Я сидел в своем любимом кресле, выделанном черной кожей и думал над тем, как лучше начать свое повествование. Белый лист бумаги, еще не испачканный чернилами, сиротливо лежал передо мной в ожидании того, когда мои мысли стройным потоком лягут на его шероховатую поверхность. Единственное, с чем я уже определился, это с названием.
Взяв в руки обычный грифельный карандаш, я вывел красивым каллиграфическим почерком: "Тысяча лет на бумаге...". Язык я выбрал заранее, уже давно мое безоговорочное предпочтение отдано земному русскому. Люблю его напевность, звучность и неоднозначность. Меня завораживает размеренность его слога и возможность простыми приемами передавать сотню различных эмоций. А то, что среди обладателей его мало кто знает, меня не тревожило. Захотят ознакомиться - узнают.
Когда-то очень много времен назад Творцы решили создать мир, доселе невиданный, совершенный и прекрасный .
И засиял золотым блеском Аструм, и появилась под ним благодатная земля, зацвели на ней чудные сады, и полились с горных вершин кристально чистые реки в спокойные бирюзовые моря. И населили эти райские земли совершенные существа, которых Творцы наделили силой, подобной своей.
Так, много тысячелетий назад, появился Этернитас, Вечный мир. Так, много тысячелетий назад, появились носители. Раса настолько совершенная, обладающая невиданными возможностями, способная безгранично управлять энергией и подчинять стихии: воздух, воду, землю и пламя. Раса, наделенная силой Творцов.
Но Аструм светил, реки текли, сады цвели, а в душах носителей постепенно зарождалась тьма. И настало Время, когда возгордились они своей Силой, отреклись от Отцов своих и посягнули на Вечный мир, впустив в него ночь бескрайнюю и тем сердца свои омрачив.
Когда увидели Создатели, что прозрачные воды рек окрасились кровью носителей, гибнущих от рук братьев своих в борьбе за власть, когда погибли в огне изумрудные сады и покрылись горные вершины ледяным покровом Тьмы, охватила их безудержная ярость. Полные презрения и разочарования, лишили Создатели свои творения самого главного и оставили Вечный мир во тьме.
С тех порносители стали жить без Огня. Не было его в их душах. Вечный холод царил в сердцах, лишивих страстей. Вечная тоска по утерянной стихии изо дня в день гложила носителей. Но непознанной оставалась суть Пламени, и облеченные во мрак, томились души.
Вечный мир погружался во тьму. Мрак отвоевывал себе носителей одного за другим. Чем больше тьмы становилось в них, тем меньше оставалось силы. Слабели Совершенные, но продолжали убивать друг друга, подчиняясь тьме.
Пришел день, когда осталось лишь семеро. Хоть и не полыхал Огонь в их душах, но жила память о совершенном мире и надежда на то, что еще можно его вернуть и возродить в своих сердцах Пламя.
Николас - носитель трех сутей стихий, Марк -носитель трех сутей стихий, Ваиле - носитель двух сутей, Лео - носитель двух сутей,Нолан - носитель двух сутей, Ранисе - носитель одной сути, Фабиан - носитель одной сути.
Семь носителей, чьи сердца не смогла полностью поглотить тьма, семь изначальных, те, кто продолжал попытки вернуть себе право на счастье.
Разрушенный и истерзанный Этернитас, опустевшие величественные города, заброшенные дворцы, выжженная беспощадным огнем земля - и лишь семеро. Перед носителями встал тяжкий выбор - оставить все как, есть или пересечь грани миров в поисках расы, способной им помочь. Они предпочли второе. И отправились в путь.
В мире демонов погиб Марк, один из сильнейших среди носителей. Слишком высокой оказалась цена за возможность вернуть суть стихии. За Пламя демоны требовали жизни.
Магический мир встретил носителей холодом в сердцах своих обитателей, подобном тому, что был и в них самих. Грань этого мира не выпустила Ваиле, носительницу сути Воды.
Мир Эльфовтоже не смог дать носителям суть Пламени, потому что в душах этих существ жила одна Сила, сочетающая в себе все стихии, свет и тьму. И Сила эта была Гармонией.
Мир смерти забрал себе Лео, носителя сущностей воды и воздуха. Тьма не пощадила того, в ком света оставалось больше, чем в остальных.
Мир Света отверг носителей, не пустив их через свои грани.
И только в людях обнаружили четверо страсть Огня, неукротимую и безудержную. Но эти жалкие беспомощные создания были не способны видеть, а тем более пересекать грани миров, живя в своем замкнутом пространстве и не желая его покидать.
В последней надежде носители выбрали самый отважный из родов человеческих и влили в него часть своих сил.
