Шумский Александр Владиславович : другие произведения.

Обратная перспектива

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Диакон Александр Шумский
   Обратная перспектива
   ("Десятина", N5-6 (38-39) 2000 )
  
   "Единство, -- возвестил оракул наших дней, --
   Быть может спаяно железом лишь и кровью"...
   Но мы попробуем спаять его любовью, --
   а там увидим, что прочней..."
   Ф.И. Тютчев.
  
   В чем заключается ваша главная во­енная тайна? -- безнадежно вопрошал главный буржуин пленного Мальчиша-Кибальчиша в известной сказке А.Гайдара. Этот вопрос на протяжении столетий задавало каждое новое поко­ление людей Запада. Он волнует и нас, ибо и нам наша Тайна лишь приот­крывается, никогда не являя себя во всей полноте. Но на то она и Тайна.
  
   По меткому замечанию современно­го пушкиниста В.Непомнящего, за­падный человек все время пытается раскрыть Тайну до конца, разложить ее на элементы, а русский человек предстает перед Тайной в благоговей­ном созерцании.
   У А. Блока читаем:
  
   "О, Русь моя! Жена моя!
   До боли нам ясен долгий путь..."
  
   О какой ясности говорит поэт? Ко­нечно, не о самонадеянном всезнайст­ве поверхностного образованца-позитивиста, которому всегда все понятно. Нет, речь идет о глубинной сердечной ясности, которая возникает, как боже­ственный дар, в молчаливом, молит­венном предстоянии перед Вечной Тайной. Это та ясность, которая сама является одной из сторон Тайны.
  
   Русских людей часто упрекали и уп­рекают в равнодушии к земному уст­роению и материальному благополу­чию. В этой связи философ Н.Бердяев остроумно заметил, что русскому че­ловеку свойственна безграничная бы­товая свобода. Это естественно, по­скольку, как говорит А. Блок:
  
   "Наш путь -- степной,
   наш путь -- в тоске безбрежной,
   В твоей тоске, о Русь!
   И даже мглы -- ночной
   и зарубежной -- Я не боюсь...".
  
   Неоглядная ширь русской равнины с ее безбрежной тоской мало совмещается с так называемыми удобствами жизни. Зато эти удобства легко совме­щаются, например, с голландскими аккуратными дамбами или швейцар­ским прудиком с лебедями. Но ведь Швейцария, не в обиду будь швейцар­цам сказано, в сравнении с Россией-океаном -- всего лишь лужа.
  
   Недавно мне пришлось беседовать с одним голландским бизнесменом. Он рассказывал, что у них в стране выве­ден особый сорт картофеля -- сажа­ешь картофелину величиной с голуби­ное яйцо и получаешь ведро отборной картошки. У нас такой нет. Но, с дру­гой стороны, космический корабль с потрясающим гагаринским веселым "Поехали!" стартовал из байконурской степи, а не из клумбы с тюльпанами.
  
   Конечно, непременно найдется ка­кой-нибудь так называемый интелли­гент с лицом Егора Тимуровича, кото­рый скажет, что для него важнее гол­ландский корнеплод, чем гагаринская улыбка. Ну что ж, ему можно в таком случае напомнить о незавидной судьбе Мальчиша-Плохиша, которого убега­ющий от красных буржуин выпихнул ногой из своего обоза.
  
   Я, разумеется, не против голланд­ских тюльпанов и швейцарских лебе­дей, являющихся, безусловно, частью Божьего творения. Я всего лишь не могу принять неуемного, настойчивого и богопротив­ного желания небольшой части жителей земли, назы­ваемой Западом, во что бы то ни стало превратить степь в клумбу, а океан в лужу. И я обязан, не испытывая ни к кому личной ненависти, твердо сопротивляться тако­му беззаконию. В этом, на мой взгляд, и заключен главный смысл православ­ного русского сопротивле­ния сегодня.
  
