- До Гарика ездил, - я поставил коробку на пол. - Лекции взял переписать. Ну, и поболтали немного.
- Лекции? - папа недовольно покосился на коробку. - Это сколько ж ты прогулял?
- Я вытащил три тетради.
- Вот. Все сегодняшние. Тут у меня кровь просто...
- Какая кровь?? - оторопел отец.
- Вот, - на свет появился один из пакетов. - Гарик передал для завтрашнего семинара.
- А откуда это у Гарика? - подозрительность отца не знала границ.
- Виктор Михайлович дал. Они сегодня не успели немного, Виктор Михайлович и раздал все до завтра. А Гарику неохота тащить обратно; он и спихнул коробку мне: у нас все равно завтра занятие по этой теме.
- Почему ваш преподаватель выдает образцы на руки? Он должен был забрать их с собой.
- А я знаю?
Батя поискал, к чему бы еще придраться - не нашел. Пошевелил скулами и, еще раз смерив коробку хмурым взглядом, пошел спать.
Как только утих скрип половиц, я начал разгружать коробку, перемещая ее содержимое в холодильник: кровь, как ни крути, надо хранить в прохладном месте. Осталось разобраться, куда именно. Если просто положить ее на полку - будет бросаться в глаза. Гораздо неприметней позиция у задней стенки морозильной камеры. Для этого нужно было вытащить оттуда полиэтиленовый мешочек с курицей.
Шурша намерзшими на мешочек льдинками, я извлек его из холодильника и... задумчиво почесал оной курицей затылок. Допустим, я положу на освободившееся место кровь. Она превратится в единый кусок льда...
Морозилка исключалась.
Пару пакетов я замаскировал в поддоне. Остальные - положил на нижнюю полку.
Теперь можно заняться тетрадями.
Свет в моей комнате горел долго. Переписывая лекции, тихо скрипя ручкой, я меланхолично размышлял, есть ли в этом смысл? Зачем корпеть над строчками, если посещать ВУЗ мне уже не удастся?
Опять же, почему не удастся? Начнем с того, что я не превратился в вурдалака, бегающего с высунутыми клыками по улице. Я, между прочим, вполне нормальный человек, с совершенно адекватными поступками: вон, до сих пор никто ничего не заподозрил. Может, и нет со мной ничего? Может, переболею так пару дней, потом все пройдет: сон нормализуется, есть буду не что попало, а то, что мама готовит?
Короче, я все переписал. Кроме того, принял решение пойти на дистант, и вообще - все сдавать в письменной форме. Товарищи по курсу помогут.
Внутреннее сомнение что-то пыталось жалобно возразить, но быстро сдалось, спасовав перед альянсом воли и желания сохранить смысл жизни.
Чтобы отвлечься, я решил посмотреть фотографии. Присел на корточки, открыл протестующе взвизгнувшую дверцу тумбочки. Вытащил серый бумажный пакет, откуда с шелестом вывалились на пол черно-белые фотографии. Задержавшись на них взглядом, я протянул руку за толстенным фотоальбомом с яркими цветами на обложке.
Снимков было много: старые фотографии сменялись цветными, иногда мелькали карточки "Палароида", - мне было все равно, что и в каком порядке смотреть.
На одной из фотокарточек мой взгляд задержался. Ничего особенного, просто маленький пикничок на природе: две семьи выехали на речку отдохнуть: позагорать, половить рыбки, ну и, как водится, угоститься шашлычком. Вторым с левого края сидел я и, вцепившись в Надькин шампур, весело скалился в объектив.
Другой снимок запечатлел меня у елки, рядом с Дедом Морозом, протягивающим конфету. Мне было, кажется, лет десять. Наверное, сладкий приз был наградой за рассказанный стишок. А, может, конфета - это поощрение за костюм ковбоя, в котором я пришел.
Перебирая фотографии, я исподволь, пытаясь кого-то обмануть, сравнивал себя теперешнего с тем, каким я был на снимках. Сравнивал - и раз за разом приходил к выводу: да нет, все нормально, не стоит тревожиться. Но тревога оставалась...
Потом, когда фотографии кончились, я включил телевизор. Ничего особенного: какая-то муть про третий глаз, карму и Юпитер. Телепророчица вещала с таким важным видом, что поневоле закрадывалось сомнение: может, она и впрямь соображает в том, про что говорит? Любой нормальный человек сам будет стремиться, чтобы его поняли другие люди, и чем больше их будет - тем лучше. Вон в Библии как просто сказано: "не убий", "не укради" и т.д. Одно плохо: забыли разъяснить: речь только про людей или эти правила относятся ко всему живому? Если я у Гарика дома зайду на кухню и возьму без спросу пряник, это - кража? А если сломаю ветку дерева, это - грех?