С тех пор, в каждом ребенке этого рода, в душе которого пламя горело неистово, просыпалась Сила носителей, жаждущая познать Огонь. Сила, способная управлять энергией материи.
Так появились Обладатели. Выходцы из человеческого мира, способные возродить Этернитас...или его окончательно погубить.
С этим даже я еще окончательно не определился.
Отложив карандаш, я устало потер переносицу и решил закончить на сегодня свои писательские изыскания. Провести полдня за этим занятием и исписать всего лишь пару листов!.. Не плодотворно, не плодотворно. Солнце уже приближалось к горизонту, окрашивая стройный ряд многовековых исполинов за моим окном огненными сполохами. Я спустился вниз и, выйдя на порог, раскинул руки в стороны. С наслаждением втянул в себя воздух уже отживающего последние минуты дня и бодрым шагом направился к реке, желая в который раз узреть мягкое скольжение прощальных лучей светила на водной глади. Я не случайно для своей отшельнической жизни выбрал во всем Этернитасе именно этот уголок. "Вечный лес", едва ли не единственное место, сохранившее первозданную красоту этого мира, нетронутое ни носителями, ни обладателями. Он был моим сверстником и свидетелем практически всех моих жизненных деяний. Когда мои многовековые мытарства заводили меня в тупик, я возвращался в его владения, возрождая в себе Силу. Я словно дышал его мощью и незыблемостью, впитывал его покой. На берегах Лесной я проводил бесчисленное количество дней и ночей, изучая сверкание водной глади в солнечном свете, или ловя отражения миллиардов звезд, а иногда и вовсе погружался в свои мысли, не замечая мир вокруг. С веками я все больше и больше становился философом. Все-таки старость пусть и не физическая, но духовная, давала о себе знать. За полторы тысячи человеческих лет я немного устал от жизни. Время перестало быть ценным. Оно превратилось в скуку прожитых мгновений, часы и минуты сменяемых друг друга радостей и горестей, тех самых, которые многие века не находили отклика в моей проклятой Творцами душе. Моя душа. А была ли она еще у меня? Не растерял ли я ее в бесполезных поисках утраченной стихии, не променял ли на однообразную вечность, не пропил ли ее безмерным количеством вин и не проел тысячью тонн разнообразной еды? Не оставила ли она меня одного, видавшего тысячи смертей, и поэтому переставшего ценить жизнь вообще?
Но, несмотря ни на что, я все-таки до сих пор существовал. Значит, еще жила и моя душа, ждала, верила, надеялась. Только вот с каждым прожитым мгновеньем моя надежда слабела.
За последнее столетие я практически полностью отстранился от суеты обоих миров, выбрав уединенную жизнь в глуши Вечного леса. Лишь иногда навещал старых друзей, ну и совсем изредка вмешивался в хитросплетенные интриги обладателей, когда эти самые интриги вели уж к слишком неприглядным последствиям. Не могу сказать, что роль стороннего наблюдателя была для меня желанной. Но видимость скептического спокойствия и иллюзия гармонии с самим собой были мне хотя бы приятны. А то единственное, чего я жаждал всем своим бесчувственным сердцем, в моей жизни еще не появилось.
Я добрался до края пологого склона, где обычно располагался, наблюдая за мерным приходом ночи. Ранисе однажды очень живописно высказалась насчет моей привычки встречать и провожать Аструм:
- Ну хоть одну способность людей ты уж точно приобрел - старческий маразм во всей его красе. - Я же в ответ потащил ее на Лесную и заставил наблюдать рассвет вместе со мной, тщательно при этом расписывая, какие мысли вызывает у меня Солнце. Выглядело это примерно так: "...Первые лучи Светила словно прогоняют из моего сердца мрак ...". И еще час излияний в таком стиле. Надо сказать, после этого Рани больше ко мне не наведывалась и вообще старательно избегала оставаться со мной наедине. Как мне передавал Нолан, она объясняла это тем, что "в придачу к его больной душе помутненный рассудок - это перебор".
Я привычно окинул взглядом панораму расположившегося у подножия песчаного пляжа, который резко прерывался линией прозрачно-голубых вод Лесной. И в коем-то веке застыл в изумлении. Честно, не ожидал.
Почти у самой кромки воды лежало нечто, хотя чутье говорило мне, что это скорее некто. Груда грязно-серых лохмотьев изредка вздрагивала, свидетельствуя о том, что под ней был дышащий объект. Не тратя время на спуск, я секунду спустя материализовался возле чужеродного тела, из осторожности не забыв принять свой излюбленный облик почтенного пожилого обладателя. Мог и не утруждаться.
