Аннотация: Сказка это или не сказка? Не знаю даже что и ответить. Стою и плечами пожимаю и глупо улыбаюсь. Ей-Богу, не знаю. Да что гадать - читай, и все тут. Тебе и решать. А как по мне, это истории про самых обыкновенных существ, только очень симпатичных.
ЦАРЕВНА-ЁЖИК И ШУРОВ
Сказка это или не сказка? Не знаю даже что и ответить. Стою и плечами пожимаю и глупо улыбаюсь. Ей-Богу, не знаю. Да что гадать - читай, и все тут. Тебе и решать. А как по мне, это истории про самых обыкновенных существ, только очень симпатичных.
ЗНАКОМСТВО
Первая из двух существ - Царевна-Ёжик. Просто нормальная царевна из Ёжикиного Королевства. Только очень красивая. А второе существо - дядечка, который умеет летать. Но не так как Карлссон - с помощью жужжального моторчика, а как сова или ворона, например, - с помощью пары отличных крыльев.
Звать этого дядечку - Шуров. Он небольшой. Одет скромно. Нос комковатый и смешной. За спиной - пара черных расчесанных пушистых крыльев. Питается картошкой. Все время хочет зачем-то похудеть, как кинозвезда. Любит кошек и собак. И черепах. И слонов. Ну и прочих пернато-парнокопытно-лапых. А Царевна-Ёжик для него - лучший друг, каких мало.
Первый раз он Царевну-Ёжик увидел ночью. Тогда луна, круглая как сковородка, сияла на небе. Да так ярко, как будто ее две деревни неделю от жира отскребали. И так вокруг все видно было, как днем прямо.
И тут Шуров увидел Царевну. Она шла себе по тропинке домой, в свое Королевство. Тихонько иголками пощелкивала да шуршала туфельками в траве. И Шуров в нее просто сразу влюбился - во все ее разноцветные иголочки, увитые ленточками и конфетюхами. И захотел ее поймать и приручить. Замахал ловко так крыльями, подлетел к Царевне и говорит:
-Вот у меня, например, нет друга, а у Вас?
И еще:
-Не правда ли, какая удивительная луна сегодня на небе, побольше, чем сто ящиков с апельсинами будет!
Другая бы на месте Царевны кувыркнулась от неожиданности и от испуга в обморок упала. А Царевна-Ёжик на Шурова посмотрела - руки в боки - и только сказала так небрежненько:
-Вы что, летающий мужчина, с луны свалились?
Она ведь не знала, что Шуров и в самом деле свалился с луны. Но это отдельная история. Не сейчас.
Вот так они и познакомились.
Шуров Царевну посадил на шею с ее величайшего согласия и полетал с ней немного среди елок. А потом проводил ее домой, прямо ко дворцу, где в золотых сюртуках важно стояли придворные доги. А может это Шуров уже потом про догов придумал, для важности.
Возле самого дворца Царевна-Ёжик Шурову сказала:
-Только чур не смотреть, куда я пойду. Это пока секрет.
Шуров честно отвернулся и даже глаза закрыл. Лопухами, чтоб понадежней. И обратно полетел с закрытыми глазами и счастливый. Ну и, конечно, сразу в березу врезался, чуть крылья не поломались.
Стал он после этого к Царевне прилетать каждый день и прогуливаться с ней туда-сюда. И только через два месяца Царевна-Ёжик призналась, что она настоящая Царевна. Хоть и колючая, хоть и маленькая. И Шуров сначала огорчился страшно, улетел за тридевять земель, упал возле озера на теплый камень и проплакал три дня. Даже думал утопиться. Но потом плакать ему надоело, солнышко пригрело, коты пришли ему об штаны тереться, - и он оттаял. И вернулся повеселевший. А Царевна-Ёжик сидит во дворе возле бочки, ест огурец и грустит.
Шуров подлетел, хотел покрасивее приземлиться, как кавалер и верный товарищ, но зацепился ногой за забор и свалился прямо в лужу, прямо своим комковатым носом в самую грязючку. И букет ромашек туда же уронил.
А Царевна-Ёжик давай хохотать. Тогда Шуров не стал обижаться, а тоже засмеялся.
