Штыров Валерий Яковлевич : другие произведения.

Лев Толстой писал: всё начинается с мыслей. Он имел ввиду, насколько я понимаю, конкретные мысли. И это действительно так. Но это так только в частном случае. В общем же случае всё начинается с образа мыслей, который может изменяться. Вот об этом скачке в образе мыслей и пойдет рассказ.

    Я бы внес в высказывание Толстого одно уточнение. Если вы однажды обнаруживаете у себя какую-то мысль, которая как бы подводит собой красную черту между предыдущими мыслями и последующими, так что вместе с этой новой мыслью вы являете миру и свой  новый образ, то неожиданно для себя вы обнаруживаете, что в вашем поведении никаких особенных изменений не произошло, и, более того, что вы уже давно действуете в соответствии со своими новыми мыслями, и что это у вас когда-то началось и шло по нарастающей, так что мысль явилась при каком-то значении интенсивности нового образа действий сравнительно со старым, когда вы осознали, наконец, реальность своего нового состояния и противопоставили его предыдущему. Поэтому возникновение новых мыслей есть не что иное, как осознание своей новой реальности. Маркс говорил о том, что у людей появляются новые идеи тогда, когда уже существуют средства для их реализации. Следовательно, идея - это осознание того, чем беременна человеческая реальность.

    Между тем, для того, чтобы у человека произошел переход к новым мыслям, необходим повод, что-то в роде спускового механизма. И вот что явилось таким механизмом у меня. Когда говорят о формировании в СССР новой общности людей - советского народа, когда говорят о единстве многообразия наций, то я прихожу к выводу, что это единство наций основывалось на здоровом национализме каждой из наций, и далеко не в последнюю очередь русской нации. В СССР никто не забывал, какой он национальности. При этом в межнациональных отношениях существовала одна вещь: человек, воспитанный в среде другой национальности, приобретал привычки и особенности этой другой нации и переставал различаться в ней как принадлежащий другой национальности, как и сам чувствовал себя принадлежащим ей. И доказательством этого изменения национального характера является то, что ни его родная национальная среда его не принимала, ни он сам её не принимал: это оказывалась для него чуждая, не родная среда. И совсем иное дело - люди, стремящиеся к сохранению своей национальной идентичности в чуждой им национальной среде. Эти люди всегда испытывали давление со стороны доминирующей национальной среды, в результате чего им приходилось "знать своё место" в чужой среде. Т.о., национализм доминирующей на данной территории нации ограничивал возможности внедрения в её среду других  национальностей. Этот естественный закон работал в СССР: на словах могло говориться всё, что угодно, но на деле в национальных республиках отдавался приоритет представителям титульной нации. Этот механизм уравновешивания национальной идентичности с влиянием других национальностей обеспечивал равновесие национальной идентичности и общих экономических интересов, связывающих советские республики и, соответственно,  представителей разных национальностей в единое целое.

    Самый первый удар господами либералами был нанесен по русскому национализму как нации, которая, подобно клею, связывала разные народы в единое целое. Третирование русского национализма сопровождалось дичайшим подъёмом национализма в Прибалтике, на Украине, в Белоруссии как наиболее развитых республиках СССР в первую очередь. Оказалось, что русскому стыдно говорить о своей национальной идентичности, и чем более стыдно стало говорить русскому о национальной идентичности, тем более необходимым стало говорить о национальной идентичности наций других республик, в том числе внутри России. Тем самым в целостной национальной системе республик было нарушено равновесие и было обеспечено действие центробежных сил. Россия с её мазохистскими устремлениями поставила себя в позицию грехопадения, в позицию падшей святыни, которая теперь из-за своего грехопадения должна позволить вытирать о себя ноги всем и всяким, кому только это ни заблагорассудится. И вот "братья славяне" завопили, что Россия им должна, обязана поддерживать их всячески именно из-за того, что она веками ущемляла "братьев". Нет ничего хуже родственных отношений. Пацаны, если вы вышли из Союза с Россией, так с какого драбадана она должна вас поддерживать. Развод есть развод. Развелись - и мы чужие друг другу люди, ничем друг другу не обязанные. Мы друг друга не знаем. И между нами только один интерес - интерес выгоды.