То, над чем я склонился, оказалось изможденным телом, а если точнее, то тельцем в бессознательном состоянии, закутанным в тряпье, когда-то бывшее парадной мантией Серого Совета. Спутанные грязные волосы закрывали лицо и длинными прядями свисали на плечи и грудь. Грудь... Тело принадлежало женщине.
Касаться ее я пока не решался, и дело было не только в моей приобретенной брезгливости (ну зачем мне мараться из-за какого-то случайно обнаруженного существа), но и в том, что я еще не до конца определился, буду ли я вмешиваться во все это. И ведь уже не столько чувствовал, а сколько, полагаясь на многовековой опыт, знал, что вмешиваться здесь было во что. Прикоснуться же к этому созданию означало вмешаться, а вмешаться для меня означало конкретно во все это вляпаться по уши и даже больше. Для меня собственно опасности никакой, только вот с момента моего прикосновения к ней, эта девочка уже не будет прежней. Она станет объектом извращенных увеселительных мероприятий полуторатысячелетнего носителя. И даже те переделки, в которых она, судя по ее виду, побывала, с ними не сравнятся.
Я сидел перед ней на корточках и усиленно взвешивал. Нет, не степень моей жалости к ней (я даже легкого сочувствия к ней не питал, точно зная - что бы с ней ни произошло, она заслужила, ну, или, в крайнем случае, заслужит), не предел моего любопытства (этого предела, в общем то, и не было, как и самого любопытства: ну что могло с ней произойти такого, чего я еще не видел?), я взвешивал степень своего желания вспомнить молодость и вновь поиграть в шахматы с одной стороны и привычную в последнее время тягу к тишине и покою с другой.
Я бы так и "любовался" объектом, породившим во мне столь бурные терзания, но ярким ржавым пламенем озарился горизонт, оповещая меня о том, что сегодняшним закатом я в полной мере насладиться не успел. И лишь случайный отблеск огненного света коснулся грязно-серой пряди лежащего передо мной существа, превращая ее в секундный источник мягкого золотого сияния. Не удержавшись, я потянулся рукой к этому неожиданному чуду, но светило уже покинуло небосвод, и в моей ладони оказался безжизненный спутанный локон...
- Черт бы побрал мою треклятую любовь к огню! - В сердцах выплюнул я, водружая себе на плечо эту горстку костей и тряпья.
***
- Кто вы?
Ну, наконец-то, а то я уж было решил отчаяться и поверить в то, что мое неожиданное приобретение придет в себя. Девушка, открыв глаза, уставилась на меня мутным взором, в котором слабо плескалось объективное восприятие действительности. Что ж, уже неплохо. А то за последние пару часов, которые я провел подле нее, я слышал лишь слабые постанывания и неопределенные высказывания типа: "Ди, вернись!", "Ди, нет!" и "Ди, пожалуйста, не уходи!". Кто такой или такая Ди, было загадкой, как и то, куда это Ди запропастилось.
- Николай Иванович, обладатель 3-его ранга, отстраненный от Советов, - пафосно представился я на том же мировом языке, на котором и был задан вопрос.
- Где я? - Блистала владением слова моя гостья. Я решил от нее не отставать:
- У меня.
- Ясно, - последовал лаконичный ответ, из которого я сделал неутешительные выводы. Мало того, что мой "подробнейший" ответ ее удовлетворил, так еще и в попытках подняться девушка не преуспела. Еще на берегу я отметил, что тело ее было сплошь покрыто синяками и багровыми кровоподтеками. Уже после того, как притащил домой, раздев и осмотрев тщательнее, обнаружил и более серьезные раны на правом плече и слева на груди. Мой опытный взгляд отметил, что над девушкой неплохо поработали. Сначала постарались те, кто пытался отправить ее на тот свет, а потом уже те, кто возвращал в мир живых. И что-то подсказывало мне, что оба раза руку к моей гостье приложили старейшины. А это ситуацию лишь усложняло, и давало мне перспективы покопаться в грязном белье некоторых Советов.
- Могу теперь я проявить любопытство? - Невинно заданный мной вопрос вызвал весьма любопытную реакцию: светлые (с более точной характеристикой я еще не определился) глаза расширились, в них явно читались страх и замешательство. Делиться произошедшим со мной, таким со всех сторон положительным спасителем, не собирались.
- Я имел в виду ваше имя, - осторожно пояснил я.
- Элли, - и, чуть замявшись, твердо добавила:
- Нет, Элпис, обладатель 1-ого ранга Серого Совета. Бывший.
Выяснять, при каких обстоятельствах и когда она успела стать "отреченной" я не стал. Узнаю потом. Лишь молча кивнув, отправился вниз на кухню, готовить гадкому утенку завтрак. Кстати, не такой уж и гадкий. За время, проведенное возле нее, я успел налюбоваться на весьма симпатичное личико, правда, слегка (сильно слегка!) осунувшееся, большие, а на фоне впалых щек так огромные, глаза. Фигурка... была...когда-то. В общем, бледненький маленький ангелочек с перебитыми крылышками. Но если честно, мешок с костями, он и есть мешок с костями.