С тех пор они про это не вспоминали: про царство и про то, что Царевна-Ёжик настоящее ваше величество, а Шуров - простой летающий дядечка и как бы Царевне не ровня.
Стали они крепко дружить и разговаривать про все на свете. Даже про селедку. Хотя ежики селедку не едят. А тем более царевны.
ПЛЕМЯННИК КУЗЯ
Однажды к Царевне-Ёжик в гости пришел племянник ежонок Кузя. Царевна-Ёжик взяла его за маленькую ручку и сказала:
-Кузя, ты умеешь землянику в траве отыскивать?
-Не-а, не умею, тетя Царевна.
-Ну, пошли, я тебя научу. Видишь, я беру листик, отгинаю, а там...
-Земляника, - сказал Кузя, - классно! А теперь давай я.
Ежонок отогнул листик, но там земляники не было.
-Погоди, - сказала Царевна-Ёжик, - это не земляничный листик. Видишь, он без зубчиков. Отгинай вот этот.
Кузя отогнул второй, но и там не было земляники, потом третий - и там пусто.
-Тетя Царевна-Ёжик, - сказал расстроенный племянник, - я не умею искать землянику.
-А клубнику?
-И клубнику не умею.
-А смородину?
-И смородину. Я вообще ягоды не умею находить, - совсем грустным голосом сказал ежонок.
-А что ты умеешь находить?
-Я, тетя, умею находить золотые цепочки и денежки с орлами.
Царевна-Ёжик засмеялась и отвела Кузю к Шурову. И Шуров целый день катал ежонка над деревьями, чтоб тот не расстраивался. А потом они вместе ели зеленый борщ. Только Кузя не доел, а Шуров съел две тарелки.
А вечером, когда солнце садилось за гору, Царевна-Ёжик повела Кузю домой. И по дороге ежонок нашел в траве хрустальную пуговку от халата, которую Царевна-Ёжик уже две недели как потеряла. А Шуров сказал Кузе:
-Молодец. Когда будешь гулять, смотри внимательно, вдруг найдешь мою электробритву!
ПРОГУЛКИ ПЕШКОМ
Раньше Шуров не любил ходить пешком. А Царевна-Ёжик за это его частенько поругивала. Ну не так, чтобы ты такой-сякой, но все-таки. Вот они гуляют в горах, Царевна-Ёжик весело по тропинке шагает, а Шуров сзади плетется и бурчит что-то себе под нос, то есть, в верхнюю губу. Они даже ссорились из-за этого. И долго это дело продолжалось. Сначала Шуров тележки всякие придумывал. С колесиками. Лишь бы не пешком. Лошадей всяких приручал, коз мохнатеньких, коров саблерогих. Потом вообще изобретателем заделался - геликоптеры деревянные стал придумывать. Штук девять начертил. За ними - вечные двигатели и автомобили на морковном соке. Даже прыгающий паровоз сочинил.
А потом Шурову ходить пешком так вдруг понравилось - сплошное удовольствие. И Царевна-Ёжик за это на него нарадоваться не могла. Краснела и охала от удовольствия. А Шуров все свои изобретения в библиотеку отправил. Имени профессора Птичкина-Быстроклюева. На вечное хранение. С пользой для человечества, марсианчества и сатурничества. Если там, конечно, живые существа хоть какие-нибудь проживают. Котлеты едят, например, и всякие-разные салаты с грибами.
-Вот видишь, - говорила она, - а ты пешком гулять не любил, слон ты просто и бронзовая муха! Царевна Ёжик при этом смешные рожи корчила и языки всякие белые показывала наружу.
Но Шуров вовсе даже и не обижался. А только слюнку сглатывал и улыбался ртом и щеками. Как енот прямо.
-Это я раньше не любил, а потом раз - и полюбил, оп-ца-дрип-ца-трам-пам-пам - отвечал, пританцовывая ногами, Шуров и весело хрустел при этом башмаками по диким цветным камушкам, которые валялись там и сям по пригоркам и никак приручаться людям не хотели.
Шуров даже летать разучился из-за этого пешедрала. Но потом опять вдруг вспомнил. Вспомнил - и научился снова. Через некоторое время. И сам себе при этом восхищенно удивлялся.
А то как же, Шуров - и вдруг не летает.
