С одной стороны сделали "Пиццерию", с другой большой "Магазин электроники", дальше бар "Бессарабские вина", напротив ресторан "Открытие" открыли, за ним новый супермаркет - "Шум дождя". Книготорговлю бабушки новый строй зажал у старой аптеки на проспекте, который носит имя дважды героя труда, конструктора ракетных двигателей и мотопилы "Дружба" академика Глушко. Большой бюст на высоком постаменте в самом начале широкой улицы всегда ухожен. Прежний бюст коммунистического борца, в честь которого была названа построенная улица, находился в сквере, за средним дорожным кольцом проспекта; усечённую скульптуру сломали из-за ненависти к прошлому строю. На том месте американскую столовую построили.
Падение людей начинается с падения памятников.
На отливах длинных и высоких окон под надписью "36,6 градусов": на ящиках, картонных коробках, прямо на застланной земле - уйма всяких книг выложено. Тут старенькая женщина продаёт старые книги, раскладывать и увозить тележками книжный товар с асфальта помогает внучка, - рыжая девушка лет двадцати, похожая внешне на свою бабушку, если конечно, не замечать её частую неряшливость. По усталому выражению видно, что привыкла не иметь занятие без принуждения, носит испорченную мечту. Кажется, кроме бабушкиной платы, у неё нет другого дохода.
- Бабушка! Я ещё не пила своё коффье...
Бабушка даёт ей на кофе, и она уходит в пиццерию. Иногда вскакивает, пытается приторговывать, - а не знает содержание ни одного стиха. Говорит и растягивает запорошенную речь, - как будто морозная осень забралась в словах.
Все книги совершенно сохранившиеся, только государство, которое издавало эти книги, не сохранилось, пропало навсегда. Бабушка, тому пропавшему государству родня. Никто не убедит её, что может быть лучшее время чем, время в котором она влюблялась. Знает все советские книжные произведения которыми увлекался коммунистический строй, даже сверхсовременные телефоны не докажут, что произведения те не вечные. На витринном окне она приклеивает список собрания сочинений классиков, список в два листа, изданий не меньше полсотни. Стопки этих отобранных томов не вывозит из квартиры, они у неё в коридоре сложены, цены указаны небольшие, желающим купить даёт номер своего дома, адрес по-старому пишет: - проспект Димитрова.
Много людей проходит мимо, не многие останавливаются, кому нужна переплетённая бумага, - она хлеб и водку не подаст; без книг можно бумажные деньги накопить. Бабушка деньги не копит, продаёт книги и тут же покупает другие. Их приносят в мешках, в чемоданах, в кульках, - много молодых людей, которым прежняя печать мешает иметь удовольствие. Внуки тех. кто владел классическими томами, избавляются от предыдущих предпочтений. Сдают книги по равнозначной стоимости принесенного веса, - сопоставления несут условное содержание. Продавщица напечатанного ума имеет подобающий оборот, превосходно разбирается в состоянии выраженного расчёта; перечитала всех авторов, которые желали признаться в уважении к людям, потому берёт умеренную плату. Есть у неё и цветастые переплёты мягких издания, их можно десятками в одной ладони удерживать, цена увлечения - копейка. Убийство людей, - самое доходное открытие западающей литературы. По страницам беспрерывно бегают сыщики и преступники, - придумываются увлекательные приключения исключительно для глупости людей и личной выгоды. Новые пишущие граждане и гражданки бывшего союзного строя, - удачной выгоде подражают, - зачеркнули всех предыдущих писателей. Книгопродавщица лощёные корки выбраковывает, уценённые мысли мешают успеху. Она уважает вдумчиво читающих людей, бывает, всмотрится в иного книголюба, - своим читателем назовет, а он приобретённые книги и вовсе не читает.
Книги попадаются такие что, после прочитанной одной страницы корки навсегда закрываются. Иногда приходится прилагать усилия, чтобы до конца перелистать все страницы. Другие произведения легко чтению даются. Есть содержательные, их можно много раз перечитывать. Но самая хорошая та книга, без которой невозможно прожить, - именно её охота приобрести.
Бабушка улыбается всем, кто носит целостное понимание неподражаемому слову; всегда чистые мысли держит для воодушевлённых книгочеев. Всех кто приобретает полное собрание сочинений, с порога своей квартиры убаюкивает напутствиями, - говорит, что читать хорошо, а владеть книгами которые читаешь, - совершенное богатство.
