П.П. (После похорон.) Христианская сущность русского капитализма.
Смерть всегда бессмысленна. Даже если приходит к человеку на седьмом десятке лет, под занавес полнокровной жизни, изнуряя тело тяжёлой болезнью. Родные мучаются не один год, борясь в душе чувством усталости и предрешённости, выполняя свой человеческий долг, ухаживая до последнего, но всё же неизбежного...
Дед Игнат хоронил свою Марфу. Над новым кладбищем сияло ослепительное весеннее небо. Холодный мартовский ветер студил непокрытые головы уже взрослых детей и внуков. Распорядились. Заплатили. Организовали. Всё сделали честь по чести. И плакали совершенно искренне. Марфу знали все присутствующие. И это был тот самый редкий случай, когда не только после смерти, но и при жизни можно было утверждать, не покривя душой - человек она была воистину безгрешный.
Поддерживали деда как могли, без глупых подбадриваний, без неуместной жалости. Грех Игнату было жаловаться. Откликнулись. Помогли. Собрались.
Но у каждого своя жизнь. Дети, дачи, работы, заботы. И через пару дней, погоревав, каждый закрутился в собственном колесе жизни, поспешая навстречу тому же весеннему ветру.
А дед остался совсем один. В пустой персональной, полученной ещё от завода, квартире, душа в душу в ней тридцать лет, да и до этого по общежитиям ещё девятнадцать; годок до золотой свадьбы оставалось; а болела то как и мучалась, но всё же со мною была, вот здесь напротив сидела, и с ложки её кормил, а теперь...
...Поплакивал Игнат потихоньку. Впервые за всю свою трудную, но безусловно хорошую жизнь. Трудно всегда было. Про войну уже и не вспомнить - он на ту войну шестнадцатилетним в сорок четвёртом пошёл. Остался только чёрный след разрыва непрерывности, пятно страха, адского напряжения, человеческой грязи. Не хотел он о ней помнить, вот и вымарал из памяти, никогда во встречах ветеранов не участвовал и подарки на 9 мая как-то не любил, да разве такое забудешь. Потом завод. Работал много. Уважали его в заводе. Мастером в цеху стал. Платили тоже конечно. Женился на Марфе, она тогда красавицей была. Дети родились. Трое. Трудная жизнь была. Ох и трудная. Но правильная. Квартиру дали. Вдвоём с Марфой на заводе и работали. Детей на ноги поставили. Две свадьбы справили. Внуков увидали. Пенсия вот сейчас... Хватает. Дети помогают. Лето вот скоро, надо будет на дачу ехать, как там огород то?... Да одному...
Пролетела неделя. Другая наползла. На могилку несколько раз съездил, поговорил.
И как сорок дней минуло, решил сам памятник ставить, никого не уведомлять, не беспокоить. Снял с книжки деньги - да чего их копить то. И поехал.
.......
Секретарша влетела в аскетичные альковы директора кладбища
-Аркадий Абрамович, тут к вам ... посетитель.
Аркадий, опрятный сорокалетний мужчина, одетый в изящный строгий чёрный костюм, слегка устало кивнул. Он не был философом, хоть и управлял уже три года новым кладбищем. Бизнес, как бизнес. Просто своя специфика. Профессионализм общения приобретает новые формы.
Дверь открылась, и к нему в кабинет вошёл очень пожилой, но крепкий всем своим внешним видом дед. Стащил с головы простенькую кепку и застыв на середине кабинета, улыбаясь сказал
-Здравствуйте...
Редкие волосы его были ослепительно седы. Глаза смотрели цепко. За улыбкой на искреннем лице таилась решимость.
-Аркадий Абрамович, - привстал представляясь, показал рукой на кресло возле стола, вытянул руку для пожатия, - Садитесь, пожалуйста.
-Игнатий Макарович, - посетитель крепко пожал руку, бросил быстрый отрешённый взгляд на потолок, и сел на краешек кресла.
-Вы по какому вопросу? - тон ровный, чуть капля доброжелательности
- Да что ж это такое у вас в магазине делается? Ограда три тыщи, а не стальная она - гнётся, да и низкая. Нужно ж хоть метр двадцать, а там и метра не будет... Памятник - ракушечник, облицовка одна мрамор... Девять тыщ рублей... А и надпись делать, мне сосчитали - ещё тыща двести.
