Общая теория анализа объектов

Какую ответную реакцию нередко способна породить фантазия философа? Не буду гадать, какие чувства она побуждает в его собственном сознании, но в сознании другого философа, иного я себе не представляю, часто фантастические построения его коллеги рождают скептическое понимание.

Разрешите мне вынести на суд читателя оправдание моего негативного отношения к идее множественности миров. Более того, подобное мое отношение усилено тем фактом, что попытка построить критику теории множественности миров на основании каких-либо фундаментальных категорий философии встречает определенные трудности. Предметом подобной теории оказывается не действительная, но всего лишь воображаемая сущность, в отношении которой трудно даже с помощью научного анализа выбрать те начала, которые позволяли бы адресовать подобным представлениям формальную критику, и потому мысль о недоступных нам мирах допускает в свой адрес разве что упрек в потере самой предметности.

Да, действительно, идея множественности миров анализирует гипотетические объекты, существо которых недоступно определению; следовательно, речь в ее случае идет о таком анализе, что принципиально отрицает какие-либо ограничения предметного происхождения, поскольку и сами данные объекты никоим образом не допускают их установления.

Но, все-таки, философии не следует пасовать и перед подобной, лишенной определенности проблемой. Такой предмет как условное обобщенное состояние "мир" допускает возможность понимать его в качестве некоторой формы внесистемного предиката, обозначаемого именем абсолютный объект. В таком случае "мир", если мы пытаемся мыслить его утратившим абсолютность своего присутствия, вырождается в обычный подверженный действию либо сопоставлению других объектов отдельный объект. Тогда я имею право для "мира" как для определенного констуитива определить такой принцип: представление о "других мирах" требует от рассуждения представлять каждый из них как обособленный от всего прочего абсолютный объект.

Казалось бы, возникающее из нашего рассуждения сочетание понятий "другие абсолютные" лишено противоречий, подобное отношение, реализуясь как понятие, как вероятно, добавляет нам возможность пользоваться им как новым инструментом сопоставления. Но не может не удивить другое - введение принципа "многих" миров приводит нас в логический тупик операции умножения абсолютного, то лишения абсолютного самого этого его статуса; так сама недопустимость подобного сочетания позволяет мне обратиться к анализу неадекватности, вкрадывающейся в данное представление.

Я постараюсь доказать противоречивость понятия о "других абсолютных" не с естественно более удобной позиции анализа той сущности, которая наделена именем "предмет абсолютного", а посредством анализа второго, участвующего в этом выражении элемента. В качестве отправной позиции своего доказательства прирожденной противоречивости понятия "другой абсолютный" я выберу предмет семантики понятия "другой".

Анализ семантической конструкции предиката "другой" представляет собой по существу проверку масштаба подобной функции разделения. Итак, само понятие "другой", допускает ли оно в качестве определенной функции возможность производить нормативное действие по отношению какого угодно любого определения состава произвольных множеств? Или, другими словами, каково само собой условие, определяющее различение по критерию "другое", известны ли для процедуры его приложения те определенные ограничения, что задают требования отсева приводимых к сопоставлению объектов? Не помешает здесь воспользоваться и третьей редакцией дважды уже заданного вопроса: допустимо ли неограниченное приложение критерия сопоставления "другой" абсолютно ко всем возможным предметам?

Поскольку существо вопроса заключено именно в том, что мы не знаем, можем ли мы обнаружить нечто такое, что не позволяет применять к выраженной в нем обособленности понятие "другой", то естественный путь поиска необходимого ответа - это изучение окружающей действительности на предмет открытия того, что не допускало бы характеризовать его как "другое". То есть - мы должны установить невозможность введения фигуры различия там, где присутствуют очевидные, но может быть прямо исключенные из подобной области действия признаки отличия.

И ответ будет найден прямо таки в нашем кармане. Любое средство платежа одинакового номинала, будь то монета или купюра, если его будут определять отличия, не нарушающие критериев признака платежеспособности, нельзя понимать как другое. Доказательство этому, между прочим, карикатурно - если я и кто-то мой знакомый обменялись бы вполне платежеспособными, но чем-то несущественным отличающимися денежными знаками одинакового номинала, то, как ни он, так и не я не стали бы, таким образом, ни выигравшей, ни потерпевшей стороной. В отношении своей платежной силы материально несколько отличающиеся платежные средства не допускают применения к ним сопоставления "другой".