   Русскому равнинному со­знанию свойственно целост­ное восприятие предмета. Западный, перегородочный человек целостно мыслить не может, он весь погружен в детали. Здесь уместно сде­лать небольшое отступле­ние. До революции и в со­ветское время жил и творил великий кораблестроитель, механик, математик, адмирал и акаде­мик Алексей Николаевич Крылов (1863--1945). Личность удивительная и неправедно забытая, как, впрочем, и многие русские гении. Когда А.Н. Крылов находился по заданию Совет­ского правительства за границей, его как известнейшего специалиста и уче­ного англичане пригласили присутст­вовать при спуске на воду нового ги­гантского корабля, который должен был стать гордостью английского фло­та. Алексей Николаевич прибыл в на­значенный срок в порт, посмотрел на корабль и произнес несколько слов, буквально повергших в шок хозяев: "Эта штука плавать не может!" Все ре­шили, что Крылов помрачился рассуд­ком, потом стали смеяться. Но, когда корабль сошел со стапелей, смех сме­нился ужасом. Еще бы! Корабль начал медленно крениться и через считан­ные минуты перевернулся. Казалось бы, парадокс: англичане рассчитали каждую деталь, каждый винтик, но главного не заметили. А русский Крылов один раз взглянул и все понял. Од­ним словом -- "гений, парадоксов друг"
   .
   Так в чем же все-таки заключается тайна русской души? Чтобы хоть отча­сти ответить на этот вопрос, рассмот­рим две, как мне представляется, клю­чевые фигуры средневековья и так на­зываемой эпохи Возрождения. Речь идет о русском святом, преподобном Андрее Рублеве и о великом европей­це Леонардо да Винчи. Возможно, кто-нибудь оспорит мой выбор и, на­верное, можно было бы предложить иные пары. Но я выбрал именно их, потому что не нашел других столь диа­метрально противоположных и всем известных личностей, олицетворяю­щих собой соответственно русский и западный пути в чистом, архетипическом виде.
  
   Начнем с Леонардо. В культуре эпо­хи Возрождения ему нет равных. Это общепризнанный факт. Но мне хотелось бы обратить внимание на следующее: в Леонардо, подобно дереву в се­мени, заключена вся так называемая западная цивилизация. Он предопре­делил последующий характер ее разви­тия больше, чем кто-либо другой. Именно его демоническая личность заслоняет небо западному человеку. Отпечаток леонардовской извращен­ной природы лежит на всех деяниях Запада, на всем его нравственном об­лике. Я не могу согласиться с очень мной уважаемым мыслителем и исто­риком В.Кожиновым, утверждающим, что Запад не лучше и не хуже нас, он, дескать, просто другой. Я же утвер­ждаю, что он хуже нас, потому что у истоков современной западной циви­лизации стоит фигура, которую Ф.М. Достоевский мог бы назвать человекобогом. Известна богоборческая направленность Леонардо. Он, например, хотел все посчитать, всему придать числовое выражение, что сродни чернокнижию и каббалистике. А у истоков великорусской культуры и цивилизации стоит преподобный Андрей Рублев с написанной им бесподобной Божественной Троицей, в Которой мы им лик Богочеловека. Леонардо да Винчи -- олицетворение линейной или прямой перспективы, так называемого прогресса, который по сути являет собой дурную бесконечность, не имеющую никакой цели, кроме ухода все дальше за горизонт, в небытие, в ничто. Западная история -- это торжественное шествие навстречу антихристу. Сильнейший импульс этому движению дал Леонардо, несомненно имевший в себе антихристовы черты. В своих трактатах великий художник говорит о природе как о высшей инстанции, обходя при этом Бога. Зная свои невероятные способности, Леонардо не мог не считать себя сверхчеловеком.
  
   На протяжении веков искусствове­ды, философы, поэты и т.п. пытались и пытаются разгадать тайну улыбки знаменитой леонардовской Джоконды или Моны Лизы. Улыбается она, или нет? Позволю себе и я предложить ги­потезу. Лицо Джоконды -- это как бы лицо Запада. Сначала вы видите при­ятную улыбку и начинаете с доверием приближаться к ее обладателю и, толь­ко уже подойдя совсем близко, вы вдруг с леденящим сердце чувством обнаруживаете, что перед вами вовсе не улыбка, а змеиная бесовская ух­мылка. Сколько раз мы попадались на подобную приманку!
  
   Так было во времена свв. Кирилла и Мефодия в Моравии, так было в Рос­сии во времена благоверного князя Александра Невского и преп. Сергия Радонежского, в 1812 году и в 1941-45 годах, так было на Балканах в послед­ние годы уходящего века, и нет ника­ких оснований надеяться на то, что эта основная тема мировой истории поме­няется в XXI столетии.
  
