На следующий день я вышел на работу. Там, как я и ожидал, меня встретила целая череда шуток. Всем почему то было интересно, как это меня угораздило заплутать в ста метрах от вагончиков, но при этом ни у одного не возникла мысль о том, что я где-то развлекался. Вот, что значит разные люди. А с шутками, то на них можно было бы просто не отвечать или, как я и сделал, напомнить всем про Найдёшкина. Вот уж факт из фактов: человек тысячу раз ходил в лес на другую сторону Лены, а тут однажды ушёл, и вернулся только через неделю, уйдя более чем на шестьдесят километров вверх по течению реки, обойдя при этом весь правобережный Усть-Кут. Я, в с равнении с ним - цветочки.
Но поработать мне долго не дали. Стоило оформить все бумаги по Пеледую, как мне тут же предложили сходить в отпуск. Летом, когда идёт основная работа, и отпуск - просто невероятно. Отказываться я не стал. Тут же оформил железнодорожный билет в кассе МО-5 и с ним отправился для регистрации на станцию Лена. Там ждал меня довольно неприятный, но вполне ожидаемый сюрприз - все билеты на ближайшее время были проданы ещё месяц назад. Но меня немного успокоили тем, что в день отправления часто отказываются от брони, и тогда может что-нибудь достаться. Я очень захотел чтобы мне повезло и поэтому решил переночевать прямо на вокзале: если ехать домой, а потом на первом автобусе обратно, то раньше семи утра я никак не успеваю. К тому времени вряд ли останутся ещё билеты.
Мои старания не прошли даром, и уже утром у меня на руках был закомпостированный билет на место в плацкартном вагоне скорого поезда Москва-Лена до станции Свердловск - пассажирский. Как и бывает в подобных случаях, место было на верхней полке. Вечером того же дня я уже был на своём месте со своими немногочисленными вещами, а прошло ещё совсем немного времени, и поезд отправился в путь.
Длинной, извилистой змеёй он медленно тащился между опалёнными многочисленными лесными пожарами сопками, изгибаясь иногда так сильно, что из окна можно было свободно увидать вагон, следующий через один от тебя. Вообще, эта дорога, проложенная ещё в начале пятидесятых , строилась в основном силами японских пленных и зэков. До сих пор видны ещё остатки тех лагерей, опутанных ржавой колючей проволокой с чёрными деревянными сараями-бараками. Местные рассказывали, что каких только людей здесь не бывало. Были и такие, кто за собой на волю вёл целую вереницу "бычков" и те, кто отбыл от звонка до звонка и шёл "на свободу с чистой совестью". Таких было гораздо больше, но почему то для многочисленных баек сохранялись те, где главными героями были заматерелые уголовники, не боявшиеся ни бога, ни дьявола, и за свою воровскую честь готовые продать кого угодно и что угодно. Почему из них так старательно делают идолов для поклонения - непонятно.
Так вот, тащились мы значит на поезде, а в вагоне в это время уже начали организовываться свои компании, и теперь можно было даже не читать названия проезжаемых станций. Всех их называли ещё не выехав с предыдущей. Все правильно, они же наряду с БАМом строят ещё и вторые пути Лена - Тайшет, да и дорога на Иркутск вначале идёт как раз вдоль железки. Ну, как тут не запомнишь все эти посёлки, если идёшь от одного к другому своим тяжёлым трудом. И теперь только и слышно было: Карпово, Янталь, Ручей, Каймоново, Семигорск,... Но вскоре всем это надоело. Зачем рассказывать друг другу о том, что итак переживали почти бок о бок, и пока ещё ничего не забылось. На купейных столиках появилась выпивка, закуска, карты, но всё это делалось так обыденно, по-домашнему, что даже и не верилось, что всё происходит не дома на кухне, а в несущемся на всех парах поезде. Так продолжалось часов до одиннадцати. Потом свет в вагоне померк, и все стали потихоньку укладываться спать и только самые стойкие продолжили своё застолье, стараясь при этом не потревожить соседей, но где-то через час и они угомонились. Мне же спать опять не хотелось. Еще ни одной ночи с момента моего выхода из тайги я не спал, даже не вздремнул толком. Первую ночь работал, вторую проболтался возле порта в Киренске. На следующую потихоньку отбивался от вопросов в общаге, потом занят был билетами, а следующую, пятую по очереди, коротаю здесь, в поезде. Интересно, сколько же это может продолжаться. Где-нибудь бессонница может быть и переносима, но в поезде, где только и делаешь, что ешь, смотришь в окно и спишь, спишь, спишь. Тут это просто непереносимо. Проклиная себя за этот недуг и стараясь поменьше об этом думать, я взял сигареты, книжку и отправился в тамбур напротив общего туалета. Там и светло, и посидеть есть где, а в заведение напротив ночью всё равно почти никто не ходит. Так я провёл всю ночь.
Утром поезд прибыл на станцию Гидростроитель. Отсюда начинался Братск. Стоянка была целых пятнадцать минут и скуки ради я вышел прогуляться. Прошел через голубое, бревенчатое здание вокзала и оказался на пристанционной площади. Как я и ожидал, все магазинчики были ещё закрыты. От нечего делать я окинул взглядом вздымающийся неподалеку город, оглянулся назад, на вокзал, и почувствовал себя на границе двух эпох, двух времен. С одной стороны многоэтажки начала семидесятых выросшие вдруг, как на дрожжах, а рядом маленький голубенький вокзальчик который наверняка ещё помнит первых строителей Усть-Илимской ГЭС, отправляющихся отсюда ещё на одну великую стройку. Тут всё по-прежнему, всё в прошлом, а рядом, за железкой, вообще стоят домишки наверно ещё времён Братского острога или совсем немного от него отставшие..