РУЧНОЙ ПУЛЕМЕТ
У Царевны-Ёжик был ручной пулемет. Она его в лесу нашла и приручила. Пулемет был веселый и никуда не стрелял. Шуров дал ему прозвище "Никуда, понимаешь, Нестреляйка". Но потом прозвище сократили, и пулемет стал просто себе "Нестреляйкой".
Пулемет ужасно к ним привязался и ни в какую не хотел дома один оставаться. Даже плакал.
Шуров и Царевна-Ёжик идут, например, гулять или в магазин за хлебом и кефиром, а пулемет рядом бежит, как хвостик.
Но однажды их встретил местный участковый милиционер по фамилии Тигров и строго предупредил:
-Граждане, нельзя пулеметам по улице просто так бегать, как собаки с крысами. Не положено.
А когда Шуров милиционеру свой паспорт показал, милиционер сразу Шурова зауважал, и даже честь отдал, но про пулемет все равно предупредил. Нельзя, мол, всяое такое.
Тогда Царевна-Ёжик отвела пулемет в краеведческий музей. Там у нее работала знакомая экскурсоводша Муравьева. Красивая и небывалая. Экскурсоводша согласилась устроить Нестреляйку в музее, выдала ему глубокий ящик и протерла красной замшевой бархоткой.
Шуров с Царевной-Ёжик быстренько ушли, чтобы Нестреляйка к ним привыкнуть не успел, а пулемет долго плакал и строчил стихи в тетрадку. Печальные такие. Про измену и любовь. И про партизан. А потом привык к музею и только вздыхал внутри каким-то разболтавшимся колесиком в своем железном механизме.
А Шуров с Царевной-Ёжик к пулемету в гости приходили. Каждый день. Стали даже рекордсменами города по посещению краеведческого музея. А когда шли в музей, то милиционер Тигров сразу им честь отдавал. Старательно так: всей ладошкой, всеми своими тридцатью толстыми пальцами.
ПАЧКА
Царевна-Ёжик мечтала стать балериной и очень сильно тренировалась. Стояла перед зеркалом и крутилась на одной ноге. Как сумасшедшая. В балете это называется фуэтэ, а Шуров, конечно же, все опять перепутал и называл эти выкрутасы "футы-нуты". Но Царевна-Ёжик на него не обижалась. Она все очень сосредоточенно делала. А когда танец был готов, она попросила Шурова слетать в магазин и купить ей пачку.
Пачка - это такое специальное балеринское платье, чтобы танцевать танец маленьких лебедей и маленьких ежиков. Шуров полетел в магазин и попросил дать ему пачку. А чего пачку - не мог вспомнить и на всякий случай купил пачку печенья, пачку вафель и пачку пельменей.
Прилетел и сказал:
-Вот, Царевна-Ёжик, я целых три пачки купил, выбирай.
Царевна-Ёжик долго смеялась и кружилась перед зеркалом то с пачкой печенья, то с пачкой вафель, то с пачкой пельменей - по очереди - и говорила, что теперь она всегда будет танцевать танец маленьких ежиков с пачкой маленьких пельменей в руках.
ЛИЦО МУРАВЬЕВОЙ
Во вторник Царевна-Ёжик и Шуров слетали на базар, а потом пешком пошли проведать Нестреляйку. По дороге им попалась экскурсоводша Муравьева. Она была чем-то взволнована. Да так сильно, что Царевна-Ёжик сказала, что на Муравьевой лица нет. Но Шуров видел, что лицо на Муравьевой было, только оно было красное и напряженное. Как бицепс у штангиста, когда тот тяжелую штангу поднимает.
-Ты штангу сегодня не поднимала? - спросил Шуров Муравьеву, но та только махнула рукой и дальше побежала.
-По-моему, Муравьева решила спортом заниматься, - сказал Шуров и добавил, - Царевна-Ёжик, давай ее догоним и спросим, что случилось.
-Давай, - сказала Царевна-Ёжик.
И Шуров, усадив Царевну-Ёжик на шею, помчался на своих пушистых крыльях за экскурсоводшей.
Муравьева бежала быстро и уже успела добежать до желтого милицейского крыльца, где на ступеньке сидел Тигров, чистил пряжку ремня и напевал веселую милицейскую песенку про погоню за бандитами.
