Шульчева-Джарман Ольга : другие произведения.

Возложи на очи коллирий. Глава 12

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ГЛАВА 12. О СУДЕ И МИЛОСТИ
    - "Да уж!" - передразнил его брат. - Не знаю, сколько лет ты проучился в Афинах, и сколько денег на всё это было потрачено, но, как я думаю, они были потрачены зря, потому что тебя там не научили даже тому, что курицы несутся не один раз в неделю, а чаще! Хоть бы "Зоологию" Аристотеля почитал, в самом деле! Или Плиния "Естественную историю"! Впрочем, ты терпеть не можешь латыни...
    - Конечно, Грига! - всплеснула руками Нонна. - Курочки несутся почти каждый день! Как же ты не знал? Отчего, в самом деле, у меня не спросил?
    - И о прочем ты не имеешь ни малейшего представления! - громыхал Кесарий над оторопевшим и лишённым материнской поддержки Григой.
    - Они продали жерёбую кобылу, и целых два года покупали ей тройную порцию овса! Ты знаешь, сколько времени кобыла носит? Даже слонихи уже через полтора года рожают! - продолжал Кесарий.
    - Ах, Сандрион, объясни же ему всё это! - взмолилась Нонна. - Для жеребёночка одиннадцать месяцев надо, но откуда Григе знать, он же...
    - Я знаю, сколько носит кобыла! - возмущённо закричал Григорий. - Я просто забыл проверить книгу покупок овса, будь она неладна!
  Нонна и Мирьям сидели в беседке рядом и вышивали, напевая вполголоса:
  - Стремя коней неседланных,
  Птичье крыло свободное,
  Столион полон адаон,
  Птерон орнисон апланон,
  Парус надежный юношей,
  Пастырь и Царь детей Твоих
  Сам собери
  Чад Твоих
  Петь Тебе
  Энин агиос,
  Гимнин адолос,
  Устами чистыми,
  Христа,
  Детей вождя...
  - Ах, Мирьям, - обратилась диаконисса к служанке, - как бы мне хотелось взглянуть на т о т портрет... помнишь?
  - Тот, что у вас в сундуке заперт? - вскочила Мирьям, роняя вышивку. - Сейчас принесу, госпожа!
  И сириянка поспешила в дом. Нонна осталась одна. Она воткнула иглу в ткань, на которой понемногу начинало проступать изображение феникса, и задумалась.
  - Всё в руках Твоих, Христе, - одними губами произнесла она. - Всё в руках Твоих, Сын Отчий, Боже истинный, Спаситель наш...
  Мирьям застала её погружённой в молитву и остановилась поодаль, держа в руках нечто, завёрнутое в белое полотно - она не осмеливалась беспокоить госпожу.
  - Ах, Мирьям, - вздрогнула Нонна, словно пробудившись от сна. - Ты принесла портрет? Давай посмотрим на него вместе.
  Сириянка подала Нонне картину, написанную тонко и искусно восковыми красками, а сама снова принялась вышивать Агнца, Который был жив, несмотря на то, что Его пронзал меч заклания.
  - О, Мирьям! Посмотри же! - позвала её Нонна.
  Мирьям склонилась к плечу госпожи, чтобы увидеть портреты трёх детей - старшая девочка держала за руки двух младших братьев, одного светловолосого, а другого с чёрными густыми волосами.
  - Как жаль, что с ними рядом нет четвертого, - промолвила Нонна и заплакала.
  - Как вы добры, госпожа, - прослезилась и сириянка.
  - Порой мне кажется, что и Салом, и Сандрион здесь изображены вместе, словно спрятались один за другого, или словно не могут быть одновременно на картине, не могут быть рядом... словно разлучены навек, как Диоскуры в эллинских мифах... - продолжила Нонна.
  Солнце светило им обеим в глаза, и они вытирали слёзы.
  - О, госпожа, - только и проговорила Мирьям.
  - Александр непременно добьется справедливости, - неожиданно твёрдо произнесла Нонна. - Даже теперь, когда он...
  Её слова прервал крик Григория-младшего:
  - Не принуждай меня творить угодное тебе, тиран!
  Грига вбежал в беседку и рухнул, споткнувшись, на землю, к ногам матери. Нонна и Мирьям в ужасе хором закричали и заключили его в объятия, закрывая собой.
