Штыров Валерий Яковлевич : другие произведения.

Старый знакомый

    Зашел в пивбар, взял пару пива и обернулся, присматривая свободную стойку: не люблю ни чужих компаний, ни незнакомых людей. У меня нет потребности разговаривать, и чем старше становлюсь, тем этой потребности  меньше. То ли дело за свободной стойкой лениво чистить рыбу, маленькими глотками пригубливать пиво и ни о чем не думать, отключившись от всего, наслаждаясь  физиологическим существованием. Это я называю временем свободы, временем, когда я принадлежу только себе.
    В довольно просторном зале свободных столиков не было, кроме нескольких, окружавших двоих мужчин, словно отграничивающих их от остальных. У меня мелькнула неясная удивленная мысль по этому поводу, но заостряться на ней я не стал, а просто стал за свободный столик, поставил бокалы и начал отбивать рыбу, медленно отключаясь от окружающего. Отбил, оторвал кусок, пригубил приятно-горьковатое пиво и вошел в состояние, когда воспринимаешь окружающее как ирреальность, как то, что ко мне никак не относится, и оно существует само по себе, а я - сам по себе.
    За соседней стойкой двое мужчин вели какой-то негромкий разговор, который я не слышал,  потому что не слушал. Через какое-то время я почувствовал на себе взгляд одного из мужчин, сначала словно удивленный, затем более настойчивый, словно вопросительный. Этого я не люблю. "Напрасно я стал за эту стойку"- подумал я. "Да ведь другой не было"- последовало возражение, и это была правда. Я подумал, что нужно перейти к другой стойке. Но других свободных стоек в стороне от мужчин по-прежнему не было. "Не буду обращать внимания"- решил я. Мужчины, между тем, опять о чем-то заговорили, и мешающие мне взгляды прекратились. 
    Наконец, я взглянул на мужчин, и, кажется, понял, почему вокруг них оказались незанятые стойки: на лицах мужчин была написана уголовщина, причем, не прошлая, а настоящая, сегодняшняя, какая-то уж слишком откровенная. "Ну, уголовники, ладно, по крайней мере, приставать с разговорами не будут". "Но почему же тогда он на меня смотрел?"- и тут я в первый раз взглянул на мужчину. Что-то в его лице было неприметно знакомое. Я начал ковыряться в своих мозгах, выискивая в них что-то, подобное тому, что сейчас было передо мной. И вдруг появилась картина: майские праздники, корпуса механических цехов завода "Красный металлист", роща из молодых деревьев перед ними, молодая зеленая трава и молодые зеленые листочки. И мучающийся парень, лежащий под корпусом цеха: "Опять напился. Как мне плохо. Зачем только я пил. Никогда больше не буду пить." И мы, маленькие пацанята, окружившие его. Эта картина, одна и та же, повторялась  из праздника в  праздник. Да это же Валя Шацкий! Первым моим движением было взять пиво и перейти за соседнюю стойку, но ситуация была не такого рода, нужно было попробовать сначала почву, и я вопросительно посмотрел на мужчину. Он поднял на меня глаза и усмехнулся: "Узнал?" Я кивнул. Он глазами показал на свою стойку, и я перебрался к мужчинам. При этом не было ни объятий, ни удивлений, не было ничего. Я перешел за соседнюю стойку и  мужчины продолжили разговор, не меняя темы, но теперь я почувствовал, что она относится и ко мне. 
    Я заметил, что представители уголовной среды склонны к философии. Я не имею ввиду то, что выдается за философию сявками, которые просто повторяют и возвеличивают то, что делают. Я имею ввиду состоявшихся уголовников, поскольку им нужно шевелить мозгами для того, чтобы жить в этом своём царстве.
    И сейчас разговор был в этом ключе. Разговаривать я не люблю, но слушать умею, и люди это чувствуют: я своим присутствием не мешаю им говорить. Говорил в основном Валентин, и мысль, которую он высказывал, являлась в процессе самого её высказывания, и эта мысль, впрочем, вообще не оригинальная,   для меня она была  открытием. Я, пожалуй, и знал, и предполагал, что  знаю её, потому что это уже существовало, видимо, в каких-то моих наблюдениях,  но высказана эта мысль словами мной не была, и поэтому то, о чем говорил Валентин, явилось для меня радостным открытием, как радостным является всё новое, что узнаешь. Я попробую в двух словах изложить то, что подробно излагал Валентин, и не потому, что не хочу касаться подробностей,  а потому, что среда уголовного мира - для меня чужая среда, я её не знаю, а потому и сделать рассказ изнутри не могу, да это, для основной, главной мысли, пожалуй что  и не нужно, потому что в рассказе Валентина для меня важен не сам по себе факт, не то, что произошло и как происходило, а  психологическая закономерность происходящего. Хотя психологический роман на этой основе мог бы получиться прелюбопытный. Но я - не писатель,  так что о романах и говорить нечего. Я попробую поставить себя на место Валентина и рассказать то, о чем он рассказывал. Но вы понимаете, что рассказывать-то буду всё-таки я, а не Валентин.
    Словом, "нас замели, всю нашу банду, всех до одного, получили мы сроки, как говорится, каждому свой, и оказались в одном лагере. И возникла мысль о побеге. Жизнь ведь одна, а жизнь в лагере - это время, вычеркнутое из жизни. Понимаешь, вот эта самая мысль, что жизнь в лагере - это время, вычеркнутое из жизни. Но оказалось, что наряду с этой мыслью есть и еще одна мысль, более сильная, но о её существовании я не знал.