Частый, самый давний тут гость, - Верстальщик. Когда проезжает мимо, всегда останавливается показывать улыбку хозяйке, и обложкам, обязательно покупает хоть одну книгу. Возмущает необыкновенная дешевизна бесценных творений. У него "Мёртвые души" и "Тарас Бульба",- в две стопки сложены. Цена - два рубля.
Зовут бабушку: Тамара Ивановна Булгакова, Верстальщик с молодых издательских времён знаком её правками, приходит сюда, чтобы вернуть время, в котором печатались только проверенные тексты. Бывшие корректорские годы Тамары Ивановны помнят плюгавого юношу, когда-то влюбившегося в замужнюю женщину. Недаром ей беспрерывно нравится запах типографской краски. Верстальщик тоже не забывает типографию, литературу слабо знает, потому всегда советуется с хозяйкой книг, если хочет чего-то интересного почитать, расспрашивает об авторах романов.
Она даёт преимущество русской классике, современных писателей тоже ценит. Говорит, что "Назначенные Стокгольмские лауреаты" давно забыты, недаром Толстой прогнал комитет, который премию пришёл ему вручить. Отобранного в "Назначенные" - поэта Бродского всем советует, он обрызганные Никитой четыре "совести народа", - заячьим навозом назвал. Сказал, уставшим от серебряных клинков и золотых пуль американцам, что если они вздумают перевести Платонова, - это будет конец их литературы. Человек знал, кого следует читать!
Верстальщик тут же схватил сборник его стихотворений.
Бабушка Тамара Булгакова, излагает молодёжи кучу несопоставимых устремлений, говорит, что пора в русской литературе Сталинскую премию возобновить, - семьдесят лет уже прошло, скоро последние награждённые умрут. Как мы будем жить без Сталинской премии? Она никак не определится: лучше кого-то назвать первым Сталинским лауреатом нового культурного времени, или 1707-го продолжить по счёту, наградить с перерывом в 70 лет. Именно это и удивительно! Она совершенно недолюбливает бывшего Вождя, не довольна свирепыми верховными указами, - он советским солдатам, потерявшим свои семьи, запрещал мстить за родных. Её отца расстреляли в Германии, - трибунал прервал его слёзы и личную победу. Не смог герой до конца рассчитаться: за её сиротство, за погибшую мать, за убитых бомбой братьев и сестёр; одна из большой семьи выжила. Без радости росла в детдоме.
Давно установлено мирными людьми: гражданское население не отвечает за преступления своих военных. Зачем тогда Красные генералы камни западных городов берегли, солдат посылали без артиллерии здания штурмовать, многих могли упреждёнными авиа-ударами защитить; теперь те освобождённые города, скупятся малыми камушками могилы погибших укрыть. Она говорит и слёзы глотает, плачет об безмогильном отце, которого плохо помнит, обо всех четырёх тысячах красноармейцев расстрелянных фронтовыми трибуналами горюет. Четыре года несли солдаты победу, а им не дали видеть мир, не простили месть молодой обиды.
Молодые поэты часто приходят читать бабушке свою выдающуюся поэзию, написанную на мятых листочках, ищут в её глазах отражение высокой глубины, она выслушивает, а затем дарит им стихи Пушкина и Некрасова, жалеет бедных, они мечтают продать свои творения Киркорову или Иво Бобулу, - таланты доход хотят иметь. Оказывается при сталинизме, десятки толстых литжурналов боролись за каждый тетраметр, не хватало изданиям рукописных строчек, что бы заполнить все печатные листы. Она сама корректором работала в "Юности", - знает серебряный век, многих известных поэтов лично видела. Журналы редактировали знаменитые: Твардовский, Симонов, Тихонов, другие славные писатели. Все начинающие поэты печатали своё зазнайство, ещё и обязательный гонорар получали. Нынешние правители пятью копейками взялись укреплять народную литературу. Только птенцам Даллеса выделяются ублажения, опасаются властители, - критических заметок, боятся тех, что оскорблениям людей придают вид народного желания. Правители тьмы, увлечённо их откармливают; а сами слабы для больших мыслей. Власть: напугана распухшим кланом, не разбирается в литературе, дрожит от предстоящих сопоставлений, боится молодёжного волнения, заигрывает с притяжениями чужих слов. Хвастается спортсменами и музыкантами - теми, кто доход приносит. Старая женщина..., - время от неё убежало, а книги остались.
Верстальщик отошёл, не понимает ненужные рассуждения, из любопытства взял в руки современный роман "Прошедшие войны". Бабушка сразу одобрила выбор, хотя не собиралась давать предпочтения войне. Тут же посоветовала "Седой Кавказ" почитать. Чечню стала хвалить, - там писателям дали самое красивое здание Грозного. В республике, как и прежде, всех без исключения литераторов издают. Каждому почётную плату назначают за напечатанное произведение. Стипендии выдают.
