредственно воздействует на познающее, устраняя познаваемое в качестве вне и независимо от субъекта существующую реальность. Однако и сексуальное отношение, превращенное в удовольствие, оказывает действие, подобное наркотическому, когда невозможность сексуального удовлетворения, обусловленного социальными отношениями, порождает отношение любви, превращающее содержание сексуального объекта в сверх объект, всё в тот же субъективный образ объекта на месте его объективного образа. Правда, наркотик никуда не ведет, он вызывает лишь галлюцинаторную работу воображения, тогда как отношение любви позиционирует себя относительно своего объекта. Так что любовь лишь искажает отношение к действительности, тогда как наркотик уничтожает саму эту действительность.
    И вот ты спрашиваешь, с чего я завел весь этот разговор, хотя бы, кажется, мог бы и сам догадаться, что разговор я затеял потому, что у меня затеялась одна мысль, потому что нечто произошло.
    Ты и сам знаешь, что всё, что касается любви, состоит из отрывков, из картинок, перемежающихся амнезией. В любви нет непрерывности, как это имеет место в обычном нормальном состоянии сознания, характеризующемся его непрерывным потоком. В любви ты как на качелях - то вверх, то вниз, то всё явилось, то всё исчезло. Поэтому я и опишу тебе мою сегодняшнюю картинку, которая, конечно, имеет свои истоки, и если поднапрячь память, то, может быть, какие-то данные и можно получить. Но дело не только в этом, а дело также, и, пожалуй, в основном, в том, что когда мы говорим о непрерывности сознания, то имеем ввиду нашу собственную деятельность, и все изменения в наших восприятиях обусловлены непрерывностью в силу контроля нами нашей внешней среды. Теперь представь какого-то другого человека, который оказывает своё влияние на нашу внешнюю среду. Что мы тогда получаем? Мы получаем неожиданные и неконтролируемые нами изменения в ней. И тогда и возникает это представление о нашей собственной амнезии, потому что у нас нет моста от одной реальности к другой, у нас отсутствует причинная связь между предыдущем и последующем. И мы в растерянности от того, что вдруг оказались неизвестно где, в совершенно новой для нас реальности.
    Впрочем, то, о чем я хочу рассказать, всё таки имело в себе бессознательное ощущение всей ситуации, а также обобщение существующего опыта относительно подобного рода ситуаций. Самое первое то, что у меня есть женщина. Ну, я тебе скажу, это женщина! - я имею ввиду её тело. Это - тело, которое на все сто процентов мне нравится. Тебе не нравится, а мне нравится. На вкус и цвет товарищей нет, хотя я и не раз убеждался в общности моего вкуса со вкусом мужчин, во всяком случае, любящих женщин, я имею ввиду, мужчин, любящих женское  тело. Ну, так вот, сцена состоит из трёх личностей, меня, Николая и моей женщины. Я её ощущаю всю, всё её тело, кажется, до последней мышцы, до последнего изгиба. И само по себе это ощущение находящейся рядом со мной женщины нормально. И, однако, у меня нет ощущения слитости в этим телом и существующей, стоящей за этим телом женщины. У меня есть ощущение, что она - другой, чужой мне человек, и что её тело и женщина, стоящая за ним,  мне не принадлежат, что они сами по себе и ведут свою собственную игру. Но мне оно, это тело,  нравится, и я наслаждаюсь его присутствием.
    Нам с Николаем нужно сдавать программу клиенту, а мы зарылись в одном месте, и нам никак не удается его разрулить. И тут неожиданно для нас обоих в дело вмешивается женщина, и я как бы ощущаю её мозг и возникает синхронизация ощущений её тела и работы её мозга, ощущение слитости с телом и мозгом, и я чувствую, что это - именно то, что мне нужно от женщины и чего я никогда не получал от неё. Мы короткое время, и производительно, работаем втроем, и вот это ощущение совместной работы с женщиной как идеального отношения с ней у меня и зафиксировалось.
    Неожиданно женщина отошла от стола, и сказала: "У меня сегодня день рождения". Если бы я не знал, что у неё день рождения совсем в другой день,  я среагировал бы иначе. Николай, глядя на её лицо, усмехаясь, сказал: "Она тебя испытывает". А я, понимая, что в подобной ситуации я сейчас бы закрутился, если бы ситуация была правдивой, но ситуация была ложной, и я с чувством головной боли подумал: "Опять пить...", и я сказал: "Раньше нужно было говорить".- "А я тебе и сказала. А это и есть раньше"- и её глаза требовательно смотрели на меня: мол, выбирай, или моё тело,  или досвидания."  И мне стало до того скучно, скучно от того, что ощущение "психофизиологического единства" с женщиной  исчезло, "и это навсегда", что она использовала его для достижения своих целей. И что она сама по себе со своими потребностями и целями, а я сам по себе, и что я являюсь для неё всего лишь средством, впрочем, к сожалению, точно также, как и она  изначально для меня, только на какое-то короткое время превратившись в часть меня. И я сказал: "Сегодня вечером мы отметим это дело в ресторане, угум-с?" - "До вечера, дорогой, бай"- усмехнулась она и чмокнула меня в щеку. "Бай, бай, милая,"- в тон ей сказал я. И она  удалилась.

    "Пиратка?"- полувопросительно, полуутвердительно сказал Николай. Я кивнул.

    21.12.10 г.