Шуров прицелился и приземлился точно между Муравьевой и участковым, но физику Шуров знал плохо и не учел силу инерции. К тому же экскурсоводша не успела затормозить и со всего размаху врезалась в Шурова, и они вместе c Царевной-Ёжик покатились на Тигрова. Инерция - это такая штука, что как бы ты ни тормозил всеми руками и ногами, тебя все равно еще немного протащит и обязательно обо что-нибудь стукнет. Об милиционера, например.
Тигров как раз очень мирно и ласково пел строчку про "достал пистолет и сказал "Руки вверх", а банда никак не сдавалась", когда в него врезалась кувыркатая троица, смяла его, скомкала, как бумажку, и, словно горох, рассыпалась по всему крыльцу.
-Как можно, граждане, гражданки и животные, так нарушать скорость? - спросил Тигров через минуту, потирая обеими руками ушибленные места, - в чем дело?
-Вот и мы хотели это узнать, - сказали хором Шуров и Царевна-Ёжик, и посмотрели на Муравьеву с выражением. И Тигров тоже посмотрел.
Муравьева пожала плечами и сказала:
-Я пока бежала - помнила, а потом вы на меня свалились, как сумасшедшие, и я все забыла, чего я бежала, куда я бежала и почему я бежала. И теперь я вам ничего не скажу.
С этими словами Муравьева встала, отряхнулась и пошла обратно в музей. Красиво и с достоинством, как участница конкурса красоты среди экскурсоводш.
-Ну вот, теперь уж точно не узнаем, - огорченно махнул рукой Шуров.
А вечером за чашкой чая с малиной Шуров и Царевна-Ёжик долго молчали, а потом Шуров сказал:
-Все. Я знаю, почему на Муравьевой лица не было. Она его просто в музее забыла, а нам сказать не хотела, потому что ее Тигров мог запросто арестовать. Без лица никак нельзя. Надо ей сказать, чтобы больше нигде лицо не оставляла. Это же лицо, а не губная помада или щипчики!
ВЕТЕР
В среду после дождя Царевна-Ёжик пошла в горы собирать шалфей. Это страшно полезное растение с желтыми цветами. Оно растет очень высоко, там, где даже чайки не гуляют.
Царевна-Ёжик нарвала целый пучок и села на вершине помечтать. Она мечтала, как будет вечером пить чай с цветками шалфея, как она будет аккуратно вынимать цветки из кружки и отжимать ложкой, чтоб ни одной драгоценной капельки не пропало.
Она сидела и думала: как странно мы, ёжики, устроены! Придумали букеты в кипяток засовывать вниз головой, а потом пить вкусный чай и мурлыкать от удовольствия.
Так Царевна-Ёжик долго сидела и мечтала, и вдруг прилетел ветер. Очень красивый. Он уселся рядом с Царевной-Ёжик и принялся чистить перышки и расчесывать серебряные кудри. Он был такой красивый и гордый, что даже не глянул на Царевну-Ёжик ни одним глазком.
Царевна-Ёжик не дышала. Она боялась шевельнуться. Она никогда еще в жизни не видела ветер.
Наконец ветер расчесался, почистился, взлетел и, свистнув как паровоз, умчался в небо.
Царевна-Ёжик долго не могла оторвать взгляд от красивого серебристого следа, который оставил в небе быстрый молодой ветер. Потом она глянула на то место, где он только что сидел и увидела шляпу с бубенцами. Она хотела крикнуть: "Господин ветер, ваша шляпа!" Но того уже и серебристый след простыл.
Царевна-Ёжик залезла в шляпу посмотреть и понюхать, но вдруг шляпа сама собой поднялась в воздух и полетела. Вместе с Царевной. Царевна-Ёжик вначале испугалась, но шляпа летела ровно и не очень как-то раскачивалась, совсем и не страшно.
Тогда Царевна-Ёжик подумала: "Классно, теперь у меня есть шляпа-самолет. Вот Шуров удивится!" Только она это подумала, как увидела Шурова. Он летел с базара с полными сумками в руках, потный, несчастный и громко сопел.
-Привет, Царевна, - сказал он, пыхтя и отдуваясь, - куда летишь?