Кроме презренного металла подобными свойствами обладают и некоторые иные объекты, в которых материальная реализация служит созданию идеального объекта. Положим, мы ожидаем на остановке автобус определенного маршрута, который обслуживается машинами приблизительно одних технических характеристик; если в данном случае нас будет везти машина, на которой проставлен ее собственный гаражный номер, то мы не будем придавать этому значения, а будем говорить об "автобусе такого-то маршрута".

Итак, действительность предъявляет нам примеры некоторых объектов, в отношении которых невозможно или бессмысленно применение понятия "другой". Справедливости ради следует подчеркнуть идеальный характер подобных объектов, то есть то, что для них кто-то как бы намеренно исключает часть способности идентификации создавших эти объекты физических реальностей. Тогда, если на деле условие "безотносительности для сравнения" связывается именно с идеальными объектами, то как нам не вспомнить такой пример идеального объекта как "геометрическая форма". Если мы располагаем несколькими окружностями различных размеров, то ни об одной из них нельзя сказать, что она представляет собой некую "другую" форму окружности. Абсолютно каждый экземпляр окружности Евклидовой геометрии стандартен по своей форме и не допускает применения к себе критерия, определяемого выражением "другая форма". Формы всех, каких бы то ни было Евклидовых окружностей, между собой другими не являются.

На этом, я думаю, тему ограниченных возможностей приложения понятия "другой" можно и закрывать. Открыть же следует другую тему - области приложения понятия "другой".

Открывая анализ предмета разнообразия, я хотел бы сказать, что наше определение в отношении нечто словами "другой, не этот" мы совершаем именно тогда, когда находим в таком нечто выражающие его отличия. Что тогда может означать признак "отличия" в оценке философского осмысления? Критерий "другой" определяет именно тот объект, который выделяется нами именно потому, что несколько его параметров отличаются от параметров сопоставленного объекта. Метод сопоставления именем "другой" имеет смысл только для операции параметрического сопоставления, то есть пределы его применения ограничены только той группой объектов, в части которых данная возможность сопоставления выделяет некие параметры (напомню, у купюр, напротив, их платежный эквивалент строго фиксировался и не подлежал изменению).

Потому любой объект, который наше сопоставление характеризует как "другой" относительно некоторого стороннего объекта, мы обладаем полным правом называть параметрическим. Объект, будучи "другим", обязательно должен показать в сравнении с сопоставленным объектом какой-нибудь отличающий его параметр.

Я настаиваю и строю свои рассуждения на том основании, что употребление средства сопоставления "другой" совершенно явным образом присваивает объекту некоторую квалификацию. Подводя черту под критическим анализом темы "множественности миров", я хочу сказать только одно, что перевод "мира" из статуса абсолютного объекта в статус параметрического - это несколько вольное допущение. А далее рассуждение о проблеме параметрического сравнения привело меня к мысли о необходимости осмыслить и общие положения непосредственно предмета анализа самой "картины объекта".

Так попытка мыслить несопоставимыми, на мой взгляд, категориями подсказала мне направление исследований проблемы объекта, - анализа представлений о параметрическом содержании или, иначе говоря, определение принципов параметрического описания объекта. Итак, существо объекта выражают его параметрические характеристики. Что же они представляют собой?

Посредством анализа понятия "другой" наши знания пополнились превосходным опытом семантической классификации, и было бы неправильно им не воспользоваться. Тогда следует дать себе труд подумать о том, какие же существуют возможности построения описаний класса сущностей, подпадающих под параметрическое выражение. Наше представление о "параметрическом" всегда будет связано с предоставленной нашему пониманию возможностью определения в каком угодно нечто отдельных условий параметризации, соотносимых, в свою очередь, с определенными операциями сопоставления. То есть существо параметрического описания никогда не обращено к представлению существенности целиком, но оно именно расследует случай, говорящий о том, каким образом этот объект в отношении сопоставленного с ним проявляет некоторое отличие "однокоренного" условия.

Другое дело, что здесь я уже предвижу естественные возражения моих возможных оппонентов, прямо недоумевающих: не представляет ли собой предлагаемое новое повторение давно знакомого старого? Какие тогда проблемы, мне должен быть задан встречный вопрос, освещает, например, анализ материального состава вещи?

