"Как я ненавижу метро! Этот муравейник! Эти бесконечные очереди и толпы людей. Толпы людей, снующих туда-сюда, сюда-туда. И все они хамы. Хамы! В метро ездят только хамы. Да, да. Я сам стал хамом. И всё из-за этого метро. Железная дорога под землёй. Кто до этого додумался? Какой умный придумал эти подземные пути. Тут же находиться страшно. Но я снова иду в метро. Снова!"
И что я слушаю свою жену? Скопил бы деньжат, купил бы машину и ездил бы, горя не знал. Хотя - нет! Решительно - нет! Бензин, аккумуляторы, карбюраторы, страховки, пробки, скандалы... Нервы! Их у меня нет уже наверно..."
Он спускался в метро. В жёлтом пальто с коричневыми круглыми пуговицами, в синтетических брюках, в ярко-рыжих ботинках, в дурном настроении. Он вытащил из кармана наручные часы, лишенные браслета, и взглянул на треснувший циферблат. Часам, что висели у него над головой, он не доверял.
"Так. Время сколько? Шестой час. О, Господи! Надо же. Вот влип. В самый час пик попал! Такси что ли вызвать? Нет: жена потом заест за эти двести рублей".
Он протиснулся в очередь за жетонами.
"Мама-миа! Да их тут как мух возле банки с вареньем. Надо покупать машину".
- Да не толкайся ты! - крикнул он очень энергичному молодому человеку прямо в лицо: "Хам! Еще недоволен чем-то. У-у-у! Скоро взвою".
- Эй! Дамочка, - в этот раз он обратился к седоватой женщине с клетчатой сумкой за спиной, которая считала у кассы мелочь: - Да-да вы. Нельзя ли побыстрее, а?
Та взглянула на него каким-то оценивающе-презрительным взглядом:
- Нет!
- Да что вы? - он все больше злился. - Чего? А? ну наконец-то! Мне семь.
- Чего семь? - спросил кассир.
- Как чего? - удивился он. - Жетонов семь мне дай! Или ты еще чего-то продаешь? Нет?
Кассир, посчитав протянутые деньги, выдал семь жетонов.
- Ага. Давай - не хворай! - сказал он, подходя к следующей очереди - до турникета.
"Ходят как черепахи, ей-богу!".
- Молодой человек! Будьте добры, разбудите эту старуху. Чего она спит возле турникета, как у себя на кухне? - вновь возмутился он.
"Муравейник! Стадо тупых баранов! Крикни это сейчас - никто не обернётся. Нет восприятия. Нету!"
Подходя к эскалатору, он взирал на разноцветную и разношерстную массу людей. Завидев отклонившегося от общей массы людей он подумал: "А это кто? Приезжий что ли? Кто поднимается по спускающемуся эскалатору?? Тупица! Тупицы!".
У поезда:
- Да, дедок, да! Я тоже сажусь на этот поезд. Спасибо... Ой! Хам, куда прешь? - "Даже не обратил внимания". - Скот!
В поезде:
- Подвиньтесь чуть-чуть. Ага, так лучше.
"И чего он толкается? Тесно, что ли? А ну да, сам вижу, что тесно. Набились как шпроты!".
Молодому человеку, сидящему на сиденье перед ним:
- Что смотришь на меня так, будто я тебе тысячу должен? Отвернись. Отвернись - говорю! - "Отрастил себе волосы. Как у бабы, ей-богу! У Ленки моей не такие пышные и длиннючие, как у тебя! Будь моя воля - я бы тебе их под ноль срезал, чтобы не росли больше. Вот, посмотри, человек сидит книжку читает, а ты? Сидишь вразвалочку, жвачку жуешь как корова, и дебильник-мобильник в руке орет роками-мороками. Хам! Тьфу! Даже смотреть в твою сторону не хочется. Пропади ты пропадом. Пропадите вы все пропадом!!!".
- О, Студенческая. Моя. Потеснитесь. Потеснитесь, люди пренедобрые.