   Как верно заметил немецкий мыс­литель Освальд Шпенглер, прямая перспектива предполагает такое созна­ние западного человека, при котором все окружающее пространство и наро­ды, его населяющие, мыслятся лишь как объект освоения, объект захвата. Шпенглер даже непосредственно свя­зывал прямую перспективу в живопи­си с появлением артиллерии и разви­тием баллистики. Безграничное рас­ширение прямой перспективы, расши­рение любой ценой, ни на секунду не останавливаемое, -- вот лейтмотив взаимоотношений Запада с остальным миром. Западоиды (термин А.3иновьева) по-другому просто не могут. Это их родимое пятно, проклятие манящего за спиной Моны Лизы пространства.
  
   Запад напоминает акулу, которая, если не плавает и не ест беспрерывно, то тут же тонет и погибает, поскольку не имеет воздушного пузыря. Чтобы существовать, ей нужно постоянно двигаться и пожирать все, что встречается на ее пути. Не случайно немец­кие асы времен Второй мировой вой­ны на фюзеляжах самолетов нередко изображали акулу. Впрочем, это отно­сится и к английским, и к американ­ским летчикам. Так что ходячее выра­жение времен "холодной войны" "аку­лы империализма" имеет весьма глу­бокий смысл. Акула -- древнейший океанический архетип Запада, которо­му может противостоять только рус­ский материковый архетип матери-сырой земли. Очевидно, что акула на су­ше жить не сможет.
  
   Но перейдем от ихтиологии к фило­софии. И здесь уместно обратиться к выдающемуся русскому филологу и мыслителю М.М. Бахтину. Характеризуя различные теории в эстетике, он приходит к следующему выводу: "...Гносеологическое сознание не мо­жет иметь вне себя другого сознания... Всякое единство есть его единство, оно не может допустить рядом с собой иного, независимого от него единства (единства природы, единства другого сознания), суверенного единства, про­тивостоящего ему со своею, им не оп­ределенною судьбою..." Это, по сути, очень точное определение духа запад­ной культуры, которая признает толь­ко монолог. Диалог, предполагающий признание за иной культурой такой же ценности, ей неведом.
  
   Развивая эту мысль, М.М. Бахтин пишет: "Эта вера в самодостаточность одного сознания во всех сферах идеологической жизни не есть теория, соз­данная тем или иным мыслителем, нет -- это глубокая структурная особен­ность идеологического творчества но­вого времени, определяющая все его внешние и внутренние формы..." Здесь стоит обратить вни­мание на слова "структур­ная особенность". Они оз­начают, что речь идет о са­мой природе явления, а не о его вторичном внешнем признаке.
  
   Кто-то, может быть, воз­разит и скажет: а какое все это отношение имеет к ре­альной жизни, к политике, например? Ведь действи­тельно, на первый взгляд, М.М. Бахтин рассуждает лишь об искусстве и эсте­тике, не сопряженных, ка­залось бы, непосредствен­но с такими феноменами жизни, как взаимоотноше­ния народов, государств и т.п. Но это только на пер­вый взгляд. При углублен­ном размышлении начина­ешь вдруг ясно видеть, что между монологизмом западной культуры и, на­пример, ковровыми бомбежками Сер­бии самая прямая связь. Надо же при­мерно наказать нерадивого ученика, который не желает внимать монологу мудрого учителя! Монологизм запад­ной культуры обусловлен линейной или прямой перспективой сознания западного человека. Монологизму неведомы нравственная рефлексия, тер­зания совести, неуверенность в своих силах или просто глубокое размышле­ние, ибо все перечисленное предпола­гает отказ от монолога и переход к ди­алогу с другим, который совсем не ху­же, а может быть, даже и лучше тебя.
  
   Монологическое сознание все уст­ремлено только по направлению перед собой, оно не может оглядываться, углубляться в себя или смотреть в небо, ввысь. Нет, оно имеет право смотреть только на линию горизонта, и горе тому, кто посмеет засло­нить этот взгляд или при­остановить движение к этой линии. Когда гетевский Фауст восклицает: "Остановись мгновенье, ты прекрасно", он тут же погибает. Роковая ошиб­ка Фауста именно в том и состоит, что он остано­вился. О таком финале его "честно" предупреж­дал Мефистофель. В этом собственно суть их дого­вора. Кстати, Гете здесь нам еще раз напоминает, кто толкает человека за линию горизонта и кто его за этой линией ждет.
  