Поясняя своим оппонентам существо своего предложения, я буду защищать его с помощью следующей посылки - в прагматике любого технического способа исследования вещей философия не находит пунктуально выработанной системы категорий, обеспечивающих точное соблюдение норм семантически правильной практики представления. Семантически же правильно, с моей точки зрения, качество вещественности, если мы используем в качестве примера формулу, в частности, химического состава вещества, представлять в качестве именно идеальной характеристики.

В эмпирической форме подобную точку зрения можно выразить тем, что опыт способен обращаться к таким реальным предметам как золотое кольцо, медная проволока, алюминиевая ложка и графитовый грифель, но брать руками или обращать чувственное восприятие к такой вещи как "элемент натрий" невозможно. Идея, с помощью которой мы выражаем некое обобщение, понимаемое как функция "химический элемент", равно как и функции образуемых подобными элементами веществ есть идеи идеальных объектов именно потому, что подобные феномены не представляют собой предметов прямого чувственного восприятия, но будут предметами восприятия только несущих качества подобной вещественности отдельных вещей.

Параметрическое представление об объекте - это именно представление об участии объекта в испытывающем его случае, где его систематическим же отражением и альтернативным представлением должно стать идеальное представление - суммарная картина того, что есть принадлежностные характеристики объекта. В их числе, конечно, такие сущности как форма объекта, химический (вещественный вообще) состав, и еще я бы одно добавил - "умение" объекта осуществлять соприкосновение.

Согласно выраженной мной же здесь точке зрения первым уровнем анализа объекта (я назвал бы это уровнем групп) будет формирование общих аналитических групп, одной - параметрического описания, и другой - выражения объекта характеризующими его идеальными формами.

Поскольку ясно, что та сущность, которой я даю название группы параметрических средств описания, вряд ли представляется пониманию читателя столь уж отчетливо, дальнейший анализ следует начать с нее. Поскольку в этой группе мы описываем то, как (в каких происшествиях) проявляют свое различие осуществленные в вещах условия, то деление параметрической группы можно допустить только на отделы разных типов окружения. Одним из найденных в данной группе отделов следует определить отдел соседского окружения, другим - отдел родственного окружения.

Казалось бы, непонятно, что может представлять собой "соседское окружение"? Но здесь нам следует вспомнить тот факт, что совмещение вещи и среды характеризуется определенным порядком. Один вполне определенный вариант развития внешней среды вещи обеспечивает такой хорошо знакомый нам формат сопряжения как "пространство", другой вариант - также во многих своих проявлениях известное нам условие "времени". Вещи, которые с другими вещами связаны отношениями, распределяющими их как в пространстве, так и во времени, становятся не чем иным, как соседями других вещей, отличных от этих исходных вещей условиями времени или пространства.

Однако я сразу хотел бы просить извинения за следующее свое предложение - отдел соседского окружения в моей схеме анализа делится вовсе не на подотделы пространства и времени. Пространство и время здесь практически универсализованы мною в понятии о "соседском окружении", где и тот и другой эффект равным образом будут располагать вещи по принципу "соседства". Хотя уже на уровне подотделов, которые в дальнейшем я вынужденно создам в отделе соседского окружения, в них уже будет проведено разделение именно по критерию пространственных и временных композиций.

Другим отделом в группе параметрического описания становится отдел родственного окружения. Если мы знаем, что некое вещество обладает твердостью, например, металл, то в смысле твердости совершенно не похожий на металл алмаз будет представлять собой некоторого "родственника" металла. Целый ряд всевозможных веществ разного химического состава образуют группу "твердых материалов", и, хотя о сходстве их состава мы не можем сказать ничего вразумительного, тем не менее, мы можем анализировать их сходство, которое мы находим в характеристике качества "твердости" таких материалов. Это совпадение по условию твердости мы можем использовать в качестве основания, используемого при создании представления о "родственной близости" наделенных подобными параметрами объектов.

Установив отделы, нам следует для достижения дальнейшей точности характеристик сформировать в них подотделы. Расставляя отделы как бы "слева направо" мы свое установление различимостей начнем с отдела соседского окружения. Поделить его в принципе несложно; допустим, что сфера соседского окружения находит свое развитие в подотделах непосредственного соприкосновения и сферы распространения отклика. Здесь, я хочу подчеркнуть, соприкосновение понимается мною как формат пространственной композиции, отклик - темпоральной. Объяснять существо самих подотделов практически и не требуется, в некотором пояснении нуждается только понимание "распространения отклика".

