Проснувшись, относительно увиденного сновидения с облегчением говорим: это всего
лишь сон. И не замечаем, что вся наша жизнь - сон, и отличие от сна только в
том, что после сна мы просыпаемся, и благодаря этому мы узнаем, что всего лишь
спали. И, найдя это отличие нашего т.н. бодрствующего состояния от сна, мы
делаем различение между нашей жизнью и сном. Однако, находясь во сне, мы всё
происходящее с нами во сне воспринимаем как реальность, если исключить из
рассмотрения поверхностный сон непосредственно перед пробуждением, а делать это
исключение необходимо, поскольку поверхностный сон представляет собой переходный
процесс. Но если всё то, что происходит с нами во сне, нами принимается за
реальность, то и жизнь мы принимаем за реальность просто потому, что в жизни мы
не просыпаемся. И тогда наша смерть - это не что иное, как пробуждение,
пробуждение от сна, который мы называем жизнью. И точно также, как сон
прерывается пробуждением, и не существует перехода от сна к пробуждению,
поскольку наше пробуждение просто прерывает, обрывает наш сон, то же самое
происходит и с нашей смертью, которая оказывается прерыванием, обрыванием сна, который мы
называем жизнью и который представляет собой множество следующих друг за другом
снов. В этой мысли - больше правды, чем неправды, поскольку наше сознание -
результат действия природных сил, это феномен, явление работы инстинктов, то есть
собственно природных механизмов, который существует, пока существуют
эти природные процессы. И точно также, как происходящее с нами во сне от нас не
зависит, так что мы оказываемся в основном всего лишь страдающими наблюдателями того, что с
нами происходит, хотя, разумеется, при этом мы пытаемся оказывать сопротивление
пугающим нам моментам сновидений, в целом, однако, безуспешно, совершенно то же самое
происходит с нами в нашей реальной жизни. Различия никакого нет, и нам всего
лишь кажется, что мы обладаем волей, однако всё то, что мы способны делать, это
существующие у нас рефлекторно - инстинктивные механизмы, работа которых от нас
не зависит и которыми определяется сон нашей жизни. Мы можем действовать в
сне нашей жизни
так и в той мере, в какой у нас эти механизмы есть. Мы можем пытаться
затормаживать их активность, но лишь временно и в небольшой степени, и мы не
можем действовать, если действие требует от нас поведенческих схем,
отсутствующих в предпосылках наших инстинктов. И, т.о., вся наша жизнь - это
природный процесс, который от нас не зависит и который мы всего лишь наблюдаем и
переживаем и от которого, в конечном счете пробуждаемся. И это пробуждение есть
не что иное, как распад материи, из которой мы состоим.
Как обычно, после ночной смены пришел домой и завалился отсыпаться. Не знаю, сколько времени я проспал, но проснулся с чувством недоумения от того, что проснулся, поскольку было ощущение, что причины никакой для этого не должно быть, поскольку никого я не
ожидал и чувствовал, что должен спать дальше. Это моё недоумение заставило открыть глаза. Рядом со мной стояла красивенькая девочка лет пяти и с
удовольствием улыбалась. Спящие еще мозги поворачивались туго. Тут я услышал
женские голоса на кухне, материн и еще чей-то, сказавший "Ковалева".
Мозги начали просыпаться: Зина! Тут раздался стук каблуков, и вошла она сама, и
весь мир, то есть комната, засветилась всеми цветами радуги и всеми возможными
необыкновенными своей красотой и формами цветов. Я оказался в другой реальности,
словно поднялся и воспарил в воздухе. Зина примостилась рядом со мной. Девочка
сказала: и я хочу к вам. "Подожди"- сказала Зина. "Почему же подожди"- сказал я,
и девочка с наслаждением примостилась между нами. А я всё плыл и плыл. Скоро
мать позвала нас обедать. После обеда мы втроем снова оказались на моей
"девичьей", по выражению одной моей подруги, постели. Мы разговаривали, и на
каком-то слове я споткнулся, и подумал о самом слове, и тут я почувствовал, что
что-то мне мешает. Я подумал, что мне мешает, и понял, что у меня включились
мозги, и то, что мы начали разговаривать и слова наши текли сами собой и
имели только то значение, что ими поддерживалось наше состояние
совместного полета, и явилось предвестником того, что на каком-то слове я
споткнусь, и подумаю о нём, и фокус моего сознания переместится в реальность, то
есть мозги мои включатся,. что и случилось; и включение мозгов начало вытеснять
мой полет, и полет в окружающей меня восхитительно сияющей прекрасной реальности
начал сжиматься и входить в меня.
Зина тихонько прошептала
полувопросительно-полуутвердительно: "Мама подглядывает?". Я и девочка
устремили наши взгляды на кухонное окно. В нём появилось лицо матери, слепо
пытающееся что-то рассмотреть. "Ревнует" - подумал я. "Ты будешь
досыпать?"- спросила Зина. "Нет"- сказал я.
Я провожал Зину, пытаясь запомнить, сохранить, запечатать в себе пережитое мной состояние. Потом я смотрел на удаляющуюся с девочкой Зину, и внезапно, словно откуда-то со стороны, явилась мысль: "И ты тоже меня предала". И эта мысль словно подвела черту под произошедшим.
"Хотя, причем здесь предала, не предала. Когда мы испытываем какие-то ощущения, переживания, мы непроизвольно проецируем их на человека, с которым это переживание связано, и полагаем, что это наше переживание общее. Однако на деле не существует общих переживаний. Каждый человек переживает лишь свои собственные ощущения и живет в своем мире, и этот мир у каждого человека своей. Есть лишь эти наши проекции на других людей, и то, как видит один человек другого, это разные видения, разные миры и разные мысли. Это разные сущности. И мир Зины, конечно, не совпадает с моим. Зине дана способность воздействовать на мужчин. И когда она воздействует на кого-то, ему кажется, что она в него "влюблена". Однако это - не так. Она воздействует на мужчину для того, чтобы испытать сам этот механизм дистанционного полевого воздействия на него, чтобы вызывать в нём это состояние восторга и влюбленности в неё, которое он проецирует на неё, в то время, как испытывает его сам,
и наслаждаться своей властью. Так что, конечно, когда Зина воздействует на этого конкретного мужчину, она воздействует на этого конкретного мужчину. Но для неё важен мужчина вообще, а не этот конкретный единичный мужчина, и поэтому она не привязана ни к кому. Когда же я сказал "И ты тоже предала меня", то это единственно связано с моей влюбленностью в неё, влюбленностью, которую она поддерживает, позволяя в какие-то минуты переживать состояния полета.
В свою очередь, Гребенщиков, точно также при помощи своих механизмов воздействия на женщин вообще, воздействовал на Зину, и влюбил её в себя, и она точно также проецировала своё состояние влюбленности на него, для которого она не была исключением, но она привлекала его именно потому, что "отдавалась его чарам",
и конечно, как у меня с Зиной, так и у Зины с Гребенщиковым, всё кончилось ничем.
Проводив Зину, я упал в постель досыпать, недоумевая перед теми состояниями восторга и полета, в которые меня приводит уже одно появление Зины. Но оно и существует, пока она рядом. Я всё пытался запомнить пережитые ощущения, заснул, а когда проснулся, ощущал лишь течение моей обычной жизни.