Желтым ситцем город обшит,
         листодождь в нем ночами шуршит,
         будто хриплый голос поет
         что-то очень свое.
         Как погонщик, шепча из корана,
         гонит лип худых караваны
         в постоялый двор ноября.
         Морду в изморозь серебря,
          в предвкушении голода стуж
         пьют деревья-верблюды из луж.
         Ах, завьюж же, скорее, завьюж!
         Застели снег Его узкий след,
         чтоб на паперти наших душ,
         написала я веточкой:
                             НЕТ,
         тому завтра, что глупо и весело
         нам возводит ноябрьский дом,
         занавесочки даже развесило,
         да туда не войдем...
         Все до мелочи сроком описано,
                           навсегда,
                              Навсегда...
         Надкусили мы яблоко кислое
                               НИ-КОГДА.
         А как кисло, кисло до горечи,
         даже челюсть ломает.
         удружили сыны ...,
         познакомили в мае.

         Я теперь двух верблюдов впрягу,
         провожать его в полдень поеду.
         чтоб на память слизнуть с сухих губ
         тарантасные клочья беседы.

         Листодождь, пожалей! 
                            приласкай!
         Из себя убежать - дай коня!
         А из глаз - синих блюдец - слакай
         расщепленную носом меня.