Поезд тронулся, и я почти на ходу запрыгнул в свой вагон. Покачиваясь, состав полз по полотну дороги, разделяющей новый посёлок Гидростроители от старой Осиновки. Потом опять начался лес, и вдруг с левой стороны открылась бескрайняя водная гладь Братского водохранилища. Его противоположный берег терялся где-то вдалеке под клубами утреннего тумана, из которого мёртво чернели стволы утонувших деревьев. Столько лет прошло, а они всё стоят на своих местах, где когда-то давно застал их подъём воды и никто не знал, сколько они ещё так простоят. Может быть, ещё внуки наши будут глядеть на них и ругать своих предков за такую бесхозяйственность, безалаберность и просто расточительность. Пока же я критически оценивал работу своих предшественников, поезд, плавно набирая ход, вышел на плотину, и теперь стала видна вся грандиозность работы наших предков. Передо мной открылась просто невероятная картина: с одной стороны бескрайнее море, а с другой, под тонкой дымкой облаков, пряталась змейка Ангары пенными струями нёсшей свои воды вниз по течению. Глядя на нее, казалось, что едешь не на поезде, а летишь где-то в вышине на самолёте, и всё это проплывает под твоими крыльями. Но стоит перевести свой взгляд в другую сторону, как ты сразу же приземляешься. И так глядя с одной стороны на другою получается, что ты то взлетаешь в небеса, то опять приземляешься прямо на берег рукотворного моря. Как по команде стали просыпаться другие пассажиры. Они видели открывающуюся перед ними картину и тут же будили своих соседей. Пошли охи, ахи, восторженные восклицания. Да, тут есть чему восторгаться. Постарались люди в своё время. Честь и хвала им за это.
Потом были Падунские пороги, Вихоревка и вот мы, наконец-то, оказались в Тайшете. Началось наше возращение к цивилизации путь на Запад. Долог он, но не бесконечен. Через трое суток мы добрались до Свердловска, где я пересел на другой поезд, следующий на Москву через Казань.
Поздно ночью я сошёл на небольшой узловой станции, выскочил на привокзальную площадь в надежде поймать такси. Мне повезло. Я оказался четвёртым пассажиром. Ещё через два часа машина остановилась возле моего дома. Не задумываясь, я сунул десятку водителю, который от этого так обрадовался, что пожелай я, и мои вещи тут же оказались бы наверху около дверей квартиры моих родителей. Всего лишь десятку... Да, это не Сибирь. Это Запад и такое отношение к деньгам было одним из первых его проявлений. Здесь их было слишком мало, чтобы позволять себе такую расточительность.
Мои родители были удивлены моему неожиданному приезду. Ещё совсем недавно я им писал, что из-за своей командировки в Якутию меня отпустят отдохнуть не раньше осени, но кто же мог ожидать такого поворота событий. Кстати, после того моего приключения я так и не спал, а, кроме того, заметил, что мне, почему-то, совсем не хочется есть. Да, я ел, но это скорее было отдача дани традиции регулярно питаться, а не потребностям организма. Вот и выходит, что мало того, что я совсем не сплю, так теперь ещё и не ем и при этом продолжаю вести довольно активную деятельность, и по мне совсем не заметно, чтобы я похудел. Организм откуда то брал энергию, в которой нуждался и той ему хватало с избытком. Дома, кроме моих родителей, меня ждало ещё одно удивительное существо - дочь моего старшего брата, внучка моих родителей и моя единственная племянница Лена. Это был не просто ребенок, это был какой-то вечный двигатель. Она постоянно была в движении ,всю дорогу что-нибудь делала, чем нибудь увлечённо занималась, а после моего приезда у неё появилась возможность заниматься своей активной деятельностью сразу же с момента своего пробуждения. Раньше ей нужно было ещё дождаться когда проснутся её бабушка и дедушка, а я то совсем не спал и значит, ко мне можно приходить сразу же. Это она и стала вытворять с первого дня, чему я совсем не противился.