  На фоне солнечного сияния в проёме входа в беседку, среди виноградных лоз высилась жилистая фигура в тоге.
  - Грига! - едва выговорила Нонна, - Как ты разговариваешь с отцом! Опомнись!
  - Это не отец! - ответил разъярённый Грига, высвобождаясь из объятий Мирьям.
  Кесарий нагнулся, чтобы войти в беседку и, сделав огромный шаг в сторону Григи, которого всё ещё обнимала перепуганная Нонна, хотел что-то сказать, но старший брат перебил его, хрипло крича:
  - Можешь убить меня здесь, как Каракалла брата своего Гету , на коленях моей и твоей матери! Ничто не заставит меня последовать тебе в жестокости и бесчеловечности!
  - Ну-ка, заканчивай эту риторику, Грига, и идём со мной! Всё уже готово, все рабы, работники и надсмотрщики собрались и ждут нас! - велел Кесарий и попытался приподнять своего несчастного брата. Тот, однако, схватился за скамью, на которой сидела Нонна, и не давался.
  - Куда ты тащишь Григу, Сандрион? - озабоченно спросила Нонна, ослабив свои материнские объятия.
  - Мама, выслушай меня! - Кесарий вновь выпрямился, отбрасывая волосы со лба. - Я разобрал все хозяйственные книги и наглядно доказал Григе, что Феотим нагло обворовывает его в течение двух последних лет, если не дольше.
  - Вполне вероятно, - неожиданно поддержала Нонна младшего сына и слегка подтолкнула Григория: - Вставай, дитя моё, и иди с Сандрионом. Слушайся брата во всём. Он научит тебя, как управлять имением!
  - Да уж! - с нескрываемым презрением произнёс Григорий.
  - "Да уж!" - передразнил его брат. - Не знаю, сколько лет ты проучился в Афинах, и сколько денег на всё это было потрачено, но, как я думаю, они были потрачены зря, потому что тебя там не научили даже тому, что курицы несутся не один раз в неделю, а чаще! Хоть бы "Зоологию" Аристотеля почитал, в самом деле! Или Плиния "Естественную историю"! Впрочем, ты терпеть не можешь латыни...
  - Конечно, Грига! - всплеснула руками Нонна. - Курочки несутся почти каждый день! Как же ты не знал? Отчего, в самом деле, у меня не спросил?
  - И о прочем ты не имеешь ни малейшего представления! - громыхал Кесарий над оторопевшим и лишённым материнской поддержки Григой.
  - Они продали жерёбую кобылу, и целых два года покупали ей тройную порцию овса! Ты знаешь, сколько времени кобыла носит? Даже слонихи уже через полтора года рожают! - продолжал Кесарий.
  - Ах, Сандрион, объясни же ему всё это! - взмолилась Нонна. - Для жеребёночка одиннадцать месяцев надо, но откуда Григе знать, он же...
  - Я знаю, сколько носит кобыла! - возмущённо закричал Григорий. - Я просто забыл проверить книгу покупок овса, будь она неладна!
  - Ты много чего забыл проверить, братец! - заметил Кесарий. - Конюхи выписывали овёс на проданных лошадей! Это уже стало доброй традицией конюшни! А Салома отстранили от всего - только грязную работу выполнять позволяли! А его следовало бы назначить главным конюшим, а лучше - управляющим вместо Феотима! Он бы не дал тебя провести! Но это уже не к тебе, простофиле, это к папаше! Это он потакает Феотиму! А ты даёшь этому проходимцу все возможности для наглого воровства!
  - Что касается куриц, - неожиданно спокойно и сдержанно начал Григорий, откашлявшись,- то Алкмеон считал, что цыплёнок в яйце питается белком, так же, как, к примеру, младенец, питается после рождения молоком матери. Этому я и учился в Афинах - а не хождению на скотный двор.
  - Тебя словно не молоком вскормили, а белком куриным, Грига! - в сердцах сказала Нонна. - Они тебя обворовывают со всех сторон, а за глаза смеются.
  - Вот сейчас мы с тобой и совершим над ними суд, - заявил Кесарий. - Идём, Григорий!
  - Суд! - с негодованием воскликнул Григорий. - Я не желаю мучить этих несчастных бичами!
  - Прекрати свою риторику, я сказал!
  - Я не хочу слышать их стоны и мольбы о пощаде! - распаляясь, продолжал Григорий, и вскочил на ноги. - Ты, если хочешь, верши свой суд, а я предпочту держаться подальше от судейского седалища, рядом с которым льются реки крови...