Я крещен, кстати. И крестик ношу постоянно. Не помогло. Может быть, потому, что в тот роковой вечер, спускаясь по ступеням библиотеки, я, разглядывая фигурку спешащей впереди девушки, думал вовсе не о возвышенном?..
Короче, ангел там тебя охраняет или не ангел - но если ты сам спиной к нему повернулся, нечего теперь пенять. Сам во всем виноват. И сам добьюсь того, что вылечу эту гадость: буду жрать пучками чеснок, спать как все нормальные люди. А если не получится... там будет видно. Короче, монстром я не стану. Сдохну, но не стану. Точка.
...К подъему родителей я уже сидел за кухонным столом. Предо мной стояла опорожненная тарелка из-под супа - сам опорожнил обратно в кастрюлю - и полупустой бокал с чаем.
- Уже встал? - удивилась мама. - Чего так рано?
- Учеба ждет! - я с гордым видом поднялся и выплеснул содержимое бокала в раковину. Туда же последовала посуда.
У меня был еще час свободного времени. Решив тряхнуть стариной, я отправился в ванную чистить зубы - вспомнить страшно, когда зубная щетка в последний раз касалась моих прекрасных десен. Ровно двое суток назад. А кажется - это было давным давно.
Всего за двое суток я ухитрился поставить на ноги всю милицию и все больницы города. Тал-ла-ант!
Но я же не виноват, просто защищал себя... Угу, что там про благие намерения сказано?.. А вот фигушки, никаких благих намерений у меня не было! Зверем последним был - зверем и останусь! Опять же, не куснул никого...
На это моему невидимому оппоненту - со-вести - возразить было нечего. И все-таки мои мучения начались снова. Вместо дум на тему "Как помочь голодающим Зимбвамбы", я раздраженно обрушился на неведомого монстра, превратившего меня в такой "подарочек" - лучше бы... убил.
Ой, щетка сломалась...
Спустя положенное время я вышел из дома, благополучно забыв коробку с кровью. Откровенно говоря, то, что я собирался сделать, вызывало у меня некоторый трепет; но то были не нравственные муки - скорее, все дело было в элементарном страхе перед неизвестным.
Забравшись в Парк культуры и отдыха, я дошагал до котлована, спрыгнул на его дно. Здесь, у одного из склонов, я вырыл канавку. Аккуратно в нее улегся, закидал себя снегом.
А что делать? Валяться дома и вызывать подозрения? Щаз-з!
Я рассматривал и менее экстремальные варианты, такие как забраться в подвал или теплотрассу, но слишком уж велика вероятность вляпаться там в какую-нибудь историю - а снег, помимо, того, что скроет меня от любопытных глаз, еще и не воняет.
Холода я по-прежнему не чувствовал, легкая, слегка бодрящая прохлада, не более.
Подкралось, навалилось оцепенение...
Можно сказать, что на этот раз я действительно забылся сном: белесая мгла перед глазами являла отличный фон для различного рода видений. Одинокие путники, решившие прогуляться по парку, все же проходили достаточно далеко, чтобы внутренний сторож сигнализировал: все в порядке.
Скрип приминаемого снега приближался, постепенно усиливаясь - и удалялся, затихая где-то в невообразимой дали. Я спал...
На момент пробуждения все было как надо: температура тела - прежняя, голова - работает, кушать - хочется.
По-стариковски покряхтывая (больше от лени, чем от физического недомогания), я начал разбирать собственные завалы. Вчера... Почему все-таки закряхтел, аки старик, от жизни уставший?.. Жизнь достала, хоть в гроб ложись? Так... где ближайшие "ритуальные услуги"? Будем входить в образ.
Вчера - точнее, до отхода ко сну - в мою голову пришла мысль наведаться в район библиотеки имени А. С. Пушкина. Там я надеялся отыскать виновника моих бед; и, глядя этому злодею в его наглые глаза, прямо сказать, чем я недоволен и что конкретно думаю о поведении отдельных личностей.
Глупый план, конечно. Но то, что я делаю сейчас - едва ли лучше.
Так что - все прямо и скажу. И нечего клыки скалить: я уже вампир. Что еще можно со мной сделать? Вот то-то и оно, надо отвечать за творения своих лап... рук... или губ?..
Хватит распаляться. Пора решить, куда направить свои стопы.
К этому моменту я покинул гостеприимную территорию парка и сейчас озирался по сторонам, прикидывая, в направлении какой из остановок двигаться дальше.
