Я женюсь. На Оле Р. Всё произошло так, как обычно это и происходит: как бы само
собой; правда, в отличие от прошлых случаев, я не наблюдаю в себе сопротивления
женитьбе. Я знаю Олю - нет, не стану врать, не с первого класса. Я знаю её со
второго класса. Хотя, с другой стороны, мы жили в соседних домах. Хотя, с
третьей стороны, это ничего не меняет, потому что влюбился я в неё в
определенной ситуации, именно, на уроке. Я смотрел на неё, и от неё словно шел
свет. Я хочу сказать, девочек-то в классе было множество, но так как от них свет
не исходил, или, если от них и исходил свет, то я его не воспринимал, а от Оли
свет исходил и я его воспринимал, то я и смотрел на этот свет, и именно
потому, что смотреть, чувствовать, воспринимать исходящий от неё свет было
приятно, так что то, что я на этой почве влюбился в Олю, это
обстоятельство от меня вовсе не зависело, а просто явилось фактом моего
существования. Но я же сказал, что влюбленность моя действовала в
определенной ситуации, я хочу сказать, в определенных условиях. С окончанием
урока условия исчезали, исчезала вместе с ней и влюбленность, исчезала и
Оля. Она переставала для меня существовать.
Позже, конечно, Оля как объект
была выделена, то есть я уже знал, что влюблен в неё, то есть её вид вызывал во
мне приятные чувства, и я осознавал то обстоятельство, что причиной их является
она. Но всё этим и оканчивалось, потому что моя влюбленность никаких следствий,
никаких следующих шагов не то, что не требовала, а как бы, напротив, именно
запрещала другие конкретные действия, словно из опасения, что с ними
вместе исчезнет и чувство влюбленности. Хотя, с другой стороны, может быть,
причина была не в этом, а в том, что просто у меня отсутствовала программа
дальнейших действий, и состояние влюбленности представлялось вершиной, пиком, от
которого дальше уже нет никакого пути, он как бы венец мироздания, то есть то,
на чем всё и завершается.
И вся эта петрушка длилась то ли до седьмого, то
ли до восьмого класса. А потом это не то, чтобы исчезло, оно не исчезло, но
отошло на второй план, и появились
разные всякие другие девочки, и началась каша. Тем не менее, как я гораздо
позже узнал, наши родители нас давно уже переженили, однако в силу того
обстоятельства, что я ни бе, ни ме, ни кукареку, то всё это дело так проектом и
осталось. Хотя, по правде говоря, я, пожалуй, был бы и не против реализации
проекта, но мне бы хотелось, чтобы всё это произошло само собой, так, что
вот я однажды проснулся, и на тебе, мы с Олей уже муж и жена. Против этого я не
возражал бы. Вот как в старорежимное время - родители между собой
договорились, и пожалуйста, их дети муж и жена совершенно независимо от них, я
хочу сказать, с их стороны для этого не нужно было прилагать никаких усилий. А
то ведь я не пойму, какая гнусность получается, такая, что просто плюнь да
брось. Это какой-то кошмар и ужас или кошмарный ужас: знакомишься там с
женщиной, девушкой, начинаешь с ней встречаться, ну, там, туда, сюда, смотришь,
ты как бы уже опутан, уже вроде бы у тебя перед ней какие-то обязательства, так
что и хотел бы дать задний ход, а тебя в зад толкают: иди, мол, вперед. Так и
женишься, да еще при этом о любви говоришь. Поживешь пару лет и видишь: а я,
мол, не желаю. И только теперь проявляешь свою волю. То есть тебя как бы однажды
взяли за это самое место, и за это самое место повели за собой, то есть это
место ведется, и пока оно ведется, ты привязан к нему, а оно привязано к тому,
кто его ведет. А как оно перестало
вестись, то попробуй тогда его удержать, если оно уже в другую сторону смотрит.