Всякий случай, который оставляет свой след, рассматривается здесь как такая сущность, к которой мы обращаемся как к напоминанию. Причем здесь разделителем момента случая и момента нашего настоящего естественным образом выступает среда времени. Хочу привести такой пример - если я съел свой обед, то не возвращение в случай, не восстановление обстоятельств для меня невозможно, но, тем не менее, этот не знающий повторения случай существует в моем представлении как "отклик" на то, что именно в нем произошло.

Пройдя тот уровень, который на схеме обозначает подотделы, мы начинаем строить низший уровень нашей схемы анализа объектов - место, которое мы обозначим именем уровня предметных позиций. Каковы, например, те предметные позиции, которые образованы подотделом непосредственного соприкосновения отдела соседского окружения? Конечно же, это позиции двух вариантов соприкосновения - дружественного и недружественного. Поскольку уровень предметных позиций мы выбрали низшим уровнем подробности, то есть завершающим для нашей схемы, то здесь от нас уже требуется и разработка процедуры их учета. Процедурные условия описания данных позиций такие: для "дружественного соприкосновения" мы просто устанавливаем имя и записываем его в свои анналы, или, такая терминология более соответствует нашему динамичному времени, - включаем в свою "базу данных".

В случае позиции "недружественного" соприкосновения алгоритм нашего аналитического действия будет несколько отличаться. Объясняя данный выбор, я ограничу свою задачу приведением примера подобного соприкосновения - помещения металлического натрия в воду. Вряд ли в таком случае можно говорить о том, что внесенный в водную среду объект - кусок металлического натрия обеспечит свою сохранность. Тогда аналитический исход, соответствующий констатации варианта "недружественного соприкосновения", будет состоять именно в совершении определенного аналитического действия - формировании производного объекта.

Следующий подотдел, носящий здесь имя "отклик", формирует два вида окончательных для нашего представления предметных позиций - невоспроизводимую форму отклика и, естественно, воспроизводимую. В том случае, когда речь заходит о невоспроизводимом варианте отклика - "археологи раскопали гробницу Тутанхамона" наше описание подобной позиции завершается установлением имени случая и внесением его в наши анналы. Предмет того ряда случаев, которые мы позволяем себе соединять под именем "воспроизводимый отклик" - например, такая форма деятельности как "добыча нефти", мы должны судить иначе. Данный этап нашего анализа мы завершаем формированием производного объекта и, если нам это требуется, анализируем уже сущности этого вновь созданного объекта.

Описав все предметные позиции, которые мы нашли в отделе соседского окружения, мы делаем "шаг направо" и обращаемся к отделу родственного окружения. Поскольку мы под псевдонимом "родственное" мы описываем различные варианты уподобления, то нам следует обратить внимание на характер самого уподобления. Введем здесь два подотдела: в одном мы объединим все то, что формируется подобным анализируемому объекту образом (как геология объединяет все осадочные породы - от известняков до песчаников), и в другом то, что уже формирует подобным образом (любой автомобиль может выполнить функцию перевозчика пассажиров).

Раскроем в присущих ему предметных позициях первый названный нами подотдел группы родственного окружения, собравший то, что формируется подобным образом. Такими, например, будут предметы одинакового веса - ведро и топор, одинаковой формы - абрикос и слива, одинакового количества частей - книги объемом в 100 страниц, любые другие формы подобий, в которых можно выделить одинаковые пропорции. Причем подобная универсализация наделена, например, огромным смыслом для технического познания - работая над макетом будущего автомобиля, инженеры отрабатывают его внешний вид в пластилиновой модели. О таких вещах свидетельствует их предметная позиция, говорящая о том, что между подобными вещами имеет место случай равенства востребования.

Другая предметная позиция в подотделе "формируемого подобным образом" - это равенство ресурса. Ресурс не представляет собой условия, непосредственно открываемого вещью сейчас, но ресурс является тем содержанием вещи, что способно открыть в ней какое-либо наступающее действие. Например, полтора килограмма дров и пол-литра бензина обеспечат равное выделение энергии при сгорании. Или такое же количество тепловой энергии мы можем получить, использовав энергию, предположим, 50 низковольтных батареек.