У меня она могла наслаждаться моим обществом в полной мере, а после того, как её кормили завтраком, мы вдвоем шли гулять по городу, и это продолжалось до тех пор, пока она не засыпала у меня на руках. В таком виде я её и доставлял до дому. Мои родители не могли не нарадоваться на меня. Как же, теперь им можно не заботиться об этом малолетнем чаде и тут я обнаружил, что теперь всё их внимание переключилось на меня. С самого начала они заметили мою бессонницу, но я находил отговорку в смене часового пояса, и на первое время это срабатывало. Потом перестало. Сколько раз я им объяснял, что просто не хочу спать, что не нуждаюсь в этом. Может быть, кого-нибудь и удовлетворили бы мои доводы, но только не мою мать: "Человек должен спать, и если он не спит, то значит, он болен, и тогда его надо лечить!" Веский довод, ничего не скажешь. Но беда вся в том, что я то не считал себя больным. Ей было это не понять, и она со всей усидчивостью устремилась на моё излечение. Для начала стала старательно вливать в меня всякие успокоительные типа настойки пустырника, валерьянки, корвалола. Нет, она пускала в дело на всё сразу же, а по очереди и скоро обнаружила, что всё это не оказывает на меня надлежавшего влияния. Настала очередь более сильнодействующих препаратов типа всяких элениумов и реланиумов. Когда всё это оказалось бесполезным в дело пошли те препараты, которые можно было получить только по великому блату и только в какой-нибудь закрытой поликлинике типа поликлиники МВД, где мать уже работала более тридцати лет, то есть с самого начала своей трудовой деятельности. Но эти средства не помогли, и тогда она обратилась напрямую к врачам. Начала не сразу же со своих, а по более отдалённому маршруту. Первым была призвана наш участковый врач Светлана Зиновьевна. Она уже давно была знакома с нашей семьёю, и на просьбу осмотреть меня отреагировала спокойно. Никаких отклонений она не нашла. Все было, как у вполне здорового человека. На этом всё можно было бы и закончить, но моя мать разве сможет остановиться на полпути? Никогда! Мне была выписана целая куча направлений на всякие анализы, которым мне пришлось отдать целый день своего отпуска. И опять все эти труды оказались напрасными - я был абсолютно здоров.
Светлана Зиновьевна долго изучала мои данные, пытаясь найти хоть что-нибудь, но была вынуждена вынести следующее резюме:
-Он абсолютно здоров, и вам не о чем беспокоиться. А то, что он не спит, так придёт время и уснет. Организм сам скажет, когда захочет и вообще, такому молодцу разве можно спать? Да ему все ночи напролёт по девкам бегать надо. Ишь, какой жених вымахал. Была бы сама помоложе, то тогда он вряд ли от меня ушёл бы за просто так.
Я надеялся, что теперь, хотя бы на время, моя мать от меня отстанет, но я видимо слишком плохо знал ее. Следующее же утро она встретила меня своими новыми требованиями:
-Пускай ты абсолютно здоровый, но я не могу спать спокойно, пока ты не проверишь у меня свои зубы. И не возражай! Я уже записала тебя на завтра на час дня.
-Но у меня не болят зубы... - попробовал поспорить я, но мои попытки оказались тут же в корне пресечены:
-Сейчас не болят, так потом заболят. Я не хочу, что бы ты позже мучался с ними. Итак, уже два зуба потерял, а ведь они потом не вырастят. Помни об этом и завтра я тебя жду у себя в кабинете.
Даже отец, до того не принимавший никакого участия в материнских стараниях, выступил в её поддержку:
-Сынок, ну сделай маме приятное. Что тебе стоит сходить к ней. Если они у тебя не болят, так она просто посмотрит на них, убедится в правдивости твоих словах и всё на этом закончится. И ты будешь уверен, и она будет спокойна.
Вот и весь разговор. Да, на что только не пойдёшь ради материнского спокойствия.
На следующий день в указанное время я был в поликлинике. Мать заранее взяла мою карточку в регистратуре и теперь, пока я сидел перед ней в кресле, освежала в своей памяти всё то, что её ожидало в моей полости рта. И вот, она закончила это дело, включила свой прожектор и занялась моими зубами.
-А ты хорошо ухаживаешь за своими зубами... Действительно, все здоровы. Нет ни единой дырочки... Постой, а это ещё что тут такое... - я уже понял, что ей всё же удалось найти место приложения своих сил, но я ошибся.
-У тебя растёт новый зуб! - она с удивлением посмотрела на меня, - Тридцать лет я лечу зубы, но ещё ни разу не видела, чтоб у взрослого человека вырастал новый зуб, - она поковырялась у меня во рту своим крючком, и я почувствовал, как металл скользит по кости, - Ничего не понимаю. Год назад я же сама его удаляла. Вот и в карточке это же отмечено. - Она опять взялась за мою книжку и всё заново перечитала.- Всё правильно. Зуб был поражён, и не было никакой возможности его вылечить. Пришлось от него избавляться. А сейчас... Давай-ка сходи на рентген. Без него не разберешься. Вдруг ошибаюсь, а в голову всякая ерунда потом лезть будет. Я
сейчас напишу тебе направление.
-Мама, у меня с зубами всё в порядке? - я вдруг понял, что она не собирается успокаиваться.
-Вообще то да, но такой случай...
-Раз всё в порядке, то зачем мне тогда ещё на рентген идти. Растёт, так пускай растёт себе на здоровье. Мне от этого хуже не станет?
-Но я же должна во всём разобраться...
-А тебе это надо? Раз растёт новый зуб, то значит так и должно быть и хватит пожалуйста меня мучить со всякими своими домыслами. Я прекрасно себя чувствую и не надо в этом искать какие-нибудь ненормальности. Или ты хочешь, чтоб у меня и в правду обнаружилось что-нибудь, какая-нибудь болезнь? Я этого не хочу и вообще, чем меньше знаешь о своих болячках, тем спокойнее живётся.
Не довольный материнскими придирками я резко встал с кресла и, не прощаясь, покинул поликлинику. Мне давно хотелось сходить прогуляться по Волге, и теперь была самая подходящая возможность для этого. Да и успокоиться нужно было.