    И совершенно та же самая политика антируссизма продолжилась внутри того огрызка, который остался после СССР - внутри федеративной России. Отрицание русского национализма привело к гипертрофированному развитию национализма других наций. Вот скажите на милость, есть Татарстан, Тува, Кабардино-Болкария, есть Чеченская республика. Есть все эти республики. А теперь скажите: а где, в какой стране, в какой республике живут русские? В каком месте российской земли русские рассматриваются как самоидентичная нация? Есть общее название для страны: Российская федерация. А получается, что русских-то, земли русских в этой федерации как раз и нет. Вся эта земля, которая находится вне пределов национальных республик, является общей для всех народов России. Есть чеченская земля, на которой хозяин - чеченец, есть ингушская земля, на которой хозяин - ингуш. Есть татарская земля, на которой хозяин - татарин, и нет только русской земли, на которой хозяин - русский, потому что то место, на котором живут русские, представляет собой общак, общую землю, а общая земля - это значит земля без хозяина, ничья земля, и на этой ничьей земле живут  русские, которые, как оказалось, ничьи, у них нет своей земли. Вот и устремляются на эту землю все, кому только не лень. Кто пустит русского на чеченскую землю? Сколько осталось на Кавказе  русских сравнительно с тем, сколько их было во времена СССР? И как чувствуют, как ведут себя русские на Кавказе?! Как существа, которые полностью подчинены местным обычаям. Но зато на земле, на которой живут русские, действуют законы ничейной земли.

    Ростов - южные ворота Кавказа. Русское население Ростова сокращается, число пришельцев с Кавказа - стремительно растет. Иногда среди окружающих  не сразу приметишь  русскую физиономию. Однажды, подобно тому, как это произошло в Косово, мы проснёмся, и окажется, что Ростов породнился  судьбой с Косово. Пришлые кавказцы в Ростове чувствуют себя завоевателями, местные - титульной нацией. Процесс развала СССР начался с вытеснения русских с национальных территорий, процесс дальнейшего развала России сопровождается вытеснением русских уже с их исконных территорий. Когда же задаёшься вопросом о том, сколько денег сосредоточено в Ростове у русского населения и у пришлого, то можно безошибочно утверждать, что - у пришлого. А ведь где деньги, там и власть. И вы понимаете, что из этого следует.

    У меня нет никакой особенной любви к кавказцам. Да и не откуда ей взяться - слишком много с ними связано негативных событий. Нет, я ничего не имею против них. Это - люди определенной культуры. Если я поеду на Кавказ, я буду выполнять обычаи отношений между людьми, которые приняты на Кавказе. Я превращусь на время пребывания на Кавказе в кавказца - разумеется, настолько, насколько это у меня получится. Но у себя дома уж позвольте мне быть самим собой и следовать русским обычаям. И позвольте мне не любить всё то, что нарушает мою самоидентичность. Впрочем, для этого я ни в чьём позволении не нуждаюсь.