    Я просто знал, что должен быть на свободе. И всё. Это была единственная мысль, которая владела мной. И я, да, собственно, почему я один, все мы всё рассчитали, как всё должно было произойти. Всё это должно было сработать однозначно.  Существо плана заключалось в том, чтобы, для отвлечения внимания охраны, устроить провокацию в одном месте, и в то время, когда все будут там суматошиться, когда внимание будет отвлечено в одной точке, совершить побег в другой. Всё рассчитав, начали действовать. И вот уже во время выполнения побега я наблюдал те силы, которые действовали в направлении его успешности и не успешности. Я раньше этого не знал, или я об этом не думал; я узнал об этом, потому что всё это наблюдал  во время  побега. Я сначала выскажу общие положения, а потом изложу логику произошедшего. Когда есть столкновение двух противоположностей, то самым существенным вопросом в их столкновении является время, время действующих сил, или, что то же, время действующих лиц: чье время кого опережает. Во время побега действует время реакций охраны и время реакций беглецов, и в этом отношении важно время, как оно протекает у каждого человека из охраны и беглецов. Для успешности твоё время должно быть впереди тебя, причем, настолько,  чтобы твоё время впереди тебя было во всяком случае более впереди, чем соответствующее время у охранников.  Скорость времени решает всё. Поэтому вся твоя установка заключается в том, что ты находишься максимально впереди себя.  Физически находишься здесь, но мысленно ты уже находишься там, ты идёшь впереди себя. Весь твой организм устремлен в будущее. Это одно из возможных твоих времен.
    Второй же вариант: ты находишься физически в этом времени, но идеально ты отстаешь от этого времени.
    Чем определяется  время? Оно определяется возбуждением и торможением, соотношением между ними. Помнишь, у Гоголя в "Почетной грамоте", ну, может, и не в почетной, но что-то там с грамотой связано: иди и не оглядывайся. Оглянешься - пропадешь. Оглянуться - это значит дать силу торможению. На мгновение оглянулся - и всё пошло прахом. Поэтому оглядываться, останавливаться - это значит погубить всё дело. Разумеется, при условии, что ты в основном всё правильно рассчитал и скорость твоего времени превышает скорость времени противной стороны. При этих условиях успех  обеспечен.
    А теперь к самому побегу. Когда нами была устроена провокация, реакция охраны была мгновенной, чего мы никак не ожидали. И тут я увидел, что у людей началась паника. Я крикнул, что нужно действовать как можно быстрее, и бросился к тому месту, где мы должны были осуществить  побег, но я уже чувствовал за собой панику людей, а когда мы приблизились к ограждениями, и люди увидели их неприступность, которая именно так выглядела теперь  в их глазах, я увидел, как они, несмотря на мой крик "Вперед", бросились вместо этого назад. Они начали спасать свои жизни. И я их понял. И когда я увидел, что они убегают, у меня мелькнула мысль, что малейшая моя промашка при преодолении заграждений, и я окажусь в ловушке, и меня убьют. Но эта мысль мелькнула и пропала, потому что я был впереди себя и я уже знал, как всё произойдёт. И я преодолел заграждения и оказался, хотя еще и внутри лагеря, но уже в его гражданской зоне. На КПП сидел ленивый Афанасьич с пукалкой. Я влетел на КПП, сказал недоуменно вылупившему глаза Афанасьичу бессмысленную фразу "Как же тебе повезло!" и захлопнул дверь КПП с другой стороны. А дальше уже был город, в котором я растворился.
    Из всех побег совершил я один. Почему? Потому что у всех остальных более сильным сравнительно со свободой оказалась потребность в существовании. В существовании каком угодно, но только бы существовать.
    Единственный прокол, который я сделал за всё время и который я чувствую как вину перед собой, тот, что когда я оказался в гражданской зоне, я расслабился, я пренебрежительно отнесся к нерасторопному и неумному Афанасьичу. Правда, расчет на характер Афанасьича был верным. Но вот если бы на его месте оказался другой, более расторопный охранник, то всё могло обернуться иначе. Всё дело в том, что у меня всё внимание было направлено на преодоление ограждений, как же я стану действовать в гражданской зоне, этого я не продумывал, считая, что это семечки. А ведь на семечках-то как раз чаще всего и прогораешь."-"Угу- подтвердил мужчина. - Ты расскажи, как мы бегали"-"Это ты про последний случай?"-сказал Валентин. Мужчина ухмыльнулся. "Да, на этот раз нам не подфартило. Я думал, меня уже нет. И тебя, кстати, тоже" -"Подфартило"- поправил мужчина. "Да, конечно, фарт был. Это и называется: не зная броду, не суйся в воду. И как это мы так влетели?"- "Хотели мы взять склад с оружием у одних ребят.- обратил Валентин свою речь ко мне.- Считай, только что подобрались,  как началась такая стрельба, что нас точно должны были убить, потому что пули щелкали вокруг, как мы щелкаем семечки. Где-то был прокол, не иначе, нас ждали и устроили засаду."-"Но убить не хотели"- неожиданно добавил мужчина. "Ты думаешь?" -удивлено спросил Валентин. Видно было, что эта мысль ему раньше не приходила в голову. "А то! То-то кто-то смеялся, видя, как мы удираем. Ты еще тогда удивлялся, почему по нас не стреляли". "Да ты что!- Валентин был явно расстроен - А я то думал, как здорово, как быстро мы бежим."-"Угу- усмехнулся мужчина,- особенно если вспомнить, как мы гордились находчивостью, когда  с лету через люк влетели в коллектор и там еще метров пятьсот, считай, бежали по канашке".
    Валентин был расстроен. Я понял, что пора уходить. "Пойду-сказал я.-рад был повидать". Подал руку и мужчине: "Валерий". "Николай. Вот и познакомились"-ухмыльнулся мужчина.
    "Да"- сказал я и ушел.

    25.03.11 г.