   Обратная и прямая (ли­нейная) перспектива -- понятия, относящиеся не только к сфере живописи. Уже отец Павел Флорен­ский более широко рас­сматривал обратную пер­спективу, включая сюда богословие и науку. Мно­го занимался данной про­блемой академик Раушенбах. Мне представляется очевидным, что обратная и прямая перспектива есть различные типы миропо­нимания и мироощуще­ния вообще. Они являют­ся фундаментальными принципами мировоззре­ния и идеологии. Конеч­но, каждый конкретный человек не задумывается, к какой перспективе он имеет отношение. Более того, в жизни каждого отдельного человека все это может достаточно сложно и тонко пере­плетаться, как, например, у того же Фа­уста или булгаковского профессора Преображенского. Но я говорю об об­ратной и прямой перспективах приме­нительно прежде всего к душам наро­дов, а не отдельным личностям. Душа отдельного человека не тождественна душе народа, хотя последняя зачастую ярко себя проявляет в жизни и поступ­ках конкретных людей.
  
   Военная журналистка Елена Ржев­ская в своей книге "Февраль -- кри­вые дороги" рассказывает о том, как в 1942 году ей довелось быть переводчи­цей при допросах пленного обер-лейтенанта Тиля. Однажды, когда немец ел между допросами, русская старуха, в избе которой все это происходило и которая отдала ему свою последнюю миску каши, вдруг заплакала, глядя на пленного. Далее между автором и ста­рухой происходит следующий диалог.
   -- С чего вы? Тетенька, вот плачете, вы немца пожалели и испугали на­смерть (немец подумал, что его хотят расстрелять -- А.Ш.).
   Старуха всхлипнула, вы­сморкалась в конец головно­го платка.
   -- Не его, не-ет. Мне его мать жалко. Она его родила, выхаживала, вырастила тако­го королевича, в свет отправила. Людям и себе на муче­ние...
   Через некоторое время пе­реводчица спрашивает обер-лейтенанта:
   -- Вот у вас на пряжке вы­бито: "С нами Бог".
   -- Да-да. Так принято в вермахте.
   -- Но ведь Гитлер назвал христианское учение бесхре­бетным, непригодным для немцев.
   -- Ну, это традиция. Де­виз, если хотите...
   -- Уж если с кем Бог, так это, знаете с кем? С той старухой-хозяйкой, что пожалела вас или вашу мать, уж не знаю кого.
  -- О, старая матка! - с чувством сказал он, едва дав мне договорить. - Это так удивительно... Русская душа...
  
   Елена Ржевская, назвав имя немца, не зафиксировала имени старухи. Это очень показательно и не случайно, по­тому что устами пожилой русской женщины говорил весь русский народ, что тут же почувствовал немец.
  
   Вот так одна слеза безымянной рус­ской женщины, одно ее кроткое, ти­хое, растворенное любовью слово вмиг рассеяли "ночную и зарубежную мглу" (вспомним А.Блока) обер-лейтенанта Тиля.
  
   Впрочем, немец внешне, по крайней мере, быстро овладел собой. Елена Ржевская продолжает: "Мне-то каза­лось, в нем что-то сдвинулось. Нет, все при нем -- незыблемый пласт стройных, крепко связанных между собой понятий. Не отягощенный сом­нениями, он всякий раз определенно знает, как ему быть".
  
   Эта сцена по глубинному нравствен­ному смыслу удивительно, на мой взгляд, сопрягается с одной из вершин мировой литературы, главой из романа Ф.М. Достоевского "Братья Карамазо­вы", названной автором "Великий ин­квизитор". Великий инквизитор отвер­гает Богочеловека Иисуса Христа и фа­ктически поклоняется врагу рода чело­веческого, предлагая людям все то, что не принял Иисус Христос, искушае­мый в пустыне дьяволом. Великий ин­квизитор хочет отнять у людей свободу и загнать их в пустыню прямой перспе­ктивы, где можно двигаться только по одной горизонтальной линии -- туда, где царит, по словам К.Леонтьева, "вторичное смесительное упрощение". И вот, когда он уже почти добился сво­его, вдруг приходит Спаситель мира Господь Иисус Христос, т.е. Тот, к Ко­му обращена обратная перспектива преображенной человеческой души. Старый инквизитор напуган, растерян, в безумии даже объявляет о том, что сожжет на костре Воплощенную Исти­ну. И что же?
  
