Эта история произошла в самые последние годы социализма, и в самом начале горбачёвской перестройки.
Анастасия Васильевна вышла из дому. День был прекрасный, не по-зимнему ярко светило солнце, звёздочками искрился снег и иней на деќревьях. Чувствовался лёгкий морозец.
"Скоро новый год", - подумала она и с этой радостной мыслью направилась в магазин.
Не так давно деревня Васильки была больќшая и весёлая. Но время брало своё. Деревня, как и люди, стала стареть. Молодёжь оставалась редко.
Анастасия шла по центральной. Справа парал-лельно тянулась такая же прямая длинная улица. Их разделял пруд и соединяла большая плотина, рядом с которой стоял новый, беленький магазин. Дальше был центр, а влево, в конце деревни, как аппендицит, небольшая, но широкая улица Маќлиновка. Там жила кума Татьяна Викторовна. "Надо бы позвать на Новый год, - подумала Анастасия, - тоже ведь на пенсии, скучно зимой, особо ежели дети не приедут". Миновала сельќсовет, в котором сейчас находилась библиотека. "Вот где, - думала она, - хорошенькое место. И кто сейчас только ходит туда, недаром Галь-ка-библиотекарша раздалась, как на дрожжах. Если так дальше пойдет, то меня перещеголяет". И самодовольно осмотрела себя. Была она женќщина полная, но шустрая, чернявая, в свое время красавица. При колхозе работала кладовщиком, а когда вышла на пенсию, в летнее время заведоќвала садом. Знала, где себя применить с пользой для дела, да чтоб и себя не обидеть.
Румяная, как бурак, она ввалилась в магазин и затараторила:
- А что это, Лидочка, у тебя сегодня никого нет?
Лидия Ионовна, женщина под стать Васиќльевне, но моложе, за словом в карман никогда не полезет и палец в рот не клади, с ехидцей поќсмотрела, потянулась на стуле...
- А ты что же, не покупатель?
Делать было нечего. Народ после обеденного перерыва ещё не подошел. И потянулся заковыќристый женский разговор.
И тут Анастасия увидела сапоги. Они стояли на прилавке чуть поодаль. Коричневые, с проќстроченной голяшкой, на сплошной белой платќформе. Пушистый белый мех внутри так и маќнил. Анастасия вертела их так и этак:
- Ой, Лидочка, сколько стоят?
- Таким сапогам цены нет, для тебя стаќралась, выбирала, везла, - и, засунув руку во внутрь сапога, Ионовна приговаривала, - ах, какие мягкие да теплые, рука прямо так и тает.
- Лидочка, я возьму правый сапог, дома ещё хорошенько померяю и сразу же деньги принеќсу...
Татьяна Викторовна, смуглая, худощавая женщина, двигалась со стороны Малиновки. Прошла контору - старую маслобойку с резќным парадным входом, где она проработала всю жизнь счетоводом, клуб - бывшую церковь с огромными тополями и аллеями из акации, соќвсем новую школу с памятником в саду, где раньќше была восьмилетка, а сейчас одна учительница учит три класса. По деревне не было видно ни одной живой души, кроме собак, да и те не лаќяли. "Вот ведь знают всех своих. Совсем мало народу осталось, почитай, одни пенсионерки. А ведь какая деревня была! На отсевки и отжинки собирались все: и стар, и мал. Как весело, дружќно было! А сейчас дочь Люба фельдшером раќботает, девка на выданье, а жениха нет. Раньше разве так бы засиделась?.. На расхват!"
Взяв в магазине всё необходимое, Викторовќна остановила свой взгляд на сапоге, одиноко стоящем в стороне.
- А это что за сирота? - спросила она. - Доставай, Лида, второй из-под прилавка.
- Да, Таня, - встряла вездесущая Муська, все время торчащая здесь, - в пору на твою Лю- башу.
Конец года, план горит, и Ионовна, подумав, ответила:
- Забирай, а то Настя уж второй день, как ни денег, ни сапога, видать, не подошел.
К куме Викторовна не пошла. ЕЩё чего, я деньги заплатила, сапоги мои, - рассуждала она.