На Волге, у дебаркадера, стояло несколько речных трамвайчиков. Просто ехать на другую сторону мне не хотелось, и я решил смотаться на Кувшинку. Там в рабочие дни обычно было мало народу и совсем рядом рос лес, в котором можно было легко спрятаться от посторонних взглядов, подумать о жизни, о том, что со мной происходит. Никогда за всю свою жизнь я не отличался особым здоровьем, а тут вдруг стал абсолютно здоровым. Об этом стоит подумать серьёзно и лучше всего наедине.
До Кувшинки надо было ехать минут двадцать, и я решил покоротать это время в нижнем салоне. Там и людей поменьше и обстановка поспокойней.
Монотонно загудели моторы, и трамвайчик тронулся в путь. Мелко дрожа корпусом, катер, чуть покачиваясь, плыл вдоль берега. Его нижние иллюминаторы были так близко к воде, что иногда холодные капли даже долетали до окна, оставляя на стекле мокрые, растянутые по ветру следы. А за окном медленно проплывал город со всеми его заводами, со всей его обыденной суетой, со всем тем, что даёт ему право именоваться современным городом и без чего он сам жить не смог бы. Все это я видел много раз, и всё это для меня было не интересно. Я отвернулся от окна, пытаясь заглянуть в себя. Что же я такое на самом деле? Кем я стал или пока ещё становлюсь? И если это так, то чем всё это может закончиться? Как мне ответить на любой из этих вопросов? Эх, если бы хоть кто-нибудь мог мне помочь. Слишком уж трудно разобраться во всём этом хитросплетении.
Вдруг глухой гудок прервал мои размышления. Тяжелым эхом он разнёсся над речными просторами и тут же ему завторил надсадный пищащий вой испуганного зверька, издаваемого пищалками трамвайчика, которыми он всем смог объяснить, что наступили последние мгновения его жизни, жизни живого механического существа, созданного человеком.
Ещё не зная в чём дело, но чувствуя, что сейчас должно произойти что-то очень плохое, я завертел головой пытаясь через окна иллюминаторов выяснить причину всех этих волнений. И вдруг что-то чёрное заслонило свет. Заскрежетал металл, истерично закричала какая-то женщина наверху, и чьё-то тело плюхнулось в воду, став первой каплей человеческого дождя. А чёрная громадина неторопливо подмяла под себя наше маленькое суденышко, погрузило его в воду и с неотвратимостью конвейера стало его переворачивать. Зелёная вода закрыла окна, играя на них миллионами пузырьков, уносящихся куда-то вверх, и тут же пол под моими ногами стал уходить в сторону и вскоре я уже стоял на четвереньках на потолке. И тогда в салон хлынули потоки воды.
Большая самоходка напоролась на маленький юркий речной трамвайчик в тот момент, когда тот попытался перебежать оживлённый фарватер реки. Капитан баржи до последней секунды надеялся на то, что это маленькое судёнышко успеет преодолеть свой путь, и даже не стал снижать обороты двигателя, а когда беда стала неотвратима, не стал пытаться изменить курс, чтобы удар стал касательным, а просто отдал самые простые команды: "Задний ход!" и "Отдать якоря!". К счастью последнюю просто не успели выполнить. Нос судна накрыл собой бедный катерок, и якоря пробили бы корпус, не дав ещё некоторым укрывшимся в салоне выжить. Но множество людей оказалось в воде, и вот именно для них первая команда стала смертельной. Людей несло вниз по течению, и там огромные винты гнали многие кубометры воды, стараясь остановить движение судна. С этой водой понесло и только выплывших на поверхность людей. Жернова очень легко перемалывали человеческие тела, выбрасывая их назад на уже поверженный трамвайчик. Даже отсюда из салона были видны эти останки и изменившийся вдруг цвет забортной воды.
Самоходка медленно сползла с катера, и тот радостно подпрыгнул вверх, показав свои вставшие винты, и тут же опять нырнул в глубину. К счастью к тому времени на барже догадались застопорить ход, и тогда началась спасательная операция.
Все, что происходили вне салона, я мог видеть как бы со стороны, но и здесь, в салоне, творилась беда. Потоки воды, хлынувшие через раскрытые двери, подхватил несколько близь стоящих с дверьми пассажиров, и тех с криками понесло дальше по салону. Они барахтались, даже не пытаясь зацепиться за поручни сидений. Тут ещё в салон откуда то забросило пару визжащих женщин вздумавших найти тут спасение от всего того страшного, что творилось наружи. Здесь их ждало такое же светопреставление, но с гораздо худшими последствиями. Вода заливала нас, и не было никакой силы, способной сопротивляться всему этому, как и не было силы, способной теперь извлечь людей из той ловушки, в которую они все попали.
Я видел эту нарастающую панику, но почему-то совершенно не поддался ей. Я просто подумал, как о вполне обычном деле, что самое разумное сейчас не суетиться, пытаясь вырваться наружу. Всего лишь надо дождаться, когда вода заполнит салон и после этого спокойно вынырнуть наружу. Я всё это понял, и поэтому сейчас у меня не было большого желания вмешиваться в это паническое безрассудство. Всему своё время..