И хотя и на другой стороне то же самое, что и на первой, но хочется же, в конце
концов, и разнообразия, ну, и ищешь этого самого разнообразия. И хотя и не
находишь его, но сама смена места уже содержит в себе какое-никакое
разнообразие. Так что вот так и влечешься. И причем здесь муж и жена? Чего сюда
закон, общество лезут? Вы понимаете, я - нет. Ладно с ним, с влечением. Оно понятно. Хочется. А против хотелки-то как устоишь? Тем более, если хочется,
да еще и можно. Кто же тебе так в открытую скажет, что это самое "можно" - сыр в мышеловке. Да
ведь если и скажет, так ты в это не поверишь, поскольку ты уже подвешен за это
самое место. Словом, сложно, трудно на такой
почве устоять. Поскольку это же какую силу воли нужно иметь, какие усилия, какую экзекуцию над самим собой производить. Это же самая настоящая кастрация, и даже еще хуже, самокастрация. Нет, я, там, понимаю, если человек окунулся в одно озеро, и там пожизненно купается, и ему никакого другого не нужно. Если ему хорошо, то какие же могут быть проблемы. Но ведь не все же люди, извините, одинаковы.
Некоторым и еще чего-нибудь другого хочется.
А то вот еще вдруг упадешь в любовь. Тут уж вообще пропал. Там хоть это самое место, всё же ты отличаешь его от себя. Там, это место - удовольствие, и ты его воспринимаешь. Ты в нём нуждаешься. Но удовольствие - это всё равно, что пища: поел да и насытился на некоторое время. Но сам по себе ты - не удовольствие. Но вот если любовь, то ведь это ты сам влюбился. Это твоё я влюбилось. Что ты говоришь о себе? - я. И вот это я влюбилось, заболело любовью. Так это же уже вообще всё, я хочу сказать, раб любви. Это вот и называется: попался. Потому что от себя ты уже не зависишь, а живешь, можно сказать, для другого человека. А так как любовь зла, полюбишь и козла,
я имею ввиду, козу, то ты и начинаешь извиваться, как уж на сковородке. Я хочу сказать, сопротивляться. И начинается война
с самим собой, кто кого, ты победишь свою любовь или твоя любовь тебя
победит. Победила тебя любовь - ну, и пропал, потерял себя.
Сами понимаете, все в приготовлениях, возбуждены, суетятся. Родственники с
обеих сторон, родители с обеих сторон, один я себя чувствую как бы не причем.
Ну, ладно, допустим, такое моё положение жениха, поскольку мы с Олей сейчас не
субъекты, а объекты происходящего: ради нас весь этот сыр-бор разворачивается.
Подошел к столу. На столе - лист бумаги. И я начинаю просматривать то, что на
нём написано. А то, что на нём написано, написано Олей. Это я ей как-то сказал:
в самые последние минуты перед событием написать, что будет, но написать
непременно то, что ты внутри себя своим чувством прозреваешь. А сказал я ей это потому, ей я об
этом, конечно не сказал, что как-то в подобной ситуации в самую последнюю минуту
сказал себе: запомни, то, что я тебе скажу. Ты проклянешь эту минуту. И что вы
думаете, предчувствие меня не обмануло. Именно и проклял.
Я просматриваю листок
бумаги, и вижу в нём выражение того, что между нами есть. Конечно, Оля - женщина, у
неё всё это не без чувства. Я прочитал то, что она написала, и думаю, что
мне нужно было бы тоже написать, и когда я думаю, что мне нужно бы сделать то же
самое, я обращаю внимание на мою подпись на середине листа. Видно, Оля случайно
взяла лист с моей подписью. Первым моим импульсом было пойти к матери, и
спросить у неё совета, что, дескать, мне написать. Но, как это иногда бывает,
подумаешь что-то сделать, и как будто уже сделал.
Да, впрочем, на том, что
написала Оля, стоит моя подпись.
Я смотрю внутрь себя, и ко мне приходит словно
прозрение: весь вопрос не во влечении, и не в чувстве любви, которые мы
испытываем в данный момент или на протяжении некоторого времени, потому что и то
и другое проходит. А жить приходится с человеком. И соответствуете ли вы друг
другу, хорошо ли вас, людям, друг с другом. А как об этом можно узнать? - только
заглянув внутрь себя и посмотрев, если ли в тебе сопротивление относительно
человека или нет. Во всём моём прошлом всегда присутствовало
сопротивление, и существующее сопротивление в конечном счете всегда выходило на
первый план и вело к разрыву. А смотрел внутрь себя. Сопротивления не было.
Я вышел в другую комнату. Мелькнула Оля, намеренно не видя меня. Её окружало
сияние.