И только он это сказал, как до него дошло, что Царевна-Ёжик летит без его помощи - самостоятельно. А когда до него дошло, он чуть сумки из рук не выпустил. И очень хорошо, что он этого не сделал, а то бы на деревню Ворошиловку выпал дождь из кабачков, помидоров и картошки. Пришлось бы деревне какую-нибудь легенду придумывать и детям с внуками передавать из уст в уста.
Царевна-Ёжик налету все Шурову рассказала, а дальше они полетели вместе: Шуров махал крыльями что есть силы, а Царевна-Ёжик летела на прицепе - она сидела в шляпе и держалась руками за сумку с овощами. Только бубенцы мелодично звенели. Едва-едва. Как будто стадо коров с пастбища домой возвращалось.
Так они и прилетели во дворец, как коровы. Наварили еды, поели вкусно, попили чай с цветками шалфея. Чай от цветков мягким стал и ароматным, как лес. Вот они лесу мокрого и попили, а шляпу пока поместили в музей, где уже хранилось два экспоната - хрустальная пуговица, которую Кузя нашел в траве и перышко из крыла Шурова. Шуров вообще-то стеснялся и не хотел перышко в музей давать, но Царевна-Ёжик настояла.
-Пусть будет, - сказала она и подписала: "Перо Шурова".
-Потом еще у гуся возьмем и у индюка, - добавила Царевна-Ёжик, - получится целая коллекция пёров. Тут она поняла, что ошиблась и слово неправильно выговорила и ну хохотать.
БРАТЬЯ-УЛИТКИ
Как-то вечером ко дворцу пришли странники братья-улитки и попросились переночевать. Царевна-Ёжик им открыла, мол, милости просим. К утру братья-улитки дошли до кровати, к обеду забрались в кровать и сладко уснули. Немного поспали и дальше пошли, но заблудились и, проплутав неделю по гостиной, вернулись на девятый день в кровать, забрались к вечеру на подушки и в изнеможении опять уснули.
Царевна-Ёжик про них уже и забыла, а когда их в кровати нашла, то очень удивилась.
-Я думала, что они переночевали и давно ушли, - сказала она шепотом Шурову, - а они все еще здесь.
Братья-улитки тихонько храпели и шевелили во сне чуткими рожками.
-Давай разрешим им жить во дворце, - сказал Шуров, - жалко старичков.
Братья-улитки проснулись и долго отказывались во дворце оставаться, говоря, что они потомственные странники и что им надо еще полмира обойти. А когда Царевна-Ёжик сказала, что они с таким же успехом могут обойти полдворца да еще и полдвора с крыльцом впридачу, братья-улитки долго совещались рожками и согласились и с тех пор стали жить и странствовать во дворце. Поели сначала виноградных листьев, еще чуток поспали, а потом стали странствовать как сумасшедшие.
БЕЛКА
Неподалеку от Царевны-Ёжик в собственном доме жил толстый перекормленный белка по имени Белка. Белка целый день чего-нибудь жевал. Он был такой прожорливый, что Царевна-Ёжик даже белье во дворе не вывешивала сушиться. Белка запросто мог и белье слопать.
Еще он любил смотреть на себя в зеркало. Мог целый час собой любоваться, как тюльпан. Или даже три часа. И всякие позы принимал, словно культурист и мастер бодибилдинга. А еще он сделал себе на груди татуировку: орел, несущий в когтях слона. Это Белка сделал, чтобы все его боялись и для красоты.
Зато Белка был хорошим фотографом. У него было два фотоаппарата. Один - настоящий. Он им себя фотографировал в зеркале. А второй - шуточный. Когда на кнопку нажимаешь, он язык высовывает.
Шуров про это отлично знал, потому что однажды попросил Белку сфоткать его с Царевной-Ёжик напамять, и Белка долго их выстраивал, прицеливался, улыбаться заставлял, а потом вдруг как щелкнул! Фотоаппарат - раз - и язык высунул.
-Ну и не надо, подумаешь, - обиделся Шуров и на следующий день полетел с Царевной-Ёжик в город, и они сфотографировались в парке возле плюшевого Кинг-Конга, а потом Царевна-Ёжик сфотографировалась еще с обезьяной, а Шуров - на мотоцикле в капитанской фуражке.