  И он сделал попытку уйти, но Кесарий загородил ему дорогу. Неизвестно, как поступил бы Грига, желавший во что бы то ни стало выбраться на свободу, если бы их противостояние не было прервано появлением раба Гиппофила, осторожно вошедшего в беседку и сразу же упавшего на колени.
  - Что тебе надо? - сурово спросил его Кесарий.
  На лбу у раба был крупный синяк - очевидно, от удара дверью.
  - Вы давеча говорили... - замялся Гиппофил, - ну, про растраты да про то, что лошадок-то по разной цене продавали да покупали... да про кобылу-то жерёбую, Афродитку то есть.
  - Говорил, - нахмурился младший сын епископа Григория.
  Гиппофил прополз на коленях до Нонны и протянул Кесарию кошель с золотыми монетами.
  - Не извольте гневаться, хозяин! - зарыдал он, как хор, сочувствующий Медее. - Я вот принёс деньги - не доверял Феотиму-вору, хранил до вашего приезда!
  - Григорию, господину своему, отдай! - сурово молвил Кесарий. - И помни: если и дальше будешь продолжать его обманывать...
  - Нет, никогда! Бес, бес меня попутал! Срящ и бес полуденный! Дионис с Гермесом Трисмегистом поганые! - мелко крестясь, завывал раб. - Лукавый я раб и ленивый! Помилуйте, не забивайте бичами до смерти!
  - Хорошо, - ответил Кесарий сдержанно. - До смерти бичевать тебя не будут.
  Гиппофил, кланяясь до земли, удалился так же - на коленях ползком.
  - Вот, пожалуйста, брат - мы уже начали собирать кесарский налог! - заметил бывший архиатр.
  - Дитя моё, Григорий, во всём слушайся Александра! - вскричала Нонна. - Он спасёт тебя!
  Григорий сумрачно помолчал, потом изрёк с горечью:
  - Да, добрых и кротких хозяев о н и не любят!
  - А когда к тому же эти кроткие хозяева не проверяют самолично ни виноградники, ни конюшни, ни скотный двор, ни поля, - ни разу, Григорий ты не делал этого, ни разу! - то чего вообще можно ожидать? О чём здесь можно говорить? О каком управлении наследственным имением? - вскипел Кесарий. - Хозяин здесь, оказывается, не ты, Грига - старший сын всадника, Гай Юлий Григорий, а безродный вольноотпущенник Феотим!
  Грига судорожно сглотнул.
  - Еженедельно нужно проводить обход! Еженедельно! - продолжал Кесарий. - И строго!
  - Я не смогу их бить... как ты их бил... - прошептал Грига, вытирая пот со лба.
  - Бил?! Ты считаешь, что я их б и л?! - загремел Кесарий.- Две-три оплеухи, мой добрый Грига, это не называется "бил"! Их убить там всех надо было, всех этих конюших! Я их, братец ты мой, всего- навсего п р и п у г н у л !..
  Раздался шелест листвы, и в беседке появились двое рабов. Они одновременно пали на колени и поползли в сторону Нонны.
  - Хозяин! - стонали они, взирая на Кесария, и на лицах их тоже виднелись синяки - размерами поменьше, чем у первого раба. - Каемся! Овечек-то продавали за иную цену... и масло... и вино... и яички-то от курочек... на рынок сносили... Вели нас помиловать, как помиловать изволил ты Гиппофила! Он, хитрец, нас опередил, коротким путем прибежал! А то бы мы первые пришли! Мы с рассвета собирались, сначала святым Сорока мученикам помолились, а потом сюда... Не гневайся гневом праведным!
  Они протягивали Кесарию увесистые кошели с золотыми монетами.
  - Ваш хозяин - Григорий, - холодно ответил Кесарий. - Он и помиловать может, и под бичи отдать.
  Григорий бессильно опустился на скамью рядом с матерью. Его волосы были мокрыми от пота. Он слегка кивнул головой, словно стараясь подавить икоту. Рабы приняли это за добрый знак, и радостно уползли, пятясь.