Оба данных показателя можно понимать по своим условиям характеристическими, то есть не нарушающими существо нашего объекта, хотя, например, изъятие из него ресурса собственно производит его разрушение. Но формирование производного объекта в данном случае не имеет смысла, поскольку ресурс вполне способен присутствовать в объекте и оставаясь невостребованным. Более того, данные предметные позиции, совсем иначе, нежели в случае окружения, сосуществуют в одном и том же объекте. Мы их учитываем как определенные характеристики объекта записями в перечне его особенностей.

Завершив разговор о "формируемом подобно" теперь мы можем анализировать и предметные позиции подотдела "формирующего подобным образом". Первой из числа типов формирующих сущностей мы опишем предметную позицию, обозначающую возможность равного заполнения. Живой жизненный пример здесь тот, что представляет нам как место полезного груза в некотором транспорте занимает специально загружаемый балласт, или, пример другого рода, когда в изделие устанавливают деталь выполненную не из соответствующего материала - обманывающую своим внешним видом, но реально не обеспечивающую нужной работоспособности. Подобная предметная позиция, конечно, требует формирования производного объекта и проведения уже анализа существа этого нового объекта.

Другая предметная позиция в "формирующем подобным образом" это предметная позиция равного потенциала. Например, первые автомобили двигались с такой же скоростью, с какой в наше время передвигаются только пахотные тракторы, или, пример из области негативного поведения, малая доза наркотика вызывает такую же потерю координации, как и изрядная порция алкоголя. Описанием данной предметной позиции становится ее однозначная характеристика своего рода "коэффициента полезного действия". В таком виде этот объект и должен быть отражен в перечне, базе данных его особенностей; естественно, что подобная характеристика для своего раскрытия не требует формирования никаких производных объектов. (Не забудем, что здесь мы постоянно обсуждали параметрические характеристики объектов, то есть анализируем объекты "через связывающие их происшествия".)

Счастливое событие завершения формирования группы параметрического описания объекта, наконец, состоялось. Разрабатывая теорию анализа объекта, мы перемещаемся по таблице созданной нами схемы, как водится, слева направо и переходим к предмету группы идеального представления объекта. Опыт подсказывает нам, что данная группа заслуживает того, чтобы мы образовали, как и в предыдущей группе, два отдела - отдел идеальной сущности и отдел субстанциальной сущности (материальной главным образом, но и включающей и другие формы предметного единства, социальное, например). Принципы, позволившие создать данные отделы, не требуют комментариев и позволяют сразу перейти к предмету развития в данных отделах подотделов.

Но пояснения, как показал мой опыт изложения теории анализа объекта, требует понятие о предмете идеальной характеристики. В группе параметрического представления наделяемой сущностью для объекта становилось его взаимодействие с другим в той же мере действительным объектом, сейчас же характеристику объекту будет давать условие, заключенное в нем самом вне связи с какими-либо иными внешними реальными объектами. Другое дело, что подобная характеристика будет характеристикой сопоставленных с объектом объектов же идеального представления подобных геометрической форме или химическому составу.

Выделенными в первом из отделов группы идеального представления, отделе идеальной сущности подотделами естественно оказываются такие уровни отображения как форма (я веду речь о геометрической форме) и наполнение (числовой номиналитет).

Рассказывать о том, что такое геометрическая форма вряд ли имеет здесь смысл, другое дело, что в число подобных форм явно следует включить как двумерные формы, так и формы трехмерного пространства; подобный перечень, я допускаю, позволяет его и продолжить, но принцип, например, четырехмерного пространства связан с определенными трудностями в определении своих объектов; стоит четырехмерному пространству освоиться в коллекционировании своих объектов, и оно тоже будет описано философией как создающее формы.

Каково тогда различие форм? Оно совершенно естественно - мы можем выделить правильные формы и неправильные. Таким образом, подотдел форм прямым путем получает предметные позиции. Правильные формы характерны своими именами, и так мы их и записываем в наши характеризующие объект данные, неправильные же, напротив, требуют формирования производного объекта под именем, прототипом которого может служить выражение "особая форма", что будет говорить о необходимости его отдельного анализа. Видимо, подобного рода объект следует образовывать как составной, чтобы посредством определенного анализа представить сложную форму как теперь комбинацию элементов правильной формы.