     Когда я самую малость откручиваю события назад,  вижу такую картинку. Час пик. Подходит 71. Забит. Я упираюсь в чью-то спину, выставившуюся из открытой двери, трамбуя её во внутрь. Сзади кто-то трамбует меня. Наконец, дверь закрывается. Через пару остановок оказываюсь напротив водителя, пожилого кавказца. Кладу 15 руб. Он берет десятку, кладет в карман и  едет дальше. Давать сдачи  явно не собирается. Я беру у него с подноса четыре рубля и показываю ему. "Взял"- усмехается он. Это обычный прием кавказцев. Покупает пиво, которое стоит, скажем, двадцать один рубль. Он отсчитывает 21 рубль, рубль зажимает в руке, двадцать дает продавцу. Продавец говорит: "Еще рубль" Тогда кавказец с видом превосходства бросает ему рубль: на, мол, какой мелочный. Это - кавказская, не русская культура, и она раздражает.
    Позже, чуть ли ни на следующий день, мне припомнился этот случай в автобусе, и я возмутился, и как-то сознательно возмутился, словно что-то понял, что-то во мне щёлкнуло. Я возмутился тому, что я должен вступать в эти кавказские игры. Спрашивается, с какой стати? 
    Кажется, возмутился, ну и что?  Однако это моё возмущение повлекло за собой совершенно неожиданные последствия. Я уже не помню, когда у меня появилась мысль, что я построю дом. Собственно, для чего мне дом, я не знал, как не знал и того, откуда явилась у меня эта мысль. Совершенно посторонняя относительно моему бытию фантазия, и сама эта фантазия носила фантастический характер, которого я совершенно не замечал. Моя мать занимается бизнесом, вещью, которая никогда меня не интересовала. Я жил своей жизнью. У неё на участке, напротив её дома, построил небольшой дом её брат, и я относился к построенному дому братом так, как будто его и не было, де потому, что это - "наша" земля, а не земля маминого брата. Потом мама для каких-то своих целей пристроила к дому брата еще одну маленькую комнату. Я всё смотрел и не понимал, для чего она это делает, впрочем, мне и никакого  дела не было ни до этого, ни до её дел Я жил в своём мире.
    И вот в этом мире существовал дом, который я должен был построить, и именно на том самом месте, на котором стоял дом маминого брата.  И вот щелчок, который был вызван возмущением, неожиданно вылился в практические действия: я решил начать строить дом. Правда, как всё это будет происходить, пребывало у меня еще в тумане, но я немедленно отправился к маме и заявил о своём решении. Она посмотрела на меня как на маленького дитятю и в то же самое время как на постороннюю, отвлекающую её от её важных дел вещь. Она сделала движение, которое означало: уйди со своими глупостями.  Я вышел во двор. Напротив меня стоял дом, построенный дядей. И я словно перешел из моего фантастического мира в реальный, посюсторонний мир, и мои мысли о том, что я вот сейчас, немедленно начну строительство дома на месте дядиного, дома которого для меня в реальности как бы не существовало, предстали передо мной во всей их несусветной глупости. И моя фантазия сменилась совершенно определенной практической целью. Я должен построить мой дом. Для этого нужна земля и нужны деньги. В первую очередь мне нужно заработать для этого деньги. И я понял, что явившаяся мне мысль определила не только мою главную цель на какой-то отрезок моей жизни, но эта моя мысль переместила меня из моего детского фантастического существования в существование реальное.  И это означало, что мои мечты перестали быть только фантазиями, они преобразовывались в реальность.
    И в практическую реальность тут же начала преобразовываться следующая моя бывшая до сих пор фантастической мысль, которая была связана с девушкой: я отправился к Лене. Лена - это девушка, о которой я мечтал. И даже не только мечтал - мы с ней дружили, в смысле, просто как товарищи. Но то, для чего я сейчас отправился к ней, никак не было связано с товариществом. Я вызвал Лену. 

    Я взял Лену под руку. Мы оба молчали. Нужно было заставить себя говорить, и я не мог себя заставить: мозги словно забиты ватой. Я протянул свою руку к её руке, и почувствовал, что её рука чужая. И то, что её рука чужая, словно встряхнуло меня: появилось то, за что можно уцепиться. "Я хотел тебе сказать",- начал я, спотыкаясь. "Ну, говори, говори" нервно сказала Лена, словно подталкивая меня и словно ожидая от меня то, что она хотела услышать. "Как бы это сказать,"- мямлил я "Говори, как есть"- снова подстегнула меня Лена. "Дело в том, что...- нет, не сейчас, а в самом начале - начал я- сейчас этого уже нет, а только в самом начале..."- действительно, с того момента, как я начал мямлить, рука Лены ожила в моей руке, она уже не была отчужденным от меня предметом. - Я говорю о твоей руке... в моей руке, что она вначале...- Лена нервно засмеялась.- Впрочем, это неважно. Я тебе расскажу мою мечту - я хотел рассказать ей об истории с моим и дядиным домом, но понял, что это - не то, что это уводит разговор в сторону.- И я перебил себя, я сказал: "Нам нужен Дом. И я его построю". Лена смеялась. И это был хороший смех.

    15.02.11 г.