Шуров выстругал рамки, вставил туда фотки и повесил их на стену в кабинете, над компьютером. Так повесил, чтобы Белке толстому было видно их через окошко. Специально. Пусть не думает о себе, что он один такой великий фотограф. Пусть грызет свои сдобные батоны и не воображает.
СЛУЧАЙ С ВОРОНОЙ
Позавчера Шуров, гуляя по тропинке, встретил ворону. Вчера опять встретил ту же самую ворону, и сегодня встретил ее же. Три дня подряд встречать одну и ту же ворону - это было большой редкостью, и Шуров решил подойти и познакомиться.
-Извините за беспокойство, - сказал Шуров с вежливой улыбкой, - мы с вами встречаемся на тропинке уже три дня подряд, и я решил познакомиться.
-Первый раз вас вижу, - ответила ворона, - в глаза вас не видала.
-Я понимаю, уважаемая ворона, что вы можете быть не в настроении, но уверяю вас, у меня прекрасная зрительная память, и я не мог ошибиться. Извините великодушно, но мы встречались с вами на этой самой тропинке три дня подряд: позавчера, вчера и сегодня, то есть сейчас.
-Молодой человек, - проскрипела ворона, - повторяю для тугодумов, я вас первый раз вижу.
-Ну, в таком случае, либо у меня склероз, либо...
-Либо что? - возмутилась ворона и вскинула в негодовании брови.
-Либо ничего, - Шуров обиженно поклонился и даже шаркнул ножкой, и гордо ушел, но по дороге домой он еще дважды встретил эту же самую ворону, однако останавливаться не стал. Проходя мимо нее, он старательно смотрел в небо, как будто его чрезвычайно интересовала жизнь облаков и абсолютно не интересовала жизнь встречных ворон.
О чем можно говорить с птицей, если она не признает очевидного и не желает здороваться с вежливым крылатым человеком.
Через два дня Царевна-Ёжик устроила вечеринку в честь первого летнего дня, на которую пригласила друзей и знакомых. Экскурсоводша Муравьева попросила разрешения привести своих новых подружек.
-Они очаровашки, - прощебетала она Царевне-Ёжик все ее маленькие ушки, - вот увидишь.
Царевна милостиво разрешила, и вечером Муравьева пришла с тремя воронами-близняшками, похожими друг на дружку, как три китайца. И в каждой из сестер Шуров узнал ту самую ворону, которую три дня подряд встречал на тропинке. Боже мой! Тут Шуров все понял: он всякий раз встречал другую ворону, принимая ее за одну и ту же! И поэтому ворона, с которой Шуров пытался знакомиться и кокетничать, была права - она его и в глаза не видела.
Шурову стало так стыдно за свою бестактность, что он чуть не умер с балкона. Правда, все его бросились ловить и успокаивать. Даже вороны, даже братья-улитки, которые как раз нечаянно окончили восхождение по ножке стола. Они успокаивали Шурова рожками и говорили:
-Не огорчайся, братец, нас тоже всегда принимают за слизняков. И ничего! Ползаем! Уж сколько лет ползаем.
И они сердито погрозили при этом кому-то на потолке кулаком.
Но Шуров все-равно всю вечеринку проходил грустный и прятал глаза в воротник рубахи. Так прятал, что даже ресницы натер. А потом от огорчения незаметно как-то слопал целое блюдо помидоров.
ШУРОВ-ВЕГЕТАРИАНЕЦ
Царевна-Ёжик никогда не ела мяса. Даже червяков. И Шуров тоже решил отказаться от мяса и превратиться в вегетарианца. И на следующее утро он стал вегетарианцем. Вечером поел еще мяса, на прощание, а утром все, - до свидания! Отныне только овощи и фрукты!
Царевна-Ёжик его похвалила, а Шуров, по правде говоря, три дня ходил еще сам не свой. Сначала привыкал к тому, что теперь он уже вегетарианец, а не хищник мясоедый, а потом подумал: ой-ё-ёй, это ведь я и вправду был хищник, это ведь я и вправду кушал братьев моих меньших, как гиена какая-то ночная. И ему стало не по себе.