  - Видишь, как много можно добиться, если проявлять мужскую твёрдость, сын мой? - назидательно сказал Григорию Нонна. - Я понимаю, что тебе претит жестокость - но посуди сам: Александр ещё никого не подверг бичеванию, а они уже стали приносить наворованное. Я сомневаюсь, что сегодня вообще будут кого-то бичевать. Сначала всё приготовят, виновных разденут, привяжут, принесут розги и бичи, может быть, ещё какие-нибудь страшные орудия суда, все будут в трепете, а потом Александр всех простит... и все будут рады и довольны, что избежали наказания, и что хозяин, наконец, навел порядок.
  - Мама! - с укоризной произнёс Кесарий. - Рабы подслушивают.
  - Хорошо, сын мой, - послушно ответила Нонна. - Я просто хочу объяснить Григе, какой хозяин в глазах рабов выглядит кротким. А ты выглядишь не кротким, а безвольным.
  Григорий опустил голову. Его била дрожь.
  - Почему ты сразу не сказал мне, что не будешь никого пытать? - измождённо спросил он брата.
  - Грига, ради святых мучеников, помолчи! - шикнул Кесарий.
  Он сделал это не напрасно: в беседку вползли ещё четверо рабов.
  - Я вас принимаю последними. Потом Григорий и я пойдём править суд над растратчиками, - сурово сказал Кесарий.
  Не успел он закончить, как в беседку просочились, словно тени героев Троянской войны, выпорхнувшие из Аида, ещё двое рабов. Кесарий сделал вид, что не заметил прибавления в рядах кающихся, и продолжал:
  - Остальные, уличённые мною в воровстве и растрате хозяйского имущества, будут отправлены под бичи.
  Осчастливленные надеждой на прощение рабы целовали руки Кесария, Григория, Нонны и Мирьям, и отдавали кошели, туго набитые монетами.
  Когда они удалились, Кесарий обернулся к старшему брату:
  - Ну что, идём на судилище, где прольются реки крови?
  - Так ведь ты уже всех простил, - робко возразил Грига.
  - О нет! - точёный рот Кесария неожиданно искривился, словно от внезапной острой боли. - Остался один человек, который...
  На пороге беседки появился Феотим. Он был бос, одет в старую рваную тунику. Редкие волосы на его голове были посыпаны пеплом. Он грузно упал на колени и так замер, переводя взгляд слезящихся кранных глаз с Нонны на Кесария и обратно. Наконец, в молчании, он достал из-за пазухи тяжелый кошель, превышающие по размерам все, принесённые до этого. Он протянул кошель Кесарию и пал ниц, целуя землю у его ног.
  - Мы не в Персии, - жёстко сказал бывший архиатр и добавил, не повышая голоса, ровным холодным стальным тоном: - Нечего землю целовать... Ну!
  - Помилуйте, хозяин, - проговорил Феотим, бледнея.
  Слишком хорошо знакомы были ему этот тон. Когда-то Григорий-старший говорил именно так, когда он был разгневан - и его стальная речь повергала в смятение любого раба, в том числе и самого Феотима. Теперь эта знакомая и страшная сталь звучала в голосе младшего сына епископа.
  - Твой хозяин - Григорий, - указал Кесарий рукой на брата. - Твой хозяин, которого ты обокрал.
  - Я всё принёс! - прохрипел Феотим, разрывая на себе одежду. - Помилуйте меня! - застонал он в отчаянии.
  Кесарий отрицательно покачал головой. Феотим, бледный, с искаженным от страха лицом, подполз к Нонне. На лице диакониссы отобразилась странная смесь чувств - даже Григорий, воспитанный у груди матери, не понял, что происходит в её сердце.
  - Постыдился бы просить госпожу Нонну о заступничестве, Феотим! - бросил Кесарий. Потом он добавил - тихо и страшно:
  - Суд без милости - не оказавшему милости. Поди прочь.
  Григорий в страхе смотрел на брата, не понимая, что происходит.
  Нонна первая нарушила воцарившуюся тишину:
  - Я простила его, Сандрион. Прости и ты.
  - За себя - я мог бы простить. Но за тебя, мою мать - никогда. Поди прочь, Феотим.
  Когда управляющий удалился, Григорий осторожно спросил у брата:
  - Что ты имел в виду, Кесарий?
  - Ты не знаешь, Грига, да тебе и не надо знать таких вещей, - тяжело ответил Кесарий. - Идём вершить суд. Пусть рабы увидят тебя на судейском месте, как настоящего строгого, но милостивого хозяина. Ты только кивай головой, а я буду как Аарон при твоих устах.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"