"А-А-А!".
"Пусто, никого нет на станции! - он обернулся: А-А-А! и поезд пуст. Только что их столько там было, и вдруг - никого. Никого".
Он вернулся в поезд, не веря своим глазам. Осмотрел пустой вагон и вышел обратно на станцию.
- Люди! Кто-нибудь, - кричал он, поднимаясь по застывшему эскалатору. - Отзовитесь.
Его голос тонул в угрожающей тишине как муха в варенье - медленно, но в то же время быстро.
"Не может быть. Не может быть!".
Он поднялся наверх, но выхода из метро не было. На его месте возвышалась кирпичная стена. Он спустился обратно. Поезд стоял на месте. Он забежал внутрь. Обклеенные рекламой стены, мягкие сидения, свет лампочек, тишина и пустота. Он снова побежал наверх, только по другому эскалатору, но вновь уперся в тупик.
Когда он вернулся вниз в третий раз, на одной из каменных белых колонн заметил табличку, сделанную из фанерного листа, на которой было оранжевой краской написано: ПРОПАДИТЕ ВЫ ВСЕ ПРОПАДОМ. Он удивленно уставился на нее, забыв про страх одиночества.
"Это что за чертовщина?".
Он сел на скамейку, которая таинственным образом располагалась посреди платформы, прямо напротив колонны с табличкой. Он перекрестился...
- Не крестись! - прогремело со всех сторон: сзади, спереди, справа, слева и даже сверху.
Он упал на каменный пол, больно ударившись левым локтем и правым коленом. Он затрясся, полный нахлынувшего страха, как котенок, ошпаренный крутым кипятком. Зажмурив глаза, приготовившись к самому худшему, в невозможной тишине он услышал звук до боли знакомых шаркающих домашних шлепанцев.
Он поднялся на ноги и, прихрамывая на ушибленное колено, побежал на этот звук.
- Лена! - счастливо крикнул он, увидев свою жену, которая почему-то была одета в домашний халат и мягкие шлепанцы.
Лена спускалась вниз по застывшему эскалатору молча, как на похоронах.
Сначала он даже обрадовался, но затем жуткое предчувствие остудило его. Он смотрел в ее глаза, которые были некогда голубые как воды Атлантики, а теперь вдруг стали черные как беззвездное черное небо. И в голову пришло: "Как она сюда попала? Выхода же нет, сам видел, а значит, и входа нет.
- Лена. Лен, это ты? - трусовато спросил он. - Что с тобой?
А Лена молчала и тихо приближалась.
Внезапно Он почувствовал непреодолимое желание бежать прочь от приближающейся жены. И он побежал. Он бежал мимо колонн, мимо скамеек, мимо таблички с надписью, чувствуя дыхание неизбежности в свой затылок.
Вдруг перед его взором возник тот длинноволосый, который не понравился Ему и у которого в руке надрывался мобильник, воспроизводя немецкую песню рок-группы "Рамштайн". Длинноволосый жевал жевачку и усмехался.
Громко сглотнув, Он спрыгнул на пути второй линии, которая была пуста. Очутившись на рельсах, он рванул вдоль них прямо в темноту, где кончался свет зеленых ламп туннеля. Бежал он недолго, ибо почувствовал вибрирование рельсов под ногами - приближался поезд.
"Господи Боже!" - паника охватила его.
Он увидел свет в конце туннеля - свет приближающегося поезда - и рванул обратно.
О какой это был бег! Степной сайгак в лучшие годы своей жизни не смог бы так быстро перемещаться. Как ветер он несся вперед. Он даже испугался, что сердце не выдержит и разорвется в клочья.
Но все равно поезд настигал Его так же стремительно, как пуля настигает убегающего волка.
И он ощутил прикосновение стального быка, и тело его скрылось под железными колесами поезда.
***
Холодно.
Пахнет жаренными котлетами.
- Вставай, Соня! Время ближе к обеду - скоро час пик.