   Предоставим слово Достоевскому:
  
   "...Но Он (т.е. Иисус Христос -- А.Ш.) вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бес­кровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах его губ; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: "Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда!"
  
   Пленник уходит.
  
   -- А старик?
   -- Поцелуй горит на его сердце, но старик остается в прежней идее..."
  
   Как здесь не вспомнить тютчевские строки, вынесенные в эпиграф. Чита­тель, подними глаза и перечитай их. Они явились ответом на одно из заяв­лений Бисмарка, иронически назван­ного в стихотворении "оракулом на­ших дней". И у Достоевского, и у Еле­ны Ржевской мы видим как бы очную встречу двух перспектив -- прямой, сущность которой исчерпывается сло­вами "железо" и "кровь", и обратной, сущность которой лучше всего может быть выражена словом "Любовь". Вот то самое, последнее спасительное сло­во, которое призвана сказать миру Россия! Вот та самая спасающая мир Красота!
  
   В связи со сказанным, возникает в памяти еще одна история из мира ис­кусства. Недавно в Россию приезжал известнейший немецкий театральный режиссер Питер Штайн. Он набирал труппу из русских актеров для постановки одной из шекспировских пьес. Когда его спросили, почему он не на­бирает труппу на Западе, Штайн дал поразительный ответ. "На Западе, -- сказал корифей театрального искусства, -- люди разучились страдать, а у русских этот дар еще не утрачен".
  
   Жизнь по закону пря­мой перспективы делает человека плоским, одно­мерным и, говоря слова­ми М.М. Бахтина, завер­шенным. У М.М. Бахти­на читаем: "Своею завер­шенностью и завершен­ностью события жить нельзя, нельзя поступать; чтобы жить, надо быть незавершенным, откры­тым для себя... надо цен­ностно еще предстоять самому себе, не совпа­дать со своею налично­стью". Запад завершен, в этом его трагедия, смер­тельная болезнь. У Запа­да нет ценностного предстояния самому себе, он совпал со своей налично­стью. Все! Круг замкнул­ся, наступил духовный паралич.
  
   Конечно, на Западе были и есть аристократы духа, такие как Вальтер Шубарт, Хемингуэй, Эл­лиот, Честертон, Шарль де Голль.., не принимающие закона прямой перспе­ктивы. Но их, увы, слишком мало. Можно лишь посочувствовать этим одиноким скитальцам.
  
   Нынешнее состояние Запада очень опасно для остального мира, особенно для России. Да, к поступку, к творче­скому созидательному прорыву западнизм уже не способен, но он пытается создать антимир или антисистему, имитирующую жизнь.
  
   В последнее время в массовой куль­туре Европы и США появилось мно­жество произведений, в которых геро­ями являются либо ожившие трупы, либо различные насекомые чудовища, вселяющиеся в тела людей и захватывающие мир. Конечно, такую антиси­стему в полной мере создать не удаст­ся, но сама попытка ее создания при­ведет к огромным жертвам.
  
   У обратной перспективы совершен­но иные законы. Человек, живущий по ним, глядит не только вперед, но одновременно устремляет свой взгляд в глубину, т.е. внутрь себя и ввысь. И тогда ему открывается то, что может быть выражено строками современно­го поэта Александра Сорокина:
  
   "...Все не так, как это раньше было!
   И былой уверенности нет:
   Впереди не смерть и не могила --
   Только яркий нестерпимый свет...".
  
   Это совсем иное состояние духа, при котором человек способен ценностно предстоять самому себе, способен поступать и творить. В обратной перспек­тиве нет завершенности, в ней человек открыт для вечности. Суть прямой пер­спективы -- дурная бесконечность сме­няющих друг друга и уходящих в ничто горизонтов. Суть обратной перспективы -- вечность, в которой человек пред­стоит перед Божественной Троицей.
  
   Россия, несмотря на все нестрое­ния, беды, невероятные потери, по­стигшие ее за всю историю, жила, жи­вет и будет жить по закону обратной перспективы. Именно по этой причи­не у нас ничего не может получиться на пути так называемых либеральных реформ. Как очень точно заметил В.Кожинов: "У русского человека век­тор интересов направлен совсем ина­че. Ему важнее не осуществление лич­ных интересов, а некий смысл жизни, которому можно подчинить все, в том числе и саму жизнь, то есть он, рус­ский человек, внеположен сам себе, и его отношение к миру в основе своей -- сугубо религиозное, соборное".
  