Эх, давненько я не проводил ночи за сидением возле ложа девиц в бессознательном состоянии. И рассвет я тоже пропустил. Его, конечно, я любил меньше, чем закат, но любил же. И с каких пор я стал таким брюзжащей занудой? Может, Рани права?
В таких невеселых мыслях я расхлебенил дверцу холодильника и сосредоточился на выборе провианта для моей подопечной. Да, грешны мы, грешны, не отрицаю, нагло экспроприируем все полезности из людского мира, даже полуфабрикаты. В который раз, помянув черта и глядя в открытое настежь окно на уже проснувшееся светило, я стал усердно греметь посудой.
Мне нравилось смотреть на то, как голодные люди едят. В этот момент они снимают маски, поддаваясь одному из низменных инстинктов. Превращаются в истинных хищников, набрасываясь на кусок пищи, вгрызаясь в свою добычу, готовые в эту секунду уничтожить любого, кто посягнет на нее. Так поступают все: и носители, и обладатели, и люди. Только вот не гадкий утенок, который ковырялся в тарелке с пюре уже битые полчаса. На мой вопрос, когда она последний раз ела, получил краткий ответ: "Давно".
На мой следующий вопрос, почему сейчас не ест, вообще ответа не получил. Взгляд девушки блуждал по комнате, долго не задерживаясь ни на одном предмете интерьера. А я, между прочим, отвел ей одну из лучших комнат - чистую! А эта находка, пребывая в своих мыслях, явно игнорировала все внешние раздражители, меня в том числе.
Когда же я едва притронулся к внешнему контуру ее силы, меня окатило волной безысходности такой мощи, что даже мой разум не остался равнодушным:
- Элпис, - не выдержал я. - Что случилось?
Ох, зря я это спросил, зря! Медленно до нее доходил смысл заданного вопроса, ответ на который она ни за что бы не смогла облечь в слова. Серо-зеленые (я уже определился с цветом) глаза с каждым возрожденным воспоминанием заполнялись влагой, превращаясь в бездонные океаны, из которых двумя мощными потоками по щекам заструилась соленая жидкость. Так мне и надо. Ни к чему строить из себя заботливого и милосердного, особенно когда таковым вовсе не являешься. Вот ко всему я привык за столько веков, но до сих пор, как любая порядочная мужская особь, не смог привыкнуть к женским истерикам. Я ненавижу их. И истерики, и их источники в момент первых. В последующие 20 минут я работал жилеткой, баюкая в своих объятиях этот самый источник. Вспоминал все известные мне утешительные слова на всех известных мне языках, параллельно вслушивался в редкие надрывные изречения, доносившиеся из-под моей подмышки, которая, кстати сказать, чувствовала себя прескверно из-за насквозь промокшей слезами ткани любимой рубашки.
Зато я выяснил, что Ди это Диана, и, к моему огромному сожалению, она, кажется, вроде как отправилась на тот свет. Именно из-за этого я сейчас и страдаю. Также узнал о существовании Дэна, к которому гадкий утенок испытывал неоднозначные чувства (от ненависти до фразы "Я не могу без него!"), и Стаса, которого жестоко убили. Все, больше упорядоченной информации я не получил.
Мои мучения прекратились в тот момент, когда физические силы Элпис исчерпали себя, и девушка погрузилась в глубокий беспокойный сон. Я, наконец, вздохнул с облегчением, дождавшись этого благословенного момента. Применить внушение, чтобы ее успокоить, я не мог, чувствуя, что любое вмешательство в настолько хрупкое сознание может привести к нежелательным последствиями.
Стараясь вжиться в роль приличной няньки (раз уж ввязался), я заботливо попытался укутать девушку одеялом. Слава стихиям, что этого не видела Ранисе. С чувством выполненного долга, я прихватил с собой поднос с несъеденными кулинарными шедеврами и отправился от греха подальше. Не дай Свет, проснется!
Закат я сегодня встретил. Пусть и занятый разработкой планов дальнейшего развития событий, все-таки дань старческому маразму я отдал. Мое уединение, нарушенное наглым вторжением, жалостливо примостилось рядом, прощаясь со мной на неопределенный срок. Я же удрученно разводил руками, пытаясь оправдаться перед ним и свалить вину на пресловутое благоговение перед огнем, иллюзия которого в волосах гадкого утенка меня и сбила с истинного пути.
Настало время расставить шахматы и начать игру. С кем? Не с кем, а с чем. С ней родимой!