Шуров решил повиниться. Потому что даже если ты решил отказаться от мяса, но не повинился, ты настоящим вегетарианцем не считаешься. Это и братья-улитки подтвердили, которые, по их рассказам, тоже в молодости были ужасными хищниками и даже на кабанов нападали. Из засады.
На четвертый день Шуров поел с братьями-улитками капусты и, ничего не сказав Царевне-Ёжик, полетел на пастбище. Там он приземлился, собрался с духом и направился к стаду коров.
Коровы жевали траву и выглядели очень задумчиво.
Шуров подошел к ближней корове и сказал:
-Здравствуйте, корова. Раньше я был хищником, признаюсь, и ел мясо. А теперь мы с вами брат и сестра. Мы теперь с вами одного пищеварения. Теперь я вас никогда не съем.
-Это тот, кто ест только растительность, а животных не ест.
-Тогда ты корова, - сказала вдруг корова и отвернулась.
Шуров подумал, что в каком-то смысле это правда, но сказал:
-Нет, я не корова, ведь я не умею давать молоко.
-Тогда ты недойная корова, - подумав, сказала корова.
Шуров подумал: "Какая умная и необычайная корова" и сказал:
-Но ведь у меня нет рогов, копыт и хвоста!
-Тогда ты безрогая, безкопытная, бесхвостая и недойная корова, - сказала корова. И добавила: у нас в стаде таких бесполезных коров еще не было. Надо показать тебя ветеринару Салазкину, пусть даст тебе таблеток. И добавила:
-А мычать ты хоть умеешь?
Шуров хотел замычать, но постеснялся и только отрицательно покачал головой.
Корова вздохнула и окончательно от него отвернулась. Как от бесполезной колючки.
Шуров прилетел домой, очень серьезный, и весь вечер рассматривал книги по зоологии. Он так внимательно их рассматривал, что даже не заметил, как Белка корчил ему в окошко обидные рожи.
Потом Шуров пошел к Царевне-Ёжик, которая вышивала на шелке зеленых гусей среди цветов и сказал:
-Царевна-Ёжик, правда, я не корова?
-Конечно ты не корова, - сказала Царевна, - сам подумай, где это видано, чтобы коровы брились и летали на базар за картошкой!
Шуров обрадовался, пошел в сад и нарвал в шляпу земляники. Он весь вечер угощал всех земляникой и приговаривал:
-Свежая земляничка. Вкусная. И абсолютно вегетарианская - ни капли мяса!
СЛУЧАЙ С ОЛЕНЕМ
Как-то утром во дворец пришел раненый Олень и всех разбудил. Выяснилось, что какой-то пьяница поранил ему ногу.
Оленя перевязали и уложили в постель, а Шурова послали за милиционером.
Участковый Тигров допросил Оленя и составил протокол. Он написал: "Осмотр места происшествия: Олень лежит в кровати. Рога коричневого цвета. Нос сухой, с температурой. Справа, на табуретке - Царевна-Ёжик. Слева - Шуров. Крылья сложены на спине".
Милиционер Тигров подумал еще немного и дописал: "Раненой ноги не видно. Она - под одеялом. Осмотр произвел участковый Тигров".
Тигров ушел, очень серьезный. А Шуров полетел в музей.
Он рассказал экскурсоводше Муравьевой про Оленя и попросил на пару дней отпустить пожить к ним Нестреляйку. На всякий случай. Муравьева согласилась, хоть ручной пулемет работал теперь экспонатом в зале партизанской славы. Он стоял в землянке и целился в фашистов, когда его туристы разглядывали. А когда туристы уходили - писал стихи и тихонько выл на люстру.
Муравьева надела Нестреляйке намордник, чтобы его дети не боялись, и Тигров нечаянно не оштрафовал за гуляние в людном месте без намордника.
Шуров полетел во дворец, а ручной пулемет бежал за ним по улице и все время задирал голову в наморднике, чтобы не упустить Шурова из виду и не потеряться.
Когда они добрались, около постели уже стояла медсестра Глаша - большая как холодильник, с красными щеками и очень добрая. Она выписала рецепт против ноги, и братья-улитки сказали, что они быстренько сгоняют в аптеку, но Царевна-Ёжик сказала, что пока они быстренько сгоняют, у Оленя уже десять раз заражение крови начнется. Она забрала у братьев рецепт, и сама пошла в аптеку.