Прошло чуть больше минуты, и салон оказался заполнен водой. Давление уравновесилось, но те, кто только что так рвались наружу, уже не могли воспользоваться положением. Чуть шевелившимся, перепутанным клубком они своими телами забаррикадировали дверь. Из себя они создали пробку, закупорившую им же дорогу к жизни. Я попробовал растащить их, но быстро сообразил, что, занимаясь этим, я рискую потерять последние глотки воздуха в моих легких, но добиться ничего не смогу. Быстро подплыв к окну, я вцепился руками в закреплённые сиденья и со всей силой ударил по стеклу ногами. Вода сделала мои движения более скованными и не достаточно сильными. Стекло даже не треснуло. Я ударил еще. Потом ещё. Стекло и не думало мне уступать. И тогда я вдруг понял, что не смогу осилить эту преграду, а если мне всё же удастся её преодолеть, то я всё равно вряд ли смогу через неё выбраться наружу. Я великоват для этого окна.
Я ещё не чувствовал удуший, но оно скоро должно было начаться. У меня оставалось не более пятнадцати-двадцати секунд. Не теряя времени, я устремился обратно к дверям и стал торопливо отбрасывать неподвижные тела в сторону. Нет ничего хуже, чем разбирать затычку из человеческих тел. Только сейчас я смог понять, что это такое "мёртвая хватка". Они все вцепились друг в друга так сильно, что мне стоило неимоверно огромных усилий отделять их друг от друга. Когда первые несколько человек отплыли за мою спину, я впервые почувствовал, что могу не успеть, но тут же отбросил эту мысль и монотонно продолжил уже начатое дело. Через некоторое время я, наконец-то, смог протиснуться наружу. Понимая, что у меня совершенно не хватает времени, я всё же подхватил одно из ближайших тел и вместе с ним рванулся на верх. Там уже вовсю носились катера, стараясь подхватить, как можно больше тел. Того, которого я вытащил, у меня тут же отобрали и даже попытались спасти и меня. В начале я даже поддался им, но потом с удивлением заметил, что даже после того, как я оказался на воздухе, мне ещё не понадобилось ни одного глотка воздуха. С удивлением я прислушался к себе. Все было вроде нормально. Я всё видел, все слышал, но всё ещё не дышал. И я видел, как тело вытащенного мною мужчины тяжело перевалили через борт, как ему стали делать искусственное дыхание, как из него стала выплёскиваться вода на половину со рвотой и, как он вдруг открыл глаза. Он выжил, а сколько же таких, как он, которых я оставил внутри катера уже не выживут. Десять-пятнадцать... Может чуть побольше. А кто сказал, что они не выживут? А если попробовать? Не слышно я отпустил лодку и мягко ушёл в глубину. Довольно быстро нашёл катерок, вход в нижний салон и потащил наружу первого же человека. Тот послушным грузом поплыл за мной. Я вытолкнул его наружу и сам тут же нырнул обратно в глубину. Теперь я тащил уже сразу же двоих. Потом потащил ещё и тут заметил сгрудившиеся в углу спасательные круги. Их тянуло наверх, но теперь корпус перевернувшегося катера стал им преградой. В течение нескольких долей секунд я сообразил, что мне надо делать. Вытаскиваю человека, одеваю на него круг, и отпускаю его. Сам выплывет, а уж там его подберут. Один за другим я таким образом отправил несколько тел. Но вот круги кончились и теперь снова пришлось всех вытаскивать вручную.
Последнюю женщину, почему-то забившуюся под сиденье, я еле вытащил. Я вдруг почувствовал начинающееся удушие и вместе с тем полную обессиленность. Я не знаю, каким образом мне удалось выплыть на поверхность, не помню, как меня затащили в лодку и, как я, наконец-то, начал дышать.
Когда я оказался на воздухе, я почувствовал себя гораздо лучше, и вместе с тем у меня проснулось чувство голода. Оно было так сильно, что захватывало всё моё сознание. Казалось, что теперь я не могу думать ни о чём другом, кроме как о пище, о еде, о том маленьком кусочке съестного, который сможет помочь мне. О простом, черством кусочке хлеба. О самом простом, о таком, который будет настолько сухой, что его просто будет невозможно есть, так как он будет сравним с камнем, но который всё-таки будет хлебом и который сможет насытить меня.
В это время всех нас, кто выжил после этой катастрофы, доставили в город. Там уже прослышали о происшествии и люди с нетерпением ждали возращения выживших. Толпа собралась большая, и среди них наверняка хватало просто любопытных, но никто из присутствующих так ничего и не узнал. Откуда то набралась целая куча милицейских, которые оттеснили всех подальше от причала, а нас же тут же загрузили в подогнанный транспорт и отправили в первую городскую больницу. Уже там рассортировали на тех, кто нуждался в медицинской помощи и простых свидетелей. Последних довольно подробно опросили, выяснили кто где сидел и, что делал после столкновения. При этом они не особо придирались к некоторым расхождениям в ответах. После этого всех отпустили, предупредив о неразглашении подробностей. Я точно не знаю, зачем это всем нужно, но у них видимо был такой приказ. Я не стал особо вникать во все эти нюансы и с радостью ушел, оказавшись одним из первых, и тут же завернул в первое же кафе. Там я наконец то поел. Но и после этого чувство голода не проходило, и потому я зашёл в копторговский магазинчик, где взял большое кольцо колбасы и не меньший шмат ветчины. Пришел со всем этим домой и за один присест всё это умял. Только после этого я, наконец-то, почувствовал себя сытым. Не просто сытым, а наевшимся до отвала. Теперь можно было, наконец-то, отдохнуть. Я с превеликим удовольствием завалился в свою кровать и крепко уснул.