Более сложным окажется для нас анализ тех характеристик идеальной сущности, которые принадлежат следующему по порядку таблицы нашей схемы подотделу - наполнения. Подобный анализ фактически невозможен без некоторого философского же исследования содержания математической деятельности. Этот исследование будет исходить из такого понятия как смысл обретения некоторого численного значения. То есть подобный смысл философская теория может позволить себе понимать двояко - либо мы получаем указатель на число наших действий, он всегда выражен именно целым числом, или мы получаем указатель на величину некоторой меры, с помощью которой мы делим предмет на нужное нам количество и лишнее. Предмет меры позволяет задавать его, в том числе, и рациональным числом. (Вопрос о комплексном числе мы отложим до тех пор, пока философия не познакомится с объектом, выраженном мерой комплексного числа; в число мерных же объектов философия позволит включать все, кроме одного - отложенной в своем завершении процедуры расчета.)

Итак, подотдел "наполнения" в нашей схеме составят предметные позиции конечного наполнения, то есть выражения ориентированного на количественный учет действий (сопоставлений) и другая позиция - мерительное наполнение, ориентированная на получение любой прилагаемой меры для выделения части. Конечное наполнение позволяет просто записать свои данные - "рука обладает пятью пальцами", мерительное же, поскольку же здесь наш анализируемый объект понимается как мера, то есть как предмет, отражающий собой только "часть", требует формировать тот производный объект, который уже будет отражать "целое".

Окончив описание отдела идеальной сущности, мы наше внимание обратим на подотделы отдела субстанциальной сущности. Естественный порядок деления данной области на подотделы выделяет, во-первых, подотдел существенности (то есть вещества, но не только его, но и, например, такой существенности как социальная сущность, хотя, я думаю, ученые еще не единодушны в том, что же это такое), и, второй, подотдел контактной способности.

Небольшое отступление и пояснение. Почему я позволяю себе думать о предмете вещества как об образце, выраженном именно идеальной сущностью. Именно потому, что чувственное восприятие всегда обращено к предметам, возможность же прямого воздействия такой сущности как вещество на наши органы чувств вне посредничества выполненных из веществ предметов, не важно, что они представляют собой - горные массивы или отдельные атомы, - пока науке не известна. Поэтому то, что мы называем словом "элемент Натрий" и представляет собой некоторую идеальность. Или, как бы я хотел выразить эту мысль теоретически, вещество идеально, поскольку оно не формирует единства завершенного существования, как такое единство легко и непринужденно формирует столь известный нам из обиходной жизни предмет гвоздя.

Существенность, то есть, будем думать о ней пока главным образом как о веществе, может образовать предметную позицию стационарной существенности, получать здесь имя и входить под ним в нашу справочную информацию, "базу данных". Но стационарная существенность тот список качеств, которые в принципе соотносятся с существенностью вообще, не исчерпывает. Категория "существенность" охватывает и другую предметную позицию - теперь форму динамической существенности, например электромагнитного поля, то есть той суммы обстоятельств, которая характеризуется физикой как "не имеющая массы покоя". Что нужно делать с динамической предметной позицией, мне трудно сказать, допускаю что согласно современному уровню развития представления о подобной материальности, ее мы можем записать как те или иные волны (излучения) в нашу справочную информацию, но, вполне возможно что данная предметная позиция требует и формирования производного объекта.

Необходимость, заставляющая меня добавить в схему еще и подотдел контактной способности, видимо, само собою вряд ли понятна и потому проблема нуждается в дополнительном объяснении. Но, собственно говоря, нет нужды отдельно объяснять предмет контактной способности и вот почему: характеристическое существо подобной условности хорошо объясняют уже те предметные позиции, которые образует указанный подотдел. Подотдел контактной способности позволяет нам представить существование двух типов границ вещей, которые позволяют сопоставить их с двумя нашими предметными позициями, с первой - фиксированных границ, и, второй, - размытых очертаний. Названные предметные позиции, как мы видим, не позволяют одновременно приписывать их одному и тому же предмету; тогда для нашего порядка записи, фиксированная граница скорее позволит характеризовать ее именем какой-либо поверхности, когда размытые очертания, очевидно, потребуют образовать из феномена переходной зоны производный объект и провести, при необходимости, его последующий анализ.