Все очень волновались за Оленя. Даже Белка. Он тоже пришел и от волнения ел все подряд. Съел даже упаковку ваты и горчичники.
Все переживали, чтобы у Оленя не было воспаления и чтобы пьяница не пришел. С ручного пулемета даже сняли намордник и поставили во дворе, у входа, охранять. Нестреляйка был этому страшно рад и все время вилял хвостом и лакал воду из миски.
Наконец, пришел Тигров и сказал, что пьяницу арестовали и можно не волноваться.
-А ты смотри, не кусайся, - строго погрозил он пальцем ручному пулемету.
Нестреляйка завилял хвостом еще сильнее, привстал на задние колеса и лизнул милиционера в палец.
Участковый Тигров смутился, отдал Глаше честь и ушел.
Через два дня Олень совсем выздоровел и засобирался домой. А на прощание подарил Царевне-Ёжик свои рога. Для музея. Он написал на бумажке: "Музею Царевны-Ёжик в подарок за теплое отношение к животному, раненому пьяницей. Целую. Ваш Олень".
Все окончилось благополучно. Только Белка потом целый день пил воду из крана, потому что у него в животе от горчичников сильная жажда началась. Как будто он селедки и соленых огурцов объелся на свадьбе.
ЗУБ МУДРОСТИ
У Шурова разболелся зуб, и Царевна-Ёжик отвела его в поликлинику. Там медсестра Глаша сделала ему острый укол и посадила в очередь.
Шуров сел около слона по фамилии Ковальчук и стал ждать, когда щека замерзнет, и зуб болеть перестанет.
Слон Ковальчук очень боялся стоматолога, потому что сколько в пациенте веса, столько и страха. Он сильно дрожал. Так сильно, что от него дрожала вся очередь, и Шуров тоже трясся, как пудель. И казалось, что вся очередь боится стоматолога, как будто тот не врач, а волк.
Тут вышел стоматолог и сказал:
-Следующий.
Следующим в очереди был слон Ковальчук, но он вообще перепугался до смерти и начал тыкать пальцем в Шурова.
-Заходите, - сказал стоматолог Шурову.
Стоматолог был невысокого роста и очень волосатый. Он подписывался всегда "врач Дергачев", хотя настоящая фамилия его была Коцупатрый.
Он посадил Шурова в кресло, попросил его открыть рот, немного покопался во рту у Шурова щипчиками, попросил сплюнуть и строго сказал:
-Два часа ничего не есть и никакой водой не полоскать. Следующий.
Шуров ничего не понял и спросил:
-А как же мой зуб?
От наркоза губы его не шевелились и у Шурова вышло:
-А аг гэ ой уп?
-Вот ваш зуб, - сказал стоматолог Дергачев-Коцупатрый, который хорошо понимал беззубых и замороженных, что бы они ни говорили. Он показал Шурову его зуб с черной дыркой посередине и сказал:
-Зуб мудрости.
Шуров спрятал зуб в карман и полетел домой со скоростью молодого воробья, счастливый, что все так быстро и удачно закончилось и теперь в его рту уже нечему больше болеть.
-Все, - сказал Шуров Царевне-Ёжик, - нет у меня больше мудрости. Ни на зуб. Всю мудрость мне доктор Дергачев-Коцупатрый изо рта щипчиками выдрал.
Шуров хотел показать Царевне зуб, полез в карман, но там зуба не было.
-Ах ты, а где же мой зуб? - спросил растерянно Шуров, - вот тут вот, в кармане лежал.
Он на четвереньках стал лазить по ковру и искать свой зуб в каждой ковровой завитушке.
А Царевна-Ёжик давай хохотать. А потом сквозь слезы сказала:
-Ну точно ты глупый стал! Зачем тебе зуб, который уже вырвали?
-Пригодился бы, - сказал смущеный Шуров, - хоть бы и для музея, например.
ПРО ТАБЛЕТКИ
На следующий день Шуров летел в библиотеку и увидел около бочки с квасом слона Ковальчука. Продавщица открыла ему люк, и слон Ковальчук засунул туда хобот и пил квас прямо из бочки.
Шуров спланировал к бочке и стал болтать со слоном о том, о сем.