   Наш выдающийся православный богослов и подвижник благочестия священномученик архиепископ Илла­рион Троицкий писал в 1914 году: "...русская совесть имеет свой идеал, существенно отличный от европейско­го идола прогресса... Жизненный иде­ал славянства есть религиозный идеал православия. Но в чем религиозный идеал православия? Идеал правосла­вия есть не прогресс, но преображе­ние". Эти замечательные слова влады­ки Иллариона позволяют нам еще глубже понять смысл названия данной статьи.
  
   "Колесница прогресса, -- продол­жает владыка Илларион, -- едет по трупам и оставляет позади себя крова­вый след... (вспомним слова Бисмарка о железе и крови -- А.Ш.). Разворачи­вающаяся перед нами великая борьба народов есть борьба двух идеалов: про­гресс хочет уничтожить преображение, забывая слово Христа о том, что врата ада не одолеют истины". Преображаю­щая Любовь -- вот Святая Святых об­ратной перспективы христианской ду­ши!
  
   Почему все-таки Запад выбрал путь, указанный Леонардо? Была ли у Запа­да альтернатива? Несомненно, была. В начале так называемой эпохи Возрож­дения мы встречаем явления, которые могли бы в случае их развития дать иное направление всей западной ци­вилизации. Здесь нет возможности подробно исследовать этот вопрос, поэтому ограничимся одним примером. Речь идет о великом художнике Джот­то и его потрясающих фресках, так на­поминающих нашу православную ико­нопись.
  
   В живописи Джотто совсем не леонардовский дух. Но Запад все же выби­рает человекобожеский путь Леонардо. Да и сам Джотто не смог удержаться на высоте своего призвания и в конце жизни сказочно разбогател, по одной из версий, занимаясь ростовщичеством. Есть все-таки какая-то изначальная порча западной души. Ведь трудно себе представить, чтобы преп. Андрей Руб­лев, творитель высочайшего монаше­ского делания -- умной молитвы, вдруг на старости лет сделался бы "бизнесме­ном"...
  
   Снова перед мысленным взором возникают две пары -- Леонардо да Винчи с его Джокондой и преп. Анд­рей Рублев с Божественной Троицей. И невольно вспоминаются слова заме­чательного русского художника и мыс­лителя Ефима Честнякова: "Покажи миру свои грезы, и по ним ты займешь свое место". Да, у России и Запада со­всем разные грезы.
  
   Кого же изобразил великий Леонар­до? Уж не того ли, кто в последние дни придет смущать вселенную? Инте­ресно здесь заметить, что когда чело­век попадает в Лувр, то на каждом ша­гу его сопровождают стрелки, указыва­ющие путь к леонардовскому шедевру. Все остальные произведения искусства Лувра как бы только оформляют эту "картину картин".
  
   Моими суждениями, наверное, воз­мутятся искусствоведы, да и не только они. Скажут, вероятно, как вы можете в столь прекрасном лице видеть личи­ну антихриста? Отвечу так: антихрист не может быть похож на персонажа фильма ужасов, на какого-нибудь Фредди Крюгера в хоккейном шлеме и с опасными бритвами вместо пальцев. Он придет обольщать мир и будет об­ладать таким обаянием, что содрогнут­ся даже избранные. Но я убежден, что никогда никому, в том числе и послед­нему планетарному бунтовщику, не удастся заставить Россию изменить своему великому призванию -- быть удерживающей мировое зло.
  
   "Ах, если бы лица кто взглядом окинул,
   В них все проявилось от горя.
   Последний матрос Севастополь покинул,
   Уходит он, с волнами споря.
  
   А красное небо так больно сияет,
   Оно собирает всю силу.
   И нас это небо в себя помещает
   И братскую эту могилу.
  
   А вечный огонь над землею мерцает
   И голосом, сверху идущим,
   Матросскую песню поет и вещает
   Победу в былом и грядущем".
   (Сергей Попов)
  
   Воскликнем же в дни Святой Пасхи вместе со святителем Иоанном Злато­устом:
  
   Где твое, смерть, жало?!
   Где твоя, ад, победа?!
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"