В библиотеке геофака открылась выставка редких изданий, и я, не потому, что это было мне надо, а из присущего мне всё определяющего любопытства отправился знакомиться с ней. Сергея Анатольевича моё бессмысленное бесцельное любопытство раздражает. Отправились мы как-то в донеций универмаг: Сергею Анатольевичу нужно было купить духи своей любимой женщине. И вот он искал в парфюмерном отделе
духи, стоимость которых соответствовала бы цене его женщины, но одни оказывались слишком дешевыми, другие - слишком дорогими. А пока он мучился с решением этой задачки, я отправился по универмагу и, пока не ознакомился со всеми отделами и их содержанием, из магазина не вышел. Сергей Анатольевич, поджидавший меня на выходе, пребывал в состоянии последней степени бешенства: де ему
(то есть мне) ничего не надо, ничего не покупает, и, спрашивается, за каким бесцельно слоняться по магазину.
А, может быть, т.о. во мне проявляет себя географическая жилка, любовь к путешествиям, только я не сознаю этого, и поэтому путешествую в пределах цивилизации. Так что и то, что я заглянул на выставку
редких книг, тоже из моей склонности к путешествиям "в неизвестные миры".
И натолкнулся на старинную книжку, выпуска начала прошлого века, очень толстую. А неизвестные книги вообще, а старинные книги в особенности, представляются мне чудом, и пройти мимо них без священного трепета я
не могу. В том же Донецке я покупал книги на украинском и польском языках.
Сергей Дмитрич (не Анатольич; Дмитрич был нашим прорабом, а Анатольич - просто членом команды), чтобы указать на пример глупости и бессмысленности, пренебрежительно указывал на мою страсть покупать книжки, которых я читать не буду. И я действительно их не читал и даже не раскрывал, но то, что они у меня были, согревали мою душу.
И вот, увидев такую необыкновенную книжку, я привязался к библиотекарше, которая мне "отказать не могла", и в конце концов уломал её на то, что она даст мне эту книжку на сутки. И вот, вполне счастливый, бережно держа
упакованную книгу, я вышел из библиотеки, и тут увидел Люсю с толстым Прибышевым. "Занят?" -спросила Люся. "Нет"- "Тогда подожди меня, я минут через десять освобожусь". От нечего делать зашел на кафедру геофака. Там никого не было, только профессора Семенова и Лучков сидели за столом и тихо о чем-то разговаривали.
Я тоже сел за стол, и так как нетерпение моё было велико, распаковал книгу и начал осторожно перелистывать серые
от времени страницы с картами и рисунками. Внезапно напротив меня оказалась
Семенова, некоторое время смотрела на меня и на книгу, и вдруг попросила её у
меня. Я отрицательное покачал головой и сказал, чтобы что-то сказать: "В ней
много психологического материала" - "А вы психолог?"- подозрительно спросила
Семенова. Я кивнул, хотя психологом не был, а сказал то, что первое пришло в
голову. Семенова, как показалось мне, с чувством оскорбленного достоинства, отошла.
В это время позвонила Люся и сказала, что ждёт меня внизу.
Я аккуратно запаковал книгу и спустился вниз. Люся поджидала меня на выходе. Рядом с ней крутился Прибышев, что-то изображая перед ней. Увидев меня, он, так же, что-то изображая, ретировался.
Люся плотно, как хозяйка, взяла меня под руку "и повлекла за собой", ничего не объясняя,
зачем и куда, а скорее всего, в никуда.
Находясь под впечатлением только что произошедшего с Семеновой, я рассказал Люсе про книгу, про просьбу Семеновой, и "я сказал ей: "А вот тебе!". "Почему так грубо?"- возмутилась Люся. "Нет, я, конечно, ответил ей не такими словами, хотя смысл был такой. А почему? - потому что я - уступчивый, я не могу отказать, и от этого произошло со мной немало
неприятностей. И когда я осознал это моё качество, я стал отказывать, ни с чем не сообразуясь, потому что сообразовываться не могу, потому что если начну сообразовываться, то тут же сработает моя уступчивость, и я против своей воли уступлю."