На повестке дня - если можно так выразиться - стояло три вопроса: питание, лекции, "Пушкинка". Под словом "лекции" подразумевалось появление у Гарика, передача ему скопированных лекций и - взятие новых.
Проблема питания заключалась в том, что мучающая меня жажда - пока еще легко контролируемая - час от часу будет усиливаться, пока не вспыхнет кровавой пеленой перед глазами, оглушительным набатом заглушая прочие звуки. И, возможно, наступит момент, когда я перестану себя контролировать. То-то удивятся родители Гарика.
Итак, мне нужно поесть. Еду домой. Я перешел на другую сторону улицы.
Вопреки только что принятому решению, я таки не утерпел и по дороге домой заскочил к приятелю. Все прошло благополучно: после краткого разговора мы обменялись тетрадями и, оставив Гарика в сохранности, я отправился дальше.
На сей раз - жажда нарастала медленно. Дай Бог, чтобы и дальше все так оставалось! Но маршрут я оставил прежний: лучше перекусить сейчас, чем потом - у "Пушкинки", рядом с "родителем", пожирать безвольных людей. Милиции на таких нету!
Дома всё было как обычно: папа смотрит телевизор, мама готовит еду, Надя делает уроки.
Мама готовит!!! Прочно обосновавшись на кухне, она, конечно же, приметит, что я не изъявляю желания перекусить. А раз так, меры по улучшению питания сына не заставят себя долго ждать. Надо знать мою маму...
Я нарочно действовал грубовато. Открывая посудный шкаф над мойкой, толкнул мамину руку с ножом.
- Осторожней, не видишь - нож?! - рявкнула родительница.
Это я проигнорировал, вместо ответа так хлястнув дверкой шкафа, что струйка журчащей воды, вытекающая из крана, дернулась, словно в испуге.
- Что ты бьешь?! - взъярилась мама. - Закрывай нормально!!
Я молча обошел тяжело переводящую дух родительницу, налил себе чаю.
- Кашу поешь, - все еще суровым тоном сказала мама. - Потом будешь чай пить.
- Щас хочу, - исподлобья зыркнул я. - Никуда эта каша не денется.
- Ну, смотри, - мама печально вздохнула, - ты уже взрослый - поступай как знаешь.
Сыпанув в бокал сахар, я преувеличенно громко загремел ложечкой.
Вопреки ожиданиям, мама это вытерпела. Тем лучше: портить ей настроение мне не хотелось.
Сделав горлом несколько громких движений, свидетельствующих, что определенная часть жидкости была таки выпита, я поставил бокал на стол и грациозной походкой отправился за суповой тарелкой.
По-прежнему стоя у мойки, а, значит, загораживая ее от мамы, я вдруг передумал и поменял суповую тарелку на тарелку с неглубоким дном.
Положил себе две ложки каши, сел за стол и, старательно стуча ложкой, принялся размазывать по тарелке ее содержимое. Завершив это увлекательное занятие, открыл дверку холодильника и, сунув внутрь голову, принялся осматривать местные достопримечательности.
В поисках пищевого чуда передвинул местами пару банок, жестяную крышку одной из которых бережно приподнял и совсем не ласково опустил. Звякнув о горлышко банки, крышка соскользнула по ее боковой стенке и, дребезжа, упокоилась рядом.
Вздохнул, закрыл холодильник. Взял со стола тарелку и отправился за добавкой - так должна была подумать мама. В течение какого-то времени старательно перегонял кашу из кастрюли в тарелку - и обратно. Эх, было время, налегал на эту кашу по полной программе. Может, есть смысл попробовать?
Попробовал. Разочарованно вздохнув, я решил обойтись без добавки и поставил очищенную тарелку в мойку.
- Почему так мало ел? - тут же полюбопытствовала мама.
- Потом. А что ты делаешь?
- Что, не видишь? Иди уже, не мешай. Или помочь хочешь?
Она вскинула голову, пытливо вглядываясь в мои глаза, одновременно убирая назад прядь своих волос, затрудняющую обзор. Тихонько вздохнув, я согласно склонил голову.
Мне пришлось изрядно побегать по кухне, прежде чем мама перестала обращать на меня внимание. Потом я открыл холодильник и, вынув из него вожделенный пакет, прокрался в ванную.
Закончив прием пищи, лишний раз подумал о том, в какую мерзость превращаюсь. Угрюмо скривив губы, я рассеянно повертел в руках освободившийся пакет, размышляя, куда его спрятать. Прежде - все маскировал в мусорном ведре, но сейчас позиция на кухне была прочно занята мамой.
Пришлось скомкать пакет и запихать его в карман брюк: выброшу в уличную урну.