Прошло несколько дней, и меня вызвали в милицию. Конечно, мне совершенно не хотелось идти к ним, но я знал, что всё равно придется, и потому пошёл туда, как и полагается добропорядочному гражданину.
Хоть повестка и предписывала мне явиться в районный отдел милиции, тем не менее, там кроме следователя отдела происшествий на водном транспорте, присутствовал следователь прокуратуры, и ещё один, который в отличие от остальных, не пожелал представляться, но по тому, как он вёл себя, можно было легко догадаться, что он здесь старший и представляет какую-то структуру очень близкую к КГБ.
Начали они по-простому. Проверили документы, но сделали это так, как бы между делом. Потом узнали, что я с БАМа и стали расспрашивать о жизни там. Видно было, что это им действительно интересно. Но потом, как только они почувствовали, что я расслабился, тут же перешли к главному. При этом у них всё получалось так естественно, что походило на то, что я сам перевёл разговор на другую тему.
-Вы наверно там всякого повидали, и вам наверно та катастрофа не показалась такой страшной, как всем остальным?
-Вообще то, там всякое бывало, но такого конечно не было. Тут бы наверно любой оказался в тяжёлом положении.
-Но вы то не растерялись?
-Я? Да я шагу не мог шагнуть от страха! Когда все бросились к дверям я то же попробовал пробиться, но это было так тяжело, что мне пришлось набрать побольше воздуха и ждать. Если бы не тот пузырь под полом, я бы вообще не выбрался наружу.
-Странно, а вот никто из тех, кто был в нижнем салоне, не могут вспомнить ничего про этот пузырь. Впрочем, так же, как и про то, что могло бы помочь им вдруг оказаться наверху. Они все потеряли сознание ещё внизу.
-Может быть, вытащили водолазы?
-Водолазы прибыли только собирать трупы. Ни одного человека спасти им не удалось.
-Так как же те люди оказались на поверхности? - с одной стороны мне очень хотелось показать своё геройство, но с другой стороны я отлично понимал, что моя откровенность может для меня плохо кончиться, точнее, плохо кончиться для моего добропорядочного отпуска. Я впервые в жизни не хотел доверять свою личную жизнь органам правопорядка. Я, всю жизнь мечтающий стать героем, стать каким-нибудь суперагентом, и вдруг захотел оставаться простым гражданином со всеми его обыденными пристрастиями. Невероятные изменения в которые совсем недавно я и сам бы не поверил. Но они случились.
-Это мы и хотели у вас узнать.
-Очень сожалею, но я ничем не могу вам помочь. Я ничего не помню. Единственное, что осталось у меня в памяти - это крики, визги, скрежет металла и вода. Много воды. Вот и всё в чём я могу вам помочь.
-Нам очень жалко, что вы так мало запомнили, но вы всё же может быть постараетесь что-нибудь припомнить, а мы вам в этом поможем.
-Ну, если вам это так важно, то я сделаю все, что в моих силах.
Битый час они выведывали у меня, что же на самом деле произошло в тот день в нижнем салоне. Как мог, я путал их, но всё больше и больше я чувствовал, что капкан захлопывается. И вот настал момент, когда можно было или во всём признаваться, или идти в отказ от всего. Или... самому переходить в атаку. Я решил выбрать последний вариант.
-Вы так на меня налегли, что мне становится казаться, что я устроил эту катастрофу.
Трое на несколько секунд растерялись, но потом опять попытались взять дело в свои руки:
-Что вы, у нас даже в мыслях этого не было. Тут всё понятно и виновники в самое ближайшее время понесут заслуженное наказание, но дело в том, что в ходе предварительного расследования у нас возникли некоторые вопросы по ходу катастрофы. Нам не понятно, каким образом смогли спастись все люди снизу. В подобных происшествиях обычно никто не выживает из нижних ярусов, а если кто и выживает, то, если честно говорить, сами достойны идти под суд. Ради своей жизни они наверняка шли уже по трупам. По еще живым людям, которые совсем скоро станут трупами. Но мне очень трудно осуждать их за это. Все хотят жить и готовы ради этого на всё.
-Конечно, сидя здесь очень легко осуждать тех, кому просто некуда деваться, но причем же здесь я?
-Вы нас интересуете только, как свидетель.
-А потом из свидетеля сделать обвиняемого? Вы же только что сказали, что спасшиеся достойны идти под суд.
Молодой замешкался. Он не ожидал, что я так быстро его поймаю на слове. Но старший тут же пришёл ему на помощь:
-Не надо настолько сильно утрировать слова нашего коллеги. Вас никто не обвиняет. Вы нам только интересны, как свидетель и не более того.
-Спасибо и на этом, но я вроде бы уже всё выложил и теперь не знаю, в чём могу вам ещё помочь?
-А вот насчёт этого давайте и поговорим.
И опять начались бесконечные разговоры. Это продолжалось ещё не меньше часа. Под конец они сами уже устали, но всё равно пытались поймать меня на какой-нибудь неточности. Потом прошёл ещё час, и тогда они сдались, а вернее, уже так устали, что сами запутались в своих вопросах. Еще минут пятнадцать подёргались и сдались.