Завершив разработку изложенной здесь схемы порядка анализа объекта путем раскрытия его характеристичности в допустимых его существу предметных позициях, мы зададим очередной свой вопрос о сходимости такого анализа для конкретно тех или иных видов объектов. Вопрос заключается в том, что можно ли определить какие-нибудь более или менее ясные критерии отделения объекта от того нечто, что заслуживает имени комплекса объектов.

Проведем, как привычно требует принятый нами порядок рассуждения, эмпирический анализ предмета. Вспомним одно художественное произведение, герои которого коротали свой недолгий путь в кузове грузовика пением песен. Итак, справедливо ли присвоить имя "объект" той сумме обстоятельств, которую образует едущий грузовик и поющие в его кузове песни пассажиры?

Насмешливая ирония ответа очевидна. Но почему? Такой объектный, назовем, "фундамент" (основание объектной конструкции) как "грузовик" допускает образование совместно с нечто посторонним производной формы объекта. Речь, когда мы ее ведем о "пустом" либо "загруженном" или "недозагруженном" грузовике, подразумевает, между прочим, идею единого объекта "грузовик и перевозимый груз". Почему тогда характерно появление иронического отклика на наше предложение создать производный объект "движущееся на колесах поющее тело"?

Чтобы теоретически решить данную проблему, обратимся к вопросу о том, какие требования "единства действия" объект предъявляет к своим неотъемлемым частям. Всякая его часть, как неотъемлемый составной элемент объекта, не должна быть способна к автономизации своей деятельности. Иначе, если алгоритм деятельности части и алгоритм деятельности объекта допускают для себя порядок обособленного формирования, то таким образом выполненное воссоединение элементов нельзя признать чем-то иным, кроме разве что комплекса объектов. Там же, где смысл части следует за смыслом целого - "колесо обеспечивает движение грузовика, а грузовик опирается на движущуюся опору колеса" - то там элементы "шасси", "колеса", "кузов" и двигатель образуют в единой осмысленности своей деятельности совокупный объект "грузовик".

Другое дело, если мы в этот же грузовик, а равно в любой другой автомобиль устанавливаем радиоприемник (фактически, то же самое, и автомобильный кондиционер). Эти элементы не связаны с рабочей целью объекта "автомобиль" - движением, их функции самостоятельны и не интегрированы в смысл задачи "движения". Потому для автомобиля его дополнительные элементы радиоприемника и кондиционера будут, я хочу подчеркнуть, что именно в аналитическом смысле, другими объектами, а он совместно с ними создаст комплекс объектов, и на наличие таких дополнительных объектов автомобиля будут особо указывать и объявления о продаже машин. (Груз же интегрирован в движение автомобиля тем, что он существенно меняет сам порядок движения.)

Итак, здесь мы позволим себе перейти прямо к формулировке того, что есть объект. Мне все же следует признаться, что предлагаемая формулировка адресуется уже к производной от собственно объекта функции "деятельность", что свидетельствует о непроработанности мною в полной мере теории ее сходимости. Я обещаю проработать сходимость этой формулировки тогда, когда будет проработана сходимость формулировки такого предмета как точка пространства.

Итак, объект - суть то, что не позволяет своей части служить источником собственной деятельности; хотя когда часть выпадает из состава объекта, она таковой становится (оторванная пуговица). Для комплекса же объектов, не поленюсь еще раз повторить, деятельность его составляющих определена собственными для них смысловыми рамками.

После обсуждения основ самой методики мы можем подумать над тем, что же представляет собой предложенный здесь анализ объектов как аналитическая технология. Предложенная "технология" совершенно естественным образом адресована к одной абсолютно очевидной цели - создание механизма учета объектов методами баз данных.

Поскольку философия имеет своим предметом любую комбинацию познания, то она создает своего рода семантику, позволяющую представить конкретные объекты такими, как их описывали, каждое в соответствии со своими практиками, научное, обыденное либо художественное или мифологическое представления. Другая комбинационная параллель данного метода - соединение в форме единого представления о конкретном объекте предмета его сущности и второго предмета - набора тех случаев, в которых проявилось его действие.

Функциональная цель создания подобного рода баз данных - облегчение ориентации во множестве доступных для познавательного представления объектов; это своего рода "систематический каталог", способный соединить в своем учете разнотипные характеристики относящейся к вещам познавательной практики, равно как и характеризовать их теми случаями, в которых они могут действовать.

* - определение именем

Q -определение путем образования производного объекта