- Вот будет Люба рада, а то в войлочных ходит, может, поэтому и не глянется. Оно ведь как сейќчас - и пень наряди, так он красивым будет".
И здесь нашла коса на камень, сарафанное радио тотчас донесло до Анастасии, что второй сапог забрала кума.
- Да что же это такое? - выговаривала она.
- Я первая взяла, вот н весь сказ, - и ударила полной ладошкой по прилавку, на котором остаќлись лежать семьдесят пять рублей.
Ионовна не сдавалась:
- Ты б ещё неделю несла деньги. Мне отчи-тываться надо.
- Не могла я их сразу взять, понимаешь ты, не могла. Мой Степан запил, не хотела выдавать заначку.
- Да что же он у тебя, когда пьет, так и на улицу не выходит?
- Ты ведь знаешь, недаром ему и прозвище дали "Хвост".
...Татьяна Викторовна поехала прямо в цен-тральную, к председателю рабкоопа.
Заочно окончив кооперативный техникум, председателем работал свой деревенский парень. Вырастила его бабка. После окончания восьми классов Генка пошел в СПТУ, но не нашел себе применения возле механизмов. Не лежала душа. Работал киномехаником. Когда стал принимать магазин, все говорили: "Куда идет, добровольно сует голову в петлю". Но на удивление многим, работал хорошо. Парень он был видный и за прилавком смотрелся. Стали его звать не иначе как Константинычем.
А сейчас Викторовна зашла в кабинет н обќратилась к Геннадию Константиновичу со своей бедой.
"Да, - понял он, - здесь не до смеха, каша заварилась скандальная и его рабкооп, благодаќря зтим кумушкам и горе-продавцу, может проќславиться на весь район". Успокоив Викторовну, пообещал завтра же приехать и разобраться во всём на месте.
...В сторону Васильков катил рабкооповский грузовик с красной полосой по бортам. Вдоль дороги проплывали заснеженные поля п околки. Иногда по сторонам были видны следы, но лесќная живность на глаза попадалась редко.
Миновали грань и поднимались в пологую гору, поперёк которой проходила высоковольтќная линия. Сколько раз приходилось проезжать и проходить пешком по этой дороге. И каждый раз, спускаясь с последней горы, когда перед взором открывалась родная деревня, сердце щеќмило, наплывали воспоминания. "Но сейчас всё по боку, - думал Геннадий Константинович, - не надо приятных воспоминаний. Что же делать, как их примирить?" Голова кругом, но ничего путнего на ум не шло. "Да, - ухмыльнулся он,
- приедет барин - рассудит! Но как, как рассуќдить?"
Пересекли первую улицу и повернули на цен-тральную. И здесь он понял, как надо поступить.
Анастасия, увидя в окно рабкооповскую маќшину, оделась и побежала. Вскоре пришла Татьяќна. Толкались и любопытные. Стали восстанавќливать истину. С трех сторон только и сыпалось: "Геночка, Геннадий Константинович, Констанќтинович". Абсолютно ничего нельзя было разоќбрать. "Вот уж, действительно, бабий базар",
- подумал Константинович, отступая немного в сторону. Кумушки "накалились" до предела.
- Иш-иш как, - кричала Анастасия, - по-смотрите на неё! Почернела от злости, не смоќтри, что худая, проглотит и не подавится.
- Довольно, - начальствующим тоном проќизнес Константинович и двинулся в центр раскаќлённого треугольника, - даю вам пять минут, и чтоб каждая принесла свой сапог.
"Что же это он затеял", - думала каждая, неся сапог, внутри надеясь, что скоро заполучит и второй.
Предварительно взяв сапоги в свои руки, Константиныч заключил:
- Сапоги я у вас, женщины дорогие, конфисќкую. Ионовна, выдай им деньги обратно.
Все притихли, а Константиныч продолжал:
- Эту пару увезу на склад, а когда достану вторую, лично привезу и вручу вам.
У всех как-то сразу стало на душе легче.
Константиныч ехал обратно. Настроение было приподнятое, на коленях лежала коробка с сапогами.
Сгущались сумерки, медленно пошёл пушиќстый снег. Наступала новогодняя ночь.