Всё, что говорит осведомлённая бабушка про стипендии, книжники - студенты ловят с озабоченным видом, вдруг что-то такое им сообразят. Они даже убеждены, что бабуля родная сестра писателя Булгакова, забываются от очарования к стареньким глазам, - точно такие же как у Михаила Афанасьевича, слёзно искренне смотрят. Бабушка слышала, что когда привязанный литературными надсмотрщиками к голодному колу, писатель позвонил начитанному Вождю, тот сразу всех латунских убрал.из литературы. Булгаков после того звонка в ресторанах стал засиживаться, каждую неделю свои спектакли смотрел. Да:
Скучно жить в стране, где сторонятся пытливого человека.
Иногда Тамара Ивановна входила в горячий спор с ни совсем просвещённым Верстальщиком.
Оказывается все нынешние, продвинутые распорядители жизни, это дети прежде отмеченных соцдеятелей, - не в состоянии из наследства порочного выйти. Захватили всё вещающее пространство, забили себе места на сто лет, сидят в студиях и кабинетах, талантливых не подпускают, пытаются мировоззрение людей скомкать, - удерживают совершенную убогость, водят страну по кругу духовной нищеты. Уязвлённое общество приучают к порокам. Что властные, что буржуины, одно хитрое сословие. Слабы в делах, а говорят напыщенные речи, глумление над вечным - выдают за вызов времени. Вылупившиеся в одном гнезде птенцы, царапают крылья когтями, а не в состоянии извлечь перо истины. Иногда бабушка устаёт от рассуждении.
- Пора новое Учение вводить, - сказал на это Верстальщик, - планета тоже устала от порченых управленцев, правда одна, а рассуждения точатся без конца. Многие хотят сказать что-то важное, не у всех получается, не хватает народу - духа нужного. Растерявшиеся - выдвигают недостойных. - Бывший оформитель страниц пытается сосредоточиться, не может вспомнить: при социализме, каких людей было больше? Ведь всегда находятся безликие, которые гордятся усталыми воображениями; свои плохие мысли выдают за хорошие побуждения, всем прививают привычку без выборного содержания.
Кажется, ничего хорошего не дождёшься от этих крутящихся по пустоте, говорят слова тяжёлые, хотят, чтобы их считали единственными в мире. Не лучше ли держаться верной стороны. Некий престарелый человек из глухого леса не знает: ни буквы, ни школу, но никогда не услышишь от него, ни одной ненужной мысли. Бывает, кто-то устремится порхнуть, и сразу падает. Может потом исправится человек, а как же, каждый может ошибаться. Но...
Не дай бог, чтобы твои ошибки исправляли глупые люди!
Иногда, долгое время, не охота смотреть на успехи человечества, - население планеты потеряло земную широту, всем стали неинтересны хорошие мысли, совестливые души заблудились в своей печали, принялись думать узко; ищешь радостных, а их нет. Управляют Землёй скучные люди.
...Издалека видно, что книг мало осталось, бабушки нет, внучка сидит на отливе, у неё выражение бессилия, - семечки лущит, ей кажется, что состояние бездельной усталости самое хорошее чувство для тела. За окном ёжится аптечная чистота обычной температуры.
- Где те, что были?
После дымного выдоха, подумала, сказала белому свету:
- Их уже нет!.. И бабушки тоже больше нет.
Рядом лежит белая бездомная собака, лижет лапу, ждёт, когда кто-то уронит остаток надоевшей еды. Одни маломерные мягкие обложки завеяны пылью, других книг не обнаружить. Тамара Ивановна почила а, кажется, всегда должна тут быть. Нельзя уже купить разумную книгу, выбор отсутствует. Покупателей нет, будто пропали все, с трудом девочка на кофе наторговывает, - нет покупателей. Товар убывает, не за что, новый подобрать. Да пропади пропадом всё! Надоело! Курит внучка, на её испорченных красками волосах падают согбенные стекольные лучики. Падает пепел в шерсть собаке, забыла, какие бабушка предпочтения выкладывала.
Где-то в вышине над проспектом курлычет осенний птичий косяк, перелёт птиц самое красивое явление неба; с высоты, у аптеки "36,6 градусов", где когда-то было много книг - совершенно пусто, все остатки распроданы. Пустой вымытый асфальт держит скорбь. Уже ровно год как не стало бабушки.
Надо бы её помянуть!
А некому! ...И внучка где-то тоже пропала.
Скажи?! Разве это не печально!