-На сегодня все. Но мы вас ещё вызовем.
Похоже, мой отпуск грозит перейти в бесконечное хождение по милиции. Пока просто хождение, а потом и вообще ходить, то есть выходить от них не придется. И это могло стать самой настоящей проблемой, которую необходимо было решать безотлагательно. И тут я вспомнил о своей матери. Сколько она хотела мне помочь, а здесь она наверняка сможет, не зря же она столько лет проработала в этой системе.
Мама сразу же вызвалась мне помочь и уже на следующий день смогла напроситься на приём к самому главному КГБэшнику области. Кому то это и покажется сверх удивительно, но так получилось, что он оказался ей обязан. В своё время она смогла избавить его от куска железа в верхней челюсти, от которого он уже порядком намучился. Более тридцати лет носил он его с собой, с самой войны. И ни один врач не рисковал его убрать. Даже столичные знаменитости не хотели браться за это дело, а у того из-за него уже стали выпадать зубы, и к пятидесяти годам он должен был стать беззубым стариком. Однажды он оказался на приёме у моей матери и та, просто ради любопытства смогла вытащить этот кусочек металла. Она тогда не знала, что он находился прямо рядом с лицевым нервом, и вся её самодеятельность могла окончиться очень плачевно. Но её любопытство оказалось сильнее страха за последствия. Отец потом с гордостью рассказывал, как по приказу этого генерала им освободили первые места в зале кинотеатра "Родина" когда они пришли вместе на праздничный вечер в честь Дня милиции. Пара майоров, которых он согнал с их места, вздумала чуть воспротивиться, но тот их тут же урезонил, заметив, что они всегда найдут себе место, а "это места Валентины Николаевны и её супруга".
Конечно, это приятные воспоминания, но вот помнит ли он об этом ещё, я не знал. Оказалось, что помнит. Мать практически мгновенно оказалась у него на приеме, а я остался ждать результатов на улице. Где-то через час она освободилась и по её лицу было видно, что её поход оказался успешен.
С надеждой на лучшее мы шли к автобусной остановке, когда рядом с нами поравнялась блестящая чёрная "Волга". Дверь открылась, и оттуда выглянул моложавый мужчина со следами седины в волосах.
-Валентина Николаевна, я еду как раз в вашу строну. Может быть подвезти?
Мне не особо хотелось ехать в одной машине с этим человеком, но отказываться было никак нельзя. Он был пока слишком нужен, чтоб игнорировать его приглашение. И, кроме того, даже просто проехаться по городу в машине с таким чином было довольно заманчиво. Потом можно будет потешить своё самолюбие, похваставшись в компании, что меня даже КГБэшный генерал не брезговал подвезти.
Машина с места рванулась вперед, но почему то поехала не в сторону нашего дома, а дальше по прямой за город. Не доезжая до Спутника километров пятнадцать, она свернула влево, и вскоре мы оказались на берегу Волги. Теперь мне стало понятно, почему он нас сюда завез: на берегу стоял вытащенный из воды трамвайчик. Его правый бок был весь изодран и на нём были хорошо видны следы краски оставленные той самоходкой. Он был похож на подбитого морского зверя, которого вдруг вытащили из его водной стихии и теперь какие то сухопутные люди пытаются что-то там найти. В нем, в его внутренностях.
-Николай Владимирович, я понимаю, что вам тяжело всё это видеть, но, тем не менее, я прошу вас оказать нам небольшую помощь. Вы не можете показать то место, где находились во время катастрофы?
Не испытывая большого желания к этому, я поднялся на борт судна и в сопровождении генерала спустился в нижний салон. Воды там уже не было, и только мокрые пятна на полу показывали, что совсем недавно здесь бушевала водная стихия. Свое место я указал без затруднения. Тут всё было всё так же, и даже стёкла были целы.
-А вы не пробовали разбить стекло?
-Пробовал, но не смог. В воде всё это оказалось гораздо труднее, чем здесь на суше.
-Может, попробуете сейчас?
-Тогда я делал всё так... - я показал, как держался за поручни и, как пытался ногами выбить окно, - Но учтите, трамвайчик в тот момент был перевёрнут и мне, кроме того, ещё приходилось удерживать себя от всплытия.
-Так вы всё же может быть попробуете?
Я повторил почти всё в том же порядке, как и прошлый раз, но всё равно не смог выбить стекло. Попробовал ещё раз. Результат оказался всё тот же.
-Не можете? А ведь должны бы были суметь. Вы же не слабак. Молодой, здоровый, сильный.
Я ещё попытался, но всё равно не смог.
-Не могу. Не знаю почему, но не получается. Я чувствую, как стекло гнется, но не бьётся.
-Оно и не должно биться. Это не стекло. Это оргстекло. Капитану надоело всю навигацию менять разбитые, и он через знакомых достал плексу. Вообще то это не законно и ему можно было бы предъявить за это особые обвинения, но ему хватает и того, что он уже получил. А вот тому, кто помог ему достать всё это вряд ли поздоровится. Сами понимаете, это была, конечно, не совсем законная комбинация. И раз он смог вывезти столько, то почему бы ему не вывезти ещё больше. Но этим занимаемся не мы. Это уже ведомство ОБХСС.
-Извините, тогда мне не совсем понятно зачем всё это нужно. - я обвёл вокруг себя руками. - Всё уже закончилось, и вы всё равно никого больше не спасёте.
