Аннотация: Как мы жили перед самым отъездом. Дефицит был неотъемлемой частью этой жизни!
Дефицит
В 90-х годах, когда по радио и телевидению призывали начать перестройку и уважать друг друга, с прилавков магазинов стали исчезать продукты, а на площадях и скверах деятели "Памяти" и им подобные, доходчиво объясняли прохожим, что во всём виноваты евреи.
Вечером, после работы, мы шли в ближайшую "стекляшку"- большой продовольственный магазин, расположенный в первом этаже жилого дома, или, как его называли, - "хрущёвка".
На улице мороз и открывая дверь, нас встречают клубы тёплого пара с запахом мокрых опилок, которыми постоянно посыпали пол.
В магазине уборщица тётя Фира, пожилая еврейка, в салопе, перепоясанном шерстяным платком, безнадёжно швыряла шваброй опостылевшую ей мешанину, не глядя на покупателей. Грязь и эти люди бесконечно ей надоели. Где же сейчас она? Может быть в модной шляпке ходит вдоль белоснежных пляжей Рио де Жанейро, или бредёт, с тем же безучастным видом, с котомкой по Тель-Авиву или Бер-шеве.
Протянувшись вдоль всего магазина стеклянные стойки, сверкали девственной чистотой. Продавщицы, сбившись в кучку, оживлённо беседовали друг с другом, благо торговать, было нечем. В одном месте лежал колоссальный круг сыра, который почему- то назывался "Советским".
Налюбовавшись пустотой прилавков и тщетно пытаясь привлечь внимание, занятых важным разговором продавщиц, мы перешагиваем через швабру тёти Фиры и волну грязи, которую она в очередной раз бросает нам под ноги, и выходим на улицу.
Свежий воздух. Январь. Ещё нет переменчивой погоды февраля, не пахнет преддверием весны. Всё засыпано снегом, висящим тяжёлыми охапками на ветвях деревьях. Люди идут друг за другом по протоптанным тропинкам, так как шаг в сторону, и ты оказываешься по колено в мягком снегу. Проезжающие машины ещё не окатывают тебя мокро- снежной грязью, которая бывает в феврале- марте. Мы идём и вдыхаем этот наш родной и знакомый воздух, и радуемся, что сейчас придём домой, а там, в холодильнике и за окном, всё есть! Как, собственно, всё есть и в любой ленинградской квартире. Чем меньше было товаров в магазинах, тем больше было их у нас дома. Торговля переместилась из магазинов в учреждения. Так была возрождена, милая сердцу любого коммуниста, начальника, шефа, система распределения. Только тогда я понял понятие "Демократический централизм", которое безуспешно пытался изучать в школе, а затем в институте.
Паёк для учреждения выбивал шеф, а раздавать поручалось вспомогательному персоналу - активистам, секретарям и другим проходимцам. Начальник получал свою пайку из рук своей секретарши и демократически её благодарил. А затем выдача происходила строго в соответствии со сложившейся иерархией чинов и вашего отношения с раздающей. Но круг участвующих в раздаче, контролирующих или просто находящихся в приятельских отношениях, практически охватывал весь состав учреждения, и все были довольны.
Идите скорее в подвал!- услышал я таинственный шёпот. Прибежал. Очередь. Что дают? Никто не знал, так как света в подвале было маловато. На высоком стуле сидит Люда, которую уже несколько раз уличали в мошенничестве. Она всегда при раздаче дефицита. Моя очередь. Она суёт мне два пакетика и требует 25 рублей, которые я безропотно отдаю. Смотреть некогда, в спину нетерпеливо дышит следующий.
Только дома, наконец- то, мы с женой рассмотрели покупку. Это были клещи для раскалывания орехов и щипцы для раздавливания чеснока! Вот ведь повезло, тем более что орехов мы уже давно не видели, а чеснок идёт и так, не давленный.
Мы их даже привезли сюда с собой. Если Вы к нам придёте, то можете ими воспользоваться. Только не испортите! Ведь это дефицит!