Во мне существует какая-то двойственность: я разговариваю с другим человеком, и в это же самое время идет параллельный поток, в котором я параллельно, независимо от меня, что-то делаю. Так произошло и на этот раз, и весьма любопытное. Навстречу метров за тридцать идет женщина, и я чувствую ощущения, которые идут от её таза, и я думаю, что, собственно, эти ощущения - это сама женщина. И вдруг эти ощущения распадаются на две чередующиеся части от левой и правой
половин таза. Женщина приближается, и я вижу, как она исподлобья и с любопытным вопросом разглядывает меня. Думаю: "Интересно, а если попробовать еще раз, получу те же ощущения или нет?" Выбираю очередную встречную женщину, и снова получают чередующиеся ощущения, идущие от левой и правой частей её таза. При приближении женщина открыто, с любопытством и довольно
вожделенно разглядывает меня с вопросом в глазах, которым она пытается решить, что означает то, что произошло в ней. Между тем, я начинаю, в свою очередь соображать, что означает сей феномен. И вдруг вздрагиваю: Да ведь в человеке два человека, поскольку каждое из полушарий управляет одной, но противоположной половиной тела. Ведь если бы не было этой противоположности, то есть если бы каждое из полушарий управляло своей половиной тела, но никакая синхронизация между половинами тела не могла бы быть, и такой механизм, "два в одном", не мог бы существовать. Но вот если каждое из полушарий управляет другой половиной тела, то ведь другая половина тела, это также и входящее в неё и другое полушарие, и если полушария управляют, то они и сами должны так или иначе определяться, и определяться своей половиной тела, так как в конечном счете целью полушария является его собственная половина тела, так как от его состояния должно зависеть и состояние полушария. Единство же человеческого тела определяется системами, общими для тела
в целом: системой кровообращения, пищеварения и т.п., и каждое из полушарий так или иначе влияет на эти общие обоим людям
части тела, превращающие двух людей в одном в своего рода сиамского близнеца,
двух людей, навсегда связанных между собой общей системой жизнеобеспечения. Но тут возникает дальнейший вопрос: при всей формальной физиологической тождественности, и полушарий, и мышечных систем тела, направленных на работу во внешней среде, должна существовать противоположность, полярность функций двух половин тела, и эта полярность должна заключаться в полярности внешнего и внутреннего, в удовлетворении одного и другого, и в первую очередь в удовлетворении внутреннего через внешнее, и, следовательно, внутреннее должно должно быть определяющей стороной, и поэтому непроизвольной, то есть выступать в качестве цели, а внешнее - в качестве средства её реализации, произвольной стороны,
сознания. И если так, то поляризация между полушариями должна заключаться в том, что одна сторона, внутренняя, должна выступать в качестве объекта, а другая сторона - в качестве наблюдающей стороны, в том числе и наблюдающей внутреннюю сторону как объект.
И поэтому, когда я в ощущениях от таза женщины, в каких-то аурных точках по его фронтальным бокам, выделил противоположные сменяющие друг друга импульсы,
то "картина маслом" получается такая, что импульсы, идущие от меня, воздействуют на систему восприятия женщины, изменяя её
внутреннее состояние. Наблюдающая часть женщины обнаруживает изменение её внутреннего состояния, анализирует его, определяет
его значение как положительное или отрицательное в зависимости от качества воздействия, и обращает внимание на источник возникшего изменения, на объект, изменивший её состояние, у женщины возникает цель формирования реакции на раздражение, и тогда она начинает сканировать объект - источник раздражения на предмет как его возможных целей, так и ответных реакций на них, формируя в целом ответную положительную или отрицательную реакцию.
Как правило, мы с Люсей мало разговариваем.
Человеку свойственно свои собственные ощущения переносить на другого, и я думаю, что в этом очень много правды в смысле соответствия ощущений друг другу при всей их противоположности. Мы как бы впадаем в ауры друг друга и получаем от этого наслаждение, слова же при этом могут мешать. Поэтому нам удобно молчать друг с другом, потому что в это время мы заняты чем-то другим, каким-то впадением аур друг друга, объединением аур, удовлетворением их голода, их насыщения. И когда это насыщение произойдет, мы можем какое-то время обходиться друг без друга. Внезапно Люся остановилась перед каким-то подъездом и нажала кнопку звонка. И у меня возникла кажущаяся дикой и, в то же самое время, вероятной мысль: сейчас она скажет, чтобы я подождал её. И я останусь и буду ожидать её возвращения, а у неё была договоренность о встрече, или у неё была "эта самая минутка", и она выйдет из дверей удовлетворенная и веселая, как ни в чем не бывало,
и я ей ничего не скажу. Но теперь она не будет молчать, она будет разговорчива,
и я буду подыгрывать ей в разговоре - ради сохранения возможности окунуться в её
ауру в следующий её цикл, и это погружение в её ауру и есть моя единственная цель.
И я буду ожидать её подобно тому , как Прибышев крутился вокруг Люси и испарился при
моём появлении.