-Вы здесь правы и мы уже хотели передать дело в ведение прокуратуры, как вдруг нас заинтересовала одна маленькая подробность. Идите сюда, - он подвёл меня к самым дверям наружу. - Давайте попробуем вдвоём выйти отсюда.
Я честно пытался протиснуться наружу вместе с генералом, но у меня ничего не получилось. Генерал так же рвался на улицу и только, кроме того, что взопрел, это ему ничего не дало.
-Вот то же самое должно было происходить и в тот день, но только наружу бы рвались не двое, а минимум десять запаниковавших людей.
-Жить захочешь и не в такую щель вылезешь.
-Верно, но не в той ситуации, - генерал пристально посмотрел на меня и я понял, что он ждёт от меня правды и только правды, но правду ему говорить я совсем не хотел, и тогда он продолжил свои умозаключения, - Мы опросили всех выживших. Они, почему-то, запомнили один очень характерный эпизод. А именно, как один молодой человек очень похожий на вас продолжал смотреть на всех и даже не вздумал вмешиваться во всё происходящее в салоне. Он с полным безразличием и к себе, и к остальным стоял в середине салона и смотрел, как вода заполняет судно. Потом уже почти нет вразумительных воспоминаний, но одна женщина всё же заметила, что этот же молодой человек пытались выбить окно и если бы ему это удалось, то все те, кто так рвался к дверям скорее всего так бы тут и остались, но он это не смогли. Из-за этого ему пришлось разбирать завал из уже утонувших людей. Один из спасателей запомнил, что с одним из первых спасённых был именно всё тот же молодой человек. Но это ещё не все. После того, как вы вытащили того мужчину, с которым заметили всё того же молодого человека, он опять нырнули, и теперь с завидным постоянством стали появляться новые люди, и их состояние было таково, что самим им выбраться было бы невозможно. Их кто-то вытаскивал и нам кажется, что это были опять таки всё тот же молодой человек. Потом появились люди на спасательных кругах. Они выныривали буквально один за другим. Так, как будто кто-то внизу вытаскивал их, надевал на них спасательный круг и выталкивал наружу. Все они так же были без сознания, и никак не могут вспомнить, каким образом им всё это удалось. Таких было ровно столько, сколько было кругов. Кругов зацепившихся вот здесь, - и он показал мне то самое место, где я на самом деле обнаружил круги. - Мы потом пробовали, и больше чем было на самом деле, запихнуть не смогли. Но это ещё не все. Потом опять стали выплывать люди. Теперь уже без кругов. Они выплывали по одному, изредка по двое, но всех их объединяло то, что все они были без сознания. То есть в таком состоянии, когда сами себе помощь оказать были не в состоянии. Только с последней женщиной оказался молодой мужчина, способный на какие-либо действия и оказавшимся настолько здоровым, что одним из первых покинувшим поликлинику. Этим мужчиной были вы. Нам это известно доподлинно, и сейчас нам только одно непонятно: почему вы так упорно от всего этого отказываетесь. Вы же герой, а награда должна найти героя всегда, как в стихах: "Ищет пожарная, ищет милиция... "Только ищем мы, и всегда находим. Вас же нашли?
Вот так и становятся героем. Все просто. Прятался, я прятался, а меня всё равно нашли, вычислили, как какого-то шпиона, как Штирлица. Придется теперь идти на явку с повинной. Лучше бы без неё обойтись, но теперь уже никуда не денешься.
-Да, товарищ генерал, это был я.
-Вот и отлично. Давно бы так. Будем считать, что тема закрыта, вы во всём признались и в праве на получение заслуженной награды. Я всё правильно сказал?
-Ну, если вы так считаете, то всё правильно, - славу богу, вроде бы легко отделался. Теперь бы ещё побыстрее распрощаться и вперёд на отдых!
-Тогда можно ещё один маленький вопросик. Совсем мизерный.
-Задавайте, если вам так этого хочется, - лучше бы он его не задавал. Кто знает, что ещё у него на уме. Чем всё это ещё может кончиться?
-По нашим прикидкам выходит, что вы находились в воде не менее пятнадцати минут. Вы можете это как-нибудь объяснить?
-Я же уже говорил, что тут образовался довольно большой водяной пузырь, благодаря которому мне и удалось выжить.
-Спасатели не обнаружили здесь никакого пузыря, тем более эта часть была чуть ниже остальной части судна и воздух, если бы и был, вышел бы наружу и, кроме этого, вы бы всё равно нуждались бы в нём и хотя бы на поверхности, но обязательно бы его вдыхали. Вы этого не делали. А может быть, у вас был с собой акваланг, который вы потом выбросили?
-Не было у меня акваланга.
-Правильно, не было. Мы бы потом его всё равно нашли, но он так и не был найден. Так как же всё это вам удалось?
-Я не знаю. Я честное слово не знаю.
-Верю, но мне очень хотелось бы всё это знать. Вам наверно то же?
Дверца мышеловки захлопнулась. И я в неё попался. Хорошо бы, что бы эта мышеловка оказалась не такая прочная для меня. Да, я спас пару дюжин людей, да, я был в воде через чур долго для простого человека, но неужели после этого меня ещё нужно ещё трогать, мешать мне жить той жизнью, которой я хочу.