- Вот наш каталог, Игнатий Макарович, давайте посмотрим.
Темп уже сбит, но напряжение остаётся. Листаются глянцевые страницы.
-Вот такой бы...
Сбоку цена: 21 000
-И получше будет. И материал хороший... А сколько будет за установку?
Объясняя за что и сколько, и почему так дорого, и сколько стоят материалы, и в каком месте сейчас находится страна, Аркадий думал: Зачем? Сейчас этот пожилой человек истратит по своим меркам огромную сумму денег, около тысячи долларов. И всё для того, чтобы было "правильно". Раньше это называли - "как у людей". Но сейчас, для многих людей нормально, когда просто хватает. Деревянный крест, стодолларовая оградка, после - ракушечный памятник. А даже если и есть чуть больше - что с того. Живым деньги нужнее. А мёртвым уже не окажешь почести. Зачем напрасно утешать себя уже не нужной заботой?.. Неприятный момент победы над клиентом. Да и не воспринимал он, Аркадий, никогда всерьёз все эти маркетинговые "разводки", ведь не автомобили продаём.
Глупо. Глупо всё это... И грустно... Бизнес... Ему вдруг вспомнилось, как он похоронил свою собаку. Ему тогда было десять лет, и в его жизни это была первая потеря. Как на следующий день он приволок к небольшому холмику в овраге пакет солёных сухарей и, рыдая, проклинал себя за то, что ни разу не разрешил своей Белке при жизни сожрать целый пакет любимого лакомства. И горе давно уже забылось. И были потрясения и потери посильнее. Но иррациональность своего поведения тогда он до сих пор так и не смог себе объяснить. Мы всегда готовы сделать для самых любимых всё, но обычно этого бывает недостаточно. Ни после смерти, ни - тем более - при жизни...
Дверь за пенсионером закрылась.
"И закопали то неглубоко - метра полтора, не больше. Разве ж это дело? В деревне бывало всегда было положено на два метра. А тут: земля мёрзлая - слодырничали."
Аркадий слегка вздрогнул, когда в его голове эхом вновь прозвучал обрывок монолога. Невольно вспомнил слезу на плоховыбритой щеке старика. Тупо несколько секунд смотрел в стол перед собой и жалел, что дал себе зарок: на работе - ни капли. Дверь открылась, и вошёл человек в рясе священника.
- Аркадий, Здравствуй! Ну, как работа сегодня? Ох и устал же я - два отпевания за утро.
-Здравствуй, Семён.
Священник был молод, недавний выпускник. Но тщательно скрывал этот факт бородой и некой дородностью. Бренд его облика безусловно накладывал определённые обязательства, вводя в заблуждение многих.
Аркадий оторвался от созерцания глубокой царапины на полировке и несколько секунд всё тем же невидящим взором оглядывал нежданного гостя, и вдруг сказал, сам от себя такого не ожидая:
-Послушай, вопрос у меня. Почему человек, если близкого своего теряет, сначала по стенкам от тоски бегает, чуть умом не трогается, а потом - время пройдёт - и успокаивается. Нет, про стресс утраты и прочую психомуру я всё знаю. Я, конкретно, про другое.
-Сложный клиент? - Семён помедлил и устало опустил своё тело в кресло. - Плесни-ка на два пальца...
...Ты меня как духовное лицо спрашиваешь, или так, по дружбе, - сказал священник чуть позже, блаженно проглотив порцию виски. - Дед этот что ли? Что передо мною от тебя вышел и в кассу направился? Он тебя достал?
-Заколебал ты меня если честно, батюшка, выпадами своими. Ещё хочешь? Допивай и отправляйся. Отсюда, и - на хуй! Умного от тебя всё равно ничего не дождёшься.
-Да не кипятись, Аркадий. Хочешь я поговорю с ним, направлю на путь веры истинной? Он ведь - старая гвардия. Сталинская закалка. Не бери в голову.
-Ты уж наставишь!
-Обижаешь. Одним делом заняты.
-Да и не похож он на коммуниста упёртого... Знаешь, уйди пока. А то я в себе сомневаться начинаю.
Семён поднялся. Перекрестился и чуть поклонился.
-Благодарствую, Аркадий Абрамович. Да и воздастся тебе по делам твоим!
