Салун на Диком Западе,
Тапёр уныло тяпает
Клавиатуру пианино,
Дребезжит руина.

Себе фальшиво подпевает,
Порою в такт не попадает,
Голос тихий, но противный,
Мотив тоскливый, заунывный.

Консерваторий не кончал,
Тапером лишь случайно стал,
Нет слуха и не знает нот,
А песню лишь одну поёт.

Несколько ковбоев,
И шахтеров из забоя
За выпивкой и картами
Ругаются азартно.

Нервы на пределе,
Сдерживаются еле,
Тапёр единственный мотив
Бренчит, всех очень утомив.

Наконец, один ковбой
Кольт выхватывает свой,
Сразив тапёра наповал,
Карту из прикупа забрал,

С неё пошёл, швырнув на стол
Пока ещё дымился ствол.
Для тапёра  в миг единый
Песня стала лебединой.

На звук выстрела шериф,
Смит и Вессон обнажив,
Стволом на надпись указал,
Пианист под ней лежал:

"Не стреляйте в пианиста
Он играет как умеет,
Кто застрелит пианиста,
Очень горько пожалеет".

"Сорри", - говорит ковбой,
Слегка повысив голос свой, -
"Я учился не читать,
На ранчо скот перегонять,

Песня до чёрта надоела,
Он пулю получил за дело'.
Оправданий не признали
И ковбоя линчевали.

В салуне новый пианист,
Такой же аховый артист.
Одну лишь песню знает,
С утра до вечера играет,

Слова утратили свой смысл,
Остался звук, исчезла мысль,
Они истёрлись, потускнели,
До смерти всем осточертели.

Это беда, если тапёр
Хороший текст до дыр затёр,
Он лучше бы вообще молчал,
Зато талантливо играл.

Тот же обшарпанный салун,
Табачный дым и дребезг струн,
Бренчит руина пианино,
Безотрадная картина.