-Давай, давай. Отсюда, и - в вечность! Дверь не забудь закрыть.
..........
Живые цветы под крестом снова увяли, и он тщательно собрал их и отнёс в мусорный бак. Поставил в банку несколько гвоздик. Поправил венки из пластмассы. Постоял, глядя на ещё свежую землю.
-Вот, Марфа, памятник тебе заказал. И оградку. Теперь всё хорошо будет.
Слева от холма могилы блестела лужа натёкшей талой воды. Следы ботинок на размякшей упругой глине. Оброненная кем то одноразовая зажигалка.
- Старший то наш, Сашка, на повышение пошёл. Теперь будет начальник. Пять человек у него в подчинении... А Надежда то наша телефон мне вот купила. Мобильный называется.
Он достал из-за пазухи маленькую трубку и показал её черно-белой фотографии. Она улыбалась ему.
-Плохо мне без тебя. Вот и весь сказ, Марфа. Вот и весь сказ...
Игнат шёл обратно, забыв покрыть голову, и смотрел вперёд на небо. Быстро проносились облака. Казалось даже слишком быстро. Ему было холодно от пустоты внутри. Он пытался смотреть вокруг, но не понимал толком, что же он видит. Так и дошёл до ворот кладбища, где был остановлен священнослужителем.
-Здравствуйте. Примите мои соболезнования. Вижу - горе у вас, - голос батюшки звучал солидно и искренне, без тени возвышенной значительности.
-Здрасьте, - рассеянно пробормотал Игнат. Посмотрел невидящими глазами по сторонам. Сделал несколько неуверенных шагов и опустился на лавочку. Священник сел рядом с ним.
- Жену вот свою схоронил. Марфу свою, - глухо сказал Игнат и окаменел лицом.
-Упокой душу её, господи, - священник Семён торопливо перекрестился.
-Нужно молится за неё. В церкви её отпевали?
Игнат не поднимая взгляда, молча покачал головой.
-Плохо, конечно, - вздохнул молодой поп. - Не в том дело верила она или нет... Бог простит. Милость его безгранична. В молитве душа утешиться. Не возмущаться несовершенством мира на земле, не искать правды, а молиться и веровать...
Игнат посмотрел ему в лицо. Вздохнул, но ничего не сказал.
-Да, мир этот несправедлив. Но просить справедливости и милости нужно у Бога, минуя промежуточные инстанции. Не даст результата попытка понять современные нравы. Разбираться в делах людских не людской удел. И если кажется, что молитва, то есть искренняя просьба, ничего не изменит, то тут нечего и думать о спасении и вспоможении. Лишь тот способен помочь, кто сам есмь всё сущее. Тут вера нужна! А не мысли, что ни до кого не достучишься. Думают многие, что молитва безответна. Сами себя убеждают в грехе своём. Но не правы они.
Дед молчал, уставившись в одну точку перед собой.
- Ведь ходят некоторые жаловаться на несправедливости разные к начальникам. В ответ им - ничего не меняется... Бизнес, бизнес говорят. И думают уже, что на всё воля божья. И думают: не является ли бездушность бизнесмена лишним доказательством того, что и бизнес сей создан по образу и подобию божественной воли. Раз уж и там правды нет. Не правда это!
Семён попробовал перевести дух и собравшись с мыслями, выдвинуть главную.
-Не то правда, что нигде правды нет, а то лишь что Бог - единственная правда. А бизнес - удел смертных. И тут уж, что ни делай - в ответ только молчание, да цены, подверженные росту, в связи с инфляцией. Неверие можно опровергнуть божественным чудом. Экономическую ситуацию в стране не опровергнешь ничем.
Уразумел? Молиться нужно. И веровать. Что на это ответишь?
Старик в упор уставился в тёмно карие глаза всё таки молодого священника. Насупил немного густые брови. Секунду помолчал, и ответил твёрдо, но тихо.
-Ответил бы я тебе, кабы думал, что первый буду. Да кажется мне, что тебе уже это говорили... Я думаю, мы с вами всё ж таки культурные люди... Та -ак ведь? Вы вот лучше похлопотали бы, хош это и не в вашей компетенции, чтобы к кладбищу этому ещё какой автобус пустили. А то уж очень долго ждать его приходится.
Сказав это, он поднялся на ноги и медленно, но уверенно, зашагал на остановку.